Мегленорумынский язык

Мегленорумынский язык
Самоназвание:	vlășéște
Страны:	Греция, Македония, Румыния, Турция
Регионы:	горы Кожуф, Пайкон, долина Меглен
Общее число говорящих:	около 5 000 человек
Статус:	исчезающий
Классификация
Категория:	Языки Евразии
Индоевропейская семья романская группа балкано-романская подгруппа
Письменность:	бесписьменный
Языковые коды
ISO 639-1:	—
ISO 639-2:	roa
ISO 639-3:	ruq
См. также: Проект:Лингвистика

Мегленорумы́нский язы́к (также меглени́тский язы́к, мегленовла́шский язы́к, мегле́нский язы́к; самоназвание: vlășéște «(говорить) по-влашски») — язык мегленорумын, распространённый в приграничных районах южной Македонии и северной Греции. Относится к восточно-романской подгруппе романской группы индоевропейской языковой семьи. Наиболее близок к арумынскому языку. Часть лингвистов рассматривают мегленорумынский как самостоятельный язык, часть — относит его к диалектам румынского языка. Является исчезающим языком. Общее число говорящих — около 5000 человек.

Мегленорумынский язык сформировался на основе романских говоров влахов, заселивших территорию своего нынешнего проживания в XII—XIII веках. Исследования мегленорумынского языка начались на рубеже XIX—XX веков, впервые мегленорумынский был изучен немецким лингвистом Г. Вейгандом (он является автором термина «менленорумынский язык»). Выделяют македонские говоры, центральные говоры с обособленным, близким к македонским, говор Лундзини, а также противопоставленный остальным мегленорумынским, сближающийся с арумынским языком, говор Цэрнареки.

Язык бесписьменный, используется ограниченно в основном в устном общении.

О названии

Термин «мегленорумынский язык», а также этноним «мегленорумыны» ввёл первый исследователь этого языка Г. Вейганд (по названию области Меглен). Сами мегленорумыны называют себя влахами (vla, vlaʊ̯, множественное число vlaș), а свой язык обозначают при помощи наречия vlășéște «(говорить) по-влашски». Другие названия их языка: мегленский, мегленитский, мегленовлашский. По-румынски: limba meglenită, meglenoromână, по-немецки: Meglenitisch, Meglenorumänisch.

Лингвогеография

Ареал и численность

На мегленорумынском языке говорят жители нескольких сёл, расположенных в долине Меглен (верховья реки Мо́гленица) и в горных массивах Кожуф и Пайко по обе стороны границы между Грецией и Македонией. Бо́льшая часть языкового ареала лежит по греческую стороны границы и входит в состав двух димов административной области Центральная Македония (по действующему с 2011 года административному делению Греции). На территории дима Меглен находятся мегленорумынские сёла Нонти (греч. Νότια), Лундзинь (греч. Λαγκαδιά), Бирислав (греч. Περίκλεα), Ошинь (греч. Αρχάγγελος); на территории дима Пеония — сёла Люмница (греч. Σκρα), Купа (греч. Κούπα) и Цэрнарека (греч. Κάρπη). В македонской части ареала (община Гевгелия на юго-востоке Республики Македония) находится почти обезлюдевшее мегленорумынское село Хума (бо́льшая часть проживавших в нём носителей мегленорумынского языка в 1950-х годах переселилась в город Гевгелия).

Возможно, мегленорумынский язык сохраняется и среди иммигрантов, переселившихся из Греции и Македонии в течение XX века в Турцию, Узбекистан (город Ташкент), а также в Румынию и другие страны Европы.

До Второй мировой войны мегленорумын насчитывалось около 15 тысяч человек. Позднее их численность сократилась: по одним оценкам, до 4—5 тысяч, по другим — до 9—10 тысяч. При этом мегленорумынский практически не усваивают дети.

Социолингвистические сведения и статус

Мегленорумынский язык (нередко обозначаемый термином «язык/диалект») представляет собой совокупность восточнороманских говоров с разной степенью диалектных различий между ними, распространённую среди жителей селений долины Меглен. Мегленорумынские говоры не имеют наддиалектной формы, их носители характеризуются слабым этническми самосознанием, они часто относят себя либо к грекам, либо к македонцам в зависимости от страны проживания, свой язык мегленорумыны называют влашским (в то же время влашским они называют и язык арумынов), некоторые носители мегленорумынского считают свой язык диалектом греческого языка. У мегленорумын отсутствуют культурные организации. Мегленорумынский язык является бесписьменным языком, соответственно, он не имеет литературной нормы и не преподаётся в учебных заведениях. Данный язык используется исключительно в устном бытовом общении. У мегленорумын существует сравнительно развитая фольклорная традиция. Все носители мегленорумынского языка двуязычны: в Македонии они владеют как мегленорумынским, так и македонским языками, в Греции — мегленорумынским и греческим.

В балканороманской языковой подгруппе мегленорумынский идиом объединяется вместе с арумынским и истрорумынским языками в южнодунайскую языковую ветвь, противопоставляемую севернодунайской ветви, в которую входит румынский язык.

Статус мегленорумынского идиома и его генетические связи в рамках балканороманской языковой подгруппы определяются по-разному:

• мегленорумынский язык рассматривается как один из поддиалектов дакорумынского диалекта (включающего весь балканороманский ареал к северу от Дуная) в составе румынского языка; первым высказал подобный взгляд О. Дянсушяну, он полагал, что мегленорумынский идиом имеет севернодунайское происхождение — предки мегленорумын переселились в их современный ареал с севера;
• мегленорумынский язык представляет собой архаичную стадию дакорумынского; данная точка зрения была высказана П. Атанасовым на основе грамматических и лексических схождений дакорумынского и мегленорумынского языков;
• мегленорумынский язык — один из четырёх диалектов румынского языка наряду с истрорумынским, арумынским и дакорумынским;
• мегленорумынский язык вместе с арумынским как восточные языки/диалекты балканороманской подгруппы противопоставляются западным языкам/диалектам — истророманскому и дакороманскому (согласно гипотезе С. Пушкариу);
• мегленорумынский язык является поддиалектом южного диалекта румынского языка, куда входит также и арумынский язык (по мнению Т. Капидана и Г. Ивэнеску);
• мегленорумынский язык — одна из разновидностей арумынского языка;
• мегленорумынский язык — идиом, возникший в результате смешения говоров дакорумынского и арумынского типов.

Диалекты

Для мегленорумынского языка характерно наличие территориальных диалектов (говоров и групп говоров), так как мегленорумыны в отличие от арумын ведут оседлый образ жизни. Не отмечается у мегленорумын и широко распространённого среди арумын варьирования языковых форм в речи одного и того же носителя языка.

В мегленорумынском языке выделяют следующие говоры и группы говоров:

• северные говоры, распространённые на территории государства Македония;
• центральные говоры (в Греции) — говоры сёл Люмница, Купа, Ошини, Бирислава и несколько обособленный от них, близкий к мегленским говорам Македонии, говор села Лундзини;
• говор села Цэрнареки, противопоставленный всем остальным мегленорумынским, сближающийся с говорами арумынского языка.

Миграции мегленорумын в XX веке (и, отчасти, в XXI веке) привели к ощутимым изменениям в диалектном членении мегленорумынского языка.

Письменность

Собственная письменность у мегленорумынов отсутствует. В научных публикациях мегленорумынский записывается латинским алфавитом с добавлением ряда букв: ę (ɛ), ǫ (ɔ), ă или ĕ (ə), ț (t͡s), ḑ (d͡z), č (t͡ʃ), ğ (d͡ʒ), ń (ɲ), ľ (ʎ), k’ (c), g’ (ɟ), h’ (ç).

История

В современный ареал проживания предки мегленорумын пришли в XII—XIII веках. После первой мировой войны через территорию распространения мегленорумынского языка прошла греко-югославская граница. После греко-турецкой войны мегленорумыны-мусульмане из села Нонти были перемещены в Турцию. В 1930-е годы 340 семей мегленорумын переселились в Румынию, преимущественно в Добруджу. Во время гражданской войны в Греции часть мегленорумын отселилась в социалистические страны: СССР, ЧССР, Польшу, Венгрию, Румынию и Югославию. Многие из них позже вернулись на родину. Начиная с 1950-х годов идёт отток населения в греческие и македонские города, а также эмиграция в страны Западной Европы.

Лингвистическая характеристика

Фонетика и фонология

Система гласных мегленорумынского языка:

Подъём\ряд	Передний	Средний	Задний
Верхний	i		u
Средне-верхний	e	ə	o
Средне-нижний	ɛ		ɔ
Нижний		a

В ударном слоге гласные могут удлиняться.

Система согласных мегленорумынского языка:

Способ артикуляции ↓	Губно-губные	Губно-зубные	Зубные	Альв.	Палат.	Заднеяз.
Взрывные	p b		t d		c ɟ	k g
Носовые	m		n		ɲ
Дрожащие			r
Аффрикаты			t͡s d͡z	t͡ʃ d͡ʒ
Фрикативные		f v	s z	ʃ ʒ		(x)
Скользящие аппроксиманты	w				j
Боковые			l		ʎ

Звук x встречается только в македонских и греческих заимствованиях. Кроме того, в грецизмах могут встречаться звуки β, ð и ɣ. Фонемы d͡z и d͡ʒ присутствуют только в говоре села Цэрнарека, в остальных говорах они упростились в z и ʒ соответственно.

Ударение — динамическое и свободное.

Морфология

Имя существительное

Существительные могут быть трёх родов: мужского, женского и обоюдного. Слова мужского и обоюдного родов, как правило, заканчиваются на согласный или -u, слова женского рода — на -ă. Существительные, оканчивающиеся на -i, могут быть как мужского, так и женского рода.

Способы образования множественного числа:

• чередование конечного согласного: bărbat «мужчина» — bărbaț «мужчины»;
• окончание -i (для слов, оканчивающихся на -u и -ă): ócľu «глаз» — ócľi «глаза», casă «дом» — cási «дома»;
• окончания -ur, -i, -ă (для существительных обоюдного рода): loc — lócur, cătún «село» — cătúni «сёла»;
• утрата окончания (иногда с чередованием гласных и согласных в корне): límba «язык» — limb «языки», fráte «брат» — fraț «братья». В форме с артиклем во множественном числе может присутствовать исторически утраченное окончание -i: frațiľ «братья».

Кроме того, существительные, оканчивающиеся на -p, -b, -f, -v, -ț, -z, -č, -š, -j, -ľ, -i̯, -ń, -r и ударную гласную не различают форм числа.

Неопределённый артикль ставится перед существительным, определённый — после него. В единственном числе неопределённый артикль звучит как un (м.р.), ună (ж.р.), в некоторых говорах есть также формы множественного числа: ništi (м.р.), ništă (ж.р.).

Формы определённого артикля:

род/число	ед. ч.	мн. ч.
М.р.	-u(l), -lu (говор Цэрнареки)	-iľ, -ii̯, -ľa (говор Цэрнареки)
Ж.р.	-a	-li

Помимо именительного выделяются также дательный и родительный падежи, которые образуются преимущественно аналитически. Значение родительного падежа передаётся при помощи сочетания препозитивной частицы lu с артиклевой формой существительного (в мужском роде артикль может не ставиться): lu bărbátu, lu un bărbat «мужчины», lu feata, lu ună feată «девушки». В говоре села Люмница родительный падеж образуется синтетически (при помощи флексии артикля, как в румынском литературном языке): fę́tală «девушки»; также может использоваться комбинация синтетического и аналитического способов: lu u̯omului̯ «человека». Значение дательного падежа выражается сочетанием предлога la с артиклевой формой существительного: la feata, la ună feată «девушке».

Некоторые существительные также имеют звательную форму: frati «брат!», táti «папа!», u̯ómuli «дружище!», lupuli «волк!», sóru «сестра!».

Имя прилагательное

Степени сравнения прилагательных образуются аналитически: сравнительная при помощи наречия mai «больше» (mai mic «меньший»), а превосходная — сочетанием наречия mai c прилагательным, стоящим в артиклевой форме либо добавлением указательного местоимения (в таком случае артикль к прилагательному может не прибавляться): țéla mai mari/marli «самый большой». В говоре села Цэрнарека для образования превосходной степени используется приставка nai̯-, заимствованная из македонского: nai̯marli di toț «самый маленький из всех».

Прилагательные делятся на три группы:

• различающие род в обоих числах: bun «хороший», búnă «хорошая» — buń «хорошие» (м. р.), búnă «хорошие» (ж. р.);
• различающие род только в единственном числе: vécľu «старый», vecľă/veacľă «старая» — vécľi «старые»;
• неразличающие род: mári «большой, большая» — mar «большие».

Местоимение

В мегленорумынском языке выделяются следующие разряды местоимений: личные, возвратные, притяжательные, указательные, неопределённые, относительные и вопросительные.

Склонение ударных форм личных местоимений единственного и множественного числа:

Число	1-е лицо	2-е лицо	3-е лицо
			мужской род	женский род
единственное	i̯o, i̯u̯o, i̯u̯a	tu	i̯el, i̯ăl	i̯á
множественное	noi̯, nu̯oi̯, nu̯ăi̯	voi̯, vu̯oi̯, vu̯āi̯	i̯eľ, i̯ei̯	i̯áli

Неударные формы личных местоимений схожи во многом с румынскими формами, но имеют свои фонетические особенности: в мегленорумынском — ạn’, n’, ạţ, -ţ; mi, ti и т. д. при румынских формах — îmi, mi-, îţi, -ţi; mā, te и т. д. Для местоимений 1-го и 2-го лица характерны особые формы винительного падежа. Сочетание форм именительного падежа с предлогом la выражает значение дательного падежа.

Притяжательные местоимения (meu̯, me̯a, meľ и т. д.) как правило употребляются в препозиции к существительному.
Указательные местоимения имеют формы, различающие значение близости / дальности: ţístu, ţísta, éstu, aístu «этот» — ţăl, ţéla «тот».
Неопределённые местоимения: ţivá «что-то, ничего», vrin, vrínă «кто-то», sfácă (славянское заимствование), iér (турецкое заимствование) «всякий, каждый» и т. д.
Относительные и вопросительные местоимения: cári «который», ţi, ţe «что» и т. д.

Глагол

Глагол имеет формы трёх наклонений: изъявительного, повелительного и сослагательного.

В изъявительном наклонении различается пять времён: настоящее, имперфект, простой перфект, сложный перфект и плюсквамперфект.

Глаголы делятся на четыре спряжения: к первому относятся глаголы на -ari (căntári «петь»), ко второму — на -e̯ari (vide̯ári «видеть»), к третьему и четвёртому — на -iri (zíțiri «говорить», viníri «приходить»), продуктивным является только последнее.

Спряжение глаголов в настоящем времени на примере слов căntári «петь», căde̯ári «падать», bátiri «бить», durmíri «спать»:

Лицо и число	I	II	III	IV
1-е лицо ед. числа	cǫnt	cad	bat	dorm
2-е лицо ед. числа	cǫnț	caz	baț	dorm
3-е лицо ед. числа	cǫntă	cadi	bati	doarmi
1-е лицо мн. числа	căntǫm	cădem	batim	durmim
2-е лицо мн. числа	căntaț	cădeț	batiț	durmiț
3-е лицо мн. числа	cǫntă	cad	bat	dorm

Спряжение глаголов в имперфекте:

Лицо и число	I	II	III	IV
1-е лицо ед. числа	căntam	cădeam	băteam	durmeam
2-е лицо ед. числа	căntai̯	cădeai̯	băteai̯	durmeai̯
3-е лицо ед. числа	căntà	cădeà	băteà	durmeà
1-е лицо мн. числа	căntam	cădeam	băteam	durmeam
2-е лицо мн. числа	căntaț	cădeaț	băteaț	durmeaț
3-е лицо мн. числа	căntau̯	cădeau̯	băteau̯	durmeau̯

Спряжение глаголов в простом перфекте:

Лицо и число	I	II	III	IV
1-е лицо ед. числа	căntai̯	căzui̯	bătui̯	durmii̯
2-е лицо ед. числа	căntaš	căzuš	bătuš	durmiš
3-е лицо ед. числа	căntǫ	căzù	bătù	durmì
1-е лицо мн. числа	cănǫm	căzum	bătum	durmim
2-е лицо мн. числа	căntaț	căzuț	bătuț	durmiț
3-е лицо мн. числа	căntară	căzură	bătură	durmiră

Сложный перфект и плюсквамперфект образуются сочетанием форм вспомогательного глагола ve̯ári «иметь» (для перфекта используется настоящее время этого глагола, а для плюсквамперфекта — имперфект) с причастием смыслового глагола.

В сослагательном наклонении выделяется три времени: настоящее, имперфект и перфект. Существование имперфекта, однако, не является общепризнанным.

Спряжение глаголов в настоящем времени конъюнктива

Лицо и число	I	II	III	IV
1-е лицо ед. числа	să cǫnt	să cad	să bat	să dorm
2-е лицо ед. числа	să cǫnț	să caz	să baț	să dorm
3-е лицо ед. числа	să cǫntă	să cadă	să bată	să doarmă
1-е лицо мн. числа	să căntǫm	să cădem	să bătem	să durmim
2-е лицо мн. числа	să căntaț	să cădeț	să băteț	să durmiț
3-е лицо мн. числа	să cǫntă	să cadă	să bată	să doarmă

Из неличных форм имеются инфинитив, причастие прошедшего времени и герундий.

Лексика

Большая часть словарного состава имеет латинское происхождение. Есть заимствования из славянских языков, как общие для всех балкано-романских языков (dragă «дорогой», sută «сто»), так и более поздние, преимущественно из македонского (drob «печень», písmă «письмо», lísiță «лисица»). Кроме того, имеются слова субстратного происхождения (țap «козёл», daš «ягнёнок», năprătcă, năpǫrtcă «змея»), грецизмы (drum «дорога», dascăl «учитель», ácsen «чужак») и турцизмы (căsăbá «город», avá «погода»).

История изучения

Впервые исследованием мегленорумынского языка занялся немецкий учёный Г. Вейганд. В дальнейшем мегленорумынский изучали П. Папахаджи, И. Кандря, Т. Капидан, П. Атанасов, М. Караджиу-Мариоцяну, Н. Сараманду, М. Папагеоргиу, Д. Папацафа, Д. Чотти.

Пример текста

Ninelu («Кольцо», записано в селе Ошань)

Nu-ń-mi strinzi di mǫnă,

Să nu-ń-la frǫnzi ninelu;

Să nu-ń-la frǫnzi ninelu,

Cu dǫu̯sprets di rap.

Cum s-mi duc i̯o casă,

Cum s-la dau̯ dževapu;

Cum s-la dau̯ dževapu,

La tāti ši la māma.

Tāti să-ń-mi tăltšască,

Māma să-ń-mi zăplǫngă;

Māma să-ń-mi zăplǫngă,

Bebi să-ń-mi drubească.

Hai̯di feată cāsă,

Io s-la dar ninelu;

Io s-la dar ninelu,

Cu pai̯sprăts di rap.

Литература

1. Нарумов Б. П. Мегленорумынский язык/диалект // Языки мира. Романские языки. — М.: Academia, 2001. — С. 671—681. — ISBN 5-87444-016-X.
2. Atanasov P. [wwwg.uni-klu.ac.at/eeo/Meglenorumaenisch.pdf Meglenorumänisch] // Lexikon der Sprachen des europäischen Ostens / Hrsg. Miloš Okuka. — Klagenfurt: Wieser Verlag, 2002. — S. 127—131. — (Wieser Enzyklopädie des europäischen Ostens, Bn. 10). — ISBN 3-85129-510-2, ISBN 978-3-85129-510-8.

Ссылки

В Инкубаторе Викимедиа есть пробный раздел Википедии на мегленорумынском языке

• Capidan Th. [meglenoromanii.files.wordpress.com/2014/01/capidan1.pdf Meglenoromânii. Istoria și graiul lor]. — București: Cultura Națională, 1925. — Vol. I. — VII, 225, [5], V p. — (Academia Română. Studii și Cercetări VII).
• Capidan Th. [www.unibuc.ro/CLASSICA/megleno2/cantece.pdf Meglenoromânii. Literatura populară la meglenoromâni]. — București: Cultura Națională, 1928. — Vol. II. — VII, 220 p. — (Academia Română. Studii și Cercetări VII).
• Capidan Th. [meglenoromanii.files.wordpress.com/2014/01/capidan3.pdf Meglenoromânii. Dicționar meglenoromân]. — București: Cultura Națională, [1935]. — Vol. III. — 340 p. — (Academia Română. Studii și Cercetări XXV).
• Capidan, Theodor. [www.unibuc.ro/CLASSICA/megleno1/cuprins.htm Meglenoromânii, istoria şi graiul lor. Vol. I. — București: Cultura Națională, 1925] (рум.). Unibuc CLASSICA. University of Bucharest (15 мая 2005). Проверено 25 января 2015.
• Capidan, Theodor. [www.unibuc.ro/CLASSICA/megleno2/cuprins.htm Meglenoromânii, istoria şi graiul lor. Vol. II. — București: Cultura Națională, 1928] (рум.). Unibuc CLASSICA. University of Bucharest (15 апреля 2005). Проверено 25 января 2015.

Отрывок, характеризующий Мегленорумынский язык

Гончих соединили в одну стаю, и дядюшка с Николаем поехали рядом. Наташа, закутанная платками, из под которых виднелось оживленное с блестящими глазами лицо, подскакала к ним, сопутствуемая не отстававшими от нее Петей и Михайлой охотником и берейтором, который был приставлен нянькой при ней. Петя чему то смеялся и бил, и дергал свою лошадь. Наташа ловко и уверенно сидела на своем вороном Арабчике и верной рукой, без усилия, осадила его.
Дядюшка неодобрительно оглянулся на Петю и Наташу. Он не любил соединять баловство с серьезным делом охоты.
– Здравствуйте, дядюшка, и мы едем! – прокричал Петя.
– Здравствуйте то здравствуйте, да собак не передавите, – строго сказал дядюшка.
– Николенька, какая прелестная собака, Трунила! он узнал меня, – сказала Наташа про свою любимую гончую собаку.
«Трунила, во первых, не собака, а выжлец», подумал Николай и строго взглянул на сестру, стараясь ей дать почувствовать то расстояние, которое должно было их разделять в эту минуту. Наташа поняла это.
– Вы, дядюшка, не думайте, чтобы мы помешали кому нибудь, – сказала Наташа. Мы станем на своем месте и не пошевелимся.
– И хорошее дело, графинечка, – сказал дядюшка. – Только с лошади то не упадите, – прибавил он: – а то – чистое дело марш! – не на чем держаться то.
Остров отрадненского заказа виднелся саженях во ста, и доезжачие подходили к нему. Ростов, решив окончательно с дядюшкой, откуда бросать гончих и указав Наташе место, где ей стоять и где никак ничего не могло побежать, направился в заезд над оврагом.
– Ну, племянничек, на матерого становишься, – сказал дядюшка: чур не гладить (протравить).
– Как придется, отвечал Ростов. – Карай, фюит! – крикнул он, отвечая этим призывом на слова дядюшки. Карай был старый и уродливый, бурдастый кобель, известный тем, что он в одиночку бирал матерого волка. Все стали по местам.
Старый граф, зная охотничью горячность сына, поторопился не опоздать, и еще не успели доезжачие подъехать к месту, как Илья Андреич, веселый, румяный, с трясущимися щеками, на своих вороненьких подкатил по зеленям к оставленному ему лазу и, расправив шубку и надев охотничьи снаряды, влез на свою гладкую, сытую, смирную и добрую, поседевшую как и он, Вифлянку. Лошадей с дрожками отослали. Граф Илья Андреич, хотя и не охотник по душе, но знавший твердо охотничьи законы, въехал в опушку кустов, от которых он стоял, разобрал поводья, оправился на седле и, чувствуя себя готовым, оглянулся улыбаясь.
Подле него стоял его камердинер, старинный, но отяжелевший ездок, Семен Чекмарь. Чекмарь держал на своре трех лихих, но также зажиревших, как хозяин и лошадь, – волкодавов. Две собаки, умные, старые, улеглись без свор. Шагов на сто подальше в опушке стоял другой стремянной графа, Митька, отчаянный ездок и страстный охотник. Граф по старинной привычке выпил перед охотой серебряную чарку охотничьей запеканочки, закусил и запил полубутылкой своего любимого бордо.
Илья Андреич был немножко красен от вина и езды; глаза его, подернутые влагой, особенно блестели, и он, укутанный в шубку, сидя на седле, имел вид ребенка, которого собрали гулять. Худой, со втянутыми щеками Чекмарь, устроившись с своими делами, поглядывал на барина, с которым он жил 30 лет душа в душу, и, понимая его приятное расположение духа, ждал приятного разговора. Еще третье лицо подъехало осторожно (видно, уже оно было учено) из за леса и остановилось позади графа. Лицо это был старик в седой бороде, в женском капоте и высоком колпаке. Это был шут Настасья Ивановна.
– Ну, Настасья Ивановна, – подмигивая ему, шопотом сказал граф, – ты только оттопай зверя, тебе Данило задаст.
– Я сам… с усам, – сказал Настасья Ивановна.
– Шшшш! – зашикал граф и обратился к Семену.
– Наталью Ильиничну видел? – спросил он у Семена. – Где она?
– Они с Петром Ильичем от Жаровых бурьяно встали, – отвечал Семен улыбаясь. – Тоже дамы, а охоту большую имеют.
– А ты удивляешься, Семен, как она ездит… а? – сказал граф, хоть бы мужчине в пору!
– Как не дивиться? Смело, ловко.
– А Николаша где? Над Лядовским верхом что ль? – всё шопотом спрашивал граф.
– Так точно с. Уж они знают, где стать. Так тонко езду знают, что мы с Данилой другой раз диву даемся, – говорил Семен, зная, чем угодить барину.
– Хорошо ездит, а? А на коне то каков, а?
– Картину писать! Как намеднись из Заварзинских бурьянов помкнули лису. Они перескакивать стали, от уймища, страсть – лошадь тысяча рублей, а седоку цены нет. Да уж такого молодца поискать!
– Поискать… – повторил граф, видимо сожалея, что кончилась так скоро речь Семена. – Поискать? – сказал он, отворачивая полы шубки и доставая табакерку.
– Намедни как от обедни во всей регалии вышли, так Михаил то Сидорыч… – Семен не договорил, услыхав ясно раздававшийся в тихом воздухе гон с подвыванием не более двух или трех гончих. Он, наклонив голову, прислушался и молча погрозился барину. – На выводок натекли… – прошептал он, прямо на Лядовской повели.
Граф, забыв стереть улыбку с лица, смотрел перед собой вдаль по перемычке и, не нюхая, держал в руке табакерку. Вслед за лаем собак послышался голос по волку, поданный в басистый рог Данилы; стая присоединилась к первым трем собакам и слышно было, как заревели с заливом голоса гончих, с тем особенным подвыванием, которое служило признаком гона по волку. Доезжачие уже не порскали, а улюлюкали, и из за всех голосов выступал голос Данилы, то басистый, то пронзительно тонкий. Голос Данилы, казалось, наполнял весь лес, выходил из за леса и звучал далеко в поле.
Прислушавшись несколько секунд молча, граф и его стремянной убедились, что гончие разбились на две стаи: одна большая, ревевшая особенно горячо, стала удаляться, другая часть стаи понеслась вдоль по лесу мимо графа, и при этой стае было слышно улюлюканье Данилы. Оба эти гона сливались, переливались, но оба удалялись. Семен вздохнул и нагнулся, чтоб оправить сворку, в которой запутался молодой кобель; граф тоже вздохнул и, заметив в своей руке табакерку, открыл ее и достал щепоть. «Назад!» крикнул Семен на кобеля, который выступил за опушку. Граф вздрогнул и уронил табакерку. Настасья Ивановна слез и стал поднимать ее.
Граф и Семен смотрели на него. Вдруг, как это часто бывает, звук гона мгновенно приблизился, как будто вот, вот перед ними самими были лающие рты собак и улюлюканье Данилы.
Граф оглянулся и направо увидал Митьку, который выкатывавшимися глазами смотрел на графа и, подняв шапку, указывал ему вперед, на другую сторону.
– Береги! – закричал он таким голосом, что видно было, что это слово давно уже мучительно просилось у него наружу. И поскакал, выпустив собак, по направлению к графу.
Граф и Семен выскакали из опушки и налево от себя увидали волка, который, мягко переваливаясь, тихим скоком подскакивал левее их к той самой опушке, у которой они стояли. Злобные собаки визгнули и, сорвавшись со свор, понеслись к волку мимо ног лошадей.
Волк приостановил бег, неловко, как больной жабой, повернул свою лобастую голову к собакам, и также мягко переваливаясь прыгнул раз, другой и, мотнув поленом (хвостом), скрылся в опушку. В ту же минуту из противоположной опушки с ревом, похожим на плач, растерянно выскочила одна, другая, третья гончая, и вся стая понеслась по полю, по тому самому месту, где пролез (пробежал) волк. Вслед за гончими расступились кусты орешника и показалась бурая, почерневшая от поту лошадь Данилы. На длинной спине ее комочком, валясь вперед, сидел Данила без шапки с седыми, встрепанными волосами над красным, потным лицом.
– Улюлюлю, улюлю!… – кричал он. Когда он увидал графа, в глазах его сверкнула молния.
– Ж… – крикнул он, грозясь поднятым арапником на графа.
– Про…ли волка то!… охотники! – И как бы не удостоивая сконфуженного, испуганного графа дальнейшим разговором, он со всей злобой, приготовленной на графа, ударил по ввалившимся мокрым бокам бурого мерина и понесся за гончими. Граф, как наказанный, стоял оглядываясь и стараясь улыбкой вызвать в Семене сожаление к своему положению. Но Семена уже не было: он, в объезд по кустам, заскакивал волка от засеки. С двух сторон также перескакивали зверя борзятники. Но волк пошел кустами и ни один охотник не перехватил его.


Николай Ростов между тем стоял на своем месте, ожидая зверя. По приближению и отдалению гона, по звукам голосов известных ему собак, по приближению, отдалению и возвышению голосов доезжачих, он чувствовал то, что совершалось в острове. Он знал, что в острове были прибылые (молодые) и матерые (старые) волки; он знал, что гончие разбились на две стаи, что где нибудь травили, и что что нибудь случилось неблагополучное. Он всякую секунду на свою сторону ждал зверя. Он делал тысячи различных предположений о том, как и с какой стороны побежит зверь и как он будет травить его. Надежда сменялась отчаянием. Несколько раз он обращался к Богу с мольбою о том, чтобы волк вышел на него; он молился с тем страстным и совестливым чувством, с которым молятся люди в минуты сильного волнения, зависящего от ничтожной причины. «Ну, что Тебе стоит, говорил он Богу, – сделать это для меня! Знаю, что Ты велик, и что грех Тебя просить об этом; но ради Бога сделай, чтобы на меня вылез матерый, и чтобы Карай, на глазах „дядюшки“, который вон оттуда смотрит, влепился ему мертвой хваткой в горло». Тысячу раз в эти полчаса упорным, напряженным и беспокойным взглядом окидывал Ростов опушку лесов с двумя редкими дубами над осиновым подседом, и овраг с измытым краем, и шапку дядюшки, чуть видневшегося из за куста направо.
«Нет, не будет этого счастья, думал Ростов, а что бы стоило! Не будет! Мне всегда, и в картах, и на войне, во всем несчастье». Аустерлиц и Долохов ярко, но быстро сменяясь, мелькали в его воображении. «Только один раз бы в жизни затравить матерого волка, больше я не желаю!» думал он, напрягая слух и зрение, оглядываясь налево и опять направо и прислушиваясь к малейшим оттенкам звуков гона. Он взглянул опять направо и увидал, что по пустынному полю навстречу к нему бежало что то. «Нет, это не может быть!» подумал Ростов, тяжело вздыхая, как вздыхает человек при совершении того, что было долго ожидаемо им. Совершилось величайшее счастье – и так просто, без шума, без блеска, без ознаменования. Ростов не верил своим глазам и сомнение это продолжалось более секунды. Волк бежал вперед и перепрыгнул тяжело рытвину, которая была на его дороге. Это был старый зверь, с седою спиной и с наеденным красноватым брюхом. Он бежал не торопливо, очевидно убежденный, что никто не видит его. Ростов не дыша оглянулся на собак. Они лежали, стояли, не видя волка и ничего не понимая. Старый Карай, завернув голову и оскалив желтые зубы, сердито отыскивая блоху, щелкал ими на задних ляжках.
– Улюлюлю! – шопотом, оттопыривая губы, проговорил Ростов. Собаки, дрогнув железками, вскочили, насторожив уши. Карай почесал свою ляжку и встал, насторожив уши и слегка мотнул хвостом, на котором висели войлоки шерсти.
– Пускать – не пускать? – говорил сам себе Николай в то время как волк подвигался к нему, отделяясь от леса. Вдруг вся физиономия волка изменилась; он вздрогнул, увидав еще вероятно никогда не виданные им человеческие глаза, устремленные на него, и слегка поворотив к охотнику голову, остановился – назад или вперед? Э! всё равно, вперед!… видно, – как будто сказал он сам себе, и пустился вперед, уже не оглядываясь, мягким, редким, вольным, но решительным скоком.
– Улюлю!… – не своим голосом закричал Николай, и сама собою стремглав понеслась его добрая лошадь под гору, перескакивая через водомоины в поперечь волку; и еще быстрее, обогнав ее, понеслись собаки. Николай не слыхал своего крика, не чувствовал того, что он скачет, не видал ни собак, ни места, по которому он скачет; он видел только волка, который, усилив свой бег, скакал, не переменяя направления, по лощине. Первая показалась вблизи зверя чернопегая, широкозадая Милка и стала приближаться к зверю. Ближе, ближе… вот она приспела к нему. Но волк чуть покосился на нее, и вместо того, чтобы наддать, как она это всегда делала, Милка вдруг, подняв хвост, стала упираться на передние ноги.
– Улюлюлюлю! – кричал Николай.
Красный Любим выскочил из за Милки, стремительно бросился на волка и схватил его за гачи (ляжки задних ног), но в ту ж секунду испуганно перескочил на другую сторону. Волк присел, щелкнул зубами и опять поднялся и поскакал вперед, провожаемый на аршин расстояния всеми собаками, не приближавшимися к нему.
– Уйдет! Нет, это невозможно! – думал Николай, продолжая кричать охрипнувшим голосом.
– Карай! Улюлю!… – кричал он, отыскивая глазами старого кобеля, единственную свою надежду. Карай из всех своих старых сил, вытянувшись сколько мог, глядя на волка, тяжело скакал в сторону от зверя, наперерез ему. Но по быстроте скока волка и медленности скока собаки было видно, что расчет Карая был ошибочен. Николай уже не далеко впереди себя видел тот лес, до которого добежав, волк уйдет наверное. Впереди показались собаки и охотник, скакавший почти на встречу. Еще была надежда. Незнакомый Николаю, муругий молодой, длинный кобель чужой своры стремительно подлетел спереди к волку и почти опрокинул его. Волк быстро, как нельзя было ожидать от него, приподнялся и бросился к муругому кобелю, щелкнул зубами – и окровавленный, с распоротым боком кобель, пронзительно завизжав, ткнулся головой в землю.
– Караюшка! Отец!.. – плакал Николай…
Старый кобель, с своими мотавшимися на ляжках клоками, благодаря происшедшей остановке, перерезывая дорогу волку, был уже в пяти шагах от него. Как будто почувствовав опасность, волк покосился на Карая, еще дальше спрятав полено (хвост) между ног и наддал скоку. Но тут – Николай видел только, что что то сделалось с Караем – он мгновенно очутился на волке и с ним вместе повалился кубарем в водомоину, которая была перед ними.
Та минута, когда Николай увидал в водомоине копошащихся с волком собак, из под которых виднелась седая шерсть волка, его вытянувшаяся задняя нога, и с прижатыми ушами испуганная и задыхающаяся голова (Карай держал его за горло), минута, когда увидал это Николай, была счастливейшею минутою его жизни. Он взялся уже за луку седла, чтобы слезть и колоть волка, как вдруг из этой массы собак высунулась вверх голова зверя, потом передние ноги стали на край водомоины. Волк ляскнул зубами (Карай уже не держал его за горло), выпрыгнул задними ногами из водомоины и, поджав хвост, опять отделившись от собак, двинулся вперед. Карай с ощетинившейся шерстью, вероятно ушибленный или раненый, с трудом вылезал из водомоины.
– Боже мой! За что?… – с отчаянием закричал Николай.
Охотник дядюшки с другой стороны скакал на перерез волку, и собаки его опять остановили зверя. Опять его окружили.
Николай, его стремянной, дядюшка и его охотник вертелись над зверем, улюлюкая, крича, всякую минуту собираясь слезть, когда волк садился на зад и всякий раз пускаясь вперед, когда волк встряхивался и подвигался к засеке, которая должна была спасти его. Еще в начале этой травли, Данила, услыхав улюлюканье, выскочил на опушку леса. Он видел, как Карай взял волка и остановил лошадь, полагая, что дело было кончено. Но когда охотники не слезли, волк встряхнулся и опять пошел на утек. Данила выпустил своего бурого не к волку, а прямой линией к засеке так же, как Карай, – на перерез зверю. Благодаря этому направлению, он подскакивал к волку в то время, как во второй раз его остановили дядюшкины собаки.
Данила скакал молча, держа вынутый кинжал в левой руке и как цепом молоча своим арапником по подтянутым бокам бурого.
Николай не видал и не слыхал Данилы до тех пор, пока мимо самого его не пропыхтел тяжело дыша бурый, и он услыхал звук паденья тела и увидал, что Данила уже лежит в середине собак на заду волка, стараясь поймать его за уши. Очевидно было и для собак, и для охотников, и для волка, что теперь всё кончено. Зверь, испуганно прижав уши, старался подняться, но собаки облепили его. Данила, привстав, сделал падающий шаг и всей тяжестью, как будто ложась отдыхать, повалился на волка, хватая его за уши. Николай хотел колоть, но Данила прошептал: «Не надо, соструним», – и переменив положение, наступил ногою на шею волку. В пасть волку заложили палку, завязали, как бы взнуздав его сворой, связали ноги, и Данила раза два с одного бока на другой перевалил волка.
С счастливыми, измученными лицами, живого, матерого волка взвалили на шарахающую и фыркающую лошадь и, сопутствуемые визжавшими на него собаками, повезли к тому месту, где должны были все собраться. Молодых двух взяли гончие и трех борзые. Охотники съезжались с своими добычами и рассказами, и все подходили смотреть матёрого волка, который свесив свою лобастую голову с закушенною палкой во рту, большими, стеклянными глазами смотрел на всю эту толпу собак и людей, окружавших его. Когда его трогали, он, вздрагивая завязанными ногами, дико и вместе с тем просто смотрел на всех. Граф Илья Андреич тоже подъехал и потрогал волка.
– О, материщий какой, – сказал он. – Матёрый, а? – спросил он у Данилы, стоявшего подле него.
– Матёрый, ваше сиятельство, – отвечал Данила, поспешно снимая шапку.
Граф вспомнил своего прозеванного волка и свое столкновение с Данилой.
– Однако, брат, ты сердит, – сказал граф. – Данила ничего не сказал и только застенчиво улыбнулся детски кроткой и приятной улыбкой.


Старый граф поехал домой; Наташа с Петей обещались сейчас же приехать. Охота пошла дальше, так как было еще рано. В середине дня гончих пустили в поросший молодым частым лесом овраг. Николай, стоя на жнивье, видел всех своих охотников.
Насупротив от Николая были зеленя и там стоял его охотник, один в яме за выдавшимся кустом орешника. Только что завели гончих, Николай услыхал редкий гон известной ему собаки – Волторна; другие собаки присоединились к нему, то замолкая, то опять принимаясь гнать. Через минуту подали из острова голос по лисе, и вся стая, свалившись, погнала по отвершку, по направлению к зеленям, прочь от Николая.
Он видел скачущих выжлятников в красных шапках по краям поросшего оврага, видел даже собак, и всякую секунду ждал того, что на той стороне, на зеленях, покажется лисица.
Охотник, стоявший в яме, тронулся и выпустил собак, и Николай увидал красную, низкую, странную лисицу, которая, распушив трубу, торопливо неслась по зеленям. Собаки стали спеть к ней. Вот приблизились, вот кругами стала вилять лисица между ними, всё чаще и чаще делая эти круги и обводя вокруг себя пушистой трубой (хвостом); и вот налетела чья то белая собака, и вслед за ней черная, и всё смешалось, и звездой, врозь расставив зады, чуть колеблясь, стали собаки. К собакам подскакали два охотника: один в красной шапке, другой, чужой, в зеленом кафтане.
«Что это такое? подумал Николай. Откуда взялся этот охотник? Это не дядюшкин».
Охотники отбили лисицу и долго, не тороча, стояли пешие. Около них на чумбурах стояли лошади с своими выступами седел и лежали собаки. Охотники махали руками и что то делали с лисицей. Оттуда же раздался звук рога – условленный сигнал драки.
– Это Илагинский охотник что то с нашим Иваном бунтует, – сказал стремянный Николая.
Николай послал стремяного подозвать к себе сестру и Петю и шагом поехал к тому месту, где доезжачие собирали гончих. Несколько охотников поскакало к месту драки.
Николай слез с лошади, остановился подле гончих с подъехавшими Наташей и Петей, ожидая сведений о том, чем кончится дело. Из за опушки выехал дравшийся охотник с лисицей в тороках и подъехал к молодому барину. Он издалека снял шапку и старался говорить почтительно; но он был бледен, задыхался, и лицо его было злобно. Один глаз был у него подбит, но он вероятно и не знал этого.
– Что у вас там было? – спросил Николай.
– Как же, из под наших гончих он травить будет! Да и сука то моя мышастая поймала. Поди, судись! За лисицу хватает! Я его лисицей ну катать. Вот она, в тороках. А этого хочешь?… – говорил охотник, указывая на кинжал и вероятно воображая, что он всё еще говорит с своим врагом.
Николай, не разговаривая с охотником, попросил сестру и Петю подождать его и поехал на то место, где была эта враждебная, Илагинская охота.
Охотник победитель въехал в толпу охотников и там, окруженный сочувствующими любопытными, рассказывал свой подвиг.
Дело было в том, что Илагин, с которым Ростовы были в ссоре и процессе, охотился в местах, по обычаю принадлежавших Ростовым, и теперь как будто нарочно велел подъехать к острову, где охотились Ростовы, и позволил травить своему охотнику из под чужих гончих.
Николай никогда не видал Илагина, но как и всегда в своих суждениях и чувствах не зная середины, по слухам о буйстве и своевольстве этого помещика, всей душой ненавидел его и считал своим злейшим врагом. Он озлобленно взволнованный ехал теперь к нему, крепко сжимая арапник в руке, в полной готовности на самые решительные и опасные действия против своего врага.
Едва он выехал за уступ леса, как он увидал подвигающегося ему навстречу толстого барина в бобровом картузе на прекрасной вороной лошади, сопутствуемого двумя стремянными.
Вместо врага Николай нашел в Илагине представительного, учтивого барина, особенно желавшего познакомиться с молодым графом. Подъехав к Ростову, Илагин приподнял бобровый картуз и сказал, что очень жалеет о том, что случилось; что велит наказать охотника, позволившего себе травить из под чужих собак, просит графа быть знакомым и предлагает ему свои места для охоты.
Наташа, боявшаяся, что брат ее наделает что нибудь ужасное, в волнении ехала недалеко за ним. Увидав, что враги дружелюбно раскланиваются, она подъехала к ним. Илагин еще выше приподнял свой бобровый картуз перед Наташей и приятно улыбнувшись, сказал, что графиня представляет Диану и по страсти к охоте и по красоте своей, про которую он много слышал.
Илагин, чтобы загладить вину своего охотника, настоятельно просил Ростова пройти в его угорь, который был в версте, который он берег для себя и в котором было, по его словам, насыпано зайцев. Николай согласился, и охота, еще вдвое увеличившаяся, тронулась дальше.
Итти до Илагинского угоря надо было полями. Охотники разровнялись. Господа ехали вместе. Дядюшка, Ростов, Илагин поглядывали тайком на чужих собак, стараясь, чтобы другие этого не замечали, и с беспокойством отыскивали между этими собаками соперниц своим собакам.
Ростова особенно поразила своей красотой небольшая чистопсовая, узенькая, но с стальными мышцами, тоненьким щипцом (мордой) и на выкате черными глазами, краснопегая сучка в своре Илагина. Он слыхал про резвость Илагинских собак, и в этой красавице сучке видел соперницу своей Милке.
В середине степенного разговора об урожае нынешнего года, который завел Илагин, Николай указал ему на его краснопегую суку.
– Хороша у вас эта сучка! – сказал он небрежным тоном. – Резва?
– Эта? Да, эта – добрая собака, ловит, – равнодушным голосом сказал Илагин про свою краснопегую Ерзу, за которую он год тому назад отдал соседу три семьи дворовых. – Так и у вас, граф, умолотом не хвалятся? – продолжал он начатый разговор. И считая учтивым отплатить молодому графу тем же, Илагин осмотрел его собак и выбрал Милку, бросившуюся ему в глаза своей шириной.
– Хороша у вас эта чернопегая – ладна! – сказал он.
– Да, ничего, скачет, – отвечал Николай. «Вот только бы побежал в поле матёрый русак, я бы тебе показал, какая эта собака!» подумал он, и обернувшись к стремянному сказал, что он дает рубль тому, кто подозрит, т. е. найдет лежачего зайца.
– Я не понимаю, – продолжал Илагин, – как другие охотники завистливы на зверя и на собак. Я вам скажу про себя, граф. Меня веселит, знаете, проехаться; вот съедешься с такой компанией… уже чего же лучше (он снял опять свой бобровый картуз перед Наташей); а это, чтобы шкуры считать, сколько привез – мне всё равно!
– Ну да.
– Или чтоб мне обидно было, что чужая собака поймает, а не моя – мне только бы полюбоваться на травлю, не так ли, граф? Потом я сужу…
– Ату – его, – послышался в это время протяжный крик одного из остановившихся борзятников. Он стоял на полубугре жнивья, подняв арапник, и еще раз повторил протяжно: – А – ту – его! (Звук этот и поднятый арапник означали то, что он видит перед собой лежащего зайца.)
– А, подозрил, кажется, – сказал небрежно Илагин. – Что же, потравим, граф!
– Да, подъехать надо… да – что ж, вместе? – отвечал Николай, вглядываясь в Ерзу и в красного Ругая дядюшки, в двух своих соперников, с которыми еще ни разу ему не удалось поровнять своих собак. «Ну что как с ушей оборвут мою Милку!» думал он, рядом с дядюшкой и Илагиным подвигаясь к зайцу.
– Матёрый? – спрашивал Илагин, подвигаясь к подозрившему охотнику, и не без волнения оглядываясь и подсвистывая Ерзу…
– А вы, Михаил Никанорыч? – обратился он к дядюшке.
Дядюшка ехал насупившись.
– Что мне соваться, ведь ваши – чистое дело марш! – по деревне за собаку плачены, ваши тысячные. Вы померяйте своих, а я посмотрю!
– Ругай! На, на, – крикнул он. – Ругаюшка! – прибавил он, невольно этим уменьшительным выражая свою нежность и надежду, возлагаемую на этого красного кобеля. Наташа видела и чувствовала скрываемое этими двумя стариками и ее братом волнение и сама волновалась.
Охотник на полугорке стоял с поднятым арапником, господа шагом подъезжали к нему; гончие, шедшие на самом горизонте, заворачивали прочь от зайца; охотники, не господа, тоже отъезжали. Всё двигалось медленно и степенно.
– Куда головой лежит? – спросил Николай, подъезжая шагов на сто к подозрившему охотнику. Но не успел еще охотник отвечать, как русак, чуя мороз к завтрашнему утру, не вылежал и вскочил. Стая гончих на смычках, с ревом, понеслась под гору за зайцем; со всех сторон борзые, не бывшие на сворах, бросились на гончих и к зайцу. Все эти медленно двигавшиеся охотники выжлятники с криком: стой! сбивая собак, борзятники с криком: ату! направляя собак – поскакали по полю. Спокойный Илагин, Николай, Наташа и дядюшка летели, сами не зная как и куда, видя только собак и зайца, и боясь только потерять хоть на мгновение из вида ход травли. Заяц попался матёрый и резвый. Вскочив, он не тотчас же поскакал, а повел ушами, прислушиваясь к крику и топоту, раздавшемуся вдруг со всех сторон. Он прыгнул раз десять не быстро, подпуская к себе собак, и наконец, выбрав направление и поняв опасность, приложил уши и понесся во все ноги. Он лежал на жнивьях, но впереди были зеленя, по которым было топко. Две собаки подозрившего охотника, бывшие ближе всех, первые воззрились и заложились за зайцем; но еще далеко не подвинулись к нему, как из за них вылетела Илагинская краснопегая Ерза, приблизилась на собаку расстояния, с страшной быстротой наддала, нацелившись на хвост зайца и думая, что она схватила его, покатилась кубарем. Заяц выгнул спину и наддал еще шибче. Из за Ерзы вынеслась широкозадая, чернопегая Милка и быстро стала спеть к зайцу.
– Милушка! матушка! – послышался торжествующий крик Николая. Казалось, сейчас ударит Милка и подхватит зайца, но она догнала и пронеслась. Русак отсел. Опять насела красавица Ерза и над самым хвостом русака повисла, как будто примеряясь как бы не ошибиться теперь, схватить за заднюю ляжку.