Моравско-Остравская наступательная операция

Моравско-Остравская наступательная операция Основной конфликт: Великая Отечественная война, Вторая мировая война Дата 10 марта – 5 мая 1945 года Место Чешская Силезия Итог Победа Красной Армии Противники СССР Чехословакия Германия Командующие И. Е. Петров А. И. Ерёменко Ф. Шёрнер Г. Хейнрици В. Неринг Силы сторон Около 255 000 человек, 3000 орудий и миномётов крупного калибра, 180 танков и САУ, 408 самолётов Перед началом операции: 150 000 человек, 1500 орудий и миномётов крупного калибра, 100 танков и штурмовых орудий, 120 самолётов Потери Красная Армия потеряла 112 621 человек, из них безвозвратно — 23 964 Свыше 111 тыс. из них 17 тыс. пленными. 4 тыс. орудий, 1570 минометов, 1087 танков и штурм. орудий, 737 самолетов

Моравско-Остравская наступательная операция — наступательная операция Красной Армии против немецких войск во время Великой Отечественной войны. Проводилась с 10 марта по 5 мая 1945 года войсками 4-го Украинского фронта с целью овладения Моравско-Остравским промышленным районом.

Общая обстановка

К началу марта 1945 года Красная Армия в результате ряда наступательных операций вторглась в пределы нацистской Германии и на участках 1-го Белорусского и 1-го Украинского фронтов продвинулась далеко на запад. 4-й Украинский фронт и правое крыло 2-го Украинского отставали, образовав дугу, охватывающую северо-восточные и юго-восточные границы Чехословакии. 1-й Украинский фронт, овладев в ходе Нижне-Силезской наступательной операции частью Силезского промышленного района, планировал продолжить наступление в Верхней Силезии. Чтобы способствовать его удару и ослабить военно-промышленный потенциал Третьего рейха, Ставка Верховного Главнокомандования (Ставка ВГК) приказала командующему 4-м Украинским фронтом подготовить и провести наступательную операцию. Целью первого этапа операции должен был стать разгром моравско-остравской группировки немецких войск и овладение важным промышленным районом Моравска-Острава.

План операции

Первоначальный план операции предусматривал нанесение главного удара силами 1-й гвардейской и 38-й армий в направлении Оломоуц, Пардубице, разгром противостоящего противника, выход на рубеж реки Влтава и овладение Прагой. Планируемая глубина операции составляла 350 км. На первом этапе операции ударная группировка фронта должна была выйти на рубеж Штернберг — Оломоуц. При этом 38-й армии ставилась задача к исходу четвёртого дня операции овладеть Моравска-Остравой, а 1-й гвардейской армии — Цешином. 18-й армии предписывалось вести активную разведку, оставаясь на занимаемом рубеже. 5-й гвардейский механизированный корпус предназначался для развития успеха и должен был быть введён в бой после прорыва обороны противника на глубину 5-6 км.

Немецкая оборона

В Моравска-Остраве и расположенных близ неё городах работали десятки предприятий металлургической, химической, машиностроительной, нефтеперегонной промышленности, которые производили большое количество вооружения и военной продукции. В районе располагались богатые месторождения угля и железной руды. Удержанию этого района немецкое командование придавало большое значение.

Подходы к Моравской Остраве с востока прикрывались тремя долговременными оборонительными полосами, проходившими вдоль рек Ольша, Остравица и Одра, и одной с севера, на рубеже Троппау — Моравска-Острава. Каждая оборонительная полоса состояла из четырёх линий укреплений. Основу оборонительных укреплений составляли железобетонные пулемётно-артиллерийские и пулемётные ДОТы. Передний край обороны был насыщен капонирами с тщательно продуманной системой огня. Все сооружения были отлично замаскированы, и на расстоянии их нельзя было отличить от множества расположенных вокруг холмов.

Большие пулемётно-артиллерийские доты, имевшие от 6 до 8 амбразур, представляли собой мощные сооружения с 2,5-метровыми боковыми и 3-метровыми фронтальными стенами. Они были вооружены каждый двумя скорострельными 37-мм пушками, двумя спаренными и четырьмя одиночными пулемётами. В них, помимо казематов, имелись жилые комнаты для гарнизонов, вентиляционное и электрооборудование, водоснабжение, канализация, кладовые, телефонная связь. Вмещали такие доты 80 — 100 человек. Малые доты с гарнизоном от 4 до 6 человек, вооруженных 1-2 станковыми пулемётами, являлись как бы дополнением к большим и имели задачу поддерживать их из глубины.

Состав и силы сторон

СССР

4-й Украинский фронт (командующий генерал армии И. Е. Петров, с 26 марта генерал армии А. И. Ерёменко, начальник штаба генерал-лейтенант Корженевич Ф. К., со 2 апреля генерал-полковник Сандалов Л. М.) в составе:

• 1-я гвардейская армия (генерал-полковник Гречко А. А.)
• 38-я армия (генерал-полковник Москаленко К. С.)
• 18-я армия (генерал-лейтенант Гастилович А. И.)
• 8-я воздушная армия (генерал-лейтенант авиации Жданов В. Н.)
• 1-й Чехословацкий армейский корпус в составе 18-й армии (генерал Л. Свобода, с 3 апреля генерал К. Клапалек)
• 1-я Чехословацкая смешанная авиационная дивизия в составе 8-й воздушной армии (полковник Л. Будин)

6 апреля в состав фронта включена 60-я армия под командованием генерал-полковника Курочкина П. А.

Около 255 000 человек, по другим данным 317 300. 3000 орудий и миномётов крупного калибра, 180 танков и САУ, 408 самолётов.

Германия

Армейская группа «Хейнрици»(генерал-полковник Г. Хейнрици), с 22 марта 1-я танковая армия (генерал танковых войск В. Неринг)

• 59-й армейский корпус
• 49-й горнострелковый корпус

Авиационную поддержку сухопутных войск осуществлял 4-й воздушный флот.

К началу операции перед 4-м Украинским фронтом оборонялись: 150 000 человек, 1500 орудий и миномётов крупного калибра, 100 танков и штурмовых орудий, 120 самолётов.

Ход боевых действий

Внешние изображения
	[dp60.narod.ru/image/maps/359_1.jpg Карта Моравско-Остравской наступательной операции]

10 — 23 марта

Немецкой разведке удалось вскрыть подготовку советских войск к наступлению, а также установить точное время его начала. Чтобы избежать потерь от артиллерийского огня немецкое командование в ночь на 10 марта отвело свои войска с переднего края на вторую линию обороны.

К утру 10 марта в полосе действия ударной группировки фронта разыгралась снежная буря. Видимость упала до 100—200 м, что исключало применение авиации и точное ведение огня артиллерией. Оценив обстановку, командующий 38-й армией генерал-полковник К. С. Москаленко предложил командующему фронтом обратиться в Ставку ВГК с просьбой отложить начало наступления до улучшения погоды. Его поддержал командующий 1-й гвардейской армией генерал-полковник А. А. Гречко. Однако И. Е. Петров отклонил предложение командармов:

Сроки утверждены Ставкой, они окончательные, — ответил он. — Просить о переносе времени наступления не буду.

Плохие погодные условия, не позволившие артиллерии вести прицельную стрельбу, а также меры, принятые немецким командованием, существенно снизили эффективность артподготовки: противник практически не понёс потерь, огневые средства не были подавлены, а управление войсками и связь не нарушено. Поэтому стрелковые подразделения, перешедшие в атаку сразу по окончании артиллерийского огня, встретили сильное сопротивление. Бои приняли затяжной характер. В первый день наступления войска фронта вместо прорыва на глубину 20-25 км, вклинились в немецкую оборону всего на 3-4 км. Для укрепления обороны немцы стали перебрасывать дополнительные силы с других участков фронта и предпринимать многочисленные контратаки с использованием пехоты и танков. Только с 12 по 15 марта части 38-й армии отразили 39 контратак. В течение 8 дней соединения 1-й гвардейской и 38-й армий продолжали наносить удары по противнику, но так и не смогли прорвать его оборону. 17 марта наступление пришлось прекратить. Требовалось найти новые пути и способы разгрома противника.

Причины неудачи на первом этапе операции были сформулированы в телеграмме, направленной Ставкой, в адрес командования фронта:

Лично Петрову и Мехлису.

Ставка Верховного Главнокомандования считает объяснения генерала армии Петрова от 17.3.1945 г. неубедительными и указывает:

1. Командующий фронтом генерал армии Петров, установив неполную готовность войск фронта к наступлению, обязан был доложить об этом Ставке и просить дополнительное время на подготовку, в чём Ставка не отказала бы. Но генерал армии Петров не позаботился об этом или побоялся доложить прямо о неготовности войск. Член Военного совета фронта генерал-полковник Мехлис сообщил в ЦК ВКП(б) о недочетах в подготовке и организации наступления только после срыва операции, вместо того, чтобы, зная о неполной готовности войск, своевременно предупредить об этом Ставку.
2. Командование фронта и армий не сумело скрыть от противника сосредоточение войск и подготовку к наступлению.
3. Штаб фронта был разбросан, и большая часть его находилась в 130 км от участка наступления.

Проявленное в указанных недочётах неумение подготавливать операцию и определило её неуспех. Ставка последний раз предупреждает генерала армии Петрова и указывает ему на его недочёты в руководстве войсками.

17.3.1945 г. 18.30 Ставка Верховного Главнокомандования Сталин Антонов

После проведения рекогносцировки, командующий 38-й армией генерал-полковник Москаленко К. С. предложил новый план, подразумевающий нанесение нового удара из района города Зорау в обход Моравско-Остравского района с севера. По сравнению с прежним направлением, новое направление являлось более удобным для наступления, так как пролегало по менее пересечённой местности, немецкие позиции оборонялись небольшими силами и хорошо просматривались с советской стороны. Кроме того большой лесной массив, расположенный северо-восточнее города, позволял скрытно сосредоточить войска и технику. Вскоре предложенный план наступления был одобрен командованием фронта и войска приступили к подготовке операции и перегруппировке на новое направление.

24 марта — 5 апреля

Утром 24 марта после 45-минутной артиллерийской подготовки войска 38-й армии возобновили наступление. При поддержке авиации атакующие сравнительно быстро сломили сопротивление противника и концу дня продвинулись на главном направлении на глубину до 7 км. Чтобы укрепить оборону перед наступающей 38-й армией, немецкое командование в ночь на 25 марта перебросило в район боевых действий 8-ю и 19-ю танковые дивизии. Несмотря на это, 25 марта войскам армии удалось расширить разрыв в немецкой обороне до 20 км по фронту и до 15 км в глубину, а 26 марта захватить Лослау. Стремясь любой ценой удержать Моравско-Остравский промышленный район и не допустить дальнейшего развития наступления, командование вермахта продолжало перебрасывать в полосу действия 38-й армии новые соединения: 715-ю пехотную, 16-ю и 17-ю танковые дивизии.

26 марта новый командующий фронтом А. И. Ерёменко, изучив обстановку, уточнил план операции и приказал 1-й гвардейской и 18-й армиям перейти в наступление с целью отвлечения части немецких войск от направления главного удара. Выполняя поставленную задачу, 1-я гвардейская армия 29 марта после 45-минутной артподготовки в 11 часов 45 минут силами двух стрелковых корпусов перешла в наступление в направлении Фриштат. 18-я армия, наступавшая в трудных условиях горно-лесистой местности, пробивалась через заслоны и оборонительные рубежи, оборудованные в горах, на перевалах, дорогах и в населённых пунктах. Немецкие войска оказывали очень сильное сопротивление, предпринимая многочисленные контратаки. Несмотря на это, с 29 марта по 5 апреля части 18-й армии на отдельных направлениях продвинулись на глубину до 20 км и заняли ряд важных опорных пунктов противника.

Действовавший в составе 18-й армии 1-й Чехословацкий армейский корпус после тяжёлых двухмесячных боёв на подступах к городу Липтовски-Микулаш освободил его 4 апреля. Продолжая наступать вдоль долины реки Ваг и преодолев три полосы немецких укреплений, корпус на следующий день вышел к городу Ружомберок и после ожесточённого боя овладел им.

На главном направлении, в полосе 38-й и 1-й гвардейской армий, немецкие войска продолжали упорно обороняться, опираясь на развитую сеть долговременных оборонительных сооружений. Только правофланговым соединениям 38-й армии удавалось продвигаться вперёд. В первых числах апреля части 126-го горнострелкового и 95-го стрелкового корпусов вышли к реке Одра, форсировали её на отдельных участках и завязали бои за расширение плацдармов. Упорное сопротивление, оказываемое немецкими войсками, и конфигурация линии фронта, сложившаяся в начале апреля, поставили советское командование перед необходимостью скорректировать свои планы. 5 апреля 38-й и 1-й гвардейской армиям было приказано перейти к обороне для подготовки к дальнейшему наступлению.

Таким образом, добившись определённых успехов на отдельных направлениях, войска фронта не смогли полностью выполнить поставленную задачу, то есть не овладели Моравско-Остравой. Однако переход в наступление 4-го Украинского фронта улучшил обстановку на левом крыле соседнего 1-го Украинского фронта и способствовал успешному завершению Верхне-Силезской наступательной операции.

6 апреля — 5 мая

К началу апреля линия фронта в Чехословакии представляла собой дугу, выгнутую на восток, по которой войска 1-го, 4-го и 2-го Украинских фронтов охватывали 1-ю танковую армию вермахта. Советское командование решило воспользоваться преимуществом такого положения и окружить немецкую армию. Усилив 4-й Украинский фронт путём включения в его состав 60-й армии, Ставка ВГК поставила перед ним новую задачу. Теперь фронту надлежало силами трёх армий (60-й, 38-й и 1-й гвардейской) нанести удар вдоль левого берега реки Одра в общем направлении на Оломоуц навстречу войскам 2-го Украинского фронта, которые в свою очередь должны были наступать на Оломоуц с юго-востока. Начало нового наступления 4-го Украинского фронта было назначено на 15 апреля, то есть на день раньше начала Берлинской операции.

В отчаянной попытке защитить единственный угольный бассейн, оставшийся к апрелю 1945 года в руках Третьего рейха, командование вермахта направляло на этот участок фронта дополнительные силы. К началу апреля 1-я танковая армия насчитывала в своём составе 22 дивизии, из них 5 танковых.

На этом этапе операции войскам фронта предстояло преодолеть сильно укреплённую оборонительную полосу, проходившую по рекам Опава, Одер, Ольша. Её основу составляла мощная система дотов, построенная Чехословакией ещё в 20—30-х годах под руководством французских инженеров и предназначенная для прикрытия границы с Германией. Поэтому в ходе подготовки к новому наступлению в армиях были спланированы и проведены учения, на которых особое внимание уделялось взаимодействию между пехотой и артиллерией. Разведкой было установлено, что к 15 апреля перед фронтом наступающих оборонялись восемь немецких дивизий.

30 апреля 1945 года снайпер 183-й стрелковой дивизии Виталий Мефодьевич Безголосов при форсировании реки Одры уничтожил 8 солдат противника. В ходе боя, увидев что командир тяжело ранен, оказал ему первую помощь. При попытке вынести раненого командира в укрытие Виталий Мефодьевич был сражён вражеской пулей.

Наступление началось утром 15 апреля с артиллерийской подготовки. На участках 60-й и 38-й армий она началась в 9 часов 15 минут, а на участке 1-й гвардейской — на 15 минут позже. По окончании артогня стрелковые подразделения перешли в атаку. После полудня под натиском советских войск немецкое командование стало отводить свои соединения за реку, чтобы закрепиться на её южном берегу, используя заранее подготовленные позиции. За первый день боёв наступающие преодолели до 8 км. Утром следующего дня наступление возобновилось. В воздухе господствовала советская авиация, оказывая содействие наземным войскам, но противник упорно сопротивлялся и продвижение вперёд шло медленно. 17 апреля соединения, действовавшие на смежных флангах 60-й и 38-й армий, совместно с 31-м танковым корпусом вышли к реке Опава в районе Краварже. Форсировав реку, они завязали бои на её южном берегу. На следующий день наступающие расширили плацдарм до 10 км по фронту, и подошли вплотную к полосе долговременных укреплений с развитой сетью железобетонных дотов. Все доты были тщательно замаскированы под окружающую местность и имели амбразуры только в боковых и тыловых стенах. Хорошо продуманная система огня позволяла простреливать всё окружающее пространство, прикрывая подступы к соседним дотам. Стены дотов были настолько прочны, что выдерживали прямые попадания 152-мм снарядов. Для прорыва мощных укреплений в наступающих войсках создавались штурмовые группы. Каждая группа включала стрелковую роту, отделение сапёров с запасом взрывчатки, 2-3 противотанковых орудия и несколько химиков с дымовыми гранатами или шашками. Вся имеющаяся артиллерия выводилась для ведения огня прямой наводкой. Помощь при штурме оборонительных сооружений оказывали чехословацкие офицеры, служившие до войны на этом рубеже. Они на картах и на местности указывали места расположения дотов, помогали выявлять их слабые стороны. Несмотря на все принятые меры, преодолеть немецкую оборону оказалось очень трудно. С 19 по 21 апреля частям 38-й армии удалось разрушить только 10 дотов и 18 бетонированных пулемётных точек. Наступление замедлилось. Лишь после нескольких дней тяжёлых боёв по преодолению линии долговременных укреплений войска фронта вышли к Троппау и 22 апреля очистили его от противника.

Теперь наступающим войскам предстояло решить главную задачу операции — овладеть Моравско-Остравой. Чтобы уменьшить ущерб промышленности города, командование фронта отказалось от лобового удара, решив взять город путём обхода. Уточнённый план дальнейшего наступления предписывал 38-й армии обойти город с запада, а 1-й гвардейской армии — с севера. Потратив ещё несколько дней на преодоление сильно укреплённых подступов к городу, советские войска, к исходу 29 апреля, вышли к окраинам Моравска-Остравы. Операция по овладению городом началась утром 30 апреля после артиллерийского и авиационного удара по немецким позициям. К 13 часам наступающие ворвались на окраины города и после пятичасового боя войска 1-й гвардейской и 38-й армий при поддержке 8-й воздушной армии и содействии 1-й Чехословацкой танковой бригады освободили Моравска-Остраву. Жители города тепло встречали Красную Армию.

Повсюду царило ликование. Каждый житель стремился пожать руки советским воинам, выразить свою благодарность, сказать тёплое и ласковое слово.

В тот же день 18-я армия, после тяжёлых многодневных боёв овладела городами Жилина и Кисуцке Нове Место.

Потеряв Моравска-Остраву, немецкие войска уже нигде больше не смогли создать достаточно прочной и устойчивой обороны. 6 мая войска фронта овладели Штернберком и вышли на подступы к городу Оломоуц.

Потери сторон

СССР

В ходе операции Красная Армия потеряла 112 621 человек, из них безвозвратно — 23 964. Точных сведений о потерях 1-го Чехословацкого армейского корпуса нет. Известно, что за период с 12 по 30 апреля корпус потерял убитыми и ранеными 1528 человек.

Германия

По советским оценкам немецкие войска потеряли свыше 250 тысяч человек, из которых св. 150 тысяч пленных; уничтожено и захвачено до 4000 орудий, 1570 миномётов, 1087 танков и штурмовых орудий, 737 самолётов

Результаты

В результате операции войска 4-го Украинского фронта овладели Моравско-Остравским промышленным районом и создали условия для дальнейшего наступления в центральную часть Чехословакии.

Источники

• [bdsa.ru/index.php?option=com_content&task=view&id=3104&Itemid=29 Моравска-Остравская наступательная операция на сайте БДСА.ru]
• [militera.lib.ru/memo/russian/eremenko_ai3/index.html Еременко А. И. «Годы возмездия. 1943—1945» — М.: Финансы и статистика, 1985.]
• [militera.lib.ru/memo/russian/moskalenko-2/index.html Москаленко К. С. «На Юго-Западном направлении. 1943—1945. Воспоминания командарма.» Книга II. — М.: Наука, 1973.]
• Коллектив авторов. История Второй мировой войны. 1939—1945. Том десятый. — М.: Воениздат, 1979

Литература

• [archive.is/20121221120421/victory.mil.ru/lib/books/memo/simonov_km/index.html Симонов К. М. Разные дни войны. Дневник писателя. — М.: Художественная литература, 1982. Т. I — 479 с.]

Отрывок, характеризующий Моравско-Остравская наступательная операция

Наташа сидела всё время молча, исподлобья глядя на него. Взгляд этот всё больше и больше, и беспокоил, и смущал Бориса. Он чаще оглядывался на Наташу и прерывался в рассказах. Он просидел не больше 10 минут и встал, раскланиваясь. Всё те же любопытные, вызывающие и несколько насмешливые глаза смотрели на него. После первого своего посещения, Борис сказал себе, что Наташа для него точно так же привлекательна, как и прежде, но что он не должен отдаваться этому чувству, потому что женитьба на ней – девушке почти без состояния, – была бы гибелью его карьеры, а возобновление прежних отношений без цели женитьбы было бы неблагородным поступком. Борис решил сам с собою избегать встреч с Наташей, нo, несмотря на это решение, приехал через несколько дней и стал ездить часто и целые дни проводить у Ростовых. Ему представлялось, что ему необходимо было объясниться с Наташей, сказать ей, что всё старое должно быть забыто, что, несмотря на всё… она не может быть его женой, что у него нет состояния, и ее никогда не отдадут за него. Но ему всё не удавалось и неловко было приступить к этому объяснению. С каждым днем он более и более запутывался. Наташа, по замечанию матери и Сони, казалась по старому влюбленной в Бориса. Она пела ему его любимые песни, показывала ему свой альбом, заставляла его писать в него, не позволяла поминать ему о старом, давая понимать, как прекрасно было новое; и каждый день он уезжал в тумане, не сказав того, что намерен был сказать, сам не зная, что он делал и для чего он приезжал, и чем это кончится. Борис перестал бывать у Элен, ежедневно получал укоризненные записки от нее и всё таки целые дни проводил у Ростовых.


Однажды вечером, когда старая графиня, вздыхая и крехтя, в ночном чепце и кофточке, без накладных буклей, и с одним бедным пучком волос, выступавшим из под белого, коленкорового чепчика, клала на коврике земные поклоны вечерней молитвы, ее дверь скрипнула, и в туфлях на босу ногу, тоже в кофточке и в папильотках, вбежала Наташа. Графиня оглянулась и нахмурилась. Она дочитывала свою последнюю молитву: «Неужели мне одр сей гроб будет?» Молитвенное настроение ее было уничтожено. Наташа, красная, оживленная, увидав мать на молитве, вдруг остановилась на своем бегу, присела и невольно высунула язык, грозясь самой себе. Заметив, что мать продолжала молитву, она на цыпочках подбежала к кровати, быстро скользнув одной маленькой ножкой о другую, скинула туфли и прыгнула на тот одр, за который графиня боялась, как бы он не был ее гробом. Одр этот был высокий, перинный, с пятью всё уменьшающимися подушками. Наташа вскочила, утонула в перине, перевалилась к стенке и начала возиться под одеялом, укладываясь, подгибая коленки к подбородку, брыкая ногами и чуть слышно смеясь, то закрываясь с головой, то взглядывая на мать. Графиня кончила молитву и с строгим лицом подошла к постели; но, увидав, что Наташа закрыта с головой, улыбнулась своей доброй, слабой улыбкой.
– Ну, ну, ну, – сказала мать.
– Мама, можно поговорить, да? – сказала Hаташa. – Ну, в душку один раз, ну еще, и будет. – И она обхватила шею матери и поцеловала ее под подбородок. В обращении своем с матерью Наташа выказывала внешнюю грубость манеры, но так была чутка и ловка, что как бы она ни обхватила руками мать, она всегда умела это сделать так, чтобы матери не было ни больно, ни неприятно, ни неловко.
– Ну, об чем же нынче? – сказала мать, устроившись на подушках и подождав, пока Наташа, также перекатившись раза два через себя, не легла с ней рядом под одним одеялом, выпростав руки и приняв серьезное выражение.
Эти ночные посещения Наташи, совершавшиеся до возвращения графа из клуба, были одним из любимейших наслаждений матери и дочери.
– Об чем же нынче? А мне нужно тебе сказать…
Наташа закрыла рукою рот матери.
– О Борисе… Я знаю, – сказала она серьезно, – я затем и пришла. Не говорите, я знаю. Нет, скажите! – Она отпустила руку. – Скажите, мама. Он мил?
– Наташа, тебе 16 лет, в твои года я была замужем. Ты говоришь, что Боря мил. Он очень мил, и я его люблю как сына, но что же ты хочешь?… Что ты думаешь? Ты ему совсем вскружила голову, я это вижу…
Говоря это, графиня оглянулась на дочь. Наташа лежала, прямо и неподвижно глядя вперед себя на одного из сфинксов красного дерева, вырезанных на углах кровати, так что графиня видела только в профиль лицо дочери. Лицо это поразило графиню своей особенностью серьезного и сосредоточенного выражения.
Наташа слушала и соображала.
– Ну так что ж? – сказала она.
– Ты ему вскружила совсем голову, зачем? Что ты хочешь от него? Ты знаешь, что тебе нельзя выйти за него замуж.
– Отчего? – не переменяя положения, сказала Наташа.
– Оттого, что он молод, оттого, что он беден, оттого, что он родня… оттого, что ты и сама не любишь его.
– А почему вы знаете?
– Я знаю. Это не хорошо, мой дружок.
– А если я хочу… – сказала Наташа.
– Перестань говорить глупости, – сказала графиня.
– А если я хочу…
– Наташа, я серьезно…
Наташа не дала ей договорить, притянула к себе большую руку графини и поцеловала ее сверху, потом в ладонь, потом опять повернула и стала целовать ее в косточку верхнего сустава пальца, потом в промежуток, потом опять в косточку, шопотом приговаривая: «январь, февраль, март, апрель, май».
– Говорите, мама, что же вы молчите? Говорите, – сказала она, оглядываясь на мать, которая нежным взглядом смотрела на дочь и из за этого созерцания, казалось, забыла всё, что она хотела сказать.
– Это не годится, душа моя. Не все поймут вашу детскую связь, а видеть его таким близким с тобой может повредить тебе в глазах других молодых людей, которые к нам ездят, и, главное, напрасно мучает его. Он, может быть, нашел себе партию по себе, богатую; а теперь он с ума сходит.
– Сходит? – повторила Наташа.
– Я тебе про себя скажу. У меня был один cousin…
– Знаю – Кирилла Матвеич, да ведь он старик?
– Не всегда был старик. Но вот что, Наташа, я поговорю с Борей. Ему не надо так часто ездить…
– Отчего же не надо, коли ему хочется?
– Оттого, что я знаю, что это ничем не кончится.
– Почему вы знаете? Нет, мама, вы не говорите ему. Что за глупости! – говорила Наташа тоном человека, у которого хотят отнять его собственность.
– Ну не выйду замуж, так пускай ездит, коли ему весело и мне весело. – Наташа улыбаясь поглядела на мать.
– Не замуж, а так , – повторила она.
– Как же это, мой друг?
– Да так . Ну, очень нужно, что замуж не выйду, а… так .
– Так, так, – повторила графиня и, трясясь всем своим телом, засмеялась добрым, неожиданным старушечьим смехом.
– Полноте смеяться, перестаньте, – закричала Наташа, – всю кровать трясете. Ужасно вы на меня похожи, такая же хохотунья… Постойте… – Она схватила обе руки графини, поцеловала на одной кость мизинца – июнь, и продолжала целовать июль, август на другой руке. – Мама, а он очень влюблен? Как на ваши глаза? В вас были так влюблены? И очень мил, очень, очень мил! Только не совсем в моем вкусе – он узкий такой, как часы столовые… Вы не понимаете?…Узкий, знаете, серый, светлый…
– Что ты врешь! – сказала графиня.
Наташа продолжала:
– Неужели вы не понимаете? Николенька бы понял… Безухий – тот синий, темно синий с красным, и он четвероугольный.
– Ты и с ним кокетничаешь, – смеясь сказала графиня.
– Нет, он франмасон, я узнала. Он славный, темно синий с красным, как вам растолковать…
– Графинюшка, – послышался голос графа из за двери. – Ты не спишь? – Наташа вскочила босиком, захватила в руки туфли и убежала в свою комнату.
Она долго не могла заснуть. Она всё думала о том, что никто никак не может понять всего, что она понимает, и что в ней есть.
«Соня?» подумала она, глядя на спящую, свернувшуюся кошечку с ее огромной косой. «Нет, куда ей! Она добродетельная. Она влюбилась в Николеньку и больше ничего знать не хочет. Мама, и та не понимает. Это удивительно, как я умна и как… она мила», – продолжала она, говоря про себя в третьем лице и воображая, что это говорит про нее какой то очень умный, самый умный и самый хороший мужчина… «Всё, всё в ней есть, – продолжал этот мужчина, – умна необыкновенно, мила и потом хороша, необыкновенно хороша, ловка, – плавает, верхом ездит отлично, а голос! Можно сказать, удивительный голос!» Она пропела свою любимую музыкальную фразу из Херубиниевской оперы, бросилась на постель, засмеялась от радостной мысли, что она сейчас заснет, крикнула Дуняшу потушить свечку, и еще Дуняша не успела выйти из комнаты, как она уже перешла в другой, еще более счастливый мир сновидений, где всё было так же легко и прекрасно, как и в действительности, но только было еще лучше, потому что было по другому.

На другой день графиня, пригласив к себе Бориса, переговорила с ним, и с того дня он перестал бывать у Ростовых.


31 го декабря, накануне нового 1810 года, le reveillon [ночной ужин], был бал у Екатерининского вельможи. На бале должен был быть дипломатический корпус и государь.
На Английской набережной светился бесчисленными огнями иллюминации известный дом вельможи. У освещенного подъезда с красным сукном стояла полиция, и не одни жандармы, но полицеймейстер на подъезде и десятки офицеров полиции. Экипажи отъезжали, и всё подъезжали новые с красными лакеями и с лакеями в перьях на шляпах. Из карет выходили мужчины в мундирах, звездах и лентах; дамы в атласе и горностаях осторожно сходили по шумно откладываемым подножкам, и торопливо и беззвучно проходили по сукну подъезда.
Почти всякий раз, как подъезжал новый экипаж, в толпе пробегал шопот и снимались шапки.
– Государь?… Нет, министр… принц… посланник… Разве не видишь перья?… – говорилось из толпы. Один из толпы, одетый лучше других, казалось, знал всех, и называл по имени знатнейших вельмож того времени.
Уже одна треть гостей приехала на этот бал, а у Ростовых, долженствующих быть на этом бале, еще шли торопливые приготовления одевания.
Много было толков и приготовлений для этого бала в семействе Ростовых, много страхов, что приглашение не будет получено, платье не будет готово, и не устроится всё так, как было нужно.
Вместе с Ростовыми ехала на бал Марья Игнатьевна Перонская, приятельница и родственница графини, худая и желтая фрейлина старого двора, руководящая провинциальных Ростовых в высшем петербургском свете.
В 10 часов вечера Ростовы должны были заехать за фрейлиной к Таврическому саду; а между тем было уже без пяти минут десять, а еще барышни не были одеты.
Наташа ехала на первый большой бал в своей жизни. Она в этот день встала в 8 часов утра и целый день находилась в лихорадочной тревоге и деятельности. Все силы ее, с самого утра, были устремлены на то, чтобы они все: она, мама, Соня были одеты как нельзя лучше. Соня и графиня поручились вполне ей. На графине должно было быть масака бархатное платье, на них двух белые дымковые платья на розовых, шелковых чехлах с розанами в корсаже. Волоса должны были быть причесаны a la grecque [по гречески].
Все существенное уже было сделано: ноги, руки, шея, уши были уже особенно тщательно, по бальному, вымыты, надушены и напудрены; обуты уже были шелковые, ажурные чулки и белые атласные башмаки с бантиками; прически были почти окончены. Соня кончала одеваться, графиня тоже; но Наташа, хлопотавшая за всех, отстала. Она еще сидела перед зеркалом в накинутом на худенькие плечи пеньюаре. Соня, уже одетая, стояла посреди комнаты и, нажимая до боли маленьким пальцем, прикалывала последнюю визжавшую под булавкой ленту.
– Не так, не так, Соня, – сказала Наташа, поворачивая голову от прически и хватаясь руками за волоса, которые не поспела отпустить державшая их горничная. – Не так бант, поди сюда. – Соня присела. Наташа переколола ленту иначе.
– Позвольте, барышня, нельзя так, – говорила горничная, державшая волоса Наташи.
– Ах, Боже мой, ну после! Вот так, Соня.
– Скоро ли вы? – послышался голос графини, – уж десять сейчас.
– Сейчас, сейчас. – А вы готовы, мама?
– Только току приколоть.
– Не делайте без меня, – крикнула Наташа: – вы не сумеете!
– Да уж десять.
На бале решено было быть в половине одиннадцатого, a надо было еще Наташе одеться и заехать к Таврическому саду.
Окончив прическу, Наташа в коротенькой юбке, из под которой виднелись бальные башмачки, и в материнской кофточке, подбежала к Соне, осмотрела ее и потом побежала к матери. Поворачивая ей голову, она приколола току, и, едва успев поцеловать ее седые волосы, опять побежала к девушкам, подшивавшим ей юбку.
Дело стояло за Наташиной юбкой, которая была слишком длинна; ее подшивали две девушки, обкусывая торопливо нитки. Третья, с булавками в губах и зубах, бегала от графини к Соне; четвертая держала на высоко поднятой руке всё дымковое платье.
– Мавруша, скорее, голубушка!
– Дайте наперсток оттуда, барышня.
– Скоро ли, наконец? – сказал граф, входя из за двери. – Вот вам духи. Перонская уж заждалась.
– Готово, барышня, – говорила горничная, двумя пальцами поднимая подшитое дымковое платье и что то обдувая и потряхивая, высказывая этим жестом сознание воздушности и чистоты того, что она держала.
Наташа стала надевать платье.
– Сейчас, сейчас, не ходи, папа, – крикнула она отцу, отворившему дверь, еще из под дымки юбки, закрывавшей всё ее лицо. Соня захлопнула дверь. Через минуту графа впустили. Он был в синем фраке, чулках и башмаках, надушенный и припомаженный.
– Ах, папа, ты как хорош, прелесть! – сказала Наташа, стоя посреди комнаты и расправляя складки дымки.
– Позвольте, барышня, позвольте, – говорила девушка, стоя на коленях, обдергивая платье и с одной стороны рта на другую переворачивая языком булавки.
– Воля твоя! – с отчаянием в голосе вскрикнула Соня, оглядев платье Наташи, – воля твоя, опять длинно!
Наташа отошла подальше, чтоб осмотреться в трюмо. Платье было длинно.
– Ей Богу, сударыня, ничего не длинно, – сказала Мавруша, ползавшая по полу за барышней.
– Ну длинно, так заметаем, в одну минутую заметаем, – сказала решительная Дуняша, из платочка на груди вынимая иголку и опять на полу принимаясь за работу.
В это время застенчиво, тихими шагами, вошла графиня в своей токе и бархатном платье.
– Уу! моя красавица! – закричал граф, – лучше вас всех!… – Он хотел обнять ее, но она краснея отстранилась, чтоб не измяться.
– Мама, больше на бок току, – проговорила Наташа. – Я переколю, и бросилась вперед, а девушки, подшивавшие, не успевшие за ней броситься, оторвали кусочек дымки.
– Боже мой! Что ж это такое? Я ей Богу не виновата…
– Ничего, заметаю, не видно будет, – говорила Дуняша.
– Красавица, краля то моя! – сказала из за двери вошедшая няня. – А Сонюшка то, ну красавицы!…
В четверть одиннадцатого наконец сели в кареты и поехали. Но еще нужно было заехать к Таврическому саду.
Перонская была уже готова. Несмотря на ее старость и некрасивость, у нее происходило точно то же, что у Ростовых, хотя не с такой торопливостью (для нее это было дело привычное), но также было надушено, вымыто, напудрено старое, некрасивое тело, также старательно промыто за ушами, и даже, и так же, как у Ростовых, старая горничная восторженно любовалась нарядом своей госпожи, когда она в желтом платье с шифром вышла в гостиную. Перонская похвалила туалеты Ростовых.
Ростовы похвалили ее вкус и туалет, и, бережа прически и платья, в одиннадцать часов разместились по каретам и поехали.


Наташа с утра этого дня не имела ни минуты свободы, и ни разу не успела подумать о том, что предстоит ей.
В сыром, холодном воздухе, в тесноте и неполной темноте колыхающейся кареты, она в первый раз живо представила себе то, что ожидает ее там, на бале, в освещенных залах – музыка, цветы, танцы, государь, вся блестящая молодежь Петербурга. То, что ее ожидало, было так прекрасно, что она не верила даже тому, что это будет: так это было несообразно с впечатлением холода, тесноты и темноты кареты. Она поняла всё то, что ее ожидает, только тогда, когда, пройдя по красному сукну подъезда, она вошла в сени, сняла шубу и пошла рядом с Соней впереди матери между цветами по освещенной лестнице. Только тогда она вспомнила, как ей надо было себя держать на бале и постаралась принять ту величественную манеру, которую она считала необходимой для девушки на бале. Но к счастью ее она почувствовала, что глаза ее разбегались: она ничего не видела ясно, пульс ее забил сто раз в минуту, и кровь стала стучать у ее сердца. Она не могла принять той манеры, которая бы сделала ее смешною, и шла, замирая от волнения и стараясь всеми силами только скрыть его. И эта то была та самая манера, которая более всего шла к ней. Впереди и сзади их, так же тихо переговариваясь и так же в бальных платьях, входили гости. Зеркала по лестнице отражали дам в белых, голубых, розовых платьях, с бриллиантами и жемчугами на открытых руках и шеях.
Наташа смотрела в зеркала и в отражении не могла отличить себя от других. Всё смешивалось в одну блестящую процессию. При входе в первую залу, равномерный гул голосов, шагов, приветствий – оглушил Наташу; свет и блеск еще более ослепил ее. Хозяин и хозяйка, уже полчаса стоявшие у входной двери и говорившие одни и те же слова входившим: «charme de vous voir», [в восхищении, что вижу вас,] так же встретили и Ростовых с Перонской.
Две девочки в белых платьях, с одинаковыми розами в черных волосах, одинаково присели, но невольно хозяйка остановила дольше свой взгляд на тоненькой Наташе. Она посмотрела на нее, и ей одной особенно улыбнулась в придачу к своей хозяйской улыбке. Глядя на нее, хозяйка вспомнила, может быть, и свое золотое, невозвратное девичье время, и свой первый бал. Хозяин тоже проводил глазами Наташу и спросил у графа, которая его дочь?
– Charmante! [Очаровательна!] – сказал он, поцеловав кончики своих пальцев.
В зале стояли гости, теснясь у входной двери, ожидая государя. Графиня поместилась в первых рядах этой толпы. Наташа слышала и чувствовала, что несколько голосов спросили про нее и смотрели на нее. Она поняла, что она понравилась тем, которые обратили на нее внимание, и это наблюдение несколько успокоило ее.
«Есть такие же, как и мы, есть и хуже нас» – подумала она.
Перонская называла графине самых значительных лиц, бывших на бале.
– Вот это голландский посланик, видите, седой, – говорила Перонская, указывая на старичка с серебряной сединой курчавых, обильных волос, окруженного дамами, которых он чему то заставлял смеяться.
– А вот она, царица Петербурга, графиня Безухая, – говорила она, указывая на входившую Элен.
– Как хороша! Не уступит Марье Антоновне; смотрите, как за ней увиваются и молодые и старые. И хороша, и умна… Говорят принц… без ума от нее. А вот эти две, хоть и нехороши, да еще больше окружены.
Она указала на проходивших через залу даму с очень некрасивой дочерью.
– Это миллионерка невеста, – сказала Перонская. – А вот и женихи.
– Это брат Безуховой – Анатоль Курагин, – сказала она, указывая на красавца кавалергарда, который прошел мимо их, с высоты поднятой головы через дам глядя куда то. – Как хорош! неправда ли? Говорят, женят его на этой богатой. .И ваш то соusin, Друбецкой, тоже очень увивается. Говорят, миллионы. – Как же, это сам французский посланник, – отвечала она о Коленкуре на вопрос графини, кто это. – Посмотрите, как царь какой нибудь. А всё таки милы, очень милы французы. Нет милей для общества. А вот и она! Нет, всё лучше всех наша Марья то Антоновна! И как просто одета. Прелесть! – А этот то, толстый, в очках, фармазон всемирный, – сказала Перонская, указывая на Безухова. – С женою то его рядом поставьте: то то шут гороховый!
Пьер шел, переваливаясь своим толстым телом, раздвигая толпу, кивая направо и налево так же небрежно и добродушно, как бы он шел по толпе базара. Он продвигался через толпу, очевидно отыскивая кого то.
Наташа с радостью смотрела на знакомое лицо Пьера, этого шута горохового, как называла его Перонская, и знала, что Пьер их, и в особенности ее, отыскивал в толпе. Пьер обещал ей быть на бале и представить ей кавалеров.
Но, не дойдя до них, Безухой остановился подле невысокого, очень красивого брюнета в белом мундире, который, стоя у окна, разговаривал с каким то высоким мужчиной в звездах и ленте. Наташа тотчас же узнала невысокого молодого человека в белом мундире: это был Болконский, который показался ей очень помолодевшим, повеселевшим и похорошевшим.
– Вот еще знакомый, Болконский, видите, мама? – сказала Наташа, указывая на князя Андрея. – Помните, он у нас ночевал в Отрадном.
– А, вы его знаете? – сказала Перонская. – Терпеть не могу. Il fait a present la pluie et le beau temps. [От него теперь зависит дождливая или хорошая погода. (Франц. пословица, имеющая значение, что он имеет успех.)] И гордость такая, что границ нет! По папеньке пошел. И связался с Сперанским, какие то проекты пишут. Смотрите, как с дамами обращается! Она с ним говорит, а он отвернулся, – сказала она, указывая на него. – Я бы его отделала, если бы он со мной так поступил, как с этими дамами.


Вдруг всё зашевелилось, толпа заговорила, подвинулась, опять раздвинулась, и между двух расступившихся рядов, при звуках заигравшей музыки, вошел государь. За ним шли хозяин и хозяйка. Государь шел быстро, кланяясь направо и налево, как бы стараясь скорее избавиться от этой первой минуты встречи. Музыканты играли Польской, известный тогда по словам, сочиненным на него. Слова эти начинались: «Александр, Елизавета, восхищаете вы нас…» Государь прошел в гостиную, толпа хлынула к дверям; несколько лиц с изменившимися выражениями поспешно прошли туда и назад. Толпа опять отхлынула от дверей гостиной, в которой показался государь, разговаривая с хозяйкой. Какой то молодой человек с растерянным видом наступал на дам, прося их посторониться. Некоторые дамы с лицами, выражавшими совершенную забывчивость всех условий света, портя свои туалеты, теснились вперед. Мужчины стали подходить к дамам и строиться в пары Польского.