Награды Постоянного Президиума Съезда народных депутатов СССР

Золотые Звёзды Героя Советского Союза из советского же наградного фонда выдавались Постоянным Президиумом Съезда народных депутатов СССР до конца 1999 г.

Наградная деятельность Постоянного Президиума Съезда народных депутатов СССР (незарегистрированной общественно-политической организации) началась вскоре после распада Советского Союза.

В первую категорию наград Постоянного Президиума Съезда народных депутатов СССР (в публицистике и в среде фалеристов часто встречается более распространённое, общепринятое выражение «Награды Умалатовой» или «Умалатовские медали», по фамилии председателя организации и заведующей наградным комитетом — С. З. Умалатовой) входит ряд советских наград, присвоенных после развала СССР, не приравниваемых по своему статусу к государственным, в отличие от советских наград, присвоенных до прекращения существования СССР 26 декабря 1991 года. Кроме высших советских степеней отличия, в данную категорию входят присвоения советских офицерских и генеральских воинских званий. До конца 1999 года награждения орденами и медалями СССР производились за счёт запасов этих наград, сохранившихся на монетных дворах. Когда ордена, медали и знаки советской чеканки закончились, ППСНД СССР начал чеканить их копии из недрагоценных металлов. Печатались также наградные документы нового образца — удостоверения к медалям и орденские книжки с гербом СССР и надписью на обложке: «Союз Советских Социалистических Республик». Среди известных награждённых-иностранцев можно упомянуть генсекретаря Трудовой партии Кореи Ким Чен Ира, который был награждён Орденом Октябрьской революции.

Во вторую категорию входит совокупность общественных наград — орденов и медалей, учреждённых непосредственно самим Постоянным Президиумом Съезда народных депутатов СССР — которыми награждаются граждане Российской Федерации и иностранцы «За заслуги перед Советской Родиной». Среди награждённых не только граждане СНГ, но и французские лётчики из полка «Нормандия-Неман», ветераны войны из Югославии, США, Болгарии, а также все бывшие партийные и государственные деятели стран социалистического содружества: Ливии, Сирии, Анголы.

Награждения Постоянным Президиумом Съезда народных депутатов СССР осуществлялись параллельно с наградной деятельностью, ведущейся от имени Президента РФ. С данными наградами также связан ряд скандалов, получивших широкое освещение в русскоязычной прессе и обсуждавшихся в ветеранской среде. В разное время в прессе циркулировали самые различные слухи и сплетни, вплоть до того, что сообщалось, будто бы Умалатова безвозмездно рассылала награды мешками и трёхлитровыми банками. Другие слухи, напротив, приписывали Умалатовой торговлю орденами и медалями. Назывались цены за наиболее престижные ордена, публиковались фото документов о награждениях — с печатью и подписью Сажи, в которые надо было только от руки вписать нужную фамилию. Высказывались даже мнения о том, что наградная деятельность ППСНД была целенаправленной диверсией с целью подрыва престижа Вооружённых сил СССР, а затем — России, и обесценивания советских боевых орденов и медалей. В ветеранской среде сложилось неоднозначное отношение как к наградной практике, подменяющей собой российскую наградную систему, так и к ношению данных наград кавалерами высших государственных наград. Высказывались самые противоположные мнения и оценки, как о недопустимости присвоения наградных функций общественной организацией (данная, беспрецедентная, на тот момент, практика, в дальнейшем послужила примером для многих других общественных организаций, учредивших свои ордена и медали), и «разбазаривания» наград, что по мнению многих ветеранов нивелирует ценность действительных советских наград, так и положительные отзывы, в части продолжения организацией традиций советской наградной системы, «восстановления исторической справедливости». Организации левого толка, также разделились в своих взглядах на практику награждения: от призывов игнорировать данные награждения и считать их недействительными, до заявлений в поддержку. По итогам рассмотрения многочисленных обращений граждан и общественных организаций, учитывая очевидное видимое сходство некоторых наград с советскими государственными наградами, Генеральной прокуратурой РФ был официально запрещена практика награждения общественными наградами — орденами и медалями, имеющими какое-либо внешнее сходство с государственными, или приравненными к государственным.

Помимо собственно награждений и возвращения званий и наград лицам их лишённым, Постоянный Президиум Съезда народных депутатов СССР занимался также лишением советских наград и почётных званий тех из бывших советских граждан, которые по мнению членов президиума «предали интересы советского народа» тем или иным образом. Так, например, званий народных артистов СССР были лишены Михаил Ульянов и Марк Захаров. Как награждения советскими наградами почётными званиями, произведённые организацией, так и случаи их лишения, были в дальнейшем признаны нелегитимными.

Введённую ППСНД СССР практику альтернативного награждения, впоследствии переняли множество других государственных структур, как федерального (ведомственные награды), так и регионального уровня (региональные награды), а также общественные и религиозные организации. Наградная деятельность некоторых из них была прекращена правоохранительными органами в принудительном порядке.

Предпосылки возникновения альтернативной наградной системы в Российской Федерации

В данном случае слово «альтернативная» употребляется в историческом контексте, потому как на тот момент это была единственная существующая наградная система — наградной системы Российской Федерации тогда ещё попросту не существовало. Говоря о скандалах, связанных с данной наградной практикой, а также о её критике в прессе, следует уточнить что данные настроения стали появляться в газетных статьях лишь через несколько лет, в конце 1990-х гг. А тогда, в первые пост-перестроечные годы, никакой критики данных наград из рядов пострадавших от реформ новой власти ветеранов, не поступало. Напротив, в их среде были очень сильны про-советские настроения и начинание Умалатовой, на первых порах, получило весьма широкую поддержку в обществе. В значительной мере тому способствовал характер наградной деятельности ППСНД, претендующий на официальную процедуру. Поначалу решения наградного комитета облекались в официальную форму, а награждения проходили в торжественной обстановке, и имели многие признаки присвоения государственных наград, в частности: помимо собственных решений о награждении, часть решений наградного комитета принималась по итогам рассмотрения присланных писем — наградных представлений; решения о награждении публиковались в центральных печатных изданиях социалистической оппозиции, как в советское время в газете «Правда»; награждения в регионах часто осуществлялись из рук высокопоставленных чиновников — представителей действующей российской власти. Авторитет наград из рук председателя ППСНД поднимало также и то, что официальные российские награды новой власти были доступны в свободной продаже, что было немыслимо в советское время. Так, Почётную Грамоту от президента Российской Федерации Б. Н. Ельцина можно было купить за 3 тыс. долларов, пишет доктор исторических наук Виктор Исаев о своём расследовании массовых случаев наградного жульничества в нач. 1990-х гг. Подполковник Сергей Тютюнник в своей статье для журнала «Огонёк» отмечает, что в России по сей день существует государственная неразбериха в области наград, в которой ордена бывшего Союза до сих пор являются более авторитетными, по сравнению с современными российскими наградами.

Как поясняет кандидат философских наук, старший научный сотрудник Института социологии РАН Александр Малинкин, неоспорим тот факт, что многие заслуженные ветераны войны и труда с радостью принимали награды ППСНД и при этом подчас отказывались от государственных наград РФ. Их мотивацию этого отказа достаточно ясно выразил Иван Шашвиашвили: «В феврале 1995 года была учреждена медаль „50 лет Победы советского народа над фашистской Германией“ [имеется в виду медаль ППСНД]. Она учреждена по многочисленным просьбам ветеранов Великой Отечественной войны, которые не стали принимать юбилейную медаль к этой славной дате из рук убийц советского народа». Этот отказ ветеранов принимать награды РФ, по мнению Малинкина, не просто упрямство. Его следует понимать как выражение верности тем идеалам и ценностям, на которых был основан СССР, и одновременно — как защиту собственных чести и достоинства от посягательств на них новой власти, по убеждению многих ветеранов, нелегитимной..

Стоит отметить, что на протяжении периода правления Бориса Ельцина, наградная деятельность Умалатовой даже ставилась в упрёк другим деятелям российской оппозиции за то, что те не поддержали её начинания. Так, например, Владимир Бушин упрекал лидера КПРФ Геннадия Зюганова в том, что он проявил малодушие и не поддержал «благородного начинания патриотов» в их борьбе против «гнусной ельцинской власти с её лицемерной и фальшивой побрякушкой» (имеется в виду медаль «Защитнику свободной России»). По мнению Бушина, надо было изо всех сил, всеми возможными средствами это поддерживать, ведь именно такие конкретные дела, — уверен Бушин, — запоминаются людям, поднимают дух (к слову, КПРФ, до определённого момента (пока ЦК КПРФ не было принято решение выпускать свои собственные награды), организованно закупала у Умалатовой медали: райкомы составляли списки награждаемых, Центральный комитет выдавал на это деньги. Затем, в присутствии членов первичной организации, награды вручались награждаемым. Однако, по словам Алексея Зверева, в данной схеме имелось слишком много посредников и просто не могло обойтись без наградных махинаций со стороны тех или иных низовых звеньев).

Тому, во многом, также способствовал закрепившийся за Сажи Умалатовой статус неформального советского лидера. Умалатова вела активную общественно-политическую деятельность: В 1990 году она поставила на съезде вопрос об отставке М. С. Горбачёва с поста президента, в 1991 г. призывала рабочих Грозненского машиностроительного завода «Красный молот» поддержать ГКЧП, критиковала Б. Н. Ельцина когда тот занял президентский пост. С 1991 года Умалатова принимала активное участие во многих оппозиционных администрации Ельцина акциях, и имела репутацию пламенного борца с партократами. «Мисс СССР», — такой имидж, по словам Александра Проханова, сопровождал Умалатову в начале 1990-х гг.. Нельзя не упомянуть, что рядовых получателей наград сбивало с толку также и то, что Сажи Умалатова, формально представлявшая Верховный Совет СССР, часто публично заявляла, что этот орган всё ещё легитимен и действует. Мало того, сама Умалатова в то время была абсолютно убеждена, что Советский Союз вскоре будет восстановлен, — пишет Олег Мороз. Как отмечает в «Новых известиях» журналист Рустем Фаляхов, вручая награды СССР, Умалатова всегда верила, что советская власть скоро вернётся, а после прихода к власти Владимира Путина, она и её сторонники укрепились во мнении, что эти времена уже наступают.

Под председательством Умалатовой ППСНД бросил вызов режиму Б. Н. Ельцина, возобновив награждения знаками с символикой государства, прекратившего своё существование. Смелость Умалатовой, граничившая с дерзостью, объяснялась не только её незаурядными личностными качествами. Были и объективные факторы. С одной стороны, в силу юридического казуса ППСНД формально не утратил наградных полномочий. С другой стороны, официальные власти РФ, вместо того чтобы решить казус и прекратить альтернативную наградную деятельность, «не замечали» её на протяжении по меньшей мере восьми лет. В результате на фоне безвластия провоцировалась имитация двоевластия. Сегодня есть соблазн выдать бездействие ельцинского режима за образцовую демократическую толерантность, сделав из нужды добродетель. Однако вряд ли такое истолкование будет корректным.

По словам Николая Зеньковича, образ советской Жанны д’Арк — Умалатовой сложился после 17 декабря 1990 года. Тогда, на IV Съезде народных депутатов СССР, она потребовала от М. С. Горбачёва добровольно сложить с себя полномочия Президента СССР и уйти в отставку. Особенно это импонировало радикальным оппозиционным политикам и военным, находящимся в опале. Так, после того как Умалатова буквально за руку сама лично вывела Александра Руцкого и Руслана Хасбулатова, по которым поступил приказ А. В. Коржакова «пустить в расход», из горящего Белом Дома в 1993 г. (кроме спасения Руцкого с Хасбулатовым от неминуемого расстрела, Умалатова также вынесла из обстреливаемого Белого Дома печать Постоянного Президиума съезда народных депутатов СССР, которая очень ей пригодилось в дальнейшем). Спустя некоторое время, Р. И. Хасбулатов, выступая на митинге в Нальчике, говорил о тех событиях следующее: «Я там одного мужчину встретил, это — Сажи Умалатова». А генерал армии В. И. Варенников вспоминал в своих мемуарах, что во всей Коммунистической партии «не нашлось ни одного мужика», чтобы открыто развенчать М. С. Горбачёва на съезде в 1991 г. Впрочем, тот же Валентин Варенников, через пятнадцать с лишним лет, уже будучи первым заместителем председателя Комитета Госдумы по делам ветеранов, в 2007 году, первым на официальном уровне поднял проблему Героев-самозванцев. В своём интервью одной из газет он высказался о том, что лидер российской политической Партии мира и единства Сажи Умалатова якобы самозванно присваивает военнослужащим Российской Федерации звания Героя Российской Федерации и раздаёт другие почётные награды: «Я об этом президенту лично докладывал, и он при мне тогдашнему министру юстиции Юрию Чайке звонил. Тот её вызывал разбираться, после чего Сажи вроде притихла. А сейчас опять начала вручать Звёзды Героев, присваивать генеральские звания. Как военнослужащим, увы, не существующего уже Советского Союза», — сказал тогда Варенников. Умалатова в ответ выдвинула встречный иск о защите чести и достоинства. В итоге генерал армии Варенников судебный процесс проиграл.

Награждение высшими советскими степенями отличия после 26 декабря 1991 года

Собрав 17 марта 1992 года собрание народных депутатов СССР («6-й Съезд народных депутатов СССР», на котором присутствовали менее 10 % из общего числа народных депутатов СССР) делегаты решили, что СССР не распался и будет существовать дальше. Свой орган власти они назвали Постоянным Президиумом Съезда народных депутатов СССР. Как вспоминает Виктор Анпилов, ни до, ни после оппозиции не удавалось вывести столько людей на улицы, сколько их вышло 17 марта 1992 года. На момент подписания заявления Оргкомитета по созыву Съезда народных депутатов Сажи Умалатова не входила и не поддерживала ни одну из существовавших на тот момент коммунистических партий или движений: ни ВКП(б), ни РКРП, ни «Трудовую Россию», не говоря уже про КПРФ. Поэтому после съезда в рядах оппозиции режиму реставраторов капитализма начались дробление и борьба за лидерство. Председателем «Постоянного Президиума» избрали Сажи Умалатову, ответственным секретарём — Ивана Шашвиашвили. Членами «ППСНД» были избраны Виктор Алкснис, Альберт Макашов, Александр Крайко и другие. В отличие от своих коллег, претендовавших на статус правонаследников высшей советской власти, Президиум во главе с Умалатовой практически не занимался правотворчеством и изданием нормативных актов по вопросам государственного управления (как «Верховный Совет СССР» Александра Козлобаева), не особо занимался идеологической работой в массах (как «Союз граждан СССР» Татьяны Хабаровой) и не занимался вербовкой молодёжи в партизаны (как «Реввоенсовет» Игоря Губкина), зато обильно раздавал почётные звания и награды. В 1994 году Постоянный Президиум съезда народных депутатов СССР, не имея реальной власти, возобновил награждение граждан Российской Федерации, Украины и других стран СНГ орденами и медалями СССР и присвоение почётных званий СССР, например, «Народный артист СССР». «ППСНД» присваивал и высшие степени отличия СССР — звания Героя Советского Союза и Героя Социалистического Труда, а также воинские звания, вплоть до Генерала армии офицерам запаса. С началом наградной деятельности ППСНД, в Москву в массовом порядке потянулись делегированные представители региональных ветеранских и общественно-политических организаций. Организатор выпуска серии ветеранских мемуаров «Я дрался…» Артём Драбкин, так отзывался о деятельности председателя ППСНД: «Сажи Умалатова у нас хоть генералиссимуса присвоит». И когда, после отказа Альберта Макашова, лидирующая роль «упала» в руки Умалатовой, по мнению Виктора Анпилова, надо было предвидеть, что долго вне партии она не протянет. Люди ждали от Съезда народных депутатов восстановления органов государственной власти СССР и призыва к вооружённой защите этой власти. Съезд, как убеждён Анпилов, не сумел ответить чаяниям народа, а массовые награждения орденами и раздача генеральских погон противопоставляли офицеров запаса действующему офицерскому корпусу, что, в конечном итоге, девальвировало советские ордена, включая боевые. Сама Сажи Умалатова по-прежнему держалась вне партий, хотя и принимала участие во всех крупных шествиях и митингах в Москве под Красным Знаменем.

Существует официальное положение Правительства РФ о том, что звание Героя фронтовику в отставке может быть присвоено только в том случае, когда на войне было оформлено представление командования к присвоению этого звания, но по какой-то причине осуществлено не было. Такие случаи, действительно, были. Чтобы исправить допущенные ошибки, нужно получить в архиве копию такого документа, и через десятки лет фронтовик может стать Героем России.

образец наградного листа

Тов. Захаров Виктор Николаевич. За Ваш геройский подвиг в годы Великой Отечественной войны 1941–1945 гг. Постоянный Президиум съезда народных депутатов СССР своим указом от 21 декабря 1998 г. присвоил Вам звание ГЕРОЯ СОВЕТСКОГО СОЮЗА

Председатель Постоянного Президиума съезда народных депутатов СССР
С. З. Умалатова

Одна из наиболее наглядных и показательных историй награждения ППСНД званием Героя Советского Союза связана с известным разведчиком-фронтовиком Владимиром Карповым, который был награждён званием Героя Советского Союза ещё в июне 1944 года, и получил от ППСНД вторую звезду героя в начале 1990-х. Писатель Юрий Мухин писал о том, что это звание Карпов «или купил у Сажи Умалатовой по сходной цене, или выпросил». Сам В. В. Карпов вспоминал по этому поводу, что после присвоения ему звания дважды Героя, и вручения грамоты и второго удостоверения, а затем Золотой Звезды и публикации в газетах, в обществе Героев Советского Союза к нему подошли со словами о том, что Умалатова не уполномочена проводить награждения после войны. Карпов ответил, что это решение принимала не Умалатова. Первое представление на вторую звезду героя было написано на Карпова в дни войны маршалом А. И. Ерёменко, в то время — командующим Калининским фронтом, затем было второе представление от маршала И. С. Конева. Ветераны парировали: «Да тебя и так все уважают, не носи». И с тех пор Карпов носил только одну звезду, сказав своим боевым товарищам следующее: «Знаете что, мне эта одна досталась тяжело. Буду однажды Героем. Не нравится вам, да Бог с вами, не буду я носить».

К другой категории награждений относится возвращение ППСНД званий репрессированным при советской власти и лишённым звания Героя Советского Союза. Так, один из 28 героев-панфиловцев, фронтовик Иван Добробабин после войны долгое время находился в исправительно-трудовых лагерях, лишённый всех наград. Имя его нигде не называлось (его считали погибшим), а в 1960 году официально запретили даже упоминать о нём. На протяжении многих лет московский военный историк Георгий Куманёв хлопотал о реабилитации героя, и в итоге добился своего: в 1993 году Верховный суд Украины реабилитировал Добробабина. А уже после смерти Ивана Евстафьевича (он умер 19 декабря 1996 года), ППСНД вернул ему звание Героя Советского Союза. При этом, в ходе награждения репрессированных случались и курьёзы. Так, легендарный советский лётчик Михаил Девятаев, угнавший в войну самолёт из фашистского плена, от имени ППСНД был награждён орденом Сталина. При этом в ППСНД забыли, что Девятаев немало натерпелся в сталинские годы (звание Героя Советского Союза он получил лишь в 1957 году) и на награждение в казанском Доме офицеров сам Девятаев не явился.

Примечательно, что Сажи Умалатова продолжала нумерацию Золотых Звёзд после звезды последнего советского Героя Советского Союза Л. М. Солодкова (№ 11664). Так, Золотая Звезда сотрудника ЛИИ имени М. М. Громова Виктора Ивановича Павлова имела номер, переваливший за 12000. Ссылаясь на источник в наградном отделе Президиума Верховного Совета СССР, Андрей Симонов пишет, что в хранилище отдела, в огромных кофрах кучами лежали ордена. То, что большая часть наград до сих пор хранится в запасниках, подтверждает и В. А. Дуров. Администрация Президента РФ, по мнению Симонова, поддерживает популярную версию о том, что награды якобы пошли на переплавку за тем, чтобы не создавать прецедент выдачи наград из запасников. По словам Симонова, чиновникам из Администрации Президента в данном случае «удобнее покривить душой».

Указ Постоянного Президиума Съезда народных депутатов СССР

За героизм и личное мужество, проявленные в борьбе с немецко-фашистскими оккупантами в годы Великой Отечественной войны, присвоить звание «Герой Советского Союза» (посмертно) БЕРЕСТУ Алексею Прокофьевичу

Председатель Постоянного Президиума съезда народных депутатов СССР
С. З. Умалатова.

В 1990-е гг., наградами ППСНД активно награждали в других странах СНГ, при чём на самом высоком, государственном уровне. Со временем, в станах СНГ появилась тенденция «дублировать» награждения Умалатовой национальными высшими степенями отличия. В качестве наиболее наглядного примера можно привести события, последовавшие за награждением ППСНД ветеранов, штурмовавших Рейхстаг. 6 мая 1998 года Сажи Умалатова подписала указ о присвоении звания Героя Советского Союза лейтенанту Алексею Бересту — офицеру, который в буквальном смысле пронёс на своих плечах к куполу Рейхстага знаменосцев Михаила Егорова и Мелитона Кантарию. Как и Минин, Берест был представлен к награждению Золотой Звездой Героя Советского Союза «За исключительную отвагу и мужество, проявленную в боях», но награждён был Орденом Красного Знамени. Первое прошение от фронтовиков — восстановить историческую справедливость — было подано к 28-му Дню Победы в 1973 г. С тех пор сменилось много правительств, но ответ не менялся: за один и тот же подвиг дважды не награждают. В канун Дня Победы, 6 мая 2005 года за боевую отвагу в Великой Отечественной войне 1941—1945 годов, личное мужество и героизм, проявленные в Берлинской операции, и водружение Знамени Победы над Рейхстагом, Президент Украины Виктор Ющенко подписал Указ № 753/2005 о присвоении Алексею Бересту звания Героя Украины.

В самой России для противодействия наградной деятельности Умалатовой была введена практика награждения ветеранов званием Героя России и региональными почётными званиями и наградами субъектов Российской Федерации за подвиги, совершённые в советское время. Однако в данной сфере также случались казусы, когда местная власть при награждении почётными званиями и региональными наградами учитывала в своих официальных резолюциях звания Героя Советского Союза и другие награды, полученные ветеранами от ППСНД. К примеру, в 1997 году пятеро разведчиков под командованием Владимира Макова, первыми водрузившие Знамя Победы над Рейхстагом 30 апреля 1945 года, получили звание Героя Советского Союза от ППСНД. На тот момент из всей пятёрки в живых был только Михаил Минин, который и получил Золотую Звезду. Факт их подвига был официально подтверждён Институтом военной истории Министерства обороны. Через восемь лет после Умалатовой псковские муниципальные власти, а именно общественная комиссия по рассмотрению заявок на присвоение звания Почётного гражданина Пскова, приняла решение рекомендовать Псковской городской думе присвоить это звание трём псковичам — ветеранам Великой Отечественной войны, среди которых был и Михаил Минин. К званию Почётного гражданина его представлял областной комитет ветеранов войны. В представлении подписанном представителями комитета изложено мнение, что фактически Михаил Минин уже был Героем Советского Союза. Но юридически, никакими льготами, полагающимися Герою Советского Союза, ветеран не пользовался. Как пояснил депутат Псковского областного совета Павел Николаев, Минин действительно был ещё в 1945 году представлялся командованием к званию Героя Советского Союза, но награждён не был. Вместо это ему был вручён Орден Боевого Красного Знамени. Высшая же награда советского государства от Сажи Умалатовой не может быть официальна признана. Восстанавливая справедливость, депутаты решили ходатайствовать о присвоении Михаилу Минину звания Героя России за совершенный в годы войны подвиг, однако фронтовик скончался в 2008 году, а ходатайство о присвоении звания Героя России так и осталось без рассмотрения. Как указано в заявлении редакции газеты «Аргументы и факты», Умалатова, в данном случае, попыталась исправить историческую несправедливость. Частично это сделать удалось, и во всех официальных некрологах Михаил Минин упоминается со званием Героя Советского Союза. По словам секретаря Псковского областного Совета ветеранов войны и труда Николая Горбачёва, даже несмотря на то, что эта награда не имеет официального статуса, Михаил Петрович был достоин её без всяких оговорок: «Понятно, что никакими льготами как Герой Советского Союза он пользоваться не мог. Именно как Герой». Заявление редакции «АиФ» по группе разведчиков, штурмовавших и взявших Рейхстаг, заканчивается словами о том, что Умалатова вряд ли имела право подписывать наградные документы, да и Советского Союза на тот момент уже не существовало: «Но у кого язык повернётся сказать, что эти люди не были героями?»

Перечень учреждённых наград

К середине 1970-х гг. наградная система СССР достигла своего внутреннего завершения и сбалансированности, поэтому развивалась главным образом за счет учреждения новых юбилейных орденов и медалей. По этому же пути в основном пошла и Умалатова. Награды ППСНД как бы примыкают к наградной системе СССР, претендуя на её продолжение. Бывали случаи когда высшие региональные чиновники сами участвовали во вручении наград ППСНД, чем лишь добавляли официальности происходящему. Так, например, заместитель губернатора Челябинской области В. Буравлев 4 ноября 1998 г. вручил группе ветеранов Военно-Морского флота юбилейную медаль «Адмирал флота Советского Союза Н. Г. Кузнецов», учреждённую фондом Кузнецова совместно с ППСНД в честь 100-летия со дня рождения флотоводца. Среди награждённых — бывший и нынешний председатели областного совета ветеранов ВМФ К. Кудрявцев и П. Лисицкий, командир резервного экипажа подводной лодки «Челябинский комсомолец» В. Головашкин, капитан первого ранга в отставке, кандидат исторических наук А. Апрелков, лауреат двух областных комсомольских премий О. Кульдяев. Они и ещё десять ветеранов ВМФ были удостоены этой медали в соответствии с постановлением постоянного президиума Съезда народных депутатов СССР от 7 апреля 1998 года, подписанного С. Умалатовой. Как хочешь, так и понимай, от кого пришли награды, — пишет член Союза журналистов СССР Анатолий Летягин, — то ли от легитимно действующей власти, то ли от подпольного комитета. Стоит отметить, что благодаря наградной деятельности ППСНД, имя Умалатовой стало одним из самых популярных в обществе советских фалеристов. Ситуацию, в которой государственных чиновников награждают орденами новой России, а коммунисты получают советские ордена, писатель Николай Зенькович охарактеризовал следующим образом: «Страна одна, а власти разные».

Как отмечает главный редактор профильного издания «Всемирный коллекционер» Олег Сыромятников, на коллекционном рынке каждый год появляются всё новые и новые удостоверения и медали Постоянного Президиума Съезда народных депутатов СССР (Сажи Умалатовой). По информации, имеющейся у Сыромятникова, никакого отношения к Сажи Умалатовой и ППСНД СССР эти предметы уже давно не имеют, — некие дельцы просто фальсифицируют и используют её факсимиле и имя, в то время как сама Умалатова «открестилась» от выпуска медалей ещё в 2004 году, а все медали, выпущенные после этой даты, выпускаются «псевдопрезидиумом» и распространяются исключительно среди коллекционеров. Так же они хорошо расходятся среди ветеранов ВОВ, не без помощи «псевдоколлекционеров».

Условные обозначения в списке

  Основные награды, учреждённые Постоянным Президиума Съезда народных депутатов СССР под председательством С. З. Умалатовой;

  Имеются основания считать, что данные награды выпущены без соответствующего решения Постоянного Президиума Съезда народных депутатов СССР.

Орден Сталина

Орден Сталина
учреждён: 4 марта 1998

Орден Сталина был учреждён Указом Постоянного Президиума Съезда народных депутатов СССР от 4 марта 1998 года. В Статуте ордена указано что им награждаются граждане Советского Союза, «проявившие героизм в борьбе с антинародным режимом», а также граждане, внесшие вклад в восстановление единого советского пространства, построение социализма, в восстановление промышленного потенциала, сельского хозяйства, в укреплении обороноспособности и безопасности страны, в развитие науки и культуры, в укрепление дружбы между народами. Право на выдвижение кандидатов на награждение предоставляется трудовым коллективам, ветеранским организациям, лево-патриотическим партиям и движениям.

Цвета ленты

Цветовое решение ленты копирует Орден Ленина с незначительной разницей — тонкие полоски внутри жёлтых полей, окаймляющих ленту, не красные в тон основному цвету, как у ленты Ордена Ленина, а чёрные.

Описание ордена

Орден представляет из себя знак, размером 45×37 мм, изображающий позолоченный портрет-медальон И. В. Сталина в маршальской форме со звездой Героя Социалистического Труда СССР. Портрет помещён в овал, обрамленный золотым венком из колосьев пшеницы. Тёмно-серый эмалевый фон вокруг портрета-медальона гладкий и ограничен золотым ободком с бусами. В верхней части венка — пятиконечная, красной эмали звезда, в нижней части — в пятиугольнике — серп и молот. Венок обвивает красная эмалевая лента с надписью золотыми буквами в нижней части над пятиугольником: «Сталин». Орден изготовлен из серебра с позолотой.

Орден «Защитнику Советов»

22 сентября 1994 г., к годовщине расстрела Верховного Совета России, ППСНД была учреждена первая собственная награда — Орден «Защитнику Советов» (альтернативное название — Орден «Защитнику свободы»), для награждения граждан, проявивших героизм и личное мужество в ходе обороны Верховного Совета РФ в октябре 1993 г. Это — первая из наград, учреждённых ППСНД, она же самая редкая; и именно со злоупотреблениями при награждении данным орденом началось падение авторитета наград ППСНД: изначально этот орден вручался лишь непосредственным защитникам Белого Дома, не по делу он не вручался и в продажу не шёл.

Орден «Защитнику Советов»
учреждён: 22 сентября 1994

Описание ордена

Орден овальной формы, размером 50×35 мм. Дубовые ветви обвиты красной лентой, за дубовыми листьями вверху спрятан меч-кладенец, под которым развеваются на ветру три знамени: красное знамя коммунистов (Государственный флаг СССР), бело-синее знамя патриотов (Андреевский флаг), имперское знамя монархистов (флаг Российского императорского дома Романовых). На фоне знамён двое защитников Дома Советов: Один из них тяжело ранен (возможно, даже убит) и лежит на руках своего товарища по оружию, который хмуро смотрит вдаль. Под двумя боевыми товарищами вьётся лавровая ветвь. В нижней части красной ленты, надпись на изгибе в виде дат: «22.IX — 4.Х.1993 г.»

Учреждение, выпуск первой партии и дальнейший наградной процесс

Орден вышел ограниченной партией около одной тысячи экземпляров. Вначале Умалатова планировала изготовить до двух тысяч экземпляров ордена, и награждать им исключительно погибших, раненых и тех, кто участвовал в конкретных боевых столкновениях. Все наградные знаки выписывались по представлению командиров тех подразделений и групп, которые принимали самое непосредственное участие в боевых действиях по обороне Дома Советов. Сами они решили тогда не получать присвоенных им лично орденов, до тех пор пока награда не найдёт каждого из их подчиненных, сражавшихся в те дни. Командиры получали орден в последнюю очередь. Среди кавалеров ордена были советские офицеры, коммунисты из рабочих дружин, казаки, православные священники, а также мусульмане, участвовавшие в обороне Дома Советов. Поначалу новую награду восприняли с энтузиазмом. Однако, с течением времени появились и те, кто был настроен в отношении этого ордена скептически, мотивируя это тем, что за многие годы орден получили десятки и сотни людей, имевших к октябрьским боям в Москве и вообще к защите Советов самое отдалённое отношение. К началу 2000-х гг., больше всего ситуацией с учреждением ордена были недовольны военные. По их мнению, появление боевого ордена у разных политиков или деятелей культуры, многие из которых ни разу не появлялись у Дома Советов, дискредитировало статус ордена, превращает его из боевого в конъюнктурный.

Аналогичные награды других организаций

Через четыре года после учреждения ордена «Защитнику Советов», накануне пятой годовщины событий сентября — октября 1993 года в Москве, Политсовет Фронта национального спасения учредил орден «Октябрьского Восстания». В Статуте ордена отмечено, что «кавалерами Ордена Октябрьского Восстания могут стать граждане Советского Союза и иностранных государств, принимавшие личное и непосредственное участие в защите конституционного строя России».

Медаль «50 лет Победы советского народа в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг.» учреждена: 7 февраля 1995

Медаль «55 лет Победы советского народа в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг.» учреждена: 18 ноября 1999

Медаль «50 лет Победы советского народа в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг.»

Запрос «Медаль «50 лет Победы советского народа в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг.» перенаправляется сюда; об аналогичной награде, учреждённой Законом Российской Федерации от 7 июля 1993 г. см. Юбилейная медаль «50 лет Победы в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг.».

7 февраля 1995 г. учреждена первая (альтернативная) юбилейная медаль «Пятьдесят лет Победы советского народа в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг.».

Цвета ленты

Лента к медали повторяет цвета Медали «За взятие Берлина» в немного более тёмных тонах.

Описание медали

Эта медаль первоначально изготовлялась из латуни с упрощенным изображением Ордена Победы и предназначалась для награждения участников войны, о чём была соответствующая надпись на оборотной стороне. Позднее медаль изготовлялась в улучшенном качестве с накладным орденом Победы и без надписи «Участнику войны» на обороте.

Положение о награде

В положении о медали было сказано, что ею могут награждаться воины, исполнявшие интернациональный долг, участники поисковых групп, ветераны армии и флота.

Медаль «55 лет Победы советского народа в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг.»

Медаль «55 лет Победы советского народа в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг.» была учреждена 18 ноября 1999 г.

Цвета ленты

Лента к медали сочетает в себе традиционные цвета георгиевской ленты, а также чёрную, красную, белую и синюю полоски.

Описание медали

На реверсе медали изображена кульминация Парада Победы в Москве, 24 июня 1945 г. — в руках красноармейцев низвергнутые фашистские знамёна, штандарты гитлеровских дивизий, прижатые своим остриём к брусчатке Красной площади у Ленинского мавзолея. На заднем плане виднеется Кремлёвская стена, по левую сторону возвышается Спасская башня с красной звездой на верхушке, около которой помещена надпись «55 лет».

Медаль «60 лет победы советского народа в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг.» учреждена: 17 апреля 2005

Медаль «65 лет победы советского народа в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг.» учреждена в 2010 г.

Медаль «60 лет Победы советского народа в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг.»

Запрос «Медаль «60 лет победы советского народа в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг.» перенаправляется сюда; об аналогичной награде, учреждённой указом Президента Российской Федерации от 28 февраля 2004 г. см. Юбилейная медаль «60 лет Победы в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг.».

Медаль «60 лет Победы советского народа в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг.» была учреждена 17 апреля 2005 г.

Цвета ленты

Лента к медали сочетает в себе комбинацию жёлтого, красного и зелёного цветов

Описание медали

На реверсе медали изображена сцена из знаменитой фотографии «Комбат», на которой младший политрук А. Г. Ерёменко героически поднимает бойцов в контратаку. Позади фигуры политрука, высоко в небе разлетаются в стороны искры победного салюта 9 мая 1945 г. В левой части медали указаны даты «1945—2005», от которых в разные стороны по окружности тянутся лавровые ветви.

Медаль «65 лет Победы советского народа в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг.»

Запрос «Медаль «65 лет Победы советского народа в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг.» перенаправляется сюда; об аналогичной награде, учреждённой указом Президента Российской Федерации от 4 марта 2009 г. см. Юбилейная медаль «65 лет Победы в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг.».

Медаль «65 лет победы советского народа в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг.» учреждена в 2010 г.

Цвета ленты

Лента к медали повторяет то же цветовое решение, что и первая в этой серии, медаль «50 лет Победы советского народа в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг.»

Положение о награде

Медали 50, 55, 60 и 65 лет Победы советского народа в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг. носятся на левой стороне груди и размещаются поочерёдно по старшинству в указанном порядке.

Медаль «Маршал Советского Союза Жуков»

Медаль «Маршал Советского Союза Жуков»
учреждена: 20 февраля 1997

Запрос «Медаль «Маршал Советского Союза Жуков» перенаправляется сюда; об аналогичной ведомственной награде Министерства обороны Российской Федерации см. Медаль Жукова.

Медаль «Маршал Советского Союза Жуков» была учреждена для награждения ветеранов войны и труда, Вооружённых сил, правоохранительных органов, активных участников народно-патриотической деятельности.

Среди известных людей, награждённых данной медалью: Главнокомандующий Сухопутными войсками ВС России В. В. Чиркин, Командующий Тихоокеанским флотом Г. А. Хватов, Министр угольной промышленности СССР М. И. Щадов, Министр обороны Республики Беларусь Ю. В. Жадобин, депутат ГД РФ В. И. Колесников, народный депутат Верховной рады, один из основателей и лидеров депутатской межфракционной группы «ЗУБР» («За союз Украины, Белоруссии, России») П. Б. Баулин, президент Федерации Армейского рукопашного боя России С. Н. Перников, писатель В. И. Белов. Среди награждённых много Героев Советского Союза и Героев России.

Описание медали

На лицевой стороне медали — профильный портрет маршала Г. К. Жукова в маршальской форме с четырьмя звёздами Героя Советского Союза и надпись: «Маршал Советского Союза Жуков». На оборотной стороне надпись: «Великий сын советского народа» и даты «1896-1996», вверху — звезда, внизу — серп и молот, лавровая и дубовая ветви.

Положение о награде

1. Медалью «Маршал Советского Союза Жуков» награждаются ветераны Великой Отечественной войны и труда, ветераны Вооружённых сил и правоохранительных органов СССР, граждане, пережившие блокаду, а также активные участники народно-патриотического движения.
2. Награждение медалью производится на основании Постановления ППСНД от 20 февраля 1997 г.
3. Медаль и удостоверение к ней вручают представители ППСНД или руководители ветеранских организаций, комитетов памяти Маршала Советского Союза Г. К. Жукова, народно-патриотических партий и движений.
4. Медаль носится на левой стороне груди.

Медаль «80 лет Вооружённых сил СССР» учреждена: 10 декабря 1997

Медаль «90 лет Вооружённых сил СССР» учреждена: 20 января 2008

Медаль «80 лет Вооружённых сил СССР»

В СССР первая юбилейная военная медаль в честь двадцатилетнего юбилея Красной Армии была учреждена 24 января 1938 г. С тех пор все юбилеи армии, кратные десяти годам, отмечались медалями, последняя из которых была выпущена 28 января 1988 г. к 70-летию Вооружённых сил СССР. В независимой России эта традиция могла быть безвозвратно утеряна, потому как 23 февраля перестало быть Днём рождения армии. В этих условиях ППСНД 10 декабря 1997 г. учредил медаль «80 лет Вооружённых сил СССР», которая стала наиболее востребована, в виду того, что предназначена она для награждения не только ветеранов Вооружённых сил, имеющих солидный стаж службы, но и воинов запаса, прослуживших положенные сроки службы в рядах Вооружённых сил СССР и Российской Федерации.

Среди известных людей, награждённых данной медалью: бывший Командующий ВДВ СССР В. А. Ачалов, Командующий радиотехническими войсками ПВО СССР Г. К. Дубров, Командующий Береговыми войсками ВМФ России И. С. Скуратов, Командующий Балтийским и Северным флотом И. М. Капитанец, Министр обороны Украины А. И. Кузьмук, Министр обороны ПМР С. Г. Хажеев, Начальник Генерального штаба ВС РФ А. В. Квашнин, Начальник Главного штаба ВС ПМР В. И. Атаманюк, Герой Советского Союза А. Е. Слюсарь, Герой России А. В. Маргелов, исполнитель военной песни И. Н. Морозов, игрок московского ЦСКА А. П. Рагулин и другие известные военачальники и публичные персоны.

Описание медали

Сюжет лицевой стороны медали традиционен: на фоне Государственного флага СССР, орудийных стволов и ракет — фигура солдата в шинели и каске с автоматом ППШ на груди, по окружности надпись: «80 лет Вооруженным Силам СССР» и лавровые ветви. На оборотной стороне: вверху — пятиконечная звезда, в центре девиз Вооружённых сил СССР: «За нашу Советскую Родину», справа — лавровая ветвь.

Медаль «90 лет основания Вооружённых сил СССР»

Медаль «90 лет основания Вооружённых сил СССР» была учреждена 20 января 2008 г.

Цвета ленты

Лента включает в себя тёмно-красный (основа), оранжевый, чёрный, серый и жёлтый цвета.

Описание медали

На аверсе медали изображены слева-направо: красный конник с кавалерийской шашкой, краснофлотец с пистолетом-пулемётом Шпагина, и советский солдат с автоматом Калашникова, на фоне развевающегося красного знамени. Советские ракеты, танки и самолёты призваны подкрепить военную мощь человеческого потенциала Вооружённых сил СССР. Внизу даты «1918—2008».

Положение о награде

1. Медалью «90 лет основания Вооружённых сил СССР» награждаются ветераны армии и флота, генералы, адмиралы, офицеры, прапорщики, мичманы, старшинский и рядовой состав, несущие службу по защите советской Родины.
2. Награждение медалью производится на основании Постановления ППСНД от 20 января 2008 г.
3. Медаль и удостоверение к ней вручают представители ППСНД или руководители ветеранских организаций, народно-патриотических партий и движений.
4. Медаль носится на левой стороне груди.

Медаль «85 лет образования СССР»

Медаль «85 лет СССР»
учреждена: 20 ноября 2007

Медаль «85 лет образования СССР» была учреждена 20 ноября 2007 г.

Цвета ленты

Лента к медали цельно красная под цвет Государственного флага СССР.

Описание медали

Медаль изготавливается из латуни. На аверсе изображён Герб СССР на фоне карты Советского Союза. В нижней части медали полукругом указаны даты «1922—2007». На реверсе надпись в центре медали: «Союз Советских Социалистических Республик». В верхней части медали изображены серп и молот, в нижней — щит с цифрой «85». Под щитом надпись «лет», слева и справа от которой расположены лавровая и дубовая ветви. Края медали окаймлены бортиком. Все изображения и надписи на медали выпуклые.

Положение о награде

1. Награждение медалью «85 лет образования СССР» производится на основании Постановления ППСНД от 20 ноября 2007 г.
2. Медаль и удостоверение к ней вручают представители ППСНД или руководители ветеранских организаций, народно-патриотических партий и движений.
3. Медаль носится на левой стороне груди .

Медаль «80 лет ВЛКСМ» учреждена: 14 октября 1998

Медаль «90 лет ВЛКСМ» учреждена: 7 июля 2008

Медаль «80 лет ВЛКСМ»

Медаль «80 лет ВЛКСМ» была учреждена 14 октября 1998 г.

Цвета ленты

Лента медали практически полностью повторяет таковую у Ордена Ленина — ярко-красная основа с жёлтым окаймлением по бокам.

Описание медали

На аверсе медали изображён распространённый портрет Ленина в профиль на фоне красного знамени — такой же, как и на комсомольских значках. Под знаменем лавровая ветвь и подпись «ВЛКСМ 80 лет». На реверсе медали вверху полукругом изображены награды Всесоюзного ленинского коммунистического союза молодёжи (ВЛКСМ): Три Ордена Ленина, Ордена Боевого и Трудового Красного Знамени, и Орден Октябрьской Революции, под которыми в центре находится надпись «1918—1998», обрамлённая снизу лавровой ветвью.

Медаль «90 лет Всесоюзному ленинскому коммунистическому союзу молодёжи»

Медаль «90 лет Всесоюзному ленинскому коммунистическому союзу молодёжи» была учреждена 7 июля 2008 г.

Цвета ленты

Лента медали повторяет собой предыдущую медаль «80 лет ВЛКСМ» с добавлением жёлтой полосы посередине, и двух, параллельных ей, тонких полосок белого и светло-голубого цвета.

Описание медали

На аверсе медали изображён миниатюрный портрет Ленина в профиль на фоне красного знамени, под которым в круг собрались трое представителей героической советской молодёжи, слева направо: конармеец в будёновке, космонавт в гермошлеме с надписью «СССР», и студент во френче с взъерошенной шевелюрой, — это трио символизирует собой сразу несколько ролей, которые играло молодое поколение в истории СССР. Этим подразумевается, что оно: защищает страну победившего социализма, покоряет неизведанные рубежи и познаёт неведомое знание. На реверсе пятиконечная звезда (вверху), серп и молот (внизу) и надпись (посередине): «90 лет Всесоюзному ленинскому коммунистическому союзу молодёжи».

Медаль «80 лет Великой Октябрьской социалистической революции»

Медаль «80 лет Октябрьской революции» учреждена: 25 сентября 1997

Медаль «90 лет Октябрьской Революции» учреждена в 2006 г.

В Советском Союзе юбилеи Октябрьской социалистической революции и самого СССР праздновались на широкую ногу, но учреждением медалей не отмечались. Лишь однажды, в 1967 г. в честь 50-летия революции был учрежден Орден Октябрьской революции, который занял второе место в ряду советских орденов. 25 сентября 1997 г. была учреждена первая юбилейная медаль, посвящённая этому событию — медаль «80 лет Великой Октябрьской Социалистической революции».

Цвета ленты

Лента к медали цельно бордовая.

Описание медали

На аверсе — скульптура Ленина на фоне здания Смольного, ниже, на фоне красных знамен слева-направо по грудь стоят фигуры революционного матроса, солдата и рабочего, по кругу надпись: «Великая Октябрьская Социалистическая революция» и даты: «1917-1997». На реверсе — крейсер «Аврора», вверху — звезда и надпись: «80 лет» с вкомпонованными в цифру «0» серпом и молотом.

Медаль «90 лет Октябрьской Революции»

Медаль «90 лет Октябрьской Революции» была учреждена в 2006 г.

Цвета ленты

Лента к медали сочетает в себе жёлтый, тёмно-красный и бордовый цвета.

Описание медали

Внешне медаль почти полностью повторяет Орден Октябрьской Революции (Крейсер «Аврора» в лучах красной звезды), наложенный на круглую основу, к которой добавлены даты «1917—2007».

Медаль «80 лет пограничным войскам» учреждена: 6 мая 1998

Медаль «90 лет пограничных войск» учреждена в 2008 г.

Медаль «80 лет пограничным войскам СССР»

Учитывая обращения воинов-пограничников, Постоянный Президиум Съезда народных депутатов СССР Постановлением от 6 мая 1998 г. учредил медаль «80 лет пограничным войскам СССР», в Положении о которой говорится, что медалью будут награждаться ветераны пограничной службы: офицеры, прапорщики, сержанты, старшины и рядовые срочной службы, а также военнослужащие, которые несут службу по защите рубежей советской Родины.

Цвета ленты

Лента к медали повторяет цветовое решение Медали «За отличие в охране государственной границы СССР», сочетая в себе алый и зелёный — традиционные цвета Погранвойск КГБ СССР, вместе с жёлтым, голубым и белым цветами, символизирующими надёжную охрану советских водных границ Морскими частями Погранвойск (МЧПВ).

Описание медали

На аверсе медали — вверху герб СССР, в центре — на красном фоне карты СССР профили двух пограничников, по кругу надпись — «80 лет советским пограничным войскам». На реверсе — на фоне горного пейзажа с елями и заснеженными горными вершинами, изображение пограничного столба с Гербом СССР, по обе стороны которого даты «1918-1998», а по кругу девиз советских погранвойск: «Граница СССР священна и неприкосновенна».

Медаль «90 лет пограничных войск»

Медаль «90 лет пограничных войск» была учреждена в 2008 г.

Цвета ленты

Лента к медали, как и предыдущая, почти в точности повторяет цветовое решение Медали «За отличие в охране государственной границы СССР».

Описание медали

На переднем плане изображены советский пограничник с автоматом Калашникова, привставший на правое колено. У ноги сидит верный пёс. Позади бойца и его верного друга стоит советский пограничный столб с Гербом СССР. По левую и правую стороны от композиции указаны даты: «1918—2008». На реверсе медали надпись «90 лет пограничных войск». Под надписью лавровая и дубовая ветви, между которыми серп и молот.

Медаль «Адмирал флота Советского Союза Кузнецов»

Медаль «Адмирал флота Советского Союза Кузнецов»
учреждена: 7 апреля 1998

Запрос «Медаль «Адмирал флота Советского Союза Кузнецов» перенаправляется сюда; об аналогичной ведомственной награде Министерства обороны Российской Федерации см. Медаль «Адмирал Кузнецов».

По многочисленным просьбам ветеранов войны и воинов-моряков 7 апреля 1998 г. учреждена медаль «Адмирал флота Советского Союза Кузнецов». В Положении сказано, что ею награждаются моряки — ветераны войны, адмиралы, офицеры, мичманы и матросы, а также военнослужащие действительной военной морской службы и сотрудники научного потенциала, связанные с проектированием и созданием военно-морских объектов.

Цвета ленты

Цветовое решение ленты повторяет Медаль Нахимова, сочетая в себе голубой и белый цвета.

Описание медали

На лицевой стороне медали накладной медальон, на синем фоне которого портрет адмирала Николая Кузнецова и круговая надпись: «Адмирал флота Советского Союза Н. Г. Кузнецов». Под медальоном якорь с цепью. На оборотной стороне вверху — медаль «Золотая Звезда», в центре надпись: «Главком ВМФ Советского Союза» и даты его руководства советским военно-морским флотом: «1939-1955», под которой изображение корабля, внизу надпись: «Потомству в пример», слева и справа — лавровые ветви.

Медаль «120 лет со дня рождения И. В. Сталина» учреждена: 15 августа 1999

Медаль «130 лет со дня рождения И. В. Сталина» учреждена: 3 сентября 2009

Медаль «В ознаменование 120-летия со дня рождения И. В. Сталина»

Указом ППСНД от 15 августа 1999 года была учреждена юбилейная медаль в ознаменование 120-летия со дня рождения Иосифа Виссарионовича Сталина. Положение о юбилейной медали, её описание и образец также учреждены Указом ППСНД от 15 августа 1999 года. В Положении о медали сказано что ей награждаются граждане СССР, а также иностранные граждане — участники народно-патриотического движения — внесшие личный вклад «в борьбу с антинародным режимом», против международной экспансии, за восстановление единого советского государства, построение социализма, укрепление дружбы между народами.

Цвета ленты

Лента к медали, как и многие другие награды ППСНД, представляет собой сочетание золотисто-жёлтого и красного цветов.

Описание медали

На аверсе медали, в центре композиции скульптурный портрет (бюст) Генералиссимуса И. В. Сталина в полупрофиль, в парадном мундире, со звездой Героя Советского Союза на груди. Вокруг вождя изображены достижения СССР в период его правления: железнодорожная колея символизирует развитую сеть железнодорожных коммуникаций, опора воздушной линии электропередачи символизирует электрифицированные регионы, плотина символизирует собой развитие станций использующих энергию водного потока, и, наконец, дымящие трубы позади плотины знаменуют стремительное развитие советской промышленности. На реверсе медали указаны даты «1879—1999».

Медаль «130 лет со дня рождения И. В. Сталина»

Медаль «130 лет со дня рождения И. В. Сталина» учреждена 3 сентября 2009 г.

Цвета ленты

Лента к медали напоминает цвета Медали «В ознаменование 100-летия со дня рождения Владимира Ильича Ленина» с добавлением серых полос.

Описание медали

На аверсе медали изображён Генералиссимус И. В. Сталин в правый полуанфас (лицо смотрит на зрителя), в парадном мундире, со звездой Героя Советского Союза на груди. На реверсе медали надпись: «130 лет со дня рождения И. В. Сталина», под которой серп и молот, и вокруг (полукруг) которой лавровые ветви.

Медаль «Ветерану — Интернационалисту»
учреждена: 16 октября 1998

Медаль «Ветерану — Интернационалисту»

Запрос «Медаль «Ветерану — Интернационалисту» перенаправляется сюда; об аналогичной награде Президиума Верховного Совета СССР, вручавшейся в 1988—1991 гг. см. Нагрудный знак «Воину-интернационалисту».

Постановлением от 16 октября 1998 г. Постоянный Президиум Съезда народных депутатов СССР учредил медаль «Ветерану — Интернационалисту», которой награждаются воины-интернационалисты — военнослужащие и ветераны Вооружённых сил СССР и России, выполнявшие служебные задачи за пределами Родины.

Цвета ленты

Цветовое решение ленты включает в себя семь цветов, в том или ином виде присутствующих на национальных флагах государств, которым в разное время оказывалась военная помощь советскими военнослужащими — среди прочих легко угадываются чёрный, красный и зелёный цвета национального флага Демократической Республики Афганистан.

Описание медали

На аверсе медали изображён автомат Калашникова, как вид оружия, которым велись практически все локальные войны и конфликты второй половины XX века. Под автоматом находятся серп и молот, как символ выполнения награждённым социалистического интернационального долга. И автомат, и серп и молот расположены на фоне упрощённой окружности земного шара с параллелями и меридианами, в знак выполнения воинами-интернационалистами своего долга не просто за пределами Родины, а по всему земному шару. На реверсе медаль по окружности обрамляет надпись: «Участнику национально-освободительного движения», в центре идёт перечисление шести регионов, в которых несли службу советские военнослужащие: Испания (Гражданская война в Испании), Северная Корея (Война в Корее), Куба (Карибский кризис), Ближний Восток (Арабо-израильский конфликт), Вьетнам (Война во Вьетнаме), Афганистан (Война в Афганистане). Перечень начинается пятиконечной звездой — символом Вооружённых сил Советского Союза, и завершается положенными крест-накрест лавровыми ветвями — символом воинской доблести.

Медаль «70 лет создания Воздушно-десантных войск СССР»
учреждена: 30 июня 2000

Медаль «70 лет создания Воздушно-десантных войск СССР»

Постановлением от 30 июня 2000 г. Постоянный Президиум Съезда народных депутатов СССР учредил медаль «70 лет создания Воздушно-десантных войск СССР», которой награждаются военнослужащие и ветераны Воздушно-десантных войск СССР и России (ВДВ), десантно-штурмовых частей и соединений (ДШВ) и частей специального назначения (СпН ГРУ), а также разведывательно-десантных рот (рдр) разведывательных батальонов механизированных и танковых соединений, десантно-штурмовых рот (дшр) морской пехоты и других компонентов Вооружённых сил СССР и России, чья служба связана с совершением парашютных прыжков; либо гражданские лица, внесшие существенный вклад в популяризацию среди молодёжи военной службы в целом, и службы в этом роде войск в частности.

Цвета ленты

Цветовое решение ленты включает в себя традиционный тёмно-голубой цвет, а также чёрный и золотой цвета георгиевской ленты.

Медаль «80 лет ВЧК-КГБ»
учреждена: 12 августа 1998

Описание медали

На аверсе медали изображён в анфас Командующий ВДВ СССР генерал армии В. Ф. Маргелов со звездой Героя Советского Союза на груди, за спиной которого происходит десантирование личного состава парашютным способом — виднеются наполненные воздухом купола парашютов и десантники в их стропах, высыпавшие из чрева самолёта ВТА СССР, удаляющегося за горизонт. На реверсе медали внизу указаны даты «1930—2000», вверху — девиз советских десантников: «Никто кроме нас». Между надписями эмблема ВДВ в виде парашюта и двух летящих самолётов на фоне развёрнутого двуполярного изображения земного шара.

Медаль «80 лет ВЧК-КГБ»

Для поощрения сотрудников правоохранительных органов и контрразведки 12 августа 1998 г. была учреждена медаль «80 лет ВЧК-КГБ».

Цвета ленты

Цветовое решение ленты к медали повторяет Медаль «За боевые заслуги» с полосками белого и красного цветов, проведёнными посередине.

Описание медали

На аверсе медали изображён в профиль бюст родоначальника советских чекистов Ф. Э. Дзержинского в гимнастёрке. Под портретом подпись «ВЧК 80 КГБ». На реверсе надпись: «Честь совесть советского народа» (Перефразированная фраза: «Партия Ленина—Сталина — ум, честь и совесть советского народа»).

Медаль «20 лет вывода Советских войск из Афганистана»
учреждена: 7 сентября 2008

Медаль «20 лет вывода Советских войск из Афганистана»

Запрос «Медаль «20 лет вывода Советских войск из Афганистана» перенаправляется сюда; об аналогичной награде Комитета по делам воинов-интернационалистов при Совете глав правительств государств-участников Содружества независимых государств см. Медаль «20 лет вывода советских войск из Демократической Республики Афганистан».

Медаль «20 лет вывода Советских войск из Афганистана» была учреждена 7 сентября 2008 г. для награждения советских военнослужащих, выполнявших интернациональный долг в Афганистане, во время Войны 1979—1989 гг.

Цвета ленты

Лента медали включает в себя цвета национального флага Демократической Республики Афганистан с одной стороны, и цвета Ордена Красного Знамени с другой.

Описание медали

На аверсе медали находится звезда стилизованная под Орден Красной Звезды, на которой вместо красноармейца с винтовкой, изображён военнослужащий Ограниченного контингента советских войск в Афганистане (ОКСВА) с автоматом в руках, на фоне афганских гор. Кроме бойца ОКСВА, на фоне афганского ландшафта различимы верхушки советских ракет (слева) и танк (справа). Афганское небо рассекают два советских истребителя. Под звездой, втиснутой в круг, на которой и запечатлена описываемая картина, расположена надпись «1989—2009». На реверсе медали содержится надпись: «20 лет вывода Советских войск из Афганистана», которую венчают колосья, как символ мирного труда и процветания афганской земли, в годы братской помощи от Советского Союза.

Аналогичные награды других организаций

Следует отметить, что к 20-летию вывода советских войск из Афганистана, другие общественные (главным образом, ветеранские) организации и их региональные отделения в России и странах СНГ, также учредили свои награды со схожими названиями, стилистикой сюжетов и цветовой гаммой ленты.

Медаль «50 лет атомной энергетике СССР»

Медаль «50 лет атомной энергетике СССР»
учреждена: 16 октября 1998

Медаль «50 лет атомной энергетике СССР», посвящённая полувековому юбилею атомной энергетики учреждена 16 октября 1998 г. В положении о медали определено, что она предназначена для награждения учёных-ядерщиков, военнослужащих и гражданских лиц, работавших на испытательных полигонах, воинов-ракетчиков, личного состава подводных лодок и кораблей с атомными реакторами, работников атомных электростанций, участников ликвидации последствий аварии на Чернобыльской АЭС и других лиц, отнесенных в ведение Министерства атомной энергетики.

Цвета ленты

Лента к медали состоит из двух, одинаковых по ширине полос белого и бледно-жёлтого цвета, которые разделены тонкой чёрной полосой.

Описание медали

На аверсе медали изображён в профиль бюст пионера советского атомного проекта Академика АН СССР И. В. Курчатова. На реверсе — атомный ледокол «50 лет Победы» рассекающий морские волны, на фоне которого изображён знак в виде трёх пересекающихся друг с другом атомных колец и даты «1948—1998» (на 1948 год приходится время запуска первого атомного промышленного реактора «А» комбината № 817, получение первой продукции с атомного реактора, и начало работ по подготовке к испытаниям первой советской атомной бомбы РДС-1).

Медаль «Участнику ликвидации аварии на Чернобыльской атомной электростанции»

Медаль «Участнику ликвидации аварии на Чернобыльской атомной электростанции»

Одна из самых редких наград ППСНД, медаль «Участнику ликвидации аварии на Чернобыльской атомной электростанции» предназначена для награждения военнослужащих и гражданских лиц, участвовавших в ликвидации последствий Аварии на Чернобыльской АЭС.

Цвета ленты

Цветовое решение ленты включает в себя зелёный, тёмно-красный и жёлтый цвета.

Описание медали

Внешне медаль представляет собой красный крест из латуни, с позолоченными лучами, расходящимися в стороны от его центра. В центре креста, один в другом, находятся два круга чёрного (внешняя окружность) и голубого цветов (внутренняя). Внутри чёрного круга зависла капля крови на фоне голубого украинского неба, которую рассекли пунктирные линии α-, β- и γ-излучения. Вдоль окружности, по часовой стрелке выведена надпись «Участник ликвидации последствий аварии». В самом низу окружности аббревиатура «ЧАЭС».

Оценки наградной деятельности ППСНД

Как отмечает один из создателей Центрального военно-морского интернет-портала профессор Игорь Смирнов, есть люди, которые носят награды и звания, присвоенные от имени ППСНД, им это не запрещено, хотя многие считают такие награды и звания незаконными. Как отмечает Геннадий Красухин, с одной стороны, награды ППСНД всерьёз не воспринимались, но, с другой стороны, очень много серьёзных, влиятельных людей их добивалось. По мнению одного из авторов сайта «Герои страны», автора справочников «Герои Советского Союза и Российской Федерации» Андрея Симонова, проблема состоит и в том, что огромное число заслуженных людей соглашается на такие награды. По словам Симонова, это известные фамилии — лётчики, разведчики, писатели, имеющие и настоящие награды.

Писатель, член Союза журналистов Украины, народный депутат Украины второго созыва Сергей Аксёненко уверен, что раздача очередных званий негосударственными структурами является совершенно неоправданным новшеством. Когда после распада СССР часть депутатов последнего союзного парламента во главе с Сажи Умалатовой создали постоянно действующую структуру — ППСНД — это было вполне логично. Безотносительно к политическим симпатиям и антипатиям, но в ликвидации последнего советского парламента, по убеждению Аксёненко, было множество нестыковок. Можно понять логику, когда структура, возглавляемая Умалатовой, присвоила звания Героев Соцтруда или очередные воинские заслуженным людям, которые по чисто техническим причинам не успели получить эти звания в СССР. Но когда звания полились потоком, то структура Умалатовой, по словам Аксёненко, превратилась в наградной клуб. А затем награждения потеряли вообще какую-либо логику, когда звания начали присваивать общественные организации типа Союзов офицеров. Наряду с офицерскими званиями девальвировали в СССР неразрывно связанные с ними ордена и медали. Во время Гражданской войны Орден Красного Знамени вручался настолько редко, что ценился чуть ли не выше, чем звание Героя Советского Союза во время Великой Отечественной войны. И такой орден в Гражданскую войну получали как высшую награду, а в Великую Отечественную он хоть и был в почёте, но был уже далеко не первым. А при Л. И. Брежневе, когда Героями Советского Союза и соцтруда стали делать чиновников высокого ранга, девальвация начала затрагивать и эти звания, а вместе с ними и высший советский орден — Орден Ленина. Девальвация советских наград замерла на мёртвой точке после смерти Брежнева, в разгар войны в Афганистане, и в связи с развалом СССР не успела дойти до своего логического конца.

Существует и крайне отрицательное отношение к практике альтернативной наградной системы. Так, по словам военного корреспондента полковника Виктора Баранца ему было противно, что существовала некая совершенно посторонняя организация, которая раздавала и звёзды Героев Советского Союза, и ордена, а потом дело дошло до того, что сама эта организация учредила собственные ордена, и грамоты, и даже воинские звания. Самое обидное, по мнению Баранца, то, что эта организация существовала не в подполье, а совершенно официально: «Эти люди существовали на поверхности, они везде размахивали своими ксивами, они получали разрешение лечиться в лучших военных госпиталях России и, тем не менее, им никто на хвост не наступал». Некоторые гневно писали о том, что Умалатова награждала, наплевав на мораль и совесть. Об этом, в частности, пишет в «Литературной газете» фронтовик Александр Миронов, согласно которому Умалатова награждала орденом своих единомышленников, ни сном ни духом не нюхавших фронта по причине младенческого возраста. По мнению члена Союза журналистов РФ, полковника в отставке Александра Боднара деятельность организации Умалатовой противоречит всякой логике, в том числе и исторической и наносит государству не только моральный, но и материальный ущерб. «Попробуй по звезде отличи, где настоящий Герой, а где фальшивый», — возумщается Боднар. В трактовке российских законодательных органов, приобретение этих орденов и медалей не является преступлением. Носить их не рекомендуется, но не более того. Действия ППСНД, как отмечает журналист Артём Акопян, заключались в основном в том, что воинские звания и государственные советские награды раздавались направо и налево. как пишет Акопян, любой офицер, выгнанный за разгильдяйство из вооруженных сил, спившийся милиционер и прочая подобная публика, которой было наполнено патриотическое движение, могла при желании дорасти до генеральских чинов, стать несколько раз героями Советского Союза, полными кавалерами всех возможных наград.

Примечательно, что Эдуард Лимонов, критикующий подобную практику и называющий Умалатову «психоженщиной, раздающей советские награды» от имени «невидимой и неслышимой партии», сам для респектабельности привлекал к участию в своих политических мероприятиях, пенсионеров с непонятно откуда полученными орденами.

По мнению обозревателя газеты «Аргументы и факты» Андрея Сурова, ситуацию с наградами ППСНД можно считать апогеем наградной разносортицы. Никем не узаконенные награды этого альтернативного политического органа раздавались, по мнению Сурова, направо и налево. Наиболее известные среди них: уникальные в своем роде орден Сталина, медаль Сталина, орден 90 лет революции, выполненный в форме знаменитого, введенного ещё в 1967 году ордена Октябрьской революции. Аналогии понятны. Среди «умалатовских» знаков отличия и более политически «нейтральные»: 50 лет советскому атомному флоту, 80 лет пограничной службе. «Всё равно приятно, что скрывать», — подытоживает Суров свои рассуждения.

Высказывались предположения о том, что за наградной деятельностью ППСНД и якобы имевшей место торговлей наградами стоит более глобальная цель — подрыв престижа вооружённых защитников Родины и обесценивание советских боевых орденов и медалей. Данное утверждение можно встретить, например, в газете «Дуэль» у А. Н. Лезина. Он пишет, что за наградной практикой ППСНД стоят крупные специалисты по подрывной деятельности. Сознавая то, как гордятся своими боевыми наградами ветераны войны, и учитывая тот факт, что к наградам представляют людей больше, чем попадает в списки награждённых, была организована продажа советских орденов и медалей. По мнению Лезина, Сажи Умалатова и занималась этим сомнительным бизнесом и в этом ей помогал Союз офицеров запаса. В ответ на слова Лезина, там же на страницах «Дуэли» выступил Александр Бланк. По словам Бланка, попытки повесить вину в торговле наградами на Сажи Умалатову — это попытки задним числом прикрыть собственную трусость, малодушие и невмешательство, проявленные в ходе развала СССР. Бланк утверждает, что А. Лезин попросту лжёт, когда заявляет, что Умалатова «организовала продажу советских орденов и медалей». Бланк обосновывает свои слова следующим образом: во-первых, акцию по продлению действия советской наградной системы устроила не лично Умалатова, а коллективный орган — Постоянный Президиум Съезда Народных Депутатов СССР, сформированный неподчинившимися диктату Ельцина депутатами от всех пятнадцати союзных республик, а не только от Чечено-Ингушской АССР, которую представляла Умалатова. ППСНД, на тот момент являлся органом представительным и вполне легитимным. Во-вторых, награждение советскими орденами и медалями, учреждёнными до 1992 г. (при этом не всеми, а только из числа тех наград, которые были исключёны Б. Н. Ельциным из списка наград Российской Федерации), составляло крайне незначительную количественно часть наградной деятельности ППСНД. Подавляющее большинство награждений ППСНД осуществил вновь учреждёнными наградами через те же ветеранские организации. Здесь, по мнению Бланка, уместно произвести сравнение наградной деятельности Умалатовой с «юбилейной канонадой» брежневского периода. Учреждение ряда юбилейных наград при Л. И. Брежневе, по убеждению Бланка, стало разрушительным явлением для сложившейся за несколько десятилетий большевистской наградной системы, а учреждение юбилейных медалей ППСНД — нет. Объяснение этому простое: принципиально изменилась политическая обстановка в стране. К 1993 г. большевистская наградная система уже была подорвана, юридически её тогда уже не существовало, а награждения ППСНД были попыткой реанимировать её, продлить ей жизнь, сохранить в народе ощущение существования СССР. Чему свидетельствуют и неоднократные заявления Умалатовой: «Мы возродим союзное государство!». При этом, немаловажно, по мнению Бланка, будет отметить и тот факт, что ППСНД не только награждал, но и лишал наград и почётных званий СССР некоторых деятелей, перешедших в ряды сторонников Ельцина, что также являлось попыткой сохранить советскую наградную систему и престиж советских наград. Вполне возможно, — справедливости ради отмечает Бланк, — что в наградной деятельности ППСНД в чём-то были и ошибки, но ведь у этого органа, в отличие от настоящего Президиума Верховного Совета советского времени, нет собственных штатов, он мог опираться только на военных историков и ветеранские организации.

По мнению Игоря Владимирова, всю наградную деятельность ППСНД можно было бы расценить как историко-политический курьез, и не более того.

В то же время, существует и другая позиция по этому вопросу, от сдержанных комментариев до полной поддержки деятельности Умалатовой и возглавляемой ею организации. Русский публицист и политик Валерий Скурлатов, руководитель «Российского Народного Фронта» и его преемницы «Партии Возрождения» заявил в поддержку Умалатовой что знает её на протяжении долгого времени и высоко ценит её благородство: «Она до конца билась за сохранение Советского Союза и продолжает отстаивать его историческое достоинство». По итогам девятой годовщины обороны Дома Советов в 2002 г., командир добровольческого полка, сражавшегося с проельцинскими силами, Александр Брежнев отмечал, что за девять лет отношение к самому подвигу изменилось, но Орден «Защитнику свободы», по словам Брежнева, для защитников Дома Советов по-прежнему свят — память о погибших не притупилась. Как убеждён Брежнев, это подтверждает высокий авторитет самой награды — за прошедшее время вокруг ордена сформировался героический ореол и о его создании стали ходить самые настоящие легенды. Историк и журналист Владимир Карман не отрицает бытующего в народе убеждения, что Сажи Умалатова не имела права подписывать наградные документы: «Но у кого язык повернётся сказать, что эти люди не достойны высокой награды? Подвиг не перестаёт быть подвигом от того, что не проштампован соответствующей печатью бланк, дающий право её владельцу официально называться героем».

Как отмечает старший преподаватель Университета «Дубна» Александр Злобин, в годы застоя, Леонид Ильич Брежнев стал частым героем анекдотов за количество своих регалий. А Умалатова, геройски награждая самых правоверных коммунистов, имела на то право и спрос.

Слева — Медаль Жукова, учреждённая указом Президента Российской Федерации № 930 от 9 мая 1994 года. Справа — Медаль «Маршал Советского Союза Жуков», учреждённая указом Постоянного Президиума Съезда народных депутатов СССР от 20 февраля 1997 года

Как отмечает А. Малинкин, медаль ППСНД «50 лет Победы советского народа в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг.» существенно отличается по наградной символике от государственной юбилейной медали РФ «1945-1995. 50 лет победы советского народа в Великой Отечественной войне 1941—1945», а медаль «Маршал Советского Союза Жуков» ППСНД — от государственной медали Жукова. Тем не менее, такие параллели не случайны и не являются результатом недоразумения. Умалатова неоднократно заявляла, что режим Ельцина не имел морального права учреждать награды для ветеранов, поскольку Ельцин и его команда, по глубокому убеждению Умалатовой и её соратников, развалили СССР, втоптали в грязь коммунистические идеалы и ценности, уничтожили завоевания социализма, довели до обнищания большую часть населения страны. Таким образом, каждая награда ППСНД — это реставрация советского прошлого в символической форме, а все вместе они — попытка консолидировать вокруг ППСНД непримиримую оппозицию. Альтернативные награды ППСНД можно интерпретировать как спор этой части оппозиции с существующим режимом в политическом пространстве посредством символики наградных знаков. Так, после провала ГКЧП была учреждена медаль «Защитнику свободной России», в ответ к годовщине расстрела Верховного Совета был учреждён номерной орден «Защитнику Советов». В ответ на разоблачения преступлений сталинского режима, ППСНД учреждает орден Сталина. Вдобавок к ордену учреждается медаль «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг.», на которой также изображён Сталин, и другая юбилейная медаль «120 лет И. В. Сталину». Эту реконструкцию, по словам Малинкина, можно продолжить по поводу каждой альтернативной награды. Сам факт существования и деятельность ППСНД под председательством Сажи Умалатовой являются ярким примером контрпатриотизма, основанного на ностальгии по СССР и ресентименте по отношению к нынешнему режиму, который можно коротко охарактеризовать как «псевдотрадиционное сознание». Трагедия заключалась в том, что многие ветераны войны и труда СССР действительно не могли принимать награды «новой» России. Умалатова не придумала эту трагедию, а лишь солидарно её прочувствовала, — убеждён Малинкин, — орденами и медалями ППСНД награждены десятки тысяч российских граждан. Они не только с радостью приняли их, но и с гордостью их носят. Иногда — вместе с наградами РФ. Некоторые ветераны стали обращаться в Минюст и Генпрокуратуру за разъяснениями, полагая, что деятельность ППСНД дискредитирует советскую наградную систему и ведёт к обесцениванию наград, выданных во времена СССР. В результате в апреле 2002 г. Минюст РФ направил представление в Генпрокуратуру с просьбой принять меры. Минюст РФ сообщил, что Постоянный президиум съезда народных депутатов СССР является «незарегистрированной общественной организацией». Умалатова была предупреждена о недопустимости дальнейшей наградной деятельности ППСНД. Как отмечает Малинкин, есть основания считать, что новые ордена и медали ППСНД соответствуют критериям подлинных наград, но лишь отчасти. Они воспринимались ветеранами как благодарность за верность идеалам социализма, сохраняли в символической форме их честь и достоинство, повышали самооценку. Вместе с тем неадекватная практика награждений дискредитировала их, а заодно и всю наградную систему СССР. При всем своём ностальгическом утопизме, деятельность ППСНД не была лишена общественного значения. Тем не менее сам факт существования в Российской Федерации на протяжении десяти лет альтернативной наградной системы нельзя признать нормальным, — заключает Малинкин.

Ответить на вопрос, являются ли ордена и медали ППСНД наградами в полном смысле слова и чем они отличаются от значков, которые продаются в магазинах на выбор, по мнению А. Малинкина, можно лишь предварительно исследовав практику награждений. Ведь мало учредить награду — не менее, если не более, важно другое: кто, кого и как награждает. Обычно ветеранов награждали по представлению ветеранских организаций всех уровней, а также по личному усмотрению председателя ППСНД. За орденские знаки и медали необходимо было уплатить сумму, соответствующую стоимости их изготовления. Стали циркулировать слухи, будто Умалатова и её окружение делают бизнес на наградах.

Слухи о торговле наградами ППСНД

Первые сомнения в статусе наград ППСНД возникли тогда, когда за орденские знаки и медали Сажи необходимо было уплатить сумму, соответствующую стоимости их изготовления. Стали циркулировать слухи, будто Умалатова и её окружение делают бизнес на наградах. Некоторые ветераны стали обращаться в Минюст и Генпрокуратуру России за разъяснениями, полагая, что деятельность ППСНД дискредитирует советскую наградную систему и ведёт к обесцениванию наград, выданных во времена СССР. В результате в апреле 2002 года Минюст РФ направил представление в Генпрокуратуру с просьбой принять меры. Умалатова была предупреждена о недопустимости дальнейшей наградной деятельности ППСНД. После этого Сажи сначала дистанцировалась от коммунистического движения в России, а потом, в декабре 1996 года, основала свою собственную Российскую политическую Партию мира и единства. Партия Умалатовой участвовала и в выборах в Госдуму РФ, набрав менее 0,5 % голосов.

Как пишет генерал армии Анатолий Куликов, с орденами, которые на протяжении ряда лет выдавала Сажи Умалатова было связано немало скандалов. Наградной конвейер, по мнению Куликова, стал хорошим бизнесом. Ордена от Сажи Умалатовой не стыдятся надевать даже очень известные люди, многие до сих пор не стесняются украшать свои парадные мундиры наградами ППСНД. В газете «Коммерсантъ», со ссылкой на ИТАР-ТАСС сообщалось, что Пермский областной комитет Коммунистической партии Российской Федерации занимался продажей за 50 рублей орденов Отечественной войны 2-й степени людям, которые никогда не участвовали в войне и даже не работали в то время в тылу. Вместе с орденом вручалось удостоверение о награждении от имени президиума Съезда народных депутатов СССР, подписанное Сажи Умалатовой.

Лидер Российского Союза ветеранов Афганистана, первый заместитель председателя Комитета Госдумы по делам ветеранов, член президиума генерального совета «Единой России» Франц Клинцевич заявил что Умалатова за деньги продаёт ордена и высшие степени отличия СССР. По словам Клинцевича, это — гнусное, абсолютно непорядочное дело. Следует отметить, что ППСНД является далеко не единственной организацией, чьи награды доступны в свободной продаже. Например, многие организации, как общественные, так и государственные не обошли вниманием вывод советских войск из Афганистана и изготовили по этому поводу собственные юбилейные медали. Среди них — медаль ППСНД «20 лет вывода Советских войск из Афганистана», которая была выпущена в соответствии с указом Президиума Съезда народных депутатов СССР от 7 сентября 2008 года. Корреспонденту газеты «Коммерсантъ» Фёдору Максимову путём простого поиска по сайту zasluga.ru удалось найти в свободной продаже ещё как минимум пять медалей, посвящённых 20-летию вывода войск из Афганистана. В их числе медаль от КПРФ, медаль Комитета по делам воинов-интернационалистов при Совете глав Правительств СНГ с печатью и подписью Руслана Аушева и главную награду руководимого Клинцевичем РСВА — медаль «За заслуги» вместе с удостоверением, подписанным Борисом Громовым и скреплённым печатью организации, в которое осталось внести фамилию.

Ситуацию с продажей медалей в интервью газете «Труд» прояснил заместитель председателя королёвского совета ветеранов Иван Воронин. Он заявил, что сторонники ППСНД не признают того, что Советского Союза уже нет, и продолжают как бы «жить» в ней. Через эту организацию становились Героями Советского Союза, получали ордена Ленина и Сталина, причём награды все — настоящие, выпущенные Гознаком по старым образцам. Разумеется, всё это делается не бесплатно. Многие, как подчеркнул Воронин, очень дорожат возможностью получить такую награду.

Корреспонденты «Вечерней Москвы» обратились к Умалатовой с просьбой прояснить ситуацию с «ряжеными» ветеранами. Вот как прокомментировала ситуацию сама Сажи Умалатова: «Конечно, я не одобряю такое поведение — надевать чужие погоны и награды — это подло. Подло и эти награды продавать — сейчас ведь любой орден можно приобрести хотя бы через интернет». На вопрос, приходилось ли ей самой с этим сталкиваться, Умалатова ответила следующее: «Наша организация [ППСНД] изготавливала награды для ветеранов войны — это была некоммерческая деятельность, мы хотели сделать людям приятное. Позже мы прекратили этим заниматься — но даже сейчас мне попадаются объявления о покупке-продаже наших орденов! Я помню, ради интереса, пробовала сделать заказ — и мне вполне оперативно прислали прейскурант».

Дальнейшее развитие альтернативной и официальной наградной системы в Российской Федерации

Слева — медаль «70 лет создания Воздушно-Десантных войск СССР», учреждённая указом Постоянного Президиума Съезда народных депутатов СССР от 30 июня 2000 года. Справа — медаль «Генерал армии Маргелов», учреждённая приказом Министра обороны Российской Федерации № 182 от 6 мая 2005 года.

Награды ППСНД стали первыми общественными наградами на постсоветском пространстве. По мнению журналиста Константина Лыкова, это — отдельная, долгая и достаточно интересная тема для разговора. Вкратце, можно сказать, что именно они стали основой всего огромного пласта негосударственной фалеристики, который существует сегодня в России. Возникли даже не десятки, а сотни «фирм-наградителей», которые перевели на ордена тонны золота и фальшивых бриллиантов, — пишет обозреватель «Комсомольской правды» Владимир Ворсобин, — в конце концов бесконечные «человеки года», «лучшие менеджеры», премии «За вклад в конкурентоспособность» и тому подобные — бизнес уже традиционный.

Деятельность некоторых организаций находится под пристальным вниманием со стороны правоохранительных и контрольно-надзорных органов. Так, в поле зрения Генеральной прокуратуры попали Академия проблем безопасности, обороны и правопорядка и Национальный комитет общественных наград, которые, как сообщалось на официальном сайте ведомства: «Незаконно используют символы и атрибуты госвласти, выпуская в общей сложности 73 вида орденов, медалей, нагрудных знаков, а также дипломов и аттестатов о присвоении учёных степеней идентичных государственным наградам и документам». Совместная проверка ведомства с Федеральной службой безопасности, Министерством юстиции и Геральдическим советом при президенте России показала, что Академия проблем безопасности, обороны и правопорядка нигде не указывает, что является общественной организацией, и столь громким названием «создаёт видимость государственного статуса». Наконец, Генпрокуратура указывает, что в обеих организациях утвердили даже воинские звания и обмундирование, аналогичные званиям и форме военнослужащих Российской Федерации. Всё это, по мнению сотрудников прокуратуры, «создаёт условия для коррупционных проявлений и дискредитирует государственную власть».

«Верховный Совет СССР» (другая самопровозглашённая общественная организация) на Сессии, проводившейся 24 августа 2008 года, издал постановление «О дискредитации советских государственных наград», в котором гневно осудил саму практику подобных награждений. Согласно тексту резолюции, они осуществлялись за деньги и были поставлены на поток, став по сути своей коммерческим проектом. Однако, по мнению делегатов сессии ВС СССР, проблема заключается в том, что данное начинание подхватили другие: компартии, союзы, общественные организации. В ход пошли «орден Ленина», «орден Сталина», различные медали, возведение пенсионеров в ранги генералов, адмиралов, маршалов, присвоения за деньги званий Героя Советского Союза, Героя социалистического труда. Как отмечается в постановлении: доходило до курьёзов. Члена КПСС, партийного лидера Олега Шенина по случаю 50-летнего юбилея награждают «орденом Сталина», а через две недели его исключают из КПРФ «За развал работы». Согласно с принятым на сессии решением, награждающие не имеют законных конституционных прав для награждения граждан, легитимная советская власть, при условии её восстановления, никогда не признает их фальшивые награды, звания и дипломы, а сама наградная процедура и созданный вокруг неё шум, дискредитирует советскую геральдику, а награждённых выставляет в неприглядном виде. На основании чего самопровозглашенный «Верховный Совет СССР» постановил: Практику незаконных награждений с использованием советской геральдики признать дискредитирующей советские государственные награды и тех граждан СССР, которые заслуженно награждёны за военные или трудовые подвиги, а наградную практику партий, общественных организаций, использующих советские государственные награды, а также присвоение воинских, дипломатических, гражданских званий, дипломов, грамот и прочих наград признать недопустимыми.

Правовой статус наград

О ведомственных знаках отличия в труде, учитываемых при присвоении звания «Ветеран труда»

В настоящее время самопровозглашенный так называемый Президиум Съезда народных депутатов СССР и его Председатель С. Умалатова производят вручение юбилейных медалей «Маршал Советского Союза Жуков», «50 лет Победы над фашистской Германией», «80 лет Великой Октябрьской Революции» и удостоверений к ним ветеранам войны и труда, ветеранам Вооруженных Сил и правоохранительных органов, гражданам, перенесшим блокаду, активным участникам народно — патриотической деятельности и другим гражданам. Отдельные газетные публикации свидетельствуют также о присвоении этим Президиумом звания Героя Социалистического Труда с вручением ордена Ленина и золотой медали «Серп и Молот», награждении другими наградами.

Эти награды и удостоверения к ним имеют внешнее сходство с государственными наградами СССР и Российской Федерации, хотя таковыми не являются.

Учитывая изложенное, удостоверения к медалям и другим наградам, заверенные печатью Постоянного президиума Съезда народных депутатов СССР и подписью его Председателя С. Умалатовой, не могут быть приняты во внимание при решении вопроса о присвоении звания «Ветеран труда».

Министерство труда Российской Федерации.
Письмо от 7 октября 1998 г. №5635-КС

По законам Российской Федерации, изготовление государственных наград вправе осуществлять только два монетных двора Гознака — Московский и Петербургский. При этом создать клише под орден может любой машиностроительный завод, а изготовить по нему орден — дело ещё проще. У Умалатовой долгое время был контракт с Московским монетным двором на изготовление и поставку орденов и медалей ППСНД. По этому поводу, в порядке работы по жалобам граждан, в Президиум к Умалатовой приехала государственная комиссия, по результатам проведённой проверки было сделано предписание Московскому монетному двору расторгнуть договор с Умалатовой. Тем временем Умалатова заключила договор с Петербургским монетным двором, и наградной процесс продолжился. По словам доцента кафедры истории и культуры УлГТУ М. Н. Вязьмитинова, награды, учреждённые Сажи Умалатовой, стали интересным явлением в российской общественно-политической жизни. Политические «шатания» Умалатовой, по мнению Вязьмитинова, сказались и на регалиях, ею учреждённых. Среди знаков и медалей есть символы чисто коммунистические, нейтральные (памятные) и юбилейные. Награды С. Умалатовой вызвали неоднозначную реакцию в обществе. Ветераны, как правило, принимали эти знаки скорее в знак протеста против не всегда объективного пересмотра достижений советского времени, изменения взгляда на ход военных действий в Великой Отечественной войне, резко критической оценки деятельности Сталина. Были люди, которые отрицательно относились к умалатовским наградам, так как считали что их выдают без разбора и тем, кто их не достоин. Некоторые ветераны даже подавали иски в суды и уведомляли прокуратуру о том, что с награждённых требовали денег — так решили окупить расходы на производство доморощенных орденов и медалей, не рассчитав, что в советское время награды вручались бесплатно.

По словам начальника Управления Президента Российской Федерации по государственным наградам Нины Сивовой, сотрудники Управления не раз обращались в прокуратуру по поводу наградной деятельности Умалатовой, поскольку та, по мнению Сивовой, своей деятельностью наносила государству морально-политический и экономический ущерб. Выдавая не только награду, но и документ к ней, внешне очень похожий на подлинный, она тем самым создала ситуацию, при которой награждённые приходят в отделения Социального обеспечения и требуют льгот. Дошло до того, что Министерству труда пришлось даже сделать специальную пометку в перечне наград, имея которые, человек может рассчитывать на льготы: «Кроме наград, выданных Умалатовой».

9 мая 2002 года, на встрече с Владимиром Путиным ветераны Великой Отечественной войны пожаловались на наградную деятельность Умалатовой президенту. По их мнению, Умалатова раздавала направо и налево государственные награды уже несуществующей страны: «Мы их кровью заслужили, а сейчас любая шваль их носит и нас дискредитирует». Президент пообещал разобраться. Стоит отметить, что за полгода до этой встречи Федеральная служба безопасности уже начала проверку по факту незаконного ношения госнаград и военной формы академиками российского отделения Международной академии наук по проблемам национальной безопасности (МАН ПНБ).

17 апреля 2002 г. Министерство юстиции Российской Федерации направило представление в Генпрокуратуру с просьбой принять меры прокурорского реагирования на действия лидера Российской политической Партии мира и единства Сажи Умалатовой. В пресс-службе Минюста сообщили, что в министерство поступают обращения граждан в связи с наградной деятельностью ППСНД, в связи с тем, что Умалатова «учредила и выдаёт ордена и медали с символикой бывшего СССР». Умалатова была предупреждена о недопустимости учреждения и изготовления знаков, имеющих внешнее сходство с государственными наградами Российской Федерации, РСФСР, СССР, в связи со вступлением в силу 1 июля 2002 года Кодекса Российской Федерации об административных правонарушениях, который предусматривает административную ответственность за такого рода деятельность. В разных газетах появилась информация о том, что Умалатовой грозят серьёзные неприятности. Начальник отдела административного законодательства Минюста Вениамин Гаршин заявил в интервью газете «Труд», что в случае неповиновения закону Умалатовой грозит наказание сразу по двум статьям Уголовного кодекса Российской Федерации, предусматривающим различные санкции — от штрафов до кратковременного лишения свободы. Однако, как выяснилось, министерство ограничилось неофициальным письмом рекомендательного характера. В центре общественных связей Минюста информацию о вынесении предупреждения прокомментировали следующим образом: «Мы работаем с обращениями граждан, которые касаются деятельности партий, и сейчас были вынуждены дать разъяснение, что с 1 июля вводится ответственность за учреждение незаконных наград. Умалатовой было направлено неофициальное письмо, которое предупреждением не является и носит исключительно рекомендательный характер». Никаких последствий в итоге для Умалатовой не наступило, и наградная деятельность в дальнейшем с успехом продолжалась, так в 2005 г. была учреждена медаль «60 лет победы советского народа в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг.». Отсутствие уголовных дел против Умалатовой объясняется тем, что её награды отличаются от официальных по дизайну.

Сам статус наград, выданных ППСНД, как советских, так и учреждённых самой организацией, не даёт их владельцам каких-либо юридических преимуществ перед владельцами другой негосударственной фалеристики. Высшие степени отличия СССР Звания Героя Советского Союза и Героя Социалистического труда, выданные Сажи Умалатовой, не являются государственными наградами. Награждённые С. Умалатовой юридически не имеют прав на льготы. Гражданско-правовые последствия для лиц, пытающихся получить те или иные льготы, или как-либо по-иному воспользоваться наградами ППСНД в личных корыстных целях, начинаются, как правило, после публикаций в средствах массовой информации. Так, после публикации в калининградской областной газете статьи «Депутат Рэмбо» — биографии депутата Калининградской областной думы Андрея Смирнова, законно награждённого наградами ППСНД и незаконно присвоившего себе чужие советские ордена, Российский Союз ветеранов Афганистана выступил с ультимативным обращением к руководству области. После чего Смирнова вызвал к себе председатель думы Александр Ярошук. По окончании беседы Смирнов написал заявление о досрочном сложении депутатских полномочий.

По словам Андрея Симонова, Умалатова была убеждена, что Советский Союз продолжает существовать, и, пользуясь тем, что до 1989 года все указы о награждениях были подписаны председателем Президиума Верховного Совета СССР, она присваивала несуществующие де-юре звания Героев Советского Союза и Социалистического Труда, воинские и почётные звания. К ответственности, как отмечает Симонов, привлечь за это практически невозможно, так как присваиваются звания не Российской Федерации, а несуществующего Советского Союза. Тем не менее, можно привлечь к уголовной ответственности за мошенничество тех, кто благодаря таким наградам, получили какие-либо льготы. Как отмечает автор ряда статей и книг о Великой Отечественной войне Максим Токарев, с точки зрения правоприменения статьи 17.11 Кодекса Российской Федерации об административных правонарушениях проблема видится в том, что статья не предусматривает никакой ответственности за ношение «знаков, имеющих схожее название или внешнее сходство с государственными наградами СССР, РСФСР, Российской Федерации». То есть, если человека уличают в том, что он носит чужую государственную награду, изготовленную на Московском монетном дворе, имеющую заводской №, зарегистрированную в базах данных наградного отдела Верховного Совета СССР, Центрального архива Министерства обороны в Подольске и других архивных инстанциях, то он подлежит наказанию. Если человек носит изготовленную неустановленным производителем не из благородных металлов Звезду Героя Советского Союза, которую ему вручила «незарегистрированная общественная организация» (это определение Минюста России от 2002 года) — к которым относится и Постоянный президиум Верховного Совета СССР во главе с Сажи Умалатовой, то, в соответствии со ст. 17.11.2 КоАП за это можно наказать лишь изготовителей награды и тех, кто её вручил, но отнюдь не человека, который носит эти награды на лацкане.

См. также

• Правовое регулирование сферы государственных наград России
• Ностальгия по СССР

Отрывок, характеризующий Награды Постоянного Президиума Съезда народных депутатов СССР

– Что ж, Соколов, они ведь не совсем уходят! У них тут гошпиталь. Может, тебе еще лучше нашего будет, – сказал Пьер.
– О господи! О смерть моя! О господи! – громче застонал солдат.
– Да я сейчас еще спрошу их, – сказал Пьер и, поднявшись, пошел к двери балагана. В то время как Пьер подходил к двери, снаружи подходил с двумя солдатами тот капрал, который вчера угощал Пьера трубкой. И капрал и солдаты были в походной форме, в ранцах и киверах с застегнутыми чешуями, изменявшими их знакомые лица.
Капрал шел к двери с тем, чтобы, по приказанию начальства, затворить ее. Перед выпуском надо было пересчитать пленных.
– Caporal, que fera t on du malade?.. [Капрал, что с больным делать?..] – начал Пьер; но в ту минуту, как он говорил это, он усумнился, тот ли это знакомый его капрал или другой, неизвестный человек: так непохож был на себя капрал в эту минуту. Кроме того, в ту минуту, как Пьер говорил это, с двух сторон вдруг послышался треск барабанов. Капрал нахмурился на слова Пьера и, проговорив бессмысленное ругательство, захлопнул дверь. В балагане стало полутемно; с двух сторон резко трещали барабаны, заглушая стоны больного.
«Вот оно!.. Опять оно!» – сказал себе Пьер, и невольный холод пробежал по его спине. В измененном лице капрала, в звуке его голоса, в возбуждающем и заглушающем треске барабанов Пьер узнал ту таинственную, безучастную силу, которая заставляла людей против своей воли умерщвлять себе подобных, ту силу, действие которой он видел во время казни. Бояться, стараться избегать этой силы, обращаться с просьбами или увещаниями к людям, которые служили орудиями ее, было бесполезно. Это знал теперь Пьер. Надо было ждать и терпеть. Пьер не подошел больше к больному и не оглянулся на него. Он, молча, нахмурившись, стоял у двери балагана.
Когда двери балагана отворились и пленные, как стадо баранов, давя друг друга, затеснились в выходе, Пьер пробился вперед их и подошел к тому самому капитану, который, по уверению капрала, готов был все сделать для Пьера. Капитан тоже был в походной форме, и из холодного лица его смотрело тоже «оно», которое Пьер узнал в словах капрала и в треске барабанов.
– Filez, filez, [Проходите, проходите.] – приговаривал капитан, строго хмурясь и глядя на толпившихся мимо него пленных. Пьер знал, что его попытка будет напрасна, но подошел к нему.
– Eh bien, qu'est ce qu'il y a? [Ну, что еще?] – холодно оглянувшись, как бы не узнав, сказал офицер. Пьер сказал про больного.
– Il pourra marcher, que diable! – сказал капитан. – Filez, filez, [Он пойдет, черт возьми! Проходите, проходите] – продолжал он приговаривать, не глядя на Пьера.
– Mais non, il est a l'agonie… [Да нет же, он умирает…] – начал было Пьер.
– Voulez vous bien?! [Пойди ты к…] – злобно нахмурившись, крикнул капитан.
Драм да да дам, дам, дам, трещали барабаны. И Пьер понял, что таинственная сила уже вполне овладела этими людьми и что теперь говорить еще что нибудь было бесполезно.
Пленных офицеров отделили от солдат и велели им идти впереди. Офицеров, в числе которых был Пьер, было человек тридцать, солдатов человек триста.
Пленные офицеры, выпущенные из других балаганов, были все чужие, были гораздо лучше одеты, чем Пьер, и смотрели на него, в его обуви, с недоверчивостью и отчужденностью. Недалеко от Пьера шел, видимо, пользующийся общим уважением своих товарищей пленных, толстый майор в казанском халате, подпоясанный полотенцем, с пухлым, желтым, сердитым лицом. Он одну руку с кисетом держал за пазухой, другою опирался на чубук. Майор, пыхтя и отдуваясь, ворчал и сердился на всех за то, что ему казалось, что его толкают и что все торопятся, когда торопиться некуда, все чему то удивляются, когда ни в чем ничего нет удивительного. Другой, маленький худой офицер, со всеми заговаривал, делая предположения о том, куда их ведут теперь и как далеко они успеют пройти нынешний день. Чиновник, в валеных сапогах и комиссариатской форме, забегал с разных сторон и высматривал сгоревшую Москву, громко сообщая свои наблюдения о том, что сгорело и какая была та или эта видневшаяся часть Москвы. Третий офицер, польского происхождения по акценту, спорил с комиссариатским чиновником, доказывая ему, что он ошибался в определении кварталов Москвы.
– О чем спорите? – сердито говорил майор. – Николы ли, Власа ли, все одно; видите, все сгорело, ну и конец… Что толкаетесь то, разве дороги мало, – обратился он сердито к шедшему сзади и вовсе не толкавшему его.
– Ай, ай, ай, что наделали! – слышались, однако, то с той, то с другой стороны голоса пленных, оглядывающих пожарища. – И Замоскворечье то, и Зубово, и в Кремле то, смотрите, половины нет… Да я вам говорил, что все Замоскворечье, вон так и есть.
– Ну, знаете, что сгорело, ну о чем же толковать! – говорил майор.
Проходя через Хамовники (один из немногих несгоревших кварталов Москвы) мимо церкви, вся толпа пленных вдруг пожалась к одной стороне, и послышались восклицания ужаса и омерзения.
– Ишь мерзавцы! То то нехристи! Да мертвый, мертвый и есть… Вымазали чем то.
Пьер тоже подвинулся к церкви, у которой было то, что вызывало восклицания, и смутно увидал что то, прислоненное к ограде церкви. Из слов товарищей, видевших лучше его, он узнал, что это что то был труп человека, поставленный стоймя у ограды и вымазанный в лице сажей…
– Marchez, sacre nom… Filez… trente mille diables… [Иди! иди! Черти! Дьяволы!] – послышались ругательства конвойных, и французские солдаты с новым озлоблением разогнали тесаками толпу пленных, смотревшую на мертвого человека.


По переулкам Хамовников пленные шли одни с своим конвоем и повозками и фурами, принадлежавшими конвойным и ехавшими сзади; но, выйдя к провиантским магазинам, они попали в середину огромного, тесно двигавшегося артиллерийского обоза, перемешанного с частными повозками.
У самого моста все остановились, дожидаясь того, чтобы продвинулись ехавшие впереди. С моста пленным открылись сзади и впереди бесконечные ряды других двигавшихся обозов. Направо, там, где загибалась Калужская дорога мимо Нескучного, пропадая вдали, тянулись бесконечные ряды войск и обозов. Это были вышедшие прежде всех войска корпуса Богарне; назади, по набережной и через Каменный мост, тянулись войска и обозы Нея.
Войска Даву, к которым принадлежали пленные, шли через Крымский брод и уже отчасти вступали в Калужскую улицу. Но обозы так растянулись, что последние обозы Богарне еще не вышли из Москвы в Калужскую улицу, а голова войск Нея уже выходила из Большой Ордынки.
Пройдя Крымский брод, пленные двигались по нескольку шагов и останавливались, и опять двигались, и со всех сторон экипажи и люди все больше и больше стеснялись. Пройдя более часа те несколько сот шагов, которые отделяют мост от Калужской улицы, и дойдя до площади, где сходятся Замоскворецкие улицы с Калужскою, пленные, сжатые в кучу, остановились и несколько часов простояли на этом перекрестке. Со всех сторон слышался неумолкаемый, как шум моря, грохот колес, и топот ног, и неумолкаемые сердитые крики и ругательства. Пьер стоял прижатый к стене обгорелого дома, слушая этот звук, сливавшийся в его воображении с звуками барабана.
Несколько пленных офицеров, чтобы лучше видеть, влезли на стену обгорелого дома, подле которого стоял Пьер.
– Народу то! Эка народу!.. И на пушках то навалили! Смотри: меха… – говорили они. – Вишь, стервецы, награбили… Вон у того то сзади, на телеге… Ведь это – с иконы, ей богу!.. Это немцы, должно быть. И наш мужик, ей богу!.. Ах, подлецы!.. Вишь, навьючился то, насилу идет! Вот те на, дрожки – и те захватили!.. Вишь, уселся на сундуках то. Батюшки!.. Подрались!..
– Так его по морде то, по морде! Этак до вечера не дождешься. Гляди, глядите… а это, верно, самого Наполеона. Видишь, лошади то какие! в вензелях с короной. Это дом складной. Уронил мешок, не видит. Опять подрались… Женщина с ребеночком, и недурна. Да, как же, так тебя и пропустят… Смотри, и конца нет. Девки русские, ей богу, девки! В колясках ведь как покойно уселись!
Опять волна общего любопытства, как и около церкви в Хамовниках, надвинула всех пленных к дороге, и Пьер благодаря своему росту через головы других увидал то, что так привлекло любопытство пленных. В трех колясках, замешавшихся между зарядными ящиками, ехали, тесно сидя друг на друге, разряженные, в ярких цветах, нарумяненные, что то кричащие пискливыми голосами женщины.
С той минуты как Пьер сознал появление таинственной силы, ничто не казалось ему странно или страшно: ни труп, вымазанный для забавы сажей, ни эти женщины, спешившие куда то, ни пожарища Москвы. Все, что видел теперь Пьер, не производило на него почти никакого впечатления – как будто душа его, готовясь к трудной борьбе, отказывалась принимать впечатления, которые могли ослабить ее.
Поезд женщин проехал. За ним тянулись опять телеги, солдаты, фуры, солдаты, палубы, кареты, солдаты, ящики, солдаты, изредка женщины.
Пьер не видал людей отдельно, а видел движение их.
Все эти люди, лошади как будто гнались какой то невидимою силою. Все они, в продолжение часа, во время которого их наблюдал Пьер, выплывали из разных улиц с одним и тем же желанием скорее пройти; все они одинаково, сталкиваясь с другими, начинали сердиться, драться; оскаливались белые зубы, хмурились брови, перебрасывались все одни и те же ругательства, и на всех лицах было одно и то же молодечески решительное и жестоко холодное выражение, которое поутру поразило Пьера при звуке барабана на лице капрала.
Уже перед вечером конвойный начальник собрал свою команду и с криком и спорами втеснился в обозы, и пленные, окруженные со всех сторон, вышли на Калужскую дорогу.
Шли очень скоро, не отдыхая, и остановились только, когда уже солнце стало садиться. Обозы надвинулись одни на других, и люди стали готовиться к ночлегу. Все казались сердиты и недовольны. Долго с разных сторон слышались ругательства, злобные крики и драки. Карета, ехавшая сзади конвойных, надвинулась на повозку конвойных и пробила ее дышлом. Несколько солдат с разных сторон сбежались к повозке; одни били по головам лошадей, запряженных в карете, сворачивая их, другие дрались между собой, и Пьер видел, что одного немца тяжело ранили тесаком в голову.
Казалось, все эти люди испытывали теперь, когда остановились посреди поля в холодных сумерках осеннего вечера, одно и то же чувство неприятного пробуждения от охватившей всех при выходе поспешности и стремительного куда то движения. Остановившись, все как будто поняли, что неизвестно еще, куда идут, и что на этом движении много будет тяжелого и трудного.
С пленными на этом привале конвойные обращались еще хуже, чем при выступлении. На этом привале в первый раз мясная пища пленных была выдана кониною.
От офицеров до последнего солдата было заметно в каждом как будто личное озлобление против каждого из пленных, так неожиданно заменившее прежде дружелюбные отношения.
Озлобление это еще более усилилось, когда при пересчитывании пленных оказалось, что во время суеты, выходя из Москвы, один русский солдат, притворявшийся больным от живота, – бежал. Пьер видел, как француз избил русского солдата за то, что тот отошел далеко от дороги, и слышал, как капитан, его приятель, выговаривал унтер офицеру за побег русского солдата и угрожал ему судом. На отговорку унтер офицера о том, что солдат был болен и не мог идти, офицер сказал, что велено пристреливать тех, кто будет отставать. Пьер чувствовал, что та роковая сила, которая смяла его во время казни и которая была незаметна во время плена, теперь опять овладела его существованием. Ему было страшно; но он чувствовал, как по мере усилий, которые делала роковая сила, чтобы раздавить его, в душе его вырастала и крепла независимая от нее сила жизни.
Пьер поужинал похлебкою из ржаной муки с лошадиным мясом и поговорил с товарищами.
Ни Пьер и никто из товарищей его не говорили ни о том, что они видели в Москве, ни о грубости обращения французов, ни о том распоряжении пристреливать, которое было объявлено им: все были, как бы в отпор ухудшающемуся положению, особенно оживлены и веселы. Говорили о личных воспоминаниях, о смешных сценах, виденных во время похода, и заминали разговоры о настоящем положении.
Солнце давно село. Яркие звезды зажглись кое где по небу; красное, подобное пожару, зарево встающего полного месяца разлилось по краю неба, и огромный красный шар удивительно колебался в сероватой мгле. Становилось светло. Вечер уже кончился, но ночь еще не начиналась. Пьер встал от своих новых товарищей и пошел между костров на другую сторону дороги, где, ему сказали, стояли пленные солдаты. Ему хотелось поговорить с ними. На дороге французский часовой остановил его и велел воротиться.
Пьер вернулся, но не к костру, к товарищам, а к отпряженной повозке, у которой никого не было. Он, поджав ноги и опустив голову, сел на холодную землю у колеса повозки и долго неподвижно сидел, думая. Прошло более часа. Никто не тревожил Пьера. Вдруг он захохотал своим толстым, добродушным смехом так громко, что с разных сторон с удивлением оглянулись люди на этот странный, очевидно, одинокий смех.
– Ха, ха, ха! – смеялся Пьер. И он проговорил вслух сам с собою: – Не пустил меня солдат. Поймали меня, заперли меня. В плену держат меня. Кого меня? Меня! Меня – мою бессмертную душу! Ха, ха, ха!.. Ха, ха, ха!.. – смеялся он с выступившими на глаза слезами.
Какой то человек встал и подошел посмотреть, о чем один смеется этот странный большой человек. Пьер перестал смеяться, встал, отошел подальше от любопытного и оглянулся вокруг себя.
Прежде громко шумевший треском костров и говором людей, огромный, нескончаемый бивак затихал; красные огни костров потухали и бледнели. Высоко в светлом небе стоял полный месяц. Леса и поля, невидные прежде вне расположения лагеря, открывались теперь вдали. И еще дальше этих лесов и полей виднелась светлая, колеблющаяся, зовущая в себя бесконечная даль. Пьер взглянул в небо, в глубь уходящих, играющих звезд. «И все это мое, и все это во мне, и все это я! – думал Пьер. – И все это они поймали и посадили в балаган, загороженный досками!» Он улыбнулся и пошел укладываться спать к своим товарищам.


В первых числах октября к Кутузову приезжал еще парламентер с письмом от Наполеона и предложением мира, обманчиво означенным из Москвы, тогда как Наполеон уже был недалеко впереди Кутузова, на старой Калужской дороге. Кутузов отвечал на это письмо так же, как на первое, присланное с Лористоном: он сказал, что о мире речи быть не может.
Вскоре после этого из партизанского отряда Дорохова, ходившего налево от Тарутина, получено донесение о том, что в Фоминском показались войска, что войска эти состоят из дивизии Брусье и что дивизия эта, отделенная от других войск, легко может быть истреблена. Солдаты и офицеры опять требовали деятельности. Штабные генералы, возбужденные воспоминанием о легкости победы под Тарутиным, настаивали у Кутузова об исполнении предложения Дорохова. Кутузов не считал нужным никакого наступления. Вышло среднее, то, что должно было совершиться; послан был в Фоминское небольшой отряд, который должен был атаковать Брусье.
По странной случайности это назначение – самое трудное и самое важное, как оказалось впоследствии, – получил Дохтуров; тот самый скромный, маленький Дохтуров, которого никто не описывал нам составляющим планы сражений, летающим перед полками, кидающим кресты на батареи, и т. п., которого считали и называли нерешительным и непроницательным, но тот самый Дохтуров, которого во время всех войн русских с французами, с Аустерлица и до тринадцатого года, мы находим начальствующим везде, где только положение трудно. В Аустерлице он остается последним у плотины Аугеста, собирая полки, спасая, что можно, когда все бежит и гибнет и ни одного генерала нет в ариергарде. Он, больной в лихорадке, идет в Смоленск с двадцатью тысячами защищать город против всей наполеоновской армии. В Смоленске, едва задремал он на Молоховских воротах, в пароксизме лихорадки, его будит канонада по Смоленску, и Смоленск держится целый день. В Бородинский день, когда убит Багратион и войска нашего левого фланга перебиты в пропорции 9 к 1 и вся сила французской артиллерии направлена туда, – посылается никто другой, а именно нерешительный и непроницательный Дохтуров, и Кутузов торопится поправить свою ошибку, когда он послал было туда другого. И маленький, тихенький Дохтуров едет туда, и Бородино – лучшая слава русского войска. И много героев описано нам в стихах и прозе, но о Дохтурове почти ни слова.
Опять Дохтурова посылают туда в Фоминское и оттуда в Малый Ярославец, в то место, где было последнее сражение с французами, и в то место, с которого, очевидно, уже начинается погибель французов, и опять много гениев и героев описывают нам в этот период кампании, но о Дохтурове ни слова, или очень мало, или сомнительно. Это то умолчание о Дохтурове очевиднее всего доказывает его достоинства.
Естественно, что для человека, не понимающего хода машины, при виде ее действия кажется, что важнейшая часть этой машины есть та щепка, которая случайно попала в нее и, мешая ее ходу, треплется в ней. Человек, не знающий устройства машины, не может понять того, что не эта портящая и мешающая делу щепка, а та маленькая передаточная шестерня, которая неслышно вертится, есть одна из существеннейших частей машины.
10 го октября, в тот самый день, как Дохтуров прошел половину дороги до Фоминского и остановился в деревне Аристове, приготавливаясь в точности исполнить отданное приказание, все французское войско, в своем судорожном движении дойдя до позиции Мюрата, как казалось, для того, чтобы дать сражение, вдруг без причины повернуло влево на новую Калужскую дорогу и стало входить в Фоминское, в котором прежде стоял один Брусье. У Дохтурова под командою в это время были, кроме Дорохова, два небольших отряда Фигнера и Сеславина.
Вечером 11 го октября Сеславин приехал в Аристово к начальству с пойманным пленным французским гвардейцем. Пленный говорил, что войска, вошедшие нынче в Фоминское, составляли авангард всей большой армии, что Наполеон был тут же, что армия вся уже пятый день вышла из Москвы. В тот же вечер дворовый человек, пришедший из Боровска, рассказал, как он видел вступление огромного войска в город. Казаки из отряда Дорохова доносили, что они видели французскую гвардию, шедшую по дороге к Боровску. Из всех этих известий стало очевидно, что там, где думали найти одну дивизию, теперь была вся армия французов, шедшая из Москвы по неожиданному направлению – по старой Калужской дороге. Дохтуров ничего не хотел предпринимать, так как ему не ясно было теперь, в чем состоит его обязанность. Ему велено было атаковать Фоминское. Но в Фоминском прежде был один Брусье, теперь была вся французская армия. Ермолов хотел поступить по своему усмотрению, но Дохтуров настаивал на том, что ему нужно иметь приказание от светлейшего. Решено было послать донесение в штаб.
Для этого избран толковый офицер, Болховитинов, который, кроме письменного донесения, должен был на словах рассказать все дело. В двенадцатом часу ночи Болховитинов, получив конверт и словесное приказание, поскакал, сопутствуемый казаком, с запасными лошадьми в главный штаб.


Ночь была темная, теплая, осенняя. Шел дождик уже четвертый день. Два раза переменив лошадей и в полтора часа проскакав тридцать верст по грязной вязкой дороге, Болховитинов во втором часу ночи был в Леташевке. Слезши у избы, на плетневом заборе которой была вывеска: «Главный штаб», и бросив лошадь, он вошел в темные сени.
– Дежурного генерала скорее! Очень важное! – проговорил он кому то, поднимавшемуся и сопевшему в темноте сеней.
– С вечера нездоровы очень были, третью ночь не спят, – заступнически прошептал денщицкий голос. – Уж вы капитана разбудите сначала.
– Очень важное, от генерала Дохтурова, – сказал Болховитинов, входя в ощупанную им растворенную дверь. Денщик прошел вперед его и стал будить кого то:
– Ваше благородие, ваше благородие – кульер.
– Что, что? от кого? – проговорил чей то сонный голос.
– От Дохтурова и от Алексея Петровича. Наполеон в Фоминском, – сказал Болховитинов, не видя в темноте того, кто спрашивал его, но по звуку голоса предполагая, что это был не Коновницын.
Разбуженный человек зевал и тянулся.
– Будить то мне его не хочется, – сказал он, ощупывая что то. – Больнёшенек! Может, так, слухи.
– Вот донесение, – сказал Болховитинов, – велено сейчас же передать дежурному генералу.
– Постойте, огня зажгу. Куда ты, проклятый, всегда засунешь? – обращаясь к денщику, сказал тянувшийся человек. Это был Щербинин, адъютант Коновницына. – Нашел, нашел, – прибавил он.
Денщик рубил огонь, Щербинин ощупывал подсвечник.
– Ах, мерзкие, – с отвращением сказал он.
При свете искр Болховитинов увидел молодое лицо Щербинина со свечой и в переднем углу еще спящего человека. Это был Коновницын.
Когда сначала синим и потом красным пламенем загорелись серники о трут, Щербинин зажег сальную свечку, с подсвечника которой побежали обгладывавшие ее прусаки, и осмотрел вестника. Болховитинов был весь в грязи и, рукавом обтираясь, размазывал себе лицо.
– Да кто доносит? – сказал Щербинин, взяв конверт.
– Известие верное, – сказал Болховитинов. – И пленные, и казаки, и лазутчики – все единогласно показывают одно и то же.
– Нечего делать, надо будить, – сказал Щербинин, вставая и подходя к человеку в ночном колпаке, укрытому шинелью. – Петр Петрович! – проговорил он. Коновницын не шевелился. – В главный штаб! – проговорил он, улыбнувшись, зная, что эти слова наверное разбудят его. И действительно, голова в ночном колпаке поднялась тотчас же. На красивом, твердом лице Коновницына, с лихорадочно воспаленными щеками, на мгновение оставалось еще выражение далеких от настоящего положения мечтаний сна, но потом вдруг он вздрогнул: лицо его приняло обычно спокойное и твердое выражение.
– Ну, что такое? От кого? – неторопливо, но тотчас же спросил он, мигая от света. Слушая донесение офицера, Коновницын распечатал и прочел. Едва прочтя, он опустил ноги в шерстяных чулках на земляной пол и стал обуваться. Потом снял колпак и, причесав виски, надел фуражку.
– Ты скоро доехал? Пойдем к светлейшему.
Коновницын тотчас понял, что привезенное известие имело большую важность и что нельзя медлить. Хорошо ли, дурно ли это было, он не думал и не спрашивал себя. Его это не интересовало. На все дело войны он смотрел не умом, не рассуждением, а чем то другим. В душе его было глубокое, невысказанное убеждение, что все будет хорошо; но что этому верить не надо, и тем более не надо говорить этого, а надо делать только свое дело. И это свое дело он делал, отдавая ему все свои силы.
Петр Петрович Коновницын, так же как и Дохтуров, только как бы из приличия внесенный в список так называемых героев 12 го года – Барклаев, Раевских, Ермоловых, Платовых, Милорадовичей, так же как и Дохтуров, пользовался репутацией человека весьма ограниченных способностей и сведений, и, так же как и Дохтуров, Коновницын никогда не делал проектов сражений, но всегда находился там, где было труднее всего; спал всегда с раскрытой дверью с тех пор, как был назначен дежурным генералом, приказывая каждому посланному будить себя, всегда во время сраженья был под огнем, так что Кутузов упрекал его за то и боялся посылать, и был так же, как и Дохтуров, одной из тех незаметных шестерен, которые, не треща и не шумя, составляют самую существенную часть машины.
Выходя из избы в сырую, темную ночь, Коновницын нахмурился частью от головной усилившейся боли, частью от неприятной мысли, пришедшей ему в голову о том, как теперь взволнуется все это гнездо штабных, влиятельных людей при этом известии, в особенности Бенигсен, после Тарутина бывший на ножах с Кутузовым; как будут предлагать, спорить, приказывать, отменять. И это предчувствие неприятно ему было, хотя он и знал, что без этого нельзя.
Действительно, Толь, к которому он зашел сообщить новое известие, тотчас же стал излагать свои соображения генералу, жившему с ним, и Коновницын, молча и устало слушавший, напомнил ему, что надо идти к светлейшему.


Кутузов, как и все старые люди, мало спал по ночам. Он днем часто неожиданно задремывал; но ночью он, не раздеваясь, лежа на своей постели, большею частию не спал и думал.
Так он лежал и теперь на своей кровати, облокотив тяжелую, большую изуродованную голову на пухлую руку, и думал, открытым одним глазом присматриваясь к темноте.
С тех пор как Бенигсен, переписывавшийся с государем и имевший более всех силы в штабе, избегал его, Кутузов был спокойнее в том отношении, что его с войсками не заставят опять участвовать в бесполезных наступательных действиях. Урок Тарутинского сражения и кануна его, болезненно памятный Кутузову, тоже должен был подействовать, думал он.
«Они должны понять, что мы только можем проиграть, действуя наступательно. Терпение и время, вот мои воины богатыри!» – думал Кутузов. Он знал, что не надо срывать яблоко, пока оно зелено. Оно само упадет, когда будет зрело, а сорвешь зелено, испортишь яблоко и дерево, и сам оскомину набьешь. Он, как опытный охотник, знал, что зверь ранен, ранен так, как только могла ранить вся русская сила, но смертельно или нет, это был еще не разъясненный вопрос. Теперь, по присылкам Лористона и Бертелеми и по донесениям партизанов, Кутузов почти знал, что он ранен смертельно. Но нужны были еще доказательства, надо было ждать.
«Им хочется бежать посмотреть, как они его убили. Подождите, увидите. Все маневры, все наступления! – думал он. – К чему? Все отличиться. Точно что то веселое есть в том, чтобы драться. Они точно дети, от которых не добьешься толку, как было дело, оттого что все хотят доказать, как они умеют драться. Да не в том теперь дело.
И какие искусные маневры предлагают мне все эти! Им кажется, что, когда они выдумали две три случайности (он вспомнил об общем плане из Петербурга), они выдумали их все. А им всем нет числа!»
Неразрешенный вопрос о том, смертельна или не смертельна ли была рана, нанесенная в Бородине, уже целый месяц висел над головой Кутузова. С одной стороны, французы заняли Москву. С другой стороны, несомненно всем существом своим Кутузов чувствовал, что тот страшный удар, в котором он вместе со всеми русскими людьми напряг все свои силы, должен был быть смертелен. Но во всяком случае нужны были доказательства, и он ждал их уже месяц, и чем дальше проходило время, тем нетерпеливее он становился. Лежа на своей постели в свои бессонные ночи, он делал то самое, что делала эта молодежь генералов, то самое, за что он упрекал их. Он придумывал все возможные случайности, в которых выразится эта верная, уже свершившаяся погибель Наполеона. Он придумывал эти случайности так же, как и молодежь, но только с той разницей, что он ничего не основывал на этих предположениях и что он видел их не две и три, а тысячи. Чем дальше он думал, тем больше их представлялось. Он придумывал всякого рода движения наполеоновской армии, всей или частей ее – к Петербургу, на него, в обход его, придумывал (чего он больше всего боялся) и ту случайность, что Наполеон станет бороться против него его же оружием, что он останется в Москве, выжидая его. Кутузов придумывал даже движение наполеоновской армии назад на Медынь и Юхнов, но одного, чего он не мог предвидеть, это того, что совершилось, того безумного, судорожного метания войска Наполеона в продолжение первых одиннадцати дней его выступления из Москвы, – метания, которое сделало возможным то, о чем все таки не смел еще тогда думать Кутузов: совершенное истребление французов. Донесения Дорохова о дивизии Брусье, известия от партизанов о бедствиях армии Наполеона, слухи о сборах к выступлению из Москвы – все подтверждало предположение, что французская армия разбита и сбирается бежать; но это были только предположения, казавшиеся важными для молодежи, но не для Кутузова. Он с своей шестидесятилетней опытностью знал, какой вес надо приписывать слухам, знал, как способны люди, желающие чего нибудь, группировать все известия так, что они как будто подтверждают желаемое, и знал, как в этом случае охотно упускают все противоречащее. И чем больше желал этого Кутузов, тем меньше он позволял себе этому верить. Вопрос этот занимал все его душевные силы. Все остальное было для него только привычным исполнением жизни. Таким привычным исполнением и подчинением жизни были его разговоры с штабными, письма к m me Stael, которые он писал из Тарутина, чтение романов, раздачи наград, переписка с Петербургом и т. п. Но погибель французов, предвиденная им одним, было его душевное, единственное желание.
В ночь 11 го октября он лежал, облокотившись на руку, и думал об этом.
В соседней комнате зашевелилось, и послышались шаги Толя, Коновницына и Болховитинова.
– Эй, кто там? Войдите, войди! Что новенького? – окликнул их фельдмаршал.
Пока лакей зажигал свечу, Толь рассказывал содержание известий.
– Кто привез? – спросил Кутузов с лицом, поразившим Толя, когда загорелась свеча, своей холодной строгостью.
– Не может быть сомнения, ваша светлость.
– Позови, позови его сюда!
Кутузов сидел, спустив одну ногу с кровати и навалившись большим животом на другую, согнутую ногу. Он щурил свой зрячий глаз, чтобы лучше рассмотреть посланного, как будто в его чертах он хотел прочесть то, что занимало его.
– Скажи, скажи, дружок, – сказал он Болховитинову своим тихим, старческим голосом, закрывая распахнувшуюся на груди рубашку. – Подойди, подойди поближе. Какие ты привез мне весточки? А? Наполеон из Москвы ушел? Воистину так? А?
Болховитинов подробно доносил сначала все то, что ему было приказано.
– Говори, говори скорее, не томи душу, – перебил его Кутузов.
Болховитинов рассказал все и замолчал, ожидая приказания. Толь начал было говорить что то, но Кутузов перебил его. Он хотел сказать что то, но вдруг лицо его сщурилось, сморщилось; он, махнув рукой на Толя, повернулся в противную сторону, к красному углу избы, черневшему от образов.
– Господи, создатель мой! Внял ты молитве нашей… – дрожащим голосом сказал он, сложив руки. – Спасена Россия. Благодарю тебя, господи! – И он заплакал.


Со времени этого известия и до конца кампании вся деятельность Кутузова заключается только в том, чтобы властью, хитростью, просьбами удерживать свои войска от бесполезных наступлений, маневров и столкновений с гибнущим врагом. Дохтуров идет к Малоярославцу, но Кутузов медлит со всей армией и отдает приказания об очищении Калуги, отступление за которую представляется ему весьма возможным.
Кутузов везде отступает, но неприятель, не дожидаясь его отступления, бежит назад, в противную сторону.
Историки Наполеона описывают нам искусный маневр его на Тарутино и Малоярославец и делают предположения о том, что бы было, если бы Наполеон успел проникнуть в богатые полуденные губернии.
Но не говоря о том, что ничто не мешало Наполеону идти в эти полуденные губернии (так как русская армия давала ему дорогу), историки забывают то, что армия Наполеона не могла быть спасена ничем, потому что она в самой себе несла уже тогда неизбежные условия гибели. Почему эта армия, нашедшая обильное продовольствие в Москве и не могшая удержать его, а стоптавшая его под ногами, эта армия, которая, придя в Смоленск, не разбирала продовольствия, а грабила его, почему эта армия могла бы поправиться в Калужской губернии, населенной теми же русскими, как и в Москве, и с тем же свойством огня сжигать то, что зажигают?
Армия не могла нигде поправиться. Она, с Бородинского сражения и грабежа Москвы, несла в себе уже как бы химические условия разложения.
Люди этой бывшей армии бежали с своими предводителями сами не зная куда, желая (Наполеон и каждый солдат) только одного: выпутаться лично как можно скорее из того безвыходного положения, которое, хотя и неясно, они все сознавали.
Только поэтому, на совете в Малоярославце, когда, притворяясь, что они, генералы, совещаются, подавая разные мнения, последнее мнение простодушного солдата Мутона, сказавшего то, что все думали, что надо только уйти как можно скорее, закрыло все рты, и никто, даже Наполеон, не мог сказать ничего против этой всеми сознаваемой истины.
Но хотя все и знали, что надо было уйти, оставался еще стыд сознания того, что надо бежать. И нужен был внешний толчок, который победил бы этот стыд. И толчок этот явился в нужное время. Это было так называемое у французов le Hourra de l'Empereur [императорское ура].
На другой день после совета Наполеон, рано утром, притворяясь, что хочет осматривать войска и поле прошедшего и будущего сражения, с свитой маршалов и конвоя ехал по середине линии расположения войск. Казаки, шнырявшие около добычи, наткнулись на самого императора и чуть чуть не поймали его. Ежели казаки не поймали в этот раз Наполеона, то спасло его то же, что губило французов: добыча, на которую и в Тарутине и здесь, оставляя людей, бросались казаки. Они, не обращая внимания на Наполеона, бросились на добычу, и Наполеон успел уйти.
Когда вот вот les enfants du Don [сыны Дона] могли поймать самого императора в середине его армии, ясно было, что нечего больше делать, как только бежать как можно скорее по ближайшей знакомой дороге. Наполеон, с своим сорокалетним брюшком, не чувствуя в себе уже прежней поворотливости и смелости, понял этот намек. И под влиянием страха, которого он набрался от казаков, тотчас же согласился с Мутоном и отдал, как говорят историки, приказание об отступлении назад на Смоленскую дорогу.
То, что Наполеон согласился с Мутоном и что войска пошли назад, не доказывает того, что он приказал это, но что силы, действовавшие на всю армию, в смысле направления ее по Можайской дороге, одновременно действовали и на Наполеона.


Когда человек находится в движении, он всегда придумывает себе цель этого движения. Для того чтобы идти тысячу верст, человеку необходимо думать, что что то хорошее есть за этими тысячью верст. Нужно представление об обетованной земле для того, чтобы иметь силы двигаться.
Обетованная земля при наступлении французов была Москва, при отступлении была родина. Но родина была слишком далеко, и для человека, идущего тысячу верст, непременно нужно сказать себе, забыв о конечной цели: «Нынче я приду за сорок верст на место отдыха и ночлега», и в первый переход это место отдыха заслоняет конечную цель и сосредоточивает на себе все желанья и надежды. Те стремления, которые выражаются в отдельном человеке, всегда увеличиваются в толпе.
Для французов, пошедших назад по старой Смоленской дороге, конечная цель родины была слишком отдалена, и ближайшая цель, та, к которой, в огромной пропорции усиливаясь в толпе, стремились все желанья и надежды, – была Смоленск. Не потому, чтобы люди знала, что в Смоленске было много провианту и свежих войск, не потому, чтобы им говорили это (напротив, высшие чины армии и сам Наполеон знали, что там мало провианта), но потому, что это одно могло им дать силу двигаться и переносить настоящие лишения. Они, и те, которые знали, и те, которые не знали, одинаково обманывая себя, как к обетованной земле, стремились к Смоленску.
Выйдя на большую дорогу, французы с поразительной энергией, с быстротою неслыханной побежали к своей выдуманной цели. Кроме этой причины общего стремления, связывавшей в одно целое толпы французов и придававшей им некоторую энергию, была еще другая причина, связывавшая их. Причина эта состояла в их количестве. Сама огромная масса их, как в физическом законе притяжения, притягивала к себе отдельные атомы людей. Они двигались своей стотысячной массой как целым государством.
Каждый человек из них желал только одного – отдаться в плен, избавиться от всех ужасов и несчастий. Но, с одной стороны, сила общего стремления к цели Смоленска увлекала каждою в одном и том же направлении; с другой стороны – нельзя было корпусу отдаться в плен роте, и, несмотря на то, что французы пользовались всяким удобным случаем для того, чтобы отделаться друг от друга и при малейшем приличном предлоге отдаваться в плен, предлоги эти не всегда случались. Самое число их и тесное, быстрое движение лишало их этой возможности и делало для русских не только трудным, но невозможным остановить это движение, на которое направлена была вся энергия массы французов. Механическое разрывание тела не могло ускорить дальше известного предела совершавшийся процесс разложения.
Ком снега невозможно растопить мгновенно. Существует известный предел времени, ранее которого никакие усилия тепла не могут растопить снега. Напротив, чем больше тепла, тем более крепнет остающийся снег.
Из русских военачальников никто, кроме Кутузова, не понимал этого. Когда определилось направление бегства французской армии по Смоленской дороге, тогда то, что предвидел Коновницын в ночь 11 го октября, начало сбываться. Все высшие чины армии хотели отличиться, отрезать, перехватить, полонить, опрокинуть французов, и все требовали наступления.
Кутузов один все силы свои (силы эти очень невелики у каждого главнокомандующего) употреблял на то, чтобы противодействовать наступлению.
Он не мог им сказать то, что мы говорим теперь: зачем сраженье, и загораживанье дороги, и потеря своих людей, и бесчеловечное добиванье несчастных? Зачем все это, когда от Москвы до Вязьмы без сражения растаяла одна треть этого войска? Но он говорил им, выводя из своей старческой мудрости то, что они могли бы понять, – он говорил им про золотой мост, и они смеялись над ним, клеветали его, и рвали, и метали, и куражились над убитым зверем.
Под Вязьмой Ермолов, Милорадович, Платов и другие, находясь в близости от французов, не могли воздержаться от желания отрезать и опрокинуть два французские корпуса. Кутузову, извещая его о своем намерении, они прислали в конверте, вместо донесения, лист белой бумаги.
И сколько ни старался Кутузов удержать войска, войска наши атаковали, стараясь загородить дорогу. Пехотные полки, как рассказывают, с музыкой и барабанным боем ходили в атаку и побили и потеряли тысячи людей.
Но отрезать – никого не отрезали и не опрокинули. И французское войско, стянувшись крепче от опасности, продолжало, равномерно тая, все тот же свой гибельный путь к Смоленску.



Бородинское сражение с последовавшими за ним занятием Москвы и бегством французов, без новых сражений, – есть одно из самых поучительных явлений истории.
Все историки согласны в том, что внешняя деятельность государств и народов, в их столкновениях между собой, выражается войнами; что непосредственно, вследствие больших или меньших успехов военных, увеличивается или уменьшается политическая сила государств и народов.
Как ни странны исторические описания того, как какой нибудь король или император, поссорившись с другим императором или королем, собрал войско, сразился с войском врага, одержал победу, убил три, пять, десять тысяч человек и вследствие того покорил государство и целый народ в несколько миллионов; как ни непонятно, почему поражение одной армии, одной сотой всех сил народа, заставило покориться народ, – все факты истории (насколько она нам известна) подтверждают справедливость того, что большие или меньшие успехи войска одного народа против войска другого народа суть причины или, по крайней мере, существенные признаки увеличения или уменьшения силы народов. Войско одержало победу, и тотчас же увеличились права победившего народа в ущерб побежденному. Войско понесло поражение, и тотчас же по степени поражения народ лишается прав, а при совершенном поражении своего войска совершенно покоряется.
Так было (по истории) с древнейших времен и до настоящего времени. Все войны Наполеона служат подтверждением этого правила. По степени поражения австрийских войск – Австрия лишается своих прав, и увеличиваются права и силы Франции. Победа французов под Иеной и Ауерштетом уничтожает самостоятельное существование Пруссии.
Но вдруг в 1812 м году французами одержана победа под Москвой, Москва взята, и вслед за тем, без новых сражений, не Россия перестала существовать, а перестала существовать шестисоттысячная армия, потом наполеоновская Франция. Натянуть факты на правила истории, сказать, что поле сражения в Бородине осталось за русскими, что после Москвы были сражения, уничтожившие армию Наполеона, – невозможно.
После Бородинской победы французов не было ни одного не только генерального, но сколько нибудь значительного сражения, и французская армия перестала существовать. Что это значит? Ежели бы это был пример из истории Китая, мы бы могли сказать, что это явление не историческое (лазейка историков, когда что не подходит под их мерку); ежели бы дело касалось столкновения непродолжительного, в котором участвовали бы малые количества войск, мы бы могли принять это явление за исключение; но событие это совершилось на глазах наших отцов, для которых решался вопрос жизни и смерти отечества, и война эта была величайшая из всех известных войн…
Период кампании 1812 года от Бородинского сражения до изгнания французов доказал, что выигранное сражение не только не есть причина завоевания, но даже и не постоянный признак завоевания; доказал, что сила, решающая участь народов, лежит не в завоевателях, даже на в армиях и сражениях, а в чем то другом.
Французские историки, описывая положение французского войска перед выходом из Москвы, утверждают, что все в Великой армии было в порядке, исключая кавалерии, артиллерии и обозов, да не было фуража для корма лошадей и рогатого скота. Этому бедствию не могло помочь ничто, потому что окрестные мужики жгли свое сено и не давали французам.
Выигранное сражение не принесло обычных результатов, потому что мужики Карп и Влас, которые после выступления французов приехали в Москву с подводами грабить город и вообще не выказывали лично геройских чувств, и все бесчисленное количество таких мужиков не везли сена в Москву за хорошие деньги, которые им предлагали, а жгли его.

Представим себе двух людей, вышедших на поединок с шпагами по всем правилам фехтовального искусства: фехтование продолжалось довольно долгое время; вдруг один из противников, почувствовав себя раненым – поняв, что дело это не шутка, а касается его жизни, бросил свою шпагу и, взяв первую попавшуюся дубину, начал ворочать ею. Но представим себе, что противник, так разумно употребивший лучшее и простейшее средство для достижения цели, вместе с тем воодушевленный преданиями рыцарства, захотел бы скрыть сущность дела и настаивал бы на том, что он по всем правилам искусства победил на шпагах. Можно себе представить, какая путаница и неясность произошла бы от такого описания происшедшего поединка.
Фехтовальщик, требовавший борьбы по правилам искусства, были французы; его противник, бросивший шпагу и поднявший дубину, были русские; люди, старающиеся объяснить все по правилам фехтования, – историки, которые писали об этом событии.
Со времени пожара Смоленска началась война, не подходящая ни под какие прежние предания войн. Сожжение городов и деревень, отступление после сражений, удар Бородина и опять отступление, оставление и пожар Москвы, ловля мародеров, переимка транспортов, партизанская война – все это были отступления от правил.
Наполеон чувствовал это, и с самого того времени, когда он в правильной позе фехтовальщика остановился в Москве и вместо шпаги противника увидал поднятую над собой дубину, он не переставал жаловаться Кутузову и императору Александру на то, что война велась противно всем правилам (как будто существовали какие то правила для того, чтобы убивать людей). Несмотря на жалобы французов о неисполнении правил, несмотря на то, что русским, высшим по положению людям казалось почему то стыдным драться дубиной, а хотелось по всем правилам стать в позицию en quarte или en tierce [четвертую, третью], сделать искусное выпадение в prime [первую] и т. д., – дубина народной войны поднялась со всей своей грозной и величественной силой и, не спрашивая ничьих вкусов и правил, с глупой простотой, но с целесообразностью, не разбирая ничего, поднималась, опускалась и гвоздила французов до тех пор, пока не погибло все нашествие.
И благо тому народу, который не как французы в 1813 году, отсалютовав по всем правилам искусства и перевернув шпагу эфесом, грациозно и учтиво передает ее великодушному победителю, а благо тому народу, который в минуту испытания, не спрашивая о том, как по правилам поступали другие в подобных случаях, с простотою и легкостью поднимает первую попавшуюся дубину и гвоздит ею до тех пор, пока в душе его чувство оскорбления и мести не заменяется презрением и жалостью.


Одним из самых осязательных и выгодных отступлений от так называемых правил войны есть действие разрозненных людей против людей, жмущихся в кучу. Такого рода действия всегда проявляются в войне, принимающей народный характер. Действия эти состоят в том, что, вместо того чтобы становиться толпой против толпы, люди расходятся врозь, нападают поодиночке и тотчас же бегут, когда на них нападают большими силами, а потом опять нападают, когда представляется случай. Это делали гверильясы в Испании; это делали горцы на Кавказе; это делали русские в 1812 м году.
Войну такого рода назвали партизанскою и полагали, что, назвав ее так, объяснили ее значение. Между тем такого рода война не только не подходит ни под какие правила, но прямо противоположна известному и признанному за непогрешимое тактическому правилу. Правило это говорит, что атакующий должен сосредоточивать свои войска с тем, чтобы в момент боя быть сильнее противника.
Партизанская война (всегда успешная, как показывает история) прямо противуположна этому правилу.
Противоречие это происходит оттого, что военная наука принимает силу войск тождественною с их числительностию. Военная наука говорит, что чем больше войска, тем больше силы. Les gros bataillons ont toujours raison. [Право всегда на стороне больших армий.]
Говоря это, военная наука подобна той механике, которая, основываясь на рассмотрении сил только по отношению к их массам, сказала бы, что силы равны или не равны между собою, потому что равны или не равны их массы.
Сила (количество движения) есть произведение из массы на скорость.
В военном деле сила войска есть также произведение из массы на что то такое, на какое то неизвестное х.
Военная наука, видя в истории бесчисленное количество примеров того, что масса войск не совпадает с силой, что малые отряды побеждают большие, смутно признает существование этого неизвестного множителя и старается отыскать его то в геометрическом построении, то в вооружении, то – самое обыкновенное – в гениальности полководцев. Но подстановление всех этих значений множителя не доставляет результатов, согласных с историческими фактами.
А между тем стоит только отрешиться от установившегося, в угоду героям, ложного взгляда на действительность распоряжений высших властей во время войны для того, чтобы отыскать этот неизвестный х.
Х этот есть дух войска, то есть большее или меньшее желание драться и подвергать себя опасностям всех людей, составляющих войско, совершенно независимо от того, дерутся ли люди под командой гениев или не гениев, в трех или двух линиях, дубинами или ружьями, стреляющими тридцать раз в минуту. Люди, имеющие наибольшее желание драться, всегда поставят себя и в наивыгоднейшие условия для драки.
Дух войска – есть множитель на массу, дающий произведение силы. Определить и выразить значение духа войска, этого неизвестного множителя, есть задача науки.
Задача эта возможна только тогда, когда мы перестанем произвольно подставлять вместо значения всего неизвестного Х те условия, при которых проявляется сила, как то: распоряжения полководца, вооружение и т. д., принимая их за значение множителя, а признаем это неизвестное во всей его цельности, то есть как большее или меньшее желание драться и подвергать себя опасности. Тогда только, выражая уравнениями известные исторические факты, из сравнения относительного значения этого неизвестного можно надеяться на определение самого неизвестного.
Десять человек, батальонов или дивизий, сражаясь с пятнадцатью человеками, батальонами или дивизиями, победили пятнадцать, то есть убили и забрали в плен всех без остатка и сами потеряли четыре; стало быть, уничтожились с одной стороны четыре, с другой стороны пятнадцать. Следовательно, четыре были равны пятнадцати, и, следовательно, 4а:=15у. Следовательно, ж: г/==15:4. Уравнение это не дает значения неизвестного, но оно дает отношение между двумя неизвестными. И из подведения под таковые уравнения исторических различно взятых единиц (сражений, кампаний, периодов войн) получатся ряды чисел, в которых должны существовать и могут быть открыты законы.
Тактическое правило о том, что надо действовать массами при наступлении и разрозненно при отступлении, бессознательно подтверждает только ту истину, что сила войска зависит от его духа. Для того чтобы вести людей под ядра, нужно больше дисциплины, достигаемой только движением в массах, чем для того, чтобы отбиваться от нападающих. Но правило это, при котором упускается из вида дух войска, беспрестанно оказывается неверным и в особенности поразительно противоречит действительности там, где является сильный подъем или упадок духа войска, – во всех народных войнах.
Французы, отступая в 1812 м году, хотя и должны бы защищаться отдельно, по тактике, жмутся в кучу, потому что дух войска упал так, что только масса сдерживает войско вместе. Русские, напротив, по тактике должны бы были нападать массой, на деле же раздробляются, потому что дух поднят так, что отдельные лица бьют без приказания французов и не нуждаются в принуждении для того, чтобы подвергать себя трудам и опасностям.


Так называемая партизанская война началась со вступления неприятеля в Смоленск.
Прежде чем партизанская война была официально принята нашим правительством, уже тысячи людей неприятельской армии – отсталые мародеры, фуражиры – были истреблены казаками и мужиками, побивавшими этих людей так же бессознательно, как бессознательно собаки загрызают забеглую бешеную собаку. Денис Давыдов своим русским чутьем первый понял значение той страшной дубины, которая, не спрашивая правил военного искусства, уничтожала французов, и ему принадлежит слава первого шага для узаконения этого приема войны.
24 го августа был учрежден первый партизанский отряд Давыдова, и вслед за его отрядом стали учреждаться другие. Чем дальше подвигалась кампания, тем более увеличивалось число этих отрядов.
Партизаны уничтожали Великую армию по частям. Они подбирали те отпадавшие листья, которые сами собою сыпались с иссохшего дерева – французского войска, и иногда трясли это дерево. В октябре, в то время как французы бежали к Смоленску, этих партий различных величин и характеров были сотни. Были партии, перенимавшие все приемы армии, с пехотой, артиллерией, штабами, с удобствами жизни; были одни казачьи, кавалерийские; были мелкие, сборные, пешие и конные, были мужицкие и помещичьи, никому не известные. Был дьячок начальником партии, взявший в месяц несколько сот пленных. Была старостиха Василиса, побившая сотни французов.
Последние числа октября было время самого разгара партизанской войны. Тот первый период этой войны, во время которого партизаны, сами удивляясь своей дерзости, боялись всякую минуту быть пойманными и окруженными французами и, не расседлывая и почти не слезая с лошадей, прятались по лесам, ожидая всякую минуту погони, – уже прошел. Теперь уже война эта определилась, всем стало ясно, что можно было предпринять с французами и чего нельзя было предпринимать. Теперь уже только те начальники отрядов, которые с штабами, по правилам ходили вдали от французов, считали еще многое невозможным. Мелкие же партизаны, давно уже начавшие свое дело и близко высматривавшие французов, считали возможным то, о чем не смели и думать начальники больших отрядов. Казаки же и мужики, лазившие между французами, считали, что теперь уже все было возможно.
22 го октября Денисов, бывший одним из партизанов, находился с своей партией в самом разгаре партизанской страсти. С утра он с своей партией был на ходу. Он целый день по лесам, примыкавшим к большой дороге, следил за большим французским транспортом кавалерийских вещей и русских пленных, отделившимся от других войск и под сильным прикрытием, как это было известно от лазутчиков и пленных, направлявшимся к Смоленску. Про этот транспорт было известно не только Денисову и Долохову (тоже партизану с небольшой партией), ходившему близко от Денисова, но и начальникам больших отрядов с штабами: все знали про этот транспорт и, как говорил Денисов, точили на него зубы. Двое из этих больших отрядных начальников – один поляк, другой немец – почти в одно и то же время прислали Денисову приглашение присоединиться каждый к своему отряду, с тем чтобы напасть на транспорт.
– Нет, бг'ат, я сам с усам, – сказал Денисов, прочтя эти бумаги, и написал немцу, что, несмотря на душевное желание, которое он имел служить под начальством столь доблестного и знаменитого генерала, он должен лишить себя этого счастья, потому что уже поступил под начальство генерала поляка. Генералу же поляку он написал то же самое, уведомляя его, что он уже поступил под начальство немца.
Распорядившись таким образом, Денисов намеревался, без донесения о том высшим начальникам, вместе с Долоховым атаковать и взять этот транспорт своими небольшими силами. Транспорт шел 22 октября от деревни Микулиной к деревне Шамшевой. С левой стороны дороги от Микулина к Шамшеву шли большие леса, местами подходившие к самой дороге, местами отдалявшиеся от дороги на версту и больше. По этим то лесам целый день, то углубляясь в середину их, то выезжая на опушку, ехал с партией Денисов, не выпуская из виду двигавшихся французов. С утра, недалеко от Микулина, там, где лес близко подходил к дороге, казаки из партии Денисова захватили две ставшие в грязи французские фуры с кавалерийскими седлами и увезли их в лес. С тех пор и до самого вечера партия, не нападая, следила за движением французов. Надо было, не испугав их, дать спокойно дойти до Шамшева и тогда, соединившись с Долоховым, который должен был к вечеру приехать на совещание к караулке в лесу (в версте от Шамшева), на рассвете пасть с двух сторон как снег на голову и побить и забрать всех разом.
Позади, в двух верстах от Микулина, там, где лес подходил к самой дороге, было оставлено шесть казаков, которые должны были донести сейчас же, как только покажутся новые колонны французов.
Впереди Шамшева точно так же Долохов должен был исследовать дорогу, чтобы знать, на каком расстоянии есть еще другие французские войска. При транспорте предполагалось тысяча пятьсот человек. У Денисова было двести человек, у Долохова могло быть столько же. Но превосходство числа не останавливало Денисова. Одно только, что еще нужно было знать ему, это то, какие именно были эти войска; и для этой цели Денисову нужно было взять языка (то есть человека из неприятельской колонны). В утреннее нападение на фуры дело сделалось с такою поспешностью, что бывших при фурах французов всех перебили и захватили живым только мальчишку барабанщика, который был отсталый и ничего не мог сказать положительно о том, какие были войска в колонне.
Нападать другой раз Денисов считал опасным, чтобы не встревожить всю колонну, и потому он послал вперед в Шамшево бывшего при его партии мужика Тихона Щербатого – захватить, ежели можно, хоть одного из бывших там французских передовых квартиргеров.


Был осенний, теплый, дождливый день. Небо и горизонт были одного и того же цвета мутной воды. То падал как будто туман, то вдруг припускал косой, крупный дождь.
На породистой, худой, с подтянутыми боками лошади, в бурке и папахе, с которых струилась вода, ехал Денисов. Он, так же как и его лошадь, косившая голову и поджимавшая уши, морщился от косого дождя и озабоченно присматривался вперед. Исхудавшее и обросшее густой, короткой, черной бородой лицо его казалось сердито.
Рядом с Денисовым, также в бурке и папахе, на сытом, крупном донце ехал казачий эсаул – сотрудник Денисова.
Эсаул Ловайский – третий, также в бурке и папахе, был длинный, плоский, как доска, белолицый, белокурый человек, с узкими светлыми глазками и спокойно самодовольным выражением и в лице и в посадке. Хотя и нельзя было сказать, в чем состояла особенность лошади и седока, но при первом взгляде на эсаула и Денисова видно было, что Денисову и мокро и неловко, – что Денисов человек, который сел на лошадь; тогда как, глядя на эсаула, видно было, что ему так же удобно и покойно, как и всегда, и что он не человек, который сел на лошадь, а человек вместе с лошадью одно, увеличенное двойною силою, существо.
Немного впереди их шел насквозь промокший мужичок проводник, в сером кафтане и белом колпаке.
Немного сзади, на худой, тонкой киргизской лошаденке с огромным хвостом и гривой и с продранными в кровь губами, ехал молодой офицер в синей французской шинели.
Рядом с ним ехал гусар, везя за собой на крупе лошади мальчика в французском оборванном мундире и синем колпаке. Мальчик держался красными от холода руками за гусара, пошевеливал, стараясь согреть их, свои босые ноги, и, подняв брови, удивленно оглядывался вокруг себя. Это был взятый утром французский барабанщик.
Сзади, по три, по четыре, по узкой, раскиснувшей и изъезженной лесной дороге, тянулись гусары, потом казаки, кто в бурке, кто во французской шинели, кто в попоне, накинутой на голову. Лошади, и рыжие и гнедые, все казались вороными от струившегося с них дождя. Шеи лошадей казались странно тонкими от смокшихся грив. От лошадей поднимался пар. И одежды, и седла, и поводья – все было мокро, склизко и раскисло, так же как и земля, и опавшие листья, которыми была уложена дорога. Люди сидели нахохлившись, стараясь не шевелиться, чтобы отогревать ту воду, которая пролилась до тела, и не пропускать новую холодную, подтекавшую под сиденья, колени и за шеи. В середине вытянувшихся казаков две фуры на французских и подпряженных в седлах казачьих лошадях громыхали по пням и сучьям и бурчали по наполненным водою колеям дороги.
Лошадь Денисова, обходя лужу, которая была на дороге, потянулась в сторону и толканула его коленкой о дерево.
– Э, чег'т! – злобно вскрикнул Денисов и, оскаливая зубы, плетью раза три ударил лошадь, забрызгав себя и товарищей грязью. Денисов был не в духе: и от дождя и от голода (с утра никто ничего не ел), и главное оттого, что от Долохова до сих пор не было известий и посланный взять языка не возвращался.
«Едва ли выйдет другой такой случай, как нынче, напасть на транспорт. Одному нападать слишком рискованно, а отложить до другого дня – из под носа захватит добычу кто нибудь из больших партизанов», – думал Денисов, беспрестанно взглядывая вперед, думая увидать ожидаемого посланного от Долохова.
Выехав на просеку, по которой видно было далеко направо, Денисов остановился.
– Едет кто то, – сказал он.
Эсаул посмотрел по направлению, указываемому Денисовым.
– Едут двое – офицер и казак. Только не предположительно, чтобы был сам подполковник, – сказал эсаул, любивший употреблять неизвестные казакам слова.
Ехавшие, спустившись под гору, скрылись из вида и через несколько минут опять показались. Впереди усталым галопом, погоняя нагайкой, ехал офицер – растрепанный, насквозь промокший и с взбившимися выше колен панталонами. За ним, стоя на стременах, рысил казак. Офицер этот, очень молоденький мальчик, с широким румяным лицом и быстрыми, веселыми глазами, подскакал к Денисову и подал ему промокший конверт.
– От генерала, – сказал офицер, – извините, что не совсем сухо…
Денисов, нахмурившись, взял конверт и стал распечатывать.
– Вот говорили всё, что опасно, опасно, – сказал офицер, обращаясь к эсаулу, в то время как Денисов читал поданный ему конверт. – Впрочем, мы с Комаровым, – он указал на казака, – приготовились. У нас по два писто… А это что ж? – спросил он, увидав французского барабанщика, – пленный? Вы уже в сраженье были? Можно с ним поговорить?
– Ростов! Петя! – крикнул в это время Денисов, пробежав поданный ему конверт. – Да как же ты не сказал, кто ты? – И Денисов с улыбкой, обернувшись, протянул руку офицеру.
Офицер этот был Петя Ростов.
Во всю дорогу Петя приготавливался к тому, как он, как следует большому и офицеру, не намекая на прежнее знакомство, будет держать себя с Денисовым. Но как только Денисов улыбнулся ему, Петя тотчас же просиял, покраснел от радости и, забыв приготовленную официальность, начал рассказывать о том, как он проехал мимо французов, и как он рад, что ему дано такое поручение, и что он был уже в сражении под Вязьмой, и что там отличился один гусар.
– Ну, я г'ад тебя видеть, – перебил его Денисов, и лицо его приняло опять озабоченное выражение.
– Михаил Феоклитыч, – обратился он к эсаулу, – ведь это опять от немца. Он пг'и нем состоит. – И Денисов рассказал эсаулу, что содержание бумаги, привезенной сейчас, состояло в повторенном требовании от генерала немца присоединиться для нападения на транспорт. – Ежели мы его завтг'а не возьмем, они у нас из под носа выг'вут, – заключил он.
В то время как Денисов говорил с эсаулом, Петя, сконфуженный холодным тоном Денисова и предполагая, что причиной этого тона было положение его панталон, так, чтобы никто этого не заметил, под шинелью поправлял взбившиеся панталоны, стараясь иметь вид как можно воинственнее.
– Будет какое нибудь приказание от вашего высокоблагородия? – сказал он Денисову, приставляя руку к козырьку и опять возвращаясь к игре в адъютанта и генерала, к которой он приготовился, – или должен я оставаться при вашем высокоблагородии?
– Приказания?.. – задумчиво сказал Денисов. – Да ты можешь ли остаться до завтрашнего дня?
– Ах, пожалуйста… Можно мне при вас остаться? – вскрикнул Петя.
– Да как тебе именно велено от генег'ала – сейчас вег'нуться? – спросил Денисов. Петя покраснел.
– Да он ничего не велел. Я думаю, можно? – сказал он вопросительно.
– Ну, ладно, – сказал Денисов. И, обратившись к своим подчиненным, он сделал распоряжения о том, чтоб партия шла к назначенному у караулки в лесу месту отдыха и чтобы офицер на киргизской лошади (офицер этот исполнял должность адъютанта) ехал отыскивать Долохова, узнать, где он и придет ли он вечером. Сам же Денисов с эсаулом и Петей намеревался подъехать к опушке леса, выходившей к Шамшеву, с тем, чтобы взглянуть на то место расположения французов, на которое должно было быть направлено завтрашнее нападение.
– Ну, бог'ода, – обратился он к мужику проводнику, – веди к Шамшеву.
Денисов, Петя и эсаул, сопутствуемые несколькими казаками и гусаром, который вез пленного, поехали влево через овраг, к опушке леса.


Дождик прошел, только падал туман и капли воды с веток деревьев. Денисов, эсаул и Петя молча ехали за мужиком в колпаке, который, легко и беззвучно ступая своими вывернутыми в лаптях ногами по кореньям и мокрым листьям, вел их к опушке леса.
Выйдя на изволок, мужик приостановился, огляделся и направился к редевшей стене деревьев. У большого дуба, еще не скинувшего листа, он остановился и таинственно поманил к себе рукою.
Денисов и Петя подъехали к нему. С того места, на котором остановился мужик, были видны французы. Сейчас за лесом шло вниз полубугром яровое поле. Вправо, через крутой овраг, виднелась небольшая деревушка и барский домик с разваленными крышами. В этой деревушке и в барском доме, и по всему бугру, в саду, у колодцев и пруда, и по всей дороге в гору от моста к деревне, не более как в двухстах саженях расстояния, виднелись в колеблющемся тумане толпы народа. Слышны были явственно их нерусские крики на выдиравшихся в гору лошадей в повозках и призывы друг другу.
– Пленного дайте сюда, – негромко сказал Денисоп, не спуская глаз с французов.
Казак слез с лошади, снял мальчика и вместе с ним подошел к Денисову. Денисов, указывая на французов, спрашивал, какие и какие это были войска. Мальчик, засунув свои озябшие руки в карманы и подняв брови, испуганно смотрел на Денисова и, несмотря на видимое желание сказать все, что он знал, путался в своих ответах и только подтверждал то, что спрашивал Денисов. Денисов, нахмурившись, отвернулся от него и обратился к эсаулу, сообщая ему свои соображения.
Петя, быстрыми движениями поворачивая голову, оглядывался то на барабанщика, то на Денисова, то на эсаула, то на французов в деревне и на дороге, стараясь не пропустить чего нибудь важного.
– Пг'идет, не пг'идет Долохов, надо бг'ать!.. А? – сказал Денисов, весело блеснув глазами.
– Место удобное, – сказал эсаул.
– Пехоту низом пошлем – болотами, – продолжал Денисов, – они подлезут к саду; вы заедете с казаками оттуда, – Денисов указал на лес за деревней, – а я отсюда, с своими гусаг'ами. И по выстг'елу…
– Лощиной нельзя будет – трясина, – сказал эсаул. – Коней увязишь, надо объезжать полевее…
В то время как они вполголоса говорили таким образом, внизу, в лощине от пруда, щелкнул один выстрел, забелелся дымок, другой и послышался дружный, как будто веселый крик сотен голосов французов, бывших на полугоре. В первую минуту и Денисов и эсаул подались назад. Они были так близко, что им показалось, что они были причиной этих выстрелов и криков. Но выстрелы и крики не относились к ним. Низом, по болотам, бежал человек в чем то красном. Очевидно, по нем стреляли и на него кричали французы.
– Ведь это Тихон наш, – сказал эсаул.
– Он! он и есть!
– Эка шельма, – сказал Денисов.
– Уйдет! – щуря глаза, сказал эсаул.
Человек, которого они называли Тихоном, подбежав к речке, бултыхнулся в нее так, что брызги полетели, и, скрывшись на мгновенье, весь черный от воды, выбрался на четвереньках и побежал дальше. Французы, бежавшие за ним, остановились.
– Ну ловок, – сказал эсаул.
– Экая бестия! – с тем же выражением досады проговорил Денисов. – И что он делал до сих пор?
– Это кто? – спросил Петя.
– Это наш пластун. Я его посылал языка взять.
– Ах, да, – сказал Петя с первого слова Денисова, кивая головой, как будто он все понял, хотя он решительно не понял ни одного слова.
Тихон Щербатый был один из самых нужных людей в партии. Он был мужик из Покровского под Гжатью. Когда, при начале своих действий, Денисов пришел в Покровское и, как всегда, призвав старосту, спросил о том, что им известно про французов, староста отвечал, как отвечали и все старосты, как бы защищаясь, что они ничего знать не знают, ведать не ведают. Но когда Денисов объяснил им, что его цель бить французов, и когда он спросил, не забредали ли к ним французы, то староста сказал, что мародеры бывали точно, но что у них в деревне только один Тишка Щербатый занимался этими делами. Денисов велел позвать к себе Тихона и, похвалив его за его деятельность, сказал при старосте несколько слов о той верности царю и отечеству и ненависти к французам, которую должны блюсти сыны отечества.
– Мы французам худого не делаем, – сказал Тихон, видимо оробев при этих словах Денисова. – Мы только так, значит, по охоте баловались с ребятами. Миродеров точно десятка два побили, а то мы худого не делали… – На другой день, когда Денисов, совершенно забыв про этого мужика, вышел из Покровского, ему доложили, что Тихон пристал к партии и просился, чтобы его при ней оставили. Денисов велел оставить его.
Тихон, сначала исправлявший черную работу раскладки костров, доставления воды, обдирания лошадей и т. п., скоро оказал большую охоту и способность к партизанской войне. Он по ночам уходил на добычу и всякий раз приносил с собой платье и оружие французское, а когда ему приказывали, то приводил и пленных. Денисов отставил Тихона от работ, стал брать его с собою в разъезды и зачислил в казаки.
Тихон не любил ездить верхом и всегда ходил пешком, никогда не отставая от кавалерии. Оружие его составляли мушкетон, который он носил больше для смеха, пика и топор, которым он владел, как волк владеет зубами, одинаково легко выбирая ими блох из шерсти и перекусывая толстые кости. Тихон одинаково верно, со всего размаха, раскалывал топором бревна и, взяв топор за обух, выстрагивал им тонкие колышки и вырезывал ложки. В партии Денисова Тихон занимал свое особенное, исключительное место. Когда надо было сделать что нибудь особенно трудное и гадкое – выворотить плечом в грязи повозку, за хвост вытащить из болота лошадь, ободрать ее, залезть в самую середину французов, пройти в день по пятьдесят верст, – все указывали, посмеиваясь, на Тихона.
– Что ему, черту, делается, меренина здоровенный, – говорили про него.
Один раз француз, которого брал Тихон, выстрелил в него из пистолета и попал ему в мякоть спины. Рана эта, от которой Тихон лечился только водкой, внутренне и наружно, была предметом самых веселых шуток во всем отряде и шуток, которым охотно поддавался Тихон.
– Что, брат, не будешь? Али скрючило? – смеялись ему казаки, и Тихон, нарочно скорчившись и делая рожи, притворяясь, что он сердится, самыми смешными ругательствами бранил французов. Случай этот имел на Тихона только то влияние, что после своей раны он редко приводил пленных.
Тихон был самый полезный и храбрый человек в партии. Никто больше его не открыл случаев нападения, никто больше его не побрал и не побил французов; и вследствие этого он был шут всех казаков, гусаров и сам охотно поддавался этому чину. Теперь Тихон был послан Денисовым, в ночь еще, в Шамшево для того, чтобы взять языка. Но, или потому, что он не удовлетворился одним французом, или потому, что он проспал ночь, он днем залез в кусты, в самую середину французов и, как видел с горы Денисов, был открыт ими.


Поговорив еще несколько времени с эсаулом о завтрашнем нападении, которое теперь, глядя на близость французов, Денисов, казалось, окончательно решил, он повернул лошадь и поехал назад.
– Ну, бг'ат, тепег'ь поедем обсушимся, – сказал он Пете.
Подъезжая к лесной караулке, Денисов остановился, вглядываясь в лес. По лесу, между деревьев, большими легкими шагами шел на длинных ногах, с длинными мотающимися руками, человек в куртке, лаптях и казанской шляпе, с ружьем через плечо и топором за поясом. Увидав Денисова, человек этот поспешно швырнул что то в куст и, сняв с отвисшими полями мокрую шляпу, подошел к начальнику. Это был Тихон. Изрытое оспой и морщинами лицо его с маленькими узкими глазами сияло самодовольным весельем. Он, высоко подняв голову и как будто удерживаясь от смеха, уставился на Денисова.
– Ну где пг'опадал? – сказал Денисов.
– Где пропадал? За французами ходил, – смело и поспешно отвечал Тихон хриплым, но певучим басом.
– Зачем же ты днем полез? Скотина! Ну что ж, не взял?..
– Взять то взял, – сказал Тихон.
– Где ж он?
– Да я его взял сперва наперво на зорьке еще, – продолжал Тихон, переставляя пошире плоские, вывернутые в лаптях ноги, – да и свел в лес. Вижу, не ладен. Думаю, дай схожу, другого поаккуратнее какого возьму.
– Ишь, шельма, так и есть, – сказал Денисов эсаулу. – Зачем же ты этого не пг'ивел?
– Да что ж его водить то, – сердито и поспешно перебил Тихон, – не гожающий. Разве я не знаю, каких вам надо?
– Эка бестия!.. Ну?..
– Пошел за другим, – продолжал Тихон, – подполоз я таким манером в лес, да и лег. – Тихон неожиданно и гибко лег на брюхо, представляя в лицах, как он это сделал. – Один и навернись, – продолжал он. – Я его таким манером и сграбь. – Тихон быстро, легко вскочил. – Пойдем, говорю, к полковнику. Как загалдит. А их тут четверо. Бросились на меня с шпажками. Я на них таким манером топором: что вы, мол, Христос с вами, – вскрикнул Тихон, размахнув руками и грозно хмурясь, выставляя грудь.
– То то мы с горы видели, как ты стречка задавал через лужи то, – сказал эсаул, суживая свои блестящие глаза.
Пете очень хотелось смеяться, но он видел, что все удерживались от смеха. Он быстро переводил глаза с лица Тихона на лицо эсаула и Денисова, не понимая того, что все это значило.
– Ты дуг'ака то не представляй, – сказал Денисов, сердито покашливая. – Зачем пег'вого не пг'ивел?
Тихон стал чесать одной рукой спину, другой голову, и вдруг вся рожа его растянулась в сияющую глупую улыбку, открывшую недостаток зуба (за что он и прозван Щербатый). Денисов улыбнулся, и Петя залился веселым смехом, к которому присоединился и сам Тихон.
– Да что, совсем несправный, – сказал Тихон. – Одежонка плохенькая на нем, куда же его водить то. Да и грубиян, ваше благородие. Как же, говорит, я сам анаральский сын, не пойду, говорит.
– Экая скотина! – сказал Денисов. – Мне расспросить надо…
– Да я его спрашивал, – сказал Тихон. – Он говорит: плохо зн аком. Наших, говорит, и много, да всё плохие; только, говорит, одна названия. Ахнете, говорит, хорошенько, всех заберете, – заключил Тихон, весело и решительно взглянув в глаза Денисова.
– Вот я те всыплю сотню гог'ячих, ты и будешь дуг'ака то ког'чить, – сказал Денисов строго.
– Да что же серчать то, – сказал Тихон, – что ж, я не видал французов ваших? Вот дай позатемняет, я табе каких хошь, хоть троих приведу.
– Ну, поедем, – сказал Денисов, и до самой караулки он ехал, сердито нахмурившись и молча.
Тихон зашел сзади, и Петя слышал, как смеялись с ним и над ним казаки о каких то сапогах, которые он бросил в куст.
Когда прошел тот овладевший им смех при словах и улыбке Тихона, и Петя понял на мгновенье, что Тихон этот убил человека, ему сделалось неловко. Он оглянулся на пленного барабанщика, и что то кольнуло его в сердце. Но эта неловкость продолжалась только одно мгновенье. Он почувствовал необходимость повыше поднять голову, подбодриться и расспросить эсаула с значительным видом о завтрашнем предприятии, с тем чтобы не быть недостойным того общества, в котором он находился.
Посланный офицер встретил Денисова на дороге с известием, что Долохов сам сейчас приедет и что с его стороны все благополучно.
Денисов вдруг повеселел и подозвал к себе Петю.
– Ну, г'асскажи ты мне пг'о себя, – сказал он.


Петя при выезде из Москвы, оставив своих родных, присоединился к своему полку и скоро после этого был взят ординарцем к генералу, командовавшему большим отрядом. Со времени своего производства в офицеры, и в особенности с поступления в действующую армию, где он участвовал в Вяземском сражении, Петя находился в постоянно счастливо возбужденном состоянии радости на то, что он большой, и в постоянно восторженной поспешности не пропустить какого нибудь случая настоящего геройства. Он был очень счастлив тем, что он видел и испытал в армии, но вместе с тем ему все казалось, что там, где его нет, там то теперь и совершается самое настоящее, геройское. И он торопился поспеть туда, где его не было.
Когда 21 го октября его генерал выразил желание послать кого нибудь в отряд Денисова, Петя так жалостно просил, чтобы послать его, что генерал не мог отказать. Но, отправляя его, генерал, поминая безумный поступок Пети в Вяземском сражении, где Петя, вместо того чтобы ехать дорогой туда, куда он был послан, поскакал в цепь под огонь французов и выстрелил там два раза из своего пистолета, – отправляя его, генерал именно запретил Пете участвовать в каких бы то ни было действиях Денисова. От этого то Петя покраснел и смешался, когда Денисов спросил, можно ли ему остаться. До выезда на опушку леса Петя считал, что ему надобно, строго исполняя свой долг, сейчас же вернуться. Но когда он увидал французов, увидал Тихона, узнал, что в ночь непременно атакуют, он, с быстротою переходов молодых людей от одного взгляда к другому, решил сам с собою, что генерал его, которого он до сих пор очень уважал, – дрянь, немец, что Денисов герой, и эсаул герой, и что Тихон герой, и что ему было бы стыдно уехать от них в трудную минуту.
Уже смеркалось, когда Денисов с Петей и эсаулом подъехали к караулке. В полутьме виднелись лошади в седлах, казаки, гусары, прилаживавшие шалашики на поляне и (чтобы не видели дыма французы) разводившие красневший огонь в лесном овраге. В сенях маленькой избушки казак, засучив рукава, рубил баранину. В самой избе были три офицера из партии Денисова, устроивавшие стол из двери. Петя снял, отдав сушить, свое мокрое платье и тотчас принялся содействовать офицерам в устройстве обеденного стола.
Через десять минут был готов стол, покрытый салфеткой. На столе была водка, ром в фляжке, белый хлеб и жареная баранина с солью.
Сидя вместе с офицерами за столом и разрывая руками, по которым текло сало, жирную душистую баранину, Петя находился в восторженном детском состоянии нежной любви ко всем людям и вследствие того уверенности в такой же любви к себе других людей.
– Так что же вы думаете, Василий Федорович, – обратился он к Денисову, – ничего, что я с вами останусь на денек? – И, не дожидаясь ответа, он сам отвечал себе: – Ведь мне велено узнать, ну вот я и узнаю… Только вы меня пустите в самую… в главную. Мне не нужно наград… А мне хочется… – Петя стиснул зубы и оглянулся, подергивая кверху поднятой головой и размахивая рукой.
– В самую главную… – повторил Денисов, улыбаясь.
– Только уж, пожалуйста, мне дайте команду совсем, чтобы я командовал, – продолжал Петя, – ну что вам стоит? Ах, вам ножик? – обратился он к офицеру, хотевшему отрезать баранины. И он подал свой складной ножик.
Офицер похвалил ножик.
– Возьмите, пожалуйста, себе. У меня много таких… – покраснев, сказал Петя. – Батюшки! Я и забыл совсем, – вдруг вскрикнул он. – У меня изюм чудесный, знаете, такой, без косточек. У нас маркитант новый – и такие прекрасные вещи. Я купил десять фунтов. Я привык что нибудь сладкое. Хотите?.. – И Петя побежал в сени к своему казаку, принес торбы, в которых было фунтов пять изюму. – Кушайте, господа, кушайте.
– А то не нужно ли вам кофейник? – обратился он к эсаулу. – Я у нашего маркитанта купил, чудесный! У него прекрасные вещи. И он честный очень. Это главное. Я вам пришлю непременно. А может быть еще, у вас вышли, обились кремни, – ведь это бывает. Я взял с собою, у меня вот тут… – он показал на торбы, – сто кремней. Я очень дешево купил. Возьмите, пожалуйста, сколько нужно, а то и все… – И вдруг, испугавшись, не заврался ли он, Петя остановился и покраснел.
Он стал вспоминать, не сделал ли он еще каких нибудь глупостей. И, перебирая воспоминания нынешнего дня, воспоминание о французе барабанщике представилось ему. «Нам то отлично, а ему каково? Куда его дели? Покормили ли его? Не обидели ли?» – подумал он. Но заметив, что он заврался о кремнях, он теперь боялся.
«Спросить бы можно, – думал он, – да скажут: сам мальчик и мальчика пожалел. Я им покажу завтра, какой я мальчик! Стыдно будет, если я спрошу? – думал Петя. – Ну, да все равно!» – и тотчас же, покраснев и испуганно глядя на офицеров, не будет ли в их лицах насмешки, он сказал:
– А можно позвать этого мальчика, что взяли в плен? дать ему чего нибудь поесть… может…
– Да, жалкий мальчишка, – сказал Денисов, видимо, не найдя ничего стыдного в этом напоминании. – Позвать его сюда. Vincent Bosse его зовут. Позвать.
– Я позову, – сказал Петя.
– Позови, позови. Жалкий мальчишка, – повторил Денисов.
Петя стоял у двери, когда Денисов сказал это. Петя пролез между офицерами и близко подошел к Денисову.
– Позвольте вас поцеловать, голубчик, – сказал он. – Ах, как отлично! как хорошо! – И, поцеловав Денисова, он побежал на двор.
– Bosse! Vincent! – прокричал Петя, остановясь у двери.
– Вам кого, сударь, надо? – сказал голос из темноты. Петя отвечал, что того мальчика француза, которого взяли нынче.
– А! Весеннего? – сказал казак.
Имя его Vincent уже переделали: казаки – в Весеннего, а мужики и солдаты – в Висеню. В обеих переделках это напоминание о весне сходилось с представлением о молоденьком мальчике.
– Он там у костра грелся. Эй, Висеня! Висеня! Весенний! – послышались в темноте передающиеся голоса и смех.
– А мальчонок шустрый, – сказал гусар, стоявший подле Пети. – Мы его покормили давеча. Страсть голодный был!
В темноте послышались шаги и, шлепая босыми ногами по грязи, барабанщик подошел к двери.
– Ah, c'est vous! – сказал Петя. – Voulez vous manger? N'ayez pas peur, on ne vous fera pas de mal, – прибавил он, робко и ласково дотрогиваясь до его руки. – Entrez, entrez. [Ах, это вы! Хотите есть? Не бойтесь, вам ничего не сделают. Войдите, войдите.]
– Merci, monsieur, [Благодарю, господин.] – отвечал барабанщик дрожащим, почти детским голосом и стал обтирать о порог свои грязные ноги. Пете многое хотелось сказать барабанщику, но он не смел. Он, переминаясь, стоял подле него в сенях. Потом в темноте взял его за руку и пожал ее.
– Entrez, entrez, – повторил он только нежным шепотом.
«Ах, что бы мне ему сделать!» – проговорил сам с собою Петя и, отворив дверь, пропустил мимо себя мальчика.
Когда барабанщик вошел в избушку, Петя сел подальше от него, считая для себя унизительным обращать на него внимание. Он только ощупывал в кармане деньги и был в сомненье, не стыдно ли будет дать их барабанщику.


От барабанщика, которому по приказанию Денисова дали водки, баранины и которого Денисов велел одеть в русский кафтан, с тем, чтобы, не отсылая с пленными, оставить его при партии, внимание Пети было отвлечено приездом Долохова. Петя в армии слышал много рассказов про необычайные храбрость и жестокость Долохова с французами, и потому с тех пор, как Долохов вошел в избу, Петя, не спуская глаз, смотрел на него и все больше подбадривался, подергивая поднятой головой, с тем чтобы не быть недостойным даже и такого общества, как Долохов.
Наружность Долохова странно поразила Петю своей простотой.
Денисов одевался в чекмень, носил бороду и на груди образ Николая чудотворца и в манере говорить, во всех приемах выказывал особенность своего положения. Долохов же, напротив, прежде, в Москве, носивший персидский костюм, теперь имел вид самого чопорного гвардейского офицера. Лицо его было чисто выбрито, одет он был в гвардейский ваточный сюртук с Георгием в петлице и в прямо надетой простой фуражке. Он снял в углу мокрую бурку и, подойдя к Денисову, не здороваясь ни с кем, тотчас же стал расспрашивать о деле. Денисов рассказывал ему про замыслы, которые имели на их транспорт большие отряды, и про присылку Пети, и про то, как он отвечал обоим генералам. Потом Денисов рассказал все, что он знал про положение французского отряда.
– Это так, но надо знать, какие и сколько войск, – сказал Долохов, – надо будет съездить. Не зная верно, сколько их, пускаться в дело нельзя. Я люблю аккуратно дело делать. Вот, не хочет ли кто из господ съездить со мной в их лагерь. У меня мундиры с собою.
– Я, я… я поеду с вами! – вскрикнул Петя.
– Совсем и тебе не нужно ездить, – сказал Денисов, обращаясь к Долохову, – а уж его я ни за что не пущу.
– Вот прекрасно! – вскрикнул Петя, – отчего же мне не ехать?..
– Да оттого, что незачем.
– Ну, уж вы меня извините, потому что… потому что… я поеду, вот и все. Вы возьмете меня? – обратился он к Долохову.
– Отчего ж… – рассеянно отвечал Долохов, вглядываясь в лицо французского барабанщика.
– Давно у тебя молодчик этот? – спросил он у Денисова.
– Нынче взяли, да ничего не знает. Я оставил его пг'и себе.
– Ну, а остальных ты куда деваешь? – сказал Долохов.
– Как куда? Отсылаю под г'асписки! – вдруг покраснев, вскрикнул Денисов. – И смело скажу, что на моей совести нет ни одного человека. Разве тебе тг'удно отослать тг'идцать ли, тг'иста ли человек под конвоем в гог'од, чем маг'ать, я пг'ямо скажу, честь солдата.
– Вот молоденькому графчику в шестнадцать лет говорить эти любезности прилично, – с холодной усмешкой сказал Долохов, – а тебе то уж это оставить пора.
– Что ж, я ничего не говорю, я только говорю, что я непременно поеду с вами, – робко сказал Петя.
– А нам с тобой пора, брат, бросить эти любезности, – продолжал Долохов, как будто он находил особенное удовольствие говорить об этом предмете, раздражавшем Денисова. – Ну этого ты зачем взял к себе? – сказал он, покачивая головой. – Затем, что тебе его жалко? Ведь мы знаем эти твои расписки. Ты пошлешь их сто человек, а придут тридцать. Помрут с голоду или побьют. Так не все ли равно их и не брать?
Эсаул, щуря светлые глаза, одобрительно кивал головой.
– Это все г'авно, тут Рассуждать нечего. Я на свою душу взять не хочу. Ты говог'ишь – помг'ут. Ну, хог'ошо. Только бы не от меня.
Долохов засмеялся.
– Кто же им не велел меня двадцать раз поймать? А ведь поймают – меня и тебя, с твоим рыцарством, все равно на осинку. – Он помолчал. – Однако надо дело делать. Послать моего казака с вьюком! У меня два французских мундира. Что ж, едем со мной? – спросил он у Пети.
– Я? Да, да, непременно, – покраснев почти до слез, вскрикнул Петя, взглядывая на Денисова.
Опять в то время, как Долохов заспорил с Денисовым о том, что надо делать с пленными, Петя почувствовал неловкость и торопливость; но опять не успел понять хорошенько того, о чем они говорили. «Ежели так думают большие, известные, стало быть, так надо, стало быть, это хорошо, – думал он. – А главное, надо, чтобы Денисов не смел думать, что я послушаюсь его, что он может мной командовать. Непременно поеду с Долоховым во французский лагерь. Он может, и я могу».
На все убеждения Денисова не ездить Петя отвечал, что он тоже привык все делать аккуратно, а не наобум Лазаря, и что он об опасности себе никогда не думает.
– Потому что, – согласитесь сами, – если не знать верно, сколько там, от этого зависит жизнь, может быть, сотен, а тут мы одни, и потом мне очень этого хочется, и непременно, непременно поеду, вы уж меня не удержите, – говорил он, – только хуже будет…


Одевшись в французские шинели и кивера, Петя с Долоховым поехали на ту просеку, с которой Денисов смотрел на лагерь, и, выехав из леса в совершенной темноте, спустились в лощину. Съехав вниз, Долохов велел сопровождавшим его казакам дожидаться тут и поехал крупной рысью по дороге к мосту. Петя, замирая от волнения, ехал с ним рядом.
– Если попадемся, я живым не отдамся, у меня пистолет, – прошептал Петя.
– Не говори по русски, – быстрым шепотом сказал Долохов, и в ту же минуту в темноте послышался оклик: «Qui vive?» [Кто идет?] и звон ружья.
Кровь бросилась в лицо Пети, и он схватился за пистолет.
– Lanciers du sixieme, [Уланы шестого полка.] – проговорил Долохов, не укорачивая и не прибавляя хода лошади. Черная фигура часового стояла на мосту.
– Mot d'ordre? [Отзыв?] – Долохов придержал лошадь и поехал шагом.
– Dites donc, le colonel Gerard est ici? [Скажи, здесь ли полковник Жерар?] – сказал он.
– Mot d'ordre! – не отвечая, сказал часовой, загораживая дорогу.
– Quand un officier fait sa ronde, les sentinelles ne demandent pas le mot d'ordre… – крикнул Долохов, вдруг вспыхнув, наезжая лошадью на часового. – Je vous demande si le colonel est ici? [Когда офицер объезжает цепь, часовые не спрашивают отзыва… Я спрашиваю, тут ли полковник?]
И, не дожидаясь ответа от посторонившегося часового, Долохов шагом поехал в гору.
Заметив черную тень человека, переходящего через дорогу, Долохов остановил этого человека и спросил, где командир и офицеры? Человек этот, с мешком на плече, солдат, остановился, близко подошел к лошади Долохова, дотрогиваясь до нее рукою, и просто и дружелюбно рассказал, что командир и офицеры были выше на горе, с правой стороны, на дворе фермы (так он называл господскую усадьбу).
Проехав по дороге, с обеих сторон которой звучал от костров французский говор, Долохов повернул во двор господского дома. Проехав в ворота, он слез с лошади и подошел к большому пылавшему костру, вокруг которого, громко разговаривая, сидело несколько человек. В котелке с краю варилось что то, и солдат в колпаке и синей шинели, стоя на коленях, ярко освещенный огнем, мешал в нем шомполом.
– Oh, c'est un dur a cuire, [С этим чертом не сладишь.] – говорил один из офицеров, сидевших в тени с противоположной стороны костра.
– Il les fera marcher les lapins… [Он их проберет…] – со смехом сказал другой. Оба замолкли, вглядываясь в темноту на звук шагов Долохова и Пети, подходивших к костру с своими лошадьми.
– Bonjour, messieurs! [Здравствуйте, господа!] – громко, отчетливо выговорил Долохов.
Офицеры зашевелились в тени костра, и один, высокий офицер с длинной шеей, обойдя огонь, подошел к Долохову.
– C'est vous, Clement? – сказал он. – D'ou, diable… [Это вы, Клеман? Откуда, черт…] – но он не докончил, узнав свою ошибку, и, слегка нахмурившись, как с незнакомым, поздоровался с Долоховым, спрашивая его, чем он может служить. Долохов рассказал, что он с товарищем догонял свой полк, и спросил, обращаясь ко всем вообще, не знали ли офицеры чего нибудь о шестом полку. Никто ничего не знал; и Пете показалось, что офицеры враждебно и подозрительно стали осматривать его и Долохова. Несколько секунд все молчали.
– Si vous comptez sur la soupe du soir, vous venez trop tard, [Если вы рассчитываете на ужин, то вы опоздали.] – сказал с сдержанным смехом голос из за костра.
Долохов отвечал, что они сыты и что им надо в ночь же ехать дальше.
Он отдал лошадей солдату, мешавшему в котелке, и на корточках присел у костра рядом с офицером с длинной шеей. Офицер этот, не спуская глаз, смотрел на Долохова и переспросил его еще раз: какого он был полка? Долохов не отвечал, как будто не слыхал вопроса, и, закуривая коротенькую французскую трубку, которую он достал из кармана, спрашивал офицеров о том, в какой степени безопасна дорога от казаков впереди их.
– Les brigands sont partout, [Эти разбойники везде.] – отвечал офицер из за костра.
Долохов сказал, что казаки страшны только для таких отсталых, как он с товарищем, но что на большие отряды казаки, вероятно, не смеют нападать, прибавил он вопросительно. Никто ничего не ответил.
«Ну, теперь он уедет», – всякую минуту думал Петя, стоя перед костром и слушая его разговор.
Но Долохов начал опять прекратившийся разговор и прямо стал расспрашивать, сколько у них людей в батальоне, сколько батальонов, сколько пленных. Спрашивая про пленных русских, которые были при их отряде, Долохов сказал:
– La vilaine affaire de trainer ces cadavres apres soi. Vaudrait mieux fusiller cette canaille, [Скверное дело таскать за собой эти трупы. Лучше бы расстрелять эту сволочь.] – и громко засмеялся таким странным смехом, что Пете показалось, французы сейчас узнают обман, и он невольно отступил на шаг от костра. Никто не ответил на слова и смех Долохова, и французский офицер, которого не видно было (он лежал, укутавшись шинелью), приподнялся и прошептал что то товарищу. Долохов встал и кликнул солдата с лошадьми.
«Подадут или нет лошадей?» – думал Петя, невольно приближаясь к Долохову.
Лошадей подали.
– Bonjour, messieurs, [Здесь: прощайте, господа.] – сказал Долохов.
Петя хотел сказать bonsoir [добрый вечер] и не мог договорить слова. Офицеры что то шепотом говорили между собою. Долохов долго садился на лошадь, которая не стояла; потом шагом поехал из ворот. Петя ехал подле него, желая и не смея оглянуться, чтоб увидать, бегут или не бегут за ними французы.
Выехав на дорогу, Долохов поехал не назад в поле, а вдоль по деревне. В одном месте он остановился, прислушиваясь.
– Слышишь? – сказал он.
Петя узнал звуки русских голосов, увидал у костров темные фигуры русских пленных. Спустившись вниз к мосту, Петя с Долоховым проехали часового, который, ни слова не сказав, мрачно ходил по мосту, и выехали в лощину, где дожидались казаки.
– Ну, теперь прощай. Скажи Денисову, что на заре, по первому выстрелу, – сказал Долохов и хотел ехать, но Петя схватился за него рукою.
– Нет! – вскрикнул он, – вы такой герой. Ах, как хорошо! Как отлично! Как я вас люблю.
– Хорошо, хорошо, – сказал Долохов, но Петя не отпускал его, и в темноте Долохов рассмотрел, что Петя нагибался к нему. Он хотел поцеловаться. Долохов поцеловал его, засмеялся и, повернув лошадь, скрылся в темноте.

Х
Вернувшись к караулке, Петя застал Денисова в сенях. Денисов в волнении, беспокойстве и досаде на себя, что отпустил Петю, ожидал его.
– Слава богу! – крикнул он. – Ну, слава богу! – повторял он, слушая восторженный рассказ Пети. – И чег'т тебя возьми, из за тебя не спал! – проговорил Денисов. – Ну, слава богу, тепег'ь ложись спать. Еще вздг'емнем до утг'а.
– Да… Нет, – сказал Петя. – Мне еще не хочется спать. Да я и себя знаю, ежели засну, так уж кончено. И потом я привык не спать перед сражением.
Петя посидел несколько времени в избе, радостно вспоминая подробности своей поездки и живо представляя себе то, что будет завтра. Потом, заметив, что Денисов заснул, он встал и пошел на двор.
На дворе еще было совсем темно. Дождик прошел, но капли еще падали с деревьев. Вблизи от караулки виднелись черные фигуры казачьих шалашей и связанных вместе лошадей. За избушкой чернелись две фуры, у которых стояли лошади, и в овраге краснелся догоравший огонь. Казаки и гусары не все спали: кое где слышались, вместе с звуком падающих капель и близкого звука жевания лошадей, негромкие, как бы шепчущиеся голоса.
Петя вышел из сеней, огляделся в темноте и подошел к фурам. Под фурами храпел кто то, и вокруг них стояли, жуя овес, оседланные лошади. В темноте Петя узнал свою лошадь, которую он называл Карабахом, хотя она была малороссийская лошадь, и подошел к ней.
– Ну, Карабах, завтра послужим, – сказал он, нюхая ее ноздри и целуя ее.
– Что, барин, не спите? – сказал казак, сидевший под фурой.
– Нет; а… Лихачев, кажется, тебя звать? Ведь я сейчас только приехал. Мы ездили к французам. – И Петя подробно рассказал казаку не только свою поездку, но и то, почему он ездил и почему он считает, что лучше рисковать своей жизнью, чем делать наобум Лазаря.
– Что же, соснули бы, – сказал казак.
– Нет, я привык, – отвечал Петя. – А что, у вас кремни в пистолетах не обились? Я привез с собою. Не нужно ли? Ты возьми.
Казак высунулся из под фуры, чтобы поближе рассмотреть Петю.
– Оттого, что я привык все делать аккуратно, – сказал Петя. – Иные так, кое как, не приготовятся, потом и жалеют. Я так не люблю.
– Это точно, – сказал казак.
– Да еще вот что, пожалуйста, голубчик, наточи мне саблю; затупи… (но Петя боялся солгать) она никогда отточена не была. Можно это сделать?
– Отчего ж, можно.
Лихачев встал, порылся в вьюках, и Петя скоро услыхал воинственный звук стали о брусок. Он влез на фуру и сел на край ее. Казак под фурой точил саблю.
– А что же, спят молодцы? – сказал Петя.
– Кто спит, а кто так вот.
– Ну, а мальчик что?
– Весенний то? Он там, в сенцах, завалился. Со страху спится. Уж рад то был.
Долго после этого Петя молчал, прислушиваясь к звукам. В темноте послышались шаги и показалась черная фигура.
– Что точишь? – спросил человек, подходя к фуре.
– А вот барину наточить саблю.
– Хорошее дело, – сказал человек, который показался Пете гусаром. – У вас, что ли, чашка осталась?
– А вон у колеса.
Гусар взял чашку.
– Небось скоро свет, – проговорил он, зевая, и прошел куда то.
Петя должен бы был знать, что он в лесу, в партии Денисова, в версте от дороги, что он сидит на фуре, отбитой у французов, около которой привязаны лошади, что под ним сидит казак Лихачев и натачивает ему саблю, что большое черное пятно направо – караулка, и красное яркое пятно внизу налево – догоравший костер, что человек, приходивший за чашкой, – гусар, который хотел пить; но он ничего не знал и не хотел знать этого. Он был в волшебном царстве, в котором ничего не было похожего на действительность. Большое черное пятно, может быть, точно была караулка, а может быть, была пещера, которая вела в самую глубь земли. Красное пятно, может быть, был огонь, а может быть – глаз огромного чудовища. Может быть, он точно сидит теперь на фуре, а очень может быть, что он сидит не на фуре, а на страшно высокой башне, с которой ежели упасть, то лететь бы до земли целый день, целый месяц – все лететь и никогда не долетишь. Может быть, что под фурой сидит просто казак Лихачев, а очень может быть, что это – самый добрый, храбрый, самый чудесный, самый превосходный человек на свете, которого никто не знает. Может быть, это точно проходил гусар за водой и пошел в лощину, а может быть, он только что исчез из виду и совсем исчез, и его не было.
Что бы ни увидал теперь Петя, ничто бы не удивило его. Он был в волшебном царстве, в котором все было возможно.
Он поглядел на небо. И небо было такое же волшебное, как и земля. На небе расчищало, и над вершинами дерев быстро бежали облака, как будто открывая звезды. Иногда казалось, что на небе расчищало и показывалось черное, чистое небо. Иногда казалось, что эти черные пятна были тучки. Иногда казалось, что небо высоко, высоко поднимается над головой; иногда небо спускалось совсем, так что рукой можно было достать его.
Петя стал закрывать глаза и покачиваться.
Капли капали. Шел тихий говор. Лошади заржали и подрались. Храпел кто то.
– Ожиг, жиг, ожиг, жиг… – свистела натачиваемая сабля. И вдруг Петя услыхал стройный хор музыки, игравшей какой то неизвестный, торжественно сладкий гимн. Петя был музыкален, так же как Наташа, и больше Николая, но он никогда не учился музыке, не думал о музыке, и потому мотивы, неожиданно приходившие ему в голову, были для него особенно новы и привлекательны. Музыка играла все слышнее и слышнее. Напев разрастался, переходил из одного инструмента в другой. Происходило то, что называется фугой, хотя Петя не имел ни малейшего понятия о том, что такое фуга. Каждый инструмент, то похожий на скрипку, то на трубы – но лучше и чище, чем скрипки и трубы, – каждый инструмент играл свое и, не доиграв еще мотива, сливался с другим, начинавшим почти то же, и с третьим, и с четвертым, и все они сливались в одно и опять разбегались, и опять сливались то в торжественно церковное, то в ярко блестящее и победное.
«Ах, да, ведь это я во сне, – качнувшись наперед, сказал себе Петя. – Это у меня в ушах. А может быть, это моя музыка. Ну, опять. Валяй моя музыка! Ну!..»
Он закрыл глаза. И с разных сторон, как будто издалека, затрепетали звуки, стали слаживаться, разбегаться, сливаться, и опять все соединилось в тот же сладкий и торжественный гимн. «Ах, это прелесть что такое! Сколько хочу и как хочу», – сказал себе Петя. Он попробовал руководить этим огромным хором инструментов.
«Ну, тише, тише, замирайте теперь. – И звуки слушались его. – Ну, теперь полнее, веселее. Еще, еще радостнее. – И из неизвестной глубины поднимались усиливающиеся, торжественные звуки. – Ну, голоса, приставайте!» – приказал Петя. И сначала издалека послышались голоса мужские, потом женские. Голоса росли, росли в равномерном торжественном усилии. Пете страшно и радостно было внимать их необычайной красоте.
С торжественным победным маршем сливалась песня, и капли капали, и вжиг, жиг, жиг… свистела сабля, и опять подрались и заржали лошади, не нарушая хора, а входя в него.
Петя не знал, как долго это продолжалось: он наслаждался, все время удивлялся своему наслаждению и жалел, что некому сообщить его. Его разбудил ласковый голос Лихачева.
– Готово, ваше благородие, надвое хранцуза распластаете.
Петя очнулся.
– Уж светает, право, светает! – вскрикнул он.
Невидные прежде лошади стали видны до хвостов, и сквозь оголенные ветки виднелся водянистый свет. Петя встряхнулся, вскочил, достал из кармана целковый и дал Лихачеву, махнув, попробовал шашку и положил ее в ножны. Казаки отвязывали лошадей и подтягивали подпруги.
– Вот и командир, – сказал Лихачев. Из караулки вышел Денисов и, окликнув Петю, приказал собираться.


Быстро в полутьме разобрали лошадей, подтянули подпруги и разобрались по командам. Денисов стоял у караулки, отдавая последние приказания. Пехота партии, шлепая сотней ног, прошла вперед по дороге и быстро скрылась между деревьев в предрассветном тумане. Эсаул что то приказывал казакам. Петя держал свою лошадь в поводу, с нетерпением ожидая приказания садиться. Обмытое холодной водой, лицо его, в особенности глаза горели огнем, озноб пробегал по спине, и во всем теле что то быстро и равномерно дрожало.
– Ну, готово у вас все? – сказал Денисов. – Давай лошадей.
Лошадей подали. Денисов рассердился на казака за то, что подпруги были слабы, и, разбранив его, сел. Петя взялся за стремя. Лошадь, по привычке, хотела куснуть его за ногу, но Петя, не чувствуя своей тяжести, быстро вскочил в седло и, оглядываясь на тронувшихся сзади в темноте гусар, подъехал к Денисову.
– Василий Федорович, вы мне поручите что нибудь? Пожалуйста… ради бога… – сказал он. Денисов, казалось, забыл про существование Пети. Он оглянулся на него.
– Об одном тебя пг'ошу, – сказал он строго, – слушаться меня и никуда не соваться.
Во все время переезда Денисов ни слова не говорил больше с Петей и ехал молча. Когда подъехали к опушке леса, в поле заметно уже стало светлеть. Денисов поговорил что то шепотом с эсаулом, и казаки стали проезжать мимо Пети и Денисова. Когда они все проехали, Денисов тронул свою лошадь и поехал под гору. Садясь на зады и скользя, лошади спускались с своими седоками в лощину. Петя ехал рядом с Денисовым. Дрожь во всем его теле все усиливалась. Становилось все светлее и светлее, только туман скрывал отдаленные предметы. Съехав вниз и оглянувшись назад, Денисов кивнул головой казаку, стоявшему подле него.
– Сигнал! – проговорил он.
Казак поднял руку, раздался выстрел. И в то же мгновение послышался топот впереди поскакавших лошадей, крики с разных сторон и еще выстрелы.
В то же мгновение, как раздались первые звуки топота и крика, Петя, ударив свою лошадь и выпустив поводья, не слушая Денисова, кричавшего на него, поскакал вперед. Пете показалось, что вдруг совершенно, как середь дня, ярко рассвело в ту минуту, как послышался выстрел. Он подскакал к мосту. Впереди по дороге скакали казаки. На мосту он столкнулся с отставшим казаком и поскакал дальше. Впереди какие то люди, – должно быть, это были французы, – бежали с правой стороны дороги на левую. Один упал в грязь под ногами Петиной лошади.
У одной избы столпились казаки, что то делая. Из середины толпы послышался страшный крик. Петя подскакал к этой толпе, и первое, что он увидал, было бледное, с трясущейся нижней челюстью лицо француза, державшегося за древко направленной на него пики.
– Ура!.. Ребята… наши… – прокричал Петя и, дав поводья разгорячившейся лошади, поскакал вперед по улице.
Впереди слышны были выстрелы. Казаки, гусары и русские оборванные пленные, бежавшие с обеих сторон дороги, все громко и нескладно кричали что то. Молодцеватый, без шапки, с красным нахмуренным лицом, француз в синей шинели отбивался штыком от гусаров. Когда Петя подскакал, француз уже упал. Опять опоздал, мелькнуло в голове Пети, и он поскакал туда, откуда слышались частые выстрелы. Выстрелы раздавались на дворе того барского дома, на котором он был вчера ночью с Долоховым. Французы засели там за плетнем в густом, заросшем кустами саду и стреляли по казакам, столпившимся у ворот. Подъезжая к воротам, Петя в пороховом дыму увидал Долохова с бледным, зеленоватым лицом, кричавшего что то людям. «В объезд! Пехоту подождать!» – кричал он, в то время как Петя подъехал к нему.
– Подождать?.. Ураааа!.. – закричал Петя и, не медля ни одной минуты, поскакал к тому месту, откуда слышались выстрелы и где гуще был пороховой дым. Послышался залп, провизжали пустые и во что то шлепнувшие пули. Казаки и Долохов вскакали вслед за Петей в ворота дома. Французы в колеблющемся густом дыме одни бросали оружие и выбегали из кустов навстречу казакам, другие бежали под гору к пруду. Петя скакал на своей лошади вдоль по барскому двору и, вместо того чтобы держать поводья, странно и быстро махал обеими руками и все дальше и дальше сбивался с седла на одну сторону. Лошадь, набежав на тлевший в утреннем свето костер, уперлась, и Петя тяжело упал на мокрую землю. Казаки видели, как быстро задергались его руки и ноги, несмотря на то, что голова его не шевелилась. Пуля пробила ему голову.
Переговоривши с старшим французским офицером, который вышел к нему из за дома с платком на шпаге и объявил, что они сдаются, Долохов слез с лошади и подошел к неподвижно, с раскинутыми руками, лежавшему Пете.
– Готов, – сказал он, нахмурившись, и пошел в ворота навстречу ехавшему к нему Денисову.
– Убит?! – вскрикнул Денисов, увидав еще издалека то знакомое ему, несомненно безжизненное положение, в котором лежало тело Пети.
– Готов, – повторил Долохов, как будто выговаривание этого слова доставляло ему удовольствие, и быстро пошел к пленным, которых окружили спешившиеся казаки. – Брать не будем! – крикнул он Денисову.
Денисов не отвечал; он подъехал к Пете, слез с лошади и дрожащими руками повернул к себе запачканное кровью и грязью, уже побледневшее лицо Пети.
«Я привык что нибудь сладкое. Отличный изюм, берите весь», – вспомнилось ему. И казаки с удивлением оглянулись на звуки, похожие на собачий лай, с которыми Денисов быстро отвернулся, подошел к плетню и схватился за него.
В числе отбитых Денисовым и Долоховым русских пленных был Пьер Безухов.


О той партии пленных, в которой был Пьер, во время всего своего движения от Москвы, не было от французского начальства никакого нового распоряжения. Партия эта 22 го октября находилась уже не с теми войсками и обозами, с которыми она вышла из Москвы. Половина обоза с сухарями, который шел за ними первые переходы, была отбита казаками, другая половина уехала вперед; пеших кавалеристов, которые шли впереди, не было ни одного больше; они все исчезли. Артиллерия, которая первые переходы виднелась впереди, заменилась теперь огромным обозом маршала Жюно, конвоируемого вестфальцами. Сзади пленных ехал обоз кавалерийских вещей.
От Вязьмы французские войска, прежде шедшие тремя колоннами, шли теперь одной кучей. Те признаки беспорядка, которые заметил Пьер на первом привале из Москвы, теперь дошли до последней степени.
Дорога, по которой они шли, с обеих сторон была уложена мертвыми лошадьми; оборванные люди, отсталые от разных команд, беспрестанно переменяясь, то присоединялись, то опять отставали от шедшей колонны.
Несколько раз во время похода бывали фальшивые тревоги, и солдаты конвоя поднимали ружья, стреляли и бежали стремглав, давя друг друга, но потом опять собирались и бранили друг друга за напрасный страх.
Эти три сборища, шедшие вместе, – кавалерийское депо, депо пленных и обоз Жюно, – все еще составляли что то отдельное и цельное, хотя и то, и другое, и третье быстро таяло.
В депо, в котором было сто двадцать повозок сначала, теперь оставалось не больше шестидесяти; остальные были отбиты или брошены. Из обоза Жюно тоже было оставлено и отбито несколько повозок. Три повозки были разграблены набежавшими отсталыми солдатами из корпуса Даву. Из разговоров немцев Пьер слышал, что к этому обозу ставили караул больше, чем к пленным, и что один из их товарищей, солдат немец, был расстрелян по приказанию самого маршала за то, что у солдата нашли серебряную ложку, принадлежавшую маршалу.
Больше же всего из этих трех сборищ растаяло депо пленных. Из трехсот тридцати человек, вышедших из Москвы, теперь оставалось меньше ста. Пленные еще более, чем седла кавалерийского депо и чем обоз Жюно, тяготили конвоирующих солдат. Седла и ложки Жюно, они понимали, что могли для чего нибудь пригодиться, но для чего было голодным и холодным солдатам конвоя стоять на карауле и стеречь таких же холодных и голодных русских, которые мерли и отставали дорогой, которых было велено пристреливать, – это было не только непонятно, но и противно. И конвойные, как бы боясь в том горестном положении, в котором они сами находились, не отдаться бывшему в них чувству жалости к пленным и тем ухудшить свое положение, особенно мрачно и строго обращались с ними.
В Дорогобуже, в то время как, заперев пленных в конюшню, конвойные солдаты ушли грабить свои же магазины, несколько человек пленных солдат подкопались под стену и убежали, но были захвачены французами и расстреляны.
Прежний, введенный при выходе из Москвы, порядок, чтобы пленные офицеры шли отдельно от солдат, уже давно был уничтожен; все те, которые могли идти, шли вместе, и Пьер с третьего перехода уже соединился опять с Каратаевым и лиловой кривоногой собакой, которая избрала себе хозяином Каратаева.
С Каратаевым, на третий день выхода из Москвы, сделалась та лихорадка, от которой он лежал в московском гошпитале, и по мере того как Каратаев ослабевал, Пьер отдалялся от него. Пьер не знал отчего, но, с тех пор как Каратаев стал слабеть, Пьер должен был делать усилие над собой, чтобы подойти к нему. И подходя к нему и слушая те тихие стоны, с которыми Каратаев обыкновенно на привалах ложился, и чувствуя усилившийся теперь запах, который издавал от себя Каратаев, Пьер отходил от него подальше и не думал о нем.
В плену, в балагане, Пьер узнал не умом, а всем существом своим, жизнью, что человек сотворен для счастья, что счастье в нем самом, в удовлетворении естественных человеческих потребностей, и что все несчастье происходит не от недостатка, а от излишка; но теперь, в эти последние три недели похода, он узнал еще новую, утешительную истину – он узнал, что на свете нет ничего страшного. Он узнал, что так как нет положения, в котором бы человек был счастлив и вполне свободен, так и нет положения, в котором бы он был бы несчастлив и несвободен. Он узнал, что есть граница страданий и граница свободы и что эта граница очень близка; что тот человек, который страдал оттого, что в розовой постели его завернулся один листок, точно так же страдал, как страдал он теперь, засыпая на голой, сырой земле, остужая одну сторону и пригревая другую; что, когда он, бывало, надевал свои бальные узкие башмаки, он точно так же страдал, как теперь, когда он шел уже босой совсем (обувь его давно растрепалась), ногами, покрытыми болячками. Он узнал, что, когда он, как ему казалось, по собственной своей воле женился на своей жене, он был не более свободен, чем теперь, когда его запирали на ночь в конюшню. Из всего того, что потом и он называл страданием, но которое он тогда почти не чувствовал, главное были босые, стертые, заструпелые ноги. (Лошадиное мясо было вкусно и питательно, селитренный букет пороха, употребляемого вместо соли, был даже приятен, холода большого не было, и днем на ходу всегда бывало жарко, а ночью были костры; вши, евшие тело, приятно согревали.) Одно было тяжело в первое время – это ноги.
Во второй день перехода, осмотрев у костра свои болячки, Пьер думал невозможным ступить на них; но когда все поднялись, он пошел, прихрамывая, и потом, когда разогрелся, пошел без боли, хотя к вечеру страшнее еще было смотреть на ноги. Но он не смотрел на них и думал о другом.
Теперь только Пьер понял всю силу жизненности человека и спасительную силу перемещения внимания, вложенную в человека, подобную тому спасительному клапану в паровиках, который выпускает лишний пар, как только плотность его превышает известную норму.
Он не видал и не слыхал, как пристреливали отсталых пленных, хотя более сотни из них уже погибли таким образом. Он не думал о Каратаеве, который слабел с каждым днем и, очевидно, скоро должен был подвергнуться той же участи. Еще менее Пьер думал о себе. Чем труднее становилось его положение, чем страшнее была будущность, тем независимее от того положения, в котором он находился, приходили ему радостные и успокоительные мысли, воспоминания и представления.


22 го числа, в полдень, Пьер шел в гору по грязной, скользкой дороге, глядя на свои ноги и на неровности пути. Изредка он взглядывал на знакомую толпу, окружающую его, и опять на свои ноги. И то и другое было одинаково свое и знакомое ему. Лиловый кривоногий Серый весело бежал стороной дороги, изредка, в доказательство своей ловкости и довольства, поджимая заднюю лапу и прыгая на трех и потом опять на всех четырех бросаясь с лаем на вороньев, которые сидели на падали. Серый был веселее и глаже, чем в Москве. Со всех сторон лежало мясо различных животных – от человеческого до лошадиного, в различных степенях разложения; и волков не подпускали шедшие люди, так что Серый мог наедаться сколько угодно.
Дождик шел с утра, и казалось, что вот вот он пройдет и на небе расчистит, как вслед за непродолжительной остановкой припускал дождик еще сильнее. Напитанная дождем дорога уже не принимала в себя воды, и ручьи текли по колеям.
Пьер шел, оглядываясь по сторонам, считая шаги по три, и загибал на пальцах. Обращаясь к дождю, он внутренне приговаривал: ну ка, ну ка, еще, еще наддай.
Ему казалось, что он ни о чем не думает; но далеко и глубоко где то что то важное и утешительное думала его душа. Это что то было тончайшее духовное извлечение из вчерашнего его разговора с Каратаевым.
Вчера, на ночном привале, озябнув у потухшего огня, Пьер встал и перешел к ближайшему, лучше горящему костру. У костра, к которому он подошел, сидел Платон, укрывшись, как ризой, с головой шинелью, и рассказывал солдатам своим спорым, приятным, но слабым, болезненным голосом знакомую Пьеру историю. Было уже за полночь. Это было то время, в которое Каратаев обыкновенно оживал от лихорадочного припадка и бывал особенно оживлен. Подойдя к костру и услыхав слабый, болезненный голос Платона и увидав его ярко освещенное огнем жалкое лицо, Пьера что то неприятно кольнуло в сердце. Он испугался своей жалости к этому человеку и хотел уйти, но другого костра не было, и Пьер, стараясь не глядеть на Платона, подсел к костру.
– Что, как твое здоровье? – спросил он.
– Что здоровье? На болезнь плакаться – бог смерти не даст, – сказал Каратаев и тотчас же возвратился к начатому рассказу.
– …И вот, братец ты мой, – продолжал Платон с улыбкой на худом, бледном лице и с особенным, радостным блеском в глазах, – вот, братец ты мой…
Пьер знал эту историю давно, Каратаев раз шесть ему одному рассказывал эту историю, и всегда с особенным, радостным чувством. Но как ни хорошо знал Пьер эту историю, он теперь прислушался к ней, как к чему то новому, и тот тихий восторг, который, рассказывая, видимо, испытывал Каратаев, сообщился и Пьеру. История эта была о старом купце, благообразно и богобоязненно жившем с семьей и поехавшем однажды с товарищем, богатым купцом, к Макарью.
Остановившись на постоялом дворе, оба купца заснули, и на другой день товарищ купца был найден зарезанным и ограбленным. Окровавленный нож найден был под подушкой старого купца. Купца судили, наказали кнутом и, выдернув ноздри, – как следует по порядку, говорил Каратаев, – сослали в каторгу.
– И вот, братец ты мой (на этом месте Пьер застал рассказ Каратаева), проходит тому делу годов десять или больше того. Живет старичок на каторге. Как следовает, покоряется, худого не делает. Только у бога смерти просит. – Хорошо. И соберись они, ночным делом, каторжные то, так же вот как мы с тобой, и старичок с ними. И зашел разговор, кто за что страдает, в чем богу виноват. Стали сказывать, тот душу загубил, тот две, тот поджег, тот беглый, так ни за что. Стали старичка спрашивать: ты за что, мол, дедушка, страдаешь? Я, братцы мои миленькие, говорит, за свои да за людские грехи страдаю. А я ни душ не губил, ни чужого не брал, акромя что нищую братию оделял. Я, братцы мои миленькие, купец; и богатство большое имел. Так и так, говорит. И рассказал им, значит, как все дело было, по порядку. Я, говорит, о себе не тужу. Меня, значит, бог сыскал. Одно, говорит, мне свою старуху и деток жаль. И так то заплакал старичок. Случись в их компании тот самый человек, значит, что купца убил. Где, говорит, дедушка, было? Когда, в каком месяце? все расспросил. Заболело у него сердце. Подходит таким манером к старичку – хлоп в ноги. За меня ты, говорит, старичок, пропадаешь. Правда истинная; безвинно напрасно, говорит, ребятушки, человек этот мучится. Я, говорит, то самое дело сделал и нож тебе под голова сонному подложил. Прости, говорит, дедушка, меня ты ради Христа.
Каратаев замолчал, радостно улыбаясь, глядя на огонь, и поправил поленья.
– Старичок и говорит: бог, мол, тебя простит, а мы все, говорит, богу грешны, я за свои грехи страдаю. Сам заплакал горючьми слезьми. Что же думаешь, соколик, – все светлее и светлее сияя восторженной улыбкой, говорил Каратаев, как будто в том, что он имел теперь рассказать, заключалась главная прелесть и все значение рассказа, – что же думаешь, соколик, объявился этот убийца самый по начальству. Я, говорит, шесть душ загубил (большой злодей был), но всего мне жальче старичка этого. Пускай же он на меня не плачется. Объявился: списали, послали бумагу, как следовает. Место дальнее, пока суд да дело, пока все бумаги списали как должно, по начальствам, значит. До царя доходило. Пока что, пришел царский указ: выпустить купца, дать ему награждения, сколько там присудили. Пришла бумага, стали старичка разыскивать. Где такой старичок безвинно напрасно страдал? От царя бумага вышла. Стали искать. – Нижняя челюсть Каратаева дрогнула. – А его уж бог простил – помер. Так то, соколик, – закончил Каратаев и долго, молча улыбаясь, смотрел перед собой.
Не самый рассказ этот, но таинственный смысл его, та восторженная радость, которая сияла в лице Каратаева при этом рассказе, таинственное значение этой радости, это то смутно и радостно наполняло теперь душу Пьера.


– A vos places! [По местам!] – вдруг закричал голос.
Между пленными и конвойными произошло радостное смятение и ожидание чего то счастливого и торжественного. Со всех сторон послышались крики команды, и с левой стороны, рысью объезжая пленных, показались кавалеристы, хорошо одетые, на хороших лошадях. На всех лицах было выражение напряженности, которая бывает у людей при близости высших властей. Пленные сбились в кучу, их столкнули с дороги; конвойные построились.
– L'Empereur! L'Empereur! Le marechal! Le duc! [Император! Император! Маршал! Герцог!] – и только что проехали сытые конвойные, как прогремела карета цугом, на серых лошадях. Пьер мельком увидал спокойное, красивое, толстое и белое лицо человека в треугольной шляпе. Это был один из маршалов. Взгляд маршала обратился на крупную, заметную фигуру Пьера, и в том выражении, с которым маршал этот нахмурился и отвернул лицо, Пьеру показалось сострадание и желание скрыть его.
Генерал, который вел депо, с красным испуганным лицом, погоняя свою худую лошадь, скакал за каретой. Несколько офицеров сошлось вместе, солдаты окружили их. У всех были взволнованно напряженные лица.
– Qu'est ce qu'il a dit? Qu'est ce qu'il a dit?.. [Что он сказал? Что? Что?..] – слышал Пьер.
Во время проезда маршала пленные сбились в кучу, и Пьер увидал Каратаева, которого он не видал еще в нынешнее утро. Каратаев в своей шинельке сидел, прислонившись к березе. В лице его, кроме выражения вчерашнего радостного умиления при рассказе о безвинном страдании купца, светилось еще выражение тихой торжественности.
Каратаев смотрел на Пьера своими добрыми, круглыми глазами, подернутыми теперь слезою, и, видимо, подзывал его к себе, хотел сказать что то. Но Пьеру слишком страшно было за себя. Он сделал так, как будто не видал его взгляда, и поспешно отошел.
Когда пленные опять тронулись, Пьер оглянулся назад. Каратаев сидел на краю дороги, у березы; и два француза что то говорили над ним. Пьер не оглядывался больше. Он шел, прихрамывая, в гору.
Сзади, с того места, где сидел Каратаев, послышался выстрел. Пьер слышал явственно этот выстрел, но в то же мгновение, как он услыхал его, Пьер вспомнил, что он не кончил еще начатое перед проездом маршала вычисление о том, сколько переходов оставалось до Смоленска. И он стал считать. Два французские солдата, из которых один держал в руке снятое, дымящееся ружье, пробежали мимо Пьера. Они оба были бледны, и в выражении их лиц – один из них робко взглянул на Пьера – было что то похожее на то, что он видел в молодом солдате на казни. Пьер посмотрел на солдата и вспомнил о том, как этот солдат третьего дня сжег, высушивая на костре, свою рубаху и как смеялись над ним.
Собака завыла сзади, с того места, где сидел Каратаев. «Экая дура, о чем она воет?» – подумал Пьер.
Солдаты товарищи, шедшие рядом с Пьером, не оглядывались, так же как и он, на то место, с которого послышался выстрел и потом вой собаки; но строгое выражение лежало на всех лицах.


Депо, и пленные, и обоз маршала остановились в деревне Шамшеве. Все сбилось в кучу у костров. Пьер подошел к костру, поел жареного лошадиного мяса, лег спиной к огню и тотчас же заснул. Он спал опять тем же сном, каким он спал в Можайске после Бородина.
Опять события действительности соединялись с сновидениями, и опять кто то, сам ли он или кто другой, говорил ему мысли, и даже те же мысли, которые ему говорились в Можайске.
«Жизнь есть всё. Жизнь есть бог. Все перемещается и движется, и это движение есть бог. И пока есть жизнь, есть наслаждение самосознания божества. Любить жизнь, любить бога. Труднее и блаженнее всего любить эту жизнь в своих страданиях, в безвинности страданий».
«Каратаев» – вспомнилось Пьеру.
И вдруг Пьеру представился, как живой, давно забытый, кроткий старичок учитель, который в Швейцарии преподавал Пьеру географию. «Постой», – сказал старичок. И он показал Пьеру глобус. Глобус этот был живой, колеблющийся шар, не имеющий размеров. Вся поверхность шара состояла из капель, плотно сжатых между собой. И капли эти все двигались, перемещались и то сливались из нескольких в одну, то из одной разделялись на многие. Каждая капля стремилась разлиться, захватить наибольшее пространство, но другие, стремясь к тому же, сжимали ее, иногда уничтожали, иногда сливались с нею.
– Вот жизнь, – сказал старичок учитель.
«Как это просто и ясно, – подумал Пьер. – Как я мог не знать этого прежде».
– В середине бог, и каждая капля стремится расшириться, чтобы в наибольших размерах отражать его. И растет, сливается, и сжимается, и уничтожается на поверхности, уходит в глубину и опять всплывает. Вот он, Каратаев, вот разлился и исчез. – Vous avez compris, mon enfant, [Понимаешь ты.] – сказал учитель.
– Vous avez compris, sacre nom, [Понимаешь ты, черт тебя дери.] – закричал голос, и Пьер проснулся.
Он приподнялся и сел. У костра, присев на корточках, сидел француз, только что оттолкнувший русского солдата, и жарил надетое на шомпол мясо. Жилистые, засученные, обросшие волосами, красные руки с короткими пальцами ловко поворачивали шомпол. Коричневое мрачное лицо с насупленными бровями ясно виднелось в свете угольев.
– Ca lui est bien egal, – проворчал он, быстро обращаясь к солдату, стоявшему за ним. – …brigand. Va! [Ему все равно… разбойник, право!]
И солдат, вертя шомпол, мрачно взглянул на Пьера. Пьер отвернулся, вглядываясь в тени. Один русский солдат пленный, тот, которого оттолкнул француз, сидел у костра и трепал по чем то рукой. Вглядевшись ближе, Пьер узнал лиловую собачонку, которая, виляя хвостом, сидела подле солдата.
– А, пришла? – сказал Пьер. – А, Пла… – начал он и не договорил. В его воображении вдруг, одновременно, связываясь между собой, возникло воспоминание о взгляде, которым смотрел на него Платон, сидя под деревом, о выстреле, слышанном на том месте, о вое собаки, о преступных лицах двух французов, пробежавших мимо его, о снятом дымящемся ружье, об отсутствии Каратаева на этом привале, и он готов уже был понять, что Каратаев убит, но в то же самое мгновенье в его душе, взявшись бог знает откуда, возникло воспоминание о вечере, проведенном им с красавицей полькой, летом, на балконе своего киевского дома. И все таки не связав воспоминаний нынешнего дня и не сделав о них вывода, Пьер закрыл глаза, и картина летней природы смешалась с воспоминанием о купанье, о жидком колеблющемся шаре, и он опустился куда то в воду, так что вода сошлась над его головой.
Перед восходом солнца его разбудили громкие частые выстрелы и крики. Мимо Пьера пробежали французы.
– Les cosaques! [Казаки!] – прокричал один из них, и через минуту толпа русских лиц окружила Пьера.
Долго не мог понять Пьер того, что с ним было. Со всех сторон он слышал вопли радости товарищей.
– Братцы! Родимые мои, голубчики! – плача, кричали старые солдаты, обнимая казаков и гусар. Гусары и казаки окружали пленных и торопливо предлагали кто платья, кто сапоги, кто хлеба. Пьер рыдал, сидя посреди их, и не мог выговорить ни слова; он обнял первого подошедшего к нему солдата и, плача, целовал его.
Долохов стоял у ворот разваленного дома, пропуская мимо себя толпу обезоруженных французов. Французы, взволнованные всем происшедшим, громко говорили между собой; но когда они проходили мимо Долохова, который слегка хлестал себя по сапогам нагайкой и глядел на них своим холодным, стеклянным, ничего доброго не обещающим взглядом, говор их замолкал. С другой стороны стоял казак Долохова и считал пленных, отмечая сотни чертой мела на воротах.
– Сколько? – спросил Долохов у казака, считавшего пленных.
– На вторую сотню, – отвечал казак.
– Filez, filez, [Проходи, проходи.] – приговаривал Долохов, выучившись этому выражению у французов, и, встречаясь глазами с проходившими пленными, взгляд его вспыхивал жестоким блеском.
Денисов, с мрачным лицом, сняв папаху, шел позади казаков, несших к вырытой в саду яме тело Пети Ростова.


С 28 го октября, когда начались морозы, бегство французов получило только более трагический характер замерзающих и изжаривающихся насмерть у костров людей и продолжающих в шубах и колясках ехать с награбленным добром императора, королей и герцогов; но в сущности своей процесс бегства и разложения французской армии со времени выступления из Москвы нисколько не изменился.
От Москвы до Вязьмы из семидесятитрехтысячной французской армии, не считая гвардии (которая во всю войну ничего не делала, кроме грабежа), из семидесяти трех тысяч осталось тридцать шесть тысяч (из этого числа не более пяти тысяч выбыло в сражениях). Вот первый член прогрессии, которым математически верно определяются последующие.
Французская армия в той же пропорции таяла и уничтожалась от Москвы до Вязьмы, от Вязьмы до Смоленска, от Смоленска до Березины, от Березины до Вильны, независимо от большей или меньшей степени холода, преследования, заграждения пути и всех других условий, взятых отдельно. После Вязьмы войска французские вместо трех колонн сбились в одну кучу и так шли до конца. Бертье писал своему государю (известно, как отдаленно от истины позволяют себе начальники описывать положение армии). Он писал:
«Je crois devoir faire connaitre a Votre Majeste l'etat de ses troupes dans les differents corps d'annee que j'ai ete a meme d'observer depuis deux ou trois jours dans differents passages. Elles sont presque debandees. Le nombre des soldats qui suivent les drapeaux est en proportion du quart au plus dans presque tous les regiments, les autres marchent isolement dans differentes directions et pour leur compte, dans l'esperance de trouver des subsistances et pour se debarrasser de la discipline. En general ils regardent Smolensk comme le point ou ils doivent se refaire. Ces derniers jours on a remarque que beaucoup de soldats jettent leurs cartouches et leurs armes. Dans cet etat de choses, l'interet du service de Votre Majeste exige, quelles que soient ses vues ulterieures qu'on rallie l'armee a Smolensk en commencant a la debarrasser des non combattans, tels que hommes demontes et des bagages inutiles et du materiel de l'artillerie qui n'est plus en proportion avec les forces actuelles. En outre les jours de repos, des subsistances sont necessaires aux soldats qui sont extenues par la faim et la fatigue; beaucoup sont morts ces derniers jours sur la route et dans les bivacs. Cet etat de choses va toujours en augmentant et donne lieu de craindre que si l'on n'y prete un prompt remede, on ne soit plus maitre des troupes dans un combat. Le 9 November, a 30 verstes de Smolensk».