Балканская латынь

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Балканская латынь (дако-романский язык) — один из региональных вариантов народной латыни, развившийся в северной части Балканского полуострова в III—VI веках н.э. Ядром формирования балканской латыни стали романизованные провинции Дакия и Мёзия, отчасти также Древняя Македония. Несмотря на многочисленные споры о месте этногенеза румынского народа, носители балканской латыни, по-видимому, сохранялись по обоим берегам Дуная, в том числе и в Римской Дакии (ныне Трансильвания), которую римская администрация покинула в 271 году. О сохранении романоязычного населения в Карпатах свидетельствует найденный «Бьертанский дар» IV века н. э. с надписью на латыни. Также одним из самых ранних письменных свидетельств сохранения латыни на Балканах стала знаменитая фраза, греческая «τόρνα, τόρνα, φράτρε», кириллица «Торна, торна, фратре» или латиница «Torna, torna fratre» (букв. перевод.: «Поворачивай, поворачивай, брат»), зафиксированная греческими военными хронистами в 587 году. Балканская латынь легла в основу современных восточно-романских языков. Но некоторые её черты были утрачены в ходе контактов носителей с иноязычными народами, в первую очередь со славянами.

Характеристика

Балканская латынь во многом обнаруживала те же тенденции, что и другие народно-латинские варианты (замена количественных различий гласных качественными, общие лексические сдвиги и др.). Особенностью дако-балканской латыни, однако, является сохранение различий между латинской долгой o (ō) и краткой у (ŭ). Также балканская латынь имела сильный автохтонный субстрат гето-дако-иллирийского происхождения. Субстратом объясняется переход латинского интервокального л > р (caelum > чер), наличие ряда автохтонных лексем (мош, чоарэ, копак, брэд, копил и др.). Но всё же до конца V века балканская латынь, в том числе и регионы к северу от Дуная, сохраняли лингвистические контакты с западно-романским ареалом и другими балкано-романскими ареалами.

Кроме балканской латыни Дакии и Мёзии, латинская речь которых обычно и подразумевается, когда употребляется данный термин, необходимо также упомянуть балканскую латынь адриатического побережья, носители которой не донесли её до наших дней, подвергшись славянизации.

Северная часть ареала адриатической латыни со временем эволюционировала в далматинский язык (весьма архаичный и своеобразный), который исчез в XIX веке. Южная же постепенно растворилась среди носителей албанского языка, оставив в нём значительные следы.

Помимо этого, в бывшей римской провинции Паннония, в районе озера Балатон (совр. Венгрия), до пришествия славян сохранялась так называемая Кестельская культура романизованного населения, и, по-видимому, имел распространение панноно-романский язык.

Эволюция

После массового переселения славян на Балканский полуостров в VI—VIII веках н. э., балканская латынь утрачивает связь с западно-романским ареалом. Языки-мосты, связывашие её с Италией, при этом быстро исчезают (далматинский, панноно-романский и др.) в ходе славянизации. Восточно-романский ареал со всех сторон оказывается окружён носителями славянских языков (болгары, сербы, тиверцы, словаки, русины, моравы). Латинская письменность утрачивается, на смену ей приходят кириллица и церковнославянский язык, сопровождающий православные обряды валахов. Асимметричное славяно-романское двуязычие VII-XI веков приводит к качественно новым сдвигам в балканской латыни (развитие палатализации, йотизации, массовых лексических заимствований и др.). Наступает новый этап её развития: проторумынский язык. При этом многие историки-латинисты, особенно последователи так называемой Трансильванской школы, не делают различий между балканской латынью и проторумынским языком, игнорируя таким образом немалый вклад славянских языков в развитие румынского.

См. также

• Валашский язык
• Линия Иречека

Литература

• «Южнодунайские диалекты румынского языка». Дипломная работа студентки филологического факультета. Московский Государственный Университет им. М. В. Ломоносова. — 1995

Отрывок, характеризующий Балканская латынь

– Ты как здесь? – спросил он.
– Ваше… ваше сиятельство, – проговорил Алпатыч и зарыдал… – Ваше, ваше… или уж пропали мы? Отец…
– Как ты здесь? – повторил князь Андрей.
Пламя ярко вспыхнуло в эту минуту и осветило Алпатычу бледное и изнуренное лицо его молодого барина. Алпатыч рассказал, как он был послан и как насилу мог уехать.
– Что же, ваше сиятельство, или мы пропали? – спросил он опять.
Князь Андрей, не отвечая, достал записную книжку и, приподняв колено, стал писать карандашом на вырванном листе. Он писал сестре:
«Смоленск сдают, – писал он, – Лысые Горы будут заняты неприятелем через неделю. Уезжайте сейчас в Москву. Отвечай мне тотчас, когда вы выедете, прислав нарочного в Усвяж».
Написав и передав листок Алпатычу, он на словах передал ему, как распорядиться отъездом князя, княжны и сына с учителем и как и куда ответить ему тотчас же. Еще не успел он окончить эти приказания, как верховой штабный начальник, сопутствуемый свитой, подскакал к нему.
– Вы полковник? – кричал штабный начальник, с немецким акцентом, знакомым князю Андрею голосом. – В вашем присутствии зажигают дома, а вы стоите? Что это значит такое? Вы ответите, – кричал Берг, который был теперь помощником начальника штаба левого фланга пехотных войск первой армии, – место весьма приятное и на виду, как говорил Берг.
Князь Андрей посмотрел на него и, не отвечая, продолжал, обращаясь к Алпатычу:
– Так скажи, что до десятого числа жду ответа, а ежели десятого не получу известия, что все уехали, я сам должен буду все бросить и ехать в Лысые Горы.
– Я, князь, только потому говорю, – сказал Берг, узнав князя Андрея, – что я должен исполнять приказания, потому что я всегда точно исполняю… Вы меня, пожалуйста, извините, – в чем то оправдывался Берг.
Что то затрещало в огне. Огонь притих на мгновенье; черные клубы дыма повалили из под крыши. Еще страшно затрещало что то в огне, и завалилось что то огромное.
– Урруру! – вторя завалившемуся потолку амбара, из которого несло запахом лепешек от сгоревшего хлеба, заревела толпа. Пламя вспыхнуло и осветило оживленно радостные и измученные лица людей, стоявших вокруг пожара.
Человек во фризовой шинели, подняв кверху руку, кричал:
– Важно! пошла драть! Ребята, важно!..
– Это сам хозяин, – послышались голоса.
– Так, так, – сказал князь Андрей, обращаясь к Алпатычу, – все передай, как я тебе говорил. – И, ни слова не отвечая Бергу, замолкшему подле него, тронул лошадь и поехал в переулок.


От Смоленска войска продолжали отступать. Неприятель шел вслед за ними. 10 го августа полк, которым командовал князь Андрей, проходил по большой дороге, мимо проспекта, ведущего в Лысые Горы. Жара и засуха стояли более трех недель. Каждый день по небу ходили курчавые облака, изредка заслоняя солнце; но к вечеру опять расчищало, и солнце садилось в буровато красную мглу. Только сильная роса ночью освежала землю. Остававшиеся на корню хлеба сгорали и высыпались. Болота пересохли. Скотина ревела от голода, не находя корма по сожженным солнцем лугам. Только по ночам и в лесах пока еще держалась роса, была прохлада. Но по дороге, по большой дороге, по которой шли войска, даже и ночью, даже и по лесам, не было этой прохлады. Роса не заметна была на песочной пыли дороги, встолченной больше чем на четверть аршина. Как только рассветало, начиналось движение. Обозы, артиллерия беззвучно шли по ступицу, а пехота по щиколку в мягкой, душной, не остывшей за ночь, жаркой пыли. Одна часть этой песочной пыли месилась ногами и колесами, другая поднималась и стояла облаком над войском, влипая в глаза, в волоса, в уши, в ноздри и, главное, в легкие людям и животным, двигавшимся по этой дороге. Чем выше поднималось солнце, тем выше поднималось облако пыли, и сквозь эту тонкую, жаркую пыль на солнце, не закрытое облаками, можно было смотреть простым глазом. Солнце представлялось большим багровым шаром. Ветра не было, и люди задыхались в этой неподвижной атмосфере. Люди шли, обвязавши носы и рты платками. Приходя к деревне, все бросалось к колодцам. Дрались за воду и выпивали ее до грязи.
Князь Андрей командовал полком, и устройство полка, благосостояние его людей, необходимость получения и отдачи приказаний занимали его. Пожар Смоленска и оставление его были эпохой для князя Андрея. Новое чувство озлобления против врага заставляло его забывать свое горе. Он весь был предан делам своего полка, он был заботлив о своих людях и офицерах и ласков с ними. В полку его называли наш князь, им гордились и его любили. Но добр и кроток он был только с своими полковыми, с Тимохиным и т. п., с людьми совершенно новыми и в чужой среде, с людьми, которые не могли знать и понимать его прошедшего; но как только он сталкивался с кем нибудь из своих прежних, из штабных, он тотчас опять ощетинивался; делался злобен, насмешлив и презрителен. Все, что связывало его воспоминание с прошедшим, отталкивало его, и потому он старался в отношениях этого прежнего мира только не быть несправедливым и исполнять свой долг.