Адамс, Томас Сьюэл

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Томас Сьюэл Адамс
Thomas Sewall Adams

Томас Адамс в 1899 году
Место рождения:

Балтимор, штат Мэриленд, США

Место смерти:

Нью-Хейвен, штат Коннектикут, США

Страна:

США

Научная сфера:

экономика

Томас Сьюэл Адамс (англ. Thomas Sewall Adams; 29 декабря 1873, Балтимор, штат Мэриленд, США — 8 февраля 1933, Нью-Хейвен, штат Коннектикут, США) — американский экономист, профессор Йельского университета, президент Американской экономической ассоциации в 1927 году.



Биография

Томас родился 29 декабря 1873 в Балтиморе, штат Мэриленд, США третьим сыном Джона Уэсли (1850—1917) и Рут (Хаслап) Адамс (1852—1925)[2].

В 1893 году Адамс закончил Балтиморский городской колледж[en] и поступил в Университет Джонса Хопкинса, где в 1896 году удостоен степени бакалавра искусств, а в 1899 году докторской степени[2].

В 1899—1900 годах работал статистиком в Бюро переписи населения США, а с ноября 1900 года по июль 1901 года работал помощником казначея в Пуэрто-Рико. В 1901 году назначен ассоциированным профессором кафедры политэкономии в Висконсинском университете, а в 1908 году назначен полным профессором кафедры экономики и статистики Висконсинском университете[2].

В 1903—1908 годах готовил налоговые законы в качестве эксперта Висконсинской налоговой комиссии. В 1908—1909 годах исследовал женский и детский труд для Бюро труда США. В 1909 году преподавал один курс трудового права и государственные финансы в Стэнфордском университете. Летом 1909 года исследовал трудовые условия на Аляске. В 1910 году был заведующим кафедрой экономики и политических наук в Университете Вашингтона в Сент-Луисе. В 1911—1915 годах продолжил работать в качестве руководителя Висконсинской налоговой комиссии. В 1915 году был профессором экономики в Корнелльском университете. В 1916—1933 годах профессор политэкономии в Йельском университете. Был членом Национальной налоговой ассоциации[en] со дня основания с 1907 года, был его секретарём в 1912—1916 годах и президентом в 1923 году. Был вице-президентом в 1926 году и президентом в 1927 году Американской экономической ассоциации. Адамс был в 1921 году директором, и президентом в 1928 году Национального бюро экономических исследований, членом фискального комитета Национальной промышленной конференции и Торговой палаты США.

Адамс умер после осложнения от пневмонии 8 февраля 1933 года[3].

Семья

Адамс женился 11 сентября 1902 года на Элизабет Мэтьюс (1873—1941) из Балтимор. У них было двоё дочерей, Элизабет Ноэль Адамс (1907—1952) и Рут Хаслуп Адамс (1910—2004)[1].

Библиография

  • Adams T.S. [babel.hathitrust.org/cgi/pt?id=hvd.32044020540522;view=1up;seq=7 The American workman] — Baltimore, The Johns Hopkins press, 1900
  • Adams T.S. Taxation in Maryland// Studies in State Taxation/ed. J.H. Hollander — Baltimore, The Johns Hopkins press, 1900
  • Adams T.S. [babel.hathitrust.org/cgi/pt?id=hvd.hwpsfl;view=1up;seq=5 Index Numbers and the Standard of Value]// JPE, 1901, p.1
  • Adams T.S., Sumner H. L. [babel.hathitrust.org/cgi/pt?id=hvd.hw329e;view=1up;seq=7 Labor Problems] — New York: Macmillan, 1909. c1905
  • Adams T.S. Mortgage Taxation in Wisconsin and Neighboring States, 1907
  • Adams T.S., Ely R.T., Lorenz M.A., Young A.A. [babel.hathitrust.org/cgi/pt?id=umn.31951002318051d;view=1up;seq=9 Outlines in Economics], — New York : Macmillan, 1908
  • Adams T.S. The Sales Tax, 1920
  • Adams T.S. [babel.hathitrust.org/cgi/pt?id=nnc2.ark:/13960/t4rj61j60;view=1up;seq=8 The federal income tax] — New York, Columbia University Press, 1921.
  • Adams T.S. [babel.hathitrust.org/cgi/pt?id=nnc1.cu04277589;view=1up;seq=7 Needed Tax Reform in the United States], 1920
  • Adams T.S. The federal income tax — New York, Columbia University Press, 1921.
  • Adams T.S. [archive.org/details/jstor-1882424 Fundamental Problems of Federal Income Taxation]// QJE, 1921, p.527
  • Adams T.S. Tax Revision Requirements//Credit Monthly, 1921, p.21
  • Adams T.S. When is income realized?// Federal Income Tax, 1921, p.29
  • Adams T.S. Manual of Charting. Prentice-Hall, 1923.
  • Adams T.S. [babel.hathitrust.org/cgi/pt?id=uiug.30112104063216;view=1up;seq=1 Double taxation relief : discussion of conventions drafted at international conference of experts, 1927, and other measures] — Washington : U.S. G.P.O., 1928.

Напишите отзыв о статье "Адамс, Томас Сьюэл"

Примечания

  1. 1 2 Donna P. Lachance [lachances.com/Adams/History.htm Adams Family Website].
  2. 1 2 3 Onofrio J. [books.google.ru/books?id=OGauD2HQXrAC&pg=PA1&lpg=PA1&dq=Thomas+Sewall+Adams&source=bl&ots=kIbrohZjTy&sig=C4ZD5K8UU6OSgFkUX1b3AEZz05I&hl=ru&sa=X&ved=0ahUKEwiFoIKsu6rOAhXkE5oKHdpcBrY4HhDoAQgeMAA#v=onepage&q=Thomas%20Sewall%20Adams&f=false Adams, Thomas Sewall] // Maryland Biographical Dictionary. — Somerset Publishers, Inc, 1999. — P. 1-3. — ISBN 0-403-09823-8.
  3. Cass B. [www.wisconsinhistory.org/Content.aspx?dsNav=Ny:True,Ro:0,N:4294963828-4294963788&dsNavOnly=Ntk:All%7cThomas+Sewall+Adams%7c3%7c,Ny:True,Ro:0&dsRecordDetails=R:BA106&dsDimensionSearch=D:Thomas+Sewall+Adams,Dxm:All,Dxp:3&dsCompoundDimensionSearch=D:Thomas+Sewall+Adams,Dxm:All,Dxp:3 Madison Day by Day] // The Wisconsin State Journal. — Madison, Wisconsin, February 12, 1933.

Отрывок, характеризующий Адамс, Томас Сьюэл

В плену, в балагане, Пьер узнал не умом, а всем существом своим, жизнью, что человек сотворен для счастья, что счастье в нем самом, в удовлетворении естественных человеческих потребностей, и что все несчастье происходит не от недостатка, а от излишка; но теперь, в эти последние три недели похода, он узнал еще новую, утешительную истину – он узнал, что на свете нет ничего страшного. Он узнал, что так как нет положения, в котором бы человек был счастлив и вполне свободен, так и нет положения, в котором бы он был бы несчастлив и несвободен. Он узнал, что есть граница страданий и граница свободы и что эта граница очень близка; что тот человек, который страдал оттого, что в розовой постели его завернулся один листок, точно так же страдал, как страдал он теперь, засыпая на голой, сырой земле, остужая одну сторону и пригревая другую; что, когда он, бывало, надевал свои бальные узкие башмаки, он точно так же страдал, как теперь, когда он шел уже босой совсем (обувь его давно растрепалась), ногами, покрытыми болячками. Он узнал, что, когда он, как ему казалось, по собственной своей воле женился на своей жене, он был не более свободен, чем теперь, когда его запирали на ночь в конюшню. Из всего того, что потом и он называл страданием, но которое он тогда почти не чувствовал, главное были босые, стертые, заструпелые ноги. (Лошадиное мясо было вкусно и питательно, селитренный букет пороха, употребляемого вместо соли, был даже приятен, холода большого не было, и днем на ходу всегда бывало жарко, а ночью были костры; вши, евшие тело, приятно согревали.) Одно было тяжело в первое время – это ноги.
Во второй день перехода, осмотрев у костра свои болячки, Пьер думал невозможным ступить на них; но когда все поднялись, он пошел, прихрамывая, и потом, когда разогрелся, пошел без боли, хотя к вечеру страшнее еще было смотреть на ноги. Но он не смотрел на них и думал о другом.
Теперь только Пьер понял всю силу жизненности человека и спасительную силу перемещения внимания, вложенную в человека, подобную тому спасительному клапану в паровиках, который выпускает лишний пар, как только плотность его превышает известную норму.
Он не видал и не слыхал, как пристреливали отсталых пленных, хотя более сотни из них уже погибли таким образом. Он не думал о Каратаеве, который слабел с каждым днем и, очевидно, скоро должен был подвергнуться той же участи. Еще менее Пьер думал о себе. Чем труднее становилось его положение, чем страшнее была будущность, тем независимее от того положения, в котором он находился, приходили ему радостные и успокоительные мысли, воспоминания и представления.


22 го числа, в полдень, Пьер шел в гору по грязной, скользкой дороге, глядя на свои ноги и на неровности пути. Изредка он взглядывал на знакомую толпу, окружающую его, и опять на свои ноги. И то и другое было одинаково свое и знакомое ему. Лиловый кривоногий Серый весело бежал стороной дороги, изредка, в доказательство своей ловкости и довольства, поджимая заднюю лапу и прыгая на трех и потом опять на всех четырех бросаясь с лаем на вороньев, которые сидели на падали. Серый был веселее и глаже, чем в Москве. Со всех сторон лежало мясо различных животных – от человеческого до лошадиного, в различных степенях разложения; и волков не подпускали шедшие люди, так что Серый мог наедаться сколько угодно.
Дождик шел с утра, и казалось, что вот вот он пройдет и на небе расчистит, как вслед за непродолжительной остановкой припускал дождик еще сильнее. Напитанная дождем дорога уже не принимала в себя воды, и ручьи текли по колеям.
Пьер шел, оглядываясь по сторонам, считая шаги по три, и загибал на пальцах. Обращаясь к дождю, он внутренне приговаривал: ну ка, ну ка, еще, еще наддай.
Ему казалось, что он ни о чем не думает; но далеко и глубоко где то что то важное и утешительное думала его душа. Это что то было тончайшее духовное извлечение из вчерашнего его разговора с Каратаевым.
Вчера, на ночном привале, озябнув у потухшего огня, Пьер встал и перешел к ближайшему, лучше горящему костру. У костра, к которому он подошел, сидел Платон, укрывшись, как ризой, с головой шинелью, и рассказывал солдатам своим спорым, приятным, но слабым, болезненным голосом знакомую Пьеру историю. Было уже за полночь. Это было то время, в которое Каратаев обыкновенно оживал от лихорадочного припадка и бывал особенно оживлен. Подойдя к костру и услыхав слабый, болезненный голос Платона и увидав его ярко освещенное огнем жалкое лицо, Пьера что то неприятно кольнуло в сердце. Он испугался своей жалости к этому человеку и хотел уйти, но другого костра не было, и Пьер, стараясь не глядеть на Платона, подсел к костру.
– Что, как твое здоровье? – спросил он.
– Что здоровье? На болезнь плакаться – бог смерти не даст, – сказал Каратаев и тотчас же возвратился к начатому рассказу.
– …И вот, братец ты мой, – продолжал Платон с улыбкой на худом, бледном лице и с особенным, радостным блеском в глазах, – вот, братец ты мой…
Пьер знал эту историю давно, Каратаев раз шесть ему одному рассказывал эту историю, и всегда с особенным, радостным чувством. Но как ни хорошо знал Пьер эту историю, он теперь прислушался к ней, как к чему то новому, и тот тихий восторг, который, рассказывая, видимо, испытывал Каратаев, сообщился и Пьеру. История эта была о старом купце, благообразно и богобоязненно жившем с семьей и поехавшем однажды с товарищем, богатым купцом, к Макарью.