Яков V
| Яков V Шотландский гэльск. Seumas V Alba англ. James V of Scotland<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;">  </td></tr>
<tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Портрет работы Корнеля де Лиона</td></tr> | |||
| |||
|---|---|---|---|
| 9 сентября 1513 — 14 декабря 1542 | |||
| Коронация: | 21 сентября 1513 | ||
| Регент: | Маргарита Тюдор (1513-14) Джон Стюарт, герцог Олбани (1515-24) Арчибальд Дуглас, 6-й граф Ангус (1525-28) | ||
| Предшественник: | Яков IV Шотландский | ||
| Преемник: | Мария I Шотландская | ||
| Вероисповедание: | Католицизм | ||
| Рождение: | 10 апреля 1512 Дворец Линлитгоу, Западный Лотиан | ||
| Смерть: | 14 декабря 1542 (30 лет) Фолклендский дворец, Файф | ||
| Место погребения: | Холирудское аббатство, Эдинбург | ||
| Род: | Стюарты | ||
| Отец: | Яков IV Шотландский | ||
| Мать: | Маргарита Тюдор | ||
| Супруга: | 1. Мадлен Французская 2. Мария де Гиз | ||
| Дети: | От 2-го брака: Джеймс Стюарт Мария Стюарт | ||
Яков V (гэльск. Seumas V, англ. James V, 10 апреля 1512—14 декабря 1542) — король Шотландии (1513—1542) из династии Стюартов.
Содержание
Молодые годы
Яков V был сыном шотландского короля Якова IV и Маргариты Тюдор, сестры короля Англии Генриха VIII.
После смерти Якова IV во Флодденской битве в 1513 г. на престол Шотландии взошёл его сын Яков V, которому не исполнилось ещё и двух лет. Регентский совет при малолетнем короле первоначально возглавила королева Маргарита Тюдор, однако её проанглийские симпатии и новый брак с графом Ангусом вызвал недовольство шотландской знати. В результате регентство было передано в 1515 г. Джону Стюарту, герцогу Олбани. Период правления герцога Олбани в Шотландии (1515—1524 гг.) характеризовался последовательной ориентацией внешней политики государства на Францию и относительной стабильностью внутри страны. Государственные таланты и личный авторитет герцога позволял поддерживать равновесие между двумя основными враждующими группировками баронов, возглавляемых графами Арраном и Ангусом.
В то же время в Шотландии усилились проанглийские настроения. В 1521 г. вышла в свет книга Джона Мейджора «Великая Британия», в которой впервые в истории общественной мысли Шотландии отстаивались преимущества перспективы англо-шотландской унии и создания единого государства на Британских островах. Рост популярности идеи сближения с Англией проявился также в крахе двух попыток герцога Олбани организовать вооруженную интервенцию на английскую территорию в 1522—1523 гг.: шотландские дворяне просто отказались участвовать в войне. Проанглийские настроения активно поддерживались Генрихом VIII, королём Англии, главным агентом в Шотландии которого был граф Ангус.
В 1524 г. на волне англофильских настроений герцог Олбани был смещён с поста регента. Было объявлено о начале самостоятельного правления Якова V, однако власть фактически захватил граф Ангус, удерживающий молодого короля на положении заключённого в Эдинбургском замке. Большинство шотландских баронов отказались поддержать правительство Ангуса, однако восстание, поднятое в 1526 г. графом Ленноксом с целью освобождения короля провалилось, сам Леннокс был убит. Лишь в 1528 г. Якову V удалось при помощи матери бежать из Эдинбурга. Под знамёна короля немедленно собрались шотландские дворяне и изгнали Ангуса из страны.
Внутренняя политика
Финансовое состояние в начале правления
Финансовое состояние государства к началу самостоятельного правления Якова V в 1528 г. было крайне плачевным: огромные расходы герцога Олбани на поездки во Францию и содержание пышного двора, неэффективность управления графа Ангуса и полная дезорганизация системы сбора доходов с земель королевского домена почти полностью опустошили казну. Центральным вопросом всего правления Якова V в Шотландии стала проблема пополнения бюджета. Королю, отличающемуся от своих предшественников крайней скрупулёзностью в денежных вопросах, граничащей с алчностью, удалось найти по крайней мере три новых крупных источника поступлений: приданое возможной супруги (см. ниже), богатство церкви и конфискации.
Церковная политика
Благодаря посредничеству герцога Олбани и в качестве компенсации за несостоявшийся брак короля с Екатериной Медичи, папа Климент VII предоставил Якову V право ежегодного взимания налога с шотландского духовенства в размере 10 тыс. фунтов стерлингов. Средства от этого налога должны были пойти на создание новой верховной судебной палаты. Судебная палата к 1540 г. действительно была реорганизована, однако большая часть средств, собираемых королевскими чиновниками с духовенства, шла непосредственно в казну.
В период правления Якова V в Шотландию начинает проникать протестантское учение. Видимо с целью сохранения хороших отношений с Римом, которые обеспечивали возможность пользования богатством шотландской церкви, Яков V начал активно преследовать протестантов. В Шотландии запылали костры инквизиции. Самым известным протестантом, сожженным при Якове V, стал Патрик Гамильтон, ученик Мартина Лютера. В то же время, не существует данных о том, что король Яков V предпринимал какие-либо меры для искоренения недостатков или повышения авторитета католической церкви. Наоборот, полное подчинение церкви королевской власти использовалось для изъятия её доходов и раздачи должностей. Характерно, что шестерым незаконным детям Якова V были пожалованы наиболее богатые шотландские аббатства.
«Король бедняков»
Политика Якова V в отношении аристократии отличалась несвойственной для шотландских королей суровостью, доходящей иногда до мстительности. Все лица, причастные к правлению графа Ангуса в период несовершеннолетия короля, были осуждены или казнены. Яков V неоднократно совершал карательные экспедиции против непокорных баронов пограничных регионов. В горной Шотландии король вразрез с традиционной политикой опоры на графов Аргайла и Хантли пошёл на сближение с вождями гэльских кланов. Граф Аргайл был обвинён королём в организации беспорядков и отстранён от участия в управлении западными областями страны. В 1540 г. Яков V совершил плавание по Оркнейским и Гебридским островам, принимая присягу гэльских лидеров и захватывая заложников.
С другой стороны, король активно занимался проблемами правопорядка и обеспечения безопасности в Шотландии. Резко повысилась эффективность судебной системы. Однако и в этой сфере наблюдалось злоупотребление королевскими прерогативами: любое подозрение в заговоре против короля каралось смертью и конфискацией владений. Стремление любыми средствами повысить доходы казны привело к практике наложения контрибуций на аристократов под угрозой конфискации их земель, а также массовой продаже королевских помилований.
Все это не могло не вызвать раздражения шотландской знати. После 1532 г. её представители практически перестали принимать участие в королевском совете и других органах власти. К концу правления Якова V окружение короля состояло, главным образом, из представителей духовенства и мелких землевладельцев. Благодаря своей подчёркнутой заботе о нуждах крестьян и незнатных граждан вообще, Яков V получил прозвище «король бедняков».
Состояние казны и расходы короля
В результате практики конфискаций, контрибуций и повышению земельных рент, доходы коронных владений к концу правления короля утроились. Резко возросли поступления от отправления правосудия. Оба брака короля принесли в казну приданое на сумму более 200 тыс. ливров, а также многочисленные драгоценности. Огромные суммы также были аккумулированы за счет эксплуатации церковных богатств (налоги на духовенство, раздача должностей).
В то же время Яков V развернул колоссальную программу дворцового строительства: в его правление были возведены королевские дворцы в Стерлинге, Фолкленде, Линлитгоу, которые королева Мария де Гиз считала не уступающими дворцам Франции. Король также содержал огромный для небогатой Шотландии двор и активно приобретал драгоценности и украшения. Беспрецедентные расходы короля при продолжении жесткой внутренней политики вызывали недовольство шотландской знати и её неуверенность в безопасности собственных владений. Все это не могло не вызвать серьёзного внутреннего кризиса, который был усугублен внешней политикой короля.
Внешняя политика
Вопрос брака
Яков V на протяжении всего своего правления искал выгодную с финансовой и политической точки зрения невесту. В 1527—1531 гг. велись переговоры с папой римским Климентом VII о женитьбе Якова на внучатой племяннице папы Екатерине Медичи. Рассматривались варианты брака короля с дочерью короля Дании и вдовой короля Венгрии. Позднее королю удалось убедить Францию в необходимости заключения династического союза, и 1 января 1537 г. Яков V женился на Мадлен де Валуа, дочери короля Франции Франциска I, которая принесла в казну короля приданое в размере 100 тыс. ливров и через несколько месяцев после свадьбы скончалась. Новой невестой короля стала Мария де Гиз, дочь Клода Лотарингского, герцога де Гиза. 10 мая 1538 г. Мария прибыла в Шотландию, и вскоре состоялась её свадьба с королём. Второй брак принёс королю ещё 150 тыс. ливров приданого.
Конфликт с Англией и смерть короля
Яков V, пострадавшей в молодости от действий англофильской партии графа Ангуса, на протяжении всего своего правления сохранял враждебность по отношению к Англии. Первое время, однако, пока действовало англо-французское перемирие, эта враждебность не была реализована, велись даже переговоры о возможном браке короля и старшей дочери Генриха VIII Английского Марии. Однако разрыв Генриха VIII с папой римским, жестокие преследования католиков в Англии и династический союз Якова V c Францией к концу 1530-х гг. резко обострили англо-шотландские отношения. 
В сентябре 1541 г. по предложению короля Англии была организована встреча королей обоих британских государств в Йорке. Однако Яков V, опасаясь своего пленения, отказался прибыть на переговоры, что вызвало бурный гнев Генриха VIII, впервые совершившего столь далекое путешествие. Было объявлено о мобилизации английских вооруженных сил, в августе 1542 г. английская армия вторглась на территорию Шотландии, но была разбита графом Хантли в битве при Хаддон-Риге. Яков V созвал шотландское ополчение, однако большинство шотландских дворян, недовольные внутренней политикой короля, отказались в нём участвовать. Обозленный король сместил Хантли с поста главнокомандующего и, собрав 20-тысячную армию, двинулся к английской границе. 24 ноября 1542 г. небольшой шотландский отряд под командованием фаворита короля Оливера Синклэра был разбит при при Соллуэй-Моссе. Потери шотландцев были незначительными, однако поражение вызвало массовое дезертирство и переход некоторых баронов на сторону англичан. Разочарованный и покинутый всеми король вернулся в свой Фолклендский дворец, где 14 декабря 1542 г. и скончался.
Брак и дети
- (1537) Мадлен Французская, дочь Франциска I, короля Франции
- (1538) Мария де Гиз, дочь Клода Лотарингского, герцога де Гиза
- Джеймс Стюарт (1540—1541)
- Мария I Стюарт, королева Шотландии
Яков V имел также по меньшей мере семь незаконнорожденных детей, среди которых самыми известными являются Джеймс Стюарт, граф Морейский, а также Джон Стюарт, приор Колдингема.
Напишите отзыв о статье "Яков V"
Литература
- Donaldson, G. Scotland: James V—James VII, 1965
Ссылки
| ||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Яков V
– Ты дуг'ака то не представляй, – сказал Денисов, сердито покашливая. – Зачем пег'вого не пг'ивел?Тихон стал чесать одной рукой спину, другой голову, и вдруг вся рожа его растянулась в сияющую глупую улыбку, открывшую недостаток зуба (за что он и прозван Щербатый). Денисов улыбнулся, и Петя залился веселым смехом, к которому присоединился и сам Тихон.
– Да что, совсем несправный, – сказал Тихон. – Одежонка плохенькая на нем, куда же его водить то. Да и грубиян, ваше благородие. Как же, говорит, я сам анаральский сын, не пойду, говорит.
– Экая скотина! – сказал Денисов. – Мне расспросить надо…
– Да я его спрашивал, – сказал Тихон. – Он говорит: плохо зн аком. Наших, говорит, и много, да всё плохие; только, говорит, одна названия. Ахнете, говорит, хорошенько, всех заберете, – заключил Тихон, весело и решительно взглянув в глаза Денисова.
– Вот я те всыплю сотню гог'ячих, ты и будешь дуг'ака то ког'чить, – сказал Денисов строго.
– Да что же серчать то, – сказал Тихон, – что ж, я не видал французов ваших? Вот дай позатемняет, я табе каких хошь, хоть троих приведу.
– Ну, поедем, – сказал Денисов, и до самой караулки он ехал, сердито нахмурившись и молча.
Тихон зашел сзади, и Петя слышал, как смеялись с ним и над ним казаки о каких то сапогах, которые он бросил в куст.
Когда прошел тот овладевший им смех при словах и улыбке Тихона, и Петя понял на мгновенье, что Тихон этот убил человека, ему сделалось неловко. Он оглянулся на пленного барабанщика, и что то кольнуло его в сердце. Но эта неловкость продолжалась только одно мгновенье. Он почувствовал необходимость повыше поднять голову, подбодриться и расспросить эсаула с значительным видом о завтрашнем предприятии, с тем чтобы не быть недостойным того общества, в котором он находился.
Посланный офицер встретил Денисова на дороге с известием, что Долохов сам сейчас приедет и что с его стороны все благополучно.
Денисов вдруг повеселел и подозвал к себе Петю.
– Ну, г'асскажи ты мне пг'о себя, – сказал он.
Петя при выезде из Москвы, оставив своих родных, присоединился к своему полку и скоро после этого был взят ординарцем к генералу, командовавшему большим отрядом. Со времени своего производства в офицеры, и в особенности с поступления в действующую армию, где он участвовал в Вяземском сражении, Петя находился в постоянно счастливо возбужденном состоянии радости на то, что он большой, и в постоянно восторженной поспешности не пропустить какого нибудь случая настоящего геройства. Он был очень счастлив тем, что он видел и испытал в армии, но вместе с тем ему все казалось, что там, где его нет, там то теперь и совершается самое настоящее, геройское. И он торопился поспеть туда, где его не было.
Когда 21 го октября его генерал выразил желание послать кого нибудь в отряд Денисова, Петя так жалостно просил, чтобы послать его, что генерал не мог отказать. Но, отправляя его, генерал, поминая безумный поступок Пети в Вяземском сражении, где Петя, вместо того чтобы ехать дорогой туда, куда он был послан, поскакал в цепь под огонь французов и выстрелил там два раза из своего пистолета, – отправляя его, генерал именно запретил Пете участвовать в каких бы то ни было действиях Денисова. От этого то Петя покраснел и смешался, когда Денисов спросил, можно ли ему остаться. До выезда на опушку леса Петя считал, что ему надобно, строго исполняя свой долг, сейчас же вернуться. Но когда он увидал французов, увидал Тихона, узнал, что в ночь непременно атакуют, он, с быстротою переходов молодых людей от одного взгляда к другому, решил сам с собою, что генерал его, которого он до сих пор очень уважал, – дрянь, немец, что Денисов герой, и эсаул герой, и что Тихон герой, и что ему было бы стыдно уехать от них в трудную минуту.
Уже смеркалось, когда Денисов с Петей и эсаулом подъехали к караулке. В полутьме виднелись лошади в седлах, казаки, гусары, прилаживавшие шалашики на поляне и (чтобы не видели дыма французы) разводившие красневший огонь в лесном овраге. В сенях маленькой избушки казак, засучив рукава, рубил баранину. В самой избе были три офицера из партии Денисова, устроивавшие стол из двери. Петя снял, отдав сушить, свое мокрое платье и тотчас принялся содействовать офицерам в устройстве обеденного стола.
Через десять минут был готов стол, покрытый салфеткой. На столе была водка, ром в фляжке, белый хлеб и жареная баранина с солью.
Сидя вместе с офицерами за столом и разрывая руками, по которым текло сало, жирную душистую баранину, Петя находился в восторженном детском состоянии нежной любви ко всем людям и вследствие того уверенности в такой же любви к себе других людей.
– Так что же вы думаете, Василий Федорович, – обратился он к Денисову, – ничего, что я с вами останусь на денек? – И, не дожидаясь ответа, он сам отвечал себе: – Ведь мне велено узнать, ну вот я и узнаю… Только вы меня пустите в самую… в главную. Мне не нужно наград… А мне хочется… – Петя стиснул зубы и оглянулся, подергивая кверху поднятой головой и размахивая рукой.
– В самую главную… – повторил Денисов, улыбаясь.
– Только уж, пожалуйста, мне дайте команду совсем, чтобы я командовал, – продолжал Петя, – ну что вам стоит? Ах, вам ножик? – обратился он к офицеру, хотевшему отрезать баранины. И он подал свой складной ножик.
Офицер похвалил ножик.
– Возьмите, пожалуйста, себе. У меня много таких… – покраснев, сказал Петя. – Батюшки! Я и забыл совсем, – вдруг вскрикнул он. – У меня изюм чудесный, знаете, такой, без косточек. У нас маркитант новый – и такие прекрасные вещи. Я купил десять фунтов. Я привык что нибудь сладкое. Хотите?.. – И Петя побежал в сени к своему казаку, принес торбы, в которых было фунтов пять изюму. – Кушайте, господа, кушайте.
– А то не нужно ли вам кофейник? – обратился он к эсаулу. – Я у нашего маркитанта купил, чудесный! У него прекрасные вещи. И он честный очень. Это главное. Я вам пришлю непременно. А может быть еще, у вас вышли, обились кремни, – ведь это бывает. Я взял с собою, у меня вот тут… – он показал на торбы, – сто кремней. Я очень дешево купил. Возьмите, пожалуйста, сколько нужно, а то и все… – И вдруг, испугавшись, не заврался ли он, Петя остановился и покраснел.
Он стал вспоминать, не сделал ли он еще каких нибудь глупостей. И, перебирая воспоминания нынешнего дня, воспоминание о французе барабанщике представилось ему. «Нам то отлично, а ему каково? Куда его дели? Покормили ли его? Не обидели ли?» – подумал он. Но заметив, что он заврался о кремнях, он теперь боялся.
«Спросить бы можно, – думал он, – да скажут: сам мальчик и мальчика пожалел. Я им покажу завтра, какой я мальчик! Стыдно будет, если я спрошу? – думал Петя. – Ну, да все равно!» – и тотчас же, покраснев и испуганно глядя на офицеров, не будет ли в их лицах насмешки, он сказал:
– А можно позвать этого мальчика, что взяли в плен? дать ему чего нибудь поесть… может…
– Да, жалкий мальчишка, – сказал Денисов, видимо, не найдя ничего стыдного в этом напоминании. – Позвать его сюда. Vincent Bosse его зовут. Позвать.
– Я позову, – сказал Петя.
– Позови, позови. Жалкий мальчишка, – повторил Денисов.
Петя стоял у двери, когда Денисов сказал это. Петя пролез между офицерами и близко подошел к Денисову.
– Позвольте вас поцеловать, голубчик, – сказал он. – Ах, как отлично! как хорошо! – И, поцеловав Денисова, он побежал на двор.
– Bosse! Vincent! – прокричал Петя, остановясь у двери.
– Вам кого, сударь, надо? – сказал голос из темноты. Петя отвечал, что того мальчика француза, которого взяли нынче.
– А! Весеннего? – сказал казак.
Имя его Vincent уже переделали: казаки – в Весеннего, а мужики и солдаты – в Висеню. В обеих переделках это напоминание о весне сходилось с представлением о молоденьком мальчике.
– Он там у костра грелся. Эй, Висеня! Висеня! Весенний! – послышались в темноте передающиеся голоса и смех.
– А мальчонок шустрый, – сказал гусар, стоявший подле Пети. – Мы его покормили давеча. Страсть голодный был!
В темноте послышались шаги и, шлепая босыми ногами по грязи, барабанщик подошел к двери.
– Ah, c'est vous! – сказал Петя. – Voulez vous manger? N'ayez pas peur, on ne vous fera pas de mal, – прибавил он, робко и ласково дотрогиваясь до его руки. – Entrez, entrez. [Ах, это вы! Хотите есть? Не бойтесь, вам ничего не сделают. Войдите, войдите.]
– Merci, monsieur, [Благодарю, господин.] – отвечал барабанщик дрожащим, почти детским голосом и стал обтирать о порог свои грязные ноги. Пете многое хотелось сказать барабанщику, но он не смел. Он, переминаясь, стоял подле него в сенях. Потом в темноте взял его за руку и пожал ее.
– Entrez, entrez, – повторил он только нежным шепотом.
«Ах, что бы мне ему сделать!» – проговорил сам с собою Петя и, отворив дверь, пропустил мимо себя мальчика.
Когда барабанщик вошел в избушку, Петя сел подальше от него, считая для себя унизительным обращать на него внимание. Он только ощупывал в кармане деньги и был в сомненье, не стыдно ли будет дать их барабанщику.
От барабанщика, которому по приказанию Денисова дали водки, баранины и которого Денисов велел одеть в русский кафтан, с тем, чтобы, не отсылая с пленными, оставить его при партии, внимание Пети было отвлечено приездом Долохова. Петя в армии слышал много рассказов про необычайные храбрость и жестокость Долохова с французами, и потому с тех пор, как Долохов вошел в избу, Петя, не спуская глаз, смотрел на него и все больше подбадривался, подергивая поднятой головой, с тем чтобы не быть недостойным даже и такого общества, как Долохов.
Наружность Долохова странно поразила Петю своей простотой.
Денисов одевался в чекмень, носил бороду и на груди образ Николая чудотворца и в манере говорить, во всех приемах выказывал особенность своего положения. Долохов же, напротив, прежде, в Москве, носивший персидский костюм, теперь имел вид самого чопорного гвардейского офицера. Лицо его было чисто выбрито, одет он был в гвардейский ваточный сюртук с Георгием в петлице и в прямо надетой простой фуражке. Он снял в углу мокрую бурку и, подойдя к Денисову, не здороваясь ни с кем, тотчас же стал расспрашивать о деле. Денисов рассказывал ему про замыслы, которые имели на их транспорт большие отряды, и про присылку Пети, и про то, как он отвечал обоим генералам. Потом Денисов рассказал все, что он знал про положение французского отряда.
– Это так, но надо знать, какие и сколько войск, – сказал Долохов, – надо будет съездить. Не зная верно, сколько их, пускаться в дело нельзя. Я люблю аккуратно дело делать. Вот, не хочет ли кто из господ съездить со мной в их лагерь. У меня мундиры с собою.
– Я, я… я поеду с вами! – вскрикнул Петя.
– Совсем и тебе не нужно ездить, – сказал Денисов, обращаясь к Долохову, – а уж его я ни за что не пущу.
– Вот прекрасно! – вскрикнул Петя, – отчего же мне не ехать?..
– Да оттого, что незачем.
– Ну, уж вы меня извините, потому что… потому что… я поеду, вот и все. Вы возьмете меня? – обратился он к Долохову.
– Отчего ж… – рассеянно отвечал Долохов, вглядываясь в лицо французского барабанщика.
– Давно у тебя молодчик этот? – спросил он у Денисова.
– Нынче взяли, да ничего не знает. Я оставил его пг'и себе.
– Ну, а остальных ты куда деваешь? – сказал Долохов.
– Как куда? Отсылаю под г'асписки! – вдруг покраснев, вскрикнул Денисов. – И смело скажу, что на моей совести нет ни одного человека. Разве тебе тг'удно отослать тг'идцать ли, тг'иста ли человек под конвоем в гог'од, чем маг'ать, я пг'ямо скажу, честь солдата.
– Вот молоденькому графчику в шестнадцать лет говорить эти любезности прилично, – с холодной усмешкой сказал Долохов, – а тебе то уж это оставить пора.
– Что ж, я ничего не говорю, я только говорю, что я непременно поеду с вами, – робко сказал Петя.
– А нам с тобой пора, брат, бросить эти любезности, – продолжал Долохов, как будто он находил особенное удовольствие говорить об этом предмете, раздражавшем Денисова. – Ну этого ты зачем взял к себе? – сказал он, покачивая головой. – Затем, что тебе его жалко? Ведь мы знаем эти твои расписки. Ты пошлешь их сто человек, а придут тридцать. Помрут с голоду или побьют. Так не все ли равно их и не брать?
