Андерграунд (фильм)
Андерграунд | |
Underground | |
Жанр | |
---|---|
Продюсер | |
В главных ролях | |
Кинокомпания | |
Длительность |
195 мин. |
«Андергра́унд» (серб. Подземље, англ. Underground; в русских источниках также известен под названиями «Подполье»[1], «Под землёй»[2]) — пятый полнометражный фильм режиссёра Эмира Кустурицы, трагикомедия по сценарию Душана Ковачевича, основанному на его же пьесе. Действие ленты разворачивается на протяжении примерно пятидесяти лет (с 1941 года по начало 1992) в Югославии.
В Югославии и Франции фильм также выходил в телеверсии под названием Била једном једна земља («Жила-была одна страна»), состоявшей из шести серий общей продолжительностью в 5 часов. В телесети Германии фильм демонстрировался под названием «Underground» и был несколько раз показан как в полной 5-часовой, так и в сокращённой 3-часовой версиях.[3]
Содержание
Сюжет
Пролог
Действие фильма начинается в ночь с 5 на 6 апреля 1941 года. Двое подгулявших приятелей — Марко Дрен (серб. Марко Дрен, Marko Dren; Мики Манойлович) и Петар Попара (серб. Петар Попара, Petar Popara; Лазар Ристовски) по прозвищу Чёрный (серб. Црни, Crni) — возвращаются в Белград. Друзья проезжают мимо дома Ивана (Славко Штимац), брата Марко, и приветствуют его громкими криками. Затем процессия останавливается возле дома Чёрного, откуда выходит его беременная жена Вера (Мирьяна Каранович) и начинает укорять мужа, угрожая «бросить его, как бросила Марко его жена». Марко отводит Веру в сторону, просит её не поднимать шума и доверительно вполголоса сообщает ей, что накануне её мужа и лучшего друга Марко — Чёрного приняли в Коммунистическую партию. Вера не придаёт большого значения его словам.
Часть 1. Война
1941
Спустя несколько часов, утром, начинается первая в ходе Второй мировой войны воздушная атака немецких войск на Белград. Жители города пытаются найти убежище от падающих бомб, а Иван предпринимает попытки спасти животных: бомбы попали и в зоопарк. Марко и Чёрный, тем не менее, не отвлекаются от своих занятий (первый занимается сексом с проституткой, второй завтракает). После окончания авианалёта Чёрный отправляется осмотреть значительно пострадавший город. По пути ему встречается плачущий Иван с маленьким шимпанзе по имени Сони на руках.
Кадры хроники показывают быструю оккупацию Югославского королевства немецкими войсками. Через некоторое время вся страна оказывается занята нацистской армией.
Чёрный ухаживает за ведущей актрисой из Национального театра — Натальей Зовков (серб. Natalija Zovkov; Мирьяна Йокович). Наталья, как и другие члены труппы, участвует в разборе завалов в полуразрушенном городе. Чёрный навещает её на разборах завалов. Наталья рассказывает ему, что ходят слухи о том, что партизаны-коммунисты занимаются грабежами и показывает плакат, который обещает вознаграждение за голову Чёрного, а потом уезжает в ресторан со своим ухажёром, немецким офицером Францем (Эрнст Штёцнер).
В это же время после ограбления немецкого поезда с военной техникой оккупантам становятся известны имена Марко и Чёрного, оба объявлены в розыск по радио. Нацисты начинают активные поиски партизан. Тогда Марко устраивает склад оружия и укрытие в подвале дома его дедушки (Бата Стойкович) и уводит туда Веру, Ивана и некоторых других жителей города (Чёрный в это же время прячется в лесах).
Когда беженцы спускаются в подвал, у Веры начинаются родовые схватки. Прямо на лестнице, ведущей в подземелье, она производит на свет мальчика и умирает родами, успев только назвать свою последнюю волю — назвать ребёнка Йованом.
1944
Прошло ровно три года. В одном из баров Белграда Чёрный празднует трёхлетие своего сына Йована вместе с другими деятелями коммунистического подполья. В погребе бара Марко, который уже стал секретарём местной партийной организации, совершает сделку, продавая неким лицам оружие и получая за это толстую пачку банкнот, а потом присоединяется к празднованию. В разгаре попойки Чёрный решает отправиться в Национальный театр за Натальей. Там ему удаётся проникнуть на сцену; Чёрный стреляет во Франца и похищает Наталью.
Чёрный с Натальей и Марко (а также сопровождающий их духовой оркестр) прибывают на небольшой речной корабль за пределами Белграда, на котором находится крупная партия оружия. Они ожидают священника, который должен обвенчать Наталью и Чёрного. Когда последний отлучается на несколько минут, Марко признаётся Наталье в любви. Она выглядит так, будто отвечает ему взаимностью, но по возвращении Чёрного сразу меняет своё решение и соглашается выйти замуж за Петара.
Утром (священник так и не появился) прибывают немецкие солдаты, и Франц, оставшийся в живых после выстрелов Чёрного благодаря бронежилету, требует выдать ему Наталью. Та немедленно соглашается ехать с Францем и бросить Марко и Чёрного. Марко сбегает с места событий на корабле, а Петар оказывается захвачен и помещён в психиатрическую больницу, где его пытают электрошокером.
Спустя несколько дней в больницу проникает Марко. Он убивает Франца и увозит из лечебницы Чёрного и слабоумного брата Натальи Бату (Давор Дуймович); Наталья уходит вместе с ними. В ходе бегства Чёрный, спрятанный в сундуке, случайно роняет данную ему активированную гранату, и она взрывается. Чёрный выживает, но на период лечения его помещают в то же подполье.
Спустя несколько дней Марко и Наталья в одной из комнат дома танцуют под музыку, Марко снова говорит Наталье слова любви (а в это время Белград снова начинают бомбить, на этот раз — самолёты союзных войск). Она отвечает ему словами: «Марко, как красиво ты лжёшь».
Кадры хроники показывают освобождение Югославии от оккупации. В освобождении активное участие принимает и Марко. В послевоенные годы он занимает важную должность в югославском руководстве, становится одним из соратников Тито, принимает участие в международных встречах, выступает с речами и стоит справа от Тито во время военных парадов.
Часть 2. Холодная война
1961 год. Марко Дрен — влиятельный политический деятель, один из соратников Тито. Оправившийся от ран Чёрный, его сын Йован, брат Марко Иван и другие горожане до сих пор находятся в подполье в уверенности, что снаружи всё ещё идёт война.
Вторая часть начинается с того, что Марко вместе с Натальей (она вышла за него замуж) присутствуют на открытии памятника Петару Попаре, который считается погибшим во время войны героем народного сопротивления; затем он спускается в подземелье, притворяясь избитым и израненным. Он говорит Чёрному, что его пытали в Гестапо, и что товарищ Тито просит Петара оставаться в подполье, пока не придёт решающий момент. Затем он осматривает подполье и, в частности, цех по производству оружия, который до сих пор активно работает. Единственный житель подземелья, который знает правду о происходящем — дед Марко. Он каждый день незаметно переводит большие часы, находящиеся в подземелье, назад, из-за чего людям кажется, будто они провели в подполье 15, а не 20 лет.
Поднявшись наверх, Марко заводит сирену, из-за чего жители подвала думают, что начался очередной авианалёт, и прячутся в убежище; также он передаёт сфабрикованные сводки новостей на немецком, из которых следует, что война до сих пор продолжается, и немцы с переменным успехом удерживаются на Восточном фронте. Получаемое из подземелья оружие Марко продаёт. В то же время вовсю идёт мифологизация истории (Марко и Наталья посещают съёмочную площадку фильма «Весна скачет на белом коне» (сербохорв. Proleće stiže na belom konju) по мемуарам Марко).
Марко подготовил для Натальи текст роли, которую она должна разыграть перед Чёрным, спустившись в подвал. Наталья поначалу сопротивляется, призывает Марко побояться Бога, обвиняет его во лживости; тому однако удаётся переубедить её, и Наталья сдаётся. Она покорно исполняет пожелания Марко в полном соответствии с его сценарием: спускается в подземелье, где притворяется избитой и изнасилованной немцами, произносит включённое в текст признание в любви Чёрному.
В этот же день в подземелье происходит свадьба Йована (Срджан Тодорович) и девушки по имени Елена (Милена Павлович), с которой тот вместе вырос в подполье. На праздник приглашены Марко и Наталья. В самом начале праздника Чёрный, произнося речь, благодарит Марко за прошедшие годы, в которые тот «заботился» о жителях подполья. Когда начинается застолье, Чёрный отзывает в сторону Йована и предлагает ему выбраться наверх, когда все напьются.
Наталья быстро напивается и, возбуждённая алкоголем, говорит Марко, что тот украл её молодость, что он сам преступник и вовлёк в своё преступление её. Марко снова уверяет Наталью, что всё им содеянное — исключительно ради любви к ней. Наталья, как и двадцать лет назад, отвечает ему словами: «Как прекрасно ты лжёшь», и они мирятся. Конец их разговора удаётся случайно подслушать Чёрному, после чего он даёт Марко пистолет и просит покончить с собой.
В то время, как Чёрный привязывает Наталью к своей спине, Марко вместо того, чтобы пустить пулю себе в голову, несколько раз стреляет в колено. Шимпанзе Ивана Сони забирается в собранный жителями подземелья танк и стреляет в стену подвала. В открывшуюся дыру сначала убегает сама обезьяна, потом, следом за ней, Иван, затем — Чёрный вместе с Йованом (Наталью они отпускают для её безопасности). Сони и Иван поочерёдно попадают в некий подземный тоннель, соединяющий разные города Европы. Сони взбирается на один из проезжающих по нему грузовиков, и Иван теряет её. В это время Наталья возвращается в подполье, а невеста Йована, узнав, что её жених выбрался наружу, прыгает в находящийся в подвале колодец.
Чёрный и Йован выбираются на поверхность, и попадают на съёмочную площадку фильма «Весна скачет на белом коне». Чёрный уверен в том, что война всё ещё идёт, и сначала незаметно душит двух статистов в форме немецких солдат, а потом убивает исполнителя роли Франца и устраивает переполох на съёмочной площадке. Когда утром отец и сын плавают в Дунае (Чёрный учит плавать Йована), появляется вертолёт, который прислан на расследование вчерашних событий на съёмочной площадке. Чёрный выбегает на берег и пытается подстрелить людей на вертолёте из винтовки, а когда те улетают, возвращается к реке — однако Йована там уже нет.
Марко решает, что им с Натальей нет жизни в Югославии. Включив сирену и дождавшись, когда жители подполья укроются в убежище, Марко взрывает дом вместе с подземельем.
Титр сообщает зрителю, что в 1962 году Марко Дрен таинственно исчез. Через двадцать лет умер Тито; кадры хроники показывают фрагменты похорон югославского диктатора.
Часть 3. Война
1992 год. Иван Дрен находится в одной из психиатрических больниц Берлина. Он всё ещё ищет шимпанзе Сони и не верит, что Вторая мировая война закончилась. Тогда один из врачей (сам уроженец Югославии) показывает Ивану документы, которые показывают, что Марко и Наталью уже тридцать лет разыскивает Интерпол за преступления против человечности и торговлю оружием. Только тогда Ивану становится ясно, что Марко обманывал его; он убегает от докторов и спускается в туннель. Шофёр встретившейся в туннеле машины, миротворец из ООН, везущий людей из Боснии, говорит, что Югославии больше нет и там идёт война. Иван не может в это поверить и отправляется в сторону своей страны пешком. Там он наконец, после тридцати лет поисков, встречает Сони и выбирается вместе с ней наружу.
Иван оказывается в центре охваченного войной югославского города (вероятно, Сараево[4]). Он заглядывает в окно какого-то здания и видит там Марко, который пытается продать партию оружия полевому командиру (Эмир Кустурица). Когда Марко в своём инвалидном кресле выезжает из здания, его настигает Иван и своей тростью забивает брата до полусмерти, а потом вешается на колокольной верёвке ближайшей церкви.
Полубезумный от горя после потери Йована Чёрный командует небольшой анархистской армией. Один из его солдат обнаруживает Марко и только что приехавшую к нему Наталью и, согласно приказу Чёрного убивать на месте торговцев оружием, расстреливает их, а потом поджигает тела. Увидев паспорта убитых, Чёрный узнаёт в них Марко и Наталью. Раскаиваясь в своём приказе и потеряв всё и всех, Петар идёт в подземелье, в котором он провёл почти двадцать лет. В колодце Чёрному мерещится Йован, и он прыгает в воду.
Эпилог
В сюрреалистической концовке фильма все члены семей Марко и Чёрного, в том числе — умершие ещё в начале фильма, встречаются за свадебным столом Йована и Елены на берегу Дуная. Все они мирятся, Чёрный прощает Марко. Кусок земли, на котором стоит стол и танцуют гости, по линии где прошло стадо коров, отрывается от берега и уплывает вдаль по реке.
Художественная ценность
Некоторыми критиками «Андерграунд» признаётся вершиной творчества Кустурицы.[1][5]
Одним из главных достоинств фильма, как и всего творчества Кустурицы в целом, критики и киноведы называют витализм, жизненную силу.[6] Эта черта продолжает линию, заданную предыдущими фильмами режиссёра, который, по выражению киноведа Андрея Плахова, заменил идеологию и культуру чертами народной жизни; этим самым режиссёр стал частью «балканского мифа», который достиг своего апогея именно после выхода «Андерграунда».[7]
Продолжая тему особой энергетики «Андерграунда», критики говорят о высокой поэтичности фильма.[8]
Отмечается эклектичность картины, в которой трагические сцены перемежаются с комическими и даже фарсовыми[9], вызывая у зрителя прямо противоположные чувства.[5][7] Из-за этого сложно определить жанр фильма; многие критики и киноведы называют ленту фантасмагорией.[10][11] Тенденцией к смешению жанров и сочетанием смешного и трагического Кустурица, видимо, обязан влиянию пражской киношколы.[12]
Эстетику «Андеграунда» называют барочной.[1][13] Андрей Плахов считает, что из-за этой приверженности барочному стилю образы «Андерграунда» часто находятся на грани дурного вкуса и говорит об «эстетическом беспределе» фильмов Кустурицы, что компенсируется уже упоминавшейся особенной энергетикой картины; лента, по мнению Плахова, «величественна в своей дисгармонии».[1]
Манеру Кустурицы также сравнивают с магическим реализмом.[14][15]
Что касается фарса, то в «Андерграунде» ему, как и в большинстве лент Кустурицы, отведено значительное место, возможно, это связано с желанием Кустурицы определить всю историю двадцатого века как фарс.[16] В фильме присутствуют китчевые сцены, среди которых можно выделить карикатурное изображение съёмок патриотического партизанского фильма под названием «Весна едет на белом коне».[17]
Критиками отмечалась актёрская игра[18][19], особенно Мики Манойловича[20], который уже второй раз выступил в фильме Кустурицы. Даже некоторые критики фильма не подвергли сомнению режиссёрское умение Эмира Кустурицы[18], впрочем, Ален Финкилькро, который полемизировал с режиссёром в прессе по поводу политической подоплёки фильма (см. раздел «Обвинения в пропаганде»), назвал «Андерграунд» профанацией и подверг сомнению художественные качества фильма.[4]
Визуальная составляющая фильма также заслужила высокие оценки, отмечалась работа оператора Вилько Филача[6] и художника-постановщика.[19] В основном, цвета фильма — тёмные, используются оттенки коричневого. Оригинальной находкой можно назвать кадр, снятый с точки зрения младенца, появляющегося на свет.[21]
В «Андерграунде» были использованы в качестве исторических документов кадры кинохроник, отобранные Кустурицей из архивов югославского телевидения.[22] Ими игровое действие фильма перебивается трижды: в начале и в конце первой части (постепенная оккупация Югославии нацистами и освобождение страны с последующим возвышением Марко), а также в конце второй (смерть Тито). При этом использована технология, опробованная в вышедшем незадолго до «Андерграунда» фильме Роберта Земекиса «Форрест Гамп» — актёры были вклеены в кадры хроники. В одном из кадров времён войны на улицах Белграда виден Чёрный, а Марко в исполнении Мики Манойловича появляется в хрониках времён холодной войны стоящим справа от Тито на военном параде, танцующим с Натальей рядом с Тито, присутствующим на международной встрече в составе югославского руководства.
Музыка
Саундтрек к фильму написал известный югославский композитор и музыкант Горан Брегович. «Андерграунд» стал третьим и последним сотрудничеством Кустурицы и Бреговича: к последующим фильмам режиссёра музыку писали члены группы «The No Smoking Orchestra». Саундтрек был записан оркестрами Слободана Салиевича и Бобана Марковича. Архивные кадры сопровождаются песней «Лили Марлен» в исполнении киноактрисы Дорит Талмадж, сделанном для фильма The True Story of Lilli Marlene.
Основанная на цыганской музыке и народных сербских песнях (некоторые из треков — народные песни, которые Брегович только аранжировал) музыка стала одной из важных составляющих фильма и была признана в числе главных художественных достоинств «Андерграунда».[6][11] Даже критики фильма отмечали саундтрек как удачу картины.[18]
Британская газета «Daily Telegraph» в 2008 году включила саундтрек «Андерграунда» в число ста лучших в истории кинематографа.[23] Критик Виктор Распопин, проводя параллели между «Андерграундом» и творчеством Федерико Феллини, сравнивает саундтрек фильма с музыкой из фильмов Феллини «8½» и «Амаркорд», написанной одним из известнейших мировых кинокомпозиторов Нино Ротой.[5]
В самом начале фильма на экране появляется духовой оркестр, который затем регулярно играет в кадре. Сначала он сопровождает Марко и Чёрного, затем остаётся вместе с последним в подполье. Оркестр помогает жителям подземелья сохранять надежду.[24] В концовке фильма тот же оркестр играет на уплывающем по реке острове.
Музыка является организующим компонентом фильма, связывая воедино разные его элементы. Концепция саундтрека как основы структуры фильма, вероятно, позаимствована Кустурицей у Лукино Висконти, чьи картины построены по принципу оперы.[16]
Саундтрек был в 2000 году выпущен на компакт-диске Гораном Бреговичем, переписавшим для этого релиза некоторые музыкальные темы и песни (см. соответствующий раздел).
Символика
Всё содержание «Андерграунда» наполнено разнообразными символами и метафорами.[6][22] Некоторые даже считают фильм перегруженным символикой[10].
Центральным символом картины является подполье, что отражено и в названии фильма. Оно часто интерпретируется как образ Югославии, загнанной в подполье международной изоляции Иосипом Тито[1]. В связи с этим можно вспомнить и предложенную ещё И. В. Сталиным формулу «социализм в отдельно взятой стране».[16] Параллелей с реальной Югославией несколько[22]: в подземелье представлены люди разных возрастов и культур, Чёрный пытается доказать Марко, что даже будучи изолированными, жители подполья способны на большие дела (Югославия практически порвала отношения даже с СССР и другими странами Варшавского договора). Одним из главных свершений стала сборка своими руками танка; гордостью СФРЮ был танк M-84, разработанный и созданный в Югославии.
Такая интерпретация образа подземелья связана с платоновским мифом о пещере.[16] В фильме узниками пещеры оказываются загнанные туда жители Белграда, в реальности там находится вся Югославия. Боязнь выйти из пещеры показана на примере Йована, сына Чёрного, который после некоторого времени, проведённого снаружи, говорит, что хочет назад в подполье: выйдя на поверхность, он как будто попадает в параллельный мир.[15] Жители подземелья, запутанные мистификациями Марко, не могут отличить реальность от вымысла — Иван не может понять, краска течёт по стенам или кровь.[15] Поместив персонажей фильма в подполье, авторы картины поступают как Платон, сравнивший положение людей с наглядным образом пещеры. Фильм позволяет зрителю почувствовать данный аспект режима Тито, а не объясняет его.[16]
Важное место в фильме занимают животные. Разбежавшиеся из разрушенного зоопарка в начале первой части, они символизируют вырвавшиеся на свободу низменные инстинкты.[1] В то же время обезьяна Ивана Сони — единственное существо, которое его не предало[15] и единственный персонаж, оставшийся живым в конце событий фильма (избежав смерти в начале первой части).
Перевёрнутая фигура Христа, у которой стоит Чёрный после того, как ему стало ясно, что по его приказу были убиты Марко и Наталья, уже фигурировала в более раннем фильме Кустурицы «Время цыган» (см. раздел «Цитаты и аллюзии»). Это прямо говорит о том, что Бог покинул Югославию.[25] Церковный колокол же звонит только потому, что на его верёвке повесился Иван; церковь, в которой он совершил самоубийство, выглядит так же, как его макет из спичек, подаренный Иваном на свадьбу Йовану.[25]
Как и в других фильмах, в «Андерграунде» присутствует тема человеческого полёта. Кустурица по этому поводу говорит: «Когда я учился в Праге, один профессор сказал мне: „Разница между хорошим фильмом и плохим в том, что в хорошем персонажи преодолевают земное притяжение“. Тогда я сказал себе: „Почему бы не прямо заставить их летать, как у Шагала?“»[26] (о влияниях см. соответствующий раздел). В «Андерграунде» летает невеста Йована Елена на их свадьбе, однако, в отличие от большинства других лент режиссёра, она не взлетает сама, её поднимает в воздух механическое устройство.
Одним из важнейших символов в фильме является его концовка, в которой танцующие и сидящие за столом гости на свадьбе Йована и Елены на оторвавшемся от берега куске земли уплывают в неизвестном направлении — это является аллегорией Югославии, которая окончательно откололась от Европы.[5][10] Выходящее из воды стадо коров символизирует души мёртвых, которые возвращаются в новых телах (что и происходит в эпилоге).[22] Также можно заметить, что кусок суши, на котором танцуют празднующие, по форме напоминает очертания Боснии и Герцеговины.[22]
Цитаты и аллюзии
Как и остальные фильмы Эмира Кустурицы, «Андерграунд» наполнен отсылками к повлиявшим на режиссёра произведениям мирового искусства, в основном, конечно, кинематографа. Некоторые из них были озвучены самим режиссёром, об остальных можно догадываться.
Одной из таких обозначенных Кустурицей отсылок стала цитата из фильма Жана Виго «Аталанта». По поводу кадра с Еленой, плывущей под водой в Дунае, режиссёр сказал: «Летающая невеста, которую мы видим под водой… — это дань уважения „Аталанте“ Жана Виго. Потом это стало чем-то большим»[27]. Кустурица называл «Аталанту» своим любимым фильмом и говорил, что многому научился от Жана Виго — например, тому, что для того, чтоб снимать кино, надо быть поэтом[22].
Также Кустурица не раз упоминал в качестве одного из своих любимых режиссёров Федерико Феллини: признавался, что научился некоторым кинематографическим приёмам у итальянского режиссёра и утверждал, что им обоим присуще особое средиземноморское видение жизни[28]. Сам Эмир получил от критиков прозвище «Балканский Феллини»[21][29][30]. В связи с «Андерграундом» чаще всего упоминаются такие фильмы Феллини как «Амаркорд»[5][28] (сам Кустурица говорил, что этот фильм вдохновил его на «Время цыган») и «Интервью» (напрямую цитируется в сцене бомбардировки Белграда, когда по улицам города ходит слон, сбежавший из разрушенного зоопарка)[28]. Андрей Плахов писал, что «Андерграунд» в 1995 году был воспринят как «эпохальная фреска сродни феллиниевской „Сладкой жизни“»[1] (см. раздел «Реакция критики»).
Кустурица также известен своим уважительным отношением к Ф. Ф. Копполе[31] (который, как и сам Кустурица, является одним из немногих двукратных обладателей «Золотой пальмовой ветви»). Возможно, сцена в конце второй части фильма, в которой Чёрный стреляет по вертолёту из винтовки, цитирует фильм Копполы «Апокалипсис сегодня»[32].
Кроме произведений киноискусства, на Кустурицу повлияли и представители других искусств. В частности, он сам отмечал влияние художника Марка Шагала: «Мне кажется, я немного похож на Марка Шагала, потому что использую те же самые цвета и темы»[22]. Невеста Йована Елена, которая «летит» над гостями, будучи поднята каким-то механическим устройством, видимо, является аллюзией на одну из картин Шагала[22].
Летающая невеста, кроме того, является автоцитатой Кустурицы: в его фильме «Время цыган» (1988) сначала в виде летающей невесты предстаёт мать главного героя, а потом — его собственная невеста Азра. Невесты вообще часто появляются в фильмах Кустурицы начиная с его первого телефильма, который называется «Невесты приходят» (1978); уже после «Андерграунда» этот мотив продолжают фильмы «Чёрная кошка, белый кот» (1998) и «Завет» (2007).
Другой элемент, связывающий «Андерграунд» с более ранними фильмами Кустурицы — Марко Дрен, персонаж Мики Манойловича. Во второй картине Кустурицы — «Папа в командировке» (1985) — Манойлович тоже исполнил главную роль. Там он играл того, кого предали, а в «Андерграунде» сыграл предателя. В конце фильма «Папа в командировке», когда персонаж Манойловича Меша возвращается из лагеря, его деверь[уточнить], благодаря интригам которого Меша туда попал, просит прощения. Меша отвечает ему словами: «Я могу забыть, но не могу простить». В концовке «Андерграунда» Марко Дрен, которого играет Манойлович, просит прощения у Чёрного, и тот отвечает ему: «Я могу простить, но забыть не смогу»[33].
Перевёрнутая фигура Христа, возле которой стоит Чёрный в конце третьей части «Андерграунда», появлялась в финале «Времени цыган», а рыба, которую жарит на костре Йован в конце второй части, возможно, является отсылкой к предыдущей ленте Кустурицы «Аризонская мечта» (1993)[34].
История создания
На момент начала распада Югославии Кустурица уже некоторое время жил в США. В начале войны дом режиссёра в Сараево был сожжён, а его отец Мурат Кустурица умер от сердечного приступа. Эти события побудили Кустурицу вернуться в Югославию, чтобы снять там свой новый фильм[35], попытаться в нём нарисовать картину новейшей истории Югославии[36] и определить её место в современном мире.[1]
Пьеса Душана Ковачевича «Весна в январе» (серб. Пролеће у јануару), на которой основан сюжет фильма, была написана ещё до событий распада Югославии. Кустурицу заинтересовала пьеса, и вместе с автором он переработал её в сценарий фильма.[8] Сценарий в итоге значительно отошёл от пьесы Ковачевича[16] (сохранив, тем не менее, главный мотив), он был значительно дополнен, в том числе, событиями, происходящими в 1990-е во время войн на Балканах.
На главные роли были приглашены как знакомые Кустурице по трём его первым полнометражным лентам актёры, так и те, с кем он ещё не работал. Славко Штимац был знаком режиссёру по первому фильму Кустурицы «Помнишь ли ты Долли Белл?» (1981); исполнитель роли Марко Мики Манойлович играл главную роль в фильме, впервые принесшем Кустурице «Золотую пальмовую ветвь» — «Папа в командировке» (1985); Давор Дуймович был задействован в «Папе в командировке», а также в третьем полнометражном фильме режиссёра «Время цыган» (1988) (роль Баты стала последней для Дуймовича, который уже страдал наркотической зависимостью и в 1999 году покончил с собой). Кроме того, небольшие роли исполнили Бора Тодорович (Ахмед в фильме «Время цыган»), Нелле Карайлич (лидер группы «Zabranjeno Pušenje», в которой после её воссоздания под названием «The No Smoking Orchestra» стал играть Кустурица), в камео появился и сам режиссёр. Остальные главные роли исполнили уже прославившиеся на тот момент югославские актёры Лазарь Ристовски, Мирьяна Йокович и Мирьяна Каранович.
Съёмки, студийные и натурные, проходили в основном в Праге. Некоторые эпизоды, в том числе все сцены на реке, были сняты в Болгарии. Только две сцены фильма были сняты в Югославии.[37]
Изначально картина длилась 320 минут[38], и по требованию продюсеров Кустурице пришлось значительно сократить её.[36] После показа в Каннах режиссёр снова перемонтировал фильм для проката.[1] Трёхсотминутная версия была разбита на шесть серий и показана как телеверсия фильма во Франции и Югославии .
Реакция критики
Ещё во время фестиваля в Каннах, когда «Андерграунд» только был представлен широкой публике, его сопровождал крупный успех.[1] Лента была воспринята как эпохальная. В голосовании, проведённом в 1995 году российским журналом «Искусство кино» к столетию кинематографа, Кустурица вместе с Квентином Тарантино лидировал в списке «режиссёров XXI века», а в анкете Сергея Кудрявцева режиссёры были объединены в одного персонажа по имени Квентин Кустурица.[39] После выхода фильма режиссёр, которому было только сорок лет, фактически был причислен к классикам европейского кинематографа.[1][5] Это было выражено и присуждением «Андерграунду» «Золотой пальмовой ветви», которая стала для Кустурицы уже второй — до него две «Ветви» смогли получить только два режиссёра, Фрэнсис Форд Коппола и Билле Аугуст (Сёхэй Имамура, братья Дарденн и Михаэль Ханеке повторили это достижение уже после Кустурицы).
В отзывах критиков непосредственно после выхода фильма преобладали эмоциональные оценки. Критик Жерар Лефор назвал фильм «знаменитой речью Черчилля: „Я обещаю вам кровь и слёзы“, положенной на музыку „Sex Pistols“».[40] Встречаются оценки картины как важнейшего фильма своего времени[15][41], а также как одного из лучших когда-либо созданных фильмов о войне.[19]
Такая реакция была вызвана как художественными достоинствами фильма (см. соответствующий раздел), так и тем, что Кустурица заставил зрителей поверить в жизненную силу киноискусства на фоне шедших в 1990-е разговоров о кризисе кинематографа.[2]
Скептики называли в числе главных отрицательных черт перегруженность символикой[10], стремление превратить всё в метафору и обилие символов, связанных с одной и той же темой[18]; претенциозность[18]; затянутость фильма, которой остались недовольны и некоторые благожелательно настроенные критики[41][42]; грубый юмор.[41]
Обвинения в пропаганде
Непосредственно после выхода картины в прессе активно обсуждался её политический подтекст. Противники фильма утверждали, что «Андерграунд» — просербский пропагандистский фильм[43], защитники же говорили, что никакой пропаганды лента не содержит[6].
Сразу же после того, как жюри 48-го Каннского кинофестиваля объявило о том, что «Золотая пальмовая ветвь» присуждена «Андерграунду», некоторые либеральные журналисты подвергли это решение критике. Первым и наиболее активным критиком, с которым Кустурица вступил в полемику, стал французский философ и эссеист Ален Финкилькро, опубликовавший (ещё не посмотрев к тому моменту фильм) в газете «Le Monde» статью L’imposture Kusturica. По его мнению, режиссёр извратил историю Югославии последних на тот момент пятидесяти лет, представив её с просербской националистической точки зрения. Кустурица, как утверждается в статье, пытается представить в виде нацистов боснийцев, хорватов и словенцев, а сам выступает на стороне Слободана Милошевича, который, по мнению Финкилькро, является одним из главных виновников войны в Югославии.[44]
Когда «Андерграунд» вышел в прокат, Кустурица написал ответ Алену Финкилькро и опубликовал его в той же «Le Monde» 26 октября 1995 года. В этой статье, названной Mon imposture, режиссёр сделал попытку довести до абсурда предъявленные ему обвинения в поддержке националистических сил, тем не менее, не опровергая их.[45]
Финкилькро, посмотрев фильм, опубликовал ещё одну статью — La propagande onirique d’Emir Kusturica в газете «Libération». В ней он заявил, что необязательно было смотреть фильм для того, чтобы понять, что он является оскорбительной мистификацией истории Югославии и наполнен пропагандой. Кроме того, Финкилькро подверг критике художественную сторону фильма.[4]
Ещё одним противником Кустурицы был Станко Церович, французский журналист родом из Черногории, который назвал решение каннского жюри политизированным и заявил, что реконструкция истории, проведённая Кустурицей, не имеет ничего общего с действительностью.[43]
Среди деталей, на которые обращали внимание оппоненты Кустурицы, — имена тех партизан, которых Чёрный обвиняет в воровстве (один из них, судя по имени — босниец, второй — хорват)[4][43]; кадры хроники Второй мировой войны, в которых показано, как немецких оккупантов приветствуют в Мариборе (Словения) и Загребе (но не в сербском Белграде)[4][22]; миротворцы ООН («голубые шлемы»), которые охраняют торговца оружием — Марко в третьей части.[43]
Кустурица был настолько уязвлён обвинениями, что заявил о том, что уходит из кино[1][21], однако не сдержал обещания и через три года представил свой следующий фильм «Чёрная кошка, белый кот». История же с полемикой вокруг «Андерграунда» была использована режиссёром Паскалем Боницером , в фильме которого «Ничего для Робера» (1999) критик пишет рецензию на фильм хорватского режиссёра, не посмотрев его фильм.[46]
История проката
После успеха «Андерграунда» в Каннах, где фильм был показан впервые 25 мая 1995, многие страны приобрели его для проката. С 25 октября картина демонстрировалась в кинотеатрах Франции, затем фильм прошёл и в других странах. Долго не удавалось найти дистрибьютора в США[20], и в итоге «Андерграунд» только 20 июня 1997 вышел на экраны в Соединённых Штатах.[47] В России своеобразная «премьера» фильма произошла уже в 90-е годы на видеокассетах и в телетрансляциях; интерес к фильму подогревался публикациями в прессе, причем не только специализированной киноведческой, но и в общественно-политических изданиях навроде «Ъ». На большом же экране фильм был показан только в 2001 году.[48]
После Каннского «Андерграунд» был вне конкурса показан на фестивалях в Нью-Йорке, Ванкувере и Рейкьявике.
Общие мировые сборы фильма составили 17 155 263 долларов США. В США было собрано $ 6 719 864, в России — $ 195 000.[48]
Даты премьер
Даты приведены в соответствии с данными IMDb.[47]
- Франция — 25 октября 1995
- Дания — 10 ноября 1995
- Германия — 23 ноября 1995
- Польша — 24 ноября 1995
- Нидерланды — 21 декабря 1995
- Австралия — 26 декабря 1995
- Республика Корея — 6 января 1996
- Испания — 24 января 1996
- Швеция — 2 февраля 1996
- Турция — 23 февраля 1996
- Великобритания — 8 марта 1996
- Португалия — 22 марта 1996
- Венгрия — 28 марта 1996
- Япония — 20 апреля 1996
- Финляндия — 19 июля 1996
- Аргентина — 12 сентября 1996
- Мальта — 18 сентября 1996
- Гонконг — 19 декабря 1996
- США — 20 июня 1997
- Эстония — 31 октября 1997
- Россия — 1 февраля 2001[48]
Награды и номинации
Список наград и номинаций приведён в соответствии с данными IMDb.[49]
Награды
Год | Награда | Награждённый |
---|---|---|
1995 | «Золотая пальмовая ветвь» (Каннский кинофестиваль) | Эмир Кустурица |
1996 | Премия «Люмьер» за лучший иностранный фильм (Meilleur film étranger) | Эмир Кустурица |
1997 | Премия Бостонского объединения кинокритиков за лучший фильм на иностранном языке (Best foreign language film) | |
1997 | Премия «Кинема Дзюнпо» за лучшую режиссуру в фильме на иностранном языке | Эмир Кустурица |
Номинации
Год | Номинация | Номинант |
---|---|---|
1995 | «Золотая лягушка» (Camerimage) | Вилько Филач |
1996 | Премия «Сезар» за лучший иностранный фильм (Meilleur film étranger) | Эмир Кустурица |
1997 | Премия «Серебряный кондор» Ассоциации кинокритиков Аргентины за лучший иностранный фильм (Mejor película extranjera) | Эмир Кустурица |
1997 | Премия «Чешский лев» за лучший фильм (Nejlepsí film) | Карл Баумгартнер, Макша Катович |
1998 | Премия «Независимый дух» за лучший иностранный фильм (Best foreign film) | Эмир Кустурица |
Создатели
Съёмочная группа
- Режиссёр — Эмир Кустурица
- Продюсеры — Карл Баумгартнер, Макша Катович
- Исполнительный продюсер — Пьер Спенглер
- Авторы сценария — Душан Ковачевич, Эмир Кустурица
- Композитор — Горан Брегович
- Оператор — Вилько Филач
- Художник — Милен Клякович
- Монтаж — Бранка Чеперац
- Художник по костюмам — Небойса Липанович
В ролях
Актёр | Роль |
---|---|
Мики Манойлович | Марко |
Лазарь Ристовски | Чёрный |
Мирьяна Йокович | Наталья |
Славко Штимац | Иван |
Эрнст Штёцнер | Франц |
Срджан Тодорович | Йован |
Мирьяна Каранович | Вера |
Милена Павлович | Елена |
Бата Стойкович | Дедушка Марко |
Давор Дуймович | Бата |
Бора Тодорович | Голуб |
Нелле Карайлич | Цыган |
Бранислав Лечич | Мустафа |
Драган Николич | режиссёр |
Эмир Кустурица | торговец оружием |
Саундтрек
<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение |
В этом разделе не хватает ссылок на источники информации. Информация должна быть проверяема, иначе она может быть поставлена под сомнение и удалена.
Вы можете отредактировать эту статью, добавив ссылки на авторитетные источники. Эта отметка установлена 2 июня 2012 года. |
Саундтрек фильма за авторством Горана Бреговича был выпущен в виде компакт-диска в 2000 году. Некоторые песни были записаны заново специально для альбома.
Список композиций
- Kalasnijkov
- Ausencia
- Mesecina (Moonlight)
- Ya Ya (ringe ringe raja)
- Kajesukarije
- Wedding
- War
- Undeground
- Undeground Tango
- The belly button of the world
- Sheva
Напишите отзыв о статье "Андерграунд (фильм)"
Примечания
- ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 Андрей Плахов. Священные чудовища // Всего 33. — Винница: Аквилон, 1999. — С. 137 — 146. — ISBN 966-95520-9-5.
- ↑ 1 2 Первый век кино. — Локид. — P. 264—265. — ISBN ISBN 5-320-00125-8.
- ↑ [www.kabeleins.de/film_dvd/filmlexikon/ergebnisse/index.php?filmnr=66813 «Filmlexikon»] (нем.) немецкой телекомпании Kabel-1
- ↑ 1 2 3 4 5 Alain Finkielkraut. [www.kustu.com/w2/fr:polemique#la_propagande_onirique_d_emir_kusturica La propagande onirique d'Emir Kusturica] // Liberation : газета. — Париж, 30 октября 1995. — С. 7. (фр.)
- ↑ 1 2 3 4 5 6 Виктор Распопин. [kino-review.ru/fars/andegraund-pod-zemlej/ «Андерграунд» («Под землёй»).]
- ↑ 1 2 3 4 5 Jim Ridley. [www.filmvault.com/filmvault/nash/u/underground1.html Underground (рецензия).] (англ.)
- ↑ 1 2 Андрей Плахов. [www.kinoart.ru/magazine/08-2004/repertoire/plahov08/ Поединок с мифом (рецензия на фильм «Жизнь как чудо»).]
- ↑ 1 2 [kustu.com/wiki/doku.php?id=fr:itv_95-10-21_le_point "Underground — comme un ouragan" (интервью)] // Le Point : газета. — 21 октября 1995. — № 1205. (фр.)
- ↑ Jeff Vice. [deseretnews.com/movies/review/1,5208,1926,00.html Underground. Yugoslav film a Fellini-esque mix of contradictions.] (англ.)
- ↑ 1 2 3 4 Сергей Кудрявцев. Подполье: Жила-была одна страна. // 3500. Книга кинорецензий, том 2. Н — Я. — Москва, 2008. — С. 183—184. — ISBN 978-5-9901318-2-8.
- ↑ 1 2 Frederic and Mary Ann Brussat. [www.spiritualityandpractice.com/films/films.php?id=1433 Underground (рецензия).] (англ.)
- ↑ [kustu.com/w2/en:humour Юмор в фильмах Кустурицы на сайте Kustu.com] (англ.)
- ↑ [www.kustu.com/w2/en:underground «Андерграунд» на сайте Kustu.com] (англ.)
- ↑ Алексей Тарханов. [www.kommersant.ru/doc.aspx?DocsID=777241&print=true Балканическая порода] // Weekend : журнал. — 29 июня 2007. — № 44 (20).
- ↑ 1 2 3 4 5 Ed Gonzalez. [www.slantmagazine.com/film/film_review.asp?ID=930 Underground (рецензия).] (англ.)
- ↑ 1 2 3 4 5 6 Lucía Solaz. [www.encadenados.org/n40/underground.htm Underground, una película de Emir Kusturica (лекция).] (исп.)
- ↑ [www.kustu.com/w2/en:kitsch Китч в фильмах Эмира Кустурицы на сайте Kustu.com] (англ.)
- ↑ 1 2 3 4 5 Dennis Schwartz. [www.sover.net/~ozus/underground.htm It’s a snoozer.] (англ.)
- ↑ 1 2 3 Marc Savlov. [www.austinchronicle.com/gyrobase/Calendar/Film?Film=oid%3a139306 Underground (рецензия).] (англ.)
- ↑ 1 2 Janet Maslin. [movies.nytimes.com/movie/review?_r=3&res=9C01E7DA103EF931A25753C1A960958260 From Former Yugoslavia, Revelry With Allegory] // New York Times : газета. — 1996. (англ.)
- ↑ 1 2 3 Dina Iordanova. [www.filmreference.com/Films-Tw-Vi/Underground.html Underground (рецензия).]
- ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8 9 [kustu.com/w2/en:keys_for_underground «Ключи» для «Андерграунда» на сайте Kustu.com] (англ.)
- ↑ [www.telegraph.co.uk/culture/film/3671089/100-best-movie-soundtracks.html Telegraph: 100 best movie soundtracks.] (англ.)
- ↑ [kustu.com/w2/en:music_in_the_films Музыка в фильмах Эмира Кустурицы на сайте Kustu.com] (англ.)
- ↑ 1 2 [www.kustu.com/w2/en:religion Религия в фильмах Эмира Кустурицы на сайте Kustu.com] (англ.)
- ↑ [www.kustu.com/w2/en:flight Тема полёта в фильмах Эмира Кустурицы на сайте Kustu.com] (англ.)
- ↑ [www.kustu.com/w2/en:jean_vigo Эмир Кустурица и Жан Виго на сайте Kustu.com] (англ.)
- ↑ 1 2 3 [www.kustu.com/w2/en:federico_fellini Эмир Кустурица и Федерико Феллини на сайте Kustu.com] (англ.)
- ↑ Анатолий Филимонов. [www.trud.ru/issue/article.php?id=200406251170602 «Балканский Феллини» заглянет к Булгакову] // Труд : газета. — 24 июня 2004. — № 117.
- ↑ Алекс Экслер. [exler.ru/films/26-01-2001.htm Эмир Кустурица.]
- ↑ [www.kustu.com/w2/en:anecdotes Разные факты об Эмире Кустурице на сайте Kustu.com] (англ.)
- ↑ [www.kustu.com/w2/en:francis_ford_coppola Эмир Кустурица и Фрэнсис Форд Коппола на сайте Kustu.com] (англ.)
- ↑ [www.kustu.com/w2/en:reconciliation Тема примирения в фильмах Эмира Кустурицы на сайте Kustu.com] (англ.)
- ↑ [www.kustu.com/w2/en:animals Животные в фильмах Эмира Кустурицы на сайте Kustu.com] (англ.)
- ↑ [kustu.com/wiki/doku.php?id=en:biography Биография Эмира Кустурицы на сайте Kustu.com] (англ.)
- ↑ 1 2 Andrew James Horton. [www.ce-review.org/00/14/kinoeye14_horton.html Critical Mush.] (англ.)
- ↑ IMDb: [www.imdb.com/title/tt0114787/locations Filming locations for Underground.] (англ.)
- ↑ IMDb: [www.imdb.com/title/tt0114787/trivia Trivia for Underground.] (англ.)
- ↑ Андрей Плахов. [www.plakhov.com/cultural_science/51.html# Столетие кино — комментарии.]
- ↑ Арсений Шмарцев. [prochtenie.ru/index.php/docs/2 Рецензия на книгу Михаила Трофименкова «Я обещаю вам кровь и слёзы…»]
- ↑ 1 2 3 Jeffrey M. Anderson. [www.combustiblecelluloid.com/classic/undergro.shtml Post-War Syndrome.] (англ.)
- ↑ Christopher Null. [www.filmcritic.com/misc/emporium.nsf/reviews/Underground Underground (рецензия).] (англ.)
- ↑ 1 2 3 4 Stanko Cerovic. [www.barnsdle.demon.co.uk/bosnia/caned.html Canned Lies.] (англ.)
- ↑ Alain Finkielkraut. [kustu.com/w2/fr:polemique#l_imposture_kusturica L'imposture Kusturica] // Le Monde : газета. — Париж, 2 июня 1995. — С. 16.
- ↑ Emir Kusturica. [kustu.com/w2/fr:polemique#mon_imposture Mon imposture] // Le Monde : газета. — Париж, 26 октября 1995. — С. 13.
- ↑ [kustu.com/w2/en:polemics Полемика вокруг «Андерграунда» на сайте Kustu.com] (англ.)
- ↑ 1 2 IMDb: [www.imdb.com/title/tt0114787/releaseinfo Информация о релизах «Андерграунда»] (англ.)
- ↑ 1 2 3 [titrov.net/base_film/comedy_film/6549-andergraund.html Информация о фильме на сайте Titrov.net]
- ↑ IMDb: [www.imdb.com/title/tt0114787/awards Информация о наградах и номинациях «Андерграунда»] (англ.)
Ссылки
- «Андерграунд» (англ.) на сайте Internet Movie Database (Проверено 27 ноября 2012)
- [www.kustu.com/w2/en:underground «Андерграунд»] (англ.) на неофициальном сайте [kustu.com Эмира Кустурицы]
- [www.allmovie.com/movie/v1:134794 Андерграунд] (англ.) на сайте allmovie
- [www.rottentomatoes.com/m/1088763-underground/ Андерграунд] (англ.) на сайте Rotten Tomatoes
|
Отрывок, характеризующий Андерграунд (фильм)Этот ответ Балашева, намекавший на недавнее поражение французов в Испании, был высоко оценен впоследствии, по рассказам Балашева, при дворе императора Александра и очень мало был оценен теперь, за обедом Наполеона, и прошел незаметно.По равнодушным и недоумевающим лицам господ маршалов видно было, что они недоумевали, в чем тут состояла острота, на которую намекала интонация Балашева. «Ежели и была она, то мы не поняли ее или она вовсе не остроумна», – говорили выражения лиц маршалов. Так мало был оценен этот ответ, что Наполеон даже решительно не заметил его и наивно спросил Балашева о том, на какие города идет отсюда прямая дорога к Москве. Балашев, бывший все время обеда настороже, отвечал, что comme tout chemin mene a Rome, tout chemin mene a Moscou, [как всякая дорога, по пословице, ведет в Рим, так и все дороги ведут в Москву,] что есть много дорог, и что в числе этих разных путей есть дорога на Полтаву, которую избрал Карл XII, сказал Балашев, невольно вспыхнув от удовольствия в удаче этого ответа. Не успел Балашев досказать последних слов: «Poltawa», как уже Коленкур заговорил о неудобствах дороги из Петербурга в Москву и о своих петербургских воспоминаниях. После обеда перешли пить кофе в кабинет Наполеона, четыре дня тому назад бывший кабинетом императора Александра. Наполеон сел, потрогивая кофе в севрской чашке, и указал на стул подло себя Балашеву. Есть в человеке известное послеобеденное расположение духа, которое сильнее всяких разумных причин заставляет человека быть довольным собой и считать всех своими друзьями. Наполеон находился в этом расположении. Ему казалось, что он окружен людьми, обожающими его. Он был убежден, что и Балашев после его обеда был его другом и обожателем. Наполеон обратился к нему с приятной и слегка насмешливой улыбкой. – Это та же комната, как мне говорили, в которой жил император Александр. Странно, не правда ли, генерал? – сказал он, очевидно, не сомневаясь в том, что это обращение не могло не быть приятно его собеседнику, так как оно доказывало превосходство его, Наполеона, над Александром. Балашев ничего не мог отвечать на это и молча наклонил голову. – Да, в этой комнате, четыре дня тому назад, совещались Винцингероде и Штейн, – с той же насмешливой, уверенной улыбкой продолжал Наполеон. – Чего я не могу понять, – сказал он, – это того, что император Александр приблизил к себе всех личных моих неприятелей. Я этого не… понимаю. Он не подумал о том, что я могу сделать то же? – с вопросом обратился он к Балашеву, и, очевидно, это воспоминание втолкнуло его опять в тот след утреннего гнева, который еще был свеж в нем. – И пусть он знает, что я это сделаю, – сказал Наполеон, вставая и отталкивая рукой свою чашку. – Я выгоню из Германии всех его родных, Виртембергских, Баденских, Веймарских… да, я выгоню их. Пусть он готовит для них убежище в России! Балашев наклонил голову, видом своим показывая, что он желал бы откланяться и слушает только потому, что он не может не слушать того, что ему говорят. Наполеон не замечал этого выражения; он обращался к Балашеву не как к послу своего врага, а как к человеку, который теперь вполне предан ему и должен радоваться унижению своего бывшего господина. – И зачем император Александр принял начальство над войсками? К чему это? Война мое ремесло, а его дело царствовать, а не командовать войсками. Зачем он взял на себя такую ответственность? Наполеон опять взял табакерку, молча прошелся несколько раз по комнате и вдруг неожиданно подошел к Балашеву и с легкой улыбкой так уверенно, быстро, просто, как будто он делал какое нибудь не только важное, но и приятное для Балашева дело, поднял руку к лицу сорокалетнего русского генерала и, взяв его за ухо, слегка дернул, улыбнувшись одними губами. – Avoir l'oreille tiree par l'Empereur [Быть выдранным за ухо императором] считалось величайшей честью и милостью при французском дворе. – Eh bien, vous ne dites rien, admirateur et courtisan de l'Empereur Alexandre? [Ну у, что ж вы ничего не говорите, обожатель и придворный императора Александра?] – сказал он, как будто смешно было быть в его присутствии чьим нибудь courtisan и admirateur [придворным и обожателем], кроме его, Наполеона. – Готовы ли лошади для генерала? – прибавил он, слегка наклоняя голову в ответ на поклон Балашева. – Дайте ему моих, ему далеко ехать… Письмо, привезенное Балашевым, было последнее письмо Наполеона к Александру. Все подробности разговора были переданы русскому императору, и война началась. После своего свидания в Москве с Пьером князь Андреи уехал в Петербург по делам, как он сказал своим родным, но, в сущности, для того, чтобы встретить там князя Анатоля Курагина, которого он считал необходимым встретить. Курагина, о котором он осведомился, приехав в Петербург, уже там не было. Пьер дал знать своему шурину, что князь Андрей едет за ним. Анатоль Курагин тотчас получил назначение от военного министра и уехал в Молдавскую армию. В это же время в Петербурге князь Андрей встретил Кутузова, своего прежнего, всегда расположенного к нему, генерала, и Кутузов предложил ему ехать с ним вместе в Молдавскую армию, куда старый генерал назначался главнокомандующим. Князь Андрей, получив назначение состоять при штабе главной квартиры, уехал в Турцию. Князь Андрей считал неудобным писать к Курагину и вызывать его. Не подав нового повода к дуэли, князь Андрей считал вызов с своей стороны компрометирующим графиню Ростову, и потому он искал личной встречи с Курагиным, в которой он намерен был найти новый повод к дуэли. Но в Турецкой армии ему также не удалось встретить Курагина, который вскоре после приезда князя Андрея в Турецкую армию вернулся в Россию. В новой стране и в новых условиях жизни князю Андрею стало жить легче. После измены своей невесты, которая тем сильнее поразила его, чем старательнее он скрывал ото всех произведенное на него действие, для него были тяжелы те условия жизни, в которых он был счастлив, и еще тяжелее были свобода и независимость, которыми он так дорожил прежде. Он не только не думал тех прежних мыслей, которые в первый раз пришли ему, глядя на небо на Аустерлицком поле, которые он любил развивать с Пьером и которые наполняли его уединение в Богучарове, а потом в Швейцарии и Риме; но он даже боялся вспоминать об этих мыслях, раскрывавших бесконечные и светлые горизонты. Его интересовали теперь только самые ближайшие, не связанные с прежними, практические интересы, за которые он ухватывался с тем большей жадностью, чем закрытое были от него прежние. Как будто тот бесконечный удаляющийся свод неба, стоявший прежде над ним, вдруг превратился в низкий, определенный, давивший его свод, в котором все было ясно, но ничего не было вечного и таинственного. Из представлявшихся ему деятельностей военная служба была самая простая и знакомая ему. Состоя в должности дежурного генерала при штабе Кутузова, он упорно и усердно занимался делами, удивляя Кутузова своей охотой к работе и аккуратностью. Не найдя Курагина в Турции, князь Андрей не считал необходимым скакать за ним опять в Россию; но при всем том он знал, что, сколько бы ни прошло времени, он не мог, встретив Курагина, несмотря на все презрение, которое он имел к нему, несмотря на все доказательства, которые он делал себе, что ему не стоит унижаться до столкновения с ним, он знал, что, встретив его, он не мог не вызвать его, как не мог голодный человек не броситься на пищу. И это сознание того, что оскорбление еще не вымещено, что злоба не излита, а лежит на сердце, отравляло то искусственное спокойствие, которое в виде озабоченно хлопотливой и несколько честолюбивой и тщеславной деятельности устроил себе князь Андрей в Турции. В 12 м году, когда до Букарешта (где два месяца жил Кутузов, проводя дни и ночи у своей валашки) дошла весть о войне с Наполеоном, князь Андрей попросил у Кутузова перевода в Западную армию. Кутузов, которому уже надоел Болконский своей деятельностью, служившей ему упреком в праздности, Кутузов весьма охотно отпустил его и дал ему поручение к Барклаю де Толли. Прежде чем ехать в армию, находившуюся в мае в Дрисском лагере, князь Андрей заехал в Лысые Горы, которые были на самой его дороге, находясь в трех верстах от Смоленского большака. Последние три года и жизни князя Андрея было так много переворотов, так много он передумал, перечувствовал, перевидел (он объехал и запад и восток), что его странно и неожиданно поразило при въезде в Лысые Горы все точно то же, до малейших подробностей, – точно то же течение жизни. Он, как в заколдованный, заснувший замок, въехал в аллею и в каменные ворота лысогорского дома. Та же степенность, та же чистота, та же тишина были в этом доме, те же мебели, те же стены, те же звуки, тот же запах и те же робкие лица, только несколько постаревшие. Княжна Марья была все та же робкая, некрасивая, стареющаяся девушка, в страхе и вечных нравственных страданиях, без пользы и радости проживающая лучшие годы своей жизни. Bourienne была та же радостно пользующаяся каждой минутой своей жизни и исполненная самых для себя радостных надежд, довольная собой, кокетливая девушка. Она только стала увереннее, как показалось князю Андрею. Привезенный им из Швейцарии воспитатель Десаль был одет в сюртук русского покроя, коверкая язык, говорил по русски со слугами, но был все тот же ограниченно умный, образованный, добродетельный и педантический воспитатель. Старый князь переменился физически только тем, что с боку рта у него стал заметен недостаток одного зуба; нравственно он был все такой же, как и прежде, только с еще большим озлоблением и недоверием к действительности того, что происходило в мире. Один только Николушка вырос, переменился, разрумянился, оброс курчавыми темными волосами и, сам не зная того, смеясь и веселясь, поднимал верхнюю губку хорошенького ротика точно так же, как ее поднимала покойница маленькая княгиня. Он один не слушался закона неизменности в этом заколдованном, спящем замке. Но хотя по внешности все оставалось по старому, внутренние отношения всех этих лиц изменились, с тех пор как князь Андрей не видал их. Члены семейства были разделены на два лагеря, чуждые и враждебные между собой, которые сходились теперь только при нем, – для него изменяя свой обычный образ жизни. К одному принадлежали старый князь, m lle Bourienne и архитектор, к другому – княжна Марья, Десаль, Николушка и все няньки и мамки. Во время его пребывания в Лысых Горах все домашние обедали вместе, но всем было неловко, и князь Андрей чувствовал, что он гость, для которого делают исключение, что он стесняет всех своим присутствием. Во время обеда первого дня князь Андрей, невольно чувствуя это, был молчалив, и старый князь, заметив неестественность его состояния, тоже угрюмо замолчал и сейчас после обеда ушел к себе. Когда ввечеру князь Андрей пришел к нему и, стараясь расшевелить его, стал рассказывать ему о кампании молодого графа Каменского, старый князь неожиданно начал с ним разговор о княжне Марье, осуждая ее за ее суеверие, за ее нелюбовь к m lle Bourienne, которая, по его словам, была одна истинно предана ему. Старый князь говорил, что ежели он болен, то только от княжны Марьи; что она нарочно мучает и раздражает его; что она баловством и глупыми речами портит маленького князя Николая. Старый князь знал очень хорошо, что он мучает свою дочь, что жизнь ее очень тяжела, но знал тоже, что он не может не мучить ее и что она заслуживает этого. «Почему же князь Андрей, который видит это, мне ничего не говорит про сестру? – думал старый князь. – Что же он думает, что я злодей или старый дурак, без причины отдалился от дочери и приблизил к себе француженку? Он не понимает, и потому надо объяснить ему, надо, чтоб он выслушал», – думал старый князь. И он стал объяснять причины, по которым он не мог переносить бестолкового характера дочери. – Ежели вы спрашиваете меня, – сказал князь Андрей, не глядя на отца (он в первый раз в жизни осуждал своего отца), – я не хотел говорить; но ежели вы меня спрашиваете, то я скажу вам откровенно свое мнение насчет всего этого. Ежели есть недоразумения и разлад между вами и Машей, то я никак не могу винить ее – я знаю, как она вас любит и уважает. Ежели уж вы спрашиваете меня, – продолжал князь Андрей, раздражаясь, потому что он всегда был готов на раздражение в последнее время, – то я одно могу сказать: ежели есть недоразумения, то причиной их ничтожная женщина, которая бы не должна была быть подругой сестры. Старик сначала остановившимися глазами смотрел на сына и ненатурально открыл улыбкой новый недостаток зуба, к которому князь Андрей не мог привыкнуть. – Какая же подруга, голубчик? А? Уж переговорил! А? – Батюшка, я не хотел быть судьей, – сказал князь Андрей желчным и жестким тоном, – но вы вызвали меня, и я сказал и всегда скажу, что княжна Марья ни виновата, а виноваты… виновата эта француженка… – А присудил!.. присудил!.. – сказал старик тихим голосом и, как показалось князю Андрею, с смущением, но потом вдруг он вскочил и закричал: – Вон, вон! Чтоб духу твоего тут не было!.. Князь Андрей хотел тотчас же уехать, но княжна Марья упросила остаться еще день. В этот день князь Андрей не виделся с отцом, который не выходил и никого не пускал к себе, кроме m lle Bourienne и Тихона, и спрашивал несколько раз о том, уехал ли его сын. На другой день, перед отъездом, князь Андрей пошел на половину сына. Здоровый, по матери кудрявый мальчик сел ему на колени. Князь Андрей начал сказывать ему сказку о Синей Бороде, но, не досказав, задумался. Он думал не об этом хорошеньком мальчике сыне в то время, как он его держал на коленях, а думал о себе. Он с ужасом искал и не находил в себе ни раскаяния в том, что он раздражил отца, ни сожаления о том, что он (в ссоре в первый раз в жизни) уезжает от него. Главнее всего ему было то, что он искал и не находил той прежней нежности к сыну, которую он надеялся возбудить в себе, приласкав мальчика и посадив его к себе на колени. – Ну, рассказывай же, – говорил сын. Князь Андрей, не отвечая ему, снял его с колон и пошел из комнаты. Как только князь Андрей оставил свои ежедневные занятия, в особенности как только он вступил в прежние условия жизни, в которых он был еще тогда, когда он был счастлив, тоска жизни охватила его с прежней силой, и он спешил поскорее уйти от этих воспоминаний и найти поскорее какое нибудь дело. – Ты решительно едешь, Andre? – сказала ему сестра. – Слава богу, что могу ехать, – сказал князь Андрей, – очень жалею, что ты не можешь. – Зачем ты это говоришь! – сказала княжна Марья. – Зачем ты это говоришь теперь, когда ты едешь на эту страшную войну и он так стар! M lle Bourienne говорила, что он спрашивал про тебя… – Как только она начала говорить об этом, губы ее задрожали и слезы закапали. Князь Андрей отвернулся от нее и стал ходить по комнате. – Ах, боже мой! Боже мой! – сказал он. – И как подумаешь, что и кто – какое ничтожество может быть причиной несчастья людей! – сказал он со злобою, испугавшею княжну Марью. Она поняла, что, говоря про людей, которых он называл ничтожеством, он разумел не только m lle Bourienne, делавшую его несчастие, но и того человека, который погубил его счастие. – Andre, об одном я прошу, я умоляю тебя, – сказала она, дотрогиваясь до его локтя и сияющими сквозь слезы глазами глядя на него. – Я понимаю тебя (княжна Марья опустила глаза). Не думай, что горе сделали люди. Люди – орудие его. – Она взглянула немного повыше головы князя Андрея тем уверенным, привычным взглядом, с которым смотрят на знакомое место портрета. – Горе послано им, а не людьми. Люди – его орудия, они не виноваты. Ежели тебе кажется, что кто нибудь виноват перед тобой, забудь это и прости. Мы не имеем права наказывать. И ты поймешь счастье прощать. – Ежели бы я был женщина, я бы это делал, Marie. Это добродетель женщины. Но мужчина не должен и не может забывать и прощать, – сказал он, и, хотя он до этой минуты не думал о Курагине, вся невымещенная злоба вдруг поднялась в его сердце. «Ежели княжна Марья уже уговаривает меня простить, то, значит, давно мне надо было наказать», – подумал он. И, не отвечая более княжне Марье, он стал думать теперь о той радостной, злобной минуте, когда он встретит Курагина, который (он знал) находится в армии. Княжна Марья умоляла брата подождать еще день, говорила о том, что она знает, как будет несчастлив отец, ежели Андрей уедет, не помирившись с ним; но князь Андрей отвечал, что он, вероятно, скоро приедет опять из армии, что непременно напишет отцу и что теперь чем дольше оставаться, тем больше растравится этот раздор. – Adieu, Andre! Rappelez vous que les malheurs viennent de Dieu, et que les hommes ne sont jamais coupables, [Прощай, Андрей! Помни, что несчастия происходят от бога и что люди никогда не бывают виноваты.] – были последние слова, которые он слышал от сестры, когда прощался с нею. «Так это должно быть! – думал князь Андрей, выезжая из аллеи лысогорского дома. – Она, жалкое невинное существо, остается на съедение выжившему из ума старику. Старик чувствует, что виноват, но не может изменить себя. Мальчик мой растет и радуется жизни, в которой он будет таким же, как и все, обманутым или обманывающим. Я еду в армию, зачем? – сам не знаю, и желаю встретить того человека, которого презираю, для того чтобы дать ему случай убить меня и посмеяться надо мной!И прежде были все те же условия жизни, но прежде они все вязались между собой, а теперь все рассыпалось. Одни бессмысленные явления, без всякой связи, одно за другим представлялись князю Андрею. Князь Андрей приехал в главную квартиру армии в конце июня. Войска первой армии, той, при которой находился государь, были расположены в укрепленном лагере у Дриссы; войска второй армии отступали, стремясь соединиться с первой армией, от которой – как говорили – они были отрезаны большими силами французов. Все были недовольны общим ходом военных дел в русской армии; но об опасности нашествия в русские губернии никто и не думал, никто и не предполагал, чтобы война могла быть перенесена далее западных польских губерний. Князь Андрей нашел Барклая де Толли, к которому он был назначен, на берегу Дриссы. Так как не было ни одного большого села или местечка в окрестностях лагеря, то все огромное количество генералов и придворных, бывших при армии, располагалось в окружности десяти верст по лучшим домам деревень, по сю и по ту сторону реки. Барклай де Толли стоял в четырех верстах от государя. Он сухо и холодно принял Болконского и сказал своим немецким выговором, что он доложит о нем государю для определения ему назначения, а покамест просит его состоять при его штабе. Анатоля Курагина, которого князь Андрей надеялся найти в армии, не было здесь: он был в Петербурге, и это известие было приятно Болконскому. Интерес центра производящейся огромной войны занял князя Андрея, и он рад был на некоторое время освободиться от раздражения, которое производила в нем мысль о Курагине. В продолжение первых четырех дней, во время которых он не был никуда требуем, князь Андрей объездил весь укрепленный лагерь и с помощью своих знаний и разговоров с сведущими людьми старался составить себе о нем определенное понятие. Но вопрос о том, выгоден или невыгоден этот лагерь, остался нерешенным для князя Андрея. Он уже успел вывести из своего военного опыта то убеждение, что в военном деле ничего не значат самые глубокомысленно обдуманные планы (как он видел это в Аустерлицком походе), что все зависит от того, как отвечают на неожиданные и не могущие быть предвиденными действия неприятеля, что все зависит от того, как и кем ведется все дело. Для того чтобы уяснить себе этот последний вопрос, князь Андрей, пользуясь своим положением и знакомствами, старался вникнуть в характер управления армией, лиц и партий, участвовавших в оном, и вывел для себя следующее понятие о положении дел. Когда еще государь был в Вильне, армия была разделена натрое: 1 я армия находилась под начальством Барклая де Толли, 2 я под начальством Багратиона, 3 я под начальством Тормасова. Государь находился при первой армии, но не в качестве главнокомандующего. В приказе не было сказано, что государь будет командовать, сказано только, что государь будет при армии. Кроме того, при государе лично не было штаба главнокомандующего, а был штаб императорской главной квартиры. При нем был начальник императорского штаба генерал квартирмейстер князь Волконский, генералы, флигель адъютанты, дипломатические чиновники и большое количество иностранцев, но не было штаба армии. Кроме того, без должности при государе находились: Аракчеев – бывший военный министр, граф Бенигсен – по чину старший из генералов, великий князь цесаревич Константин Павлович, граф Румянцев – канцлер, Штейн – бывший прусский министр, Армфельд – шведский генерал, Пфуль – главный составитель плана кампании, генерал адъютант Паулучи – сардинский выходец, Вольцоген и многие другие. Хотя эти лица и находились без военных должностей при армии, но по своему положению имели влияние, и часто корпусный начальник и даже главнокомандующий не знал, в качестве чего спрашивает или советует то или другое Бенигсен, или великий князь, или Аракчеев, или князь Волконский, и не знал, от его ли лица или от государя истекает такое то приказание в форме совета и нужно или не нужно исполнять его. Но это была внешняя обстановка, существенный же смысл присутствия государя и всех этих лиц, с придворной точки (а в присутствии государя все делаются придворными), всем был ясен. Он был следующий: государь не принимал на себя звания главнокомандующего, но распоряжался всеми армиями; люди, окружавшие его, были его помощники. Аракчеев был верный исполнитель блюститель порядка и телохранитель государя; Бенигсен был помещик Виленской губернии, который как будто делал les honneurs [был занят делом приема государя] края, а в сущности был хороший генерал, полезный для совета и для того, чтобы иметь его всегда наготове на смену Барклая. Великий князь был тут потому, что это было ему угодно. Бывший министр Штейн был тут потому, что он был полезен для совета, и потому, что император Александр высоко ценил его личные качества. Армфельд был злой ненавистник Наполеона и генерал, уверенный в себе, что имело всегда влияние на Александра. Паулучи был тут потому, что он был смел и решителен в речах, Генерал адъютанты были тут потому, что они везде были, где государь, и, наконец, – главное – Пфуль был тут потому, что он, составив план войны против Наполеона и заставив Александра поверить в целесообразность этого плана, руководил всем делом войны. При Пфуле был Вольцоген, передававший мысли Пфуля в более доступной форме, чем сам Пфуль, резкий, самоуверенный до презрения ко всему, кабинетный теоретик. Кроме этих поименованных лиц, русских и иностранных (в особенности иностранцев, которые с смелостью, свойственной людям в деятельности среди чужой среды, каждый день предлагали новые неожиданные мысли), было еще много лиц второстепенных, находившихся при армии потому, что тут были их принципалы. В числе всех мыслей и голосов в этом огромном, беспокойном, блестящем и гордом мире князь Андрей видел следующие, более резкие, подразделения направлений и партий. Первая партия была: Пфуль и его последователи, теоретики войны, верящие в то, что есть наука войны и что в этой науке есть свои неизменные законы, законы облического движения, обхода и т. п. Пфуль и последователи его требовали отступления в глубь страны, отступления по точным законам, предписанным мнимой теорией войны, и во всяком отступлении от этой теории видели только варварство, необразованность или злонамеренность. К этой партии принадлежали немецкие принцы, Вольцоген, Винцингероде и другие, преимущественно немцы. Вторая партия была противуположная первой. Как и всегда бывает, при одной крайности были представители другой крайности. Люди этой партии были те, которые еще с Вильны требовали наступления в Польшу и свободы от всяких вперед составленных планов. Кроме того, что представители этой партии были представители смелых действий, они вместе с тем и были представителями национальности, вследствие чего становились еще одностороннее в споре. Эти были русские: Багратион, начинавший возвышаться Ермолов и другие. В это время была распространена известная шутка Ермолова, будто бы просившего государя об одной милости – производства его в немцы. Люди этой партии говорили, вспоминая Суворова, что надо не думать, не накалывать иголками карту, а драться, бить неприятеля, не впускать его в Россию и не давать унывать войску. К третьей партии, к которой более всего имел доверия государь, принадлежали придворные делатели сделок между обоими направлениями. Люди этой партии, большей частью не военные и к которой принадлежал Аракчеев, думали и говорили, что говорят обыкновенно люди, не имеющие убеждений, но желающие казаться за таковых. Они говорили, что, без сомнения, война, особенно с таким гением, как Бонапарте (его опять называли Бонапарте), требует глубокомысленнейших соображений, глубокого знания науки, и в этом деле Пфуль гениален; но вместе с тем нельзя не признать того, что теоретики часто односторонни, и потому не надо вполне доверять им, надо прислушиваться и к тому, что говорят противники Пфуля, и к тому, что говорят люди практические, опытные в военном деле, и изо всего взять среднее. Люди этой партии настояли на том, чтобы, удержав Дрисский лагерь по плану Пфуля, изменить движения других армий. Хотя этим образом действий не достигалась ни та, ни другая цель, но людям этой партии казалось так лучше. Четвертое направление было направление, которого самым видным представителем был великий князь, наследник цесаревич, не могший забыть своего аустерлицкого разочарования, где он, как на смотр, выехал перед гвардиею в каске и колете, рассчитывая молодецки раздавить французов, и, попав неожиданно в первую линию, насилу ушел в общем смятении. Люди этой партии имели в своих суждениях и качество и недостаток искренности. Они боялись Наполеона, видели в нем силу, в себе слабость и прямо высказывали это. Они говорили: «Ничего, кроме горя, срама и погибели, из всего этого не выйдет! Вот мы оставили Вильну, оставили Витебск, оставим и Дриссу. Одно, что нам остается умного сделать, это заключить мир, и как можно скорее, пока не выгнали нас из Петербурга!» Воззрение это, сильно распространенное в высших сферах армии, находило себе поддержку и в Петербурге, и в канцлере Румянцеве, по другим государственным причинам стоявшем тоже за мир. Пятые были приверженцы Барклая де Толли, не столько как человека, сколько как военного министра и главнокомандующего. Они говорили: «Какой он ни есть (всегда так начинали), но он честный, дельный человек, и лучше его нет. Дайте ему настоящую власть, потому что война не может идти успешно без единства начальствования, и он покажет то, что он может сделать, как он показал себя в Финляндии. Ежели армия наша устроена и сильна и отступила до Дриссы, не понесши никаких поражений, то мы обязаны этим только Барклаю. Ежели теперь заменят Барклая Бенигсеном, то все погибнет, потому что Бенигсен уже показал свою неспособность в 1807 году», – говорили люди этой партии. Шестые, бенигсенисты, говорили, напротив, что все таки не было никого дельнее и опытнее Бенигсена, и, как ни вертись, все таки придешь к нему. И люди этой партии доказывали, что все наше отступление до Дриссы было постыднейшее поражение и беспрерывный ряд ошибок. «Чем больше наделают ошибок, – говорили они, – тем лучше: по крайней мере, скорее поймут, что так не может идти. А нужен не какой нибудь Барклай, а человек, как Бенигсен, который показал уже себя в 1807 м году, которому отдал справедливость сам Наполеон, и такой человек, за которым бы охотно признавали власть, – и таковой есть только один Бенигсен». Седьмые – были лица, которые всегда есть, в особенности при молодых государях, и которых особенно много было при императоре Александре, – лица генералов и флигель адъютантов, страстно преданные государю не как императору, но как человека обожающие его искренно и бескорыстно, как его обожал Ростов в 1805 м году, и видящие в нем не только все добродетели, но и все качества человеческие. Эти лица хотя и восхищались скромностью государя, отказывавшегося от командования войсками, но осуждали эту излишнюю скромность и желали только одного и настаивали на том, чтобы обожаемый государь, оставив излишнее недоверие к себе, объявил открыто, что он становится во главе войска, составил бы при себе штаб квартиру главнокомандующего и, советуясь, где нужно, с опытными теоретиками и практиками, сам бы вел свои войска, которых одно это довело бы до высшего состояния воодушевления. Восьмая, самая большая группа людей, которая по своему огромному количеству относилась к другим, как 99 к 1 му, состояла из людей, не желавших ни мира, ни войны, ни наступательных движений, ни оборонительного лагеря ни при Дриссе, ни где бы то ни было, ни Барклая, ни государя, ни Пфуля, ни Бенигсена, но желающих только одного, и самого существенного: наибольших для себя выгод и удовольствий. В той мутной воде перекрещивающихся и перепутывающихся интриг, которые кишели при главной квартире государя, в весьма многом можно было успеть в таком, что немыслимо бы было в другое время. Один, не желая только потерять своего выгодного положения, нынче соглашался с Пфулем, завтра с противником его, послезавтра утверждал, что не имеет никакого мнения об известном предмете, только для того, чтобы избежать ответственности и угодить государю. Другой, желающий приобрести выгоды, обращал на себя внимание государя, громко крича то самое, на что намекнул государь накануне, спорил и кричал в совете, ударяя себя в грудь и вызывая несоглашающихся на дуэль и тем показывая, что он готов быть жертвою общей пользы. Третий просто выпрашивал себе, между двух советов и в отсутствие врагов, единовременное пособие за свою верную службу, зная, что теперь некогда будет отказать ему. Четвертый нечаянно все попадался на глаза государю, отягченный работой. Пятый, для того чтобы достигнуть давно желанной цели – обеда у государя, ожесточенно доказывал правоту или неправоту вновь выступившего мнения и для этого приводил более или менее сильные и справедливые доказательства. Все люди этой партии ловили рубли, кресты, чины и в этом ловлении следили только за направлением флюгера царской милости, и только что замечали, что флюгер обратился в одну сторону, как все это трутневое население армии начинало дуть в ту же сторону, так что государю тем труднее было повернуть его в другую. Среди неопределенности положения, при угрожающей, серьезной опасности, придававшей всему особенно тревожный характер, среди этого вихря интриг, самолюбий, столкновений различных воззрений и чувств, при разноплеменности всех этих лиц, эта восьмая, самая большая партия людей, нанятых личными интересами, придавала большую запутанность и смутность общему делу. Какой бы ни поднимался вопрос, а уж рой этих трутней, не оттрубив еще над прежней темой, перелетал на новую и своим жужжанием заглушал и затемнял искренние, спорящие голоса. Из всех этих партий, в то самое время, как князь Андрей приехал к армии, собралась еще одна, девятая партия, начинавшая поднимать свой голос. Это была партия людей старых, разумных, государственно опытных и умевших, не разделяя ни одного из противоречащих мнений, отвлеченно посмотреть на все, что делалось при штабе главной квартиры, и обдумать средства к выходу из этой неопределенности, нерешительности, запутанности и слабости. Люди этой партии говорили и думали, что все дурное происходит преимущественно от присутствия государя с военным двором при армии; что в армию перенесена та неопределенная, условная и колеблющаяся шаткость отношений, которая удобна при дворе, но вредна в армии; что государю нужно царствовать, а не управлять войском; что единственный выход из этого положения есть отъезд государя с его двором из армии; что одно присутствие государя парализует пятьдесят тысяч войска, нужных для обеспечения его личной безопасности; что самый плохой, но независимый главнокомандующий будет лучше самого лучшего, но связанного присутствием и властью государя. В то самое время как князь Андрей жил без дела при Дриссе, Шишков, государственный секретарь, бывший одним из главных представителей этой партии, написал государю письмо, которое согласились подписать Балашев и Аракчеев. В письме этом, пользуясь данным ему от государя позволением рассуждать об общем ходе дел, он почтительно и под предлогом необходимости для государя воодушевить к войне народ в столице, предлагал государю оставить войско. Одушевление государем народа и воззвание к нему для защиты отечества – то самое (насколько оно произведено было личным присутствием государя в Москве) одушевление народа, которое было главной причиной торжества России, было представлено государю и принято им как предлог для оставления армии. Х Письмо это еще не было подано государю, когда Барклай за обедом передал Болконскому, что государю лично угодно видеть князя Андрея, для того чтобы расспросить его о Турции, и что князь Андрей имеет явиться в квартиру Бенигсена в шесть часов вечера. В этот же день в квартире государя было получено известие о новом движении Наполеона, могущем быть опасным для армии, – известие, впоследствии оказавшееся несправедливым. И в это же утро полковник Мишо, объезжая с государем дрисские укрепления, доказывал государю, что укрепленный лагерь этот, устроенный Пфулем и считавшийся до сих пор chef d'?uvr'ом тактики, долженствующим погубить Наполеона, – что лагерь этот есть бессмыслица и погибель русской армии. Князь Андрей приехал в квартиру генерала Бенигсена, занимавшего небольшой помещичий дом на самом берегу реки. Ни Бенигсена, ни государя не было там, но Чернышев, флигель адъютант государя, принял Болконского и объявил ему, что государь поехал с генералом Бенигсеном и с маркизом Паулучи другой раз в нынешний день для объезда укреплений Дрисского лагеря, в удобности которого начинали сильно сомневаться. Чернышев сидел с книгой французского романа у окна первой комнаты. Комната эта, вероятно, была прежде залой; в ней еще стоял орган, на который навалены были какие то ковры, и в одном углу стояла складная кровать адъютанта Бенигсена. Этот адъютант был тут. Он, видно, замученный пирушкой или делом, сидел на свернутой постеле и дремал. Из залы вели две двери: одна прямо в бывшую гостиную, другая направо в кабинет. Из первой двери слышались голоса разговаривающих по немецки и изредка по французски. Там, в бывшей гостиной, были собраны, по желанию государя, не военный совет (государь любил неопределенность), но некоторые лица, которых мнение о предстоящих затруднениях он желал знать. Это не был военный совет, но как бы совет избранных для уяснения некоторых вопросов лично для государя. На этот полусовет были приглашены: шведский генерал Армфельд, генерал адъютант Вольцоген, Винцингероде, которого Наполеон называл беглым французским подданным, Мишо, Толь, вовсе не военный человек – граф Штейн и, наконец, сам Пфуль, который, как слышал князь Андрей, был la cheville ouvriere [основою] всего дела. Князь Андрей имел случай хорошо рассмотреть его, так как Пфуль вскоре после него приехал и прошел в гостиную, остановившись на минуту поговорить с Чернышевым. Пфуль с первого взгляда, в своем русском генеральском дурно сшитом мундире, который нескладно, как на наряженном, сидел на нем, показался князю Андрею как будто знакомым, хотя он никогда не видал его. В нем был и Вейротер, и Мак, и Шмидт, и много других немецких теоретиков генералов, которых князю Андрею удалось видеть в 1805 м году; но он был типичнее всех их. Такого немца теоретика, соединявшего в себе все, что было в тех немцах, еще никогда не видал князь Андрей. Пфуль был невысок ростом, очень худ, но ширококост, грубого, здорового сложения, с широким тазом и костлявыми лопатками. Лицо у него было очень морщинисто, с глубоко вставленными глазами. Волоса его спереди у висков, очевидно, торопливо были приглажены щеткой, сзади наивно торчали кисточками. Он, беспокойно и сердито оглядываясь, вошел в комнату, как будто он всего боялся в большой комнате, куда он вошел. Он, неловким движением придерживая шпагу, обратился к Чернышеву, спрашивая по немецки, где государь. Ему, видно, как можно скорее хотелось пройти комнаты, окончить поклоны и приветствия и сесть за дело перед картой, где он чувствовал себя на месте. Он поспешно кивал головой на слова Чернышева и иронически улыбался, слушая его слова о том, что государь осматривает укрепления, которые он, сам Пфуль, заложил по своей теории. Он что то басисто и круто, как говорят самоуверенные немцы, проворчал про себя: Dummkopf… или: zu Grunde die ganze Geschichte… или: s'wird was gescheites d'raus werden… [глупости… к черту все дело… (нем.) ] Князь Андрей не расслышал и хотел пройти, но Чернышев познакомил князя Андрея с Пфулем, заметив, что князь Андрей приехал из Турции, где так счастливо кончена война. Пфуль чуть взглянул не столько на князя Андрея, сколько через него, и проговорил смеясь: «Da muss ein schoner taktischcr Krieg gewesen sein». [«То то, должно быть, правильно тактическая была война.» (нем.) ] – И, засмеявшись презрительно, прошел в комнату, из которой слышались голоса. Видно, Пфуль, уже всегда готовый на ироническое раздражение, нынче был особенно возбужден тем, что осмелились без него осматривать его лагерь и судить о нем. Князь Андрей по одному короткому этому свиданию с Пфулем благодаря своим аустерлицким воспоминаниям составил себе ясную характеристику этого человека. Пфуль был один из тех безнадежно, неизменно, до мученичества самоуверенных людей, которыми только бывают немцы, и именно потому, что только немцы бывают самоуверенными на основании отвлеченной идеи – науки, то есть мнимого знания совершенной истины. Француз бывает самоуверен потому, что он почитает себя лично, как умом, так и телом, непреодолимо обворожительным как для мужчин, так и для женщин. Англичанин самоуверен на том основании, что он есть гражданин благоустроеннейшего в мире государства, и потому, как англичанин, знает всегда, что ему делать нужно, и знает, что все, что он делает как англичанин, несомненно хорошо. Итальянец самоуверен потому, что он взволнован и забывает легко и себя и других. Русский самоуверен именно потому, что он ничего не знает и знать не хочет, потому что не верит, чтобы можно было вполне знать что нибудь. Немец самоуверен хуже всех, и тверже всех, и противнее всех, потому что он воображает, что знает истину, науку, которую он сам выдумал, но которая для него есть абсолютная истина. Таков, очевидно, был Пфуль. У него была наука – теория облического движения, выведенная им из истории войн Фридриха Великого, и все, что встречалось ему в новейшей истории войн Фридриха Великого, и все, что встречалось ему в новейшей военной истории, казалось ему бессмыслицей, варварством, безобразным столкновением, в котором с обеих сторон было сделано столько ошибок, что войны эти не могли быть названы войнами: они не подходили под теорию и не могли служить предметом науки. В 1806 м году Пфуль был одним из составителей плана войны, кончившейся Иеной и Ауерштетом; но в исходе этой войны он не видел ни малейшего доказательства неправильности своей теории. Напротив, сделанные отступления от его теории, по его понятиям, были единственной причиной всей неудачи, и он с свойственной ему радостной иронией говорил: «Ich sagte ja, daji die ganze Geschichte zum Teufel gehen wird». [Ведь я же говорил, что все дело пойдет к черту (нем.) ] Пфуль был один из тех теоретиков, которые так любят свою теорию, что забывают цель теории – приложение ее к практике; он в любви к теории ненавидел всякую практику и знать ее не хотел. Он даже радовался неуспеху, потому что неуспех, происходивший от отступления в практике от теории, доказывал ему только справедливость его теории. Он сказал несколько слов с князем Андреем и Чернышевым о настоящей войне с выражением человека, который знает вперед, что все будет скверно и что даже не недоволен этим. Торчавшие на затылке непричесанные кисточки волос и торопливо прилизанные височки особенно красноречиво подтверждали это. Он прошел в другую комнату, и оттуда тотчас же послышались басистые и ворчливые звуки его голоса. Не успел князь Андрей проводить глазами Пфуля, как в комнату поспешно вошел граф Бенигсен и, кивнув головой Болконскому, не останавливаясь, прошел в кабинет, отдавая какие то приказания своему адъютанту. Государь ехал за ним, и Бенигсен поспешил вперед, чтобы приготовить кое что и успеть встретить государя. Чернышев и князь Андрей вышли на крыльцо. Государь с усталым видом слезал с лошади. Маркиз Паулучи что то говорил государю. Государь, склонив голову налево, с недовольным видом слушал Паулучи, говорившего с особенным жаром. Государь тронулся вперед, видимо, желая окончить разговор, но раскрасневшийся, взволнованный итальянец, забывая приличия, шел за ним, продолжая говорить: – Quant a celui qui a conseille ce camp, le camp de Drissa, [Что же касается того, кто присоветовал Дрисский лагерь,] – говорил Паулучи, в то время как государь, входя на ступеньки и заметив князя Андрея, вглядывался в незнакомое ему лицо. – Quant a celui. Sire, – продолжал Паулучи с отчаянностью, как будто не в силах удержаться, – qui a conseille le camp de Drissa, je ne vois pas d'autre alternative que la maison jaune ou le gibet. [Что же касается, государь, до того человека, который присоветовал лагерь при Дрисее, то для него, по моему мнению, есть только два места: желтый дом или виселица.] – Не дослушав и как будто не слыхав слов итальянца, государь, узнав Болконского, милостиво обратился к нему: – Очень рад тебя видеть, пройди туда, где они собрались, и подожди меня. – Государь прошел в кабинет. За ним прошел князь Петр Михайлович Волконский, барон Штейн, и за ними затворились двери. Князь Андрей, пользуясь разрешением государя, прошел с Паулучи, которого он знал еще в Турции, в гостиную, где собрался совет. Князь Петр Михайлович Волконский занимал должность как бы начальника штаба государя. Волконский вышел из кабинета и, принеся в гостиную карты и разложив их на столе, передал вопросы, на которые он желал слышать мнение собранных господ. Дело было в том, что в ночь было получено известие (впоследствии оказавшееся ложным) о движении французов в обход Дрисского лагеря. Первый начал говорить генерал Армфельд, неожиданно, во избежание представившегося затруднения, предложив совершенно новую, ничем (кроме как желанием показать, что он тоже может иметь мнение) не объяснимую позицию в стороне от Петербургской и Московской дорог, на которой, по его мнению, армия должна была, соединившись, ожидать неприятеля. Видно было, что этот план давно был составлен Армфельдом и что он теперь изложил его не столько с целью отвечать на предлагаемые вопросы, на которые план этот не отвечал, сколько с целью воспользоваться случаем высказать его. Это было одно из миллионов предположений, которые так же основательно, как и другие, можно было делать, не имея понятия о том, какой характер примет война. Некоторые оспаривали его мнение, некоторые защищали его. Молодой полковник Толь горячее других оспаривал мнение шведского генерала и во время спора достал из бокового кармана исписанную тетрадь, которую он попросил позволения прочесть. В пространно составленной записке Толь предлагал другой – совершенно противный и плану Армфельда и плану Пфуля – план кампании. Паулучи, возражая Толю, предложил план движения вперед и атаки, которая одна, по его словам, могла вывести нас из неизвестности и западни, как он называл Дрисский лагерь, в которой мы находились. Пфуль во время этих споров и его переводчик Вольцоген (его мост в придворном отношении) молчали. Пфуль только презрительно фыркал и отворачивался, показывая, что он никогда не унизится до возражения против того вздора, который он теперь слышит. Но когда князь Волконский, руководивший прениями, вызвал его на изложение своего мнения, он только сказал: Категории:
|