Приграничное сражение (1914)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Приграничное сражение
Основной конфликт: Первая мировая война

Французская кавалерия в Париже перед отправкой
на фронт, август 1914 года
Дата

7 августа - 25 августа 1914

Место

Эльзас, Лотарингия, Арденны,
южная Бельгия

Итог

Победа Германии

Противники
Германская империя Франция
Британская империя
Бельгия
Командующие
Хельмут фон Мольтке
Александр фон Клюк (1-я армия)
Карл фон Бюлов (2-я армия)
Макс фон Хаузен (3-я армия)
Альбрехт Вюртембергский (4-я армия)
кронпринц Вильгельм (5-я армия)
Рупрехт (кронпринц Баварии) (6-я армия)
Йозиас фон Хееринген (7-я армия)
Жозеф Жоффр
Огюст Дюбайль (1-я армия)
Ноэль де Кастельно (2-я армия)
Пьер Рюффе (3-я армия)
Фернан Лангль де Кари (4-я армия)
Шарль Ланрезак (5-я армия)
Джон Френч
Альберт I
Силы сторон
86 пехотных и
10 кавалерийских дивизий,
в составе 7 армий, около
5000 орудий; всего около
1 600 000 человек
Франция: 76 пехотных и 10 кавалерийских дивизий, в составе 6 армий, более 4000 орудий; всего около 1 300 000 человек

Британия: 4 пехотных и 1,5 кавалерийских дивизий, 328 орудий; всего 87 000 человек
Бельгия: 6 пехотных и 1 кавалерийская дивизия, 312 орудий; всего 117 000 человек

Потери
165 000 человек
убитыми, ранеными и
пленными
Франция: 260 000
человек убитыми,
ранеными и пленными

Британия: 4200 человек
убитыми, ранеными и
пленными
Бельгия: 480 человек
убитыми, ранеными и
пленными

 
Западный фронт
Первой мировой войны
 
Приграничное сражение (1914)
Мюльхаузен Хален Лотарингия Арденны Шарлеруа Монс

Приграни́чное сраже́ние (7 августа 1914 — 25 августа 1914) — одно из крупнейших сражений Первой мировой войны, в котором с обеих сторон участвовало около 3 000 000 человек. Завершилось победой германской армии, которая в ожесточённых встречных боях смогла нанести ряд ощутимых поражений войскам Антанты. Германские войска, проведя ряд успешных операций в Арденнах, Лотарингии, Эльзасе и Бельгии, сумели оттеснить союзные войска (в основном французские) на территорию Франции и продолжили наступление в направлении Парижа. Однако после этих успехов германским войскам, несмотря на превосходство в силах и благоприятное оперативное положение, не удалось разгромить французские армии.





Предыстория

В первые дни Первой мировой войны, германская армия повела решительное наступление на Западном фронте. Нарушив нейтралитет Люксембурга и Бельгии, германские войска вторглись на территорию этих стран[1].

4 августа между германскими войсками и бельгийской армией начались бои на территории Бельгии. 6 августа начался штурм бельгийской крепости Льеж[2]. В ходе этих боев германская армия понесла значительные потери и прекратила своё наступление к франко-бельгийской границе. Героические усилия бельгийских войск сорвали планы германского командования быстрыми темпами вступить на территорию Франции[3].

Также это дало время британским войскам высадиться во французских портах и присоединиться к войскам союзников.

Во французском генеральном штабе, по мере приближения войны, нарушение бельгийского нейтралитета германской армией считалось все более и более вероятным. Поэтому в разрабатываемых планах развертывания всегда учитывалась такая возможность. Однако в условиях начавшейся войны, французское командование не было окончательно уверено, что германцы наступают именно через Бельгию. У французского правительства имелось опасение, что германское командование пытается спровоцировать Францию на нарушение нейтралитета Бельгии. Поэтому французский военный министр запретил всем французским войскам переходить бельгийскую границу и всем летчикам летать над бельгийской территорией.

Только 4 августа, когда стало известно о вторжении германских армий в Бельгию и бельгийское правительство выразило согласие взаимодействовать с французскими войсками, французским войскам было разрешено действовать на территории Бельгии.

К 8 августа французская разведка докладывала о том, что главные силы германцев сосредоточены в районе Меца, в Лотарингии. На основании этих данных и с учетом сопротивления Льежа, ни один форт которого ещё не был потерян, командующий французской армией генерал Жозеф Жоффр отдал приказ об общем наступлении французской армии.

Новые разведывательные сведения, полученные французским штабом к 13 августа, показывали, что главные силы германцев располагаются не в районе Меца, как предполагали раньше, а значительно севернее. Однако Жоффр все ещё считал, что германская армия не будет наступать через Бельгию.

После кровопролитных боев 16 августа Льеж пал[Прим. 1], германские войска начали форсирование Мааса. Бельгийская армия с боями отступала к Антверпену. 20 августа германская армия заняла столицу Бельгии — Брюссель. После этого, германские войска вышли к франко-бельгийской границе[4].

Планирование операции

План Германии

Согласно германскому плану войны, разработанному начальником Генерального Штаба германской армии Шлиффеном ещё в 1905 году, германская армия в предстоящей войне должна провести блицкриг, используя территорию Бельгии для обхода основных оборонительных рубежей французов и охвата французской армии с фланга[5]. В итоге Германское командование планировало нанести сокрушительный удар по Франции через территорию Бельгии. Однако несмотря на то, что всё основное внимание германского командования было приковано к вторжению в Бельгию, германцы принимали все меры для того, чтобы не дать французской армии, наступавшей в Эльзас-Лотарингии, захватить этот регион[6].

План Союзников

Перед войной французское командование, считая, что из-за растянутости коммуникаций и ограниченности сил Германия не посмеет нанести главный удар через Бельгию по северу Франции, решило, что основные боевые действия развернутся в Арденнах, Эльзасе и Лотарингии и, оставив всю франко-бельгийскую границу без защиты, сосредоточило все свои силы на восточной границе Франции, намереваясь там разбить германские армии[6]. У Франции также был план ведения боевых действий против Германии, разработанный до войны, он назывался «План № 17». Этот план предполагал мощное наступление французской армии в Эльзасе и Лотарингии и быстрый захват этих территорий, утраченных Францией после франко-прусской войны[6]. Французское командование не ожидало, что германская армия будет использовать территорию нейтральной Бельгии для вторжения во Францию.

Силы сторон и развёртывание войск

Германия

Для реализации плана Шлиффена по быстрому разгрому Франции Германия сосредоточила на границе с Францией, Бельгией и Люксембургом значительные военные силы: были развёрнуты семь армий (1-я — 7-я, 86 пехотных и 10 кавалерийских дивизий, до 5 тыс. орудий) численностью около 1 млн. 600 тыс. человек под командованием императора Вильгельма II.

Германским войскам противостояли французские, бельгийские и британские войска. Французская армия была развёрнута в составе пяти армий и одного кавалерийского корпуса, при 4000 орудиях. Численность французских войск составляла 1 300 000 человек. В связи с наступлением германской армии через территорию Бельгии на Париж, французскому командованию пришлось отказаться от предусмотренного перед войной «плана № 17», который предполагал захват Эльзаса и Лотарингии[7]. В связи с этим окончательные районы расположения французских армий и их состав в конце августа значительно отличались от намеченных мобилизационным «планом № 17»[7].

Союзники

Французские силы насчитывали пять армий (1-я — 5-я (фр.), 76 пехотных и 10 кавалерийских дивизий, более 4 тыс. орудий) под командованием генерала Жозефа Жоффра[8]. Бельгийская армия (шесть пехотных и одна кавалерийская дивизия, 312 орудий) численностью 117 тыс. человек под командованием короля Альберта I[8]. Британская экспедиционная армия (4 пехотных и 1,5 кавалерийских дивизии, 328 орудий) численностью 87 тыс. человек под командованием фельдмаршала Джона Френча[8].

Ход сражения

Начальный этап

Битва при Мюльхаузене

7 августа 1914 года, французские войска перешли франко-германскую границу и вторглись на территорию Германской империи. Было важно как можно скорее вступить на земли Эльзаса и Лотарингии, отторгнутые некогда Германией от Франции. Это произвело бы большой моральный эффект, подняло бы дух французских войск перед началом решающих сражений[9][10].

7 августа завязались первые бои Приграничного сражения, к 8 августа наступавшим французским частям удалось отбросить германские войска за Рейн и захватить Мюльхаузен, в Эльзасе. Во Франции все считали, что началось освобождение исконных французских земель от германского владычества. Однако прибывшие германские подкрепления 9 августа неожиданно для французов перешли в наступление и оттеснили французские войска к границе[11].

Битва за Лотарингию

Наступление французов более крупными силами (шесть с половиной корпусов, три резервные и три кавалерийские дивизии 1-й и 2-й армий) началось 14 августа в общем направлении на Саарбург в Лотарингии. Германские войска здесь имели пять корпусов и три кавалерийские дивизии 6-й германской армии. С утра 15 августа и на правом фланге 1-й армии французы предприняли новое наступление более крупными силами, образовав для этого специальную Эльзасскую армию[12].

Так как к этому времени уже окончательно стало ясно намерение германского командование наступать через Бельгию, то целью новой операции французов в Верхнем Эльзасе было приковать к этому району как можно большее количество германских войск и не позволить перебрасывать их на усиление северного германского крыла[12].

2-я французская армия и части 1-й армии, медленно наступали с незначительными боями и к 18 августа — 20 августа заняли Саарбург, Шато-Сален и другие селения. К 19 августа на правом фланге Эльзасской армии французам также вновь удалось занять район Мюльхаузена, так как большая часть германских сил к этому времени была передвинута из Мюльхаузена к северу[13].

Хотя тактически Лотарингская операция окончилась полной победой германских войск, в стратегическом плане её результаты были неоднозначными. Немцы отбросили 1-ю и 2-ю французские армии на запад, чем помогли французам консолидировать фронт своих войск на западном театре военных действий.

Финальный этап

Обстановка перед решающими боями

Далее, после завершения активных действий в Лотарингии основные события происходили на франко-бельгийской границе. К 20 августа здесь сосредоточились: главная группировка германских сил и французские армии левого крыла[14].

1-я германская армия вышла на линию Вольфертгем, западнее Брюсселя, Ватерлоо (3-й резервный корпус этой армии был оставлен для блокировки бельгийской армии в Антверпене) ; 2-я германская армия — юго-восточнее 1-й до Намюра; 3-я армия подошла к реке Маас на участке Намюр — Бельгия; 4-я германская армия вышла на рубеж Бастонь, Аттер; 5-я армия достигла линии Эталь — Лонгви — Арсвейлер. Всего в пяти германских армиях наступали 17 армейских корпусов и 7 кавалерийских дивизий. За ними двигались ещё 5 резервных корпусов, которые могли в течение ближайших 2-3 дней также принять участие в сражении[15].

Французские армии занимали следующее положение: 3-я армия находилась на линии Этен, Жамец, северо-восточнее Вердена; 4-я армия занимала широкий фронт от Монмеди до Мезьера; 5-я армия заняла указанное ей расположение между реками Самброй и Маасом и в треугольнике Динан — Намюр — Шарлеруа. Кавалерийский корпус в составе трех дивизий находился на левом берегу Самбры западнее Шарлеруа. Между 4-й и 5-й армиями имелся промежуток в 50 км, прикрытый слабыми силами, оборонявшими переправы через реку Маас.

Далее от Валансьена на северо-запад до морского побережья четыре территориальные дивизии под командованием генерала Амада имели задачу преградить путь германской кавалерии на французскую территорию[15].

Английская армия закончила своё сосредоточение южнее Мобежа и собиралась выдвигаться к Монсу.

Правый фланг всей главной группировки англо-французских войск прикрывала Лотарингская армия под командованием генерала Монури, образованная к 21 августа в составе семи резервных дивизий. Она располагалась восточнее Вердена, в районе Маасских высот.

Всего в группировке союзных войск 22,5 корпуса и 7,5 кавалерийских дивизий. Силы сторон к началу решающих боёв на франко-бельгийской границе были практически равны.

К 20 августа силы противников полностью были развернуты. В связи с этим командующие войсками отдают оперативные директивы своим армиям.

Германское командование приняло решение активными действиями 1-й, 2-й и 3-й армий охватить и разгромить главные французские силы, 4-я и 5-я армия должны были действовать в зависимости от обстановки — наступать или обороняться[13].

Французское командование также приняло решение о переходе в активное наступление 3-й и 4-й армий[12], остальные силы должны были прикрывать фланги и наносить вспомогательные удары[13].

Битва при Арденнах

Осуществляя приказы командования, противоборствующие войска двигались навстречу друг другу. В результате этого с 21 августа завязались ожесточённые встречные бои.

В Арденнах боевые действия происходили между 3-й и 4-й французскими армиями и 4-й и 5-й германскими армиями. Наиболее ожесточенные сражения развернулись в двух оперативных районах: у Лонгви и на реке Семуа. Бои у Лонгви завязались с 22 августа, в этих боях 3-я французская армия была разбита 5-й германской армией и с 25 августа начала отход на линию Монмеди и южнее. Вследствие утомленности и расстройства войск обеих сторон бои с 26 августа приостановились. На реке Семуа бои между 4-й французской и 4-й германской армиями также начались с 22 августа, несмотря на преимущество, 4-я французская армия понесла тяжелые потери в людях и материальной части и отошла в исходное положение за реку Семуа, а 24 августа на реку Маас[16].

В целом французские войска в результате операции потерпели полное тактическое поражение, понесли тяжелейшие потери и были оттеснены к западу от реки Маас.

Битва при Шарлеруа

Также ожесточенные бои развернулись в междуречье Самбры и Мааса у бельгийского города Шарлеруа. Здесь 5-я французская армия противостояла 2-й и 3-й германским армиям. 21 августа части 2-й германской армии захватили несколько переправ на Самбре и 22 августа форсировали её крупными силами. Затем развернулись ожесточенные бои, сначала французы попытались перейти в наступление, затем немцы атаковали ряд переправ на Маасе, но эти действия не принесли результатов атаковавшим[17].

Однако 23 августа части 3-й германской армии захватили на Маасе некоторые переправы южнее Намюра и переправились на левый берег Мааса у Динана[18]. Это создало угрозу 5-й французской армии, и 23 августа она начала отход, за ней почти без боев следовали германские войска.

Битва при Монсе

На левом фланге фронта также произошли столкновения, между частями 1-й германской армии и английскими войсками. Согласно директиве союзного командования, закончив сосредоточение в районе Мобёжа, английская армия, под командованием Джона Френча выдвинулась в направлении Монса[17].

Однако 23 августа, германские войска тоже подошли к этому рубежу, форсировали имевшийся здесь канал и заняли Монс. Англичане под натиском превосходящего их противника с утра 24 августа начали отход и к 25 августа отошли на линию Камбре, Ле-Като[19].

Окончание сражения

В Эльзасе и Лотарингии, на Саарбургском и Страсбургском направлении, с 20 по 28 августа германцы силами 6-й и 7-й армий атаковали французские войска и отбросили их в исходное положение. Французская армия оставила все территории, которые захватила в ходе Лотарингской операции[20]. К концу августа в связи со сложившейся для французов тяжелой обстановкой на бельгийской границе французы оставили район Мюльхаузена. Эльзасская армия была расформирована и её части переброшены на другие участки фронта. После этого в Эльзасе и Лотарингии велись бои местного характера, которые не оказывали существенного влияния на общий ход борьбы[21].

Итоги

Итоги боя

К 25 августа Приграничное сражение можно считать оконченным, так как с этого времени французское командование изменяет свои стратегические цели и осуществляет стратегическое отступление всей своей северной группировки, чтобы с нового рубежа возобновить наступление[21].

В результате Приграничного сражения стратегическая обстановка на Западном фронте резко изменилась. Французские армии на всем фронте северо-западнее Вердена вынуждены были отходить, чтобы собраться с силами.

Союзники потерпели тяжелое поражение, генерал Жоффр писал:

Приграничное сражение кончилось неудачей

[22]

Поражение французских армий в Приграничном сражении и их последующий отход создали непосредственную угрозу Парижу, что вызвало тяжелое впечатление в общественных кругах Франции. 2 сентября французское правительство покинуло Париж и перебралось в Бордо.

Военные итоги

Антанта понесла значительные потери в Приграничном сражении. Французская армия потеряла 260 000 человек убитыми, ранеными и пленными. Английские войска потеряли 4 200 человек убитыми, ранеными и пленными, бельгийские потери составили 480 человек. Германская армия потеряла 165 000 человек убитыми, ранеными и пленными[23].

Причиной поражения французов в Приграничном сражении было недостаточно искусное использование войск. Командование при постановке задач исходило из ложных предположений о намерениях и группировке противника. В результате этого происходили внезапные столкновения с противником[22].

Германские войска также наступали без должной разведки, действовали вяло и вместо стремительного преследования французов лишь следовали за ними. Германцы не сумели ни на одном участке воспользоваться благоприятно сложившейся для них обстановкой[22].

Однако в то время как во французской армии сделали для себя из Приграничного сражения поучительные стратегические и тактические выводы, командование германской армии, переоценив свои успехи, считало, что французская армия уже разгромлена и исход войны предрешен[24]. Считая, что цели войны на Западе достигнуты, германское командование решило приступить к переброске войск на Восток, что предусматривалось планом войны[Прим. 2]. К этому побуждало также и сложившееся положение в Восточной Пруссии, где у Гумбиннена российские войска нанесли серьёзное поражение 8-й германской армии и добились крупных успехов.

Все эти факторы, последующие директивы французского командования, а также умелое отступление войск союзников позволило им закрепиться на Марне и в конечном итоге одержать важнейшую победу над германскими войсками, остановив их продвижение к Парижу[23].

См. также

Напишите отзыв о статье "Приграничное сражение (1914)"

Примечания

  1. Укрепления Льежа состояли из 12 фортов, расположенных по обеим берегам р. Маас на удалении 6 — 8 км от города. Крепостной обвод Льежа достигал 50 км. На вооружении каждого форта имелось до восьми орудий калибром 120—200 мм, три-четыре 57-мм противоштурмовых орудия, а гарнизон форта состоял из 80-100 человек. Артиллерия, как правило, располагалась под броневыми колпаками («Военно-инженерный зарубежник», 1922, № 6, стр. 20) или во вращающихся бронированных башнях. Основные сооружения фортов имели бетонное покрытие толщиной 2,5 — 3 м. Всего гарнизон крепости насчитывал до 30 тыс. человек и 400 орудий (в том числе и полевые войска — 3-я пехотная дивизия и одна бригада 4-й пехотной дивизии). Промежутки между фортами (2-6 км) были заняты пехотой, располагавшейся в наскоро сделанных окопах, прикрытых проволочными заграждениями.
  2. Гвардейский резервный корпус из 2-й армии, 11-й армейский корпус из 3-й армии и 8-я кавалерийская дивизия из 6-й армии были отправлены в Восточную Пруссию 26 августа, а один корпус (5-й армейский из 5-й армии) задерживался в районе Меца для этой же цели. 30 августа его отправка на Восток была отменена

Использованная литература и источники

  1. Ключников Ю. В. и Сабанин А. Международная политика новейшего времени в договорах, нотах и декларациях, ч. 1. — М., 1925. — С. 195, 196.
  2. «Der Weltkrieg 1914 bis 1918», Bd. 1. Berlin, 1925, S. 105.  (нем.)
  3. «Der Weltkrieg 1914 bis 1918», Bd. 1, S. 109  (нем.)
  4. Ребольд Ж. Крепостная война в 1914—1918 гг. / Пер. с франц. — М., 1938. — С. 26.
  5. Коленковский А. Маневренный период первой мировой империалистической войны, 1914 г., стр. 28
  6. 1 2 3 История Первой мировой войны 1914—1918 гг. / под редакцией И. И. Ростунова. — 1975. — Т. 1. — С. 245-248.
  7. 1 2 Жоффр Ж. 1914—1915. Подготовка войны и ведение операций. / Пер. с франц. — М., 1923. — С. 14.
  8. 1 2 3 Эгли К. Стратегическое развертывание и наступление армий Франции, Бельгии и Англии, С. 7.
  9. Пуанкаре Р. На службе Франции Воспоминания за девять лет, кн. 1. / Пер. с франц. — М., 1936. — С. 23.
  10. Политический эффект этого наступления отмечает в своей работе «Правда о войне 1914—1918 гг.» и английский военный историк Лиддел Гарт: М., 1935. — С. 50.
  11. «Les armées françaises dans la Grande guerre», t. 1, vol. 1. — P. 231.  (фр.)
  12. 1 2 3 Жоффр Ж. 1914—1915. Подготовка войны и ведение операций. — С. 15—16.
  13. 1 2 3 История Первой мировой войны 1914—1918 гг. / под редакцией И. И. Ростунова. — 1975. — Т. 1. — С. 282.
  14. Строков А. А. История военного искусства. Капиталистическое общество периода империализма (до конца первой мировой войны 1914—1918 гг.). — М., 1967. — С. 290.
  15. 1 2 «Der Weltkrieg 1914 bis 1918», Bd. 1, S. 260—261.  (нем.)
  16. «Les armées françaises dans la Grande guerre», t. 1, vol. 2. — P., 1925. — P. 257, 271.  (фр.)
  17. 1 2 История Первой мировой войны 1914—1918 гг. / под редакцией И. И. Ростунова. — 1975. — Т. 1. — С. 284.
  18. «Les armées françaises dans la Grande guerre», t. 1, vol. 1. — P. 481—482.  (фр.)
  19. История Первой мировой войны 1914—1918 гг. / под редакцией И. И. Ростунова. — 1975. — Т. 1. — С. 285.
  20. «Der Weltkrieg 1914 bis 1918», Bd. 1. — S. 263—264. Эти действия германские историки относят также к Приграничному сражению  (нем.)
  21. 1 2 «Les armées françaises dans la Grande guerre», t. 1, vol. 1. — P. 247.  (фр.)
  22. 1 2 3 Жоффр Ж. 1914-1915. Подготовка войны и ведение операций. - С. 18.
  23. 1 2 Жоффр Ж. 1914—1915. Подготовка войны и ведение операций, стр. 42
  24. «Der Weltkrieg 1914 bis 1918», Bd. 1, S. 437—438  (нем.)

Литература

  • Зайончковский А. М. [militera.lib.ru/h/zayonchkovsky1/ Первая мировая война]. — СПб.: Полигон, 2000. — 878 с. — ISBN 5-89173-082-0.
  • [militera.lib.ru/h/ww1/ История Первой мировой войны 1914—1918 гг.] / под редакцией И. И. Ростунова. — М.: Наука, 1975. — Т. 1. — 446 с.
  • Бэзил Лиддел Гарт. 1914. Правда о Первой мировой. — М.: Эксмо, 2009. — 480 с. — (Перелом истории). — 4300 экз. — ISBN 978-5-699-36036-9.
  • Мировые войны XX века: В 4 кн. / Ин-т всеобщей истории. — М.: Наука, 2002. — ISBN 5-02-008804-8 Кн. 1: Первая мировая война: Ист. очерк/Отв. ред. Г. Д. Шкундин. — 2002. — 686 стр.: ил. ISBN 5-02-008805-6 (в пер.)
  • Вержховский Д. В. Первая мировая война 1914—1918. — М.: Наука, 1954. — 203 с.
  • Барбара Такман. [militera.lib.ru/h/tuchman/index.html Первый блицкриг. Август 1914] = The Guns of August. — М.: АСТ, 1999. — 640 с. — 5000 экз. — ISBN 5-7921-0245-7.

Ссылки



Отрывок, характеризующий Приграничное сражение (1914)

– Сколько? – спросил Долохов у казака, считавшего пленных.
– На вторую сотню, – отвечал казак.
– Filez, filez, [Проходи, проходи.] – приговаривал Долохов, выучившись этому выражению у французов, и, встречаясь глазами с проходившими пленными, взгляд его вспыхивал жестоким блеском.
Денисов, с мрачным лицом, сняв папаху, шел позади казаков, несших к вырытой в саду яме тело Пети Ростова.


С 28 го октября, когда начались морозы, бегство французов получило только более трагический характер замерзающих и изжаривающихся насмерть у костров людей и продолжающих в шубах и колясках ехать с награбленным добром императора, королей и герцогов; но в сущности своей процесс бегства и разложения французской армии со времени выступления из Москвы нисколько не изменился.
От Москвы до Вязьмы из семидесятитрехтысячной французской армии, не считая гвардии (которая во всю войну ничего не делала, кроме грабежа), из семидесяти трех тысяч осталось тридцать шесть тысяч (из этого числа не более пяти тысяч выбыло в сражениях). Вот первый член прогрессии, которым математически верно определяются последующие.
Французская армия в той же пропорции таяла и уничтожалась от Москвы до Вязьмы, от Вязьмы до Смоленска, от Смоленска до Березины, от Березины до Вильны, независимо от большей или меньшей степени холода, преследования, заграждения пути и всех других условий, взятых отдельно. После Вязьмы войска французские вместо трех колонн сбились в одну кучу и так шли до конца. Бертье писал своему государю (известно, как отдаленно от истины позволяют себе начальники описывать положение армии). Он писал:
«Je crois devoir faire connaitre a Votre Majeste l'etat de ses troupes dans les differents corps d'annee que j'ai ete a meme d'observer depuis deux ou trois jours dans differents passages. Elles sont presque debandees. Le nombre des soldats qui suivent les drapeaux est en proportion du quart au plus dans presque tous les regiments, les autres marchent isolement dans differentes directions et pour leur compte, dans l'esperance de trouver des subsistances et pour se debarrasser de la discipline. En general ils regardent Smolensk comme le point ou ils doivent se refaire. Ces derniers jours on a remarque que beaucoup de soldats jettent leurs cartouches et leurs armes. Dans cet etat de choses, l'interet du service de Votre Majeste exige, quelles que soient ses vues ulterieures qu'on rallie l'armee a Smolensk en commencant a la debarrasser des non combattans, tels que hommes demontes et des bagages inutiles et du materiel de l'artillerie qui n'est plus en proportion avec les forces actuelles. En outre les jours de repos, des subsistances sont necessaires aux soldats qui sont extenues par la faim et la fatigue; beaucoup sont morts ces derniers jours sur la route et dans les bivacs. Cet etat de choses va toujours en augmentant et donne lieu de craindre que si l'on n'y prete un prompt remede, on ne soit plus maitre des troupes dans un combat. Le 9 November, a 30 verstes de Smolensk».
[Долгом поставляю донести вашему величеству о состоянии корпусов, осмотренных мною на марше в последние три дня. Они почти в совершенном разброде. Только четвертая часть солдат остается при знаменах, прочие идут сами по себе разными направлениями, стараясь сыскать пропитание и избавиться от службы. Все думают только о Смоленске, где надеются отдохнуть. В последние дни много солдат побросали патроны и ружья. Какие бы ни были ваши дальнейшие намерения, но польза службы вашего величества требует собрать корпуса в Смоленске и отделить от них спешенных кавалеристов, безоружных, лишние обозы и часть артиллерии, ибо она теперь не в соразмерности с числом войск. Необходимо продовольствие и несколько дней покоя; солдаты изнурены голодом и усталостью; в последние дни многие умерли на дороге и на биваках. Такое бедственное положение беспрестанно усиливается и заставляет опасаться, что, если не будут приняты быстрые меры для предотвращения зла, мы скоро не будем иметь войска в своей власти в случае сражения. 9 ноября, в 30 верстах от Смоленка.]
Ввалившись в Смоленск, представлявшийся им обетованной землей, французы убивали друг друга за провиант, ограбили свои же магазины и, когда все было разграблено, побежали дальше.
Все шли, сами не зная, куда и зачем они идут. Еще менее других знал это гений Наполеона, так как никто ему не приказывал. Но все таки он и его окружающие соблюдали свои давнишние привычки: писались приказы, письма, рапорты, ordre du jour [распорядок дня]; называли друг друга:
«Sire, Mon Cousin, Prince d'Ekmuhl, roi de Naples» [Ваше величество, брат мой, принц Экмюльский, король Неаполитанский.] и т.д. Но приказы и рапорты были только на бумаге, ничто по ним не исполнялось, потому что не могло исполняться, и, несмотря на именование друг друга величествами, высочествами и двоюродными братьями, все они чувствовали, что они жалкие и гадкие люди, наделавшие много зла, за которое теперь приходилось расплачиваться. И, несмотря на то, что они притворялись, будто заботятся об армии, они думали только каждый о себе и о том, как бы поскорее уйти и спастись.


Действия русского и французского войск во время обратной кампании от Москвы и до Немана подобны игре в жмурки, когда двум играющим завязывают глаза и один изредка звонит колокольчиком, чтобы уведомить о себе ловящего. Сначала тот, кого ловят, звонит, не боясь неприятеля, но когда ему приходится плохо, он, стараясь неслышно идти, убегает от своего врага и часто, думая убежать, идет прямо к нему в руки.
Сначала наполеоновские войска еще давали о себе знать – это было в первый период движения по Калужской дороге, но потом, выбравшись на Смоленскую дорогу, они побежали, прижимая рукой язычок колокольчика, и часто, думая, что они уходят, набегали прямо на русских.
При быстроте бега французов и за ними русских и вследствие того изнурения лошадей, главное средство приблизительного узнавания положения, в котором находится неприятель, – разъезды кавалерии, – не существовало. Кроме того, вследствие частых и быстрых перемен положений обеих армий, сведения, какие и были, не могли поспевать вовремя. Если второго числа приходило известие о том, что армия неприятеля была там то первого числа, то третьего числа, когда можно было предпринять что нибудь, уже армия эта сделала два перехода и находилась совсем в другом положении.
Одна армия бежала, другая догоняла. От Смоленска французам предстояло много различных дорог; и, казалось бы, тут, простояв четыре дня, французы могли бы узнать, где неприятель, сообразить что нибудь выгодное и предпринять что нибудь новое. Но после четырехдневной остановки толпы их опять побежали не вправо, не влево, но, без всяких маневров и соображений, по старой, худшей дороге, на Красное и Оршу – по пробитому следу.
Ожидая врага сзади, а не спереди, французы бежали, растянувшись и разделившись друг от друга на двадцать четыре часа расстояния. Впереди всех бежал император, потом короли, потом герцоги. Русская армия, думая, что Наполеон возьмет вправо за Днепр, что было одно разумно, подалась тоже вправо и вышла на большую дорогу к Красному. И тут, как в игре в жмурки, французы наткнулись на наш авангард. Неожиданно увидав врага, французы смешались, приостановились от неожиданности испуга, но потом опять побежали, бросая своих сзади следовавших товарищей. Тут, как сквозь строй русских войск, проходили три дня, одна за одной, отдельные части французов, сначала вице короля, потом Даву, потом Нея. Все они побросали друг друга, побросали все свои тяжести, артиллерию, половину народа и убегали, только по ночам справа полукругами обходя русских.
Ней, шедший последним (потому что, несмотря на несчастное их положение или именно вследствие его, им хотелось побить тот пол, который ушиб их, он занялся нзрыванием никому не мешавших стен Смоленска), – шедший последним, Ней, с своим десятитысячным корпусом, прибежал в Оршу к Наполеону только с тысячью человеками, побросав и всех людей, и все пушки и ночью, украдучись, пробравшись лесом через Днепр.
От Орши побежали дальше по дороге к Вильно, точно так же играя в жмурки с преследующей армией. На Березине опять замешались, многие потонули, многие сдались, но те, которые перебрались через реку, побежали дальше. Главный начальник их надел шубу и, сев в сани, поскакал один, оставив своих товарищей. Кто мог – уехал тоже, кто не мог – сдался или умер.


Казалось бы, в этой то кампании бегства французов, когда они делали все то, что только можно было, чтобы погубить себя; когда ни в одном движении этой толпы, начиная от поворота на Калужскую дорогу и до бегства начальника от армии, не было ни малейшего смысла, – казалось бы, в этот период кампании невозможно уже историкам, приписывающим действия масс воле одного человека, описывать это отступление в их смысле. Но нет. Горы книг написаны историками об этой кампании, и везде описаны распоряжения Наполеона и глубокомысленные его планы – маневры, руководившие войском, и гениальные распоряжения его маршалов.
Отступление от Малоярославца тогда, когда ему дают дорогу в обильный край и когда ему открыта та параллельная дорога, по которой потом преследовал его Кутузов, ненужное отступление по разоренной дороге объясняется нам по разным глубокомысленным соображениям. По таким же глубокомысленным соображениям описывается его отступление от Смоленска на Оршу. Потом описывается его геройство при Красном, где он будто бы готовится принять сражение и сам командовать, и ходит с березовой палкой и говорит:
– J'ai assez fait l'Empereur, il est temps de faire le general, [Довольно уже я представлял императора, теперь время быть генералом.] – и, несмотря на то, тотчас же после этого бежит дальше, оставляя на произвол судьбы разрозненные части армии, находящиеся сзади.
Потом описывают нам величие души маршалов, в особенности Нея, величие души, состоящее в том, что он ночью пробрался лесом в обход через Днепр и без знамен и артиллерии и без девяти десятых войска прибежал в Оршу.
И, наконец, последний отъезд великого императора от геройской армии представляется нам историками как что то великое и гениальное. Даже этот последний поступок бегства, на языке человеческом называемый последней степенью подлости, которой учится стыдиться каждый ребенок, и этот поступок на языке историков получает оправдание.
Тогда, когда уже невозможно дальше растянуть столь эластичные нити исторических рассуждений, когда действие уже явно противно тому, что все человечество называет добром и даже справедливостью, является у историков спасительное понятие о величии. Величие как будто исключает возможность меры хорошего и дурного. Для великого – нет дурного. Нет ужаса, который бы мог быть поставлен в вину тому, кто велик.
– «C'est grand!» [Это величественно!] – говорят историки, и тогда уже нет ни хорошего, ни дурного, а есть «grand» и «не grand». Grand – хорошо, не grand – дурно. Grand есть свойство, по их понятиям, каких то особенных животных, называемых ими героями. И Наполеон, убираясь в теплой шубе домой от гибнущих не только товарищей, но (по его мнению) людей, им приведенных сюда, чувствует que c'est grand, и душа его покойна.
«Du sublime (он что то sublime видит в себе) au ridicule il n'y a qu'un pas», – говорит он. И весь мир пятьдесят лет повторяет: «Sublime! Grand! Napoleon le grand! Du sublime au ridicule il n'y a qu'un pas». [величественное… От величественного до смешного только один шаг… Величественное! Великое! Наполеон великий! От величественного до смешного только шаг.]
И никому в голову не придет, что признание величия, неизмеримого мерой хорошего и дурного, есть только признание своей ничтожности и неизмеримой малости.
Для нас, с данной нам Христом мерой хорошего и дурного, нет неизмеримого. И нет величия там, где нет простоты, добра и правды.


Кто из русских людей, читая описания последнего периода кампании 1812 года, не испытывал тяжелого чувства досады, неудовлетворенности и неясности. Кто не задавал себе вопросов: как не забрали, не уничтожили всех французов, когда все три армии окружали их в превосходящем числе, когда расстроенные французы, голодая и замерзая, сдавались толпами и когда (как нам рассказывает история) цель русских состояла именно в том, чтобы остановить, отрезать и забрать в плен всех французов.
Каким образом то русское войско, которое, слабее числом французов, дало Бородинское сражение, каким образом это войско, с трех сторон окружавшее французов и имевшее целью их забрать, не достигло своей цели? Неужели такое громадное преимущество перед нами имеют французы, что мы, с превосходными силами окружив, не могли побить их? Каким образом это могло случиться?
История (та, которая называется этим словом), отвечая на эти вопросы, говорит, что это случилось оттого, что Кутузов, и Тормасов, и Чичагов, и тот то, и тот то не сделали таких то и таких то маневров.
Но отчего они не сделали всех этих маневров? Отчего, ежели они были виноваты в том, что не достигнута была предназначавшаяся цель, – отчего их не судили и не казнили? Но, даже ежели и допустить, что виною неудачи русских были Кутузов и Чичагов и т. п., нельзя понять все таки, почему и в тех условиях, в которых находились русские войска под Красным и под Березиной (в обоих случаях русские были в превосходных силах), почему не взято в плен французское войско с маршалами, королями и императорами, когда в этом состояла цель русских?
Объяснение этого странного явления тем (как то делают русские военные историки), что Кутузов помешал нападению, неосновательно потому, что мы знаем, что воля Кутузова не могла удержать войска от нападения под Вязьмой и под Тарутиным.
Почему то русское войско, которое с слабейшими силами одержало победу под Бородиным над неприятелем во всей его силе, под Красным и под Березиной в превосходных силах было побеждено расстроенными толпами французов?
Если цель русских состояла в том, чтобы отрезать и взять в плен Наполеона и маршалов, и цель эта не только не была достигнута, и все попытки к достижению этой цели всякий раз были разрушены самым постыдным образом, то последний период кампании совершенно справедливо представляется французами рядом побед и совершенно несправедливо представляется русскими историками победоносным.
Русские военные историки, настолько, насколько для них обязательна логика, невольно приходят к этому заключению и, несмотря на лирические воззвания о мужестве и преданности и т. д., должны невольно признаться, что отступление французов из Москвы есть ряд побед Наполеона и поражений Кутузова.
Но, оставив совершенно в стороне народное самолюбие, чувствуется, что заключение это само в себе заключает противуречие, так как ряд побед французов привел их к совершенному уничтожению, а ряд поражений русских привел их к полному уничтожению врага и очищению своего отечества.
Источник этого противуречия лежит в том, что историками, изучающими события по письмам государей и генералов, по реляциям, рапортам, планам и т. п., предположена ложная, никогда не существовавшая цель последнего периода войны 1812 года, – цель, будто бы состоявшая в том, чтобы отрезать и поймать Наполеона с маршалами и армией.
Цели этой никогда не было и не могло быть, потому что она не имела смысла, и достижение ее было совершенно невозможно.
Цель эта не имела никакого смысла, во первых, потому, что расстроенная армия Наполеона со всей возможной быстротой бежала из России, то есть исполняла то самое, что мог желать всякий русский. Для чего же было делать различные операции над французами, которые бежали так быстро, как только они могли?
Во вторых, бессмысленно было становиться на дороге людей, всю свою энергию направивших на бегство.
В третьих, бессмысленно было терять свои войска для уничтожения французских армий, уничтожавшихся без внешних причин в такой прогрессии, что без всякого загораживания пути они не могли перевести через границу больше того, что они перевели в декабре месяце, то есть одну сотую всего войска.
В четвертых, бессмысленно было желание взять в плен императора, королей, герцогов – людей, плен которых в высшей степени затруднил бы действия русских, как то признавали самые искусные дипломаты того времени (J. Maistre и другие). Еще бессмысленнее было желание взять корпуса французов, когда свои войска растаяли наполовину до Красного, а к корпусам пленных надо было отделять дивизии конвоя, и когда свои солдаты не всегда получали полный провиант и забранные уже пленные мерли с голода.
Весь глубокомысленный план о том, чтобы отрезать и поймать Наполеона с армией, был подобен тому плану огородника, который, выгоняя из огорода потоптавшую его гряды скотину, забежал бы к воротам и стал бы по голове бить эту скотину. Одно, что можно бы было сказать в оправдание огородника, было бы то, что он очень рассердился. Но это нельзя было даже сказать про составителей проекта, потому что не они пострадали от потоптанных гряд.
Но, кроме того, что отрезывание Наполеона с армией было бессмысленно, оно было невозможно.
Невозможно это было, во первых, потому что, так как из опыта видно, что движение колонн на пяти верстах в одном сражении никогда не совпадает с планами, то вероятность того, чтобы Чичагов, Кутузов и Витгенштейн сошлись вовремя в назначенное место, была столь ничтожна, что она равнялась невозможности, как то и думал Кутузов, еще при получении плана сказавший, что диверсии на большие расстояния не приносят желаемых результатов.
Во вторых, невозможно было потому, что, для того чтобы парализировать ту силу инерции, с которой двигалось назад войско Наполеона, надо было без сравнения большие войска, чем те, которые имели русские.
В третьих, невозможно это было потому, что военное слово отрезать не имеет никакого смысла. Отрезать можно кусок хлеба, но не армию. Отрезать армию – перегородить ей дорогу – никак нельзя, ибо места кругом всегда много, где можно обойти, и есть ночь, во время которой ничего не видно, в чем могли бы убедиться военные ученые хоть из примеров Красного и Березины. Взять же в плен никак нельзя без того, чтобы тот, кого берут в плен, на это не согласился, как нельзя поймать ласточку, хотя и можно взять ее, когда она сядет на руку. Взять в плен можно того, кто сдается, как немцы, по правилам стратегии и тактики. Но французские войска совершенно справедливо не находили этого удобным, так как одинаковая голодная и холодная смерть ожидала их на бегстве и в плену.
В четвертых же, и главное, это было невозможно потому, что никогда, с тех пор как существует мир, не было войны при тех страшных условиях, при которых она происходила в 1812 году, и русские войска в преследовании французов напрягли все свои силы и не могли сделать большего, не уничтожившись сами.
В движении русской армии от Тарутина до Красного выбыло пятьдесят тысяч больными и отсталыми, то есть число, равное населению большого губернского города. Половина людей выбыла из армии без сражений.
И об этом то периоде кампании, когда войска без сапог и шуб, с неполным провиантом, без водки, по месяцам ночуют в снегу и при пятнадцати градусах мороза; когда дня только семь и восемь часов, а остальное ночь, во время которой не может быть влияния дисциплины; когда, не так как в сраженье, на несколько часов только люди вводятся в область смерти, где уже нет дисциплины, а когда люди по месяцам живут, всякую минуту борясь с смертью от голода и холода; когда в месяц погибает половина армии, – об этом то периоде кампании нам рассказывают историки, как Милорадович должен был сделать фланговый марш туда то, а Тормасов туда то и как Чичагов должен был передвинуться туда то (передвинуться выше колена в снегу), и как тот опрокинул и отрезал, и т. д., и т. д.
Русские, умиравшие наполовину, сделали все, что можно сделать и должно было сделать для достижения достойной народа цели, и не виноваты в том, что другие русские люди, сидевшие в теплых комнатах, предполагали сделать то, что было невозможно.
Все это странное, непонятное теперь противоречие факта с описанием истории происходит только оттого, что историки, писавшие об этом событии, писали историю прекрасных чувств и слов разных генералов, а не историю событий.
Для них кажутся очень занимательны слова Милорадовича, награды, которые получил тот и этот генерал, и их предположения; а вопрос о тех пятидесяти тысячах, которые остались по госпиталям и могилам, даже не интересует их, потому что не подлежит их изучению.
А между тем стоит только отвернуться от изучения рапортов и генеральных планов, а вникнуть в движение тех сотен тысяч людей, принимавших прямое, непосредственное участие в событии, и все, казавшиеся прежде неразрешимыми, вопросы вдруг с необыкновенной легкостью и простотой получают несомненное разрешение.
Цель отрезывания Наполеона с армией никогда не существовала, кроме как в воображении десятка людей. Она не могла существовать, потому что она была бессмысленна, и достижение ее было невозможно.
Цель народа была одна: очистить свою землю от нашествия. Цель эта достигалась, во первых, сама собою, так как французы бежали, и потому следовало только не останавливать это движение. Во вторых, цель эта достигалась действиями народной войны, уничтожавшей французов, и, в третьих, тем, что большая русская армия шла следом за французами, готовая употребить силу в случае остановки движения французов.
Русская армия должна была действовать, как кнут на бегущее животное. И опытный погонщик знал, что самое выгодное держать кнут поднятым, угрожая им, а не по голове стегать бегущее животное.



Когда человек видит умирающее животное, ужас охватывает его: то, что есть он сам, – сущность его, в его глазах очевидно уничтожается – перестает быть. Но когда умирающее есть человек, и человек любимый – ощущаемый, тогда, кроме ужаса перед уничтожением жизни, чувствуется разрыв и духовная рана, которая, так же как и рана физическая, иногда убивает, иногда залечивается, но всегда болит и боится внешнего раздражающего прикосновения.
После смерти князя Андрея Наташа и княжна Марья одинаково чувствовали это. Они, нравственно согнувшись и зажмурившись от грозного, нависшего над ними облака смерти, не смели взглянуть в лицо жизни. Они осторожно берегли свои открытые раны от оскорбительных, болезненных прикосновений. Все: быстро проехавший экипаж по улице, напоминание об обеде, вопрос девушки о платье, которое надо приготовить; еще хуже, слово неискреннего, слабого участия болезненно раздражало рану, казалось оскорблением и нарушало ту необходимую тишину, в которой они обе старались прислушиваться к незамолкшему еще в их воображении страшному, строгому хору, и мешало вглядываться в те таинственные бесконечные дали, которые на мгновение открылись перед ними.
Только вдвоем им было не оскорбительно и не больно. Они мало говорили между собой. Ежели они говорили, то о самых незначительных предметах. И та и другая одинаково избегали упоминания о чем нибудь, имеющем отношение к будущему.
Признавать возможность будущего казалось им оскорблением его памяти. Еще осторожнее они обходили в своих разговорах все то, что могло иметь отношение к умершему. Им казалось, что то, что они пережили и перечувствовали, не могло быть выражено словами. Им казалось, что всякое упоминание словами о подробностях его жизни нарушало величие и святыню совершившегося в их глазах таинства.
Беспрестанные воздержания речи, постоянное старательное обхождение всего того, что могло навести на слово о нем: эти остановки с разных сторон на границе того, чего нельзя было говорить, еще чище и яснее выставляли перед их воображением то, что они чувствовали.

Но чистая, полная печаль так же невозможна, как чистая и полная радость. Княжна Марья, по своему положению одной независимой хозяйки своей судьбы, опекунши и воспитательницы племянника, первая была вызвана жизнью из того мира печали, в котором она жила первые две недели. Она получила письма от родных, на которые надо было отвечать; комната, в которую поместили Николеньку, была сыра, и он стал кашлять. Алпатыч приехал в Ярославль с отчетами о делах и с предложениями и советами переехать в Москву в Вздвиженский дом, который остался цел и требовал только небольших починок. Жизнь не останавливалась, и надо было жить. Как ни тяжело было княжне Марье выйти из того мира уединенного созерцания, в котором она жила до сих пор, как ни жалко и как будто совестно было покинуть Наташу одну, – заботы жизни требовали ее участия, и она невольно отдалась им. Она поверяла счеты с Алпатычем, советовалась с Десалем о племяннике и делала распоряжения и приготовления для своего переезда в Москву.