История Уэльса

История Уэльса

Хронология Доисторический период Римский период Раннее Средневековье Нормандская экспансия Позднее Средневековье Новое время Современный Уэльс События Завоевание Восстание Оуайна Глиндура Королевства Брихейниог • Гвент • Гвинед Гливисинг • Дехейбарт • Дивед Поуис (Вадог, Венвинвин) Сейсиллуг См. также Портал • Проект

История Уэльса начинается с прибытия первых людей в данный регион несколько тысяч лет назад. Примерно 230 000 лет назад на территории Уэльса уже обитали неандертальцы. 29 000 лет назад на территории страны начали появляться Homo sapiens. Однако постоянное пребывание современного человека в Уэльсе началось после ледникового периода примерно 9000 лет до н. э. В течение железного века в этом регионе, как и во всей Британии к югу от Ферт-оф-Форта, преобладали кельтские бритты и бриттский язык.

Древние римляне, начав завоевание Британии в 43 году н. э., воевали на территории современного северо-восточного Уэльса в 48 году н. э. против декеанглиев, и обрели полный контроль над регионом, нанеся поражение ордовикам в 79 году н. э. Римляне покинули Британию в V веке н. э., создав предпосылку для англосаксонского завоевания. После этого бриттский язык и культура начали разделяться, и образовалось несколько отдельных групп. Валлийцы были наибольшей из групп и в основном рассматриваются независимо от других продолживших существовать бритоноязычных народов после XI века.

В послеримский период на территории Уэльса возник ряд королевств. И хотя самый могущественный правитель признавался королём бриттов (позже — Принцем Уэльским), а некоторые правители расширяли свой контроль над другими землями Уэльса и западной Англии, никто не мог объединить Уэльс на длительное время. Междоусобные войны и давление со стороны англосаксонских, а затем и норманнских завоевателей ослабляло Уэльс, и валлийские королевства постепенно попадали под влияние Англии. В 1282 году, после смерти последнего независимого правителя Уэльса Лливелина ап Грифида, страна была покорена английским королём Эдуардом I. После этого титул Принца Уэльского стал присваиваться наследному принцу английского королевского дома. Валлийцы поднимали ряд восстаний и мятежей против английского владычества, самым крупным из которых было восстание Оуайна Глиндура в начале XV века. В XVI веке Генрих VIII своими законами способствовал полной интеграции Уэльса в систему управления королевством. В 1707 году Уэльс под управлением Англии вошёл в состав Королевства Великобритания, а позже, в 1801 году — в состав Соединённого королевства. Несмотря на давление со стороны англичан, валлийцы сумели сохранить свой язык и культуру. Валлийский перевод Библии, сделанный Уильямом Морганом, значительно укрепил позиции валлийского как литературного языка.

В XVIII веке началось так называемое методистское возрождение церкви, что привело к обособлению религиозной жизни Уэльса. В этом же веке началась индустриальная революция. В XIX веке в результате стремительного роста угольной промышленности и железной металлургии наблюдался подъём экономики и как следствие — значительный рост численности населения южного Уэльса. К XX веку эти индустрии пришли в упадок, в то время как национальное самосознание и национальное чувство среди валлийцев росло. Лейбористская партия сменила либеральную в 1940-х, а националистическая партия Уэльса начала приобретать силу в 1960-х.

Доисторический Уэльс

Самые ранние человеческие останки, найденные в современном Уэльсе, это челюстная кость неандертальца, которую обнаружили в палеолитическом раскопе Бонтневидда (Понтневидда) в долине реки Элви в Северном Уэльсе; её владелец жил примерно 230 000 лет назад в период раннего палеолита. Красная дама из Пэйвиленда, человеческий скелет, выкрашенный в красную охру, была обнаружена в 1823 году в одной из известняковых пещер Пэйвиленда на полуострове Гауэр, в Суонси. Вопреки названию, скелет принадлежит молодому мужчине, который жил около 33 000 лет назад в конце позднего палеолита. Это считается самым старым обрядовым захоронением в Западной Европе. Скелет был найден вместе с украшениями из слоновой кости и ракушек, а также черепом мамонта.

Примерно к 8000 до н. э. Уэльс приобрёл практически современные очертания и был заселён охотниками-собирателями периода мезолита. Наиболее ранние земледельческие общины датируются 4000 до н. э. и отмечают начало неолита. В этот период сооружалось множество могил, в особенности дольмены или кромлехи. Особенно примечательные примеры мегалитических могил включают Брин-Келли-Ди и Барклодиад-и-Гаурес на Англси, Пентре-Ифан в Пембрукшире и Тинкинсвуд в Вейл-оф-Гламорган.

Металлические инструменты впервые появились в Уэльсе примерно в 2500 году до н. э., первоначально это были изделия из меди, за которыми последовали бронзовые инструменты. Климат в течение раннего бронзового века (ок. 2500–1400 до н. э.) считается теплее, чем в настоящее время, так как существует много останков этого периода там, где сейчас холодное нагорье. Поздний Бронзовый век (ок. 1400–750 до н. э.) ознаменовался развитием более продвинутых бронзовых орудий. Большая часть меди для изготовления бронзы скорее всего поставлялась из медной шахты в Грэйт Орм, где доисторическое горное дело датируется в основном средним Бронзовым веком. Радиоуглеродный анализ показал, что самое раннее городище в местах, которые позднее станут Уэльсом, относится именно к этому периоду. Историк Джон Дэйвис предположил, что ухудшение климата после примерно 1250 до н. э. — понижение температуры и более сильные дожди — требовали защищённой земли.

Самым ранним железным орудием труда, найденным в Уэльсе, является меч из Ллин-Ваур, который датируется примерно 600 годом до н. э. Городища продолжали строиться в течение железного века Британии. Почти 600 поселений находятся в Уэльсе — более 20% тех, что были найдены в Британии; примером может служить Пен Динас возле Аберистуита. Особенно важная находка этого периода была сделана в 1943 году у Ллин-Керриг-Бах, когда землю подготавливали к строительству базы королевских военно-воздушных сил Великобритании. Тайник включал оружие, щиты, колесницы с их деталями и конским снаряжением, а также цепи рабов и инструменты. Многие были умышленно сломаны и вероятно были вотивными предметами.

До недавних пор доисторический период Уэльса изображался как серия следующих одна за другой миграций, но сейчас появилась тенденция подчёркивать постоянство населения. Считается, что основная часть коренного населения сформировалась примерно 4000 лет назад. Исследования генетической истории населения свидетельствуют о непрерывности генофонда в течение верхнего палеолита, мезолита и неолита. Считается, что бриттские языки, на которых говорили по всей Британии, сложились скорее из-за «кумулятивной кельтскости», а не благодаря миграциям.

Римский период

В 48 году н. э. римская армия достигает границ современного Уэльса. В это время здесь проживают народы, говорившие в основном на бриттских языках, а также на некоторых кельтских, благодаря чему впоследствии образовался валлийский язык. В I веке пять племен составляли этническое разнообразие страны. Декеанглы жили на северо-востоке, ордовики на северо-западе, деметы на юго-западе, силуры на юго-востоке и корновы в центральной части. Римское завоевание Уэльса завершается в 78 году н. э. Римское правление в Уэльсе было военной оккупацией, кроме южных прибрежных регионов Южного Уэльса, что восточнее Гауэра. Единственный город в Уэльсе, основанный римлянами, Каеруэнт, расположен на юге Уэльса. Каеруэнт и Кармартен (что также находится на юге Уэльса) станут римскими civitates. В течение оккупации регион, который позже станет Уэльсом, и его народ по большей части были неизвестной частью Римской Британии.

К 47 году н. э. Рим вторгся и завоевал все самые южные и юго-западные регионы Британии под предводительством первого римского наместника этой провинции. В 48 году н. э. его преемником как часть римского завоевания Британии была организована серия походов с целью завоевать Уэльс. Время от времени эти компании возобновлялись последующими наместниками, пока завоевание не было завершено в 78 году. Именно эти походы являются наиболее широко известной чертой Уэльса в римский период благодаря решительной, но неудачной защите их родины двумя местными племенами силуров и ордовиков.

На юго-западе Уэльса деметы быстро установили с римлянами мир, так как свидетельств войны с Римом в этом регионе не обнаружено. Родина деметов не была сильно застроена фортами и покрыта дорогами. Деметы — единственное валлийское племя, вышедшее из-под римского правления, сохранив свою землю и племенное название.

Уэльс был богатым источником полезных ископаемых, и римляне использовали свою технику для добычи большого количества золота, меди, свинца, а также небольшого количества других металлов, таких как цинк и серебро. Когда шахты переставали быть практичными и выгодными, они забрасывались. Развитие римской экономики было сконцентрировано в юго-восточной Британии, тогда как в Уэльсе важных предприятий не было. По большей степени это было обусловлено обстоятельствами, так как Уэльс не обладал нужными материалами в необходимой комбинации, и лесистая, гористая сельская местность не подлежала индустриализации.

383 год обозначает важное событие в истории Уэльса, которое было упомянуто в литературе и рассматривается как момент основания нескольких средневековых королевских династий. В этом году римский генерал Магн Максим при поддержке римских войск провозгласил себя императором. Он переправился в Галлию, забрав с собой большую часть гарнизона Севера и Запада Британии, чтобы затем свергнуть и убить императора Грациана. При этом в Британии на важнейшие посты он назначил представителей бриттской знати, а его собственные дети получили во владение различные валлийские княжества: на северо-запад Уэльса был приглашён править Кунеда, юг подчинялся сыну Магна — Анун Диноду, а центральными и восточными областями Уэльса правил Вортигерн.

Постримский Уэльс. Эпоха Святых: 411–700

Когда в 410 году римский гарнизон был отозван из Британии, различные британские земли стали независимыми. Свидетельство продолжения римского влияния после отбытия римских легионов предоставляет камень с надписью из Гуинета, датируемый поздним V веком или серединой VI века. Надпись поминает некого Кантиорикса, который был гражданином Гуинета и кузеном Магла, магистрата. На юго-западе было немало переселенцев из Ирландии, о чём свидетельствуют многочисленные надписи огамическим письмом. В Эпоху Святых (примерно 500–700 гг.) Уэльс был обращён в христианство, были основаны монашеские поселения по всей стране такими религиозными лидерами как Святой Давид, Ильтуд и Тейло.

Одной из причин римского ухода было давление на военные ресурсы империи вторжением варварских племён с востока. Эти племена, включая англов и саксов, которые позднее стали англичанами, не имели возможности вторгнуться в Уэльс. Однако они постепенно завоевали восточную и южную Британию. В битве при Честере, в 613 году, силы Поуиса и других британских королевств были разбиты нортумбрийцами под предводительством Этельфрита, а король Поуиса, Селив ап Кинан, был убит. Считается, что именно после этой битвы прервались связи между Уэльсом и Древним Севером — королевствами, располагавшимися на территориях современных южной Шотландии и Северной Англии, где также говорили на бриттских языках. Начиная с VIII века Уэльс был самой большой бриттской областью в Британии. Двумя другими были Древний Север и Корнуолл.

Уэльс был поделён на несколько королевств, наибольшими из которых были Гвинед на северо-западе и Поуис на востоке. Наиболее могущественным Гвинед был в VI и VII веках, во время правления таких королей как Майлгун ап Кадваллон и Кадваллон ап Кадван, который смог в альянсе с Пендой повести своих воинов до самой Нортумбрии в 633 году, убить местного правителя Эдвина и контролировать эту территорию один год. Когда Кадваллон был убит в битве Освальдом Нортумбрийским, его преемник также объединился с Пендой против Нортумбрии, но после этого Гвинед, как и другие валлийские королевства, в основном был занят обороной от набирающей силу Мерсии.

Уэльс в раннем Средневековье: 700–1066

Королевство Поуис, как самое восточное, испытало наибольшее давление со стороны Чешира, Шропшира и Херефордшира. Изначально оно занимало области, которые теперь принадлежат Англии, а его древнюю столицу, Пенгверн, различные источники идентифицируют как современный город Шрусбери или местность к северу от Басчерча. Постепенно Мерсия отвоевала эти области. Сооружение земляных валов, известных как Вал Оффы (в честь короля Мерсии VIII века, Оффы), скорее всего отмечало согласованную границу.

В этот период всей страной один человек правил редко. Этот факт часто поясняют системой наследования, которая бытовала в Уэльсе. Все сыновья, даже незаконнорождённые, получали равную часть имущества отца, что приводило к дроблению земель. Однако валлийские законы обязывали к такому делению страну в целом, и это не касалось королевств, в которых обычно король выбирал себе наследника, которым мог быть любой из сыновей. Часто разочарованные кандидаты готовились отстаивать свои интересы с оружием в руках.

Первым правителем значительной части Уэльса был Родри ап Мервин, первоначально король Гвинеда в IX веке, который затем распространил своё влияние на Поуис и Кередигион. После его смерти, королевство было разделено между его сыновьями. Внук Родри, Хивел ап Каделл, основал Дехейбарт, объединив небольшие королевства юго-запада, и расширив подконтрольные территории почти на весь Уэльс к 942 году н. э. Ему приписывают кодификацию валлийских законов, принятых на собрании в Уитленде. С тех пор валлийское право называют «законами Хивела». Хивел придерживался политики мира с англосаксами. После смерти Хивела в 949 году н. э., его сыновья смогли удержать под контролем Дехейбарт, но утратили Гвинед, в котором ко власти вернулась традиционная династия.

Между 950 и 1000 годами участились нападения викингов на Уэльс. «Хроника принцев» свидетельствует, что в 987 году Годфри Харальдсон захватил в Англси 2000 пленных, и королю Гвинеда, Маредиду ап Оуайну, пришлось выплатить значительную сумму денег, чтобы выкупить своих людей.

Грифид ап Лливелин смог объединить при своём правлении почти все валлийские королевства. Сначала он был королём Гвинеда, а к 1055 году он правил почти всем Уэльсом и аннексировал пограничные территории Англии. Однако в 1063 году он был побеждён Гарольдом II, после чего был убит своими же людьми. Его территории снова разделились на традиционные королевства.

Уэльс и нормандцы: 1067–1283

См. также: Нормандская экспансия в Уэльсе

Во времена нормандского завоевания Англии самым влиятельным правителем Уэльса был Бледин ап Кинвин, король Гвинеда и Поуиса. Сначала нормандцы захватили юг: в 1070 году Вильям Фиц-Осберн занял Гвент. К 1074 году войска графа Шрусбери разоряли Дехейбарт.

Убийство Бледина ап Кинвина в 1075 году привело к гражданской войне и дало нормандцам возможность захватить северные земли Уэльса. В 1081 году Грифид ап Кинан, который только отобрал трон Гвинеда у Трахайарна ап Карадога в битве при Минид-Карн, был приглашён на встречу с графами Честера и Шрусбери, где его схватили и взяли в плен. Таким образом, большая часть Гвинеда была захвачена нормандцами. На юге Вильгельм Завоеватель продвинулся до Диведа, строя замки и монетные дворы в Сент-Дейвидс и Кардиффе. Рис ап Теудур из Дехейбарта был убит в 1093 году в Брихейниоге, а его королевство захватили и разделили между собой нормандские лорды. Нормандское завоевание почти завершилось.

Однако, в 1094 году началось всеобщее восстание валлийцев, и они постепенно вернули себе утраченные земли. Грифид ап Кинан смог в итоге построить сильное королевство Гвинед. Его сын, Оуайн Гвинед, в союзе с Грифидом ап Рисом из Дехейбарта в 1136 году разгромил нормандцев в битве при Криг-Мауре и аннексировал Кередигион. В следующем году от отца Оуайн унаследовал трон Гвинеда и правил до своей смерти в 1170 году. Он смог воспользоваться отсутствием единства Англии, где за трон шла борьба между Стефаном Блуаским и императрицей Матильдой, и расширить границы Гвинеда ещё дальше на восток.

В королевстве Поуис также был сильный правитель — Мадог ап Маредид, но когда после его смерти скончался его наследник — Лливелин ап Мадог, Поуис разделился на две части и больше никогда не объединялся. На юге Грифид ап Рис был убит в 1137 году, но четверо его сыновей, которые поочерёдно правили Дехейбартом, в конце-концов смогли отвоевать у нормандцев большую часть королевства их деда. Самый младший из них, Рис ап Грифид, правил с 1155 по 1197 год. В 1171 году Рис встретился с Генрихом II, и они договорились, что Рис должен платить дань, но его право на завоёванные земли подтверждалось. При своём дворе в Кардигане Рис под Рождество 1176 года провёл фестиваль поэзии и песен, который считается первым документально засвидетельствованным Айстедводом. Смерть Оуайна Гвинеда привела к разделению королевства Гвинед между его сыновьями, при этом в течение некоторого времени Дехейбарт во время правление Риса был самым могущественным валлийским королевством.

Ссылки

• [www.rcahmw.gov.uk Royal Commission on the Ancient and Historical Monuments of Wales]
• [www.gtj.org.uk/ Gathering the Jewels, the website for Welsh cultural history]
• [www.bbc.co.uk/wales/history/ BBC History — Wales]
• [www.ngfl-cymru.org.uk/ Welsh History — National Grid for Learning]
• [www.infobritain.co.uk/Wales.htm Info Britain — Wales]
• [www.walesonline.co.uk/all-about/welsh-history Welsh History Month]

См. также

• Средневековый Уэльс

Отрывок, характеризующий История Уэльса

– А недалеко, – должно быть, за ручьем? – сказал он стоявшему подле него гусару.
Гусар только вздохнул, ничего не отвечая, и прокашлялся сердито. По линии гусар послышался топот ехавшего рысью конного, и из ночного тумана вдруг выросла, представляясь громадным слоном, фигура гусарского унтер офицера.
– Ваше благородие, генералы! – сказал унтер офицер, подъезжая к Ростову.
Ростов, продолжая оглядываться на огни и крики, поехал с унтер офицером навстречу нескольким верховым, ехавшим по линии. Один был на белой лошади. Князь Багратион с князем Долгоруковым и адъютантами выехали посмотреть на странное явление огней и криков в неприятельской армии. Ростов, подъехав к Багратиону, рапортовал ему и присоединился к адъютантам, прислушиваясь к тому, что говорили генералы.
– Поверьте, – говорил князь Долгоруков, обращаясь к Багратиону, – что это больше ничего как хитрость: он отступил и в арьергарде велел зажечь огни и шуметь, чтобы обмануть нас.
– Едва ли, – сказал Багратион, – с вечера я их видел на том бугре; коли ушли, так и оттуда снялись. Г. офицер, – обратился князь Багратион к Ростову, – стоят там еще его фланкёры?
– С вечера стояли, а теперь не могу знать, ваше сиятельство. Прикажите, я съезжу с гусарами, – сказал Ростов.
Багратион остановился и, не отвечая, в тумане старался разглядеть лицо Ростова.
– А что ж, посмотрите, – сказал он, помолчав немного.
– Слушаю с.
Ростов дал шпоры лошади, окликнул унтер офицера Федченку и еще двух гусар, приказал им ехать за собою и рысью поехал под гору по направлению к продолжавшимся крикам. Ростову и жутко и весело было ехать одному с тремя гусарами туда, в эту таинственную и опасную туманную даль, где никто не был прежде его. Багратион закричал ему с горы, чтобы он не ездил дальше ручья, но Ростов сделал вид, как будто не слыхал его слов, и, не останавливаясь, ехал дальше и дальше, беспрестанно обманываясь, принимая кусты за деревья и рытвины за людей и беспрестанно объясняя свои обманы. Спустившись рысью под гору, он уже не видал ни наших, ни неприятельских огней, но громче, яснее слышал крики французов. В лощине он увидал перед собой что то вроде реки, но когда он доехал до нее, он узнал проезженную дорогу. Выехав на дорогу, он придержал лошадь в нерешительности: ехать по ней, или пересечь ее и ехать по черному полю в гору. Ехать по светлевшей в тумане дороге было безопаснее, потому что скорее можно было рассмотреть людей. «Пошел за мной», проговорил он, пересек дорогу и стал подниматься галопом на гору, к тому месту, где с вечера стоял французский пикет.
– Ваше благородие, вот он! – проговорил сзади один из гусар.
И не успел еще Ростов разглядеть что то, вдруг зачерневшееся в тумане, как блеснул огонек, щелкнул выстрел, и пуля, как будто жалуясь на что то, зажужжала высоко в тумане и вылетела из слуха. Другое ружье не выстрелило, но блеснул огонек на полке. Ростов повернул лошадь и галопом поехал назад. Еще раздались в разных промежутках четыре выстрела, и на разные тоны запели пули где то в тумане. Ростов придержал лошадь, повеселевшую так же, как он, от выстрелов, и поехал шагом. «Ну ка еще, ну ка еще!» говорил в его душе какой то веселый голос. Но выстрелов больше не было.
Только подъезжая к Багратиону, Ростов опять пустил свою лошадь в галоп и, держа руку у козырька, подъехал к нему.
Долгоруков всё настаивал на своем мнении, что французы отступили и только для того, чтобы обмануть нас, разложили огни.
– Что же это доказывает? – говорил он в то время, как Ростов подъехал к ним. – Они могли отступить и оставить пикеты.
– Видно, еще не все ушли, князь, – сказал Багратион. – До завтрашнего утра, завтра всё узнаем.
– На горе пикет, ваше сиятельство, всё там же, где был с вечера, – доложил Ростов, нагибаясь вперед, держа руку у козырька и не в силах удержать улыбку веселья, вызванного в нем его поездкой и, главное, звуками пуль.
– Хорошо, хорошо, – сказал Багратион, – благодарю вас, г. офицер.
– Ваше сиятельство, – сказал Ростов, – позвольте вас просить.
– Что такое?
– Завтра эскадрон наш назначен в резервы; позвольте вас просить прикомандировать меня к 1 му эскадрону.
– Как фамилия?
– Граф Ростов.
– А, хорошо. Оставайся при мне ординарцем.
– Ильи Андреича сын? – сказал Долгоруков.
Но Ростов не отвечал ему.
– Так я буду надеяться, ваше сиятельство.
– Я прикажу.
«Завтра, очень может быть, пошлют с каким нибудь приказанием к государю, – подумал он. – Слава Богу».

Крики и огни в неприятельской армии происходили оттого, что в то время, как по войскам читали приказ Наполеона, сам император верхом объезжал свои бивуаки. Солдаты, увидав императора, зажигали пуки соломы и с криками: vive l'empereur! бежали за ним. Приказ Наполеона был следующий:
«Солдаты! Русская армия выходит против вас, чтобы отмстить за австрийскую, ульмскую армию. Это те же баталионы, которые вы разбили при Голлабрунне и которые вы с тех пор преследовали постоянно до этого места. Позиции, которые мы занимаем, – могущественны, и пока они будут итти, чтоб обойти меня справа, они выставят мне фланг! Солдаты! Я сам буду руководить вашими баталионами. Я буду держаться далеко от огня, если вы, с вашей обычной храбростью, внесете в ряды неприятельские беспорядок и смятение; но если победа будет хоть одну минуту сомнительна, вы увидите вашего императора, подвергающегося первым ударам неприятеля, потому что не может быть колебания в победе, особенно в тот день, в который идет речь о чести французской пехоты, которая так необходима для чести своей нации.
Под предлогом увода раненых не расстроивать ряда! Каждый да будет вполне проникнут мыслию, что надо победить этих наемников Англии, воодушевленных такою ненавистью против нашей нации. Эта победа окончит наш поход, и мы можем возвратиться на зимние квартиры, где застанут нас новые французские войска, которые формируются во Франции; и тогда мир, который я заключу, будет достоин моего народа, вас и меня.
Наполеон».


В 5 часов утра еще было совсем темно. Войска центра, резервов и правый фланг Багратиона стояли еще неподвижно; но на левом фланге колонны пехоты, кавалерии и артиллерии, долженствовавшие первые спуститься с высот, для того чтобы атаковать французский правый фланг и отбросить его, по диспозиции, в Богемские горы, уже зашевелились и начали подниматься с своих ночлегов. Дым от костров, в которые бросали всё лишнее, ел глаза. Было холодно и темно. Офицеры торопливо пили чай и завтракали, солдаты пережевывали сухари, отбивали ногами дробь, согреваясь, и стекались против огней, бросая в дрова остатки балаганов, стулья, столы, колеса, кадушки, всё лишнее, что нельзя было увезти с собою. Австрийские колонновожатые сновали между русскими войсками и служили предвестниками выступления. Как только показывался австрийский офицер около стоянки полкового командира, полк начинал шевелиться: солдаты сбегались от костров, прятали в голенища трубочки, мешочки в повозки, разбирали ружья и строились. Офицеры застегивались, надевали шпаги и ранцы и, покрикивая, обходили ряды; обозные и денщики запрягали, укладывали и увязывали повозки. Адъютанты, батальонные и полковые командиры садились верхами, крестились, отдавали последние приказания, наставления и поручения остающимся обозным, и звучал однообразный топот тысячей ног. Колонны двигались, не зная куда и не видя от окружавших людей, от дыма и от усиливающегося тумана ни той местности, из которой они выходили, ни той, в которую они вступали.
Солдат в движении так же окружен, ограничен и влеком своим полком, как моряк кораблем, на котором он находится. Как бы далеко он ни прошел, в какие бы странные, неведомые и опасные широты ни вступил он, вокруг него – как для моряка всегда и везде те же палубы, мачты, канаты своего корабля – всегда и везде те же товарищи, те же ряды, тот же фельдфебель Иван Митрич, та же ротная собака Жучка, то же начальство. Солдат редко желает знать те широты, в которых находится весь корабль его; но в день сражения, Бог знает как и откуда, в нравственном мире войска слышится одна для всех строгая нота, которая звучит приближением чего то решительного и торжественного и вызывает их на несвойственное им любопытство. Солдаты в дни сражений возбужденно стараются выйти из интересов своего полка, прислушиваются, приглядываются и жадно расспрашивают о том, что делается вокруг них.
Туман стал так силен, что, несмотря на то, что рассветало, не видно было в десяти шагах перед собою. Кусты казались громадными деревьями, ровные места – обрывами и скатами. Везде, со всех сторон, можно было столкнуться с невидимым в десяти шагах неприятелем. Но долго шли колонны всё в том же тумане, спускаясь и поднимаясь на горы, минуя сады и ограды, по новой, непонятной местности, нигде не сталкиваясь с неприятелем. Напротив того, то впереди, то сзади, со всех сторон, солдаты узнавали, что идут по тому же направлению наши русские колонны. Каждому солдату приятно становилось на душе оттого, что он знал, что туда же, куда он идет, то есть неизвестно куда, идет еще много, много наших.
– Ишь ты, и курские прошли, – говорили в рядах.
– Страсть, братец ты мой, что войски нашей собралось! Вечор посмотрел, как огни разложили, конца краю не видать. Москва, – одно слово!
Хотя никто из колонных начальников не подъезжал к рядам и не говорил с солдатами (колонные начальники, как мы видели на военном совете, были не в духе и недовольны предпринимаемым делом и потому только исполняли приказания и не заботились о том, чтобы повеселить солдат), несмотря на то, солдаты шли весело, как и всегда, идя в дело, в особенности в наступательное. Но, пройдя около часу всё в густом тумане, большая часть войска должна была остановиться, и по рядам пронеслось неприятное сознание совершающегося беспорядка и бестолковщины. Каким образом передается это сознание, – весьма трудно определить; но несомненно то, что оно передается необыкновенно верно и быстро разливается, незаметно и неудержимо, как вода по лощине. Ежели бы русское войско было одно, без союзников, то, может быть, еще прошло бы много времени, пока это сознание беспорядка сделалось бы общею уверенностью; но теперь, с особенным удовольствием и естественностью относя причину беспорядков к бестолковым немцам, все убедились в том, что происходит вредная путаница, которую наделали колбасники.
– Что стали то? Аль загородили? Или уж на француза наткнулись?
– Нет не слыхать. А то палить бы стал.
– То то торопили выступать, а выступили – стали без толку посереди поля, – всё немцы проклятые путают. Эки черти бестолковые!
– То то я бы их и пустил наперед. А то, небось, позади жмутся. Вот и стой теперь не емши.
– Да что, скоро ли там? Кавалерия, говорят, дорогу загородила, – говорил офицер.
– Эх, немцы проклятые, своей земли не знают, – говорил другой.
– Вы какой дивизии? – кричал, подъезжая, адъютант.
– Осьмнадцатой.
– Так зачем же вы здесь? вам давно бы впереди должно быть, теперь до вечера не пройдете.
– Вот распоряжения то дурацкие; сами не знают, что делают, – говорил офицер и отъезжал.
Потом проезжал генерал и сердито не по русски кричал что то.
– Тафа лафа, а что бормочет, ничего не разберешь, – говорил солдат, передразнивая отъехавшего генерала. – Расстрелял бы я их, подлецов!
– В девятом часу велено на месте быть, а мы и половины не прошли. Вот так распоряжения! – повторялось с разных сторон.
И чувство энергии, с которым выступали в дело войска, начало обращаться в досаду и злобу на бестолковые распоряжения и на немцев.
Причина путаницы заключалась в том, что во время движения австрийской кавалерии, шедшей на левом фланге, высшее начальство нашло, что наш центр слишком отдален от правого фланга, и всей кавалерии велено было перейти на правую сторону. Несколько тысяч кавалерии продвигалось перед пехотой, и пехота должна была ждать.
Впереди произошло столкновение между австрийским колонновожатым и русским генералом. Русский генерал кричал, требуя, чтобы остановлена была конница; австриец доказывал, что виноват был не он, а высшее начальство. Войска между тем стояли, скучая и падая духом. После часовой задержки войска двинулись, наконец, дальше и стали спускаться под гору. Туман, расходившийся на горе, только гуще расстилался в низах, куда спустились войска. Впереди, в тумане, раздался один, другой выстрел, сначала нескладно в разных промежутках: тратта… тат, и потом всё складнее и чаще, и завязалось дело над речкою Гольдбахом.
Не рассчитывая встретить внизу над речкою неприятеля и нечаянно в тумане наткнувшись на него, не слыша слова одушевления от высших начальников, с распространившимся по войскам сознанием, что было опоздано, и, главное, в густом тумане не видя ничего впереди и кругом себя, русские лениво и медленно перестреливались с неприятелем, подвигались вперед и опять останавливались, не получая во время приказаний от начальников и адъютантов, которые блудили по туману в незнакомой местности, не находя своих частей войск. Так началось дело для первой, второй и третьей колонны, которые спустились вниз. Четвертая колонна, при которой находился сам Кутузов, стояла на Праценских высотах.
В низах, где началось дело, был всё еще густой туман, наверху прояснело, но всё не видно было ничего из того, что происходило впереди. Были ли все силы неприятеля, как мы предполагали, за десять верст от нас или он был тут, в этой черте тумана, – никто не знал до девятого часа.
Было 9 часов утра. Туман сплошным морем расстилался по низу, но при деревне Шлапанице, на высоте, на которой стоял Наполеон, окруженный своими маршалами, было совершенно светло. Над ним было ясное, голубое небо, и огромный шар солнца, как огромный пустотелый багровый поплавок, колыхался на поверхности молочного моря тумана. Не только все французские войска, но сам Наполеон со штабом находился не по ту сторону ручьев и низов деревень Сокольниц и Шлапаниц, за которыми мы намеревались занять позицию и начать дело, но по сю сторону, так близко от наших войск, что Наполеон простым глазом мог в нашем войске отличать конного от пешего. Наполеон стоял несколько впереди своих маршалов на маленькой серой арабской лошади, в синей шинели, в той самой, в которой он делал итальянскую кампанию. Он молча вглядывался в холмы, которые как бы выступали из моря тумана, и по которым вдалеке двигались русские войска, и прислушивался к звукам стрельбы в лощине. В то время еще худое лицо его не шевелилось ни одним мускулом; блестящие глаза были неподвижно устремлены на одно место. Его предположения оказывались верными. Русские войска частью уже спустились в лощину к прудам и озерам, частью очищали те Праценские высоты, которые он намерен был атаковать и считал ключом позиции. Он видел среди тумана, как в углублении, составляемом двумя горами около деревни Прац, всё по одному направлению к лощинам двигались, блестя штыками, русские колонны и одна за другой скрывались в море тумана. По сведениям, полученным им с вечера, по звукам колес и шагов, слышанным ночью на аванпостах, по беспорядочности движения русских колонн, по всем предположениям он ясно видел, что союзники считали его далеко впереди себя, что колонны, двигавшиеся близ Працена, составляли центр русской армии, и что центр уже достаточно ослаблен для того, чтобы успешно атаковать его. Но он всё еще не начинал дела.
Нынче был для него торжественный день – годовщина его коронования. Перед утром он задремал на несколько часов и здоровый, веселый, свежий, в том счастливом расположении духа, в котором всё кажется возможным и всё удается, сел на лошадь и выехал в поле. Он стоял неподвижно, глядя на виднеющиеся из за тумана высоты, и на холодном лице его был тот особый оттенок самоуверенного, заслуженного счастья, который бывает на лице влюбленного и счастливого мальчика. Маршалы стояли позади его и не смели развлекать его внимание. Он смотрел то на Праценские высоты, то на выплывавшее из тумана солнце.
Когда солнце совершенно вышло из тумана и ослепляющим блеском брызнуло по полям и туману (как будто он только ждал этого для начала дела), он снял перчатку с красивой, белой руки, сделал ею знак маршалам и отдал приказание начинать дело. Маршалы, сопутствуемые адъютантами, поскакали в разные стороны, и через несколько минут быстро двинулись главные силы французской армии к тем Праценским высотам, которые всё более и более очищались русскими войсками, спускавшимися налево в лощину.


В 8 часов Кутузов выехал верхом к Працу, впереди 4 й Милорадовичевской колонны, той, которая должна была занять места колонн Пржебышевского и Ланжерона, спустившихся уже вниз. Он поздоровался с людьми переднего полка и отдал приказание к движению, показывая тем, что он сам намерен был вести эту колонну. Выехав к деревне Прац, он остановился. Князь Андрей, в числе огромного количества лиц, составлявших свиту главнокомандующего, стоял позади его. Князь Андрей чувствовал себя взволнованным, раздраженным и вместе с тем сдержанно спокойным, каким бывает человек при наступлении давно желанной минуты. Он твердо был уверен, что нынче был день его Тулона или его Аркольского моста. Как это случится, он не знал, но он твердо был уверен, что это будет. Местность и положение наших войск были ему известны, насколько они могли быть известны кому нибудь из нашей армии. Его собственный стратегический план, который, очевидно, теперь и думать нечего было привести в исполнение, был им забыт. Теперь, уже входя в план Вейротера, князь Андрей обдумывал могущие произойти случайности и делал новые соображения, такие, в которых могли бы потребоваться его быстрота соображения и решительность.
Налево внизу, в тумане, слышалась перестрелка между невидными войсками. Там, казалось князю Андрею, сосредоточится сражение, там встретится препятствие, и «туда то я буду послан, – думал он, – с бригадой или дивизией, и там то с знаменем в руке я пойду вперед и сломлю всё, что будет предо мной».
Князь Андрей не мог равнодушно смотреть на знамена проходивших батальонов. Глядя на знамя, ему всё думалось: может быть, это то самое знамя, с которым мне придется итти впереди войск.
Ночной туман к утру оставил на высотах только иней, переходивший в росу, в лощинах же туман расстилался еще молочно белым морем. Ничего не было видно в той лощине налево, куда спустились наши войска и откуда долетали звуки стрельбы. Над высотами было темное, ясное небо, и направо огромный шар солнца. Впереди, далеко, на том берегу туманного моря, виднелись выступающие лесистые холмы, на которых должна была быть неприятельская армия, и виднелось что то. Вправо вступала в область тумана гвардия, звучавшая топотом и колесами и изредка блестевшая штыками; налево, за деревней, такие же массы кавалерии подходили и скрывались в море тумана. Спереди и сзади двигалась пехота. Главнокомандующий стоял на выезде деревни, пропуская мимо себя войска. Кутузов в это утро казался изнуренным и раздражительным. Шедшая мимо его пехота остановилась без приказания, очевидно, потому, что впереди что нибудь задержало ее.
– Да скажите же, наконец, чтобы строились в батальонные колонны и шли в обход деревни, – сердито сказал Кутузов подъехавшему генералу. – Как же вы не поймете, ваше превосходительство, милостивый государь, что растянуться по этому дефилею улицы деревни нельзя, когда мы идем против неприятеля.
– Я предполагал построиться за деревней, ваше высокопревосходительство, – отвечал генерал.
Кутузов желчно засмеялся.
– Хороши вы будете, развертывая фронт в виду неприятеля, очень хороши.
– Неприятель еще далеко, ваше высокопревосходительство. По диспозиции…
– Диспозиция! – желчно вскрикнул Кутузов, – а это вам кто сказал?… Извольте делать, что вам приказывают.
– Слушаю с.
– Mon cher, – сказал шопотом князю Андрею Несвицкий, – le vieux est d'une humeur de chien. [Мой милый, наш старик сильно не в духе.]
К Кутузову подскакал австрийский офицер с зеленым плюмажем на шляпе, в белом мундире, и спросил от имени императора: выступила ли в дело четвертая колонна?
Кутузов, не отвечая ему, отвернулся, и взгляд его нечаянно попал на князя Андрея, стоявшего подле него. Увидав Болконского, Кутузов смягчил злое и едкое выражение взгляда, как бы сознавая, что его адъютант не был виноват в том, что делалось. И, не отвечая австрийскому адъютанту, он обратился к Болконскому:
– Allez voir, mon cher, si la troisieme division a depasse le village. Dites lui de s'arreter et d'attendre mes ordres. [Ступайте, мой милый, посмотрите, прошла ли через деревню третья дивизия. Велите ей остановиться и ждать моего приказа.]
Только что князь Андрей отъехал, он остановил его.
– Et demandez lui, si les tirailleurs sont postes, – прибавил он. – Ce qu'ils font, ce qu'ils font! [И спросите, размещены ли стрелки. – Что они делают, что они делают!] – проговорил он про себя, все не отвечая австрийцу.
Князь Андрей поскакал исполнять поручение.
Обогнав всё шедшие впереди батальоны, он остановил 3 ю дивизию и убедился, что, действительно, впереди наших колонн не было стрелковой цепи. Полковой командир бывшего впереди полка был очень удивлен переданным ему от главнокомандующего приказанием рассыпать стрелков. Полковой командир стоял тут в полной уверенности, что впереди его есть еще войска, и что неприятель не может быть ближе 10 ти верст. Действительно, впереди ничего не было видно, кроме пустынной местности, склоняющейся вперед и застланной густым туманом. Приказав от имени главнокомандующего исполнить упущенное, князь Андрей поскакал назад. Кутузов стоял всё на том же месте и, старчески опустившись на седле своим тучным телом, тяжело зевал, закрывши глаза. Войска уже не двигались, а стояли ружья к ноге.