История христианства в Центральной Азии

Христианство в Центральной Азии имеет длительную историю. Первые упоминания о среднеазиатском христианстве относятся к III веку. В Раннее Средневековье христианство несторианского толка становится одной из ведущих религий региона наряду с зороастризмом и буддизмом. Закат христианства начинается с арабским завоеванием, после которого христианское население перешло в ислам. Ко времени Высокого Средневековья относится миссионерская деятельность католической церкви в регионе. Возрождение христианства в Средней Азии относится к XIX веку и связано с покорением Средней Азии Россией.

Античность и Средние Века

Появление христианства в Центральной Азии

Христианство проникает в Среднюю Азию не позднее II века из Персии, его приносят как сирийцы, так и христиане, бежавшие из римской империи от гонений. В IV веке гонения персидского царя Шапура II, связанные с обращением императора Константина Великого к христианству, вызывают переселение части христиан на Восток.

Хорасан был первым регионом Средней Азии, в который пришли христиане. Бируни сообщает, что христиане появились в Мерве через 200 лет после рождения Христа, а в 334 г. упоминается христианский епископ в Мерве.

Владения Сассанидов

При Сасанидах епископат Селевкия-Ктесифон откалывается от западных церквей. Основывается независимый патриархат Селевкия-Ктесифон, который, в качестве противовеса официальному римскому христианству, начинает пользоваться поддержкой иранских царей. На Халкедонском соборе в 451 монофизитство окончательно осуждается, монофизиты оказываются в Римской империи вне закона. В результате они ищут убежища в Сасанидском Иране, как ранее их противники - сторонники Нестория.. Основным богослужебным языком в Персии и Средней Азии становится сирийский. Миссионерскую деятельность в основном ведёт Селевкийский партриархат, хотя в этом деле принимают некоторое участие яковиты и, в меньшей степени, православные сирийцы.

Мерв

Первым епископом Мерва значится Бар Шаба. Он, согласно собственной хронике, излечил от болезни Шираран, сестру царя Шапура, она обратилась в христианство и за это была сослана царём в Мерв. Там она начала миссионерскую деятельность, построила храм и призывает в Мерв Бар Шабу, который прибывает туда с другими священниками и необходимым инвентарем.

Достаточно долгое время в Мерве выпускали монеты с изображением креста на оборотной стороне.

Мервский некрополь

На городище Мерва найден христианский некрополь, функционировавший до VI века.

Хароба Кошук

В 50 км севернее Мерва была обнаружена церковь Хароба Кошук, предположительно использовавшаяся несторианами.

Овальный дом

На городище Гяур-кала в Мерве обнаружен так называемый «Овальный дом» — крупное сооружение, представляющее собой прямоугольный двор 16 на 20 метров, по периметру которого расположены одинаковые помещения шириной 2,5 метра. В центре двора находятся три построенных позже помещения. Посуда, найденная в «Овальном доме», относится к 5-6 векам н. э., в платформе здания найдена монета Бахрама IV (399—399 года н. э.) Кроме того, на раскопках были обнаружены различные предметы с христианской символикой. Ученые считают, что овальный дом служил мужским несторианским монастырем.

Бактрия

Появление христиан в Бактрии относятся к эпохе Кушанского царства. В 549 году христиане из государства Эфталитов отправляют посла ко двору Хосрова Ануширвана с просьбой назначить им епископа. В том же веке государство эфталитов уничтожают тюрки и Иран, в результате христианство получает определённое распространение среди тюрков.

Экспансия на Восток

Патриарху Йешуябу приписывается создание митрополий в Самарканде, Герате, Индии и Китае. О присутствии несториан в VII в. в Китае свидетельствует камень с китайско-сирийской надписью, датируемый 781 годом.

Согдиана

В Согде в раннее средневековье существовало крупное несторианское сообщество, на согдианском языке написано большое количество христианских документов из Турфана, на городище Пенджикента был найден остракон с фрагментом из сирийской Библии. О существовании христианского храма в Бухаре свидетельствует Наршахи.

В 796 году после основания Багдада калифом Аль-Мансуром, мелькиты Ктесифона во главе с католикосом были перемещены в Чач.

Многочисленные христианские оссуарии обнаружены на городище Афрасиаб, а на развалинах Пенджикента был обнаружен остракон с сирийским текстом псалмов.

В 1995 были обнаружены развалины христианской церкви в Ургуте в окрестностях Самарканда. По свидетельству Ибн-Хаукаля, там в X веке существовала христианская община:

В Савадаре есть христианская церковь, где они собираются. Я застал в них христиан, выходцев из Ирака. Они прибыли сюда из-за благоприятного географического положения и из-за здорового климата и уединенности. В нем есть места. где можно остановиться (вакуфы); там некоторые из них устраиваются на длительное пребывание.

Местность эта доминирует над большею частью Согда и носит название Вазкерд.

Марко Поло свидетельствовал, что якобы уже после монгольского завоевания в Самарканде была значительная христианская популяция:

Санмаркан — город большой, знатный; живут там христиане и сарацины, подданные племянника великого хана...

...не так давно кровный брат великого хана Жагатай обратился в христианство и владел и этою страною, и многими другими.

Христиане в Самарканде тому, что царь их стал христианином, очень радовались и выстроили большую церковь во имя Иоанна Крестителя, так её и назвали.

Семиречье

В Суябе, перевалочном пункте Великого Шелкового пути, основанном согдийскими купцами, тоже была обнаружена христианская церковь. Некоторые исследователи причисляют к христианским сооружениям крепость Таш-Рабат в Киргизии. Карлуки, появившиеся в VIII веке в Семиречье, возможно позже обратились в христианство.

Восточный Туркестан

В Турфанском оазисе в Булайыке существовала христианская община. В Безеклике обнаружены развалины христианского монастыря, в котором сохранилась обширная библиотека на сирийском, согдийском и уйгурском языках, тексты датируются IX—XII веками.

Христианская церковь с хорошо сохранившимися фресками обнаружена в Гаочане.

Обнаружено произведение «Поклонение волхвов» на уйгурском языке.

Монгольские племена

В 1007 г. христианство принял народ кереитов в Монголии. в XII в. была учреждена митрополия в Кашгаре, которой была подчинена также южная часть Семиречья. К XIII—XIV вв. относятся христианские кладбища с сирийскими надписями, открытые в 1886 г. в Семиречье (около Токмака и Пишпека) и в 1902 г. в Кульджинском крае; несторианские селения существовали в ΧIIΙ в. и в сев. части Семиречья. В начале XIII в. было много христиан среди кочевых найманов (в западной части Монголии) и оседлых уйгуров. Есть много свидетельств о христианстве хана Золотой Орды Сартака, побратима Александра Невского. Христианские кераиты, найманы и уйгуры имели значительное влияние при дворе Чингисхана и его преемников в Китае, Средней Азии и Персии; о быте несториан в Монголии подробно говорит путешественник Гийом де Рубрук (1253 г.).

Слухи о распространении христианства на дальнем Востоке вызвали в Европе представление, что нашествия с Востока, которым подвергался мусульманский мир в XII и XIII вв., были делом христиан; получила широкое распространение легенда «о священнике Иоанне», будто бы соединявшем в себе достоинства царя и первосвященника.

Католическое миссионерство и исчезновение несторианских церквей

В XIV в. с несторианством вступила в борьбу католическая пропаганда; возникли католические епархии в Пекине, Алмалыке (около современной Алма-Аты) и Самарканде; вследствие развития торговли в Среднюю Азию проникли христиане и других исповеданий; на берегу оз. Иссык-Куль был армянский монастырь, в котором показывали мощи св. апостола Матфея.

Успехи ислама и буддизма в XIV в. прекратили деятельность как несторианских, так и других христианских миссионеров. Кровавое гонение на христиан упоминается в 1338 г. (в Семиречье и Кульджинском крае), но оно продолжалось недолго; предание о насильственном истреблении остатков христианства Тимуром не подтверждается письменными источниками. Христианство исчезло постепенно, вследствие прекращения связей со странами христианской культуры, не оставив по себе никаких существенных следов, кроме алфавита сирийского происхождения, перешедшего от уйгуров к монголам и маньчжурам, и некоторых культурных слов.

См. также

• Пресвитер Иоанн
• Несторианство

Литература

• Зелинский Ф. Ф., Мелиоранский Б. М. Христианство // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• Никитин А. Б. [web.archive.org/web/20110815153106/kronk.narod.ru/library/nikitin-ab-1984.htm Христианство в Центральной Азии (древность и средневековье)]// Восточный Туркестан и Средняя Азия. История. Культура. Связи. М.: 1984. С. 121—137.
• Кычанов Е. И. [web.archive.org/web/20110815040910/kronk.narod.ru/library/kychanov-ei-1978.htm Сирийское несторианство в Китае и Центральной Азии.]// Палестинский сборник. Вып. 26 (89). Филология и история. Л.: 1978. С. 76-85.
• Hansen O. Ober die verschiedene Quellen der christlichen Literatur der Sogder. — AO. 30. 1966.
• Hansen O. Die buddhistische und christliche Literatur der Sogder. — Handbuch der Orientalistik. Bd 4. Abschn. 2. 1968.

Ссылки

• [www.iranicaonline.org/articles/christianity-iii Статья в Encyclopaedia Iranica]
• [articlekz.com/taxonomy/term/43 Этнодемографические процессы в Казахстане и сопредельных территориях]

Отрывок, характеризующий История христианства в Центральной Азии

– Нет, я не спала, – сказала княжна Марья, отрицательно покачав головой. Невольно подчиняясь отцу, она теперь так же, как он говорил, старалась говорить больше знаками и как будто тоже с трудом ворочая язык.
– Душенька… – или – дружок… – Княжна Марья не могла разобрать; но, наверное, по выражению его взгляда, сказано было нежное, ласкающее слово, которого он никогда не говорил. – Зачем не пришла?
«А я желала, желала его смерти! – думала княжна Марья. Он помолчал.
– Спасибо тебе… дочь, дружок… за все, за все… прости… спасибо… прости… спасибо!.. – И слезы текли из его глаз. – Позовите Андрюшу, – вдруг сказал он, и что то детски робкое и недоверчивое выразилось в его лице при этом спросе. Он как будто сам знал, что спрос его не имеет смысла. Так, по крайней мере, показалось княжне Марье.
– Я от него получила письмо, – отвечала княжна Марья.
Он с удивлением и робостью смотрел на нее.
– Где же он?
– Он в армии, mon pere, в Смоленске.
Он долго молчал, закрыв глаза; потом утвердительно, как бы в ответ на свои сомнения и в подтверждение того, что он теперь все понял и вспомнил, кивнул головой и открыл глаза.
– Да, – сказал он явственно и тихо. – Погибла Россия! Погубили! – И он опять зарыдал, и слезы потекли у него из глаз. Княжна Марья не могла более удерживаться и плакала тоже, глядя на его лицо.
Он опять закрыл глаза. Рыдания его прекратились. Он сделал знак рукой к глазам; и Тихон, поняв его, отер ему слезы.
Потом он открыл глаза и сказал что то, чего долго никто не мог понять и, наконец, понял и передал один Тихон. Княжна Марья отыскивала смысл его слов в том настроении, в котором он говорил за минуту перед этим. То она думала, что он говорит о России, то о князе Андрее, то о ней, о внуке, то о своей смерти. И от этого она не могла угадать его слов.
– Надень твое белое платье, я люблю его, – говорил он.
Поняв эти слова, княжна Марья зарыдала еще громче, и доктор, взяв ее под руку, вывел ее из комнаты на террасу, уговаривая ее успокоиться и заняться приготовлениями к отъезду. После того как княжна Марья вышла от князя, он опять заговорил о сыне, о войне, о государе, задергал сердито бровями, стал возвышать хриплый голос, и с ним сделался второй и последний удар.
Княжна Марья остановилась на террасе. День разгулялся, было солнечно и жарко. Она не могла ничего понимать, ни о чем думать и ничего чувствовать, кроме своей страстной любви к отцу, любви, которой, ей казалось, она не знала до этой минуты. Она выбежала в сад и, рыдая, побежала вниз к пруду по молодым, засаженным князем Андреем, липовым дорожкам.
– Да… я… я… я. Я желала его смерти. Да, я желала, чтобы скорее кончилось… Я хотела успокоиться… А что ж будет со мной? На что мне спокойствие, когда его не будет, – бормотала вслух княжна Марья, быстрыми шагами ходя по саду и руками давя грудь, из которой судорожно вырывались рыдания. Обойдя по саду круг, который привел ее опять к дому, она увидала идущих к ней навстречу m lle Bourienne (которая оставалась в Богучарове и не хотела оттуда уехать) и незнакомого мужчину. Это был предводитель уезда, сам приехавший к княжне с тем, чтобы представить ей всю необходимость скорого отъезда. Княжна Марья слушала и не понимала его; она ввела его в дом, предложила ему завтракать и села с ним. Потом, извинившись перед предводителем, она подошла к двери старого князя. Доктор с встревоженным лицом вышел к ней и сказал, что нельзя.
– Идите, княжна, идите, идите!
Княжна Марья пошла опять в сад и под горой у пруда, в том месте, где никто не мог видеть, села на траву. Она не знала, как долго она пробыла там. Чьи то бегущие женские шаги по дорожке заставили ее очнуться. Она поднялась и увидала, что Дуняша, ее горничная, очевидно, бежавшая за нею, вдруг, как бы испугавшись вида своей барышни, остановилась.
– Пожалуйте, княжна… князь… – сказала Дуняша сорвавшимся голосом.
– Сейчас, иду, иду, – поспешно заговорила княжна, не давая времени Дуняше договорить ей то, что она имела сказать, и, стараясь не видеть Дуняши, побежала к дому.
– Княжна, воля божья совершается, вы должны быть на все готовы, – сказал предводитель, встречая ее у входной двери.
– Оставьте меня. Это неправда! – злобно крикнула она на него. Доктор хотел остановить ее. Она оттолкнула его и подбежала к двери. «И к чему эти люди с испуганными лицами останавливают меня? Мне никого не нужно! И что они тут делают? – Она отворила дверь, и яркий дневной свет в этой прежде полутемной комнате ужаснул ее. В комнате были женщины и няня. Они все отстранились от кровати, давая ей дорогу. Он лежал все так же на кровати; но строгий вид его спокойного лица остановил княжну Марью на пороге комнаты.
«Нет, он не умер, это не может быть! – сказала себе княжна Марья, подошла к нему и, преодолевая ужас, охвативший ее, прижала к щеке его свои губы. Но она тотчас же отстранилась от него. Мгновенно вся сила нежности к нему, которую она чувствовала в себе, исчезла и заменилась чувством ужаса к тому, что было перед нею. «Нет, нет его больше! Его нет, а есть тут же, на том же месте, где был он, что то чуждое и враждебное, какая то страшная, ужасающая и отталкивающая тайна… – И, закрыв лицо руками, княжна Марья упала на руки доктора, поддержавшего ее.
В присутствии Тихона и доктора женщины обмыли то, что был он, повязали платком голову, чтобы не закостенел открытый рот, и связали другим платком расходившиеся ноги. Потом они одели в мундир с орденами и положили на стол маленькое ссохшееся тело. Бог знает, кто и когда позаботился об этом, но все сделалось как бы само собой. К ночи кругом гроба горели свечи, на гробу был покров, на полу был посыпан можжевельник, под мертвую ссохшуюся голову была положена печатная молитва, а в углу сидел дьячок, читая псалтырь.
Как лошади шарахаются, толпятся и фыркают над мертвой лошадью, так в гостиной вокруг гроба толпился народ чужой и свой – предводитель, и староста, и бабы, и все с остановившимися испуганными глазами, крестились и кланялись, и целовали холодную и закоченевшую руку старого князя.


Богучарово было всегда, до поселения в нем князя Андрея, заглазное именье, и мужики богучаровские имели совсем другой характер от лысогорских. Они отличались от них и говором, и одеждой, и нравами. Они назывались степными. Старый князь хвалил их за их сносливость в работе, когда они приезжали подсоблять уборке в Лысых Горах или копать пруды и канавы, но не любил их за их дикость.
Последнее пребывание в Богучарове князя Андрея, с его нововведениями – больницами, школами и облегчением оброка, – не смягчило их нравов, а, напротив, усилило в них те черты характера, которые старый князь называл дикостью. Между ними всегда ходили какие нибудь неясные толки, то о перечислении их всех в казаки, то о новой вере, в которую их обратят, то о царских листах каких то, то о присяге Павлу Петровичу в 1797 году (про которую говорили, что тогда еще воля выходила, да господа отняли), то об имеющем через семь лет воцариться Петре Феодоровиче, при котором все будет вольно и так будет просто, что ничего не будет. Слухи о войне в Бонапарте и его нашествии соединились для них с такими же неясными представлениями об антихристе, конце света и чистой воле.
В окрестности Богучарова были всё большие села, казенные и оброчные помещичьи. Живущих в этой местности помещиков было очень мало; очень мало было также дворовых и грамотных, и в жизни крестьян этой местности были заметнее и сильнее, чем в других, те таинственные струи народной русской жизни, причины и значение которых бывают необъяснимы для современников. Одно из таких явлений было проявившееся лет двадцать тому назад движение между крестьянами этой местности к переселению на какие то теплые реки. Сотни крестьян, в том числе и богучаровские, стали вдруг распродавать свой скот и уезжать с семействами куда то на юго восток. Как птицы летят куда то за моря, стремились эти люди с женами и детьми туда, на юго восток, где никто из них не был. Они поднимались караванами, поодиночке выкупались, бежали, и ехали, и шли туда, на теплые реки. Многие были наказаны, сосланы в Сибирь, многие с холода и голода умерли по дороге, многие вернулись сами, и движение затихло само собой так же, как оно и началось без очевидной причины. Но подводные струи не переставали течь в этом народе и собирались для какой то новой силы, имеющей проявиться так же странно, неожиданно и вместе с тем просто, естественно и сильно. Теперь, в 1812 м году, для человека, близко жившего с народом, заметно было, что эти подводные струи производили сильную работу и были близки к проявлению.
Алпатыч, приехав в Богучарово несколько времени перед кончиной старого князя, заметил, что между народом происходило волнение и что, противно тому, что происходило в полосе Лысых Гор на шестидесятиверстном радиусе, где все крестьяне уходили (предоставляя казакам разорять свои деревни), в полосе степной, в богучаровской, крестьяне, как слышно было, имели сношения с французами, получали какие то бумаги, ходившие между ними, и оставались на местах. Он знал через преданных ему дворовых людей, что ездивший на днях с казенной подводой мужик Карп, имевший большое влияние на мир, возвратился с известием, что казаки разоряют деревни, из которых выходят жители, но что французы их не трогают. Он знал, что другой мужик вчера привез даже из села Вислоухова – где стояли французы – бумагу от генерала французского, в которой жителям объявлялось, что им не будет сделано никакого вреда и за все, что у них возьмут, заплатят, если они останутся. В доказательство того мужик привез из Вислоухова сто рублей ассигнациями (он не знал, что они были фальшивые), выданные ему вперед за сено.
Наконец, важнее всего, Алпатыч знал, что в тот самый день, как он приказал старосте собрать подводы для вывоза обоза княжны из Богучарова, поутру была на деревне сходка, на которой положено было не вывозиться и ждать. А между тем время не терпело. Предводитель, в день смерти князя, 15 го августа, настаивал у княжны Марьи на том, чтобы она уехала в тот же день, так как становилось опасно. Он говорил, что после 16 го он не отвечает ни за что. В день же смерти князя он уехал вечером, но обещал приехать на похороны на другой день. Но на другой день он не мог приехать, так как, по полученным им самим известиям, французы неожиданно подвинулись, и он только успел увезти из своего имения свое семейство и все ценное.
Лет тридцать Богучаровым управлял староста Дрон, которого старый князь звал Дронушкой.
Дрон был один из тех крепких физически и нравственно мужиков, которые, как только войдут в года, обрастут бородой, так, не изменяясь, живут до шестидесяти – семидесяти лет, без одного седого волоса или недостатка зуба, такие же прямые и сильные в шестьдесят лет, как и в тридцать.
Дрон, вскоре после переселения на теплые реки, в котором он участвовал, как и другие, был сделан старостой бурмистром в Богучарове и с тех пор двадцать три года безупречно пробыл в этой должности. Мужики боялись его больше, чем барина. Господа, и старый князь, и молодой, и управляющий, уважали его и в шутку называли министром. Во все время своей службы Дрон нн разу не был ни пьян, ни болен; никогда, ни после бессонных ночей, ни после каких бы то ни было трудов, не выказывал ни малейшей усталости и, не зная грамоте, никогда не забывал ни одного счета денег и пудов муки по огромным обозам, которые он продавал, и ни одной копны ужи на хлеба на каждой десятине богучаровских полей.
Этого то Дрона Алпатыч, приехавший из разоренных Лысых Гор, призвал к себе в день похорон князя и приказал ему приготовить двенадцать лошадей под экипажи княжны и восемнадцать подвод под обоз, который должен был быть поднят из Богучарова. Хотя мужики и были оброчные, исполнение приказания этого не могло встретить затруднения, по мнению Алпатыча, так как в Богучарове было двести тридцать тягол и мужики были зажиточные. Но староста Дрон, выслушав приказание, молча опустил глаза. Алпатыч назвал ему мужиков, которых он знал и с которых он приказывал взять подводы.