Список выпусков телепередач «Криминальная Россия» и «Криминальные хроники»
Поделись знанием:
После обеда граф уселся покойно в кресло и с серьезным лицом попросил Соню, славившуюся мастерством чтения, читать.
– «Первопрестольной столице нашей Москве.
Неприятель вошел с великими силами в пределы России. Он идет разорять любезное наше отечество», – старательно читала Соня своим тоненьким голоском. Граф, закрыв глаза, слушал, порывисто вздыхая в некоторых местах.
Наташа сидела вытянувшись, испытующе и прямо глядя то на отца, то на Пьера.
Пьер чувствовал на себе ее взгляд и старался не оглядываться. Графиня неодобрительно и сердито покачивала головой против каждого торжественного выражения манифеста. Она во всех этих словах видела только то, что опасности, угрожающие ее сыну, еще не скоро прекратятся. Шиншин, сложив рот в насмешливую улыбку, очевидно приготовился насмехаться над тем, что первое представится для насмешки: над чтением Сони, над тем, что скажет граф, даже над самым воззванием, ежели не представится лучше предлога.
Прочтя об опасностях, угрожающих России, о надеждах, возлагаемых государем на Москву, и в особенности на знаменитое дворянство, Соня с дрожанием голоса, происходившим преимущественно от внимания, с которым ее слушали, прочла последние слова: «Мы не умедлим сами стать посреди народа своего в сей столице и в других государства нашего местах для совещания и руководствования всеми нашими ополчениями, как ныне преграждающими пути врагу, так и вновь устроенными на поражение оного, везде, где только появится. Да обратится погибель, в которую он мнит низринуть нас, на главу его, и освобожденная от рабства Европа да возвеличит имя России!»
– Вот это так! – вскрикнул граф, открывая мокрые глаза и несколько раз прерываясь от сопенья, как будто к носу ему подносили склянку с крепкой уксусной солью. – Только скажи государь, мы всем пожертвуем и ничего не пожалеем.
Шиншин еще не успел сказать приготовленную им шутку на патриотизм графа, как Наташа вскочила с своего места и подбежала к отцу.
– Что за прелесть, этот папа! – проговорила она, целуя его, и она опять взглянула на Пьера с тем бессознательным кокетством, которое вернулось к ней вместе с ее оживлением.
– Вот так патриотка! – сказал Шиншин.
– Совсем не патриотка, а просто… – обиженно отвечала Наташа. – Вам все смешно, а это совсем не шутка…
– Какие шутки! – повторил граф. – Только скажи он слово, мы все пойдем… Мы не немцы какие нибудь…
– А заметили вы, – сказал Пьер, – что сказало: «для совещания».
– Ну уж там для чего бы ни было…
В это время Петя, на которого никто не обращал внимания, подошел к отцу и, весь красный, ломающимся, то грубым, то тонким голосом, сказал:
– Ну теперь, папенька, я решительно скажу – и маменька тоже, как хотите, – я решительно скажу, что вы пустите меня в военную службу, потому что я не могу… вот и всё…
Графиня с ужасом подняла глаза к небу, всплеснула руками и сердито обратилась к мужу.
– Вот и договорился! – сказала она.
Но граф в ту же минуту оправился от волнения.
– Ну, ну, – сказал он. – Вот воин еще! Глупости то оставь: учиться надо.
– Это не глупости, папенька. Оболенский Федя моложе меня и тоже идет, а главное, все равно я не могу ничему учиться теперь, когда… – Петя остановился, покраснел до поту и проговорил таки: – когда отечество в опасности.
– Полно, полно, глупости…
– Да ведь вы сами сказали, что всем пожертвуем.
– Петя, я тебе говорю, замолчи, – крикнул граф, оглядываясь на жену, которая, побледнев, смотрела остановившимися глазами на меньшого сына.
– А я вам говорю. Вот и Петр Кириллович скажет…
– Я тебе говорю – вздор, еще молоко не обсохло, а в военную службу хочет! Ну, ну, я тебе говорю, – и граф, взяв с собой бумаги, вероятно, чтобы еще раз прочесть в кабинете перед отдыхом, пошел из комнаты.
– Петр Кириллович, что ж, пойдем покурить…
Пьер находился в смущении и нерешительности. Непривычно блестящие и оживленные глаза Наташи беспрестанно, больше чем ласково обращавшиеся на него, привели его в это состояние.
– Нет, я, кажется, домой поеду…
– Как домой, да вы вечер у нас хотели… И то редко стали бывать. А эта моя… – сказал добродушно граф, указывая на Наташу, – только при вас и весела…
– Да, я забыл… Мне непременно надо домой… Дела… – поспешно сказал Пьер.
– Ну так до свидания, – сказал граф, совсем уходя из комнаты.
– Отчего вы уезжаете? Отчего вы расстроены? Отчего?.. – спросила Пьера Наташа, вызывающе глядя ему в глаза.
«Оттого, что я тебя люблю! – хотел он сказать, но он не сказал этого, до слез покраснел и опустил глаза.
– Оттого, что мне лучше реже бывать у вас… Оттого… нет, просто у меня дела.
– Отчего? нет, скажите, – решительно начала было Наташа и вдруг замолчала. Они оба испуганно и смущенно смотрели друг на друга. Он попытался усмехнуться, но не мог: улыбка его выразила страдание, и он молча поцеловал ее руку и вышел.
Пьер решил сам с собою не бывать больше у Ростовых.
Петя, после полученного им решительного отказа, ушел в свою комнату и там, запершись от всех, горько плакал. Все сделали, как будто ничего не заметили, когда он к чаю пришел молчаливый и мрачный, с заплаканными глазами.
На другой день приехал государь. Несколько человек дворовых Ростовых отпросились пойти поглядеть царя. В это утро Петя долго одевался, причесывался и устроивал воротнички так, как у больших. Он хмурился перед зеркалом, делал жесты, пожимал плечами и, наконец, никому не сказавши, надел фуражку и вышел из дома с заднего крыльца, стараясь не быть замеченным. Петя решился идти прямо к тому месту, где был государь, и прямо объяснить какому нибудь камергеру (Пете казалось, что государя всегда окружают камергеры), что он, граф Ростов, несмотря на свою молодость, желает служить отечеству, что молодость не может быть препятствием для преданности и что он готов… Петя, в то время как он собирался, приготовил много прекрасных слов, которые он скажет камергеру.
Петя рассчитывал на успех своего представления государю именно потому, что он ребенок (Петя думал даже, как все удивятся его молодости), а вместе с тем в устройстве своих воротничков, в прическе и в степенной медлительной походке он хотел представить из себя старого человека. Но чем дальше он шел, чем больше он развлекался все прибывающим и прибывающим у Кремля народом, тем больше он забывал соблюдение степенности и медлительности, свойственных взрослым людям. Подходя к Кремлю, он уже стал заботиться о том, чтобы его не затолкали, и решительно, с угрожающим видом выставил по бокам локти. Но в Троицких воротах, несмотря на всю его решительность, люди, которые, вероятно, не знали, с какой патриотической целью он шел в Кремль, так прижали его к стене, что он должен был покориться и остановиться, пока в ворота с гудящим под сводами звуком проезжали экипажи. Около Пети стояла баба с лакеем, два купца и отставной солдат. Постояв несколько времени в воротах, Петя, не дождавшись того, чтобы все экипажи проехали, прежде других хотел тронуться дальше и начал решительно работать локтями; но баба, стоявшая против него, на которую он первую направил свои локти, сердито крикнула на него:
– Что, барчук, толкаешься, видишь – все стоят. Что ж лезть то!
– Так и все полезут, – сказал лакей и, тоже начав работать локтями, затискал Петю в вонючий угол ворот.
Петя отер руками пот, покрывавший его лицо, и поправил размочившиеся от пота воротнички, которые он так хорошо, как у больших, устроил дома.
Петя чувствовал, что он имеет непрезентабельный вид, и боялся, что ежели таким он представится камергерам, то его не допустят до государя. Но оправиться и перейти в другое место не было никакой возможности от тесноты. Один из проезжавших генералов был знакомый Ростовых. Петя хотел просить его помощи, но счел, что это было бы противно мужеству. Когда все экипажи проехали, толпа хлынула и вынесла и Петю на площадь, которая была вся занята народом. Не только по площади, но на откосах, на крышах, везде был народ. Только что Петя очутился на площади, он явственно услыхал наполнявшие весь Кремль звуки колоколов и радостного народного говора.
Одно время на площади было просторнее, но вдруг все головы открылись, все бросилось еще куда то вперед. Петю сдавили так, что он не мог дышать, и все закричало: «Ура! урра! ура!Петя поднимался на цыпочки, толкался, щипался, но ничего не мог видеть, кроме народа вокруг себя.
На всех лицах было одно общее выражение умиления и восторга. Одна купчиха, стоявшая подле Пети, рыдала, и слезы текли у нее из глаз.
– Отец, ангел, батюшка! – приговаривала она, отирая пальцем слезы.
– Ура! – кричали со всех сторон. С минуту толпа простояла на одном месте; но потом опять бросилась вперед.
Петя, сам себя не помня, стиснув зубы и зверски выкатив глаза, бросился вперед, работая локтями и крича «ура!», как будто он готов был и себя и всех убить в эту минуту, но с боков его лезли точно такие же зверские лица с такими же криками «ура!».
«Так вот что такое государь! – думал Петя. – Нет, нельзя мне самому подать ему прошение, это слишком смело!Несмотря на то, он все так же отчаянно пробивался вперед, и из за спин передних ему мелькнуло пустое пространство с устланным красным сукном ходом; но в это время толпа заколебалась назад (спереди полицейские отталкивали надвинувшихся слишком близко к шествию; государь проходил из дворца в Успенский собор), и Петя неожиданно получил в бок такой удар по ребрам и так был придавлен, что вдруг в глазах его все помутилось и он потерял сознание. Когда он пришел в себя, какое то духовное лицо, с пучком седевших волос назади, в потертой синей рясе, вероятно, дьячок, одной рукой держал его под мышку, другой охранял от напиравшей толпы.
– Барчонка задавили! – говорил дьячок. – Что ж так!.. легче… задавили, задавили!
Государь прошел в Успенский собор. Толпа опять разровнялась, и дьячок вывел Петю, бледного и не дышащего, к царь пушке. Несколько лиц пожалели Петю, и вдруг вся толпа обратилась к нему, и уже вокруг него произошла давка. Те, которые стояли ближе, услуживали ему, расстегивали его сюртучок, усаживали на возвышение пушки и укоряли кого то, – тех, кто раздавил его.
– Этак до смерти раздавить можно. Что же это! Душегубство делать! Вишь, сердечный, как скатерть белый стал, – говорили голоса.
Петя скоро опомнился, краска вернулась ему в лицо, боль прошла, и за эту временную неприятность он получил место на пушке, с которой он надеялся увидать долженствующего пройти назад государя. Петя уже не думал теперь о подаче прошения. Уже только ему бы увидать его – и то он бы считал себя счастливым!
Во время службы в Успенском соборе – соединенного молебствия по случаю приезда государя и благодарственной молитвы за заключение мира с турками – толпа пораспространилась; появились покрикивающие продавцы квасу, пряников, мака, до которого был особенно охотник Петя, и послышались обыкновенные разговоры. Одна купчиха показывала свою разорванную шаль и сообщала, как дорого она была куплена; другая говорила, что нынче все шелковые материи дороги стали. Дьячок, спаситель Пети, разговаривал с чиновником о том, кто и кто служит нынче с преосвященным. Дьячок несколько раз повторял слово соборне, которого не понимал Петя. Два молодые мещанина шутили с дворовыми девушками, грызущими орехи. Все эти разговоры, в особенности шуточки с девушками, для Пети в его возрасте имевшие особенную привлекательность, все эти разговоры теперь не занимали Петю; ou сидел на своем возвышении пушки, все так же волнуясь при мысли о государе и о своей любви к нему. Совпадение чувства боли и страха, когда его сдавили, с чувством восторга еще более усилило в нем сознание важности этой минуты.
Вдруг с набережной послышались пушечные выстрелы (это стреляли в ознаменование мира с турками), и толпа стремительно бросилась к набережной – смотреть, как стреляют. Петя тоже хотел бежать туда, но дьячок, взявший под свое покровительство барчонка, не пустил его. Еще продолжались выстрелы, когда из Успенского собора выбежали офицеры, генералы, камергеры, потом уже не так поспешно вышли еще другие, опять снялись шапки с голов, и те, которые убежали смотреть пушки, бежали назад. Наконец вышли еще четверо мужчин в мундирах и лентах из дверей собора. «Ура! Ура! – опять закричала толпа.
– Который? Который? – плачущим голосом спрашивал вокруг себя Петя, но никто не отвечал ему; все были слишком увлечены, и Петя, выбрав одного из этих четырех лиц, которого он из за слез, выступивших ему от радости на глаза, не мог ясно разглядеть, сосредоточил на него весь свой восторг, хотя это был не государь, закричал «ура!неистовым голосом и решил, что завтра же, чего бы это ему ни стоило, он будет военным.
Толпа побежала за государем, проводила его до дворца и стала расходиться. Было уже поздно, и Петя ничего не ел, и пот лил с него градом; но он не уходил домой и вместе с уменьшившейся, но еще довольно большой толпой стоял перед дворцом, во время обеда государя, глядя в окна дворца, ожидая еще чего то и завидуя одинаково и сановникам, подъезжавшим к крыльцу – к обеду государя, и камер лакеям, служившим за столом и мелькавшим в окнах.
За обедом государя Валуев сказал, оглянувшись в окно:
– Народ все еще надеется увидать ваше величество.
Обед уже кончился, государь встал и, доедая бисквит, вышел на балкон. Народ, с Петей в середине, бросился к балкону.
– Ангел, отец! Ура, батюшка!.. – кричали народ и Петя, и опять бабы и некоторые мужчины послабее, в том числе и Петя, заплакали от счастия. Довольно большой обломок бисквита, который держал в руке государь, отломившись, упал на перилы балкона, с перил на землю. Ближе всех стоявший кучер в поддевке бросился к этому кусочку бисквита и схватил его. Некоторые из толпы бросились к кучеру. Заметив это, государь велел подать себе тарелку бисквитов и стал кидать бисквиты с балкона. Глаза Пети налились кровью, опасность быть задавленным еще более возбуждала его, он бросился на бисквиты. Он не знал зачем, но нужно было взять один бисквит из рук царя, и нужно было не поддаться. Он бросился и сбил с ног старушку, ловившую бисквит. Но старушка не считала себя побежденною, хотя и лежала на земле (старушка ловила бисквиты и не попадала руками). Петя коленкой отбил ее руку, схватил бисквит и, как будто боясь опоздать, опять закричал «ура!», уже охриплым голосом.
Государь ушел, и после этого большая часть народа стала расходиться.
– Вот я говорил, что еще подождать – так и вышло, – с разных сторон радостно говорили в народе.
Как ни счастлив был Петя, но ему все таки грустно было идти домой и знать, что все наслаждение этого дня кончилось. Из Кремля Петя пошел не домой, а к своему товарищу Оболенскому, которому было пятнадцать лет и который тоже поступал в полк. Вернувшись домой, он решительно и твердо объявил, что ежели его не пустят, то он убежит. И на другой день, хотя и не совсем еще сдавшись, но граф Илья Андреич поехал узнавать, как бы пристроить Петю куда нибудь побезопаснее.
15 го числа утром, на третий день после этого, у Слободского дворца стояло бесчисленное количество экипажей.
Залы были полны. В первой были дворяне в мундирах, во второй купцы с медалями, в бородах и синих кафтанах. По зале Дворянского собрания шел гул и движение. У одного большого стола, под портретом государя, сидели на стульях с высокими спинками важнейшие вельможи; но большинство дворян ходило по зале.
Все дворяне, те самые, которых каждый день видал Пьер то в клубе, то в их домах, – все были в мундирах, кто в екатерининских, кто в павловских, кто в новых александровских, кто в общем дворянском, и этот общий характер мундира придавал что то странное и фантастическое этим старым и молодым, самым разнообразным и знакомым лицам. Особенно поразительны были старики, подслеповатые, беззубые, плешивые, оплывшие желтым жиром или сморщенные, худые. Они большей частью сидели на местах и молчали, и ежели ходили и говорили, то пристроивались к кому нибудь помоложе. Так же как на лицах толпы, которую на площади видел Петя, на всех этих лицах была поразительна черта противоположности: общего ожидания чего то торжественного и обыкновенного, вчерашнего – бостонной партии, Петрушки повара, здоровья Зинаиды Дмитриевны и т. п.
Пьер, с раннего утра стянутый в неловком, сделавшемся ему узким дворянском мундире, был в залах. Он был в волнении: необыкновенное собрание не только дворянства, но и купечества – сословий, etats generaux – вызвало в нем целый ряд давно оставленных, но глубоко врезавшихся в его душе мыслей о Contrat social [Общественный договор] и французской революции. Замеченные им в воззвании слова, что государь прибудет в столицу для совещания с своим народом, утверждали его в этом взгляде. И он, полагая, что в этом смысле приближается что то важное, то, чего он ждал давно, ходил, присматривался, прислушивался к говору, но нигде не находил выражения тех мыслей, которые занимали его.
Был прочтен манифест государя, вызвавший восторг, и потом все разбрелись, разговаривая. Кроме обычных интересов, Пьер слышал толки о том, где стоять предводителям в то время, как войдет государь, когда дать бал государю, разделиться ли по уездам или всей губернией… и т. д.; но как скоро дело касалось войны и того, для чего было собрано дворянство, толки были нерешительны и неопределенны. Все больше желали слушать, чем говорить.
Один мужчина средних лет, мужественный, красивый, в отставном морском мундире, говорил в одной из зал, и около него столпились. Пьер подошел к образовавшемуся кружку около говоруна и стал прислушиваться. Граф Илья Андреич в своем екатерининском, воеводском кафтане, ходивший с приятной улыбкой между толпой, со всеми знакомый, подошел тоже к этой группе и стал слушать с своей доброй улыбкой, как он всегда слушал, в знак согласия с говорившим одобрительно кивая головой. Отставной моряк говорил очень смело; это видно было по выражению лиц, его слушавших, и по тому, что известные Пьеру за самых покорных и тихих людей неодобрительно отходили от него или противоречили. Пьер протолкался в середину кружка, прислушался и убедился, что говоривший действительно был либерал, но совсем в другом смысле, чем думал Пьер. Моряк говорил тем особенно звучным, певучим, дворянским баритоном, с приятным грассированием и сокращением согласных, тем голосом, которым покрикивают: «Чеаек, трубку!», и тому подобное. Он говорил с привычкой разгула и власти в голосе.
– Что ж, что смоляне предложили ополченцев госуаю. Разве нам смоляне указ? Ежели буародное дворянство Московской губернии найдет нужным, оно может выказать свою преданность государю импературу другими средствами. Разве мы забыли ополченье в седьмом году! Только что нажились кутейники да воры грабители…
Граф Илья Андреич, сладко улыбаясь, одобрительно кивал головой.
– И что же, разве наши ополченцы составили пользу для государства? Никакой! только разорили наши хозяйства. Лучше еще набор… а то вернется к вам ни солдат, ни мужик, и только один разврат. Дворяне не жалеют своего живота, мы сами поголовно пойдем, возьмем еще рекрут, и всем нам только клич кликни гусай (он так выговаривал государь), мы все умрем за него, – прибавил оратор одушевляясь.
Илья Андреич проглатывал слюни от удовольствия и толкал Пьера, но Пьеру захотелось также говорить. Он выдвинулся вперед, чувствуя себя одушевленным, сам не зная еще чем и сам не зная еще, что он скажет. Он только что открыл рот, чтобы говорить, как один сенатор, совершенно без зубов, с умным и сердитым лицом, стоявший близко от оратора, перебил Пьера. С видимой привычкой вести прения и держать вопросы, он заговорил тихо, но слышно:
– Я полагаю, милостивый государь, – шамкая беззубым ртом, сказал сенатор, – что мы призваны сюда не для того, чтобы обсуждать, что удобнее для государства в настоящую минуту – набор или ополчение. Мы призваны для того, чтобы отвечать на то воззвание, которым нас удостоил государь император. А судить о том, что удобнее – набор или ополчение, мы предоставим судить высшей власти…
Пьер вдруг нашел исход своему одушевлению. Он ожесточился против сенатора, вносящего эту правильность и узкость воззрений в предстоящие занятия дворянства. Пьер выступил вперед и остановил его. Он сам не знал, что он будет говорить, но начал оживленно, изредка прорываясь французскими словами и книжно выражаясь по русски.
– Извините меня, ваше превосходительство, – начал он (Пьер был хорошо знаком с этим сенатором, но считал здесь необходимым обращаться к нему официально), – хотя я не согласен с господином… (Пьер запнулся. Ему хотелось сказать mon tres honorable preopinant), [мой многоуважаемый оппонент,] – с господином… que je n'ai pas L'honneur de connaitre; [которого я не имею чести знать] но я полагаю, что сословие дворянства, кроме выражения своего сочувствия и восторга, призвано также для того, чтобы и обсудить те меры, которыми мы можем помочь отечеству. Я полагаю, – говорил он, воодушевляясь, – что государь был бы сам недоволен, ежели бы он нашел в нас только владельцев мужиков, которых мы отдаем ему, и… chair a canon [мясо для пушек], которую мы из себя делаем, но не нашел бы в нас со… со… совета.
Многие поотошли от кружка, заметив презрительную улыбку сенатора и то, что Пьер говорит вольно; только Илья Андреич был доволен речью Пьера, как он был доволен речью моряка, сенатора и вообще всегда тою речью, которую он последнею слышал.
– Я полагаю, что прежде чем обсуждать эти вопросы, – продолжал Пьер, – мы должны спросить у государя, почтительнейше просить его величество коммюникировать нам, сколько у нас войска, в каком положении находятся наши войска и армии, и тогда…
Но Пьер не успел договорить этих слов, как с трех сторон вдруг напали на него. Сильнее всех напал на него давно знакомый ему, всегда хорошо расположенный к нему игрок в бостон, Степан Степанович Апраксин. Степан Степанович был в мундире, и, от мундира ли, или от других причин, Пьер увидал перед собой совсем другого человека. Степан Степанович, с вдруг проявившейся старческой злобой на лице, закричал на Пьера:
– Во первых, доложу вам, что мы не имеем права спрашивать об этом государя, а во вторых, ежели было бы такое право у российского дворянства, то государь не может нам ответить. Войска движутся сообразно с движениями неприятеля – войска убывают и прибывают…
Другой голос человека, среднего роста, лет сорока, которого Пьер в прежние времена видал у цыган и знал за нехорошего игрока в карты и который, тоже измененный в мундире, придвинулся к Пьеру, перебил Апраксина.
– Да и не время рассуждать, – говорил голос этого дворянина, – а нужно действовать: война в России. Враг наш идет, чтобы погубить Россию, чтобы поругать могилы наших отцов, чтоб увезти жен, детей. – Дворянин ударил себя в грудь. – Мы все встанем, все поголовно пойдем, все за царя батюшку! – кричал он, выкатывая кровью налившиеся глаза. Несколько одобряющих голосов послышалось из толпы. – Мы русские и не пожалеем крови своей для защиты веры, престола и отечества. А бредни надо оставить, ежели мы сыны отечества. Мы покажем Европе, как Россия восстает за Россию, – кричал дворянин.
Пьер хотел возражать, но не мог сказать ни слова. Он чувствовал, что звук его слов, независимо от того, какую они заключали мысль, был менее слышен, чем звук слов оживленного дворянина.
Илья Андреич одобривал сзади кружка; некоторые бойко поворачивались плечом к оратору при конце фразы и говорили:
– Вот так, так! Это так!
Пьер хотел сказать, что он не прочь ни от пожертвований ни деньгами, ни мужиками, ни собой, но что надо бы знать состояние дел, чтобы помогать ему, но он не мог говорить. Много голосов кричало и говорило вместе, так что Илья Андреич не успевал кивать всем; и группа увеличивалась, распадалась, опять сходилась и двинулась вся, гудя говором, в большую залу, к большому столу. Пьеру не только не удавалось говорить, но его грубо перебивали, отталкивали, отворачивались от него, как от общего врага. Это не оттого происходило, что недовольны были смыслом его речи, – ее и забыли после большого количества речей, последовавших за ней, – но для одушевления толпы нужно было иметь ощутительный предмет любви и ощутительный предмет ненависти. Пьер сделался последним. Много ораторов говорило после оживленного дворянина, и все говорили в том же тоне. Многие говорили прекрасно и оригинально.
Издатель Русского вестника Глинка, которого узнали («писатель, писатель! – послышалось в толпе), сказал, что ад должно отражать адом, что он видел ребенка, улыбающегося при блеске молнии и при раскатах грома, но что мы не будем этим ребенком.
– Да, да, при раскатах грома! – повторяли одобрительно в задних рядах.
Толпа подошла к большому столу, у которого, в мундирах, в лентах, седые, плешивые, сидели семидесятилетние вельможи старики, которых почти всех, по домам с шутами и в клубах за бостоном, видал Пьер. Толпа подошла к столу, не переставая гудеть. Один за другим, и иногда два вместе, прижатые сзади к высоким спинкам стульев налегающею толпой, говорили ораторы. Стоявшие сзади замечали, чего не досказал говоривший оратор, и торопились сказать это пропущенное. Другие, в этой жаре и тесноте, шарили в своей голове, не найдется ли какая мысль, и торопились говорить ее. Знакомые Пьеру старички вельможи сидели и оглядывались то на того, то на другого, и выражение большей части из них говорило только, что им очень жарко. Пьер, однако, чувствовал себя взволнованным, и общее чувство желания показать, что нам всё нипочем, выражавшееся больше в звуках и выражениях лиц, чем в смысле речей, сообщалось и ему. Он не отрекся от своих мыслей, но чувствовал себя в чем то виноватым и желал оправдаться.
– Я сказал только, что нам удобнее было бы делать пожертвования, когда мы будем знать, в чем нужда, – стараясь перекричать другие голоса, проговорил он.
Один ближайший старичок оглянулся на него, но тотчас был отвлечен криком, начавшимся на другой стороне стола.
– Да, Москва будет сдана! Она будет искупительницей! – кричал один.
– Он враг человечества! – кричал другой. – Позвольте мне говорить… Господа, вы меня давите…
В это время быстрыми шагами перед расступившейся толпой дворян, в генеральском мундире, с лентой через плечо, с своим высунутым подбородком и быстрыми глазами, вошел граф Растопчин.
– Государь император сейчас будет, – сказал Растопчин, – я только что оттуда. Я полагаю, что в том положении, в котором мы находимся, судить много нечего. Государь удостоил собрать нас и купечество, – сказал граф Растопчин. – Оттуда польются миллионы (он указал на залу купцов), а наше дело выставить ополчение и не щадить себя… Это меньшее, что мы можем сделать!
Начались совещания между одними вельможами, сидевшими за столом. Все совещание прошло больше чем тихо. Оно даже казалось грустно, когда, после всего прежнего шума, поодиночке были слышны старые голоса, говорившие один: «согласен», другой для разнообразия: «и я того же мнения», и т. д.
Было велено секретарю писать постановление московского дворянства о том, что москвичи, подобно смолянам, жертвуют по десять человек с тысячи и полное обмундирование. Господа заседавшие встали, как бы облегченные, загремели стульями и пошли по зале разминать ноги, забирая кое кого под руку и разговаривая.
– Государь! Государь! – вдруг разнеслось по залам, и вся толпа бросилась к выходу.
По широкому ходу, между стеной дворян, государь прошел в залу. На всех лицах выражалось почтительное и испуганное любопытство. Пьер стоял довольно далеко и не мог вполне расслышать речи государя. Он понял только, по тому, что он слышал, что государь говорил об опасности, в которой находилось государство, и о надеждах, которые он возлагал на московское дворянство. Государю отвечал другой голос, сообщавший о только что состоявшемся постановлении дворянства.
– Господа! – сказал дрогнувший голос государя; толпа зашелестила и опять затихла, и Пьер ясно услыхал столь приятно человеческий и тронутый голос государя, который говорил: – Никогда я не сомневался в усердии русского дворянства. Но в этот день оно превзошло мои ожидания. Благодарю вас от лица отечества. Господа, будем действовать – время всего дороже…
Государь замолчал, толпа стала тесниться вокруг него, и со всех сторон слышались восторженные восклицания.
– Да, всего дороже… царское слово, – рыдая, говорил сзади голос Ильи Андреича, ничего не слышавшего, но все понимавшего по своему.
Из залы дворянства государь прошел в залу купечества. Он пробыл там около десяти минут. Пьер в числе других увидал государя, выходящего из залы купечества со слезами умиления на глазах. Как потом узнали, государь только что начал речь купцам, как слезы брызнули из его глаз, и он дрожащим голосом договорил ее. Когда Пьер увидал государя, он выходил, сопутствуемый двумя купцами. Один был знаком Пьеру, толстый откупщик, другой – голова, с худым, узкобородым, желтым лицом. Оба они плакали. У худого стояли слезы, но толстый откупщик рыдал, как ребенок, и все твердил:
– И жизнь и имущество возьми, ваше величество!
Пьер не чувствовал в эту минуту уже ничего, кроме желания показать, что все ему нипочем и что он всем готов жертвовать. Как упрек ему представлялась его речь с конституционным направлением; он искал случая загладить это. Узнав, что граф Мамонов жертвует полк, Безухов тут же объявил графу Растопчину, что он отдает тысячу человек и их содержание.
Старик Ростов без слез не мог рассказать жене того, что было, и тут же согласился на просьбу Пети и сам поехал записывать его.
На другой день государь уехал. Все собранные дворяне сняли мундиры, опять разместились по домам и клубам и, покряхтывая, отдавали приказания управляющим об ополчении, и удивлялись тому, что они наделали.
Наполеон начал войну с Россией потому, что он не мог не приехать в Дрезден, не мог не отуманиться почестями, не мог не надеть польского мундира, не поддаться предприимчивому впечатлению июньского утра, не мог воздержаться от вспышки гнева в присутствии Куракина и потом Балашева.
Александр отказывался от всех переговоров потому, что он лично чувствовал себя оскорбленным. Барклай де Толли старался наилучшим образом управлять армией для того, чтобы исполнить свой долг и заслужить славу великого полководца. Ростов поскакал в атаку на французов потому, что он не мог удержаться от желания проскакаться по ровному полю. И так точно, вследствие своих личных свойств, привычек, условий и целей, действовали все те неперечислимые лица, участники этой войны. Они боялись, тщеславились, радовались, негодовали, рассуждали, полагая, что они знают то, что они делают, и что делают для себя, а все были непроизвольными орудиями истории и производили скрытую от них, но понятную для нас работу. Такова неизменная судьба всех практических деятелей, и тем не свободнее, чем выше они стоят в людской иерархии.
Теперь деятели 1812 го года давно сошли с своих мест, их личные интересы исчезли бесследно, и одни исторические результаты того времени перед нами.
Но допустим, что должны были люди Европы, под предводительством Наполеона, зайти в глубь России и там погибнуть, и вся противуречащая сама себе, бессмысленная, жестокая деятельность людей – участников этой войны, становится для нас понятною.
Провидение заставляло всех этих людей, стремясь к достижению своих личных целей, содействовать исполнению одного огромного результата, о котором ни один человек (ни Наполеон, ни Александр, ни еще менее кто либо из участников войны) не имел ни малейшего чаяния.
Теперь нам ясно, что было в 1812 м году причиной погибели французской армии. Никто не станет спорить, что причиной погибели французских войск Наполеона было, с одной стороны, вступление их в позднее время без приготовления к зимнему походу в глубь России, а с другой стороны, характер, который приняла война от сожжения русских городов и возбуждения ненависти к врагу в русском народе. Но тогда не только никто не предвидел того (что теперь кажется очевидным), что только этим путем могла погибнуть восьмисоттысячная, лучшая в мире и предводимая лучшим полководцем армия в столкновении с вдвое слабейшей, неопытной и предводимой неопытными полководцами – русской армией; не только никто не предвидел этого, но все усилия со стороны русских были постоянно устремляемы на то, чтобы помешать тому, что одно могло спасти Россию, и со стороны французов, несмотря на опытность и так называемый военный гений Наполеона, были устремлены все усилия к тому, чтобы растянуться в конце лета до Москвы, то есть сделать то самое, что должно было погубить их.
В исторических сочинениях о 1812 м годе авторы французы очень любят говорить о том, как Наполеон чувствовал опасность растяжения своей линии, как он искал сражения, как маршалы его советовали ему остановиться в Смоленске, и приводить другие подобные доводы, доказывающие, что тогда уже будто понята была опасность кампании; а авторы русские еще более любят говорить о том, как с начала кампании существовал план скифской войны заманивания Наполеона в глубь России, и приписывают этот план кто Пфулю, кто какому то французу, кто Толю, кто самому императору Александру, указывая на записки, проекты и письма, в которых действительно находятся намеки на этот образ действий. Но все эти намеки на предвидение того, что случилось, как со стороны французов так и со стороны русских выставляются теперь только потому, что событие оправдало их. Ежели бы событие не совершилось, то намеки эти были бы забыты, как забыты теперь тысячи и миллионы противоположных намеков и предположений, бывших в ходу тогда, но оказавшихся несправедливыми и потому забытых. Об исходе каждого совершающегося события всегда бывает так много предположений, что, чем бы оно ни кончилось, всегда найдутся люди, которые скажут: «Я тогда еще сказал, что это так будет», забывая совсем, что в числе бесчисленных предположений были делаемы и совершенно противоположные.
Предположения о сознании Наполеоном опасности растяжения линии и со стороны русских – о завлечении неприятеля в глубь России – принадлежат, очевидно, к этому разряду, и историки только с большой натяжкой могут приписывать такие соображения Наполеону и его маршалам и такие планы русским военачальникам. Все факты совершенно противоречат таким предположениям. Не только во все время войны со стороны русских не было желания заманить французов в глубь России, но все было делаемо для того, чтобы остановить их с первого вступления их в Россию, и не только Наполеон не боялся растяжения своей линии, но он радовался, как торжеству, каждому своему шагу вперед и очень лениво, не так, как в прежние свои кампании, искал сражения.
При самом начале кампании армии наши разрезаны, и единственная цель, к которой мы стремимся, состоит в том, чтобы соединить их, хотя для того, чтобы отступать и завлекать неприятеля в глубь страны, в соединении армий не представляется выгод. Император находится при армии для воодушевления ее в отстаивании каждого шага русской земли, а не для отступления. Устроивается громадный Дрисский лагерь по плану Пфуля и не предполагается отступать далее. Государь делает упреки главнокомандующим за каждый шаг отступления. Не только сожжение Москвы, но допущение неприятеля до Смоленска не может даже представиться воображению императора, и когда армии соединяются, то государь негодует за то, что Смоленск взят и сожжен и не дано пред стенами его генерального сражения.
Так думает государь, но русские военачальники и все русские люди еще более негодуют при мысли о том, что наши отступают в глубь страны.
Наполеон, разрезав армии, движется в глубь страны и упускает несколько случаев сражения. В августе месяце он в Смоленске и думает только о том, как бы ему идти дальше, хотя, как мы теперь видим, это движение вперед для него очевидно пагубно.
Факты говорят очевидно, что ни Наполеон не предвидел опасности в движении на Москву, ни Александр и русские военачальники не думали тогда о заманивании Наполеона, а думали о противном. Завлечение Наполеона в глубь страны произошло не по чьему нибудь плану (никто и не верил в возможность этого), а произошло от сложнейшей игры интриг, целей, желаний людей – участников войны, не угадывавших того, что должно быть, и того, что было единственным спасением России. Все происходит нечаянно. Армии разрезаны при начале кампании. Мы стараемся соединить их с очевидной целью дать сражение и удержать наступление неприятеля, но и этом стремлении к соединению, избегая сражений с сильнейшим неприятелем и невольно отходя под острым углом, мы заводим французов до Смоленска. Но мало того сказать, что мы отходим под острым углом потому, что французы двигаются между обеими армиями, – угол этот делается еще острее, и мы еще дальше уходим потому, что Барклай де Толли, непопулярный немец, ненавистен Багратиону (имеющему стать под его начальство), и Багратион, командуя 2 й армией, старается как можно дольше не присоединяться к Барклаю, чтобы не стать под его команду. Багратион долго не присоединяется (хотя в этом главная цель всех начальствующих лиц) потому, что ему кажется, что он на этом марше ставит в опасность свою армию и что выгоднее всего для него отступить левее и южнее, беспокоя с фланга и тыла неприятеля и комплектуя свою армию в Украине. А кажется, и придумано это им потому, что ему не хочется подчиняться ненавистному и младшему чином немцу Барклаю.
Император находится при армии, чтобы воодушевлять ее, а присутствие его и незнание на что решиться, и огромное количество советников и планов уничтожают энергию действий 1 й армии, и армия отступает.
В Дрисском лагере предположено остановиться; но неожиданно Паулучи, метящий в главнокомандующие, своей энергией действует на Александра, и весь план Пфуля бросается, и все дело поручается Барклаю, Но так как Барклай не внушает доверия, власть его ограничивают.
Армии раздроблены, нет единства начальства, Барклай не популярен; но из этой путаницы, раздробления и непопулярности немца главнокомандующего, с одной стороны, вытекает нерешительность и избежание сражения (от которого нельзя бы было удержаться, ежели бы армии были вместе и не Барклай был бы начальником), с другой стороны, – все большее и большее негодование против немцев и возбуждение патриотического духа.
Наконец государь уезжает из армии, и как единственный и удобнейший предлог для его отъезда избирается мысль, что ему надо воодушевить народ в столицах для возбуждения народной войны. И эта поездка государя и Москву утрояет силы русского войска.
Государь отъезжает из армии для того, чтобы не стеснять единство власти главнокомандующего, и надеется, что будут приняты более решительные меры; но положение начальства армий еще более путается и ослабевает. Бенигсен, великий князь и рой генерал адъютантов остаются при армии с тем, чтобы следить за действиями главнокомандующего и возбуждать его к энергии, и Барклай, еще менее чувствуя себя свободным под глазами всех этих глаз государевых, делается еще осторожнее для решительных действий и избегает сражений.
Барклай стоит за осторожность. Цесаревич намекает на измену и требует генерального сражения. Любомирский, Браницкий, Влоцкий и тому подобные так раздувают весь этот шум, что Барклай, под предлогом доставления бумаг государю, отсылает поляков генерал адъютантов в Петербург и входит в открытую борьбу с Бенигсеном и великим князем.
В Смоленске, наконец, как ни не желал того Багратион, соединяются армии.
Багратион в карете подъезжает к дому, занимаемому Барклаем. Барклай надевает шарф, выходит навстречу v рапортует старшему чином Багратиону. Багратион, в борьбе великодушия, несмотря на старшинство чина, подчиняется Барклаю; но, подчинившись, еще меньше соглашается с ним. Багратион лично, по приказанию государя, доносит ему. Он пишет Аракчееву: «Воля государя моего, я никак вместе с министром (Барклаем) не могу. Ради бога, пошлите меня куда нибудь хотя полком командовать, а здесь быть не могу; и вся главная квартира немцами наполнена, так что русскому жить невозможно, и толку никакого нет. Я думал, истинно служу государю и отечеству, а на поверку выходит, что я служу Барклаю. Признаюсь, не хочу». Рой Браницких, Винцингероде и тому подобных еще больше отравляет сношения главнокомандующих, и выходит еще меньше единства. Сбираются атаковать французов перед Смоленском. Посылается генерал для осмотра позиции. Генерал этот, ненавидя Барклая, едет к приятелю, корпусному командиру, и, просидев у него день, возвращается к Барклаю и осуждает по всем пунктам будущее поле сражения, которого он не видал.
Пока происходят споры и интриги о будущем поле сражения, пока мы отыскиваем французов, ошибившись в их месте нахождения, французы натыкаются на дивизию Неверовского и подходят к самым стенам Смоленска.
Надо принять неожиданное сражение в Смоленске, чтобы спасти свои сообщения. Сражение дается. Убиваются тысячи с той и с другой стороны.
Смоленск оставляется вопреки воле государя и всего народа. Но Смоленск сожжен самими жителями, обманутыми своим губернатором, и разоренные жители, показывая пример другим русским, едут в Москву, думая только о своих потерях и разжигая ненависть к врагу. Наполеон идет дальше, мы отступаем, и достигается то самое, что должно было победить Наполеона.
На другой день после отъезда сына князь Николай Андреич позвал к себе княжну Марью.
– Ну что, довольна теперь? – сказал он ей, – поссорила с сыном! Довольна? Тебе только и нужно было! Довольна?.. Мне это больно, больно. Я стар и слаб, и тебе этого хотелось. Ну радуйся, радуйся… – И после этого княжна Марья в продолжение недели не видала своего отца. Он был болен и не выходил из кабинета.
К удивлению своему, княжна Марья заметила, что за это время болезни старый князь так же не допускал к себе и m lle Bourienne. Один Тихон ходил за ним.
Через неделю князь вышел и начал опять прежнюю жизнь, с особенной деятельностью занимаясь постройками и садами и прекратив все прежние отношения с m lle Bourienne. Вид его и холодный тон с княжной Марьей как будто говорил ей: «Вот видишь, ты выдумала на меня налгала князю Андрею про отношения мои с этой француженкой и поссорила меня с ним; а ты видишь, что мне не нужны ни ты, ни француженка».
Одну половину дня княжна Марья проводила у Николушки, следя за его уроками, сама давала ему уроки русского языка и музыки, и разговаривая с Десалем; другую часть дня она проводила в своей половине с книгами, старухой няней и с божьими людьми, которые иногда с заднего крыльца приходили к ней.
О войне княжна Марья думала так, как думают о войне женщины. Она боялась за брата, который был там, ужасалась, не понимая ее, перед людской жестокостью, заставлявшей их убивать друг друга; но не понимала значения этой войны, казавшейся ей такою же, как и все прежние войны. Она не понимала значения этой войны, несмотря на то, что Десаль, ее постоянный собеседник, страстно интересовавшийся ходом войны, старался ей растолковать свои соображения, и несмотря на то, что приходившие к ней божьи люди все по своему с ужасом говорили о народных слухах про нашествие антихриста, и несмотря на то, что Жюли, теперь княгиня Друбецкая, опять вступившая с ней в переписку, писала ей из Москвы патриотические письма.
«Я вам пишу по русски, мой добрый друг, – писала Жюли, – потому что я имею ненависть ко всем французам, равно и к языку их, который я не могу слышать говорить… Мы в Москве все восторжены через энтузиазм к нашему обожаемому императору.
Бедный муж мой переносит труды и голод в жидовских корчмах; но новости, которые я имею, еще более воодушевляют меня.
Вы слышали, верно, о героическом подвиге Раевского, обнявшего двух сыновей и сказавшего: «Погибну с ними, но не поколеблемся!И действительно, хотя неприятель был вдвое сильнее нас, мы не колебнулись. Мы проводим время, как можем; но на войне, как на войне. Княжна Алина и Sophie сидят со мною целые дни, и мы, несчастные вдовы живых мужей, за корпией делаем прекрасные разговоры; только вас, мой друг, недостает… и т. д.
Преимущественно не понимала княжна Марья всего значения этой войны потому, что старый князь никогда не говорил про нее, не признавал ее и смеялся за обедом над Десалем, говорившим об этой войне. Тон князя был так спокоен и уверен, что княжна Марья, не рассуждая, верила ему.
Весь июль месяц старый князь был чрезвычайно деятелен и даже оживлен. Он заложил еще новый сад и новый корпус, строение для дворовых. Одно, что беспокоило княжну Марью, было то, что он мало спал и, изменив свою привычку спать в кабинете, каждый день менял место своих ночлегов. То он приказывал разбить свою походную кровать в галерее, то он оставался на диване или в вольтеровском кресле в гостиной и дремал не раздеваясь, между тем как не m lle Bourienne, a мальчик Петруша читал ему; то он ночевал в столовой.
Первого августа было получено второе письмо от кня зя Андрея. В первом письме, полученном вскоре после его отъезда, князь Андрей просил с покорностью прощения у своего отца за то, что он позволил себе сказать ему, и просил его возвратить ему свою милость. На это письмо старый князь отвечал ласковым письмом и после этого письма отдалил от себя француженку. Второе письмо князя Андрея, писанное из под Витебска, после того как французы заняли его, состояло из краткого описания всей кампании с планом, нарисованным в письме, и из соображений о дальнейшем ходе кампании. В письме этом князь Андрей представлял отцу неудобства его положения вблизи от театра войны, на самой линии движения войск, и советовал ехать в Москву.
За обедом в этот день на слова Десаля, говорившего о том, что, как слышно, французы уже вступили в Витебск, старый князь вспомнил о письме князя Андрея.
– Получил от князя Андрея нынче, – сказал он княжне Марье, – не читала?
– Нет, mon pere, [батюшка] – испуганно отвечала княжна. Она не могла читать письма, про получение которого она даже и не слышала.
– Он пишет про войну про эту, – сказал князь с той сделавшейся ему привычной, презрительной улыбкой, с которой он говорил всегда про настоящую войну.
– Должно быть, очень интересно, – сказал Десаль. – Князь в состоянии знать…
– Ах, очень интересно! – сказала m llе Bourienne.
– Подите принесите мне, – обратился старый князь к m llе Bourienne. – Вы знаете, на маленьком столе под пресс папье.
M lle Bourienne радостно вскочила.
– Ах нет, – нахмурившись, крикнул он. – Поди ты, Михаил Иваныч.
Михаил Иваныч встал и пошел в кабинет. Но только что он вышел, старый князь, беспокойно оглядывавшийся, бросил салфетку и пошел сам.
– Ничего то не умеют, все перепутают.
Пока он ходил, княжна Марья, Десаль, m lle Bourienne и даже Николушка молча переглядывались. Старый князь вернулся поспешным шагом, сопутствуемый Михаилом Иванычем, с письмом и планом, которые он, не давая никому читать во время обеда, положил подле себя.
Перейдя в гостиную, он передал письмо княжне Марье и, разложив пред собой план новой постройки, на который он устремил глаза, приказал ей читать вслух. Прочтя письмо, княжна Марья вопросительно взглянула на отца.
Он смотрел на план, очевидно, погруженный в свои мысли.
– Что вы об этом думаете, князь? – позволил себе Десаль обратиться с вопросом.
– Я! я!.. – как бы неприятно пробуждаясь, сказал князь, не спуская глаз с плана постройки.
– Весьма может быть, что театр войны так приблизится к нам…
– Ха ха ха! Театр войны! – сказал князь. – Я говорил и говорю, что театр войны есть Польша, и дальше Немана никогда не проникнет неприятель.
Десаль с удивлением посмотрел на князя, говорившего о Немане, когда неприятель был уже у Днепра; но княжна Марья, забывшая географическое положение Немана, думала, что то, что ее отец говорит, правда.
– При ростепели снегов потонут в болотах Польши. Они только могут не видеть, – проговорил князь, видимо, думая о кампании 1807 го года, бывшей, как казалось, так недавно. – Бенигсен должен был раньше вступить в Пруссию, дело приняло бы другой оборот…
– Но, князь, – робко сказал Десаль, – в письме говорится о Витебске…
– А, в письме, да… – недовольно проговорил князь, – да… да… – Лицо его приняло вдруг мрачное выражение. Он помолчал. – Да, он пишет, французы разбиты, при какой это реке?
Десаль опустил глаза.
– Князь ничего про это не пишет, – тихо сказал он.
– А разве не пишет? Ну, я сам не выдумал же. – Все долго молчали.
– Да… да… Ну, Михайла Иваныч, – вдруг сказал он, приподняв голову и указывая на план постройки, – расскажи, как ты это хочешь переделать…
Михаил Иваныч подошел к плану, и князь, поговорив с ним о плане новой постройки, сердито взглянув на княжну Марью и Десаля, ушел к себе.
Княжна Марья видела смущенный и удивленный взгляд Десаля, устремленный на ее отца, заметила его молчание и была поражена тем, что отец забыл письмо сына на столе в гостиной; но она боялась не только говорить и расспрашивать Десаля о причине его смущения и молчания, но боялась и думать об этом.
Ввечеру Михаил Иваныч, присланный от князя, пришел к княжне Марье за письмом князя Андрея, которое забыто было в гостиной. Княжна Марья подала письмо. Хотя ей это и неприятно было, она позволила себе спросить у Михаила Иваныча, что делает ее отец.
– Всё хлопочут, – с почтительно насмешливой улыбкой, которая заставила побледнеть княжну Марью, сказал Михаил Иваныч. – Очень беспокоятся насчет нового корпуса. Читали немножко, а теперь, – понизив голос, сказал Михаил Иваныч, – у бюра, должно, завещанием занялись. (В последнее время одно из любимых занятий князя было занятие над бумагами, которые должны были остаться после его смерти и которые он называл завещанием.)
– А Алпатыча посылают в Смоленск? – спросила княжна Марья.
– Как же с, уж он давно ждет.
Когда Михаил Иваныч вернулся с письмом в кабинет, князь в очках, с абажуром на глазах и на свече, сидел у открытого бюро, с бумагами в далеко отставленной руке, и в несколько торжественной позе читал свои бумаги (ремарки, как он называл), которые должны были быть доставлены государю после его смерти.
Когда Михаил Иваныч вошел, у него в глазах стояли слезы воспоминания о том времени, когда он писал то, что читал теперь. Он взял из рук Михаила Иваныча письмо, положил в карман, уложил бумаги и позвал уже давно дожидавшегося Алпатыча.
На листочке бумаги у него было записано то, что нужно было в Смоленске, и он, ходя по комнате мимо дожидавшегося у двери Алпатыча, стал отдавать приказания.
– Первое, бумаги почтовой, слышишь, восемь дестей, вот по образцу; золотообрезной… образчик, чтобы непременно по нем была; лаку, сургучу – по записке Михаила Иваныча.
Он походил по комнате и заглянул в памятную записку.
– Потом губернатору лично письмо отдать о записи.
Потом были нужны задвижки к дверям новой постройки, непременно такого фасона, которые выдумал сам князь. Потом ящик переплетный надо было заказать для укладки завещания.
Отдача приказаний Алпатычу продолжалась более двух часов. Князь все не отпускал его. Он сел, задумался и, закрыв глаза, задремал. Алпатыч пошевелился.
– Ну, ступай, ступай; ежели что нужно, я пришлю.
Алпатыч вышел. Князь подошел опять к бюро, заглянув в него, потрогал рукою свои бумаги, опять запер и сел к столу писать письмо губернатору.
Уже было поздно, когда он встал, запечатав письмо. Ему хотелось спать, но он знал, что не заснет и что самые дурные мысли приходят ему в постели. Он кликнул Тихона и пошел с ним по комнатам, чтобы сказать ему, где стлать постель на нынешнюю ночь. Он ходил, примеривая каждый уголок.
Везде ему казалось нехорошо, но хуже всего был привычный диван в кабинете. Диван этот был страшен ему, вероятно по тяжелым мыслям, которые он передумал, лежа на нем. Нигде не было хорошо, но все таки лучше всех был уголок в диванной за фортепиано: он никогда еще не спал тут.
Тихон принес с официантом постель и стал уставлять.
– Не так, не так! – закричал князь и сам подвинул на четверть подальше от угла, и потом опять поближе.
«Ну, наконец все переделал, теперь отдохну», – подумал князь и предоставил Тихону раздевать себя.
Досадливо морщась от усилий, которые нужно было делать, чтобы снять кафтан и панталоны, князь разделся, тяжело опустился на кровать и как будто задумался, презрительно глядя на свои желтые, иссохшие ноги. Он не задумался, а он медлил перед предстоявшим ему трудом поднять эти ноги и передвинуться на кровати. «Ох, как тяжело! Ох, хоть бы поскорее, поскорее кончились эти труды, и вы бы отпустили меня! – думал он. Он сделал, поджав губы, в двадцатый раз это усилие и лег. Но едва он лег, как вдруг вся постель равномерно заходила под ним вперед и назад, как будто тяжело дыша и толкаясь. Это бывало с ним почти каждую ночь. Он открыл закрывшиеся было глаза.
– Нет спокоя, проклятые! – проворчал он с гневом на кого то. «Да, да, еще что то важное было, очень что то важное я приберег себе на ночь в постели. Задвижки? Нет, про это сказал. Нет, что то такое, что то в гостиной было. Княжна Марья что то врала. Десаль что то – дурак этот – говорил. В кармане что то – не вспомню».
– Тишка! Об чем за обедом говорили?
– Об князе, Михайле…
– Молчи, молчи. – Князь захлопал рукой по столу. – Да! Знаю, письмо князя Андрея. Княжна Марья читала. Десаль что то про Витебск говорил. Теперь прочту.
Он велел достать письмо из кармана и придвинуть к кровати столик с лимонадом и витушкой – восковой свечкой и, надев очки, стал читать. Тут только в тишине ночи, при слабом свете из под зеленого колпака, он, прочтя письмо, в первый раз на мгновение понял его значение.
«Французы в Витебске, через четыре перехода они могут быть у Смоленска; может, они уже там».
– Тишка! – Тихон вскочил. – Нет, не надо, не надо! – прокричал он.
Он спрятал письмо под подсвечник и закрыл глаза. И ему представился Дунай, светлый полдень, камыши, русский лагерь, и он входит, он, молодой генерал, без одной морщины на лице, бодрый, веселый, румяный, в расписной шатер Потемкина, и жгучее чувство зависти к любимцу, столь же сильное, как и тогда, волнует его. И он вспоминает все те слова, которые сказаны были тогда при первом Свидании с Потемкиным. И ему представляется с желтизною в жирном лице невысокая, толстая женщина – матушка императрица, ее улыбки, слова, когда она в первый раз, обласкав, приняла его, и вспоминается ее же лицо на катафалке и то столкновение с Зубовым, которое было тогда при ее гробе за право подходить к ее руке.
«Ах, скорее, скорее вернуться к тому времени, и чтобы теперешнее все кончилось поскорее, поскорее, чтобы оставили они меня в покое!»
Лысые Горы, именье князя Николая Андреича Болконского, находились в шестидесяти верстах от Смоленска, позади его, и в трех верстах от Московской дороги.
В тот же вечер, как князь отдавал приказания Алпатычу, Десаль, потребовав у княжны Марьи свидания, сообщил ей, что так как князь не совсем здоров и не принимает никаких мер для своей безопасности, а по письму князя Андрея видно, что пребывание в Лысых Горах небезопасно, то он почтительно советует ей самой написать с Алпатычем письмо к начальнику губернии в Смоленск с просьбой уведомить ее о положении дел и о мере опасности, которой подвергаются Лысые Горы. Десаль написал для княжны Марьи письмо к губернатору, которое она подписала, и письмо это было отдано Алпатычу с приказанием подать его губернатору и, в случае опасности, возвратиться как можно скорее.
Получив все приказания, Алпатыч, провожаемый домашними, в белой пуховой шляпе (княжеский подарок), с палкой, так же как князь, вышел садиться в кожаную кибиточку, заложенную тройкой сытых саврасых.
Колокольчик был подвязан, и бубенчики заложены бумажками. Князь никому не позволял в Лысых Горах ездить с колокольчиком. Но Алпатыч любил колокольчики и бубенчики в дальней дороге. Придворные Алпатыча, земский, конторщик, кухарка – черная, белая, две старухи, мальчик казачок, кучера и разные дворовые провожали его.
Дочь укладывала за спину и под него ситцевые пуховые подушки. Свояченица старушка тайком сунула узелок. Один из кучеров подсадил его под руку.
– Ну, ну, бабьи сборы! Бабы, бабы! – пыхтя, проговорил скороговоркой Алпатыч точно так, как говорил князь, и сел в кибиточку. Отдав последние приказания о работах земскому и в этом уж не подражая князю, Алпатыч снял с лысой головы шляпу и перекрестился троекратно.
– Вы, ежели что… вы вернитесь, Яков Алпатыч; ради Христа, нас пожалей, – прокричала ему жена, намекавшая на слухи о войне и неприятеле.
– Бабы, бабы, бабьи сборы, – проговорил Алпатыч про себя и поехал, оглядывая вокруг себя поля, где с пожелтевшей рожью, где с густым, еще зеленым овсом, где еще черные, которые только начинали двоить. Алпатыч ехал, любуясь на редкостный урожай ярового в нынешнем году, приглядываясь к полоскам ржаных пелей, на которых кое где начинали зажинать, и делал свои хозяйственные соображения о посеве и уборке и о том, не забыто ли какое княжеское приказание.
Два раза покормив дорогой, к вечеру 4 го августа Алпатыч приехал в город.
По дороге Алпатыч встречал и обгонял обозы и войска. Подъезжая к Смоленску, он слышал дальние выстрелы, но звуки эти не поразили его. Сильнее всего поразило его то, что, приближаясь к Смоленску, он видел прекрасное поле овса, которое какие то солдаты косили, очевидно, на корм и по которому стояли лагерем; это обстоятельство поразило Алпатыча, но он скоро забыл его, думая о своем деле.
Все интересы жизни Алпатыча уже более тридцати лет были ограничены одной волей князя, и он никогда не выходил из этого круга. Все, что не касалось до исполнения приказаний князя, не только не интересовало его, но не существовало для Алпатыча.
Алпатыч, приехав вечером 4 го августа в Смоленск, остановился за Днепром, в Гаченском предместье, на постоялом дворе, у дворника Ферапонтова, у которого он уже тридцать лет имел привычку останавливаться. Ферапонтов двенадцать лет тому назад, с легкой руки Алпатыча, купив рощу у князя, начал торговать и теперь имел дом, постоялый двор и мучную лавку в губернии. Ферапонтов был толстый, черный, красный сорокалетний мужик, с толстыми губами, с толстой шишкой носом, такими же шишками над черными, нахмуренными бровями и толстым брюхом.
Ферапонтов, в жилете, в ситцевой рубахе, стоял у лавки, выходившей на улицу. Увидав Алпатыча, он подошел к нему.
– Добро пожаловать, Яков Алпатыч. Народ из города, а ты в город, – сказал хозяин.
– Что ж так, из города? – сказал Алпатыч.
– И я говорю, – народ глуп. Всё француза боятся.
– Бабьи толки, бабьи толки! – проговорил Алпатыч.
– Так то и я сужу, Яков Алпатыч. Я говорю, приказ есть, что не пустят его, – значит, верно. Да и мужики по три рубля с подводы просят – креста на них нет!
Яков Алпатыч невнимательно слушал. Он потребовал самовар и сена лошадям и, напившись чаю, лег спать.
Всю ночь мимо постоялого двора двигались на улице войска. На другой день Алпатыч надел камзол, который он надевал только в городе, и пошел по делам. Утро было солнечное, и с восьми часов было уже жарко. Дорогой день для уборки хлеба, как думал Алпатыч. За городом с раннего утра слышались выстрелы.
С восьми часов к ружейным выстрелам присоединилась пушечная пальба. На улицах было много народу, куда то спешащего, много солдат, но так же, как и всегда, ездили извозчики, купцы стояли у лавок и в церквах шла служба. Алпатыч прошел в лавки, в присутственные места, на почту и к губернатору. В присутственных местах, в лавках, на почте все говорили о войске, о неприятеле, который уже напал на город; все спрашивали друг друга, что делать, и все старались успокоивать друг друга.
У дома губернатора Алпатыч нашел большое количество народа, казаков и дорожный экипаж, принадлежавший губернатору. На крыльце Яков Алпатыч встретил двух господ дворян, из которых одного он знал. Знакомый ему дворянин, бывший исправник, говорил с жаром.
– Ведь это не шутки шутить, – говорил он. – Хорошо, кто один. Одна голова и бедна – так одна, а то ведь тринадцать человек семьи, да все имущество… Довели, что пропадать всем, что ж это за начальство после этого?.. Эх, перевешал бы разбойников…
– Да ну, будет, – говорил другой.
– А мне что за дело, пускай слышит! Что ж, мы не собаки, – сказал бывший исправник и, оглянувшись, увидал Алпатыча.
– А, Яков Алпатыч, ты зачем?
– По приказанию его сиятельства, к господину губернатору, – отвечал Алпатыч, гордо поднимая голову и закладывая руку за пазуху, что он делал всегда, когда упоминал о князе… – Изволили приказать осведомиться о положении дел, – сказал он.
– Да вот и узнавай, – прокричал помещик, – довели, что ни подвод, ничего!.. Вот она, слышишь? – сказал он, указывая на ту сторону, откуда слышались выстрелы.
– Довели, что погибать всем… разбойники! – опять проговорил он и сошел с крыльца.
Алпатыч покачал головой и пошел на лестницу. В приемной были купцы, женщины, чиновники, молча переглядывавшиеся между собой. Дверь кабинета отворилась, все встали с мест и подвинулись вперед. Из двери выбежал чиновник, поговорил что то с купцом, кликнул за собой толстого чиновника с крестом на шее и скрылся опять в дверь, видимо, избегая всех обращенных к нему взглядов и вопросов. Алпатыч продвинулся вперед и при следующем выходе чиновника, заложив руку зазастегнутый сюртук, обратился к чиновнику, подавая ему два письма.
– Господину барону Ашу от генерала аншефа князя Болконского, – провозгласил он так торжественно и значительно, что чиновник обратился к нему и взял его письмо. Через несколько минут губернатор принял Алпатыча и поспешно сказал ему:
– Доложи князю и княжне, что мне ничего не известно было: я поступал по высшим приказаниям – вот…
Он дал бумагу Алпатычу.
– А впрочем, так как князь нездоров, мой совет им ехать в Москву. Я сам сейчас еду. Доложи… – Но губернатор не договорил: в дверь вбежал запыленный и запотелый офицер и начал что то говорить по французски. На лице губернатора изобразился ужас.
– Иди, – сказал он, кивнув головой Алпатычу, и стал что то спрашивать у офицера. Жадные, испуганные, беспомощные взгляды обратились на Алпатыча, когда он вышел из кабинета губернатора. Невольно прислушиваясь теперь к близким и все усиливавшимся выстрелам, Алпатыч поспешил на постоялый двор. Бумага, которую дал губернатор Алпатычу, была следующая:
«Уверяю вас, что городу Смоленску не предстоит еще ни малейшей опасности, и невероятно, чтобы оный ею угрожаем был. Я с одной, а князь Багратион с другой стороны идем на соединение перед Смоленском, которое совершится 22 го числа, и обе армии совокупными силами станут оборонять соотечественников своих вверенной вам губернии, пока усилия их удалят от них врагов отечества или пока не истребится в храбрых их рядах до последнего воина. Вы видите из сего, что вы имеете совершенное право успокоить жителей Смоленска, ибо кто защищаем двумя столь храбрыми войсками, тот может быть уверен в победе их». (Предписание Барклая де Толли смоленскому гражданскому губернатору, барону Ашу, 1812 года.)
Народ беспокойно сновал по улицам.
Наложенные верхом возы с домашней посудой, стульями, шкафчиками то и дело выезжали из ворот домов и ехали по улицам. В соседнем доме Ферапонтова стояли повозки и, прощаясь, выли и приговаривали бабы. Дворняжка собака, лая, вертелась перед заложенными лошадьми.
Алпатыч более поспешным шагом, чем он ходил обыкновенно, вошел во двор и прямо пошел под сарай к своим лошадям и повозке. Кучер спал; он разбудил его, велел закладывать и вошел в сени. В хозяйской горнице слышался детский плач, надрывающиеся рыдания женщины и гневный, хриплый крик Ферапонтова. Кухарка, как испуганная курица, встрепыхалась в сенях, как только вошел Алпатыч.
– До смерти убил – хозяйку бил!.. Так бил, так волочил!..
– За что? – спросил Алпатыч.
– Ехать просилась. Дело женское! Увези ты, говорит, меня, не погуби ты меня с малыми детьми; народ, говорит, весь уехал, что, говорит, мы то? Как зачал бить. Так бил, так волочил!
Алпатыч как бы одобрительно кивнул головой на эти слова и, не желая более ничего знать, подошел к противоположной – хозяйской двери горницы, в которой оставались его покупки.
– Злодей ты, губитель, – прокричала в это время худая, бледная женщина с ребенком на руках и с сорванным с головы платком, вырываясь из дверей и сбегая по лестнице на двор. Ферапонтов вышел за ней и, увидав Алпатыча, оправил жилет, волосы, зевнул и вошел в горницу за Алпатычем.
– Аль уж ехать хочешь? – спросил он.
Не отвечая на вопрос и не оглядываясь на хозяина, перебирая свои покупки, Алпатыч спросил, сколько за постой следовало хозяину.
– Сочтем! Что ж, у губернатора был? – спросил Ферапонтов. – Какое решение вышло?
Алпатыч отвечал, что губернатор ничего решительно не сказал ему.
– По нашему делу разве увеземся? – сказал Ферапонтов. – Дай до Дорогобужа по семи рублей за подводу. И я говорю: креста на них нет! – сказал он.
– Селиванов, тот угодил в четверг, продал муку в армию по девяти рублей за куль. Что же, чай пить будете? – прибавил он. Пока закладывали лошадей, Алпатыч с Ферапонтовым напились чаю и разговорились о цене хлебов, об урожае и благоприятной погоде для уборки.
– Однако затихать стала, – сказал Ферапонтов, выпив три чашки чая и поднимаясь, – должно, наша взяла. Сказано, не пустят. Значит, сила… А намесь, сказывали, Матвей Иваныч Платов их в реку Марину загнал, тысяч осьмнадцать, что ли, в один день потопил.
Алпатыч собрал свои покупки, передал их вошедшему кучеру, расчелся с хозяином. В воротах прозвучал звук колес, копыт и бубенчиков выезжавшей кибиточки.
Было уже далеко за полдень; половина улицы была в тени, другая была ярко освещена солнцем. Алпатыч взглянул в окно и пошел к двери. Вдруг послышался странный звук дальнего свиста и удара, и вслед за тем раздался сливающийся гул пушечной пальбы, от которой задрожали стекла.
Алпатыч вышел на улицу; по улице пробежали два человека к мосту. С разных сторон слышались свисты, удары ядер и лопанье гранат, падавших в городе. Но звуки эти почти не слышны были и не обращали внимания жителей в сравнении с звуками пальбы, слышными за городом. Это было бомбардирование, которое в пятом часу приказал открыть Наполеон по городу, из ста тридцати орудий. Народ первое время не понимал значения этого бомбардирования.
Звуки падавших гранат и ядер возбуждали сначала только любопытство. Жена Ферапонтова, не перестававшая до этого выть под сараем, умолкла и с ребенком на руках вышла к воротам, молча приглядываясь к народу и прислушиваясь к звукам.
К воротам вышли кухарка и лавочник. Все с веселым любопытством старались увидать проносившиеся над их головами снаряды. Из за угла вышло несколько человек людей, оживленно разговаривая.
– То то сила! – говорил один. – И крышку и потолок так в щепки и разбило.
– Как свинья и землю то взрыло, – сказал другой. – Вот так важно, вот так подбодрил! – смеясь, сказал он. – Спасибо, отскочил, а то бы она тебя смазала.
Народ обратился к этим людям. Они приостановились и рассказывали, как подле самих их ядра попали в дом. Между тем другие снаряды, то с быстрым, мрачным свистом – ядра, то с приятным посвистыванием – гранаты, не переставали перелетать через головы народа; но ни один снаряд не падал близко, все переносило. Алпатыч садился в кибиточку. Хозяин стоял в воротах.
– Чего не видала! – крикнул он на кухарку, которая, с засученными рукавами, в красной юбке, раскачиваясь голыми локтями, подошла к углу послушать то, что рассказывали.
– Вот чуда то, – приговаривала она, но, услыхав голос хозяина, она вернулась, обдергивая подоткнутую юбку.
Опять, но очень близко этот раз, засвистело что то, как сверху вниз летящая птичка, блеснул огонь посередине улицы, выстрелило что то и застлало дымом улицу.
– Злодей, что ж ты это делаешь? – прокричал хозяин, подбегая к кухарке.
В то же мгновение с разных сторон жалобно завыли женщины, испуганно заплакал ребенок и молча столпился народ с бледными лицами около кухарки. Из этой толпы слышнее всех слышались стоны и приговоры кухарки:
– Ой о ох, голубчики мои! Голубчики мои белые! Не дайте умереть! Голубчики мои белые!..
Через пять минут никого не оставалось на улице. Кухарку с бедром, разбитым гранатным осколком, снесли в кухню. Алпатыч, его кучер, Ферапонтова жена с детьми, дворник сидели в подвале, прислушиваясь. Гул орудий, свист снарядов и жалостный стон кухарки, преобладавший над всеми звуками, не умолкали ни на мгновение. Хозяйка то укачивала и уговаривала ребенка, то жалостным шепотом спрашивала у всех входивших в подвал, где был ее хозяин, оставшийся на улице. Вошедший в подвал лавочник сказал ей, что хозяин пошел с народом в собор, где поднимали смоленскую чудотворную икону.
К сумеркам канонада стала стихать. Алпатыч вышел из подвала и остановился в дверях. Прежде ясное вечера нее небо все было застлано дымом. И сквозь этот дым странно светил молодой, высоко стоящий серп месяца. После замолкшего прежнего страшного гула орудий над городом казалась тишина, прерываемая только как бы распространенным по всему городу шелестом шагов, стонов, дальних криков и треска пожаров. Стоны кухарки теперь затихли. С двух сторон поднимались и расходились черные клубы дыма от пожаров. На улице не рядами, а как муравьи из разоренной кочки, в разных мундирах и в разных направлениях, проходили и пробегали солдаты. В глазах Алпатыча несколько из них забежали на двор Ферапонтова. Алпатыч вышел к воротам. Какой то полк, теснясь и спеша, запрудил улицу, идя назад.
– Сдают город, уезжайте, уезжайте, – сказал ему заметивший его фигуру офицер и тут же обратился с криком к солдатам:
– Я вам дам по дворам бегать! – крикнул он.
Алпатыч вернулся в избу и, кликнув кучера, велел ему выезжать. Вслед за Алпатычем и за кучером вышли и все домочадцы Ферапонтова. Увидав дым и даже огни пожаров, видневшиеся теперь в начинавшихся сумерках, бабы, до тех пор молчавшие, вдруг заголосили, глядя на пожары. Как бы вторя им, послышались такие же плачи на других концах улицы. Алпатыч с кучером трясущимися руками расправлял запутавшиеся вожжи и постромки лошадей под навесом.
Когда Алпатыч выезжал из ворот, он увидал, как в отпертой лавке Ферапонтова человек десять солдат с громким говором насыпали мешки и ранцы пшеничной мукой и подсолнухами. В то же время, возвращаясь с улицы в лавку, вошел Ферапонтов. Увидав солдат, он хотел крикнуть что то, но вдруг остановился и, схватившись за волоса, захохотал рыдающим хохотом.
– Тащи всё, ребята! Не доставайся дьяволам! – закричал он, сам хватая мешки и выкидывая их на улицу. Некоторые солдаты, испугавшись, выбежали, некоторые продолжали насыпать. Увидав Алпатыча, Ферапонтов обратился к нему.
– Решилась! Расея! – крикнул он. – Алпатыч! решилась! Сам запалю. Решилась… – Ферапонтов побежал на двор.
По улице, запружая ее всю, непрерывно шли солдаты, так что Алпатыч не мог проехать и должен был дожидаться. Хозяйка Ферапонтова с детьми сидела также на телеге, ожидая того, чтобы можно было выехать.
Была уже совсем ночь. На небе были звезды и светился изредка застилаемый дымом молодой месяц. На спуске к Днепру повозки Алпатыча и хозяйки, медленно двигавшиеся в рядах солдат и других экипажей, должны были остановиться. Недалеко от перекрестка, у которого остановились повозки, в переулке, горели дом и лавки. Пожар уже догорал. Пламя то замирало и терялось в черном дыме, то вдруг вспыхивало ярко, до странности отчетливо освещая лица столпившихся людей, стоявших на перекрестке. Перед пожаром мелькали черные фигуры людей, и из за неумолкаемого треска огня слышались говор и крики. Алпатыч, слезший с повозки, видя, что повозку его еще не скоро пропустят, повернулся в переулок посмотреть пожар. Солдаты шныряли беспрестанно взад и вперед мимо пожара, и Алпатыч видел, как два солдата и с ними какой то человек во фризовой шинели тащили из пожара через улицу на соседний двор горевшие бревна; другие несли охапки сена.
Алпатыч подошел к большой толпе людей, стоявших против горевшего полным огнем высокого амбара. Стены были все в огне, задняя завалилась, крыша тесовая обрушилась, балки пылали. Очевидно, толпа ожидала той минуты, когда завалится крыша. Этого же ожидал Алпатыч.
– Алпатыч! – вдруг окликнул старика чей то знакомый голос.
– Батюшка, ваше сиятельство, – отвечал Алпатыч, мгновенно узнав голос своего молодого князя.
Князь Андрей, в плаще, верхом на вороной лошади, стоял за толпой и смотрел на Алпатыча.
– Ты как здесь? – спросил он.
– Ваше… ваше сиятельство, – проговорил Алпатыч и зарыдал… – Ваше, ваше… или уж пропали мы? Отец…
– Как ты здесь? – повторил князь Андрей.
Пламя ярко вспыхнуло в эту минуту и осветило Алпатычу бледное и изнуренное лицо его молодого барина. Алпатыч рассказал, как он был послан и как насилу мог уехать.
– Что же, ваше сиятельство, или мы пропали? – спросил он опять.
Князь Андрей, не отвечая, достал записную книжку и, приподняв колено, стал писать карандашом на вырванном листе. Он писал сестре:
«Смоленск сдают, – писал он, – Лысые Горы будут заняты неприятелем через неделю. Уезжайте сейчас в Москву. Отвечай мне тотчас, когда вы выедете, прислав нарочного в Усвяж».
Написав и передав листок Алпатычу, он на словах передал ему, как распорядиться отъездом князя, княжны и сына с учителем и как и куда ответить ему тотчас же. Еще не успел он окончить эти приказания, как верховой штабный начальник, сопутствуемый свитой, подскакал к нему.
– Вы полковник? – кричал штабный начальник, с немецким акцентом, знакомым князю Андрею голосом. – В вашем присутствии зажигают дома, а вы стоите? Что это значит такое? Вы ответите, – кричал Берг, который был теперь помощником начальника штаба левого фланга пехотных войск первой армии, – место весьма приятное и на виду, как говорил Берг.
Князь Андрей посмотрел на него и, не отвечая, продолжал, обращаясь к Алпатычу:
– Так скажи, что до десятого числа жду ответа, а ежели десятого не получу известия, что все уехали, я сам должен буду все бросить и ехать в Лысые Горы.
– Я, князь, только потому говорю, – сказал Берг, узнав князя Андрея, – что я должен исполнять приказания, потому что я всегда точно исполняю… Вы меня, пожалуйста, извините, – в чем то оправдывался Берг.
Что то затрещало в огне. Огонь притих на мгновенье; черные клубы дыма повалили из под крыши. Еще страшно затрещало что то в огне, и завалилось что то огромное.
– Урруру! – вторя завалившемуся потолку амбара, из которого несло запахом лепешек от сгоревшего хлеба, заревела толпа. Пламя вспыхнуло и осветило оживленно радостные и измученные лица людей, стоявших вокруг пожара.
Человек во фризовой шинели, подняв кверху руку, кричал:
– Важно! пошла драть! Ребята, важно!..
– Это сам хозяин, – послышались голоса.
– Так, так, – сказал князь Андрей, обращаясь к Алпатычу, – все передай, как я тебе говорил. – И, ни слова не отвечая Бергу, замолкшему подле него, тронул лошадь и поехал в переулок.
От Смоленска войска продолжали отступать. Неприятель шел вслед за ними. 10 го августа полк, которым командовал князь Андрей, проходил по большой дороге, мимо проспекта, ведущего в Лысые Горы. Жара и засуха стояли более трех недель. Каждый день по небу ходили курчавые облака, изредка заслоняя солнце; но к вечеру опять расчищало, и солнце садилось в буровато красную мглу. Только сильная роса ночью освежала землю. Остававшиеся на корню хлеба сгорали и высыпались. Болота пересохли. Скотина ревела от голода, не находя корма по сожженным солнцем лугам. Только по ночам и в лесах пока еще держалась роса, была прохлада. Но по дороге, по большой дороге, по которой шли войска, даже и ночью, даже и по лесам, не было этой прохлады. Роса не заметна была на песочной пыли дороги, встолченной больше чем на четверть аршина. Как только рассветало, начиналось движение. Обозы, артиллерия беззвучно шли по ступицу, а пехота по щиколку в мягкой, душной, не остывшей за ночь, жаркой пыли. Одна часть этой песочной пыли месилась ногами и колесами, другая поднималась и стояла облаком над войском, влипая в глаза, в волоса, в уши, в ноздри и, главное, в легкие людям и животным, двигавшимся по этой дороге. Чем выше поднималось солнце, тем выше поднималось облако пыли, и сквозь эту тонкую, жаркую пыль на солнце, не закрытое облаками, можно было смотреть простым глазом. Солнце представлялось большим багровым шаром. Ветра не было, и люди задыхались в этой неподвижной атмосфере. Люди шли, обвязавши носы и рты платками. Приходя к деревне, все бросалось к колодцам. Дрались за воду и выпивали ее до грязи.
Князь Андрей командовал полком, и устройство полка, благосостояние его людей, необходимость получения и отдачи приказаний занимали его. Пожар Смоленска и оставление его были эпохой для князя Андрея. Новое чувство озлобления против врага заставляло его забывать свое горе. Он весь был предан делам своего полка, он был заботлив о своих людях и офицерах и ласков с ними. В полку его называли наш князь, им гордились и его любили. Но добр и кроток он был только с своими полковыми, с Тимохиным и т. п., с людьми совершенно новыми и в чужой среде, с людьми, которые не могли знать и понимать его прошедшего; но как только он сталкивался с кем нибудь из своих прежних, из штабных, он тотчас опять ощетинивался; делался злобен, насмешлив и презрителен. Все, что связывало его воспоминание с прошедшим, отталкивало его, и потому он старался в отношениях этого прежнего мира только не быть несправедливым и исполнять свой долг.
Правда, все в темном, мрачном свете представлялось князю Андрею – особенно после того, как оставили Смоленск (который, по его понятиям, можно и должно было защищать) 6 го августа, и после того, как отец, больной, должен был бежать в Москву и бросить на расхищение столь любимые, обстроенные и им населенные Лысые Горы; но, несмотря на то, благодаря полку князь Андрей мог думать о другом, совершенно независимом от общих вопросов предмете – о своем полку. 10 го августа колонна, в которой был его полк, поравнялась с Лысыми Горами. Князь Андрей два дня тому назад получил известие, что его отец, сын и сестра уехали в Москву. Хотя князю Андрею и нечего было делать в Лысых Горах, он, с свойственным ему желанием растравить свое горе, решил, что он должен заехать в Лысые Горы.
Он велел оседлать себе лошадь и с перехода поехал верхом в отцовскую деревню, в которой он родился и провел свое детство. Проезжая мимо пруда, на котором всегда десятки баб, переговариваясь, били вальками и полоскали свое белье, князь Андрей заметил, что на пруде никого не было, и оторванный плотик, до половины залитый водой, боком плавал посредине пруда. Князь Андрей подъехал к сторожке. У каменных ворот въезда никого не было, и дверь была отперта. Дорожки сада уже заросли, и телята и лошади ходили по английскому парку. Князь Андрей подъехал к оранжерее; стекла были разбиты, и деревья в кадках некоторые повалены, некоторые засохли. Он окликнул Тараса садовника. Никто не откликнулся. Обогнув оранжерею на выставку, он увидал, что тесовый резной забор весь изломан и фрукты сливы обдерганы с ветками. Старый мужик (князь Андрей видал его у ворот в детстве) сидел и плел лапоть на зеленой скамеечке.
Он был глух и не слыхал подъезда князя Андрея. Он сидел на лавке, на которой любил сиживать старый князь, и около него было развешено лычко на сучках обломанной и засохшей магнолии.
Князь Андрей подъехал к дому. Несколько лип в старом саду были срублены, одна пегая с жеребенком лошадь ходила перед самым домом между розанами. Дом был заколочен ставнями. Одно окно внизу было открыто. Дворовый мальчик, увидав князя Андрея, вбежал в дом.
Алпатыч, услав семью, один оставался в Лысых Горах; он сидел дома и читал Жития. Узнав о приезде князя Андрея, он, с очками на носу, застегиваясь, вышел из дома, поспешно подошел к князю и, ничего не говоря, заплакал, целуя князя Андрея в коленку.
Потом он отвернулся с сердцем на свою слабость и стал докладывать ему о положении дел. Все ценное и дорогое было отвезено в Богучарово. Хлеб, до ста четвертей, тоже был вывезен; сено и яровой, необыкновенный, как говорил Алпатыч, урожай нынешнего года зеленым взят и скошен – войсками. Мужики разорены, некоторый ушли тоже в Богучарово, малая часть остается.
Князь Андрей, не дослушав его, спросил, когда уехали отец и сестра, разумея, когда уехали в Москву. Алпатыч отвечал, полагая, что спрашивают об отъезде в Богучарово, что уехали седьмого, и опять распространился о долах хозяйства, спрашивая распоряжении.
– Прикажете ли отпускать под расписку командам овес? У нас еще шестьсот четвертей осталось, – спрашивал Алпатыч.
«Что отвечать ему? – думал князь Андрей, глядя на лоснеющуюся на солнце плешивую голову старика и в выражении лица его читая сознание того, что он сам понимает несвоевременность этих вопросов, но спрашивает только так, чтобы заглушить и свое горе.
– Да, отпускай, – сказал он.
– Ежели изволили заметить беспорядки в саду, – говорил Алпатыч, – то невозмежио было предотвратить: три полка проходили и ночевали, в особенности драгуны. Я выписал чин и звание командира для подачи прошения.
– Ну, что ж ты будешь делать? Останешься, ежели неприятель займет? – спросил его князь Андрей.
Алпатыч, повернув свое лицо к князю Андрею, посмотрел на него; и вдруг торжественным жестом поднял руку кверху.
– Он мой покровитель, да будет воля его! – проговорил он.
Толпа мужиков и дворовых шла по лугу, с открытыми головами, приближаясь к князю Андрею.
– Ну прощай! – сказал князь Андрей, нагибаясь к Алпатычу. – Уезжай сам, увози, что можешь, и народу вели уходить в Рязанскую или в Подмосковную. – Алпатыч прижался к его ноге и зарыдал. Князь Андрей осторожно отодвинул его и, тронув лошадь, галопом поехал вниз по аллее.
На выставке все так же безучастно, как муха на лице дорогого мертвеца, сидел старик и стукал по колодке лаптя, и две девочки со сливами в подолах, которые они нарвали с оранжерейных деревьев, бежали оттуда и наткнулись на князя Андрея. Увидав молодого барина, старшая девочка, с выразившимся на лице испугом, схватила за руку свою меньшую товарку и с ней вместе спряталась за березу, не успев подобрать рассыпавшиеся зеленые сливы.
Князь Андрей испуганно поспешно отвернулся от них, боясь дать заметить им, что он их видел. Ему жалко стало эту хорошенькую испуганную девочку. Он боялся взглянуть на нее, по вместе с тем ему этого непреодолимо хотелось. Новое, отрадное и успокоительное чувство охватило его, когда он, глядя на этих девочек, понял существование других, совершенно чуждых ему и столь же законных человеческих интересов, как и те, которые занимали его. Эти девочки, очевидно, страстно желали одного – унести и доесть эти зеленые сливы и не быть пойманными, и князь Андрей желал с ними вместе успеха их предприятию. Он не мог удержаться, чтобы не взглянуть на них еще раз. Полагая себя уже в безопасности, они выскочили из засады и, что то пища тоненькими голосками, придерживая подолы, весело и быстро бежали по траве луга своими загорелыми босыми ножонками.
Князь Андрей освежился немного, выехав из района пыли большой дороги, по которой двигались войска. Но недалеко за Лысыми Горами он въехал опять на дорогу и догнал свой полк на привале, у плотины небольшого пруда. Был второй час после полдня. Солнце, красный шар в пыли, невыносимо пекло и жгло спину сквозь черный сюртук. Пыль, все такая же, неподвижно стояла над говором гудевшими, остановившимися войсками. Ветру не было, В проезд по плотине на князя Андрея пахнуло тиной и свежестью пруда. Ему захотелось в воду – какая бы грязная она ни была. Он оглянулся на пруд, с которого неслись крики и хохот. Небольшой мутный с зеленью пруд, видимо, поднялся четверти на две, заливая плотину, потому что он был полон человеческими, солдатскими, голыми барахтавшимися в нем белыми телами, с кирпично красными руками, лицами и шеями. Все это голое, белое человеческое мясо с хохотом и гиком барахталось в этой грязной луже, как караси, набитые в лейку. Весельем отзывалось это барахтанье, и оттого оно особенно было грустно.
Один молодой белокурый солдат – еще князь Андрей знал его – третьей роты, с ремешком под икрой, крестясь, отступал назад, чтобы хорошенько разбежаться и бултыхнуться в воду; другой, черный, всегда лохматый унтер офицер, по пояс в воде, подергивая мускулистым станом, радостно фыркал, поливая себе голову черными по кисти руками. Слышалось шлепанье друг по другу, и визг, и уханье.
На берегах, на плотине, в пруде, везде было белое, здоровое, мускулистое мясо. Офицер Тимохин, с красным носиком, обтирался на плотине и застыдился, увидав князя, однако решился обратиться к нему:
– То то хорошо, ваше сиятельство, вы бы изволили! – сказал он.
– Грязно, – сказал князь Андрей, поморщившись.
– Мы сейчас очистим вам. – И Тимохин, еще не одетый, побежал очищать.
– Князь хочет.
– Какой? Наш князь? – заговорили голоса, и все заторопились так, что насилу князь Андрей успел их успокоить. Он придумал лучше облиться в сарае.
«Мясо, тело, chair a canon [пушечное мясо]! – думал он, глядя и на свое голое тело, и вздрагивая не столько от холода, сколько от самому ему непонятного отвращения и ужаса при виде этого огромного количества тел, полоскавшихся в грязном пруде.
7 го августа князь Багратион в своей стоянке Михайловке на Смоленской дороге писал следующее:
«Милостивый государь граф Алексей Андреевич.
(Он писал Аракчееву, но знал, что письмо его будет прочтено государем, и потому, насколько он был к тому способен, обдумывал каждое свое слово.)
Я думаю, что министр уже рапортовал об оставлении неприятелю Смоленска. Больно, грустно, и вся армия в отчаянии, что самое важное место понапрасну бросили. Я, с моей стороны, просил лично его убедительнейшим образом, наконец и писал; но ничто его не согласило. Я клянусь вам моею честью, что Наполеон был в таком мешке, как никогда, и он бы мог потерять половину армии, но не взять Смоленска. Войска наши так дрались и так дерутся, как никогда. Я удержал с 15 тысячами более 35 ти часов и бил их; но он не хотел остаться и 14 ти часов. Это стыдно, и пятно армии нашей; а ему самому, мне кажется, и жить на свете не должно. Ежели он доносит, что потеря велика, – неправда; может быть, около 4 тысяч, не более, но и того нет. Хотя бы и десять, как быть, война! Но зато неприятель потерял бездну…
Что стоило еще оставаться два дни? По крайней мере, они бы сами ушли; ибо не имели воды напоить людей и лошадей. Он дал слово мне, что не отступит, но вдруг прислал диспозицию, что он в ночь уходит. Таким образом воевать не можно, и мы можем неприятеля скоро привести в Москву…
Слух носится, что вы думаете о мире. Чтобы помириться, боже сохрани! После всех пожертвований и после таких сумасбродных отступлений – мириться: вы поставите всю Россию против себя, и всякий из нас за стыд поставит носить мундир. Ежели уже так пошло – надо драться, пока Россия может и пока люди на ногах…
Надо командовать одному, а не двум. Ваш министр, может, хороший по министерству; но генерал не то что плохой, но дрянной, и ему отдали судьбу всего нашего Отечества… Я, право, с ума схожу от досады; простите мне, что дерзко пишу. Видно, тот не любит государя и желает гибели нам всем, кто советует заключить мир и командовать армиею министру. Итак, я пишу вам правду: готовьте ополчение. Ибо министр самым мастерским образом ведет в столицу за собою гостя. Большое подозрение подает всей армии господин флигель адъютант Вольцоген. Он, говорят, более Наполеона, нежели наш, и он советует все министру. Я не токмо учтив против него, но повинуюсь, как капрал, хотя и старее его. Это больно; но, любя моего благодетеля и государя, – повинуюсь. Только жаль государя, что вверяет таким славную армию. Вообразите, что нашею ретирадою мы потеряли людей от усталости и в госпиталях более 15 тысяч; а ежели бы наступали, того бы не было. Скажите ради бога, что наша Россия – мать наша – скажет, что так страшимся и за что такое доброе и усердное Отечество отдаем сволочам и вселяем в каждого подданного ненависть и посрамление. Чего трусить и кого бояться?. Я не виноват, что министр нерешим, трус, бестолков, медлителен и все имеет худые качества. Вся армия плачет совершенно и ругают его насмерть…»
В числе бесчисленных подразделений, которые можно сделать в явлениях жизни, можно подразделить их все на такие, в которых преобладает содержание, другие – в которых преобладает форма. К числу таковых, в противоположность деревенской, земской, губернской, даже московской жизни, можно отнести жизнь петербургскую, в особенности салонную. Эта жизнь неизменна.
С 1805 года мы мирились и ссорились с Бонапартом, мы делали конституции и разделывали их, а салон Анны Павловны и салон Элен были точно такие же, какие они были один семь лет, другой пять лет тому назад. Точно так же у Анны Павловны говорили с недоумением об успехах Бонапарта и видели, как в его успехах, так и в потакании ему европейских государей, злостный заговор, имеющий единственной целью неприятность и беспокойство того придворного кружка, которого представительницей была Анна Павловна. Точно так же у Элен, которую сам Румянцев удостоивал своим посещением и считал замечательно умной женщиной, точно так же как в 1808, так и в 1812 году с восторгом говорили о великой нации и великом человеке и с сожалением смотрели на разрыв с Францией, который, по мнению людей, собиравшихся в салоне Элен, должен был кончиться миром.
В последнее время, после приезда государя из армии, произошло некоторое волнение в этих противоположных кружках салонах и произведены были некоторые демонстрации друг против друга, но направление кружков осталось то же. В кружок Анны Павловны принимались из французов только закоренелые легитимисты, и здесь выражалась патриотическая мысль о том, что не надо ездить во французский театр и что содержание труппы стоит столько же, сколько содержание целого корпуса. За военными событиями следилось жадно, и распускались самые выгодные для нашей армии слухи. В кружке Элен, румянцевском, французском, опровергались слухи о жестокости врага и войны и обсуживались все попытки Наполеона к примирению. В этом кружке упрекали тех, кто присоветывал слишком поспешные распоряжения о том, чтобы приготавливаться к отъезду в Казань придворным и женским учебным заведениям, находящимся под покровительством императрицы матери. Вообще все дело войны представлялось в салоне Элен пустыми демонстрациями, которые весьма скоро кончатся миром, и царствовало мнение Билибина, бывшего теперь в Петербурге и домашним у Элен (всякий умный человек должен был быть у нее), что не порох, а те, кто его выдумали, решат дело. В этом кружке иронически и весьма умно, хотя весьма осторожно, осмеивали московский восторг, известие о котором прибыло вместе с государем в Петербург.
В кружке Анны Павловны, напротив, восхищались этими восторгами и говорили о них, как говорит Плутарх о древних. Князь Василий, занимавший все те же важные должности, составлял звено соединения между двумя кружками. Он ездил к ma bonne amie [своему достойному другу] Анне Павловне и ездил dans le salon diplomatique de ma fille [в дипломатический салон своей дочери] и часто, при беспрестанных переездах из одного лагеря в другой, путался и говорил у Анны Павловны то, что надо было говорить у Элен, и наоборот.
Вскоре после приезда государя князь Василий разговорился у Анны Павловны о делах войны, жестоко осуждая Барклая де Толли и находясь в нерешительности, кого бы назначить главнокомандующим. Один из гостей, известный под именем un homme de beaucoup de merite [человек с большими достоинствами], рассказав о том, что он видел нынче выбранного начальником петербургского ополчения Кутузова, заседающего в казенной палате для приема ратников, позволил себе осторожно выразить предположение о том, что Кутузов был бы тот человек, который удовлетворил бы всем требованиям.
Анна Павловна грустно улыбнулась и заметила, что Кутузов, кроме неприятностей, ничего не дал государю.
– Я говорил и говорил в Дворянском собрании, – перебил князь Василий, – но меня не послушали. Я говорил, что избрание его в начальники ополчения не понравится государю. Они меня не послушали.
– Все какая то мания фрондировать, – продолжал он. – И пред кем? И все оттого, что мы хотим обезьянничать глупым московским восторгам, – сказал князь Василий, спутавшись на минуту и забыв то, что у Элен надо было подсмеиваться над московскими восторгами, а у Анны Павловны восхищаться ими. Но он тотчас же поправился. – Ну прилично ли графу Кутузову, самому старому генералу в России, заседать в палате, et il en restera pour sa peine! [хлопоты его пропадут даром!] Разве возможно назначить главнокомандующим человека, который не может верхом сесть, засыпает на совете, человека самых дурных нравов! Хорошо он себя зарекомендовал в Букарещте! Я уже не говорю о его качествах как генерала, но разве можно в такую минуту назначать человека дряхлого и слепого, просто слепого? Хорош будет генерал слепой! Он ничего не видит. В жмурки играть… ровно ничего не видит!
Никто не возражал на это.
24 го июля это было совершенно справедливо. Но 29 июля Кутузову пожаловано княжеское достоинство. Княжеское достоинство могло означать и то, что от него хотели отделаться, – и потому суждение князя Василья продолжало быть справедливо, хотя он и не торопился ого высказывать теперь. Но 8 августа был собран комитет из генерал фельдмаршала Салтыкова, Аракчеева, Вязьмитинова, Лопухина и Кочубея для обсуждения дел войны. Комитет решил, что неудачи происходили от разноначалий, и, несмотря на то, что лица, составлявшие комитет, знали нерасположение государя к Кутузову, комитет, после короткого совещания, предложил назначить Кутузова главнокомандующим. И в тот же день Кутузов был назначен полномочным главнокомандующим армий и всего края, занимаемого войсками.
9 го августа князь Василий встретился опять у Анны Павловны с l'homme de beaucoup de merite [человеком с большими достоинствами]. L'homme de beaucoup de merite ухаживал за Анной Павловной по случаю желания назначения попечителем женского учебного заведения императрицы Марии Федоровны. Князь Василий вошел в комнату с видом счастливого победителя, человека, достигшего цели своих желаний.
– Eh bien, vous savez la grande nouvelle? Le prince Koutouzoff est marechal. [Ну с, вы знаете великую новость? Кутузов – фельдмаршал.] Все разногласия кончены. Я так счастлив, так рад! – говорил князь Василий. – Enfin voila un homme, [Наконец, вот это человек.] – проговорил он, значительно и строго оглядывая всех находившихся в гостиной. L'homme de beaucoup de merite, несмотря на свое желание получить место, не мог удержаться, чтобы не напомнить князю Василью его прежнее суждение. (Это было неучтиво и перед князем Василием в гостиной Анны Павловны, и перед Анной Павловной, которая так же радостно приняла эту весть; но он не мог удержаться.)
– Mais on dit qu'il est aveugle, mon prince? [Но говорят, он слеп?] – сказал он, напоминая князю Василью его же слова.
– Allez donc, il y voit assez, [Э, вздор, он достаточно видит, поверьте.] – сказал князь Василий своим басистым, быстрым голосом с покашливанием, тем голосом и с покашливанием, которым он разрешал все трудности. – Allez, il y voit assez, – повторил он. – И чему я рад, – продолжал он, – это то, что государь дал ему полную власть над всеми армиями, над всем краем, – власть, которой никогда не было ни у какого главнокомандующего. Это другой самодержец, – заключил он с победоносной улыбкой.
– Дай бог, дай бог, – сказала Анна Павловна. L'homme de beaucoup de merite, еще новичок в придворном обществе, желая польстить Анне Павловне, выгораживая ее прежнее мнение из этого суждения, сказал.
– Говорят, что государь неохотно передал эту власть Кутузову. On dit qu'il rougit comme une demoiselle a laquelle on lirait Joconde, en lui disant: «Le souverain et la patrie vous decernent cet honneur». [Говорят, что он покраснел, как барышня, которой бы прочли Жоконду, в то время как говорил ему: «Государь и отечество награждают вас этой честью».]
– Peut etre que la c?ur n'etait pas de la partie, [Может быть, сердце не вполне участвовало,] – сказала Анна Павловна.
– О нет, нет, – горячо заступился князь Василий. Теперь уже он не мог никому уступить Кутузова. По мнению князя Василья, не только Кутузов был сам хорош, но и все обожали его. – Нет, это не может быть, потому что государь так умел прежде ценить его, – сказал он.
– Дай бог только, чтобы князь Кутузов, – сказала Анпа Павловна, – взял действительную власть и не позволял бы никому вставлять себе палки в колеса – des batons dans les roues.
Князь Василий тотчас понял, кто был этот никому. Он шепотом сказал:
– Я верно знаю, что Кутузов, как непременное условие, выговорил, чтобы наследник цесаревич не был при армии: Vous savez ce qu'il a dit a l'Empereur? [Вы знаете, что он сказал государю?] – И князь Василий повторил слова, будто бы сказанные Кутузовым государю: «Я не могу наказать его, ежели он сделает дурно, и наградить, ежели он сделает хорошо». О! это умнейший человек, князь Кутузов, et quel caractere. Oh je le connais de longue date. [и какой характер. О, я его давно знаю.]
– Говорят даже, – сказал l'homme de beaucoup de merite, не имевший еще придворного такта, – что светлейший непременным условием поставил, чтобы сам государь не приезжал к армии.
Как только он сказал это, в одно мгновение князь Василий и Анна Павловна отвернулись от него и грустно, со вздохом о его наивности, посмотрели друг на друга.
В то время как это происходило в Петербурге, французы уже прошли Смоленск и все ближе и ближе подвигались к Москве. Историк Наполеона Тьер, так же, как и другие историки Наполеона, говорит, стараясь оправдать своего героя, что Наполеон был привлечен к стенам Москвы невольно. Он прав, как и правы все историки, ищущие объяснения событий исторических в воле одного человека; он прав так же, как и русские историки, утверждающие, что Наполеон был привлечен к Москве искусством русских полководцев. Здесь, кроме закона ретроспективности (возвратности), представляющего все прошедшее приготовлением к совершившемуся факту, есть еще взаимность, путающая все дело. Хороший игрок, проигравший в шахматы, искренно убежден, что его проигрыш произошел от его ошибки, и он отыскивает эту ошибку в начале своей игры, но забывает, что в каждом его шаге, в продолжение всей игры, были такие же ошибки, что ни один его ход не был совершенен. Ошибка, на которую он обращает внимание, заметна ему только потому, что противник воспользовался ею. Насколько же сложнее этого игра войны, происходящая в известных условиях времени, и где не одна воля руководит безжизненными машинами, а где все вытекает из бесчисленного столкновения различных произволов?
После Смоленска Наполеон искал сражения за Дорогобужем у Вязьмы, потом у Царева Займища; но выходило, что по бесчисленному столкновению обстоятельств до Бородина, в ста двадцати верстах от Москвы, русские не могли принять сражения. От Вязьмы было сделано распоряжение Наполеоном для движения прямо на Москву.
Moscou, la capitale asiatique de ce grand empire, la ville sacree des peuples d'Alexandre, Moscou avec ses innombrables eglises en forme de pagodes chinoises! [Москва, азиатская столица этой великой империи, священный город народов Александра, Москва с своими бесчисленными церквами, в форме китайских пагод!] Эта Moscou не давала покоя воображению Наполеона. На переходе из Вязьмы к Цареву Займищу Наполеон верхом ехал на своем соловом энглизированном иноходчике, сопутствуемый гвардией, караулом, пажами и адъютантами. Начальник штаба Бертье отстал для того, чтобы допросить взятого кавалерией русского пленного. Он галопом, сопутствуемый переводчиком Lelorgne d'Ideville, догнал Наполеона и с веселым лицом остановил лошадь.
– Eh bien? [Ну?] – сказал Наполеон.
– Un cosaque de Platow [Платовский казак.] говорит, что корпус Платова соединяется с большой армией, что Кутузов назначен главнокомандующим. Tres intelligent et bavard! [Очень умный и болтун!]
Наполеон улыбнулся, велел дать этому казаку лошадь и привести его к себе. Он сам желал поговорить с ним. Несколько адъютантов поскакало, и через час крепостной человек Денисова, уступленный им Ростову, Лаврушка, в денщицкой куртке на французском кавалерийском седле, с плутовским и пьяным, веселым лицом подъехал к Наполеону. Наполеон велел ему ехать рядом с собой и начал спрашивать:
– Вы казак?
– Казак с, ваше благородие.
«Le cosaque ignorant la compagnie dans laquelle il se trouvait, car la simplicite de Napoleon n'avait rien qui put reveler a une imagination orientale la presence d'un souverain, s'entretint avec la plus extreme familiarite des affaires de la guerre actuelle», [Казак, не зная того общества, в котором он находился, потому что простота Наполеона не имела ничего такого, что бы могло открыть для восточного воображения присутствие государя, разговаривал с чрезвычайной фамильярностью об обстоятельствах настоящей войны.] – говорит Тьер, рассказывая этот эпизод. Действительно, Лаврушка, напившийся пьяным и оставивший барина без обеда, был высечен накануне и отправлен в деревню за курами, где он увлекся мародерством и был взят в плен французами. Лаврушка был один из тех грубых, наглых лакеев, видавших всякие виды, которые считают долгом все делать с подлостью и хитростью, которые готовы сослужить всякую службу своему барину и которые хитро угадывают барские дурные мысли, в особенности тщеславие и мелочность.
Попав в общество Наполеона, которого личность он очень хорошо и легко признал. Лаврушка нисколько не смутился и только старался от всей души заслужить новым господам.
Он очень хорошо знал, что это сам Наполеон, и присутствие Наполеона не могло смутить его больше, чем присутствие Ростова или вахмистра с розгами, потому что не было ничего у него, чего бы не мог лишить его ни вахмистр, ни Наполеон.
Он врал все, что толковалось между денщиками. Многое из этого была правда. Но когда Наполеон спросил его, как же думают русские, победят они Бонапарта или нет, Лаврушка прищурился и задумался.
Он увидал тут тонкую хитрость, как всегда во всем видят хитрость люди, подобные Лаврушке, насупился и помолчал.
– Оно значит: коли быть сраженью, – сказал он задумчиво, – и в скорости, так это так точно. Ну, а коли пройдет три дня апосля того самого числа, тогда, значит, это самое сражение в оттяжку пойдет.
Наполеону перевели это так: «Si la bataille est donnee avant trois jours, les Francais la gagneraient, mais que si elle serait donnee plus tard, Dieu seul sait ce qui en arrivrait», [«Ежели сражение произойдет прежде трех дней, то французы выиграют его, но ежели после трех дней, то бог знает что случится».] – улыбаясь передал Lelorgne d'Ideville. Наполеон не улыбнулся, хотя он, видимо, был в самом веселом расположении духа, и велел повторить себе эти слова.
Лаврушка заметил это и, чтобы развеселить его, сказал, притворяясь, что не знает, кто он.
– Знаем, у вас есть Бонапарт, он всех в мире побил, ну да об нас другая статья… – сказал он, сам не зная, как и отчего под конец проскочил в его словах хвастливый патриотизм. Переводчик передал эти слова Наполеону без окончания, и Бонапарт улыбнулся. «Le jeune Cosaque fit sourire son puissant interlocuteur», [Молодой казак заставил улыбнуться своего могущественного собеседника.] – говорит Тьер. Проехав несколько шагов молча, Наполеон обратился к Бертье и сказал, что он хочет испытать действие, которое произведет sur cet enfant du Don [на это дитя Дона] известие о том, что тот человек, с которым говорит этот enfant du Don, есть сам император, тот самый император, который написал на пирамидах бессмертно победоносное имя.
Известие было передано.
Лаврушка (поняв, что это делалось, чтобы озадачить его, и что Наполеон думает, что он испугается), чтобы угодить новым господам, тотчас же притворился изумленным, ошеломленным, выпучил глаза и сделал такое же лицо, которое ему привычно было, когда его водили сечь. «A peine l'interprete de Napoleon, – говорит Тьер, – avait il parle, que le Cosaque, saisi d'une sorte d'ebahissement, no profera plus une parole et marcha les yeux constamment attaches sur ce conquerant, dont le nom avait penetre jusqu'a lui, a travers les steppes de l'Orient. Toute sa loquacite s'etait subitement arretee, pour faire place a un sentiment d'admiration naive et silencieuse. Napoleon, apres l'avoir recompense, lui fit donner la liberte, comme a un oiseau qu'on rend aux champs qui l'ont vu naitre». [Едва переводчик Наполеона сказал это казаку, как казак, охваченный каким то остолбенением, не произнес более ни одного слова и продолжал ехать, не спуская глаз с завоевателя, имя которого достигло до него через восточные степи. Вся его разговорчивость вдруг прекратилась и заменилась наивным и молчаливым чувством восторга. Наполеон, наградив казака, приказал дать ему свободу, как птице, которую возвращают ее родным полям.]
Наполеон поехал дальше, мечтая о той Moscou, которая так занимала его воображение, a l'oiseau qu'on rendit aux champs qui l'on vu naitre [птица, возвращенная родным полям] поскакал на аванпосты, придумывая вперед все то, чего не было и что он будет рассказывать у своих. Того же, что действительно с ним было, он не хотел рассказывать именно потому, что это казалось ему недостойным рассказа. Он выехал к казакам, расспросил, где был полк, состоявший в отряде Платова, и к вечеру же нашел своего барина Николая Ростова, стоявшего в Янкове и только что севшего верхом, чтобы с Ильиным сделать прогулку по окрестным деревням. Он дал другую лошадь Лаврушке и взял его с собой.
Княжна Марья не была в Москве и вне опасности, как думал князь Андрей.
После возвращения Алпатыча из Смоленска старый князь как бы вдруг опомнился от сна. Он велел собрать из деревень ополченцев, вооружить их и написал главнокомандующему письмо, в котором извещал его о принятом им намерении оставаться в Лысых Горах до последней крайности, защищаться, предоставляя на его усмотрение принять или не принять меры для защиты Лысых Гор, в которых будет взят в плен или убит один из старейших русских генералов, и объявил домашним, что он остается в Лысых Горах.
Но, оставаясь сам в Лысых Горах, князь распорядился об отправке княжны и Десаля с маленьким князем в Богучарово и оттуда в Москву. Княжна Марья, испуганная лихорадочной, бессонной деятельностью отца, заменившей его прежнюю опущенность, не могла решиться оставить его одного и в первый раз в жизни позволила себе не повиноваться ему. Она отказалась ехать, и на нее обрушилась страшная гроза гнева князя. Он напомнил ей все, в чем он был несправедлив против нее. Стараясь обвинить ее, он сказал ей, что она измучила его, что она поссорила его с сыном, имела против него гадкие подозрения, что она задачей своей жизни поставила отравлять его жизнь, и выгнал ее из своего кабинета, сказав ей, что, ежели она не уедет, ему все равно. Он сказал, что знать не хочет о ее существовании, но вперед предупреждает ее, чтобы она не смела попадаться ему на глаза. То, что он, вопреки опасений княжны Марьи, не велел насильно увезти ее, а только не приказал ей показываться на глаза, обрадовало княжну Марью. Она знала, что это доказывало то, что в самой тайне души своей он был рад, что она оставалась дома и не уехала.
На другой день после отъезда Николушки старый князь утром оделся в полный мундир и собрался ехать главнокомандующему. Коляска уже была подана. Княжна Марья видела, как он, в мундире и всех орденах, вышел из дома и пошел в сад сделать смотр вооруженным мужикам и дворовым. Княжна Марья свдела у окна, прислушивалась к его голосу, раздававшемуся из сада. Вдруг из аллеи выбежало несколько людей с испуганными лицами.
Княжна Марья выбежала на крыльцо, на цветочную дорожку и в аллею. Навстречу ей подвигалась большая толпа ополченцев и дворовых, и в середине этой толпы несколько людей под руки волокли маленького старичка в мундире и орденах. Княжна Марья подбежала к нему и, в игре мелкими кругами падавшего света, сквозь тень липовой аллеи, не могла дать себе отчета в том, какая перемена произошла в его лице. Одно, что она увидала, было то, что прежнее строгое и решительное выражение его лица заменилось выражением робости и покорности. Увидав дочь, он зашевелил бессильными губами и захрипел. Нельзя было понять, чего он хотел. Его подняли на руки, отнесли в кабинет и положили на тот диван, которого он так боялся последнее время.
Привезенный доктор в ту же ночь пустил кровь и объявил, что у князя удар правой стороны.
В Лысых Горах оставаться становилось более и более опасным, и на другой день после удара князя, повезли в Богучарово. Доктор поехал с ними.
Когда они приехали в Богучарово, Десаль с маленьким князем уже уехали в Москву.
Все в том же положении, не хуже и не лучше, разбитый параличом, старый князь три недели лежал в Богучарове в новом, построенном князем Андреем, доме. Старый князь был в беспамятстве; он лежал, как изуродованный труп. Он не переставая бормотал что то, дергаясь бровями и губами, и нельзя было знать, понимал он или нет то, что его окружало. Одно можно было знать наверное – это то, что он страдал и, чувствовал потребность еще выразить что то. Но что это было, никто не мог понять; был ли это какой нибудь каприз больного и полусумасшедшего, относилось ли это до общего хода дел, или относилось это до семейных обстоятельств?
Доктор говорил, что выражаемое им беспокойство ничего не значило, что оно имело физические причины; но княжна Марья думала (и то, что ее присутствие всегда усиливало его беспокойство, подтверждало ее предположение), думала, что он что то хотел сказать ей. Он, очевидно, страдал и физически и нравственно.
Надежды на исцеление не было. Везти его было нельзя. И что бы было, ежели бы он умер дорогой? «Не лучше ли бы было конец, совсем конец! – иногда думала княжна Марья. Она день и ночь, почти без сна, следила за ним, и, страшно сказать, она часто следила за ним не с надеждой найти призкаки облегчения, но следила, часто желая найти признаки приближения к концу.
Как ни странно было княжне сознавать в себе это чувство, но оно было в ней. И что было еще ужаснее для княжны Марьи, это было то, что со времени болезни ее отца (даже едва ли не раньше, не тогда ли уж, когда она, ожидая чего то, осталась с ним) в ней проснулись все заснувшие в ней, забытые личные желания и надежды. То, что годами не приходило ей в голову – мысли о свободной жизни без вечного страха отца, даже мысли о возможности любви и семейного счастия, как искушения дьявола, беспрестанно носились в ее воображении. Как ни отстраняла она от себя, беспрестанно ей приходили в голову вопросы о том, как она теперь, после того, устроит свою жизнь. Это были искушения дьявола, и княжна Марья знала это. Она знала, что единственное орудие против него была молитва, и она пыталась молиться. Она становилась в положение молитвы, смотрела на образа, читала слова молитвы, но не могла молиться. Она чувствовала, что теперь ее охватил другой мир – житейской, трудной и свободной деятельности, совершенно противоположный тому нравственному миру, в который она была заключена прежде и в котором лучшее утешение была молитва. Она не могла молиться и не могла плакать, и житейская забота охватила ее.
Оставаться в Вогучарове становилось опасным. Со всех сторон слышно было о приближающихся французах, и в одной деревне, в пятнадцати верстах от Богучарова, была разграблена усадьба французскими мародерами.
Доктор настаивал на том, что надо везти князя дальше; предводитель прислал чиновника к княжне Марье, уговаривая ее уезжать как можно скорее. Исправник, приехав в Богучарово, настаивал на том же, говоря, что в сорока верстах французы, что по деревням ходят французские прокламации и что ежели княжна не уедет с отцом до пятнадцатого, то он ни за что не отвечает.
Княжна пятнадцатого решилась ехать. Заботы приготовлений, отдача приказаний, за которыми все обращались к ней, целый день занимали ее. Ночь с четырнадцатого на пятнадцатое она провела, как обыкновенно, не раздеваясь, в соседней от той комнаты, в которой лежал князь. Несколько раз, просыпаясь, она слышала его кряхтенье, бормотанье, скрип кровати и шаги Тихона и доктора, ворочавших его. Несколько раз она прислушивалась у двери, и ей казалось, что он нынче бормотал громче обыкновенного и чаще ворочался. Она не могла спать и несколько раз подходила к двери, прислушиваясь, желая войти и не решаясь этого сделать. Хотя он и не говорил, но княжна Марья видела, знала, как неприятно было ему всякое выражение страха за него. Она замечала, как недовольно он отвертывался от ее взгляда, иногда невольно и упорно на него устремленного. Она знала, что ее приход ночью, в необычное время, раздражит его.
Но никогда ей так жалко не было, так страшно не было потерять его. Она вспоминала всю свою жизнь с ним, и в каждом слове, поступке его она находила выражение его любви к ней. Изредка между этими воспоминаниями врывались в ее воображение искушения дьявола, мысли о том, что будет после его смерти и как устроится ее новая, свободная жизнь. Но с отвращением отгоняла она эти мысли. К утру он затих, и она заснула.
Она проснулась поздно. Та искренность, которая бывает при пробуждении, показала ей ясно то, что более всего в болезни отца занимало ее. Она проснулась, прислушалась к тому, что было за дверью, и, услыхав его кряхтенье, со вздохом сказала себе, что было все то же.
– Да чему же быть? Чего же я хотела? Я хочу его смерти! – вскрикнула она с отвращением к себе самой.
Она оделась, умылась, прочла молитвы и вышла на крыльцо. К крыльцу поданы были без лошадей экипажи, в которые укладывали вещи.
Утро было теплое и серое. Княжна Марья остановилась на крыльце, не переставая ужасаться перед своей душевной мерзостью и стараясь привести в порядок свои мысли, прежде чем войти к нему.
Доктор сошел с лестницы и подошел к ней.
– Ему получше нынче, – сказал доктор. – Я вас искал. Можно кое что понять из того, что он говорит, голова посвежее. Пойдемте. Он зовет вас…
Сердце княжны Марьи так сильно забилось при этом известии, что она, побледнев, прислонилась к двери, чтобы не упасть. Увидать его, говорить с ним, подпасть под его взгляд теперь, когда вся душа княжны Марьи была переполнена этих страшных преступных искушений, – было мучительно радостно и ужасно.
– Пойдемте, – сказал доктор.
Княжна Марья вошла к отцу и подошла к кровати. Он лежал высоко на спине, с своими маленькими, костлявыми, покрытыми лиловыми узловатыми жилками ручками на одеяле, с уставленным прямо левым глазом и с скосившимся правым глазом, с неподвижными бровями и губами. Он весь был такой худенький, маленький и жалкий. Лицо его, казалось, ссохлось или растаяло, измельчало чертами. Княжна Марья подошла и поцеловала его руку. Левая рука сжала ее руку так, что видно было, что он уже давно ждал ее. Он задергал ее руку, и брови и губы его сердито зашевелились.
Она испуганно глядела на него, стараясь угадать, чего он хотел от нее. Когда она, переменя положение, подвинулась, так что левый глаз видел ее лицо, он успокоился, на несколько секунд не спуская с нее глаза. Потом губы и язык его зашевелились, послышались звуки, и он стал говорить, робко и умоляюще глядя на нее, видимо, боясь, что она не поймет его.
Княжна Марья, напрягая все силы внимания, смотрела на него. Комический труд, с которым он ворочал языком, заставлял княжну Марью опускать глаза и с трудом подавлять поднимавшиеся в ее горле рыдания. Он сказал что то, по нескольку раз повторяя свои слова. Княжна Марья не могла понять их; но она старалась угадать то, что он говорил, и повторяла вопросительно сказанные им слона.
– Гага – бои… бои… – повторил он несколько раз. Никак нельзя было понять этих слов. Доктор думал, что он угадал, и, повторяя его слова, спросил: княжна боится? Он отрицательно покачал головой и опять повторил то же…
– Душа, душа болит, – разгадала и сказала княжна Марья. Он утвердительно замычал, взял ее руку и стал прижимать ее к различным местам своей груди, как будто отыскивая настоящее для нее место.
– Все мысли! об тебе… мысли, – потом выговорил он гораздо лучше и понятнее, чем прежде, теперь, когда он был уверен, что его понимают. Княжна Марья прижалась головой к его руке, стараясь скрыть свои рыдания и слезы.
Он рукой двигал по ее волосам.
– Я тебя звал всю ночь… – выговорил он.
– Ежели бы я знала… – сквозь слезы сказала она. – Я боялась войти.
Он пожал ее руку.
– Не спала ты?
– Нет, я не спала, – сказала княжна Марья, отрицательно покачав головой. Невольно подчиняясь отцу, она теперь так же, как он говорил, старалась говорить больше знаками и как будто тоже с трудом ворочая язык.
– Душенька… – или – дружок… – Княжна Марья не могла разобрать; но, наверное, по выражению его взгляда, сказано было нежное, ласкающее слово, которого он никогда не говорил. – Зачем не пришла?
«А я желала, желала его смерти! – думала княжна Марья. Он помолчал.
– Спасибо тебе… дочь, дружок… за все, за все… прости… спасибо… прости… спасибо!.. – И слезы текли из его глаз. – Позовите Андрюшу, – вдруг сказал он, и что то детски робкое и недоверчивое выразилось в его лице при этом спросе. Он как будто сам знал, что спрос его не имеет смысла. Так, по крайней мере, показалось княжне Марье.
– Я от него получила письмо, – отвечала княжна Марья.
Он с удивлением и робостью смотрел на нее.
– Где же он?
– Он в армии, mon pere, в Смоленске.
Он долго молчал, закрыв глаза; потом утвердительно, как бы в ответ на свои сомнения и в подтверждение того, что он теперь все понял и вспомнил, кивнул головой и открыл глаза.
– Да, – сказал он явственно и тихо. – Погибла Россия! Погубили! – И он опять зарыдал, и слезы потекли у него из глаз. Княжна Марья не могла более удерживаться и плакала тоже, глядя на его лицо.
Он опять закрыл глаза. Рыдания его прекратились. Он сделал знак рукой к глазам; и Тихон, поняв его, отер ему слезы.
Потом он открыл глаза и сказал что то, чего долго никто не мог понять и, наконец, понял и передал один Тихон. Княжна Марья отыскивала смысл его слов в том настроении, в котором он говорил за минуту перед этим. То она думала, что он говорит о России, то о князе Андрее, то о ней, о внуке, то о своей смерти. И от этого она не могла угадать его слов.
– Надень твое белое платье, я люблю его, – говорил он.
Поняв эти слова, княжна Марья зарыдала еще громче, и доктор, взяв ее под руку, вывел ее из комнаты на террасу, уговаривая ее успокоиться и заняться приготовлениями к отъезду. После того как княжна Марья вышла от князя, он опять заговорил о сыне, о войне, о государе, задергал сердито бровями, стал возвышать хриплый голос, и с ним сделался второй и последний удар.
Княжна Марья остановилась на террасе. День разгулялся, было солнечно и жарко. Она не могла ничего понимать, ни о чем думать и ничего чувствовать, кроме своей страстной любви к отцу, любви, которой, ей казалось, она не знала до этой минуты. Она выбежала в сад и, рыдая, побежала вниз к пруду по молодым, засаженным князем Андреем, липовым дорожкам.
– Да… я… я… я. Я желала его смерти. Да, я желала, чтобы скорее кончилось… Я хотела успокоиться… А что ж будет со мной? На что мне спокойствие, когда его не будет, – бормотала вслух княжна Марья, быстрыми шагами ходя по саду и руками давя грудь, из которой судорожно вырывались рыдания. Обойдя по саду круг, который привел ее опять к дому, она увидала идущих к ней навстречу m lle Bourienne (которая оставалась в Богучарове и не хотела оттуда уехать) и незнакомого мужчину. Это был предводитель уезда, сам приехавший к княжне с тем, чтобы представить ей всю необходимость скорого отъезда. Княжна Марья слушала и не понимала его; она ввела его в дом, предложила ему завтракать и села с ним. Потом, извинившись перед предводителем, она подошла к двери старого князя. Доктор с встревоженным лицом вышел к ней и сказал, что нельзя.
– Идите, княжна, идите, идите!
Княжна Марья пошла опять в сад и под горой у пруда, в том месте, где никто не мог видеть, села на траву. Она не знала, как долго она пробыла там. Чьи то бегущие женские шаги по дорожке заставили ее очнуться. Она поднялась и увидала, что Дуняша, ее горничная, очевидно, бежавшая за нею, вдруг, как бы испугавшись вида своей барышни, остановилась.
– Пожалуйте, княжна… князь… – сказала Дуняша сорвавшимся голосом.
– Сейчас, иду, иду, – поспешно заговорила княжна, не давая времени Дуняше договорить ей то, что она имела сказать, и, стараясь не видеть Дуняши, побежала к дому.
– Княжна, воля божья совершается, вы должны быть на все готовы, – сказал предводитель, встречая ее у входной двери.
– Оставьте меня. Это неправда! – злобно крикнула она на него. Доктор хотел остановить ее. Она оттолкнула его и подбежала к двери. «И к чему эти люди с испуганными лицами останавливают меня? Мне никого не нужно! И что они тут делают? – Она отворила дверь, и яркий дневной свет в этой прежде полутемной комнате ужаснул ее. В комнате были женщины и няня. Они все отстранились от кровати, давая ей дорогу. Он лежал все так же на кровати; но строгий вид его спокойного лица остановил княжну Марью на пороге комнаты.
«Нет, он не умер, это не может быть! – сказала себе княжна Марья, подошла к нему и, преодолевая ужас, охвативший ее, прижала к щеке его свои губы. Но она тотчас же отстранилась от него. Мгновенно вся сила нежности к нему, которую она чувствовала в себе, исчезла и заменилась чувством ужаса к тому, что было перед нею. «Нет, нет его больше! Его нет, а есть тут же, на том же месте, где был он, что то чуждое и враждебное, какая то страшная, ужасающая и отталкивающая тайна… – И, закрыв лицо руками, княжна Марья упала на руки доктора, поддержавшего ее.
В присутствии Тихона и доктора женщины обмыли то, что был он, повязали платком голову, чтобы не закостенел открытый рот, и связали другим платком расходившиеся ноги. Потом они одели в мундир с орденами и положили на стол маленькое ссохшееся тело. Бог знает, кто и когда позаботился об этом, но все сделалось как бы само собой. К ночи кругом гроба горели свечи, на гробу был покров, на полу был посыпан можжевельник, под мертвую ссохшуюся голову была положена печатная молитва, а в углу сидел дьячок, читая псалтырь.
Как лошади шарахаются, толпятся и фыркают над мертвой лошадью, так в гостиной вокруг гроба толпился народ чужой и свой – предводитель, и староста, и бабы, и все с остановившимися испуганными глазами, крестились и кланялись, и целовали холодную и закоченевшую руку старого князя.
Богучарово было всегда, до поселения в нем князя Андрея, заглазное именье, и мужики богучаровские имели совсем другой характер от лысогорских. Они отличались от них и говором, и одеждой, и нравами. Они назывались степными. Старый князь хвалил их за их сносливость в работе, когда они приезжали подсоблять уборке в Лысых Горах или копать пруды и канавы, но не любил их за их дикость.
Последнее пребывание в Богучарове князя Андрея, с его нововведениями – больницами, школами и облегчением оброка, – не смягчило их нравов, а, напротив, усилило в них те черты характера, которые старый князь называл дикостью. Между ними всегда ходили какие нибудь неясные толки, то о перечислении их всех в казаки, то о новой вере, в которую их обратят, то о царских листах каких то, то о присяге Павлу Петровичу в 1797 году (про которую говорили, что тогда еще воля выходила, да господа отняли), то об имеющем через семь лет воцариться Петре Феодоровиче, при котором все будет вольно и так будет просто, что ничего не будет. Слухи о войне в Бонапарте и его нашествии соединились для них с такими же неясными представлениями об антихристе, конце света и чистой воле.
В окрестности Богучарова были всё большие села, казенные и оброчные помещичьи. Живущих в этой местности помещиков было очень мало; очень мало было также дворовых и грамотных, и в жизни крестьян этой местности были заметнее и сильнее, чем в других, те таинственные струи народной русской жизни, причины и значение которых бывают необъяснимы для современников. Одно из таких явлений было проявившееся лет двадцать тому назад движение между крестьянами этой местности к переселению на какие то теплые реки. Сотни крестьян, в том числе и богучаровские, стали вдруг распродавать свой скот и уезжать с семействами куда то на юго восток. Как птицы летят куда то за моря, стремились эти люди с женами и детьми туда, на юго восток, где никто из них не был. Они поднимались караванами, поодиночке выкупались, бежали, и ехали, и шли туда, на теплые реки. Многие были наказаны, сосланы в Сибирь, многие с холода и голода умерли по дороге, многие вернулись сами, и движение затихло само собой так же, как оно и началось без очевидной причины. Но подводные струи не переставали течь в этом народе и собирались для какой то новой силы, имеющей проявиться так же странно, неожиданно и вместе с тем просто, естественно и сильно. Теперь, в 1812 м году, для человека, близко жившего с народом, заметно было, что эти подводные струи производили сильную работу и были близки к проявлению.
Алпатыч, приехав в Богучарово несколько времени перед кончиной старого князя, заметил, что между народом происходило волнение и что, противно тому, что происходило в полосе Лысых Гор на шестидесятиверстном радиусе, где все крестьяне уходили (предоставляя казакам разорять свои деревни), в полосе степной, в богучаровской, крестьяне, как слышно было, имели сношения с французами, получали какие то бумаги, ходившие между ними, и оставались на местах. Он знал через преданных ему дворовых людей, что ездивший на днях с казенной подводой мужик Карп, имевший большое влияние на мир, возвратился с известием, что казаки разоряют деревни, из которых выходят жители, но что французы их не трогают. Он знал, что другой мужик вчера привез даже из села Вислоухова – где стояли французы – бумагу от генерала французского, в которой жителям объявлялось, что им не будет сделано никакого вреда и за все, что у них возьмут, заплатят, если они останутся. В доказательство того мужик привез из Вислоухова сто рублей ассигнациями (он не знал, что они были фальшивые), выданные ему вперед за сено.
Наконец, важнее всего, Алпатыч знал, что в тот самый день, как он приказал старосте собрать подводы для вывоза обоза княжны из Богучарова, поутру была на деревне сходка, на которой положено было не вывозиться и ждать. А между тем время не терпело. Предводитель, в день смерти князя, 15 го августа, настаивал у княжны Марьи на том, чтобы она уехала в тот же день, так как становилось опасно. Он говорил, что после 16 го он не отвечает ни за что. В день же смерти князя он уехал вечером, но обещал приехать на похороны на другой день. Но на другой день он не мог приехать, так как, по полученным им самим известиям, французы неожиданно подвинулись, и он только успел увезти из своего имения свое семейство и все ценное.
Лет тридцать Богучаровым управлял староста Дрон, которого старый князь звал Дронушкой.
Дрон был один из тех крепких физически и нравственно мужиков, которые, как только войдут в года, обрастут бородой, так, не изменяясь, живут до шестидесяти – семидесяти лет, без одного седого волоса или недостатка зуба, такие же прямые и сильные в шестьдесят лет, как и в тридцать.
Дрон, вскоре после переселения на теплые реки, в котором он участвовал, как и другие, был сделан старостой бурмистром в Богучарове и с тех пор двадцать три года безупречно пробыл в этой должности. Мужики боялись его больше, чем барина. Господа, и старый князь, и молодой, и управляющий, уважали его и в шутку называли министром. Во все время своей службы Дрон нн разу не был ни пьян, ни болен; никогда, ни после бессонных ночей, ни после каких бы то ни было трудов, не выказывал ни малейшей усталости и, не зная грамоте, никогда не забывал ни одного счета денег и пудов муки по огромным обозам, которые он продавал, и ни одной копны ужи на хлеба на каждой десятине богучаровских полей.
Этого то Дрона Алпатыч, приехавший из разоренных Лысых Гор, призвал к себе в день похорон князя и приказал ему приготовить двенадцать лошадей под экипажи княжны и восемнадцать подвод под обоз, который должен был быть поднят из Богучарова. Хотя мужики и были оброчные, исполнение приказания этого не могло встретить затруднения, по мнению Алпатыча, так как в Богучарове было двести тридцать тягол и мужики были зажиточные. Но староста Дрон, выслушав приказание, молча опустил глаза. Алпатыч назвал ему мужиков, которых он знал и с которых он приказывал взять подводы.
Дрон отвечал, что лошади у этих мужиков в извозе. Алпатыч назвал других мужиков, и у тех лошадей не было, по словам Дрона, одни были под казенными подводами, другие бессильны, у третьих подохли лошади от бескормицы. Лошадей, по мнению Дрона, нельзя было собрать не только под обоз, но и под экипажи.
Алпатыч внимательно посмотрел на Дрона и нахмурился. Как Дрон был образцовым старостой мужиком, так и Алпатыч недаром управлял двадцать лет имениями князя и был образцовым управляющим. Он в высшей степени способен был понимать чутьем потребности и инстинкты народа, с которым имел дело, и потому он был превосходным управляющим. Взглянув на Дрона, он тотчас понял, что ответы Дрона не были выражением мысли Дрона, но выражением того общего настроения богучаровского мира, которым староста уже был захвачен. Но вместе с тем он знал, что нажившийся и ненавидимый миром Дрон должен был колебаться между двумя лагерями – господским и крестьянским. Это колебание он заметил в его взгляде, и потому Алпатыч, нахмурившись, придвинулся к Дрону.
– Ты, Дронушка, слушай! – сказал он. – Ты мне пустого не говори. Его сиятельство князь Андрей Николаич сами мне приказали, чтобы весь народ отправить и с неприятелем не оставаться, и царский на то приказ есть. А кто останется, тот царю изменник. Слышишь?
– Слушаю, – отвечал Дрон, не поднимая глаз.
Алпатыч не удовлетворился этим ответом.
– Эй, Дрон, худо будет! – сказал Алпатыч, покачав головой.
– Власть ваша! – сказал Дрон печально.
– Эй, Дрон, оставь! – повторил Алпатыч, вынимая руку из за пазухи и торжественным жестом указывая ею на пол под ноги Дрона. – Я не то, что тебя насквозь, я под тобой на три аршина все насквозь вижу, – сказал он, вглядываясь в пол под ноги Дрона.
Дрон смутился, бегло взглянул на Алпатыча и опять опустил глаза.
– Ты вздор то оставь и народу скажи, чтобы собирались из домов идти в Москву и готовили подводы завтра к утру под княжнин обоз, да сам на сходку не ходи. Слышишь?
Дрон вдруг упал в ноги.
– Яков Алпатыч, уволь! Возьми от меня ключи, уволь ради Христа.
– Оставь! – сказал Алпатыч строго. – Под тобой насквозь на три аршина вижу, – повторил он, зная, что его мастерство ходить за пчелами, знание того, когда сеять овес, и то, что он двадцать лет умел угодить старому князю, давно приобрели ему славу колдуна и что способность видеть на три аршина под человеком приписывается колдунам.
Дрон встал и хотел что то сказать, но Алпатыч перебил его:
– Что вы это вздумали? А?.. Что ж вы думаете? А?
– Что мне с народом делать? – сказал Дрон. – Взбуровило совсем. Я и то им говорю…
– То то говорю, – сказал Алпатыч. – Пьют? – коротко спросил он.
– Весь взбуровился, Яков Алпатыч: другую бочку привезли.
– Так ты слушай. Я к исправнику поеду, а ты народу повести, и чтоб они это бросили, и чтоб подводы были.
– Слушаю, – отвечал Дрон.
Больше Яков Алпатыч не настаивал. Он долго управлял народом и знал, что главное средство для того, чтобы люди повиновались, состоит в том, чтобы не показывать им сомнения в том, что они могут не повиноваться. Добившись от Дрона покорного «слушаю с», Яков Алпатыч удовлетворился этим, хотя он не только сомневался, но почти был уверен в том, что подводы без помощи воинской команды не будут доставлены.
И действительно, к вечеру подводы не были собраны. На деревне у кабака была опять сходка, и на сходке положено было угнать лошадей в лес и не выдавать подвод. Ничего не говоря об этом княжне, Алпатыч велел сложить с пришедших из Лысых Гор свою собственную кладь и приготовить этих лошадей под кареты княжны, а сам поехал к начальству.
Х
После похорон отца княжна Марья заперлась в своей комнате и никого не впускала к себе. К двери подошла девушка сказать, что Алпатыч пришел спросить приказания об отъезде. (Это было еще до разговора Алпатыча с Дроном.) Княжна Марья приподнялась с дивана, на котором она лежала, и сквозь затворенную дверь проговорила, что она никуда и никогда не поедет и просит, чтобы ее оставили в покое.
Окна комнаты, в которой лежала княжна Марья, были на запад. Она лежала на диване лицом к стене и, перебирая пальцами пуговицы на кожаной подушке, видела только эту подушку, и неясные мысли ее были сосредоточены на одном: она думала о невозвратимости смерти и о той своей душевной мерзости, которой она не знала до сих пор и которая выказалась во время болезни ее отца. Она хотела, но не смела молиться, не смела в том душевном состоянии, в котором она находилась, обращаться к богу. Она долго лежала в этом положении.
Солнце зашло на другую сторону дома и косыми вечерними лучами в открытые окна осветило комнату и часть сафьянной подушки, на которую смотрела княжна Марья. Ход мыслей ее вдруг приостановился. Она бессознательно приподнялась, оправила волоса, встала и подошла к окну, невольно вдыхая в себя прохладу ясного, но ветреного вечера.
«Да, теперь тебе удобно любоваться вечером! Его уж нет, и никто тебе не помешает», – сказала она себе, и, опустившись на стул, она упала головой на подоконник.
Кто то нежным и тихим голосом назвал ее со стороны сада и поцеловал в голову. Она оглянулась. Это была m lle Bourienne, в черном платье и плерезах. Она тихо подошла к княжне Марье, со вздохом поцеловала ее и тотчас же заплакала. Княжна Марья оглянулась на нее. Все прежние столкновения с нею, ревность к ней, вспомнились княжне Марье; вспомнилось и то, как он последнее время изменился к m lle Bourienne, не мог ее видеть, и, стало быть, как несправедливы были те упреки, которые княжна Марья в душе своей делала ей. «Да и мне ли, мне ли, желавшей его смерти, осуждать кого нибудь! – подумала она.
Княжне Марье живо представилось положение m lle Bourienne, в последнее время отдаленной от ее общества, но вместе с тем зависящей от нее и живущей в чужом доме. И ей стало жалко ее. Она кротко вопросительно посмотрела на нее и протянула ей руку. M lle Bourienne тотчас заплакала, стала целовать ее руку и говорить о горе, постигшем княжну, делая себя участницей этого горя. Она говорила о том, что единственное утешение в ее горе есть то, что княжна позволила ей разделить его с нею. Она говорила, что все бывшие недоразумения должны уничтожиться перед великим горем, что она чувствует себя чистой перед всеми и что он оттуда видит ее любовь и благодарность. Княжна слушала ее, не понимая ее слов, но изредка взглядывая на нее и вслушиваясь в звуки ее голоса.
(перенаправлено с «По следу Сатаны»)
В данном списке представлены серии телепередачи «Криминальная Россия». Каждый фильм документальной телепередачи «Криминальная Россия» представляет собой историю, повествующую о расследовании российскими правоохранительными органами конкретного преступления. Как правило, речь шла о наиболее громких и резонансных делах, раскрытых в новейшей истории СССР и Российской Федерации. «Криминальная Россия» считается одной из лучших криминальных телепередач, свидетельством тому является то, что она трижды номинировалась на премию ТЭФИ в категориях «Лучший сериал года», «Лучший телефильм» и «Продюсерская работа»[1].
Цикл выходил с 1995 по 2007 год на телеканалах НТВ, ТВС и «Первом канале», впоследствии переименован в «Криминальные хроники», выходившие в 2009—2012 годах на «Первом канале». В 2014 году на телеканале ТВ Центр начался показ цикла «Криминальная Россия. Развязка», часть выпусков которого представляла собой ремейк старых серий «Криминальной России» с рассказом о дальнейшей судьбе действующих лиц, а часть рассказывала о новых уголовных делах. Ведущим цикла стал один из режиссёров «Криминальной России» Игорь Вознесенский.
Все представленные в списке утверждения принадлежат авторам телепередачи. Если об основных объектах серий есть статьи в Википедии, о них указано особо в графе «См. также».
Содержание
- 1 Перечень серий телепередачи «Криминальная Россия»
- 2 Перечень серий телепередачи «Криминальные хроники» (Первый канал)
- 3 Перечень серий телепередачи «Криминальная Россия. Развязка» («ТВ Центр»)
- 4 Примечания
- 5 Ссылки
Перечень серий телепередачи «Криминальная Россия»
Серии, выходившие на телеканале НТВ
Сезон 1995 года
| Название выпуска | Год выхода | Количество серий | |
|---|---|---|---|
| |
<center>1995 | <center>1 | |
| 30 июля 1993 года случайные прохожие обнаружили в реке Москва у Ростовской набережной труп неизвестного мужчины. Смерть его наступила от проникающего ранения в область сердца. Личность убитого установить не удалось. 23 августа 1993 года в лесополосе в районе Минского шоссе был обнаружен ещё один труп мужчины, убитого выстрелом в затылок. Эти две находки имели самое непосредственное отношение друг к другу. Вскоре по Москве прокатилась серия убийств одиноких владельцев квартир. Эти убийства были совершены внештатным корреспондентом ряда столичных печатных изданий Александром Мурылёвым. См. также: Мурылёв, Александр Владимирович
| |||
| <center>«Дело Чайки. Операция „Шуба“» | <center>1995 | <center>1 | |
| 31 января 1994 года жильцы одного из домов по 3-й Фрунзенской улице Москвы обнаружили в лифте своего подъезда труп женщины, убитой ударами ножа. Вскоре в Москве было совершено ещё несколько подобных убийств. Их объединяли два обстоятельства — корыстный мотив и одежда женщин — они все были одеты в шубы. Вскоре серийный убийца был задержан. Им оказался украинец-гастарбайтер Александр Чайка. См. также: Чайка, Александр Николаевич
| |||
| <center>«Дело химиков. Наркотик „Белый китаец“» | <center>1995 | <center>1 | |
| Осенью 1991 года среди московских наркоманов началась паника: появился новый наркотик, который после второй-третьей инъекции гарантированно вызывал зависимость, порой даже с лёгкостью убивая свои жертвы. Наркодельцы окрестили его «Крокодилом», или «Белым китайцем». Во время расследования массовой смертности наркоманов сотрудники милиции вышли на след талантливых студентов-химиков — победителя Берлинской олимпиады по химии Фёдора Алексеева и его однокурсника Рината Мивтахова. Вскоре были задержаны и их сообщники. Тем не менее, говорить об окончательной победе над «Белым китайцем» после ареста его создателей и распространителей было очень рано. См. также: Белый китаец
| |||
| <center>«Дело браконьеров. Маленькая война за икру» | <center>1995 | <center>1 | |
| В попытке положить конец безрассудному браконьерству в отношении рыбы осетровых пород на реке Волга в 1994 году МВД РФ проводит крупномасштабную операцию «Путина», в результате которой были задержаны многие браконьеры. | |||
| <center>«Дело Головкина. Удав» | <center>1995 | <center>1 | |
| В 1984 году неизвестный мужчина совершил нападение с попыткой убийства на мальчика в пионерском лагере. Мальчик остался жив, но он стал единственным, кому повезло. Спустя два года в Московской области стали исчезать мальчики. Вся Москва боялась таинственного маньяка по кличке «Фишер». Когда в 1992 году его арестовали, выяснилось, что на счету зоотехника Московского конного завода № 1 Сергея Головкина 11 зверски убитых детей. Суд приговорил его к смертной казни. | |||
| <center>«Дело Култашева. Оборотень» | <center>1995 | <center>1 | |
| В начале октября 1994 года в УВД города Ижевска поступила информация о том, что некто Борис Култашев собирается совершить тройное заказное убийство. За ним было установлено скрытое наблюдение. Вскоре выяснилось, что действующий сотрудник удмуртского ОМОНа Култашев был зятем полковника милиции, заместителя министра внутренних дел республики Удмуртия Николая Перевощикова. 8 октября 1994 года в милицию позвонил лично Борис Култашев и сообщил, что вся его семья расстреляна четырьмя бандитами. Вскоре выяснилось — на Култашева совершили нападение его же собственные соучастники по банде. В течение нескольких месяцев они все были арестованы. См. также: Банда Малышева — Култашева
| |||
| <center>«Дело Мадуева. Приговорённый всеми» | <center>1995 | <center>1 | |
| 4 января 1989 года находящийся в состоянии алкогольного опьянения первый секретарь райкома КПСС одного из сибирских городов был ограблен. Он запомнил двух грабителей. Следом подобные нападения, иногда даже с убийствами, прокатились по всему Советскому Союзу. Преступления фиксировались в Астрахани, Ростове-на-Дону, Ташкенте, Ленинграде, Москве. 14 февраля 1990 года на железнодорожном вокзале Ташкента был задержан некий Сергей Мадуев, которого опознали как исполнителя всех преступлений. Вскоре он неудачно попытался бежать из тюрьмы «Кресты», обольстив женщину-следователя прокуратуры. В 1995 году налётчика и убийцу Сергея Мадуева приговорили к смертной казни. См. также: Мадуев, Сергей Александрович
| |||
| <center>«Дело Корякина. Прирождённые убийцы» | <center>1995 | <center>1 | |
| Вечером 14 января 1993 года в УВД города Кашира поступило сообщение о жестоком убийстве сразу пяти человек. Нападение производилось с целью ограбления. Как выяснилось, это было далеко не первое за последние месяцы подобное преступление. Вскоре после совершения жестокого убийства в соседнем селе были задержаны трое человек — некие Станислав Смеян, Виктор Корякин и Елена Ларичева. Именно они и совершили все убийства. Впоследствии Смеян повесился в СИЗО, Ларичева была приговорена к 8,5 годам лишения свободы, а Корякин — к смертной казни. См. также: Банда Станислава Смеяна
| |||
| <center>«Дело Ряховского. Молчание ягнят (русский вариант)» | <center>1995 | <center>1 | |
| В середине 1988 года в Подольском районе Московской области была убита 70-летняя женщина. Спустя полгода, 2 января 1989 года в Балашихинском районе был зверски убит подросток, ушедший незадолго до своей гибели на лыжную прогулку. В последующие четыре года вся милиция Московской области безуспешно искала серийного убийцу. 13 апреля 1993 года неподалёку от места одного из убийств был арестован некий Сергей Ряховский, который, как впоследствии выяснилось, совершил 19 жестоких убийств. В 1995 году суд приговорил его к смертной казни. | |||
| <center>«Свердловское дело. Сатрапы» | <center>1995 | <center>1 | |
| В 1991 году из Ташкента во Владивосток уехал коммерсант Максим Дасов, который намеревался дёшево купить японский автомобиль. Однако спустя месяц его тело было обнаружено в реке около города Артём. Следы этого преступления вели на Урал, в Свердловск. В то время там бушевала криминальная война между группировками неких Овчинникова и Трифонова. В том же году бандиты были арестованы, и впоследствии приговорены к различным срокам лишения свободы. | |||
| <center>«Дело Ларионова. Кровавый передел» | <center>1995 | <center>1 | |
| В конце декабря 1993 года на имя начальника УВД города Владивостока поступило заявление о пропаже двух работников охранного кооператива «Румас». Вскоре выяснилось, что бесследно исчезли, по меньшей мере, ещё шесть сотрудников того же кооператива. 15 января 1994 года был арестован директор кооператива «Румас» Сергей Ларионов, который являлся организатором и лидером организованной преступной группировки, на счету которой 17 убийств. | |||
| <center>«Дело контрабандистов. Иконы из России» | <center>1995 | <center>1 | |
| В декабре 1993 года в Берлине был убит бывший гражданин СССР Виктор Ляховский. По оперативным данным, он был организатором неудачной попытки провоза через российскую границу крупной партии контрабандных икон. Его сообщники в России были арестованы, но сам Ляховский бежал за границу, и, по-видимому, был уничтожен кредиторами, с которыми не смог расплатиться. | |||
| <center>«Неоконченная война» | <center>1995 | <center>1 | |
| В этой серии рассказывается о работе отдела по борьбе с захватом заложников. Один из сотрудников этого отдела рассказывает о непростой борьбе с подобными преступлениями. | |||
Сезон 1997 года
| Название выпуска | Год выхода | Количество серий | |
|---|---|---|---|
| <center>«Синдикат убийц» | <center>1997 | <center>1 | |
| 21 июля 1994 года в Москве на Ленинском проспекте прогремел взрыв. В результате взрыва погиб лидер Новокузнецкой организованной преступной группировки Владимир Лабоцкий. Как установила экспертиза, взрывное устройство находилось на его теле. Вскоре в группировке началась борьба за лидерство, в результате которой погибли как минимум три человека, а остальные во главе с Игорем Барыбиным (Шкабарой) были арестованы. | |||
| <center>«По следу Сатаны» | <center>1997 | <center>2 | |
| 22 декабря 1978 года под пешеходным мостом в городе Шахты Ростовской области был обнаружен труп девочки. За её убийство был осуждён и расстрелян местный житель Александр Кравченко. Спустя три года в Ростове-на-Дону и Ростовской области началась серия зверских убийств, которая длилась ещё девять лет. В ноябре 1990 года на железнодорожной станции под Ростовом сотрудник милиции задержал подозрительного мужчину по фамилии Чикатило. Вскоре тот признался в совершении 53 убийств на протяжении 12 лет. Суд приговорил его к расстрелу, приговор был приведён в исполнение в 1994 году. См. также: Чикатило, Андрей Романович и убийство Елены Закотновой
| |||
| <center>«Курганский Терминатор» | <center>1997 | <center>1 | |
| 22 июля 1993 года на Олимпийском проспекте Москвы произошла перестрелка, в результате которой погиб криминальный авторитет Валерий Длугач по кличке «Глобус». В январе 1994 года был убит его ближайший друг Владислав Ваннер по кличке «Бобон». В то же время в Москве произошёл ряд убийств криминальных авторитетов и воров в законе, схожих по почерку. В октябре 1994 года на Петровско-Разумовском рынке в результате продолжительной перестрелки, жертвами которой стали три милиционера и охранник рынка, был задержан киллер Александр Солоник. Убийца охотно давал показания, но 5 июля 1995 года он сбежал из СИЗО «Матросская тишина». См. также: Солоник, Александр Викторович
| |||
| <center>«Афера» | <center>1997 | <center>1 | |
| В конце марта 1992 года у здания ГУВД Москвы на Петровке, 38, во время досмотра были обнаружены мешки с деньгами. На следующий день владелец этих денег, чеченец по национальности, явился в милицию и потребовал вернуть ему деньги. В результате расследования была вскрыта крупная мошенническая сеть, укравшая из Центрального банка России порядка 5 миллионов долларов. Первое дело о фальшивых авизо, дошедшее до суда, было судебным процессом над Лом-Али Гайтукаевым, который получил 7 лет лишения свободы. См. также: Фальшивые авизо и Гайтукаев, Лом-Али Ахмедиевич
| |||
| <center>«Ложный курьер» | <center>1997 | <center>1 | |
| 24 февраля 1994 года в Москве на станции метро «Бибирево» был задержан наркокурьер с расфасованной партией метадона. В результате разработки была вскрыта крупная междугородняя организация, возглавляемая вором в законе Павлом Захаровым, он же «Паша Цируль». В 1997 году Захаров умер в СИЗО, а остальные его соучастники были осуждены. См. также: Захаров, Павел Васильевич
| |||
| <center>«Дело „Вэпса“. Вся бандитская власть» | <center>1997 | <center>1 | |
| В марте 1994 года в Находке была арестована большая часть крупной организованной преступной группировки Андрея Вытирайлова по кличке «Вэпс». В течение двух лет группировка практически полностью контролировала город, вела кровопролитную войну с чеченской группировкой Находки. Были убиты десятки человек, но в итоге группировку удалось обезвредить. Самому Вытирайлову удалось скрыться, и на момент съёмок серии он ещё был в федеральном розыске. | |||
Сезон 1998 года
| Название выпуска | Год выхода | Количество серий | |
|---|---|---|---|
| <center>«Кооператив „Узник“» | <center>1998 | <center>1 | |
| 21 июля 1995 года в районном суде города Вятские Поляны Кировской области должно было состояться заседание. Но одна из обвиняемых, 36-летняя Татьяна Козикова, находившаяся под подпиской о невыезде, не явилась. Мать пропавшей рассказала, что не видела дочь уже неделю. Поиски ни к чему не привели. Спустя некоторое время бесследно исчезли ещё несколько человек. 21 июля 1997 года в милицию пришла одна из пропавших, и заявила, что некий Александр Комин уже более двух лет удерживает в подвале своего гаража несколько человек. В тот же день его арестовали. Как выяснилось, четырёх из пропавших он уже убил, а остальным троим удалось спастись. См. также: Комин, Александр Николаевич
| |||
| <center>«Поцелуй Иуды» | <center>1998 | <center>1 | |
| В октябре 1994 года на окраине Москвы, в районе улицы Зорге, был обнаружен труп женщины. Убитую опознали как подругу известного московского криминального авторитета Леонида Завадского по прозвищу «Лёнчик». Он стал первым подозреваемым, но вскоре выяснилось, что в тот же день на территории Введенского кладбища Завадский был убит. Как впоследствии выяснилось, убил Лёнчика и его подругу ближайший помощник Завадского, Сергей Мамсуров. 7 апреля 1995 года Мамсурова убили во время задержания. | |||
| <center>«Неистовый налётчик» | <center>1998 | <center>1 | |
| Летом-осенью 1993 года по Москве прокатилась волна разбойных нападений на магазины «Свет». Бандиты вели себя дерзко, лица под масками не прятали, скорее даже наоборот, старались, чтобы их запомнили. На месте преступления они оставляли стреляные гильзы. Налётчик вскоре был опознан как Валерий Воловик, известный прибалтийский грабитель. Вскоре в Москве появился «офицер-оборотень», проникавший в квартиры и грабивший их. По приметам было установлено, что и это дело рук Воловика. В октябре 1993 года в торговом центре «Лубянский» разыгралось кровавое побоище — два охранника были убиты. Также бандиты убили ещё двух человек во время предыдущих преступлений. Вскоре банда была задержана при попытке продать похищенные вещи. Главарём оказался не Воловик, а весьма похожий на него Михаил Устинович. Суд приговорил его к смертной казни. См. также: Устинович, Михаил Иванович
| |||
| <center>«Убить по-русски» | <center>1998 | <center>2 | |
| 27 февраля 1995 года в полицию пригорода Парижа Лувесьенна позвонил 16-летний Алексей Полевой, который заявил, что вся его семья убита. На месте преступления было обнаружено шесть трупов. Убитыми оказались отец Алексея Полевого Евгений, его новая жена, её родители и двое приятелей Евгения. На следующий день Алексей признался в совершении убийства. Спустя несколько лет он был приговорён к 8 годам лишения свободы. Однако многие до сих пор не верят в виновность Полевого-младшего. См. также: Массовое убийство в Лувесьенне
| |||
| <center>«Марки из Голландии» | <center>1998 | <center>1 | |
| Осенью 1993 года в поле зрения правоохранительных органов попал гражданин Польши Михалек Войчек. Его подозревали в контрабанде наркотиков на территорию России. Как выяснилось, Войчек провозил в Россию наркотик ЛСД под видом почтовых марок. Впоследствии Войчек и его российские покупатели были задержаны. | |||
| <center>«Смерть у обочины» | <center>1998 | <center>1 | |
| Весной 1993 года в Балашихинском районе Московской области, в районе озера Бисерово было обнаружено два трупа водителей-дальнобойщиков. Спустя некоторое время в тех же местах трупы дальнобойщиков стали находить всё чаще и чаще. Вскоре на 38-м километре Горьковского шоссе была остановлена находящаяся в розыске машина. Её перегонщик назвал тех, кто поручил ему перевезти её. Так была задержана банда из шести человек во главе с Андреем Сохиным. Банда совершила 13 убийств. Трое из шести членов банды были приговорены к смертной казни. См. также: Банда Андрея Сохина
| |||
| <center>«Троих надо убрать» | <center>1998 | <center>1 | |
| 18 августа 1994 года к директору одного из лесных хозяйств Калининградской области Александру Алексееву обратились польские бизнесмены Мечислав Ковалевски, Мирослав Вильк и Анджей Данилович. Они успешно провели переговоры о закупке партии леса и выплатили аванс. Но вскоре Алексеев был уволен со своего поста. Чтобы не отдавать деньги, он заманил всех троих поляков в лес и убил их. Спустя некоторое время Алексеев был изобличён. В 1996 году суд приговорил его к смертной казни. | |||
| <center>«Волки по партии» | <center>1998 | <center>1 | |
| 20 мая 1994 года сотрудники службы безопасности спорткомплекса «Олимпийский» обнаружили в одном из подсобных помещений самодельное взрывное устройство. Вскоре было обнаружено ещё одно. В тот день в «Олимпийском» проходил фестиваль «Евреи за Иисуса», что дало повод предположить о причастности к попытке теракта экстремистских элементов. В результате расследования было установлено, что на территории Тимирязевской сельскохозяйственной академии её охранниками была создана фашистская организация «Вервольф». Зимой 1995 года суд приговорил лидера организации Игоря Пирожка к 5 годам лишения свободы. См. также: Пирожок, Игорь Николаевич
| |||
| <center>«Охота на двойника» | <center>1998 | <center>1 | |
| 24 октября 1995 года на улице Северодвинской неизвестный насильник ограбил и изнасиловал двух 14-летних девочек. Пока шли опросы потерпевших, на соседней улице были изнасилованы ещё две девочки. Вскоре по городу прокатилась волна изнасилований детей. В ходе оперативных мероприятий было установлено, что преступления совершали два удивительно похожих друг на друга человека, не знавших о существовании друг друга — Олег Косарев и Валерий Деев. На счету Косарева 108 изнасилованных детей, Деева — не менее 50. Оба были приговорены к 15 годам лишения свободы. См. также: Косарев, Олег Леонидович
| |||
| <center>«Чёрный героин» | <center>1998 | <center>1 | |
| В декабре 1995 года в Москве в подъезде одного из домов по Новосибирской улице был обнаружен труп женщины без признаков насильственной смерти. В её сумочке был обнаружен пакетик с хорошо очищенным героином. Во время обыска в квартире, куда приходила женщина, было обнаружено ещё больше героина. Как выяснилось впоследствии, героин провозили в Россию представители нигерийской наркомафии. В результате спецоперации были задержаны и нигерийские, и российские наркоторговцы. | |||
| <center>«Тайна Невского лесопарка» | <center>1998 | <center>1 | |
| 21 ноября 1991 года рабочий Невского лесопарка, расположенного на окраине Санкт-Петербурга, обнаружил труп девушки. Тело сильно разложилось, однако оно было опознано. Смерть потерпевшей была признана результатом несчастного случая. В течение долгих пяти лет в Невском лесопарке происходили убийства. Серийным убийцей оказался сотрудник петербургской милиции Павел Шувалов. Суд приговорил его к смертной казни, заменённой на пожизненное лишение свободы. См. также: Шувалов, Павел Алексеевич
| |||
| <center>«Гангстеры и филантропы» | <center>1998 | <center>1 | |
| 20 июня 1993 года в УФСК по Санкт-Петербургу и Ленинградской области пришла информация о краже с Волгоградского рыбокомбината 45 тысяч банок чёрной икры. Грузовик с икрой был задержан на таможенном посту в области, однако в результате вмешательства коррумпированного таможенного начальства был пропущен за границу. Однако оперативным путём было установлено, что контрабандой руководил вице-мэр Санкт-Петербурга Лев Савенков. Вскоре Савенков был арестован за попытку контрабанды осмия, который получил в домашней лаборатории известный учёный-самородок Виктор Петрик. 20 июня 1997 года Савенков был приговорён к 5 годам лишения свободы. См. также: Савенков, Лев Витальевич
| |||
| <center>«Великолукские. От рассвета до заката» | <center>1998 | <center>1 | |
| В 1996 году перестала существовать самая могущественная и авторитетная группировка Санкт-Петербурга, почти в течение десятилетия определявшая его криминальную жизнь — Великолукская. Основателями группировки были братья Николай и Виктор Гавриленковы, уроженцы Великих Лук. Именно из «великолукской» бригады впоследствии выделилась знаменитая Тамбовская ОПГ. В 1995 году был убит Николай Гавриленков, а в 1996 году из России в Испанию надолго уехал Виктор. | |||
| <center>«Убийца по объявлению» | <center>1998 | <center>1 | |
| 26 июля 1996 года в Кировском районе Санкт-Петербурга было совершено двойное убийство — пожилая женщина и её взрослая дочь. Как позже выяснилось, убийство «заказал» муж дочери Леонид Андронов. Исполнителя, Дмитрия Кашницкого, он нашёл через газетное объявление. Суд приговорил Андронова к 15 годам лишения свободы, а Кашницкого признали невменяемым. | |||
| <center>«Последним не будет» | <center>1998 | <center>1 | |
| 4 июля 1997 года в одно из отделений милиции Южного Административного округа Москвы поступило заявление об исчезновении подростка. Затем в том же районе пропали ещё несколько подростков. Вскоре в Борисовских прудах был выловлен труп одного из них. Серийным убийцей оказался ранее неоднократно судимый безработный Владимир Кузьмин. См. также: Кузьмин, Владимир Иванович
| |||
| <center>«Брянские волки» | <center>1998 | <center>1 | |
| 10 апреля 1997 года недалеко от украинской станции Шалимовка, расположенной на границе с Брянской областью, был найден труп женщины. Её видели в компании двух мужчин. Затем в Брянской области были ограблены несколько магазинов и богатых домов. Вскоре бандиты были вычислены. Ими оказались ранее неоднократно судимые Григорий Жукунов и Константин Бакин. Но схватить сразу их не удалось. Спустя некоторое время они убили ещё четырёх человек. Во время нападения на очередной дом бандиты встретили серьёзный отпор. Жукунов был убит, а Бакин — арестован. См. также: Банда Жукунова — Бакина
| |||
| <center>«Поддельники» | <center>1998 | <center>1 | |
| В мае 1992 года к одной из сотрудниц Государственного Русского музея в Санкт-Петербурге обратился частный коллекционер с просьбой подтвердить подлинность рисунка русского художника, оценённого в 500 тысяч долларов. Как выяснилось, рисунок был создан известным художником-авангардистом Павлом Филоновым, и хранился в Русском музее. Вскоре обнаружено — пропали ещё несколько рисунков Филонова и Маковского. В результате долгой оперативной разработки были задержаны сотрудница музея Татьяна Король и организатор похищений Моисей Поташинский. 5 февраля 1997 года суд приговорил Король к 6 годам лишения свободы, а Поташинского — к 8. | |||
Сезон 1999 года
| Название выпуска | Год выхода | Количество серий | |
|---|---|---|---|
| <center>«Убийство депутата Скорочкина» | <center>1999 | <center>1 | |
| 2 февраля 1995 года в городе Зарайске был похищен и вскоре обнаружен убитым депутат Государственной Думы России Сергей Скорочкин. В результате расследования этого уголовного дела были арестованы заказчик и исполнители, но лишь двое были признаны виновными и осуждены за похищение человека, повлекшее смерть. См. также: Скорочкин, Сергей Григорьевич
| |||
| <center>«Схватка на Гончарной» | <center>1999 | <center>1 | |
| 31 июля 1997 года в службу вневедомственной охраны Москвы поступило сообщение о вооружённом нападении на склад фирмы на улице Гончарной. Прибывшие на место сотрудники милиции открыли по бандитам огонь. В результате завязавшейся перестрелки погибли трое милиционеров. Бандитам удалось уйти, но вскоре они были задержаны. См. также: Перестрелка на Гончарной улице
| |||
| <center>«Ошибка киллера» | <center>1999 | <center>1 | |
| 30 марта 1994 года на лестничной площадке одной из многоэтажек по улице Типанова в Санкт-Петербурге был убит крупный бизнесмен Вячеслав Дмитриев. Расследование этого дела поначалу казалось безнадёжным, но вскоре были арестованы изготовители орудия убийства, в том числе некто Садецкий, который лично передал киллеру оружие. Следом были арестованы киллер Эсмедляев и заказчик убийства Рязанов. В марте 1998 года суд приговорил Садецкого к 9 годам лишения свободы, Рязанова — к 10, Эсмедляева — к 13. | |||
| <center>«Как украсть миллиард» | <center>1999 | <center>1 | |
| В конце февраля 1995 года одна из сотрудниц Российского Государственного исторического архива Санкт-Петербурга обнаружила, что в одном из фондов отсутствует большое количество документов высокой степени ценности. Вскоре некоторые из этих документов были обнаружены в немецком магазине антиквариата. Продавец был задержан. Им оказался Владимир Файнберг, частный коллекционер и бизнесмен. С ним вместе были арестованы сотрудник охраны архива Беспамятнов и компаньон Файнберга Зайцев. Впоследствии Файнберг бежал в Израиль, а Беспамятнов и Зайцев получили по 9 и 11 лет лишения свободы с возмещением архиву ущерба в размере 18 миллионов долларов. См. также: Файнберг, Владимир Мейлевич
| |||
| <center>«Конопляный рейс» | <center>1999 | <center>1 | |
| В сентябре 1997 года в авиаполку, обслуживающем космодром Байконур, произошёл необычный случай — борттехник самолёта капитан Куаныш Аксакалов проиграл в карты около двух тысяч долларов. В те годы офицеры месяцами не получали денежного довольствия, поэтому это привлекло внимание Особого отдела ФСБ по российским войскам в Казахстане. Проверка установила: Аксакалов с сослуживцами наладили контрабанду конопли на территорию России. | |||
| <center>«Побег из „Крестов“» | <center>1999 | <center>2 | |
| 23 февраля 1992 года из СИЗО «Кресты» в Санкт-Петербурге попытались бежать семь преступников — некие Перепёлкин, Шапранов, Зеленов, Королёв, Фёдоров, Зиновьев и Уткин. Когда им это не удалось, они взяли в заложники двух контролёров и стали диктовать свои условия руководству тюрьмы. В результате спецоперации Шапранов, Зеленов и Фёдоров были убиты, а остальные преступники были осуждены в 1995 году — Королёв — к 15 годам лишения свободы, Зиновьев — к 13, Уткин — к 6, а Перепёлкин — к смертной казни, заменённой впоследствии на пожизненное заключение. | |||
| <center>«Спасти любой ценой» | <center>1999 | <center>2 | |
| 23 декабря 1993 года в Ростове-на-Дону вооружённые преступники в масках взяли в заложники 15 детей и учительницу. Они потребовали 10 миллионов долларов и вертолёт для вылета из города. В результате нескольких дней переговоров бандиты освободили многих детей. Им удалось получить деньги и улететь, но они ошиблись в координатах, и приземлились не там, где рассчитывали, а в районе Махачкалы. Там бандиты были арестованы. Их лидером был ранее судимый Муса Алмамедов. Суд приговорил его к высшей мере наказания — расстрелу, впоследствии заменённому на 15 лет лишения свободы. См. также: Захват группы детей в Ростове-на-Дону
| |||
| <center>«Погоня за призраками» | <center>1999 | <center>2 | |
| Начиная с зимы 1994 года, по Москве прокатилась волна преступлений. Бандиты врывались в квартиры, на дачи, парикмахерские, общественный транспорт, грабили находившихся там людей, насиловали женщин и оставляли на лицах жертв крестообразные шрамы. Более года спустя сотрудникам уголовного розыска удалось выйти на след преступников. Ими оказались некие Ахмет Рахметов и Лилия Верба. Суд приговорил их к 15 и 8 годам лишения свободы соответственно. | |||
| <center>«Деревенский киллер» | <center>1999 | <center>1 | |
| В ноябре 1996 года за квартирные кражи была задержана банда некоего Юрия Жуликова. В ходе расследования её деятельности было выяснено, что Жуликов непосредственно причастен к убийству директора звукозаписывающей фирмы «ЗеКо Рекордс» Кирилла Зеленова. Вскоре были арестованы киллер Василий Силушин и заказчик Владимир Козлов. | |||
| <center>«Особенности национальной разборки» | <center>1999 | <center>2 | |
| 21 января 1994 года в районе посёлка Каменка Ленинградской области был обнаружен сгоревший микроавтобус Mazda E2000 с десятью трупами внутри. Убитыми оказались девять сотрудников АОЗТ «Молодёжный центр», которые поехали в тот день вызволять похищенный бандитами автомобиль одного из их коллег, и неизвестный, личность которого так и не удалось установить. В результате розыскных мероприятий были задержаны сотрудники фирмы «Беркут» во главе с её директором Сергеем Беловым. Он заявил, что убивали не они, а их криминальная «крыша» — группировка, контролировавшая Финляндский вокзал, во главе с некими Кириллом Барановым и Романом Кораблёвым. Все они были задержаны. Суд приговорил Белова, Кораблёва и Баранова к 15 годам лишения свободы. | |||
| <center>«Неуловимый взломщик» | <center>1999 | <center>2 | |
| В мае 1994 года сотрудники «Метрополитен-банка» в Нью-Йорке обнаружили массовые случаи исчезновения денег со счетов их клиентов. Деньги переводились в банки США, Израиля, Голландии, Люксембурга. В результате совместных операций спецслужб этих стран получатели денег были задержаны. Все они были гражданами России, и у всех были заказаны билеты до Санкт-Петербурга. В результате контактов с российскими спецслужбами было установлено имя хакера-гения — Леонид Резин. Резин улетел в Европу, где и был задержан. Суд приговорил его к 3 годам лишения свободы. См. также: Левин, Владимир Леонидович
| |||
| <center>«Люберецкий изувер» | <center>1999 | <center>1 | |
| 22 августа 1997 года в ОВД «Измайлово» позвонила пожилая женщина, которая сообщила, что похищен её сын и ограблена её квартира. Вскоре её сын был обнаружен мёртвым. Спустя некоторое время произошли ещё несколько убийств. По подозрению в их совершении был задержан некий Николай Капущу, а также несколько его сообщников. Они во всём признались, но Капущу до суда не дожил — он умер от туберкулёза. См. также: Банда Николая Капущу
| |||
| <center>«Похищение „Страдивари“» | <center>1999 | <center>1 | |
| 25 мая 1996 года из Государственного Центрального музея музыкальной культуры имени М. И. Глинки была похищена уникальная скрипка работы Антонио Страдивари. Вскоре за скрипку потребовали выкуп в три миллиона немецких марок. В результате расследования были задержаны бывшие курсанты Кремлёвского военного училища Григорьев и Шайдуров. Военный трибунал приговорил их к 8 и 7 годам лишения свободы соответственно. | |||
| <center>«Овечкины: никто не хотел убивать» | <center>1999 | <center>2 | |
| 8 марта 1988 года семь братьев с окраины Иркутска захватили самолёт с целью вырваться из СССР. Спецоперация, проведённая спецслужбами, оказалась неудачной. Старшие братья и их мать покончили с собой, подорвав самолёт. Ещё двоё членов семьи Овечкиных были осуждёны. См. также: Семья Овечкиных и попытка угона Ту-154 8 марта 1988 года
| |||
| <center>«Операция „Ловушка“» | <center>1999 | <center>1 | |
| Только за 9 месяцев 1999 года в Санкт-Петербурге были разоблачены 153 преступных группы, занимавшихся угоном автотранспорта. Ввиду особой сложности в расследовании подобных преступлений разрабатывались специальные операции. Одна из таких операций под кодовым названием «Ловушка», привела к задержанию ещё одной такой банды. | |||
| <center>«Двойное убийство» | <center>1999 | <center>1 | |
| 25 января 1995 года возле своего кабинета двумя выстрелами из пистолета был убит генеральный директор АО «Московский вентиляторный завод» Александр Миронов. Главным подозреваемым в заказе убийства стал его заместитель — Вячеслав Ваксман. Ваксмана было решено арестовать, однако он вскоре бесследно исчез, и 3 апреля 1997 года был обнаружен убитым в багажнике своей машины. В процессе следствия выяснилось, что Миронова убил его заместитель по кадрам Михаил Прошин, и Ваксмана «заказал» он же. 31 мая 1999 года суд приговорил Прошина к 25 годам лишения свободы, а исполнителей убийства Ваксмана — Зандера и Горелкина — к 15 и 8 годам. | |||
| <center>«Операция Клофелин» | <center>1999 | <center>1 | |
| В 1990-е годы проституция в городах России породила ряд новых видов преступлений. Одним из них является кража денег и ценностей у клиента проститутками после подливания в спиртное клофелина. Одна из операций правоохранительных органов привела к задержанию ещё нескольких группировок клофелинщиц. | |||
| <center>«Возвращение Терминатора» | <center>1999 | <center>2 | |
| 5 июля 1995 года из СИЗО «Матросская тишина» бежал знаменитый киллер Александр Солоник. Поиски его к успеху не привели. Вскоре по Москве пронеслась очередная серия громких заказных убийств. Так, в октябре 1995 года был расстрелян лидер Коптевской ОПГ Александр Наумов («Наум-старший»). Убийца был редким профессионалом, что позволило приписать это убийство Солонику. Его искали по всей России, но тот бежал в Грецию, где в феврале 1997 года был убит. Заказчиками его убийств были лидеры Курганской ОПГ — Колигов, Нелюбин и Игнатов. Нелюбин был убит, Колигов сел на 8 лет, а Игнатова так и не нашли. | |||
| <center>«В сетях дьявола» | <center>1999 | <center>2 | |
| Летом 1998 года в Москве были совершены несколько зверских убийств. Одним из подозреваемых по этому делу оказался директор частного детского дома «Омега» Дмитрий Крюков. Спустя некоторое время он был задержан. Доказательств причастности Крюкова к серии убийств не было найдено, но его признали виновным в растлении своих воспитанников, создании оккультной секты и попытке организовать похищение и убийство сына гражданки Франции, спонсировавшей детский дом и усомнившейся в правильном расходовании поступавших средств. Судебно-психиатрическая экспертиза признала Крюкова невменяемым и направила на принудительное лечение. См. также: Карпов, Дмитрий Николаевич
| |||
| <center>«10 отдел» | <center>1999 | <center>1 | |
| Только за 9 месяцев 1999 года в Петербурге было совершено 343 грабежа и разбойных нападения. Предметами посягательств бандитов стали деньги, товарные и другие материальные ценности. Расследованием грабежей и разбоев занимается Десятый отдел Уголовного розыска Санкт-Петербурга. Одна из операций по обезвреживанию банды грабителей легла в основу этой серии. | |||
| <center>«Роковая коллекция» | <center>1999 | <center>2 | |
| 27 июля 1990 года была ограблена квартира известного советского коллекционера Виктора Магидса. Преступники унесли самые ценные вещи из его коллекции. В течение шести лет их находили по разным уголкам мира. В 1996 году налётчики были осуждены, но суда Магидс так и не дождался. | |||
Сезон 2000 года
| Название выпуска | Год выхода | Количество серий | |
|---|---|---|---|
| <center>«Сибирский потрошитель» | <center>2000 | <center>2 | |
| В начале июня 1996 года в Новокузнецке в реке Аба начали вылавливать расчленённые тела детей. За короткое время число жертв неизвестного потрошителя перевалило за десяток. Вскоре в Тольятти произошла подобная серия убийств. За её совершение был арестован Олег Рыльков. Но он оказался непричастным к убийствам в Новокузнецке. В результате долгих поисков был арестован Александр Спесивцев. В своей квартире он убил и расчленил, по меньшей мере, 19 жертв, а его мать выносила останки в мусорных вёдрах и выбрасывала в реку. Суд приговорил её к 15 годам лишения свободы, а Спесивцева отправили на принудительное лечение. См. также: Рыльков, Олег Викторович и Спесивцев, Александр Николаевич
| |||
| <center>«12 отдел» | <center>2000 | <center>1 | |
| Только за 1998 год в Петербурге было совершено около 120 преступлений, связанных с хищениями художественных и культурных ценностей. Расследование этих преступлений весьма сложное, иногда для него необходимы годы. В основу серии положена спецоперация Двенадцатого отдела Уголовного розыска Санкт-Петербурга по обезвреживанию банды, занимавшейся преступлениями в сфере оборота антиквариата. | |||
| <center>«Заложники „чёрного золота“» | <center>2000 | <center>2 | |
| В ночь на 9 января 1996 года боевики Салмана Радуева и Хункара Исрапилова в количестве 250 человек беспрепятственно перешли границу Чечни и Дагестана и нанесли удар по вертолётной базе федеральных войск вблизи города Кизляр. Получив отпор, банда захватила городскую больницу, куда согнала более 2 тысяч человек. После долгих переговоров Радуев и Исрапилов согласились уйти в Чечню, однако на обратной дороге они захватили село Первомайское на границе Дагестана и Чечни. 16 января село было штурмом взято. В результате теракта погибло 15 заложников и 29 военнослужащих. Радуев и Исрапилов сумели бежать. Спустя полгода уголовное дело было приостановлено. См. также: Террористический акт в Кизляре (1996)
| |||
| <center>«Операция „Таджик“» | <center>2000 | <center>1 | |
| Санкт-Петербург в 1990-е годы стал неофициальной столицей российской наркомании. По некоторым оценкам, петербургские наркоманы принимали в то время около 100 килограммов различных наркотиков, большую долю которых занимают героин и кокаин, в сутки. Только 7 % наркоманов избавлялись от наркозависимости, остальные же умирали. Но наркодельцы продолжали получать огромные деньги, порядка 10 миллиардов долларов в год. Одна из операций правоохранительных органов привела к обезвреживанию ряда таджикских группировок, занимавшихся торговлей наркотиками. | |||
| <center>«Бешеное золото» | <center>2000 | <center>2 | |
| В 1992 году в Касимове Рязанской области начали исчезать люди. Некоторых из них находили в лесах со следами пыток. По ночам на окраинах города зазвучали выстрелы. Многие связывали эти криминальные разборки с местным золотоперерабатывающим заводом. Хищения с него угрожали экономической безопасности России. В результате многолетних операций было арестовано и отдано под суд 55 военнослужащих из охраны завода, 126 бандитов, а также большое количество рабочих завода. В ходе следствия было изъято полмиллиона долларов и 210 килограммов драгоценных металлов. См. также: Касимовская криминальная война
| |||
| <center>«Последний выстрел» | <center>2000 | <center>1 | |
| 29 мая 1998 года в ГУВД Санкт-Петербурга поступило сообщение — неизвестный инвалид-террорист захватил Петропавловский собор и собирается его взорвать. Он требует прямого эфира на радиостанцию «Балтика». На обезвреживание террориста был отправлен лучший снайпер петербургского ОМОНа Сергей Уваров. Однако, узнав в террористе своего друга Артура Елисеева, он отказался стрелять в него. Елисеев всё равно был обезврежен и впоследствии приговорён к 3,5 годам лишения свободы. Уваров же уволился со службы. | |||
| <center>«Автосервис на крови» | <center>2000 | <center>1 | |
| 10 февраля 1998 года в ОВД «Фили-Давыдково» обратился некий Роберт Хигрин. Он сообщил, что пропал его сын Константин с женой Валерией. В тот день они собрались продавать автомобиль. Спустя некоторое время в разных районах города стали пропадать при таких же обстоятельствах другие люди. За несколько месяцев исчезло 11 человек. 22 апреля 1998 года были арестованы Евгений Нагорный и Сергей Ставицкий, которые признались в убийствах с целью завладения автотранспортом. Суд приговорил Нагорного к пожизненному заключению, а Ставицкого отправили на принудительное лечение. См. также: Нагорный, Евгений Олегович
| |||
| <center>«ТТ для киллера» | <center>2000 | <center>2 | |
| 5 декабря 1993 года был совершён вооружённый налёт на караульное помещение ВОХР станции Люблино Московской железной дороги. Погибло двое караульных, третий был ранен. Было похищено 50 пистолетов ТТ из оружейной комнаты. Во время расследования в коллектив ВОХР был внедрён оперативник. Как выяснилось, налёт организовал криминальный авторитет Байрамов, а исполнил его тот самый третий караульный — 58-летний Андрей Кирсанов. Впоследствии Кирсанов убил Байрамова. | |||
| <center>«Охотники на маньяков» | <center>2000 | <center>2 | |
| 21 февраля 1995 года на окраине города Шахты Ростовской области был найден труп 50-летней женщины. Вскоре по Ростовской области прокатилась волна убийств и грабежей. 1 мая 1995 года маньяк напал на женщину с дочерью. Девочке чудом удалось спастись. В тот же день маньяк был арестован в Сальске. Им оказался Владимир Муханкин. Суд приговорил его к смертной казни, заменённой на пожизненное заключение. См. также: Муханкин, Владимир Анатольевич
| |||
| <center>«Чума» | <center>2000 | <center>2 | |
| Начиная с весны 1995 года, в Санкт-Петербурге стали происходить убийства валютных менял. По подозрению в убийстве одного из них был арестован майор Алексей Чумаченко. Проведя в общей сложности под стражей почти год, он был выпущен на свободу. За три года бандой было убито два десятка человек. В перестрелке Чумаченко и лидер банды Громов погибли. | |||
| <center>«Месть чемпиона» | <center>2000 | <center>1 | |
| 25 августа 1996 года в городскую пожарную службу Москвы поступило сообщение о пожаре в ночном клубе в Ясенево. В результате пожара погибли 8 человек, ещё 4 были госпитализированы. Как выяснилось, поджог совершили бывший спортсмен Борис Рудин и ветеран горячих точек Валерий Никонов. Суд приговорил их к 15 и 14 годам лишения свободы соответственно. | |||
| <center>«Братья по крови» | <center>2000 | <center>2 | |
| В начале лета 1997 года в Уфе появился маньяк, который насиловал детей и выкалывал им глаза. После второго покушения он был задержан. Им оказался Михаил Кожепаров. Однако когда он сидел в тюрьме, произошло ещё одно схожее преступление, на этот раз окончившееся убийством. Убийцей оказался родной брат Кожепарова Владимир, который совершил преступление, чтобы отвести подозрения от Михаила. Оба брата были приговорены к 25 годам лишения свободы. См. также: Дело братьев Кожепаровых
| |||
| <center>«Банда неудачников» | <center>2000 | <center>2 | |
| 12 декабря 1996 года в Ростове-на-Дону было совершено жестокое убийство женщины с целью её ограбления. Вскоре по городу и области прокатилась волна таких убийств. Жертвами бандитов стали даже криминальный авторитет Грибов и начальник Сызранского СИЗО полковник Бородин. Постепенно все члены банды были задержаны, в том числе организатор банды Дмитрий Ященко и его ближайший сподручный Дмитрий Головинов. Суд приговорил двух последних к пожизненному заключению, остальных — на сроки до 22 лет. См. также: Банда Дмитрия Ященко
| |||
| <center>«Дневник оборотня» | <center>2000 | <center>2 | |
| В 1973 году в Невинномысске бесследно исчез мальчик, спустя три года — ещё один. Расследование этих исчезновений привело к выявлению серийного убийцы, орудовавшего на протяжении нескольких десятилетий. Им оказался директор детского клуба «Чергид» Анатолий Сливко. Суд приговорил его к расстрелу, в 1989 году приговор был приведён в исполнение[2]. См. также: Сливко, Анатолий Емельянович
| |||
Сезон 2001 года
| Название выпуска | Год выхода | Количество серий | |
|---|---|---|---|
| <center>«Берегись компаньона» | <center>2001 | <center>2 | |
| 20 августа 1994 года в Железнодорожное РУВД города Архангельска обратилась женщина с заявлением о пропаже её сына, Александра Харитоненко, куратора внешнеторговых связей известной в городе благотворительной организации НРПФ «Север». Спустя некоторое время был убит один из соучредителей «Севера» Юрий Кологреев. В результате расследования было выявлено, что эта компания — финансовая пирамида. Её директор Андрей Лёшечкин, а также убийцы Кологреева были арестованы. 15 января 1997 года Лёшечкин был приговорён к 6 годам лишения свободы, его соучастники — от 5 до 13 лет. | |||
| <center>«Охота на слонов» | <center>2001 | <center>2 | |
| 25 ноября 1993 года в Рязани в клубе завода «Рязсельмаш» произошла криминальная разборка, в результате которой погибли 8 и были ранены 9 бандитов, членов Айрапетовской ОПГ. Единственными, кто мог организовать подобную акцию, была так называемая «Слоновская ОПГ». Её лидерами были Вячеслав Ермолов и Николай Максимов. Впоследствии Максимов был убит, а Ермолов спустя несколько лет скрылся от преследования. Члены Слоновской ОПГ были осуждены. | |||
| <center>«Доктор Смерть» | <center>2001 | <center>2 | |
| Весной 2000 года в Санкт-Петербурге в своей квартире на Васильевском острове была убита бывшая прима-балерина Мариинского театра Елизавета Персова. Неизвестный сделал ей укол, после чего задушил капроновым чулком. Вскоре по городу прокатилась волна схожих по почерку нападений. В результате долгих поисковых мероприятий был задержан врач скорой помощи Максим Сергеев. Он вскоре признался в совершении 12 убийств и более чем 50 ограблений. См. также: Петров, Максим Владимирович
| |||
| <center>«Домодедовский упырь» | <center>2001 | <center>2 | |
| В начале лета 1998 года по Домодедовскому району Московской области прокатилась волна разбойных нападений и убийств. Вскоре подобные преступления участились и в Москве и Видном. В результате поисков был арестован гастарбайтер Ион Продан, который признался в совершении 5 убийств и 58 нападениях. Суд приговорил его к 25 годам лишения свободы. См. также: Продан, Иван Андреевич
| |||
| <center>«Убийственная страсть» | <center>2001 | <center>2 | |
| В июне 1997 года в Санкт-Петербурге в подъезде дома по Большой Пушкарской улице был обнаружен труп бизнесмена Александра Скворцова. Вскоре в городе произошло ещё три странных убийства. Внешне они не были связаны друг с другом, но все были связаны с одной из петербургских проституток. В результате поисков был задержан бизнесмен Игорь Усов, который совершил все четыре убийства, влюбившись в эту проститутку, и желая вытащить её из рук сутенёров. Суд приговорил его к 16 годам лишения свободы. | |||
| <center>«Лохотронщики» | <center>2001 | <center>2 | |
| В 1997 году в Москве на Лужниковском рынке появились так называемые «лохотронщики». Некоторые из их жертв, у которых ловкие мошенники обманом извлекали все денежные средства, после этого даже кончали жизнь самоубийством. В результате долгих оперативно-розыскных мероприятий были задержаны многие «лохотронщики». Их лидер — Игорь Воронов по прозвищу «Гарик» сумел бежать в США, но в 2001 году его убили там во время задержания. | |||
| <center>«Адская бочка» | <center>2001 | <center>2 | |
| В ночь с 8 на 9 декабря 1998 года в РУВД города Вельска Архангельской области обратилась Галина Доильницына с заявлением о пропаже своей дочери Татьяны. Спустя полгода женщины в Вельске стали исчезать почти каждые две недели. После исчезновения уже седьмой по счёту женщины был задержан заключённый-«бесконвойник» Сергей Шипилов, который признался в совершении не только этих семи убийств, но и ещё в трёх. Суд приговорил его к пожизненному заключению. См. также: Шипилов, Сергей Александрович
| |||
| <center>«Операция „Спрут“» | <center>2001 | <center>2 | |
| Осенью 1996 года в России появился новый вид мошенничества — телефонное пиратство. Его контролировали вьетнамские этнические группировки. Спустя некоторое время в Москве произошло убийство инженера-радиотехника Сергея Петровского, в квартире которого были обнаружены детали коммутатора мошенников. Как выяснилось позже, Петровский пал жертвой разборок между двумя преступными группировками неких Сарычева и Бессонова. Тела обоих вскоре были обнаружены в одном из домов в пригороде Нью-Йорка. Их соучастники были арестованы. | |||
| <center>«Ночная стая» | <center>2001 | <center>1 | |
| В середине октября 1997 года в ГУВД Санкт-Петербурга стали поступать сообщения о невероятно дерзкой банде налётчиков, промышлявшей на Васильевском острове. Они совершили ряд разбойных нападений, некоторые привели к убийствам. Банда во главе с неким Рябовым вскоре была задержана. Суд приговорил её участников в общей сложности к 68 годам лишения свободы. | |||
Сезон 2002 года
| Название выпуска | Год выхода | Количество серий | |
|---|---|---|---|
| <center>«Ростовские оборотни» | <center>2002 | <center>2 | |
| 4 ноября 1998 года в Ростове-на-Дону был похищен сын председателя Ростовского отделения Сбербанка России Владимира Королькова Максим. У его отца потребовали выкуп в 800 тысяч долларов. Все попытки правоохранительных органов обезвредить банду не привели к успеху. 26 января 1999 года Максим Корольков, убив одного из охранников, сумел бежать. Банда была арестована в полном составе, в неё входили сразу пять сотрудников милиции. Суд приговорил лидера банды Сергея Корогодина к 25 годам лишения свободы, а его соучастников — от 9 до 20 лет. См. также: Банда Сергея Корогодина
| |||
| <center>«Неутомимый заказчик» | <center>2002 | <center>1 | |
| В декабре 1997 года заместитель начальника Управления гостиниц по Санкт-Петербургу Юрий Кузьмин обнаружил за собой слежку. Вскоре двое следивших за ним людей пришли к нему и заявили, что они киллеры и должны убить его, и потребовали с Кузьмина денег. Но оба киллера были схвачены охранниками и доставлены в милицию. Заказчика они не знали, поэтому было решено инсценировать смерть Кузьмина, чтобы задержать его. Это успешно удалось, и бывший завхоз Управления гостиниц Александр Топов был арестован и впоследствии приговорён к 8 годам лишения свободы. | |||
| <center>«Отморозки» | <center>2002 | <center>2 | |
| 25 января 1997 года на окраине Твери был обнаружен полусожжённый труп мужчины. Убитым оказался Олег Медведев. Как выяснилось, убийство совершили его первая жена Александра Медведева, её новый муж Ленар Сафин, их приятели Игорь Пронин, Альберт Абдуллин и Лилия Багдасарян. Также было выяснено, что они совершили ещё пять убийств. В августе 1999 года Московский городской суд приговорил Пронина — к 25 годам лишения свободы, Медведеву — к 15, Багдасарян — к 10, а Сафина и Абдуллина к пожизненному заключению. | |||
| <center>«Чёрная лента» | <center>2002 | <center>1 | |
| 19 сентября 1999 года в Смоленске произошло убийство 18-летней девушки. В течение последующих нескольких месяцев в городе были убиты ещё девять девушек. Маньяком оказался охранник рынка Сергей Чёрный. Экспертиза признала его невменяемым и направила на принудительное лечение в спецлечебницу, где в июне 2001 года он и скончался. См. также: Чёрный, Сергей Анатольевич
| |||
| <center>«Поставщик смерти» | <center>2002 | <center>1 | |
| В конце 1999 года в Санкт-Петербурге была зарегистрирована вспышка смертей от передозировки наркотиков. Погибшие, как правило, были ещё совсем молодыми людьми. Экспертиза показала — все погибли от наркотика, известного как «Белый китаец». Вскоре серия смертей от передозировки наркотика была зафиксирована в городе Турку, в Финляндии. Лаборатория, продукция которой унесла жизни более чем сотни человек, была обнаружена в квартире одного из домов на улице Бухарестской. Был арестован изготовитель наркотика Михаил Рыбин и его соучастник Власов. См. также: Белый китаец
| |||
| <center>«Дьявольская сумка» | <center>2002 | <center>1 | |
| 21 марта 1994 года на Бутырской улице в Москве были ограблены инкассаторы, один из них был убит. Как выяснило следствие, ограбление организовали сотрудники банка Тихонов и Фисенко. Суд приговорил их к 13 и 12 годам лишения свободы соответственно. Исполнители получили от 8 до 11 лет. | |||
| <center>«Жигулёвская битва» | <center>2002 | <center>3 | |
| В начале 1990-х годов за контроль над Волжским Автомобильным Заводом разгорелась самая кровопролитная в криминальной истории страны война. В этой серии рассказывается о трёх войнах между группировками Тольятти, в частности, бандой Агия-Воронецкого и остального криминального мира города, Волговской и Татарской ОПГ, а также Волговской и Напарниковской ОПГ. | |||
| <center>«Убить по-американски» | <center>2002 | <center>2 | |
| 4 января 1999 года на территории Химкинского кладбища был обнаружен труп некоего Александра Овсянникова, пропавшего за несколько дней до этого вместе со своими друзьями — Владиславом Куркиным и Максимом Алтышевым. Их тела были обнаружены в сгоревшей бытовке неподалёку от кладбища. Вскоре выяснилось — Куркин и Алтышев живы: они убили Овсянникова и двух неизвестных бомжей, а сами улетели в США. Но вскоре тела настоящих Куркина и Алтышева были найдены в Нью-Йорке — им перерезали горло. В их крови, как и в крови Овсянникова, был найден редкий яд. Была арестована жена Овсянникова Эмили Морган (на самом деле бывшая гражданка СССР Наталья Рудяк), она призналась в убийстве пяти человек. Накануне суда она покончила с собой. | |||
| <center>«Тюремный волк» | <center>2002 | <center>2 | |
| 22 ноября 1999 года в кафе на Невском проспекте был в упор застрелен сержант милиции Шевченко. У погибшего был похищен табельный пистолет. 19 декабря в Сестрорецке было ограблено кафе «Аляска». Наряд милиции из двух человек, прибывший на место происшествия, был расстрелян, а их оружие — похищено. Вскоре был арестован некий Евгений Фёдоров, который признался в совершении ещё нескольких убийств. Через некоторое время он пытался совершить побег, придя в зал суда под видом своего сокамерника, которому грозил условный срок. Однако Фёдоров был изобличён и вскоре повесился в камере. | |||
| <center>«Фальшивомонетчики» | <center>2002 | <center>2 | |
| В 1999 году в Краснодаре резко возрос криминальный фон. Одного за другим убивали местных валютных менял. При некоторых были обнаружены фальшивые долларовые купюры. Как выяснилось, фальшивые доллары печатали чеченские боевики. Изготовители фальшивых денег были осуждены от 1,5 до 6,5 лет лишения свободы. | |||
Серии, выходившие на ТВС и Первом канале
Сезон 2002 года
| Название выпуска | Год выхода | Количество серий | |
|---|---|---|---|
| <center>«Евроремонт для убийцы» | <center>2002 | <center>2 | |
| 29 июня 1998 года в Санкт-Петербурге было совершено разбойное нападение на квартиру. Вскоре по городу прокатилась волна подобных преступлений. В случае сопротивления грабитель без колебаний убивал свои жертвы. Спустя несколько лет преступник был найден — им оказался Александр Кузнецов. Незадолго до суда он повесился в камере СИЗО. | |||
| <center>«Осторожно: квартирант!» | <center>2002 | <center>2 | |
| В январе 2000 года в Москве было совершено зверское убийство целой семьи — жены, мужа и их сына. С банковского счёта убитых была похищена крупная сумма денег. Убийцей и вором оказался их бывший квартирант Олег Черкасский. Суд приговорил его к пожизненному заключению, а его сообщника Михаила Егорова — к 20 годам лишения свободы. | |||
| <center>«„Никита“ из Подмосковья» | <center>2002 | <center>1 | |
| В августе-сентябре 2001 года по Москве прокатилась волна заказных убийств. Свидетели утверждали, что киллером во всех случаях была женщина. 15 августа энергичная шатенка расстреляла из автомата двух предпринимателей, 6 сентября и 10 сентября ею же были совершены ещё по одному убийству. Следствию неожиданно помог киллер Ореховской ОПГ Александр Пустовалов (Саша-солдат), который заявил, что знает женщину-киллера. Вскоре за убийство двух предпринимателей была задержана секретарь Перовского районного суда Лариса Рощина. Суд приговорил её к 10 годам лишения свободы. | |||
| <center>«Похитители детства» | <center>2002 | <center>2 | |
| 19 апреля 1999 года в городе Нефтекумск Ставропольского края неизвестные похитили Аркадия Паразяна — сына одного из местных бизнесменов. 12 мая был взят в заложники сын директора крупного банка в Махачкале Владимир Фаиль. Вскоре из Астраханской области, Ростовской области, Москвы стали приходить сводки о похищениях людей. Во всех случаях за этими исчезновениями стояла банда чеченского полевого командира Романа Демиева. Большинство похищенных были освобождены. При задержании Демиев был убит. См. также: Похищение Ади Шарона и Похищение Аллы Гейфман
| |||
| <center>«Факультет убийц» | <center>2002 | <center>2 | |
| 27 июня 1998 года в Красногвардейском районе Санкт-Петербурга было совершено убийство студента Еврейского университета Марека Плоткина. Вскоре в городе было совершено ещё несколько подобных убийств. По обвинению в этих убийствах была арестована банда студентов Ленинградского педагогического университета во главе с Сергеем Репниковым. Суд приговорил Репникова и его ближайшего помощника Дядькина к пожизненному заключению, а их соучастников — от 4 до 15 лет лишения свободы. См. также: Банда Алексея Плотникова
| |||
| <center>«„Крысоловы“» | <center>2002 | <center>2 | |
| В 1995 году в Екатеринбурге было совершено жестокое двойное убийство с целью ограбления. Вскоре по городу прокатилась волна грабежей, разбоев и убийств. Все эти преступления, в том числе 24 убийства, совершила банда братьев Коротковых. Суд приговорил её членов к различным срокам лишения свободы до 15 лет. См. также: Банда братьев Коротковых
| |||
| <center>«Дьяволица» | <center>2002 | <center>2 | |
| В декабре 2001 года по Ростовской области прокатилась волна грабежей и убийств лиц пожилого возраста. Было убито 7 человек. В результате поисков была арестована банда цыган во главе с Верой Матвиенко. Суд приговорил её к 22 годам лишения свободы, двух её соучастников — Владимира Ковтуненко и Гаврилу Иващенко — к пожизненному заключению, остальные члены банды получили от 3 до 13,5 лет лишения свободы. См. также: Банда Веры Матвиенко
| |||
Сезон 2003 года
| Название выпуска | Год выхода | Количество серий | |
|---|---|---|---|
| <center>«Смертоносное трио» | <center>2003 | <center>1 | |
| 28 июня 1999 года в Серпухове был убит генеральный директор АО «ОТЭК» Александр Михневич. Расследование показало — заказчиком убийства был технический директор «ОТЭК» Захаров. Суд приговорил его к 17 годам лишения свободы, посредника Гнутикова — к 15, киллера Диденко — к 12. | |||
| <center>«Репортаж с того света» | <center>2003 | <center>2 | |
| В октябре 1999 года в одну из прокуратур Москвы обратился инженер Владимир Поляков. Он заявил, что его жена была убита неизвестным маньяком. Но смерть жены у экспертов подозрений не вызвала, и уголовное дело возбуждать не стали. Между тем, выяснилось, что это был уже не первый случай подобных смертей в том же районе. Поляков на свой страх и риск стал искать маньяка. Ему удалось выследить его, но в последний момент маньяк убил Владимира. Благодаря записи со скрытой камеры убийца был изобличён. Им оказался гинеколог Сергей Вескин. Суд приговорил его к пожизненному заключению. | |||
| <center>«Опасные праздники» | <center>2003 | <center>2 | |
| В 1996 году в Санкт-Петербурге в День Военно-Морского флота было совершено жестокое убийство гражданки Финляндии. Как выяснилось, маньяк, который убил её, убивал в праздничные дни в течение последних двух лет. Серийным убийцей оказался доцент математики одного из петербургских вузов Валерий Дронов. Суд приговорил его к смертной казни, заменённой впоследствии на пожизненное заключение. | |||
| <center>«Палачи» | <center>2003 | <center>2 | |
| Весной 1997 года в Москве-реке на территории Красногорского района всплыли три трупа, из которых извлекли начищенные до блеска пули. Через месяц в посёлке ЗИЛ Наро-Фоминского района были обнаружены тела супругов Неволиных, и вновь было установлено, что их убили такими же пулями. Казалось, что убийц так и не найдут, но летом 1998 года появилась такая возможность. Тогда в центре Москвы были убиты инкассатор и сотрудник милиции. По горячим следам были задержаны братья-убийцы Айвар Лудборж и Ричард Вышинскас, а также их соучастники. Суд приговорил Лудборжа к пожизненному заключению, Вышинскаса — к 22 годам, остальных соучастников — до 25 лет лишения свободы. См. также: Банда Айвара Лудборжа
| |||
| <center>«Конец бригады[3]» | <center>2003 | <center>3 | |
| В сентябре 1993 года трое жителей Казани поехали по делам в Москву и бесследно пропали. Спустя некоторое время на их поиски отправились ещё трое их друзей, которые тоже пропали без вести. Вскоре останки двоих из них были обнаружены в небольшой речке на окраине Москвы. Все погибшие имели отношение к известной казанской ОПГ «Хади Такташ». В течение нескольких последующих лет группировка орудовала на территории Казани. В 2002 году суд приговорил её лидеров — Радика Галиакберова и Рината Фахрутдинова к пожизненному заключению, а их соучастников — к различным срокам до 25 лет лишения свободы. | |||
| <center>«Предъявите валюту!» | <center>2003 | <center>2 | |
| 13 января 1995 года в Санкт-Петербурге был убит студент из Венесуэлы Фернандо Лопес. У убитого была похищена крупная сумма денег в валюте. Вскоре по городу прокатилась волна грабежей иностранцев с целью хищения валюты. Банда во главе с бывшим технологом птицефабрики Виталием Савчуком была обезврежена. | |||
| <center>«Бриллианты для мафии» | <center>2003 | <center>2 | |
| В феврале 1999 года в Москве был обнаружен труп девушки со следами пыток. Во время вскрытия в её желудке были обнаружены драгоценные камни. Вскоре в Санкт-Петербурге был убит ювелир. Эти преступления были звеньями одной цепи. Как выяснилось, ювелир и девушка узнали, что поставляемые в массовом порядке в Европу чёрные бриллианты — поддельные. Убийство совершил некий Витас Камилес, но задержать его не успели — его убили соучастники. Изготовитель фальшивых чёрных бриллиантов Николай Филатов и его сообщники были арестованы и осуждены. | |||
| <center>«Злодей на все руки» | <center>2003 | <center>2 | |
| 8 июля 1996 года в лесу в Орловской области были обнаружены тела расстрелянных в упор сотрудника милиции из Орла и его любовницы. На месте преступления был обнаружен самодельный пистолет. Вскоре в Орловской и Брянской областях была зафиксирована серия подобных преступлений. По обвинению в их совершении был арестован уже семь лет находящийся в розыске Валерий Скопцов. Суд приговорил его к смертной казни, заменённой на пожизненное заключение. См. также: Скопцов, Валерий Николаевич
| |||
| <center>«Особенности провинциального сыска» | <center>2003 | <center>2 | |
| 2 апреля 2001 года в Новомосковском районе Тульской области было совершено зверское убийство женщины и трёх её несовершеннолетних дочерей. Как установило следствие, убийство совершили её соседи супруги Жариновы по заказу компаньонки убитой — Татьяны Извековой. Суд приговорил Олега Жаринова к пожизненному заключению, его жену Жанну — к 12, а организатора преступления Извекову — к 20 годам лишения свободы. | |||
| <center>«Смертельный звонок» | <center>2003 | <center>2 | |
| В сентябре 1998 года в РУБОП по Санкт-Петербургу обратились некие Дмитрий Слепаков и Илья Зуманд. Они заявили, что им заказали убить одного крупного бизнесмена, но когда они пришли к нему с этой новостью, бизнесмен скончался от сердечного приступа. Как выяснилось, бизнесмена заказал его компаньон, Михаил Серых. Суд приговорил его к 4 годам лишения свободы, а Слепакова и Зуманда оправдал. | |||
| <center>«Казаки-разбойники» | <center>2003 | <center>2 | |
| 11 июля 2001 года в Кировском районе Ростова-на-Дону был обнаружен труп мужчины кавказской национальности. Вскоре были совершены ещё несколько подобных убийств. В совершении одного из них сознался казачий атаман Пётр Молодидов. Расследование показало, что он также причастен к ещё двум убийствам, которые совершил вместе со своими собутыльниками. Суд приговорил Молодидова к 17 годам лишения свободы, его соучастников — к срокам до 23 лет. См. также: Молодидов, Пётр Владимирович
| |||
| <center>«Зомби» | <center>2003 | <center>2 | |
| 15 августа 2001 года в своей квартире был убит дизайнер Богдан Лобода. Убийство было совершено с особой жестокостью — глаза были выколоты вилкой, на спине были глубокие ножевые раны. Рядом с трупом находились пустой бумажник и фотоаппарат с открытой крышкой. Вскоре выяснилось — один из двух компаньонов Лободы по владению рекламным агентством за несколько недель до этого также был убит, а второй сам явился в милицию и сказал, что боится за свою жизнь. После этого были арестованы его жена Екатерина Воскресенская и её сын от первого брака Иван Шорохов. Суд приговорил Воскресенскую к 10 годам лишения свободы, а Шорохова отправили на принудительное лечение. | |||
Сезон 2004 года
| Название выпуска | Год выхода | Количество серий | |
|---|---|---|---|
| <center>«Кошмар в семейном общежитии» | <center>2004 | <center>1 | |
| 8 мая 1994 года в Ростове-на-Дону в подъезде одного из домов было совершено убийство девочки. Как оказалось впоследствии, убийство совершил несовершеннолетний житель того же подъезда Дмитрий Кулешов. Суд приговорил его к 10 годам лишения свободы. | |||
| <center>«Тульская бойня» | <center>2004 | <center>2 | |
| 18 августа 1997 года в Тульском гарнизонном Доме офицеров, в помещении, которое арендовала фирма «СД Брокер», произошло кровавое побоище, в результате которого погибли четыре человека. Была похищена большая сумма денег в валюте. В результате расследования банда во главе с неким Лебедевым была задержана в полном составе. Убийца четырех человек Титов приговорен к пожизненному лишению свободы, а Лебедева и ещё двух участников банды — к длительным срокам заключения.. | |||
| <center>«Последнее дело Пушкина» | <center>2004 | <center>2 | |
| 17 июня 1999 года около полуночи в 61 отделение милиции Калининского района Санкт-Петербурга обратился известный бизнесмен Фёдор Чежегов. Он заявил, что его сын Григорий утром отправился на вступительные экзамены в театральную академию, и до сих пор не вернулся. Вскоре Чежегову-старшему позвонили и потребовали выкуп за сына. В течение почти десяти месяцев продолжалось заточение Григория Чежегова, пока сотрудникам правоохранительных органов не удалось обезвредить банду и освободить его. Члены банды получили от 5 до 10 лет лишения свободы. | |||
| <center>«Прописка на тот свет» | <center>2004 | <center>2 | |
| Осенью 1998 года в Ярославле бесследно исчез священник православной старообрядческой церкви отец Дмитрий Расстегаев. В его квартире была обнаружена доверенность на её продажу на имя некоего Тихомирова. Эта же фамилия фигурировала ещё в нескольких подобных делах. Банда в составе семи человек, совершившая в общей сложности 15 убийств, была задержана в квартире священника через некоторое время. Трое из её членов были приговорены к пожизненному заключению. См. также: Банда Александра Боровкова
| |||
| <center>«Ночные ястребы» | <center>2004 | <center>2 | |
| Начиная с 1996 года, в Саратовской области была совершена серия убийств и ограблений водителей автотранспорта. Одетые в милицейскую форму преступники останавливали машины, после чего грабили водителей, в некоторых случаях убивали их. Банда во главе с сотрудниками саратовского ОМОНа Гвоздевым и Якушевым была обезврежена. Суд приговорил их к пожизненному лишению свободы, Ерёмина и Гюльбекяна — к длительным срокам заключения. См. также: Банда Николая Гвоздева
| |||
| <center>«Монстр из Старожилово» | <center>2004 | <center>2 | |
| В 1993 году в небольшом посёлке Старожилово Рязанской области стали пропадать молодые люди. Сначала исчез 20-летний Сергей Воробьёв, затем пропало ещё две девушки и один парень. Через некоторое время обнаружили и их тела. Как оказалось, убийства совершила банда местных жителей во главе с Сергеем Сопиным. Суд приговорил Сопина к пожизненному заключению, его соучастников — к длительным срокам лишения свободы. | |||
| <center>«По следу сибирского зверя» | <center>2004 | <center>2 | |
| 16 мая 1996 года сотрудник ГАИ остановил на окраине Новосибирска машину, в которой находились четверо мужчин. Когда он попросил открыть багажник машины, все четверо побежали в разные стороны. Догнать никого не удалось, но в багажнике был обнаружен труп мужчины. В машине остались документы, по которым были арестованы несколько человек. Но главарей задержать так и не удалось. Погоня за ними продолжалась по всей стране и даже за её пределами ещё полгода. Наконец, главари банды Валерий Зильберварг и Тимур Терёхин были арестованы. Как выяснилось, банда совершила более 10 убийств. Суд приговорил её членов к различным срокам лишения свободы до 15 лет. См. также: Банда Валерия Зильберварга
| |||
| <center>«Неуловимый привкус смерти» | <center>2004 | <center>2 | |
| В августе 1999 года в дорожную больницу Новосибирска поступил коммерсант Игорь Васильев, находящийся без сознания. Врачам чудом удалось вытащить его с того света, но он навсегда остался инвалидом. Вскоре оказалось, что подобные симптомы были и у четверых его компаньонов, но они отделались меньшим ущербом здоровью. Как выяснилось, их отравление организовал один из заместителей Васильева Александр Кривобоков, который за несколько лет до этого отравил и свою жену, в результате чего она скончалась. Суд приговорил его к 20 годам лишения свободы. | |||
| <center>«Безумная семейка» | <center>2004 | <center>1 | |
| Вечером 16 февраля 2001 года в городе Балашов Саратовской области было совершено зверское убийство 86-летнего пенсионера с целью ограбления, затем произошло ещё несколько таких убийств. В результате расследования были арестованы супруги Светлана и Андрей Дьяковы, а также их соучастники — брат и сестра Ведышевы. Убийцы были приговорены к различным срокам лишения свободы. | |||
Сезон 2005 года
| Название выпуска | Год выхода | Количество серий | |
|---|---|---|---|
| <center>«Последний роман обольстителя» | <center>2005 | <center>2 | |
| Летом 1998 года в Красногвардейском районе Санкт-Петербурга было совершено разбойное нападение на частную фирму. Налётчики забрали деньги из кассы и, уходя, заминировали дверь. Вскоре по Петербургу прокатилась целая волна подобных налётов. Во время одного из таких налётов охране удалось задержать двух налётчиков, которые выдали остальных членов банды. Лидер банды, совершивший помимо разбойных нападений ещё три убийства и одно покушение на убийство, Юрий Глинистый приговорён к пожизненному заключению, его соучастники — к длительным срокам лишения свободы. | |||
| <center>«Люди исчезают в полдень» | <center>2005 | <center>2 | |
| В начале лета 1999 года в УВД Калининского района Челябинска обратилась пожилая женщина с заявлением об исчезновении целой семьи — своей дочери, зятя и двух внуков. Спустя некоторое время был арестован её зять, Александр Пировских, который признался, что убил свою жену и её детей. Также оказалось, что ранее он совершил ещё два убийства. Суд приговорил Пировских к пожизненному заключению. См. также: Пировских, Александр Геннадьевич
| |||
| <center>«Диагноз — квартира» | <center>2005 | <center>2 | |
| В марте 1999 года в Адмиралтейском районе Санкт-Петербурга было совершено убийство женщины. Как впоследствии оказалось, она была причастна к махинациям с квартирами психически нездоровых людей. Была задержана банда во главе с Эдуардом Задорожным. Задорожный был убит в камере, а его соучастники были осуждены. | |||
| <center>«Тринадцатый дракон» | <center>2005 | <center>2 | |
| 26 апреля 1992 года на Управление Спецсвязи по Республике Татарстан был совершён кровавый налёт, в результате чего были убиты 9 человек. Уже в начале мая был арестован убийца, Андрей Шпагонов. Суд приговорил его к смертной казни, в 1995 году Шпагонов был расстрелян. См. также: Шпагонов, Андрей Александрович
| |||
| <center>«Его звали Никита» | <center>2005 | <center>2 | |
| 22 февраля 2001 года в гаражном кооперативе Тракторозаводского района Волгограда был обнаружен труп мужчины с огнестрельными и ножевыми ранениями. Как выяснилось, убитым был коммерсант Бекетов, который в тот день выехал на совершение сделки по закупке крупной партии товаров, и при котором была крупная сумма денег. Вскоре в городе было совершено ещё шесть убийств коммерсантов, причём четыре из них были совершены одним человеком буквально за один час (все четверо убитых были ближайшими родственниками). Банда во главе с Николаем Бирюковым была задержана. Суд приговорил Бирюкова к пожизненному заключению, а его соучастников — к длительным срокам лишения свободы. | |||
| <center>«Огненный след» | <center>2005 | <center>2 | |
| 17 марта 2003 года в пожарной части Красногвардейского района Санкт-Петербурга раздался звонок. Неизвестный мужчина сообщил о горящей машине неподалёку от станции Ржевка. Когда машину удалось потушить, неподалёку от неё был обнаружен труп водителя с проломленным черепом. Вскоре по району прокатилась волна грабежей, краж и убийств. Все эти преступления совершили ранее неоднократно судимые приятели Андрей Матвеев и Алексей Прусаков. Суд приговорил обоих к пожизненному заключению. | |||
| <center>«Убийство по объявлению» | <center>2005 | <center>2 | |
| В ноябре 2000 года один из московских экипажей вневедомственной охраны обнаружил на дороге тяжело раненного мужчину, который вскоре скончался. Вскоре по городу прокатилась волна убийств людей, дававших объявления в газеты. По подозрению в их совершении был задержан Виктор Малюк. Суд приговорил его к пожизненному заключению. В 2004 году за день до отправки в колонию Малюк повесился в камере СИЗО. См. также: Малюк, Виктор Иванович
| |||
| <center>«Последний узел» | <center>2005 | <center>2 | |
| 13 апреля 1991 года на перегоне между станциями Скопин и Брикетная Рязанской области был обнаружен труп мужчины с завязанным на шее узлом. Вскоре по Рязанской области прокатилась волна таких убийств. Серийным убийцей оказался местный житель Вячеслав Марков. В камере СИЗО он повесился. См. также: Маркин, Вячеслав Васильевич
| |||
| <center>«Волк в овечьей шкуре» | <center>2005 | <center>1 | |
| 28 декабря 1998 года в Калуге было совершено покушение на предпринимателя Карпа Диденко. Была взорвана его машина. Вскоре были выявлены подозреваемые, однако в последний момент они один за другим исчезли. Как выяснилось, покушение и убийства своих же соучастников организовал партнёр Диденко Александр Касаракин. Суд приговорил его к 25 годам лишения свободы. | |||
| <center>«Прощай, оружие!» | <center>2005 | <center>2 | |
| В октябре 1998 года в Новосибирске было совершено жестокое двойное убийство с целью ограбления. Как выяснилось, его совершили военный пенсионер Алексей Жиба и некий Зубов. Позже Жиба убил Зубова. Пистолет, из которого Жиба совершил убийство, был продан двум подросткам — Илье Харламову и Глебу Шипилову, которые совершили с его помощью ещё одно двойное убийство. Суд приговорил обоих подростков к 10 годам лишения свободы, а Жибу — к 25 годам. | |||
| <center>«Вези меня, извозчик!» | <center>2005 | <center>2 | |
| Вечером 28 марта 1999 года в пожарную охрану Новосибирска поступил звонок о том, что только что во дворе одного из домов произошёл взрыв машины. Когда пожар удалось потушить, в машине было обнаружено три трупа. Эти и ещё несколько убийств совершил некий Николай Козленя. Суд приговорил его к пожизненному заключению. См. также: Козленя, Николай Николаевич
| |||
| <center>«Чёрная маска» | <center>2005 | <center>2 | |
| В 1997 году под Новосибирском было совершено дерзкое ограбление пассажиров автобуса. Вскоре по городу и области прокатилась волна грабежей, разбоев и убийств. В течение двух лет банда Геннадия Шпета безнаказанно грабила и убивала, но была в итоге обезврежена. Шпет был приговорён к пожизненному заключению, его соучастники — к различным срокам лишения свободы. См. также: Банда Геннадия Шпета
| |||
Сезон 2006 года
| Название выпуска | Год выхода | Количество серий | |
|---|---|---|---|
| <center>«Битва при Жигулях» | <center>2006 | <center>4 | |
| В 1990-е годы в Тольятти бушевала жестокая криминальная война за контроль над АвтоВАЗом. В 2000 году был убит оперуполномоченный Дмитрий Огородников. Расследование этого убийства позволило задержать киллеров, которые были причастны ещё ко многим убийствам. Четырёх киллеров приговорили к пожизненному заключению, остальных к различным срокам лишения свободы[4]. | |||
| <center>«Курортный капкан» | <center>2006 | <center>2 | |
| В середине мая 2003 года в городе Сестрорецк Ленинградской области было совершено четыре зверских убийства. Как оказалось впоследствии, убийства с целью ограбления совершила банда подростков из трёх человек — Касиков, Садовников и Чистяков. Суд приговорил их к 10 годам лишения свободы каждого. | |||
| <center>«Красавицы и чудовища[5]» | <center>2006 | <center>3 | |
| В 2000 году из Алтайского Государственного Технического университета пропали пять абитуриенток. Их тела нашли в лесах под Барнаулом. Спустя некоторое время был арестован рыночный торговец Александр Аметисов, который признался в совершении убийств. Во время следственного эксперимента он выбросился из окна. Но вскоре в Барнауле произошли ещё несколько убийств. Маньяком оказался сержант милиции Александр Павленко. Суд приговорил его к 24 годам лишения свободы. Но девушки продолжали исчезать. Вскоре была арестована банда Евгения Квашнина, которая занималась похищениями девушек с целью использования их в качестве проституток. Квашнина убили сокамерники, а его соучастники были осуждены. См. также: Барнаульский маньяк и Павленко, Александр Иванович
| |||
| <center>«Кемеровская зачистка» | <center>2006 | <center>2 | |
| В конце 1990-х годов в Кемерово начались убийства воров в законе и криминальных авторитетов. Как выяснило следствие, за рядом из них стоял околокриминальный бизнесмен Владимир Дуреев. Суд назначил ему 17 лет лишения свободы, а его соучастникам — до 22 лет. См. также: Банда Владимира Дуреева
| |||
| <center>«Неуловимые налётчики» | <center>2006 | <center>2 | |
| В июне 2001 года было совершено разбойное нападение на инкассаторов Санкт-Петербургского метеорологического института. Вскоре по городу прокатилась волна подобных разбоев. Во время очередного налёта завязалась перестрелка, в результате которой главарь банды Иванов был убит, а двое его соучастников были задержаны. Один из них впоследствии был оправдан, второй — осуждён. | |||
| <center>«Тварь дрожащая» | <center>2006 | <center>2 | |
| В 2002 году в районе города Ликино-Дулёво было совершено жестокое убийство пожилой женщины. Вскоре по Московской и Владимирской областям прокатилась волна подобных убийств. В апреле 2003 года убийца был арестован. Им оказался 19-летний Денис Писчиков. Суд приговорил убийцу 13 человек к пожизненному заключению. См. также: Писчиков, Денис Сергеевич
| |||
| <center>«Весенний марафон» | <center>2006 | <center>2 | |
| 5 марта 2002 года в Люберецком районе было совершено убийство девушки с целью ограбления. Вскоре было совершено ещё четыре аналогичных преступления. Серийный убийца Андрей Мещеряков был задержан спустя полгода. Суд приговорил его к 25 годам лишения свободы. См. также: Мещеряков, Андрей Михайлович
| |||
| <center>«Погружение в ад» | <center>2006 | <center>2 | |
| 15 марта 2001 года житель Петербурга вернулся с дачи вместе со своими тёщей и младшим сыном. Когда он уехал за покупками, на его квартиру было совершено нападение, а тёща и сын зверски убиты. Было установлено, что в Петербурге произошло ещё несколько дерзких преступлений, при совершении которых применялось то же оружие. Вскоре банда бывшего курсанта Андрея Телепина была задержана. Её лидер был приговорён к пожизненному заключению, а его сообщники — к различным срокам до 20 лет лишения свободы. См. также: Банда Андрея Телепина
| |||
| <center>«На дне» | <center>2006 | <center>2 | |
| 4 января 2002 года участковый Ленинского района Московской области во время обхода территории обнаружил сильно обгоревший труп. Обыскав окрестности, сотрудники милиции нашли ещё пять тел с подобными признаками насильственной смерти. Следствие установило, что их совершили бомжи со свалки промышленных отходов — Сергей Боровков, Юрий Пасечник и Ольга Гузарь. Организатор банды Боровков был приговорён к пожизненному заключению, Пасечник и Гузарь — к 25 и 10 годам лишения свободы соответственно. | |||
| <center>«Право на надежду» | <center>2006 | <center>1 | |
| В 2000 году в Рязани бесследно исчезли две девушки. Почти спустя четыре года их удалось отыскать — всё это время их удерживал и насиловал житель города Скопин Виктор Мохов. Суд приговорил его к 17 годам лишения свободы. См. также: Мохов, Виктор Васильевич
| |||
| <center>«Оперуполномоченный главарь» | <center>2006 | <center>2 | |
| В 1990-е годы в Барнауле начался мощный всплеск наркомании. Как установило следствие, многие из каналов поставки наркотиков в Алтайский край контролировала группировка во главе со старшим оперуполномоченным ГУВД Денисом Евдокимовым. Суд приговорил его к 20 годам лишения свободы. | |||
| <center>«Расплата по долгам» | <center>2006 | <center>1 | |
| 18 апреля 1998 года в УВД Дмитровского района Московской области обратилась Ирина Тарасова. Женщина заявила о пропаже своего отца Евгения Бандурова. Со слов дочери, отец не собирался никуда уезжать из города, а последний контакт с ним был 16 апреля. Бандуров был достаточно известным бизнесменом в Дмитрове, потому к заявлению о его пропаже дежурный офицер отнёсся с особым вниманием. Далее по очереди исчезли ещё два бизнесмена из Дмитрова. Выяснилось, что все они были убиты. Убийцей оказался Константин Бабкин. Суд приговорил его к 23 годам лишения свободы. | |||
| <center>«Охотники в парадных» | <center>2006 | <center>2 | |
| Осенью 2002 года в парадной одного из домов Санкт-Петербурга был сильно избит и ограблен известный кинорежиссёр Владимир Бортко. Вскоре по городу прокатилась целая серия подобных ограблений (более 200), одно из которых закончилось убийством. Через некоторое время банда во главе с некими Гороховым, Коваленко и Стецуком была задержана. Лидеры были приговорены к 16, 17 и 19,5 годам лишения свободы. См. также: Колпинские налётчики
| |||
| <center>«Ген убийцы» | <center>2006 | <center>2 | |
| Вечером 27 августа 2000 года в микрорайоне А города Бердска был обнаружен труп девушки. Вскоре последовало ещё несколько подобных убийств. За их совершение был задержан строитель Михаил Юдин. Суд приговорил его к пожизненному заключению. См. также: Юдин, Михаил Александрович
| |||
| <center>«Фальшивомонетчики» | <center>2006 | <center>2 | |
| В 2002 году в городе Ишим Тюменской области было изъято 98 фальшивых 500-рублёвых купюр. Как выяснилось, фальшивые деньги изготовляла банда во главе с милиционером Джумаевым. Суд приговорил его к 10 годам лишения свободы. | |||
| <center>«Обжалованию не подлежит» | <center>2006 | <center>4 | |
| Летом 2001 года в Перми начались убийства и ограбления менял. Банду разыскивали достаточно долго. Основной исполнитель убийств Владимиров получил пожизненное заключение, его соучастники — от 9 до 25 лет лишения свободы. | |||
| <center>«Офицерская рулетка» | <center>2006 | <center>2 | |
| 11 августа 1999 года неизвестная женщина открыла стрельбу в рязанской гостинице «Ловеч». Валютные менялы, в которых она целилась, чудом остались живы. Спустя некоторое время по Рязани прокатилась волна разбойных нападений. Банда во главе с бывшими офицерами Кибальчичем и Тарасовым была ликвидирована. Её лидеры застрелились во время их задержания. | |||
| <center>«Десять лет спустя» | <center>2006 | <center>2 | |
| Вечером 20 февраля 1996 года у подъезда собственного дома был застрелен несколькими выстрелами в упор директор казанского комбината «Красный Восток» Айбат Айбатов. Спустя много лет киллер был найден. Им оказался бывший член ОПГ «Хади Такташ» Сергей Павлов. Заказчик убийства, предприниматель Борис Булатов, также был изобличён. В 2006 году суд приговорил Булатова к 11, а Павлова к 9 годам лишения свободы. | |||
| <center>«Чистильщик» | <center>2006 | <center>2 | |
| В ночь с 13 на 14 июля 2003 года в Омске произошёл пожар. Когда огонь был потушен, пожарные обнаружили в сгоревшем доме два трупа с огнестрельными ранениями головы. Как выяснилось, один из убитых должен был дать показания против обвиняемого в разбойном нападении и двух непредумышленных убийствах Григория Серебренникова. Вскоре выяснилось, что бесследно исчезли ещё трое свидетелей по его делу. Убийства совершал отец Григория Серебренникова Геннадий. Суд приговорил его к пожизненному заключению, а Григория Серебренникова — к 15 годам лишения свободы. См. также: Серебренников, Геннадий Григорьевич
| |||
| <center>«Любители искусства» | <center>2006 | <center>2 | |
| 6 апреля 1999 года из Государственного Русского музея были похищены несколько картин. Как установило следствие, вор Асадуллаев пробрался внутрь через окно и украл их. 19 мая 2004 года Асадуллаев был приговорён к 14 годам лишения свободы. Его соучастник Рукавицын был приговорён к 9 годам лишения свободы. | |||
| <center>«Адский телефон» | <center>2006 | <center>2 | |
| 1 июня 2002 года в Люберцах произошёл взрыв мобильного телефона в квартире дома № 5 по Красногорской улице. Жертвами взрыва стали не олигархи и не криминальные авторитеты, а обычная семья. Муж-рабочий остался жив, а его жена-студентка погибла. Вскоре выяснилось, что на большинство одноклассников погибшей в разное время были совершены покушения. Как оказалось, все преступления совершил бывший ученик той же школы Алексей Червяков. Он был признан невменяемым и отправлен на принудительное лечение, а его сообщника Алексея Диденко суд приговорил к 20 годам лишения свободы. | |||
| <center>«Предатели» | <center>2006 | <center>2 | |
| 2 октября 2004 года в Саратове на острове в разливе Волги произошёл сильный взрыв, а затем раздались автоматные очереди. Так сорвалась тщательно подготовленная милицейская операция по освобождению похищенного человека. Им был начальник медицинской службы компании «Югтрансгаз» Евгений Бандорин. Во время передачи денег на острове погиб его родной брат Алексей Бандорин и милиционер Виктор Пруцких. Через день было обнаружено и тело Евгения Бандорина. Спустя месяц были вычислены сотрудники милиции Валерий Жирнов и Николай Торгашов, причастные к похищению Бандорина. Они выдали остальных соучастников, в том числе и лидера банды Константина Молчанова. Суд приговорил последнего к пожизненному заключению, а Быкова, Жирнова, Шайдетского и Торгашова — к срокам от 15 до 25 лет лишения свободы. См. также: Банда Константина Молчанова
| |||
Сезон 2007 года
| Название выпуска | Год выхода | Количество серий | |
|---|---|---|---|
| <center>«Ловушка для одинокого мужчины» | <center>2007 | <center>2 | |
| В октябре 2003 года в Новосибирске пропал и вскоре был обнаружен убитым мужчина. Впоследствии пропали и впоследствии были обнаружены убитыми ещё несколько человек. Убийства совершались с целью ограбления. Банда во главе с неким Петровым была обезврежена. Её лидер Петров был приговорён к 20 годам лишения свободы. | |||
| <center>«Великое противостояние» | <center>2007 | <center>4 | |
| 23 февраля 1991 года в гостинице «Ленинград» в Санкт-Петербурге произошёл страшный пожар, унёсший жизни 16 человек. Одним из подозреваемых по этому делу оказался бизнесмен Юрий Шутов. Но доказать его причастность не удалось, и в 1996 году он был оправдан. В течение нескольких лет банда, подконтрольная Шутову, безнаказанно совершала заказные убийства, например, громкое убийство вице-губернатора Петербурга Михаила Маневича. Суд приговорил в 2006 году Шутова, Гимранова и ещё трёх соучастников к пожизненному заключению. См. также: Шутов, Юрий Титович и пожар в гостинице «Ленинград» (1991)
| |||
| <center>«Камский спрут» | <center>2007 | <center>2 | |
| 29 ноября 2004 года в Верховном Суде Татарстана начался процесс, практически не имевший аналогов в отечественной юридической практике: 33 подсудимых, обвиняемых в 21 убийстве, похищении людей, грабежах и разбоях; 5 государственных обвинителей, 30 адвокатов, 14 присяжных, 60 потерпевших, 400 свидетелей. Суд в Казани собрал причастных к деятельности крупного организованного преступного сообщества «Двадцать девятый комплекс». Эта группировка наводила ужас на весь Татарстан в 1990-е годы. Суд приговорил одного из главарей банды — Ерёменко — к пожизненному лишению свободы, остальных участников банды — к различным срокам заключения до 25 лет. | |||
| <center>«Затмение» | <center>2007 | <center>1 | |
| 11 августа 1999 года в Ростове-на-Дону бесследно исчез одинокий мужчина. Как выяснилось, его исчезновение и последующее убийство организовала банда местных участковых. Милиционеры были осуждены. | |||
| <center>«Три товарища» | <center>2007 | <center>2 | |
| Осенью 2003 года возле крупного магазина на улице Тамбасова были ограблены инкассаторы. Вскоре по городу прокатилась волна налётов и грабежей инкассаторов, порой заканчивавшихся убийствами. Банда из трёх человек была арестована, её члены получили до 20 лет лишения свободы. | |||
| <center>«Братья по крови» | <center>2007 | <center>1 | |
| В 2006 году в Ростове-на-Дону бесследно исчезли супруги Раиса и Сергей Смолины. Как было установлено в результате расследования, два их собственных сына Александр и Михаил убили их и закопали в сарае. Суд приговорил их к 16 годам лишения свободы каждого. | |||
| <center>«Романтики с большой дороги» | <center>2007 | <center>2 | |
| В начале 2000-х годов в Зубово-Полянском районе Мордовии был совершён ряд разбойных нападений на придорожные кафе и магазины. Один из таких налётов закончился убийством. Банда во главе с Эдуардом Беловым была задержана. Суд приговорил Белова к 21 году лишения свободы, его сообщники также были осуждены. | |||
Перечень серий телепередачи «Криминальные хроники» (Первый канал)
Сезон 2009 года
| Название выпуска | Год выхода | Количество серий | |
|---|---|---|---|
| <center>«Влюблён и очень опасен!» | <center>2009 | <center>1 | |
| В 2007 году в Волгоградской области были обнаружены тела женщины и её дочери. Как впоследствии выяснилось, двойное убийство совершил муж женщины, которая хотела с ним развестись. Убийца был осуждён. | |||
| <center>«Охота на красоту» | <center>2009 | <center>1 | |
| В этой серии рассказывается о банде Эдуарда Чудинова, которая убила 12 девушек, отказывавшихся работать проститутками. Главарь банды Эдуард Чудинов приговорен к пожизненному заключению, его сообщники — к длительным срокам заключения. | |||
| <center>«Ударная доза» | <center>2009 | <center>1 | |
| В 2007 году в Москве объявился серийный грабитель Алексей Малаев, которого в народе прозвали «Измайловским маньяком». Одна из его жертв погибла. Суд приговорил Малаева к 15 годам лишения свободы. | |||
| <center>«Стальная хватка» | <center>2009 | <center>1 | |
| В 2004 году в Екатеринбурге в районе завода ЖБИ объявился серийный маньяк-убийца. Убивший 7 женщин каменщик Дмитрий Каримов был приговорён к пожизненному заключению. См. также: Каримов, Дмитрий Шарифьянович
| |||
| <center>«Отравитель» | <center>2009 | <center>1 | |
| В 2007 году в Ярославле был арестован серийный отравитель Вячеслав Соловьёв, отравивший более 10 человек, в том числе годовалого мальчика и четырнадцатилетнюю девочку, собственную дочь. Суд приговорил его к пожизненному заключению. См. также: Соловьёв, Вячеслав Валерьевич
| |||
| <center>«Леший» | <center>2009 | <center>1 | |
| В 2004 году в Краснояружском районе Белгородской области была совершена серия убийств жителей деревень. Убийцей оказался местный житель-отшельник Александр Греба, ранее уже судимый за убийство. Суд приговорил его к пожизненному заключению. См. также: Греба, Александр Иванович
| |||
| <center>«Опасное кино» | <center>2009 | <center>1 | |
| В марте 2005 года в Санкт-Петербурге был задержан байкер Сергей Прасолов по кличке «Пуля», насиловавший девочек и продававший порнографию собственного производства. Суд приговорил его к 19 годам лишения свободы. | |||
| <center>«В тихом омуте» | <center>2009 | <center>1 | |
| 25 сентября 2008 года в Нижегородском областном суде начался процесс над убийцами двух девочек. Это дело не могли раскрыть в течение 7 лет. Оба убийцы были осуждены. | |||
| <center>«Неолимпийский резерв» | <center>2009 | <center>1 | |
| В 2007 году в Ульяновске была задержана банда шантажистов. Оказалось, что бандиты — бывшие спортсмены-каратисты. Все они были осуждены. | |||
| <center>«Охота на „Прыгунов“» | <center>2009 | <center>1 | |
| В 2000-е годы в Санкт-Петербурге была совершена серия разбойных нападений на отделения почтовой связи и банков. Бандиты с лёгкостью перепрыгивали через заборы и стеклянные перегородки. Бандой оказалась бывшая баскетбольная команда. Её члены были осуждены на сроки до 11 лет. | |||
| <center>«Жестокий квартирант» | <center>2009 | <center>2 | |
| Осенью 2006 года в Уфе был арестован серийный убийца Олег Заикин. Его искали в течение 9 лет по всей стране. Заикин совершил 9 убийств в разных городах России. Через месяц после ареста он повесился в камере СИЗО. См. также: Заикин, Олег Анатольевич
| |||
| <center>«Семейный подряд» | <center>2009 | <center>1 | |
| В начале 2000-х годов в Нижнем Новгороде произошла серия убийств и грабежей. Их совершила банда братьев Абрамовых, вместе с ними участие принимали и Алиевы. Главарь банды и ещё один подельник получили пожизненный срок, остальные — различные сроки лишения свободы. См. также: Банда братьев Абрамовых
| |||
| <center>«Банда архивариуса» | <center>2009 | <center>2 | |
| В 2003 году в городе Гатчина Ленинградской области было совершено нападение на водителя такси. Вскоре в городе были убиты инкассаторы, и похищена крупная сумма денег. Как выяснилось, бандой руководил сотрудник архива Сергей Свитайло. Суд приговорил его к пожизненному заключению, его сподвижников — на сроки от 6 до 15 лет лишения свободы. | |||
| <center>«Тайна красной машины» | <center>2009 | <center>1 | |
| В 2004 году в Москве была задержана банда, участники которой похищали и насиловали девушек. Бандиты были осуждены. | |||
| <center>«Заминированный город» | <center>2009 | <center>1 | |
| В 1999 годах в Москве, Буйнакске и Волгодонске чеченскими террористами были взорваны несколько жилых домов. В январе 2000 года попытки подобных терактов произошли в Армавире. Как выяснилось, за ними стоял глава городской милиции Виктор Карпенко. Суд приговорил его к 22 годам лишения свободы. | |||
| <center>«Роковые метры» | <center>2009 | <center>1 | |
| В 2007 году в программе «Экстренный вызов 112» были показаны кадры с места автокатастрофы, в которой погибли три человека. Как выяснилось, автокатастрофу подстроил находящийся в заключении их родственник, желавший заполучить их квартиру. Он получил добавку к своему сроку лишения свободы. | |||
| <center>«Необузданный инстинкт» | <center>2009 | <center>2 | |
| 2 сентября 2005 года в ОВД Пролетарского района Саранска пришли супруги Федякины с заявлением о пропаже их дочери. Вскоре последовали ещё два таких исчезновения. По обвинению в их совершении был арестован некий Дмитрий Балакин. Суд приговорил его к пожизненному заключению. См. также: Балакин, Дмитрий Николаевич
| |||
| <center>«Пропавшие автовладельцы» | <center>2009 | <center>2 | |
| 2 декабря 1998 года в милицию Новосибирска поступило заявление об исчезновении человека. Как вскоре выяснилось, его убили с целью похищения автомашины. Вскоре по городу прокатилась волна убийств владельцев автомобилей. Банда во главе с Владимиром Большинсковым, совершившая 12 убийств, была обезврежена. Её лидер был приговорён к пожизненному заключению, остальные участники — к срокам до 25 лет. См. также: Банда Владимира Большинскова
| |||
| <center>«Идущий по пятам» | <center>2009 | <center>1 | |
| В 2005 году в Жирновском районе Волгоградской области было совершено убийство девушки. Убийство совершил местный житель Алексей Старушенко. Суд приговорил его к 18 годам лишения свободы. | |||
| <center>«Профессионалы» | <center>2009 | <center>2 | |
| В сентябре 2000 года было совершено нападение на военный аэродром в посёлке Чкаловский Калининградской области. У убитого часового похитили оружие. Вскоре по всей области прокатилась волна нападений на часовых и охранников. Было убито 12 человек. Как выяснилось, все преступления совершили бывшие спецназовцы Артём Собкович и Алексей Спильник. Суд приговорил обоих к пожизненному заключению, Борисенко — к 10 годам лишения свободы. См. также: Банда Спильняка — Собковича
| |||
| <center>«Игроки» | <center>2009 | <center>2 | |
| 26 июля 2003 года на Большой Монетной улице в Санкт-Петербурге было совершено убийство трёх человек с целью ограбления. Убийство совершил стоматолог Леонид Золоторёв. Впоследствии его приговорили к пожизненному заключению. | |||
Сезон 2010 года
| Название выпуска | Год выхода | Количество серий | |
|---|---|---|---|
| <center>«Звериный взгляд» | <center>2010 | <center>1 | |
| В 2006 году в Смоленске было совершено изнасилование беременной женщины. Вскоре произошло ещё несколько подобных преступлений. Через полтора года насильник Игорь Дёмин был арестован. Суд приговорил его к 12 годам лишения свободы. | |||
| <center>«Огненный капкан» | <center>2010 | <center>1 | |
| 13 мая 2007 года в Оренбургской области, в городе Орск был совершен поджог кафе «Янтарное», в результате которого погибли 10 человек. Суд приговорил поджигателей к пожизненному лишению свободы. См. также: Поджог кафе «Янтарное»
| |||
| <center>«Клетка для „Слонов“» | <center>2010 | <center>1 | |
| 25 ноября 1993 года в Рязани произошла бандитская разборка, в результате которой погибли 8 человек. За этим преступлением стояла известная Слоновская ОПГ. В 2000 году её члены были осуждены, хотя её лидер Вячеслав Ермолов до сих пор скрывается[6]. | |||
Сезон 2011 года
| Название выпуска | Год выхода | Количество серий | |
|---|---|---|---|
| <center>«Душегуб» | <center>2011 | <center>1 | |
| Колония для приговорённых к пожизненному лишению свободы — одно из самых мрачных и неприятных мест на земле. В ней строжайшая дисциплина. В таких колониях никто не улыбается и не шутит. Очутившиеся здесь знают, что на волю дороги у них нет. Однажды в ней появился арестант, который даже у старых уголовников вызывает отвращение и ужас. Весь мир его знает под прозвищем «Пологовский маньяк». См. также: Ткач, Сергей Фёдорович
| |||
| <center>«Генотип зверя» | <center>2011 | <center>1 | |
| 19 марта 2007 года в Красноярске исчезла пятилетняя Полина Малькова. Через десять дней труп был обнаружен. Сложная экспертиза длилась около года, и, когда ДНК убийцы было установлено, был задержан ранее судимый Владимир Наумов. Суд приговорил его к пожизненному заключению. См. также: Наумов, Владимир Михайлович
| |||
Сезон 2012 года
| Название выпуска | Год выхода | Количество серий | |
|---|---|---|---|
| <center>«Чёрная вдова» | <center>2011 | <center>1 | |
| 2008 год, город Новосибирск. В дежурную часть поступило сообщение, что в одном из домов частного сектора слышатся крики. Прибывшие на место сотрудники милиции обнаружили в доме труп мужчины с ножом в груди. В другой комнате была обнаружена окровавленная, но ещё живая молодая девушка. Милиционеры вызвали скорую помощь, которой предстояло побороться за жизнь потерпевшей. Заплаканная хозяйка дома Ирина Рыбалко сообщила, что раненая — её взрослая дочь Ольга, которая в результате ссоры зарезала своего отчима — мужа Ирины Николая Губина. Сыщики изучили биографию Ирины Рыбалко и выяснили, что 2 её предыдущих мужа также были убиты. А убивала их сама Ирина. Первое убийство она пыталась представить как результат самообороны. Благодаря наличию несовершеннолетней дочери, как смягчающему обстоятельству, суд приговорил Ирину к 4 годам лишения свободы, из которых она отсидела 3. Второе убийство Ирина пыталась приписать некоему другу её мужа, который якобы в момент преступления находился в квартире. Однако суду удалось доказать её вину и приговорить к 10 годам лишения свободы. По третьему убийству важные свидетельские показания дала выжившая Ольга Рыбалко. Она сообщила, что её мать убила Николая Губина, приревновав его к ней, а затем решила избавиться и от Ольги, к счастью, безуспешно. За третье убийство Ирина Рыбалко была приговорена к 15 годам лишения свободы. | |||
| <center>«По кличке „Бешеный“» | <center>2011 | <center>1 | |
| Житель села Умяк Павел Щербаков проснулся от стука в окно комнаты. Мужчина отдернул штору и увидел, что в его дворе стояла почти голая девушка. С её головы текла кровь, она умоляла о помощи. Несчастная девушка явно стала жертвой. На её шее висели обрывки скотча, истекая кровью, девушка рассказала, что два часа назад на неё и жениха напали неизвестные. Позже выяснится, что это ограбление — только одно из многочисленных преступлений, совершённых безжалостной бандой, главарь которой в материалах уголовного дела будет проходить под кличкой «Бешеный». Суд приговорил главаря банды к 25 годам лишения свободы, а его сообщников к различным срокам — от 5 до 22 лет. | |||
| <center>«Детектор лжи» | <center>2011 | <center>1 | |
| На территории Вологодской области прокатилась серий изнасилований и убийств девушек. Как выяснило следствие, организовали банду некие Максим Вирин и Алексей Поляков. Полякова приговорили к пожизненному заключению, его сообщников — на сроки от 18 до 22 лет лишения свободы, а Максим Вирин повесился в СИЗО. | |||
| <center>«Дама с вуалью» | <center>2012 | <center>1 | |
| В Брянске поочерёдно исчезли 3 молодые девушки. Через несколько недель их тела обнаружил житель одной из деревень Брянской области. Все они были застрелены из охотничьего ружья. Оперативники организовали негласное наблюдение на похоронах убитых девушек и заметили, что каждый раз за процессом погребения внимательно наблюдала некая дама в чёрной вуали, подъезжавшая на чёрной «Волге». Её личность на всякий случай установили. Ею оказалась хозяйка интим-салонов Валентина Карташкова. Как выяснилось, все погибшие были проститутками и «работали» под её началом. В результате расследования оказалось, что Карташкова поставила своей целью взять под свой контроль весь рынок сексуальных услуг в Брянске, активно вовлекала в этот бизнес новых девушек и никогда не терпела возражений. Убитые захотели вернуться к нормальной жизни, чем подписали себе смертный приговор, который вынесла им Карташкова, а исполнил её муж Сергей. Брянский областного суд вынес преступникам свой приговор. Сергею Карташкову назначено наказание в виде 25 лет лишения свободы, Валентина Карташкова была приговорена к 22 годам колонии, а их сообщник, крёстный отец их ребёнка Морозов, осуждён на 8,5 лет. | |||
| <center>«Крысиная охота» | <center>2012 | <center>1 | |
| В январе 2005 года в одной из пригородных электричек Санкт-Петербурга обнаружили тело Рината Сайфутдинова с 22 ножевыми ранениями. Среди пропавших вещей был мобильный телефон, который позднее удалось найти у цыган-наркоторговцев. Цыгане признались, что мобильник получили от наркоманки Степановой в качестве оплаты за дозу. Найдя Степанову, оперативники вышли на след настоящего преступника. Им оказался её приятель Сергей Бобров, тоже наркоман со стажем. Суд приговорил его к 14 годам лишения свободы с отбыванием в колонии строгого режима. Цыгане были приговорены к срокам от 3 до 9 лет за торговлю героином. | |||
| <center>«Чёрный маклер» | <center>2012 | <center>1 | |
| В 2004 году в Новороссийске и Краснодаре прокатилась серия убийств одиноких владельцев квартир. Во всех случаях свидетели упоминали некоего риэлтора по имени Павел. В результате «ловли на живца» во время встречи с новой предполагаемой жертвой были задержаны Павел Гончаров и Юрий Волабуев. Краснодарский краевой суд приговорил Юрия Волабуева к 8 годам лишения свободы, а Павла Гончарова — к пожизненному заключению. | |||
| <center>«Ребята с одного двора» | <center>2010 | <center>2 | |
| В мае 2003 года в Набережных Челнах пропали два руководителя ОАО «КамАЗ-Металлургия». По требованию похитителей предприятие перечислило деньги, но похищенные так и не вернулись. Уже летом того же года преступная группировка Эдуарда Тагирьянова, специализировавшаяся на подобных преступлениях, была задержана. Её лидер и трое его соучастников были приговорены к пожизненному лишению свободы. См. также: Банда Эдуарда Тагирьянова
| |||
| <center>«Пуля для инкассатора» | <center>2012 | <center>1 | |
| 20 марта 2007 года было совершено дерзкое нападение на инкассаторов, перевозивших зарплату сотрудников музея-заповедника Кижи, в результате которого была убита бухгалтер и похищено 1,5 миллиона рублей. В результате проведённых оперативно-следственных мероприятий преступники были найдены. Ими оказались бывший сержант милиции Олег Щеколдин и ранее судимые Дмитрий Космачёв и Александр Кондроев. Суд приговорил Космачёва к 21 году, Кондроева — к 12, Щеколдина — к 11 годам лишения свободы. | |||
| <center>«Бандитский синдикат» | <center>2012 | <center>1 | |
| В 2002 году в Воронеже неизвестный среди бела дня открыл стрельбу из автомата по кафе, где отдыхали представители местной ОПГ. Спустя несколько недель в центре города расстреляли автомобиль, погибшим оказался некто Пшеницын — правая рука «смотрящего» по Воронежу вора в законе по кличке «Плотник». Также кто-то подложил бомбу в коттедж, принадлежавший матери «Плотника». Через месяц вор в законе и его люди попали под перекрёстный автоматный обстрел, в них бросили несколько гранат. Поставить точку в этой череде зверских преступлений сотрудникам милиции помог житель деревни Новая Усмань — отец известного воронежского бизнесмена, который подвергся чудовищным пыткам, но смог незаметно сбежать от вымогателей. Сотрудники уголовного розыска задержали троих участников банды на месте преступления. А спустя несколько часов удалось выйти и на главаря, которым оказался бывший спецназовец Александр Бражников по кличке «Матрос». За 11 убийств и 15 разбойных нападений лидер банды и его ближайший помощник Алексей Некрасов были приговорены к пожизненному заключению, остальные участники группировки — к различным срокам от 16 до 23 лет лишения свободы. См. также: Банда Александра Бражникова
| |||
| <center>«Вокзал для троих» | <center>2012 | <center>1 | |
| В июле 2009 года в Нижнем Новгороде по подозрению в убийствах и незаконном лишении свободы были задержаны Евгений Сорокин и Евгений Кожурин. Уже на второй день допросов Кожурин признался, что у них есть сообщник — Юнир Карабаев, который впоследствии также был задержан. Выяснилось, что Сорокин и Карабаев ранее привлекались к уголовной ответственности — один за грабёж и развратные действия, другой за убийство, но были признаны невменяемыми и отправлены на принудительное лечение. В психиатрической больнице у них созрел план — заманивать бездомных и беспризорных на дачный участок, эксплуатировать, подвергать жестоким пыткам и убивать. Несовершеннолетний Евгений Кожурин сам изначально был невольником, однако вступил в преступный сговор с Сорокиным и Карабаевым. Судебные психиатры признали всех подсудимых вменяемыми. Сорокин был приговорён к пожизненному заключению, Карабаев — к 17 годам лишения свободы в колонии строгого режима, Кожурин, признанный судом потерпевшим, — к 9 годам лишения свободы. См. также: Банда Евгения Сорокина
| |||
| <center>«Дорога в ад» | <center>2011 | <center>2 | |
| 8 ноября 2004 года в Кемерово была убита федеральный судья Кировского района Ольга Богданова и её отец. Дело вызвало огромный общественный резонанс. Бандитов удалось задержать через месяц, но за этот месяц они совершили ещё около десяти убийств. Позже выяснилось, что в банду, которую сколотил некий Вадим Журавлёв, входили Павел Алексеев и Наталья Болдина. Главаря банды приговорили к пожизненному заключению, Алексеева — к 25, Болдину — к 20 годам лишения свободы. | |||
| <center>«Слепая любовь» | <center>2012 | <center>1 | |
| Наркотики являют собой то зло, которое погубило уже миллионы людей, заведомо знавших, на что они идут, делая очередную инъекцию смертельного зелья. В одном из притонов на окраине города Пскова, судорожно хватаясь за стену, из ванной вывалился молодой человек. Мужчина, жестикулируя и отчаянно зовя на помощь, упал на пол и начал биться в конвульсиях. При этом в его руке находился окровавленный шприц. Соседи бросились на помощь к несчастному, но попытки спасти его жизнь не увенчались успехом. Спустя несколько минут молодой человек скончался. Но перед смертью он сказал загадочные слова: «Подарок мясника». Что таили в себе эти слова, предстояло выяснить следственной группе, немедленно выехавшей на место происшествия. | |||
| <center>«Месть пасечника» | <center>2012 | <center>1 | |
| В 2003—2004 годах в Ставропольском крае произошло 4 странных, казалось бы безмотивных, преступления. Были застрелены предприниматель и 2 сотрудника правоохранительных органов. Единственный выживший, врач, навсегда остался инвалидом. В результате расследования было установлено, что все преступления совершил местный пасечник Александр Таран, который считал потерпевших причастными к смерти его дочери и сына. Суд приговорил его к 23 годам лишения свободы. | |||
| <center>«По следам великана» | <center>2012 | <center>1 | |
| В 2002 году по Ростову-на-Дону прокатилась волна убийств коллекционеров, водителей, продавцов, совершённых с целью ограбления. Всего было убито 6 человек. Немногочисленные свидетели утверждали, что видели подозрительного мужчину очень высокого роста. Задержать преступника удалось лишь в 2008 году в Новочеркасске. Им оказался ранее судимый Сергей Лозовой. Ростовский областной суд приговорил его к пожизненному лишению свободы. См. также: Лозовой, Сергей Валерьевич
| |||
| <center>«Дело санитаров» | <center>2011 | <center>2 | |
| 30 сентября 2001 года в Санкт-Петербурге на проспекте Культуры 26 было совершено покушение на супругов Ефимовых, в результате которого был убит Сергей Ефимов, а его жена в тяжёлом состоянии доставлена в реанимацию. Незадолго до происшествия Сергей Ефимов уволился из городского патологоанатомического бюро, где работал в должности старшего санитара. В последнее время Сергей ходил сам не свой, утверждал, что его хотят убить, и был уверен, что это хочет сделать кто-то из его знакомых. За 3 дня до убийства он начал делать какие-то записи в свою тетрадь и говорил, что эти записи выступят гарантом его безопасности. Следователям предстояло распутать загадочную череду убийств и покушений и изобличить так называемую «банду санитаров». | |||
| <center>«Смертельная коллекция» | <center>2012 | <center>1 | |
| В 2005 году в городе Соликамске Пермского края в центре города из пистолета Макарова была застрелена молодая женщина — Юлия Тюхтина. Выяснилось, что орудие преступления связано с целой цепочкой других загадочных убийств. С 1998 по 2004 год в городе было убито 6 человек. Все они являлись военнослужащими, сотрудниками правоохранительных органов или вневедомственной охраны. Во всех случаях у убитых похищалось оружие. Из одного из них и была застрелена Тюхтина, убийство которой странным образом выпадало из общей логики. Она не работала в силовых структурах и не имела при себе оружия. В декабре 2006 года преступник совершил ещё одно покушение на сотрудника милиции, инсценировав ограбление аптеки, но милиционер остался в живых. Преступником оказался Александр Геращенко — сотрудник пожарной охраны, бывший спецназовец, который убивал ради кражи оружия, а Юлию Тюхтину застрелил из-за того, что 11 лет назад она отвергла его ухаживания. Александра Геращенко приговорили к пожизненному заключению. См. также: Геращенко, Александр Викторович
| |||
| <center>«Дикарь» | <center>2012 | <center>1 | |
| В дачном посёлке около станции Сорокино Красноярского края произошло массовое убийство: погибли 5 девушек и пожилая женщина — хозяйка домовладения. Вскоре Красноярском крае произошла целая серия жестоких убийств. Серийным убийцей оказался уроженец Таджикистана Абдуфатто Заманов. Причиной всех убийств были приступы ярости, охватывавшие Заманова по любому малозначительному поводу — замечание, критика, шутка. В 2008 году за убийство 14 человек Абдуфатто Заманова приговорили к пожизненному заключению. См. также: Заманов, Абдуфатто Ташпулатович
| |||
| <center>«Блондинка в Интернете» | <center>2012 | <center>1 | |
| В коммунальной квартире Санкт-Петербурга было обнаружено тело мужчины, задушенного шнуром от утюга. Из комнаты убитого пропали все ценные вещи. Выяснилось, что задушенный мужчина был нетрадиционной сексуальной ориентации. В ночь убийства в одном из гей-клубов его видели в обществе неизвестного. Оперативникам удалось выйти на след подозреваемого в Интернете и установить его личность. Им оказался Роман Артёмов — уроженец Ростова-на-Дону, находившийся в федеральном розыске за кражу. Оперативники разместили в Интернете на сайте знакомств несколько фальшивых анкет красивых девушек. Артёмов заинтересовался одной из них, а затем назначил ей встречу. Так убийцу и задержали. За убийство и совершённые кражи преступник был приговорён к 11 годам колонии строгого режима. | |||
| <center>«Машина для убийства» | <center>2011 | <center>2 | |
| В конце 1990-х — начале 2000-х годов по западно-сибирскому региону России прокатилась волна жестоких нападений на водителей частных такси. Десятки людей были убиты или пропали без вести, их автомобили были похищены. Водители пропадали в Новосибирске, Томске, Красноярске. Преступления были с одной целью: завладеть транспортным средством потерпевшего и продать его на запчасти. Позже сыщикам удалось задержать подозреваемых в серии нападений на водителей частников — Николая Козленю и его подругу-соучастницу Анастасию Бобович. В ходе следствия стало ясно, что это не единственная криминальная группировка, действующая в западно-сибирском регионе. Сыщикам удалось выйти на ещё более кровожадную банду Орлова. Суд приговорил главаря банды к пожизненному заключению, а её членов — к различным тюремным срокам до 25 лет. См. также: Банда Сергея Орлова
| |||
| <center>«Ночной извозчик» | <center>2012 | <center>1 | |
| Екатеринбург, 2006 год. В городе объявился маньяк, который безжалостно расправлялся с женщинами. Следователям удалось найти пропавший телефон одной из убитых и задержать нового владельца, который сообщил, что несколько дней назад ему продал телефон родственник — Роман Замулин, который служит водителем в секретной военной части. Замулина задержали на рабочем месте. В его квартире были найдены вещи, принадлежащие погибшим женщинам. Роман Замулин признался в преступлениях и рассказал, что после того, как его бросила девушка, решил мстить всему женскому роду. За убийство 6 человек суд приговорил Романа Замулина к пожизненному заключению. См. также: Замулин, Роман Александрович
| |||
| <center>«Абонент мёртв» | <center>2012 | <center>1 | |
| Самара, 2007 год. В милицию обратился мужчина с заявлением о пропаже своей жены Ольги Кузнецовой и всех её родственников — сестры Евгении, племянницы Насти и родителей. Муж Евгении Руслан Бабаев сообщил, что Евгения скрывается от кредиторов, поэтому тайно покинула город вместе с семьёй. В Саратовской области был найден брошенный автомобиль Ольги Кузнецовой, но никаких следов пропавших не было. Руслан Бабаев получил SMS-сообщение от своей жены Евгении, в котором сообщалось, что семья скрывается в Саратовской области. По запросу сотовому оператору сыщики выяснили, что сообщение отправлено не из Саратовской области, а из Самары. Бабаева вызвали на допрос, где он признался, что кредитор Евгении — некий Наиль, криминальный авторитет — выследил женщину и убил её. Наиля задержали, но выяснилось, что он законопослушный гражданин и к гибели Евгении и её семьи не имеет отношения. В это время в гараже Бабаева провели обыск и нашли замурованные в смотровой яме трупы пропавших людей. Оказалось, что ранее судимый Руслан Бабаев имел большие долги и решил продать квартиру жены, чтобы расплатиться, поэтому и расправился с женщиной и её дочерью. А чтобы на наследство не претендовали её родственники, он убил и их. Самарский областной суд приговорил Руслана Бабаева к пожизненному лишению свободы. | |||
| <center>«Волчья стая» | <center>2012 | <center>1 | |
| В 2002—2003 годах в Твери и области произошла серия убийств. Все погибшие принадлежали к криминальным кругам, среди них были и авторитеты, и рядовые участники преступных группировок. В 2004—2006 годах стали погибать уже крупные тверские бизнесмены. Задокументировать доказательства, убедить свидетелей дать показания и собрать неоспоримые улики удалось лишь в конце 2007 года. На скамье подсудимых оказались 6 местных жителей, которые именовали себя «тверскими волками». За 14 убийств трёх из шести бандитов приговорили к пожизненному заключению. См. также: Тверские волки
| |||
| <center>«Весёлые ребята» | <center>2011 | <center>2 | |
| В 2001 году в провинциальных районах России была зафиксирована серия мошенничеств, связанных с использованием поддельных векселей Сбербанка. Мошенники, доведшие до банкротства несколько фирм, были арестованы и осуждены на сроки от 4 до 11 лет. | |||
| <center>«Старьёвщик» | <center>2012 | <center>1 | |
| На окраине города Самара мальчишки играли в морских пиратов, воображали, что где-то совсем рядом их ожидают клад и сокровища. Внимание ребятни привлёк предмет круглой формы, который лежал неподалеку от дорожки в зарослях кустарников. Один из мальчиков решил подойти поближе, а когда пригляделся, сумел рассмотреть в предмете обглоданный собаками человеческий череп. Подобная ужасающая находка была далеко не единственной… Первой жертвой серийного убийцы стал Андрей Орешник, о пропаже которого в правоохранительные органы заявила его жена. Позднее было совершено ещё 5 убийств. Убийцей оказался некий Сергей Кузнецов, ранее проходивший принудительное лечение за покушение на убийство. Экспертиза и на этот раз признала его невменяемым и снова направила на принудительное лечение. | |||
| <center>«Переезд на тот свет» | <center>2012 | <center>1 | |
| В 2006 году в Оренбурге бесследно исчезли 6 человек — члены одной семьи. Вскоре на крыльцо одного из домов в селе Подгорная Покровка была подброшена новорождённая девочка — дочь одной из пропавших. Но никаких следов остальных 5 членов семьи найти не удалось. Свидетели сообщили, что видели в ту ночь в селе незнакомый автомобиль «Ока». Подозрение пало на одного из пропавших — ранее судимого Сергея Стренина. Но доказательств не было. Через некоторое время в квартире пропавших были задержаны подозрительные люди. Ими оказались некие Геннадий и Тюлеген Хаббасовы, которые заявили, что пришли к Стренину, который должен был им деньги, но им ничего известно об исчезновении Сергея и его родственников. За Хаббасовыми установили наблюдение и выяснили, что у них есть ещё 2 брата — Алексей и Сергей. Также Тюлеген владел автомобилем «Ока». Все братья были задержаны, после чего признались не только в инкриминируемом им преступлении, но и в убийстве ещё одной семьи в 2005 году. Все преступления совершались с целью завладения недвижимостью убитых. Суд приговорил Сергея Хаббасова к 20 годам лишения свободы, а Геннадия, Алексея и Тюлегена Хаббасовых — к пожизненному заключению. См. также: Банда братьев Хаббасовых
| |||
| <center>«Чёрный князь» | <center>2012 | <center>1 | |
| По территории Нижегородской области прокатилась серия убийств: с 2007 по 2008 годы было убито 13 человек. Как позже выяснило следствие, эти злодения совершил некий Владимир Гурьянов. Суд приговорил его к пожизненному заключению, а его сообщницу Эльвиру Егорычеву — к 19 годам лишения свободы. | |||
| <center>«Героиновый рейс» | <center>2012 | <center>1 | |
| Март 2008 года, город Петрозаводск. Альбина Войкова дрожащими руками достала из почтового ящика долгожданное письмо. Взлетев по лестнице, она торопливо открыла квартиру и, не разуваясь, забежала к себе в комнату. Не обращая внимания на пьяного отца, который, как обычно, сразу начал на неё кричать. Девушка закрыла дверь в своей комнате и достала письмо. По лицу Альбину блуждала улыбка, это было письмо от её возлюбленного Аркадия Ипкина, отбывавшего срок в одной из Мурманских колоний. На листке в клетку, вырванного из школьной тетрадки, пестрели многочисленные признания в любви. И уже в самом конце, более мелким почерком, настойчивая просьба переслать некий товар. Далее следовали подробные инструкции. | |||
| <center>«Слабое звено» | <center>2012 | <center>1 | |
| В августе 2002 года в Казани спорт-бар на окраине города посетил крепкий мужчина, осмотрелся. Заведение было почти пустое: два парня за стойкой и девушка за крайним столиком. На огромном экране транслировали футбольный матч. Здоровяк что-то отрывисто сказал по рации, и в кафе вошёл его шеф — городской криминальный авторитет Александр Иерусалимский в сопровождении второго охранника. Иерусалимский присел за столик напротив экрана, а когда на экране забили очередной гол, подпрыгнул и в азарте поднял руки. И замертво упал. Пока сопровождающие охранники поняли, что их босс мертв от двух выстрелов в спину, из бара выбежала девушка. | |||
| <center>«Поездка ценою в жизнь» | <center>2012 | <center>1 | |
| У ворот частного дома остановилась машина. Водитель заглушил двигатель и вышел из неё. Через некоторое время появился хозяин дома, он обрадовался непрошеным гостям, ведь это были его хорошие знакомые. «А мы к тебе, у тебя же день рожденья был, отмечать будем», — сказал один из приехавших парней. Гости стали доставать из багажника пакеты с едой и бутылками, потом один из них распахнул заднюю дверцу машины. «А вот и твой подарок», — произнёс гость. В салоне находилась молоденькая девушка, она испуганно вжалась в спинку сиденья. См. также: Чижов, Олег Юрьевич
| |||
| <center>«Бритоголовые» | <center>2012 | <center>1 | |
| Серия рассказывает про банду скинхедов, которая действовала в Москве, начиная с 21 августа 2006 года. Лидерами группировки были приехавший из Екатеринбурга и поступивший на первый курс Московского художественного училища прикладного искусства Артур Рыно и его приятель — окончивший школу с золотой медалью второкурсник Российского университета физкультуры Павел Скачевский. Именно они сколотили группировку для убийств кавказцев и выходцев из Средней Азии, которые, как они считали, «заполонили столицу». Рыно утверждал, что с августа 2006 года он убил 37 человек, из них около 20 со Скачевским. Судья Мосгорсуда Эдуард Чувашов, вынесший приговор по этому делу, был убит 12 апреля 2010 года. Многие считают, что его убийство было связанно именно с этим громким делом, хотя само убийство так и не раскрыто по сей день. См. также: Дело Рыно — Скачевского
| |||
| <center>«История болезни» | <center>2012 | <center>1 | |
| Восьмилетний Ваня карабкался на дерево. Его глаза горели, по телу бежала дрожь, он почти задыхался от волнения. Сидя на ветке, он внимательно всматривался в окно второго этажа. Там была она — та, из-за которой он бросил игру и друзей. Девушка стояла к нему спиной и сушила феном волосы. Мальчик не видел её лица, только голые плечи и выглядывающие из-под банного полотенца лопатки. «Ваня!» — крик матери раздался совсем рядом. Мальчик с перепугу упал с дерева на землю, ударившись головой о камень. В ту же секунду он почувствовал пронзительную, нестерпимую боль. Спустя годы приступы головной боли будут мучить его постоянно и раз за разом толкать на новые страшные преступления. | |||
| <center>«Заклятый друг» | <center>2012 | <center>1 | |
| 1985 год, Башкирская АССР. На загородном шоссе, вцепившись в руль старых Жигулей, с риском для жизни, опасно маневрировал молодой инспектор ГАИ. Он пытался выровнять автомобиль, чтобы дать возможность следователю, сидевшему на переднем сидении, высунуться в окно и как следует прицелиться в чёрную Волгу с опасными преступникам, которую они преследовали. Это была банда, которая уже несколько месяцев терроризировала город, грабила сберкассы и убивала инкассаторов. Автомобиль преступников свернул на узкую лесную дорожку и на несколько секунд повернулся боком к милицейским Жигулям. Это был шанс, возможно, последний. Молодой следователь прицелился и выстрелил по колёсам. Машину резко занесло в кювет. Первым к автомобилю с преступниками подбежал водитель милицейского экипажа. Неожиданно из разбитого окна Волги высунулась окровавленная рука с пистолетом. Дуло упёрлось в грудь молодому инспектору. Грянул выстрел. Инспектор замер, но остался стоять на ногах. А рука бандита резко дёрнулась и опустилась, пистолет выпал на землю. Это был второй меткий выстрел молодого следователя. Теперь он спас жизнь своему коллеге. С того памятного дня молодой инспектор ГАИ и следователь стали лучшими друзьями. | |||
| <center>«Опиум для врача» | <center>2012 | <center>1 | |
| Март 2001 года, Санкт-Петербург. По длинному больничному коридору, раздавая на ходу указания, бежал дежурный врач-реаниматолог Александр Кирзаян. Следом за ним санитары везли на носилках молодую девушку. Умиравшую от передозировки наркотиков Римму Петрову обнаружили у дверей городской больницы. Пациентка находилась в состоянии наркотической коммы и могла умереть в любую минуту. Ей повезло, молодой врач сумел вернуть её к жизни. Но врач даже и не представлял, чем обернётся для него это спасение. | |||
| <center>«Лишняя родня» | <center>2012 | <center>1 | |
| В 2007 году в Краснодаре в милицию поступило заявление от гражданки Стрельцовой о пропаже её сестры-инвалида и пожилых родителей. Как и предполагало следствие, родители и сестра потерпевшей были убиты. Убийцей оказался муж Стрельцовой, который преследовал цель завладеть жилой площадью погибших. В результате убийца был приговорён к 19 годам лишения свободы. | |||
| <center>«Удар в спину» | <center>2012 | <center>1 | |
| В 2008 году в Санкт-Петербурге в милицию поступило заявление об исчезновении студента Александра Каюмова. В ходе расследования было выяснено, что 2 лучших друга Александра, Дмитрий Карлагин и Сергей Смолин, убили его и закопали на пустыре. Суд приговорил Карлагина и Смолина к 12 и 15 годам лишения свободы соответственно. | |||
| <center>«Опасные попутчики» | <center>2012 | <center>1 | |
| На трассе в Нижегородской области похищения и убийства дальнобойщиков приобрели невиданный размах — счёт погибшим пошёл на десятки. У всех водителей были раны от мелкокалиберного оружия, добивали жертв контрольным выстрелом в голову. Оказалось, что все преступления совершили их коллеги — такие же водители. Приехав на своих грузовиках на стоянку дальнобойщиков, они знакомились с будущей жертвой. После приглашали на дружеский пикник в безлюдном месте и там внезапно нападали. Затем, почувствовав безнаказанность, водители-убийцы решили стать профессиональными киллерами. В 2010 году участники группировки Ларин и Мазжеров были приговорены к 19 годам лишения свободы, их подельник Регула — к 19 годам и 9 месяцам колонии. А лидер банды Сергей Маслов, которому грозило пожизненное заключение, скончался в СИЗО от сердечного приступа. | |||
| <center>«Смерть на обочине» | <center>2012 | <center>1 | |
| В 2004 году на территории Приморского края орудовала банда, убивавшая автовладельцев. После задержания шайки было установлено, что за убийствами 5 человек стоит банда во главе с работником ГИБДД Александром Царенко. Организатор группировки приговорён к пожизненному заключению, а его сообщники Роман Шкляр и Андрей Иванюта осуждены на 27,5 лет и 18 лет и 9 месяцев лишения свободы соответственно. | |||
| <center>«Дорога в один конец» | <center>2012 | <center>1 | |
| В 2006 году в Астрахани поочерёдно пропали трое таксистов. Вскоре были найдены их тела. Судя по всему, убийства совершались с целью ограбления. Удалось найти похищенный мобильный телефон одного из убитых и задержать нового владельца, которым также оказался таксист. Но задержанный уверял, что телефон ему дали пассажиры в счёт оплаты за проезд. Двое мужчин попросили отвезти их в район карьеров, там один из них постоял, а потом поехали обратно. Водитель так и не понял цель поездки. У сыщиков появились подробные приметы разыскиваемых. Позже в автомастерской была найдена машина одного из убитых. Вскоре там появились мужчины, подходящие под описание убийц. Задержанными оказались ранее судимые Вячеслав Кулишев и Ренат Шакушев. Также выяснилось, что в мастерскую они приехали на автомобиле, похищенном у четвёртой жертвы. Таксист-свидетель, получивший телефон одного из убитых, тоже должен был стать жертвой, но во время остановки он вышел из машины, поэтому внезапно накинуть ему верёвку на шею не удалось. Кулишев был приговорён к 26 годам лишения свободы, Шакушев — к 24, их сообщники, которые реализовали похищенные машины, — к 6,5 и 3 годам колонии. | |||
Никогда не выходившие в эфир серии
| Название выпуска | Год выхода | Количество серий | |
|---|---|---|---|
| <center>«Неуловимый левша» | <center>2012 | <center>1 | |
| В 2004 году по Курской области прокатилась волна разбойных нападений на пенсионеров. Один из налётов закончился двойным убийством. Преступником оказался ранее судимый местный житель Игорь Симонов. Суд приговорил его к 23 годам лишения свободы. | |||
| <center>«Счастье на крови» | <center>2012 | <center>1 | |
| В 1999 году в Казани в своей квартире был застрелен Валерий Васьков, а вскоре похищена его жена Наталья. В результате расследования оказалось, что Валерий был убит по заказу любовника его жены Валериана Юрусова, а похищение спланировали и осуществили непосредственный исполнитель убийства Сергей Фёдоров и его сообщник Анатолий Михайлов. Суд приговорил Фёдорова к 21, а Михайлова и Юрусова — к 3 годам лишения свободы. | |||
Перечень серий телепередачи «Криминальная Россия. Развязка» («ТВ Центр»)
Сезон 2014 года
| Название выпуска | Год выхода | Количество серий | |
|---|---|---|---|
| <center>«Голые мертвецы[7]» | <center>2014 | <center>1 | |
| В городе Вятские Поляны Кировской области произошла серия загадочных убийств. На обочинах дорог и в перелесках находили трупы раздетых людей со следами пыток и отравлений. Выяснилось, что расправился с несчастными серийный убийца и рабовладелец Александр Комин. Суд приговорил его к пожизненному лишению свободы, но Комин покончил с собой до отправки в колонию. Его сообщник Александр Михеев был приговорён к 20 годам лишения свободы. См. также: Комин, Александр Николаевич
| |||
| <center>«Чёрный полковник» | <center>2014 | <center>1 | |
| В 2005 году в Астрахани стали происходить загадочные преступления. Сначала было совершено вооружённое нападение на местного казачьего атамана Вячеслава Белоненко, после чего тяжелораненого добили прямо в больнице. Далее произошли многочисленные убийства криминальных авторитетов, бизнесменов и адвокатов. Выяснилось, что за всеми преступлениями стоит начальник Астраханского УБОПа Ринат Салехов. Суд приговорил его к пожизненному лишению свободы. | |||
| <center>«Багровая охота» | <center>2014 | <center>1 | |
| В городе Белинский Пензенской области стали исчезать люди. Спустя несколько месяцев расчленённые останки пропавших кто-то подбросил к зданию суда. Следствие выяснило, что серию зверских убийств совершил студент педагогического колледжа Александр Бычков, который был приговорён к пожизненному лишению свободы. См. также: Бычков, Александр Владимирович
| |||
| <center>«Кровавое золото[8]» | <center>2014 | <center>1 | |
| В 1990-х годах в городе Касимов Рязанской области развернулась одна из крупнейших криминальных войн в истории России за контроль над местным золотоперерабатывающим заводом. Местных жителей убивали десятками. «Золотой король» Виталий Курбатов организовал хищение более 800 кг драгметалла с касимовского завода. Курбатов дал интервью, находясь в колонии для пожизненно осуждённых, в котором рассказал о тех событиях. См. также: Касимовская криминальная война
| |||
| <center>«Глоток смерти» | <center>2014 | <center>1 | |
| В Московской области произошла серия загадочных убийств в электричках. Мёртвых пассажиров стали находить десятками. Первоначально считалось, что все они умерли от сердечных приступов, но позже установили, что причиной смерти было отравление. Выяснилось, что некий Алексей Быговский подмешивал попутчикам в пиво сильнейшее лекарство, после чего забирал все ценности. Суд приговорил Быговского к 22 годам лишения свободы. | |||
| <center>«Крёстный отец» | <center>2014 | <center>1 | |
| В середине 1990-х годов Казань потрясла серия взрывов и заказных убийств. Так главарь преступного сообщества «Жилка» Хайдар Закиров по кличке «Хайдер» начал устанавливать свою власть в столице Татарстана. Он решил устранить или подчинить все остальные казанские группировки. Однако лидеры «Севастопольских» ответили яростным сопротивлением. В ходе невиданного бандитского противостояния погибло почти 200 человек, ещё столько же были ранены. Штатный киллер преступного сообщества «Жилка» Алексей Снежинский в интервью рассказал о тех событиях. | |||
| <center>«Кто убил Япончика?» | <center>2014 | <center>1 | |
| Вячеслав Иваньков по кличке «Япончик» — вор в законе, представитель криминального мира, который получил мировую известность. Его осудили в США. После экстрадиции на родину российский суд присяжных его оправдал. А в 2009 году Иваньков был убит при таинственных обстоятельствах. См. также: Иваньков, Вячеслав Кириллович
| |||
| <center>«По прозвищу Ленин[9]» | <center>2014 | <center>1 | |
| В 1995 году в Ростовской области произошла серия зверских убийств. За 2 месяца было убито 8 человек. Серийным убийцей оказался Владимир Муханкин, который хотел превзойти Чикатило. Суд приговорил его к смертной казни, позднее заменённой пожизненным лишением свободы. См. также: Муханкин, Владимир Анатольевич
| |||
| <center>«Александр Солоник. Влюблённый киллер[10]» | <center>2014 | <center>1 | |
| Александра Солоника называли киллером номер один. На его счету были убийства известных криминальных авторитетов и воров в законе. Но настоящую «славу» Солонику принесли его побеги: сначала из зала суда, потом из колонии через канализацию и, наконец, из знаменитой «Матросской тишины». Его преступный путь закончился в Греции, где Солоник был жестоко убит вместе со своей любовницей — фотомоделью Светланой Котовой. Долгое время оставалось загадкой, кто смог уничтожить профессионального киллера. И лишь сегодня стали известны удивительные подробности этой многолетней криминальной истории. См. также: Солоник, Александр Викторович
| |||
| <center>«Доктор „Смерть“[11]» | <center>2014 | <center>1 | |
| В 1997—2000 годах в Санкт-Петербурге произошло несколько десятков ограблений пожилых людей, некоторые из них закончились убийствами. Выяснилось, что все убитые стали жертвами врача, приходившего к ним в квартиры. Серийным убийцей оказался Максим Петров. Он был приговорён к пожизненному лишению свободы и умер в колонии «Белый Лебедь», но незадолго до смерти успел дать интервью[12]. См. также: Петров, Максим Владимирович
| |||
Напишите отзыв о статье "Список выпусков телепередач «Криминальная Россия» и «Криминальные хроники»"
Примечания
- ↑ [www.brandmedia.ru/tv_ntv_113.shtml Криминальная Россия на НТВ]. Официальный сайт телекомпании «НТВ». Проверено 9 июля 2010. [www.webcitation.org/67Gl85U8J Архивировано из первоисточника 29 апреля 2012].
- ↑ Серия выходила в эфир 5 и 10 декабря 2000 года: www.kommersant.ru/doc/164679 www.kommersant.ru/doc/165341
- ↑ Другое название первой серии выпуска — „Вкус добычи“
- ↑ Эта серия во многом повторяет «Жигулёвскую битву» (2002), но, в отличие от неё, рассказывает и о событиях Тольяттинской криминальной войны 2000-х годов, а также о расследовании убийства майора Дмитрия Огородникова.
- ↑ Другое название третьей серии выпуска — „Дьявольский спектакль“
- ↑ Серия практически полностью повторяет «Охоту на „Слонов“» (2001).
- ↑ Ремейк серии «Кооператив „Узник“» (1998)
- ↑ Ремейк серии „Бешеное золото“ (2000)
- ↑ Ремейк серии „Охотники на маньяков“ (2000)
- ↑ Ремейк серий „Курганский Терминатор“ (1997) и „Возвращение Терминатора“ (1999)
- ↑ Ремейк серии „Доктор Смерть“ (2001)
- ↑ С 2014 года Максим Петров отправлял многочисленные жалобы в Верховный суд Российской Федерации, что опровергает версию о его смерти; причины, побудившие авторов фильма дать ложную информацию, доподлинно неизвестны.
Ссылки
- [www.youtube.com/channel/UCFnTHrvjQUKs_05d0nOW0qA Все серии Криминальной России на youtube]
- [sledstvie-veli.net/kriminalnaya-rossia Все выпуски Криминальной России…]
- [4sale.ntv.ru/ru/item/4241/sprint/ Список серий «Криминальной России», выходивших на НТВ в период 1995—2002]
|
Этот список входит в число избранных списков и порталов русскоязычного раздела Википедии. |
Отрывок, характеризующий Список выпусков телепередач «Криминальная Россия» и «Криминальные хроники»
– Да, да, на войну, – сказал он, – нет! Какой я воин! А впрочем, все так странно, так странно! Да я и сам не понимаю. Я не знаю, я так далек от военных вкусов, но в теперешние времена никто за себя отвечать не может.После обеда граф уселся покойно в кресло и с серьезным лицом попросил Соню, славившуюся мастерством чтения, читать.
– «Первопрестольной столице нашей Москве.
Неприятель вошел с великими силами в пределы России. Он идет разорять любезное наше отечество», – старательно читала Соня своим тоненьким голоском. Граф, закрыв глаза, слушал, порывисто вздыхая в некоторых местах.
Наташа сидела вытянувшись, испытующе и прямо глядя то на отца, то на Пьера.
Пьер чувствовал на себе ее взгляд и старался не оглядываться. Графиня неодобрительно и сердито покачивала головой против каждого торжественного выражения манифеста. Она во всех этих словах видела только то, что опасности, угрожающие ее сыну, еще не скоро прекратятся. Шиншин, сложив рот в насмешливую улыбку, очевидно приготовился насмехаться над тем, что первое представится для насмешки: над чтением Сони, над тем, что скажет граф, даже над самым воззванием, ежели не представится лучше предлога.
Прочтя об опасностях, угрожающих России, о надеждах, возлагаемых государем на Москву, и в особенности на знаменитое дворянство, Соня с дрожанием голоса, происходившим преимущественно от внимания, с которым ее слушали, прочла последние слова: «Мы не умедлим сами стать посреди народа своего в сей столице и в других государства нашего местах для совещания и руководствования всеми нашими ополчениями, как ныне преграждающими пути врагу, так и вновь устроенными на поражение оного, везде, где только появится. Да обратится погибель, в которую он мнит низринуть нас, на главу его, и освобожденная от рабства Европа да возвеличит имя России!»
– Вот это так! – вскрикнул граф, открывая мокрые глаза и несколько раз прерываясь от сопенья, как будто к носу ему подносили склянку с крепкой уксусной солью. – Только скажи государь, мы всем пожертвуем и ничего не пожалеем.
Шиншин еще не успел сказать приготовленную им шутку на патриотизм графа, как Наташа вскочила с своего места и подбежала к отцу.
– Что за прелесть, этот папа! – проговорила она, целуя его, и она опять взглянула на Пьера с тем бессознательным кокетством, которое вернулось к ней вместе с ее оживлением.
– Вот так патриотка! – сказал Шиншин.
– Совсем не патриотка, а просто… – обиженно отвечала Наташа. – Вам все смешно, а это совсем не шутка…
– Какие шутки! – повторил граф. – Только скажи он слово, мы все пойдем… Мы не немцы какие нибудь…
– А заметили вы, – сказал Пьер, – что сказало: «для совещания».
– Ну уж там для чего бы ни было…
В это время Петя, на которого никто не обращал внимания, подошел к отцу и, весь красный, ломающимся, то грубым, то тонким голосом, сказал:
– Ну теперь, папенька, я решительно скажу – и маменька тоже, как хотите, – я решительно скажу, что вы пустите меня в военную службу, потому что я не могу… вот и всё…
Графиня с ужасом подняла глаза к небу, всплеснула руками и сердито обратилась к мужу.
– Вот и договорился! – сказала она.
Но граф в ту же минуту оправился от волнения.
– Ну, ну, – сказал он. – Вот воин еще! Глупости то оставь: учиться надо.
– Это не глупости, папенька. Оболенский Федя моложе меня и тоже идет, а главное, все равно я не могу ничему учиться теперь, когда… – Петя остановился, покраснел до поту и проговорил таки: – когда отечество в опасности.
– Полно, полно, глупости…
– Да ведь вы сами сказали, что всем пожертвуем.
– Петя, я тебе говорю, замолчи, – крикнул граф, оглядываясь на жену, которая, побледнев, смотрела остановившимися глазами на меньшого сына.
– А я вам говорю. Вот и Петр Кириллович скажет…
– Я тебе говорю – вздор, еще молоко не обсохло, а в военную службу хочет! Ну, ну, я тебе говорю, – и граф, взяв с собой бумаги, вероятно, чтобы еще раз прочесть в кабинете перед отдыхом, пошел из комнаты.
– Петр Кириллович, что ж, пойдем покурить…
Пьер находился в смущении и нерешительности. Непривычно блестящие и оживленные глаза Наташи беспрестанно, больше чем ласково обращавшиеся на него, привели его в это состояние.
– Нет, я, кажется, домой поеду…
– Как домой, да вы вечер у нас хотели… И то редко стали бывать. А эта моя… – сказал добродушно граф, указывая на Наташу, – только при вас и весела…
– Да, я забыл… Мне непременно надо домой… Дела… – поспешно сказал Пьер.
– Ну так до свидания, – сказал граф, совсем уходя из комнаты.
– Отчего вы уезжаете? Отчего вы расстроены? Отчего?.. – спросила Пьера Наташа, вызывающе глядя ему в глаза.
«Оттого, что я тебя люблю! – хотел он сказать, но он не сказал этого, до слез покраснел и опустил глаза.
– Оттого, что мне лучше реже бывать у вас… Оттого… нет, просто у меня дела.
– Отчего? нет, скажите, – решительно начала было Наташа и вдруг замолчала. Они оба испуганно и смущенно смотрели друг на друга. Он попытался усмехнуться, но не мог: улыбка его выразила страдание, и он молча поцеловал ее руку и вышел.
Пьер решил сам с собою не бывать больше у Ростовых.
Петя, после полученного им решительного отказа, ушел в свою комнату и там, запершись от всех, горько плакал. Все сделали, как будто ничего не заметили, когда он к чаю пришел молчаливый и мрачный, с заплаканными глазами.
На другой день приехал государь. Несколько человек дворовых Ростовых отпросились пойти поглядеть царя. В это утро Петя долго одевался, причесывался и устроивал воротнички так, как у больших. Он хмурился перед зеркалом, делал жесты, пожимал плечами и, наконец, никому не сказавши, надел фуражку и вышел из дома с заднего крыльца, стараясь не быть замеченным. Петя решился идти прямо к тому месту, где был государь, и прямо объяснить какому нибудь камергеру (Пете казалось, что государя всегда окружают камергеры), что он, граф Ростов, несмотря на свою молодость, желает служить отечеству, что молодость не может быть препятствием для преданности и что он готов… Петя, в то время как он собирался, приготовил много прекрасных слов, которые он скажет камергеру.
Петя рассчитывал на успех своего представления государю именно потому, что он ребенок (Петя думал даже, как все удивятся его молодости), а вместе с тем в устройстве своих воротничков, в прическе и в степенной медлительной походке он хотел представить из себя старого человека. Но чем дальше он шел, чем больше он развлекался все прибывающим и прибывающим у Кремля народом, тем больше он забывал соблюдение степенности и медлительности, свойственных взрослым людям. Подходя к Кремлю, он уже стал заботиться о том, чтобы его не затолкали, и решительно, с угрожающим видом выставил по бокам локти. Но в Троицких воротах, несмотря на всю его решительность, люди, которые, вероятно, не знали, с какой патриотической целью он шел в Кремль, так прижали его к стене, что он должен был покориться и остановиться, пока в ворота с гудящим под сводами звуком проезжали экипажи. Около Пети стояла баба с лакеем, два купца и отставной солдат. Постояв несколько времени в воротах, Петя, не дождавшись того, чтобы все экипажи проехали, прежде других хотел тронуться дальше и начал решительно работать локтями; но баба, стоявшая против него, на которую он первую направил свои локти, сердито крикнула на него:
– Что, барчук, толкаешься, видишь – все стоят. Что ж лезть то!
– Так и все полезут, – сказал лакей и, тоже начав работать локтями, затискал Петю в вонючий угол ворот.
Петя отер руками пот, покрывавший его лицо, и поправил размочившиеся от пота воротнички, которые он так хорошо, как у больших, устроил дома.
Петя чувствовал, что он имеет непрезентабельный вид, и боялся, что ежели таким он представится камергерам, то его не допустят до государя. Но оправиться и перейти в другое место не было никакой возможности от тесноты. Один из проезжавших генералов был знакомый Ростовых. Петя хотел просить его помощи, но счел, что это было бы противно мужеству. Когда все экипажи проехали, толпа хлынула и вынесла и Петю на площадь, которая была вся занята народом. Не только по площади, но на откосах, на крышах, везде был народ. Только что Петя очутился на площади, он явственно услыхал наполнявшие весь Кремль звуки колоколов и радостного народного говора.
Одно время на площади было просторнее, но вдруг все головы открылись, все бросилось еще куда то вперед. Петю сдавили так, что он не мог дышать, и все закричало: «Ура! урра! ура!Петя поднимался на цыпочки, толкался, щипался, но ничего не мог видеть, кроме народа вокруг себя.
На всех лицах было одно общее выражение умиления и восторга. Одна купчиха, стоявшая подле Пети, рыдала, и слезы текли у нее из глаз.
– Отец, ангел, батюшка! – приговаривала она, отирая пальцем слезы.
– Ура! – кричали со всех сторон. С минуту толпа простояла на одном месте; но потом опять бросилась вперед.
Петя, сам себя не помня, стиснув зубы и зверски выкатив глаза, бросился вперед, работая локтями и крича «ура!», как будто он готов был и себя и всех убить в эту минуту, но с боков его лезли точно такие же зверские лица с такими же криками «ура!».
«Так вот что такое государь! – думал Петя. – Нет, нельзя мне самому подать ему прошение, это слишком смело!Несмотря на то, он все так же отчаянно пробивался вперед, и из за спин передних ему мелькнуло пустое пространство с устланным красным сукном ходом; но в это время толпа заколебалась назад (спереди полицейские отталкивали надвинувшихся слишком близко к шествию; государь проходил из дворца в Успенский собор), и Петя неожиданно получил в бок такой удар по ребрам и так был придавлен, что вдруг в глазах его все помутилось и он потерял сознание. Когда он пришел в себя, какое то духовное лицо, с пучком седевших волос назади, в потертой синей рясе, вероятно, дьячок, одной рукой держал его под мышку, другой охранял от напиравшей толпы.
– Барчонка задавили! – говорил дьячок. – Что ж так!.. легче… задавили, задавили!
Государь прошел в Успенский собор. Толпа опять разровнялась, и дьячок вывел Петю, бледного и не дышащего, к царь пушке. Несколько лиц пожалели Петю, и вдруг вся толпа обратилась к нему, и уже вокруг него произошла давка. Те, которые стояли ближе, услуживали ему, расстегивали его сюртучок, усаживали на возвышение пушки и укоряли кого то, – тех, кто раздавил его.
– Этак до смерти раздавить можно. Что же это! Душегубство делать! Вишь, сердечный, как скатерть белый стал, – говорили голоса.
Петя скоро опомнился, краска вернулась ему в лицо, боль прошла, и за эту временную неприятность он получил место на пушке, с которой он надеялся увидать долженствующего пройти назад государя. Петя уже не думал теперь о подаче прошения. Уже только ему бы увидать его – и то он бы считал себя счастливым!
Во время службы в Успенском соборе – соединенного молебствия по случаю приезда государя и благодарственной молитвы за заключение мира с турками – толпа пораспространилась; появились покрикивающие продавцы квасу, пряников, мака, до которого был особенно охотник Петя, и послышались обыкновенные разговоры. Одна купчиха показывала свою разорванную шаль и сообщала, как дорого она была куплена; другая говорила, что нынче все шелковые материи дороги стали. Дьячок, спаситель Пети, разговаривал с чиновником о том, кто и кто служит нынче с преосвященным. Дьячок несколько раз повторял слово соборне, которого не понимал Петя. Два молодые мещанина шутили с дворовыми девушками, грызущими орехи. Все эти разговоры, в особенности шуточки с девушками, для Пети в его возрасте имевшие особенную привлекательность, все эти разговоры теперь не занимали Петю; ou сидел на своем возвышении пушки, все так же волнуясь при мысли о государе и о своей любви к нему. Совпадение чувства боли и страха, когда его сдавили, с чувством восторга еще более усилило в нем сознание важности этой минуты.
Вдруг с набережной послышались пушечные выстрелы (это стреляли в ознаменование мира с турками), и толпа стремительно бросилась к набережной – смотреть, как стреляют. Петя тоже хотел бежать туда, но дьячок, взявший под свое покровительство барчонка, не пустил его. Еще продолжались выстрелы, когда из Успенского собора выбежали офицеры, генералы, камергеры, потом уже не так поспешно вышли еще другие, опять снялись шапки с голов, и те, которые убежали смотреть пушки, бежали назад. Наконец вышли еще четверо мужчин в мундирах и лентах из дверей собора. «Ура! Ура! – опять закричала толпа.
– Который? Который? – плачущим голосом спрашивал вокруг себя Петя, но никто не отвечал ему; все были слишком увлечены, и Петя, выбрав одного из этих четырех лиц, которого он из за слез, выступивших ему от радости на глаза, не мог ясно разглядеть, сосредоточил на него весь свой восторг, хотя это был не государь, закричал «ура!неистовым голосом и решил, что завтра же, чего бы это ему ни стоило, он будет военным.
Толпа побежала за государем, проводила его до дворца и стала расходиться. Было уже поздно, и Петя ничего не ел, и пот лил с него градом; но он не уходил домой и вместе с уменьшившейся, но еще довольно большой толпой стоял перед дворцом, во время обеда государя, глядя в окна дворца, ожидая еще чего то и завидуя одинаково и сановникам, подъезжавшим к крыльцу – к обеду государя, и камер лакеям, служившим за столом и мелькавшим в окнах.
За обедом государя Валуев сказал, оглянувшись в окно:
– Народ все еще надеется увидать ваше величество.
Обед уже кончился, государь встал и, доедая бисквит, вышел на балкон. Народ, с Петей в середине, бросился к балкону.
– Ангел, отец! Ура, батюшка!.. – кричали народ и Петя, и опять бабы и некоторые мужчины послабее, в том числе и Петя, заплакали от счастия. Довольно большой обломок бисквита, который держал в руке государь, отломившись, упал на перилы балкона, с перил на землю. Ближе всех стоявший кучер в поддевке бросился к этому кусочку бисквита и схватил его. Некоторые из толпы бросились к кучеру. Заметив это, государь велел подать себе тарелку бисквитов и стал кидать бисквиты с балкона. Глаза Пети налились кровью, опасность быть задавленным еще более возбуждала его, он бросился на бисквиты. Он не знал зачем, но нужно было взять один бисквит из рук царя, и нужно было не поддаться. Он бросился и сбил с ног старушку, ловившую бисквит. Но старушка не считала себя побежденною, хотя и лежала на земле (старушка ловила бисквиты и не попадала руками). Петя коленкой отбил ее руку, схватил бисквит и, как будто боясь опоздать, опять закричал «ура!», уже охриплым голосом.
Государь ушел, и после этого большая часть народа стала расходиться.
– Вот я говорил, что еще подождать – так и вышло, – с разных сторон радостно говорили в народе.
Как ни счастлив был Петя, но ему все таки грустно было идти домой и знать, что все наслаждение этого дня кончилось. Из Кремля Петя пошел не домой, а к своему товарищу Оболенскому, которому было пятнадцать лет и который тоже поступал в полк. Вернувшись домой, он решительно и твердо объявил, что ежели его не пустят, то он убежит. И на другой день, хотя и не совсем еще сдавшись, но граф Илья Андреич поехал узнавать, как бы пристроить Петю куда нибудь побезопаснее.
15 го числа утром, на третий день после этого, у Слободского дворца стояло бесчисленное количество экипажей.
Залы были полны. В первой были дворяне в мундирах, во второй купцы с медалями, в бородах и синих кафтанах. По зале Дворянского собрания шел гул и движение. У одного большого стола, под портретом государя, сидели на стульях с высокими спинками важнейшие вельможи; но большинство дворян ходило по зале.
Все дворяне, те самые, которых каждый день видал Пьер то в клубе, то в их домах, – все были в мундирах, кто в екатерининских, кто в павловских, кто в новых александровских, кто в общем дворянском, и этот общий характер мундира придавал что то странное и фантастическое этим старым и молодым, самым разнообразным и знакомым лицам. Особенно поразительны были старики, подслеповатые, беззубые, плешивые, оплывшие желтым жиром или сморщенные, худые. Они большей частью сидели на местах и молчали, и ежели ходили и говорили, то пристроивались к кому нибудь помоложе. Так же как на лицах толпы, которую на площади видел Петя, на всех этих лицах была поразительна черта противоположности: общего ожидания чего то торжественного и обыкновенного, вчерашнего – бостонной партии, Петрушки повара, здоровья Зинаиды Дмитриевны и т. п.
Пьер, с раннего утра стянутый в неловком, сделавшемся ему узким дворянском мундире, был в залах. Он был в волнении: необыкновенное собрание не только дворянства, но и купечества – сословий, etats generaux – вызвало в нем целый ряд давно оставленных, но глубоко врезавшихся в его душе мыслей о Contrat social [Общественный договор] и французской революции. Замеченные им в воззвании слова, что государь прибудет в столицу для совещания с своим народом, утверждали его в этом взгляде. И он, полагая, что в этом смысле приближается что то важное, то, чего он ждал давно, ходил, присматривался, прислушивался к говору, но нигде не находил выражения тех мыслей, которые занимали его.
Был прочтен манифест государя, вызвавший восторг, и потом все разбрелись, разговаривая. Кроме обычных интересов, Пьер слышал толки о том, где стоять предводителям в то время, как войдет государь, когда дать бал государю, разделиться ли по уездам или всей губернией… и т. д.; но как скоро дело касалось войны и того, для чего было собрано дворянство, толки были нерешительны и неопределенны. Все больше желали слушать, чем говорить.
Один мужчина средних лет, мужественный, красивый, в отставном морском мундире, говорил в одной из зал, и около него столпились. Пьер подошел к образовавшемуся кружку около говоруна и стал прислушиваться. Граф Илья Андреич в своем екатерининском, воеводском кафтане, ходивший с приятной улыбкой между толпой, со всеми знакомый, подошел тоже к этой группе и стал слушать с своей доброй улыбкой, как он всегда слушал, в знак согласия с говорившим одобрительно кивая головой. Отставной моряк говорил очень смело; это видно было по выражению лиц, его слушавших, и по тому, что известные Пьеру за самых покорных и тихих людей неодобрительно отходили от него или противоречили. Пьер протолкался в середину кружка, прислушался и убедился, что говоривший действительно был либерал, но совсем в другом смысле, чем думал Пьер. Моряк говорил тем особенно звучным, певучим, дворянским баритоном, с приятным грассированием и сокращением согласных, тем голосом, которым покрикивают: «Чеаек, трубку!», и тому подобное. Он говорил с привычкой разгула и власти в голосе.
– Что ж, что смоляне предложили ополченцев госуаю. Разве нам смоляне указ? Ежели буародное дворянство Московской губернии найдет нужным, оно может выказать свою преданность государю импературу другими средствами. Разве мы забыли ополченье в седьмом году! Только что нажились кутейники да воры грабители…
Граф Илья Андреич, сладко улыбаясь, одобрительно кивал головой.
– И что же, разве наши ополченцы составили пользу для государства? Никакой! только разорили наши хозяйства. Лучше еще набор… а то вернется к вам ни солдат, ни мужик, и только один разврат. Дворяне не жалеют своего живота, мы сами поголовно пойдем, возьмем еще рекрут, и всем нам только клич кликни гусай (он так выговаривал государь), мы все умрем за него, – прибавил оратор одушевляясь.
Илья Андреич проглатывал слюни от удовольствия и толкал Пьера, но Пьеру захотелось также говорить. Он выдвинулся вперед, чувствуя себя одушевленным, сам не зная еще чем и сам не зная еще, что он скажет. Он только что открыл рот, чтобы говорить, как один сенатор, совершенно без зубов, с умным и сердитым лицом, стоявший близко от оратора, перебил Пьера. С видимой привычкой вести прения и держать вопросы, он заговорил тихо, но слышно:
– Я полагаю, милостивый государь, – шамкая беззубым ртом, сказал сенатор, – что мы призваны сюда не для того, чтобы обсуждать, что удобнее для государства в настоящую минуту – набор или ополчение. Мы призваны для того, чтобы отвечать на то воззвание, которым нас удостоил государь император. А судить о том, что удобнее – набор или ополчение, мы предоставим судить высшей власти…
Пьер вдруг нашел исход своему одушевлению. Он ожесточился против сенатора, вносящего эту правильность и узкость воззрений в предстоящие занятия дворянства. Пьер выступил вперед и остановил его. Он сам не знал, что он будет говорить, но начал оживленно, изредка прорываясь французскими словами и книжно выражаясь по русски.
– Извините меня, ваше превосходительство, – начал он (Пьер был хорошо знаком с этим сенатором, но считал здесь необходимым обращаться к нему официально), – хотя я не согласен с господином… (Пьер запнулся. Ему хотелось сказать mon tres honorable preopinant), [мой многоуважаемый оппонент,] – с господином… que je n'ai pas L'honneur de connaitre; [которого я не имею чести знать] но я полагаю, что сословие дворянства, кроме выражения своего сочувствия и восторга, призвано также для того, чтобы и обсудить те меры, которыми мы можем помочь отечеству. Я полагаю, – говорил он, воодушевляясь, – что государь был бы сам недоволен, ежели бы он нашел в нас только владельцев мужиков, которых мы отдаем ему, и… chair a canon [мясо для пушек], которую мы из себя делаем, но не нашел бы в нас со… со… совета.
Многие поотошли от кружка, заметив презрительную улыбку сенатора и то, что Пьер говорит вольно; только Илья Андреич был доволен речью Пьера, как он был доволен речью моряка, сенатора и вообще всегда тою речью, которую он последнею слышал.
– Я полагаю, что прежде чем обсуждать эти вопросы, – продолжал Пьер, – мы должны спросить у государя, почтительнейше просить его величество коммюникировать нам, сколько у нас войска, в каком положении находятся наши войска и армии, и тогда…
Но Пьер не успел договорить этих слов, как с трех сторон вдруг напали на него. Сильнее всех напал на него давно знакомый ему, всегда хорошо расположенный к нему игрок в бостон, Степан Степанович Апраксин. Степан Степанович был в мундире, и, от мундира ли, или от других причин, Пьер увидал перед собой совсем другого человека. Степан Степанович, с вдруг проявившейся старческой злобой на лице, закричал на Пьера:
– Во первых, доложу вам, что мы не имеем права спрашивать об этом государя, а во вторых, ежели было бы такое право у российского дворянства, то государь не может нам ответить. Войска движутся сообразно с движениями неприятеля – войска убывают и прибывают…
Другой голос человека, среднего роста, лет сорока, которого Пьер в прежние времена видал у цыган и знал за нехорошего игрока в карты и который, тоже измененный в мундире, придвинулся к Пьеру, перебил Апраксина.
– Да и не время рассуждать, – говорил голос этого дворянина, – а нужно действовать: война в России. Враг наш идет, чтобы погубить Россию, чтобы поругать могилы наших отцов, чтоб увезти жен, детей. – Дворянин ударил себя в грудь. – Мы все встанем, все поголовно пойдем, все за царя батюшку! – кричал он, выкатывая кровью налившиеся глаза. Несколько одобряющих голосов послышалось из толпы. – Мы русские и не пожалеем крови своей для защиты веры, престола и отечества. А бредни надо оставить, ежели мы сыны отечества. Мы покажем Европе, как Россия восстает за Россию, – кричал дворянин.
Пьер хотел возражать, но не мог сказать ни слова. Он чувствовал, что звук его слов, независимо от того, какую они заключали мысль, был менее слышен, чем звук слов оживленного дворянина.
Илья Андреич одобривал сзади кружка; некоторые бойко поворачивались плечом к оратору при конце фразы и говорили:
– Вот так, так! Это так!
Пьер хотел сказать, что он не прочь ни от пожертвований ни деньгами, ни мужиками, ни собой, но что надо бы знать состояние дел, чтобы помогать ему, но он не мог говорить. Много голосов кричало и говорило вместе, так что Илья Андреич не успевал кивать всем; и группа увеличивалась, распадалась, опять сходилась и двинулась вся, гудя говором, в большую залу, к большому столу. Пьеру не только не удавалось говорить, но его грубо перебивали, отталкивали, отворачивались от него, как от общего врага. Это не оттого происходило, что недовольны были смыслом его речи, – ее и забыли после большого количества речей, последовавших за ней, – но для одушевления толпы нужно было иметь ощутительный предмет любви и ощутительный предмет ненависти. Пьер сделался последним. Много ораторов говорило после оживленного дворянина, и все говорили в том же тоне. Многие говорили прекрасно и оригинально.
Издатель Русского вестника Глинка, которого узнали («писатель, писатель! – послышалось в толпе), сказал, что ад должно отражать адом, что он видел ребенка, улыбающегося при блеске молнии и при раскатах грома, но что мы не будем этим ребенком.
– Да, да, при раскатах грома! – повторяли одобрительно в задних рядах.
Толпа подошла к большому столу, у которого, в мундирах, в лентах, седые, плешивые, сидели семидесятилетние вельможи старики, которых почти всех, по домам с шутами и в клубах за бостоном, видал Пьер. Толпа подошла к столу, не переставая гудеть. Один за другим, и иногда два вместе, прижатые сзади к высоким спинкам стульев налегающею толпой, говорили ораторы. Стоявшие сзади замечали, чего не досказал говоривший оратор, и торопились сказать это пропущенное. Другие, в этой жаре и тесноте, шарили в своей голове, не найдется ли какая мысль, и торопились говорить ее. Знакомые Пьеру старички вельможи сидели и оглядывались то на того, то на другого, и выражение большей части из них говорило только, что им очень жарко. Пьер, однако, чувствовал себя взволнованным, и общее чувство желания показать, что нам всё нипочем, выражавшееся больше в звуках и выражениях лиц, чем в смысле речей, сообщалось и ему. Он не отрекся от своих мыслей, но чувствовал себя в чем то виноватым и желал оправдаться.
– Я сказал только, что нам удобнее было бы делать пожертвования, когда мы будем знать, в чем нужда, – стараясь перекричать другие голоса, проговорил он.
Один ближайший старичок оглянулся на него, но тотчас был отвлечен криком, начавшимся на другой стороне стола.
– Да, Москва будет сдана! Она будет искупительницей! – кричал один.
– Он враг человечества! – кричал другой. – Позвольте мне говорить… Господа, вы меня давите…
В это время быстрыми шагами перед расступившейся толпой дворян, в генеральском мундире, с лентой через плечо, с своим высунутым подбородком и быстрыми глазами, вошел граф Растопчин.
– Государь император сейчас будет, – сказал Растопчин, – я только что оттуда. Я полагаю, что в том положении, в котором мы находимся, судить много нечего. Государь удостоил собрать нас и купечество, – сказал граф Растопчин. – Оттуда польются миллионы (он указал на залу купцов), а наше дело выставить ополчение и не щадить себя… Это меньшее, что мы можем сделать!
Начались совещания между одними вельможами, сидевшими за столом. Все совещание прошло больше чем тихо. Оно даже казалось грустно, когда, после всего прежнего шума, поодиночке были слышны старые голоса, говорившие один: «согласен», другой для разнообразия: «и я того же мнения», и т. д.
Было велено секретарю писать постановление московского дворянства о том, что москвичи, подобно смолянам, жертвуют по десять человек с тысячи и полное обмундирование. Господа заседавшие встали, как бы облегченные, загремели стульями и пошли по зале разминать ноги, забирая кое кого под руку и разговаривая.
– Государь! Государь! – вдруг разнеслось по залам, и вся толпа бросилась к выходу.
По широкому ходу, между стеной дворян, государь прошел в залу. На всех лицах выражалось почтительное и испуганное любопытство. Пьер стоял довольно далеко и не мог вполне расслышать речи государя. Он понял только, по тому, что он слышал, что государь говорил об опасности, в которой находилось государство, и о надеждах, которые он возлагал на московское дворянство. Государю отвечал другой голос, сообщавший о только что состоявшемся постановлении дворянства.
– Господа! – сказал дрогнувший голос государя; толпа зашелестила и опять затихла, и Пьер ясно услыхал столь приятно человеческий и тронутый голос государя, который говорил: – Никогда я не сомневался в усердии русского дворянства. Но в этот день оно превзошло мои ожидания. Благодарю вас от лица отечества. Господа, будем действовать – время всего дороже…
Государь замолчал, толпа стала тесниться вокруг него, и со всех сторон слышались восторженные восклицания.
– Да, всего дороже… царское слово, – рыдая, говорил сзади голос Ильи Андреича, ничего не слышавшего, но все понимавшего по своему.
Из залы дворянства государь прошел в залу купечества. Он пробыл там около десяти минут. Пьер в числе других увидал государя, выходящего из залы купечества со слезами умиления на глазах. Как потом узнали, государь только что начал речь купцам, как слезы брызнули из его глаз, и он дрожащим голосом договорил ее. Когда Пьер увидал государя, он выходил, сопутствуемый двумя купцами. Один был знаком Пьеру, толстый откупщик, другой – голова, с худым, узкобородым, желтым лицом. Оба они плакали. У худого стояли слезы, но толстый откупщик рыдал, как ребенок, и все твердил:
– И жизнь и имущество возьми, ваше величество!
Пьер не чувствовал в эту минуту уже ничего, кроме желания показать, что все ему нипочем и что он всем готов жертвовать. Как упрек ему представлялась его речь с конституционным направлением; он искал случая загладить это. Узнав, что граф Мамонов жертвует полк, Безухов тут же объявил графу Растопчину, что он отдает тысячу человек и их содержание.
Старик Ростов без слез не мог рассказать жене того, что было, и тут же согласился на просьбу Пети и сам поехал записывать его.
На другой день государь уехал. Все собранные дворяне сняли мундиры, опять разместились по домам и клубам и, покряхтывая, отдавали приказания управляющим об ополчении, и удивлялись тому, что они наделали.
Наполеон начал войну с Россией потому, что он не мог не приехать в Дрезден, не мог не отуманиться почестями, не мог не надеть польского мундира, не поддаться предприимчивому впечатлению июньского утра, не мог воздержаться от вспышки гнева в присутствии Куракина и потом Балашева.
Александр отказывался от всех переговоров потому, что он лично чувствовал себя оскорбленным. Барклай де Толли старался наилучшим образом управлять армией для того, чтобы исполнить свой долг и заслужить славу великого полководца. Ростов поскакал в атаку на французов потому, что он не мог удержаться от желания проскакаться по ровному полю. И так точно, вследствие своих личных свойств, привычек, условий и целей, действовали все те неперечислимые лица, участники этой войны. Они боялись, тщеславились, радовались, негодовали, рассуждали, полагая, что они знают то, что они делают, и что делают для себя, а все были непроизвольными орудиями истории и производили скрытую от них, но понятную для нас работу. Такова неизменная судьба всех практических деятелей, и тем не свободнее, чем выше они стоят в людской иерархии.
Теперь деятели 1812 го года давно сошли с своих мест, их личные интересы исчезли бесследно, и одни исторические результаты того времени перед нами.
Но допустим, что должны были люди Европы, под предводительством Наполеона, зайти в глубь России и там погибнуть, и вся противуречащая сама себе, бессмысленная, жестокая деятельность людей – участников этой войны, становится для нас понятною.
Провидение заставляло всех этих людей, стремясь к достижению своих личных целей, содействовать исполнению одного огромного результата, о котором ни один человек (ни Наполеон, ни Александр, ни еще менее кто либо из участников войны) не имел ни малейшего чаяния.
Теперь нам ясно, что было в 1812 м году причиной погибели французской армии. Никто не станет спорить, что причиной погибели французских войск Наполеона было, с одной стороны, вступление их в позднее время без приготовления к зимнему походу в глубь России, а с другой стороны, характер, который приняла война от сожжения русских городов и возбуждения ненависти к врагу в русском народе. Но тогда не только никто не предвидел того (что теперь кажется очевидным), что только этим путем могла погибнуть восьмисоттысячная, лучшая в мире и предводимая лучшим полководцем армия в столкновении с вдвое слабейшей, неопытной и предводимой неопытными полководцами – русской армией; не только никто не предвидел этого, но все усилия со стороны русских были постоянно устремляемы на то, чтобы помешать тому, что одно могло спасти Россию, и со стороны французов, несмотря на опытность и так называемый военный гений Наполеона, были устремлены все усилия к тому, чтобы растянуться в конце лета до Москвы, то есть сделать то самое, что должно было погубить их.
В исторических сочинениях о 1812 м годе авторы французы очень любят говорить о том, как Наполеон чувствовал опасность растяжения своей линии, как он искал сражения, как маршалы его советовали ему остановиться в Смоленске, и приводить другие подобные доводы, доказывающие, что тогда уже будто понята была опасность кампании; а авторы русские еще более любят говорить о том, как с начала кампании существовал план скифской войны заманивания Наполеона в глубь России, и приписывают этот план кто Пфулю, кто какому то французу, кто Толю, кто самому императору Александру, указывая на записки, проекты и письма, в которых действительно находятся намеки на этот образ действий. Но все эти намеки на предвидение того, что случилось, как со стороны французов так и со стороны русских выставляются теперь только потому, что событие оправдало их. Ежели бы событие не совершилось, то намеки эти были бы забыты, как забыты теперь тысячи и миллионы противоположных намеков и предположений, бывших в ходу тогда, но оказавшихся несправедливыми и потому забытых. Об исходе каждого совершающегося события всегда бывает так много предположений, что, чем бы оно ни кончилось, всегда найдутся люди, которые скажут: «Я тогда еще сказал, что это так будет», забывая совсем, что в числе бесчисленных предположений были делаемы и совершенно противоположные.
Предположения о сознании Наполеоном опасности растяжения линии и со стороны русских – о завлечении неприятеля в глубь России – принадлежат, очевидно, к этому разряду, и историки только с большой натяжкой могут приписывать такие соображения Наполеону и его маршалам и такие планы русским военачальникам. Все факты совершенно противоречат таким предположениям. Не только во все время войны со стороны русских не было желания заманить французов в глубь России, но все было делаемо для того, чтобы остановить их с первого вступления их в Россию, и не только Наполеон не боялся растяжения своей линии, но он радовался, как торжеству, каждому своему шагу вперед и очень лениво, не так, как в прежние свои кампании, искал сражения.
При самом начале кампании армии наши разрезаны, и единственная цель, к которой мы стремимся, состоит в том, чтобы соединить их, хотя для того, чтобы отступать и завлекать неприятеля в глубь страны, в соединении армий не представляется выгод. Император находится при армии для воодушевления ее в отстаивании каждого шага русской земли, а не для отступления. Устроивается громадный Дрисский лагерь по плану Пфуля и не предполагается отступать далее. Государь делает упреки главнокомандующим за каждый шаг отступления. Не только сожжение Москвы, но допущение неприятеля до Смоленска не может даже представиться воображению императора, и когда армии соединяются, то государь негодует за то, что Смоленск взят и сожжен и не дано пред стенами его генерального сражения.
Так думает государь, но русские военачальники и все русские люди еще более негодуют при мысли о том, что наши отступают в глубь страны.
Наполеон, разрезав армии, движется в глубь страны и упускает несколько случаев сражения. В августе месяце он в Смоленске и думает только о том, как бы ему идти дальше, хотя, как мы теперь видим, это движение вперед для него очевидно пагубно.
Факты говорят очевидно, что ни Наполеон не предвидел опасности в движении на Москву, ни Александр и русские военачальники не думали тогда о заманивании Наполеона, а думали о противном. Завлечение Наполеона в глубь страны произошло не по чьему нибудь плану (никто и не верил в возможность этого), а произошло от сложнейшей игры интриг, целей, желаний людей – участников войны, не угадывавших того, что должно быть, и того, что было единственным спасением России. Все происходит нечаянно. Армии разрезаны при начале кампании. Мы стараемся соединить их с очевидной целью дать сражение и удержать наступление неприятеля, но и этом стремлении к соединению, избегая сражений с сильнейшим неприятелем и невольно отходя под острым углом, мы заводим французов до Смоленска. Но мало того сказать, что мы отходим под острым углом потому, что французы двигаются между обеими армиями, – угол этот делается еще острее, и мы еще дальше уходим потому, что Барклай де Толли, непопулярный немец, ненавистен Багратиону (имеющему стать под его начальство), и Багратион, командуя 2 й армией, старается как можно дольше не присоединяться к Барклаю, чтобы не стать под его команду. Багратион долго не присоединяется (хотя в этом главная цель всех начальствующих лиц) потому, что ему кажется, что он на этом марше ставит в опасность свою армию и что выгоднее всего для него отступить левее и южнее, беспокоя с фланга и тыла неприятеля и комплектуя свою армию в Украине. А кажется, и придумано это им потому, что ему не хочется подчиняться ненавистному и младшему чином немцу Барклаю.
Император находится при армии, чтобы воодушевлять ее, а присутствие его и незнание на что решиться, и огромное количество советников и планов уничтожают энергию действий 1 й армии, и армия отступает.
В Дрисском лагере предположено остановиться; но неожиданно Паулучи, метящий в главнокомандующие, своей энергией действует на Александра, и весь план Пфуля бросается, и все дело поручается Барклаю, Но так как Барклай не внушает доверия, власть его ограничивают.
Армии раздроблены, нет единства начальства, Барклай не популярен; но из этой путаницы, раздробления и непопулярности немца главнокомандующего, с одной стороны, вытекает нерешительность и избежание сражения (от которого нельзя бы было удержаться, ежели бы армии были вместе и не Барклай был бы начальником), с другой стороны, – все большее и большее негодование против немцев и возбуждение патриотического духа.
Наконец государь уезжает из армии, и как единственный и удобнейший предлог для его отъезда избирается мысль, что ему надо воодушевить народ в столицах для возбуждения народной войны. И эта поездка государя и Москву утрояет силы русского войска.
Государь отъезжает из армии для того, чтобы не стеснять единство власти главнокомандующего, и надеется, что будут приняты более решительные меры; но положение начальства армий еще более путается и ослабевает. Бенигсен, великий князь и рой генерал адъютантов остаются при армии с тем, чтобы следить за действиями главнокомандующего и возбуждать его к энергии, и Барклай, еще менее чувствуя себя свободным под глазами всех этих глаз государевых, делается еще осторожнее для решительных действий и избегает сражений.
Барклай стоит за осторожность. Цесаревич намекает на измену и требует генерального сражения. Любомирский, Браницкий, Влоцкий и тому подобные так раздувают весь этот шум, что Барклай, под предлогом доставления бумаг государю, отсылает поляков генерал адъютантов в Петербург и входит в открытую борьбу с Бенигсеном и великим князем.
В Смоленске, наконец, как ни не желал того Багратион, соединяются армии.
Багратион в карете подъезжает к дому, занимаемому Барклаем. Барклай надевает шарф, выходит навстречу v рапортует старшему чином Багратиону. Багратион, в борьбе великодушия, несмотря на старшинство чина, подчиняется Барклаю; но, подчинившись, еще меньше соглашается с ним. Багратион лично, по приказанию государя, доносит ему. Он пишет Аракчееву: «Воля государя моего, я никак вместе с министром (Барклаем) не могу. Ради бога, пошлите меня куда нибудь хотя полком командовать, а здесь быть не могу; и вся главная квартира немцами наполнена, так что русскому жить невозможно, и толку никакого нет. Я думал, истинно служу государю и отечеству, а на поверку выходит, что я служу Барклаю. Признаюсь, не хочу». Рой Браницких, Винцингероде и тому подобных еще больше отравляет сношения главнокомандующих, и выходит еще меньше единства. Сбираются атаковать французов перед Смоленском. Посылается генерал для осмотра позиции. Генерал этот, ненавидя Барклая, едет к приятелю, корпусному командиру, и, просидев у него день, возвращается к Барклаю и осуждает по всем пунктам будущее поле сражения, которого он не видал.
Пока происходят споры и интриги о будущем поле сражения, пока мы отыскиваем французов, ошибившись в их месте нахождения, французы натыкаются на дивизию Неверовского и подходят к самым стенам Смоленска.
Надо принять неожиданное сражение в Смоленске, чтобы спасти свои сообщения. Сражение дается. Убиваются тысячи с той и с другой стороны.
Смоленск оставляется вопреки воле государя и всего народа. Но Смоленск сожжен самими жителями, обманутыми своим губернатором, и разоренные жители, показывая пример другим русским, едут в Москву, думая только о своих потерях и разжигая ненависть к врагу. Наполеон идет дальше, мы отступаем, и достигается то самое, что должно было победить Наполеона.
На другой день после отъезда сына князь Николай Андреич позвал к себе княжну Марью.
– Ну что, довольна теперь? – сказал он ей, – поссорила с сыном! Довольна? Тебе только и нужно было! Довольна?.. Мне это больно, больно. Я стар и слаб, и тебе этого хотелось. Ну радуйся, радуйся… – И после этого княжна Марья в продолжение недели не видала своего отца. Он был болен и не выходил из кабинета.
К удивлению своему, княжна Марья заметила, что за это время болезни старый князь так же не допускал к себе и m lle Bourienne. Один Тихон ходил за ним.
Через неделю князь вышел и начал опять прежнюю жизнь, с особенной деятельностью занимаясь постройками и садами и прекратив все прежние отношения с m lle Bourienne. Вид его и холодный тон с княжной Марьей как будто говорил ей: «Вот видишь, ты выдумала на меня налгала князю Андрею про отношения мои с этой француженкой и поссорила меня с ним; а ты видишь, что мне не нужны ни ты, ни француженка».
Одну половину дня княжна Марья проводила у Николушки, следя за его уроками, сама давала ему уроки русского языка и музыки, и разговаривая с Десалем; другую часть дня она проводила в своей половине с книгами, старухой няней и с божьими людьми, которые иногда с заднего крыльца приходили к ней.
О войне княжна Марья думала так, как думают о войне женщины. Она боялась за брата, который был там, ужасалась, не понимая ее, перед людской жестокостью, заставлявшей их убивать друг друга; но не понимала значения этой войны, казавшейся ей такою же, как и все прежние войны. Она не понимала значения этой войны, несмотря на то, что Десаль, ее постоянный собеседник, страстно интересовавшийся ходом войны, старался ей растолковать свои соображения, и несмотря на то, что приходившие к ней божьи люди все по своему с ужасом говорили о народных слухах про нашествие антихриста, и несмотря на то, что Жюли, теперь княгиня Друбецкая, опять вступившая с ней в переписку, писала ей из Москвы патриотические письма.
«Я вам пишу по русски, мой добрый друг, – писала Жюли, – потому что я имею ненависть ко всем французам, равно и к языку их, который я не могу слышать говорить… Мы в Москве все восторжены через энтузиазм к нашему обожаемому императору.
Бедный муж мой переносит труды и голод в жидовских корчмах; но новости, которые я имею, еще более воодушевляют меня.
Вы слышали, верно, о героическом подвиге Раевского, обнявшего двух сыновей и сказавшего: «Погибну с ними, но не поколеблемся!И действительно, хотя неприятель был вдвое сильнее нас, мы не колебнулись. Мы проводим время, как можем; но на войне, как на войне. Княжна Алина и Sophie сидят со мною целые дни, и мы, несчастные вдовы живых мужей, за корпией делаем прекрасные разговоры; только вас, мой друг, недостает… и т. д.
Преимущественно не понимала княжна Марья всего значения этой войны потому, что старый князь никогда не говорил про нее, не признавал ее и смеялся за обедом над Десалем, говорившим об этой войне. Тон князя был так спокоен и уверен, что княжна Марья, не рассуждая, верила ему.
Весь июль месяц старый князь был чрезвычайно деятелен и даже оживлен. Он заложил еще новый сад и новый корпус, строение для дворовых. Одно, что беспокоило княжну Марью, было то, что он мало спал и, изменив свою привычку спать в кабинете, каждый день менял место своих ночлегов. То он приказывал разбить свою походную кровать в галерее, то он оставался на диване или в вольтеровском кресле в гостиной и дремал не раздеваясь, между тем как не m lle Bourienne, a мальчик Петруша читал ему; то он ночевал в столовой.
Первого августа было получено второе письмо от кня зя Андрея. В первом письме, полученном вскоре после его отъезда, князь Андрей просил с покорностью прощения у своего отца за то, что он позволил себе сказать ему, и просил его возвратить ему свою милость. На это письмо старый князь отвечал ласковым письмом и после этого письма отдалил от себя француженку. Второе письмо князя Андрея, писанное из под Витебска, после того как французы заняли его, состояло из краткого описания всей кампании с планом, нарисованным в письме, и из соображений о дальнейшем ходе кампании. В письме этом князь Андрей представлял отцу неудобства его положения вблизи от театра войны, на самой линии движения войск, и советовал ехать в Москву.
За обедом в этот день на слова Десаля, говорившего о том, что, как слышно, французы уже вступили в Витебск, старый князь вспомнил о письме князя Андрея.
– Получил от князя Андрея нынче, – сказал он княжне Марье, – не читала?
– Нет, mon pere, [батюшка] – испуганно отвечала княжна. Она не могла читать письма, про получение которого она даже и не слышала.
– Он пишет про войну про эту, – сказал князь с той сделавшейся ему привычной, презрительной улыбкой, с которой он говорил всегда про настоящую войну.
– Должно быть, очень интересно, – сказал Десаль. – Князь в состоянии знать…
– Ах, очень интересно! – сказала m llе Bourienne.
– Подите принесите мне, – обратился старый князь к m llе Bourienne. – Вы знаете, на маленьком столе под пресс папье.
M lle Bourienne радостно вскочила.
– Ах нет, – нахмурившись, крикнул он. – Поди ты, Михаил Иваныч.
Михаил Иваныч встал и пошел в кабинет. Но только что он вышел, старый князь, беспокойно оглядывавшийся, бросил салфетку и пошел сам.
– Ничего то не умеют, все перепутают.
Пока он ходил, княжна Марья, Десаль, m lle Bourienne и даже Николушка молча переглядывались. Старый князь вернулся поспешным шагом, сопутствуемый Михаилом Иванычем, с письмом и планом, которые он, не давая никому читать во время обеда, положил подле себя.
Перейдя в гостиную, он передал письмо княжне Марье и, разложив пред собой план новой постройки, на который он устремил глаза, приказал ей читать вслух. Прочтя письмо, княжна Марья вопросительно взглянула на отца.
Он смотрел на план, очевидно, погруженный в свои мысли.
– Что вы об этом думаете, князь? – позволил себе Десаль обратиться с вопросом.
– Я! я!.. – как бы неприятно пробуждаясь, сказал князь, не спуская глаз с плана постройки.
– Весьма может быть, что театр войны так приблизится к нам…
– Ха ха ха! Театр войны! – сказал князь. – Я говорил и говорю, что театр войны есть Польша, и дальше Немана никогда не проникнет неприятель.
Десаль с удивлением посмотрел на князя, говорившего о Немане, когда неприятель был уже у Днепра; но княжна Марья, забывшая географическое положение Немана, думала, что то, что ее отец говорит, правда.
– При ростепели снегов потонут в болотах Польши. Они только могут не видеть, – проговорил князь, видимо, думая о кампании 1807 го года, бывшей, как казалось, так недавно. – Бенигсен должен был раньше вступить в Пруссию, дело приняло бы другой оборот…
– Но, князь, – робко сказал Десаль, – в письме говорится о Витебске…
– А, в письме, да… – недовольно проговорил князь, – да… да… – Лицо его приняло вдруг мрачное выражение. Он помолчал. – Да, он пишет, французы разбиты, при какой это реке?
Десаль опустил глаза.
– Князь ничего про это не пишет, – тихо сказал он.
– А разве не пишет? Ну, я сам не выдумал же. – Все долго молчали.
– Да… да… Ну, Михайла Иваныч, – вдруг сказал он, приподняв голову и указывая на план постройки, – расскажи, как ты это хочешь переделать…
Михаил Иваныч подошел к плану, и князь, поговорив с ним о плане новой постройки, сердито взглянув на княжну Марью и Десаля, ушел к себе.
Княжна Марья видела смущенный и удивленный взгляд Десаля, устремленный на ее отца, заметила его молчание и была поражена тем, что отец забыл письмо сына на столе в гостиной; но она боялась не только говорить и расспрашивать Десаля о причине его смущения и молчания, но боялась и думать об этом.
Ввечеру Михаил Иваныч, присланный от князя, пришел к княжне Марье за письмом князя Андрея, которое забыто было в гостиной. Княжна Марья подала письмо. Хотя ей это и неприятно было, она позволила себе спросить у Михаила Иваныча, что делает ее отец.
– Всё хлопочут, – с почтительно насмешливой улыбкой, которая заставила побледнеть княжну Марью, сказал Михаил Иваныч. – Очень беспокоятся насчет нового корпуса. Читали немножко, а теперь, – понизив голос, сказал Михаил Иваныч, – у бюра, должно, завещанием занялись. (В последнее время одно из любимых занятий князя было занятие над бумагами, которые должны были остаться после его смерти и которые он называл завещанием.)
– А Алпатыча посылают в Смоленск? – спросила княжна Марья.
– Как же с, уж он давно ждет.
Когда Михаил Иваныч вернулся с письмом в кабинет, князь в очках, с абажуром на глазах и на свече, сидел у открытого бюро, с бумагами в далеко отставленной руке, и в несколько торжественной позе читал свои бумаги (ремарки, как он называл), которые должны были быть доставлены государю после его смерти.
Когда Михаил Иваныч вошел, у него в глазах стояли слезы воспоминания о том времени, когда он писал то, что читал теперь. Он взял из рук Михаила Иваныча письмо, положил в карман, уложил бумаги и позвал уже давно дожидавшегося Алпатыча.
На листочке бумаги у него было записано то, что нужно было в Смоленске, и он, ходя по комнате мимо дожидавшегося у двери Алпатыча, стал отдавать приказания.
– Первое, бумаги почтовой, слышишь, восемь дестей, вот по образцу; золотообрезной… образчик, чтобы непременно по нем была; лаку, сургучу – по записке Михаила Иваныча.
Он походил по комнате и заглянул в памятную записку.
– Потом губернатору лично письмо отдать о записи.
Потом были нужны задвижки к дверям новой постройки, непременно такого фасона, которые выдумал сам князь. Потом ящик переплетный надо было заказать для укладки завещания.
Отдача приказаний Алпатычу продолжалась более двух часов. Князь все не отпускал его. Он сел, задумался и, закрыв глаза, задремал. Алпатыч пошевелился.
– Ну, ступай, ступай; ежели что нужно, я пришлю.
Алпатыч вышел. Князь подошел опять к бюро, заглянув в него, потрогал рукою свои бумаги, опять запер и сел к столу писать письмо губернатору.
Уже было поздно, когда он встал, запечатав письмо. Ему хотелось спать, но он знал, что не заснет и что самые дурные мысли приходят ему в постели. Он кликнул Тихона и пошел с ним по комнатам, чтобы сказать ему, где стлать постель на нынешнюю ночь. Он ходил, примеривая каждый уголок.
Везде ему казалось нехорошо, но хуже всего был привычный диван в кабинете. Диван этот был страшен ему, вероятно по тяжелым мыслям, которые он передумал, лежа на нем. Нигде не было хорошо, но все таки лучше всех был уголок в диванной за фортепиано: он никогда еще не спал тут.
Тихон принес с официантом постель и стал уставлять.
– Не так, не так! – закричал князь и сам подвинул на четверть подальше от угла, и потом опять поближе.
«Ну, наконец все переделал, теперь отдохну», – подумал князь и предоставил Тихону раздевать себя.
Досадливо морщась от усилий, которые нужно было делать, чтобы снять кафтан и панталоны, князь разделся, тяжело опустился на кровать и как будто задумался, презрительно глядя на свои желтые, иссохшие ноги. Он не задумался, а он медлил перед предстоявшим ему трудом поднять эти ноги и передвинуться на кровати. «Ох, как тяжело! Ох, хоть бы поскорее, поскорее кончились эти труды, и вы бы отпустили меня! – думал он. Он сделал, поджав губы, в двадцатый раз это усилие и лег. Но едва он лег, как вдруг вся постель равномерно заходила под ним вперед и назад, как будто тяжело дыша и толкаясь. Это бывало с ним почти каждую ночь. Он открыл закрывшиеся было глаза.
– Нет спокоя, проклятые! – проворчал он с гневом на кого то. «Да, да, еще что то важное было, очень что то важное я приберег себе на ночь в постели. Задвижки? Нет, про это сказал. Нет, что то такое, что то в гостиной было. Княжна Марья что то врала. Десаль что то – дурак этот – говорил. В кармане что то – не вспомню».
– Тишка! Об чем за обедом говорили?
– Об князе, Михайле…
– Молчи, молчи. – Князь захлопал рукой по столу. – Да! Знаю, письмо князя Андрея. Княжна Марья читала. Десаль что то про Витебск говорил. Теперь прочту.
Он велел достать письмо из кармана и придвинуть к кровати столик с лимонадом и витушкой – восковой свечкой и, надев очки, стал читать. Тут только в тишине ночи, при слабом свете из под зеленого колпака, он, прочтя письмо, в первый раз на мгновение понял его значение.
«Французы в Витебске, через четыре перехода они могут быть у Смоленска; может, они уже там».
– Тишка! – Тихон вскочил. – Нет, не надо, не надо! – прокричал он.
Он спрятал письмо под подсвечник и закрыл глаза. И ему представился Дунай, светлый полдень, камыши, русский лагерь, и он входит, он, молодой генерал, без одной морщины на лице, бодрый, веселый, румяный, в расписной шатер Потемкина, и жгучее чувство зависти к любимцу, столь же сильное, как и тогда, волнует его. И он вспоминает все те слова, которые сказаны были тогда при первом Свидании с Потемкиным. И ему представляется с желтизною в жирном лице невысокая, толстая женщина – матушка императрица, ее улыбки, слова, когда она в первый раз, обласкав, приняла его, и вспоминается ее же лицо на катафалке и то столкновение с Зубовым, которое было тогда при ее гробе за право подходить к ее руке.
«Ах, скорее, скорее вернуться к тому времени, и чтобы теперешнее все кончилось поскорее, поскорее, чтобы оставили они меня в покое!»
Лысые Горы, именье князя Николая Андреича Болконского, находились в шестидесяти верстах от Смоленска, позади его, и в трех верстах от Московской дороги.
В тот же вечер, как князь отдавал приказания Алпатычу, Десаль, потребовав у княжны Марьи свидания, сообщил ей, что так как князь не совсем здоров и не принимает никаких мер для своей безопасности, а по письму князя Андрея видно, что пребывание в Лысых Горах небезопасно, то он почтительно советует ей самой написать с Алпатычем письмо к начальнику губернии в Смоленск с просьбой уведомить ее о положении дел и о мере опасности, которой подвергаются Лысые Горы. Десаль написал для княжны Марьи письмо к губернатору, которое она подписала, и письмо это было отдано Алпатычу с приказанием подать его губернатору и, в случае опасности, возвратиться как можно скорее.
Получив все приказания, Алпатыч, провожаемый домашними, в белой пуховой шляпе (княжеский подарок), с палкой, так же как князь, вышел садиться в кожаную кибиточку, заложенную тройкой сытых саврасых.
Колокольчик был подвязан, и бубенчики заложены бумажками. Князь никому не позволял в Лысых Горах ездить с колокольчиком. Но Алпатыч любил колокольчики и бубенчики в дальней дороге. Придворные Алпатыча, земский, конторщик, кухарка – черная, белая, две старухи, мальчик казачок, кучера и разные дворовые провожали его.
Дочь укладывала за спину и под него ситцевые пуховые подушки. Свояченица старушка тайком сунула узелок. Один из кучеров подсадил его под руку.
– Ну, ну, бабьи сборы! Бабы, бабы! – пыхтя, проговорил скороговоркой Алпатыч точно так, как говорил князь, и сел в кибиточку. Отдав последние приказания о работах земскому и в этом уж не подражая князю, Алпатыч снял с лысой головы шляпу и перекрестился троекратно.
– Вы, ежели что… вы вернитесь, Яков Алпатыч; ради Христа, нас пожалей, – прокричала ему жена, намекавшая на слухи о войне и неприятеле.
– Бабы, бабы, бабьи сборы, – проговорил Алпатыч про себя и поехал, оглядывая вокруг себя поля, где с пожелтевшей рожью, где с густым, еще зеленым овсом, где еще черные, которые только начинали двоить. Алпатыч ехал, любуясь на редкостный урожай ярового в нынешнем году, приглядываясь к полоскам ржаных пелей, на которых кое где начинали зажинать, и делал свои хозяйственные соображения о посеве и уборке и о том, не забыто ли какое княжеское приказание.
Два раза покормив дорогой, к вечеру 4 го августа Алпатыч приехал в город.
По дороге Алпатыч встречал и обгонял обозы и войска. Подъезжая к Смоленску, он слышал дальние выстрелы, но звуки эти не поразили его. Сильнее всего поразило его то, что, приближаясь к Смоленску, он видел прекрасное поле овса, которое какие то солдаты косили, очевидно, на корм и по которому стояли лагерем; это обстоятельство поразило Алпатыча, но он скоро забыл его, думая о своем деле.
Все интересы жизни Алпатыча уже более тридцати лет были ограничены одной волей князя, и он никогда не выходил из этого круга. Все, что не касалось до исполнения приказаний князя, не только не интересовало его, но не существовало для Алпатыча.
Алпатыч, приехав вечером 4 го августа в Смоленск, остановился за Днепром, в Гаченском предместье, на постоялом дворе, у дворника Ферапонтова, у которого он уже тридцать лет имел привычку останавливаться. Ферапонтов двенадцать лет тому назад, с легкой руки Алпатыча, купив рощу у князя, начал торговать и теперь имел дом, постоялый двор и мучную лавку в губернии. Ферапонтов был толстый, черный, красный сорокалетний мужик, с толстыми губами, с толстой шишкой носом, такими же шишками над черными, нахмуренными бровями и толстым брюхом.
Ферапонтов, в жилете, в ситцевой рубахе, стоял у лавки, выходившей на улицу. Увидав Алпатыча, он подошел к нему.
– Добро пожаловать, Яков Алпатыч. Народ из города, а ты в город, – сказал хозяин.
– Что ж так, из города? – сказал Алпатыч.
– И я говорю, – народ глуп. Всё француза боятся.
– Бабьи толки, бабьи толки! – проговорил Алпатыч.
– Так то и я сужу, Яков Алпатыч. Я говорю, приказ есть, что не пустят его, – значит, верно. Да и мужики по три рубля с подводы просят – креста на них нет!
Яков Алпатыч невнимательно слушал. Он потребовал самовар и сена лошадям и, напившись чаю, лег спать.
Всю ночь мимо постоялого двора двигались на улице войска. На другой день Алпатыч надел камзол, который он надевал только в городе, и пошел по делам. Утро было солнечное, и с восьми часов было уже жарко. Дорогой день для уборки хлеба, как думал Алпатыч. За городом с раннего утра слышались выстрелы.
С восьми часов к ружейным выстрелам присоединилась пушечная пальба. На улицах было много народу, куда то спешащего, много солдат, но так же, как и всегда, ездили извозчики, купцы стояли у лавок и в церквах шла служба. Алпатыч прошел в лавки, в присутственные места, на почту и к губернатору. В присутственных местах, в лавках, на почте все говорили о войске, о неприятеле, который уже напал на город; все спрашивали друг друга, что делать, и все старались успокоивать друг друга.
У дома губернатора Алпатыч нашел большое количество народа, казаков и дорожный экипаж, принадлежавший губернатору. На крыльце Яков Алпатыч встретил двух господ дворян, из которых одного он знал. Знакомый ему дворянин, бывший исправник, говорил с жаром.
– Ведь это не шутки шутить, – говорил он. – Хорошо, кто один. Одна голова и бедна – так одна, а то ведь тринадцать человек семьи, да все имущество… Довели, что пропадать всем, что ж это за начальство после этого?.. Эх, перевешал бы разбойников…
– Да ну, будет, – говорил другой.
– А мне что за дело, пускай слышит! Что ж, мы не собаки, – сказал бывший исправник и, оглянувшись, увидал Алпатыча.
– А, Яков Алпатыч, ты зачем?
– По приказанию его сиятельства, к господину губернатору, – отвечал Алпатыч, гордо поднимая голову и закладывая руку за пазуху, что он делал всегда, когда упоминал о князе… – Изволили приказать осведомиться о положении дел, – сказал он.
– Да вот и узнавай, – прокричал помещик, – довели, что ни подвод, ничего!.. Вот она, слышишь? – сказал он, указывая на ту сторону, откуда слышались выстрелы.
– Довели, что погибать всем… разбойники! – опять проговорил он и сошел с крыльца.
Алпатыч покачал головой и пошел на лестницу. В приемной были купцы, женщины, чиновники, молча переглядывавшиеся между собой. Дверь кабинета отворилась, все встали с мест и подвинулись вперед. Из двери выбежал чиновник, поговорил что то с купцом, кликнул за собой толстого чиновника с крестом на шее и скрылся опять в дверь, видимо, избегая всех обращенных к нему взглядов и вопросов. Алпатыч продвинулся вперед и при следующем выходе чиновника, заложив руку зазастегнутый сюртук, обратился к чиновнику, подавая ему два письма.
– Господину барону Ашу от генерала аншефа князя Болконского, – провозгласил он так торжественно и значительно, что чиновник обратился к нему и взял его письмо. Через несколько минут губернатор принял Алпатыча и поспешно сказал ему:
– Доложи князю и княжне, что мне ничего не известно было: я поступал по высшим приказаниям – вот…
Он дал бумагу Алпатычу.
– А впрочем, так как князь нездоров, мой совет им ехать в Москву. Я сам сейчас еду. Доложи… – Но губернатор не договорил: в дверь вбежал запыленный и запотелый офицер и начал что то говорить по французски. На лице губернатора изобразился ужас.
– Иди, – сказал он, кивнув головой Алпатычу, и стал что то спрашивать у офицера. Жадные, испуганные, беспомощные взгляды обратились на Алпатыча, когда он вышел из кабинета губернатора. Невольно прислушиваясь теперь к близким и все усиливавшимся выстрелам, Алпатыч поспешил на постоялый двор. Бумага, которую дал губернатор Алпатычу, была следующая:
«Уверяю вас, что городу Смоленску не предстоит еще ни малейшей опасности, и невероятно, чтобы оный ею угрожаем был. Я с одной, а князь Багратион с другой стороны идем на соединение перед Смоленском, которое совершится 22 го числа, и обе армии совокупными силами станут оборонять соотечественников своих вверенной вам губернии, пока усилия их удалят от них врагов отечества или пока не истребится в храбрых их рядах до последнего воина. Вы видите из сего, что вы имеете совершенное право успокоить жителей Смоленска, ибо кто защищаем двумя столь храбрыми войсками, тот может быть уверен в победе их». (Предписание Барклая де Толли смоленскому гражданскому губернатору, барону Ашу, 1812 года.)
Народ беспокойно сновал по улицам.
Наложенные верхом возы с домашней посудой, стульями, шкафчиками то и дело выезжали из ворот домов и ехали по улицам. В соседнем доме Ферапонтова стояли повозки и, прощаясь, выли и приговаривали бабы. Дворняжка собака, лая, вертелась перед заложенными лошадьми.
Алпатыч более поспешным шагом, чем он ходил обыкновенно, вошел во двор и прямо пошел под сарай к своим лошадям и повозке. Кучер спал; он разбудил его, велел закладывать и вошел в сени. В хозяйской горнице слышался детский плач, надрывающиеся рыдания женщины и гневный, хриплый крик Ферапонтова. Кухарка, как испуганная курица, встрепыхалась в сенях, как только вошел Алпатыч.
– До смерти убил – хозяйку бил!.. Так бил, так волочил!..
– За что? – спросил Алпатыч.
– Ехать просилась. Дело женское! Увези ты, говорит, меня, не погуби ты меня с малыми детьми; народ, говорит, весь уехал, что, говорит, мы то? Как зачал бить. Так бил, так волочил!
Алпатыч как бы одобрительно кивнул головой на эти слова и, не желая более ничего знать, подошел к противоположной – хозяйской двери горницы, в которой оставались его покупки.
– Злодей ты, губитель, – прокричала в это время худая, бледная женщина с ребенком на руках и с сорванным с головы платком, вырываясь из дверей и сбегая по лестнице на двор. Ферапонтов вышел за ней и, увидав Алпатыча, оправил жилет, волосы, зевнул и вошел в горницу за Алпатычем.
– Аль уж ехать хочешь? – спросил он.
Не отвечая на вопрос и не оглядываясь на хозяина, перебирая свои покупки, Алпатыч спросил, сколько за постой следовало хозяину.
– Сочтем! Что ж, у губернатора был? – спросил Ферапонтов. – Какое решение вышло?
Алпатыч отвечал, что губернатор ничего решительно не сказал ему.
– По нашему делу разве увеземся? – сказал Ферапонтов. – Дай до Дорогобужа по семи рублей за подводу. И я говорю: креста на них нет! – сказал он.
– Селиванов, тот угодил в четверг, продал муку в армию по девяти рублей за куль. Что же, чай пить будете? – прибавил он. Пока закладывали лошадей, Алпатыч с Ферапонтовым напились чаю и разговорились о цене хлебов, об урожае и благоприятной погоде для уборки.
– Однако затихать стала, – сказал Ферапонтов, выпив три чашки чая и поднимаясь, – должно, наша взяла. Сказано, не пустят. Значит, сила… А намесь, сказывали, Матвей Иваныч Платов их в реку Марину загнал, тысяч осьмнадцать, что ли, в один день потопил.
Алпатыч собрал свои покупки, передал их вошедшему кучеру, расчелся с хозяином. В воротах прозвучал звук колес, копыт и бубенчиков выезжавшей кибиточки.
Было уже далеко за полдень; половина улицы была в тени, другая была ярко освещена солнцем. Алпатыч взглянул в окно и пошел к двери. Вдруг послышался странный звук дальнего свиста и удара, и вслед за тем раздался сливающийся гул пушечной пальбы, от которой задрожали стекла.
Алпатыч вышел на улицу; по улице пробежали два человека к мосту. С разных сторон слышались свисты, удары ядер и лопанье гранат, падавших в городе. Но звуки эти почти не слышны были и не обращали внимания жителей в сравнении с звуками пальбы, слышными за городом. Это было бомбардирование, которое в пятом часу приказал открыть Наполеон по городу, из ста тридцати орудий. Народ первое время не понимал значения этого бомбардирования.
Звуки падавших гранат и ядер возбуждали сначала только любопытство. Жена Ферапонтова, не перестававшая до этого выть под сараем, умолкла и с ребенком на руках вышла к воротам, молча приглядываясь к народу и прислушиваясь к звукам.
К воротам вышли кухарка и лавочник. Все с веселым любопытством старались увидать проносившиеся над их головами снаряды. Из за угла вышло несколько человек людей, оживленно разговаривая.
– То то сила! – говорил один. – И крышку и потолок так в щепки и разбило.
– Как свинья и землю то взрыло, – сказал другой. – Вот так важно, вот так подбодрил! – смеясь, сказал он. – Спасибо, отскочил, а то бы она тебя смазала.
Народ обратился к этим людям. Они приостановились и рассказывали, как подле самих их ядра попали в дом. Между тем другие снаряды, то с быстрым, мрачным свистом – ядра, то с приятным посвистыванием – гранаты, не переставали перелетать через головы народа; но ни один снаряд не падал близко, все переносило. Алпатыч садился в кибиточку. Хозяин стоял в воротах.
– Чего не видала! – крикнул он на кухарку, которая, с засученными рукавами, в красной юбке, раскачиваясь голыми локтями, подошла к углу послушать то, что рассказывали.
– Вот чуда то, – приговаривала она, но, услыхав голос хозяина, она вернулась, обдергивая подоткнутую юбку.
Опять, но очень близко этот раз, засвистело что то, как сверху вниз летящая птичка, блеснул огонь посередине улицы, выстрелило что то и застлало дымом улицу.
– Злодей, что ж ты это делаешь? – прокричал хозяин, подбегая к кухарке.
В то же мгновение с разных сторон жалобно завыли женщины, испуганно заплакал ребенок и молча столпился народ с бледными лицами около кухарки. Из этой толпы слышнее всех слышались стоны и приговоры кухарки:
– Ой о ох, голубчики мои! Голубчики мои белые! Не дайте умереть! Голубчики мои белые!..
Через пять минут никого не оставалось на улице. Кухарку с бедром, разбитым гранатным осколком, снесли в кухню. Алпатыч, его кучер, Ферапонтова жена с детьми, дворник сидели в подвале, прислушиваясь. Гул орудий, свист снарядов и жалостный стон кухарки, преобладавший над всеми звуками, не умолкали ни на мгновение. Хозяйка то укачивала и уговаривала ребенка, то жалостным шепотом спрашивала у всех входивших в подвал, где был ее хозяин, оставшийся на улице. Вошедший в подвал лавочник сказал ей, что хозяин пошел с народом в собор, где поднимали смоленскую чудотворную икону.
К сумеркам канонада стала стихать. Алпатыч вышел из подвала и остановился в дверях. Прежде ясное вечера нее небо все было застлано дымом. И сквозь этот дым странно светил молодой, высоко стоящий серп месяца. После замолкшего прежнего страшного гула орудий над городом казалась тишина, прерываемая только как бы распространенным по всему городу шелестом шагов, стонов, дальних криков и треска пожаров. Стоны кухарки теперь затихли. С двух сторон поднимались и расходились черные клубы дыма от пожаров. На улице не рядами, а как муравьи из разоренной кочки, в разных мундирах и в разных направлениях, проходили и пробегали солдаты. В глазах Алпатыча несколько из них забежали на двор Ферапонтова. Алпатыч вышел к воротам. Какой то полк, теснясь и спеша, запрудил улицу, идя назад.
– Сдают город, уезжайте, уезжайте, – сказал ему заметивший его фигуру офицер и тут же обратился с криком к солдатам:
– Я вам дам по дворам бегать! – крикнул он.
Алпатыч вернулся в избу и, кликнув кучера, велел ему выезжать. Вслед за Алпатычем и за кучером вышли и все домочадцы Ферапонтова. Увидав дым и даже огни пожаров, видневшиеся теперь в начинавшихся сумерках, бабы, до тех пор молчавшие, вдруг заголосили, глядя на пожары. Как бы вторя им, послышались такие же плачи на других концах улицы. Алпатыч с кучером трясущимися руками расправлял запутавшиеся вожжи и постромки лошадей под навесом.
Когда Алпатыч выезжал из ворот, он увидал, как в отпертой лавке Ферапонтова человек десять солдат с громким говором насыпали мешки и ранцы пшеничной мукой и подсолнухами. В то же время, возвращаясь с улицы в лавку, вошел Ферапонтов. Увидав солдат, он хотел крикнуть что то, но вдруг остановился и, схватившись за волоса, захохотал рыдающим хохотом.
– Тащи всё, ребята! Не доставайся дьяволам! – закричал он, сам хватая мешки и выкидывая их на улицу. Некоторые солдаты, испугавшись, выбежали, некоторые продолжали насыпать. Увидав Алпатыча, Ферапонтов обратился к нему.
– Решилась! Расея! – крикнул он. – Алпатыч! решилась! Сам запалю. Решилась… – Ферапонтов побежал на двор.
По улице, запружая ее всю, непрерывно шли солдаты, так что Алпатыч не мог проехать и должен был дожидаться. Хозяйка Ферапонтова с детьми сидела также на телеге, ожидая того, чтобы можно было выехать.
Была уже совсем ночь. На небе были звезды и светился изредка застилаемый дымом молодой месяц. На спуске к Днепру повозки Алпатыча и хозяйки, медленно двигавшиеся в рядах солдат и других экипажей, должны были остановиться. Недалеко от перекрестка, у которого остановились повозки, в переулке, горели дом и лавки. Пожар уже догорал. Пламя то замирало и терялось в черном дыме, то вдруг вспыхивало ярко, до странности отчетливо освещая лица столпившихся людей, стоявших на перекрестке. Перед пожаром мелькали черные фигуры людей, и из за неумолкаемого треска огня слышались говор и крики. Алпатыч, слезший с повозки, видя, что повозку его еще не скоро пропустят, повернулся в переулок посмотреть пожар. Солдаты шныряли беспрестанно взад и вперед мимо пожара, и Алпатыч видел, как два солдата и с ними какой то человек во фризовой шинели тащили из пожара через улицу на соседний двор горевшие бревна; другие несли охапки сена.
Алпатыч подошел к большой толпе людей, стоявших против горевшего полным огнем высокого амбара. Стены были все в огне, задняя завалилась, крыша тесовая обрушилась, балки пылали. Очевидно, толпа ожидала той минуты, когда завалится крыша. Этого же ожидал Алпатыч.
– Алпатыч! – вдруг окликнул старика чей то знакомый голос.
– Батюшка, ваше сиятельство, – отвечал Алпатыч, мгновенно узнав голос своего молодого князя.
Князь Андрей, в плаще, верхом на вороной лошади, стоял за толпой и смотрел на Алпатыча.
– Ты как здесь? – спросил он.
– Ваше… ваше сиятельство, – проговорил Алпатыч и зарыдал… – Ваше, ваше… или уж пропали мы? Отец…
– Как ты здесь? – повторил князь Андрей.
Пламя ярко вспыхнуло в эту минуту и осветило Алпатычу бледное и изнуренное лицо его молодого барина. Алпатыч рассказал, как он был послан и как насилу мог уехать.
– Что же, ваше сиятельство, или мы пропали? – спросил он опять.
Князь Андрей, не отвечая, достал записную книжку и, приподняв колено, стал писать карандашом на вырванном листе. Он писал сестре:
«Смоленск сдают, – писал он, – Лысые Горы будут заняты неприятелем через неделю. Уезжайте сейчас в Москву. Отвечай мне тотчас, когда вы выедете, прислав нарочного в Усвяж».
Написав и передав листок Алпатычу, он на словах передал ему, как распорядиться отъездом князя, княжны и сына с учителем и как и куда ответить ему тотчас же. Еще не успел он окончить эти приказания, как верховой штабный начальник, сопутствуемый свитой, подскакал к нему.
– Вы полковник? – кричал штабный начальник, с немецким акцентом, знакомым князю Андрею голосом. – В вашем присутствии зажигают дома, а вы стоите? Что это значит такое? Вы ответите, – кричал Берг, который был теперь помощником начальника штаба левого фланга пехотных войск первой армии, – место весьма приятное и на виду, как говорил Берг.
Князь Андрей посмотрел на него и, не отвечая, продолжал, обращаясь к Алпатычу:
– Так скажи, что до десятого числа жду ответа, а ежели десятого не получу известия, что все уехали, я сам должен буду все бросить и ехать в Лысые Горы.
– Я, князь, только потому говорю, – сказал Берг, узнав князя Андрея, – что я должен исполнять приказания, потому что я всегда точно исполняю… Вы меня, пожалуйста, извините, – в чем то оправдывался Берг.
Что то затрещало в огне. Огонь притих на мгновенье; черные клубы дыма повалили из под крыши. Еще страшно затрещало что то в огне, и завалилось что то огромное.
– Урруру! – вторя завалившемуся потолку амбара, из которого несло запахом лепешек от сгоревшего хлеба, заревела толпа. Пламя вспыхнуло и осветило оживленно радостные и измученные лица людей, стоявших вокруг пожара.
Человек во фризовой шинели, подняв кверху руку, кричал:
– Важно! пошла драть! Ребята, важно!..
– Это сам хозяин, – послышались голоса.
– Так, так, – сказал князь Андрей, обращаясь к Алпатычу, – все передай, как я тебе говорил. – И, ни слова не отвечая Бергу, замолкшему подле него, тронул лошадь и поехал в переулок.
От Смоленска войска продолжали отступать. Неприятель шел вслед за ними. 10 го августа полк, которым командовал князь Андрей, проходил по большой дороге, мимо проспекта, ведущего в Лысые Горы. Жара и засуха стояли более трех недель. Каждый день по небу ходили курчавые облака, изредка заслоняя солнце; но к вечеру опять расчищало, и солнце садилось в буровато красную мглу. Только сильная роса ночью освежала землю. Остававшиеся на корню хлеба сгорали и высыпались. Болота пересохли. Скотина ревела от голода, не находя корма по сожженным солнцем лугам. Только по ночам и в лесах пока еще держалась роса, была прохлада. Но по дороге, по большой дороге, по которой шли войска, даже и ночью, даже и по лесам, не было этой прохлады. Роса не заметна была на песочной пыли дороги, встолченной больше чем на четверть аршина. Как только рассветало, начиналось движение. Обозы, артиллерия беззвучно шли по ступицу, а пехота по щиколку в мягкой, душной, не остывшей за ночь, жаркой пыли. Одна часть этой песочной пыли месилась ногами и колесами, другая поднималась и стояла облаком над войском, влипая в глаза, в волоса, в уши, в ноздри и, главное, в легкие людям и животным, двигавшимся по этой дороге. Чем выше поднималось солнце, тем выше поднималось облако пыли, и сквозь эту тонкую, жаркую пыль на солнце, не закрытое облаками, можно было смотреть простым глазом. Солнце представлялось большим багровым шаром. Ветра не было, и люди задыхались в этой неподвижной атмосфере. Люди шли, обвязавши носы и рты платками. Приходя к деревне, все бросалось к колодцам. Дрались за воду и выпивали ее до грязи.
Князь Андрей командовал полком, и устройство полка, благосостояние его людей, необходимость получения и отдачи приказаний занимали его. Пожар Смоленска и оставление его были эпохой для князя Андрея. Новое чувство озлобления против врага заставляло его забывать свое горе. Он весь был предан делам своего полка, он был заботлив о своих людях и офицерах и ласков с ними. В полку его называли наш князь, им гордились и его любили. Но добр и кроток он был только с своими полковыми, с Тимохиным и т. п., с людьми совершенно новыми и в чужой среде, с людьми, которые не могли знать и понимать его прошедшего; но как только он сталкивался с кем нибудь из своих прежних, из штабных, он тотчас опять ощетинивался; делался злобен, насмешлив и презрителен. Все, что связывало его воспоминание с прошедшим, отталкивало его, и потому он старался в отношениях этого прежнего мира только не быть несправедливым и исполнять свой долг.
Правда, все в темном, мрачном свете представлялось князю Андрею – особенно после того, как оставили Смоленск (который, по его понятиям, можно и должно было защищать) 6 го августа, и после того, как отец, больной, должен был бежать в Москву и бросить на расхищение столь любимые, обстроенные и им населенные Лысые Горы; но, несмотря на то, благодаря полку князь Андрей мог думать о другом, совершенно независимом от общих вопросов предмете – о своем полку. 10 го августа колонна, в которой был его полк, поравнялась с Лысыми Горами. Князь Андрей два дня тому назад получил известие, что его отец, сын и сестра уехали в Москву. Хотя князю Андрею и нечего было делать в Лысых Горах, он, с свойственным ему желанием растравить свое горе, решил, что он должен заехать в Лысые Горы.
Он велел оседлать себе лошадь и с перехода поехал верхом в отцовскую деревню, в которой он родился и провел свое детство. Проезжая мимо пруда, на котором всегда десятки баб, переговариваясь, били вальками и полоскали свое белье, князь Андрей заметил, что на пруде никого не было, и оторванный плотик, до половины залитый водой, боком плавал посредине пруда. Князь Андрей подъехал к сторожке. У каменных ворот въезда никого не было, и дверь была отперта. Дорожки сада уже заросли, и телята и лошади ходили по английскому парку. Князь Андрей подъехал к оранжерее; стекла были разбиты, и деревья в кадках некоторые повалены, некоторые засохли. Он окликнул Тараса садовника. Никто не откликнулся. Обогнув оранжерею на выставку, он увидал, что тесовый резной забор весь изломан и фрукты сливы обдерганы с ветками. Старый мужик (князь Андрей видал его у ворот в детстве) сидел и плел лапоть на зеленой скамеечке.
Он был глух и не слыхал подъезда князя Андрея. Он сидел на лавке, на которой любил сиживать старый князь, и около него было развешено лычко на сучках обломанной и засохшей магнолии.
Князь Андрей подъехал к дому. Несколько лип в старом саду были срублены, одна пегая с жеребенком лошадь ходила перед самым домом между розанами. Дом был заколочен ставнями. Одно окно внизу было открыто. Дворовый мальчик, увидав князя Андрея, вбежал в дом.
Алпатыч, услав семью, один оставался в Лысых Горах; он сидел дома и читал Жития. Узнав о приезде князя Андрея, он, с очками на носу, застегиваясь, вышел из дома, поспешно подошел к князю и, ничего не говоря, заплакал, целуя князя Андрея в коленку.
Потом он отвернулся с сердцем на свою слабость и стал докладывать ему о положении дел. Все ценное и дорогое было отвезено в Богучарово. Хлеб, до ста четвертей, тоже был вывезен; сено и яровой, необыкновенный, как говорил Алпатыч, урожай нынешнего года зеленым взят и скошен – войсками. Мужики разорены, некоторый ушли тоже в Богучарово, малая часть остается.
Князь Андрей, не дослушав его, спросил, когда уехали отец и сестра, разумея, когда уехали в Москву. Алпатыч отвечал, полагая, что спрашивают об отъезде в Богучарово, что уехали седьмого, и опять распространился о долах хозяйства, спрашивая распоряжении.
– Прикажете ли отпускать под расписку командам овес? У нас еще шестьсот четвертей осталось, – спрашивал Алпатыч.
«Что отвечать ему? – думал князь Андрей, глядя на лоснеющуюся на солнце плешивую голову старика и в выражении лица его читая сознание того, что он сам понимает несвоевременность этих вопросов, но спрашивает только так, чтобы заглушить и свое горе.
– Да, отпускай, – сказал он.
– Ежели изволили заметить беспорядки в саду, – говорил Алпатыч, – то невозмежио было предотвратить: три полка проходили и ночевали, в особенности драгуны. Я выписал чин и звание командира для подачи прошения.
– Ну, что ж ты будешь делать? Останешься, ежели неприятель займет? – спросил его князь Андрей.
Алпатыч, повернув свое лицо к князю Андрею, посмотрел на него; и вдруг торжественным жестом поднял руку кверху.
– Он мой покровитель, да будет воля его! – проговорил он.
Толпа мужиков и дворовых шла по лугу, с открытыми головами, приближаясь к князю Андрею.
– Ну прощай! – сказал князь Андрей, нагибаясь к Алпатычу. – Уезжай сам, увози, что можешь, и народу вели уходить в Рязанскую или в Подмосковную. – Алпатыч прижался к его ноге и зарыдал. Князь Андрей осторожно отодвинул его и, тронув лошадь, галопом поехал вниз по аллее.
На выставке все так же безучастно, как муха на лице дорогого мертвеца, сидел старик и стукал по колодке лаптя, и две девочки со сливами в подолах, которые они нарвали с оранжерейных деревьев, бежали оттуда и наткнулись на князя Андрея. Увидав молодого барина, старшая девочка, с выразившимся на лице испугом, схватила за руку свою меньшую товарку и с ней вместе спряталась за березу, не успев подобрать рассыпавшиеся зеленые сливы.
Князь Андрей испуганно поспешно отвернулся от них, боясь дать заметить им, что он их видел. Ему жалко стало эту хорошенькую испуганную девочку. Он боялся взглянуть на нее, по вместе с тем ему этого непреодолимо хотелось. Новое, отрадное и успокоительное чувство охватило его, когда он, глядя на этих девочек, понял существование других, совершенно чуждых ему и столь же законных человеческих интересов, как и те, которые занимали его. Эти девочки, очевидно, страстно желали одного – унести и доесть эти зеленые сливы и не быть пойманными, и князь Андрей желал с ними вместе успеха их предприятию. Он не мог удержаться, чтобы не взглянуть на них еще раз. Полагая себя уже в безопасности, они выскочили из засады и, что то пища тоненькими голосками, придерживая подолы, весело и быстро бежали по траве луга своими загорелыми босыми ножонками.
Князь Андрей освежился немного, выехав из района пыли большой дороги, по которой двигались войска. Но недалеко за Лысыми Горами он въехал опять на дорогу и догнал свой полк на привале, у плотины небольшого пруда. Был второй час после полдня. Солнце, красный шар в пыли, невыносимо пекло и жгло спину сквозь черный сюртук. Пыль, все такая же, неподвижно стояла над говором гудевшими, остановившимися войсками. Ветру не было, В проезд по плотине на князя Андрея пахнуло тиной и свежестью пруда. Ему захотелось в воду – какая бы грязная она ни была. Он оглянулся на пруд, с которого неслись крики и хохот. Небольшой мутный с зеленью пруд, видимо, поднялся четверти на две, заливая плотину, потому что он был полон человеческими, солдатскими, голыми барахтавшимися в нем белыми телами, с кирпично красными руками, лицами и шеями. Все это голое, белое человеческое мясо с хохотом и гиком барахталось в этой грязной луже, как караси, набитые в лейку. Весельем отзывалось это барахтанье, и оттого оно особенно было грустно.
Один молодой белокурый солдат – еще князь Андрей знал его – третьей роты, с ремешком под икрой, крестясь, отступал назад, чтобы хорошенько разбежаться и бултыхнуться в воду; другой, черный, всегда лохматый унтер офицер, по пояс в воде, подергивая мускулистым станом, радостно фыркал, поливая себе голову черными по кисти руками. Слышалось шлепанье друг по другу, и визг, и уханье.
На берегах, на плотине, в пруде, везде было белое, здоровое, мускулистое мясо. Офицер Тимохин, с красным носиком, обтирался на плотине и застыдился, увидав князя, однако решился обратиться к нему:
– То то хорошо, ваше сиятельство, вы бы изволили! – сказал он.
– Грязно, – сказал князь Андрей, поморщившись.
– Мы сейчас очистим вам. – И Тимохин, еще не одетый, побежал очищать.
– Князь хочет.
– Какой? Наш князь? – заговорили голоса, и все заторопились так, что насилу князь Андрей успел их успокоить. Он придумал лучше облиться в сарае.
«Мясо, тело, chair a canon [пушечное мясо]! – думал он, глядя и на свое голое тело, и вздрагивая не столько от холода, сколько от самому ему непонятного отвращения и ужаса при виде этого огромного количества тел, полоскавшихся в грязном пруде.
7 го августа князь Багратион в своей стоянке Михайловке на Смоленской дороге писал следующее:
«Милостивый государь граф Алексей Андреевич.
(Он писал Аракчееву, но знал, что письмо его будет прочтено государем, и потому, насколько он был к тому способен, обдумывал каждое свое слово.)
Я думаю, что министр уже рапортовал об оставлении неприятелю Смоленска. Больно, грустно, и вся армия в отчаянии, что самое важное место понапрасну бросили. Я, с моей стороны, просил лично его убедительнейшим образом, наконец и писал; но ничто его не согласило. Я клянусь вам моею честью, что Наполеон был в таком мешке, как никогда, и он бы мог потерять половину армии, но не взять Смоленска. Войска наши так дрались и так дерутся, как никогда. Я удержал с 15 тысячами более 35 ти часов и бил их; но он не хотел остаться и 14 ти часов. Это стыдно, и пятно армии нашей; а ему самому, мне кажется, и жить на свете не должно. Ежели он доносит, что потеря велика, – неправда; может быть, около 4 тысяч, не более, но и того нет. Хотя бы и десять, как быть, война! Но зато неприятель потерял бездну…
Что стоило еще оставаться два дни? По крайней мере, они бы сами ушли; ибо не имели воды напоить людей и лошадей. Он дал слово мне, что не отступит, но вдруг прислал диспозицию, что он в ночь уходит. Таким образом воевать не можно, и мы можем неприятеля скоро привести в Москву…
Слух носится, что вы думаете о мире. Чтобы помириться, боже сохрани! После всех пожертвований и после таких сумасбродных отступлений – мириться: вы поставите всю Россию против себя, и всякий из нас за стыд поставит носить мундир. Ежели уже так пошло – надо драться, пока Россия может и пока люди на ногах…
Надо командовать одному, а не двум. Ваш министр, может, хороший по министерству; но генерал не то что плохой, но дрянной, и ему отдали судьбу всего нашего Отечества… Я, право, с ума схожу от досады; простите мне, что дерзко пишу. Видно, тот не любит государя и желает гибели нам всем, кто советует заключить мир и командовать армиею министру. Итак, я пишу вам правду: готовьте ополчение. Ибо министр самым мастерским образом ведет в столицу за собою гостя. Большое подозрение подает всей армии господин флигель адъютант Вольцоген. Он, говорят, более Наполеона, нежели наш, и он советует все министру. Я не токмо учтив против него, но повинуюсь, как капрал, хотя и старее его. Это больно; но, любя моего благодетеля и государя, – повинуюсь. Только жаль государя, что вверяет таким славную армию. Вообразите, что нашею ретирадою мы потеряли людей от усталости и в госпиталях более 15 тысяч; а ежели бы наступали, того бы не было. Скажите ради бога, что наша Россия – мать наша – скажет, что так страшимся и за что такое доброе и усердное Отечество отдаем сволочам и вселяем в каждого подданного ненависть и посрамление. Чего трусить и кого бояться?. Я не виноват, что министр нерешим, трус, бестолков, медлителен и все имеет худые качества. Вся армия плачет совершенно и ругают его насмерть…»
В числе бесчисленных подразделений, которые можно сделать в явлениях жизни, можно подразделить их все на такие, в которых преобладает содержание, другие – в которых преобладает форма. К числу таковых, в противоположность деревенской, земской, губернской, даже московской жизни, можно отнести жизнь петербургскую, в особенности салонную. Эта жизнь неизменна.
С 1805 года мы мирились и ссорились с Бонапартом, мы делали конституции и разделывали их, а салон Анны Павловны и салон Элен были точно такие же, какие они были один семь лет, другой пять лет тому назад. Точно так же у Анны Павловны говорили с недоумением об успехах Бонапарта и видели, как в его успехах, так и в потакании ему европейских государей, злостный заговор, имеющий единственной целью неприятность и беспокойство того придворного кружка, которого представительницей была Анна Павловна. Точно так же у Элен, которую сам Румянцев удостоивал своим посещением и считал замечательно умной женщиной, точно так же как в 1808, так и в 1812 году с восторгом говорили о великой нации и великом человеке и с сожалением смотрели на разрыв с Францией, который, по мнению людей, собиравшихся в салоне Элен, должен был кончиться миром.
В последнее время, после приезда государя из армии, произошло некоторое волнение в этих противоположных кружках салонах и произведены были некоторые демонстрации друг против друга, но направление кружков осталось то же. В кружок Анны Павловны принимались из французов только закоренелые легитимисты, и здесь выражалась патриотическая мысль о том, что не надо ездить во французский театр и что содержание труппы стоит столько же, сколько содержание целого корпуса. За военными событиями следилось жадно, и распускались самые выгодные для нашей армии слухи. В кружке Элен, румянцевском, французском, опровергались слухи о жестокости врага и войны и обсуживались все попытки Наполеона к примирению. В этом кружке упрекали тех, кто присоветывал слишком поспешные распоряжения о том, чтобы приготавливаться к отъезду в Казань придворным и женским учебным заведениям, находящимся под покровительством императрицы матери. Вообще все дело войны представлялось в салоне Элен пустыми демонстрациями, которые весьма скоро кончатся миром, и царствовало мнение Билибина, бывшего теперь в Петербурге и домашним у Элен (всякий умный человек должен был быть у нее), что не порох, а те, кто его выдумали, решат дело. В этом кружке иронически и весьма умно, хотя весьма осторожно, осмеивали московский восторг, известие о котором прибыло вместе с государем в Петербург.
В кружке Анны Павловны, напротив, восхищались этими восторгами и говорили о них, как говорит Плутарх о древних. Князь Василий, занимавший все те же важные должности, составлял звено соединения между двумя кружками. Он ездил к ma bonne amie [своему достойному другу] Анне Павловне и ездил dans le salon diplomatique de ma fille [в дипломатический салон своей дочери] и часто, при беспрестанных переездах из одного лагеря в другой, путался и говорил у Анны Павловны то, что надо было говорить у Элен, и наоборот.
Вскоре после приезда государя князь Василий разговорился у Анны Павловны о делах войны, жестоко осуждая Барклая де Толли и находясь в нерешительности, кого бы назначить главнокомандующим. Один из гостей, известный под именем un homme de beaucoup de merite [человек с большими достоинствами], рассказав о том, что он видел нынче выбранного начальником петербургского ополчения Кутузова, заседающего в казенной палате для приема ратников, позволил себе осторожно выразить предположение о том, что Кутузов был бы тот человек, который удовлетворил бы всем требованиям.
Анна Павловна грустно улыбнулась и заметила, что Кутузов, кроме неприятностей, ничего не дал государю.
– Я говорил и говорил в Дворянском собрании, – перебил князь Василий, – но меня не послушали. Я говорил, что избрание его в начальники ополчения не понравится государю. Они меня не послушали.
– Все какая то мания фрондировать, – продолжал он. – И пред кем? И все оттого, что мы хотим обезьянничать глупым московским восторгам, – сказал князь Василий, спутавшись на минуту и забыв то, что у Элен надо было подсмеиваться над московскими восторгами, а у Анны Павловны восхищаться ими. Но он тотчас же поправился. – Ну прилично ли графу Кутузову, самому старому генералу в России, заседать в палате, et il en restera pour sa peine! [хлопоты его пропадут даром!] Разве возможно назначить главнокомандующим человека, который не может верхом сесть, засыпает на совете, человека самых дурных нравов! Хорошо он себя зарекомендовал в Букарещте! Я уже не говорю о его качествах как генерала, но разве можно в такую минуту назначать человека дряхлого и слепого, просто слепого? Хорош будет генерал слепой! Он ничего не видит. В жмурки играть… ровно ничего не видит!
Никто не возражал на это.
24 го июля это было совершенно справедливо. Но 29 июля Кутузову пожаловано княжеское достоинство. Княжеское достоинство могло означать и то, что от него хотели отделаться, – и потому суждение князя Василья продолжало быть справедливо, хотя он и не торопился ого высказывать теперь. Но 8 августа был собран комитет из генерал фельдмаршала Салтыкова, Аракчеева, Вязьмитинова, Лопухина и Кочубея для обсуждения дел войны. Комитет решил, что неудачи происходили от разноначалий, и, несмотря на то, что лица, составлявшие комитет, знали нерасположение государя к Кутузову, комитет, после короткого совещания, предложил назначить Кутузова главнокомандующим. И в тот же день Кутузов был назначен полномочным главнокомандующим армий и всего края, занимаемого войсками.
9 го августа князь Василий встретился опять у Анны Павловны с l'homme de beaucoup de merite [человеком с большими достоинствами]. L'homme de beaucoup de merite ухаживал за Анной Павловной по случаю желания назначения попечителем женского учебного заведения императрицы Марии Федоровны. Князь Василий вошел в комнату с видом счастливого победителя, человека, достигшего цели своих желаний.
– Eh bien, vous savez la grande nouvelle? Le prince Koutouzoff est marechal. [Ну с, вы знаете великую новость? Кутузов – фельдмаршал.] Все разногласия кончены. Я так счастлив, так рад! – говорил князь Василий. – Enfin voila un homme, [Наконец, вот это человек.] – проговорил он, значительно и строго оглядывая всех находившихся в гостиной. L'homme de beaucoup de merite, несмотря на свое желание получить место, не мог удержаться, чтобы не напомнить князю Василью его прежнее суждение. (Это было неучтиво и перед князем Василием в гостиной Анны Павловны, и перед Анной Павловной, которая так же радостно приняла эту весть; но он не мог удержаться.)
– Mais on dit qu'il est aveugle, mon prince? [Но говорят, он слеп?] – сказал он, напоминая князю Василью его же слова.
– Allez donc, il y voit assez, [Э, вздор, он достаточно видит, поверьте.] – сказал князь Василий своим басистым, быстрым голосом с покашливанием, тем голосом и с покашливанием, которым он разрешал все трудности. – Allez, il y voit assez, – повторил он. – И чему я рад, – продолжал он, – это то, что государь дал ему полную власть над всеми армиями, над всем краем, – власть, которой никогда не было ни у какого главнокомандующего. Это другой самодержец, – заключил он с победоносной улыбкой.
– Дай бог, дай бог, – сказала Анна Павловна. L'homme de beaucoup de merite, еще новичок в придворном обществе, желая польстить Анне Павловне, выгораживая ее прежнее мнение из этого суждения, сказал.
– Говорят, что государь неохотно передал эту власть Кутузову. On dit qu'il rougit comme une demoiselle a laquelle on lirait Joconde, en lui disant: «Le souverain et la patrie vous decernent cet honneur». [Говорят, что он покраснел, как барышня, которой бы прочли Жоконду, в то время как говорил ему: «Государь и отечество награждают вас этой честью».]
– Peut etre que la c?ur n'etait pas de la partie, [Может быть, сердце не вполне участвовало,] – сказала Анна Павловна.
– О нет, нет, – горячо заступился князь Василий. Теперь уже он не мог никому уступить Кутузова. По мнению князя Василья, не только Кутузов был сам хорош, но и все обожали его. – Нет, это не может быть, потому что государь так умел прежде ценить его, – сказал он.
– Дай бог только, чтобы князь Кутузов, – сказала Анпа Павловна, – взял действительную власть и не позволял бы никому вставлять себе палки в колеса – des batons dans les roues.
Князь Василий тотчас понял, кто был этот никому. Он шепотом сказал:
– Я верно знаю, что Кутузов, как непременное условие, выговорил, чтобы наследник цесаревич не был при армии: Vous savez ce qu'il a dit a l'Empereur? [Вы знаете, что он сказал государю?] – И князь Василий повторил слова, будто бы сказанные Кутузовым государю: «Я не могу наказать его, ежели он сделает дурно, и наградить, ежели он сделает хорошо». О! это умнейший человек, князь Кутузов, et quel caractere. Oh je le connais de longue date. [и какой характер. О, я его давно знаю.]
– Говорят даже, – сказал l'homme de beaucoup de merite, не имевший еще придворного такта, – что светлейший непременным условием поставил, чтобы сам государь не приезжал к армии.
Как только он сказал это, в одно мгновение князь Василий и Анна Павловна отвернулись от него и грустно, со вздохом о его наивности, посмотрели друг на друга.
В то время как это происходило в Петербурге, французы уже прошли Смоленск и все ближе и ближе подвигались к Москве. Историк Наполеона Тьер, так же, как и другие историки Наполеона, говорит, стараясь оправдать своего героя, что Наполеон был привлечен к стенам Москвы невольно. Он прав, как и правы все историки, ищущие объяснения событий исторических в воле одного человека; он прав так же, как и русские историки, утверждающие, что Наполеон был привлечен к Москве искусством русских полководцев. Здесь, кроме закона ретроспективности (возвратности), представляющего все прошедшее приготовлением к совершившемуся факту, есть еще взаимность, путающая все дело. Хороший игрок, проигравший в шахматы, искренно убежден, что его проигрыш произошел от его ошибки, и он отыскивает эту ошибку в начале своей игры, но забывает, что в каждом его шаге, в продолжение всей игры, были такие же ошибки, что ни один его ход не был совершенен. Ошибка, на которую он обращает внимание, заметна ему только потому, что противник воспользовался ею. Насколько же сложнее этого игра войны, происходящая в известных условиях времени, и где не одна воля руководит безжизненными машинами, а где все вытекает из бесчисленного столкновения различных произволов?
После Смоленска Наполеон искал сражения за Дорогобужем у Вязьмы, потом у Царева Займища; но выходило, что по бесчисленному столкновению обстоятельств до Бородина, в ста двадцати верстах от Москвы, русские не могли принять сражения. От Вязьмы было сделано распоряжение Наполеоном для движения прямо на Москву.
Moscou, la capitale asiatique de ce grand empire, la ville sacree des peuples d'Alexandre, Moscou avec ses innombrables eglises en forme de pagodes chinoises! [Москва, азиатская столица этой великой империи, священный город народов Александра, Москва с своими бесчисленными церквами, в форме китайских пагод!] Эта Moscou не давала покоя воображению Наполеона. На переходе из Вязьмы к Цареву Займищу Наполеон верхом ехал на своем соловом энглизированном иноходчике, сопутствуемый гвардией, караулом, пажами и адъютантами. Начальник штаба Бертье отстал для того, чтобы допросить взятого кавалерией русского пленного. Он галопом, сопутствуемый переводчиком Lelorgne d'Ideville, догнал Наполеона и с веселым лицом остановил лошадь.
– Eh bien? [Ну?] – сказал Наполеон.
– Un cosaque de Platow [Платовский казак.] говорит, что корпус Платова соединяется с большой армией, что Кутузов назначен главнокомандующим. Tres intelligent et bavard! [Очень умный и болтун!]
Наполеон улыбнулся, велел дать этому казаку лошадь и привести его к себе. Он сам желал поговорить с ним. Несколько адъютантов поскакало, и через час крепостной человек Денисова, уступленный им Ростову, Лаврушка, в денщицкой куртке на французском кавалерийском седле, с плутовским и пьяным, веселым лицом подъехал к Наполеону. Наполеон велел ему ехать рядом с собой и начал спрашивать:
– Вы казак?
– Казак с, ваше благородие.
«Le cosaque ignorant la compagnie dans laquelle il se trouvait, car la simplicite de Napoleon n'avait rien qui put reveler a une imagination orientale la presence d'un souverain, s'entretint avec la plus extreme familiarite des affaires de la guerre actuelle», [Казак, не зная того общества, в котором он находился, потому что простота Наполеона не имела ничего такого, что бы могло открыть для восточного воображения присутствие государя, разговаривал с чрезвычайной фамильярностью об обстоятельствах настоящей войны.] – говорит Тьер, рассказывая этот эпизод. Действительно, Лаврушка, напившийся пьяным и оставивший барина без обеда, был высечен накануне и отправлен в деревню за курами, где он увлекся мародерством и был взят в плен французами. Лаврушка был один из тех грубых, наглых лакеев, видавших всякие виды, которые считают долгом все делать с подлостью и хитростью, которые готовы сослужить всякую службу своему барину и которые хитро угадывают барские дурные мысли, в особенности тщеславие и мелочность.
Попав в общество Наполеона, которого личность он очень хорошо и легко признал. Лаврушка нисколько не смутился и только старался от всей души заслужить новым господам.
Он очень хорошо знал, что это сам Наполеон, и присутствие Наполеона не могло смутить его больше, чем присутствие Ростова или вахмистра с розгами, потому что не было ничего у него, чего бы не мог лишить его ни вахмистр, ни Наполеон.
Он врал все, что толковалось между денщиками. Многое из этого была правда. Но когда Наполеон спросил его, как же думают русские, победят они Бонапарта или нет, Лаврушка прищурился и задумался.
Он увидал тут тонкую хитрость, как всегда во всем видят хитрость люди, подобные Лаврушке, насупился и помолчал.
– Оно значит: коли быть сраженью, – сказал он задумчиво, – и в скорости, так это так точно. Ну, а коли пройдет три дня апосля того самого числа, тогда, значит, это самое сражение в оттяжку пойдет.
Наполеону перевели это так: «Si la bataille est donnee avant trois jours, les Francais la gagneraient, mais que si elle serait donnee plus tard, Dieu seul sait ce qui en arrivrait», [«Ежели сражение произойдет прежде трех дней, то французы выиграют его, но ежели после трех дней, то бог знает что случится».] – улыбаясь передал Lelorgne d'Ideville. Наполеон не улыбнулся, хотя он, видимо, был в самом веселом расположении духа, и велел повторить себе эти слова.
Лаврушка заметил это и, чтобы развеселить его, сказал, притворяясь, что не знает, кто он.
– Знаем, у вас есть Бонапарт, он всех в мире побил, ну да об нас другая статья… – сказал он, сам не зная, как и отчего под конец проскочил в его словах хвастливый патриотизм. Переводчик передал эти слова Наполеону без окончания, и Бонапарт улыбнулся. «Le jeune Cosaque fit sourire son puissant interlocuteur», [Молодой казак заставил улыбнуться своего могущественного собеседника.] – говорит Тьер. Проехав несколько шагов молча, Наполеон обратился к Бертье и сказал, что он хочет испытать действие, которое произведет sur cet enfant du Don [на это дитя Дона] известие о том, что тот человек, с которым говорит этот enfant du Don, есть сам император, тот самый император, который написал на пирамидах бессмертно победоносное имя.
Известие было передано.
Лаврушка (поняв, что это делалось, чтобы озадачить его, и что Наполеон думает, что он испугается), чтобы угодить новым господам, тотчас же притворился изумленным, ошеломленным, выпучил глаза и сделал такое же лицо, которое ему привычно было, когда его водили сечь. «A peine l'interprete de Napoleon, – говорит Тьер, – avait il parle, que le Cosaque, saisi d'une sorte d'ebahissement, no profera plus une parole et marcha les yeux constamment attaches sur ce conquerant, dont le nom avait penetre jusqu'a lui, a travers les steppes de l'Orient. Toute sa loquacite s'etait subitement arretee, pour faire place a un sentiment d'admiration naive et silencieuse. Napoleon, apres l'avoir recompense, lui fit donner la liberte, comme a un oiseau qu'on rend aux champs qui l'ont vu naitre». [Едва переводчик Наполеона сказал это казаку, как казак, охваченный каким то остолбенением, не произнес более ни одного слова и продолжал ехать, не спуская глаз с завоевателя, имя которого достигло до него через восточные степи. Вся его разговорчивость вдруг прекратилась и заменилась наивным и молчаливым чувством восторга. Наполеон, наградив казака, приказал дать ему свободу, как птице, которую возвращают ее родным полям.]
Наполеон поехал дальше, мечтая о той Moscou, которая так занимала его воображение, a l'oiseau qu'on rendit aux champs qui l'on vu naitre [птица, возвращенная родным полям] поскакал на аванпосты, придумывая вперед все то, чего не было и что он будет рассказывать у своих. Того же, что действительно с ним было, он не хотел рассказывать именно потому, что это казалось ему недостойным рассказа. Он выехал к казакам, расспросил, где был полк, состоявший в отряде Платова, и к вечеру же нашел своего барина Николая Ростова, стоявшего в Янкове и только что севшего верхом, чтобы с Ильиным сделать прогулку по окрестным деревням. Он дал другую лошадь Лаврушке и взял его с собой.
Княжна Марья не была в Москве и вне опасности, как думал князь Андрей.
После возвращения Алпатыча из Смоленска старый князь как бы вдруг опомнился от сна. Он велел собрать из деревень ополченцев, вооружить их и написал главнокомандующему письмо, в котором извещал его о принятом им намерении оставаться в Лысых Горах до последней крайности, защищаться, предоставляя на его усмотрение принять или не принять меры для защиты Лысых Гор, в которых будет взят в плен или убит один из старейших русских генералов, и объявил домашним, что он остается в Лысых Горах.
Но, оставаясь сам в Лысых Горах, князь распорядился об отправке княжны и Десаля с маленьким князем в Богучарово и оттуда в Москву. Княжна Марья, испуганная лихорадочной, бессонной деятельностью отца, заменившей его прежнюю опущенность, не могла решиться оставить его одного и в первый раз в жизни позволила себе не повиноваться ему. Она отказалась ехать, и на нее обрушилась страшная гроза гнева князя. Он напомнил ей все, в чем он был несправедлив против нее. Стараясь обвинить ее, он сказал ей, что она измучила его, что она поссорила его с сыном, имела против него гадкие подозрения, что она задачей своей жизни поставила отравлять его жизнь, и выгнал ее из своего кабинета, сказав ей, что, ежели она не уедет, ему все равно. Он сказал, что знать не хочет о ее существовании, но вперед предупреждает ее, чтобы она не смела попадаться ему на глаза. То, что он, вопреки опасений княжны Марьи, не велел насильно увезти ее, а только не приказал ей показываться на глаза, обрадовало княжну Марью. Она знала, что это доказывало то, что в самой тайне души своей он был рад, что она оставалась дома и не уехала.
На другой день после отъезда Николушки старый князь утром оделся в полный мундир и собрался ехать главнокомандующему. Коляска уже была подана. Княжна Марья видела, как он, в мундире и всех орденах, вышел из дома и пошел в сад сделать смотр вооруженным мужикам и дворовым. Княжна Марья свдела у окна, прислушивалась к его голосу, раздававшемуся из сада. Вдруг из аллеи выбежало несколько людей с испуганными лицами.
Княжна Марья выбежала на крыльцо, на цветочную дорожку и в аллею. Навстречу ей подвигалась большая толпа ополченцев и дворовых, и в середине этой толпы несколько людей под руки волокли маленького старичка в мундире и орденах. Княжна Марья подбежала к нему и, в игре мелкими кругами падавшего света, сквозь тень липовой аллеи, не могла дать себе отчета в том, какая перемена произошла в его лице. Одно, что она увидала, было то, что прежнее строгое и решительное выражение его лица заменилось выражением робости и покорности. Увидав дочь, он зашевелил бессильными губами и захрипел. Нельзя было понять, чего он хотел. Его подняли на руки, отнесли в кабинет и положили на тот диван, которого он так боялся последнее время.
Привезенный доктор в ту же ночь пустил кровь и объявил, что у князя удар правой стороны.
В Лысых Горах оставаться становилось более и более опасным, и на другой день после удара князя, повезли в Богучарово. Доктор поехал с ними.
Когда они приехали в Богучарово, Десаль с маленьким князем уже уехали в Москву.
Все в том же положении, не хуже и не лучше, разбитый параличом, старый князь три недели лежал в Богучарове в новом, построенном князем Андреем, доме. Старый князь был в беспамятстве; он лежал, как изуродованный труп. Он не переставая бормотал что то, дергаясь бровями и губами, и нельзя было знать, понимал он или нет то, что его окружало. Одно можно было знать наверное – это то, что он страдал и, чувствовал потребность еще выразить что то. Но что это было, никто не мог понять; был ли это какой нибудь каприз больного и полусумасшедшего, относилось ли это до общего хода дел, или относилось это до семейных обстоятельств?
Доктор говорил, что выражаемое им беспокойство ничего не значило, что оно имело физические причины; но княжна Марья думала (и то, что ее присутствие всегда усиливало его беспокойство, подтверждало ее предположение), думала, что он что то хотел сказать ей. Он, очевидно, страдал и физически и нравственно.
Надежды на исцеление не было. Везти его было нельзя. И что бы было, ежели бы он умер дорогой? «Не лучше ли бы было конец, совсем конец! – иногда думала княжна Марья. Она день и ночь, почти без сна, следила за ним, и, страшно сказать, она часто следила за ним не с надеждой найти призкаки облегчения, но следила, часто желая найти признаки приближения к концу.
Как ни странно было княжне сознавать в себе это чувство, но оно было в ней. И что было еще ужаснее для княжны Марьи, это было то, что со времени болезни ее отца (даже едва ли не раньше, не тогда ли уж, когда она, ожидая чего то, осталась с ним) в ней проснулись все заснувшие в ней, забытые личные желания и надежды. То, что годами не приходило ей в голову – мысли о свободной жизни без вечного страха отца, даже мысли о возможности любви и семейного счастия, как искушения дьявола, беспрестанно носились в ее воображении. Как ни отстраняла она от себя, беспрестанно ей приходили в голову вопросы о том, как она теперь, после того, устроит свою жизнь. Это были искушения дьявола, и княжна Марья знала это. Она знала, что единственное орудие против него была молитва, и она пыталась молиться. Она становилась в положение молитвы, смотрела на образа, читала слова молитвы, но не могла молиться. Она чувствовала, что теперь ее охватил другой мир – житейской, трудной и свободной деятельности, совершенно противоположный тому нравственному миру, в который она была заключена прежде и в котором лучшее утешение была молитва. Она не могла молиться и не могла плакать, и житейская забота охватила ее.
Оставаться в Вогучарове становилось опасным. Со всех сторон слышно было о приближающихся французах, и в одной деревне, в пятнадцати верстах от Богучарова, была разграблена усадьба французскими мародерами.
Доктор настаивал на том, что надо везти князя дальше; предводитель прислал чиновника к княжне Марье, уговаривая ее уезжать как можно скорее. Исправник, приехав в Богучарово, настаивал на том же, говоря, что в сорока верстах французы, что по деревням ходят французские прокламации и что ежели княжна не уедет с отцом до пятнадцатого, то он ни за что не отвечает.
Княжна пятнадцатого решилась ехать. Заботы приготовлений, отдача приказаний, за которыми все обращались к ней, целый день занимали ее. Ночь с четырнадцатого на пятнадцатое она провела, как обыкновенно, не раздеваясь, в соседней от той комнаты, в которой лежал князь. Несколько раз, просыпаясь, она слышала его кряхтенье, бормотанье, скрип кровати и шаги Тихона и доктора, ворочавших его. Несколько раз она прислушивалась у двери, и ей казалось, что он нынче бормотал громче обыкновенного и чаще ворочался. Она не могла спать и несколько раз подходила к двери, прислушиваясь, желая войти и не решаясь этого сделать. Хотя он и не говорил, но княжна Марья видела, знала, как неприятно было ему всякое выражение страха за него. Она замечала, как недовольно он отвертывался от ее взгляда, иногда невольно и упорно на него устремленного. Она знала, что ее приход ночью, в необычное время, раздражит его.
Но никогда ей так жалко не было, так страшно не было потерять его. Она вспоминала всю свою жизнь с ним, и в каждом слове, поступке его она находила выражение его любви к ней. Изредка между этими воспоминаниями врывались в ее воображение искушения дьявола, мысли о том, что будет после его смерти и как устроится ее новая, свободная жизнь. Но с отвращением отгоняла она эти мысли. К утру он затих, и она заснула.
Она проснулась поздно. Та искренность, которая бывает при пробуждении, показала ей ясно то, что более всего в болезни отца занимало ее. Она проснулась, прислушалась к тому, что было за дверью, и, услыхав его кряхтенье, со вздохом сказала себе, что было все то же.
– Да чему же быть? Чего же я хотела? Я хочу его смерти! – вскрикнула она с отвращением к себе самой.
Она оделась, умылась, прочла молитвы и вышла на крыльцо. К крыльцу поданы были без лошадей экипажи, в которые укладывали вещи.
Утро было теплое и серое. Княжна Марья остановилась на крыльце, не переставая ужасаться перед своей душевной мерзостью и стараясь привести в порядок свои мысли, прежде чем войти к нему.
Доктор сошел с лестницы и подошел к ней.
– Ему получше нынче, – сказал доктор. – Я вас искал. Можно кое что понять из того, что он говорит, голова посвежее. Пойдемте. Он зовет вас…
Сердце княжны Марьи так сильно забилось при этом известии, что она, побледнев, прислонилась к двери, чтобы не упасть. Увидать его, говорить с ним, подпасть под его взгляд теперь, когда вся душа княжны Марьи была переполнена этих страшных преступных искушений, – было мучительно радостно и ужасно.
– Пойдемте, – сказал доктор.
Княжна Марья вошла к отцу и подошла к кровати. Он лежал высоко на спине, с своими маленькими, костлявыми, покрытыми лиловыми узловатыми жилками ручками на одеяле, с уставленным прямо левым глазом и с скосившимся правым глазом, с неподвижными бровями и губами. Он весь был такой худенький, маленький и жалкий. Лицо его, казалось, ссохлось или растаяло, измельчало чертами. Княжна Марья подошла и поцеловала его руку. Левая рука сжала ее руку так, что видно было, что он уже давно ждал ее. Он задергал ее руку, и брови и губы его сердито зашевелились.
Она испуганно глядела на него, стараясь угадать, чего он хотел от нее. Когда она, переменя положение, подвинулась, так что левый глаз видел ее лицо, он успокоился, на несколько секунд не спуская с нее глаза. Потом губы и язык его зашевелились, послышались звуки, и он стал говорить, робко и умоляюще глядя на нее, видимо, боясь, что она не поймет его.
Княжна Марья, напрягая все силы внимания, смотрела на него. Комический труд, с которым он ворочал языком, заставлял княжну Марью опускать глаза и с трудом подавлять поднимавшиеся в ее горле рыдания. Он сказал что то, по нескольку раз повторяя свои слова. Княжна Марья не могла понять их; но она старалась угадать то, что он говорил, и повторяла вопросительно сказанные им слона.
– Гага – бои… бои… – повторил он несколько раз. Никак нельзя было понять этих слов. Доктор думал, что он угадал, и, повторяя его слова, спросил: княжна боится? Он отрицательно покачал головой и опять повторил то же…
– Душа, душа болит, – разгадала и сказала княжна Марья. Он утвердительно замычал, взял ее руку и стал прижимать ее к различным местам своей груди, как будто отыскивая настоящее для нее место.
– Все мысли! об тебе… мысли, – потом выговорил он гораздо лучше и понятнее, чем прежде, теперь, когда он был уверен, что его понимают. Княжна Марья прижалась головой к его руке, стараясь скрыть свои рыдания и слезы.
Он рукой двигал по ее волосам.
– Я тебя звал всю ночь… – выговорил он.
– Ежели бы я знала… – сквозь слезы сказала она. – Я боялась войти.
Он пожал ее руку.
– Не спала ты?
– Нет, я не спала, – сказала княжна Марья, отрицательно покачав головой. Невольно подчиняясь отцу, она теперь так же, как он говорил, старалась говорить больше знаками и как будто тоже с трудом ворочая язык.
– Душенька… – или – дружок… – Княжна Марья не могла разобрать; но, наверное, по выражению его взгляда, сказано было нежное, ласкающее слово, которого он никогда не говорил. – Зачем не пришла?
«А я желала, желала его смерти! – думала княжна Марья. Он помолчал.
– Спасибо тебе… дочь, дружок… за все, за все… прости… спасибо… прости… спасибо!.. – И слезы текли из его глаз. – Позовите Андрюшу, – вдруг сказал он, и что то детски робкое и недоверчивое выразилось в его лице при этом спросе. Он как будто сам знал, что спрос его не имеет смысла. Так, по крайней мере, показалось княжне Марье.
– Я от него получила письмо, – отвечала княжна Марья.
Он с удивлением и робостью смотрел на нее.
– Где же он?
– Он в армии, mon pere, в Смоленске.
Он долго молчал, закрыв глаза; потом утвердительно, как бы в ответ на свои сомнения и в подтверждение того, что он теперь все понял и вспомнил, кивнул головой и открыл глаза.
– Да, – сказал он явственно и тихо. – Погибла Россия! Погубили! – И он опять зарыдал, и слезы потекли у него из глаз. Княжна Марья не могла более удерживаться и плакала тоже, глядя на его лицо.
Он опять закрыл глаза. Рыдания его прекратились. Он сделал знак рукой к глазам; и Тихон, поняв его, отер ему слезы.
Потом он открыл глаза и сказал что то, чего долго никто не мог понять и, наконец, понял и передал один Тихон. Княжна Марья отыскивала смысл его слов в том настроении, в котором он говорил за минуту перед этим. То она думала, что он говорит о России, то о князе Андрее, то о ней, о внуке, то о своей смерти. И от этого она не могла угадать его слов.
– Надень твое белое платье, я люблю его, – говорил он.
Поняв эти слова, княжна Марья зарыдала еще громче, и доктор, взяв ее под руку, вывел ее из комнаты на террасу, уговаривая ее успокоиться и заняться приготовлениями к отъезду. После того как княжна Марья вышла от князя, он опять заговорил о сыне, о войне, о государе, задергал сердито бровями, стал возвышать хриплый голос, и с ним сделался второй и последний удар.
Княжна Марья остановилась на террасе. День разгулялся, было солнечно и жарко. Она не могла ничего понимать, ни о чем думать и ничего чувствовать, кроме своей страстной любви к отцу, любви, которой, ей казалось, она не знала до этой минуты. Она выбежала в сад и, рыдая, побежала вниз к пруду по молодым, засаженным князем Андреем, липовым дорожкам.
– Да… я… я… я. Я желала его смерти. Да, я желала, чтобы скорее кончилось… Я хотела успокоиться… А что ж будет со мной? На что мне спокойствие, когда его не будет, – бормотала вслух княжна Марья, быстрыми шагами ходя по саду и руками давя грудь, из которой судорожно вырывались рыдания. Обойдя по саду круг, который привел ее опять к дому, она увидала идущих к ней навстречу m lle Bourienne (которая оставалась в Богучарове и не хотела оттуда уехать) и незнакомого мужчину. Это был предводитель уезда, сам приехавший к княжне с тем, чтобы представить ей всю необходимость скорого отъезда. Княжна Марья слушала и не понимала его; она ввела его в дом, предложила ему завтракать и села с ним. Потом, извинившись перед предводителем, она подошла к двери старого князя. Доктор с встревоженным лицом вышел к ней и сказал, что нельзя.
– Идите, княжна, идите, идите!
Княжна Марья пошла опять в сад и под горой у пруда, в том месте, где никто не мог видеть, села на траву. Она не знала, как долго она пробыла там. Чьи то бегущие женские шаги по дорожке заставили ее очнуться. Она поднялась и увидала, что Дуняша, ее горничная, очевидно, бежавшая за нею, вдруг, как бы испугавшись вида своей барышни, остановилась.
– Пожалуйте, княжна… князь… – сказала Дуняша сорвавшимся голосом.
– Сейчас, иду, иду, – поспешно заговорила княжна, не давая времени Дуняше договорить ей то, что она имела сказать, и, стараясь не видеть Дуняши, побежала к дому.
– Княжна, воля божья совершается, вы должны быть на все готовы, – сказал предводитель, встречая ее у входной двери.
– Оставьте меня. Это неправда! – злобно крикнула она на него. Доктор хотел остановить ее. Она оттолкнула его и подбежала к двери. «И к чему эти люди с испуганными лицами останавливают меня? Мне никого не нужно! И что они тут делают? – Она отворила дверь, и яркий дневной свет в этой прежде полутемной комнате ужаснул ее. В комнате были женщины и няня. Они все отстранились от кровати, давая ей дорогу. Он лежал все так же на кровати; но строгий вид его спокойного лица остановил княжну Марью на пороге комнаты.
«Нет, он не умер, это не может быть! – сказала себе княжна Марья, подошла к нему и, преодолевая ужас, охвативший ее, прижала к щеке его свои губы. Но она тотчас же отстранилась от него. Мгновенно вся сила нежности к нему, которую она чувствовала в себе, исчезла и заменилась чувством ужаса к тому, что было перед нею. «Нет, нет его больше! Его нет, а есть тут же, на том же месте, где был он, что то чуждое и враждебное, какая то страшная, ужасающая и отталкивающая тайна… – И, закрыв лицо руками, княжна Марья упала на руки доктора, поддержавшего ее.
В присутствии Тихона и доктора женщины обмыли то, что был он, повязали платком голову, чтобы не закостенел открытый рот, и связали другим платком расходившиеся ноги. Потом они одели в мундир с орденами и положили на стол маленькое ссохшееся тело. Бог знает, кто и когда позаботился об этом, но все сделалось как бы само собой. К ночи кругом гроба горели свечи, на гробу был покров, на полу был посыпан можжевельник, под мертвую ссохшуюся голову была положена печатная молитва, а в углу сидел дьячок, читая псалтырь.
Как лошади шарахаются, толпятся и фыркают над мертвой лошадью, так в гостиной вокруг гроба толпился народ чужой и свой – предводитель, и староста, и бабы, и все с остановившимися испуганными глазами, крестились и кланялись, и целовали холодную и закоченевшую руку старого князя.
Богучарово было всегда, до поселения в нем князя Андрея, заглазное именье, и мужики богучаровские имели совсем другой характер от лысогорских. Они отличались от них и говором, и одеждой, и нравами. Они назывались степными. Старый князь хвалил их за их сносливость в работе, когда они приезжали подсоблять уборке в Лысых Горах или копать пруды и канавы, но не любил их за их дикость.
Последнее пребывание в Богучарове князя Андрея, с его нововведениями – больницами, школами и облегчением оброка, – не смягчило их нравов, а, напротив, усилило в них те черты характера, которые старый князь называл дикостью. Между ними всегда ходили какие нибудь неясные толки, то о перечислении их всех в казаки, то о новой вере, в которую их обратят, то о царских листах каких то, то о присяге Павлу Петровичу в 1797 году (про которую говорили, что тогда еще воля выходила, да господа отняли), то об имеющем через семь лет воцариться Петре Феодоровиче, при котором все будет вольно и так будет просто, что ничего не будет. Слухи о войне в Бонапарте и его нашествии соединились для них с такими же неясными представлениями об антихристе, конце света и чистой воле.
В окрестности Богучарова были всё большие села, казенные и оброчные помещичьи. Живущих в этой местности помещиков было очень мало; очень мало было также дворовых и грамотных, и в жизни крестьян этой местности были заметнее и сильнее, чем в других, те таинственные струи народной русской жизни, причины и значение которых бывают необъяснимы для современников. Одно из таких явлений было проявившееся лет двадцать тому назад движение между крестьянами этой местности к переселению на какие то теплые реки. Сотни крестьян, в том числе и богучаровские, стали вдруг распродавать свой скот и уезжать с семействами куда то на юго восток. Как птицы летят куда то за моря, стремились эти люди с женами и детьми туда, на юго восток, где никто из них не был. Они поднимались караванами, поодиночке выкупались, бежали, и ехали, и шли туда, на теплые реки. Многие были наказаны, сосланы в Сибирь, многие с холода и голода умерли по дороге, многие вернулись сами, и движение затихло само собой так же, как оно и началось без очевидной причины. Но подводные струи не переставали течь в этом народе и собирались для какой то новой силы, имеющей проявиться так же странно, неожиданно и вместе с тем просто, естественно и сильно. Теперь, в 1812 м году, для человека, близко жившего с народом, заметно было, что эти подводные струи производили сильную работу и были близки к проявлению.
Алпатыч, приехав в Богучарово несколько времени перед кончиной старого князя, заметил, что между народом происходило волнение и что, противно тому, что происходило в полосе Лысых Гор на шестидесятиверстном радиусе, где все крестьяне уходили (предоставляя казакам разорять свои деревни), в полосе степной, в богучаровской, крестьяне, как слышно было, имели сношения с французами, получали какие то бумаги, ходившие между ними, и оставались на местах. Он знал через преданных ему дворовых людей, что ездивший на днях с казенной подводой мужик Карп, имевший большое влияние на мир, возвратился с известием, что казаки разоряют деревни, из которых выходят жители, но что французы их не трогают. Он знал, что другой мужик вчера привез даже из села Вислоухова – где стояли французы – бумагу от генерала французского, в которой жителям объявлялось, что им не будет сделано никакого вреда и за все, что у них возьмут, заплатят, если они останутся. В доказательство того мужик привез из Вислоухова сто рублей ассигнациями (он не знал, что они были фальшивые), выданные ему вперед за сено.
Наконец, важнее всего, Алпатыч знал, что в тот самый день, как он приказал старосте собрать подводы для вывоза обоза княжны из Богучарова, поутру была на деревне сходка, на которой положено было не вывозиться и ждать. А между тем время не терпело. Предводитель, в день смерти князя, 15 го августа, настаивал у княжны Марьи на том, чтобы она уехала в тот же день, так как становилось опасно. Он говорил, что после 16 го он не отвечает ни за что. В день же смерти князя он уехал вечером, но обещал приехать на похороны на другой день. Но на другой день он не мог приехать, так как, по полученным им самим известиям, французы неожиданно подвинулись, и он только успел увезти из своего имения свое семейство и все ценное.
Лет тридцать Богучаровым управлял староста Дрон, которого старый князь звал Дронушкой.
Дрон был один из тех крепких физически и нравственно мужиков, которые, как только войдут в года, обрастут бородой, так, не изменяясь, живут до шестидесяти – семидесяти лет, без одного седого волоса или недостатка зуба, такие же прямые и сильные в шестьдесят лет, как и в тридцать.
Дрон, вскоре после переселения на теплые реки, в котором он участвовал, как и другие, был сделан старостой бурмистром в Богучарове и с тех пор двадцать три года безупречно пробыл в этой должности. Мужики боялись его больше, чем барина. Господа, и старый князь, и молодой, и управляющий, уважали его и в шутку называли министром. Во все время своей службы Дрон нн разу не был ни пьян, ни болен; никогда, ни после бессонных ночей, ни после каких бы то ни было трудов, не выказывал ни малейшей усталости и, не зная грамоте, никогда не забывал ни одного счета денег и пудов муки по огромным обозам, которые он продавал, и ни одной копны ужи на хлеба на каждой десятине богучаровских полей.
Этого то Дрона Алпатыч, приехавший из разоренных Лысых Гор, призвал к себе в день похорон князя и приказал ему приготовить двенадцать лошадей под экипажи княжны и восемнадцать подвод под обоз, который должен был быть поднят из Богучарова. Хотя мужики и были оброчные, исполнение приказания этого не могло встретить затруднения, по мнению Алпатыча, так как в Богучарове было двести тридцать тягол и мужики были зажиточные. Но староста Дрон, выслушав приказание, молча опустил глаза. Алпатыч назвал ему мужиков, которых он знал и с которых он приказывал взять подводы.
Дрон отвечал, что лошади у этих мужиков в извозе. Алпатыч назвал других мужиков, и у тех лошадей не было, по словам Дрона, одни были под казенными подводами, другие бессильны, у третьих подохли лошади от бескормицы. Лошадей, по мнению Дрона, нельзя было собрать не только под обоз, но и под экипажи.
Алпатыч внимательно посмотрел на Дрона и нахмурился. Как Дрон был образцовым старостой мужиком, так и Алпатыч недаром управлял двадцать лет имениями князя и был образцовым управляющим. Он в высшей степени способен был понимать чутьем потребности и инстинкты народа, с которым имел дело, и потому он был превосходным управляющим. Взглянув на Дрона, он тотчас понял, что ответы Дрона не были выражением мысли Дрона, но выражением того общего настроения богучаровского мира, которым староста уже был захвачен. Но вместе с тем он знал, что нажившийся и ненавидимый миром Дрон должен был колебаться между двумя лагерями – господским и крестьянским. Это колебание он заметил в его взгляде, и потому Алпатыч, нахмурившись, придвинулся к Дрону.
– Ты, Дронушка, слушай! – сказал он. – Ты мне пустого не говори. Его сиятельство князь Андрей Николаич сами мне приказали, чтобы весь народ отправить и с неприятелем не оставаться, и царский на то приказ есть. А кто останется, тот царю изменник. Слышишь?
– Слушаю, – отвечал Дрон, не поднимая глаз.
Алпатыч не удовлетворился этим ответом.
– Эй, Дрон, худо будет! – сказал Алпатыч, покачав головой.
– Власть ваша! – сказал Дрон печально.
– Эй, Дрон, оставь! – повторил Алпатыч, вынимая руку из за пазухи и торжественным жестом указывая ею на пол под ноги Дрона. – Я не то, что тебя насквозь, я под тобой на три аршина все насквозь вижу, – сказал он, вглядываясь в пол под ноги Дрона.
Дрон смутился, бегло взглянул на Алпатыча и опять опустил глаза.
– Ты вздор то оставь и народу скажи, чтобы собирались из домов идти в Москву и готовили подводы завтра к утру под княжнин обоз, да сам на сходку не ходи. Слышишь?
Дрон вдруг упал в ноги.
– Яков Алпатыч, уволь! Возьми от меня ключи, уволь ради Христа.
– Оставь! – сказал Алпатыч строго. – Под тобой насквозь на три аршина вижу, – повторил он, зная, что его мастерство ходить за пчелами, знание того, когда сеять овес, и то, что он двадцать лет умел угодить старому князю, давно приобрели ему славу колдуна и что способность видеть на три аршина под человеком приписывается колдунам.
Дрон встал и хотел что то сказать, но Алпатыч перебил его:
– Что вы это вздумали? А?.. Что ж вы думаете? А?
– Что мне с народом делать? – сказал Дрон. – Взбуровило совсем. Я и то им говорю…
– То то говорю, – сказал Алпатыч. – Пьют? – коротко спросил он.
– Весь взбуровился, Яков Алпатыч: другую бочку привезли.
– Так ты слушай. Я к исправнику поеду, а ты народу повести, и чтоб они это бросили, и чтоб подводы были.
– Слушаю, – отвечал Дрон.
Больше Яков Алпатыч не настаивал. Он долго управлял народом и знал, что главное средство для того, чтобы люди повиновались, состоит в том, чтобы не показывать им сомнения в том, что они могут не повиноваться. Добившись от Дрона покорного «слушаю с», Яков Алпатыч удовлетворился этим, хотя он не только сомневался, но почти был уверен в том, что подводы без помощи воинской команды не будут доставлены.
И действительно, к вечеру подводы не были собраны. На деревне у кабака была опять сходка, и на сходке положено было угнать лошадей в лес и не выдавать подвод. Ничего не говоря об этом княжне, Алпатыч велел сложить с пришедших из Лысых Гор свою собственную кладь и приготовить этих лошадей под кареты княжны, а сам поехал к начальству.
Х
После похорон отца княжна Марья заперлась в своей комнате и никого не впускала к себе. К двери подошла девушка сказать, что Алпатыч пришел спросить приказания об отъезде. (Это было еще до разговора Алпатыча с Дроном.) Княжна Марья приподнялась с дивана, на котором она лежала, и сквозь затворенную дверь проговорила, что она никуда и никогда не поедет и просит, чтобы ее оставили в покое.
Окна комнаты, в которой лежала княжна Марья, были на запад. Она лежала на диване лицом к стене и, перебирая пальцами пуговицы на кожаной подушке, видела только эту подушку, и неясные мысли ее были сосредоточены на одном: она думала о невозвратимости смерти и о той своей душевной мерзости, которой она не знала до сих пор и которая выказалась во время болезни ее отца. Она хотела, но не смела молиться, не смела в том душевном состоянии, в котором она находилась, обращаться к богу. Она долго лежала в этом положении.
Солнце зашло на другую сторону дома и косыми вечерними лучами в открытые окна осветило комнату и часть сафьянной подушки, на которую смотрела княжна Марья. Ход мыслей ее вдруг приостановился. Она бессознательно приподнялась, оправила волоса, встала и подошла к окну, невольно вдыхая в себя прохладу ясного, но ветреного вечера.
«Да, теперь тебе удобно любоваться вечером! Его уж нет, и никто тебе не помешает», – сказала она себе, и, опустившись на стул, она упала головой на подоконник.
Кто то нежным и тихим голосом назвал ее со стороны сада и поцеловал в голову. Она оглянулась. Это была m lle Bourienne, в черном платье и плерезах. Она тихо подошла к княжне Марье, со вздохом поцеловала ее и тотчас же заплакала. Княжна Марья оглянулась на нее. Все прежние столкновения с нею, ревность к ней, вспомнились княжне Марье; вспомнилось и то, как он последнее время изменился к m lle Bourienne, не мог ее видеть, и, стало быть, как несправедливы были те упреки, которые княжна Марья в душе своей делала ей. «Да и мне ли, мне ли, желавшей его смерти, осуждать кого нибудь! – подумала она.
Княжне Марье живо представилось положение m lle Bourienne, в последнее время отдаленной от ее общества, но вместе с тем зависящей от нее и живущей в чужом доме. И ей стало жалко ее. Она кротко вопросительно посмотрела на нее и протянула ей руку. M lle Bourienne тотчас заплакала, стала целовать ее руку и говорить о горе, постигшем княжну, делая себя участницей этого горя. Она говорила о том, что единственное утешение в ее горе есть то, что княжна позволила ей разделить его с нею. Она говорила, что все бывшие недоразумения должны уничтожиться перед великим горем, что она чувствует себя чистой перед всеми и что он оттуда видит ее любовь и благодарность. Княжна слушала ее, не понимая ее слов, но изредка взглядывая на нее и вслушиваясь в звуки ее голоса.
