Крымчакский язык

Крымчакский язык
Самоназвание:	Кърымчах тыльы
Страны:	Россия Россия/Украина Украина
Регионы:	Крым
Общее число говорящих:	несколько человек
Статус:	На грани исчезновения
Классификация
Категория:	Языки Евразии
Алтайские языки (спорно) Тюркская подветвь Кыпчакская группа Половецко-кыпчакская подгруппа
Письменность:	кириллица, латиница
Языковые коды
ISO 639-1:	—
ISO 639-2:	—
ISO 639-3:	jct
См. также: Проект:Лингвистика

Крымча́кский язы́к (кърымчах тыльы) — язык крымчаков, это один из говоров крымско- татарского языка, который относится к кыпчакско-половецкой подгруппе тюркских языков. В большинстве общих описаний тюркских языков крымчакский говор отсутствует. До революции 1917 года крымчаки в основе своей были двуязычны: языком общения у них был крымчакский (то есть тюркский) говор, а религиозные службы и личную переписку они вели на иврите. Тюркский говор крымчаков скорее можно назвать этнолектом. Сегодня большинство крымчаков уже не говорит по-крымчакски. Однако в последнее время наблюдается возрождение интереса к родному говору. Как и крымско-татарский язык, тюркский говор крымчаков носит смешанный кыпчакско-огузский характер. Крымчакский язык сохранил древнейшие архаичные черты, которые, несмотря на заметное влияние османского или огузского языка, разительно сближают его с карачаево-балкарским языком больше даже, чем с караимским. При этом, говоря об османском влиянии, необходимо отметить, что это влияние проявляется лишь в фонетике и некоторой лексике, но не в морфологии, что очень важно при отнесении крымчакского языка в одну группу с карачаево-балкарским и караимским языками. До конца XIX века крымчаки называли свой язык «чагатай». Отличительной чертой крымчакского этнолекта от всех тюркских языков, за исключением караимского, является наличие гебраизмов.

Особенности языка

Отличительные особенности наиболее явно выражены в фонетике: сильная редукция гласного переднего ряда «и», который в слабой позиции на письме обозначается буквой ы: быр «один», сыз «вы», кытийим «я иду отсюда», кыбык «как»; спирантизация къ в конце слова: бойдах «холостяк», къартлых «старость»; огузский начальный в: вер «дай», вар «есть, имеется», вар- «пойти»; огузская форма вспомогательного глагола ол‑ «быть»; переход начального т в ч: чыш «зуб», чӱш «сон», чӱшмек «падать»; некоторая депалатализация гласных ӧ, ӱ в первых слогах: ач копеклер «голодные собаки»; мен ишчы дугульым «я не рабочий».

В области морфологии совпадает со средним диалектом крымскотатарского языка.

Специфическая лексика: къысреге «правдивый», чешни «вкус», русфай «скверный», опранмах «страдать», мефе «польза», авода «служба», акибат «надежда», хора «всевышний, бог», зофра «желчь», д’иба «шелк», халт «глупость», арын «просто», могеджет «чудо», бехсун «грустный», эйран ол- «влюбляться», исфат «клятва» и т. п. Рукописные сборники, именуемые у караимов мэджума, у крымчаков называются джонк (ср. крымскотатарское джонк «альбом»).

Количество носителей

До Великой Отечественной войны в Крыму проживало около 6 000 крымчаков, для подавляющего большинства из которых родным языком был крымчакский. Во время немецкой оккупации 1941—1944 годов гитлеровцы физически уничтожили почти всех крымчаков. В живых осталось около 1 000 человек — мужчины, ушедшие на фронт, и немногочисленные семьи, успевшие эвакуироваться. На сегодняшний день крымчакский язык является родным только для трёх человек пожилого возраста. Один из них, Давид Реби, выпустил в 2004 году книгу с кратким описанием языка и крымчакско-русским словарём. Одна из последних носительниц живой крымчакской речи — Виктория Багинская (девичья фамилия — Гурджи) — умерла 7 января 2012 года в Краснодаре .

Письменность

Возникновение крымчакской письменности на основе арамейского алфавита связано, очевидно, с необходимостью перевода молитв с древнееврейского языка (памятник конца XV — начала XVI вв. «Ритуал Каффы»). В учебных пособиях по крымчакскому языку, изданных в 1930-е годы, использовался латинский алфавит:

A a	B ʙ	C c	Ç ç	D d	E e	F f	G g
H h	I i	J j	Ь ь	K k	Q q	Ƣ ƣ	L l
M m	N n	N̡ n̡	O o	Ɵ ɵ	P p	R r	S s
Ş ş	T t	U u	Y y	V v	Z z	Ƶ ƶ

После 1936 года книгоиздание на крымчакском языке было прекращено, и язык официально попал в разряд бесписьменных. При записи текстов на своём языке начиная с конца 1930-х года крымчаки пользовались русской кириллицей.

Современный крымчакский алфавит:

А а	Б б	В в	Г г	Гъ гъ	Д д	Е е	З з
И и	Й й	К к	Къ къ	Л л	М м	Н н	Нъ нъ
О о	Ӧ ӧ	П п	Р р	С с	Т т	У у	Ӱ ӱ
Ф ф	Х х	Ч ч	Чъ чъ	Ш ш	Ы ы	Ь ь	Э э

Обучение языку

В Инкубаторе Викимедиа есть пробный раздел Википедии на крымчакском языке

В начале XX века в Симферополе и Карасубазаре действовали две начальные школы с обучением на крымчакском языке. Первый букварь и учебник для начальных классов на крымчакском языке составил И. С. Кая. В 1989 году в Симферополе действовала воскресная школа, где слушатели разного возраста изучали крымчакский язык.

Примеры

Отрывок стихотворения А. Пушкина «Туча» на крымчакском языке в переводе В. Багинской-Гурджи:

Булут къап-къара, сэн нэге давранайсынъ?

Нэге ачылгъан кӧклерде долашайсынъ?

Нэге къарартайсынъ ярых кӱнлерны?

Нэге йыгълатайсынъ частлы аваны?..

Последняя туча рассеянной бури!

Одна ты несешься по ясной лазури,

Одна ты наводишь унылую тень,

Одна ты печалишь ликующий день…

Пословица на крымчакском языке. В. Багинской-Гурджи

Кымы су тапмаз ичмее, кымы копур тапмаз кечмее

Кто воды не найдет напиться, а кто моста не найдет — пройти

Литература

• Реби, Давид Ильич. «Крымчакский язык. Крымчакско-русский словарь.» Симферополь, 2004
• Kaja I.S. Qrьmcaq ʙalalarь icyn ana tilinde alefʙet ve oqu kitaʙь. Qrьm, 1928.

В Викисловаре список слов крымчакского языка содержится в категории «Крымчакский язык»

Отрывок, характеризующий Крымчакский язык

– Сейчас, княжна, сейчас, мой дружок. Это его сын? – сказала она, обращаясь к Николушке, который входил с Десалем. – Мы все поместимся, дом большой. О, какой прелестный мальчик!
Графиня ввела княжну в гостиную. Соня разговаривала с m lle Bourienne. Графиня ласкала мальчика. Старый граф вошел в комнату, приветствуя княжну. Старый граф чрезвычайно переменился с тех пор, как его последний раз видела княжна. Тогда он был бойкий, веселый, самоуверенный старичок, теперь он казался жалким, затерянным человеком. Он, говоря с княжной, беспрестанно оглядывался, как бы спрашивая у всех, то ли он делает, что надобно. После разорения Москвы и его имения, выбитый из привычной колеи, он, видимо, потерял сознание своего значения и чувствовал, что ему уже нет места в жизни.
Несмотря на то волнение, в котором она находилась, несмотря на одно желание поскорее увидать брата и на досаду за то, что в эту минуту, когда ей одного хочется – увидать его, – ее занимают и притворно хвалят ее племянника, княжна замечала все, что делалось вокруг нее, и чувствовала необходимость на время подчиниться этому новому порядку, в который она вступала. Она знала, что все это необходимо, и ей было это трудно, но она не досадовала на них.
– Это моя племянница, – сказал граф, представляя Соню, – вы не знаете ее, княжна?
Княжна повернулась к ней и, стараясь затушить поднявшееся в ее душе враждебное чувство к этой девушке, поцеловала ее. Но ей становилось тяжело оттого, что настроение всех окружающих было так далеко от того, что было в ее душе.
– Где он? – спросила она еще раз, обращаясь ко всем.
– Он внизу, Наташа с ним, – отвечала Соня, краснея. – Пошли узнать. Вы, я думаю, устали, княжна?
У княжны выступили на глаза слезы досады. Она отвернулась и хотела опять спросить у графини, где пройти к нему, как в дверях послышались легкие, стремительные, как будто веселые шаги. Княжна оглянулась и увидела почти вбегающую Наташу, ту Наташу, которая в то давнишнее свидание в Москве так не понравилась ей.
Но не успела княжна взглянуть на лицо этой Наташи, как она поняла, что это был ее искренний товарищ по горю, и потому ее друг. Она бросилась ей навстречу и, обняв ее, заплакала на ее плече.
Как только Наташа, сидевшая у изголовья князя Андрея, узнала о приезде княжны Марьи, она тихо вышла из его комнаты теми быстрыми, как показалось княжне Марье, как будто веселыми шагами и побежала к ней.
На взволнованном лице ее, когда она вбежала в комнату, было только одно выражение – выражение любви, беспредельной любви к нему, к ней, ко всему тому, что было близко любимому человеку, выраженье жалости, страданья за других и страстного желанья отдать себя всю для того, чтобы помочь им. Видно было, что в эту минуту ни одной мысли о себе, о своих отношениях к нему не было в душе Наташи.
Чуткая княжна Марья с первого взгляда на лицо Наташи поняла все это и с горестным наслаждением плакала на ее плече.
– Пойдемте, пойдемте к нему, Мари, – проговорила Наташа, отводя ее в другую комнату.
Княжна Марья подняла лицо, отерла глаза и обратилась к Наташе. Она чувствовала, что от нее она все поймет и узнает.
– Что… – начала она вопрос, но вдруг остановилась. Она почувствовала, что словами нельзя ни спросить, ни ответить. Лицо и глаза Наташи должны были сказать все яснее и глубже.
Наташа смотрела на нее, но, казалось, была в страхе и сомнении – сказать или не сказать все то, что она знала; она как будто почувствовала, что перед этими лучистыми глазами, проникавшими в самую глубь ее сердца, нельзя не сказать всю, всю истину, какою она ее видела. Губа Наташи вдруг дрогнула, уродливые морщины образовались вокруг ее рта, и она, зарыдав, закрыла лицо руками.
Княжна Марья поняла все.
Но она все таки надеялась и спросила словами, в которые она не верила:
– Но как его рана? Вообще в каком он положении?
– Вы, вы… увидите, – только могла сказать Наташа.
Они посидели несколько времени внизу подле его комнаты, с тем чтобы перестать плакать и войти к нему с спокойными лицами.
– Как шла вся болезнь? Давно ли ему стало хуже? Когда это случилось? – спрашивала княжна Марья.
Наташа рассказывала, что первое время была опасность от горячечного состояния и от страданий, но в Троице это прошло, и доктор боялся одного – антонова огня. Но и эта опасность миновалась. Когда приехали в Ярославль, рана стала гноиться (Наташа знала все, что касалось нагноения и т. п.), и доктор говорил, что нагноение может пойти правильно. Сделалась лихорадка. Доктор говорил, что лихорадка эта не так опасна.
– Но два дня тому назад, – начала Наташа, – вдруг это сделалось… – Она удержала рыданья. – Я не знаю отчего, но вы увидите, какой он стал.
– Ослабел? похудел?.. – спрашивала княжна.
– Нет, не то, но хуже. Вы увидите. Ах, Мари, Мари, он слишком хорош, он не может, не может жить… потому что…


Когда Наташа привычным движением отворила его дверь, пропуская вперед себя княжну, княжна Марья чувствовала уже в горле своем готовые рыданья. Сколько она ни готовилась, ни старалась успокоиться, она знала, что не в силах будет без слез увидать его.
Княжна Марья понимала то, что разумела Наташа словами: сним случилось это два дня тому назад. Она понимала, что это означало то, что он вдруг смягчился, и что смягчение, умиление эти были признаками смерти. Она, подходя к двери, уже видела в воображении своем то лицо Андрюши, которое она знала с детства, нежное, кроткое, умиленное, которое так редко бывало у него и потому так сильно всегда на нее действовало. Она знала, что он скажет ей тихие, нежные слова, как те, которые сказал ей отец перед смертью, и что она не вынесет этого и разрыдается над ним. Но, рано ли, поздно ли, это должно было быть, и она вошла в комнату. Рыдания все ближе и ближе подступали ей к горлу, в то время как она своими близорукими глазами яснее и яснее различала его форму и отыскивала его черты, и вот она увидала его лицо и встретилась с ним взглядом.
Он лежал на диване, обложенный подушками, в меховом беличьем халате. Он был худ и бледен. Одна худая, прозрачно белая рука его держала платок, другою он, тихими движениями пальцев, трогал тонкие отросшие усы. Глаза его смотрели на входивших.
Увидав его лицо и встретившись с ним взглядом, княжна Марья вдруг умерила быстроту своего шага и почувствовала, что слезы вдруг пересохли и рыдания остановились. Уловив выражение его лица и взгляда, она вдруг оробела и почувствовала себя виноватой.
«Да в чем же я виновата?» – спросила она себя. «В том, что живешь и думаешь о живом, а я!..» – отвечал его холодный, строгий взгляд.
В глубоком, не из себя, но в себя смотревшем взгляде была почти враждебность, когда он медленно оглянул сестру и Наташу.
Он поцеловался с сестрой рука в руку, по их привычке.
– Здравствуй, Мари, как это ты добралась? – сказал он голосом таким же ровным и чуждым, каким был его взгляд. Ежели бы он завизжал отчаянным криком, то этот крик менее бы ужаснул княжну Марью, чем звук этого голоса.
– И Николушку привезла? – сказал он также ровно и медленно и с очевидным усилием воспоминанья.
– Как твое здоровье теперь? – говорила княжна Марья, сама удивляясь тому, что она говорила.
– Это, мой друг, у доктора спрашивать надо, – сказал он, и, видимо сделав еще усилие, чтобы быть ласковым, он сказал одним ртом (видно было, что он вовсе не думал того, что говорил): – Merci, chere amie, d'etre venue. [Спасибо, милый друг, что приехала.]
Княжна Марья пожала его руку. Он чуть заметно поморщился от пожатия ее руки. Он молчал, и она не знала, что говорить. Она поняла то, что случилось с ним за два дня. В словах, в тоне его, в особенности во взгляде этом – холодном, почти враждебном взгляде – чувствовалась страшная для живого человека отчужденность от всего мирского. Он, видимо, с трудом понимал теперь все живое; но вместе с тем чувствовалось, что он не понимал живого не потому, чтобы он был лишен силы понимания, но потому, что он понимал что то другое, такое, чего не понимали и не могли понять живые и что поглощало его всего.
– Да, вот как странно судьба свела нас! – сказал он, прерывая молчание и указывая на Наташу. – Она все ходит за мной.
Княжна Марья слушала и не понимала того, что он говорил. Он, чуткий, нежный князь Андрей, как мог он говорить это при той, которую он любил и которая его любила! Ежели бы он думал жить, то не таким холодно оскорбительным тоном он сказал бы это. Ежели бы он не знал, что умрет, то как же ему не жалко было ее, как он мог при ней говорить это! Одно объяснение только могло быть этому, это то, что ему было все равно, и все равно оттого, что что то другое, важнейшее, было открыто ему.
Разговор был холодный, несвязный и прерывался беспрестанно.
– Мари проехала через Рязань, – сказала Наташа. Князь Андрей не заметил, что она называла его сестру Мари. А Наташа, при нем назвав ее так, в первый раз сама это заметила.