Дарданелльская операция

Дарданелльская операция
Основной конфликт: Первая мировая война
Дарданелльская операция
Дата	19 февраля 1915 — 9 января 1916
Место	Галлиполи
Итог	Победа Османской империи
Противники
Османская империя Османская империя Германская империя Британская империя Австралия Индия Ньюфаундленд Новая Зеландия Франция
Командующие
Отто Лиман фон Сандерс Мустафа Кемаль Эсат-паша Вехип-паша Джеват-паша Фуад-паша Ян Гамильтон Гораций Герберт Китченер Джон Де Робек Сэквилл Карден Чарльз Монро Альбер Амад Анри Жозеф Гуро
Силы сторон
450 000 Великобритания 490 000 Франция 120 000
Потери
74 635 убито, 174 634 ранено Великобритания 21 255 убито, 52 230 ранено Франция 10 000 убито, 17 000 ранено Австралия 7594 убито, 20 000 ранено Новая Зеландия 2701 убито, 4546 ранено Индия 1358 убито, 3421 ранено Ньюфаундленд 49 убито, 93 ранено

Дарданелльская операция (Галлиполийское сражение; Битва при Чанаккале; тур. Çanakkale Savaşı; англ. Gallipoli Campaign) — масштабная военная операция, развёрнутая в ходе Первой мировой войны по инициативе Уинстона Черчилля странами Антанты, главным образом Британской империей, с целью захвата Константинополя, вывода Турции из войны и открытия морского пути в Россию.

Предыстория операции

См. также: Российские планы десантной операции на Босфоре

После вступления в Первую мировую войну Турции, стало очевидно, что овладение Дарданеллами дало бы Антанте неоспоримые преимущества. Планы такой операции рассматривались в 1906 году в Британском комитете обороны, который счёл операцию очень рискованной. Когда этот вопрос повторно обсуждался в 1915 году, было высказано мнение, что успех возможен только в случае комбинированного применения сухопутных и морских сил.

3 ноября 1914 года линейные крейсера «Indefatigable» и «Indomitable» вместе с французскими броненосцами «Suffren» и «Vérité» провели короткую бомбардировку фортов пролива. Выпустив 76 крупнокалиберных снарядов и взорвав артиллерийский погреб, корабли ушли. К этой демонстрации турки отнеслись серьёзно и усилили оборону Дарданелл новыми минными заграждениями и батареями.

2 января 1915 года русский Главнокомандующий обратился к союзникам с просьбой провести демонстрацию, которая могла бы отвлечь часть турецких сил с Кавказского фронта. На следующий день состоялось совещание Китченера с Черчиллем, на котором было принято решение об оказании помощи России. Эскадра союзников должна была форсировать Дарданеллы и прорваться к Константинополю.

Россия с конца XIX века разрабатывала собственную десантную операцию в проливах. В 1915 году обновлённый план операции был направлен на утверждение командованию, но её осуществление было перенесено на 1917 год в связи с тем, что соответствующие войсковые соединения были оттянуты на Балканский фронт. Чтобы подтолкнуть Россию к скорейшей высадке в проливах, в марте 1915 г. британское правительство пообещало передать России захваченный Константинополь вместе с проливами.

План операции и силы сторон

План операции был 11 января представлен Черчиллю вице-адмиралом Карденом. Он предусматривал 4 стадии:

1. Разгром внешних фортов.
2. Траление минных заграждений и уничтожение промежуточных укреплений.
3. Уничтожение внутренних фортов и укреплений.
4. Выход в Мраморное море.

Этот план Кардена был одобрен высшим руководством, и к Дарданеллам была отправлена англо-французская эскадра, которая насчитывала 80 вымпелов. Среди них были 16 броненосцев, 1 линкор, 1 линейный крейсер, 5 лёгких крейсеров, 22 эсминца, 9 подводных лодок, 24 тральщика, 1 авиатранспорт и 1 госпитальное судно. Самыми современными кораблями в составе эскадры были линкор «Queen Elizabeth» и линейный крейсер «Inflexible», который должен был предотвратить выход «Гёбена» из Дарданел. На линкор возлагались большие надежды: считалось, что его снаряды калибра 381-мм смогут разрушить форты Дарданелл.

На заседании Военного Совета 28 января было принято окончательное решение: флот в Дарданеллах будет действовать самостоятельно, без помощи армии.

Турецкому командованию через шпионов стало известно о подготовке операции, поэтому оно безотлагательно приступило к укреплению обороны пролива.

Начало операции

19 февраля 1915 года англо-французский флот (6 линкоров, 1 линейный крейсер) начал обстрел османских фортов, однако нанести какой-либо существенный вред оборонительным сооружениям турок союзники не смогли.

25 февраля союзники подавили некоторые турецкие береговые батареи и начали траление мин в проливе. За тральщиками двинулись 3 линейных корабля. Однако по ним был вскоре открыт огонь с турецких батарей, вследствие чего англичанам и французам пришлось отойти.

На 18 марта была назначена генеральная атака на Дарданеллы. Кардена сменил другой британский адмирал Де Робек. Союзники получили подкрепления и теперь свели все имевшиеся на театре корабли в 3 дивизии. Однако турецкое командование также укрепило форты и увеличило число мин в проливе.

Атака 18 марта

18 марта в 10 ч. 30 мин. союзные корабли вошли в пролив. Турки подпустили противника поближе и с господствующих высот открыли шквальный артиллерийский огонь. Броненосцы «Сюффрен» и «Agamemnon» получили тяжелые повреждения, а «Gaulois», «Bouvet», «Ocean», «Irresistible» подорвались на минах, выставленных накануне турецким минным заградителем «Nusret» (последние три корабля были потоплены). В 18 часов британский адмирал Де Робек отдал приказ прекратить операцию. Турки понесли незначительные потери (было подбито лишь 8 орудий на береговых батареях).

Продолжение операции

Несмотря на провал операции по форсированию Дарданелл, союзное командование не прекратило боевые действия. Новый план предусматривал высадку десанта для подавления турецких береговых батарей. Для высадки на Галлиполи было решено привлечь не только английские и французские, но также австралийские, новозеландские (АНЗАК), сенегальские, индийские войска и даже Еврейский легион. Общая численность десанта достигла 81 000 человек и 178 орудий.

Для защиты Дарданелл турками была сформирована 5-я армия (генерал фон Сандерс). Вся система турецкой обороны была усилена, численность османских войск в зоне проливов была увеличена.

Высадка десантов

25 апреля 1915 года британцы и их союзники начали высадку десанта на полуостров Галлиполи в районе мыса Геллес на нескольких направлениях. Наряду с основным направлением удара (форт Седдюльбахир) нападающие предприняли ряд отвлекающих маневров (форты Арыбурн и Кумкале). Турки (Эссад-паша) ждали атаки и ответили пулеметным огнём (также берег был укреплен колючей проволокой и минными заграждениями), однако британцам, несмотря на большие потери, все же удалось закрепиться на побережье.

На азиатском берегу в районе Кумкале высадились французские войска при активном участии русской десантной команды крейсера «Аскольд». Целью также было отвлечение сил противника от основного места десанта на полуострове Галлиполи. В первый день французам удалось взять 2 деревни, однако подоспевшие части 3-й турецкой дивизии остановили продвижение французов. Французские войска были обратно посажены на корабли и перевезены на европейский берег. Командир русской десантной команды лейтенант С. Корнилов за проведение операции был награждён орденом Святого Георгия, а также иностранными орденами Почетного легиона и королевы Виктории.

После первого дня десантной операции потери союзников были огромны: около 18 000 человек. 5-я османская армия практически полностью выполнила свою задачу. Для того, чтобы окончательно скинуть десанты противника в море, османскому командованию не хватало средств. Потери русских составляли лишь несколько матросов из десантной команды. Все они были похоронены на международном кладбище в Галлиполи, на французском участке.

Боевой отряд добровольцев из ещё нейтральной тогда Греции возглавлял Павлос Гипарис. Вместе с английскими частями на полуостров высадился и «Сионский отряд погонщиков мулов» («Zion Mule Corps»), сформированный из добровольцев-евреев для совместной с англичанами борьбы с Османской империей.

Битва за Критию

После высадки десанта англо-французское командование приняло решение продвигаться вглубь полуострова. Главной задачей англо-французских войск стал захват деревни Крития до прибытия дополнительных турецких сил на Галлиполи. 28 апреля англо-французские войска начали наступление на Критию. Первоначально союзные подразделения заняли окраины Критии, однако подоспевшие турецкие подкрепления остановили продвижение англо-французов. Яростные бои за Критию продолжались весь день. После того как стало ясно, что Критию захватить не удастся, командующий операцией Гамильтон отдал приказ о прекращении боя.

В мае англо-французы попытались расширить плацдармы, однако упорные бои, продолжавшиеся в мае, не принесли им результатов. 6 мая союзники вновь предприняли попытку захватить Критию. Однако после продолжительных и кровопролитных боёв Крития осталась в руках османских войск. 4 июня англо-французы вновь начали наступление на Критию. Первоначально союзникам удалось сильно продвинуться вперед, но вскоре турки с помощью полевой артиллерии остановили продвижение союзников. 5 июня турки провели две крупные контратаки, которые были отбиты, во время этих атак был тяжело ранен начальник французского корпуса генерал Гуро. Позже было принято решение не поддерживать операцию силами флота, которые были отправлены на базы.

• OttomanBatteryAtGallipoli.jpg

  Турецкая батарея в Галлиполи

• Ошибка создания миниатюры: Файл не найден

  Британские бронеавтомобили «Роллс-Ройс» в бою у Дарданелл

• Kitchener and Birdwood at Russells Top Anzac.jpg

  Фельдмаршал лорд Китченер и генерал Уильям Бидвуд на позициях во время сражения при Галлиполи 15 ноября 1915

Бои в августе

См. также: Высадка в заливе Сувла и Исчезновение Норфолкского полка

После этих неудач союзное командование принимает решение увеличить численность войск. Для этого в Галлиполи были переброшены ещё 5 дивизий. Высадка в бухте Сувла началась 6 августа. Союзные войска у Габа-Тепе, чтобы облегчить положение высаживающихся частей, перешли в наступление. К 8 августа было высажено 10 000 человек. В августе на всех участках фронта завязались ожесточённые бои. Однако продвинуться вперед англичанам не удалось. Понеся тяжелейшие потери, они приостановили своё движение. В конце августа стало ясно, что Дарданелльская операция терпит неудачу.

Эвакуация

7 декабря Британское правительство отдает приказ об эвакуации союзных войск с Галлиполи, которая завершилась 9 января 1916 года.

Потери

• Британская империя потеряла убитыми, ранеными и пропавшими без вести 119,7 тыс. человек.
• Австралия потеряла 8709 солдат убитыми
• Новая Зеландия потеряла 2721 солдат убитыми
• Франция потеряла 26,5 тысяч человек убитыми, ранеными, пропавшими без вести и пленными
• Османская империя потеряла не более 186 000 человек убитыми, ранеными, пропавшими без вести и пленными.

Итоги

Победа османской армии в Галлиполи имела огромное политическое и моральное значение, поскольку развеяла миф как о собственной неполноценности, так и о превосходстве европейских противников. Для турок же в исторической памяти Галлиполийское сражение имеет особое значение еще и потому, что одним из организаторов обороны Дарданелл был Мустафа Кемаль, будущий основатель и президент Турецкой Республики (Ататюрк). Во многом благодаря успеху Турции и Германии Болгария вступила в войну на их стороне. Черчилль как инициатор операции был вынужден уйти в отставку.

Память

См. также: Список кладбищ и мемориалов в Галлиполи

Память в Турции

Торжественная церемония по случаю 100-летия победы

24 апреля 2015 года в Турции прошла торжественная церемония по случаю 100-летия победы в битве при Чанаккале. В церемонии принимали участие главы государств 21 страны, а также высокопоставленные лица из более чем 70 стран. Среди них — президент Турции Реджеп Тайип Эрдоган, президент Азербайджана Ильхам Алиев, наследник британского престола Принц Уэльский Чарльз, выступившие с речью.

На площади памятника «Шехидляр», где развевались государственные флаги стран-участниц сражения, был выстроен почётный караул. К памятнику были возложены венки. Затем минутой молчания была почтена память погибших в сражении Чанаккале и Мустафы Кемаля Ататюрка, первого президента Турции. После этого прозвучал государственный гимн Турции, были прочитаны аяты из Корана и молитвы за упокой души шахидов.

Память в Австралии и Новой Зеландии

Дарданелльская операция стала боевым крещением АНЗАК — первым и крупнейшим сражением в истории Австралии и Новой Зеландии. День начала операции 25 апреля в этих странах отмечается как национальный день поминовения. Массовое истребление молодых людей в непонятной войне на другом конце Земного шара заставило доминионы в перспективе пересмотреть отношения с метрополией. В сознании австралийцев закрепилась идея, что основную тяжесть боёв взяли на себя австралийцы, в то время как британское командование продемонстрировало свой непрофессионализм и наплевательское отношение к людским потерям.

В искусстве

Австралийский фильм Питера Уира «Галлиполи» (1981) рассказывает о трагической судьбе австралийских новобранцев, которые попали в бойню на берегах Турции. Новозеландский режиссёр Питер Джексон заявил о намерении снять продолжение фильма «Галлиполи». Джексон, чей дедушка принимал участие в военных действиях, намеревается закончить работу над фильмом в 2015 году, к 100-летней годовщине Дарданелльской операции. В 2014 году вышла драма режиссёра и исполнителя главной роли Рассела Кроу «Искатель воды», действие которой разворачивается в 1919 году: в центре сюжета картины австралиец, отправившийся из родной Австралии в Турцию, чтобы найти своих троих сыновей, пропавших без вести на Галлипольском полуострове.

У шведской хэви-пауэр-метал группы Sabaton есть песня «Cliffs of Gallipoli» («Скалы Галлиполи») (входящая в одноимённый сингл альбома «The Art of War»), повествующая о Дарданелльской операции.

В 2015 году вышел мини-сериал «Галлиполи», состоящий из семи серий и рассказывающий о четырех молодых австралийских парнях, которые записались добровольцами в армию. В сериале показаны все ужасы тех сражений, нелепые приказы командиров и то как это все преподносилось мирным гражданам Великобритании.

Литература

• Джон Киган. Первая мировая война. — М.: АСТ, 2004. — 576 с. — 4000 экз. — ISBN 5-170-12437-6.
• Коленковский А. К. [militera.lib.ru/h/kolenkovsky/index.html Дарданелльская операция]. — СПб.: Гангут, 2001. — 136 с. — ISBN 5-858-75041-9.
• Мировая война в цифрах. — М.: Военгиз, 1934. — 128 с. — 15 000 экз.
• Бэзил Лиддел Гарт. 1914. Правда о Первой мировой. — М.: Эксмо, 2009. — 480 с. — (Перелом истории). — 4300 экз. — ISBN 978-5-699-36036-9.
• Алан Мурхед. [militera.lib.ru/h/moorehead_a/index.html Борьба за Дарданеллы. Решающее сражение между Турцией и Антантой]. — М.: Центрполиграф, 2004. — 383 с. — 5000 экз. — ISBN 5-952-40729-3.
• Генри Моргентау. [www.e-reading-lib.org/bookreader.php/1007133/Morgentau_-_Tragediya_armyanskogo_naroda._Istoriya_posla_Morgentau.html Воспоминания посла Моргентау] = Ambassador Morgenthau's Story. — М.: Центрполиграф, 2009. — P. 319. — 2000 экз.

Ссылки

• [www.hrono.info/sobyt/1900sob/1915dardan.html Дарданелльская операция на сайте Хронос]
• [www.islam-penza.ru/news/bitva_pri_chanakkale/2010-06-24-1919 Битва при Чанаккале]
• [www.gallipoli.ru/military-museum/ Военный музей Гелиболу. Память о Дарданелльской операции]
• [news.day.az/politics/573492.html 100 лет после Чанаккале. Победа, изменившая историю]
• [www.gallipoli.ru/%D0%B4%D0%B0%D1%80%D0%B4%D0%B0%D0%BD%D0%B5%D0%BB%D0%BB%D1%8C%D1%81%D0%BA%D0%B0%D1%8F-%D0%BE%D0%BF%D0%B5%D1%80%D0%B0%D1%86%D0%B8%D1%8F-1915/ Участие России в Дарданелльской операции]
• д/ф [online-docfilm.com/national_geographic/ngaccident/288-podvodnye-tayny-gallipoli.html «Подводные тайны Галлиполи»] (Gallipoli´s Deep Secrets, National Geographic, 2010)
• Георгий Олтаржевский. [lenta.ru/articles/2015/05/31/galipolli/ Галлиополи: последняя битва Викторианской эпохи]. Лента.Ру (31 мая 2015). Проверено 31 мая 2015.

Отрывок, характеризующий Дарданелльская операция

– Да, писали, не гуляли! – значительно подмигнув, сказал высокий круглолицый мужик, указывая на толстые лексиконы, лежавшие сверху.

Ростов, не желая навязывать свое знакомство княжне, не пошел к ней, а остался в деревне, ожидая ее выезда. Дождавшись выезда экипажей княжны Марьи из дома, Ростов сел верхом и до пути, занятого нашими войсками, в двенадцати верстах от Богучарова, верхом провожал ее. В Янкове, на постоялом дворе, он простился с нею почтительно, в первый раз позволив себе поцеловать ее руку.
– Как вам не совестно, – краснея, отвечал он княжне Марье на выражение благодарности за ее спасенье (как она называла его поступок), – каждый становой сделал бы то же. Если бы нам только приходилось воевать с мужиками, мы бы не допустили так далеко неприятеля, – говорил он, стыдясь чего то и стараясь переменить разговор. – Я счастлив только, что имел случай познакомиться с вами. Прощайте, княжна, желаю вам счастия и утешения и желаю встретиться с вами при более счастливых условиях. Ежели вы не хотите заставить краснеть меня, пожалуйста, не благодарите.
Но княжна, если не благодарила более словами, благодарила его всем выражением своего сиявшего благодарностью и нежностью лица. Она не могла верить ему, что ей не за что благодарить его. Напротив, для нее несомненно было то, что ежели бы его не было, то она, наверное, должна была бы погибнуть и от бунтовщиков и от французов; что он, для того чтобы спасти ее, подвергал себя самым очевидным и страшным опасностям; и еще несомненнее было то, что он был человек с высокой и благородной душой, который умел понять ее положение и горе. Его добрые и честные глаза с выступившими на них слезами, в то время как она сама, заплакав, говорила с ним о своей потере, не выходили из ее воображения.
Когда она простилась с ним и осталась одна, княжна Марья вдруг почувствовала в глазах слезы, и тут уж не в первый раз ей представился странный вопрос, любит ли она его?
По дороге дальше к Москве, несмотря на то, что положение княжны было не радостно, Дуняша, ехавшая с ней в карете, не раз замечала, что княжна, высунувшись в окно кареты, чему то радостно и грустно улыбалась.
«Ну что же, ежели бы я и полюбила его? – думала княжна Марья.
Как ни стыдно ей было признаться себе, что она первая полюбила человека, который, может быть, никогда не полюбит ее, она утешала себя мыслью, что никто никогда не узнает этого и что она не будет виновата, ежели будет до конца жизни, никому не говоря о том, любить того, которого она любила в первый и в последний раз.
Иногда она вспоминала его взгляды, его участие, его слова, и ей казалось счастье не невозможным. И тогда то Дуняша замечала, что она, улыбаясь, глядела в окно кареты.
«И надо было ему приехать в Богучарово, и в эту самую минуту! – думала княжна Марья. – И надо было его сестре отказать князю Андрею! – И во всем этом княжна Марья видела волю провиденья.
Впечатление, произведенное на Ростова княжной Марьей, было очень приятное. Когда ои вспоминал про нее, ему становилось весело, и когда товарищи, узнав о бывшем с ним приключении в Богучарове, шутили ему, что он, поехав за сеном, подцепил одну из самых богатых невест в России, Ростов сердился. Он сердился именно потому, что мысль о женитьбе на приятной для него, кроткой княжне Марье с огромным состоянием не раз против его воли приходила ему в голову. Для себя лично Николай не мог желать жены лучше княжны Марьи: женитьба на ней сделала бы счастье графини – его матери, и поправила бы дела его отца; и даже – Николай чувствовал это – сделала бы счастье княжны Марьи. Но Соня? И данное слово? И от этого то Ростов сердился, когда ему шутили о княжне Болконской.


Приняв командование над армиями, Кутузов вспомнил о князе Андрее и послал ему приказание прибыть в главную квартиру.
Князь Андрей приехал в Царево Займище в тот самый день и в то самое время дня, когда Кутузов делал первый смотр войскам. Князь Андрей остановился в деревне у дома священника, у которого стоял экипаж главнокомандующего, и сел на лавочке у ворот, ожидая светлейшего, как все называли теперь Кутузова. На поле за деревней слышны были то звуки полковой музыки, то рев огромного количества голосов, кричавших «ура!новому главнокомандующему. Тут же у ворот, шагах в десяти от князя Андрея, пользуясь отсутствием князя и прекрасной погодой, стояли два денщика, курьер и дворецкий. Черноватый, обросший усами и бакенбардами, маленький гусарский подполковник подъехал к воротам и, взглянув на князя Андрея, спросил: здесь ли стоит светлейший и скоро ли он будет?
Князь Андрей сказал, что он не принадлежит к штабу светлейшего и тоже приезжий. Гусарский подполковник обратился к нарядному денщику, и денщик главнокомандующего сказал ему с той особенной презрительностью, с которой говорят денщики главнокомандующих с офицерами:
– Что, светлейший? Должно быть, сейчас будет. Вам что?
Гусарский подполковник усмехнулся в усы на тон денщика, слез с лошади, отдал ее вестовому и подошел к Болконскому, слегка поклонившись ему. Болконский посторонился на лавке. Гусарский подполковник сел подле него.
– Тоже дожидаетесь главнокомандующего? – заговорил гусарский подполковник. – Говог'ят, всем доступен, слава богу. А то с колбасниками беда! Недаг'ом Ег'молов в немцы пг'осился. Тепег'ь авось и г'усским говог'ить можно будет. А то чег'т знает что делали. Все отступали, все отступали. Вы делали поход? – спросил он.
– Имел удовольствие, – отвечал князь Андрей, – не только участвовать в отступлении, но и потерять в этом отступлении все, что имел дорогого, не говоря об именьях и родном доме… отца, который умер с горя. Я смоленский.
– А?.. Вы князь Болконский? Очень г'ад познакомиться: подполковник Денисов, более известный под именем Васьки, – сказал Денисов, пожимая руку князя Андрея и с особенно добрым вниманием вглядываясь в лицо Болконского. – Да, я слышал, – сказал он с сочувствием и, помолчав немного, продолжал: – Вот и скифская война. Это все хог'ошо, только не для тех, кто своими боками отдувается. А вы – князь Андг'ей Болконский? – Он покачал головой. – Очень г'ад, князь, очень г'ад познакомиться, – прибавил он опять с грустной улыбкой, пожимая ему руку.
Князь Андрей знал Денисова по рассказам Наташи о ее первом женихе. Это воспоминанье и сладко и больно перенесло его теперь к тем болезненным ощущениям, о которых он последнее время давно уже не думал, но которые все таки были в его душе. В последнее время столько других и таких серьезных впечатлений, как оставление Смоленска, его приезд в Лысые Горы, недавнее известно о смерти отца, – столько ощущений было испытано им, что эти воспоминания уже давно не приходили ему и, когда пришли, далеко не подействовали на него с прежней силой. И для Денисова тот ряд воспоминаний, которые вызвало имя Болконского, было далекое, поэтическое прошедшее, когда он, после ужина и пения Наташи, сам не зная как, сделал предложение пятнадцатилетней девочке. Он улыбнулся воспоминаниям того времени и своей любви к Наташе и тотчас же перешел к тому, что страстно и исключительно теперь занимало его. Это был план кампании, который он придумал, служа во время отступления на аванпостах. Он представлял этот план Барклаю де Толли и теперь намерен был представить его Кутузову. План основывался на том, что операционная линия французов слишком растянута и что вместо того, или вместе с тем, чтобы действовать с фронта, загораживая дорогу французам, нужно было действовать на их сообщения. Он начал разъяснять свой план князю Андрею.
– Они не могут удержать всей этой линии. Это невозможно, я отвечаю, что пг'ог'ву их; дайте мне пятьсот человек, я г'азог'ву их, это вег'но! Одна система – паг'тизанская.
Денисов встал и, делая жесты, излагал свой план Болконскому. В средине его изложения крики армии, более нескладные, более распространенные и сливающиеся с музыкой и песнями, послышались на месте смотра. На деревне послышался топот и крики.
– Сам едет, – крикнул казак, стоявший у ворот, – едет! Болконский и Денисов подвинулись к воротам, у которых стояла кучка солдат (почетный караул), и увидали подвигавшегося по улице Кутузова, верхом на невысокой гнедой лошадке. Огромная свита генералов ехала за ним. Барклай ехал почти рядом; толпа офицеров бежала за ними и вокруг них и кричала «ура!».
Вперед его во двор проскакали адъютанты. Кутузов, нетерпеливо подталкивая свою лошадь, плывшую иноходью под его тяжестью, и беспрестанно кивая головой, прикладывал руку к бедой кавалергардской (с красным околышем и без козырька) фуражке, которая была на нем. Подъехав к почетному караулу молодцов гренадеров, большей частью кавалеров, отдававших ему честь, он с минуту молча, внимательно посмотрел на них начальническим упорным взглядом и обернулся к толпе генералов и офицеров, стоявших вокруг него. Лицо его вдруг приняло тонкое выражение; он вздернул плечами с жестом недоумения.
– И с такими молодцами всё отступать и отступать! – сказал он. – Ну, до свиданья, генерал, – прибавил он и тронул лошадь в ворота мимо князя Андрея и Денисова.
– Ура! ура! ура! – кричали сзади его.
С тех пор как не видал его князь Андрей, Кутузов еще потолстел, обрюзг и оплыл жиром. Но знакомые ему белый глаз, и рана, и выражение усталости в его лице и фигуре были те же. Он был одет в мундирный сюртук (плеть на тонком ремне висела через плечо) и в белой кавалергардской фуражке. Он, тяжело расплываясь и раскачиваясь, сидел на своей бодрой лошадке.
– Фю… фю… фю… – засвистал он чуть слышно, въезжая на двор. На лице его выражалась радость успокоения человека, намеревающегося отдохнуть после представительства. Он вынул левую ногу из стремени, повалившись всем телом и поморщившись от усилия, с трудом занес ее на седло, облокотился коленкой, крякнул и спустился на руки к казакам и адъютантам, поддерживавшим его.
Он оправился, оглянулся своими сощуренными глазами и, взглянув на князя Андрея, видимо, не узнав его, зашагал своей ныряющей походкой к крыльцу.
– Фю… фю… фю, – просвистал он и опять оглянулся на князя Андрея. Впечатление лица князя Андрея только после нескольких секунд (как это часто бывает у стариков) связалось с воспоминанием о его личности.
– А, здравствуй, князь, здравствуй, голубчик, пойдем… – устало проговорил он, оглядываясь, и тяжело вошел на скрипящее под его тяжестью крыльцо. Он расстегнулся и сел на лавочку, стоявшую на крыльце.
– Ну, что отец?
– Вчера получил известие о его кончине, – коротко сказал князь Андрей.
Кутузов испуганно открытыми глазами посмотрел на князя Андрея, потом снял фуражку и перекрестился: «Царство ему небесное! Да будет воля божия над всеми нами!Он тяжело, всей грудью вздохнул и помолчал. „Я его любил и уважал и сочувствую тебе всей душой“. Он обнял князя Андрея, прижал его к своей жирной груди и долго не отпускал от себя. Когда он отпустил его, князь Андрей увидал, что расплывшие губы Кутузова дрожали и на глазах были слезы. Он вздохнул и взялся обеими руками за лавку, чтобы встать.
– Пойдем, пойдем ко мне, поговорим, – сказал он; но в это время Денисов, так же мало робевший перед начальством, как и перед неприятелем, несмотря на то, что адъютанты у крыльца сердитым шепотом останавливали его, смело, стуча шпорами по ступенькам, вошел на крыльцо. Кутузов, оставив руки упертыми на лавку, недовольно смотрел на Денисова. Денисов, назвав себя, объявил, что имеет сообщить его светлости дело большой важности для блага отечества. Кутузов усталым взглядом стал смотреть на Денисова и досадливым жестом, приняв руки и сложив их на животе, повторил: «Для блага отечества? Ну что такое? Говори». Денисов покраснел, как девушка (так странно было видеть краску на этом усатом, старом и пьяном лице), и смело начал излагать свой план разрезания операционной линии неприятеля между Смоленском и Вязьмой. Денисов жил в этих краях и знал хорошо местность. План его казался несомненно хорошим, в особенности по той силе убеждения, которая была в его словах. Кутузов смотрел себе на ноги и изредка оглядывался на двор соседней избы, как будто он ждал чего то неприятного оттуда. Из избы, на которую он смотрел, действительно во время речи Денисова показался генерал с портфелем под мышкой.
– Что? – в середине изложения Денисова проговорил Кутузов. – Уже готовы?
– Готов, ваша светлость, – сказал генерал. Кутузов покачал головой, как бы говоря: «Как это все успеть одному человеку», и продолжал слушать Денисова.
– Даю честное благородное слово гусского офицег'а, – говорил Денисов, – что я г'азог'ву сообщения Наполеона.
– Тебе Кирилл Андреевич Денисов, обер интендант, как приходится? – перебил его Кутузов.
– Дядя г'одной, ваша светлость.
– О! приятели были, – весело сказал Кутузов. – Хорошо, хорошо, голубчик, оставайся тут при штабе, завтра поговорим. – Кивнув головой Денисову, он отвернулся и протянул руку к бумагам, которые принес ему Коновницын.
– Не угодно ли вашей светлости пожаловать в комнаты, – недовольным голосом сказал дежурный генерал, – необходимо рассмотреть планы и подписать некоторые бумаги. – Вышедший из двери адъютант доложил, что в квартире все было готово. Но Кутузову, видимо, хотелось войти в комнаты уже свободным. Он поморщился…
– Нет, вели подать, голубчик, сюда столик, я тут посмотрю, – сказал он. – Ты не уходи, – прибавил он, обращаясь к князю Андрею. Князь Андрей остался на крыльце, слушая дежурного генерала.
Во время доклада за входной дверью князь Андрей слышал женское шептанье и хрустение женского шелкового платья. Несколько раз, взглянув по тому направлению, он замечал за дверью, в розовом платье и лиловом шелковом платке на голове, полную, румяную и красивую женщину с блюдом, которая, очевидно, ожидала входа влавввквмандующего. Адъютант Кутузова шепотом объяснил князю Андрею, что это была хозяйка дома, попадья, которая намеревалась подать хлеб соль его светлости. Муж ее встретил светлейшего с крестом в церкви, она дома… «Очень хорошенькая», – прибавил адъютант с улыбкой. Кутузов оглянулся на эти слова. Кутузов слушал доклад дежурного генерала (главным предметом которого была критика позиции при Цареве Займище) так же, как он слушал Денисова, так же, как он слушал семь лет тому назад прения Аустерлицкого военного совета. Он, очевидно, слушал только оттого, что у него были уши, которые, несмотря на то, что в одном из них был морской канат, не могли не слышать; но очевидно было, что ничто из того, что мог сказать ему дежурный генерал, не могло не только удивить или заинтересовать его, но что он знал вперед все, что ему скажут, и слушал все это только потому, что надо прослушать, как надо прослушать поющийся молебен. Все, что говорил Денисов, было дельно и умно. То, что говорил дежурный генерал, было еще дельнее и умнее, но очевидно было, что Кутузов презирал и знание и ум и знал что то другое, что должно было решить дело, – что то другое, независимое от ума и знания. Князь Андрей внимательно следил за выражением лица главнокомандующего, и единственное выражение, которое он мог заметить в нем, было выражение скуки, любопытства к тому, что такое означал женский шепот за дверью, и желание соблюсти приличие. Очевидно было, что Кутузов презирал ум, и знание, и даже патриотическое чувство, которое выказывал Денисов, но презирал не умом, не чувством, не знанием (потому что он и не старался выказывать их), а он презирал их чем то другим. Он презирал их своей старостью, своею опытностью жизни. Одно распоряжение, которое от себя в этот доклад сделал Кутузов, откосилось до мародерства русских войск. Дежурный редерал в конце доклада представил светлейшему к подписи бумагу о взысканий с армейских начальников по прошению помещика за скошенный зеленый овес.
Кутузов зачмокал губами и закачал головой, выслушав это дело.
– В печку… в огонь! И раз навсегда тебе говорю, голубчик, – сказал он, – все эти дела в огонь. Пуская косят хлеба и жгут дрова на здоровье. Я этого не приказываю и не позволяю, но и взыскивать не могу. Без этого нельзя. Дрова рубят – щепки летят. – Он взглянул еще раз на бумагу. – О, аккуратность немецкая! – проговорил он, качая головой.


– Ну, теперь все, – сказал Кутузов, подписывая последнюю бумагу, и, тяжело поднявшись и расправляя складки своей белой пухлой шеи, с повеселевшим лицом направился к двери.
Попадья, с бросившеюся кровью в лицо, схватилась за блюдо, которое, несмотря на то, что она так долго приготовлялась, она все таки не успела подать вовремя. И с низким поклоном она поднесла его Кутузову.
Глаза Кутузова прищурились; он улыбнулся, взял рукой ее за подбородок и сказал:
– И красавица какая! Спасибо, голубушка!
Он достал из кармана шаровар несколько золотых и положил ей на блюдо.
– Ну что, как живешь? – сказал Кутузов, направляясь к отведенной для него комнате. Попадья, улыбаясь ямочками на румяном лице, прошла за ним в горницу. Адъютант вышел к князю Андрею на крыльцо и приглашал его завтракать; через полчаса князя Андрея позвали опять к Кутузову. Кутузов лежал на кресле в том же расстегнутом сюртуке. Он держал в руке французскую книгу и при входе князя Андрея, заложив ее ножом, свернул. Это был «Les chevaliers du Cygne», сочинение madame de Genlis [«Рыцари Лебедя», мадам де Жанлис], как увидал князь Андрей по обертке.
– Ну садись, садись тут, поговорим, – сказал Кутузов. – Грустно, очень грустно. Но помни, дружок, что я тебе отец, другой отец… – Князь Андрей рассказал Кутузову все, что он знал о кончине своего отца, и о том, что он видел в Лысых Горах, проезжая через них.
– До чего… до чего довели! – проговорил вдруг Кутузов взволнованным голосом, очевидно, ясно представив себе, из рассказа князя Андрея, положение, в котором находилась Россия. – Дай срок, дай срок, – прибавил он с злобным выражением лица и, очевидно, не желая продолжать этого волновавшего его разговора, сказал: – Я тебя вызвал, чтоб оставить при себе.
– Благодарю вашу светлость, – отвечал князь Андрей, – но я боюсь, что не гожусь больше для штабов, – сказал он с улыбкой, которую Кутузов заметил. Кутузов вопросительно посмотрел на него. – А главное, – прибавил князь Андрей, – я привык к полку, полюбил офицеров, и люди меня, кажется, полюбили. Мне бы жалко было оставить полк. Ежели я отказываюсь от чести быть при вас, то поверьте…
Умное, доброе и вместе с тем тонко насмешливое выражение светилось на пухлом лице Кутузова. Он перебил Болконского:
– Жалею, ты бы мне нужен был; но ты прав, ты прав. Нам не сюда люди нужны. Советчиков всегда много, а людей нет. Не такие бы полки были, если бы все советчики служили там в полках, как ты. Я тебя с Аустерлица помню… Помню, помню, с знаменем помню, – сказал Кутузов, и радостная краска бросилась в лицо князя Андрея при этом воспоминании. Кутузов притянул его за руку, подставляя ему щеку, и опять князь Андрей на глазах старика увидал слезы. Хотя князь Андрей и знал, что Кутузов был слаб на слезы и что он теперь особенно ласкает его и жалеет вследствие желания выказать сочувствие к его потере, но князю Андрею и радостно и лестно было это воспоминание об Аустерлице.
– Иди с богом своей дорогой. Я знаю, твоя дорога – это дорога чести. – Он помолчал. – Я жалел о тебе в Букареште: мне послать надо было. – И, переменив разговор, Кутузов начал говорить о турецкой войне и заключенном мире. – Да, немало упрекали меня, – сказал Кутузов, – и за войну и за мир… а все пришло вовремя. Tout vient a point a celui qui sait attendre. [Все приходит вовремя для того, кто умеет ждать.] A и там советчиков не меньше было, чем здесь… – продолжал он, возвращаясь к советчикам, которые, видимо, занимали его. – Ох, советчики, советчики! – сказал он. Если бы всех слушать, мы бы там, в Турции, и мира не заключили, да и войны бы не кончили. Всё поскорее, а скорое на долгое выходит. Если бы Каменский не умер, он бы пропал. Он с тридцатью тысячами штурмовал крепости. Взять крепость не трудно, трудно кампанию выиграть. А для этого не нужно штурмовать и атаковать, а нужно терпение и время. Каменский на Рущук солдат послал, а я их одних (терпение и время) посылал и взял больше крепостей, чем Каменский, и лошадиное мясо турок есть заставил. – Он покачал головой. – И французы тоже будут! Верь моему слову, – воодушевляясь, проговорил Кутузов, ударяя себя в грудь, – будут у меня лошадиное мясо есть! – И опять глаза его залоснились слезами.