Круа
Поделись знанием:
– Однако, ma chere, это славная штука, – сказал граф и, заметив, что старшая гостья его не слушала, обратился уже к барышням. – Хороша фигура была у квартального, я воображаю.
И он, представив, как махал руками квартальный, опять захохотал звучным и басистым смехом, колебавшим всё его полное тело, как смеются люди, всегда хорошо евшие и особенно пившие. – Так, пожалуйста же, обедать к нам, – сказал он.
Наступило молчание. Графиня глядела на гостью, приятно улыбаясь, впрочем, не скрывая того, что не огорчится теперь нисколько, если гостья поднимется и уедет. Дочь гостьи уже оправляла платье, вопросительно глядя на мать, как вдруг из соседней комнаты послышался бег к двери нескольких мужских и женских ног, грохот зацепленного и поваленного стула, и в комнату вбежала тринадцатилетняя девочка, запахнув что то короткою кисейною юбкою, и остановилась по средине комнаты. Очевидно было, она нечаянно, с нерассчитанного бега, заскочила так далеко. В дверях в ту же минуту показались студент с малиновым воротником, гвардейский офицер, пятнадцатилетняя девочка и толстый румяный мальчик в детской курточке.
Граф вскочил и, раскачиваясь, широко расставил руки вокруг бежавшей девочки.
– А, вот она! – смеясь закричал он. – Именинница! Ma chere, именинница!
– Ma chere, il y a un temps pour tout, [Милая, на все есть время,] – сказала графиня, притворяясь строгою. – Ты ее все балуешь, Elie, – прибавила она мужу.
– Bonjour, ma chere, je vous felicite, [Здравствуйте, моя милая, поздравляю вас,] – сказала гостья. – Quelle delicuse enfant! [Какое прелестное дитя!] – прибавила она, обращаясь к матери.
Черноглазая, с большим ртом, некрасивая, но живая девочка, с своими детскими открытыми плечиками, которые, сжимаясь, двигались в своем корсаже от быстрого бега, с своими сбившимися назад черными кудрями, тоненькими оголенными руками и маленькими ножками в кружевных панталончиках и открытых башмачках, была в том милом возрасте, когда девочка уже не ребенок, а ребенок еще не девушка. Вывернувшись от отца, она подбежала к матери и, не обращая никакого внимания на ее строгое замечание, спрятала свое раскрасневшееся лицо в кружевах материной мантильи и засмеялась. Она смеялась чему то, толкуя отрывисто про куклу, которую вынула из под юбочки.
– Видите?… Кукла… Мими… Видите.
И Наташа не могла больше говорить (ей всё смешно казалось). Она упала на мать и расхохоталась так громко и звонко, что все, даже чопорная гостья, против воли засмеялись.
– Ну, поди, поди с своим уродом! – сказала мать, притворно сердито отталкивая дочь. – Это моя меньшая, – обратилась она к гостье.
Наташа, оторвав на минуту лицо от кружевной косынки матери, взглянула на нее снизу сквозь слезы смеха и опять спрятала лицо.
Гостья, принужденная любоваться семейною сценой, сочла нужным принять в ней какое нибудь участие.
– Скажите, моя милая, – сказала она, обращаясь к Наташе, – как же вам приходится эта Мими? Дочь, верно?
Наташе не понравился тон снисхождения до детского разговора, с которым гостья обратилась к ней. Она ничего не ответила и серьезно посмотрела на гостью.
Между тем всё это молодое поколение: Борис – офицер, сын княгини Анны Михайловны, Николай – студент, старший сын графа, Соня – пятнадцатилетняя племянница графа, и маленький Петруша – меньшой сын, все разместились в гостиной и, видимо, старались удержать в границах приличия оживление и веселость, которыми еще дышала каждая их черта. Видно было, что там, в задних комнатах, откуда они все так стремительно прибежали, у них были разговоры веселее, чем здесь о городских сплетнях, погоде и comtesse Apraksine. [о графине Апраксиной.] Изредка они взглядывали друг на друга и едва удерживались от смеха.
Два молодые человека, студент и офицер, друзья с детства, были одних лет и оба красивы, но не похожи друг на друга. Борис был высокий белокурый юноша с правильными тонкими чертами спокойного и красивого лица; Николай был невысокий курчавый молодой человек с открытым выражением лица. На верхней губе его уже показывались черные волосики, и во всем лице выражались стремительность и восторженность.
Николай покраснел, как только вошел в гостиную. Видно было, что он искал и не находил, что сказать; Борис, напротив, тотчас же нашелся и рассказал спокойно, шутливо, как эту Мими куклу он знал еще молодою девицей с неиспорченным еще носом, как она в пять лет на его памяти состарелась и как у ней по всему черепу треснула голова. Сказав это, он взглянул на Наташу. Наташа отвернулась от него, взглянула на младшего брата, который, зажмурившись, трясся от беззвучного смеха, и, не в силах более удерживаться, прыгнула и побежала из комнаты так скоро, как только могли нести ее быстрые ножки. Борис не рассмеялся.
– Вы, кажется, тоже хотели ехать, maman? Карета нужна? – .сказал он, с улыбкой обращаясь к матери.
– Да, поди, поди, вели приготовить, – сказала она, уливаясь.
Борис вышел тихо в двери и пошел за Наташей, толстый мальчик сердито побежал за ними, как будто досадуя на расстройство, происшедшее в его занятиях.
Из молодежи, не считая старшей дочери графини (которая была четырьмя годами старше сестры и держала себя уже, как большая) и гостьи барышни, в гостиной остались Николай и Соня племянница. Соня была тоненькая, миниатюрненькая брюнетка с мягким, отененным длинными ресницами взглядом, густой черною косой, два раза обвившею ее голову, и желтоватым оттенком кожи на лице и в особенности на обнаженных худощавых, но грациозных мускулистых руках и шее. Плавностью движений, мягкостью и гибкостью маленьких членов и несколько хитрою и сдержанною манерой она напоминала красивого, но еще не сформировавшегося котенка, который будет прелестною кошечкой. Она, видимо, считала приличным выказывать улыбкой участие к общему разговору; но против воли ее глаза из под длинных густых ресниц смотрели на уезжавшего в армию cousin [двоюродного брата] с таким девическим страстным обожанием, что улыбка ее не могла ни на мгновение обмануть никого, и видно было, что кошечка присела только для того, чтоб еще энергичнее прыгнуть и заиграть с своим соusin, как скоро только они так же, как Борис с Наташей, выберутся из этой гостиной.
– Да, ma chere, – сказал старый граф, обращаясь к гостье и указывая на своего Николая. – Вот его друг Борис произведен в офицеры, и он из дружбы не хочет отставать от него; бросает и университет и меня старика: идет в военную службу, ma chere. А уж ему место в архиве было готово, и всё. Вот дружба то? – сказал граф вопросительно.
– Да ведь война, говорят, объявлена, – сказала гостья.
– Давно говорят, – сказал граф. – Опять поговорят, поговорят, да так и оставят. Ma chere, вот дружба то! – повторил он. – Он идет в гусары.
Гостья, не зная, что сказать, покачала головой.
– Совсем не из дружбы, – отвечал Николай, вспыхнув и отговариваясь как будто от постыдного на него наклепа. – Совсем не дружба, а просто чувствую призвание к военной службе.
Он оглянулся на кузину и на гостью барышню: обе смотрели на него с улыбкой одобрения.
– Нынче обедает у нас Шуберт, полковник Павлоградского гусарского полка. Он был в отпуску здесь и берет его с собой. Что делать? – сказал граф, пожимая плечами и говоря шуточно о деле, которое, видимо, стоило ему много горя.
– Я уж вам говорил, папенька, – сказал сын, – что ежели вам не хочется меня отпустить, я останусь. Но я знаю, что я никуда не гожусь, кроме как в военную службу; я не дипломат, не чиновник, не умею скрывать того, что чувствую, – говорил он, всё поглядывая с кокетством красивой молодости на Соню и гостью барышню.
Кошечка, впиваясь в него глазами, казалась каждую секунду готовою заиграть и выказать всю свою кошачью натуру.
– Ну, ну, хорошо! – сказал старый граф, – всё горячится. Всё Бонапарте всем голову вскружил; все думают, как это он из поручиков попал в императоры. Что ж, дай Бог, – прибавил он, не замечая насмешливой улыбки гостьи.
Большие заговорили о Бонапарте. Жюли, дочь Карагиной, обратилась к молодому Ростову:
– Как жаль, что вас не было в четверг у Архаровых. Мне скучно было без вас, – сказала она, нежно улыбаясь ему.
Польщенный молодой человек с кокетливой улыбкой молодости ближе пересел к ней и вступил с улыбающейся Жюли в отдельный разговор, совсем не замечая того, что эта его невольная улыбка ножом ревности резала сердце красневшей и притворно улыбавшейся Сони. – В середине разговора он оглянулся на нее. Соня страстно озлобленно взглянула на него и, едва удерживая на глазах слезы, а на губах притворную улыбку, встала и вышла из комнаты. Всё оживление Николая исчезло. Он выждал первый перерыв разговора и с расстроенным лицом вышел из комнаты отыскивать Соню.
– Как секреты то этой всей молодежи шиты белыми нитками! – сказала Анна Михайловна, указывая на выходящего Николая. – Cousinage dangereux voisinage, [Бедовое дело – двоюродные братцы и сестрицы,] – прибавила она.
– Да, – сказала графиня, после того как луч солнца, проникнувший в гостиную вместе с этим молодым поколением, исчез, и как будто отвечая на вопрос, которого никто ей не делал, но который постоянно занимал ее. – Сколько страданий, сколько беспокойств перенесено за то, чтобы теперь на них радоваться! А и теперь, право, больше страха, чем радости. Всё боишься, всё боишься! Именно тот возраст, в котором так много опасностей и для девочек и для мальчиков.
– Всё от воспитания зависит, – сказала гостья.
– Да, ваша правда, – продолжала графиня. – До сих пор я была, слава Богу, другом своих детей и пользуюсь полным их доверием, – говорила графиня, повторяя заблуждение многих родителей, полагающих, что у детей их нет тайн от них. – Я знаю, что я всегда буду первою confidente [поверенной] моих дочерей, и что Николенька, по своему пылкому характеру, ежели будет шалить (мальчику нельзя без этого), то всё не так, как эти петербургские господа.
– Да, славные, славные ребята, – подтвердил граф, всегда разрешавший запутанные для него вопросы тем, что всё находил славным. – Вот подите, захотел в гусары! Да вот что вы хотите, ma chere!
– Какое милое существо ваша меньшая, – сказала гостья. – Порох!
– Да, порох, – сказал граф. – В меня пошла! И какой голос: хоть и моя дочь, а я правду скажу, певица будет, Саломони другая. Мы взяли итальянца ее учить.
– Не рано ли? Говорят, вредно для голоса учиться в эту пору.
– О, нет, какой рано! – сказал граф. – Как же наши матери выходили в двенадцать тринадцать лет замуж?
– Уж она и теперь влюблена в Бориса! Какова? – сказала графиня, тихо улыбаясь, глядя на мать Бориса, и, видимо отвечая на мысль, всегда ее занимавшую, продолжала. – Ну, вот видите, держи я ее строго, запрещай я ей… Бог знает, что бы они делали потихоньку (графиня разумела: они целовались бы), а теперь я знаю каждое ее слово. Она сама вечером прибежит и всё мне расскажет. Может быть, я балую ее; но, право, это, кажется, лучше. Я старшую держала строго.
– Да, меня совсем иначе воспитывали, – сказала старшая, красивая графиня Вера, улыбаясь.
Но улыбка не украсила лица Веры, как это обыкновенно бывает; напротив, лицо ее стало неестественно и оттого неприятно.
Старшая, Вера, была хороша, была неглупа, училась прекрасно, была хорошо воспитана, голос у нее был приятный, то, что она сказала, было справедливо и уместно; но, странное дело, все, и гостья и графиня, оглянулись на нее, как будто удивились, зачем она это сказала, и почувствовали неловкость.
– Всегда с старшими детьми мудрят, хотят сделать что нибудь необыкновенное, – сказала гостья.
– Что греха таить, ma chere! Графинюшка мудрила с Верой, – сказал граф. – Ну, да что ж! всё таки славная вышла, – прибавил он, одобрительно подмигивая Вере.
Гостьи встали и уехали, обещаясь приехать к обеду.
– Что за манера! Уж сидели, сидели! – сказала графиня, проводя гостей.
Когда Наташа вышла из гостиной и побежала, она добежала только до цветочной. В этой комнате она остановилась, прислушиваясь к говору в гостиной и ожидая выхода Бориса. Она уже начинала приходить в нетерпение и, топнув ножкой, сбиралась было заплакать оттого, что он не сейчас шел, когда заслышались не тихие, не быстрые, приличные шаги молодого человека.
Наташа быстро бросилась между кадок цветов и спряталась.
Борис остановился посереди комнаты, оглянулся, смахнул рукой соринки с рукава мундира и подошел к зеркалу, рассматривая свое красивое лицо. Наташа, притихнув, выглядывала из своей засады, ожидая, что он будет делать. Он постоял несколько времени перед зеркалом, улыбнулся и пошел к выходной двери. Наташа хотела его окликнуть, но потом раздумала. «Пускай ищет», сказала она себе. Только что Борис вышел, как из другой двери вышла раскрасневшаяся Соня, сквозь слезы что то злобно шепчущая. Наташа удержалась от своего первого движения выбежать к ней и осталась в своей засаде, как под шапкой невидимкой, высматривая, что делалось на свете. Она испытывала особое новое наслаждение. Соня шептала что то и оглядывалась на дверь гостиной. Из двери вышел Николай.
– Соня! Что с тобой? Можно ли это? – сказал Николай, подбегая к ней.
– Ничего, ничего, оставьте меня! – Соня зарыдала.
– Нет, я знаю что.
– Ну знаете, и прекрасно, и подите к ней.
– Соооня! Одно слово! Можно ли так мучить меня и себя из за фантазии? – говорил Николай, взяв ее за руку.
Соня не вырывала у него руки и перестала плакать.
Наташа, не шевелясь и не дыша, блестящими главами смотрела из своей засады. «Что теперь будет»? думала она.
– Соня! Мне весь мир не нужен! Ты одна для меня всё, – говорил Николай. – Я докажу тебе.
– Я не люблю, когда ты так говоришь.
– Ну не буду, ну прости, Соня! – Он притянул ее к себе и поцеловал.
«Ах, как хорошо!» подумала Наташа, и когда Соня с Николаем вышли из комнаты, она пошла за ними и вызвала к себе Бориса.
– Борис, подите сюда, – сказала она с значительным и хитрым видом. – Мне нужно сказать вам одну вещь. Сюда, сюда, – сказала она и привела его в цветочную на то место между кадок, где она была спрятана. Борис, улыбаясь, шел за нею.
– Какая же это одна вещь ? – спросил он.
Она смутилась, оглянулась вокруг себя и, увидев брошенную на кадке свою куклу, взяла ее в руки.
– Поцелуйте куклу, – сказала она.
Борис внимательным, ласковым взглядом смотрел в ее оживленное лицо и ничего не отвечал.
– Не хотите? Ну, так подите сюда, – сказала она и глубже ушла в цветы и бросила куклу. – Ближе, ближе! – шептала она. Она поймала руками офицера за обшлага, и в покрасневшем лице ее видны были торжественность и страх.
– А меня хотите поцеловать? – прошептала она чуть слышно, исподлобья глядя на него, улыбаясь и чуть не плача от волненья.
Борис покраснел.
– Какая вы смешная! – проговорил он, нагибаясь к ней, еще более краснея, но ничего не предпринимая и выжидая.
Она вдруг вскочила на кадку, так что стала выше его, обняла его обеими руками, так что тонкие голые ручки согнулись выше его шеи и, откинув движением головы волосы назад, поцеловала его в самые губы.
Она проскользнула между горшками на другую сторону цветов и, опустив голову, остановилась.
– Наташа, – сказал он, – вы знаете, что я люблю вас, но…
– Вы влюблены в меня? – перебила его Наташа.
– Да, влюблен, но, пожалуйста, не будем делать того, что сейчас… Еще четыре года… Тогда я буду просить вашей руки.
Наташа подумала.
– Тринадцать, четырнадцать, пятнадцать, шестнадцать… – сказала она, считая по тоненьким пальчикам. – Хорошо! Так кончено?
И улыбка радости и успокоения осветила ее оживленное лицо.
– Кончено! – сказал Борис.
– Навсегда? – сказала девочка. – До самой смерти?
И, взяв его под руку, она с счастливым лицом тихо пошла с ним рядом в диванную.
Графиня так устала от визитов, что не велела принимать больше никого, и швейцару приказано было только звать непременно кушать всех, кто будет еще приезжать с поздравлениями. Графине хотелось с глазу на глаз поговорить с другом своего детства, княгиней Анной Михайловной, которую она не видала хорошенько с ее приезда из Петербурга. Анна Михайловна, с своим исплаканным и приятным лицом, подвинулась ближе к креслу графини.
– С тобой я буду совершенно откровенна, – сказала Анна Михайловна. – Уж мало нас осталось, старых друзей! От этого я так и дорожу твоею дружбой.
Анна Михайловна посмотрела на Веру и остановилась. Графиня пожала руку своему другу.
– Вера, – сказала графиня, обращаясь к старшей дочери, очевидно, нелюбимой. – Как у вас ни на что понятия нет? Разве ты не чувствуешь, что ты здесь лишняя? Поди к сестрам, или…
Красивая Вера презрительно улыбнулась, видимо не чувствуя ни малейшего оскорбления.
– Ежели бы вы мне сказали давно, маменька, я бы тотчас ушла, – сказала она, и пошла в свою комнату.
Но, проходя мимо диванной, она заметила, что в ней у двух окошек симметрично сидели две пары. Она остановилась и презрительно улыбнулась. Соня сидела близко подле Николая, который переписывал ей стихи, в первый раз сочиненные им. Борис с Наташей сидели у другого окна и замолчали, когда вошла Вера. Соня и Наташа с виноватыми и счастливыми лицами взглянули на Веру.
Весело и трогательно было смотреть на этих влюбленных девочек, но вид их, очевидно, не возбуждал в Вере приятного чувства.
– Сколько раз я вас просила, – сказала она, – не брать моих вещей, у вас есть своя комната.
Она взяла от Николая чернильницу.
– Сейчас, сейчас, – сказал он, мокая перо.
– Вы всё умеете делать не во время, – сказала Вера. – То прибежали в гостиную, так что всем совестно сделалось за вас.
Несмотря на то, или именно потому, что сказанное ею было совершенно справедливо, никто ей не отвечал, и все четверо только переглядывались между собой. Она медлила в комнате с чернильницей в руке.
– И какие могут быть в ваши года секреты между Наташей и Борисом и между вами, – всё одни глупости!
– Ну, что тебе за дело, Вера? – тихеньким голоском, заступнически проговорила Наташа.
Она, видимо, была ко всем еще более, чем всегда, в этот день добра и ласкова.
– Очень глупо, – сказала Вера, – мне совестно за вас. Что за секреты?…
– У каждого свои секреты. Мы тебя с Бергом не трогаем, – сказала Наташа разгорячаясь.
– Я думаю, не трогаете, – сказала Вера, – потому что в моих поступках никогда ничего не может быть дурного. А вот я маменьке скажу, как ты с Борисом обходишься.
– Наталья Ильинишна очень хорошо со мной обходится, – сказал Борис. – Я не могу жаловаться, – сказал он.
– Оставьте, Борис, вы такой дипломат (слово дипломат было в большом ходу у детей в том особом значении, какое они придавали этому слову); даже скучно, – сказала Наташа оскорбленным, дрожащим голосом. – За что она ко мне пристает? Ты этого никогда не поймешь, – сказала она, обращаясь к Вере, – потому что ты никогда никого не любила; у тебя сердца нет, ты только madame de Genlis [мадам Жанлис] (это прозвище, считавшееся очень обидным, было дано Вере Николаем), и твое первое удовольствие – делать неприятности другим. Ты кокетничай с Бергом, сколько хочешь, – проговорила она скоро.
– Да уж я верно не стану перед гостями бегать за молодым человеком…
– Ну, добилась своего, – вмешался Николай, – наговорила всем неприятностей, расстроила всех. Пойдемте в детскую.
Все четверо, как спугнутая стая птиц, поднялись и пошли из комнаты.
– Мне наговорили неприятностей, а я никому ничего, – сказала Вера.
– Madame de Genlis! Madame de Genlis! – проговорили смеющиеся голоса из за двери.
Красивая Вера, производившая на всех такое раздражающее, неприятное действие, улыбнулась и видимо не затронутая тем, что ей было сказано, подошла к зеркалу и оправила шарф и прическу. Глядя на свое красивое лицо, она стала, повидимому, еще холоднее и спокойнее.
В гостиной продолжался разговор.
– Ah! chere, – говорила графиня, – и в моей жизни tout n'est pas rose. Разве я не вижу, что du train, que nous allons, [не всё розы. – при нашем образе жизни,] нашего состояния нам не надолго! И всё это клуб, и его доброта. В деревне мы живем, разве мы отдыхаем? Театры, охоты и Бог знает что. Да что обо мне говорить! Ну, как же ты это всё устроила? Я часто на тебя удивляюсь, Annette, как это ты, в свои годы, скачешь в повозке одна, в Москву, в Петербург, ко всем министрам, ко всей знати, со всеми умеешь обойтись, удивляюсь! Ну, как же это устроилось? Вот я ничего этого не умею.
– Ах, душа моя! – отвечала княгиня Анна Михайловна. – Не дай Бог тебе узнать, как тяжело остаться вдовой без подпоры и с сыном, которого любишь до обожания. Всему научишься, – продолжала она с некоторою гордостью. – Процесс мой меня научил. Ежели мне нужно видеть кого нибудь из этих тузов, я пишу записку: «princesse une telle [княгиня такая то] желает видеть такого то» и еду сама на извозчике хоть два, хоть три раза, хоть четыре, до тех пор, пока не добьюсь того, что мне надо. Мне всё равно, что бы обо мне ни думали.
– Ну, как же, кого ты просила о Бореньке? – спросила графиня. – Ведь вот твой уже офицер гвардии, а Николушка идет юнкером. Некому похлопотать. Ты кого просила?
– Князя Василия. Он был очень мил. Сейчас на всё согласился, доложил государю, – говорила княгиня Анна Михайловна с восторгом, совершенно забыв всё унижение, через которое она прошла для достижения своей цели.
– Что он постарел, князь Василий? – спросила графиня. – Я его не видала с наших театров у Румянцевых. И думаю, забыл про меня. Il me faisait la cour, [Он за мной волочился,] – вспомнила графиня с улыбкой.
– Всё такой же, – отвечала Анна Михайловна, – любезен, рассыпается. Les grandeurs ne lui ont pas touriene la tete du tout. [Высокое положение не вскружило ему головы нисколько.] «Я жалею, что слишком мало могу вам сделать, милая княгиня, – он мне говорит, – приказывайте». Нет, он славный человек и родной прекрасный. Но ты знаешь, Nathalieie, мою любовь к сыну. Я не знаю, чего я не сделала бы для его счастья. А обстоятельства мои до того дурны, – продолжала Анна Михайловна с грустью и понижая голос, – до того дурны, что я теперь в самом ужасном положении. Мой несчастный процесс съедает всё, что я имею, и не подвигается. У меня нет, можешь себе представить, a la lettre [буквально] нет гривенника денег, и я не знаю, на что обмундировать Бориса. – Она вынула платок и заплакала. – Мне нужно пятьсот рублей, а у меня одна двадцатипятирублевая бумажка. Я в таком положении… Одна моя надежда теперь на графа Кирилла Владимировича Безухова. Ежели он не захочет поддержать своего крестника, – ведь он крестил Борю, – и назначить ему что нибудь на содержание, то все мои хлопоты пропадут: мне не на что будет обмундировать его.
Графиня прослезилась и молча соображала что то.
– Часто думаю, может, это и грех, – сказала княгиня, – а часто думаю: вот граф Кирилл Владимирович Безухой живет один… это огромное состояние… и для чего живет? Ему жизнь в тягость, а Боре только начинать жить.
– Он, верно, оставит что нибудь Борису, – сказала графиня.
– Бог знает, chere amie! [милый друг!] Эти богачи и вельможи такие эгоисты. Но я всё таки поеду сейчас к нему с Борисом и прямо скажу, в чем дело. Пускай обо мне думают, что хотят, мне, право, всё равно, когда судьба сына зависит от этого. – Княгиня поднялась. – Теперь два часа, а в четыре часа вы обедаете. Я успею съездить.
И с приемами петербургской деловой барыни, умеющей пользоваться временем, Анна Михайловна послала за сыном и вместе с ним вышла в переднюю.
– Прощай, душа моя, – сказала она графине, которая провожала ее до двери, – пожелай мне успеха, – прибавила она шопотом от сына.
– Вы к графу Кириллу Владимировичу, ma chere? – сказал граф из столовой, выходя тоже в переднюю. – Коли ему лучше, зовите Пьера ко мне обедать. Ведь он у меня бывал, с детьми танцовал. Зовите непременно, ma chere. Ну, посмотрим, как то отличится нынче Тарас. Говорит, что у графа Орлова такого обеда не бывало, какой у нас будет.
– Mon cher Boris, [Дорогой Борис,] – сказала княгиня Анна Михайловна сыну, когда карета графини Ростовой, в которой они сидели, проехала по устланной соломой улице и въехала на широкий двор графа Кирилла Владимировича Безухого. – Mon cher Boris, – сказала мать, выпрастывая руку из под старого салопа и робким и ласковым движением кладя ее на руку сына, – будь ласков, будь внимателен. Граф Кирилл Владимирович всё таки тебе крестный отец, и от него зависит твоя будущая судьба. Помни это, mon cher, будь мил, как ты умеешь быть…
– Ежели бы я знал, что из этого выйдет что нибудь, кроме унижения… – отвечал сын холодно. – Но я обещал вам и делаю это для вас.
Несмотря на то, что чья то карета стояла у подъезда, швейцар, оглядев мать с сыном (которые, не приказывая докладывать о себе, прямо вошли в стеклянные сени между двумя рядами статуй в нишах), значительно посмотрев на старенький салоп, спросил, кого им угодно, княжен или графа, и, узнав, что графа, сказал, что их сиятельству нынче хуже и их сиятельство никого не принимают.
– Мы можем уехать, – сказал сын по французски.
– Mon ami! [Друг мой!] – сказала мать умоляющим голосом, опять дотрогиваясь до руки сына, как будто это прикосновение могло успокоивать или возбуждать его.
Борис замолчал и, не снимая шинели, вопросительно смотрел на мать.
– Голубчик, – нежным голоском сказала Анна Михайловна, обращаясь к швейцару, – я знаю, что граф Кирилл Владимирович очень болен… я затем и приехала… я родственница… Я не буду беспокоить, голубчик… А мне бы только надо увидать князя Василия Сергеевича: ведь он здесь стоит. Доложи, пожалуйста.
Швейцар угрюмо дернул снурок наверх и отвернулся.
– Княгиня Друбецкая к князю Василию Сергеевичу, – крикнул он сбежавшему сверху и из под выступа лестницы выглядывавшему официанту в чулках, башмаках и фраке.
Мать расправила складки своего крашеного шелкового платья, посмотрелась в цельное венецианское зеркало в стене и бодро в своих стоптанных башмаках пошла вверх по ковру лестницы.
– Mon cher, voue m'avez promis, [Мой друг, ты мне обещал,] – обратилась она опять к Сыну, прикосновением руки возбуждая его.
Сын, опустив глаза, спокойно шел за нею.
Они вошли в залу, из которой одна дверь вела в покои, отведенные князю Василью.
В то время как мать с сыном, выйдя на середину комнаты, намеревались спросить дорогу у вскочившего при их входе старого официанта, у одной из дверей повернулась бронзовая ручка и князь Василий в бархатной шубке, с одною звездой, по домашнему, вышел, провожая красивого черноволосого мужчину. Мужчина этот был знаменитый петербургский доктор Lorrain.
– C'est donc positif? [Итак, это верно?] – говорил князь.
– Mon prince, «errare humanum est», mais… [Князь, человеку ошибаться свойственно.] – отвечал доктор, грассируя и произнося латинские слова французским выговором.
– C'est bien, c'est bien… [Хорошо, хорошо…]
Заметив Анну Михайловну с сыном, князь Василий поклоном отпустил доктора и молча, но с вопросительным видом, подошел к ним. Сын заметил, как вдруг глубокая горесть выразилась в глазах его матери, и слегка улыбнулся.
– Да, в каких грустных обстоятельствах пришлось нам видеться, князь… Ну, что наш дорогой больной? – сказала она, как будто не замечая холодного, оскорбительного, устремленного на нее взгляда.
Князь Василий вопросительно, до недоумения, посмотрел на нее, потом на Бориса. Борис учтиво поклонился. Князь Василий, не отвечая на поклон, отвернулся к Анне Михайловне и на ее вопрос отвечал движением головы и губ, которое означало самую плохую надежду для больного.
– Неужели? – воскликнула Анна Михайловна. – Ах, это ужасно! Страшно подумать… Это мой сын, – прибавила она, указывая на Бориса. – Он сам хотел благодарить вас.
Борис еще раз учтиво поклонился.
– Верьте, князь, что сердце матери никогда не забудет того, что вы сделали для нас.
– Я рад, что мог сделать вам приятное, любезная моя Анна Михайловна, – сказал князь Василий, оправляя жабо и в жесте и голосе проявляя здесь, в Москве, перед покровительствуемою Анною Михайловной еще гораздо большую важность, чем в Петербурге, на вечере у Annette Шерер.
– Старайтесь служить хорошо и быть достойным, – прибавил он, строго обращаясь к Борису. – Я рад… Вы здесь в отпуску? – продиктовал он своим бесстрастным тоном.
– Жду приказа, ваше сиятельство, чтоб отправиться по новому назначению, – отвечал Борис, не выказывая ни досады за резкий тон князя, ни желания вступить в разговор, но так спокойно и почтительно, что князь пристально поглядел на него.
– Вы живете с матушкой?
– Я живу у графини Ростовой, – сказал Борис, опять прибавив: – ваше сиятельство.
– Это тот Илья Ростов, который женился на Nathalie Шиншиной, – сказала Анна Михайловна.
– Знаю, знаю, – сказал князь Василий своим монотонным голосом. – Je n'ai jamais pu concevoir, comment Nathalieie s'est decidee a epouser cet ours mal – leche l Un personnage completement stupide et ridicule.Et joueur a ce qu'on dit. [Я никогда не мог понять, как Натали решилась выйти замуж за этого грязного медведя. Совершенно глупая и смешная особа. К тому же игрок, говорят.]
– Mais tres brave homme, mon prince, [Но добрый человек, князь,] – заметила Анна Михайловна, трогательно улыбаясь, как будто и она знала, что граф Ростов заслуживал такого мнения, но просила пожалеть бедного старика. – Что говорят доктора? – спросила княгиня, помолчав немного и опять выражая большую печаль на своем исплаканном лице.
– Мало надежды, – сказал князь.
– А мне так хотелось еще раз поблагодарить дядю за все его благодеяния и мне и Боре. C'est son filleuil, [Это его крестник,] – прибавила она таким тоном, как будто это известие должно было крайне обрадовать князя Василия.
Князь Василий задумался и поморщился. Анна Михайловна поняла, что он боялся найти в ней соперницу по завещанию графа Безухого. Она поспешила успокоить его.
– Ежели бы не моя истинная любовь и преданность дяде, – сказала она, с особенною уверенностию и небрежностию выговаривая это слово: – я знаю его характер, благородный, прямой, но ведь одни княжны при нем…Они еще молоды… – Она наклонила голову и прибавила шопотом: – исполнил ли он последний долг, князь? Как драгоценны эти последние минуты! Ведь хуже быть не может; его необходимо приготовить ежели он так плох. Мы, женщины, князь, – она нежно улыбнулась, – всегда знаем, как говорить эти вещи. Необходимо видеть его. Как бы тяжело это ни было для меня, но я привыкла уже страдать.
Князь, видимо, понял, и понял, как и на вечере у Annette Шерер, что от Анны Михайловны трудно отделаться.
– Не было бы тяжело ему это свидание, chere Анна Михайловна, – сказал он. – Подождем до вечера, доктора обещали кризис.
– Но нельзя ждать, князь, в эти минуты. Pensez, il у va du salut de son ame… Ah! c'est terrible, les devoirs d'un chretien… [Подумайте, дело идет о спасения его души! Ах! это ужасно, долг христианина…]
Из внутренних комнат отворилась дверь, и вошла одна из княжен племянниц графа, с угрюмым и холодным лицом и поразительно несоразмерною по ногам длинною талией.
Князь Василий обернулся к ней.
– Ну, что он?
– Всё то же. И как вы хотите, этот шум… – сказала княжна, оглядывая Анну Михайловну, как незнакомую.
– Ah, chere, je ne vous reconnaissais pas, [Ах, милая, я не узнала вас,] – с счастливою улыбкой сказала Анна Михайловна, легкою иноходью подходя к племяннице графа. – Je viens d'arriver et je suis a vous pour vous aider a soigner mon oncle . J`imagine, combien vous avez souffert, [Я приехала помогать вам ходить за дядюшкой. Воображаю, как вы настрадались,] – прибавила она, с участием закатывая глаза.
Княжна ничего не ответила, даже не улыбнулась и тотчас же вышла. Анна Михайловна сняла перчатки и в завоеванной позиции расположилась на кресле, пригласив князя Василья сесть подле себя.
– Борис! – сказала она сыну и улыбнулась, – я пройду к графу, к дяде, а ты поди к Пьеру, mon ami, покаместь, да не забудь передать ему приглашение от Ростовых. Они зовут его обедать. Я думаю, он не поедет? – обратилась она к князю.
– Напротив, – сказал князь, видимо сделавшийся не в духе. – Je serais tres content si vous me debarrassez de ce jeune homme… [Я был бы очень рад, если бы вы меня избавили от этого молодого человека…] Сидит тут. Граф ни разу не спросил про него.
Он пожал плечами. Официант повел молодого человека вниз и вверх по другой лестнице к Петру Кирилловичу.
Пьер так и не успел выбрать себе карьеры в Петербурге и, действительно, был выслан в Москву за буйство. История, которую рассказывали у графа Ростова, была справедлива. Пьер участвовал в связываньи квартального с медведем. Он приехал несколько дней тому назад и остановился, как всегда, в доме своего отца. Хотя он и предполагал, что история его уже известна в Москве, и что дамы, окружающие его отца, всегда недоброжелательные к нему, воспользуются этим случаем, чтобы раздражить графа, он всё таки в день приезда пошел на половину отца. Войдя в гостиную, обычное местопребывание княжен, он поздоровался с дамами, сидевшими за пяльцами и за книгой, которую вслух читала одна из них. Их было три. Старшая, чистоплотная, с длинною талией, строгая девица, та самая, которая выходила к Анне Михайловне, читала; младшие, обе румяные и хорошенькие, отличавшиеся друг от друга только тем, что у одной была родинка над губой, очень красившая ее, шили в пяльцах. Пьер был встречен как мертвец или зачумленный. Старшая княжна прервала чтение и молча посмотрела на него испуганными глазами; младшая, без родинки, приняла точно такое же выражение; самая меньшая, с родинкой, веселого и смешливого характера, нагнулась к пяльцам, чтобы скрыть улыбку, вызванную, вероятно, предстоящею сценой, забавность которой она предвидела. Она притянула вниз шерстинку и нагнулась, будто разбирая узоры и едва удерживаясь от смеха.
– Bonjour, ma cousine, – сказал Пьер. – Vous ne me гесоnnaissez pas? [Здравствуйте, кузина. Вы меня не узнаете?]
– Я слишком хорошо вас узнаю, слишком хорошо.
– Как здоровье графа? Могу я видеть его? – спросил Пьер неловко, как всегда, но не смущаясь.
– Граф страдает и физически и нравственно, и, кажется, вы позаботились о том, чтобы причинить ему побольше нравственных страданий.
– Могу я видеть графа? – повторил Пьер.
– Гм!.. Ежели вы хотите убить его, совсем убить, то можете видеть. Ольга, поди посмотри, готов ли бульон для дяденьки, скоро время, – прибавила она, показывая этим Пьеру, что они заняты и заняты успокоиваньем его отца, тогда как он, очевидно, занят только расстроиванием.
Ольга вышла. Пьер постоял, посмотрел на сестер и, поклонившись, сказал:
– Так я пойду к себе. Когда можно будет, вы мне скажите.
Он вышел, и звонкий, но негромкий смех сестры с родинкой послышался за ним.
На другой день приехал князь Василий и поместился в доме графа. Он призвал к себе Пьера и сказал ему:
– Mon cher, si vous vous conduisez ici, comme a Petersbourg, vous finirez tres mal; c'est tout ce que je vous dis. [Мой милый, если вы будете вести себя здесь, как в Петербурге, вы кончите очень дурно; больше мне нечего вам сказать.] Граф очень, очень болен: тебе совсем не надо его видеть.
С тех пор Пьера не тревожили, и он целый день проводил один наверху, в своей комнате.
В то время как Борис вошел к нему, Пьер ходил по своей комнате, изредка останавливаясь в углах, делая угрожающие жесты к стене, как будто пронзая невидимого врага шпагой, и строго взглядывая сверх очков и затем вновь начиная свою прогулку, проговаривая неясные слова, пожимая плечами и разводя руками.
– L'Angleterre a vecu, [Англии конец,] – проговорил он, нахмуриваясь и указывая на кого то пальцем. – M. Pitt comme traitre a la nation et au droit des gens est condamiene a… [Питт, как изменник нации и народному праву, приговаривается к…] – Он не успел договорить приговора Питту, воображая себя в эту минуту самим Наполеоном и вместе с своим героем уже совершив опасный переезд через Па де Кале и завоевав Лондон, – как увидал входившего к нему молодого, стройного и красивого офицера. Он остановился. Пьер оставил Бориса четырнадцатилетним мальчиком и решительно не помнил его; но, несмотря на то, с свойственною ему быстрою и радушною манерой взял его за руку и дружелюбно улыбнулся.
– Вы меня помните? – спокойно, с приятной улыбкой сказал Борис. – Я с матушкой приехал к графу, но он, кажется, не совсем здоров.
– Да, кажется, нездоров. Его всё тревожат, – отвечал Пьер, стараясь вспомнить, кто этот молодой человек.
Борис чувствовал, что Пьер не узнает его, но не считал нужным называть себя и, не испытывая ни малейшего смущения, смотрел ему прямо в глаза.
– Граф Ростов просил вас нынче приехать к нему обедать, – сказал он после довольно долгого и неловкого для Пьера молчания.
– А! Граф Ростов! – радостно заговорил Пьер. – Так вы его сын, Илья. Я, можете себе представить, в первую минуту не узнал вас. Помните, как мы на Воробьевы горы ездили c m me Jacquot… [мадам Жако…] давно.
– Вы ошибаетесь, – неторопливо, с смелою и несколько насмешливою улыбкой проговорил Борис. – Я Борис, сын княгини Анны Михайловны Друбецкой. Ростова отца зовут Ильей, а сына – Николаем. И я m me Jacquot никакой не знал.
Пьер замахал руками и головой, как будто комары или пчелы напали на него.
– Ах, ну что это! я всё спутал. В Москве столько родных! Вы Борис…да. Ну вот мы с вами и договорились. Ну, что вы думаете о булонской экспедиции? Ведь англичанам плохо придется, ежели только Наполеон переправится через канал? Я думаю, что экспедиция очень возможна. Вилльнев бы не оплошал!
Борис ничего не знал о булонской экспедиции, он не читал газет и о Вилльневе в первый раз слышал.
– Мы здесь в Москве больше заняты обедами и сплетнями, чем политикой, – сказал он своим спокойным, насмешливым тоном. – Я ничего про это не знаю и не думаю. Москва занята сплетнями больше всего, – продолжал он. – Теперь говорят про вас и про графа.
Пьер улыбнулся своей доброю улыбкой, как будто боясь за своего собеседника, как бы он не сказал чего нибудь такого, в чем стал бы раскаиваться. Но Борис говорил отчетливо, ясно и сухо, прямо глядя в глаза Пьеру.
– Москве больше делать нечего, как сплетничать, – продолжал он. – Все заняты тем, кому оставит граф свое состояние, хотя, может быть, он переживет всех нас, чего я от души желаю…
– Да, это всё очень тяжело, – подхватил Пьер, – очень тяжело. – Пьер всё боялся, что этот офицер нечаянно вдастся в неловкий для самого себя разговор.
– А вам должно казаться, – говорил Борис, слегка краснея, но не изменяя голоса и позы, – вам должно казаться, что все заняты только тем, чтобы получить что нибудь от богача.
«Так и есть», подумал Пьер.
– А я именно хочу сказать вам, чтоб избежать недоразумений, что вы очень ошибетесь, ежели причтете меня и мою мать к числу этих людей. Мы очень бедны, но я, по крайней мере, за себя говорю: именно потому, что отец ваш богат, я не считаю себя его родственником, и ни я, ни мать никогда ничего не будем просить и не примем от него.
Пьер долго не мог понять, но когда понял, вскочил с дивана, ухватил Бориса за руку снизу с свойственною ему быстротой и неловкостью и, раскрасневшись гораздо более, чем Борис, начал говорить с смешанным чувством стыда и досады.
– Вот это странно! Я разве… да и кто ж мог думать… Я очень знаю…
Но Борис опять перебил его:
– Я рад, что высказал всё. Может быть, вам неприятно, вы меня извините, – сказал он, успокоивая Пьера, вместо того чтоб быть успокоиваемым им, – но я надеюсь, что не оскорбил вас. Я имею правило говорить всё прямо… Как же мне передать? Вы приедете обедать к Ростовым?
И Борис, видимо свалив с себя тяжелую обязанность, сам выйдя из неловкого положения и поставив в него другого, сделался опять совершенно приятен.
– Нет, послушайте, – сказал Пьер, успокоиваясь. – Вы удивительный человек. То, что вы сейчас сказали, очень хорошо, очень хорошо. Разумеется, вы меня не знаете. Мы так давно не видались…детьми еще… Вы можете предполагать во мне… Я вас понимаю, очень понимаю. Я бы этого не сделал, у меня недостало бы духу, но это прекрасно. Я очень рад, что познакомился с вами. Странно, – прибавил он, помолчав и улыбаясь, – что вы во мне предполагали! – Он засмеялся. – Ну, да что ж? Мы познакомимся с вами лучше. Пожалуйста. – Он пожал руку Борису. – Вы знаете ли, я ни разу не был у графа. Он меня не звал… Мне его жалко, как человека… Но что же делать?
– И вы думаете, что Наполеон успеет переправить армию? – спросил Борис, улыбаясь.
Пьер понял, что Борис хотел переменить разговор, и, соглашаясь с ним, начал излагать выгоды и невыгоды булонского предприятия.
Лакей пришел вызвать Бориса к княгине. Княгиня уезжала. Пьер обещался приехать обедать затем, чтобы ближе сойтись с Борисом, крепко жал его руку, ласково глядя ему в глаза через очки… По уходе его Пьер долго еще ходил по комнате, уже не пронзая невидимого врага шпагой, а улыбаясь при воспоминании об этом милом, умном и твердом молодом человеке.
Как это бывает в первой молодости и особенно в одиноком положении, он почувствовал беспричинную нежность к этому молодому человеку и обещал себе непременно подружиться с ним.
Князь Василий провожал княгиню. Княгиня держала платок у глаз, и лицо ее было в слезах.
– Это ужасно! ужасно! – говорила она, – но чего бы мне ни стоило, я исполню свой долг. Я приеду ночевать. Его нельзя так оставить. Каждая минута дорога. Я не понимаю, чего мешкают княжны. Может, Бог поможет мне найти средство его приготовить!… Adieu, mon prince, que le bon Dieu vous soutienne… [Прощайте, князь, да поддержит вас Бог.]
– Adieu, ma bonne, [Прощайте, моя милая,] – отвечал князь Василий, повертываясь от нее.
– Ах, он в ужасном положении, – сказала мать сыну, когда они опять садились в карету. – Он почти никого не узнает.
– Я не понимаю, маменька, какие его отношения к Пьеру? – спросил сын.
– Всё скажет завещание, мой друг; от него и наша судьба зависит…
– Но почему вы думаете, что он оставит что нибудь нам?
– Ах, мой друг! Он так богат, а мы так бедны!
– Ну, это еще недостаточная причина, маменька.
– Ах, Боже мой! Боже мой! Как он плох! – восклицала мать.
Когда Анна Михайловна уехала с сыном к графу Кириллу Владимировичу Безухому, графиня Ростова долго сидела одна, прикладывая платок к глазам. Наконец, она позвонила.
– Что вы, милая, – сказала она сердито девушке, которая заставила себя ждать несколько минут. – Не хотите служить, что ли? Так я вам найду место.
Графиня была расстроена горем и унизительною бедностью своей подруги и поэтому была не в духе, что выражалось у нее всегда наименованием горничной «милая» и «вы».
– Виновата с, – сказала горничная.
– Попросите ко мне графа.
Граф, переваливаясь, подошел к жене с несколько виноватым видом, как и всегда.
– Ну, графинюшка! Какое saute au madere [сотэ на мадере] из рябчиков будет, ma chere! Я попробовал; не даром я за Тараску тысячу рублей дал. Стоит!
Он сел подле жены, облокотив молодецки руки на колена и взъерошивая седые волосы.
– Что прикажете, графинюшка?
– Вот что, мой друг, – что это у тебя запачкано здесь? – сказала она, указывая на жилет. – Это сотэ, верно, – прибавила она улыбаясь. – Вот что, граф: мне денег нужно.
Лицо ее стало печально.
– Ах, графинюшка!…
И граф засуетился, доставая бумажник.
– Мне много надо, граф, мне пятьсот рублей надо.
И она, достав батистовый платок, терла им жилет мужа.
– Сейчас, сейчас. Эй, кто там? – крикнул он таким голосом, каким кричат только люди, уверенные, что те, кого они кличут, стремглав бросятся на их зов. – Послать ко мне Митеньку!
Митенька, тот дворянский сын, воспитанный у графа, который теперь заведывал всеми его делами, тихими шагами вошел в комнату.
– Вот что, мой милый, – сказал граф вошедшему почтительному молодому человеку. – Принеси ты мне… – он задумался. – Да, 700 рублей, да. Да смотри, таких рваных и грязных, как тот раз, не приноси, а хороших, для графини.
– Да, Митенька, пожалуйста, чтоб чистенькие, – сказала графиня, грустно вздыхая.
– Ваше сиятельство, когда прикажете доставить? – сказал Митенька. – Изволите знать, что… Впрочем, не извольте беспокоиться, – прибавил он, заметив, как граф уже начал тяжело и часто дышать, что всегда было признаком начинавшегося гнева. – Я было и запамятовал… Сию минуту прикажете доставить?
– Да, да, то то, принеси. Вот графине отдай.
– Экое золото у меня этот Митенька, – прибавил граф улыбаясь, когда молодой человек вышел. – Нет того, чтобы нельзя. Я же этого терпеть не могу. Всё можно.
– Ах, деньги, граф, деньги, сколько от них горя на свете! – сказала графиня. – А эти деньги мне очень нужны.
– Вы, графинюшка, мотовка известная, – проговорил граф и, поцеловав у жены руку, ушел опять в кабинет.
Когда Анна Михайловна вернулась опять от Безухого, у графини лежали уже деньги, всё новенькими бумажками, под платком на столике, и Анна Михайловна заметила, что графиня чем то растревожена.
– Ну, что, мой друг? – спросила графиня.
– Ах, в каком он ужасном положении! Его узнать нельзя, он так плох, так плох; я минутку побыла и двух слов не сказала…
– Annette, ради Бога, не откажи мне, – сказала вдруг графиня, краснея, что так странно было при ее немолодом, худом и важном лице, доставая из под платка деньги.
Анна Михайловна мгновенно поняла, в чем дело, и уж нагнулась, чтобы в должную минуту ловко обнять графиню.
– Вот Борису от меня, на шитье мундира…
Анна Михайловна уж обнимала ее и плакала. Графиня плакала тоже. Плакали они о том, что они дружны; и о том, что они добры; и о том, что они, подруги молодости, заняты таким низким предметом – деньгами; и о том, что молодость их прошла… Но слезы обеих были приятны…
Графиня Ростова с дочерьми и уже с большим числом гостей сидела в гостиной. Граф провел гостей мужчин в кабинет, предлагая им свою охотницкую коллекцию турецких трубок. Изредка он выходил и спрашивал: не приехала ли? Ждали Марью Дмитриевну Ахросимову, прозванную в обществе le terrible dragon, [страшный дракон,] даму знаменитую не богатством, не почестями, но прямотой ума и откровенною простотой обращения. Марью Дмитриевну знала царская фамилия, знала вся Москва и весь Петербург, и оба города, удивляясь ей, втихомолку посмеивались над ее грубостью, рассказывали про нее анекдоты; тем не менее все без исключения уважали и боялись ее.
В кабинете, полном дыма, шел разговор о войне, которая была объявлена манифестом, о наборе. Манифеста еще никто не читал, но все знали о его появлении. Граф сидел на отоманке между двумя курившими и разговаривавшими соседями. Граф сам не курил и не говорил, а наклоняя голову, то на один бок, то на другой, с видимым удовольствием смотрел на куривших и слушал разговор двух соседей своих, которых он стравил между собой.
Один из говоривших был штатский, с морщинистым, желчным и бритым худым лицом, человек, уже приближавшийся к старости, хотя и одетый, как самый модный молодой человек; он сидел с ногами на отоманке с видом домашнего человека и, сбоку запустив себе далеко в рот янтарь, порывисто втягивал дым и жмурился. Это был старый холостяк Шиншин, двоюродный брат графини, злой язык, как про него говорили в московских гостиных. Он, казалось, снисходил до своего собеседника. Другой, свежий, розовый, гвардейский офицер, безупречно вымытый, застегнутый и причесанный, держал янтарь у середины рта и розовыми губами слегка вытягивал дымок, выпуская его колечками из красивого рта. Это был тот поручик Берг, офицер Семеновского полка, с которым Борис ехал вместе в полк и которым Наташа дразнила Веру, старшую графиню, называя Берга ее женихом. Граф сидел между ними и внимательно слушал. Самое приятное для графа занятие, за исключением игры в бостон, которую он очень любил, было положение слушающего, особенно когда ему удавалось стравить двух говорливых собеседников.
– Ну, как же, батюшка, mon tres honorable [почтеннейший] Альфонс Карлыч, – говорил Шиншин, посмеиваясь и соединяя (в чем и состояла особенность его речи) самые народные русские выражения с изысканными французскими фразами. – Vous comptez vous faire des rentes sur l'etat, [Вы рассчитываете иметь доход с казны,] с роты доходец получать хотите?
– Нет с, Петр Николаич, я только желаю показать, что в кавалерии выгод гораздо меньше против пехоты. Вот теперь сообразите, Петр Николаич, мое положение…
Берг говорил всегда очень точно, спокойно и учтиво. Разговор его всегда касался только его одного; он всегда спокойно молчал, пока говорили о чем нибудь, не имеющем прямого к нему отношения. И молчать таким образом он мог несколько часов, не испытывая и не производя в других ни малейшего замешательства. Но как скоро разговор касался его лично, он начинал говорить пространно и с видимым удовольствием.
– Сообразите мое положение, Петр Николаич: будь я в кавалерии, я бы получал не более двухсот рублей в треть, даже и в чине поручика; а теперь я получаю двести тридцать, – говорил он с радостною, приятною улыбкой, оглядывая Шиншина и графа, как будто для него было очевидно, что его успех всегда будет составлять главную цель желаний всех остальных людей.
– Кроме того, Петр Николаич, перейдя в гвардию, я на виду, – продолжал Берг, – и вакансии в гвардейской пехоте гораздо чаще. Потом, сами сообразите, как я мог устроиться из двухсот тридцати рублей. А я откладываю и еще отцу посылаю, – продолжал он, пуская колечко.
– La balance у est… [Баланс установлен…] Немец на обухе молотит хлебец, comme dit le рroverbe, [как говорит пословица,] – перекладывая янтарь на другую сторону ртa, сказал Шиншин и подмигнул графу.
Граф расхохотался. Другие гости, видя, что Шиншин ведет разговор, подошли послушать. Берг, не замечая ни насмешки, ни равнодушия, продолжал рассказывать о том, как переводом в гвардию он уже выиграл чин перед своими товарищами по корпусу, как в военное время ротного командира могут убить, и он, оставшись старшим в роте, может очень легко быть ротным, и как в полку все любят его, и как его папенька им доволен. Берг, видимо, наслаждался, рассказывая всё это, и, казалось, не подозревал того, что у других людей могли быть тоже свои интересы. Но всё, что он рассказывал, было так мило степенно, наивность молодого эгоизма его была так очевидна, что он обезоруживал своих слушателей.
– Ну, батюшка, вы и в пехоте, и в кавалерии, везде пойдете в ход; это я вам предрекаю, – сказал Шиншин, трепля его по плечу и спуская ноги с отоманки.
Берг радостно улыбнулся. Граф, а за ним и гости вышли в гостиную.
Было то время перед званым обедом, когда собравшиеся гости не начинают длинного разговора в ожидании призыва к закуске, а вместе с тем считают необходимым шевелиться и не молчать, чтобы показать, что они нисколько не нетерпеливы сесть за стол. Хозяева поглядывают на дверь и изредка переглядываются между собой. Гости по этим взглядам стараются догадаться, кого или чего еще ждут: важного опоздавшего родственника или кушанья, которое еще не поспело.
Пьер приехал перед самым обедом и неловко сидел посредине гостиной на первом попавшемся кресле, загородив всем дорогу. Графиня хотела заставить его говорить, но он наивно смотрел в очки вокруг себя, как бы отыскивая кого то, и односложно отвечал на все вопросы графини. Он был стеснителен и один не замечал этого. Большая часть гостей, знавшая его историю с медведем, любопытно смотрели на этого большого толстого и смирного человека, недоумевая, как мог такой увалень и скромник сделать такую штуку с квартальным.
– Вы недавно приехали? – спрашивала у него графиня.
– Oui, madame, [Да, сударыня,] – отвечал он, оглядываясь.
– Вы не видали моего мужа?
– Non, madame. [Нет, сударыня.] – Он улыбнулся совсем некстати.
– Вы, кажется, недавно были в Париже? Я думаю, очень интересно.
– Очень интересно..
Графиня переглянулась с Анной Михайловной. Анна Михайловна поняла, что ее просят занять этого молодого человека, и, подсев к нему, начала говорить об отце; но так же, как и графине, он отвечал ей только односложными словами. Гости были все заняты между собой. Les Razoumovsky… ca a ete charmant… Vous etes bien bonne… La comtesse Apraksine… [Разумовские… Это было восхитительно… Вы очень добры… Графиня Апраксина…] слышалось со всех сторон. Графиня встала и пошла в залу.
– Марья Дмитриевна? – послышался ее голос из залы.
– Она самая, – послышался в ответ грубый женский голос, и вслед за тем вошла в комнату Марья Дмитриевна.
Все барышни и даже дамы, исключая самых старых, встали. Марья Дмитриевна остановилась в дверях и, с высоты своего тучного тела, высоко держа свою с седыми буклями пятидесятилетнюю голову, оглядела гостей и, как бы засучиваясь, оправила неторопливо широкие рукава своего платья. Марья Дмитриевна всегда говорила по русски.
– Имениннице дорогой с детками, – сказала она своим громким, густым, подавляющим все другие звуки голосом. – Ты что, старый греховодник, – обратилась она к графу, целовавшему ее руку, – чай, скучаешь в Москве? Собак гонять негде? Да что, батюшка, делать, вот как эти пташки подрастут… – Она указывала на девиц. – Хочешь – не хочешь, надо женихов искать.
– Ну, что, казак мой? (Марья Дмитриевна казаком называла Наташу) – говорила она, лаская рукой Наташу, подходившую к ее руке без страха и весело. – Знаю, что зелье девка, а люблю.
Она достала из огромного ридикюля яхонтовые сережки грушками и, отдав их именинно сиявшей и разрумянившейся Наташе, тотчас же отвернулась от нее и обратилась к Пьеру.
– Э, э! любезный! поди ка сюда, – сказала она притворно тихим и тонким голосом. – Поди ка, любезный…
И она грозно засучила рукава еще выше.
Пьер подошел, наивно глядя на нее через очки.
– Подойди, подойди, любезный! Я и отцу то твоему правду одна говорила, когда он в случае был, а тебе то и Бог велит.
Она помолчала. Все молчали, ожидая того, что будет, и чувствуя, что было только предисловие.
– Хорош, нечего сказать! хорош мальчик!… Отец на одре лежит, а он забавляется, квартального на медведя верхом сажает. Стыдно, батюшка, стыдно! Лучше бы на войну шел.
Она отвернулась и подала руку графу, который едва удерживался от смеха.
– Ну, что ж, к столу, я чай, пора? – сказала Марья Дмитриевна.
Впереди пошел граф с Марьей Дмитриевной; потом графиня, которую повел гусарский полковник, нужный человек, с которым Николай должен был догонять полк. Анна Михайловна – с Шиншиным. Берг подал руку Вере. Улыбающаяся Жюли Карагина пошла с Николаем к столу. За ними шли еще другие пары, протянувшиеся по всей зале, и сзади всех по одиночке дети, гувернеры и гувернантки. Официанты зашевелились, стулья загремели, на хорах заиграла музыка, и гости разместились. Звуки домашней музыки графа заменились звуками ножей и вилок, говора гостей, тихих шагов официантов.
На одном конце стола во главе сидела графиня. Справа Марья Дмитриевна, слева Анна Михайловна и другие гостьи. На другом конце сидел граф, слева гусарский полковник, справа Шиншин и другие гости мужского пола. С одной стороны длинного стола молодежь постарше: Вера рядом с Бергом, Пьер рядом с Борисом; с другой стороны – дети, гувернеры и гувернантки. Граф из за хрусталя, бутылок и ваз с фруктами поглядывал на жену и ее высокий чепец с голубыми лентами и усердно подливал вина своим соседям, не забывая и себя. Графиня так же, из за ананасов, не забывая обязанности хозяйки, кидала значительные взгляды на мужа, которого лысина и лицо, казалось ей, своею краснотой резче отличались от седых волос. На дамском конце шло равномерное лепетанье; на мужском всё громче и громче слышались голоса, особенно гусарского полковника, который так много ел и пил, всё более и более краснея, что граф уже ставил его в пример другим гостям. Берг с нежной улыбкой говорил с Верой о том, что любовь есть чувство не земное, а небесное. Борис называл новому своему приятелю Пьеру бывших за столом гостей и переглядывался с Наташей, сидевшей против него. Пьер мало говорил, оглядывал новые лица и много ел. Начиная от двух супов, из которых он выбрал a la tortue, [черепаховый,] и кулебяки и до рябчиков он не пропускал ни одного блюда и ни одного вина, которое дворецкий в завернутой салфеткою бутылке таинственно высовывал из за плеча соседа, приговаривая или «дрей мадера», или «венгерское», или «рейнвейн». Он подставлял первую попавшуюся из четырех хрустальных, с вензелем графа, рюмок, стоявших перед каждым прибором, и пил с удовольствием, всё с более и более приятным видом поглядывая на гостей. Наташа, сидевшая против него, глядела на Бориса, как глядят девочки тринадцати лет на мальчика, с которым они в первый раз только что поцеловались и в которого они влюблены. Этот самый взгляд ее иногда обращался на Пьера, и ему под взглядом этой смешной, оживленной девочки хотелось смеяться самому, не зная чему.
| Круа | |
 Герб дома Круа на обороте диптиха Рогира ван дер Вейдена (ок. 1460 г.) | |
| Период |
XIV-XXI вв. |
|---|---|
| Девиз(ы): |
фр. «A jamais Croÿ» |
| Титул: |
князья, принцы, герцоги |
| Родоначальник: |
Марк Венгерский? |
| Ветви рода: |
Aerschot, Havré, Roeulx, Solre |
| Родина | |
| Имения | |
| Дворцы | |
 Круа на Викискладе | |
Круа (Croÿ, варианты транслитерации — Круи, Крои, Крой) — знатнейший владетельный дом Исторических Нидерландов, выдвинувшийся на первые роли на службе у герцогов Бургундских XV века и с 1486 года занимавший место в рейхстаге. Первый в Священной Римской империи баронский род, произведённый в князья (1594). Представители рода вписали свои имена в историю почти всех стран Европы: среди них — два епископа-герцога Камбре, кардинал-архиепископ Толедо, кардинал-архиепископ Руана, пять епископов, князь Новоградский и Машевский, маршал Франции, один русский и несколько австрийских фельдмаршалов, великий конюший испанской короны, губернаторы Нидерландов и 32 кавалера ордена Золотого руна.
Содержание
- 1 Происхождение и название
- 2 Старшая линия рода
- 3 Между Бургундией и Францией
- 4 Круа-Аршо
- 5 Линия Крой-Ле Рё
- 6 Линия Крой-Шиме
- 7 Линия Крой-Сольр
- 8 Герцоги фон Крой
- 9 Принцы де Крой (Бельгийская линия)
- 10 Принцы фон Крой (Австрийская линия)
- 11 Линия Крой-Авре
- 12 См. также
- 13 Примечания
- 14 Литература
- 15 Ссылки
Происхождение и название
Земля и деревня Крой (Croÿ) или Круй (Crouÿ, ныне Круи-Сен-Пьер) на берегу Соммы в Пикардии[1] впервые упоминается в документах в 1066 году, как владение Эсташа, сира де Пикиньи, видама Амьенского[2]. Расположена в 18 км от Амьена и в 5 км от Пикиньи, на местами заболоченном меловом плато, давшем этой сеньории название. Старинное слово croi, или croye соответствует современному французскому craie («мел»). Латинское название местности Croiacum передавалось в средневековых документах то как «Крой», то как «Круй»[1].
Династия сеньоров де Крой известна, по меньшей мере, с 1207 года[1], когда некий Жиль, сеньор де Крой, оформил дарение монастырю Гар, расположенному неподалеку на болотах[2]. Означенный Жиль принес в 1215 году тесный оммаж Ангеррану, видаму Амьенскому[3]. Последовательность филиаций дома де Крой прослеживается только с Жака де Кроя, жившего в 1287 году[4]. Родовой замок Крой был расположен в двух лье от деревни, в местности Арен (Araines, или Airaines), и его развалины еще существовали в XVI веке[1].
9 апреля 1486 римский король Максимилиан Габсбург возвел сеньорию Шиме, принадлежавшую Шарлю I де Крою, в ранг имперского княжества. Диплом также подтверждал легендарное происхождение дома де Крой от династии венгерских королей. Согласно этому преданию, король Бела Слепой в конце XII века был вынужден отправиться в изгнание, и укрылся во Франции, и там его сын Марк Венгерский женился на Катрин, наследнице Арена и Кроя. Поэтому, якобы, гербы этих двух сеньорий содержат венгерскую геральдическую эмблему: d'argent à trois fasces de gueules (в серебряном поле три червленых пояса)[5].
Позднейшие генеалоги датировали брак Марка и Катрин 1181 годом. и приводили даже текст эпиталамы, сочиненной по этому случаю неким Пьером из Тура. В тексте, написанном, по-видимому, в XVI веке, и неудачно стилизованном под старофранцузский язык, возносится благодарение «великому Богу Юпитеру»[6].
В латинской генеалогии от Адама, составленной для Шарля III де Кроя, сообщается, что «через этого Марка, Кройское древо распространило свои колена следующим образом» (Et ab hoc Marco arbor Croyaca suos ramos hunc in modum expandit)[7]:
- «Жан, сын Марка, барон де Крой и д'Арен»
- «Гийом, брат названного Жана, барон де Крой и д'Арен»
- «Жак, сын названного Жака (sic!), барон де Крой и д'Арен»
- «Гийом, сын предшествующего Жака, барон де Крой и д'Арен»
- «Жан, сын названного Гийома, барон де Крой и д'Арен, де Ранти и де Сенеген»
- «Аршамбо, барон де Крой, сын названного Жана»
- «Антуан, брат названного Аршамбо, барон де Крой и д'Арен, де Ранти и де Сенеген, граф де Порсеан»
- И так далее, вплоть до заказчика этой росписи
Историки, пытавшиеся придать этой легенде видимость правдоподобия, вывели пять поколений рода, на временном отрезке в 173 года между Марком Венгерским и Гийомом Старым (ум. 1384), впервые упомянутым в середине XIV века[8]:
- Марк
- Жан
- Жак Старый
- Жак II
- Гийом
Относительно происхождения Марка Венгерского генеалогия XVI века сомневается, считать ли его братом Андраша III, или сыном Иштвана, сына Белы II, и племянником Андраша II, или, наконец, младшим братом Андраша II[9].
Отец Ансельм во избежание путаницы указывает, что во Франции есть несколько мест под названием Круи (Crouy), но все они пишутся с буквой u, в отличие от сеньории дома де Крой. По любопытному совпадению, в Амьене существовала еще одна дворянская семья, писавшаяся как Croy, и давшая нескольких городских мэров, но она имеет иное происхождение и герб[10].
Старшая линия рода
Сеньоры де Крой, Ранти, графы и принцы Порсеанские, герцоги Арсхот и де Крой, принцы де Шиме
Жак (уп. 1287), сеньор де Крой
X 1) Маргарита д'Арен
X 2) Маргарита де Суассон, дама де Морёй
│
└1> Жак Старый, сеньор де Крой и д'Арен
X Маргарита де Пикиньи (ум. 1315)
│
└─> Гийом Старый (ум. 1384), сеньор де Крой и д'Арен
X Изабо де Ранти, дама де Ранти
│
├─> Жан I (ум. 1315), сеньор де Крой, Арен и Ранти
│ X Мария де Кран (1368—1409)
│ │
│ ├─> Антуан I (ок. 1385/1390—1475), граф де Порсеан
│ │ X 1) Мария де Рубе, дама д'Обанкур (ум. до 1432)
│ │ X 2) Маргарита Лотарингская (ум. до 1474), дама д'Арсхот
│ │ │
│ │ ├1> Маргарита (Мария)
│ │ │ X Хендрик IV, бургграф Монфорта (ум. 1459)
│ │ │
│ │ ├2> Филипп I (ум. 1511), граф де Порсеан
│ │ │ X Жаклин де Люксембург (ум. 1518)
│ │ │ │
│ │ │ ├─> Анри (1456—1514), граф де Порсеан
│ │ │ │ X Шарлотта де Шатобриан (ум. 1509), дама де Луаньи
│ │ │ │ │
│ │ │ │ ├─> Филипп II (1496—1549), герцог Арсхот
│ │ │ │ │ X 1) Анна I де Крой (1501—1539)
│ │ │ │ │ X 2) Жанна д'Юмьер
│ │ │ │ │ X 3) Анна Лотарингская (1522—1568)
│ │ │ │ │ │
│ │ │ │ │ ├1> Шарль II (1522—1551), герцог Арсхот, принц де Шиме
│ │ │ │ │ │ X 1) Луиза де Лоррен (1521—1542)
│ │ │ │ │ │ X 2) Антуанетта де Бургонь-Ла-Вер (1529—1588)
│ │ │ │ │ │
│ │ │ │ │ ├1> Луиза (1524 — после 1585)
│ │ │ │ │ │ X 1) Максимилиан Бургундский (1514—1558), сеньор де Беверен
│ │ │ │ │ │ X 2) Жан Бургундский (1525—1585), сеньор де Фруамон
│ │ │ │ │ │
│ │ │ │ │ ├1> Филипп III (1526—1595), герцог Арсхот, принц де Шиме
│ │ │ │ │ │ X 1) Йоханна Генриетта ван Халевин (1544—1581), виконтесса Ньивпорта
│ │ │ │ │ │ X 2) Жанна де Блуа-Трелон (ум. 1605)
│ │ │ │ │ │ │
│ │ │ │ │ │ ├1> Шарль III (1560—1612), герцог Арсхот и де Крой, принц де Шиме
│ │ │ │ │ │ │ X 1) Мария де Бримё (ум. 1605), графиня ван Меген
│ │ │ │ │ │ │ X 2) Доротея де Крой (ум. 1662)
│ │ │ │ │ │ │ │
│ │ │ │ │ │ │ └─> (бастард) Франциск (ум. после 1654)
│ │ │ │ │ │ │ X Доротея де Равиль, дама де Вальмеранж
│ │ │ │ │ │ │
│ │ │ │ │ │ ├1> Анна II (1564—1635), герцогиня Арсхот и де Крой, принцесса де Шиме
│ │ │ │ │ │ │ X Шарль де Линь, князь д’Аренберг (ум. 1616)
│ │ │ │ │ │ │
│ │ │ │ │ │ └1> Маргарита (1568—1614), дама ван Халевин и де Коммин
│ │ │ │ │ │ X 1) Пьер II де Энен, граф де Буссю (ум. 1598)
│ │ │ │ │ │ X 2) граф Вратислав фон Фюрстенберг (1584—1631)
│ │ │ │ │ │
│ │ │ │ │ ├1> Гийом (1527—1565), маркиз де Ранти
│ │ │ │ │ │ X Анна ван Ренессе (1533—1586)
│ │ │ │ │ │ │
│ │ │ │ │ │ └─> Анна (ум. 1608), маркиза де Ранти
│ │ │ │ │ │ X 1) Эммануэль-Филибер де Лален (1557—1590), сеньор де Монтиньи
│ │ │ │ │ │ X 2) Филипп де Крой (ум. 1612), граф де Сольр
│ │ │ │ │ │
│ │ │ │ │ └3> Шарль-Филипп (1549—1613), маркиз д'Авре
│ │ │ │ │ X Диана де Доммартен (1552 — после 1625), графиня де Фонтенуа-Ле-Шато
│ │ │ │ │ │
│ │ │ │ │ ├─> Шарль-Александр (1581—1624), герцог де Крой
│ │ │ │ │ │ X 1) Иоланда де Линь, дама де Ти-Ле-Шато (ум. 1611)
│ │ │ │ │ │ X 2) Женевьева д'Юрфе (1595—1656)
│ │ │ │ │ │ │
│ │ │ │ │ │ └1> Мари-Клер (1605—1664), герцогиня д'Авре
│ │ │ │ │ │ X 1) Шарль-Филипп-Александр де Крой (ум. 1640), маркиз де Ранти, Порсеан и Гин
│ │ │ │ │ │ X 2) Филипп-Франсуа де Крой (ум. 1650), виконт де Лангль
│ │ │ │ │ │
│ │ │ │ │ ├─> Эрнест (1583—1631), герцог де Крой
│ │ │ │ │ │ X Анна Померанская (1590—1660)
│ │ │ │ │ │ │
│ │ │ │ │ │ └-> Эрнст Богуслав (1620—1684), герцог де Крой, князь Новоградский и Машовский
│ │ │ │ │ │
│ │ │ │ │ ├─> Доротея (ум. 1662)
│ │ │ │ │ │ X герцог Шарль III де Крой (1560—1612)
│ │ │ │ │ │
│ │ │ │ │ └─> Екатерина (ум. 1664)
│ │ │ │ │ X князь Филипп Отто фон Зальм (1575—1634)
│ │ │ │ │
│ │ │ │ ├─> Гийом (1498—1521), кардинал, архиепископ Толедский
│ │ │ │ │
│ │ │ │ ├─> Шарль (ум. ок. 1556), принц Порсеанский
│ │ │ │ │ X Франсуаза д'Амбуаз
│ │ │ │ │ │
│ │ │ │ │ └─> Антуан II (ок. 1541—1567), принц Порсеанский
│ │ │ │ │ X Екатерина Клевская (ок. 1548—1633), графиня д'Э, принцесса де Шато-Рено
│ │ │ │ │
│ │ │ │ ├─> Роберт (1500/1506—1556), епископ Камбре
│ │ │ │ │
│ │ │ │ ├─> Шарль (1506/1507—1564), епископ Турне
│ │ │ │ │
│ │ │ │ ├─> Жаклин (ум. ок. 1550)
│ │ │ │ │ X Антон ван Берген (1500—1541), маркграф ван Берген-оп-Зом
│ │ │ │ │
│ │ │ │ ├─> Шарлотта, аббатиса в Гилангьене
│ │ │ │ │
│ │ │ │ └─> Элен (ум. 1535)
│ │ │ │ X Жак III де Люксембург, граф де Гавр (ум. 1530)
│ │ │ │
│ │ │ ├─> Антуан (1457—1495), епископ Теруана
│ │ │ │
│ │ │ └─> Гийом (1458—1521), маркиз Арсхот
│ │ │ X Мария Магдалина ван Хамаль-Тразенье
│ │ │
│ │ ├2> Жанна (1435—1504)
│ │ │ X Людвиг I Черный, пфальцграф фон Цвайбрюккен унд Вельденц (1424—1489)
│ │ │
│ │ ├2> Жан I (1436—1505), сеньор дю Рё → линия Крой-Ле Рё
│ │ │ X Жанна де Крезек (ум. ок. 1498)
│ │ │
│ │ ├2> Мария
│ │ │ X 1) Вильгельм II фон Лооз, граф фон Бланкенхейм (1441—1469)
│ │ │ X 2) граф Георг фон Вирнебург (ум. 1486/1488)
│ │ │
│ │ ├2> Изабо (ум. ок. 1523), дама де Бар-сюр-Об
│ │ │ X Гийон д'Эстутвиль, сеньор де Муайон (ум. 1512/1513)
│ │ │
│ │ ├2> Жаклин (ум. 1486)
│ │ │ X барон Жан III де Линь (ум. 1491)
│ │ │
│ │ └2> Жанна (ум. 1512), аббатиса
│ │
│ ├─> Жан II (ок. 1395—1473), граф де Шиме → линия Крой-Шиме
│ │ X Мария де Лален (1405—1474), дама де Кьеврен
│ │
│ ├─> Леон, великий бальи Эно
│ │
│ ├─> Жанна
│ │ X 1) Жан I де Ланнуа
│ │ X 2) Жан де Сомбресс
│ │
│ ├─> Аньес, любовница Жана Бесстрашного
│ │
│ ├─> Жаклин, дама де Бьевр
│ │ X Антуан де Рюбампре, сеньор д'Оти (ум. 1453)
│ │
│ ├─> Мари-Луиза
│ │ X Луи де Бурнель, сеньор де Тьемброн (ум. после 1444)
│ │
│ └─> Жанна (ум. после 1493)
│ X Жан IV де Бовуар, сеньор д'Авелюи
│
├─> Элеонора
│ X Колибо де Буассю
│
└─> Мари
X Матье де Фонтене
Между Бургундией и Францией
Замок Круа, которым владели средневековые представители рода, стоит в Северном Брабанте, в границах современных Нидерландов. Семейное предание производит род от некого венгерского королевича, который якобы перебрался в Нижние земли и взял в жёны наследницу упомянутого замка. В 1397 г. Круа унаследовали город Шиме, который со временем стал столицей одноимённого княжества. 
Жан I де Крой выдвинулся в качестве доверенного лица и советника бургундских герцогов Филиппа Смелого и Иоанна Бесстрашного. Последний был неравнодушен к его дочери и имел от неё внебрачных детей, включая будущего архиепископа Трирского. Активный участник Столетней войны, Жан де Круа в 1412 г. осаждал Бурж, но был задержан по приказу Изабеллы Баварской. Бежав из заточения, Жан с двумя сыновьями принял смерть при Азенкуре (1415).
Его сын Антуан Великий занимал пост губернатора Нидерландов и Люксембурга. Благодаря браку с лотарингской принцессой он приобрёл сеньорию Арсхот на севере Фландрии. Во время бургундского посольства к будущему Карлу VII тот велел задержать его по обвинению в организации убийства Людовика Орлеанского и подвергнуть пытке. Впоследствии он был прощён и получил от короля титулы графа Порсьена и Гина.
Карл Смелый не одобрял Антуана за профранцузские взгляды и притязания на наследие графини Намюрской. После восшествия Карла на престол Антуан бежал ко двору Людовика XI; будущий Людовик XII приходился ему крёстным сыном. Перешагнув за 80-летний рубеж, Антуан примирился с бургундцами и вернулся во владения своих предков.
Круа-Аршо
Линия Крой-Арсхот происходит от старшего сына Антуана Великого, Филиппа де Кроя. Он вырос вместе с Карлом Смелым и благодаря его содействию силой взял в жёны дочь коннетабля Сен-Поля. В 1471 г. Филипп с 600 рыцарями бежал во Францию, но впоследствии примирился со своим сюзереном и был взят в плен при Нанси. Он поддерживал идею брака Марии Бургундской с Максимилианом Габсбургом, по поручению которого впоследствии управлял Геннегау, Льежем и Валансьеном. Он профинансировал строительство новой семейной усыпальницы в Порсьене.
Потомки Филиппа сохраняли верность Габсбургам. Его сын, Гийом де Крой, был приставлен наставником к малолетнему Карлу V, благодаря чему получил в Испании титулы маркиза и герцога. Всеобщая ненависть испанцев к заносчивому чужеземцу чуть не привела к восстанию в Кастилии. На знаменитом Вормсском рейхстаге он был отравлен. Там же умер (после падения с лошади) и его 22-летний племянник, архиепископ Толедо и примас Испании. Брат последнего, Филипп II де Крой, — видный военачальник Карла V, зять герцога Антуана II Лотарингского, выменявший нормандское поместье Лонгви на Авре под Монсом.
Сын и наследник Филиппа II, Шарль II де Крой, унаследовал от матери княжество Шиме, а от отца — титул герцога Арсхота. Он был умерщвлён ещё молодым в Кьеврене, не оставив наследника от брака с дочерью 1-го герцога Гиза. Земли дома Круа унаследовал его брат, Филипп III де Крой. В разгар Нидерландской революции, командуя обороной Антверпена, он предал Филиппа Испанского и перешёл на сторону восставших, но когда его пленили жители Гента, а планы передать управление Нидерландами в руки Матвея Австрийского провалились, вымолил у испанской короны прощение и удалился доживать свой век в Венецию.
Единственный сын Филиппа III, Шарль III (1560—1612), отъехал из Нидерландов на службу к Бурбонам, был пожалован Генрихом IV герцогским титулом во французском пэрстве, но детей от двух браков не прижил. После его смерти титул герцога Арсхота и соответствующие владения перешли к сестре и её детям от брака с князем Аренбергом из рода Линей. После этого случая в доме Круа стали обычным делом браки между представителями различных ветвей рода, которые позволяли сохранять владения и титулы в руках потомков Антуана Великого.
Линия Крой-Ле Рё
Ветвь Крой-Ле Рё ведёт своё происхождение от второго сына Антуана Великого. Её резиденцией служил дворец-замок Ле-Ре в Эно. Адриен де Крой-Рё в середине XVI века управлял от имени испанского короля Фландрией и Артуа. Александр Фарнезе состоял в романтических отношениях с его внучкой. После смерти Эрнста Богуслава фон Круа к этой ветви перешло старшинство в роде вкупе с герцогским титулом. Наиболее известный представитель этой линии — Карл Евгений де Круа, князь Миллендонк (1651—1702), генерал-фельдмаршал на саксонской и русской службах, потерпевший от шведов унизительное поражение под Нарвой. Род Круа-Рё угас в 1767 году.
Сеньоры и графы дю Рё, титулярные герцоги де Крой, князья фон Миллендонк:
Жан I (1436—1505), сеньор дю Рё X Жанна де Крезек (ум. ок. 1498) │ ├─> Ферри (ум. 1524), сеньор дю Рё │ X Ламберта де Бримё (ок. 1474—1556) │ │ │ ├─> Адриен (ум. 1553), граф дю Рё │ │ X Клод де Мелён (ум. 1566) │ │ │ │ │ ├─> Жан II (ум. 1581), граф дю Рё │ │ │ X Мари де Рекур │ │ │ │ │ ├─> Эсташ I (ум. 1585/1609), граф дю Рё │ │ │ X Луиза де Гистель │ │ │ │ │ ├─> Жерар (ум. 1585 или 1607), граф дю Рё │ │ │ X Иоланда де Берлемон │ │ │ │ │ ├─> Ламбертина (ум. 1601) │ │ │ X 1) Антуан де Крой, сеньор де Фонтен-Л'Эвек │ │ │ X 2) Жиль де Берлемон (ок. 1545—1579), сеньор де Йерж │ │ │ │ │ └─> Клод │ │ X Антуан де Рюбампре, виконт де Монтенак (ум. 1576) │ │ │ ├─> Ферри, сеньор де Фромессан │ │ │ ├─> Эсташ (ок. 1505—1538), епископ Арраса │ │ │ └─> Мария (ум. 1546), дама де Лонпре │ X Адриен де Буленвийе, виконт де Дрё │ ├─> Жан (ум. 1524), сеньор де Крезек │ X Элеонора де Тьен (ум. после 1526), дама де Ломбиз │ │ │ └─> Эсташ (ум. 1609), сеньор де Крезек │ X 1) Луиза д'Онньи │ X 2) Анна ван Нораут (ум. 1592) │ X 3) Анна де Бернемикур │ │ │ ├2> Анна (ум. 1592) │ │ X 1) Луи де Лонгваль (ум. 1590), сеньор д'Экорне │ │ X 2) Филипп де Рюбампре (ум. 1639), граф де Вертен │ │ │ ├2> Клод (1569—1636), сеньор де Крезек, граф дю Рё │ │ X Анна д'Этурнель (ум. после 1637) │ │ │ │ │ ├─> Эсташ II (1608—1653), граф дю Рё │ │ │ X Теодора Гертруда Мария фон Кеттлер (1613—1682) │ │ │ │ │ │ │ ├─> Альбер-Клод (ум. 1660), граф дю Рё │ │ │ │ │ │ │ ├─> Фердинанд-Гастон-Ламораль (ум. 1720), граф дю Рё, герцог де Крой │ │ │ │ X Мария ван Берген (ум. 1714) │ │ │ │ │ │ │ │ │ ├─> Жозеф-Фердинанд (1696—1711) │ │ │ │ │ │ │ │ │ ├─> Александр (ум. 1703), имперский полковник кавалерии │ │ │ │ │ │ │ │ │ ├─> Тереза-Максимильена (ум. 1719), канонисса в Монсе │ │ │ │ │ │ │ │ │ ├─> Мари-Филиппина (1669—1737) │ │ │ │ │ X маркиз Отон-Жиллон де Тразеньи (ум. 1720) │ │ │ │ │ │ │ │ │ ├─> Филипп-Франсуа (ум. 1723), герцог де Крой, граф дю Рё │ │ │ │ │ X 1) Анна-Луиза де Латрамери, маркиза де Форе (ум. 1706) │ │ │ │ │ X 2) Луиза Франсуаза де Амаль │ │ │ │ │ │ │ │ │ │ │ ├1> Анна Мария (1706—1792) │ │ │ │ │ │ X Жан де Бетт, маркиз де Лейде (1667—1725) │ │ │ │ │ │ │ │ │ │ │ └2> Фердинанд-Гастон-Жозеф-Александр (1709—1767), герцог де Крой, граф дю Рё │ │ │ │ │ X Максимильена Тереза д'Онньи (ум. 1774) │ │ │ │ │ │ │ │ │ └─> Адриен (1680—1699) │ │ │ │ │ │ │ ├─> Филипп-Альбер (ум. 1660) │ │ │ │ │ │ │ ├─> Филипп-Франсуа-Альбер, маркиз де Варнек │ │ │ │ X 1) Клодин-Франсуаза де Ла-Пьер дю Фе, дама де Липпело │ │ │ │ X 2) Мари Эльман де Вильбрёк │ │ │ │ X 3) Изабелла Блилевен │ │ │ │ │ │ │ │ │ ├1> Мария Тереза (1678—1713), баронесса дю Фе │ │ │ │ │ X граф Генрих цу Зальм-Кирбург (1674—1714) │ │ │ │ │ │ │ │ │ ├2> Филиппина-Шарлотта (ум. 1734) │ │ │ │ │ │ │ │ │ ├2> Мария-Филиппина, аббатиса Херкенроде │ │ │ │ │ │ │ │ │ └3> Люси │ │ │ │ │ │ │ ├─> Катрин-Франсуаза-Элизабет-Мария (ум. 1686) │ │ │ │ X князь Вальрад фон Нассау-Узинген (ум. 1702) │ │ │ │ │ │ │ ├─> Мария-Леопольдина │ │ │ │ X Фердинанд де Ланнуа, маркиз де Отпон │ │ │ │ │ │ │ ├─> Шарлотта-Генриетта-Мария │ │ │ │ │ │ │ └─> Мария-Филиппина-Ипполита, канонисса в Монсе │ │ │ │ │ ├─> Луи (ум. 1647), епископ Ипра │ │ │ │ │ ├─> Шарль (ум. 1658) │ │ │ │ │ ├─> Жак-Филипп (ум. 1681), князь фон Миллендонк │ │ │ X Изабелла ван Бронкхорст, баронесса фон Миллендонк │ │ │ │ │ │ │ ├─> Карл Евгений (1651—1702), князь фон Миллендонк, русский генерал-фельдмаршал │ │ │ │ X Юлия ван Берген (1638—1714) │ │ │ │ │ │ │ ├─> Казимир (ум. 1689) │ │ │ │ │ │ │ ├─> Филипп Генрих (1652—1724), суб-декан в Кёльне │ │ │ │ │ │ │ ├─> Томас Мориц (ум. 1683) │ │ │ │ │ │ │ ├─> Иоганн Якоб (ум. 1677), каноник в Кёльне │ │ │ │ │ │ │ └─> Генрих, барон ван Кларк │ │ │ │ │ ├─> Флорис (ум. 1672), барон ван Кларк │ │ │ │ │ ├─> Клод, барон ван Кларк │ │ │ X Франциска Маресидор │ │ │ │ │ ├─> Жанна-Франсуаза-Мария (ум. 1681) │ │ │ X Рене де Тьен, граф де Румбек (ум. 1675) │ │ │ │ │ └─> Клер-Эжени-Франсуаза, канонисса в Нивеле │ │ │ ├2> Франсуа-Анри, граф де Меген (ум. 1616) │ │ X Онорина ван Виттхем │ │ │ │ │ ├─> Альбер-Франсуа (ок. 1615—1674), граф де Меген │ │ │ X Мари-Мадлен Эжени де Ганд-Вилен д'Изенгьен (1622—1684) │ │ │ │ │ ├─> Мадлен-Сесиль-Дороте (ум. 1692) │ │ │ X Шарль-Франсуа д'Идегем │ │ │ │ │ └─> Анна-Александрина │ │ X Антонио де ла Куэва │ │ │ ├2> Мария, монахиня в Варсте │ │ │ └2> Жанна-Ламбертина (ум. 1624) │ X Антуан дю Шатель, сеньор де Ла Овардьер (ум. 1639) │ └─> Иоланда X Клод де Бодош, сеньор де Мулен-ле-Мец
Линия Крой-Шиме
Линия Крой-Шиме происходит младшего брата Антуана Великого — Жана II (1395—1473), наместника Намюра и Эно, первого графа Шиме и одного из первых кавалеров ордена Золотого руна. Его сын Шарль I де Крой (1455—1527) способствовал удержанию бургундского наследства за Габсбургами, за что его титул был императором Максимилианом повышен в 1486 г. с графского до княжеского. Он присутствовал при крещении будущего Карла V в качестве одного из назначенных воспитателей. От брака с Луизой д’Альбре (сестрой наваррского короля) у него были только дочери. Старшая вступила в брак с кузеном, герцогом Арсхота, потомки которого и унаследовали Шиме.
Графы и князья де Шиме, сеньоры де Сампи, маркизы де Фальсес:
Жан II (ок. 1395—1473), граф де Шиме X Мария де Лален (1405—1474), дама де Кьеврен │ ├─> Филипп (1434—1482), граф де Шиме │ X Вальбурга фон Мёрс унд Саарведен (1440—1483), графиня фон Мёрс │ │ │ ├─> Шарль I (1455—1527), князь де Шиме │ │ X Луиза д'Альбре (ум. 1531) │ │ │ │ │ ├─> Анна (1502—1539), княгиня де Шиме │ │ │ X Филипп II де Крой, герцог Арсхот (1496—1549) │ │ │ │ │ └─> Маргарита (1508—1540), дама де Ваврен │ │ X граф Шарль II де Лален (ок. 1506—1558) │ │ │ ├─> Жан (ум. 1525), сеньор де Тур-сюр-Марн │ │ X Адриана ван Ставеле │ │ │ ├─> Антуан (ум. 1546), сеньор де Сампи │ │ X 1) Луиза де Люксембург (ум. 1518) │ │ X 2) Анна ван дер Грахт, графиня Фюрна │ │ │ │ │ ├1> Жак III (1508—1587), сеньор де Сампи │ │ │ X 1) Анна де Энен, дама де Фонтен-Л'Эвек │ │ │ X 2) Анна ван Хорн, госпожа Памела и Дилбека │ │ │ X 3) Иоланда де Ланнуа (1525—1610), дама де Молембе и де Сольр │ │ │ │ │ │ │ ├1> Антуан (ум. до 1563), сеньор де Фонтен-л'Эвек │ │ │ │ X Ламбертина де Крой (ум. 1601) │ │ │ │ │ │ │ ├2> Анна (ум. 1618), дама ван Памел и Бермерен │ │ │ │ X Никола де Монморанси, граф д'Эстерр (ум. 1617) │ │ │ │ │ │ │ ├3> Филипп (1562—1612), граф де Сольр → линия Крой-Сольр │ │ │ │ X 1) Анна де Бофор (ум. 1588) │ │ │ │ X 2) Анна де Крой (ум. 1608), маркиза де Ранти │ │ │ │ X 3) Гийеметта де Куси (ум. 1630), дама де Шемери │ │ │ │ │ │ │ ├3> Антуан, сеньор де Коруа │ │ │ │ X Мария де Ланс, баронесса д'Обиньи │ │ │ │ │ │ │ └3> Жак (ум. 1638), сеньор де Ферьер │ │ │ X Хуана Ана Мария де Перальта, маркиза де Фальсес │ │ │ │ │ │ │ └-> Антуан де Крой де Перальта-и-Мендоса (ум. 1682), маркиз де Фальсес │ │ │ X Мария Уртадо де Мендоса, графиня де Тендилья │ │ │ │ │ └2> Анна (ок. 1524—1573), виконтесса Фюрна │ │ X Мартин ван Хорн, граф ван Уткерке (ум. 1570) │ │ │ ├─> Екатерина (ум. 1544) │ │ X Роберт II де Ламарк, герцог де Буйон (ум. 1536) │ │ │ ├─> Франсуаза │ │ X Антуан I де Люксембург (ум. 1519), граф де Бриенн │ │ │ └─> Маргарита (ум. 1514) │ X граф Якоб III ван Хорн (ум. 1531) │ ├─> Жак (ок. 1436—1516), епископ и герцог Камбре │ ├─> Мишель (ум. 1516), сеньор де Сампи │ X Элизабет ван Ротселар (ум. 1529), госпожа ван Первейс и Дюффел │ │ │ └─> (бастард) Мишель, бастард де Сампи → линия бастардов де Крой │ X Мария ван Халле │ ├─> Оливье, рыцарь-иоаннит │ ├─> Жаклин │ X Жан IV де Нель, сеньор д'Офемон (ум. после 1475) │ ├─> Изабо │ X Филипп де Ваврен (ум. 1500) │ ├─> Жанна, аббатиса │ └─> Катрин X Адриен де Бримё (ум. 1515)
Линия Крой-Сольр
Одна из младших (и единственная существующая по сей день) ветвь рода происходит от правнука Жана II — графа Филиппа де Сольра. Представители этого дома владели баронствами Фонтен-л’Эвек, Сольр и Туркуэн во Фландрии. После угасания к первой половине XIX века всех прочих ветвей дома Круа именно к ней перешли их титулы и владения. 8-й герцог Круа с началом Французской революции переселился в Дюльмен (Вестфалия), который достался ему в качестве приданого за супругой из кирбургской ветви Зальмского дома. Людовик XVIII способствовал избранию одного из его сыновей архиепископом Руанским.
Потомки 8-го герцога, будучи медиатизованы, живут ныне как во Франции, так и в Германии. Из их числа примечательна Изабелла фон Круа — известная своей спесивостью супруга Фридриха Тешинского.
До июня 2011 года[11] во главе рода стоял 14-й герцог Круа — Карл-Эммануэль фон Крой (1914-2011)- сын 13-го герцога от брака с дочерью американского посла в Германии. Он был женат на дочери баварского кронпринца Рупрехта- Габриэлле (род.1927 г.)
Сейчас род возглавляет его старший сын — 15-й герцог Рудольф фон Крой, проживающий в г. Дюльмен (Dülmen), Германия. Рудольф имеет потомство от брака с графиней Александрой Милорадович (внучкой князя Л. А. Милорадовича). Их старший сын Карл-Филипп носит титул принца-наследника (Carl-Philipp Erbprinz von Croy).
Графы и принцы де Сольр, герцоги де Крой, маркизы де Молембе:
Филипп (1562—1612), граф де Сольр X 1) Анна де Бофор (ум. 1588) X 2) Анна де Крой (ум. 1608), маркиза де Ранти X 3) Гийеметта де Куси (ум. 1630), дама де Шемери │ ├1> Александр (ум. 1604), граф де Сольр │ ├1> Жан (ум. 1640), граф де Сольр │ X Жанна де Лален (1588—1649), дама де Ранти │ │ │ ├─> Альбер-Эммануэль, граф де Сольр │ │ │ ├─> Филипп-Эммануэль (1611—1670), граф де Сольр │ │ X Изабель-Клер де Ганд-Вилен (ум. 1664) │ │ │ │ │ ├─> Мария-Жанна (1639—1704) │ │ │ X принц Евгений Максимилиан ван Хорн (ум. 1709) │ │ │ │ │ ├─> Изабелла-Маргарита-Каролина (1640—1662) │ │ │ X Гийом де Майи, маркиз де Кенуа │ │ │ │ │ ├─> Филипп-Эммануэль-Фердинанд (1641—1718), принц де Сольр │ │ │ X Анна-Мария-Франсуаза де Бурнонвиль (ум. 1727) │ │ │ │ │ │ │ ├─> Филипп-Александр (1676—1723), принц де Сольр │ │ │ │ X графиня Мария-Маргарита-Луиза де Миллендонк (1691—1768) │ │ │ │ │ │ │ │ │ └─> Эммануэль (1718—1784), герцог де Крой, принц де Сольр, маршал Франции │ │ │ │ X Анжелика-Аделаида д’Аркур (1719—1744) │ │ │ │ │ │ │ │ │ ├─> Аделаида (1741—1822) │ │ │ │ │ X Жозеф-Анн-Огюст-Максимильен де Крой, герцог д'Авре (1744—1839) │ │ │ │ │ │ │ │ │ └─> Анн-Эммануэль (1743—1803), герцог де Крой, принц де Сольр │ │ │ │ X Августа фон Зальм-Кирбург (1747—1822) │ │ │ │ │ │ │ │ │ ├─> Огюст (1765—1822), герцог де Крой │ │ │ │ │ X 1) Анна-Виктюрньена де Рошешуар-Мортемар (1773—1806) │ │ │ │ │ X 2) Анн-Мари де Дийон (1796—1827) │ │ │ │ │ │ │ │ │ │ │ ├1> Альфред (1789—1861), герцог де Крой-Дюльмен → герцоги фон Крой (немецкая линия) │ │ │ │ │ │ X Элеонора цу Зальм-Зальм (1794—1871) │ │ │ │ │ │ │ │ │ │ │ ├1> Фердинанд (1791—1865), принц де Крой → принцы де Крой и Сольр (бельгийская линия) │ │ │ │ │ │ X Анна-Луиза-Констанция де Крой-Сольр (1789—1869) │ │ │ │ │ │ │ │ │ │ │ ├1> Филипп Франц (1801—1871), принц де Крой → Австрийская линия │ │ │ │ │ │ X Иоганна Вильгельмина цу Зальм-Зальм (1796—1868) │ │ │ │ │ │ │ │ │ │ │ ├1> Стефани (1805—1884) │ │ │ │ │ │ X принц Бенжамен-Мериадек де Роган-Рошфор (1804—1846) │ │ │ │ │ │ │ │ │ │ │ └2> Гюстав (1823—1844), принц де Крой │ │ │ │ │ │ │ │ │ ├─> Эммануэль (1768—1842), принц де Сольр │ │ │ │ │ X Аделаида де Крой д'Авре (ум. 1846) │ │ │ │ │ │ │ │ │ │ │ └-> Анна-Луиза-Констанция (1789—1869), принцесса де Сольр │ │ │ │ │ X принц Фердинанд де Крой (1791—1865) │ │ │ │ │ │ │ │ │ ├─> Луи-Шарль-Фредерик-Франсуа (1769—1795), принц де Крой │ │ │ │ │ │ │ │ │ ├─> Шарль-Морис-Эммануэль-Гийом (1771—1841), принц де Крой │ │ │ │ │ │ │ │ │ ├─> Гюстав-Максимильен-Жюст (1773—1844), кардинал, архиепископ Руанский │ │ │ │ │ │ │ │ │ └─> Амеде-Луи (1777—1832), принц де Крой │ │ │ │ │ │ │ ├─> Альбер-Франсуа (ум. 1709) │ │ │ │ │ │ │ ├─> Александр (1680—1744), граф де Бофор │ │ │ │ │ │ │ ├─> Изабелла-Александрина (1681—1718) │ │ │ │ X Шарль-Филипп де Монморанси (1671—1716), принц де Робек │ │ │ │ │ │ │ ├─> Мария-Тереза, монахиня │ │ │ │ │ │ │ └─> Жозефина-Шарлотта (1693—1774), аббатиса │ │ │ │ │ ├─> Мария-Филиппина (1642 — после 1682) │ │ │ X Филипп-Мари-Альбер де Монморанси, принц де Робек (ум. 1691) │ │ │ │ │ ├─> Бальтазар (1644—1704), барон де Молембе │ │ │ X Мария де Креки (ум. 1723) │ │ │ │ │ │ │ ├─> Фердинанд-Жозеф (ум. 1711), маркиз де Крой │ │ │ │ │ │ │ ├─> Филипп-Франсуа (ум. 1725), маркиз де Крой │ │ │ │ │ │ │ ├─> Гийом-Франсуа (1687—1764), маркиз де Молембе │ │ │ │ X Анна-Франсуаза де Тразеньи (1719—1804) │ │ │ │ │ │ │ │ │ ├─> Жанна-Мари (1737—1801), маркиза де Молембе │ │ │ │ │ X Альберт де Тразеньи, маркиз де Боми │ │ │ │ │ │ │ │ │ ├─> Луиза-Мари (1740—1794), дама де Жерминьи │ │ │ │ │ X граф Филипп де Амаль (ум. 1784) │ │ │ │ │ │ │ │ │ └─> Мари-Луиза (1748—1772) │ │ │ │ X Пьер де Гримо, граф д'Орсе │ │ │ │ │ │ │ ├─> Гийом, аббат │ │ │ │ │ │ │ ├─> Жак Бертен, мальтийский рыцарь │ │ │ │ │ │ │ ├─> Мари-Эжени-Брижит (ум. 1759) │ │ │ │ X Шарль де Бриас, маркиз де Руайон │ │ │ │ │ │ │ └─> Мари-Филиппина │ │ │ X Мари-Филипп де Виньякур, барон де Пем (ум. 1758) │ │ │ │ │ ├─> Луи, каноник │ │ │ │ │ ├─> Альбер-Иасент │ │ │ │ │ ├─> Жан-Франсуа (ум. 1723), аббат │ │ │ │ │ └─> Доротея Брижит (ум. 1706) │ │ X Амбруаз де Бетт, маркиз де Лейде (ум. 1677) │ │ │ ├─> Мария Вильгельмина Филиппина (ум. 1676) │ │ X Шарль-Альбер де Лонгваль, граф де Бюкуа (1607—1663) │ │ │ └─> Анна Мария (1620—1700) │ X Антуан де Креки, сеньор де Вролан │ ├2> Шарль-Филипп-Александр (ум. 1640), маркиз де Ранти, герцог д'Авре │ X Мари-Клер де Крой (1605—1664), маркиза д'Авре │ │ │ ├─> Филипп-Эжен (ум. 1655), маркиз де Ранти │ │ │ └─> Мария Фердинанда (ум. 1683), маркиза де Ранти │ X граф Филипп-Луи д'Эгмонт (1623—1682), принц Гаврский │ ├2> Анна, баронесса ван Памел │ X 1) Робер де Сент-Омер, граф де Морбек │ X 2) Клод д'Онньи, граф де Купиньи (ум. 1640) │ ├2> Евгения-Изабелла-Клара │ X Луи де Майи, сеньор де Шемери │ ├3> Клод, виконт де Лангль │ └3> Филипп-Франсуа (ум. 1650), герцог д'Авре → линия Крой-Авре X 1) Мари-Мадлен де Байёль X 2) Мари-Клер де Крой (1605—1664), маркиза д'Авре
Герцоги фон Крой
Немецкая линия дома — герцоги и принцы фон Крой:
Альфред (1789—1861), герцог де Крой-Дюльмен X Элеонора цу Зальм-Зальм (1794—1871) │ ├─> Леопольдина (1821—1907) │ X принц Эммануэль де Крой-Сольр (1811—1865) │ ├─> Рудольф (1823—1902), герцог фон Крой │ X 1) Натали де Линь (1835—1863) │ X 2) Мария Элеонора цу Зальм-Зальм (1842—1891) │ │ │ ├1> Евгения (1854—1899) │ │ X князь Пал Эстерхази де Галанта (1843—1898) │ │ │ ├1> Изабелла (1856—1931) │ │ X Фридрих Австрийский, герцог Тешенский (1856—1936) │ │ │ ├1> Анна (1857—1893) │ │ X граф Адемар д'Утремон (1845—1910) │ │ │ ├1> Карл Альфред (1859—1906), герцог фон Крой │ │ X Мария Людмила фон Аренберг (1870—1953) │ │ │ │ │ ├─> Карл Рудольф (1889—1974), герцог фон Крой │ │ │ X 1) (развод) Нэнси Лейшман (1894—1983) │ │ │ X 2) (развод) Хелен Льюис (1898—?) │ │ │ X 3) Мария Луиза Виснер (1904—1945) │ │ │ X 4) Хильдегард фон Герард (1915—1991) │ │ │ │ │ │ │ ├1> Карл (1914—2011), герцог фон Крой │ │ │ │ X принцесса Габриэла Баварская (р. 1927) │ │ │ │ │ │ │ │ │ ├─> Мария-Тереза (р. 1954) │ │ │ │ │ X граф Штефан фон Вальдердорф (1963—2011) │ │ │ │ │ │ │ │ │ ├─> Рудольф (р. 1955), герцог фон Крой │ │ │ │ │ X Александра Серафимовна Милорадович (1960—2015) │ │ │ │ │ │ │ │ │ │ │ ├─> Карл Филипп (р. 1989) │ │ │ │ │ │ │ │ │ │ │ ├─> Ксения (р. 1990) │ │ │ │ │ │ │ │ │ │ │ ├─> Марк Эммануэль (р. 1992) │ │ │ │ │ │ │ │ │ │ │ ├─> Генрих (р. 1993) │ │ │ │ │ │ │ │ │ │ │ ├─> Александр (р. 1995) │ │ │ │ │ │ │ │ │ │ │ └─> Анастасия (р. 1998) │ │ │ │ │ │ │ │ │ └─> Штефан (р. 1959) │ │ │ │ X Беатрис дю Шатель де Ла-Овардьер (р. 1964) │ │ │ │ │ │ │ │ │ ├─> Шарлотта (р. 1992) │ │ │ │ │ │ │ │ │ ├─> Лионель (р. 1996) │ │ │ │ │ │ │ │ │ └─> Камилла (р. 1998) │ │ │ │ │ │ │ ├1> Антуанетта (1915—2011) │ │ │ │ X 1) (развод) Юрген фон Гёрне (1908—2001) │ │ │ │ X 2) (развод) Фредерик Нелсон Такер (1919—1996) │ │ │ │ X 3) Дуглас Ауф-Ордт (1917—2006) │ │ │ │ │ │ │ ├1> Мария-Луиза (р. 1919) │ │ │ │ X 1) (развод) Ричард Метц (1912—1997) │ │ │ │ X 2) Нелсон Слейтер (1893—1968) │ │ │ │ X 3) Фредерик Адамс (1910—2001) │ │ │ │ │ │ │ └3> Клеменс (1934—2013) │ │ │ X 1) графиня Магдалена Коттулинская, баронесса фон Коттулин, Кржижковиц унд Добржениц (1941—1999) │ │ │ X 2) Ильзе Лилли Бек, урожд. Хоффман (1937—2011) │ │ │ │ │ │ │ ├1> Карл Клеменс (р. 1963) │ │ │ │ X Михаэла Ройшель (р. 1961) │ │ │ │ │ │ │ │ │ ├─> Винценц (р. 1993) │ │ │ │ │ │ │ │ │ ├─> Себастиан (р. 1995) │ │ │ │ │ │ │ │ │ ├─> Катарина (р. 1996) │ │ │ │ │ │ │ │ │ └─> Вероника (р. 1998) │ │ │ │ │ │ │ ├1> Сесиль (р. 1964) │ │ │ │ X Али-Реза Эсмаэли (р. 1963) │ │ │ │ │ │ │ └1> Константин (р. 1968) │ │ │ X 1) (развод) Кириаки Трианопулос (р. 1969) │ │ │ X 2) графиня Мария цу Зальм-Райффершайдт-Райц (р. 1976) │ │ │ │ │ │ │ ├2> Мадлен (р. 2006) │ │ │ │ │ │ │ └2> Эммануэль (р. 2008) │ │ │ │ │ ├─> Изабелла (1890—1982) │ │ │ X принц Франц Баварский (1875—1957) │ │ │ │ │ ├─> Энгельберт Эрнст Ойген (1891—1974) │ │ │ X принцесса Мария Бенедикта цу Шварценберг (1900—1981) │ │ │ │ │ └─> Антон Проспер Клеменс (1893—1973) │ │ X Розалия фон Хейден-Линден (1894—1942) │ │ X принцесса Вильгельмина фон Крой (1906—1990) │ │ │ │ │ ├1> Мария Элизабет (1923—2010) │ │ │ X граф Маттиас фон Шметтау (1918—1986) │ │ │ │ │ ├1> Карл Альфред (1924—2008) │ │ │ X баронесса Хуберта фон Вольф-Меттерних (р. 1928) │ │ │ │ │ ├1> Энгельберт Эммануэль (1925—1945) │ │ │ │ │ ├1> Клеменс Антон (1926—2014) │ │ │ X графиня Мария Тереза фон Шёсберг (1927—2004) │ │ │ │ │ │ │ ├─> Ойген Александр (р. 1956) │ │ │ │ X Каролин-Хуберта фон Хеннигс (р. 1953) │ │ │ │ │ │ │ ├─> Филипп Александр (р. 1957) │ │ │ │ X герцогиня Маргарета Ольденбургская (р. 1954) │ │ │ │ │ │ │ │ │ ├─> Александр Фридрих-Август (р. 1987) │ │ │ │ │ │ │ │ │ ├─> Максимилиан Йоханнес (1988—2015) │ │ │ │ │ │ │ │ │ └─> Розалия Франциска (р. 1990) │ │ │ │ │ │ │ ├─> Альбрехт-Александр (р. 1957) │ │ │ │ X Катарина Фрюхе (р. 1958) │ │ │ │ │ │ │ │ │ └─> Юлиус Константин (р. 1993) │ │ │ │ │ │ │ └─> Энгельберт Александр (р. 1962) │ │ │ X графиня Мария Элизабет фон Вальдбург цу Цайль унд Траухбург (р. 1966) │ │ │ │ │ │ │ ├─> Мария Изабелла (р. 1991) │ │ │ │ │ │ │ ├─> Константин (р. 1992) │ │ │ │ │ │ │ ├─> Карл Георг Клеменс (р. 1994) │ │ │ │ │ │ │ └─> Филиппа-Мария (р. 1998) │ │ │ │ │ ├1> Маргарета Мария Христина (р. 1930) │ │ │ X граф Генрих фон Шёсберг (1922—1996) │ │ │ │ │ ├1> София Магдалена (1932—1968) │ │ │ X Танги Ле-Жантиль, виконт де Ромордюк (1927—1992) │ │ │ │ │ └1> Антон Эгон Клеменс (1945—2003) │ │ X 1) (развод) Мария Драйехен (р. 1950) │ │ X 2) Антуанетта фон Лойцендорф (р. 1959) │ │ │ │ │ ├1> София Маргарета (р. 1971) │ │ │ X барон Герман фон Ротенан (р. 1968) │ │ │ │ │ ├1> Валерия Христиана (р. 1972) │ │ │ X Адольф Марконес (р. 1968) │ │ │ │ │ ├1> Антон Клеменс (р. 1974) │ │ │ │ │ ├1> Изабелла Мария Бенедикта (р. 1976) │ │ │ X Петер Фрик (р. 1972) │ │ │ │ │ ├1> Франциска Барбара (р. 1977) │ │ │ │ │ ├1> Стефания Мария Мануэла (р. 1980) │ │ │ │ │ ├2> Мария Тереза (р. 1991) │ │ │ │ │ └2> Антон Фердинанд (р. 1994) │ │ │ └1> Натали (1863—1957) │ X граф Анри де Мерод, принц де Гринберген, де Рюбампре и д'Эверберген (1856—1908) │ ├─> Алексис Вильгельм (1825—1898) → Богемская линия │ X Франциска цу Зальм-Зальм (1833—1908) │ ├─> Эмма Августа (1826—1909) │ ├─> Георг Виктор (1828—1879) → Французская линия │ X принцесса Мари-Элен Луиза де Лорж (1841—1910) │ ├─> Анна Франциска (1831—1887) │ X Ипполит де Моретон, маркиз де Шабрилан (1828—1900) │ ├─> Берта Розина (1833—1906) │ X барон Игнац фон Ландсберг-Фелен (1830—1915) │ └─> Габриэлла Генриетта (1835—1905) X принц Шарль де Полиньяк (1827—1904)
Принцы де Крой (Бельгийская линия)
Обосновавшаяся в Бельгии линия потомков принца Фердинанда де Кроя была подтверждена в княжеском достоинстве королевскими пожалованиями. Главе старшей ветви Леопольду де Крою 2 января 1933 было позволено именоваться принцем де Крой-Сольр с титулом Светлейшего Высочества (Altesse Sérénissime). 8 января 1934 такое же разрешение было дано его младшему брату дипломату Режинальду де Крою. 27 октября 1947 Леопольд III разрешил представителям одной из младших ветвей добавить к имени де Крой титул «дю Рё» (du Roeulx)[12].
Фердинанд (1791—1865), принц де Крой и Сольр X Анна-Луиза-Констанция де Крой-Сольр (1789—1869) │ ├─> Эммануэль (1811—1865), принц де Крой и Сольр │ X Леопольдина фон Крой (1821—1907) │ │ │ ├─> Альфред Эммануэль (1842—1888) │ │ X Элизабет Мэри Парнелл (1855—1912) │ │ │ │ │ ├─> Мари (1875—1968) │ │ │ │ │ ├─> Леопольд (1877—1965), принц де Крой-Сольр │ │ │ X Жаклин де Леспине (1889—1977) │ │ │ │ │ │ │ ├─> Элизабет (1921—2009) │ │ │ │ │ │ │ ├─> Мари Доротея (1924—2005) │ │ │ │ X (развод) Хельмут Хеферер (р. 1945) │ │ │ │ │ │ │ ├─> Клер (1925—2000) │ │ │ │ X (развод) Ричард Тайзер (р. 1930) │ │ │ │ │ │ │ ├─> Леопольд Эммануэль (1926—1997) │ │ │ │ X Моник Минетт д'Улье (1923—1979) │ │ │ │ │ │ │ │ │ ├─> Эммануэль Леопольд (р. 1957) │ │ │ │ │ X Мария-Луиза Урибе Гавирия (р. 1964) │ │ │ │ │ │ │ │ │ │ │ ├─> Леопольд (р. 1988) │ │ │ │ │ │ │ │ │ │ │ └─> Жан (р. 1994) │ │ │ │ │ │ │ │ │ ├─> Анри (р. 1958) │ │ │ │ │ X Мария дель Сокорро Патиньо Фернандес де Кордова (р. 1964) │ │ │ │ │ │ │ │ │ │ │ ├─> Анна (р. 1995) │ │ │ │ │ │ │ │ │ │ │ ├─> Анита (р. 1996) │ │ │ │ │ │ │ │ │ │ │ ├─> Филипп-Эммануэль (р. 1997) │ │ │ │ │ │ │ │ │ │ │ └─> Анри-Александр (р. 2002) │ │ │ │ │ │ │ │ │ ├─> Жаклин (р. 1960) │ │ │ │ │ │ │ │ │ └─> Элеонора (р. 1964) │ │ │ │ X Альбер Плато (р. 1956) │ │ │ │ │ │ │ ├─> Флоранс (1927—2012) │ │ │ │ X граф Леопольд де Ланнуа (1926—2011) │ │ │ │ │ │ │ ├─> Катрин (1929—1992) │ │ │ │ │ │ │ ├─> Жаклин (р. 1930) │ │ │ │ X Сильвано де Фрейташ Бранку, виконт до Порту да Крус (р. 1925) │ │ │ │ │ │ │ └─> Эмманюэль (р. 1932) │ │ │ X (развод) Оливье Шарбонно (1942—2010) │ │ │ │ │ └─> Режинальд (1878—1961) │ │ X принцесса Изабелла де Линь (1889—1968) │ │ │ │ │ ├─> Иоланда (1924—2001) │ │ │ │ │ └─> Диана (р. 1927) │ │ │ ├─> Эдуард (1843—1914) │ │ │ ├─> Гюстав (1845—1889) │ │ X Луиза де Круа (1845—1916) │ │ │ │ │ ├─> Маргарита (1869—1950) │ │ │ X граф Теодюль де Граммон (1865—1940) │ │ │ │ │ ├─> Этьен (1872—1932) │ │ │ X принцесса Мария Сальватрикс фон Аренберг (1874—1956) │ │ │ │ │ │ │ ├─> Элеонора (1897—1990) │ │ │ │ X граф Ги де Ларошфуко (1894—1952) │ │ │ │ │ │ │ ├─> Этьен Гюстав (1898—1990), принц де Крой дю Рё │ │ │ │ X Альетт де Померё (1903—1998) │ │ │ │ │ │ │ │ │ ├─> Родольф (1924—2013) │ │ │ │ │ X 1) (развод) Одиль де Байёль (р. 1926) │ │ │ │ │ X 2) Элен де Пьер де Берни-Кальвьер (1937—1995) │ │ │ │ │ X 3) Беранжер Мари Катрин Соланж де Натт (р. 1948) │ │ │ │ │ │ │ │ │ │ │ ├1> Оливье (р. 1948) │ │ │ │ │ │ X Изабель Бохольц (р. 1954) │ │ │ │ │ │ │ │ │ │ │ │ │ ├─> Маргарита (р. 1982) │ │ │ │ │ │ │ X Шарль Артюр де Клермон-Тоннер (р. 1983) │ │ │ │ │ │ │ │ │ │ │ │ │ ├─> Адриен (р. 1983) │ │ │ │ │ │ │ X Жаклин Ариадна Демаре │ │ │ │ │ │ │ │ │ │ │ │ │ │ │ └─> Геа (р. 2014) │ │ │ │ │ │ │ │ │ │ │ │ │ └─> Александра (р. 1988) │ │ │ │ │ │ │ │ │ │ │ ├1> Альетт (р. 1951) │ │ │ │ │ │ X (развод) принц Шарль Антуан де Линь де Латремуй (р. 1946) │ │ │ │ │ │ │ │ │ │ │ └2> Максимильен (р. 1971) │ │ │ │ │ X Манон Шарлье (р. 1971) │ │ │ │ │ │ │ │ │ └─> Филипп (1928—2006) │ │ │ │ X Дениз-Мелина Ланнеграс (р. 1926) │ │ │ │ │ │ │ ├─> Эммануэль (р. и ум. 1904) │ │ │ │ │ │ │ ├─> Александр (1905—1929) │ │ │ │ │ │ │ ├─> Мари-Клер (1907—2000) │ │ │ │ X принц Амори де Мерод (1902—1980) │ │ │ │ │ │ │ └─> Гюстав (1911—1993), принц де Крой дю Рё │ │ │ X Рене Леларж (1908—1990) │ │ │ │ │ ├─> Констанс (1878—1943) │ │ │ X граф Эльзеар де Сабран-Понтев (1865—1940) │ │ │ │ │ ├─> Аликс (1884—1967) │ │ │ X Рене де Лакруа, граф де Кастр (1876—1950) │ │ │ │ │ └─> Полин (1887—1987) │ │ │ └─> Эмма (1858—1934) │ ├─> Огюстина (1815—1886) │ X князь Альфред цу Зальм-Зальм (1814—1886) │ ├─> Максимильен (1821—1865), принц де Крой-Авре │ └─> Жюст (1824—1908) X графиня Мари д'Юрсель (1833—1885) │ ├─> Мари (1856—1914) │ X граф Адольф дю Шатель де Ла-Овардери (1851—1918) │ ├─> Софи (1858—1933) │ ├─> Анри (1860—1946), принц де Крой │ X Корнелия Помье (1877—1943) │ ├─> Альфред (1862—1934) │ ├─> Фердинанд (1867—1958), принц де Крой, священник │ ├─> Шарль (1869—1943), принц де Крой │ X графиня Матильда де Робьяно (1868—1946) │ │ │ ├─> Мадлен (1897—1957) │ │ │ ├─> Альбер (1890—1981) │ │ │ ├─> Матильда (1902—1998) │ │ X маркиз Шарль д'Ив де Баве (1885—1982) │ │ │ ├─> Мари-Иммакюле (1905—2007) │ │ X граф Тьерри фон Лимбург-Штирум (1904—1968) │ │ │ ├─> Эммануэль (1908—1997) │ │ X графиня Николь де Марникс де Сент-Альдегонд (1919—2011) │ │ │ │ │ ├─> Изабель (р. 1945) │ │ │ X граф Вольфганг д'Юрсель (р. 1936) │ │ │ │ │ ├─> Мари Габриель (р. 1946) │ │ │ X принц Адриен де Мерод (р. 1946) │ │ │ │ │ ├─> Гийом (р. 1950) │ │ │ X графиня Изабель фон Коллальто унд Сан-Сальваторе (р. 1960) │ │ │ │ │ │ │ ├─> Эммануэль (р. 1990), принц де Крой-Коллальто │ │ │ │ │ │ │ └─> Виолетта (р. 1995) │ │ │ │ │ └─> Шарль (р. 1951) │ │ │ └─> Жан (1910—1990) │ └─> Жозеф (1873—1968) X Женевьев Коллине де Ласалль (1883—1937) │ ├─> Элизабет (1904—1972) │ ├─> Маргарита (1912—2001) │ └─> Элен (1916—1980)
Принцы фон Крой (Австрийская линия)
Потомки прусского свитского генерал-лейтенанта Филиппа Франца фон Кроя (Филиппа-Франсуа-Бернара-Виктюрньена де Кроя):
Филипп Франц (1801—1871), принц фон Крой-Дюльмен X Иоганна Вильгельмина цу Зальм-Зальм (1796—1868) │ ├─> Иоганна (1825—1890) │ X граф Константин Константинович фон Бенкендорф (1817—1858) │ ├─> Леопольд (1827—1894) │ X 1) графиня Беатрикс Нугент фон Вестмет (1822—1880) │ X 2) графиня Роза фон Штернберг (1836—1918) │ ├─> Александр (1828—1887) │ X графиня Элизабет Мария фон Вестфален цу Фюрстенберг (1834—1910) │ │ │ ├─> Кунигунда (1864—1931) │ │ │ ├─> Карл (1866—1923) │ │ │ ├─> Элизабет Мария (1868—1960) │ │ │ ├─> Вильгельм (1869—1918) │ │ X Дезидерия Ронаи де Сомбор (1874—1935) │ │ │ │ │ ├─> Штефан (1899—1966) │ │ │ X Беатрикс Тэйлор (1904—1969) │ │ │ │ │ ├─> Доротея (1900—1966) │ │ │ X Луис Алри Лассон (1893—1972) │ │ │ │ │ ├─> Хелена (1902—1979) │ │ │ │ │ ├─> Элизабет Кунигунда (1904—1944) │ │ │ X (развод) Зепп Брандль │ │ │ │ │ └─> Мари Хелена (1912—2007) │ │ │ ├─> Леопольд (1871—1934) │ │ │ ├─> Клеменс (1873—1926) │ │ X принцесса Кристиана фон Ауэршперг (1878—1945) │ │ │ │ │ ├─> Франц (1903—1918) │ │ │ │ │ ├─> Мария Элизабет (1905—1971) │ │ │ X граф Ойген фон Вальдштейн-Вартенберг (1905—1967) │ │ │ │ │ ├─> Вильгельмина (1906—1990) │ │ │ X принц Антон фон Крой (1893—1973) │ │ │ │ │ ├─> Мария Габриела (1908—1958) │ │ │ │ │ ├─> Карл (1912—1983) │ │ │ X 1) баронесса Барбара Золль фон унд цу Тайссенег ауф Штайнбург (1906—1958) │ │ │ X 2) Эва Мария Винклер фон Винкельштейн (1909—1985) │ │ │ │ │ │ │ ├1> Фердинанд (р. 1940) │ │ │ │ X Мария Антуанетта Хук (р. 1948) │ │ │ │ │ │ │ │ │ └─> Клеменс (р. 1974) │ │ │ │ │ │ │ ├1> Элизабет (р. 1941) │ │ │ │ X (развод) барон Альбрехт фон ден Бонгарт (р. 1940) │ │ │ │ │ │ │ └1> Кристиана (р. 1945) │ │ │ X Иоганн Андреас фон Миллер цу Айхольц (р. 1940) │ │ │ │ │ ├─> Франциска (1917—1991) │ │ │ X граф Йозеф Шалль-Риокур (1908—1944) │ │ │ │ │ └─> Агата (1920—1993) │ │ X Йоханнес Хассльвандтер (1911—1977) │ │ │ ├─> Александр (1873—1937) │ │ X графиня Матильда фон Штокау (1881—1949) │ │ │ │ │ ├─> Антон (1909—1976) │ │ │ X 1) (развод) принцесса Клементина фон Ратибор унд Корвей цу Хоэнлоз-Шиллингсфюрст (1918—2005) │ │ │ X 2) Маргрит Крайенбринк (р. 1932) │ │ │ │ │ │ │ ├1> Александра (р. 1941) │ │ │ │ X граф Александр фон Бисмарк-Шёнхаузен (1935—1992) │ │ │ │ │ │ │ ├1> Франц Клеменс (р. 1946) │ │ │ │ │ │ │ └2> Патрисия (р. 1964) │ │ │ │ │ ├─> Элизабета (1911—1985) │ │ │ X граф Хеймдалль цу Штольберг-Вернигероде (1904—1942) │ │ │ │ │ ├─> Александр (1912—2002) │ │ │ X 1) (развод) Энн Кэмпбелл (1917—1986) │ │ │ X 2) Этель Эвелин Примроуз Уинч (1928—2016) │ │ │ │ │ │ │ ├1> Шарлотта (р. 1938) │ │ │ │ X 1) (развод) князь Крафт цу Хоэнлоэ-Лангенбург (1935—2004) │ │ │ │ X 2) барон Иоганн фон Твикель (р. 1940) │ │ │ │ │ │ │ ├1> Эмма (р. 1943) │ │ │ │ X (развод) граф Фердинанд фон Вальдбург цу Вольфег унд Вальдзее (1933—2001) │ │ │ │ │ │ │ └1> Максимилиан (р. 1946) │ │ │ X Христина Кручник │ │ │ │ │ │ │ ├─> Оливер Ян (р. 1970) │ │ │ │ X Хенрике Нильсен (р. 1973) │ │ │ │ │ │ │ │ │ └─> Розмари (р. 2007) │ │ │ │ │ │ │ └─> Александр Кристиан (р. 1974) │ │ │ │ │ ├─> Эвелин (1914—1988) │ │ │ X граф Освальд фон Кильмансег (1908—2002) │ │ │ │ │ └─> Мария-Роза (1916—2001) │ │ X граф Готтард Шаффготч, наз. Семперфрай фон унд цу Кинаст унд Грайфенштейн (1914—1997) │ │ │ └─> Мария (1874) │ ├─> Стефания (1831—1907) │ ├─> Амалия (1835—1897), монахиня │ ├─> Мария (1837—1915) │ X князь Карл Лихновский (1819—1901) │ └─> Август Филипп (1840—1913) X принцесса Адельхайд цу Зальм-Зальм (1840—1916) │ ├─> Эмануэль (1874—1949) │ └─> Леопольдина (1876—1947)
Линия Крой-Авре
Родоначальником ветви Крой-Авре был сын Филиппа II от брака с Анной Лотарингской, Шарль-Филипп де Крой (1549—1613). За верную службу Габсбургам он был пожалован в 1594 г. княжеским титулом — первый случай пожалования в имперские князья рядового барона. Его сын Шарль-Александр де Крой (1581—1624) — гранд Испании, управляющий финансами испанской короны, один из полководцев в Белогорском сражении. Оставил мемуары. Он был застрелен в своём брюссельском дворце, по слухам — любовником жены, маркизом Спинолой.
Владения Карла Александра унаследовала его дочь от брака с сестрой принца Линя. От браков с кузенами из других ветвей Круа она прижила детей, которые унаследовали Авре, возведённое для неё Филиппом III Испанским в статус герцогства. Представители ветви Круа-Авре проживали преимущественно при версальском дворе. Наиболее известна среди них Луиза Елизавета де Турзель — воспитательница детей Людовика XVI и Марии-Антуанетты. Герцогским титулом её, маркизу де Турзель, наградил воспитанник — Карл X. Эта линия угасла в 1839 году со смертью в замке Ре 95-летнего 7-го герцога Авре и Круа.
Своеобразно сложилась судьба племянника Карла-Александра, Эрнста Богуслава фон Круа (1620—1684), который воспитывался в Померании матерью — последней представительницей Померанской династии. От деда он получил во владение Машево и Новоград, но отдал предпочтение церковной карьере, приняв управление епископством Камминским. В 1670-е гг. наместничал в Пруссии, умер в Кёнигсберге, похоронен в Слупском замке.
Герцоги д'Авре и де Крой:
Филипп-Франсуа (ум. 1650), герцог д'Авре X 1) Мари-Мадлен де Байёль X 2) Мари-Клер де Крой (1605—1664), маркиза д'Авре │ └2> Фердинанд-Жозеф-Франсуа (1644—1694), герцог д'Авре и де Крой X Мари-Жозеф-Барб де Алевин (ум. 1713) │ ├─> Мари-Тереза (1672—1721) │ X Гонсало Хосеф Ариас-Давила Колома, маркиз де Ногуэра (ум. 1736) │ ├─> Мари-Эрнестина (1673—1714) │ X ландграф Филипп Гессен-Дармштадтский (1671—1736) │ ├─> Мари-Клер (1679—1744/1749) │ X маркиз Амбруаз-Жозеф де Эрзель (1680—1759) │ ├─> Мари-Мадлен (1681—1755) │ X Паскуале Каэтано д'Арагона, граф д'Алиссе (ум. 1721) │ ├─> Шарль-Антуан-Жозеф (1683—1710), герцог д'Авре и де Крой │ ├─> Жан-Батист-Франсуа-Жозеф (1686—1727), герцог д'Авре и де Крой │ X Мари-Анн-Сезарин Ланте делла Ровере (1693—1753) │ │ │ ├─> Луи-Фердинанд-Жозеф (1713—1761), герцог д'Авре и де Крой │ │ X Мари-Луиза-Кюнегонда де Монморанси-Люксембург (1716—1764) │ │ │ │ │ ├─> Мари-Анн-Кристина (1737—1788) │ │ │ X граф Габриель-Франсуа де Руже, маркиз де Шоле (1729—1786) │ │ │ │ │ ├─> Эмманюэль-Луиза-Габриель (1738—1796), монахиня │ │ │ │ │ ├─> Мари-Шарлотта-Жозефина (1740—1776) │ │ │ X Шарль Оливье де Верак, сеньор де Куе-Верак (1743—1828) │ │ │ │ │ ├─> Жозеф-Анн-Огюст-Максимильен (1744—1839), герцог д'Авре и де Крой │ │ │ X Аделаида де Крой-Сольр (1741—1822) │ │ │ │ │ │ │ ├─> Аделаида-Мари-Луиза (1768—1846) │ │ │ │ X Эммануэль-Мари-Максимильен де Крой (1768—1842), принц де Сольр │ │ │ │ │ │ │ ├─> Амели-Габриель-Жозефина (1774—1847) │ │ │ │ X Шарль-Луи-Габриель де Конфлан, маркиз д'Армантьер (1772—1849) │ │ │ │ │ │ │ ├─> Полина-Амели-Луиза (1776—1849) │ │ │ │ │ │ │ └─> Эрнест-Эммануэль-Жозеф (1780—1828), маркиз д'Авре │ │ │ │ │ └─> Луиза-Элизабет-Фелисите (1749—1832) │ │ X Луи-Франсуа II дю Буше де Сурш, маркиз де Турзель (1744—1786) │ │ │ ├─> Мари-Луиза (1714 — после 1748) │ │ X Карло де Тана, маркиз де Тана ди Вероленго (ум. 1763) │ │ │ ├─> Жан-Жюст-Фердинанд-Жозеф (1716—1790), граф де Приего │ │ X Мари-Бетлеем-Фердинанда Ланте делла Ровере (1722—1771) │ │ │ ├─> Мари-Анн-Шарлотта (1717—?) │ │ X Хоакин Антонио Хименес де Палафокс, маркиз де Ариса (1708—1775) │ │ │ └─> Полина-Жозефа (1721—?), монахиня │ └─> Фердинанд-Жозеф-Франсуа (1688—1726)
См. также
Напишите отзыв о статье "Круа"
Примечания
- ↑ 1 2 3 4 Grouchy, Cottin, 1906, p. X.
- ↑ 1 2 Père Anselme, 1730, p. 634.
- ↑ Père Anselme, 1730, p. 635.
- ↑ Père Anselme, 1730, p. 636.
- ↑ Grouchy, Cottin, 1906, p. X—XI.
- ↑ Bury Adels-Torn, 1894, p. 140, 149.
- ↑ Bury Adels-Torn, 1894, p. 137—139.
- ↑ Bury Adels-Torn, 1894, p. 140.
- ↑ Bury Adels-Torn, 1894, p. 138—147.
- ↑ Père Anselme, 1733, p. 385.
- ↑ [www.wn-trauer.de/carl-emanuel-ludwig-petrus-eleonore-alexander-rudolph-engelbert-benno-herzog-von-croy-2011-06-14-sonstige-orte.a-341062.html Carl-Emanuel, Ludwig, Petrus, Eleonore, Alexander, Rudolph, Engelbert, Benno Herzog von Croy, Traueranzeige, Westfälische Nachrichten, Gedenkkerzen, Kondolenzen, Fotos]
- ↑ [mimi.decroy.free.fr/genealogie.htm Généalogie de la branche belge] (фр.). Проверено 8 сентября 2016.
Литература
- Bury Adels-Torn. Maison de Croy, étude héraldique, historique et critique. — Bruxelles: Société belge de librairie, 1894. [gallica.bnf.fr/ark:/12148/bpt6k5567670r.r=Maison+de+Cro%C3%BF.langEN]
- Georges Martin. Histoire et généalogie Maison de Croÿ. HGMC, 2002.
- vicomte de Grouchy, Cottin P. Introduction // Journal inédit du duc de Croÿ (1718—1784). T. I. — P.: Flammarion, 1906.
- Père Anselme. Histoire généalogique et chronologique de la maison royale de France. T. V. — P.: Companie des Librairies, 1730.
- Père Anselme. Histoire généalogique et chronologique de la maison royale de France. T. VIII. — P.: Companie des Librairies, 1733.
Ссылки
- [www.almanachdegotha.org/id70.html Mediatized House of Croy] (англ.). Societe des Amis de l'Almanach de Saxe Gotha. Проверено 9 июля 2016.
- [www.angelfire.com/realm/gotha/gotha/croyold.html Croy] (англ.). Gotha Online. Проверено 9 июля 2016.
- [genroy.free.fr/croy.html Généalogie de la Maison de Croy] (фр.). Проверено 9 июля 2016.
- [racineshistoire.free.fr/LGN/PDF/Croy.pdf Maison de Croÿ] (фр.). Проверено 9 июля 2016.
- [www.europeanheraldry.org/benelux/belgium/families/maison-de-croy/ Maison de Croÿ] (фр.). Проверено 9 июля 2016.
- [genealogy.euweb.cz/croy/croy0.html Родословная роспись дома Круа]
| |||||||||||||
Отрывок, характеризующий Круа
– Да, но, entre nous, [между нами,] – сказала княгиня, – это предлог, он приехал собственно к графу Кирилле Владимировичу, узнав, что он так плох.– Однако, ma chere, это славная штука, – сказал граф и, заметив, что старшая гостья его не слушала, обратился уже к барышням. – Хороша фигура была у квартального, я воображаю.
И он, представив, как махал руками квартальный, опять захохотал звучным и басистым смехом, колебавшим всё его полное тело, как смеются люди, всегда хорошо евшие и особенно пившие. – Так, пожалуйста же, обедать к нам, – сказал он.
Наступило молчание. Графиня глядела на гостью, приятно улыбаясь, впрочем, не скрывая того, что не огорчится теперь нисколько, если гостья поднимется и уедет. Дочь гостьи уже оправляла платье, вопросительно глядя на мать, как вдруг из соседней комнаты послышался бег к двери нескольких мужских и женских ног, грохот зацепленного и поваленного стула, и в комнату вбежала тринадцатилетняя девочка, запахнув что то короткою кисейною юбкою, и остановилась по средине комнаты. Очевидно было, она нечаянно, с нерассчитанного бега, заскочила так далеко. В дверях в ту же минуту показались студент с малиновым воротником, гвардейский офицер, пятнадцатилетняя девочка и толстый румяный мальчик в детской курточке.
Граф вскочил и, раскачиваясь, широко расставил руки вокруг бежавшей девочки.
– А, вот она! – смеясь закричал он. – Именинница! Ma chere, именинница!
– Ma chere, il y a un temps pour tout, [Милая, на все есть время,] – сказала графиня, притворяясь строгою. – Ты ее все балуешь, Elie, – прибавила она мужу.
– Bonjour, ma chere, je vous felicite, [Здравствуйте, моя милая, поздравляю вас,] – сказала гостья. – Quelle delicuse enfant! [Какое прелестное дитя!] – прибавила она, обращаясь к матери.
Черноглазая, с большим ртом, некрасивая, но живая девочка, с своими детскими открытыми плечиками, которые, сжимаясь, двигались в своем корсаже от быстрого бега, с своими сбившимися назад черными кудрями, тоненькими оголенными руками и маленькими ножками в кружевных панталончиках и открытых башмачках, была в том милом возрасте, когда девочка уже не ребенок, а ребенок еще не девушка. Вывернувшись от отца, она подбежала к матери и, не обращая никакого внимания на ее строгое замечание, спрятала свое раскрасневшееся лицо в кружевах материной мантильи и засмеялась. Она смеялась чему то, толкуя отрывисто про куклу, которую вынула из под юбочки.
– Видите?… Кукла… Мими… Видите.
И Наташа не могла больше говорить (ей всё смешно казалось). Она упала на мать и расхохоталась так громко и звонко, что все, даже чопорная гостья, против воли засмеялись.
– Ну, поди, поди с своим уродом! – сказала мать, притворно сердито отталкивая дочь. – Это моя меньшая, – обратилась она к гостье.
Наташа, оторвав на минуту лицо от кружевной косынки матери, взглянула на нее снизу сквозь слезы смеха и опять спрятала лицо.
Гостья, принужденная любоваться семейною сценой, сочла нужным принять в ней какое нибудь участие.
– Скажите, моя милая, – сказала она, обращаясь к Наташе, – как же вам приходится эта Мими? Дочь, верно?
Наташе не понравился тон снисхождения до детского разговора, с которым гостья обратилась к ней. Она ничего не ответила и серьезно посмотрела на гостью.
Между тем всё это молодое поколение: Борис – офицер, сын княгини Анны Михайловны, Николай – студент, старший сын графа, Соня – пятнадцатилетняя племянница графа, и маленький Петруша – меньшой сын, все разместились в гостиной и, видимо, старались удержать в границах приличия оживление и веселость, которыми еще дышала каждая их черта. Видно было, что там, в задних комнатах, откуда они все так стремительно прибежали, у них были разговоры веселее, чем здесь о городских сплетнях, погоде и comtesse Apraksine. [о графине Апраксиной.] Изредка они взглядывали друг на друга и едва удерживались от смеха.
Два молодые человека, студент и офицер, друзья с детства, были одних лет и оба красивы, но не похожи друг на друга. Борис был высокий белокурый юноша с правильными тонкими чертами спокойного и красивого лица; Николай был невысокий курчавый молодой человек с открытым выражением лица. На верхней губе его уже показывались черные волосики, и во всем лице выражались стремительность и восторженность.
Николай покраснел, как только вошел в гостиную. Видно было, что он искал и не находил, что сказать; Борис, напротив, тотчас же нашелся и рассказал спокойно, шутливо, как эту Мими куклу он знал еще молодою девицей с неиспорченным еще носом, как она в пять лет на его памяти состарелась и как у ней по всему черепу треснула голова. Сказав это, он взглянул на Наташу. Наташа отвернулась от него, взглянула на младшего брата, который, зажмурившись, трясся от беззвучного смеха, и, не в силах более удерживаться, прыгнула и побежала из комнаты так скоро, как только могли нести ее быстрые ножки. Борис не рассмеялся.
– Вы, кажется, тоже хотели ехать, maman? Карета нужна? – .сказал он, с улыбкой обращаясь к матери.
– Да, поди, поди, вели приготовить, – сказала она, уливаясь.
Борис вышел тихо в двери и пошел за Наташей, толстый мальчик сердито побежал за ними, как будто досадуя на расстройство, происшедшее в его занятиях.
Из молодежи, не считая старшей дочери графини (которая была четырьмя годами старше сестры и держала себя уже, как большая) и гостьи барышни, в гостиной остались Николай и Соня племянница. Соня была тоненькая, миниатюрненькая брюнетка с мягким, отененным длинными ресницами взглядом, густой черною косой, два раза обвившею ее голову, и желтоватым оттенком кожи на лице и в особенности на обнаженных худощавых, но грациозных мускулистых руках и шее. Плавностью движений, мягкостью и гибкостью маленьких членов и несколько хитрою и сдержанною манерой она напоминала красивого, но еще не сформировавшегося котенка, который будет прелестною кошечкой. Она, видимо, считала приличным выказывать улыбкой участие к общему разговору; но против воли ее глаза из под длинных густых ресниц смотрели на уезжавшего в армию cousin [двоюродного брата] с таким девическим страстным обожанием, что улыбка ее не могла ни на мгновение обмануть никого, и видно было, что кошечка присела только для того, чтоб еще энергичнее прыгнуть и заиграть с своим соusin, как скоро только они так же, как Борис с Наташей, выберутся из этой гостиной.
– Да, ma chere, – сказал старый граф, обращаясь к гостье и указывая на своего Николая. – Вот его друг Борис произведен в офицеры, и он из дружбы не хочет отставать от него; бросает и университет и меня старика: идет в военную службу, ma chere. А уж ему место в архиве было готово, и всё. Вот дружба то? – сказал граф вопросительно.
– Да ведь война, говорят, объявлена, – сказала гостья.
– Давно говорят, – сказал граф. – Опять поговорят, поговорят, да так и оставят. Ma chere, вот дружба то! – повторил он. – Он идет в гусары.
Гостья, не зная, что сказать, покачала головой.
– Совсем не из дружбы, – отвечал Николай, вспыхнув и отговариваясь как будто от постыдного на него наклепа. – Совсем не дружба, а просто чувствую призвание к военной службе.
Он оглянулся на кузину и на гостью барышню: обе смотрели на него с улыбкой одобрения.
– Нынче обедает у нас Шуберт, полковник Павлоградского гусарского полка. Он был в отпуску здесь и берет его с собой. Что делать? – сказал граф, пожимая плечами и говоря шуточно о деле, которое, видимо, стоило ему много горя.
– Я уж вам говорил, папенька, – сказал сын, – что ежели вам не хочется меня отпустить, я останусь. Но я знаю, что я никуда не гожусь, кроме как в военную службу; я не дипломат, не чиновник, не умею скрывать того, что чувствую, – говорил он, всё поглядывая с кокетством красивой молодости на Соню и гостью барышню.
Кошечка, впиваясь в него глазами, казалась каждую секунду готовою заиграть и выказать всю свою кошачью натуру.
– Ну, ну, хорошо! – сказал старый граф, – всё горячится. Всё Бонапарте всем голову вскружил; все думают, как это он из поручиков попал в императоры. Что ж, дай Бог, – прибавил он, не замечая насмешливой улыбки гостьи.
Большие заговорили о Бонапарте. Жюли, дочь Карагиной, обратилась к молодому Ростову:
– Как жаль, что вас не было в четверг у Архаровых. Мне скучно было без вас, – сказала она, нежно улыбаясь ему.
Польщенный молодой человек с кокетливой улыбкой молодости ближе пересел к ней и вступил с улыбающейся Жюли в отдельный разговор, совсем не замечая того, что эта его невольная улыбка ножом ревности резала сердце красневшей и притворно улыбавшейся Сони. – В середине разговора он оглянулся на нее. Соня страстно озлобленно взглянула на него и, едва удерживая на глазах слезы, а на губах притворную улыбку, встала и вышла из комнаты. Всё оживление Николая исчезло. Он выждал первый перерыв разговора и с расстроенным лицом вышел из комнаты отыскивать Соню.
– Как секреты то этой всей молодежи шиты белыми нитками! – сказала Анна Михайловна, указывая на выходящего Николая. – Cousinage dangereux voisinage, [Бедовое дело – двоюродные братцы и сестрицы,] – прибавила она.
– Да, – сказала графиня, после того как луч солнца, проникнувший в гостиную вместе с этим молодым поколением, исчез, и как будто отвечая на вопрос, которого никто ей не делал, но который постоянно занимал ее. – Сколько страданий, сколько беспокойств перенесено за то, чтобы теперь на них радоваться! А и теперь, право, больше страха, чем радости. Всё боишься, всё боишься! Именно тот возраст, в котором так много опасностей и для девочек и для мальчиков.
– Всё от воспитания зависит, – сказала гостья.
– Да, ваша правда, – продолжала графиня. – До сих пор я была, слава Богу, другом своих детей и пользуюсь полным их доверием, – говорила графиня, повторяя заблуждение многих родителей, полагающих, что у детей их нет тайн от них. – Я знаю, что я всегда буду первою confidente [поверенной] моих дочерей, и что Николенька, по своему пылкому характеру, ежели будет шалить (мальчику нельзя без этого), то всё не так, как эти петербургские господа.
– Да, славные, славные ребята, – подтвердил граф, всегда разрешавший запутанные для него вопросы тем, что всё находил славным. – Вот подите, захотел в гусары! Да вот что вы хотите, ma chere!
– Какое милое существо ваша меньшая, – сказала гостья. – Порох!
– Да, порох, – сказал граф. – В меня пошла! И какой голос: хоть и моя дочь, а я правду скажу, певица будет, Саломони другая. Мы взяли итальянца ее учить.
– Не рано ли? Говорят, вредно для голоса учиться в эту пору.
– О, нет, какой рано! – сказал граф. – Как же наши матери выходили в двенадцать тринадцать лет замуж?
– Уж она и теперь влюблена в Бориса! Какова? – сказала графиня, тихо улыбаясь, глядя на мать Бориса, и, видимо отвечая на мысль, всегда ее занимавшую, продолжала. – Ну, вот видите, держи я ее строго, запрещай я ей… Бог знает, что бы они делали потихоньку (графиня разумела: они целовались бы), а теперь я знаю каждое ее слово. Она сама вечером прибежит и всё мне расскажет. Может быть, я балую ее; но, право, это, кажется, лучше. Я старшую держала строго.
– Да, меня совсем иначе воспитывали, – сказала старшая, красивая графиня Вера, улыбаясь.
Но улыбка не украсила лица Веры, как это обыкновенно бывает; напротив, лицо ее стало неестественно и оттого неприятно.
Старшая, Вера, была хороша, была неглупа, училась прекрасно, была хорошо воспитана, голос у нее был приятный, то, что она сказала, было справедливо и уместно; но, странное дело, все, и гостья и графиня, оглянулись на нее, как будто удивились, зачем она это сказала, и почувствовали неловкость.
– Всегда с старшими детьми мудрят, хотят сделать что нибудь необыкновенное, – сказала гостья.
– Что греха таить, ma chere! Графинюшка мудрила с Верой, – сказал граф. – Ну, да что ж! всё таки славная вышла, – прибавил он, одобрительно подмигивая Вере.
Гостьи встали и уехали, обещаясь приехать к обеду.
– Что за манера! Уж сидели, сидели! – сказала графиня, проводя гостей.
Когда Наташа вышла из гостиной и побежала, она добежала только до цветочной. В этой комнате она остановилась, прислушиваясь к говору в гостиной и ожидая выхода Бориса. Она уже начинала приходить в нетерпение и, топнув ножкой, сбиралась было заплакать оттого, что он не сейчас шел, когда заслышались не тихие, не быстрые, приличные шаги молодого человека.
Наташа быстро бросилась между кадок цветов и спряталась.
Борис остановился посереди комнаты, оглянулся, смахнул рукой соринки с рукава мундира и подошел к зеркалу, рассматривая свое красивое лицо. Наташа, притихнув, выглядывала из своей засады, ожидая, что он будет делать. Он постоял несколько времени перед зеркалом, улыбнулся и пошел к выходной двери. Наташа хотела его окликнуть, но потом раздумала. «Пускай ищет», сказала она себе. Только что Борис вышел, как из другой двери вышла раскрасневшаяся Соня, сквозь слезы что то злобно шепчущая. Наташа удержалась от своего первого движения выбежать к ней и осталась в своей засаде, как под шапкой невидимкой, высматривая, что делалось на свете. Она испытывала особое новое наслаждение. Соня шептала что то и оглядывалась на дверь гостиной. Из двери вышел Николай.
– Соня! Что с тобой? Можно ли это? – сказал Николай, подбегая к ней.
– Ничего, ничего, оставьте меня! – Соня зарыдала.
– Нет, я знаю что.
– Ну знаете, и прекрасно, и подите к ней.
– Соооня! Одно слово! Можно ли так мучить меня и себя из за фантазии? – говорил Николай, взяв ее за руку.
Соня не вырывала у него руки и перестала плакать.
Наташа, не шевелясь и не дыша, блестящими главами смотрела из своей засады. «Что теперь будет»? думала она.
– Соня! Мне весь мир не нужен! Ты одна для меня всё, – говорил Николай. – Я докажу тебе.
– Я не люблю, когда ты так говоришь.
– Ну не буду, ну прости, Соня! – Он притянул ее к себе и поцеловал.
«Ах, как хорошо!» подумала Наташа, и когда Соня с Николаем вышли из комнаты, она пошла за ними и вызвала к себе Бориса.
– Борис, подите сюда, – сказала она с значительным и хитрым видом. – Мне нужно сказать вам одну вещь. Сюда, сюда, – сказала она и привела его в цветочную на то место между кадок, где она была спрятана. Борис, улыбаясь, шел за нею.
– Какая же это одна вещь ? – спросил он.
Она смутилась, оглянулась вокруг себя и, увидев брошенную на кадке свою куклу, взяла ее в руки.
– Поцелуйте куклу, – сказала она.
Борис внимательным, ласковым взглядом смотрел в ее оживленное лицо и ничего не отвечал.
– Не хотите? Ну, так подите сюда, – сказала она и глубже ушла в цветы и бросила куклу. – Ближе, ближе! – шептала она. Она поймала руками офицера за обшлага, и в покрасневшем лице ее видны были торжественность и страх.
– А меня хотите поцеловать? – прошептала она чуть слышно, исподлобья глядя на него, улыбаясь и чуть не плача от волненья.
Борис покраснел.
– Какая вы смешная! – проговорил он, нагибаясь к ней, еще более краснея, но ничего не предпринимая и выжидая.
Она вдруг вскочила на кадку, так что стала выше его, обняла его обеими руками, так что тонкие голые ручки согнулись выше его шеи и, откинув движением головы волосы назад, поцеловала его в самые губы.
Она проскользнула между горшками на другую сторону цветов и, опустив голову, остановилась.
– Наташа, – сказал он, – вы знаете, что я люблю вас, но…
– Вы влюблены в меня? – перебила его Наташа.
– Да, влюблен, но, пожалуйста, не будем делать того, что сейчас… Еще четыре года… Тогда я буду просить вашей руки.
Наташа подумала.
– Тринадцать, четырнадцать, пятнадцать, шестнадцать… – сказала она, считая по тоненьким пальчикам. – Хорошо! Так кончено?
И улыбка радости и успокоения осветила ее оживленное лицо.
– Кончено! – сказал Борис.
– Навсегда? – сказала девочка. – До самой смерти?
И, взяв его под руку, она с счастливым лицом тихо пошла с ним рядом в диванную.
Графиня так устала от визитов, что не велела принимать больше никого, и швейцару приказано было только звать непременно кушать всех, кто будет еще приезжать с поздравлениями. Графине хотелось с глазу на глаз поговорить с другом своего детства, княгиней Анной Михайловной, которую она не видала хорошенько с ее приезда из Петербурга. Анна Михайловна, с своим исплаканным и приятным лицом, подвинулась ближе к креслу графини.
– С тобой я буду совершенно откровенна, – сказала Анна Михайловна. – Уж мало нас осталось, старых друзей! От этого я так и дорожу твоею дружбой.
Анна Михайловна посмотрела на Веру и остановилась. Графиня пожала руку своему другу.
– Вера, – сказала графиня, обращаясь к старшей дочери, очевидно, нелюбимой. – Как у вас ни на что понятия нет? Разве ты не чувствуешь, что ты здесь лишняя? Поди к сестрам, или…
Красивая Вера презрительно улыбнулась, видимо не чувствуя ни малейшего оскорбления.
– Ежели бы вы мне сказали давно, маменька, я бы тотчас ушла, – сказала она, и пошла в свою комнату.
Но, проходя мимо диванной, она заметила, что в ней у двух окошек симметрично сидели две пары. Она остановилась и презрительно улыбнулась. Соня сидела близко подле Николая, который переписывал ей стихи, в первый раз сочиненные им. Борис с Наташей сидели у другого окна и замолчали, когда вошла Вера. Соня и Наташа с виноватыми и счастливыми лицами взглянули на Веру.
Весело и трогательно было смотреть на этих влюбленных девочек, но вид их, очевидно, не возбуждал в Вере приятного чувства.
– Сколько раз я вас просила, – сказала она, – не брать моих вещей, у вас есть своя комната.
Она взяла от Николая чернильницу.
– Сейчас, сейчас, – сказал он, мокая перо.
– Вы всё умеете делать не во время, – сказала Вера. – То прибежали в гостиную, так что всем совестно сделалось за вас.
Несмотря на то, или именно потому, что сказанное ею было совершенно справедливо, никто ей не отвечал, и все четверо только переглядывались между собой. Она медлила в комнате с чернильницей в руке.
– И какие могут быть в ваши года секреты между Наташей и Борисом и между вами, – всё одни глупости!
– Ну, что тебе за дело, Вера? – тихеньким голоском, заступнически проговорила Наташа.
Она, видимо, была ко всем еще более, чем всегда, в этот день добра и ласкова.
– Очень глупо, – сказала Вера, – мне совестно за вас. Что за секреты?…
– У каждого свои секреты. Мы тебя с Бергом не трогаем, – сказала Наташа разгорячаясь.
– Я думаю, не трогаете, – сказала Вера, – потому что в моих поступках никогда ничего не может быть дурного. А вот я маменьке скажу, как ты с Борисом обходишься.
– Наталья Ильинишна очень хорошо со мной обходится, – сказал Борис. – Я не могу жаловаться, – сказал он.
– Оставьте, Борис, вы такой дипломат (слово дипломат было в большом ходу у детей в том особом значении, какое они придавали этому слову); даже скучно, – сказала Наташа оскорбленным, дрожащим голосом. – За что она ко мне пристает? Ты этого никогда не поймешь, – сказала она, обращаясь к Вере, – потому что ты никогда никого не любила; у тебя сердца нет, ты только madame de Genlis [мадам Жанлис] (это прозвище, считавшееся очень обидным, было дано Вере Николаем), и твое первое удовольствие – делать неприятности другим. Ты кокетничай с Бергом, сколько хочешь, – проговорила она скоро.
– Да уж я верно не стану перед гостями бегать за молодым человеком…
– Ну, добилась своего, – вмешался Николай, – наговорила всем неприятностей, расстроила всех. Пойдемте в детскую.
Все четверо, как спугнутая стая птиц, поднялись и пошли из комнаты.
– Мне наговорили неприятностей, а я никому ничего, – сказала Вера.
– Madame de Genlis! Madame de Genlis! – проговорили смеющиеся голоса из за двери.
Красивая Вера, производившая на всех такое раздражающее, неприятное действие, улыбнулась и видимо не затронутая тем, что ей было сказано, подошла к зеркалу и оправила шарф и прическу. Глядя на свое красивое лицо, она стала, повидимому, еще холоднее и спокойнее.
В гостиной продолжался разговор.
– Ah! chere, – говорила графиня, – и в моей жизни tout n'est pas rose. Разве я не вижу, что du train, que nous allons, [не всё розы. – при нашем образе жизни,] нашего состояния нам не надолго! И всё это клуб, и его доброта. В деревне мы живем, разве мы отдыхаем? Театры, охоты и Бог знает что. Да что обо мне говорить! Ну, как же ты это всё устроила? Я часто на тебя удивляюсь, Annette, как это ты, в свои годы, скачешь в повозке одна, в Москву, в Петербург, ко всем министрам, ко всей знати, со всеми умеешь обойтись, удивляюсь! Ну, как же это устроилось? Вот я ничего этого не умею.
– Ах, душа моя! – отвечала княгиня Анна Михайловна. – Не дай Бог тебе узнать, как тяжело остаться вдовой без подпоры и с сыном, которого любишь до обожания. Всему научишься, – продолжала она с некоторою гордостью. – Процесс мой меня научил. Ежели мне нужно видеть кого нибудь из этих тузов, я пишу записку: «princesse une telle [княгиня такая то] желает видеть такого то» и еду сама на извозчике хоть два, хоть три раза, хоть четыре, до тех пор, пока не добьюсь того, что мне надо. Мне всё равно, что бы обо мне ни думали.
– Ну, как же, кого ты просила о Бореньке? – спросила графиня. – Ведь вот твой уже офицер гвардии, а Николушка идет юнкером. Некому похлопотать. Ты кого просила?
– Князя Василия. Он был очень мил. Сейчас на всё согласился, доложил государю, – говорила княгиня Анна Михайловна с восторгом, совершенно забыв всё унижение, через которое она прошла для достижения своей цели.
– Что он постарел, князь Василий? – спросила графиня. – Я его не видала с наших театров у Румянцевых. И думаю, забыл про меня. Il me faisait la cour, [Он за мной волочился,] – вспомнила графиня с улыбкой.
– Всё такой же, – отвечала Анна Михайловна, – любезен, рассыпается. Les grandeurs ne lui ont pas touriene la tete du tout. [Высокое положение не вскружило ему головы нисколько.] «Я жалею, что слишком мало могу вам сделать, милая княгиня, – он мне говорит, – приказывайте». Нет, он славный человек и родной прекрасный. Но ты знаешь, Nathalieie, мою любовь к сыну. Я не знаю, чего я не сделала бы для его счастья. А обстоятельства мои до того дурны, – продолжала Анна Михайловна с грустью и понижая голос, – до того дурны, что я теперь в самом ужасном положении. Мой несчастный процесс съедает всё, что я имею, и не подвигается. У меня нет, можешь себе представить, a la lettre [буквально] нет гривенника денег, и я не знаю, на что обмундировать Бориса. – Она вынула платок и заплакала. – Мне нужно пятьсот рублей, а у меня одна двадцатипятирублевая бумажка. Я в таком положении… Одна моя надежда теперь на графа Кирилла Владимировича Безухова. Ежели он не захочет поддержать своего крестника, – ведь он крестил Борю, – и назначить ему что нибудь на содержание, то все мои хлопоты пропадут: мне не на что будет обмундировать его.
Графиня прослезилась и молча соображала что то.
– Часто думаю, может, это и грех, – сказала княгиня, – а часто думаю: вот граф Кирилл Владимирович Безухой живет один… это огромное состояние… и для чего живет? Ему жизнь в тягость, а Боре только начинать жить.
– Он, верно, оставит что нибудь Борису, – сказала графиня.
– Бог знает, chere amie! [милый друг!] Эти богачи и вельможи такие эгоисты. Но я всё таки поеду сейчас к нему с Борисом и прямо скажу, в чем дело. Пускай обо мне думают, что хотят, мне, право, всё равно, когда судьба сына зависит от этого. – Княгиня поднялась. – Теперь два часа, а в четыре часа вы обедаете. Я успею съездить.
И с приемами петербургской деловой барыни, умеющей пользоваться временем, Анна Михайловна послала за сыном и вместе с ним вышла в переднюю.
– Прощай, душа моя, – сказала она графине, которая провожала ее до двери, – пожелай мне успеха, – прибавила она шопотом от сына.
– Вы к графу Кириллу Владимировичу, ma chere? – сказал граф из столовой, выходя тоже в переднюю. – Коли ему лучше, зовите Пьера ко мне обедать. Ведь он у меня бывал, с детьми танцовал. Зовите непременно, ma chere. Ну, посмотрим, как то отличится нынче Тарас. Говорит, что у графа Орлова такого обеда не бывало, какой у нас будет.
– Mon cher Boris, [Дорогой Борис,] – сказала княгиня Анна Михайловна сыну, когда карета графини Ростовой, в которой они сидели, проехала по устланной соломой улице и въехала на широкий двор графа Кирилла Владимировича Безухого. – Mon cher Boris, – сказала мать, выпрастывая руку из под старого салопа и робким и ласковым движением кладя ее на руку сына, – будь ласков, будь внимателен. Граф Кирилл Владимирович всё таки тебе крестный отец, и от него зависит твоя будущая судьба. Помни это, mon cher, будь мил, как ты умеешь быть…
– Ежели бы я знал, что из этого выйдет что нибудь, кроме унижения… – отвечал сын холодно. – Но я обещал вам и делаю это для вас.
Несмотря на то, что чья то карета стояла у подъезда, швейцар, оглядев мать с сыном (которые, не приказывая докладывать о себе, прямо вошли в стеклянные сени между двумя рядами статуй в нишах), значительно посмотрев на старенький салоп, спросил, кого им угодно, княжен или графа, и, узнав, что графа, сказал, что их сиятельству нынче хуже и их сиятельство никого не принимают.
– Мы можем уехать, – сказал сын по французски.
– Mon ami! [Друг мой!] – сказала мать умоляющим голосом, опять дотрогиваясь до руки сына, как будто это прикосновение могло успокоивать или возбуждать его.
Борис замолчал и, не снимая шинели, вопросительно смотрел на мать.
– Голубчик, – нежным голоском сказала Анна Михайловна, обращаясь к швейцару, – я знаю, что граф Кирилл Владимирович очень болен… я затем и приехала… я родственница… Я не буду беспокоить, голубчик… А мне бы только надо увидать князя Василия Сергеевича: ведь он здесь стоит. Доложи, пожалуйста.
Швейцар угрюмо дернул снурок наверх и отвернулся.
– Княгиня Друбецкая к князю Василию Сергеевичу, – крикнул он сбежавшему сверху и из под выступа лестницы выглядывавшему официанту в чулках, башмаках и фраке.
Мать расправила складки своего крашеного шелкового платья, посмотрелась в цельное венецианское зеркало в стене и бодро в своих стоптанных башмаках пошла вверх по ковру лестницы.
– Mon cher, voue m'avez promis, [Мой друг, ты мне обещал,] – обратилась она опять к Сыну, прикосновением руки возбуждая его.
Сын, опустив глаза, спокойно шел за нею.
Они вошли в залу, из которой одна дверь вела в покои, отведенные князю Василью.
В то время как мать с сыном, выйдя на середину комнаты, намеревались спросить дорогу у вскочившего при их входе старого официанта, у одной из дверей повернулась бронзовая ручка и князь Василий в бархатной шубке, с одною звездой, по домашнему, вышел, провожая красивого черноволосого мужчину. Мужчина этот был знаменитый петербургский доктор Lorrain.
– C'est donc positif? [Итак, это верно?] – говорил князь.
– Mon prince, «errare humanum est», mais… [Князь, человеку ошибаться свойственно.] – отвечал доктор, грассируя и произнося латинские слова французским выговором.
– C'est bien, c'est bien… [Хорошо, хорошо…]
Заметив Анну Михайловну с сыном, князь Василий поклоном отпустил доктора и молча, но с вопросительным видом, подошел к ним. Сын заметил, как вдруг глубокая горесть выразилась в глазах его матери, и слегка улыбнулся.
– Да, в каких грустных обстоятельствах пришлось нам видеться, князь… Ну, что наш дорогой больной? – сказала она, как будто не замечая холодного, оскорбительного, устремленного на нее взгляда.
Князь Василий вопросительно, до недоумения, посмотрел на нее, потом на Бориса. Борис учтиво поклонился. Князь Василий, не отвечая на поклон, отвернулся к Анне Михайловне и на ее вопрос отвечал движением головы и губ, которое означало самую плохую надежду для больного.
– Неужели? – воскликнула Анна Михайловна. – Ах, это ужасно! Страшно подумать… Это мой сын, – прибавила она, указывая на Бориса. – Он сам хотел благодарить вас.
Борис еще раз учтиво поклонился.
– Верьте, князь, что сердце матери никогда не забудет того, что вы сделали для нас.
– Я рад, что мог сделать вам приятное, любезная моя Анна Михайловна, – сказал князь Василий, оправляя жабо и в жесте и голосе проявляя здесь, в Москве, перед покровительствуемою Анною Михайловной еще гораздо большую важность, чем в Петербурге, на вечере у Annette Шерер.
– Старайтесь служить хорошо и быть достойным, – прибавил он, строго обращаясь к Борису. – Я рад… Вы здесь в отпуску? – продиктовал он своим бесстрастным тоном.
– Жду приказа, ваше сиятельство, чтоб отправиться по новому назначению, – отвечал Борис, не выказывая ни досады за резкий тон князя, ни желания вступить в разговор, но так спокойно и почтительно, что князь пристально поглядел на него.
– Вы живете с матушкой?
– Я живу у графини Ростовой, – сказал Борис, опять прибавив: – ваше сиятельство.
– Это тот Илья Ростов, который женился на Nathalie Шиншиной, – сказала Анна Михайловна.
– Знаю, знаю, – сказал князь Василий своим монотонным голосом. – Je n'ai jamais pu concevoir, comment Nathalieie s'est decidee a epouser cet ours mal – leche l Un personnage completement stupide et ridicule.Et joueur a ce qu'on dit. [Я никогда не мог понять, как Натали решилась выйти замуж за этого грязного медведя. Совершенно глупая и смешная особа. К тому же игрок, говорят.]
– Mais tres brave homme, mon prince, [Но добрый человек, князь,] – заметила Анна Михайловна, трогательно улыбаясь, как будто и она знала, что граф Ростов заслуживал такого мнения, но просила пожалеть бедного старика. – Что говорят доктора? – спросила княгиня, помолчав немного и опять выражая большую печаль на своем исплаканном лице.
– Мало надежды, – сказал князь.
– А мне так хотелось еще раз поблагодарить дядю за все его благодеяния и мне и Боре. C'est son filleuil, [Это его крестник,] – прибавила она таким тоном, как будто это известие должно было крайне обрадовать князя Василия.
Князь Василий задумался и поморщился. Анна Михайловна поняла, что он боялся найти в ней соперницу по завещанию графа Безухого. Она поспешила успокоить его.
– Ежели бы не моя истинная любовь и преданность дяде, – сказала она, с особенною уверенностию и небрежностию выговаривая это слово: – я знаю его характер, благородный, прямой, но ведь одни княжны при нем…Они еще молоды… – Она наклонила голову и прибавила шопотом: – исполнил ли он последний долг, князь? Как драгоценны эти последние минуты! Ведь хуже быть не может; его необходимо приготовить ежели он так плох. Мы, женщины, князь, – она нежно улыбнулась, – всегда знаем, как говорить эти вещи. Необходимо видеть его. Как бы тяжело это ни было для меня, но я привыкла уже страдать.
Князь, видимо, понял, и понял, как и на вечере у Annette Шерер, что от Анны Михайловны трудно отделаться.
– Не было бы тяжело ему это свидание, chere Анна Михайловна, – сказал он. – Подождем до вечера, доктора обещали кризис.
– Но нельзя ждать, князь, в эти минуты. Pensez, il у va du salut de son ame… Ah! c'est terrible, les devoirs d'un chretien… [Подумайте, дело идет о спасения его души! Ах! это ужасно, долг христианина…]
Из внутренних комнат отворилась дверь, и вошла одна из княжен племянниц графа, с угрюмым и холодным лицом и поразительно несоразмерною по ногам длинною талией.
Князь Василий обернулся к ней.
– Ну, что он?
– Всё то же. И как вы хотите, этот шум… – сказала княжна, оглядывая Анну Михайловну, как незнакомую.
– Ah, chere, je ne vous reconnaissais pas, [Ах, милая, я не узнала вас,] – с счастливою улыбкой сказала Анна Михайловна, легкою иноходью подходя к племяннице графа. – Je viens d'arriver et je suis a vous pour vous aider a soigner mon oncle . J`imagine, combien vous avez souffert, [Я приехала помогать вам ходить за дядюшкой. Воображаю, как вы настрадались,] – прибавила она, с участием закатывая глаза.
Княжна ничего не ответила, даже не улыбнулась и тотчас же вышла. Анна Михайловна сняла перчатки и в завоеванной позиции расположилась на кресле, пригласив князя Василья сесть подле себя.
– Борис! – сказала она сыну и улыбнулась, – я пройду к графу, к дяде, а ты поди к Пьеру, mon ami, покаместь, да не забудь передать ему приглашение от Ростовых. Они зовут его обедать. Я думаю, он не поедет? – обратилась она к князю.
– Напротив, – сказал князь, видимо сделавшийся не в духе. – Je serais tres content si vous me debarrassez de ce jeune homme… [Я был бы очень рад, если бы вы меня избавили от этого молодого человека…] Сидит тут. Граф ни разу не спросил про него.
Он пожал плечами. Официант повел молодого человека вниз и вверх по другой лестнице к Петру Кирилловичу.
Пьер так и не успел выбрать себе карьеры в Петербурге и, действительно, был выслан в Москву за буйство. История, которую рассказывали у графа Ростова, была справедлива. Пьер участвовал в связываньи квартального с медведем. Он приехал несколько дней тому назад и остановился, как всегда, в доме своего отца. Хотя он и предполагал, что история его уже известна в Москве, и что дамы, окружающие его отца, всегда недоброжелательные к нему, воспользуются этим случаем, чтобы раздражить графа, он всё таки в день приезда пошел на половину отца. Войдя в гостиную, обычное местопребывание княжен, он поздоровался с дамами, сидевшими за пяльцами и за книгой, которую вслух читала одна из них. Их было три. Старшая, чистоплотная, с длинною талией, строгая девица, та самая, которая выходила к Анне Михайловне, читала; младшие, обе румяные и хорошенькие, отличавшиеся друг от друга только тем, что у одной была родинка над губой, очень красившая ее, шили в пяльцах. Пьер был встречен как мертвец или зачумленный. Старшая княжна прервала чтение и молча посмотрела на него испуганными глазами; младшая, без родинки, приняла точно такое же выражение; самая меньшая, с родинкой, веселого и смешливого характера, нагнулась к пяльцам, чтобы скрыть улыбку, вызванную, вероятно, предстоящею сценой, забавность которой она предвидела. Она притянула вниз шерстинку и нагнулась, будто разбирая узоры и едва удерживаясь от смеха.
– Bonjour, ma cousine, – сказал Пьер. – Vous ne me гесоnnaissez pas? [Здравствуйте, кузина. Вы меня не узнаете?]
– Я слишком хорошо вас узнаю, слишком хорошо.
– Как здоровье графа? Могу я видеть его? – спросил Пьер неловко, как всегда, но не смущаясь.
– Граф страдает и физически и нравственно, и, кажется, вы позаботились о том, чтобы причинить ему побольше нравственных страданий.
– Могу я видеть графа? – повторил Пьер.
– Гм!.. Ежели вы хотите убить его, совсем убить, то можете видеть. Ольга, поди посмотри, готов ли бульон для дяденьки, скоро время, – прибавила она, показывая этим Пьеру, что они заняты и заняты успокоиваньем его отца, тогда как он, очевидно, занят только расстроиванием.
Ольга вышла. Пьер постоял, посмотрел на сестер и, поклонившись, сказал:
– Так я пойду к себе. Когда можно будет, вы мне скажите.
Он вышел, и звонкий, но негромкий смех сестры с родинкой послышался за ним.
На другой день приехал князь Василий и поместился в доме графа. Он призвал к себе Пьера и сказал ему:
– Mon cher, si vous vous conduisez ici, comme a Petersbourg, vous finirez tres mal; c'est tout ce que je vous dis. [Мой милый, если вы будете вести себя здесь, как в Петербурге, вы кончите очень дурно; больше мне нечего вам сказать.] Граф очень, очень болен: тебе совсем не надо его видеть.
С тех пор Пьера не тревожили, и он целый день проводил один наверху, в своей комнате.
В то время как Борис вошел к нему, Пьер ходил по своей комнате, изредка останавливаясь в углах, делая угрожающие жесты к стене, как будто пронзая невидимого врага шпагой, и строго взглядывая сверх очков и затем вновь начиная свою прогулку, проговаривая неясные слова, пожимая плечами и разводя руками.
– L'Angleterre a vecu, [Англии конец,] – проговорил он, нахмуриваясь и указывая на кого то пальцем. – M. Pitt comme traitre a la nation et au droit des gens est condamiene a… [Питт, как изменник нации и народному праву, приговаривается к…] – Он не успел договорить приговора Питту, воображая себя в эту минуту самим Наполеоном и вместе с своим героем уже совершив опасный переезд через Па де Кале и завоевав Лондон, – как увидал входившего к нему молодого, стройного и красивого офицера. Он остановился. Пьер оставил Бориса четырнадцатилетним мальчиком и решительно не помнил его; но, несмотря на то, с свойственною ему быстрою и радушною манерой взял его за руку и дружелюбно улыбнулся.
– Вы меня помните? – спокойно, с приятной улыбкой сказал Борис. – Я с матушкой приехал к графу, но он, кажется, не совсем здоров.
– Да, кажется, нездоров. Его всё тревожат, – отвечал Пьер, стараясь вспомнить, кто этот молодой человек.
Борис чувствовал, что Пьер не узнает его, но не считал нужным называть себя и, не испытывая ни малейшего смущения, смотрел ему прямо в глаза.
– Граф Ростов просил вас нынче приехать к нему обедать, – сказал он после довольно долгого и неловкого для Пьера молчания.
– А! Граф Ростов! – радостно заговорил Пьер. – Так вы его сын, Илья. Я, можете себе представить, в первую минуту не узнал вас. Помните, как мы на Воробьевы горы ездили c m me Jacquot… [мадам Жако…] давно.
– Вы ошибаетесь, – неторопливо, с смелою и несколько насмешливою улыбкой проговорил Борис. – Я Борис, сын княгини Анны Михайловны Друбецкой. Ростова отца зовут Ильей, а сына – Николаем. И я m me Jacquot никакой не знал.
Пьер замахал руками и головой, как будто комары или пчелы напали на него.
– Ах, ну что это! я всё спутал. В Москве столько родных! Вы Борис…да. Ну вот мы с вами и договорились. Ну, что вы думаете о булонской экспедиции? Ведь англичанам плохо придется, ежели только Наполеон переправится через канал? Я думаю, что экспедиция очень возможна. Вилльнев бы не оплошал!
Борис ничего не знал о булонской экспедиции, он не читал газет и о Вилльневе в первый раз слышал.
– Мы здесь в Москве больше заняты обедами и сплетнями, чем политикой, – сказал он своим спокойным, насмешливым тоном. – Я ничего про это не знаю и не думаю. Москва занята сплетнями больше всего, – продолжал он. – Теперь говорят про вас и про графа.
Пьер улыбнулся своей доброю улыбкой, как будто боясь за своего собеседника, как бы он не сказал чего нибудь такого, в чем стал бы раскаиваться. Но Борис говорил отчетливо, ясно и сухо, прямо глядя в глаза Пьеру.
– Москве больше делать нечего, как сплетничать, – продолжал он. – Все заняты тем, кому оставит граф свое состояние, хотя, может быть, он переживет всех нас, чего я от души желаю…
– Да, это всё очень тяжело, – подхватил Пьер, – очень тяжело. – Пьер всё боялся, что этот офицер нечаянно вдастся в неловкий для самого себя разговор.
– А вам должно казаться, – говорил Борис, слегка краснея, но не изменяя голоса и позы, – вам должно казаться, что все заняты только тем, чтобы получить что нибудь от богача.
«Так и есть», подумал Пьер.
– А я именно хочу сказать вам, чтоб избежать недоразумений, что вы очень ошибетесь, ежели причтете меня и мою мать к числу этих людей. Мы очень бедны, но я, по крайней мере, за себя говорю: именно потому, что отец ваш богат, я не считаю себя его родственником, и ни я, ни мать никогда ничего не будем просить и не примем от него.
Пьер долго не мог понять, но когда понял, вскочил с дивана, ухватил Бориса за руку снизу с свойственною ему быстротой и неловкостью и, раскрасневшись гораздо более, чем Борис, начал говорить с смешанным чувством стыда и досады.
– Вот это странно! Я разве… да и кто ж мог думать… Я очень знаю…
Но Борис опять перебил его:
– Я рад, что высказал всё. Может быть, вам неприятно, вы меня извините, – сказал он, успокоивая Пьера, вместо того чтоб быть успокоиваемым им, – но я надеюсь, что не оскорбил вас. Я имею правило говорить всё прямо… Как же мне передать? Вы приедете обедать к Ростовым?
И Борис, видимо свалив с себя тяжелую обязанность, сам выйдя из неловкого положения и поставив в него другого, сделался опять совершенно приятен.
– Нет, послушайте, – сказал Пьер, успокоиваясь. – Вы удивительный человек. То, что вы сейчас сказали, очень хорошо, очень хорошо. Разумеется, вы меня не знаете. Мы так давно не видались…детьми еще… Вы можете предполагать во мне… Я вас понимаю, очень понимаю. Я бы этого не сделал, у меня недостало бы духу, но это прекрасно. Я очень рад, что познакомился с вами. Странно, – прибавил он, помолчав и улыбаясь, – что вы во мне предполагали! – Он засмеялся. – Ну, да что ж? Мы познакомимся с вами лучше. Пожалуйста. – Он пожал руку Борису. – Вы знаете ли, я ни разу не был у графа. Он меня не звал… Мне его жалко, как человека… Но что же делать?
– И вы думаете, что Наполеон успеет переправить армию? – спросил Борис, улыбаясь.
Пьер понял, что Борис хотел переменить разговор, и, соглашаясь с ним, начал излагать выгоды и невыгоды булонского предприятия.
Лакей пришел вызвать Бориса к княгине. Княгиня уезжала. Пьер обещался приехать обедать затем, чтобы ближе сойтись с Борисом, крепко жал его руку, ласково глядя ему в глаза через очки… По уходе его Пьер долго еще ходил по комнате, уже не пронзая невидимого врага шпагой, а улыбаясь при воспоминании об этом милом, умном и твердом молодом человеке.
Как это бывает в первой молодости и особенно в одиноком положении, он почувствовал беспричинную нежность к этому молодому человеку и обещал себе непременно подружиться с ним.
Князь Василий провожал княгиню. Княгиня держала платок у глаз, и лицо ее было в слезах.
– Это ужасно! ужасно! – говорила она, – но чего бы мне ни стоило, я исполню свой долг. Я приеду ночевать. Его нельзя так оставить. Каждая минута дорога. Я не понимаю, чего мешкают княжны. Может, Бог поможет мне найти средство его приготовить!… Adieu, mon prince, que le bon Dieu vous soutienne… [Прощайте, князь, да поддержит вас Бог.]
– Adieu, ma bonne, [Прощайте, моя милая,] – отвечал князь Василий, повертываясь от нее.
– Ах, он в ужасном положении, – сказала мать сыну, когда они опять садились в карету. – Он почти никого не узнает.
– Я не понимаю, маменька, какие его отношения к Пьеру? – спросил сын.
– Всё скажет завещание, мой друг; от него и наша судьба зависит…
– Но почему вы думаете, что он оставит что нибудь нам?
– Ах, мой друг! Он так богат, а мы так бедны!
– Ну, это еще недостаточная причина, маменька.
– Ах, Боже мой! Боже мой! Как он плох! – восклицала мать.
Когда Анна Михайловна уехала с сыном к графу Кириллу Владимировичу Безухому, графиня Ростова долго сидела одна, прикладывая платок к глазам. Наконец, она позвонила.
– Что вы, милая, – сказала она сердито девушке, которая заставила себя ждать несколько минут. – Не хотите служить, что ли? Так я вам найду место.
Графиня была расстроена горем и унизительною бедностью своей подруги и поэтому была не в духе, что выражалось у нее всегда наименованием горничной «милая» и «вы».
– Виновата с, – сказала горничная.
– Попросите ко мне графа.
Граф, переваливаясь, подошел к жене с несколько виноватым видом, как и всегда.
– Ну, графинюшка! Какое saute au madere [сотэ на мадере] из рябчиков будет, ma chere! Я попробовал; не даром я за Тараску тысячу рублей дал. Стоит!
Он сел подле жены, облокотив молодецки руки на колена и взъерошивая седые волосы.
– Что прикажете, графинюшка?
– Вот что, мой друг, – что это у тебя запачкано здесь? – сказала она, указывая на жилет. – Это сотэ, верно, – прибавила она улыбаясь. – Вот что, граф: мне денег нужно.
Лицо ее стало печально.
– Ах, графинюшка!…
И граф засуетился, доставая бумажник.
– Мне много надо, граф, мне пятьсот рублей надо.
И она, достав батистовый платок, терла им жилет мужа.
– Сейчас, сейчас. Эй, кто там? – крикнул он таким голосом, каким кричат только люди, уверенные, что те, кого они кличут, стремглав бросятся на их зов. – Послать ко мне Митеньку!
Митенька, тот дворянский сын, воспитанный у графа, который теперь заведывал всеми его делами, тихими шагами вошел в комнату.
– Вот что, мой милый, – сказал граф вошедшему почтительному молодому человеку. – Принеси ты мне… – он задумался. – Да, 700 рублей, да. Да смотри, таких рваных и грязных, как тот раз, не приноси, а хороших, для графини.
– Да, Митенька, пожалуйста, чтоб чистенькие, – сказала графиня, грустно вздыхая.
– Ваше сиятельство, когда прикажете доставить? – сказал Митенька. – Изволите знать, что… Впрочем, не извольте беспокоиться, – прибавил он, заметив, как граф уже начал тяжело и часто дышать, что всегда было признаком начинавшегося гнева. – Я было и запамятовал… Сию минуту прикажете доставить?
– Да, да, то то, принеси. Вот графине отдай.
– Экое золото у меня этот Митенька, – прибавил граф улыбаясь, когда молодой человек вышел. – Нет того, чтобы нельзя. Я же этого терпеть не могу. Всё можно.
– Ах, деньги, граф, деньги, сколько от них горя на свете! – сказала графиня. – А эти деньги мне очень нужны.
– Вы, графинюшка, мотовка известная, – проговорил граф и, поцеловав у жены руку, ушел опять в кабинет.
Когда Анна Михайловна вернулась опять от Безухого, у графини лежали уже деньги, всё новенькими бумажками, под платком на столике, и Анна Михайловна заметила, что графиня чем то растревожена.
– Ну, что, мой друг? – спросила графиня.
– Ах, в каком он ужасном положении! Его узнать нельзя, он так плох, так плох; я минутку побыла и двух слов не сказала…
– Annette, ради Бога, не откажи мне, – сказала вдруг графиня, краснея, что так странно было при ее немолодом, худом и важном лице, доставая из под платка деньги.
Анна Михайловна мгновенно поняла, в чем дело, и уж нагнулась, чтобы в должную минуту ловко обнять графиню.
– Вот Борису от меня, на шитье мундира…
Анна Михайловна уж обнимала ее и плакала. Графиня плакала тоже. Плакали они о том, что они дружны; и о том, что они добры; и о том, что они, подруги молодости, заняты таким низким предметом – деньгами; и о том, что молодость их прошла… Но слезы обеих были приятны…
Графиня Ростова с дочерьми и уже с большим числом гостей сидела в гостиной. Граф провел гостей мужчин в кабинет, предлагая им свою охотницкую коллекцию турецких трубок. Изредка он выходил и спрашивал: не приехала ли? Ждали Марью Дмитриевну Ахросимову, прозванную в обществе le terrible dragon, [страшный дракон,] даму знаменитую не богатством, не почестями, но прямотой ума и откровенною простотой обращения. Марью Дмитриевну знала царская фамилия, знала вся Москва и весь Петербург, и оба города, удивляясь ей, втихомолку посмеивались над ее грубостью, рассказывали про нее анекдоты; тем не менее все без исключения уважали и боялись ее.
В кабинете, полном дыма, шел разговор о войне, которая была объявлена манифестом, о наборе. Манифеста еще никто не читал, но все знали о его появлении. Граф сидел на отоманке между двумя курившими и разговаривавшими соседями. Граф сам не курил и не говорил, а наклоняя голову, то на один бок, то на другой, с видимым удовольствием смотрел на куривших и слушал разговор двух соседей своих, которых он стравил между собой.
Один из говоривших был штатский, с морщинистым, желчным и бритым худым лицом, человек, уже приближавшийся к старости, хотя и одетый, как самый модный молодой человек; он сидел с ногами на отоманке с видом домашнего человека и, сбоку запустив себе далеко в рот янтарь, порывисто втягивал дым и жмурился. Это был старый холостяк Шиншин, двоюродный брат графини, злой язык, как про него говорили в московских гостиных. Он, казалось, снисходил до своего собеседника. Другой, свежий, розовый, гвардейский офицер, безупречно вымытый, застегнутый и причесанный, держал янтарь у середины рта и розовыми губами слегка вытягивал дымок, выпуская его колечками из красивого рта. Это был тот поручик Берг, офицер Семеновского полка, с которым Борис ехал вместе в полк и которым Наташа дразнила Веру, старшую графиню, называя Берга ее женихом. Граф сидел между ними и внимательно слушал. Самое приятное для графа занятие, за исключением игры в бостон, которую он очень любил, было положение слушающего, особенно когда ему удавалось стравить двух говорливых собеседников.
– Ну, как же, батюшка, mon tres honorable [почтеннейший] Альфонс Карлыч, – говорил Шиншин, посмеиваясь и соединяя (в чем и состояла особенность его речи) самые народные русские выражения с изысканными французскими фразами. – Vous comptez vous faire des rentes sur l'etat, [Вы рассчитываете иметь доход с казны,] с роты доходец получать хотите?
– Нет с, Петр Николаич, я только желаю показать, что в кавалерии выгод гораздо меньше против пехоты. Вот теперь сообразите, Петр Николаич, мое положение…
Берг говорил всегда очень точно, спокойно и учтиво. Разговор его всегда касался только его одного; он всегда спокойно молчал, пока говорили о чем нибудь, не имеющем прямого к нему отношения. И молчать таким образом он мог несколько часов, не испытывая и не производя в других ни малейшего замешательства. Но как скоро разговор касался его лично, он начинал говорить пространно и с видимым удовольствием.
– Сообразите мое положение, Петр Николаич: будь я в кавалерии, я бы получал не более двухсот рублей в треть, даже и в чине поручика; а теперь я получаю двести тридцать, – говорил он с радостною, приятною улыбкой, оглядывая Шиншина и графа, как будто для него было очевидно, что его успех всегда будет составлять главную цель желаний всех остальных людей.
– Кроме того, Петр Николаич, перейдя в гвардию, я на виду, – продолжал Берг, – и вакансии в гвардейской пехоте гораздо чаще. Потом, сами сообразите, как я мог устроиться из двухсот тридцати рублей. А я откладываю и еще отцу посылаю, – продолжал он, пуская колечко.
– La balance у est… [Баланс установлен…] Немец на обухе молотит хлебец, comme dit le рroverbe, [как говорит пословица,] – перекладывая янтарь на другую сторону ртa, сказал Шиншин и подмигнул графу.
Граф расхохотался. Другие гости, видя, что Шиншин ведет разговор, подошли послушать. Берг, не замечая ни насмешки, ни равнодушия, продолжал рассказывать о том, как переводом в гвардию он уже выиграл чин перед своими товарищами по корпусу, как в военное время ротного командира могут убить, и он, оставшись старшим в роте, может очень легко быть ротным, и как в полку все любят его, и как его папенька им доволен. Берг, видимо, наслаждался, рассказывая всё это, и, казалось, не подозревал того, что у других людей могли быть тоже свои интересы. Но всё, что он рассказывал, было так мило степенно, наивность молодого эгоизма его была так очевидна, что он обезоруживал своих слушателей.
– Ну, батюшка, вы и в пехоте, и в кавалерии, везде пойдете в ход; это я вам предрекаю, – сказал Шиншин, трепля его по плечу и спуская ноги с отоманки.
Берг радостно улыбнулся. Граф, а за ним и гости вышли в гостиную.
Было то время перед званым обедом, когда собравшиеся гости не начинают длинного разговора в ожидании призыва к закуске, а вместе с тем считают необходимым шевелиться и не молчать, чтобы показать, что они нисколько не нетерпеливы сесть за стол. Хозяева поглядывают на дверь и изредка переглядываются между собой. Гости по этим взглядам стараются догадаться, кого или чего еще ждут: важного опоздавшего родственника или кушанья, которое еще не поспело.
Пьер приехал перед самым обедом и неловко сидел посредине гостиной на первом попавшемся кресле, загородив всем дорогу. Графиня хотела заставить его говорить, но он наивно смотрел в очки вокруг себя, как бы отыскивая кого то, и односложно отвечал на все вопросы графини. Он был стеснителен и один не замечал этого. Большая часть гостей, знавшая его историю с медведем, любопытно смотрели на этого большого толстого и смирного человека, недоумевая, как мог такой увалень и скромник сделать такую штуку с квартальным.
– Вы недавно приехали? – спрашивала у него графиня.
– Oui, madame, [Да, сударыня,] – отвечал он, оглядываясь.
– Вы не видали моего мужа?
– Non, madame. [Нет, сударыня.] – Он улыбнулся совсем некстати.
– Вы, кажется, недавно были в Париже? Я думаю, очень интересно.
– Очень интересно..
Графиня переглянулась с Анной Михайловной. Анна Михайловна поняла, что ее просят занять этого молодого человека, и, подсев к нему, начала говорить об отце; но так же, как и графине, он отвечал ей только односложными словами. Гости были все заняты между собой. Les Razoumovsky… ca a ete charmant… Vous etes bien bonne… La comtesse Apraksine… [Разумовские… Это было восхитительно… Вы очень добры… Графиня Апраксина…] слышалось со всех сторон. Графиня встала и пошла в залу.
– Марья Дмитриевна? – послышался ее голос из залы.
– Она самая, – послышался в ответ грубый женский голос, и вслед за тем вошла в комнату Марья Дмитриевна.
Все барышни и даже дамы, исключая самых старых, встали. Марья Дмитриевна остановилась в дверях и, с высоты своего тучного тела, высоко держа свою с седыми буклями пятидесятилетнюю голову, оглядела гостей и, как бы засучиваясь, оправила неторопливо широкие рукава своего платья. Марья Дмитриевна всегда говорила по русски.
– Имениннице дорогой с детками, – сказала она своим громким, густым, подавляющим все другие звуки голосом. – Ты что, старый греховодник, – обратилась она к графу, целовавшему ее руку, – чай, скучаешь в Москве? Собак гонять негде? Да что, батюшка, делать, вот как эти пташки подрастут… – Она указывала на девиц. – Хочешь – не хочешь, надо женихов искать.
– Ну, что, казак мой? (Марья Дмитриевна казаком называла Наташу) – говорила она, лаская рукой Наташу, подходившую к ее руке без страха и весело. – Знаю, что зелье девка, а люблю.
Она достала из огромного ридикюля яхонтовые сережки грушками и, отдав их именинно сиявшей и разрумянившейся Наташе, тотчас же отвернулась от нее и обратилась к Пьеру.
– Э, э! любезный! поди ка сюда, – сказала она притворно тихим и тонким голосом. – Поди ка, любезный…
И она грозно засучила рукава еще выше.
Пьер подошел, наивно глядя на нее через очки.
– Подойди, подойди, любезный! Я и отцу то твоему правду одна говорила, когда он в случае был, а тебе то и Бог велит.
Она помолчала. Все молчали, ожидая того, что будет, и чувствуя, что было только предисловие.
– Хорош, нечего сказать! хорош мальчик!… Отец на одре лежит, а он забавляется, квартального на медведя верхом сажает. Стыдно, батюшка, стыдно! Лучше бы на войну шел.
Она отвернулась и подала руку графу, который едва удерживался от смеха.
– Ну, что ж, к столу, я чай, пора? – сказала Марья Дмитриевна.
Впереди пошел граф с Марьей Дмитриевной; потом графиня, которую повел гусарский полковник, нужный человек, с которым Николай должен был догонять полк. Анна Михайловна – с Шиншиным. Берг подал руку Вере. Улыбающаяся Жюли Карагина пошла с Николаем к столу. За ними шли еще другие пары, протянувшиеся по всей зале, и сзади всех по одиночке дети, гувернеры и гувернантки. Официанты зашевелились, стулья загремели, на хорах заиграла музыка, и гости разместились. Звуки домашней музыки графа заменились звуками ножей и вилок, говора гостей, тихих шагов официантов.
На одном конце стола во главе сидела графиня. Справа Марья Дмитриевна, слева Анна Михайловна и другие гостьи. На другом конце сидел граф, слева гусарский полковник, справа Шиншин и другие гости мужского пола. С одной стороны длинного стола молодежь постарше: Вера рядом с Бергом, Пьер рядом с Борисом; с другой стороны – дети, гувернеры и гувернантки. Граф из за хрусталя, бутылок и ваз с фруктами поглядывал на жену и ее высокий чепец с голубыми лентами и усердно подливал вина своим соседям, не забывая и себя. Графиня так же, из за ананасов, не забывая обязанности хозяйки, кидала значительные взгляды на мужа, которого лысина и лицо, казалось ей, своею краснотой резче отличались от седых волос. На дамском конце шло равномерное лепетанье; на мужском всё громче и громче слышались голоса, особенно гусарского полковника, который так много ел и пил, всё более и более краснея, что граф уже ставил его в пример другим гостям. Берг с нежной улыбкой говорил с Верой о том, что любовь есть чувство не земное, а небесное. Борис называл новому своему приятелю Пьеру бывших за столом гостей и переглядывался с Наташей, сидевшей против него. Пьер мало говорил, оглядывал новые лица и много ел. Начиная от двух супов, из которых он выбрал a la tortue, [черепаховый,] и кулебяки и до рябчиков он не пропускал ни одного блюда и ни одного вина, которое дворецкий в завернутой салфеткою бутылке таинственно высовывал из за плеча соседа, приговаривая или «дрей мадера», или «венгерское», или «рейнвейн». Он подставлял первую попавшуюся из четырех хрустальных, с вензелем графа, рюмок, стоявших перед каждым прибором, и пил с удовольствием, всё с более и более приятным видом поглядывая на гостей. Наташа, сидевшая против него, глядела на Бориса, как глядят девочки тринадцати лет на мальчика, с которым они в первый раз только что поцеловались и в которого они влюблены. Этот самый взгляд ее иногда обращался на Пьера, и ему под взглядом этой смешной, оживленной девочки хотелось смеяться самому, не зная чему.
