Карл VII (король Франции)

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Карл VII Победоносный»)
Перейти к: навигация, поиск
Карл VII Победитель
Charles VII le Victorieux<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>

<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>

Король Франции
21 октября 1422 — 22 июля 1461
Коронация: 17 июля 1429, Реймсский собор, Реймс, Франция
Предшественник: Карл VI Безумный
Преемник: Людовик XI
Дофин Франции
4 апреля 1417 — 21 октября 1422
Предшественник: Жан Туреньский
Преемник: Людовик XI
граф Понтьё
22 февраля 1403 — 4 апреля 1417
герцог Турени, Берри и Пуатье
4 апреля 1417 — 21 октября 1422
 
Рождение: 22 февраля 1403(1403-02-22)
Париж, Королевство Франция
Смерть: 22 июля 1461(1461-07-22) (58 лет)
Меэн-сюр-Йевр, Королевство Франция
Место погребения: Базилика Сен-Дени, Париж, Франция
Род: Валуа
Отец: Карл VI Безумный
Мать: Изабелла Баварская
Супруга: Мария Анжуйская
Дети: сыновья: Людовик XI, Жан, Жак, Филипп, Карл
дочери: Радегунда, Екатерина, Иоланда, Жанна, Маргарита, Жанна, Мария, Жанна, Мария, Мадлен
от Агнессы Сорель
дочери: Мария-Маргарита, Шарлотта, Жанна

Карл VII Победитель (фр. Charles VII le Victorieux; 22 февраля 1403, Париж — 22 июля 1461, Меэн-сюр-Йевр) — король Франции (провозглашён в 1422 году, коронован в 1429 году) из династии Валуа, пятый сын Карла VI Безумного и Изабеллы Баварской.





Юность

Карл родился в Париже и был пятым сыном Карла VI Безумного и Изабеллы Баварской. У него было четверо родных братьев, однако все они умерли в юности, оставив ему в наследство множество титулов.

После получения титула дофина 15-летний Карл был вынужден бежать из Парижа в мае 1418 года, так как бургиньоны захватили город. В следующем году Карл попытался заключить соглашение с герцогом Бургундии Жаном Бесстрашным, встретившись с ним на мосту в Пойли, рядом с Мелёном, в июле 1419 года. Эта встреча оказалась безрезультатной, и они снова встретились 10 сентября 1419 года на мосту в Монтро. Люди дофина (Танги дю Шатель, Арно де Барбазан и другие) вероломно напали на герцога и убили его. Степень причастности к убийству самого Карла неизвестна. Позже он предлагал заплатить выкуп сыну убитого герцога, но так и не сделал этого; известно, что до конца жизни он боялся мостов.

В юности Карл отличался храбростью и стремлением к лидерству. Однако два события в 1421 году подорвали его уверенность в себе: он был вынужден бесславно отступить в сражении против Генриха V, а его родители лишили его прав на трон, объявив внебрачным ребёнком своей матери. Оскорблённый и опасающийся за свою жизнь дофин был вынужден просить защиты у Иоланды Арагонской, «королевы четырёх королевств», в Южной Франции и женился на её дочери Марии Анжуйской.

После смерти Карла VI неразрешённым оставался вопрос о его преемнике: если дофин был законнорождённым сыном короля, то он являлся и законным наследником трона, в противном случае наследником становился герцог Орлеанский, который к тому времени находился в английском плену. При этом договор в Труа, подписанный Карлом VI в 1420 году, передал трон малолетнему Генриху VI, сыну недавно умершего Генриха V. Ни один из этих трёх кандидатов не имел неоспоримых прав на трон, однако англичане, овладев северной частью Франции с Парижем, были в состоянии требовать признания их короля в контролируемых ими регионах страны. Северной Францией управлял от имени Генриха VI находившийся в Нормандии регент Джон Ланкастерский, герцог Бедфорд.

Карл претендовал на французский трон, однако не был в состоянии предпринять решительную попытку изгнания англичан. Вместо этого он ограничился управлением землями к югу от Луары, сохраняя титул дофина и получив от противников уничижительное прозвище «буржский король» (по названию города, где находилась его резиденция).

Орлеанская дева

К 1429 году война приняла крайне неблагоприятный для сторонников Карла оборот: Орлеан — последний оплот антианглийских сил в Северной Франции — находился в осаде (с октября 1428 года), а Джон Ланкастерский продвигался в герцогство Бар, сохранявшее верность дофину. Казалось, партия Карла окончательно утрачивает надежду на победу.

Тем временем в деревне Домреми, на границе Лотарингии и Шампани девушка по имени Жанна д’Арк, поверив, что ей поручена божественная миссия, потребовала от герцога Лотарингии солдат и средства, необходимые для поездки в Шинон, к дофину. Ей предоставили эскорт из пяти старых солдат и письма к Карлу от губернатора. Жанна прибыла в Шинон 10 марта 1429 года.

Дальнейшие события полулегендарны. Когда стало известно о прибытии Жанны, Карл решил испытать её. Он спрятался в толпе, а на своё место посадил придворного. Когда вошла Жанна, она поклонилась настоящему Карлу, сказав: «Господь дал вам счастливую жизнь, милый дофин!». После безуспешных попыток убедить её в обратном Карл признал её правоту. Этот случай придал ему уверенности, и он решил отправиться в Реймс — традиционное место коронации французских королей — для официального вступления на трон. Одним из важнейших факторов, придавших уверенность Карлу, являлась его безоговорочная поддержка Рене Добрым.

Жанне Д’Арк удалось снять осаду с Орлеана, и молва о ней распространилась по всей Франции. На пути к Реймсу важнейшие города зачастую сдавались деморализованными английскими войсками без боя. Ей удалось через земли, оккупированные англичанами, доставить короля на коронацию, которая состоялась 17 июля 1429 года.

Позже Жанна была захвачена бургундцами, которые продали её англичанам. Согласно канонической версии, 30 мая 1431 года в Руане она была сожжена по обвинению в ереси, а Карл VII не сделал ничего для её спасения.

В 1435 году Карл и Филипп Добрый подписали договор в Аррасе, по которому Бургундия переходила на сторону Франции в войне с Англией. В последующие два десятилетия французские войска освободили практически всю территорию Франции, за исключением порта Кале (утрачен англичанами только в 1558 году).

Окончание правления

Поздние годы правления Карла VII были омрачены возрастающей враждебностью между ним и его наследником, Людовиком. Людовик требовал большей власти и организовывал заговоры в попытках подорвать власть своего отца. В 1446 году, после того, как у Карла родился второй сын, король выслал дофина в его апанаж Дофине. В 1456 году Людовик бежал под защиту Филиппа Доброго.

В 1458 году Карл серьёзно заболел: не заживала рана на его ноге (возможно, ранний признак диабета), и инфекция вызвала серьёзную лихорадку. Король призвал Людовика из изгнания, но дофин отказался вернуться и нанял астрологов, чтобы предсказать точный час смерти своего отца. Карл VII прожил ещё два с половиной года, будучи вынужденным в это время усмирять мятежного вассала Жана V д’Арманьяка.

Наконец, в июле 1461 года врачи заключили, что Карл не доживёт до августа. К концу жизни Карла преследовала навязчивая идея, что его отравят по приказу сына. Под давлением болезни его рассудок помутился. У него образовалась опухоль, не дававшая возможности принимать пищу, и 22 июля 1461 года он умер от голода. Похоронен Карл VII был рядом с родителями в Сен-Дени.

Итоги правления

Французские короли
Капетинги
дом Валуа
Филипп VI
Дети
   Иоанн II
Иоанн II
Дети
   Карл V
   Людовик I Анжуйский
   Иоанн Беррийский
   Филипп II Бургундский
Карл V
Дети
   Карл VI
   Людовик Орлеанский
Карл VI
Дети
   Изабелла Валуа
   Екатерина Валуа
   Карл VII
Карл VII
Дети
   Людовик XI
Людовик XI
Дети
   Карл VIII
Карл VIII

Хотя царствование Карла VII было омрачено мученической гибелью Жанны д’Арк, сам он немало сделал для возвышения Франции. Когда он умер, Франция была впервые в правление Капетингов, объединена под властью одного монарха и обладала первой регулярной армией, в состав которой входила жандармерия. Также он основал университет Пуатье в 1432 году, а его политика принесла экономическое процветание его подданным. Правление Карла VII было время от времени отмечено нерешительностью и бездействием, однако он несомненно оставил Францию в лучшем положении, чем принял её.

В 1438 году во время политической борьбы с папой Евгением IV утвердил принятую французским духовенством «Прагматическую санкцию», которая провозгласила примат собора над папством и сформулировала основы так называемой свободы галликанской церкви. Этот акт был в течение последующих веков предметом острых споров между апостольской столицей и французским католицизмом.

Золотые монеты Карла VII

Семья и внебрачные дети

  1. Людовик XI (3 июля 1423 — 30 августа 1483), король Франции с 1461 года
  2. Жан (1426)
  3. Радегунда (14281445)
  4. Екатерина (1428 — 30 июля 1446); муж: (с 19 мая 1440 года) Карл Смелый (10 ноября 1433 — 5 января 1477), герцог Бургундии
  5. Жак (14321437)
  6. Иоланда (23 сентября 1434 — 28 августа 1478); муж: (с 1447 года) Амадей IX (1 февраля 1435 — 30 марта 1472), герцог Савойский и князь Пьемонта с 1465 года
  7. Жанна (14351482); муж: (с 1447 года) Жан II Добрый (1426 — 1 апреля 1488), 6-й герцог де Бурбон с 1456 года
  8. Филипп (1436)
  9. Маргарита (май 14371438)
  10. Жанна (7 сентября 1438 — 26 декабря 1446)
  11. Мария (7 сентября 1438 — 14 февраля 1439)
  12. Жанна (1440)
  13. Мария (1441)
  14. Мадлен (1 декабря 1443 — 21 января 1495); муж: (с 7 марта 1461 года) Гастон де Фуа (14441470), виконт де Кастельбон с 1462 года, принц Вианский
  15. Карл (26 декабря 1446 — 24 мая 1472), герцог Беррийский в 1461 — 1465 годах, герцог Нормандский 14651469, герцог Гиеньский с 1469 года

Внебрачная связь: Агнесса Сорель (1421 — 9 февраля 1450):

В кино

Напишите отзыв о статье "Карл VII (король Франции)"

Ссылки

  • Карл VII Французский // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
  • [www.krugosvet.ru/articles/46/1004646/1004646a1.htm Карл VII]. Энциклопедия Кругосвет. Проверено 21 февраля 2009. [www.webcitation.org/61DcYlptv Архивировано из первоисточника 26 августа 2011].
  • [www.allmonarchs.net/france/charles_vii.htm Карл VII]. Все монархии мира. Проверено 21 февраля 2009. [www.webcitation.org/61DcZb5zg Архивировано из первоисточника 26 августа 2011].
  • [tvkultura.ru/video/show/brand_id/20898/episode_id/155081/video_id/155081/viewtype/ Басовская Н. И. Карл VII и Жанна д’Арк. Телевизионная лекция в рамках проекта «ACADEMIA» на телеканале «Культура». 1-я лекция]
  • [tvkultura.ru/video/show/brand_id/20898/episode_id/155073/video_id/155073/viewtype/ Басовская Н. И. Карл VII и Жанна д’Арк. Телевизионная лекция в рамках проекта «ACADEMIA» на телеканале «Культура». 2-я лекция]
Предшественник:
Карл VI
Король Франции
1422/14291461
Преемник:
Людовик XI
   Короли и императоры Франции (987—1870)
Капетинги (987—1328)
987 996 1031 1060 1108 1137 1180 1223 1226
Гуго Капет Роберт II Генрих I Филипп I Людовик VI Людовик VII Филипп II Людовик VIII
1226 1270 1285 1314 1316 1316 1322 1328
Людовик IX Филипп III Филипп IV Людовик X Иоанн I Филипп V Карл IV
Валуа (1328—1589)
1328 1350 1364 1380 1422 1461 1483 1498
Филипп VI Иоанн II Карл V Карл VI Карл VII Людовик XI Карл VIII
1498 1515 1547 1559 1560 1574 1589
Людовик XII Франциск I Генрих II Франциск II Карл IX Генрих III
Бурбоны (1589—1792)
1589 1610 1643 1715 1774 1792
Генрих IV Людовик XIII Людовик XIV Людовик XV Людовик XVI
1792 1804 1814 1824 1830 1848 1852 1870
Наполеон I (Бонапарты) Людовик XVIII Карл X Луи-Филипп I (Орлеанский дом) Наполеон III (Бонапарты)

Отрывок, характеризующий Карл VII (король Франции)

В гостинице лавры Ростовым были отведены три большие комнаты, из которых одну занимал князь Андрей. Раненому было в этот день гораздо лучше. Наташа сидела с ним. В соседней комнате сидели граф и графиня, почтительно беседуя с настоятелем, посетившим своих давнишних знакомых и вкладчиков. Соня сидела тут же, и ее мучило любопытство о том, о чем говорили князь Андрей с Наташей. Она из за двери слушала звуки их голосов. Дверь комнаты князя Андрея отворилась. Наташа с взволнованным лицом вышла оттуда и, не замечая приподнявшегося ей навстречу и взявшегося за широкий рукав правой руки монаха, подошла к Соне и взяла ее за руку.
– Наташа, что ты? Поди сюда, – сказала графиня.
Наташа подошла под благословенье, и настоятель посоветовал обратиться за помощью к богу и его угоднику.
Тотчас после ухода настоятеля Нашата взяла за руку свою подругу и пошла с ней в пустую комнату.
– Соня, да? он будет жив? – сказала она. – Соня, как я счастлива и как я несчастна! Соня, голубчик, – все по старому. Только бы он был жив. Он не может… потому что, потому… что… – И Наташа расплакалась.
– Так! Я знала это! Слава богу, – проговорила Соня. – Он будет жив!
Соня была взволнована не меньше своей подруги – и ее страхом и горем, и своими личными, никому не высказанными мыслями. Она, рыдая, целовала, утешала Наташу. «Только бы он был жив!» – думала она. Поплакав, поговорив и отерев слезы, обе подруги подошли к двери князя Андрея. Наташа, осторожно отворив двери, заглянула в комнату. Соня рядом с ней стояла у полуотворенной двери.
Князь Андрей лежал высоко на трех подушках. Бледное лицо его было покойно, глаза закрыты, и видно было, как он ровно дышал.
– Ах, Наташа! – вдруг почти вскрикнула Соня, хватаясь за руку своей кузины и отступая от двери.
– Что? что? – спросила Наташа.
– Это то, то, вот… – сказала Соня с бледным лицом и дрожащими губами.
Наташа тихо затворила дверь и отошла с Соней к окну, не понимая еще того, что ей говорили.
– Помнишь ты, – с испуганным и торжественным лицом говорила Соня, – помнишь, когда я за тебя в зеркало смотрела… В Отрадном, на святках… Помнишь, что я видела?..
– Да, да! – широко раскрывая глаза, сказала Наташа, смутно вспоминая, что тогда Соня сказала что то о князе Андрее, которого она видела лежащим.
– Помнишь? – продолжала Соня. – Я видела тогда и сказала всем, и тебе, и Дуняше. Я видела, что он лежит на постели, – говорила она, при каждой подробности делая жест рукою с поднятым пальцем, – и что он закрыл глаза, и что он покрыт именно розовым одеялом, и что он сложил руки, – говорила Соня, убеждаясь, по мере того как она описывала виденные ею сейчас подробности, что эти самые подробности она видела тогда. Тогда она ничего не видела, но рассказала, что видела то, что ей пришло в голову; но то, что она придумала тогда, представлялось ей столь же действительным, как и всякое другое воспоминание. То, что она тогда сказала, что он оглянулся на нее и улыбнулся и был покрыт чем то красным, она не только помнила, но твердо была убеждена, что еще тогда она сказала и видела, что он был покрыт розовым, именно розовым одеялом, и что глаза его были закрыты.
– Да, да, именно розовым, – сказала Наташа, которая тоже теперь, казалось, помнила, что было сказано розовым, и в этом самом видела главную необычайность и таинственность предсказания.
– Но что же это значит? – задумчиво сказала Наташа.
– Ах, я не знаю, как все это необычайно! – сказала Соня, хватаясь за голову.
Через несколько минут князь Андрей позвонил, и Наташа вошла к нему; а Соня, испытывая редко испытанное ею волнение и умиление, осталась у окна, обдумывая всю необычайность случившегося.
В этот день был случай отправить письма в армию, и графиня писала письмо сыну.
– Соня, – сказала графиня, поднимая голову от письма, когда племянница проходила мимо нее. – Соня, ты не напишешь Николеньке? – сказала графиня тихим, дрогнувшим голосом, и во взгляде ее усталых, смотревших через очки глаз Соня прочла все, что разумела графиня этими словами. В этом взгляде выражались и мольба, и страх отказа, и стыд за то, что надо было просить, и готовность на непримиримую ненависть в случае отказа.
Соня подошла к графине и, став на колени, поцеловала ее руку.
– Я напишу, maman, – сказала она.
Соня была размягчена, взволнована и умилена всем тем, что происходило в этот день, в особенности тем таинственным совершением гаданья, которое она сейчас видела. Теперь, когда она знала, что по случаю возобновления отношений Наташи с князем Андреем Николай не мог жениться на княжне Марье, она с радостью почувствовала возвращение того настроения самопожертвования, в котором она любила и привыкла жить. И со слезами на глазах и с радостью сознания совершения великодушного поступка она, несколько раз прерываясь от слез, которые отуманивали ее бархатные черные глаза, написала то трогательное письмо, получение которого так поразило Николая.


На гауптвахте, куда был отведен Пьер, офицер и солдаты, взявшие его, обращались с ним враждебно, но вместе с тем и уважительно. Еще чувствовалось в их отношении к нему и сомнение о том, кто он такой (не очень ли важный человек), и враждебность вследствие еще свежей их личной борьбы с ним.
Но когда, в утро другого дня, пришла смена, то Пьер почувствовал, что для нового караула – для офицеров и солдат – он уже не имел того смысла, который имел для тех, которые его взяли. И действительно, в этом большом, толстом человеке в мужицком кафтане караульные другого дня уже не видели того живого человека, который так отчаянно дрался с мародером и с конвойными солдатами и сказал торжественную фразу о спасении ребенка, а видели только семнадцатого из содержащихся зачем то, по приказанию высшего начальства, взятых русских. Ежели и было что нибудь особенное в Пьере, то только его неробкий, сосредоточенно задумчивый вид и французский язык, на котором он, удивительно для французов, хорошо изъяснялся. Несмотря на то, в тот же день Пьера соединили с другими взятыми подозрительными, так как отдельная комната, которую он занимал, понадобилась офицеру.
Все русские, содержавшиеся с Пьером, были люди самого низкого звания. И все они, узнав в Пьере барина, чуждались его, тем более что он говорил по французски. Пьер с грустью слышал над собою насмешки.
На другой день вечером Пьер узнал, что все эти содержащиеся (и, вероятно, он в том же числе) должны были быть судимы за поджигательство. На третий день Пьера водили с другими в какой то дом, где сидели французский генерал с белыми усами, два полковника и другие французы с шарфами на руках. Пьеру, наравне с другими, делали с той, мнимо превышающею человеческие слабости, точностью и определительностью, с которой обыкновенно обращаются с подсудимыми, вопросы о том, кто он? где он был? с какою целью? и т. п.
Вопросы эти, оставляя в стороне сущность жизненного дела и исключая возможность раскрытия этой сущности, как и все вопросы, делаемые на судах, имели целью только подставление того желобка, по которому судящие желали, чтобы потекли ответы подсудимого и привели его к желаемой цели, то есть к обвинению. Как только он начинал говорить что нибудь такое, что не удовлетворяло цели обвинения, так принимали желобок, и вода могла течь куда ей угодно. Кроме того, Пьер испытал то же, что во всех судах испытывает подсудимый: недоумение, для чего делали ему все эти вопросы. Ему чувствовалось, что только из снисходительности или как бы из учтивости употреблялась эта уловка подставляемого желобка. Он знал, что находился во власти этих людей, что только власть привела его сюда, что только власть давала им право требовать ответы на вопросы, что единственная цель этого собрания состояла в том, чтоб обвинить его. И поэтому, так как была власть и было желание обвинить, то не нужно было и уловки вопросов и суда. Очевидно было, что все ответы должны были привести к виновности. На вопрос, что он делал, когда его взяли, Пьер отвечал с некоторою трагичностью, что он нес к родителям ребенка, qu'il avait sauve des flammes [которого он спас из пламени]. – Для чего он дрался с мародером? Пьер отвечал, что он защищал женщину, что защита оскорбляемой женщины есть обязанность каждого человека, что… Его остановили: это не шло к делу. Для чего он был на дворе загоревшегося дома, на котором его видели свидетели? Он отвечал, что шел посмотреть, что делалось в Москве. Его опять остановили: у него не спрашивали, куда он шел, а для чего он находился подле пожара? Кто он? повторили ему первый вопрос, на который он сказал, что не хочет отвечать. Опять он отвечал, что не может сказать этого.
– Запишите, это нехорошо. Очень нехорошо, – строго сказал ему генерал с белыми усами и красным, румяным лицом.
На четвертый день пожары начались на Зубовском валу.
Пьера с тринадцатью другими отвели на Крымский Брод, в каретный сарай купеческого дома. Проходя по улицам, Пьер задыхался от дыма, который, казалось, стоял над всем городом. С разных сторон виднелись пожары. Пьер тогда еще не понимал значения сожженной Москвы и с ужасом смотрел на эти пожары.
В каретном сарае одного дома у Крымского Брода Пьер пробыл еще четыре дня и во время этих дней из разговора французских солдат узнал, что все содержащиеся здесь ожидали с каждым днем решения маршала. Какого маршала, Пьер не мог узнать от солдат. Для солдата, очевидно, маршал представлялся высшим и несколько таинственным звеном власти.
Эти первые дни, до 8 го сентября, – дня, в который пленных повели на вторичный допрос, были самые тяжелые для Пьера.

Х
8 го сентября в сарай к пленным вошел очень важный офицер, судя по почтительности, с которой с ним обращались караульные. Офицер этот, вероятно, штабный, с списком в руках, сделал перекличку всем русским, назвав Пьера: celui qui n'avoue pas son nom [тот, который не говорит своего имени]. И, равнодушно и лениво оглядев всех пленных, он приказал караульному офицеру прилично одеть и прибрать их, прежде чем вести к маршалу. Через час прибыла рота солдат, и Пьера с другими тринадцатью повели на Девичье поле. День был ясный, солнечный после дождя, и воздух был необыкновенно чист. Дым не стлался низом, как в тот день, когда Пьера вывели из гауптвахты Зубовского вала; дым поднимался столбами в чистом воздухе. Огня пожаров нигде не было видно, но со всех сторон поднимались столбы дыма, и вся Москва, все, что только мог видеть Пьер, было одно пожарище. Со всех сторон виднелись пустыри с печами и трубами и изредка обгорелые стены каменных домов. Пьер приглядывался к пожарищам и не узнавал знакомых кварталов города. Кое где виднелись уцелевшие церкви. Кремль, неразрушенный, белел издалека с своими башнями и Иваном Великим. Вблизи весело блестел купол Ново Девичьего монастыря, и особенно звонко слышался оттуда благовест. Благовест этот напомнил Пьеру, что было воскресенье и праздник рождества богородицы. Но казалось, некому было праздновать этот праздник: везде было разоренье пожарища, и из русского народа встречались только изредка оборванные, испуганные люди, которые прятались при виде французов.
Очевидно, русское гнездо было разорено и уничтожено; но за уничтожением этого русского порядка жизни Пьер бессознательно чувствовал, что над этим разоренным гнездом установился свой, совсем другой, но твердый французский порядок. Он чувствовал это по виду тех, бодро и весело, правильными рядами шедших солдат, которые конвоировали его с другими преступниками; он чувствовал это по виду какого то важного французского чиновника в парной коляске, управляемой солдатом, проехавшего ему навстречу. Он это чувствовал по веселым звукам полковой музыки, доносившимся с левой стороны поля, и в особенности он чувствовал и понимал это по тому списку, который, перекликая пленных, прочел нынче утром приезжавший французский офицер. Пьер был взят одними солдатами, отведен в одно, в другое место с десятками других людей; казалось, они могли бы забыть про него, смешать его с другими. Но нет: ответы его, данные на допросе, вернулись к нему в форме наименования его: celui qui n'avoue pas son nom. И под этим названием, которое страшно было Пьеру, его теперь вели куда то, с несомненной уверенностью, написанною на их лицах, что все остальные пленные и он были те самые, которых нужно, и что их ведут туда, куда нужно. Пьер чувствовал себя ничтожной щепкой, попавшей в колеса неизвестной ему, но правильно действующей машины.
Пьера с другими преступниками привели на правую сторону Девичьего поля, недалеко от монастыря, к большому белому дому с огромным садом. Это был дом князя Щербатова, в котором Пьер часто прежде бывал у хозяина и в котором теперь, как он узнал из разговора солдат, стоял маршал, герцог Экмюльский.
Их подвели к крыльцу и по одному стали вводить в дом. Пьера ввели шестым. Через стеклянную галерею, сени, переднюю, знакомые Пьеру, его ввели в длинный низкий кабинет, у дверей которого стоял адъютант.
Даву сидел на конце комнаты над столом, с очками на носу. Пьер близко подошел к нему. Даву, не поднимая глаз, видимо справлялся с какой то бумагой, лежавшей перед ним. Не поднимая же глаз, он тихо спросил:
– Qui etes vous? [Кто вы такой?]
Пьер молчал оттого, что не в силах был выговорить слова. Даву для Пьера не был просто французский генерал; для Пьера Даву был известный своей жестокостью человек. Глядя на холодное лицо Даву, который, как строгий учитель, соглашался до времени иметь терпение и ждать ответа, Пьер чувствовал, что всякая секунда промедления могла стоить ему жизни; но он не знал, что сказать. Сказать то же, что он говорил на первом допросе, он не решался; открыть свое звание и положение было и опасно и стыдно. Пьер молчал. Но прежде чем Пьер успел на что нибудь решиться, Даву приподнял голову, приподнял очки на лоб, прищурил глаза и пристально посмотрел на Пьера.