Еврейско-итальянские диалекты

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Еврейско-итальянские диалекты
Самоназвание:

ג'יודו-איטאליאנו giudeo-italiano, איטלקית italkiθ

Страны:

Италия, Греция

Регионы:

Рим, Ливорно, Корфу

Общее число говорящих:

4000

Статус:

вымирающий

Классификация
Категория:

Языки Евразии

Индоевропейская семья

Романская группа
Итало-романская подгруппа
Письменность:

еврейский алфавит

Языковые коды
ISO 639-1:

ISO 639-2:

ISO 639-3:

itk

См. также: Проект:Лингвистика

Еврейско-итальянские диалекты (итальки) — диалекты итальянского языка, на которых традиционно говорят итальянские евреи. В настоящее время несколько тысяч носителей еврейско-итальянского проживает в Риме, Ливорно и на Корфу. Число носителей — 4000 человек, для 200 из них он является родным.





Термин «еврейско-итальянский»

Термин «еврейско-итальянский» — научного происхождения и появился сравнительно недавно. На английском языке этот термин был впервые использован Лазаро Беллели в 1904 году, в его статье «[www.jewishencyclopedia.com/articles/8950-judaeo-greek-and-judaeo-italian/ Еврейско-Греческий и Еврейско-Итальянский]» Еврейской энциклопедии (том 7, 310—313), описывающей языки евреев Корфу. По-итальянски Джузеппе Каммео писал о gergo giudaico-italiano («еврейско-итальянском жаргоне») в своей статье Studi dialettali (Vessillo Israelitico 57, 1909), термин впервые появляется на стр. 169. В том же году Умберто Кассуто использовал термин giudeo-italiano в следующем высказывании:

На самом деле, в то время как о существование еврейско-немецкого диалекта всем известно, почти никто за пределами Альп не подозревает, что у итальянских евреев есть, или по крайней мере был, если не полноценный диалект, то как минимум ряд особенностей речи. Правда, на практике его значение ограничено — его ежедневно используют несколько тысяч человек; это почти ничто по сравнению с еврейско-немецким, на котором говорят миллионы людей, часто не знающих другого языка, и который имеет свою собственную литературу, свою журналистику, собственный театр, и, таким образом, является практически реальным языком… Это почти ничто, если хотите, даже по сравнению с другими еврейскими диалектами, например с еврейско-испанским, который более или менее используется в литературе; всё это верно, но с лингвистической точки зрения, еврейско-немецкий стоит на равных позициях с еврейско-итальянским, назовём его так, поскольку для лингвистики различные формы человеческой речи важны сами по себе, а не количеством носителей или художественными формами. Более того, существенным различием между еврейско-немецким и еврейско-итальянским, имеющим важное значение и с научной точки зрения, является то, что в то время как первый так сильно отличается от немецкого, что образует независимый диалект, то последний не имеет существенных отличий от итальянского языка или отдельных диалектов разных провинций Италии. Было естественно, что еврейско-итальянский жаргон исчезнет в короткое время.

Умберто Кассуто, «Parlata ebraica». Vessillo Israelitico 57 (1909): 255-256

Другие термины

  • Исторически сложилось, что итальянские евреи называют свои наречия La’az (לעז), что на иврите означает «иностранный язык» (по сути, «не-еврейский язык»). Итальянский иудейский обряд иногда называют minhag ха-lo’azim, и лингвисты используют термин lo’ez для обозначения романских заимствований в идише. Это может быть связано с германским словом wälsch (буквально «чужой»), обозначающим романские народы и языки (как и «валлийский», «валлонский» и «валашский»): итальянские (и сефардские) свитки Торы известны под названием «Velsh» или «Veilish».
  • В 1587 году Давид де Поми использовал слово «italiano» применительно к итальянским глоссам в своём трехъязычном словаре. В названии написанной на иврите в 1609 году венецианской Агады использовано слово «italiano», обозначающее язык, на который Леоне да Модена перевёл Агаду (u-fitrono bi-leshon iṭalyano ופתרונו בלשון איטליאנו).
  • Другие исторические названия — «Latino» и «Volgare»; в средние века они оба часто обозначали итальянский язык в целом.
  • Слово «ghettaiolo» часто обозначало местные диалекты итальянских евреев, после того как те были переселены в гетто.
  • Ещё одно название — giudeesco (возможно, от еврейско-флорентийского iodiesco; <*IUDÆĬSCU[M], или от ассимиляции звуков /a’e/ * giudaesco; <*IUDAĬSCU[M]).
  • Неологизм italkian был придуман в 1942 году Соломоном Бирнбаумом (см. список литературы); он создал это слово из прилагательного современного иврита ית-/אטלקי italki(t) «итальянский», происходящего от средневекового ивритского слова איטלקי (<ITALICU[M]), «итальянский», «римский».

Диалекты

Еврейско-итальянские диалекты:

Характеристика

Все эти диалекты примечательны сочетанием еврейских глаголов с итальянским спряжением (например, אכלר akhlare — «есть»; גנביר gannaviare — «красть»; דברר dabberare — «говорить», לכטיר lekhtire — «ходить»). Похожим способом образованы некоторые абстрактные существительные, такие как טובזה tovezza — «добро».

Также распространенными являются лексические заимствования из иврита (особенно повседневные слова), идиша и ладино.

Баджитто, диалект Ливорно, особенно богат заимствованиями из еврейско-испанского и еврейско-португальского.

Умберто Кассуто утверждал, что большинство еврейско-итальянских диалектов произошли от южных диалектов итальянского, так как после изгнания евреев из Неаполитанского королевства общее направление еврейской миграции в Италии сместилось к северу.

Некоторые учёные считают, что из еврейско-итальянских диалектов происходят некоторые слова в идише. Так, в еврейско-итальянском «синагога» звучит как scola, в отличие от «школы» (scuola). Слово «школа» использовалось для обозначения синагоги ещё в Римской империи. Разграничение этих двух слов в еврейско-итальянском находит отражение в идише, где shul/shil означает синагогу, а shule — школу. Другой пример — iente, происходящее от еврейско-итальянского yientile; то, в свою очередь, происходит от итальянского gentile («благородный»).

Напишите отзыв о статье "Еврейско-итальянские диалекты"

Примечания

Литература

  • Birnbaum, Solomon. «Jewish Languages», in Essays in Honour of the Very Rev. Dr. J. H. Hertz, Chief Rabbi of the United Hebrew Congregations of the British Empire, on the Occasion of His Seventieth Birthday, September 25, 1942 (5703). Ed. I. Epstein, E. Levine, C. Roth. London, E. Goldston, [1944]. 51-67 (63, 67).
  • Cassuto, Umberto. «Parlata ebraica». Vessillo Israelitico 57 (1909): 254—260.
  • Ferretti Cuomo, Luisa. «Italchiano versus giudeo-italiano versus 0 (zero), una questione metodologica», in Italia: studi e ricerche sulla storia, la cultura e la letteratura degli Ebrei d’Italia 3.1-2 (1982): 7-32.
  • Fortis, Umberto. La parlata degli ebrei di Venezia e le parlate giudeo-italiane. La Giuntina, 2006. ISBN 88-8057-243-1.
  • Fortis, Umberto and Zolli, Paolo, La parlata giudeo-veneziana: Assisi/Rome 1979 ISBN 88-85027-07-5
  • Gold, David L. «The Glottonym Italkian», in Italia: studi e ricerche sulla storia, la cultura e la letteratura degli Ebrei d’Italia 2.1-2 (1980): 98-102.
  • Mayer Modena, Maria Luisa, «Le parlate giudeo-italiane», in Storia d’Italia. Gli ebrei in Italia, a cura di Corrado Vivanti, vol. II, Dall’emancipazione a oggi, Einaudi, Torino 1997, pp. 939—963.
  • Merzagora, Giovanna Massariello, Giudeo-Italiano Profilo dei dialetti italiani 23: Pisa 1977
  • Pomi, David de, 1525-ca. 1593. Tsemaḥ David. Dittionario novo hebraico, molto copioso, dechiarato in tre lingue. Venetijs: Apud Ioannem de Gara, 1587.

Ссылки

  • [www.orbilat.com/Languages/Italkian/Italkian.html Judeo-Italian: Description of Medieval Koine]
  • [www.jewishencyclopedia.com/view.jsp?artid=588&letter=J Judæo-Greek and Judæo-Italian]
  • [www.rosettaproject.org/archive/indo-european/europe/itk/?searchterm=Judeo-Italian Judæo-Italian at the Rosetta project]
  • [www.ethnologue.com/show_language.asp?code=itk Ethnologue report for Judeo-Italian]
  • [www.orbilat.com/Languages/Italkian/Italkian-La_Ienti_de_Sion.html La Ienti de Sion in Italia]

Отрывок, характеризующий Еврейско-итальянские диалекты

Старшая, Вера, была хороша, была неглупа, училась прекрасно, была хорошо воспитана, голос у нее был приятный, то, что она сказала, было справедливо и уместно; но, странное дело, все, и гостья и графиня, оглянулись на нее, как будто удивились, зачем она это сказала, и почувствовали неловкость.
– Всегда с старшими детьми мудрят, хотят сделать что нибудь необыкновенное, – сказала гостья.
– Что греха таить, ma chere! Графинюшка мудрила с Верой, – сказал граф. – Ну, да что ж! всё таки славная вышла, – прибавил он, одобрительно подмигивая Вере.
Гостьи встали и уехали, обещаясь приехать к обеду.
– Что за манера! Уж сидели, сидели! – сказала графиня, проводя гостей.


Когда Наташа вышла из гостиной и побежала, она добежала только до цветочной. В этой комнате она остановилась, прислушиваясь к говору в гостиной и ожидая выхода Бориса. Она уже начинала приходить в нетерпение и, топнув ножкой, сбиралась было заплакать оттого, что он не сейчас шел, когда заслышались не тихие, не быстрые, приличные шаги молодого человека.
Наташа быстро бросилась между кадок цветов и спряталась.
Борис остановился посереди комнаты, оглянулся, смахнул рукой соринки с рукава мундира и подошел к зеркалу, рассматривая свое красивое лицо. Наташа, притихнув, выглядывала из своей засады, ожидая, что он будет делать. Он постоял несколько времени перед зеркалом, улыбнулся и пошел к выходной двери. Наташа хотела его окликнуть, но потом раздумала. «Пускай ищет», сказала она себе. Только что Борис вышел, как из другой двери вышла раскрасневшаяся Соня, сквозь слезы что то злобно шепчущая. Наташа удержалась от своего первого движения выбежать к ней и осталась в своей засаде, как под шапкой невидимкой, высматривая, что делалось на свете. Она испытывала особое новое наслаждение. Соня шептала что то и оглядывалась на дверь гостиной. Из двери вышел Николай.
– Соня! Что с тобой? Можно ли это? – сказал Николай, подбегая к ней.
– Ничего, ничего, оставьте меня! – Соня зарыдала.
– Нет, я знаю что.
– Ну знаете, и прекрасно, и подите к ней.
– Соооня! Одно слово! Можно ли так мучить меня и себя из за фантазии? – говорил Николай, взяв ее за руку.
Соня не вырывала у него руки и перестала плакать.
Наташа, не шевелясь и не дыша, блестящими главами смотрела из своей засады. «Что теперь будет»? думала она.
– Соня! Мне весь мир не нужен! Ты одна для меня всё, – говорил Николай. – Я докажу тебе.
– Я не люблю, когда ты так говоришь.
– Ну не буду, ну прости, Соня! – Он притянул ее к себе и поцеловал.
«Ах, как хорошо!» подумала Наташа, и когда Соня с Николаем вышли из комнаты, она пошла за ними и вызвала к себе Бориса.
– Борис, подите сюда, – сказала она с значительным и хитрым видом. – Мне нужно сказать вам одну вещь. Сюда, сюда, – сказала она и привела его в цветочную на то место между кадок, где она была спрятана. Борис, улыбаясь, шел за нею.
– Какая же это одна вещь ? – спросил он.
Она смутилась, оглянулась вокруг себя и, увидев брошенную на кадке свою куклу, взяла ее в руки.
– Поцелуйте куклу, – сказала она.
Борис внимательным, ласковым взглядом смотрел в ее оживленное лицо и ничего не отвечал.
– Не хотите? Ну, так подите сюда, – сказала она и глубже ушла в цветы и бросила куклу. – Ближе, ближе! – шептала она. Она поймала руками офицера за обшлага, и в покрасневшем лице ее видны были торжественность и страх.
– А меня хотите поцеловать? – прошептала она чуть слышно, исподлобья глядя на него, улыбаясь и чуть не плача от волненья.
Борис покраснел.
– Какая вы смешная! – проговорил он, нагибаясь к ней, еще более краснея, но ничего не предпринимая и выжидая.
Она вдруг вскочила на кадку, так что стала выше его, обняла его обеими руками, так что тонкие голые ручки согнулись выше его шеи и, откинув движением головы волосы назад, поцеловала его в самые губы.
Она проскользнула между горшками на другую сторону цветов и, опустив голову, остановилась.
– Наташа, – сказал он, – вы знаете, что я люблю вас, но…
– Вы влюблены в меня? – перебила его Наташа.
– Да, влюблен, но, пожалуйста, не будем делать того, что сейчас… Еще четыре года… Тогда я буду просить вашей руки.
Наташа подумала.
– Тринадцать, четырнадцать, пятнадцать, шестнадцать… – сказала она, считая по тоненьким пальчикам. – Хорошо! Так кончено?
И улыбка радости и успокоения осветила ее оживленное лицо.
– Кончено! – сказал Борис.
– Навсегда? – сказала девочка. – До самой смерти?
И, взяв его под руку, она с счастливым лицом тихо пошла с ним рядом в диванную.


Графиня так устала от визитов, что не велела принимать больше никого, и швейцару приказано было только звать непременно кушать всех, кто будет еще приезжать с поздравлениями. Графине хотелось с глазу на глаз поговорить с другом своего детства, княгиней Анной Михайловной, которую она не видала хорошенько с ее приезда из Петербурга. Анна Михайловна, с своим исплаканным и приятным лицом, подвинулась ближе к креслу графини.
– С тобой я буду совершенно откровенна, – сказала Анна Михайловна. – Уж мало нас осталось, старых друзей! От этого я так и дорожу твоею дружбой.
Анна Михайловна посмотрела на Веру и остановилась. Графиня пожала руку своему другу.
– Вера, – сказала графиня, обращаясь к старшей дочери, очевидно, нелюбимой. – Как у вас ни на что понятия нет? Разве ты не чувствуешь, что ты здесь лишняя? Поди к сестрам, или…
Красивая Вера презрительно улыбнулась, видимо не чувствуя ни малейшего оскорбления.
– Ежели бы вы мне сказали давно, маменька, я бы тотчас ушла, – сказала она, и пошла в свою комнату.
Но, проходя мимо диванной, она заметила, что в ней у двух окошек симметрично сидели две пары. Она остановилась и презрительно улыбнулась. Соня сидела близко подле Николая, который переписывал ей стихи, в первый раз сочиненные им. Борис с Наташей сидели у другого окна и замолчали, когда вошла Вера. Соня и Наташа с виноватыми и счастливыми лицами взглянули на Веру.
Весело и трогательно было смотреть на этих влюбленных девочек, но вид их, очевидно, не возбуждал в Вере приятного чувства.
– Сколько раз я вас просила, – сказала она, – не брать моих вещей, у вас есть своя комната.
Она взяла от Николая чернильницу.
– Сейчас, сейчас, – сказал он, мокая перо.
– Вы всё умеете делать не во время, – сказала Вера. – То прибежали в гостиную, так что всем совестно сделалось за вас.
Несмотря на то, или именно потому, что сказанное ею было совершенно справедливо, никто ей не отвечал, и все четверо только переглядывались между собой. Она медлила в комнате с чернильницей в руке.
– И какие могут быть в ваши года секреты между Наташей и Борисом и между вами, – всё одни глупости!
– Ну, что тебе за дело, Вера? – тихеньким голоском, заступнически проговорила Наташа.
Она, видимо, была ко всем еще более, чем всегда, в этот день добра и ласкова.
– Очень глупо, – сказала Вера, – мне совестно за вас. Что за секреты?…
– У каждого свои секреты. Мы тебя с Бергом не трогаем, – сказала Наташа разгорячаясь.
– Я думаю, не трогаете, – сказала Вера, – потому что в моих поступках никогда ничего не может быть дурного. А вот я маменьке скажу, как ты с Борисом обходишься.
– Наталья Ильинишна очень хорошо со мной обходится, – сказал Борис. – Я не могу жаловаться, – сказал он.
– Оставьте, Борис, вы такой дипломат (слово дипломат было в большом ходу у детей в том особом значении, какое они придавали этому слову); даже скучно, – сказала Наташа оскорбленным, дрожащим голосом. – За что она ко мне пристает? Ты этого никогда не поймешь, – сказала она, обращаясь к Вере, – потому что ты никогда никого не любила; у тебя сердца нет, ты только madame de Genlis [мадам Жанлис] (это прозвище, считавшееся очень обидным, было дано Вере Николаем), и твое первое удовольствие – делать неприятности другим. Ты кокетничай с Бергом, сколько хочешь, – проговорила она скоро.
– Да уж я верно не стану перед гостями бегать за молодым человеком…
– Ну, добилась своего, – вмешался Николай, – наговорила всем неприятностей, расстроила всех. Пойдемте в детскую.
Все четверо, как спугнутая стая птиц, поднялись и пошли из комнаты.
– Мне наговорили неприятностей, а я никому ничего, – сказала Вера.
– Madame de Genlis! Madame de Genlis! – проговорили смеющиеся голоса из за двери.
Красивая Вера, производившая на всех такое раздражающее, неприятное действие, улыбнулась и видимо не затронутая тем, что ей было сказано, подошла к зеркалу и оправила шарф и прическу. Глядя на свое красивое лицо, она стала, повидимому, еще холоднее и спокойнее.

В гостиной продолжался разговор.
– Ah! chere, – говорила графиня, – и в моей жизни tout n'est pas rose. Разве я не вижу, что du train, que nous allons, [не всё розы. – при нашем образе жизни,] нашего состояния нам не надолго! И всё это клуб, и его доброта. В деревне мы живем, разве мы отдыхаем? Театры, охоты и Бог знает что. Да что обо мне говорить! Ну, как же ты это всё устроила? Я часто на тебя удивляюсь, Annette, как это ты, в свои годы, скачешь в повозке одна, в Москву, в Петербург, ко всем министрам, ко всей знати, со всеми умеешь обойтись, удивляюсь! Ну, как же это устроилось? Вот я ничего этого не умею.