Лабиринт (фильм)

Лабиринт
Labyrinth
Жанр	приключенческий фильм семейный фильм фэнтези мюзикл
Режиссёр	Джим Хенсон
Продюсер	Мартин Бэйкер Джордж Лукас
Автор сценария	Терри Джонс Дэннис Ли Джим Хенсон
В главных ролях	Дэвид Боуи Дженнифер Коннелли
Оператор	Алекс Томсон
Композитор	Дэвид Боуи, Тревор Джонс
Кинокомпания	Delph V Productions Henson Associates Lucasfilm TriStar Pictures
Длительность	101 мин
Бюджет	25 млн $
Сборы	12 729 917 $
Страна	Великобритания Великобритания США США
Год	1986
IMDb	ID 0091369
Выход фильма «Лабиринт» (оригинальное название — Labyrinth)

К:Фильмы 1986 года

«Лабиринт» (англ. Labyrinth) — фантастический фильм 1986 года американского режиссёра и автора «Маппет-шоу» Джима Хенсона по оригинальной идее Брайана Фроуда, спродюсированный Джорджем Лукасом. Одиннадцатая полнометражная картина Lucasfilm. Фильм рассказывает о юной девушке Саре (Дженнифер Коннелли), отправившейся в путешествие по странному миру-лабиринту, чтобы спасти своего брата от короля гоблинов Джарета (Дэвид Боуи). В сюжете явно прослеживается влияние таких известных сказок, как «Алиса в стране чудес» и «Волшебник страны Оз» («Волшебник Изумрудного города»).

Фильм, появившийся в год выпуска на киноэкранах двенадцати стран, был довольно холодно встречен критикой и провалился в прокате, но тем не менее пользовался популярностью и лёг в основу многих книг, комиксов, клипов и игр. (Последний из сиквелов, манга Return to Labyrinth, вышел в 2006 году; на данный момент напечатано два тома из запланированных четырёх.) В 1987 году фильм номинировался на ряд премий, однако не удостоился ни одной из них. Фильм «Лабиринт» — последний фильм режиссёра Джима Хенсона, умершего в 1990 году.

Действующие лица

• Са́ра Уи́льямс (Sarah Williams; Дженнифер Коннелли) — юная девочка, которая любит игрушки, косметику и волшебные сказки. Несмотря на свою юность, оказывается способна противостоять воле Джарета — короля гоблинов и пройти все испытания на своём пути.
• Джа́рет (Jareth; Дэвид Боуи) — король гоблинов, втайне влюблённый в Сару. Высокий блондин с хорошей осанкой, ходит со стеком и хрустальными шарами, с помощью которых творит свою магию. Умеет превращаться в белую сову.

Фигурка Джарета стоит на столе Сары, справа от зеркала, а на зеркале висит фотография её матери с Дэвидом Боуи.

Причёска актёра вошла в десятку лучших причёсок фильмов по версии The Contentenders, причём заняла в этом рейтинге 2-е место.

• То́би Уи́льямс (Toby Williams; Тоби Фроуд) — единокровный (родной по отцу) брат Сары. Примерно годовалый капризный ребёнок. Его мать — Ирэн Уильямс (мать Сары, первую жену её отца, звали Линда Уильямс (Linda Williams). Линда Уильямс в фильме видна только на фотографиях в комнате Сары).
• Ирэ́н Уи́льямс (Irene Williams; Шелли Томпсон) — мачеха Сары. В фильме её имя не называется; имя «получила» в 2006-м году, когда вышла манга «Возвращение в Лабиринт». Она крайне щепетильна, любит порядок, ругает Сару, которая огрызается на неё.
• Ро́берт Уи́льямс (Robert Williams; Кристофер Малькольм) — отец Сары и Тоби, муж Ирэн. Его имя известно из новеллы, в фильме особой роли не играет.
• Хогл (Hoggle; Шерри Вейзер, голос — Брайан Хенсон) — хромой трусливый гоблин-карлик, работающий на Джарета. Любит украшения. Джарет и, вначале, Сара неправильно произносят его имя.

В комнате Сары около книг есть игрушка-Хогл.

• Лю́до (Ludo; Роб Миллс, Рон Миллер, голос — Рон Мьюек) — застенчивое лохматое коричневое большое чудовище, однажды в диалоге называется «йети». Не очень хорошо говорит (в фильме всего несколько реплик: «У Людо есть друг», «У Людо есть брат», «Воняет», «Камни — друзья»). Выглядящая, как он, кукла сидит у Сары в комнате возле окна.
• Сэр Ди́димус (Sir Didymus; Дейв Гёльц, Дэвид Алан Барклай, голос — Дэвид Шогнесси) — небольшой, похожий на собаку или лисицу гоблин, охраняющий мост-выход из Болота Вечной Вони. Отважный рыцарь-забияка, ездит на трусливой пастушьей собаке Амбро́зиусе (Ambrosius; похож на пса Сары, Мерлина; в историях Мэри Стюарт о рыцарях короля Артура волшебника зовут Мерлин Амброзиус; озвучивает Перси Эдвардс), украшенной почти рыцарской попоной. Игрушка, выглядящая, как он, сидит у Сары на полке.
• Червя́к Ви́льям (William the Worm; голос — Карен Прелл, Тимоти Батесон) — маленький синий червяк-гоблин с ярким красным шарфом и тремя синими хохолками на голове, встретившийся Саре в Лабиринте. Живёт в стене первого прохода по Лабиринту.
• Мудрец (The Wiseman; голос — Фрэнк Оз, Майкл Хордерн) и его шляпа (The Wiseman’s Bird Hat; голос — Дейв Гёльц) — гоблин, который подсказывает Саре загадку о том, как ей пройти Лабиринт. Он спорит со своей собственной птицей-шляпой; особого значения эпизод в фильме не имеет, это лишь комическая врезка.
• Мусорщица (Карэн Прелл, голос Деннис Брайер) — гоблинша Агна, таскающая на себе всякий хлам, встречается Саре на помойке, на которой та оказывается после бала-миража.
• Гоблин-командующий (Уорик Дэвис) — относительно организованный гоблин с большими усами, организовавший по приказу Джарета битву в Городе Гоблинов.
• Четыре стража (голоса — Стив Витмир, Кевин Клаш, Энтони Эсбури, Дейв Гёльц) — красная и синяя двухголовые карты, встретившиеся Саре по дороге в Лабиринт.
• Дверные молотки (голоса — Роберт Биатти (правый) и Дейв Гёльц (левый)). Два дверных молотка с кольцами; у правого кольцо держится, вставленное в уши, поэтому он почти ничего не слышит, левый держит кольцо во рту, поэтому не может внятно говорить. Сара вынимает кольцо, чтобы узнать у него дорогу, а потом заставляет взять обратно, чтобы постучать в дверь.
• Банда Рыжих, Фе́йри (голоса — Кевин Клаш, Чарльз Авгинс, Денни Джонн-Джульс, Ричард Бодкин) — компания буйных красных гоблинов, танцующих, поющих, кидающихся частями собственного тела, которое легко разбирается и собирается обратно. Фейри в числе прочих гоблинов празднуют в конце фильма в комнате у Сары, у неё есть игрушка-фейри (с пуговицами вместо глаз).
• Хуму́нгус — огромный железный робот, охраняющий город гоблинов.
• Лишайник — желтоватое растение на ножках с глазами. Растёт на стенах Лабиринта, что-то бормочет.
• Камни-говоруны — камни, отёсанные так, чтобы быть похожими на человеческие лица, расположенные на правильных путях к центру Лабиринта и уверяющие, что путник идёт не по той дороге. Понимают, что врут, испытывают на этот счёт небольшие угрызения совести, но всё же рады делать свою работу.
• Руки помощи — синие гоблины, живущие на стенах как минимум над одним из Тупиков Забвения. Группируясь друг с другом, образуют подобия лиц, могут с помощью этого общаться.
• Кусающиеся феи (Натали Финланд) — маленькие агрессивные пикси. Впервые встречаются в начале Лабиринта, там, где с помощью аэрозоля их уничтожает Хогл.
• Прочие гоблины: переставляющий за Сарой плитки с пометками дороги гоблин, танцующие и сражающиеся гоблины, гоблины, укравшие Тоби, чистильщики (кстати, на стене комнаты Сары висит изображение механизма, похожего на их устройство). У каждого из них есть имя, которое можно узнать из книг Goblins of Labyrinth и The Goblin Companion: A field guide to goblins. Вот имена некоторых из них: Квикер, Люрк, Бакарбобс Карнобиссика, Бубл, Сквик, Пуг, Пилч, Фоддер, Понго, Скот, Боинг, Сник, Скуилл, Кандлевик, Зитци, Гиббергейст, Амам Ферругинус, Трисоп, Фролоу, Бек, Кол, Фаустус, Хортенц.
• Танцоры из Бального Зала (The Ballroom Dancers) — существа, которых Сара встречает внутри Шара в своём сне-дурмане. Выглядят, как люди, одетые на гротескном маскараде, и в то же время могут быть просто иллюзией, созданной Джаретом. Их личность на протяжении фильма так ни разу и не раскрывается, поэтому можно лишь предположить, что это либо гоблины (об этом свидетельствует тот факт, что они носят маски, похожие на гоблинов и ведут себя большей частью, как гоблины), изображающие людей, либо (исходя из финального диалога между Сарой и Джаретом) — те, кто, вступив в Лабиринт, в итоге приняли предложение Джарета и позволили ему ими управлять.

Сюжет

Сова-сипуха прилетает в городской парк, где наблюдает, как 15-летняя Сара Уильямс репетирует монолог из книги «Лабиринт», в которой молодая девушка, пройдя через множество опасностей, дошла до Города Гоблинов, чтобы потребовать у Короля Гоблинов вернуть ей ребёнка, которого он отнял у неё. Сара никак не может запомнить последнюю строчку монолога, после чего обнаруживает, что опаздывает домой.

Дома мачеха Сары, которую Сара не переносит, просит её посидеть с её младшим сводным братом Тоби, пока они с её отцом будут отсутствовать. Сара нехотя соглашается, но после ухода родителей обнаруживает, что кто-то забрал с полки с игрушками медвежонка Ланселота, положив его в комнату к Тоби, и злится. От этого Тоби начинает плакать, и Сара, чтобы успокоить его, начинает рассказывать младенцу сказку из той книги. В ней главная героиня тоже вынуждена нянчиться с нелюбимым сводным братом, которого она никак не может успокоить. Однако, Король Гоблинов, который влюбился в девушку, тайно даровал ей особую силу: если девушка произнесёт правильные слова, то гоблины заберут её брата. Выходя из комнаты и отчаявшись успокоить Тоби, Сара произносит эти слова, после чего ребёнок исчезает, а в окно врывается сипуха, которая превращается в Джарета — короля гоблинов. Сара пугается, просит вернуть брата. Джарет возражает, но затем переносит Сару на гору, откуда открывается вид на его королевство, которое опоясано большим Лабиринтом. Он сообщает Саре, что у неё есть 13 часов, чтобы дойти до замка, или же её брат превратится в гоблина, и оставляет девушку одну.

У стен Лабиринта Сара встречает карлика-гоблина Хогла, который после правильно заданного вопроса показывает Саре вход в Лабиринт. В Лабиринте Сара сначала долго идёт по длинному, кажущемуся бесконечным, тянущемуся в обе стороны коридору. Когда она впадает в отчаяние, она видит сидящего на стене червяка Вильяма. Сара спрашивает его: «Как мне пройти Лабиринт?», подразумевая «Как мне выйти к центру Лабиринта?». Червяк, согласно вопросу, показывает ей дорогу внутрь Лабиринта, но отговаривает идти налево. Когда она уходит вправо, он замечает: «Ведь так она сразу попала бы к замку». Тем временем, в Замке Гоблинов Тоби, окружённый гоблинами, плачет, но Джарет с помощью магического танца и песни успокаивает ребёнка.

Сара бродит по Лабиринту, пытается оставлять за собой пометки губной помадой, но маленький гоблин за её спиной всё время меняет направление стрелок, или вообще переворачивает плитки с метками. Кроме того, когда Сара останавливается, выясняется, что как минимум один из тупиков всё время перемещается. Напротив этого тупика она видит две двери со стражниками, похожими на игральные карты, красную и синюю. Одна из них всё время врёт, другая говорит правду; Сара решает классическую логическую загадку, так как одна из дверей ведёт к замку, а другая к гибели, но ошибается и, пройдя за дверь, падает куда-то вниз. По дороге вниз её ловят Руки Помощи. Они спрашивают её, хочет ли она вверх или вниз; Сара выбирает вниз, и оказывается где-то в темноте, в которой встречает Хогла. Он объясняет Саре, что она попала в один из Тупиков Забвения — место, откуда невозможно выбраться, но он знает дорогу и согласен вывести её к началу Лабиринта. Сара просит его вывести её к замку, а не к началу. В итоге Хогл соглашается, но, выйдя, они встречают Джарета. Джарет спрашивает Хогла, почему тот помогает Саре вместо того, чтобы вывести её к началу Лабиринта. Тот оправдывается, и Джарет грозит ему Болотом Вечной Вони. Король спрашивает Сару, как ей его Лабиринт; Сара, пытаясь утвердиться, отвечает, что — «пара пустяков». Тогда Джарет переводит часы на 3 часа вперёд, усложняя задачу, и вызывает систему с вращающимися ножами, круглую, как и коридор, без зазора между ножами и стеной, от которой Сара с Хоглом едва спасаются.

Хогл находит выход в один из садов Лабиринта. Они встречают гоблина-мудреца с птичьей шляпой и недолго беседуют с ним, при этом Сара в процессе разговора называет карлика другом. Впрочем, когда они, уйдя от мудреца (от которого так и не услышали ничего полезного), слышат рёв, Хогл трусливо убегает. Девушка встречает пойманное в ловушку большое лохматое чудовище, и с помощью мелких камушков спасает его. Чудовище немного умеет говорить, представляется как Людо. Вместе они доходят до двух дверей, на которых расположены дверные молотки-кольца. Один из них плохо слышит, другой — не может чётко говорить из-за кольца. Сара, узнав, за какую из дверей ей надо, проходит. Джарет наблюдает за Сарой через хрустальный шар и недовольно замечает, что она уже слишком далеко прошла. Глядя на Тоби, он сообщает, что назовёт его Джаретом, ведь у мальчика такие же, как у него, глаза.

Сара и Людо, пройдя за дверь, попадают в какое-то сырое и тёмное место, и Людо вдруг проваливается куда-то вниз. Сара кричит, просит помочь ей. Этот крик слышит Хогл, кидается помочь, но тут же сталкивается с Джаретом, который превращает хрустальный шар в персик и, опять пригрозив Болотом Вечной Вони (особенно если Сара поцелует Хогла), приказывает Хоглу заставить Сару его надкусить. Тем временем, Сара встречает дикую Банду Рыжих. Те веселятся и поют, но в итоге хотят, чтобы она так же, как и они, открутила себе что-нибудь. Сара спасается от них благодаря Хоглу; после поцелуя из благодарности они скатываются в подземный ход, ведущий к зловонному болоту, вонь от которого никогда не отмывается. Здесь же друзья находят Людо.

Они хотят выбраться, но на мосте, ведущем к выходу, их встречает сэр Дидимус. Он поклялся, что никто не пройдёт по мосту без его разрешения, и храбро сражается с Людо, несмотря на разницу в размерах. В итоге он восхищается соперником, Сара спрашивает разрешения, и он разрешает пройти по мосту. Более того, он сам отправляется к замку короля гоблинов, так как, по своему кодексу чести, обязан защитить девушку. Мост при проходе Сары через него рушится; Сара едва держится на свисающей сверху ветке. Выясняется, что Людо рёвом может призывать камни. Он поднимает камни из болота, и все проходят по ним, включая спасшуюся Сару. Хогл хочет выбросить персик в болото, но ему это не удаётся, и карлик всё-таки даёт его Саре. Та кусает и проваливается в сон, где видит себя на роскошном балу в окружении людей в гротескных масках. Среди них Джарет, с которым она танцует, но в какой-то момент видит часы, показывающие полночь. Она вспоминает что-то, отталкивает Джарета, подбегает к краю комнаты и видит большую зеркальную стену. Сара разбивает её, после чего сон-дурман рушится, и девушка приходит в себя на некой помойке, но с полной потерей памяти. Где-то недалеко от неё у костра сидит Хогл и корит себя за свой поступок.

Сара встречает Мусорщицу, которая отводит девушку в место, очень похожее на её комнату. Хотя она говорит Саре, что то, что она забыла — это её игрушки и прочие вещи, но Сара, в конечном итоге, всё вспоминает, после чего стены комнаты рушатся и Сара встречается с Людо, сэром Дидимусом и его псом Амброзиусом. Вместе друзья доходят до Города Гоблинов. Сара с товарищами проходят за ворота, за которыми на них нападает большой железный человек с топором — Хумунгус. Сверху на него прыгает Хогл, выбрасывает из Хумунгуса управляющего им гоблина, сам пытается что-то сделать, но ломает робота. Сара прощает Хогла. Осталось 12 минут; друзья входят в город. В это время гоблин-командующий докладывает обстановку Джарету, тот приказывает остановить их. Заперевшись в здании, герои обороняются от гоблинов до тех пор, пока Людо не призывает камни, которые помогают победить гоблинов. Сара входит в замок, но просит друзей остаться, так как она должна встретиться с Джаретом одна.

Она попадает в странную комнату, заполненную хитросплетёнными по всем поверхностям лестницами. На одной из лестниц сидит Тоби, на другой стоит Джарет. Пока Сара, бегая по бесчисленным лестницам, пытается добраться до брата (но он каждый раз меняет своё местоположение), Джарет, наблюдая за этим, поёт песню, в которой признаётся Саре в своих чувствах к ней (и в то же время обвиняет её в том, что она «перевернула его мир»). Наконец, Сара сталкивается с Джаретом один на один. Джарет напоминает ей, что всё, что он делал, он делал для неё (забрал ребёнка, когда это было ей нужно, остановил время). Он просит её остаться с ним и позволить ему управлять ею (тогда, по его словам, он станет её «рабом»). В ответ Сара начинает цитировать тот самый монолог, снова забывает финальную фразу, но всё же вспоминает её.

Лабиринт рушится, а Джарет обращается в сипуху и вылетает в окно гостиной, где Сара неожиданно появляется. Она удостоверяется, что Тоби спокойно спит в своей кроватке, и отдаёт ему медвежонка. Позже, сидя в своей комнате, она слышит, как вернулись родители. Глядя в зеркало на её столике, девушка видит Людо, сэра Дидимуса и Хогла, которые прощаются с ней. Сара говорит, что, хотя она не может этого понять, но ей хочется, чтобы они остались с ней; моментально её комната превращается в весёлую вечеринку, на которой присутствует множество гоблинов. С дерева из окна за ними наблюдает сипуха, которая затем улетает.

История

Премьера фильма состоялась 27 июня 1986 года.

Раннюю версию сценария написал участник Монти Пайтон Терри Джонс. Сама идея принадлежала Хенсону, написавшему новеллу-основу на 90 страниц, основным автором был Джонс (ранее они уже работали вместе над сценарием фильма «Эрик Викинг»). Хенсон и Джонс начали придумывать историю с проработки персонажей, основываясь на рисунках Брайана Фроуда. Придумав злобного Джарета — короля гоблинов, они решили, что это должен быть кто-то знаменитый, кто-то из рок-певцов: быть может, Майкл Джексон, Дэвид Боуи или Стинг. Опрос знакомых дал единогласный ответ, что это должен быть Боуи.

Кое-что от этого сценария сохранилось в фильме: например, отрывок, в котором Сара съедает отравленный персик.

В итоговом варианте сценария отказались от двух принципов Джонса: король гоблинов в его версии не пел, а зрители видели центр Лабиринта только тогда, когда Сара доходила до него; это задумывалось для того, чтобы королевство оставалось более загадочным. Кроме того, мусорщица по этому сценарию была лишь марионеткой, управляемой Джаретом, Сара в финале била Джарета, после чего он усыхал и превращался в маленького гоблина, а брата Сары звали Фредди (так как актёр-младенец не на своё имя не откликался, имя ему в итоге оставили настоящим).

В целом же сценарий писался Джимом Хенсоном в соавторстве с детским писателем Дэннисом Ли.

Боуи получил сценарий во время тура 1983 года, в США. Ему с самого начала понравилась идея, и он принимал активное участие в создании фильма, и как актёр, и как музыкант. В том числе он участвовал в жюри Открытого конкурса талантов, в рамках которого проходил кастинг на роль Сары. Изначально возрастной ценз на нём был 18-19 лет, но нужную кандидатуру выбрать никак не могли. Тогда планка была снижена на 2 года; по словам режиссёра, когда Дженнифер только вошла к жюри, стало ясно, что она — идеальная кандидатура на роль Сары. Кроме всего прочего, Дженнифер Коннелли оказалась поклонницей песен Боуи, которому она напоминала юную Элизабет Тейлор; они легко сработались.

Продюсировать фильм был приглашён на тот момент уже ставший известным после «Звёздных войн» Джордж Лукас.

Фильм провалился в прокате, собрав в США лишь 12 млн долларов при бюджете в 25 млн долларов, что не помешало ему стать культовым спустя годы.

Места съёмок

Весь Лабиринт был построен и снят на британской студии «Elstree Studios» в Хартфордшире. Вступительная сцена снималась на севере Лондона в лесопарке Хэмпстед-Хит. Последующие кадры, где Сара бежит под дождём по улицам, снимались в пригороде Нью-Йорка Аппер Нэйк. Сцены в доме Уильямсов тоже снимались в декорациях, а для сцен снаружи было построено лишь крыльцо.

Сцены

Помимо множества спецэффектов и первой в кино попытки реалистичной анимации, выполненной с помощью компьютерных спецэффектов, (сова в титрах) магия в фильме реализовывалась и «вживую». Например, без применения специальных операторских приёмов и визуальных эффектов снимались кадры фильма, в которых Джарет жонглирует шарами кристаллов. Просто ими жонглирует не Дэвид Боуи, а находящийся за его спиной профессионал Майкл Мошен. Причём Мошену для этого пришлось научиться жонглировать «вслепую».

Декорация лабиринта из лестниц, в который попадает Сара, придя в замок Джарета, была сделана по картине Эшера «Относительность». Эта картина висит в комнате героини. Сцены в этой декорации снимались с использованием специальных технических приспособлений и каскадёра, загримированного под Боуи, и именно этот эпизод из-за своей сложности был тщательнее всего проработан в раскадровках. Сцена, когда брошенный Джаретом хрустальный шар попадает в руки Тоби, смонтирована с помощью обратной съёмки.

Примечательна также сцена бала, фантазии-дурмана Сары. Это единственная массовая сцена фильма, в которой не присутствует ни единой куклы; при этом создатели фильма стремились показать, что все присутствующие персонажи на самом деле являются гоблинами, лишь играющими в людей; с этой целью были разработаны костюмы и маски. Для постановки хореографии была приглашена Шерил (Гейтс) МакФэдден (Gates McFadden). Сама Дженнифер ранее никогда не танцевала, поэтому ей пришлось брать уроки танцев; впрочем, по техническим причинам пространство было ограничено, и они с Боуи не смогли широко вальсировать.

Куклы

Значительную часть ролей в фильме сыграли куклы-марионетки или же куклы, управляемые людьми изнутри. Например, в съёмках сцены The «Dance Magic» участвовало 45 кукол, 53 кукловода (как одетых в костюмы гоблинов, так и управляющих ими с расстояния), ребёнок, Боуи и 5 мечущихся куриц. При этом детям просто сказали бегать и прыгать, как им хочется, к некоторым привязали нити, чтобы прыжки получались выше, для постановки пластики Боуи пригласили Чарльза Оуэнса, привнесшего в постановку вибрирующую динамику в негритянском стиле. Самой сложной частью постановки оказалась работа с Тоби, так как он капризничал, и у него сложно было вызвать нужное выражение лица.

Каждая из кукол создавалась специально для фильма, с учётом исполняемой роли. На создание всего необходимого для движения тел, голов и прочих частей тел кукол понадобилось более года, но сводилось всё воедино в последние несколько недель перед началом съемок. Многим актёрам пришлось тренироваться, чтобы скоординированно управлять персонажами: например, для создания мимики Хогла было создано 18 моторчиков, ими с помощью радио управляли 4 человека, которые должны были следить за тем, чтобы их действия приводили к единому реалистичному результату. Кроме того, пятый человек сидел внутри. Кукла-Хогл некоторое время после съёмок фильма считалась утерянной; её потеряли в багаже аэропорта, а позже нашёл и купил как «Неопознанный багаж» магазин, находящийся в городе Скоттсборо американского штата Алабама. Сейчас она выставляется там в музее.

Для управления куклой Людо потребовалось сразу два актёра; на правом роге куклы была размещена маленькая видеокамера, которая позволяла им видеть происходящее вокруг на расположенном внутри мониторе.

Тело куклы, изображавшей огромного металлического робота, защищающего город гоблинов, было сделано из стеклопластика, её высота была — 15 футов. Передвижение куклы осуществлялось шестью людьми, и ещё один управлял прочими движениями.

Сцены с Бандой Рыжих были сняты в абсолютно чёрной бархатной комнате, с одетыми в чёрное кукловодами; отдельно с той же точки с той же скоростью снимали фон, для того, чтобы потом свести это в единую сцену с помощью спецэффектов. Фейри управлялись несколькими способами: у некоторых ноги крепились к ногам кукловодов, руки с помощью палок управлялись другими кукольниками, иногда одной каждой отдельной куклой управляло 4 человека. Из-за разных способов управления у каждой куклы получился свой собственный стиль движения.

Музыка

Рецензии
Оценки критиков
Источник	Оценка
Allmusic

Все песни, звучащие в фильме, были написаны Дэвидом Боуи специально для фильма и, кроме «Chilly Down», исполнены его персонажем, Джаретом. «Chilly Down» исполняет «Банда Рыжих». Инструментальные темы написаны композитором Тревором Джонсом.

• «Underground» (Боуи и Джонс) — 3:21. Вступительная мелодия, отрывок; исполняется во время вступительных титров и первых кадров, когда Сара бежит домой под дождём. Музыкальная тема фильма.
• «Into the Labyrinth» (Джонс) — 2:12. Сопровождает начало путешествия Сары по Лабиринту
• «Magic Dance» (Боуи) — 5:13. Песня, которую поёт Джарет с гоблинами для того, чтобы развеселить плачущего ребёнка. Собственно, это песня о том, что ребёнок плачет, и его можно развеселить магией, и лучше всего подходит магия танцев с прыжками. Саундтрек, выпущенный в альбоме фильма, отличается по исполнению от того, что шёл в фильме (за гоблинов подпевает сам Боуи и гуканье младенца тоже изображает он, так как ребёнка в студии не было). Первая строка песни является намёком на диалог из фильма The Bachelor and the Bobby-Soxer (англ.).
• «Sarah» (Джонс) — 3:12. Инструментальная музыка, исполняется при появлении Людо.
• «Chilly Down» (Боуи) — 3:46. Песня тусовщиков-банды рыжих о том, кто они, что делают.
• «Hallucination» (Джонс) — 3:02. Инструментальная музыка, предшествует следующей, играет, когда Сара уже откусила персик, но ещё не попала на бал. В фильме звучит укороченный вариант, полный был выпущен в альбоме.
• «As the World Falls Down» (Боуи) — 4:51. Песня, звучащая, когда Сара откусывает отравленный персик, и попадает внутрь хрустального шара, на бал, где много чужих лиц. Сложно сказать, показывает ли Джарет этой песней свою любовь или действительно просто тянет время, чтобы Сара не успела спасти брата.
• «The Goblin Battle» (Джонс) — 3:31. Инструментальная музыка, фон на время битвы в Городе Гоблинов.
• «Within You» (Боуи) — 3:30. Когда Сара попадает в эшеровскую комнату, где пытается попасть в одно пространство со своим братом, чтобы забрать его, Джарет начинает петь о том, что позже говорит ей словами: всё, что он делал, он делал для Сары; она жестока, а он не может жить без неё.
• «Thirteen O’Clock» (Джонс) — 3:09. Финал конфронтации; Сара говорит нужные слова, Джарет превращается в сову, волшебство рушится.
• «Home At Last» (Джонс) — 1:49. Инструментальная музыка; Сара наконец-то дома. Звучат отголоски As the World Falls Down.
• «Underground» (Боуи) — 5:57. Песня о том, что никто не может укорить за бегство в некое подземелье от чего-то жестокого. Титры.

Первый релиз альбома Labyrinth с саундтреком к фильму состоялся в апреле 1986 года.

Релизы в разных странах

Страна	Дата	Местное название
США	27 июня 1986	Labyrinth
Аргентина	10 июля 1986	Laberinto
Бразилия	24 июля 1986	Labirinto — A Magia do Tempo
Япония	26 июля 1986
Гонконг	4 сентября 1986
Великобритания	28 ноября 1986	Labyrinth
Франция	3 декабря 1986	Labyrinthe
Австралия	4 декабря 1986
ФРГ	11 декабря 1986	Die Reise ins Labyrinth
Нидерланды	18 декабря 1986
Финляндия	19 декабря 1986	Labyrintti
Швеция	19 декабря 1986	Labyrint
Италия	8 января 1987	Labyrinth dove tutto è possibile
Чехия	1 декабря 2005

Произведения, связанные с фильмом

Книги и комиксы

• Брайан Фроуд (иллюстратор) и Терри Джонс выпустили две книги о гоблинах королевства Лабиринт: Goblins of Labyrinth и The Goblin Companion: A field guide to goblins. В книгах находится множество иллюстраций и имена всех гоблинов. The Goblin Companion — чуть меньшая по объёму перепечатка первой книги, без полностраничных иллюстраций, но с интересными историями о гоблинах.
• Marvel Comics выпустили книгу комиксов из трёх частей, нарисованную по фильму, которая также была опубликована как один том под названием Marvel Super Special''#40.
• Э. Ч. Х. Смит (англ. Anthony Charles H. Smith) написал по фильму книгу Labyrinth: A Novel. В настоящее время напечатано всего несколько очень дорогих экземпляров (от 30 до 150 долларов США).
• Компания Tokyopop в сотрудничестве с The Jim Henson Company опубликовали четырёхтомную мангу под названием Return to Labyrinth («Возвращение в Лабиринт»). Первый том вышел 8 августа 2006 года. Он был написан Джейком Т. Форбсом (Jake T. Forbes) и иллюстрирован Крисом Ли, обложку создала Кою Сюрэй (яп. 珠黎皐夕 сюрэй ко:ю) Манга представляет собой сиквел к фильму, и повествует о приключениях Тоби, уже пятнадцатилетнего. В октябре 2007 года Tokyopop выпустила второй том манги, Return to Labyrinth 2. Издатель Тим Бидл в эпилоге анонсировал, что серия, задумывавшаяся как трилогия, будет состоять из четырёх томов.

Фильмы и клипы

• В 1986 году вышел документальный фильм «Inside the Labyrinth», повествующий о процессе съёмки «Лабиринта».
• В одной из серий «Muppet Babies: Babes in Troyland (#6.15, Nice to Have Gnome You)» (1989) ставит одного из своих персонажей, мисс Пигги, в ситуацию Сары.
• «Underground» — Дэвид Боуи снял клип на песню в образе Зигги Стардаста с использованием образов фильма (хрустальные шары, мусорщица, Хогл, Лабиринт).
• «Лабиринт» был спародирован в комедийном мультфильме для взрослых Fat Guy Stuck in Internet в 109 эпизоде, носящем название «Boogie, Baby, Boogie!».

Игры

В 1986 году компания Lucasfilm Games разработала графическую приключенческую компьютерную игру от третьего лица «Labyrinth: The Computer Game» для платформ Commodore 64, Apple II, MSX и NEC PC-8801

В 1987 году в Японии вышла игра в жанре action-adventure Labyrinth для платформы Famicom, разработанная компанией Atlus.

Критика

Фильм был встречен критиками по-разному. Газета Chicago Tribune назвала его пустой тратой таланта и денег, San Francisco Chronicle сочла, что взрослым фильм будет скучен, а детей пугает, журнал Time в целом хвалил фильм, при этом говоря, что его создатели верны духу мультфильмов Уолта Диснея. Обозреватель Chicago Sun-Times Роджер Эберт высказал замечание, что у фильма недостаточно единый и в целом не очень осмысленный сюжет, распадающийся на отдельные сцены, причём сцены эти скорее похожи на серию The Muppet Show, нежели на настоящий фильм, особенно учитывая перерывы в сюжете на исполнение песен. Впрочем, критики отмечают, что куклы сделаны крайне качественно, при этом отмечая, что сам Джарет на их фоне смотрится слишком контрастно (хотя роль сыграна прекрасно), а Дженнифер выглядит старше, чем стоило бы быть Саре. Кроме того, актёрская игра Дженнифер устроила не всех критиков: во время эпизодов с ней окружающий мир воспринимается как кукольный из-за её не очень серьёзного отношения к происходящим угрозам; Сара как бы всегда знает, что в любом случае справится с ситуацией.

Спустя время, критика фильма смягчилась, он рекомендован для просмотра детям любого возраста.

Награды

В 1987 году фильм номинировался на премии:

• Saturn Award в номинациях «Лучшие костюмы», «Лучший фантастический фильм»
• BAFTA — «Лучшие спецэффекты»
• Премия Хьюго — «Лучшая постановка»

Литература

Книги

• Anthony Charles H. Smith. Labyrinth: A Novel. — Owl Books, Henry Holt & Co, Inc. (New-York), 1986. — ISBN 0030073227.
• Forbes, Jake T. Return to Labyrinth. — TokyoPop, 2006. — ISBN 1598167251.
• Grand, Rebecca. Labyrinth: The Photo Album. — Owl Books, 1986. — ISBN 0030073235.
• Брайан Фроуд, Терри Джонс. Goblins of Labyrinth. — Harry N. Abrams, Inc., 2006. — ISBN 9780810970557.
• Брайан Фроуд, Терри Джонс. The Goblin Companion: A field guide to goblins. — Raincoast Book Distribution, 1998. — ISBN 9781551922140.

Опубликованные рецензии

• Chaillet, Jean-Paul. В Première (France). (MG), февраль 1987, стр.14
• Thomson, Desson. Too Retro for Comfort. В The Washington Post (США), Vol. 130, Iss. 241, 3 августа 2007, стр. 33 в еженедельном обзоре, (NP)
• Gene Siskel, в Chicago Tribune, 30 июня 1986, стр.3
• Peter Stack, в San Francisco Chronicle, 27 июня 1986, стр.82
• Richard Corliss, Time, 7 июля 1986, стр.65
• Roger Ebert, Chicago Sun-Times, 27 июня 1986 года

Эссе

• Arendt, Elycia. Braveheart and Broomsticks: Essays on Movies, Myths, and Magic. — Infinity Publishing, 10/9/2002. — ISBN 0741412330.

Ссылки

• «Лабиринт» (англ.) на сайте Internet Movie Database
• [jareth.net/ Сайт о фильме]

Отрывок, характеризующий Лабиринт (фильм)

– Я не кавалерист, полковник, но я русский генерал, и ежели вам это неизвестно…
– Очень известно, ваше превосходительство, – вдруг вскрикнул, трогая лошадь, полковник, и делаясь красно багровым. – Не угодно ли пожаловать в цепи, и вы будете посмотрейть, что этот позиция никуда негодный. Я не хочу истребить своя полка для ваше удовольствие.
– Вы забываетесь, полковник. Я не удовольствие свое соблюдаю и говорить этого не позволю.
Генерал, принимая приглашение полковника на турнир храбрости, выпрямив грудь и нахмурившись, поехал с ним вместе по направлению к цепи, как будто всё их разногласие должно было решиться там, в цепи, под пулями. Они приехали в цепь, несколько пуль пролетело над ними, и они молча остановились. Смотреть в цепи нечего было, так как и с того места, на котором они прежде стояли, ясно было, что по кустам и оврагам кавалерии действовать невозможно, и что французы обходят левое крыло. Генерал и полковник строго и значительно смотрели, как два петуха, готовящиеся к бою, друг на друга, напрасно выжидая признаков трусости. Оба выдержали экзамен. Так как говорить было нечего, и ни тому, ни другому не хотелось подать повод другому сказать, что он первый выехал из под пуль, они долго простояли бы там, взаимно испытывая храбрость, ежели бы в это время в лесу, почти сзади их, не послышались трескотня ружей и глухой сливающийся крик. Французы напали на солдат, находившихся в лесу с дровами. Гусарам уже нельзя было отступать вместе с пехотой. Они были отрезаны от пути отступления налево французскою цепью. Теперь, как ни неудобна была местность, необходимо было атаковать, чтобы проложить себе дорогу.
Эскадрон, где служил Ростов, только что успевший сесть на лошадей, был остановлен лицом к неприятелю. Опять, как и на Энском мосту, между эскадроном и неприятелем никого не было, и между ними, разделяя их, лежала та же страшная черта неизвестности и страха, как бы черта, отделяющая живых от мертвых. Все люди чувствовали эту черту, и вопрос о том, перейдут ли или нет и как перейдут они черту, волновал их.
Ко фронту подъехал полковник, сердито ответил что то на вопросы офицеров и, как человек, отчаянно настаивающий на своем, отдал какое то приказание. Никто ничего определенного не говорил, но по эскадрону пронеслась молва об атаке. Раздалась команда построения, потом визгнули сабли, вынутые из ножен. Но всё еще никто не двигался. Войска левого фланга, и пехота и гусары, чувствовали, что начальство само не знает, что делать, и нерешимость начальников сообщалась войскам.
«Поскорее, поскорее бы», думал Ростов, чувствуя, что наконец то наступило время изведать наслаждение атаки, про которое он так много слышал от товарищей гусаров.
– С Богом, г'ебята, – прозвучал голос Денисова, – г'ысыо, маг'ш!
В переднем ряду заколыхались крупы лошадей. Грачик потянул поводья и сам тронулся.
Справа Ростов видел первые ряды своих гусар, а еще дальше впереди виднелась ему темная полоса, которую он не мог рассмотреть, но считал неприятелем. Выстрелы были слышны, но в отдалении.
– Прибавь рыси! – послышалась команда, и Ростов чувствовал, как поддает задом, перебивая в галоп, его Грачик.
Он вперед угадывал его движения, и ему становилось все веселее и веселее. Он заметил одинокое дерево впереди. Это дерево сначала было впереди, на середине той черты, которая казалась столь страшною. А вот и перешли эту черту, и не только ничего страшного не было, но всё веселее и оживленнее становилось. «Ох, как я рубану его», думал Ростов, сжимая в руке ефес сабли.
– О о о а а а!! – загудели голоса. «Ну, попадись теперь кто бы ни был», думал Ростов, вдавливая шпоры Грачику, и, перегоняя других, выпустил его во весь карьер. Впереди уже виден был неприятель. Вдруг, как широким веником, стегнуло что то по эскадрону. Ростов поднял саблю, готовясь рубить, но в это время впереди скакавший солдат Никитенко отделился от него, и Ростов почувствовал, как во сне, что продолжает нестись с неестественною быстротой вперед и вместе с тем остается на месте. Сзади знакомый гусар Бандарчук наскакал на него и сердито посмотрел. Лошадь Бандарчука шарахнулась, и он обскакал мимо.
«Что же это? я не подвигаюсь? – Я упал, я убит…» в одно мгновение спросил и ответил Ростов. Он был уже один посреди поля. Вместо двигавшихся лошадей и гусарских спин он видел вокруг себя неподвижную землю и жнивье. Теплая кровь была под ним. «Нет, я ранен, и лошадь убита». Грачик поднялся было на передние ноги, но упал, придавив седоку ногу. Из головы лошади текла кровь. Лошадь билась и не могла встать. Ростов хотел подняться и упал тоже: ташка зацепилась за седло. Где были наши, где были французы – он не знал. Никого не было кругом.
Высвободив ногу, он поднялся. «Где, с какой стороны была теперь та черта, которая так резко отделяла два войска?» – он спрашивал себя и не мог ответить. «Уже не дурное ли что нибудь случилось со мной? Бывают ли такие случаи, и что надо делать в таких случаях?» – спросил он сам себя вставая; и в это время почувствовал, что что то лишнее висит на его левой онемевшей руке. Кисть ее была, как чужая. Он оглядывал руку, тщетно отыскивая на ней кровь. «Ну, вот и люди, – подумал он радостно, увидав несколько человек, бежавших к нему. – Они мне помогут!» Впереди этих людей бежал один в странном кивере и в синей шинели, черный, загорелый, с горбатым носом. Еще два и еще много бежало сзади. Один из них проговорил что то странное, нерусское. Между задними такими же людьми, в таких же киверах, стоял один русский гусар. Его держали за руки; позади его держали его лошадь.
«Верно, наш пленный… Да. Неужели и меня возьмут? Что это за люди?» всё думал Ростов, не веря своим глазам. «Неужели французы?» Он смотрел на приближавшихся французов, и, несмотря на то, что за секунду скакал только затем, чтобы настигнуть этих французов и изрубить их, близость их казалась ему теперь так ужасна, что он не верил своим глазам. «Кто они? Зачем они бегут? Неужели ко мне? Неужели ко мне они бегут? И зачем? Убить меня? Меня, кого так любят все?» – Ему вспомнилась любовь к нему его матери, семьи, друзей, и намерение неприятелей убить его показалось невозможно. «А может, – и убить!» Он более десяти секунд стоял, не двигаясь с места и не понимая своего положения. Передний француз с горбатым носом подбежал так близко, что уже видно было выражение его лица. И разгоряченная чуждая физиономия этого человека, который со штыком на перевес, сдерживая дыханье, легко подбегал к нему, испугала Ростова. Он схватил пистолет и, вместо того чтобы стрелять из него, бросил им в француза и побежал к кустам что было силы. Не с тем чувством сомнения и борьбы, с каким он ходил на Энский мост, бежал он, а с чувством зайца, убегающего от собак. Одно нераздельное чувство страха за свою молодую, счастливую жизнь владело всем его существом. Быстро перепрыгивая через межи, с тою стремительностью, с которою он бегал, играя в горелки, он летел по полю, изредка оборачивая свое бледное, доброе, молодое лицо, и холод ужаса пробегал по его спине. «Нет, лучше не смотреть», подумал он, но, подбежав к кустам, оглянулся еще раз. Французы отстали, и даже в ту минуту как он оглянулся, передний только что переменил рысь на шаг и, обернувшись, что то сильно кричал заднему товарищу. Ростов остановился. «Что нибудь не так, – подумал он, – не может быть, чтоб они хотели убить меня». А между тем левая рука его была так тяжела, как будто двухпудовая гиря была привешана к ней. Он не мог бежать дальше. Француз остановился тоже и прицелился. Ростов зажмурился и нагнулся. Одна, другая пуля пролетела, жужжа, мимо него. Он собрал последние силы, взял левую руку в правую и побежал до кустов. В кустах были русские стрелки.


Пехотные полки, застигнутые врасплох в лесу, выбегали из леса, и роты, смешиваясь с другими ротами, уходили беспорядочными толпами. Один солдат в испуге проговорил страшное на войне и бессмысленное слово: «отрезали!», и слово вместе с чувством страха сообщилось всей массе.
– Обошли! Отрезали! Пропали! – кричали голоса бегущих.
Полковой командир, в ту самую минуту как он услыхал стрельбу и крик сзади, понял, что случилось что нибудь ужасное с его полком, и мысль, что он, примерный, много лет служивший, ни в чем не виноватый офицер, мог быть виновен перед начальством в оплошности или нераспорядительности, так поразила его, что в ту же минуту, забыв и непокорного кавалериста полковника и свою генеральскую важность, а главное – совершенно забыв про опасность и чувство самосохранения, он, ухватившись за луку седла и шпоря лошадь, поскакал к полку под градом обсыпавших, но счастливо миновавших его пуль. Он желал одного: узнать, в чем дело, и помочь и исправить во что бы то ни стало ошибку, ежели она была с его стороны, и не быть виновным ему, двадцать два года служившему, ни в чем не замеченному, примерному офицеру.
Счастливо проскакав между французами, он подскакал к полю за лесом, через который бежали наши и, не слушаясь команды, спускались под гору. Наступила та минута нравственного колебания, которая решает участь сражений: послушают эти расстроенные толпы солдат голоса своего командира или, оглянувшись на него, побегут дальше. Несмотря на отчаянный крик прежде столь грозного для солдата голоса полкового командира, несмотря на разъяренное, багровое, на себя не похожее лицо полкового командира и маханье шпагой, солдаты всё бежали, разговаривали, стреляли в воздух и не слушали команды. Нравственное колебание, решающее участь сражений, очевидно, разрешалось в пользу страха.
Генерал закашлялся от крика и порохового дыма и остановился в отчаянии. Всё казалось потеряно, но в эту минуту французы, наступавшие на наших, вдруг, без видимой причины, побежали назад, скрылись из опушки леса, и в лесу показались русские стрелки. Это была рота Тимохина, которая одна в лесу удержалась в порядке и, засев в канаву у леса, неожиданно атаковала французов. Тимохин с таким отчаянным криком бросился на французов и с такою безумною и пьяною решительностью, с одною шпажкой, набежал на неприятеля, что французы, не успев опомниться, побросали оружие и побежали. Долохов, бежавший рядом с Тимохиным, в упор убил одного француза и первый взял за воротник сдавшегося офицера. Бегущие возвратились, баталионы собрались, и французы, разделившие было на две части войска левого фланга, на мгновение были оттеснены. Резервные части успели соединиться, и беглецы остановились. Полковой командир стоял с майором Экономовым у моста, пропуская мимо себя отступающие роты, когда к нему подошел солдат, взял его за стремя и почти прислонился к нему. На солдате была синеватая, фабричного сукна шинель, ранца и кивера не было, голова была повязана, и через плечо была надета французская зарядная сумка. Он в руках держал офицерскую шпагу. Солдат был бледен, голубые глаза его нагло смотрели в лицо полковому командиру, а рот улыбался.Несмотря на то,что полковой командир был занят отданием приказания майору Экономову, он не мог не обратить внимания на этого солдата.
– Ваше превосходительство, вот два трофея, – сказал Долохов, указывая на французскую шпагу и сумку. – Мною взят в плен офицер. Я остановил роту. – Долохов тяжело дышал от усталости; он говорил с остановками. – Вся рота может свидетельствовать. Прошу запомнить, ваше превосходительство!
– Хорошо, хорошо, – сказал полковой командир и обратился к майору Экономову.
Но Долохов не отошел; он развязал платок, дернул его и показал запекшуюся в волосах кровь.
– Рана штыком, я остался во фронте. Попомните, ваше превосходительство.

Про батарею Тушина было забыто, и только в самом конце дела, продолжая слышать канонаду в центре, князь Багратион послал туда дежурного штаб офицера и потом князя Андрея, чтобы велеть батарее отступать как можно скорее. Прикрытие, стоявшее подле пушек Тушина, ушло, по чьему то приказанию, в середине дела; но батарея продолжала стрелять и не была взята французами только потому, что неприятель не мог предполагать дерзости стрельбы четырех никем не защищенных пушек. Напротив, по энергичному действию этой батареи он предполагал, что здесь, в центре, сосредоточены главные силы русских, и два раза пытался атаковать этот пункт и оба раза был прогоняем картечными выстрелами одиноко стоявших на этом возвышении четырех пушек.
Скоро после отъезда князя Багратиона Тушину удалось зажечь Шенграбен.
– Вишь, засумятились! Горит! Вишь, дым то! Ловко! Важно! Дым то, дым то! – заговорила прислуга, оживляясь.
Все орудия без приказания били в направлении пожара. Как будто подгоняя, подкрикивали солдаты к каждому выстрелу: «Ловко! Вот так так! Ишь, ты… Важно!» Пожар, разносимый ветром, быстро распространялся. Французские колонны, выступившие за деревню, ушли назад, но, как бы в наказание за эту неудачу, неприятель выставил правее деревни десять орудий и стал бить из них по Тушину.
Из за детской радости, возбужденной пожаром, и азарта удачной стрельбы по французам, наши артиллеристы заметили эту батарею только тогда, когда два ядра и вслед за ними еще четыре ударили между орудиями и одно повалило двух лошадей, а другое оторвало ногу ящичному вожатому. Оживление, раз установившееся, однако, не ослабело, а только переменило настроение. Лошади были заменены другими из запасного лафета, раненые убраны, и четыре орудия повернуты против десятипушечной батареи. Офицер, товарищ Тушина, был убит в начале дела, и в продолжение часа из сорока человек прислуги выбыли семнадцать, но артиллеристы всё так же были веселы и оживлены. Два раза они замечали, что внизу, близко от них, показывались французы, и тогда они били по них картечью.
Маленький человек, с слабыми, неловкими движениями, требовал себе беспрестанно у денщика еще трубочку за это , как он говорил, и, рассыпая из нее огонь, выбегал вперед и из под маленькой ручки смотрел на французов.
– Круши, ребята! – приговаривал он и сам подхватывал орудия за колеса и вывинчивал винты.
В дыму, оглушаемый беспрерывными выстрелами, заставлявшими его каждый раз вздрагивать, Тушин, не выпуская своей носогрелки, бегал от одного орудия к другому, то прицеливаясь, то считая заряды, то распоряжаясь переменой и перепряжкой убитых и раненых лошадей, и покрикивал своим слабым тоненьким, нерешительным голоском. Лицо его всё более и более оживлялось. Только когда убивали или ранили людей, он морщился и, отворачиваясь от убитого, сердито кричал на людей, как всегда, мешкавших поднять раненого или тело. Солдаты, большею частью красивые молодцы (как и всегда в батарейной роте, на две головы выше своего офицера и вдвое шире его), все, как дети в затруднительном положении, смотрели на своего командира, и то выражение, которое было на его лице, неизменно отражалось на их лицах.
Вследствие этого страшного гула, шума, потребности внимания и деятельности Тушин не испытывал ни малейшего неприятного чувства страха, и мысль, что его могут убить или больно ранить, не приходила ему в голову. Напротив, ему становилось всё веселее и веселее. Ему казалось, что уже очень давно, едва ли не вчера, была та минута, когда он увидел неприятеля и сделал первый выстрел, и что клочок поля, на котором он стоял, был ему давно знакомым, родственным местом. Несмотря на то, что он всё помнил, всё соображал, всё делал, что мог делать самый лучший офицер в его положении, он находился в состоянии, похожем на лихорадочный бред или на состояние пьяного человека.
Из за оглушающих со всех сторон звуков своих орудий, из за свиста и ударов снарядов неприятелей, из за вида вспотевшей, раскрасневшейся, торопящейся около орудий прислуги, из за вида крови людей и лошадей, из за вида дымков неприятеля на той стороне (после которых всякий раз прилетало ядро и било в землю, в человека, в орудие или в лошадь), из за вида этих предметов у него в голове установился свой фантастический мир, который составлял его наслаждение в эту минуту. Неприятельские пушки в его воображении были не пушки, а трубки, из которых редкими клубами выпускал дым невидимый курильщик.
– Вишь, пыхнул опять, – проговорил Тушин шопотом про себя, в то время как с горы выскакивал клуб дыма и влево полосой относился ветром, – теперь мячик жди – отсылать назад.
– Что прикажете, ваше благородие? – спросил фейерверкер, близко стоявший около него и слышавший, что он бормотал что то.
– Ничего, гранату… – отвечал он.
«Ну ка, наша Матвевна», говорил он про себя. Матвевной представлялась в его воображении большая крайняя, старинного литья пушка. Муравьями представлялись ему французы около своих орудий. Красавец и пьяница первый номер второго орудия в его мире был дядя ; Тушин чаще других смотрел на него и радовался на каждое его движение. Звук то замиравшей, то опять усиливавшейся ружейной перестрелки под горою представлялся ему чьим то дыханием. Он прислушивался к затиханью и разгоранью этих звуков.
– Ишь, задышала опять, задышала, – говорил он про себя.
Сам он представлялся себе огромного роста, мощным мужчиной, который обеими руками швыряет французам ядра.
– Ну, Матвевна, матушка, не выдавай! – говорил он, отходя от орудия, как над его головой раздался чуждый, незнакомый голос:
– Капитан Тушин! Капитан!
Тушин испуганно оглянулся. Это был тот штаб офицер, который выгнал его из Грунта. Он запыхавшимся голосом кричал ему:
– Что вы, с ума сошли. Вам два раза приказано отступать, а вы…
«Ну, за что они меня?…» думал про себя Тушин, со страхом глядя на начальника.
– Я… ничего… – проговорил он, приставляя два пальца к козырьку. – Я…
Но полковник не договорил всего, что хотел. Близко пролетевшее ядро заставило его, нырнув, согнуться на лошади. Он замолк и только что хотел сказать еще что то, как еще ядро остановило его. Он поворотил лошадь и поскакал прочь.
– Отступать! Все отступать! – прокричал он издалека. Солдаты засмеялись. Через минуту приехал адъютант с тем же приказанием.
Это был князь Андрей. Первое, что он увидел, выезжая на то пространство, которое занимали пушки Тушина, была отпряженная лошадь с перебитою ногой, которая ржала около запряженных лошадей. Из ноги ее, как из ключа, лилась кровь. Между передками лежало несколько убитых. Одно ядро за другим пролетало над ним, в то время как он подъезжал, и он почувствовал, как нервическая дрожь пробежала по его спине. Но одна мысль о том, что он боится, снова подняла его. «Я не могу бояться», подумал он и медленно слез с лошади между орудиями. Он передал приказание и не уехал с батареи. Он решил, что при себе снимет орудия с позиции и отведет их. Вместе с Тушиным, шагая через тела и под страшным огнем французов, он занялся уборкой орудий.
– А то приезжало сейчас начальство, так скорее драло, – сказал фейерверкер князю Андрею, – не так, как ваше благородие.
Князь Андрей ничего не говорил с Тушиным. Они оба были и так заняты, что, казалось, и не видали друг друга. Когда, надев уцелевшие из четырех два орудия на передки, они двинулись под гору (одна разбитая пушка и единорог были оставлены), князь Андрей подъехал к Тушину.
– Ну, до свидания, – сказал князь Андрей, протягивая руку Тушину.
– До свидания, голубчик, – сказал Тушин, – милая душа! прощайте, голубчик, – сказал Тушин со слезами, которые неизвестно почему вдруг выступили ему на глаза.


Ветер стих, черные тучи низко нависли над местом сражения, сливаясь на горизонте с пороховым дымом. Становилось темно, и тем яснее обозначалось в двух местах зарево пожаров. Канонада стала слабее, но трескотня ружей сзади и справа слышалась еще чаще и ближе. Как только Тушин с своими орудиями, объезжая и наезжая на раненых, вышел из под огня и спустился в овраг, его встретило начальство и адъютанты, в числе которых были и штаб офицер и Жерков, два раза посланный и ни разу не доехавший до батареи Тушина. Все они, перебивая один другого, отдавали и передавали приказания, как и куда итти, и делали ему упреки и замечания. Тушин ничем не распоряжался и молча, боясь говорить, потому что при каждом слове он готов был, сам не зная отчего, заплакать, ехал сзади на своей артиллерийской кляче. Хотя раненых велено было бросать, много из них тащилось за войсками и просилось на орудия. Тот самый молодцоватый пехотный офицер, который перед сражением выскочил из шалаша Тушина, был, с пулей в животе, положен на лафет Матвевны. Под горой бледный гусарский юнкер, одною рукой поддерживая другую, подошел к Тушину и попросился сесть.
– Капитан, ради Бога, я контужен в руку, – сказал он робко. – Ради Бога, я не могу итти. Ради Бога!
Видно было, что юнкер этот уже не раз просился где нибудь сесть и везде получал отказы. Он просил нерешительным и жалким голосом.
– Прикажите посадить, ради Бога.
– Посадите, посадите, – сказал Тушин. – Подложи шинель, ты, дядя, – обратился он к своему любимому солдату. – А где офицер раненый?
– Сложили, кончился, – ответил кто то.
– Посадите. Садитесь, милый, садитесь. Подстели шинель, Антонов.
Юнкер был Ростов. Он держал одною рукой другую, был бледен, и нижняя челюсть тряслась от лихорадочной дрожи. Его посадили на Матвевну, на то самое орудие, с которого сложили мертвого офицера. На подложенной шинели была кровь, в которой запачкались рейтузы и руки Ростова.
– Что, вы ранены, голубчик? – сказал Тушин, подходя к орудию, на котором сидел Ростов.
– Нет, контужен.
– Отчего же кровь то на станине? – спросил Тушин.
– Это офицер, ваше благородие, окровянил, – отвечал солдат артиллерист, обтирая кровь рукавом шинели и как будто извиняясь за нечистоту, в которой находилось орудие.
Насилу, с помощью пехоты, вывезли орудия в гору, и достигши деревни Гунтерсдорф, остановились. Стало уже так темно, что в десяти шагах нельзя было различить мундиров солдат, и перестрелка стала стихать. Вдруг близко с правой стороны послышались опять крики и пальба. От выстрелов уже блестело в темноте. Это была последняя атака французов, на которую отвечали солдаты, засевшие в дома деревни. Опять всё бросилось из деревни, но орудия Тушина не могли двинуться, и артиллеристы, Тушин и юнкер, молча переглядывались, ожидая своей участи. Перестрелка стала стихать, и из боковой улицы высыпали оживленные говором солдаты.
– Цел, Петров? – спрашивал один.
– Задали, брат, жару. Теперь не сунутся, – говорил другой.
– Ничего не видать. Как они в своих то зажарили! Не видать; темь, братцы. Нет ли напиться?
Французы последний раз были отбиты. И опять, в совершенном мраке, орудия Тушина, как рамой окруженные гудевшею пехотой, двинулись куда то вперед.
В темноте как будто текла невидимая, мрачная река, всё в одном направлении, гудя шопотом, говором и звуками копыт и колес. В общем гуле из за всех других звуков яснее всех были стоны и голоса раненых во мраке ночи. Их стоны, казалось, наполняли собой весь этот мрак, окружавший войска. Их стоны и мрак этой ночи – это было одно и то же. Через несколько времени в движущейся толпе произошло волнение. Кто то проехал со свитой на белой лошади и что то сказал, проезжая. Что сказал? Куда теперь? Стоять, что ль? Благодарил, что ли? – послышались жадные расспросы со всех сторон, и вся движущаяся масса стала напирать сама на себя (видно, передние остановились), и пронесся слух, что велено остановиться. Все остановились, как шли, на середине грязной дороги.
Засветились огни, и слышнее стал говор. Капитан Тушин, распорядившись по роте, послал одного из солдат отыскивать перевязочный пункт или лекаря для юнкера и сел у огня, разложенного на дороге солдатами. Ростов перетащился тоже к огню. Лихорадочная дрожь от боли, холода и сырости трясла всё его тело. Сон непреодолимо клонил его, но он не мог заснуть от мучительной боли в нывшей и не находившей положения руке. Он то закрывал глаза, то взглядывал на огонь, казавшийся ему горячо красным, то на сутуловатую слабую фигуру Тушина, по турецки сидевшего подле него. Большие добрые и умные глаза Тушина с сочувствием и состраданием устремлялись на него. Он видел, что Тушин всею душой хотел и ничем не мог помочь ему.
Со всех сторон слышны были шаги и говор проходивших, проезжавших и кругом размещавшейся пехоты. Звуки голосов, шагов и переставляемых в грязи лошадиных копыт, ближний и дальний треск дров сливались в один колеблющийся гул.
Теперь уже не текла, как прежде, во мраке невидимая река, а будто после бури укладывалось и трепетало мрачное море. Ростов бессмысленно смотрел и слушал, что происходило перед ним и вокруг него. Пехотный солдат подошел к костру, присел на корточки, всунул руки в огонь и отвернул лицо.
– Ничего, ваше благородие? – сказал он, вопросительно обращаясь к Тушину. – Вот отбился от роты, ваше благородие; сам не знаю, где. Беда!
Вместе с солдатом подошел к костру пехотный офицер с подвязанной щекой и, обращаясь к Тушину, просил приказать подвинуть крошечку орудия, чтобы провезти повозку. За ротным командиром набежали на костер два солдата. Они отчаянно ругались и дрались, выдергивая друг у друга какой то сапог.
– Как же, ты поднял! Ишь, ловок, – кричал один хриплым голосом.
Потом подошел худой, бледный солдат с шеей, обвязанной окровавленною подверткой, и сердитым голосом требовал воды у артиллеристов.
– Что ж, умирать, что ли, как собаке? – говорил он.
Тушин велел дать ему воды. Потом подбежал веселый солдат, прося огоньку в пехоту.
– Огоньку горяченького в пехоту! Счастливо оставаться, землячки, благодарим за огонек, мы назад с процентой отдадим, – говорил он, унося куда то в темноту краснеющуюся головешку.
За этим солдатом четыре солдата, неся что то тяжелое на шинели, прошли мимо костра. Один из них споткнулся.
– Ишь, черти, на дороге дрова положили, – проворчал он.
– Кончился, что ж его носить? – сказал один из них.
– Ну, вас!
И они скрылись во мраке с своею ношей.
– Что? болит? – спросил Тушин шопотом у Ростова.
– Болит.
– Ваше благородие, к генералу. Здесь в избе стоят, – сказал фейерверкер, подходя к Тушину.
– Сейчас, голубчик.
Тушин встал и, застегивая шинель и оправляясь, отошел от костра…
Недалеко от костра артиллеристов, в приготовленной для него избе, сидел князь Багратион за обедом, разговаривая с некоторыми начальниками частей, собравшимися у него. Тут был старичок с полузакрытыми глазами, жадно обгладывавший баранью кость, и двадцатидвухлетний безупречный генерал, раскрасневшийся от рюмки водки и обеда, и штаб офицер с именным перстнем, и Жерков, беспокойно оглядывавший всех, и князь Андрей, бледный, с поджатыми губами и лихорадочно блестящими глазами.
В избе стояло прислоненное в углу взятое французское знамя, и аудитор с наивным лицом щупал ткань знамени и, недоумевая, покачивал головой, может быть оттого, что его и в самом деле интересовал вид знамени, а может быть, и оттого, что ему тяжело было голодному смотреть на обед, за которым ему не достало прибора. В соседней избе находился взятый в плен драгунами французский полковник. Около него толпились, рассматривая его, наши офицеры. Князь Багратион благодарил отдельных начальников и расспрашивал о подробностях дела и о потерях. Полковой командир, представлявшийся под Браунау, докладывал князю, что, как только началось дело, он отступил из леса, собрал дроворубов и, пропустив их мимо себя, с двумя баталионами ударил в штыки и опрокинул французов.
– Как я увидал, ваше сиятельство, что первый батальон расстроен, я стал на дороге и думаю: «пропущу этих и встречу батальным огнем»; так и сделал.
Полковому командиру так хотелось сделать это, так он жалел, что не успел этого сделать, что ему казалось, что всё это точно было. Даже, может быть, и в самом деле было? Разве можно было разобрать в этой путанице, что было и чего не было?
– Причем должен заметить, ваше сиятельство, – продолжал он, вспоминая о разговоре Долохова с Кутузовым и о последнем свидании своем с разжалованным, – что рядовой, разжалованный Долохов, на моих глазах взял в плен французского офицера и особенно отличился.
– Здесь то я видел, ваше сиятельство, атаку павлоградцев, – беспокойно оглядываясь, вмешался Жерков, который вовсе не видал в этот день гусар, а только слышал о них от пехотного офицера. – Смяли два каре, ваше сиятельство.
На слова Жеркова некоторые улыбнулись, как и всегда ожидая от него шутки; но, заметив, что то, что он говорил, клонилось тоже к славе нашего оружия и нынешнего дня, приняли серьезное выражение, хотя многие очень хорошо знали, что то, что говорил Жерков, была ложь, ни на чем не основанная. Князь Багратион обратился к старичку полковнику.
– Благодарю всех, господа, все части действовали геройски: пехота, кавалерия и артиллерия. Каким образом в центре оставлены два орудия? – спросил он, ища кого то глазами. (Князь Багратион не спрашивал про орудия левого фланга; он знал уже, что там в самом начале дела были брошены все пушки.) – Я вас, кажется, просил, – обратился он к дежурному штаб офицеру.
– Одно было подбито, – отвечал дежурный штаб офицер, – а другое, я не могу понять; я сам там всё время был и распоряжался и только что отъехал… Жарко было, правда, – прибавил он скромно.
Кто то сказал, что капитан Тушин стоит здесь у самой деревни, и что за ним уже послано.
– Да вот вы были, – сказал князь Багратион, обращаясь к князю Андрею.
– Как же, мы вместе немного не съехались, – сказал дежурный штаб офицер, приятно улыбаясь Болконскому.
– Я не имел удовольствия вас видеть, – холодно и отрывисто сказал князь Андрей.
Все молчали. На пороге показался Тушин, робко пробиравшийся из за спин генералов. Обходя генералов в тесной избе, сконфуженный, как и всегда, при виде начальства, Тушин не рассмотрел древка знамени и спотыкнулся на него. Несколько голосов засмеялось.
– Каким образом орудие оставлено? – спросил Багратион, нахмурившись не столько на капитана, сколько на смеявшихся, в числе которых громче всех слышался голос Жеркова.
Тушину теперь только, при виде грозного начальства, во всем ужасе представилась его вина и позор в том, что он, оставшись жив, потерял два орудия. Он так был взволнован, что до сей минуты не успел подумать об этом. Смех офицеров еще больше сбил его с толку. Он стоял перед Багратионом с дрожащею нижнею челюстью и едва проговорил:
– Не знаю… ваше сиятельство… людей не было, ваше сиятельство.
– Вы бы могли из прикрытия взять!
Что прикрытия не было, этого не сказал Тушин, хотя это была сущая правда. Он боялся подвести этим другого начальника и молча, остановившимися глазами, смотрел прямо в лицо Багратиону, как смотрит сбившийся ученик в глаза экзаменатору.
Молчание было довольно продолжительно. Князь Багратион, видимо, не желая быть строгим, не находился, что сказать; остальные не смели вмешаться в разговор. Князь Андрей исподлобья смотрел на Тушина, и пальцы его рук нервически двигались.
– Ваше сиятельство, – прервал князь Андрей молчание своим резким голосом, – вы меня изволили послать к батарее капитана Тушина. Я был там и нашел две трети людей и лошадей перебитыми, два орудия исковерканными, и прикрытия никакого.
Князь Багратион и Тушин одинаково упорно смотрели теперь на сдержанно и взволнованно говорившего Болконского.
– И ежели, ваше сиятельство, позволите мне высказать свое мнение, – продолжал он, – то успехом дня мы обязаны более всего действию этой батареи и геройской стойкости капитана Тушина с его ротой, – сказал князь Андрей и, не ожидая ответа, тотчас же встал и отошел от стола.
Князь Багратион посмотрел на Тушина и, видимо не желая выказать недоверия к резкому суждению Болконского и, вместе с тем, чувствуя себя не в состоянии вполне верить ему, наклонил голову и сказал Тушину, что он может итти. Князь Андрей вышел за ним.
– Вот спасибо: выручил, голубчик, – сказал ему Тушин.
Князь Андрей оглянул Тушина и, ничего не сказав, отошел от него. Князю Андрею было грустно и тяжело. Всё это было так странно, так непохоже на то, чего он надеялся.

«Кто они? Зачем они? Что им нужно? И когда всё это кончится?» думал Ростов, глядя на переменявшиеся перед ним тени. Боль в руке становилась всё мучительнее. Сон клонил непреодолимо, в глазах прыгали красные круги, и впечатление этих голосов и этих лиц и чувство одиночества сливались с чувством боли. Это они, эти солдаты, раненые и нераненые, – это они то и давили, и тяготили, и выворачивали жилы, и жгли мясо в его разломанной руке и плече. Чтобы избавиться от них, он закрыл глаза.
Он забылся на одну минуту, но в этот короткий промежуток забвения он видел во сне бесчисленное количество предметов: он видел свою мать и ее большую белую руку, видел худенькие плечи Сони, глаза и смех Наташи, и Денисова с его голосом и усами, и Телянина, и всю свою историю с Теляниным и Богданычем. Вся эта история была одно и то же, что этот солдат с резким голосом, и эта то вся история и этот то солдат так мучительно, неотступно держали, давили и все в одну сторону тянули его руку. Он пытался устраняться от них, но они не отпускали ни на волос, ни на секунду его плечо. Оно бы не болело, оно было бы здорово, ежели б они не тянули его; но нельзя было избавиться от них.
Он открыл глаза и поглядел вверх. Черный полог ночи на аршин висел над светом углей. В этом свете летали порошинки падавшего снега. Тушин не возвращался, лекарь не приходил. Он был один, только какой то солдатик сидел теперь голый по другую сторону огня и грел свое худое желтое тело.
«Никому не нужен я! – думал Ростов. – Некому ни помочь, ни пожалеть. А был же и я когда то дома, сильный, веселый, любимый». – Он вздохнул и со вздохом невольно застонал.
– Ай болит что? – спросил солдатик, встряхивая свою рубаху над огнем, и, не дожидаясь ответа, крякнув, прибавил: – Мало ли за день народу попортили – страсть!
Ростов не слушал солдата. Он смотрел на порхавшие над огнем снежинки и вспоминал русскую зиму с теплым, светлым домом, пушистою шубой, быстрыми санями, здоровым телом и со всею любовью и заботою семьи. «И зачем я пошел сюда!» думал он.
На другой день французы не возобновляли нападения, и остаток Багратионова отряда присоединился к армии Кутузова.



Князь Василий не обдумывал своих планов. Он еще менее думал сделать людям зло для того, чтобы приобрести выгоду. Он был только светский человек, успевший в свете и сделавший привычку из этого успеха. У него постоянно, смотря по обстоятельствам, по сближениям с людьми, составлялись различные планы и соображения, в которых он сам не отдавал себе хорошенько отчета, но которые составляли весь интерес его жизни. Не один и не два таких плана и соображения бывало у него в ходу, а десятки, из которых одни только начинали представляться ему, другие достигались, третьи уничтожались. Он не говорил себе, например: «Этот человек теперь в силе, я должен приобрести его доверие и дружбу и через него устроить себе выдачу единовременного пособия», или он не говорил себе: «Вот Пьер богат, я должен заманить его жениться на дочери и занять нужные мне 40 тысяч»; но человек в силе встречался ему, и в ту же минуту инстинкт подсказывал ему, что этот человек может быть полезен, и князь Василий сближался с ним и при первой возможности, без приготовления, по инстинкту, льстил, делался фамильярен, говорил о том, о чем нужно было.
Пьер был у него под рукою в Москве, и князь Василий устроил для него назначение в камер юнкеры, что тогда равнялось чину статского советника, и настоял на том, чтобы молодой человек с ним вместе ехал в Петербург и остановился в его доме. Как будто рассеянно и вместе с тем с несомненной уверенностью, что так должно быть, князь Василий делал всё, что было нужно для того, чтобы женить Пьера на своей дочери. Ежели бы князь Василий обдумывал вперед свои планы, он не мог бы иметь такой естественности в обращении и такой простоты и фамильярности в сношении со всеми людьми, выше и ниже себя поставленными. Что то влекло его постоянно к людям сильнее или богаче его, и он одарен был редким искусством ловить именно ту минуту, когда надо и можно было пользоваться людьми.