Обыкновенный бегемот

Запрос «Бегемот» перенаправляется сюда; см. также другие значения.

Запрос «Гиппопотам» перенаправляется сюда; см. также другие значения.

Обыкновенный бегемот
Самка обыкновенного бегемота с детёнышем в Пражском зоопарке
Научная классификация
промежуточные ранги Домен:  Эукариоты Царство:  Животные Подцарство:  Эуметазои Без ранга:  Двусторонне-симметричные Без ранга:  Вторичноротые Тип:  Хордовые Подтип:  Позвоночные Инфратип:  Челюстноротые Надкласс:  Четвероногие Класс:  Млекопитающие Подкласс:  Звери Инфракласс:  Плацентарные Надотряд:  Laurasiatheria Отряд:  Парнокопытные Подотряд:  Suimorpha Семейство:  Бегемотовые Подсемейство:  Hippopotaminae Род:  Бегемоты Вид:  Обыкновенный бегемот
Международное научное название
Hippopotamus amphibius (Linnaeus, 1758)
Подвиды
Hippopotamus amphibius amphibius (Linnaeus, 1758) Hippopotamus amphibius capensis Desmoulins, 1825 Hippopotamus amphibius kiboko Heller, 1914 Hippopotamus amphibius tschadensis Schwarz, 1914 Hippopotamus amphibius constrictus Miller 1910
Ареал
Современная область распространения     Бывшая область распространения
Охранный статус
Уязвимые виды IUCN 3.1 Vulnerable: [www.iucnredlist.org/details/10103 10103 ]
Систематика на Викивидах Изображения на Викискладе

Обыкнове́нный бегемо́т, или гиппопота́м (лат. Hippopotamus amphibius) — млекопитающее из отряда парнокопытных, подотряда свинообразных (нежвачных), семейства бегемотовых, единственный современный вид рода Hippopotamus. Характерной особенностью бегемота является его полуводный образ жизни — бо́льшую часть времени он проводит в воде, выходя на сушу лишь ночью на несколько часов для кормёжки. Бегемот обитает только у пресной воды, хотя может изредка оказываться в море.

Общая информация

Бегемот — одно из крупнейших современных наземных животных. Масса крупных старых самцов иногда превышает 4 тонны, таким образом, гиппопотам конкурирует с носорогами за второе место по массе среди наземных животных после слонов. Ранее наиболее близкими родственниками бегемотов считались свиньи, однако сейчас учёные считают, что наиболее близкими их родственниками являются киты.

В настоящее время бегемот обитает только в Африке к югу от Сахары, хотя в древности (например, в античное время) он был распространён шире, обитая на территории Северной Африки (Египет, современные Марокко и Алжир), и, возможно, встречался на Ближнем Востоке, но уже к раннему Средневековью исчез из этих мест. По данным 2006 года, когда Международный союз охраны природы признал статус бегемота уязвимым, его численность на континенте оценивалась от 125 до 150 тыс. голов, при этом имея тенденцию к уменьшению. Часто это вызвано тем, что в неблагополучных странах Африки государство не в силах наладить адекватные мероприятия по борьбе с браконьерством. Туземное население добывает бегемотов в первую очередь ради мяса, поэтому во́йны и нестабильность в ряде стран континента, заставляющие голодающих людей искать пропитание, наносят катастрофический ущерб поголовью бегемотов. Огромной угрозой является разрушение среды обитания, неминуемое при росте населения Африки.

Несмотря на широкую известность бегемота, во многих отношениях это животное изучено недостаточно. Это касается как ряда черт его образа жизни и поведения, так и генетических связей с другими животными, физиологии и многого другого. Отчасти это объясняется трудностью наблюдения за бегемотами, проводящими бо́льшую часть светлого времени суток в воде. До настоящего времени плохо исследована также эволюционная история бегемота; известно, тем не менее, что в сравнительно недавнее по эволюционным меркам время в Африке одновременно обитало несколько видов бегемотовых. Помимо обыкновенного бегемота, в Африке сейчас сохранился только один вид семейства — карликовый бегемот (Choeropsis liberiensis).

Мясо бегемота съедобно и издавна использовалось в пищу африканцами. В 1950—60-е годы во многих странах всерьёз рассматривалась возможность превращения бегемота в домашнее мясное животное. Значительную ценность представляют клыки бегемота, превосходящие по стоимости слоновую кость. В Африке во многих местах разрешена трофейная охота на гиппопотамов. Бегемот имеет также важное значение как частый обитатель зоопарков. Велика роль бегемота в культуре многих африканских народов; бегемот занимал также заметное место в культуре и мифологии некоторых древних государств, особенно Древнего Египта.

Поведение

Поведение бегемота отличается выраженной агрессивностью. Драки бегемотов-самцов часто приводят к гибели одного из участников. Случаи нападения бегемота на человека также весьма часты. Бегемот, по ряду данных, является самым опасным зверем Африки — от его нападений гибнет значительно больше людей, чем от нападений львов, буйволов или леопардов.

Облик и строение

Внешний вид

Внешность бегемота весьма характерна. У него массивное бочкообразное туловище на коротких толстых ногах. Ноги настолько короткие, что брюхо гиппопотама при ходьбе почти касается земли. Огромная, притуплённая спереди голова имеет в профиль вид прямоугольника и по весу достигает четверти общей массы зверя (до 900 кг). Ноздри, глаза и уши несколько приподняты и расположены в одной плоскости, так что бегемот может дышать, смотреть и слышать, оставаясь почти полностью под водой и выставив лишь самый верх головы. Шея очень короткая и практически не выражена. Глаза небольшие, окружённые мясистыми веками. Ноздри очень широкие, направленные вверх, способные плотно закрываться благодаря мясистым краям и хорошо развитой специальной мускулатуре. Уши также очень маленькие, подвижные. Бегемот, находящийся в воде, постоянно помахивает ими, отгоняя насекомых или слишком назойливых птиц, садящихся ему на голову.

Морда бегемота очень широкая, её передняя часть покрыта короткими грубыми вибриссами. Ширина челюстей достигает 60—70 см. Пасть может раскрываться необычайно широко — на 150 градусов. Конечности бегемота имеют 4 пальца, каждый из которых оканчивается подобием копытца. Пальцы соединены кожистой перепонкой, помогающей при плавании. Когда зверь ходит по суше, особенно по болотистой почве, пальцы раздвигаются в стороны и перепонка натягивается, образуя достаточно широкую опору, чтобы не проваливаться в грязь. Хвост короткий, своеобразной формы — почти круглый в сечении у основания, он сужается и становится всё более сжатым с боков, становясь к концу почти плоским. Такая форма хвоста позволяет бегемоту использовать его для разбрызгивания помёта, что имеет важное коммуникационное значение.

Половой диморфизм

Половой диморфизм выражен сравнительно слабо. Самки меньше самцов, хотя разница в массе в среднем невелика, около 10 %, головы у самок относительно размера тела заметно меньше. Кроме того, клыки у взрослых самцов развиты гораздо сильнее. Их основания настолько велики, что образуют на морде, позади ноздрей, хорошо заметные вздутия, по наличию которых самца можно без труда отличить от самки, даже если над водой видна только голова. По первичным половым признакам самца от самки при взгляде с большого расстояния отличить сложнее, поскольку семенные железы самцов, в отличие от других копытных, скрыты внутри тела и снаружи совершенно не видны. Копулятивный орган самца направлен назад. Примечательно также, что различие в длине пальцев передних ног (средние длиннее, чем крайние) у самок меньше, чем у самцов. При изучении ископаемых остатков вымерших бегемотов этот фактор осложняет определение видов.

Размер

Бегемот — одно из крупнейших современных наземных животных. Животные, весящие 3 тонны, не являются редкостью, но в ряде источников указывается даже масса в 4,5 тонны. В отношении рекордного веса данные разнятся; некоторые источники называют 4064 кг, другие указывают даже массу в 4500 кг. Высота бегемота в плечах — до 1,65 м. Длина тела взрослого экземпляра бывает не меньше 3 м, но достигает и 5,4 м. Хвост достигает длины 56 см. Таким образом, гиппопотам конкурирует с белым носорогом за второе, после слона, место среди наземных животных по массе. Иногда он даже называется как второе после слона сухопутное животное.

Между массой бегемота и его полом и возрастом существует хорошо выраженная зависимость. Примерно до 10-летнего возраста самцы и самки весят примерно одинаково, затем начинается всё более заметное превышение массы самцов над массой самок. Бегемот набирает массу всю жизнь, поэтому чем старше зверь, тем он, как правило, крупнее (это касается обоих полов). Интересно, что данный вопрос подробно изучался в 1960-е годы с весьма практической целью — определить оптимальный возраст бегемотов для наиболее эффективного получения мяса.

Шкура бегемота

Окрас шкуры бегемота обычно серо-коричневый с розоватым оттенком. Вокруг глаз и ушей шкура розовая. Спина, особенно в задней части тела, как правило темнее, часто полностью серого цвета; брюхо более розовое. У самцов, кроме того, шкура покрыта густой сетью шрамов и царапин, полученных в драках с сородичами. Самая тонкая шкура — у основания хвоста, поэтому заболевшим бегемотам в зоопарках уколы делают именно в эту часть тела — там игла шприца может достать вены. Показательно также, что в зоопарках бегемотам зашивают раны с применением вместо нитей металлической проволоки.

Шкура бегемота чрезвычайно толстая — до 4 см. Шкура практически не имеет шёрстного покрова, за исключением того, что на морде имеются многочисленные, но довольно короткие (несколько сантиметров) жёсткие вибриссы. На конце и, в меньшей степени, ребре плоского хвоста также есть редкая и грубая шерсть, похожая на свиную щетину. Редкая и короткая щетинообразная шерсть часто присутствует на концах ушей. На теле бегемота имеется очень немного тонких и коротких шерстинок — всего лишь около 25 на 100 см² на спине и ещё более редкая шерсть на боках и брюхе, которую почти невозможно рассмотреть даже с близкого расстояния. При нахождении гиппопотама вне воды он теряет воду из организма через кожу значительно быстрее, чем чисто сухопутные млекопитающие. Это также заставляет бегемотов проводить бо́льшую часть времени в воде. При сильном высыхании, когда гиппопотам долго не имеет возможности погрузиться в воду, шкура пересыхает и трескается. Потовые и сальные железы отсутствуют, но у бегемота имеются особые, свойственные только бегемотовым, кожные железы, выделяющие в сильную жару особый слизистый секрет красноватого цвета. При этом нередко кажется, что по телу животного течёт кровавый пот (это приводило в недоумение ещё античных наблюдателей). Этот «пот» хорошо предохраняет шкуру от солнечных ожогов. Японские учёные в 2004 году провели детальное исследование данной особенности бегемота и пришли к выводу, что назначение красного секрета кожных желёз состоит скорее не в защите от ультрафиолетовых лучей, а в дезинфекции. Входящие в состав «пота» пигменты обладают ярко выраженным антисептическим действием и отлично помогают заживлению многочисленных царапин, которые постоянно имеются на шкуре гиппопотама. Кроме того, эти выделения отпугивают кровососущих насекомых, которых особенно много близ водоёмов.

Особенности строения

Скелет гиппопотама обладает рядом характерных черт, вызванных необходимостью выдерживать огромный вес тела животного. Кости скелета массивные, особенно это касается позвонков. Лопатка, занимающая почти вертикальное положение, образует с костями передних ног практически одну линию. Рёбер 13 пар.

Известный немецкий зоолог Бернгард Гржимек, описывая строение бегемота и относительный размер его органов, приводил следующие цифры. При разделке специалистами ветеринарного управления Кении туши молодого бегемота весом 1456 кг оказалось, что чистого мяса в ней было 520 кг, на кости пришлось 280 кг, шкуру — 48, жир — 33, печень — 27, лёгкие — 9, сердце — 7,8 и язык — 5 кг. Общая длина пищеварительного тракта (желудок и кишечник) — до 60 м, что позволяет бегемоту усваивать клетчатку значительно полнее, чем многим другим травоядным. Желудок бегемота трёхкамерный и весьма большой даже по меркам копытных; его объём может достигать 500 л.

Мозг бегемота достаточно велик в абсолютном выражении — в среднем 882±18 см³, но относительно объёма тела крайне мал — по весу он составляет в среднем лишь 1/2789 часть (у человека в среднем 1/40). Коэффициент энцефализации (характеристика, обозначающая удельную массу мозга животного в расчёте на один грамм массы его тела и используемая рядом специалистов для характеристики уровня интеллекта того или иного вида животных) у гиппопотама также очень невелик — 0,7 в сравнении с 5 (по другим подсчётам — 8) у человека и 3,6 у дельфина-афалины — и примерно равен этому показателю для таких считающихся малоинтеллектуальными животных, как броненосцы.

Зубы бегемота

Зубов у гиппопотама 36 — в каждой челюсти 2 клыка, 4 резца, 6 предкоренных и 6 коренных зубов. Верхний слой эмали зубов жёлтого цвета, он обладает исключительной твёрдостью и прочностью. Клыки и резцы у бегемота исключительно велики; они никогда не используются для срывания растительности или её пережёвывания — первые используются в основном как оружие, а резцы — как оружие, а также для рытья, особенно при поедании солёной почвы на солонцах.

Особенного развития достигают клыки нижней челюсти, острота которых постоянно поддерживается благодаря самозатачиванию при трении о клыки верхней челюсти. По форме они серповидные; остриё их направлено вверх, а при большой длине всё сильнее загибается назад. Клыки самцов гораздо длиннее, чем у самок. Они не имеют корней и растут всю жизнь, достигая иногда веса около 3 кг каждый; крупнейший из нормально развитых бегемотовых клыков, хранящийся в Бельгии, имеет длину 64,5 см. Форма нижних клыков характерна наличием хорошо заметной продольной канавки, которая отсутствует на клыках верхней челюсти. В исключительных случаях встречаются самцы с невероятно длинными, гипертрофированными клыками длиной свыше 1 м, упоминается даже длина в 122 см. Обычно такой длины клыки достигают, если зверь утрачивает клык противоположной челюсти; тогда клык не стачивается и постепенно разрастается до огромных размеров, загибаясь всё сильнее назад. Описаны гиппопотамы, у которых аномально длинные клыки пронзали губу и виднелись снаружи даже при закрытой пасти. Это может сильно затруднять питание зверя.

Нижние резцы имеют почти прямую форму и направлены практически строго вперёд. Обычно они выступают из десны на 15—17 см. Верхние резцы значительно короче. Коренные зубы бегемота не сменяются в течение жизни (в отличие, например, от слона, у которого они по мере снашивания появляются из челюсти и продвигаются вперёд на смену прежним зубам), сменяться могут только клыки, резцы и предкоренные зубы. Коренные зубы имеют приблизительно квадратную в плане форму, с бугорком на каждом углу. Их длина 5—7 см. Некоторые учёные пытались вывести метод определения возраста бегемота по степени сношенности коренных зубов. Эти исследования привели к интересным результатам — предельный возраст бегемотов в дикой природе удалось установить с высокой точностью(см. ниже).

У детёныша бегемота молочных зубов 32; в каждой челюсти у молодняка на 2 предкоренных зуба больше, чем у взрослого, но на 2 резца и 2 коренных зуба меньше. Смена зубов происходит на первом году жизни. Во время смены постоянные зубы могут соседствовать с ещё не выпавшими молочными, поэтому у молодого гиппопотама общее количество зубов иногда может достигать 40.

Название

В большинстве европейских языков для бегемота используются различные варианты слова «гиппопотам», пришедшего из латинского языка, что, в свою очередь, является латинизированной формой греческого ἱπποπόταμος — «речная лошадь». В качестве полноправного синонима может использоваться также буквальный перевод на национальные языки словосочетания «речная лошадь» — например, нем. Flusspferd или швед. Flodhäst. Интересно, что в арабском языке, в иврите, в сербско-хорватском, а также в немецком в качестве одного из вариантов названия, бегемот называется «нильской лошадью» (араб. فرس النهر‎, ивр. ‏סוּס הַיְּאוֹר‏‎); это название под влиянием арабского языка перешло в языки некоторых мусульманских стран (например, индонезийский — индон. kuda Nil). Английский писатель Томас Майн Рид, автор многих приключенческих произведений об Африке, с недоумением отмечал:

За что гиппопотаму дали название «речная лошадь», трудно понять. Едва ли на свете найдётся другое четвероногое, до такой степени не похожее на лошадь.

Однако в русском языке полноправным обозначением этого животного стало также и слово «бегемот». Аналогично под влиянием русского языка оно используется в украинском, белорусском, казахском и многих других языках бывшего СССР и России. Слово «бегемот» — древнееврейское, оно имеет библейское происхождение. В Библии (в Книге Иова) Бегемот — мифологическое существо, олицетворяющее плотские желания; он описан как одно из двух чудовищ (наряду с Левиафаном), которых Бог демонстрирует праведнику Иову в доказательство Своего могущества:

Вот бегемот, которого Я создал, как и тебя; он ест траву, как вол; вот, его сила в чреслах его и крепость его в мускулах чрева его; поворачивает хвостом своим, как кедром; жилы же на бедрах его переплетены; ноги у него, как медные трубы; кости у него, как железные прутья; это — верх путей Божиих; только Сотворивший его может приблизить к нему меч Свой;.. вот, он пьёт из реки и не торопится; остаётся спокоен, хотя бы Иордан устремился ко рту его. Возьмёт ли кто его в глазах его и проколет ли ему нос багром? (Иов 40:10-19)

Древнееврейское слово behēmōth (ивр. ‏בְּ‏הֵמוֹ‏ת‏‎) представляет собой форму множественного числа от behēmāh («животное», ивр. ‏בְּ‏הֵמה‏‎). Существующее в современных европейских языках слово behemoth означает только чудовище из книги Иова.

Первые случаи употребления слова «бегемот» для наименования гиппопотама в русском языке относятся к третьей четверти XVIII века (в Европе того времени уже были распространены гипотезы, что бегемот — то же, что и гиппопотам). В первом толковом словаре русского языка, «Словаре Академии Российской», вышедшем в 1789 году, в статье «Бегемот» было приведено латинское биноминальное название, данное Карлом Линнеем за 31 год до того, и указано, что под этим имелось в виду именно «огромное двустихийное животное».

Происхождение и систематика

Систематическое положение

Бегемот был в числе видов, описанных Карлом Линнеем в его знаменитом труде «Система природы» в 1758 году. Для родового наименования Линней взял слово hippopotamus, употреблявшееся для обозначения бегемота ещё римлянами, а для видового — слово amphibius, то есть амфибийный, обитающий в двух средах.

Обыкновенный бегемот вместе с карликовым бегемотом (который обитает только в небольшом районе Западной Африки, в основном в Либерии) выделяется в отдельное семейство бегемотовых. Это семейство относится к отряду парнокопытных, подотряду свинообразных (нежвачных). При этом между двумя современными бегемотами существуют отличия, достаточные для того, чтобы каждый из них выделялся в отдельный род, состоящий из одного вида: обыкновенный бегемот образует род Hippopotamus, карликовый — род Choeropsis.

Эволюция вида

Эволюция бегемота изучена пока недостаточно. Ряд исследователей полагают, что на протяжении десятилетий этому вопросу не уделялось достаточного внимания.

Бегемотовые, близкие к современным, появились в третичный период около 54 млн лет назад. Предками бегемотов, как и других копытных, были древние копытные-кондилартры. Вероятно, по образу жизни первые бегемотовые напоминали современного карликового бегемота, который по ряду признаков находится ближе к вымершим предкам, чем обыкновенный бегемот. Они вели такой же скрытный и одиночный образ жизни, обитая в густых влажных лесах. Ископаемые костные останки первых бегемотов современного типа относятся к нижнему миоцену Африки; бегемоты, которых можно уверенно отнести к роду Hippopotamus, появились, по-видимому, около 2,5 млн лет назад. В плиоцене и плейстоцене они достигли широкого распространения.

В плейстоцене число видов семейства бегемотовых было существенно больше, чем в наши дни. Интенсивное изучение в 1989—1991 годах ископаемых остатков млекопитающих в районе Лотагам близ озера Рудольф в Кении показало, что остатки различных бегемотовых составляют около 14 % от остатков всех позвоночных и 27 % — от всех млекопитающих, обитавших там в промежутке между 7,91 и 5,23 млн лет назад. В этот период там обитало одновременно 4 вида бегемотовых, занимавших экологическую нишу, которая сейчас занята только одним видом, обыкновенным бегемотом. Однако обитавшие там древние бегемоты рода Hexaprotodon (в частности, Hexaprotodon harvardi) были, по-видимому, в более близком родстве с карликовым бегемотом, чем с обыкновенным. Карликовый бегемот, в свою очередь, отделился от общего эволюционного ствола бегемотовых около 5 млн лет назад.

В раннем плейстоцене, около 1 млн лет назад, обыкновенный бегемот особого подвида — H. a. antiquus (лат. antiquus — древний) — обитал даже в Европе; его кости были найдены при палеонтологических раскопках на территории Германии (Тюрингия); гиппопотамы другого мелкого подвида водились на островах Средиземного моря — Кипре и Крите. Остатки бегемота этого же или другого, но очень близкого вида обнаружены и в плейстоценовых отложениях Англии. Обыкновенный бегемот исчез в Европе при наступлении последнего, плейстоценового оледенения.

В послеледниковое время большинство видов рода Hippopotamus в континентальной Африке вымерли, остался только один вид — обыкновенный бегемот. Однако в тот период (конец плейстоцена), согласно генетическим исследованиям, произошло значительное расширение ареала его обитания, связанное с увеличением количества и размера водоёмов. Бегемот заселил и остров Мадагаскар, где обнаружены останки по крайней мере трёх видов ископаемых бегемотов, предком которых был, вероятнее всего, обыкновенный бегемот. Они вымерли по эволюционным меркам совсем недавно — несколько тысяч лет назад (сейчас на Мадагаскаре бегемот не встречается). Два ископаемых мадагаскарских бегемота были изучены относительно полно — эти два вида чётко различаются друг от друга, но относятся оба к роду Hippopotamus — H. lemerlei и H. madagascariensis. Эти бегемоты, обитая длительное время в изоляции на острове, подверглись так называемой островной карликовости и сильно уменьшились в размерах. Уменьшился также и относительный объём их мозга, что также является типичным для животных, живущих в условиях островной изоляции.

Родство с другими отрядами и семействами млекопитающих

Долгое время учёные не сомневались в близком родстве бегемота со свиньями (лат. Suidae) и пекари (лат. Tayassuidae). Действительно, бегемоты имеют с ними много общих признаков, а их эволюционные линии разошлись от общих предков сравнительно недавно — в позднем эоцене. Поэтому семейство бегемотовых в современной классификации объединяется в один подотряд с этими двумя семействами. Однако опубликованные в 1997 году американскими учёными данные показывают, что бегемоты имеют наиболее близкое родство с китообразными (лат. Cetacea). Полуводный образ жизни бегемота рассматривается некоторыми специалистами как ещё одна черта, сближающая бегемотов и китов. Соответственно, было выдвинуто предложение о таксономическом объединении бегемотовых и китообразных в одну кладу (возможно, также вместе со жвачными). Исследования 2007 года подтвердили родство с китами, более того — подчёркивается, что бегемоты являются наиболее близкими к китообразным современными животными.

Помимо явной генетической близости, бегемоты обладают и другими признаками, которые могут доказывать близкое родство бегемотов и китообразных и которые обычно отсутствуют у других млекопитающих. В одном из исследований на эту тему среди таких признаков, в частности, называются следующие:

• Бегемоты обитают в пресных водоёмах. Два семейства древних китов, Pakicetus и Nalacetus, также придерживались пресных вод.
• Самки бегемотов, как и самки китообразных, рожают и выкармливают детёнышей в воде.
• Бегемоты, как и киты, практически не имеют волосяного покрова.
• У бегемотов и китов отсутствуют сальные железы.
• Из всех млекопитающих только китообразные и бегемоты могут издавать звуки и обмениваться сигналами под водой.
• У китов и бегемотов семенные железы самцов скрыты внутри тела. У китообразных они находятся в брюшной полости; у древних бегемотообразных копытных семенные железы находились в области паха, но также внутри. Бегемот, таким образом, рассматривается рядом специалистов как промежуточная стадия между этими древними копытными и китами.

В то же время ряд данных признаков (рождение в воде, выкармливание под водой) присутствует у млекопитающих отряда сирен (дюгоней и ламантинов).

Подвиды

Несмотря на то, что бегемот издавна является объектом изучения зоологов, вопрос о подвидах бегемота решён не полностью. Многие специалисты полагают, что с высокой степенью вероятности популяция современного бегемота распадается на 5 подвидов, хотя некоторые современные исследователи наличие подвидов отрицают.

• Hippopotamus amphibius amphibius Linnaeus, 1758. Это типовой подвид, описанный Карлом Линнеем. Данный подвид приурочен к Судану (где он встречается в южных районах страны в Ниле), Эфиопии и северным частям Демократической Республики Конго.
• H.a.kiboko Heller 1914. Район обитания этого подвида — Сомали и Кения.
• H.a.capensis Desmoulins, 1825. Распространён в южной части континента, от Замбии до ЮАР.
• H.a.tschadensis Schwarz, 1914. Свойственен Западной Африке.
• H.a.constrictus Miller 1910. Ареал этого подвида — Ангола, юг ДРК и Намибия.

Все данные подвиды были описаны ещё в XIX — начале XX века, но основания для их выделения, выражавшиеся прежде всего в мелких деталях формы черепа и размера ноздрей, не считались многими специалистами как существенные. Только в настоящее время появились исследования, обосновывающие выделение у бегемота подвидов с помощью генетических методов. В 2005 году были подтверждены генетические различия между тремя первыми подвидами. Однако генетические различия между подвидами не могут, по-видимому, быть значительными, поскольку между различными популяциями гиппопотамов всегда существовала связь, учитывая, что почти все африканские реки и озёра связаны между собой. Тем не менее, у современного бегемота в любом случае существовали вымершие подвиды — подвидом современного считается, например, упомянутый выше раннеплейстоценовый европейский бегемот H.a.antiquus.

Ареал и численность

Исторический ареал

В послеледниковый период, 6—7 тысяч лет назад, на территории Сахары господствовал влажный климат, при котором на месте нынешней пустыни был ландшафт редколесной саванны, а осадков в сезон дождей выпадало 500—700 мм. В то время бегемот был обычным обитателем водоёмов, впоследствии исчезнувших. Следы человеческой жизнедеятельности, оставленные в виде кухонных куч, ясно свидетельствуют о наличии в то время в Сахаре бегемотов. Изображения гиппопотамов имеются и среди образцов наскальной живописи, относящейся к тому периоду. Однако период нарастающей сухости, начавшийся примерно 2500 лет назад, привёл к полному исчезновению влаголюбивой фауны в Сахаре (не только бегемотов, но и крокодилов, буйволов и многих антилоп).

Возможно, в древности бегемот водился и на Ближнем Востоке, в частности, в реке Иордан, о чём свидетельствуют как ископаемые находки, так и — косвенно — некоторые литературные памятники. Значительное число находок изделий из бегемотовой кости, обнаруженное при раскопках древних поселений в Месопотамии и Сирии, приводило многих исследователей к мысли, что бегемот несколько тысячелетий назад был распространён в этих местах весьма широко. Тем не менее, существуют обоснованные сомнения в массовом обитании там бегемота, а бо́льшая часть указанных находок должна быть отнесена к импорту из Древнего Египта. Однако, скорее всего, гиппопотамы ещё встречались в начале железного века в Палестине.

На территории северо-западной Африки (современные Марокко и Алжир) бегемот водился в античное время. Во всяком случае, наличие бегемотов в этих местах упоминал Плиний Старший в своём знаменитом трактате «Естественная история», утверждая, что реки там полны крокодилов и гиппопотамов. Бегемот в древности был многочислен в Египте, но уже со времён поздней античности до 1700-х годов его популяция распадалась на два основных участка — в дельте Нила и в Верхнем Египте. В Египте бегемот стал уже весьма редок в эпоху европейского Возрождения и окончательно исчез к XIX веку.

Туземное население Африки во все времена охотилось на бегемотов, но из-за примитивности вооружения добыча бегемотов африканцами не была массовой и не подрывала популяции этих животных. Ко времени начала активной колонизации Африки европейцами (середина XIX века) практически все водоёмы континента к югу от Сахары буквально кишели бегемотами. Появление хорошо вооружённых белых охотников привело к быстрому сокращению численности бегемотов из-за бесконтрольного хищнического отстрела. Ситуацию резко усугубило распространение огнестрельного оружия и среди туземцев.

Современный ареал и численность

Бегемот в настоящее время обитает только в Африке к югу от Сахары, кроме острова Мадагаскар. В целом ареал бегемотов остался практически неизменным по сравнению с 1959 годом, когда были проведены первые точные исследования, но численность бегемотов сильно сократилась. С того времени они полностью исчезли только на территории ЮАР, за исключением популяции в национальном парке им. Крюгера. Тем не менее, на территории своего ареала бегемот далеко не везде встречается в значительных количествах. Относительно многочисленные и стабильные популяции ещё в 1960-70-е годы существовали в основном на охраняемых территориях, за их пределами же численность гиппопотамов уже тогда была очень небольшой, а к началу XXI века ситуация заметно ухудшилась. В 2008 году в Африке насчитывалось, по разным данным, от 125 до 150 тыс. бегемотов, причём, согласно исследованиям специальной группы Международного союза охраны природы (МСОП), наиболее вероятен разброс 125—148 тыс. В 1993 году, по некоторым подсчётам, бегемотов было 157 тыс.

В настоящее время основная часть общей популяции гиппопотамов находится на территории Восточной и Юго-Восточной Африки, это в основном территория Кении, Танзании, Уганды, Замбии, Малави и Мозамбика (всего в этом регионе около 80 тыс. голов). Замбия стоит на первом месте среди всех стран Африки по поголовью бегемотов — около 40 тыс. животных. В ЮАР гиппопотамы сохранились только в заповеднике им. Крюгера, хотя там ситуация благополучна благодаря хорошо налаженной системе учёта диких животных и их охраны. В Зимбабве, где несколько десятилетий назад бегемоты были очень многочисленны, в 2000-е годы их поголовью был нанесён огромный ущерб из-за экономического краха — обнищавшее население было вынуждено добывать бегемотов для пропитания.

Что касается Западной Африки, то там, хотя ареал бегемота достаточно обширен и охватывает 19 государств, популяция сравнительно малочисленна — в общем только 7 тыс. голов. К тому же ареал гиппопотама в Западной Африке повсеместно сильно разорван. Наибольшие популяции бегемотов в Западной Африке отмечены в Сенегале и Гвинее-Бисау.

Одним из самых значительных в новой истории случаев падения местного поголовья бегемотов стало сокращение их популяции в Демократической Республике Конго. Череда гражданских конфликтов и длительный период политического хаоса в этой стране в 1990—2000-е годы привели к катастрофическому снижению численности бегемотов. В 1994 году там насчитывалось около 30 тыс. гиппопотамов, и, таким образом, их популяция была второй по численности после замбийской. Однако в период гражданской войны и голода, в условиях полного распада природоохранной системы, местное население активно истребляло бегемотов для пропитания, а также как источник ценной кости. В результате к 2003 году в ДРК осталось чуть больше 1 тыс. бегемотов. Ситуация продолжает ухудшаться — в 2005 году бегемотов там было уже меньше 900. Подобное же сокращение численности наблюдалось по тем же причинам в Руанде и Бурунди; политическая нестабильность в этих странах сильно затрудняет ведение точных подсчётов. На половине ареала отмечено падение численности в сравнении с серединой 1990-х годов (в целом, видимо, на 7—10 %). Современный охранный статус бегемота — находящийся в уязвимом положении (англ. Vulnerable). Ещё в 1996 году статус был гораздо более благоприятным — находящийся под наименьшей угрозой (англ. Least concern). Специалисты МСОП ожидают, что в течение следующих трёх поколений (примерно 30 лет) популяция гиппопотамов сократится на треть от нынешней численности.

Места обитания и миграции

Биотоп гиппопотама — берега водоёмов, причём исключительно пресных. Впрочем, в ряде мест Западной Африки бегемот встречается в эстуариях рек или у мест их впадения в море, но в любом случае он никогда не обитает в морской воде. Тем не менее, известны случаи, когда бегемоты оказывались в море, переплывая проливы или пытаясь добраться до островов. Так, бегемоты без большого труда перебирались с материка на остров Занзибар, переплывая 30-километровый пролив. О способности бегемотов пересекать небольшие морские проливы свидетельствует наличие небольшой популяции на островах Бижагош у побережья Гвинеи-Бисау.

Наличие водоёма является необходимым фактором для обитания бегемотов. Это не обязательно должны быть крупные реки или озёра; бегемотам достаточно и сравнительно небольших грязевых озёр в саванне. Главное, чтобы водоём отвечал двум условиям — был достаточно большим, чтобы в нём могло разместиться целое стадо, и не пересыхал на протяжении всего года, чтобы гиппопотамы могли пользоваться им даже в сухой сезон. Во влажных дождевых лесах (например, в массивах джунглей бассейна Конго) бегемоты отсутствуют, за исключением берегов крупнейших рек. Обязательным фактором также является наличие травянистых низин вблизи водоёма, необходимых бегемоту для кормёжки.

При наступлении неблагоприятных условий бегемоты перебираются из одного водоёма в другой при наличии такового. Интересное свидетельство этому было недавно отмечено в одном из сафари-парков Израиля близ города Рамат-Ган. Одно из искусственных озёр, населённых гиппопотамами, начало пересыхать, однако звери оставались в нём, пока его глубина не уменьшилась до полуметра. Тогда бегемоты все вместе ушли из озерка и перебрались в другое, более глубокое. Администрации парка, чтобы вернуть бегемотов, пришлось потратить немало средств на срочное углубление первого водоёма.

Однако гиппопотамы не способны к дальним сухопутным миграциям и в случае бескормицы или пересыхания водоема обычно сильно страдают, не будучи в состоянии отправиться в более благоприятные места, если они расположены достаточно далеко. Один из британских зоологов в 1930-е годы во время крайне сильной засухи наблюдал тысячи бегемотов, лежавших в иле пересохших водоёмов. Они обессилели до такой степени, что не могли подняться. В то же время известны отдельные особи, которые по непонятным причинам проявляют склонность к очень дальним переходам. В 1940-е годы один из таких бегемотов, получивший кличку Хуберт, прошёл за два с половиной года свыше 1600 км по территории нынешней ЮАР. Наличие бегемотов в знаменитом кратере Нгоронгоро демонстрирует их способность преодолевать довольно высокие и обрывистые склоны, иначе они не оказались бы в этом заповеднике, представляющем собой кальдеру древнего вулкана, окружённую высоким скалистым валом.

Там, где бегемотов много, их навоз играет весьма существенную роль в местной экосистеме. Например, в озёрах Африканского рифта колоссальные уловы тилапии были возможны в первую очередь благодаря большому количеству бегемотов, помёт которых, попадая в воду, становился питательной средой для размножения фитопланктона, служившего, в свою очередь, пищей промысловым рыбам. Соответственно, исчезновение гиппопотамов практически всегда влекло и резкое снижение улова. В последние годы так произошло, например, в Демократической Республике Конго, где, как упоминалось выше, гражданская война и разруха привели к истреблению большей части бегемотов. Это нанесло колоссальный удар по благосостоянию рыбаков, занимавшихся промыслом на озере Эдуард. Многократное уменьшение поголовья промысловых рыб было вызвано тем, что из 10 тыс. бегемотов, обитавших на этом озере в 1970-е годы, к 2005 году осталось лишь 600.

Образ жизни

Поведение

Жизнь бегемотов подчинена строгому суточному ритму. Бо́льшую часть светлого времени суток гиппопотамы проводят в воде, где спят или дремлют на отмелях, почти погрузившись и выставив лишь верхнюю часть головы и спины. С наступлением темноты они отправляются на кормёжку и возвращаются назад на рассвете.

Взрослые самцы, не имеющие гаремов, чаще всего живут в одиночку. Между такими самцами особенно часто возникают драки за территорию. Несмотря на то, что столкновения бегемотов начинаются с определённого ритуала — вначале противники долго стоят друг против друга, широко раскрывая пасть и демонстрируя клыки, обычно они длятся долго (до двух часов) и бывают очень жестокими. Разъярившиеся гиппопотамы наносят друг другу страшные раны, причём победитель часто преследует убегающего побеждённого соперника. Смертельные случаи в таких поединках являются обычными. Нередко, впрочем, дело не доходит до боя; тогда самец, считающий себя проигравшим, ныряет и быстро уходит от противника под водой.

Бегемоты, вышедшие на берег, проявляют особую агрессивность. Они не терпят соседства даже своих сородичей и отгоняют всех приближающихся крупных животных. Случается, что гиппопотамы вступают в драку даже со слонами или носорогами. Известный профессиональный охотник Джон Хантер был свидетелем столкновения бегемота и носорога, в результате которого оба зверя погибли:

Однажды на берегу озера я увидел, как встретились гиппопотам с носорогом. Оба были зрелыми самцами. Столкнувшись, они убили друг друга. Гиппопотам, по всей видимости, вышел на берег, чтобы попастись в роскошной траве. Здесь он повстречал носорога, спустившегося попить. Ни один из них не пожелал другому уступить дорогу. Произошло ужасное сражение. Спина носорога была порвана огромными челюстями гиппопотама. Гиппопотам же был в нескольких местах сильно пропорот рогом носорога. Оба зверя лежали в нескольких футах друг от друга, погибнув в результате совершенно бессмысленной дуэли. Несомненно, здесь был затронут вопрос чести.

Взрослые матёрые самцы (в возрасте 20 лет и старше) занимают свой индивидуальный участок берега, протяжённость которого составляет обычно 50—100 метров на реках и 250—500 метров на озёрах. Бегемот пользуется одним и тем же участком на протяжении достаточно долгого времени — регистрировались случаи, когда самец владел своим участком в течение 8 лет. На озёрах этот срок короче. В пределах своего участка доминантный самец, как правило, терпимо относится к присутствию других, более слабых, самцов, которых старается лишь не допускать к спариванию. Каждый взрослый самец бегемота, выходя из воды и отправляясь на жировку (кормёжку), обычно пользуется одной и той же индивидуальной тропой. В мягкой почве эти тропы (особенно, если ими пользуются несколько гиппопотамов) быстро превращаются в широкие и глубокие — до полутора метров — канавы. Если бегемоты пользуются тропой на протяжении многих лет, то такие канавы образуются даже в камне. Там, где бегемотов много, их тропы — одна из наиболее заметных черт ландшафта: обрывистые берега бывают рассечены ими через каждые несколько десятков метров. Испуганный бегемот, бросаясь к реке, часто скользит по такой канаве на брюхе, развивая очень высокую скорость, особенно если канава спускается к воде под большим уклоном. Свернуть с дороги скользящий бегемот уже не может, поэтому человек или животное, попавшиеся ему на пути, будут неминуемо раздавлены.

Нырнувший бегемот плотно закрывает ноздри и прижимает уши. Спящий бегемот также постоянно поднимается для дыхания, делая это рефлекторно. В воде бегемот может ходить по дну, плывущий бегемот делает такие же движения ногами, как при ходьбе. Выныривая после долгого погружения, зверь с шумом выдыхает воздух, смешанный с брызгами воды. При этом, особенно в прохладную погоду, содержащийся в выдыхаемом воздухе пар конденсируется и образует заметные фонтаны (точно такое же явление происходит при выдохе у китов). Взрослый бегемот может весьма долго находиться под водой, задерживая дыхание обычно на 3—5 минут, часто до 6 минут и даже до 10 минут. 2-месячный детёныш обычно выныривает каждые 20—40 секунд. Частота дыхания взрослого гиппопотама — 4—6 раз в минуту (в среднем 5), но у вынырнувшего после долгого пребывания под водой зверя учащается в несколько раз. Обычно гиппопотам передвигается шагом. В редких случаях он может бежать со скоростью до 30 км/ч, но обычно самый быстрый его аллюр — тяжёлая и достаточно медленная рысь.

Стада бегемотов

Обычно бегемоты держатся небольшими группами в 20—30 особей, хотя изредка встречаются большие стада, до 150 и даже 200 голов. Группы бегемотов сбиваются в крупные стада при наступлении неблагоприятных условий, обычно во время пересыхания большей части водоёмов. В таких скоплениях обычно происходят жестокие драки самцов за место в иерархии; вообще при таком массовом скоплении агрессивность гиппопотамов повышается.

Молодые, неполовозрелые самцы, оставшиеся без доступа к самкам, часто образуют отдельные небольшие «холостяцкие» стада. Самки же обычно остаются в стаде, где родились. Состав стада самок, видимо, остаётся более-менее постоянным на протяжении нескольких месяцев. Взрослые самцы, оставшиеся без гаремов, держатся чаще в одиночку. Стадо в спокойном состоянии держится компактно; самки с молодняком при этом находятся посередине. Даже доминантный самец, если он попытается пробраться внутрь скопления самок, изгоняется ими.

Коммуникация между бегемотами

Обмен голосовыми и другими коммуникационными сигналами имеет важное значение в жизни гиппопотамов, позволяя, например, идентифицировать друг друга. Гиппопотамы обладают достаточно развитой системой голосовой коммуникации — существуют различные сигналы, выражающие опасность, агрессию и т. д. В целом голос бегемота не отличается разнообразием — это или рёв, или хрюканье. Рёв бегемота — один из наиболее характерных и узнаваемых звуков африканской дикой природы. Общение с сородичами происходит с помощью коротких утробных ревущих звуков. Самка в период спаривания, привлекая самца, издаёт громкое мычание. Бегемот может также издавать звук, похожий на конское ржание, что, возможно, и послужило причиной его названия в греческом языке — «речная лошадь». Зверь также часто фыркает и с шумом выпускает воздух из ноздрей, что, как правило, является признаком раздражения и агрессивных намерений, но это может быть также сигналом тревоги (например, при приближении хищников). Голос гиппопотама очень громкий — до 110 децибел; в тихую погоду он разносится по воде на многие сотни метров. Известно, что бегемот может издавать рёв, даже нырнув, когда его пасть и ноздри плотно закрыты. Зверь также часто ревёт, чуть выставив голову из воды, когда пасть и глотка находятся под поверхностью. Его рёв при этом всё равно хорошо слышен, поскольку слой жира, окружающий глотку, хорошо пропускает звук. По словам специалистов МСОП, бегемот — единственное из млекопитающих, способное издавать голосовые сигналы и на суше, и в воде. В то же время механизм подачи сигналов под водой изучен ещё недостаточно; недостаточно известен также и механизм их восприятия бегемотами, находящимися под водой. Вышедший на сушу гиппопотам обычно молчит. Видимо, важная роль в коммуникации отводится обонянию и прикосновениям к сородичам, а также разнообразным позам. Так, приближаясь к доминантному самцу, более слабый гиппопотам принимает характерную позу подчинения, опуская голову и держа её склонённой. Широко раскрытая пасть самца служит, как правило, демонстрацией силы, хотя встречается мнение, что зачастую гиппопотам выпускает таким образом газы, образующиеся в пищеварительном тракте при брожении съеденной травы.

Исключительно важное значение имеет разбрызгивание бегемотами экскрементов и мочи. Самец постоянно, совершая быстрые пропеллерообразные вращательные движения хвостом, разбрызгивает помёт, как на суше, так и в воде. При этом кусочки помёта разлетаются очень далеко в стороны, залетая даже в кроны деревьев, на что с удивлением обращали внимание многие наблюдатели XIX века. Вероятно, основное значение это имеет в качестве коммуникационного сигнала, лишь во вторую очередь — как способ мечения территории. Самка разбрызгивает помёт гораздо реже. Привычка бегемота разбрызгивать помёт делает содержание его в зоопарке весьма хлопотным — служители вынуждены несколько раз в день мыть стены помещений, которые зверь постоянно пачкает навозом. Свои индивидуальные участки самцы метят кучами экскрементов, достигающими солидных размеров — до 1 м высоты и 2 м в диаметре. Эти кучи подновляются ежедневно. Таким же образом самец метит и свои тропы. Кучи помёта, оставляемые бегемотом в пределах своего участка обитания, вероятно, служат для него также ориентиром.

Оставляемые с помощью мочи метки позволяют гиппопотамам не только узнавать отдельных индивидуумов, но и получать информацию о готовности самки или самца к спариванию. Обонятельная система бегемота устроена таким образом, что нырнувший зверь может набирать в ноздри некоторое количество воды и узнавать по запаху растворённой в ней мочи своих сородичей.

Питание

Гиппопотамов традиционно относят к травоядным животным. Однако, в последнее время появились предложения считать их факультативными хищниками. Корм бегемотов — околоводная или наземная трава. Интересно, что гиппопотам никогда не употребляет в пищу водную растительность. В Уганде в рацион гиппопотамов входят 27 видов травянистых растений. Обычно бегемоты пасутся на суше, скусывая траву своими ороговевшими губами под самый корень. В местах интенсивной пастьбы бегемотов трава бывает буквально выстрижена ими. Бегемот может съесть в день до 70 кг корма, но в среднем довольствуется примерно 40 килограммами, что составляет примерно 1,1—1,3 % от веса животного. Огромная длина кишечника (до 60 м) позволяет гиппопотаму переваривать корм с гораздо большей степенью усвояемости, чем это наблюдается, например, у слонов. Поэтому рацион бегемота по весу вдвое меньше, чем количество корма, поедаемое другими толстокожими, например носорогами.

Во время кормёжки бегемот обычно держится отдельно и не позволяет приближаться другим особям, хотя в другое время зверь почти постоянно находится в стаде. На жировках пасутся рядом лишь самки с маленькими детёнышами.

Имеется информация о хищнических повадках бегемотов и поедании ими мясной пищи. Например, двое проводников сообщили, что видели, как бегемоты ловили и пожирали газелей Томсона, пытавшихся переплыть реку Мара. В Зимбабве в 1995 году якобы наблюдали, как бегемот поймал и пытался съесть антилопу-импалу. Из Эфиопии приходили сообщения, что в области Каффа бегемоты систематически нападали на стада коров и наносили им заметный урон. По мнению других наблюдателей, поедание бегемотами мяса сородичей, павших от сибирской язвы, приводило к быстрому распространению этой болезни среди популяций гиппопотамов в Уганде и Замбии. Бегемоты могут поедать мясо (как падаль, так и мясо пойманных животных) в случае острой нехватки в организме минеральных солей.

Бегемоты совершают переходы к местам кормёжки, отдаляясь от водоёма на сотни метров, а порой километры. Отмечались случаи, когда они жировали в 3,2 км от воды, но обычно гиппопотамы не удаляются дальше, чем на 3 км. В поисках корма бегемот по воде может преодолеть свыше 30 км.

Размножение

Размножение гиппопотамов остаётся изученным весьма слабо в сравнении с размножением других крупных травоядных Африки, например, слонов и носорогов. Самки достигают половозрелости в возрасте от 7 до 15 лет, самцы в 6—14 лет. В среднем возраст наступления половозрелости — 7,5 лет у самцов и 9 лет у самок. По-видимому, срок размножения бегемотов привязан к сезонным изменениям погоды. Как правило, спаривание происходит два раза в год, в феврале и августе. Примерно 63 % детёнышей появляются на свет в течение сезона дождей. После появления детёныша самка способна забеременеть только по прошествии 17 месяцев. В стаде бегемотов обычно лишь один, доминантный, самец спаривается с самками. Это право ему обычно приходится отстаивать в драках с другими самцами. Такие схватки длятся порой часами и носят исключительно ожесточённый характер. Бегемоты рвут друг друга клыками и ударяют головой, нанося порой очень серьёзные травмы, при этом смертельные случаи являются обычными. Шкура взрослых самцов всегда густо покрыта шрамами от зубов соперников. Самец, проигравший бой, часто удаляется от сородичей и держится обособленно. Однако довольно часто другие самцы также участвуют в спаривании. Само спаривание происходит в водоёме, на мелководье.

Беременность длится 8 месяцев (240 дней), по другим данным 227—240 дней. Перед родами самка удаляется от стада. Большинство источников сообщают, что самка рожает в воде, однако есть свидетельства, что роды могут происходить и на суше, причём в этом случае самка сооружает перед родами подобие гнезда из утоптанной травы и кустов. Детёныш рождается всегда один, весом 27—50 кг, чаще около 40 кг, и имеет длину тела около 1 м и высоту в плечах около 50 см. После того, как детёныш появляется на свет, мать подталкивает его к поверхности для дыхания, иначе детёныш, который не способен задерживать дыхание дольше, чем на 40 секунд, может захлебнуться. Уже через 5 минут новорождённый способен держаться на ногах.

Первое время самка ничего не ест, постоянно находясь рядом с новорождённым, пока он не окрепнет достаточно, чтобы выбираться на берег. Мать остаётся с детёнышем вне стада около 10 дней. Продолжительность лактации — 18 месяцев. Детёныш сосёт молоко как на суше, так и в воде; бегемот — один из редких примеров млекопитающих, наряду с китообразными и сиренами, чей детёныш способен сосать молоко под водой. При этом он закрывает ноздри и плотно прижимает уши.

Скорость размножения бегемотов заметно выше, чем у других крупных животных Африки. Это происходит благодаря раннему половому созреванию бегемотов, значительно более короткому, чем, например, у слона, сроку беременности (8 месяцев по сравнению с 22), а также тому, что самки бегемота приносят потомство раз в два года, что вдвое чаще, чем у слонов. Поэтому при отсутствии внешней угрозы отдельные популяции бегемотов способны к весьма быстрому восстановлению, в ряде случаев показывая прирост в 10 % в год.

Естественные враги и болезни

Враги в животном мире

В природе у взрослого бегемота мало врагов. Серьёзную опасность для него может представлять только лев или нильский крокодил. Однако взрослый самец бегемота, из-за своего большого размера, огромной силы и длинных клыков, может оказаться непосильной добычей даже для нескольких львов, действующих вместе. Если, конечно, он будет иметь возможность отступить к воде. Описано, как на матёрого гиппопотама напали сразу три льва, но тот оказался способен уйти от них в воду, затащив туда вместе с собой и всех трёх хищников, которые были вынуждены оставить бегемота и спасаться вплавь. Самка бегемота, защищая детёныша, проявляет такую силу и ярость, что также может отразить нападение львов. Известен случай, когда два льва пытались утащить детёныша, но его мать, придя на помощь, утопила одного из нападавших в жидком иле. Но даже так, львы часто убивают взрослых гиппопотамов, если им удаётся застать их на суше, вдалеке от воды. Нильские крокодилы и бегемоты, как правило, не конфликтуют друг с другом и иногда даже могут совместно отгонять потенциальных противников. Самки бегемотов, как известно, оставляют подросший молодняк с крокодилами, для его защиты от львов и гиен, а молодые крокодилы намеренно залезают на спины гиппопотамам. Однако, в некоторых случаях, крупные самцы гиппопотамов и самки с маленькими малышами могут вести себя агрессивного по отношению к крокодилам, а крокодилы могут поедать детенышей бегемотов. Существуют также некоторые сообщения об удачных нападениях крупных нильских крокодилов на взрослых бегемотов, даже самцов, особенно если те больны или ранены. В некоторых районах, где упала численность крокодилов, резко возросла численность бегемотов, что говорит о том, что крокодилы так или иначе контролируют их численность.

Детёныши, оставшиеся, даже временно, без материнского присмотра, часто становятся жертвой не только львов или крокодилов, но и гиен, леопардов и гиеновых собак. Данные различных источников по смертности молодняка на первом году жизни по естественным причинам сильно разнятся — от 12 % до 45 %, хотя это может быть вызвано действием различных факторов в отдельных популяциях гиппопотамов. Серьёзная угроза для маленьких детёнышей исходит от взрослых бегемотов, которые в тесноте стада могут затоптать их, несмотря на то, что самки стараются не подпускать других гиппопотамов к потомству.

Болезни

В дикой природе весьма значительный урон бегемотам может наносить сибирская язва. Вспышки этой болезни приводили к значительному снижению численности бегемотов. Одна из крупнейших таких вспышек отмечена в 1987 году в долине реки Луангва в Замбии — тогда на протяжении 167-километрового участка берега реки насчитали свыше 1420 туш бегемотов, павших от сибирской язвы, а общие потери местной популяции превысили, видимо, 4000 голов (около 21 % популяции, но в отдельных стадах погибло свыше половины животных). Среди других опасных болезней отмечались сальмонеллёз и бруцеллёз, которыми нередко заражались туземцы, поевшие мяса больных бегемотов. В прошлом бегемоты также были подвержены чуме крупного рогатого скота, хотя, видимо, они были менее восприимчивы к этой болезни, чем другие копытные.

Среди бегемотов, содержащихся в зоопарках, из инфекционных заболеваний чаще всего встречаются туберкулёз и некробациллёз. При кормлении некачественным сеном, содержащим плесневые грибки, у гиппопотамов могут развиваться микотоксикозы, проявляющиеся в воспалении кишечника и поражении костного мозга.

Продолжительность жизни

См. также: Продолжительность жизни растений и животных

Продолжительность жизни бегемота в дикой природе — до 40 лет. Английские специалисты, исследовавшие в Уганде связь между степенью изношенности коренных зубов и возрастом бегемотов, утверждали, что из 1244 исследованных образцов им ни разу не попался бегемот, возраст которого значительно превысил бы 42 года. Как бы там ни было, бегемот не способен долго прожить после того, как его коренные зубы полностью сотрутся.

В неволе бегемоты живут значительно дольше, до 50 лет, однако известны случаи большего долгожительства. Летом 2011 года самка по кличке Донна, содержащаяся в США в зоопарке города Эвансвилл, достигла 60-летнего возраста. На тот момент она являлась самым старым из живущих бегемотов. В среднем естественная убыль популяции бегемотов — около 3 % в год. По прошествии первого года жизни смертность бегемотов резко падает и среди зверей в возрасте от 3 до 35 лет составляет 2—3 %, но затем вновь возрастает до 26—49 %.

Угрозы современному поголовью

Популяция бегемотов практически повсеместно испытывает сильное давление со стороны человека. Основных факторов, ведущих к постоянному уменьшению численности этого зверя, два, и оба они хорошо изучены. Во-первых, это браконьерская добыча гиппопотамов африканским населением ради мяса и, в меньшей степени, бегемотовой кости. Во-вторых, это разрушение среды обитания, происходящее в силу целого ряда причин. Рост населения Африки приводит к занятию под сельскохозяйственные нужды всё новых земель, при этом часто распашке подлежат прибрежные земли, служащие местами обитания и кормёжки гиппопотамов. Ирригация, сооружение плотин и искусственное изменение течения рек также крайне негативно сказываются на численности бегемотов.

Масштаб нелегальной торговли бегемотовой костью весьма велик. Как минимум в 1990-е годы этот бизнес имел тенденцию к расширению. Количество изъятой у браконьеров и торговцев кости исчислялось в отдельные годы десятками тонн — так, в 1991—92 годах было изъято 27 тонн. Возможно, криминальные дельцы проявляют повышенное внимание к бегемотовым клыкам как альтернативе слоновой кости, добыча и торговля которой контролируются достаточно строго.

Специалисты Международной Красной книги утверждают, что действие факторов, угрожающих поголовью гиппопотамов, в ближайшем будущем по крайней мере не ослабеет.

Бегемот и человек

Древний мир

Человек был знаком с бегемотом с доисторических времён. Первым известным государственным образованием, на территории которого существовала крупная популяция гиппопотамов, был Древний Египет. Несмотря на религиозное почитание (см. ниже —), египтяне часто охотились на гиппопотамов, добывая их с лодок при помощи ручных гарпунов. Известны дошедшие до наших дней изображения сцен такой охоты с участием фараонов, найденные, например, в гробнице Тутанхамона. В Древнем царстве в Нижнем Египте существовал своеобразный обычай, во время которого царь приносил в жертву богам бегемота.

Кроме того, в Египте бегемоты, видимо, иногда содержались в специально устроенных загонах. Один раз, во времена гиксосского владычества, бассейн с бегемотами стал поводом для вмешательства в дела формально независимой области Фив. Гиксосский фараон Апопи I направил к правителю Фив посланца со своеобразным ультиматумом — он требовал ликвидировать бассейн с гиппопотамами, так как они, якобы, своим рёвом не давали ему спать ни днём, ни ночью. Фивы находились в сотнях километров от столицы гиксосских фараонов, Авариса, так что послание носило явно провокационный характер. Ультиматум привёл к конфликту с гиксосами, который окончился свержением их власти в Египте.

Европейцы познакомились с гиппопотамом в античные времена. Древним грекам бегемоты были известны достаточно хорошо, по крайней мере они упоминаются у Геродота в его главном труде «История» (середина V в. до н. э.). Бегемот был также хорошо известен римлянам, особенно после включения в состав империи африканских провинций. Основным и, видимо, единственным практическим использованием бегемота римлянами была поставка этих зверей для боёв в цирках, с участием как других животных, так и гладиаторов. Во время масштабных зрелищ, устроенных в Риме императором Титом в 81 году по случаю открытия Колизея, на арене были убиты около 9 тыс. различных животных, среди которых был один бегемот. Известно, что бегемот, предназначенный для выпуска на арену, содержался в гигантском бестиарии (зверинце) императора Гордиана III (30—40-е годы III века н. э.) и был убит уже при другом императоре — Филиппе Аравитянине, который устроил грандиозные бои зверей в 248 году в честь празднования тысячелетия Рима. Бегемоты поставлялись в Рим из Египта, где они в то время обитали в большом числе в Ниле.

Современная эпоха

После античности контакты европейцев с гиппопотамами носили спорадический характер. Живые бегемоты в Европу не попадали в течение многих столетий. Первый случай содержания бегемотов в европейских зоопарках в Новое время относится к 1850 году, когда гиппопотам появился в Лондонском зоопарке. Этим бегемотом стал самец по кличке Обайш, присланный в Англию египетским хедивом Аббас-пашой и проживший в зоопарке до 1878 года. Обайш привлекал огромное число зрителей — после его появления количество посетителей зоопарка сразу удвоилось.

В 1950—60-е годы бегемот рассматривался многими исследователями как животное, пригодное для одомашнивания в целях решения продовольственных проблем Африки. В данном случае привлекательными выглядели и огромный размер туши гиппопотама, и его стадный образ жизни, и высокий темп размножения, и сравнительно небольшое количество потребляемого им корма. Советские зоологи конца 1960-х годов писали, что правильная хозяйственная эксплуатация бегемота, включавшая его специальное разведение, казалась очень перспективной. Некоторые авторы считали, что одно стадо гиппопотамов может давать мясные продукты в количестве, достаточном для снабжения целого небольшого города. Однако эти проекты не вышли за пределы теоретических изысканий.

В настоящее время большое количество бегемотов содержится в зоопарках по всему миру. Они довольно часто размножаются в неволе. Первый случай размножения бегемотов в России зарегистрирован в 1885 году в зоопарке Санкт-Петербурга. До этого бегемоты размножались только в Лондонском зоопарке. В Московском зоопарке детёныш бегемота, названный Август, родился даже во время Великой Отечественной войны, в условиях бомбёжек и огромных трудностей со снабжением.

Содержащимся в зоопарках бегемотам дают корм, составленный по особой рецептуре. В состав корма вводят до 200 г дрожжей в сутки в качестве источника витаминов группы В. Им дают каши, овощи и траву. Кормящим самкам бегемотов кашу варят на молоке и добавляют в неё сахар. Примерный рацион бегемота в зоопарке, согласно советским и российским стандартам, составляет 82 кг, в том числе 40 кг травы и веников и 25 кг сочных кормов.

Изредка бегемоты становятся достоянием частных зверинцев. Знаменитый колумбийский наркоделец Пабло Эскобар оборудовал на своем ранчо личный сафари-парк, в который завёз бегемотов. После гибели Эскобара в 1993 году несколько бегемотов убежали из парка и стали жить в дикой природе. При этом они убили несколько человек в том районе. Три бегемота дожили в тех местах до 2009 года и были затем застрелены полицией после многочисленных жалоб местных жителей, чьи посевы бегемоты часто портили. На бывшем ранчо Эскобара, которое перешло в государственную собственность, в 2009 году продолжали содержаться ещё свыше 20 гиппопотамов.

Традиционная охота африканцев на бегемота

У многих народов Африки, живущих по берегам рек и озёр, добыча бегемотов принадлежит к традиционным занятиям. Даже с использованием примитивного оружия туземцы могут с большой эффективностью охотиться на гиппопотама. Наиболее распространённый способ охоты на бегемотов при отсутствии огнестрельного оружия — поимка их в ловчие ямы (это также один из методов, наиболее часто употребляющихся браконьерами).

Распространена добыча бегемотов и другими традиционными способами — например, с лодок с помощью гарпунов. Такая охота и в настоящее время практикуется на реках Западной Африки (особенно на Нигере), когда власти, в случае неурожая, выдают местному населению специальное разрешение. Часто на охоту выходят почти все мужчины деревни, они окружают зверя и, как только он выныривает, забрасывают гарпунами. Гарпуны могут иметь довольно сложное устройство, с отделяющимся от наконечника древком, соединённым с ним бечёвкой. После того, как наконечник вонзается в гиппопотама, древко всплывает, показывая местонахождение зверя. Одиночный гарпун не может нанести гиппопотаму смертельную рану, но множественные попадания в конце концов добивают его. Подобная охота нередко сопровождается травмами или гибелью участников.

Продукты, получаемые от бегемота

Мясо бегемота

Мясо бегемота съедобно и, по многим отзывам, вкусно. По виду оно напоминает свинину (такого же светлого цвета), а по вкусу — телятину, хотя у старых особей мясо может быть очень жёстким. Мясо гиппопотама, в сравнении с мясом многих других домашних и диких животных, нежирное, а пригодные к использованию части туши составляют по весу 70,9 % (у туши крупного рогатого скота лишь 55 %). Мясо бегемота употреблялось человеком в пищу с древнейших времен. Так, группа палеонтологов, работавшая в Кении, раскопала стоянки древних гоминид возрастом около 2 млн лет и обнаружила большое количество костей бегемота со следами обработки. По мнению этих исследователей, высокие питательные качества бегемотового мяса сыграли немаловажную роль в быстром развитии мозга предков человека. При изучении на территории Алжира в районе Тиходаин стоянок древнего человека, относящихся к самым ранним ступеням эволюции рода Homo (позднеашельская культура), также были найдены обработанные и обожжённые кости гиппопотамов.

Шкура бегемота

Шкура бегемота использовалась в Африке для различных поделок. Огромная толщина кожи гиппопотама ограничивает круг её применения, но она в то же время отличается высочайшей прочностью и устойчивостью к износу. Если её выделать соответствующим образом, то она становится необычайно твёрдой. Тогда из неё можно изготавливать полировальные круги, на которых обрабатывают даже алмазы; однако процесс обработки шкуры для этих целей занимает до 6 лет. В старину туземцы использовали её также как материал для щитов. Один из наиболее известных предметов, которые традиционно делают из бегемотовой кожи, — тяжёлый кнут-шамбо́к, ставший в Южной Африке символом колониального угнетения и апартеида. Шамбок изготовляется из цельной полосы кожи длиной метр-полтора и толщиной у рукояти около 2—2,5 см, у кончика — 8—9 мм. Удар им чрезвычайно болезнен.

Бегемотовая кость

Зубы бегемота, особенно огромные клыки самцов, обладают высокой ценностью. Зубы гиппопотама как поделочный материал называются бегемотовой костью, по аналогии со слоновой костью. Перед тем, как пустить в обработку, клыки опускают в кислоту, чтобы убрать верхний, чрезмерно твёрдый слой эмали. При этом клыки теряют до трети веса, но после обработки ценятся даже выше, чем слоновая кость, поскольку, в отличие от неё, не желтеют со временем и обладают большей прочностью. Из всех поделочных материалов животного происхождения зубы бегемота — самый твёрдый.

Бегемотовая кость идёт на самые разные поделки. В настоящее время из неё в Африке изготавливаются преимущественно дорогостоящие сувениры. В прошлом из бегемотовых клыков изготовлялись высококачественные зубные протезы. Например, комплект вставных зубов из бегемотовой кости имел первый президент США Джордж Вашингтон. В настоящее время торговля бегемотовой костью (как и слоновой) строго ограничена, но продолжает осуществляться по жёстким квотам. Существует значительный нелегальный оборот бегемотовой кости.

Опасность бегемота для человека

Бегемот из-за крупного размера и агрессивного поведения может рассматриваться как одно из наиболее опасных для человека животных Африки. Данный факт усугубляется тем, что гиппопотамы подчас мало обращают внимание на людей, в отличие от многих крупных африканских животных, например буйвола, который совершенно не выносит близости поселений. На значительной части своего ареала бегемоты часто обитают в относительно плотно заселённом и возделанном биотопе. Они не упускают случая попастись на полях, нанося иногда значительный вред урожаю. В тех странах, где бегемотов много, они могут рассматриваться как одни из основных вредителей сельского хозяйства. Значительная часть нападений бегемота на человека происходит именно тогда, когда зверь выходит кормиться на крестьянские поля. Пик количества таких инцидентов приходится на время созревания урожая. Большинство нападений бегемота на людей случается в предрассветное время, когда гиппопотамы возвращаются к реке. Гиппопотамы также нередко бросаются на проплывающие мимо них лодки; особенно это характерно для самок с детёнышами. Взрослый бегемот без труда способен разбить или перевернуть лодку, при этом он может пытаться убить выпавших из неё людей.

Альфред Брем в своём знаменитом труде «Жизнь животных» (1860-е годы) писал:

Вблизи населённых мест он отправляется на поля. Здесь он опустошает всё, нередко в одну ночь уничтожает растения целого поля. Прожорливость бегемота непомерна, и, несмотря на плодородие их отечества, они могут обратиться в истинный бич страны, если их много. Они топчут своими неуклюжими ногами и ломают, валяясь, наподобие свиней, в глубоких ямах, гораздо больше, чем им в действительности нужно для насыщения... Один из бегемотов внезапно бросился на двух женщин, которые проходили вечером, громко разговаривая, мимо нескольких пасущихся гиппопотамов, и, укусив их несколько раз, изувечил так, что обе от этого умерли. На одного араба, который хотел защитить свои дыни от нападения чудовища... бегемот бросился немедленно и убил его одним ударом зубов. Ободрённый этим случаем тот же зверь стал при различных обстоятельствах нападать на пастухов и их стада и этим навёл такой страх на живших в окрестностях людей, что никто больше не осмеливался приближаться к воде, где обитало это животное.

Бегемот обычно упоминается как животное, которое является причиной гибели наибольшего количества людей. По этому показателю он превосходит всех других африканских зверей, даже таких опасных, как лев, буйвол, леопард. Более опасен для человека только нильский крокодил. Специальное исследование, проведённое в Кении, показало, что с 1997 по 2008 год в этой стране было зарегистрировано 4493 инцидента, когда бегемот проявлял агрессию по отношению к людям. Весьма показательно, что год от года количество столкновений людей с бегемотами растёт. За указанный период их частота возросла в 12 раз, всего же в 2008 году произошло 937 случаев. Причиной тому являются быстрый рост населения и изменения в методике ведения сельского хозяйства, выражающиеся в усиленном освоении земель по берегам водоёмов. Во многих случаях бегемоты погибали (как правило, после нападения на людей они были застрелены служителями национальных парков или представителями правоохранительных органов), причём их гибель при подобных происшествиях возрастала пропорционально увеличению числа столкновений с людьми

Известный британский натуралист Джеральд Даррелл свидетельствует, что в 1950-е годы туземцы Камеруна очень боялись на реке встретиться с бегемотом:

— Теперь эти ипопо <бегемоты> стали злые, сэр, — возразил бестактный Бен. — Два месяца назад они убили трёх человек и разбили две лодки… В самом деле, гиппопотам, который несколько раз нападал на лодки, входит во вкус, словно тигр-людоед, и всячески старается сделать людям гадость. Для него это становится своего рода спортом. А меня вовсе не соблазняла схватка над двадцатифутовой толщей мутной воды со зверюгой весом в полтонны. Я заметил, что старик всё время прижимает лодку к берегу, крутит и так и этак, стараясь идти по мелководью. — Совсем немного осталось, — весело заметил я, — и никаких гиппопотамов не видно. Не успел я это сказать, как камень в пятнадцати футах от лодки вдруг поднялся из воды и удивлённо воззрился на нас выпученными глазами, пуская ноздрями струйки воды, будто маленький кит... К счастью, наша доблестная команда не поддалась панике и не выскочила из лодки, чтобы плыть к берегу. Старик со свистом втянул в себя воздух и резко затормозил веслом... — Сэр, этот ипопо был не самец... это самка, — объяснил Огастин, обиженный моим недоверием... — Маса, я всех здешних ипопо знаю. Это самка. Если бы это был самец ипопо, он бы сразу нас сожрал. А это самка, она не такая злая, как её хозяин.

Бегемот в культуре

Бегемот играл важную роль в культуре египтян, постоянно сталкивавшихся с ним на берегах Нила. Огромный размер и сила бегемота вызывали почтительный страх, который, видимо, и привёл к тому, что в религиозных воззрениях Египта бегемот стал олицетворением нескольких божеств. В целом гиппопотам олицетворял силы зла и разрушения, не в последнюю очередь из-за того, что был в Древнем Египте одним из основных вредителей посевов. Культ бегемота не достигал таких масштабов, как обожествление других животных (скарабей, ибис, сокол), однако даже самый могущественный из злых богов, Сет, иногда мог изображаться в виде бегемота. Основным районом почитания гиппопотама были номы северо-западной Дельты. Культ бегемота был развит также в Оксиринхе и Фаюме. В Оксиринхе существовал храм богини Таурт, покровительницы рождения, беременных женщин и новорожденных, которая обычно изображалась в виде беременной самки гиппопотама. Сохранилось большое число древнеегипетских скульптурных изображений гиппопотама. Большой популярностью пользовались в Египте различные поделки из бегемотовых клыков, находимые археологами далеко за пределами Египта — на Кипре, в Месопотамии, Сирии.

Для многих африканских народов и племён бегемот является тотемным животным, охота на которое либо воспрещена, либо ограничена религиозными предписаниями. В ряде мест Судана местное население испытывает по отношению к бегемотам суеверный страх, считая их демоническими существами, посланцами тёмных сил. Бегемота, пришедшего на крестьянское поле, туземцы пытаются отпугнуть не только криками и шумом, но и громким декламированием стихов Корана.

В современную эпоху бегемот — одно из наиболее известных людям животных. Гиппопотам — частый персонаж детской литературы и мультфильмов. В мире выпускается бесчисленное количество игрушечных бегемотов из самого разного материала.

• К наиболее известным мультфильмам с персонажем-бегемотом относится, например, «Про бегемота, который боялся прививок».
• Бегемот Гуго — герой одноимённого венгерско-американского полнометражного мультфильма.
• Бегемотиха Глория является одним из главных героев цикла мультфильмов «Мадагаскар».
• Среди персонажей «Ну, погоди!» есть Бегемот. Он постоянно появляется в разных образах: то служитель порядка, то прораб, то игрок в городки, то сторож.
• Бегемот многократно упоминается в произведениях для детей, написанных Корнеем Чуковским. В русскоговорящем мире широкую популярность получила фраза из стихотворения «Телефон» — «Ох, нелёгкая это работа из болота тащить бегемота». В сказке Чуковского «Крокодил» Гиппопотам выведен царём зверей. Широко известен комментарий Чуковского к этой сказке:

Некоторые думают, будто Гиппопотам и Бегемот — одно и то же. Это неверно. Бегемот — аптекарь, а Гиппопотам — царь.

• Знаменитый фламандский живописец Питер Пауль Рубенс в 1615—1616 годах создал картину «Охота на бегемота и крокодила». Изображённый на ней бегемот выглядит в несколько раз меньше по размерам, чем настоящий, однако в целом Рубенс верно передал облик зверя, с длинными торчащими из пасти клыками.
• Среди произведений британского писателя и актёра Стивена Фрая есть роман «Гиппопотам». Главный герой произведения — опустившийся поэт по прозвищу Гиппопотам.

Бегемот как объект спортивной охоты

Во многих странах, где сохраняются устойчивые популяции бегемотов (ЮАР, Замбия, Мозамбик и др.), на них разрешена охота по квотам. Такая охота в настоящее время не имеет утилитарного смысла и носит исключительно трофейный характер. Примечательно, что ценность трофея не зависит от размера и веса туши. Трофеем считаются клыки гиппопотама, оценивающиеся в зависимости от их длины. Иногда охотнику приходится долго ждать, пока бегемот раскроет пасть, чтобы оценить длину клыков, хотя в целом это можно определить и по размеру шишковидных вздутий на морде самца, в которых помещаются основания клыков. Охота разрешена только на взрослых матёрых самцов; отстрел молодняка и самок категорически запрещён.

Чаще всего охота проводится с подхода к бегемоту, находящемуся в воде. Реже к бегемоту подходят во время его жировки на берегу — данный способ охоты более опасен, но считается более интересным. Стрельба требует очень тяжёлого и мощного оружия, рассчитанного на самых опасных зверей Африки (так называемую «большую пятёрку»), с энергией пули 6—8 кДж; минимальный калибр — .375 Н&Н Magnum, но по возможности рекомендуется употреблять более тяжёлые калибры, такие как .416 Rigby или .470 Nitro Express. Сама стрельба не представляет большой сложности, если охотнику удалось подобраться достаточно близко, однако раненый бегемот очень опасен. В любом случае, и от стрелка, и от оружия требуется хорошая меткость, поскольку убойные точки у бегемота невелики — чтобы положить его на месте, необходимо попадание точно в мозг, только при этом условии трофей гарантированно будет взят.

Число добываемых во время трофейных сафари гиппопотамов невелико — несколько сотен в год, что не сопоставимо с уроном, наносимым бегемотам туземными браконьерами. Так, за 7 лет, с 1995 по 2002 годы в США было ввезено 1160 трофейных комплектов бегемотовых клыков. Трофейная охота является одним из основных источников легального оборота бегемотовой кости на мировом рынке.

См. также

• Карликовый бегемот
• Бегемоты
• Бегемот (мифология)
• Европейский бегемот
• Критский карликовый бегемот

Литература

• Бегемот // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• Eltringham, Stewart Keith. The hippos: natural history and conservation. — L.: Academic Press, 1999. — 190 с. — ISBN 0-85661-131-X.
• Жизнь животных / А. Г. Банников, П. П. Второв, Т. Д. Гладкова и др.; под ред. С. П. Наумова и А. П. Кузякина. — М.: «Просвещение», 1971. — Т. 6. — С. 446—449. — 628 с. — 300 000 экз.
• Chris & Tilde Stuart: Field Guide to the Larger Mammals of Afrika. Struik, 2000, ISBN 1-86872-534-0
• Ronald M. Nowak: Walker’s Mammals of the World. Johns Hopkins University Press, 1999 ISBN 0-8018-5789-9
• Almuth Behrmann: Das Nilpferd in der Vorstellungswelt der Alten Ägypter, Bern 1989, ISBN 3-631-48964-1

Ссылки

• [www.zoopicture.ru/hippopotamus/ Фотогалерея бегемотов]
• [www.shunya.net/Pictures/Animals/Hippos.htm Фотогалерея бегемотов] (англ.)
• [www.hark.com/clips/rzymwqjlwd-hipporoarseveralgr-at045301 Рёв бегемота]
• [begemots.ucoz.ru/photo/3 Фотогалерея игрушечных бегемотов]

Отрывок, характеризующий Обыкновенный бегемот

Владыко господи! Услыши нас, молящихся тебе: укрепи силою твоею благочестивейшего, самодержавнейшего великого государя нашего императора Александра Павловича; помяни правду его и кротость, воздаждь ему по благости его, ею же хранит ны, твой возлюбленный Израиль. Благослови его советы, начинания и дела; утверди всемогущною твоею десницею царство его и подаждь ему победу на врага, яко же Моисею на Амалика, Гедеону на Мадиама и Давиду на Голиафа. Сохрани воинство его; положи лук медян мышцам, во имя твое ополчившихся, и препояши их силою на брань. Приими оружие и щит, и восстани в помощь нашу, да постыдятся и посрамятся мыслящий нам злая, да будут пред лицем верного ти воинства, яко прах пред лицем ветра, и ангел твой сильный да будет оскорбляяй и погоняяй их; да приидет им сеть, юже не сведают, и их ловитва, юже сокрыша, да обымет их; да падут под ногами рабов твоих и в попрание воем нашим да будут. Господи! не изнеможет у тебе спасати во многих и в малых; ты еси бог, да не превозможет противу тебе человек.
Боже отец наших! Помяни щедроты твоя и милости, яже от века суть: не отвержи нас от лица твоего, ниже возгнушайся недостоинством нашим, но помилуй нас по велицей милости твоей и по множеству щедрот твоих презри беззакония и грехи наша. Сердце чисто созижди в нас, и дух прав обнови во утробе нашей; всех нас укрепи верою в тя, утверди надеждою, одушеви истинною друг ко другу любовию, вооружи единодушием на праведное защищение одержания, еже дал еси нам и отцем нашим, да не вознесется жезл нечестивых на жребий освященных.
Господи боже наш, в него же веруем и на него же уповаем, не посрами нас от чаяния милости твоея и сотвори знамение во благо, яко да видят ненавидящий нас и православную веру нашу, и посрамятся и погибнут; и да уведят все страны, яко имя тебе господь, и мы людие твои. Яви нам, господи, ныне милость твою и спасение твое даждь нам; возвесели сердце рабов твоих о милости твоей; порази враги наши, и сокруши их под ноги верных твоих вскоре. Ты бо еси заступление, помощь и победа уповающим на тя, и тебе славу воссылаем, отцу и сыну и святому духу и ныне, и присно, и во веки веков. Аминь».
В том состоянии раскрытости душевной, в котором находилась Наташа, эта молитва сильно подействовала на нее. Она слушала каждое слово о победе Моисея на Амалика, и Гедеона на Мадиама, и Давида на Голиафа, и о разорении Иерусалима твоего и просила бога с той нежностью и размягченностью, которою было переполнено ее сердце; но не понимала хорошенько, о чем она просила бога в этой молитве. Она всей душой участвовала в прошении о духе правом, об укреплении сердца верою, надеждою и о воодушевлении их любовью. Но она не могла молиться о попрании под ноги врагов своих, когда она за несколько минут перед этим только желала иметь их больше, чтобы любить их, молиться за них. Но она тоже не могла сомневаться в правоте читаемой колено преклонной молитвы. Она ощущала в душе своей благоговейный и трепетный ужас перед наказанием, постигшим людей за их грехи, и в особенности за свои грехи, и просила бога о том, чтобы он простил их всех и ее и дал бы им всем и ей спокойствия и счастия в жизни. И ей казалось, что бог слышит ее молитву.


С того дня, как Пьер, уезжая от Ростовых и вспоминая благодарный взгляд Наташи, смотрел на комету, стоявшую на небе, и почувствовал, что для него открылось что то новое, – вечно мучивший его вопрос о тщете и безумности всего земного перестал представляться ему. Этот страшный вопрос: зачем? к чему? – который прежде представлялся ему в середине всякого занятия, теперь заменился для него не другим вопросом и не ответом на прежний вопрос, а представлением ее. Слышал ли он, и сам ли вел ничтожные разговоры, читал ли он, или узнавал про подлость и бессмысленность людскую, он не ужасался, как прежде; не спрашивал себя, из чего хлопочут люди, когда все так кратко и неизвестно, но вспоминал ее в том виде, в котором он видел ее в последний раз, и все сомнения его исчезали, не потому, что она отвечала на вопросы, которые представлялись ему, но потому, что представление о ней переносило его мгновенно в другую, светлую область душевной деятельности, в которой не могло быть правого или виноватого, в область красоты и любви, для которой стоило жить. Какая бы мерзость житейская ни представлялась ему, он говорил себе:
«Ну и пускай такой то обокрал государство и царя, а государство и царь воздают ему почести; а она вчера улыбнулась мне и просила приехать, и я люблю ее, и никто никогда не узнает этого», – думал он.
Пьер все так же ездил в общество, так же много пил и вел ту же праздную и рассеянную жизнь, потому что, кроме тех часов, которые он проводил у Ростовых, надо было проводить и остальное время, и привычки и знакомства, сделанные им в Москве, непреодолимо влекли его к той жизни, которая захватила его. Но в последнее время, когда с театра войны приходили все более и более тревожные слухи и когда здоровье Наташи стало поправляться и она перестала возбуждать в нем прежнее чувство бережливой жалости, им стало овладевать более и более непонятное для него беспокойство. Он чувствовал, что то положение, в котором он находился, не могло продолжаться долго, что наступает катастрофа, долженствующая изменить всю его жизнь, и с нетерпением отыскивал во всем признаки этой приближающейся катастрофы. Пьеру было открыто одним из братьев масонов следующее, выведенное из Апокалипсиса Иоанна Богослова, пророчество относительно Наполеона.
В Апокалипсисе, главе тринадцатой, стихе восемнадцатом сказано: «Зде мудрость есть; иже имать ум да почтет число зверино: число бо человеческо есть и число его шестьсот шестьдесят шесть».
И той же главы в стихе пятом: «И даны быта ему уста глаголюща велика и хульна; и дана бысть ему область творити месяц четыре – десять два».
Французские буквы, подобно еврейскому число изображению, по которому первыми десятью буквами означаются единицы, а прочими десятки, имеют следующее значение:
a b c d e f g h i k.. l..m..n..o..p..q..r..s..t.. u…v w.. x.. y.. z
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 20 30 40 50 60 70 80 90 100 110 120 130 140 150 160
Написав по этой азбуке цифрами слова L'empereur Napoleon [император Наполеон], выходит, что сумма этих чисел равна 666 ти и что поэтому Наполеон есть тот зверь, о котором предсказано в Апокалипсисе. Кроме того, написав по этой же азбуке слова quarante deux [сорок два], то есть предел, который был положен зверю глаголати велика и хульна, сумма этих чисел, изображающих quarante deux, опять равна 666 ти, из чего выходит, что предел власти Наполеона наступил в 1812 м году, в котором французскому императору минуло 42 года. Предсказание это очень поразило Пьера, и он часто задавал себе вопрос о том, что именно положит предел власти зверя, то есть Наполеона, и, на основании тех же изображений слов цифрами и вычислениями, старался найти ответ на занимавший его вопрос. Пьер написал в ответе на этот вопрос: L'empereur Alexandre? La nation Russe? [Император Александр? Русский народ?] Он счел буквы, но сумма цифр выходила гораздо больше или меньше 666 ти. Один раз, занимаясь этими вычислениями, он написал свое имя – Comte Pierre Besouhoff; сумма цифр тоже далеко не вышла. Он, изменив орфографию, поставив z вместо s, прибавил de, прибавил article le и все не получал желаемого результата. Тогда ему пришло в голову, что ежели бы ответ на искомый вопрос и заключался в его имени, то в ответе непременно была бы названа его национальность. Он написал Le Russe Besuhoff и, сочтя цифры, получил 671. Только 5 было лишних; 5 означает «е», то самое «е», которое было откинуто в article перед словом L'empereur. Откинув точно так же, хотя и неправильно, «е», Пьер получил искомый ответ; L'Russe Besuhof, равное 666 ти. Открытие это взволновало его. Как, какой связью был он соединен с тем великим событием, которое было предсказано в Апокалипсисе, он не знал; но он ни на минуту не усумнился в этой связи. Его любовь к Ростовой, антихрист, нашествие Наполеона, комета, 666, l'empereur Napoleon и l'Russe Besuhof – все это вместе должно было созреть, разразиться и вывести его из того заколдованного, ничтожного мира московских привычек, в которых, он чувствовал себя плененным, и привести его к великому подвигу и великому счастию.
Пьер накануне того воскресенья, в которое читали молитву, обещал Ростовым привезти им от графа Растопчина, с которым он был хорошо знаком, и воззвание к России, и последние известия из армии. Поутру, заехав к графу Растопчину, Пьер у него застал только что приехавшего курьера из армии.
Курьер был один из знакомых Пьеру московских бальных танцоров.
– Ради бога, не можете ли вы меня облегчить? – сказал курьер, – у меня полна сумка писем к родителям.
В числе этих писем было письмо от Николая Ростова к отцу. Пьер взял это письмо. Кроме того, граф Растопчин дал Пьеру воззвание государя к Москве, только что отпечатанное, последние приказы по армии и свою последнюю афишу. Просмотрев приказы по армии, Пьер нашел в одном из них между известиями о раненых, убитых и награжденных имя Николая Ростова, награжденного Георгием 4 й степени за оказанную храбрость в Островненском деле, и в том же приказе назначение князя Андрея Болконского командиром егерского полка. Хотя ему и не хотелось напоминать Ростовым о Болконском, но Пьер не мог воздержаться от желания порадовать их известием о награждении сына и, оставив у себя воззвание, афишу и другие приказы, с тем чтобы самому привезти их к обеду, послал печатный приказ и письмо к Ростовым.
Разговор с графом Растопчиным, его тон озабоченности и поспешности, встреча с курьером, беззаботно рассказывавшим о том, как дурно идут дела в армии, слухи о найденных в Москве шпионах, о бумаге, ходящей по Москве, в которой сказано, что Наполеон до осени обещает быть в обеих русских столицах, разговор об ожидаемом назавтра приезде государя – все это с новой силой возбуждало в Пьере то чувство волнения и ожидания, которое не оставляло его со времени появления кометы и в особенности с начала войны.
Пьеру давно уже приходила мысль поступить в военную службу, и он бы исполнил ее, ежели бы не мешала ему, во первых, принадлежность его к тому масонскому обществу, с которым он был связан клятвой и которое проповедывало вечный мир и уничтожение войны, и, во вторых, то, что ему, глядя на большое количество москвичей, надевших мундиры и проповедывающих патриотизм, было почему то совестно предпринять такой шаг. Главная же причина, по которой он не приводил в исполнение своего намерения поступить в военную службу, состояла в том неясном представлении, что он l'Russe Besuhof, имеющий значение звериного числа 666, что его участие в великом деле положения предела власти зверю, глаголящему велика и хульна, определено предвечно и что поэтому ему не должно предпринимать ничего и ждать того, что должно совершиться.


У Ростовых, как и всегда по воскресениям, обедал кое кто из близких знакомых.
Пьер приехал раньше, чтобы застать их одних.
Пьер за этот год так потолстел, что он был бы уродлив, ежели бы он не был так велик ростом, крупен членами и не был так силен, что, очевидно, легко носил свою толщину.
Он, пыхтя и что то бормоча про себя, вошел на лестницу. Кучер его уже не спрашивал, дожидаться ли. Он знал, что когда граф у Ростовых, то до двенадцатого часу. Лакеи Ростовых радостно бросились снимать с него плащ и принимать палку и шляпу. Пьер, по привычке клубной, и палку и шляпу оставлял в передней.
Первое лицо, которое он увидал у Ростовых, была Наташа. Еще прежде, чем он увидал ее, он, снимая плащ в передней, услыхал ее. Она пела солфеджи в зале. Он внал, что она не пела со времени своей болезни, и потому звук ее голоса удивил и обрадовал его. Он тихо отворил дверь и увидал Наташу в ее лиловом платье, в котором она была у обедни, прохаживающуюся по комнате и поющую. Она шла задом к нему, когда он отворил дверь, но когда она круто повернулась и увидала его толстое, удивленное лицо, она покраснела и быстро подошла к нему.
– Я хочу попробовать опять петь, – сказала она. – Все таки это занятие, – прибавила она, как будто извиняясь.
– И прекрасно.
– Как я рада, что вы приехали! Я нынче так счастлива! – сказала она с тем прежним оживлением, которого уже давно не видел в ней Пьер. – Вы знаете, Nicolas получил Георгиевский крест. Я так горда за него.
– Как же, я прислал приказ. Ну, я вам не хочу мешать, – прибавил он и хотел пройти в гостиную.
Наташа остановила его.
– Граф, что это, дурно, что я пою? – сказала она, покраснев, но, не спуская глаз, вопросительно глядя на Пьера.
– Нет… Отчего же? Напротив… Но отчего вы меня спрашиваете?
– Я сама не знаю, – быстро отвечала Наташа, – но я ничего бы не хотела сделать, что бы вам не нравилось. Я вам верю во всем. Вы не знаете, как вы для меля важны и как вы много для меня сделали!.. – Она говорила быстро и не замечая того, как Пьер покраснел при этих словах. – Я видела в том же приказе он, Болконский (быстро, шепотом проговорила она это слово), он в России и опять служит. Как вы думаете, – сказала она быстро, видимо, торопясь говорить, потому что она боялась за свои силы, – простит он меня когда нибудь? Не будет он иметь против меня злого чувства? Как вы думаете? Как вы думаете?
– Я думаю… – сказал Пьер. – Ему нечего прощать… Ежели бы я был на его месте… – По связи воспоминаний, Пьер мгновенно перенесся воображением к тому времени, когда он, утешая ее, сказал ей, что ежели бы он был не он, а лучший человек в мире и свободен, то он на коленях просил бы ее руки, и то же чувство жалости, нежности, любви охватило его, и те же слова были у него на устах. Но она не дала ему времени сказать их.
– Да вы – вы, – сказала она, с восторгом произнося это слово вы, – другое дело. Добрее, великодушнее, лучше вас я не знаю человека, и не может быть. Ежели бы вас не было тогда, да и теперь, я не знаю, что бы было со мною, потому что… – Слезы вдруг полились ей в глаза; она повернулась, подняла ноты к глазам, запела и пошла опять ходить по зале.
В это же время из гостиной выбежал Петя.
Петя был теперь красивый, румяный пятнадцатилетний мальчик с толстыми, красными губами, похожий на Наташу. Он готовился в университет, но в последнее время, с товарищем своим Оболенским, тайно решил, что пойдет в гусары.
Петя выскочил к своему тезке, чтобы переговорить о деле.
Он просил его узнать, примут ли его в гусары.
Пьер шел по гостиной, не слушая Петю.
Петя дернул его за руку, чтоб обратить на себя его вниманье.
– Ну что мое дело, Петр Кирилыч. Ради бога! Одна надежда на вас, – говорил Петя.
– Ах да, твое дело. В гусары то? Скажу, скажу. Нынче скажу все.
– Ну что, mon cher, ну что, достали манифест? – спросил старый граф. – А графинюшка была у обедни у Разумовских, молитву новую слышала. Очень хорошая, говорит.
– Достал, – отвечал Пьер. – Завтра государь будет… Необычайное дворянское собрание и, говорят, по десяти с тысячи набор. Да, поздравляю вас.
– Да, да, слава богу. Ну, а из армии что?
– Наши опять отступили. Под Смоленском уже, говорят, – отвечал Пьер.
– Боже мой, боже мой! – сказал граф. – Где же манифест?
– Воззвание! Ах, да! – Пьер стал в карманах искать бумаг и не мог найти их. Продолжая охлопывать карманы, он поцеловал руку у вошедшей графини и беспокойно оглядывался, очевидно, ожидая Наташу, которая не пела больше, но и не приходила в гостиную.
– Ей богу, не знаю, куда я его дел, – сказал он.
– Ну уж, вечно растеряет все, – сказала графиня. Наташа вошла с размягченным, взволнованным лицом и села, молча глядя на Пьера. Как только она вошла в комнату, лицо Пьера, до этого пасмурное, просияло, и он, продолжая отыскивать бумаги, несколько раз взглядывал на нее.
– Ей богу, я съезжу, я дома забыл. Непременно…
– Ну, к обеду опоздаете.
– Ах, и кучер уехал.
Но Соня, пошедшая в переднюю искать бумаги, нашла их в шляпе Пьера, куда он их старательно заложил за подкладку. Пьер было хотел читать.
– Нет, после обеда, – сказал старый граф, видимо, в этом чтении предвидевший большое удовольствие.
За обедом, за которым пили шампанское за здоровье нового Георгиевского кавалера, Шиншин рассказывал городские новости о болезни старой грузинской княгини, о том, что Метивье исчез из Москвы, и о том, что к Растопчину привели какого то немца и объявили ему, что это шампиньон (так рассказывал сам граф Растопчин), и как граф Растопчин велел шампиньона отпустить, сказав народу, что это не шампиньон, а просто старый гриб немец.
– Хватают, хватают, – сказал граф, – я графине и то говорю, чтобы поменьше говорила по французски. Теперь не время.
– А слышали? – сказал Шиншин. – Князь Голицын русского учителя взял, по русски учится – il commence a devenir dangereux de parler francais dans les rues. [становится опасным говорить по французски на улицах.]
– Ну что ж, граф Петр Кирилыч, как ополченье то собирать будут, и вам придется на коня? – сказал старый граф, обращаясь к Пьеру.
Пьер был молчалив и задумчив во все время этого обеда. Он, как бы не понимая, посмотрел на графа при этом обращении.
– Да, да, на войну, – сказал он, – нет! Какой я воин! А впрочем, все так странно, так странно! Да я и сам не понимаю. Я не знаю, я так далек от военных вкусов, но в теперешние времена никто за себя отвечать не может.
После обеда граф уселся покойно в кресло и с серьезным лицом попросил Соню, славившуюся мастерством чтения, читать.
– «Первопрестольной столице нашей Москве.
Неприятель вошел с великими силами в пределы России. Он идет разорять любезное наше отечество», – старательно читала Соня своим тоненьким голоском. Граф, закрыв глаза, слушал, порывисто вздыхая в некоторых местах.
Наташа сидела вытянувшись, испытующе и прямо глядя то на отца, то на Пьера.
Пьер чувствовал на себе ее взгляд и старался не оглядываться. Графиня неодобрительно и сердито покачивала головой против каждого торжественного выражения манифеста. Она во всех этих словах видела только то, что опасности, угрожающие ее сыну, еще не скоро прекратятся. Шиншин, сложив рот в насмешливую улыбку, очевидно приготовился насмехаться над тем, что первое представится для насмешки: над чтением Сони, над тем, что скажет граф, даже над самым воззванием, ежели не представится лучше предлога.
Прочтя об опасностях, угрожающих России, о надеждах, возлагаемых государем на Москву, и в особенности на знаменитое дворянство, Соня с дрожанием голоса, происходившим преимущественно от внимания, с которым ее слушали, прочла последние слова: «Мы не умедлим сами стать посреди народа своего в сей столице и в других государства нашего местах для совещания и руководствования всеми нашими ополчениями, как ныне преграждающими пути врагу, так и вновь устроенными на поражение оного, везде, где только появится. Да обратится погибель, в которую он мнит низринуть нас, на главу его, и освобожденная от рабства Европа да возвеличит имя России!»
– Вот это так! – вскрикнул граф, открывая мокрые глаза и несколько раз прерываясь от сопенья, как будто к носу ему подносили склянку с крепкой уксусной солью. – Только скажи государь, мы всем пожертвуем и ничего не пожалеем.
Шиншин еще не успел сказать приготовленную им шутку на патриотизм графа, как Наташа вскочила с своего места и подбежала к отцу.
– Что за прелесть, этот папа! – проговорила она, целуя его, и она опять взглянула на Пьера с тем бессознательным кокетством, которое вернулось к ней вместе с ее оживлением.
– Вот так патриотка! – сказал Шиншин.
– Совсем не патриотка, а просто… – обиженно отвечала Наташа. – Вам все смешно, а это совсем не шутка…
– Какие шутки! – повторил граф. – Только скажи он слово, мы все пойдем… Мы не немцы какие нибудь…
– А заметили вы, – сказал Пьер, – что сказало: «для совещания».
– Ну уж там для чего бы ни было…
В это время Петя, на которого никто не обращал внимания, подошел к отцу и, весь красный, ломающимся, то грубым, то тонким голосом, сказал:
– Ну теперь, папенька, я решительно скажу – и маменька тоже, как хотите, – я решительно скажу, что вы пустите меня в военную службу, потому что я не могу… вот и всё…
Графиня с ужасом подняла глаза к небу, всплеснула руками и сердито обратилась к мужу.
– Вот и договорился! – сказала она.
Но граф в ту же минуту оправился от волнения.
– Ну, ну, – сказал он. – Вот воин еще! Глупости то оставь: учиться надо.
– Это не глупости, папенька. Оболенский Федя моложе меня и тоже идет, а главное, все равно я не могу ничему учиться теперь, когда… – Петя остановился, покраснел до поту и проговорил таки: – когда отечество в опасности.
– Полно, полно, глупости…
– Да ведь вы сами сказали, что всем пожертвуем.
– Петя, я тебе говорю, замолчи, – крикнул граф, оглядываясь на жену, которая, побледнев, смотрела остановившимися глазами на меньшого сына.
– А я вам говорю. Вот и Петр Кириллович скажет…
– Я тебе говорю – вздор, еще молоко не обсохло, а в военную службу хочет! Ну, ну, я тебе говорю, – и граф, взяв с собой бумаги, вероятно, чтобы еще раз прочесть в кабинете перед отдыхом, пошел из комнаты.
– Петр Кириллович, что ж, пойдем покурить…
Пьер находился в смущении и нерешительности. Непривычно блестящие и оживленные глаза Наташи беспрестанно, больше чем ласково обращавшиеся на него, привели его в это состояние.
– Нет, я, кажется, домой поеду…
– Как домой, да вы вечер у нас хотели… И то редко стали бывать. А эта моя… – сказал добродушно граф, указывая на Наташу, – только при вас и весела…
– Да, я забыл… Мне непременно надо домой… Дела… – поспешно сказал Пьер.
– Ну так до свидания, – сказал граф, совсем уходя из комнаты.
– Отчего вы уезжаете? Отчего вы расстроены? Отчего?.. – спросила Пьера Наташа, вызывающе глядя ему в глаза.
«Оттого, что я тебя люблю! – хотел он сказать, но он не сказал этого, до слез покраснел и опустил глаза.
– Оттого, что мне лучше реже бывать у вас… Оттого… нет, просто у меня дела.
– Отчего? нет, скажите, – решительно начала было Наташа и вдруг замолчала. Они оба испуганно и смущенно смотрели друг на друга. Он попытался усмехнуться, но не мог: улыбка его выразила страдание, и он молча поцеловал ее руку и вышел.
Пьер решил сам с собою не бывать больше у Ростовых.


Петя, после полученного им решительного отказа, ушел в свою комнату и там, запершись от всех, горько плакал. Все сделали, как будто ничего не заметили, когда он к чаю пришел молчаливый и мрачный, с заплаканными глазами.
На другой день приехал государь. Несколько человек дворовых Ростовых отпросились пойти поглядеть царя. В это утро Петя долго одевался, причесывался и устроивал воротнички так, как у больших. Он хмурился перед зеркалом, делал жесты, пожимал плечами и, наконец, никому не сказавши, надел фуражку и вышел из дома с заднего крыльца, стараясь не быть замеченным. Петя решился идти прямо к тому месту, где был государь, и прямо объяснить какому нибудь камергеру (Пете казалось, что государя всегда окружают камергеры), что он, граф Ростов, несмотря на свою молодость, желает служить отечеству, что молодость не может быть препятствием для преданности и что он готов… Петя, в то время как он собирался, приготовил много прекрасных слов, которые он скажет камергеру.
Петя рассчитывал на успех своего представления государю именно потому, что он ребенок (Петя думал даже, как все удивятся его молодости), а вместе с тем в устройстве своих воротничков, в прическе и в степенной медлительной походке он хотел представить из себя старого человека. Но чем дальше он шел, чем больше он развлекался все прибывающим и прибывающим у Кремля народом, тем больше он забывал соблюдение степенности и медлительности, свойственных взрослым людям. Подходя к Кремлю, он уже стал заботиться о том, чтобы его не затолкали, и решительно, с угрожающим видом выставил по бокам локти. Но в Троицких воротах, несмотря на всю его решительность, люди, которые, вероятно, не знали, с какой патриотической целью он шел в Кремль, так прижали его к стене, что он должен был покориться и остановиться, пока в ворота с гудящим под сводами звуком проезжали экипажи. Около Пети стояла баба с лакеем, два купца и отставной солдат. Постояв несколько времени в воротах, Петя, не дождавшись того, чтобы все экипажи проехали, прежде других хотел тронуться дальше и начал решительно работать локтями; но баба, стоявшая против него, на которую он первую направил свои локти, сердито крикнула на него:
– Что, барчук, толкаешься, видишь – все стоят. Что ж лезть то!
– Так и все полезут, – сказал лакей и, тоже начав работать локтями, затискал Петю в вонючий угол ворот.
Петя отер руками пот, покрывавший его лицо, и поправил размочившиеся от пота воротнички, которые он так хорошо, как у больших, устроил дома.
Петя чувствовал, что он имеет непрезентабельный вид, и боялся, что ежели таким он представится камергерам, то его не допустят до государя. Но оправиться и перейти в другое место не было никакой возможности от тесноты. Один из проезжавших генералов был знакомый Ростовых. Петя хотел просить его помощи, но счел, что это было бы противно мужеству. Когда все экипажи проехали, толпа хлынула и вынесла и Петю на площадь, которая была вся занята народом. Не только по площади, но на откосах, на крышах, везде был народ. Только что Петя очутился на площади, он явственно услыхал наполнявшие весь Кремль звуки колоколов и радостного народного говора.
Одно время на площади было просторнее, но вдруг все головы открылись, все бросилось еще куда то вперед. Петю сдавили так, что он не мог дышать, и все закричало: «Ура! урра! ура!Петя поднимался на цыпочки, толкался, щипался, но ничего не мог видеть, кроме народа вокруг себя.
На всех лицах было одно общее выражение умиления и восторга. Одна купчиха, стоявшая подле Пети, рыдала, и слезы текли у нее из глаз.
– Отец, ангел, батюшка! – приговаривала она, отирая пальцем слезы.
– Ура! – кричали со всех сторон. С минуту толпа простояла на одном месте; но потом опять бросилась вперед.
Петя, сам себя не помня, стиснув зубы и зверски выкатив глаза, бросился вперед, работая локтями и крича «ура!», как будто он готов был и себя и всех убить в эту минуту, но с боков его лезли точно такие же зверские лица с такими же криками «ура!».
«Так вот что такое государь! – думал Петя. – Нет, нельзя мне самому подать ему прошение, это слишком смело!Несмотря на то, он все так же отчаянно пробивался вперед, и из за спин передних ему мелькнуло пустое пространство с устланным красным сукном ходом; но в это время толпа заколебалась назад (спереди полицейские отталкивали надвинувшихся слишком близко к шествию; государь проходил из дворца в Успенский собор), и Петя неожиданно получил в бок такой удар по ребрам и так был придавлен, что вдруг в глазах его все помутилось и он потерял сознание. Когда он пришел в себя, какое то духовное лицо, с пучком седевших волос назади, в потертой синей рясе, вероятно, дьячок, одной рукой держал его под мышку, другой охранял от напиравшей толпы.
– Барчонка задавили! – говорил дьячок. – Что ж так!.. легче… задавили, задавили!
Государь прошел в Успенский собор. Толпа опять разровнялась, и дьячок вывел Петю, бледного и не дышащего, к царь пушке. Несколько лиц пожалели Петю, и вдруг вся толпа обратилась к нему, и уже вокруг него произошла давка. Те, которые стояли ближе, услуживали ему, расстегивали его сюртучок, усаживали на возвышение пушки и укоряли кого то, – тех, кто раздавил его.
– Этак до смерти раздавить можно. Что же это! Душегубство делать! Вишь, сердечный, как скатерть белый стал, – говорили голоса.
Петя скоро опомнился, краска вернулась ему в лицо, боль прошла, и за эту временную неприятность он получил место на пушке, с которой он надеялся увидать долженствующего пройти назад государя. Петя уже не думал теперь о подаче прошения. Уже только ему бы увидать его – и то он бы считал себя счастливым!
Во время службы в Успенском соборе – соединенного молебствия по случаю приезда государя и благодарственной молитвы за заключение мира с турками – толпа пораспространилась; появились покрикивающие продавцы квасу, пряников, мака, до которого был особенно охотник Петя, и послышались обыкновенные разговоры. Одна купчиха показывала свою разорванную шаль и сообщала, как дорого она была куплена; другая говорила, что нынче все шелковые материи дороги стали. Дьячок, спаситель Пети, разговаривал с чиновником о том, кто и кто служит нынче с преосвященным. Дьячок несколько раз повторял слово соборне, которого не понимал Петя. Два молодые мещанина шутили с дворовыми девушками, грызущими орехи. Все эти разговоры, в особенности шуточки с девушками, для Пети в его возрасте имевшие особенную привлекательность, все эти разговоры теперь не занимали Петю; ou сидел на своем возвышении пушки, все так же волнуясь при мысли о государе и о своей любви к нему. Совпадение чувства боли и страха, когда его сдавили, с чувством восторга еще более усилило в нем сознание важности этой минуты.
Вдруг с набережной послышались пушечные выстрелы (это стреляли в ознаменование мира с турками), и толпа стремительно бросилась к набережной – смотреть, как стреляют. Петя тоже хотел бежать туда, но дьячок, взявший под свое покровительство барчонка, не пустил его. Еще продолжались выстрелы, когда из Успенского собора выбежали офицеры, генералы, камергеры, потом уже не так поспешно вышли еще другие, опять снялись шапки с голов, и те, которые убежали смотреть пушки, бежали назад. Наконец вышли еще четверо мужчин в мундирах и лентах из дверей собора. «Ура! Ура! – опять закричала толпа.
– Который? Который? – плачущим голосом спрашивал вокруг себя Петя, но никто не отвечал ему; все были слишком увлечены, и Петя, выбрав одного из этих четырех лиц, которого он из за слез, выступивших ему от радости на глаза, не мог ясно разглядеть, сосредоточил на него весь свой восторг, хотя это был не государь, закричал «ура!неистовым голосом и решил, что завтра же, чего бы это ему ни стоило, он будет военным.
Толпа побежала за государем, проводила его до дворца и стала расходиться. Было уже поздно, и Петя ничего не ел, и пот лил с него градом; но он не уходил домой и вместе с уменьшившейся, но еще довольно большой толпой стоял перед дворцом, во время обеда государя, глядя в окна дворца, ожидая еще чего то и завидуя одинаково и сановникам, подъезжавшим к крыльцу – к обеду государя, и камер лакеям, служившим за столом и мелькавшим в окнах.
За обедом государя Валуев сказал, оглянувшись в окно:
– Народ все еще надеется увидать ваше величество.
Обед уже кончился, государь встал и, доедая бисквит, вышел на балкон. Народ, с Петей в середине, бросился к балкону.
– Ангел, отец! Ура, батюшка!.. – кричали народ и Петя, и опять бабы и некоторые мужчины послабее, в том числе и Петя, заплакали от счастия. Довольно большой обломок бисквита, который держал в руке государь, отломившись, упал на перилы балкона, с перил на землю. Ближе всех стоявший кучер в поддевке бросился к этому кусочку бисквита и схватил его. Некоторые из толпы бросились к кучеру. Заметив это, государь велел подать себе тарелку бисквитов и стал кидать бисквиты с балкона. Глаза Пети налились кровью, опасность быть задавленным еще более возбуждала его, он бросился на бисквиты. Он не знал зачем, но нужно было взять один бисквит из рук царя, и нужно было не поддаться. Он бросился и сбил с ног старушку, ловившую бисквит. Но старушка не считала себя побежденною, хотя и лежала на земле (старушка ловила бисквиты и не попадала руками). Петя коленкой отбил ее руку, схватил бисквит и, как будто боясь опоздать, опять закричал «ура!», уже охриплым голосом.
Государь ушел, и после этого большая часть народа стала расходиться.
– Вот я говорил, что еще подождать – так и вышло, – с разных сторон радостно говорили в народе.
Как ни счастлив был Петя, но ему все таки грустно было идти домой и знать, что все наслаждение этого дня кончилось. Из Кремля Петя пошел не домой, а к своему товарищу Оболенскому, которому было пятнадцать лет и который тоже поступал в полк. Вернувшись домой, он решительно и твердо объявил, что ежели его не пустят, то он убежит. И на другой день, хотя и не совсем еще сдавшись, но граф Илья Андреич поехал узнавать, как бы пристроить Петю куда нибудь побезопаснее.


15 го числа утром, на третий день после этого, у Слободского дворца стояло бесчисленное количество экипажей.
Залы были полны. В первой были дворяне в мундирах, во второй купцы с медалями, в бородах и синих кафтанах. По зале Дворянского собрания шел гул и движение. У одного большого стола, под портретом государя, сидели на стульях с высокими спинками важнейшие вельможи; но большинство дворян ходило по зале.
Все дворяне, те самые, которых каждый день видал Пьер то в клубе, то в их домах, – все были в мундирах, кто в екатерининских, кто в павловских, кто в новых александровских, кто в общем дворянском, и этот общий характер мундира придавал что то странное и фантастическое этим старым и молодым, самым разнообразным и знакомым лицам. Особенно поразительны были старики, подслеповатые, беззубые, плешивые, оплывшие желтым жиром или сморщенные, худые. Они большей частью сидели на местах и молчали, и ежели ходили и говорили, то пристроивались к кому нибудь помоложе. Так же как на лицах толпы, которую на площади видел Петя, на всех этих лицах была поразительна черта противоположности: общего ожидания чего то торжественного и обыкновенного, вчерашнего – бостонной партии, Петрушки повара, здоровья Зинаиды Дмитриевны и т. п.
Пьер, с раннего утра стянутый в неловком, сделавшемся ему узким дворянском мундире, был в залах. Он был в волнении: необыкновенное собрание не только дворянства, но и купечества – сословий, etats generaux – вызвало в нем целый ряд давно оставленных, но глубоко врезавшихся в его душе мыслей о Contrat social [Общественный договор] и французской революции. Замеченные им в воззвании слова, что государь прибудет в столицу для совещания с своим народом, утверждали его в этом взгляде. И он, полагая, что в этом смысле приближается что то важное, то, чего он ждал давно, ходил, присматривался, прислушивался к говору, но нигде не находил выражения тех мыслей, которые занимали его.
Был прочтен манифест государя, вызвавший восторг, и потом все разбрелись, разговаривая. Кроме обычных интересов, Пьер слышал толки о том, где стоять предводителям в то время, как войдет государь, когда дать бал государю, разделиться ли по уездам или всей губернией… и т. д.; но как скоро дело касалось войны и того, для чего было собрано дворянство, толки были нерешительны и неопределенны. Все больше желали слушать, чем говорить.
Один мужчина средних лет, мужественный, красивый, в отставном морском мундире, говорил в одной из зал, и около него столпились. Пьер подошел к образовавшемуся кружку около говоруна и стал прислушиваться. Граф Илья Андреич в своем екатерининском, воеводском кафтане, ходивший с приятной улыбкой между толпой, со всеми знакомый, подошел тоже к этой группе и стал слушать с своей доброй улыбкой, как он всегда слушал, в знак согласия с говорившим одобрительно кивая головой. Отставной моряк говорил очень смело; это видно было по выражению лиц, его слушавших, и по тому, что известные Пьеру за самых покорных и тихих людей неодобрительно отходили от него или противоречили. Пьер протолкался в середину кружка, прислушался и убедился, что говоривший действительно был либерал, но совсем в другом смысле, чем думал Пьер. Моряк говорил тем особенно звучным, певучим, дворянским баритоном, с приятным грассированием и сокращением согласных, тем голосом, которым покрикивают: «Чеаек, трубку!», и тому подобное. Он говорил с привычкой разгула и власти в голосе.
– Что ж, что смоляне предложили ополченцев госуаю. Разве нам смоляне указ? Ежели буародное дворянство Московской губернии найдет нужным, оно может выказать свою преданность государю импературу другими средствами. Разве мы забыли ополченье в седьмом году! Только что нажились кутейники да воры грабители…
Граф Илья Андреич, сладко улыбаясь, одобрительно кивал головой.
– И что же, разве наши ополченцы составили пользу для государства? Никакой! только разорили наши хозяйства. Лучше еще набор… а то вернется к вам ни солдат, ни мужик, и только один разврат. Дворяне не жалеют своего живота, мы сами поголовно пойдем, возьмем еще рекрут, и всем нам только клич кликни гусай (он так выговаривал государь), мы все умрем за него, – прибавил оратор одушевляясь.
Илья Андреич проглатывал слюни от удовольствия и толкал Пьера, но Пьеру захотелось также говорить. Он выдвинулся вперед, чувствуя себя одушевленным, сам не зная еще чем и сам не зная еще, что он скажет. Он только что открыл рот, чтобы говорить, как один сенатор, совершенно без зубов, с умным и сердитым лицом, стоявший близко от оратора, перебил Пьера. С видимой привычкой вести прения и держать вопросы, он заговорил тихо, но слышно:
– Я полагаю, милостивый государь, – шамкая беззубым ртом, сказал сенатор, – что мы призваны сюда не для того, чтобы обсуждать, что удобнее для государства в настоящую минуту – набор или ополчение. Мы призваны для того, чтобы отвечать на то воззвание, которым нас удостоил государь император. А судить о том, что удобнее – набор или ополчение, мы предоставим судить высшей власти…
Пьер вдруг нашел исход своему одушевлению. Он ожесточился против сенатора, вносящего эту правильность и узкость воззрений в предстоящие занятия дворянства. Пьер выступил вперед и остановил его. Он сам не знал, что он будет говорить, но начал оживленно, изредка прорываясь французскими словами и книжно выражаясь по русски.
– Извините меня, ваше превосходительство, – начал он (Пьер был хорошо знаком с этим сенатором, но считал здесь необходимым обращаться к нему официально), – хотя я не согласен с господином… (Пьер запнулся. Ему хотелось сказать mon tres honorable preopinant), [мой многоуважаемый оппонент,] – с господином… que je n'ai pas L'honneur de connaitre; [которого я не имею чести знать] но я полагаю, что сословие дворянства, кроме выражения своего сочувствия и восторга, призвано также для того, чтобы и обсудить те меры, которыми мы можем помочь отечеству. Я полагаю, – говорил он, воодушевляясь, – что государь был бы сам недоволен, ежели бы он нашел в нас только владельцев мужиков, которых мы отдаем ему, и… chair a canon [мясо для пушек], которую мы из себя делаем, но не нашел бы в нас со… со… совета.
Многие поотошли от кружка, заметив презрительную улыбку сенатора и то, что Пьер говорит вольно; только Илья Андреич был доволен речью Пьера, как он был доволен речью моряка, сенатора и вообще всегда тою речью, которую он последнею слышал.
– Я полагаю, что прежде чем обсуждать эти вопросы, – продолжал Пьер, – мы должны спросить у государя, почтительнейше просить его величество коммюникировать нам, сколько у нас войска, в каком положении находятся наши войска и армии, и тогда…
Но Пьер не успел договорить этих слов, как с трех сторон вдруг напали на него. Сильнее всех напал на него давно знакомый ему, всегда хорошо расположенный к нему игрок в бостон, Степан Степанович Апраксин. Степан Степанович был в мундире, и, от мундира ли, или от других причин, Пьер увидал перед собой совсем другого человека. Степан Степанович, с вдруг проявившейся старческой злобой на лице, закричал на Пьера:
– Во первых, доложу вам, что мы не имеем права спрашивать об этом государя, а во вторых, ежели было бы такое право у российского дворянства, то государь не может нам ответить. Войска движутся сообразно с движениями неприятеля – войска убывают и прибывают…
Другой голос человека, среднего роста, лет сорока, которого Пьер в прежние времена видал у цыган и знал за нехорошего игрока в карты и который, тоже измененный в мундире, придвинулся к Пьеру, перебил Апраксина.
– Да и не время рассуждать, – говорил голос этого дворянина, – а нужно действовать: война в России. Враг наш идет, чтобы погубить Россию, чтобы поругать могилы наших отцов, чтоб увезти жен, детей. – Дворянин ударил себя в грудь. – Мы все встанем, все поголовно пойдем, все за царя батюшку! – кричал он, выкатывая кровью налившиеся глаза. Несколько одобряющих голосов послышалось из толпы. – Мы русские и не пожалеем крови своей для защиты веры, престола и отечества. А бредни надо оставить, ежели мы сыны отечества. Мы покажем Европе, как Россия восстает за Россию, – кричал дворянин.
Пьер хотел возражать, но не мог сказать ни слова. Он чувствовал, что звук его слов, независимо от того, какую они заключали мысль, был менее слышен, чем звук слов оживленного дворянина.
Илья Андреич одобривал сзади кружка; некоторые бойко поворачивались плечом к оратору при конце фразы и говорили:
– Вот так, так! Это так!
Пьер хотел сказать, что он не прочь ни от пожертвований ни деньгами, ни мужиками, ни собой, но что надо бы знать состояние дел, чтобы помогать ему, но он не мог говорить. Много голосов кричало и говорило вместе, так что Илья Андреич не успевал кивать всем; и группа увеличивалась, распадалась, опять сходилась и двинулась вся, гудя говором, в большую залу, к большому столу. Пьеру не только не удавалось говорить, но его грубо перебивали, отталкивали, отворачивались от него, как от общего врага. Это не оттого происходило, что недовольны были смыслом его речи, – ее и забыли после большого количества речей, последовавших за ней, – но для одушевления толпы нужно было иметь ощутительный предмет любви и ощутительный предмет ненависти. Пьер сделался последним. Много ораторов говорило после оживленного дворянина, и все говорили в том же тоне. Многие говорили прекрасно и оригинально.
Издатель Русского вестника Глинка, которого узнали («писатель, писатель! – послышалось в толпе), сказал, что ад должно отражать адом, что он видел ребенка, улыбающегося при блеске молнии и при раскатах грома, но что мы не будем этим ребенком.
– Да, да, при раскатах грома! – повторяли одобрительно в задних рядах.
Толпа подошла к большому столу, у которого, в мундирах, в лентах, седые, плешивые, сидели семидесятилетние вельможи старики, которых почти всех, по домам с шутами и в клубах за бостоном, видал Пьер. Толпа подошла к столу, не переставая гудеть. Один за другим, и иногда два вместе, прижатые сзади к высоким спинкам стульев налегающею толпой, говорили ораторы. Стоявшие сзади замечали, чего не досказал говоривший оратор, и торопились сказать это пропущенное. Другие, в этой жаре и тесноте, шарили в своей голове, не найдется ли какая мысль, и торопились говорить ее. Знакомые Пьеру старички вельможи сидели и оглядывались то на того, то на другого, и выражение большей части из них говорило только, что им очень жарко. Пьер, однако, чувствовал себя взволнованным, и общее чувство желания показать, что нам всё нипочем, выражавшееся больше в звуках и выражениях лиц, чем в смысле речей, сообщалось и ему. Он не отрекся от своих мыслей, но чувствовал себя в чем то виноватым и желал оправдаться.
– Я сказал только, что нам удобнее было бы делать пожертвования, когда мы будем знать, в чем нужда, – стараясь перекричать другие голоса, проговорил он.
Один ближайший старичок оглянулся на него, но тотчас был отвлечен криком, начавшимся на другой стороне стола.
– Да, Москва будет сдана! Она будет искупительницей! – кричал один.
– Он враг человечества! – кричал другой. – Позвольте мне говорить… Господа, вы меня давите…


В это время быстрыми шагами перед расступившейся толпой дворян, в генеральском мундире, с лентой через плечо, с своим высунутым подбородком и быстрыми глазами, вошел граф Растопчин.
– Государь император сейчас будет, – сказал Растопчин, – я только что оттуда. Я полагаю, что в том положении, в котором мы находимся, судить много нечего. Государь удостоил собрать нас и купечество, – сказал граф Растопчин. – Оттуда польются миллионы (он указал на залу купцов), а наше дело выставить ополчение и не щадить себя… Это меньшее, что мы можем сделать!
Начались совещания между одними вельможами, сидевшими за столом. Все совещание прошло больше чем тихо. Оно даже казалось грустно, когда, после всего прежнего шума, поодиночке были слышны старые голоса, говорившие один: «согласен», другой для разнообразия: «и я того же мнения», и т. д.
Было велено секретарю писать постановление московского дворянства о том, что москвичи, подобно смолянам, жертвуют по десять человек с тысячи и полное обмундирование. Господа заседавшие встали, как бы облегченные, загремели стульями и пошли по зале разминать ноги, забирая кое кого под руку и разговаривая.
– Государь! Государь! – вдруг разнеслось по залам, и вся толпа бросилась к выходу.
По широкому ходу, между стеной дворян, государь прошел в залу. На всех лицах выражалось почтительное и испуганное любопытство. Пьер стоял довольно далеко и не мог вполне расслышать речи государя. Он понял только, по тому, что он слышал, что государь говорил об опасности, в которой находилось государство, и о надеждах, которые он возлагал на московское дворянство. Государю отвечал другой голос, сообщавший о только что состоявшемся постановлении дворянства.
– Господа! – сказал дрогнувший голос государя; толпа зашелестила и опять затихла, и Пьер ясно услыхал столь приятно человеческий и тронутый голос государя, который говорил: – Никогда я не сомневался в усердии русского дворянства. Но в этот день оно превзошло мои ожидания. Благодарю вас от лица отечества. Господа, будем действовать – время всего дороже…
Государь замолчал, толпа стала тесниться вокруг него, и со всех сторон слышались восторженные восклицания.
– Да, всего дороже… царское слово, – рыдая, говорил сзади голос Ильи Андреича, ничего не слышавшего, но все понимавшего по своему.
Из залы дворянства государь прошел в залу купечества. Он пробыл там около десяти минут. Пьер в числе других увидал государя, выходящего из залы купечества со слезами умиления на глазах. Как потом узнали, государь только что начал речь купцам, как слезы брызнули из его глаз, и он дрожащим голосом договорил ее. Когда Пьер увидал государя, он выходил, сопутствуемый двумя купцами. Один был знаком Пьеру, толстый откупщик, другой – голова, с худым, узкобородым, желтым лицом. Оба они плакали. У худого стояли слезы, но толстый откупщик рыдал, как ребенок, и все твердил:
– И жизнь и имущество возьми, ваше величество!
Пьер не чувствовал в эту минуту уже ничего, кроме желания показать, что все ему нипочем и что он всем готов жертвовать. Как упрек ему представлялась его речь с конституционным направлением; он искал случая загладить это. Узнав, что граф Мамонов жертвует полк, Безухов тут же объявил графу Растопчину, что он отдает тысячу человек и их содержание.
Старик Ростов без слез не мог рассказать жене того, что было, и тут же согласился на просьбу Пети и сам поехал записывать его.
На другой день государь уехал. Все собранные дворяне сняли мундиры, опять разместились по домам и клубам и, покряхтывая, отдавали приказания управляющим об ополчении, и удивлялись тому, что они наделали.



Наполеон начал войну с Россией потому, что он не мог не приехать в Дрезден, не мог не отуманиться почестями, не мог не надеть польского мундира, не поддаться предприимчивому впечатлению июньского утра, не мог воздержаться от вспышки гнева в присутствии Куракина и потом Балашева.
Александр отказывался от всех переговоров потому, что он лично чувствовал себя оскорбленным. Барклай де Толли старался наилучшим образом управлять армией для того, чтобы исполнить свой долг и заслужить славу великого полководца. Ростов поскакал в атаку на французов потому, что он не мог удержаться от желания проскакаться по ровному полю. И так точно, вследствие своих личных свойств, привычек, условий и целей, действовали все те неперечислимые лица, участники этой войны. Они боялись, тщеславились, радовались, негодовали, рассуждали, полагая, что они знают то, что они делают, и что делают для себя, а все были непроизвольными орудиями истории и производили скрытую от них, но понятную для нас работу. Такова неизменная судьба всех практических деятелей, и тем не свободнее, чем выше они стоят в людской иерархии.
Теперь деятели 1812 го года давно сошли с своих мест, их личные интересы исчезли бесследно, и одни исторические результаты того времени перед нами.
Но допустим, что должны были люди Европы, под предводительством Наполеона, зайти в глубь России и там погибнуть, и вся противуречащая сама себе, бессмысленная, жестокая деятельность людей – участников этой войны, становится для нас понятною.
Провидение заставляло всех этих людей, стремясь к достижению своих личных целей, содействовать исполнению одного огромного результата, о котором ни один человек (ни Наполеон, ни Александр, ни еще менее кто либо из участников войны) не имел ни малейшего чаяния.
Теперь нам ясно, что было в 1812 м году причиной погибели французской армии. Никто не станет спорить, что причиной погибели французских войск Наполеона было, с одной стороны, вступление их в позднее время без приготовления к зимнему походу в глубь России, а с другой стороны, характер, который приняла война от сожжения русских городов и возбуждения ненависти к врагу в русском народе. Но тогда не только никто не предвидел того (что теперь кажется очевидным), что только этим путем могла погибнуть восьмисоттысячная, лучшая в мире и предводимая лучшим полководцем армия в столкновении с вдвое слабейшей, неопытной и предводимой неопытными полководцами – русской армией; не только никто не предвидел этого, но все усилия со стороны русских были постоянно устремляемы на то, чтобы помешать тому, что одно могло спасти Россию, и со стороны французов, несмотря на опытность и так называемый военный гений Наполеона, были устремлены все усилия к тому, чтобы растянуться в конце лета до Москвы, то есть сделать то самое, что должно было погубить их.
В исторических сочинениях о 1812 м годе авторы французы очень любят говорить о том, как Наполеон чувствовал опасность растяжения своей линии, как он искал сражения, как маршалы его советовали ему остановиться в Смоленске, и приводить другие подобные доводы, доказывающие, что тогда уже будто понята была опасность кампании; а авторы русские еще более любят говорить о том, как с начала кампании существовал план скифской войны заманивания Наполеона в глубь России, и приписывают этот план кто Пфулю, кто какому то французу, кто Толю, кто самому императору Александру, указывая на записки, проекты и письма, в которых действительно находятся намеки на этот образ действий. Но все эти намеки на предвидение того, что случилось, как со стороны французов так и со стороны русских выставляются теперь только потому, что событие оправдало их. Ежели бы событие не совершилось, то намеки эти были бы забыты, как забыты теперь тысячи и миллионы противоположных намеков и предположений, бывших в ходу тогда, но оказавшихся несправедливыми и потому забытых. Об исходе каждого совершающегося события всегда бывает так много предположений, что, чем бы оно ни кончилось, всегда найдутся люди, которые скажут: «Я тогда еще сказал, что это так будет», забывая совсем, что в числе бесчисленных предположений были делаемы и совершенно противоположные.
Предположения о сознании Наполеоном опасности растяжения линии и со стороны русских – о завлечении неприятеля в глубь России – принадлежат, очевидно, к этому разряду, и историки только с большой натяжкой могут приписывать такие соображения Наполеону и его маршалам и такие планы русским военачальникам. Все факты совершенно противоречат таким предположениям. Не только во все время войны со стороны русских не было желания заманить французов в глубь России, но все было делаемо для того, чтобы остановить их с первого вступления их в Россию, и не только Наполеон не боялся растяжения своей линии, но он радовался, как торжеству, каждому своему шагу вперед и очень лениво, не так, как в прежние свои кампании, искал сражения.
При самом начале кампании армии наши разрезаны, и единственная цель, к которой мы стремимся, состоит в том, чтобы соединить их, хотя для того, чтобы отступать и завлекать неприятеля в глубь страны, в соединении армий не представляется выгод. Император находится при армии для воодушевления ее в отстаивании каждого шага русской земли, а не для отступления. Устроивается громадный Дрисский лагерь по плану Пфуля и не предполагается отступать далее. Государь делает упреки главнокомандующим за каждый шаг отступления. Не только сожжение Москвы, но допущение неприятеля до Смоленска не может даже представиться воображению императора, и когда армии соединяются, то государь негодует за то, что Смоленск взят и сожжен и не дано пред стенами его генерального сражения.
Так думает государь, но русские военачальники и все русские люди еще более негодуют при мысли о том, что наши отступают в глубь страны.
Наполеон, разрезав армии, движется в глубь страны и упускает несколько случаев сражения. В августе месяце он в Смоленске и думает только о том, как бы ему идти дальше, хотя, как мы теперь видим, это движение вперед для него очевидно пагубно.
Факты говорят очевидно, что ни Наполеон не предвидел опасности в движении на Москву, ни Александр и русские военачальники не думали тогда о заманивании Наполеона, а думали о противном. Завлечение Наполеона в глубь страны произошло не по чьему нибудь плану (никто и не верил в возможность этого), а произошло от сложнейшей игры интриг, целей, желаний людей – участников войны, не угадывавших того, что должно быть, и того, что было единственным спасением России. Все происходит нечаянно. Армии разрезаны при начале кампании. Мы стараемся соединить их с очевидной целью дать сражение и удержать наступление неприятеля, но и этом стремлении к соединению, избегая сражений с сильнейшим неприятелем и невольно отходя под острым углом, мы заводим французов до Смоленска. Но мало того сказать, что мы отходим под острым углом потому, что французы двигаются между обеими армиями, – угол этот делается еще острее, и мы еще дальше уходим потому, что Барклай де Толли, непопулярный немец, ненавистен Багратиону (имеющему стать под его начальство), и Багратион, командуя 2 й армией, старается как можно дольше не присоединяться к Барклаю, чтобы не стать под его команду. Багратион долго не присоединяется (хотя в этом главная цель всех начальствующих лиц) потому, что ему кажется, что он на этом марше ставит в опасность свою армию и что выгоднее всего для него отступить левее и южнее, беспокоя с фланга и тыла неприятеля и комплектуя свою армию в Украине. А кажется, и придумано это им потому, что ему не хочется подчиняться ненавистному и младшему чином немцу Барклаю.
Император находится при армии, чтобы воодушевлять ее, а присутствие его и незнание на что решиться, и огромное количество советников и планов уничтожают энергию действий 1 й армии, и армия отступает.
В Дрисском лагере предположено остановиться; но неожиданно Паулучи, метящий в главнокомандующие, своей энергией действует на Александра, и весь план Пфуля бросается, и все дело поручается Барклаю, Но так как Барклай не внушает доверия, власть его ограничивают.
Армии раздроблены, нет единства начальства, Барклай не популярен; но из этой путаницы, раздробления и непопулярности немца главнокомандующего, с одной стороны, вытекает нерешительность и избежание сражения (от которого нельзя бы было удержаться, ежели бы армии были вместе и не Барклай был бы начальником), с другой стороны, – все большее и большее негодование против немцев и возбуждение патриотического духа.
Наконец государь уезжает из армии, и как единственный и удобнейший предлог для его отъезда избирается мысль, что ему надо воодушевить народ в столицах для возбуждения народной войны. И эта поездка государя и Москву утрояет силы русского войска.
Государь отъезжает из армии для того, чтобы не стеснять единство власти главнокомандующего, и надеется, что будут приняты более решительные меры; но положение начальства армий еще более путается и ослабевает. Бенигсен, великий князь и рой генерал адъютантов остаются при армии с тем, чтобы следить за действиями главнокомандующего и возбуждать его к энергии, и Барклай, еще менее чувствуя себя свободным под глазами всех этих глаз государевых, делается еще осторожнее для решительных действий и избегает сражений.
Барклай стоит за осторожность. Цесаревич намекает на измену и требует генерального сражения. Любомирский, Браницкий, Влоцкий и тому подобные так раздувают весь этот шум, что Барклай, под предлогом доставления бумаг государю, отсылает поляков генерал адъютантов в Петербург и входит в открытую борьбу с Бенигсеном и великим князем.
В Смоленске, наконец, как ни не желал того Багратион, соединяются армии.
Багратион в карете подъезжает к дому, занимаемому Барклаем. Барклай надевает шарф, выходит навстречу v рапортует старшему чином Багратиону. Багратион, в борьбе великодушия, несмотря на старшинство чина, подчиняется Барклаю; но, подчинившись, еще меньше соглашается с ним. Багратион лично, по приказанию государя, доносит ему. Он пишет Аракчееву: «Воля государя моего, я никак вместе с министром (Барклаем) не могу. Ради бога, пошлите меня куда нибудь хотя полком командовать, а здесь быть не могу; и вся главная квартира немцами наполнена, так что русскому жить невозможно, и толку никакого нет. Я думал, истинно служу государю и отечеству, а на поверку выходит, что я служу Барклаю. Признаюсь, не хочу». Рой Браницких, Винцингероде и тому подобных еще больше отравляет сношения главнокомандующих, и выходит еще меньше единства. Сбираются атаковать французов перед Смоленском. Посылается генерал для осмотра позиции. Генерал этот, ненавидя Барклая, едет к приятелю, корпусному командиру, и, просидев у него день, возвращается к Барклаю и осуждает по всем пунктам будущее поле сражения, которого он не видал.
Пока происходят споры и интриги о будущем поле сражения, пока мы отыскиваем французов, ошибившись в их месте нахождения, французы натыкаются на дивизию Неверовского и подходят к самым стенам Смоленска.
Надо принять неожиданное сражение в Смоленске, чтобы спасти свои сообщения. Сражение дается. Убиваются тысячи с той и с другой стороны.
Смоленск оставляется вопреки воле государя и всего народа. Но Смоленск сожжен самими жителями, обманутыми своим губернатором, и разоренные жители, показывая пример другим русским, едут в Москву, думая только о своих потерях и разжигая ненависть к врагу. Наполеон идет дальше, мы отступаем, и достигается то самое, что должно было победить Наполеона.


На другой день после отъезда сына князь Николай Андреич позвал к себе княжну Марью.
– Ну что, довольна теперь? – сказал он ей, – поссорила с сыном! Довольна? Тебе только и нужно было! Довольна?.. Мне это больно, больно. Я стар и слаб, и тебе этого хотелось. Ну радуйся, радуйся… – И после этого княжна Марья в продолжение недели не видала своего отца. Он был болен и не выходил из кабинета.
К удивлению своему, княжна Марья заметила, что за это время болезни старый князь так же не допускал к себе и m lle Bourienne. Один Тихон ходил за ним.
Через неделю князь вышел и начал опять прежнюю жизнь, с особенной деятельностью занимаясь постройками и садами и прекратив все прежние отношения с m lle Bourienne. Вид его и холодный тон с княжной Марьей как будто говорил ей: «Вот видишь, ты выдумала на меня налгала князю Андрею про отношения мои с этой француженкой и поссорила меня с ним; а ты видишь, что мне не нужны ни ты, ни француженка».
Одну половину дня княжна Марья проводила у Николушки, следя за его уроками, сама давала ему уроки русского языка и музыки, и разговаривая с Десалем; другую часть дня она проводила в своей половине с книгами, старухой няней и с божьими людьми, которые иногда с заднего крыльца приходили к ней.
О войне княжна Марья думала так, как думают о войне женщины. Она боялась за брата, который был там, ужасалась, не понимая ее, перед людской жестокостью, заставлявшей их убивать друг друга; но не понимала значения этой войны, казавшейся ей такою же, как и все прежние войны. Она не понимала значения этой войны, несмотря на то, что Десаль, ее постоянный собеседник, страстно интересовавшийся ходом войны, старался ей растолковать свои соображения, и несмотря на то, что приходившие к ней божьи люди все по своему с ужасом говорили о народных слухах про нашествие антихриста, и несмотря на то, что Жюли, теперь княгиня Друбецкая, опять вступившая с ней в переписку, писала ей из Москвы патриотические письма.
«Я вам пишу по русски, мой добрый друг, – писала Жюли, – потому что я имею ненависть ко всем французам, равно и к языку их, который я не могу слышать говорить… Мы в Москве все восторжены через энтузиазм к нашему обожаемому императору.
Бедный муж мой переносит труды и голод в жидовских корчмах; но новости, которые я имею, еще более воодушевляют меня.
Вы слышали, верно, о героическом подвиге Раевского, обнявшего двух сыновей и сказавшего: «Погибну с ними, но не поколеблемся!И действительно, хотя неприятель был вдвое сильнее нас, мы не колебнулись. Мы проводим время, как можем; но на войне, как на войне. Княжна Алина и Sophie сидят со мною целые дни, и мы, несчастные вдовы живых мужей, за корпией делаем прекрасные разговоры; только вас, мой друг, недостает… и т. д.
Преимущественно не понимала княжна Марья всего значения этой войны потому, что старый князь никогда не говорил про нее, не признавал ее и смеялся за обедом над Десалем, говорившим об этой войне. Тон князя был так спокоен и уверен, что княжна Марья, не рассуждая, верила ему.
Весь июль месяц старый князь был чрезвычайно деятелен и даже оживлен. Он заложил еще новый сад и новый корпус, строение для дворовых. Одно, что беспокоило княжну Марью, было то, что он мало спал и, изменив свою привычку спать в кабинете, каждый день менял место своих ночлегов. То он приказывал разбить свою походную кровать в галерее, то он оставался на диване или в вольтеровском кресле в гостиной и дремал не раздеваясь, между тем как не m lle Bourienne, a мальчик Петруша читал ему; то он ночевал в столовой.
Первого августа было получено второе письмо от кня зя Андрея. В первом письме, полученном вскоре после его отъезда, князь Андрей просил с покорностью прощения у своего отца за то, что он позволил себе сказать ему, и просил его возвратить ему свою милость. На это письмо старый князь отвечал ласковым письмом и после этого письма отдалил от себя француженку. Второе письмо князя Андрея, писанное из под Витебска, после того как французы заняли его, состояло из краткого описания всей кампании с планом, нарисованным в письме, и из соображений о дальнейшем ходе кампании. В письме этом князь Андрей представлял отцу неудобства его положения вблизи от театра войны, на самой линии движения войск, и советовал ехать в Москву.
За обедом в этот день на слова Десаля, говорившего о том, что, как слышно, французы уже вступили в Витебск, старый князь вспомнил о письме князя Андрея.
– Получил от князя Андрея нынче, – сказал он княжне Марье, – не читала?
– Нет, mon pere, [батюшка] – испуганно отвечала княжна. Она не могла читать письма, про получение которого она даже и не слышала.
– Он пишет про войну про эту, – сказал князь с той сделавшейся ему привычной, презрительной улыбкой, с которой он говорил всегда про настоящую войну.
– Должно быть, очень интересно, – сказал Десаль. – Князь в состоянии знать…
– Ах, очень интересно! – сказала m llе Bourienne.
– Подите принесите мне, – обратился старый князь к m llе Bourienne. – Вы знаете, на маленьком столе под пресс папье.
M lle Bourienne радостно вскочила.
– Ах нет, – нахмурившись, крикнул он. – Поди ты, Михаил Иваныч.
Михаил Иваныч встал и пошел в кабинет. Но только что он вышел, старый князь, беспокойно оглядывавшийся, бросил салфетку и пошел сам.
– Ничего то не умеют, все перепутают.
Пока он ходил, княжна Марья, Десаль, m lle Bourienne и даже Николушка молча переглядывались. Старый князь вернулся поспешным шагом, сопутствуемый Михаилом Иванычем, с письмом и планом, которые он, не давая никому читать во время обеда, положил подле себя.
Перейдя в гостиную, он передал письмо княжне Марье и, разложив пред собой план новой постройки, на который он устремил глаза, приказал ей читать вслух. Прочтя письмо, княжна Марья вопросительно взглянула на отца.
Он смотрел на план, очевидно, погруженный в свои мысли.
– Что вы об этом думаете, князь? – позволил себе Десаль обратиться с вопросом.
– Я! я!.. – как бы неприятно пробуждаясь, сказал князь, не спуская глаз с плана постройки.
– Весьма может быть, что театр войны так приблизится к нам…
– Ха ха ха! Театр войны! – сказал князь. – Я говорил и говорю, что театр войны есть Польша, и дальше Немана никогда не проникнет неприятель.
Десаль с удивлением посмотрел на князя, говорившего о Немане, когда неприятель был уже у Днепра; но княжна Марья, забывшая географическое положение Немана, думала, что то, что ее отец говорит, правда.
– При ростепели снегов потонут в болотах Польши. Они только могут не видеть, – проговорил князь, видимо, думая о кампании 1807 го года, бывшей, как казалось, так недавно. – Бенигсен должен был раньше вступить в Пруссию, дело приняло бы другой оборот…
– Но, князь, – робко сказал Десаль, – в письме говорится о Витебске…
– А, в письме, да… – недовольно проговорил князь, – да… да… – Лицо его приняло вдруг мрачное выражение. Он помолчал. – Да, он пишет, французы разбиты, при какой это реке?
Десаль опустил глаза.
– Князь ничего про это не пишет, – тихо сказал он.
– А разве не пишет? Ну, я сам не выдумал же. – Все долго молчали.
– Да… да… Ну, Михайла Иваныч, – вдруг сказал он, приподняв голову и указывая на план постройки, – расскажи, как ты это хочешь переделать…
Михаил Иваныч подошел к плану, и князь, поговорив с ним о плане новой постройки, сердито взглянув на княжну Марью и Десаля, ушел к себе.
Княжна Марья видела смущенный и удивленный взгляд Десаля, устремленный на ее отца, заметила его молчание и была поражена тем, что отец забыл письмо сына на столе в гостиной; но она боялась не только говорить и расспрашивать Десаля о причине его смущения и молчания, но боялась и думать об этом.
Ввечеру Михаил Иваныч, присланный от князя, пришел к княжне Марье за письмом князя Андрея, которое забыто было в гостиной. Княжна Марья подала письмо. Хотя ей это и неприятно было, она позволила себе спросить у Михаила Иваныча, что делает ее отец.
– Всё хлопочут, – с почтительно насмешливой улыбкой, которая заставила побледнеть княжну Марью, сказал Михаил Иваныч. – Очень беспокоятся насчет нового корпуса. Читали немножко, а теперь, – понизив голос, сказал Михаил Иваныч, – у бюра, должно, завещанием занялись. (В последнее время одно из любимых занятий князя было занятие над бумагами, которые должны были остаться после его смерти и которые он называл завещанием.)
– А Алпатыча посылают в Смоленск? – спросила княжна Марья.
– Как же с, уж он давно ждет.


Когда Михаил Иваныч вернулся с письмом в кабинет, князь в очках, с абажуром на глазах и на свече, сидел у открытого бюро, с бумагами в далеко отставленной руке, и в несколько торжественной позе читал свои бумаги (ремарки, как он называл), которые должны были быть доставлены государю после его смерти.
Когда Михаил Иваныч вошел, у него в глазах стояли слезы воспоминания о том времени, когда он писал то, что читал теперь. Он взял из рук Михаила Иваныча письмо, положил в карман, уложил бумаги и позвал уже давно дожидавшегося Алпатыча.
На листочке бумаги у него было записано то, что нужно было в Смоленске, и он, ходя по комнате мимо дожидавшегося у двери Алпатыча, стал отдавать приказания.
– Первое, бумаги почтовой, слышишь, восемь дестей, вот по образцу; золотообрезной… образчик, чтобы непременно по нем была; лаку, сургучу – по записке Михаила Иваныча.
Он походил по комнате и заглянул в памятную записку.
– Потом губернатору лично письмо отдать о записи.
Потом были нужны задвижки к дверям новой постройки, непременно такого фасона, которые выдумал сам князь. Потом ящик переплетный надо было заказать для укладки завещания.
Отдача приказаний Алпатычу продолжалась более двух часов. Князь все не отпускал его. Он сел, задумался и, закрыв глаза, задремал. Алпатыч пошевелился.
– Ну, ступай, ступай; ежели что нужно, я пришлю.
Алпатыч вышел. Князь подошел опять к бюро, заглянув в него, потрогал рукою свои бумаги, опять запер и сел к столу писать письмо губернатору.
Уже было поздно, когда он встал, запечатав письмо. Ему хотелось спать, но он знал, что не заснет и что самые дурные мысли приходят ему в постели. Он кликнул Тихона и пошел с ним по комнатам, чтобы сказать ему, где стлать постель на нынешнюю ночь. Он ходил, примеривая каждый уголок.
Везде ему казалось нехорошо, но хуже всего был привычный диван в кабинете. Диван этот был страшен ему, вероятно по тяжелым мыслям, которые он передумал, лежа на нем. Нигде не было хорошо, но все таки лучше всех был уголок в диванной за фортепиано: он никогда еще не спал тут.
Тихон принес с официантом постель и стал уставлять.
– Не так, не так! – закричал князь и сам подвинул на четверть подальше от угла, и потом опять поближе.
«Ну, наконец все переделал, теперь отдохну», – подумал князь и предоставил Тихону раздевать себя.
Досадливо морщась от усилий, которые нужно было делать, чтобы снять кафтан и панталоны, князь разделся, тяжело опустился на кровать и как будто задумался, презрительно глядя на свои желтые, иссохшие ноги. Он не задумался, а он медлил перед предстоявшим ему трудом поднять эти ноги и передвинуться на кровати. «Ох, как тяжело! Ох, хоть бы поскорее, поскорее кончились эти труды, и вы бы отпустили меня! – думал он. Он сделал, поджав губы, в двадцатый раз это усилие и лег. Но едва он лег, как вдруг вся постель равномерно заходила под ним вперед и назад, как будто тяжело дыша и толкаясь. Это бывало с ним почти каждую ночь. Он открыл закрывшиеся было глаза.
– Нет спокоя, проклятые! – проворчал он с гневом на кого то. «Да, да, еще что то важное было, очень что то важное я приберег себе на ночь в постели. Задвижки? Нет, про это сказал. Нет, что то такое, что то в гостиной было. Княжна Марья что то врала. Десаль что то – дурак этот – говорил. В кармане что то – не вспомню».
– Тишка! Об чем за обедом говорили?
– Об князе, Михайле…
– Молчи, молчи. – Князь захлопал рукой по столу. – Да! Знаю, письмо князя Андрея. Княжна Марья читала. Десаль что то про Витебск говорил. Теперь прочту.
Он велел достать письмо из кармана и придвинуть к кровати столик с лимонадом и витушкой – восковой свечкой и, надев очки, стал читать. Тут только в тишине ночи, при слабом свете из под зеленого колпака, он, прочтя письмо, в первый раз на мгновение понял его значение.
«Французы в Витебске, через четыре перехода они могут быть у Смоленска; может, они уже там».
– Тишка! – Тихон вскочил. – Нет, не надо, не надо! – прокричал он.
Он спрятал письмо под подсвечник и закрыл глаза. И ему представился Дунай, светлый полдень, камыши, русский лагерь, и он входит, он, молодой генерал, без одной морщины на лице, бодрый, веселый, румяный, в расписной шатер Потемкина, и жгучее чувство зависти к любимцу, столь же сильное, как и тогда, волнует его. И он вспоминает все те слова, которые сказаны были тогда при первом Свидании с Потемкиным. И ему представляется с желтизною в жирном лице невысокая, толстая женщина – матушка императрица, ее улыбки, слова, когда она в первый раз, обласкав, приняла его, и вспоминается ее же лицо на катафалке и то столкновение с Зубовым, которое было тогда при ее гробе за право подходить к ее руке.
«Ах, скорее, скорее вернуться к тому времени, и чтобы теперешнее все кончилось поскорее, поскорее, чтобы оставили они меня в покое!»


Лысые Горы, именье князя Николая Андреича Болконского, находились в шестидесяти верстах от Смоленска, позади его, и в трех верстах от Московской дороги.
В тот же вечер, как князь отдавал приказания Алпатычу, Десаль, потребовав у княжны Марьи свидания, сообщил ей, что так как князь не совсем здоров и не принимает никаких мер для своей безопасности, а по письму князя Андрея видно, что пребывание в Лысых Горах небезопасно, то он почтительно советует ей самой написать с Алпатычем письмо к начальнику губернии в Смоленск с просьбой уведомить ее о положении дел и о мере опасности, которой подвергаются Лысые Горы. Десаль написал для княжны Марьи письмо к губернатору, которое она подписала, и письмо это было отдано Алпатычу с приказанием подать его губернатору и, в случае опасности, возвратиться как можно скорее.
Получив все приказания, Алпатыч, провожаемый домашними, в белой пуховой шляпе (княжеский подарок), с палкой, так же как князь, вышел садиться в кожаную кибиточку, заложенную тройкой сытых саврасых.
Колокольчик был подвязан, и бубенчики заложены бумажками. Князь никому не позволял в Лысых Горах ездить с колокольчиком. Но Алпатыч любил колокольчики и бубенчики в дальней дороге. Придворные Алпатыча, земский, конторщик, кухарка – черная, белая, две старухи, мальчик казачок, кучера и разные дворовые провожали его.
Дочь укладывала за спину и под него ситцевые пуховые подушки. Свояченица старушка тайком сунула узелок. Один из кучеров подсадил его под руку.
– Ну, ну, бабьи сборы! Бабы, бабы! – пыхтя, проговорил скороговоркой Алпатыч точно так, как говорил князь, и сел в кибиточку. Отдав последние приказания о работах земскому и в этом уж не подражая князю, Алпатыч снял с лысой головы шляпу и перекрестился троекратно.
– Вы, ежели что… вы вернитесь, Яков Алпатыч; ради Христа, нас пожалей, – прокричала ему жена, намекавшая на слухи о войне и неприятеле.
– Бабы, бабы, бабьи сборы, – проговорил Алпатыч про себя и поехал, оглядывая вокруг себя поля, где с пожелтевшей рожью, где с густым, еще зеленым овсом, где еще черные, которые только начинали двоить. Алпатыч ехал, любуясь на редкостный урожай ярового в нынешнем году, приглядываясь к полоскам ржаных пелей, на которых кое где начинали зажинать, и делал свои хозяйственные соображения о посеве и уборке и о том, не забыто ли какое княжеское приказание.
Два раза покормив дорогой, к вечеру 4 го августа Алпатыч приехал в город.
По дороге Алпатыч встречал и обгонял обозы и войска. Подъезжая к Смоленску, он слышал дальние выстрелы, но звуки эти не поразили его. Сильнее всего поразило его то, что, приближаясь к Смоленску, он видел прекрасное поле овса, которое какие то солдаты косили, очевидно, на корм и по которому стояли лагерем; это обстоятельство поразило Алпатыча, но он скоро забыл его, думая о своем деле.
Все интересы жизни Алпатыча уже более тридцати лет были ограничены одной волей князя, и он никогда не выходил из этого круга. Все, что не касалось до исполнения приказаний князя, не только не интересовало его, но не существовало для Алпатыча.
Алпатыч, приехав вечером 4 го августа в Смоленск, остановился за Днепром, в Гаченском предместье, на постоялом дворе, у дворника Ферапонтова, у которого он уже тридцать лет имел привычку останавливаться. Ферапонтов двенадцать лет тому назад, с легкой руки Алпатыча, купив рощу у князя, начал торговать и теперь имел дом, постоялый двор и мучную лавку в губернии. Ферапонтов был толстый, черный, красный сорокалетний мужик, с толстыми губами, с толстой шишкой носом, такими же шишками над черными, нахмуренными бровями и толстым брюхом.
Ферапонтов, в жилете, в ситцевой рубахе, стоял у лавки, выходившей на улицу. Увидав Алпатыча, он подошел к нему.
– Добро пожаловать, Яков Алпатыч. Народ из города, а ты в город, – сказал хозяин.
– Что ж так, из города? – сказал Алпатыч.
– И я говорю, – народ глуп. Всё француза боятся.
– Бабьи толки, бабьи толки! – проговорил Алпатыч.
– Так то и я сужу, Яков Алпатыч. Я говорю, приказ есть, что не пустят его, – значит, верно. Да и мужики по три рубля с подводы просят – креста на них нет!
Яков Алпатыч невнимательно слушал. Он потребовал самовар и сена лошадям и, напившись чаю, лег спать.
Всю ночь мимо постоялого двора двигались на улице войска. На другой день Алпатыч надел камзол, который он надевал только в городе, и пошел по делам. Утро было солнечное, и с восьми часов было уже жарко. Дорогой день для уборки хлеба, как думал Алпатыч. За городом с раннего утра слышались выстрелы.
С восьми часов к ружейным выстрелам присоединилась пушечная пальба. На улицах было много народу, куда то спешащего, много солдат, но так же, как и всегда, ездили извозчики, купцы стояли у лавок и в церквах шла служба. Алпатыч прошел в лавки, в присутственные места, на почту и к губернатору. В присутственных местах, в лавках, на почте все говорили о войске, о неприятеле, который уже напал на город; все спрашивали друг друга, что делать, и все старались успокоивать друг друга.
У дома губернатора Алпатыч нашел большое количество народа, казаков и дорожный экипаж, принадлежавший губернатору. На крыльце Яков Алпатыч встретил двух господ дворян, из которых одного он знал. Знакомый ему дворянин, бывший исправник, говорил с жаром.
– Ведь это не шутки шутить, – говорил он. – Хорошо, кто один. Одна голова и бедна – так одна, а то ведь тринадцать человек семьи, да все имущество… Довели, что пропадать всем, что ж это за начальство после этого?.. Эх, перевешал бы разбойников…
– Да ну, будет, – говорил другой.
– А мне что за дело, пускай слышит! Что ж, мы не собаки, – сказал бывший исправник и, оглянувшись, увидал Алпатыча.
– А, Яков Алпатыч, ты зачем?
– По приказанию его сиятельства, к господину губернатору, – отвечал Алпатыч, гордо поднимая голову и закладывая руку за пазуху, что он делал всегда, когда упоминал о князе… – Изволили приказать осведомиться о положении дел, – сказал он.
– Да вот и узнавай, – прокричал помещик, – довели, что ни подвод, ничего!.. Вот она, слышишь? – сказал он, указывая на ту сторону, откуда слышались выстрелы.
– Довели, что погибать всем… разбойники! – опять проговорил он и сошел с крыльца.
Алпатыч покачал головой и пошел на лестницу. В приемной были купцы, женщины, чиновники, молча переглядывавшиеся между собой. Дверь кабинета отворилась, все встали с мест и подвинулись вперед. Из двери выбежал чиновник, поговорил что то с купцом, кликнул за собой толстого чиновника с крестом на шее и скрылся опять в дверь, видимо, избегая всех обращенных к нему взглядов и вопросов. Алпатыч продвинулся вперед и при следующем выходе чиновника, заложив руку зазастегнутый сюртук, обратился к чиновнику, подавая ему два письма.
– Господину барону Ашу от генерала аншефа князя Болконского, – провозгласил он так торжественно и значительно, что чиновник обратился к нему и взял его письмо. Через несколько минут губернатор принял Алпатыча и поспешно сказал ему:
– Доложи князю и княжне, что мне ничего не известно было: я поступал по высшим приказаниям – вот…
Он дал бумагу Алпатычу.
– А впрочем, так как князь нездоров, мой совет им ехать в Москву. Я сам сейчас еду. Доложи… – Но губернатор не договорил: в дверь вбежал запыленный и запотелый офицер и начал что то говорить по французски. На лице губернатора изобразился ужас.
– Иди, – сказал он, кивнув головой Алпатычу, и стал что то спрашивать у офицера. Жадные, испуганные, беспомощные взгляды обратились на Алпатыча, когда он вышел из кабинета губернатора. Невольно прислушиваясь теперь к близким и все усиливавшимся выстрелам, Алпатыч поспешил на постоялый двор. Бумага, которую дал губернатор Алпатычу, была следующая:
«Уверяю вас, что городу Смоленску не предстоит еще ни малейшей опасности, и невероятно, чтобы оный ею угрожаем был. Я с одной, а князь Багратион с другой стороны идем на соединение перед Смоленском, которое совершится 22 го числа, и обе армии совокупными силами станут оборонять соотечественников своих вверенной вам губернии, пока усилия их удалят от них врагов отечества или пока не истребится в храбрых их рядах до последнего воина. Вы видите из сего, что вы имеете совершенное право успокоить жителей Смоленска, ибо кто защищаем двумя столь храбрыми войсками, тот может быть уверен в победе их». (Предписание Барклая де Толли смоленскому гражданскому губернатору, барону Ашу, 1812 года.)
Народ беспокойно сновал по улицам.
Наложенные верхом возы с домашней посудой, стульями, шкафчиками то и дело выезжали из ворот домов и ехали по улицам. В соседнем доме Ферапонтова стояли повозки и, прощаясь, выли и приговаривали бабы. Дворняжка собака, лая, вертелась перед заложенными лошадьми.
Алпатыч более поспешным шагом, чем он ходил обыкновенно, вошел во двор и прямо пошел под сарай к своим лошадям и повозке. Кучер спал; он разбудил его, велел закладывать и вошел в сени. В хозяйской горнице слышался детский плач, надрывающиеся рыдания женщины и гневный, хриплый крик Ферапонтова. Кухарка, как испуганная курица, встрепыхалась в сенях, как только вошел Алпатыч.
– До смерти убил – хозяйку бил!.. Так бил, так волочил!..
– За что? – спросил Алпатыч.
– Ехать просилась. Дело женское! Увези ты, говорит, меня, не погуби ты меня с малыми детьми; народ, говорит, весь уехал, что, говорит, мы то? Как зачал бить. Так бил, так волочил!
Алпатыч как бы одобрительно кивнул головой на эти слова и, не желая более ничего знать, подошел к противоположной – хозяйской двери горницы, в которой оставались его покупки.
– Злодей ты, губитель, – прокричала в это время худая, бледная женщина с ребенком на руках и с сорванным с головы платком, вырываясь из дверей и сбегая по лестнице на двор. Ферапонтов вышел за ней и, увидав Алпатыча, оправил жилет, волосы, зевнул и вошел в горницу за Алпатычем.
– Аль уж ехать хочешь? – спросил он.
Не отвечая на вопрос и не оглядываясь на хозяина, перебирая свои покупки, Алпатыч спросил, сколько за постой следовало хозяину.
– Сочтем! Что ж, у губернатора был? – спросил Ферапонтов. – Какое решение вышло?
Алпатыч отвечал, что губернатор ничего решительно не сказал ему.
– По нашему делу разве увеземся? – сказал Ферапонтов. – Дай до Дорогобужа по семи рублей за подводу. И я говорю: креста на них нет! – сказал он.
– Селиванов, тот угодил в четверг, продал муку в армию по девяти рублей за куль. Что же, чай пить будете? – прибавил он. Пока закладывали лошадей, Алпатыч с Ферапонтовым напились чаю и разговорились о цене хлебов, об урожае и благоприятной погоде для уборки.
– Однако затихать стала, – сказал Ферапонтов, выпив три чашки чая и поднимаясь, – должно, наша взяла. Сказано, не пустят. Значит, сила… А намесь, сказывали, Матвей Иваныч Платов их в реку Марину загнал, тысяч осьмнадцать, что ли, в один день потопил.
Алпатыч собрал свои покупки, передал их вошедшему кучеру, расчелся с хозяином. В воротах прозвучал звук колес, копыт и бубенчиков выезжавшей кибиточки.
Было уже далеко за полдень; половина улицы была в тени, другая была ярко освещена солнцем. Алпатыч взглянул в окно и пошел к двери. Вдруг послышался странный звук дальнего свиста и удара, и вслед за тем раздался сливающийся гул пушечной пальбы, от которой задрожали стекла.
Алпатыч вышел на улицу; по улице пробежали два человека к мосту. С разных сторон слышались свисты, удары ядер и лопанье гранат, падавших в городе. Но звуки эти почти не слышны были и не обращали внимания жителей в сравнении с звуками пальбы, слышными за городом. Это было бомбардирование, которое в пятом часу приказал открыть Наполеон по городу, из ста тридцати орудий. Народ первое время не понимал значения этого бомбардирования.
Звуки падавших гранат и ядер возбуждали сначала только любопытство. Жена Ферапонтова, не перестававшая до этого выть под сараем, умолкла и с ребенком на руках вышла к воротам, молча приглядываясь к народу и прислушиваясь к звукам.
К воротам вышли кухарка и лавочник. Все с веселым любопытством старались увидать проносившиеся над их головами снаряды. Из за угла вышло несколько человек людей, оживленно разговаривая.
– То то сила! – говорил один. – И крышку и потолок так в щепки и разбило.
– Как свинья и землю то взрыло, – сказал другой. – Вот так важно, вот так подбодрил! – смеясь, сказал он. – Спасибо, отскочил, а то бы она тебя смазала.
Народ обратился к этим людям. Они приостановились и рассказывали, как подле самих их ядра попали в дом. Между тем другие снаряды, то с быстрым, мрачным свистом – ядра, то с приятным посвистыванием – гранаты, не переставали перелетать через головы народа; но ни один снаряд не падал близко, все переносило. Алпатыч садился в кибиточку. Хозяин стоял в воротах.
– Чего не видала! – крикнул он на кухарку, которая, с засученными рукавами, в красной юбке, раскачиваясь голыми локтями, подошла к углу послушать то, что рассказывали.
– Вот чуда то, – приговаривала она, но, услыхав голос хозяина, она вернулась, обдергивая подоткнутую юбку.
Опять, но очень близко этот раз, засвистело что то, как сверху вниз летящая птичка, блеснул огонь посередине улицы, выстрелило что то и застлало дымом улицу.
– Злодей, что ж ты это делаешь? – прокричал хозяин, подбегая к кухарке.
В то же мгновение с разных сторон жалобно завыли женщины, испуганно заплакал ребенок и молча столпился народ с бледными лицами около кухарки. Из этой толпы слышнее всех слышались стоны и приговоры кухарки:
– Ой о ох, голубчики мои! Голубчики мои белые! Не дайте умереть! Голубчики мои белые!..
Через пять минут никого не оставалось на улице. Кухарку с бедром, разбитым гранатным осколком, снесли в кухню. Алпатыч, его кучер, Ферапонтова жена с детьми, дворник сидели в подвале, прислушиваясь. Гул орудий, свист снарядов и жалостный стон кухарки, преобладавший над всеми звуками, не умолкали ни на мгновение. Хозяйка то укачивала и уговаривала ребенка, то жалостным шепотом спрашивала у всех входивших в подвал, где был ее хозяин, оставшийся на улице. Вошедший в подвал лавочник сказал ей, что хозяин пошел с народом в собор, где поднимали смоленскую чудотворную икону.
К сумеркам канонада стала стихать. Алпатыч вышел из подвала и остановился в дверях. Прежде ясное вечера нее небо все было застлано дымом. И сквозь этот дым странно светил молодой, высоко стоящий серп месяца. После замолкшего прежнего страшного гула орудий над городом казалась тишина, прерываемая только как бы распространенным по всему городу шелестом шагов, стонов, дальних криков и треска пожаров. Стоны кухарки теперь затихли. С двух сторон поднимались и расходились черные клубы дыма от пожаров. На улице не рядами, а как муравьи из разоренной кочки, в разных мундирах и в разных направлениях, проходили и пробегали солдаты. В глазах Алпатыча несколько из них забежали на двор Ферапонтова. Алпатыч вышел к воротам. Какой то полк, теснясь и спеша, запрудил улицу, идя назад.
– Сдают город, уезжайте, уезжайте, – сказал ему заметивший его фигуру офицер и тут же обратился с криком к солдатам:
– Я вам дам по дворам бегать! – крикнул он.
Алпатыч вернулся в избу и, кликнув кучера, велел ему выезжать. Вслед за Алпатычем и за кучером вышли и все домочадцы Ферапонтова. Увидав дым и даже огни пожаров, видневшиеся теперь в начинавшихся сумерках, бабы, до тех пор молчавшие, вдруг заголосили, глядя на пожары. Как бы вторя им, послышались такие же плачи на других концах улицы. Алпатыч с кучером трясущимися руками расправлял запутавшиеся вожжи и постромки лошадей под навесом.
Когда Алпатыч выезжал из ворот, он увидал, как в отпертой лавке Ферапонтова человек десять солдат с громким говором насыпали мешки и ранцы пшеничной мукой и подсолнухами. В то же время, возвращаясь с улицы в лавку, вошел Ферапонтов. Увидав солдат, он хотел крикнуть что то, но вдруг остановился и, схватившись за волоса, захохотал рыдающим хохотом.
– Тащи всё, ребята! Не доставайся дьяволам! – закричал он, сам хватая мешки и выкидывая их на улицу. Некоторые солдаты, испугавшись, выбежали, некоторые продолжали насыпать. Увидав Алпатыча, Ферапонтов обратился к нему.
– Решилась! Расея! – крикнул он. – Алпатыч! решилась! Сам запалю. Решилась… – Ферапонтов побежал на двор.
По улице, запружая ее всю, непрерывно шли солдаты, так что Алпатыч не мог проехать и должен был дожидаться. Хозяйка Ферапонтова с детьми сидела также на телеге, ожидая того, чтобы можно было выехать.
Была уже совсем ночь. На небе были звезды и светился изредка застилаемый дымом молодой месяц. На спуске к Днепру повозки Алпатыча и хозяйки, медленно двигавшиеся в рядах солдат и других экипажей, должны были остановиться. Недалеко от перекрестка, у которого остановились повозки, в переулке, горели дом и лавки. Пожар уже догорал. Пламя то замирало и терялось в черном дыме, то вдруг вспыхивало ярко, до странности отчетливо освещая лица столпившихся людей, стоявших на перекрестке. Перед пожаром мелькали черные фигуры людей, и из за неумолкаемого треска огня слышались говор и крики. Алпатыч, слезший с повозки, видя, что повозку его еще не скоро пропустят, повернулся в переулок посмотреть пожар. Солдаты шныряли беспрестанно взад и вперед мимо пожара, и Алпатыч видел, как два солдата и с ними какой то человек во фризовой шинели тащили из пожара через улицу на соседний двор горевшие бревна; другие несли охапки сена.
Алпатыч подошел к большой толпе людей, стоявших против горевшего полным огнем высокого амбара. Стены были все в огне, задняя завалилась, крыша тесовая обрушилась, балки пылали. Очевидно, толпа ожидала той минуты, когда завалится крыша. Этого же ожидал Алпатыч.
– Алпатыч! – вдруг окликнул старика чей то знакомый голос.
– Батюшка, ваше сиятельство, – отвечал Алпатыч, мгновенно узнав голос своего молодого князя.
Князь Андрей, в плаще, верхом на вороной лошади, стоял за толпой и смотрел на Алпатыча.
– Ты как здесь? – спросил он.
– Ваше… ваше сиятельство, – проговорил Алпатыч и зарыдал… – Ваше, ваше… или уж пропали мы? Отец…
– Как ты здесь? – повторил князь Андрей.
Пламя ярко вспыхнуло в эту минуту и осветило Алпатычу бледное и изнуренное лицо его молодого барина. Алпатыч рассказал, как он был послан и как насилу мог уехать.
– Что же, ваше сиятельство, или мы пропали? – спросил он опять.
Князь Андрей, не отвечая, достал записную книжку и, приподняв колено, стал писать карандашом на вырванном листе. Он писал сестре:
«Смоленск сдают, – писал он, – Лысые Горы будут заняты неприятелем через неделю. Уезжайте сейчас в Москву. Отвечай мне тотчас, когда вы выедете, прислав нарочного в Усвяж».
Написав и передав листок Алпатычу, он на словах передал ему, как распорядиться отъездом князя, княжны и сына с учителем и как и куда ответить ему тотчас же. Еще не успел он окончить эти приказания, как верховой штабный начальник, сопутствуемый свитой, подскакал к нему.
– Вы полковник? – кричал штабный начальник, с немецким акцентом, знакомым князю Андрею голосом. – В вашем присутствии зажигают дома, а вы стоите? Что это значит такое? Вы ответите, – кричал Берг, который был теперь помощником начальника штаба левого фланга пехотных войск первой армии, – место весьма приятное и на виду, как говорил Берг.
Князь Андрей посмотрел на него и, не отвечая, продолжал, обращаясь к Алпатычу:
– Так скажи, что до десятого числа жду ответа, а ежели десятого не получу известия, что все уехали, я сам должен буду все бросить и ехать в Лысые Горы.
– Я, князь, только потому говорю, – сказал Берг, узнав князя Андрея, – что я должен исполнять приказания, потому что я всегда точно исполняю… Вы меня, пожалуйста, извините, – в чем то оправдывался Берг.
Что то затрещало в огне. Огонь притих на мгновенье; черные клубы дыма повалили из под крыши. Еще страшно затрещало что то в огне, и завалилось что то огромное.
– Урруру! – вторя завалившемуся потолку амбара, из которого несло запахом лепешек от сгоревшего хлеба, заревела толпа. Пламя вспыхнуло и осветило оживленно радостные и измученные лица людей, стоявших вокруг пожара.
Человек во фризовой шинели, подняв кверху руку, кричал:
– Важно! пошла драть! Ребята, важно!..
– Это сам хозяин, – послышались голоса.
– Так, так, – сказал князь Андрей, обращаясь к Алпатычу, – все передай, как я тебе говорил. – И, ни слова не отвечая Бергу, замолкшему подле него, тронул лошадь и поехал в переулок.


От Смоленска войска продолжали отступать. Неприятель шел вслед за ними. 10 го августа полк, которым командовал князь Андрей, проходил по большой дороге, мимо проспекта, ведущего в Лысые Горы. Жара и засуха стояли более трех недель. Каждый день по небу ходили курчавые облака, изредка заслоняя солнце; но к вечеру опять расчищало, и солнце садилось в буровато красную мглу. Только сильная роса ночью освежала землю. Остававшиеся на корню хлеба сгорали и высыпались. Болота пересохли. Скотина ревела от голода, не находя корма по сожженным солнцем лугам. Только по ночам и в лесах пока еще держалась роса, была прохлада. Но по дороге, по большой дороге, по которой шли войска, даже и ночью, даже и по лесам, не было этой прохлады. Роса не заметна была на песочной пыли дороги, встолченной больше чем на четверть аршина. Как только рассветало, начиналось движение. Обозы, артиллерия беззвучно шли по ступицу, а пехота по щиколку в мягкой, душной, не остывшей за ночь, жаркой пыли. Одна часть этой песочной пыли месилась ногами и колесами, другая поднималась и стояла облаком над войском, влипая в глаза, в волоса, в уши, в ноздри и, главное, в легкие людям и животным, двигавшимся по этой дороге. Чем выше поднималось солнце, тем выше поднималось облако пыли, и сквозь эту тонкую, жаркую пыль на солнце, не закрытое облаками, можно было смотреть простым глазом. Солнце представлялось большим багровым шаром. Ветра не было, и люди задыхались в этой неподвижной атмосфере. Люди шли, обвязавши носы и рты платками. Приходя к деревне, все бросалось к колодцам. Дрались за воду и выпивали ее до грязи.
Князь Андрей командовал полком, и устройство полка, благосостояние его людей, необходимость получения и отдачи приказаний занимали его. Пожар Смоленска и оставление его были эпохой для князя Андрея. Новое чувство озлобления против врага заставляло его забывать свое горе. Он весь был предан делам своего полка, он был заботлив о своих людях и офицерах и ласков с ними. В полку его называли наш князь, им гордились и его любили. Но добр и кроток он был только с своими полковыми, с Тимохиным и т. п., с людьми совершенно новыми и в чужой среде, с людьми, которые не могли знать и понимать его прошедшего; но как только он сталкивался с кем нибудь из своих прежних, из штабных, он тотчас опять ощетинивался; делался злобен, насмешлив и презрителен. Все, что связывало его воспоминание с прошедшим, отталкивало его, и потому он старался в отношениях этого прежнего мира только не быть несправедливым и исполнять свой долг.
Правда, все в темном, мрачном свете представлялось князю Андрею – особенно после того, как оставили Смоленск (который, по его понятиям, можно и должно было защищать) 6 го августа, и после того, как отец, больной, должен был бежать в Москву и бросить на расхищение столь любимые, обстроенные и им населенные Лысые Горы; но, несмотря на то, благодаря полку князь Андрей мог думать о другом, совершенно независимом от общих вопросов предмете – о своем полку. 10 го августа колонна, в которой был его полк, поравнялась с Лысыми Горами. Князь Андрей два дня тому назад получил известие, что его отец, сын и сестра уехали в Москву. Хотя князю Андрею и нечего было делать в Лысых Горах, он, с свойственным ему желанием растравить свое горе, решил, что он должен заехать в Лысые Горы.
Он велел оседлать себе лошадь и с перехода поехал верхом в отцовскую деревню, в которой он родился и провел свое детство. Проезжая мимо пруда, на котором всегда десятки баб, переговариваясь, били вальками и полоскали свое белье, князь Андрей заметил, что на пруде никого не было, и оторванный плотик, до половины залитый водой, боком плавал посредине пруда. Князь Андрей подъехал к сторожке. У каменных ворот въезда никого не было, и дверь была отперта. Дорожки сада уже заросли, и телята и лошади ходили по английскому парку. Князь Андрей подъехал к оранжерее; стекла были разбиты, и деревья в кадках некоторые повалены, некоторые засохли. Он окликнул Тараса садовника. Никто не откликнулся. Обогнув оранжерею на выставку, он увидал, что тесовый резной забор весь изломан и фрукты сливы обдерганы с ветками. Старый мужик (князь Андрей видал его у ворот в детстве) сидел и плел лапоть на зеленой скамеечке.
Он был глух и не слыхал подъезда князя Андрея. Он сидел на лавке, на которой любил сиживать старый князь, и около него было развешено лычко на сучках обломанной и засохшей магнолии.
Князь Андрей подъехал к дому. Несколько лип в старом саду были срублены, одна пегая с жеребенком лошадь ходила перед самым домом между розанами. Дом был заколочен ставнями. Одно окно внизу было открыто. Дворовый мальчик, увидав князя Андрея, вбежал в дом.
Алпатыч, услав семью, один оставался в Лысых Горах; он сидел дома и читал Жития. Узнав о приезде князя Андрея, он, с очками на носу, застегиваясь, вышел из дома, поспешно подошел к князю и, ничего не говоря, заплакал, целуя князя Андрея в коленку.
Потом он отвернулся с сердцем на свою слабость и стал докладывать ему о положении дел. Все ценное и дорогое было отвезено в Богучарово. Хлеб, до ста четвертей, тоже был вывезен; сено и яровой, необыкновенный, как говорил Алпатыч, урожай нынешнего года зеленым взят и скошен – войсками. Мужики разорены, некоторый ушли тоже в Богучарово, малая часть остается.
Князь Андрей, не дослушав его, спросил, когда уехали отец и сестра, разумея, когда уехали в Москву. Алпатыч отвечал, полагая, что спрашивают об отъезде в Богучарово, что уехали седьмого, и опять распространился о долах хозяйства, спрашивая распоряжении.
– Прикажете ли отпускать под расписку командам овес? У нас еще шестьсот четвертей осталось, – спрашивал Алпатыч.
«Что отвечать ему? – думал князь Андрей, глядя на лоснеющуюся на солнце плешивую голову старика и в выражении лица его читая сознание того, что он сам понимает несвоевременность этих вопросов, но спрашивает только так, чтобы заглушить и свое горе.
– Да, отпускай, – сказал он.
– Ежели изволили заметить беспорядки в саду, – говорил Алпатыч, – то невозмежио было предотвратить: три полка проходили и ночевали, в особенности драгуны. Я выписал чин и звание командира для подачи прошения.
– Ну, что ж ты будешь делать? Останешься, ежели неприятель займет? – спросил его князь Андрей.
Алпатыч, повернув свое лицо к князю Андрею, посмотрел на него; и вдруг торжественным жестом поднял руку кверху.