Полянский, Дмитрий Степанович

Дмитрий Степанович Полянский укр. Дмитро Степанович Полянський<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Член Президиума — Политбюро ЦК КПСС
4 мая 1960 — 24 февраля 1976
Кандидат в члены Президиума ЦК КПСС
18 июня 1958 — 4 мая 1960
Министр сельского хозяйства СССР
2 февраля 1973 — 16 марта 1976
Глава правительства:	Алексей Николаевич Косыгин
Предшественник:	Владимир Владимирович Мацкевич
Преемник:	Валентин Карпович Месяц
Первый заместитель Председателя Совета Министров СССР
2 октября 1965 — 2 февраля 1973
Глава правительства:	Алексей Николаевич Косыгин
7-й Председатель Совета Министров РСФСР
31 марта 1958 — 23 ноября 1962
Предшественник:	Фрол Романович Козлов
Преемник:	Геннадий Иванович Воронов
Первый секретарь Краснодарского крайкома КПСС
февраль 1957 — апрель 1958
Предшественник:	Виктор Максимович Суслов
Преемник:	Дмитрий Михайлович Матюшкин
7-й первый секретарь Чкаловского обкома КПСС
23 ноября 1955 — февраль 1957
Предшественник:	Павел Николаевич Корчагин
Преемник:	Геннадий Иванович Воронов
Первый секретарь Крымского обкома КПСС — КПУ
16 января 1954 — 14 декабря 1955
Предшественник:	Павел Иванович Титов
Преемник:	Василий Григорьевич Комяхов
Председатель исполкома Крымского областного совета
23 сентября 1952 — 16 февраля 1954
Предшественник:	Сергей Осипович Постовалов
Преемник:	Михаил Григорьевич Кузьменко
Рождение:	25 октября (7 ноября) 1917(1917-11-07) Славяносербск, Екатеринославская губерния, Российская республика
Смерть:	8 октября 2001(2001-10-08) (83 года) Москва, Российская Федерация
Место погребения:	Новокунцевское кладбище
Партия:	КПСС с 1939 года
Образование:	Харьковский сельскохозяйственный институт, Высшая партийная школа при ЦК ВКП(б)
Награды:

Дми́трий Степа́нович Поля́нский (1917—2001) — советский государственный и партийный деятель, Председатель Совета Министров РСФСР (1958—1962). Первый заместитель Председателя Совета Министров СССР (1965—1973). Министр сельского хозяйства СССР (1973—1976). Член Президиума — Политбюро ЦК КПСС (1960—1976). Посол СССР в Японии (1976—1982) и Норвегии (1982—1987).

Биография

Дмитрий Полянский родился 25 октября (7 ноября) 1917 года в городе Славяносербске Екатеринославской губернии (ныне посёлок городского типа в Луганской области Украины) в семье крестьянина. В 1924—1931 годах учился в Славяносербской школе. В 1930 году вступил в комсомол. Трудовую деятельность начал в 1932 году рабочим совхоза.

Окончил Харьковский сельскохозяйственный институт (1939) и Высшую партийную школу при ЦК ВКП(б) (1942). В 1939—1940 годах — заведующий отделом крестьянской молодёжи Харьковского обкома ЛКСМ Украины. В 1940 году служил в Советской Армии.

С 1942 года на партийной работе в Алтайском крае: начальник политотдела Хорошенской МТС (село Хорошее Карасукского района, ныне в Новосибирской области), первый секретарь Карасукского райкома партии.

В 1945—1949 годах — ответственный организатор Управления кадров ЦК ВКП(6), затем инспектор ЦК.

В 1949—1952 годах — второй секретарь Крымского обкома ВКП(6), в 1952—1953 — председатель Крымского облисполкома, в 1953—55 — первый секретарь Крымского обкома КПСС — КПУ. Как глава Крыма, поддержал передачу это региона из состава РСФСР в состав УССР.

Георг Мясников, второй секретарь Пензенского обкома КПСС о Д. С. Полянском: «Я вспомнил, как он пошёл в гору. Хрущёв, Титов и он встретились в Крыму. Возникла идея передачи Крыма Украине. Титов (бывший первый секретарь Крымского обкома) идею с ходу отверг, а Полянский сказал, что это гениально. На другой день собрали пленум, Титова прогнали, а Полянский стал первым секретарём обкома» (дневниковая запись от 4.02.1973).

В 1955—1957 годах — 1-й секретарь Чкаловского (Оренбургского) обкома КПСС. В 1957—1958 — 1-й секретарь Краснодарского крайкома КПСС. Оба эти региона за время, когда ими руководил Д. С. Полянский (чуть больше года каждым), сделали резкий рывок в развитии сельского хозяйства. В 1956 году Чкаловская (Оренбургская) область была награждена орденом Ленина за небывало высокий урожай зерна, полученный при освоении целинных земель. В 1957 году Краснодарский край был награждён орденом Ленина за крупные успехи, достигнутые в производстве сельскохозяйственных продуктов.

В 1957 году Д. С. Полянский активно поддержал Н. С. Хрущёва на Пленуме ЦК КПСС, разгромившем антипартийную группу Маленкова — Молотова — Кагановича.

В 1958—1962 годах — Председатель Совета Министров РСФСР. В 1962—1965 годах — заместитель Председателя Совета Министров СССР.

В 1958—1960 годах — кандидат в члены Президиума ЦК КПСС, в 1960—1966 гг. — член Президиума ЦК КПСС. С апреля 1966 года по 24 февраля 1976 года — член Политбюро ЦК КПСС. Был самым молодым членом Политбюро.

В 1964 году участвовал в антихрущёвском заговоре.

Делегат XIX—XXIV съездов КПСС; на XX, XXII—XXIV съездах избирался членом ЦК КПСС. Депутат Верховного Совета СССР 4—9-го созывов.

В 1965—1973 годах являлся первым заместителем Председателя Совета Министров СССР и долгое время работал рука об руку с А. Н. Косыгиным. С укреплением личной власти Л. И. Брежнева был понижен до должности Министра сельского хозяйства СССР (1973—1976).

В 1976 году переведён на дипломатическую работу. Посол СССР в Японии (1976—1982 годы), затем в Норвегии (1982—1987 годы).

Награждён четырьмя орденами Ленина, а также медалями.

Умер в Москве 8 октября 2001 года. Похоронен на Новокунцевском кладбище в Москве.

Семья

Был женат на Галине Даниловне Полянской (урождённой Бовдуй) (20 ноября 1917 — 21 декабря 2005). В браке родились трое детей.

• дочь — Ольга Дмитриевна Полянская, жена советского и российского деятеля кино Ивана Дыховичного

• внук — Дмитрий Иванович Дыховничий (род. 1970) — дизайнер, живёт в Германии, снимался в нескольких фильмах своего отца в 1984—1995 годах, а также в немецком фильме «Чужая кожа» (2005) и телесериалах..

Память

Мемориальная доска на здании Славяносербской гимназии (ул. Горького, 98) — бывшей школе, где в 1924—1931 гг. учился Д. С. Полянский .

Факты

• Д. С. Полянский входил в группу партийных чиновников, руководивших подавлением выступления рабочих Новочеркасска в 1962 году. Волнения произошли на почве острой нехватки основных продуктов питания. Выступление было подавлено силой оружия.
• По некоторым воспоминаниям, Д. С. Полянский сыграл большую роль в травле Александра Галича.
• По другим, активно поддерживал Владимира Высоцкого, близкого друга зятя, Ивана Дыховичного. В частности, помог с выпуском первого миньона Высоцкого в 1973 году.
• Поддержал Валентина Пикуля, настояв, чтобы роман «У последней черты» был напечатан в журнале «Наш современник» (1979).

Печатные труды

• Полянский Д. С. О развитии садоводства и виноградарства на Кубани. — Краснодар: Кн. изд-во, 1957. — 26 с.
• Полянский Д. С. Превратим Кубань в фабрику мяса и молока. — М.: Госполитиздат, 1957. — 40 с.
• Полянский Д. С. Жемчужина России. — М.: Госполитиздат, 1958. — 183 с. (О Краснодарском крае).

Ссылки

• [www.pseudology.org/Italy/Poliansky.htm Биографические сведения на pseudology.org]

Отрывок, характеризующий Полянский, Дмитрий Степанович

– Ты, стало, барин?
– Да.
– А как звать?
– Петр Кириллович.
– Ну, Петр Кириллович, пойдем, мы тебя отведем. В совершенной темноте солдаты вместе с Пьером пошли к Можайску.
Уже петухи пели, когда они дошли до Можайска и стали подниматься на крутую городскую гору. Пьер шел вместе с солдатами, совершенно забыв, что его постоялый двор был внизу под горою и что он уже прошел его. Он бы не вспомнил этого (в таком он находился состоянии потерянности), ежели бы с ним не столкнулся на половине горы его берейтор, ходивший его отыскивать по городу и возвращавшийся назад к своему постоялому двору. Берейтор узнал Пьера по его шляпе, белевшей в темноте.
– Ваше сиятельство, – проговорил он, – а уж мы отчаялись. Что ж вы пешком? Куда же вы, пожалуйте!
– Ах да, – сказал Пьер.
Солдаты приостановились.
– Ну что, нашел своих? – сказал один из них.
– Ну, прощавай! Петр Кириллович, кажись? Прощавай, Петр Кириллович! – сказали другие голоса.
– Прощайте, – сказал Пьер и направился с своим берейтором к постоялому двору.
«Надо дать им!» – подумал Пьер, взявшись за карман. – «Нет, не надо», – сказал ему какой то голос.
В горницах постоялого двора не было места: все были заняты. Пьер прошел на двор и, укрывшись с головой, лег в свою коляску.


Едва Пьер прилег головой на подушку, как он почувствовал, что засыпает; но вдруг с ясностью почти действительности послышались бум, бум, бум выстрелов, послышались стоны, крики, шлепанье снарядов, запахло кровью и порохом, и чувство ужаса, страха смерти охватило его. Он испуганно открыл глаза и поднял голову из под шинели. Все было тихо на дворе. Только в воротах, разговаривая с дворником и шлепая по грязи, шел какой то денщик. Над головой Пьера, под темной изнанкой тесового навеса, встрепенулись голубки от движения, которое он сделал, приподнимаясь. По всему двору был разлит мирный, радостный для Пьера в эту минуту, крепкий запах постоялого двора, запах сена, навоза и дегтя. Между двумя черными навесами виднелось чистое звездное небо.
«Слава богу, что этого нет больше, – подумал Пьер, опять закрываясь с головой. – О, как ужасен страх и как позорно я отдался ему! А они… они все время, до конца были тверды, спокойны… – подумал он. Они в понятии Пьера были солдаты – те, которые были на батарее, и те, которые кормили его, и те, которые молились на икону. Они – эти странные, неведомые ему доселе они, ясно и резко отделялись в его мысли от всех других людей.
«Солдатом быть, просто солдатом! – думал Пьер, засыпая. – Войти в эту общую жизнь всем существом, проникнуться тем, что делает их такими. Но как скинуть с себя все это лишнее, дьявольское, все бремя этого внешнего человека? Одно время я мог быть этим. Я мог бежать от отца, как я хотел. Я мог еще после дуэли с Долоховым быть послан солдатом». И в воображении Пьера мелькнул обед в клубе, на котором он вызвал Долохова, и благодетель в Торжке. И вот Пьеру представляется торжественная столовая ложа. Ложа эта происходит в Английском клубе. И кто то знакомый, близкий, дорогой, сидит в конце стола. Да это он! Это благодетель. «Да ведь он умер? – подумал Пьер. – Да, умер; но я не знал, что он жив. И как мне жаль, что он умер, и как я рад, что он жив опять!» С одной стороны стола сидели Анатоль, Долохов, Несвицкий, Денисов и другие такие же (категория этих людей так же ясно была во сне определена в душе Пьера, как и категория тех людей, которых он называл они), и эти люди, Анатоль, Долохов громко кричали, пели; но из за их крика слышен был голос благодетеля, неумолкаемо говоривший, и звук его слов был так же значителен и непрерывен, как гул поля сраженья, но он был приятен и утешителен. Пьер не понимал того, что говорил благодетель, но он знал (категория мыслей так же ясна была во сне), что благодетель говорил о добре, о возможности быть тем, чем были они. И они со всех сторон, с своими простыми, добрыми, твердыми лицами, окружали благодетеля. Но они хотя и были добры, они не смотрели на Пьера, не знали его. Пьер захотел обратить на себя их внимание и сказать. Он привстал, но в то же мгновенье ноги его похолодели и обнажились.
Ему стало стыдно, и он рукой закрыл свои ноги, с которых действительно свалилась шинель. На мгновение Пьер, поправляя шинель, открыл глаза и увидал те же навесы, столбы, двор, но все это было теперь синевато, светло и подернуто блестками росы или мороза.
«Рассветает, – подумал Пьер. – Но это не то. Мне надо дослушать и понять слова благодетеля». Он опять укрылся шинелью, но ни столовой ложи, ни благодетеля уже не было. Были только мысли, ясно выражаемые словами, мысли, которые кто то говорил или сам передумывал Пьер.
Пьер, вспоминая потом эти мысли, несмотря на то, что они были вызваны впечатлениями этого дня, был убежден, что кто то вне его говорил их ему. Никогда, как ему казалось, он наяву не был в состоянии так думать и выражать свои мысли.
«Война есть наитруднейшее подчинение свободы человека законам бога, – говорил голос. – Простота есть покорность богу; от него не уйдешь. И они просты. Они, не говорят, но делают. Сказанное слово серебряное, а несказанное – золотое. Ничем не может владеть человек, пока он боится смерти. А кто не боится ее, тому принадлежит все. Ежели бы не было страдания, человек не знал бы границ себе, не знал бы себя самого. Самое трудное (продолжал во сне думать или слышать Пьер) состоит в том, чтобы уметь соединять в душе своей значение всего. Все соединить? – сказал себе Пьер. – Нет, не соединить. Нельзя соединять мысли, а сопрягать все эти мысли – вот что нужно! Да, сопрягать надо, сопрягать надо! – с внутренним восторгом повторил себе Пьер, чувствуя, что этими именно, и только этими словами выражается то, что он хочет выразить, и разрешается весь мучащий его вопрос.
– Да, сопрягать надо, пора сопрягать.
– Запрягать надо, пора запрягать, ваше сиятельство! Ваше сиятельство, – повторил какой то голос, – запрягать надо, пора запрягать…
Это был голос берейтора, будившего Пьера. Солнце било прямо в лицо Пьера. Он взглянул на грязный постоялый двор, в середине которого у колодца солдаты поили худых лошадей, из которого в ворота выезжали подводы. Пьер с отвращением отвернулся и, закрыв глаза, поспешно повалился опять на сиденье коляски. «Нет, я не хочу этого, не хочу этого видеть и понимать, я хочу понять то, что открывалось мне во время сна. Еще одна секунда, и я все понял бы. Да что же мне делать? Сопрягать, но как сопрягать всё?» И Пьер с ужасом почувствовал, что все значение того, что он видел и думал во сне, было разрушено.
Берейтор, кучер и дворник рассказывали Пьеру, что приезжал офицер с известием, что французы подвинулись под Можайск и что наши уходят.
Пьер встал и, велев закладывать и догонять себя, пошел пешком через город.
Войска выходили и оставляли около десяти тысяч раненых. Раненые эти виднелись в дворах и в окнах домов и толпились на улицах. На улицах около телег, которые должны были увозить раненых, слышны были крики, ругательства и удары. Пьер отдал догнавшую его коляску знакомому раненому генералу и с ним вместе поехал до Москвы. Доро гой Пьер узнал про смерть своего шурина и про смерть князя Андрея.

Х
30 го числа Пьер вернулся в Москву. Почти у заставы ему встретился адъютант графа Растопчина.
– А мы вас везде ищем, – сказал адъютант. – Графу вас непременно нужно видеть. Он просит вас сейчас же приехать к нему по очень важному делу.
Пьер, не заезжая домой, взял извозчика и поехал к главнокомандующему.
Граф Растопчин только в это утро приехал в город с своей загородной дачи в Сокольниках. Прихожая и приемная в доме графа были полны чиновников, явившихся по требованию его или за приказаниями. Васильчиков и Платов уже виделись с графом и объяснили ему, что защищать Москву невозможно и что она будет сдана. Известия эти хотя и скрывались от жителей, но чиновники, начальники различных управлений знали, что Москва будет в руках неприятеля, так же, как и знал это граф Растопчин; и все они, чтобы сложить с себя ответственность, пришли к главнокомандующему с вопросами, как им поступать с вверенными им частями.
В то время как Пьер входил в приемную, курьер, приезжавший из армии, выходил от графа.
Курьер безнадежно махнул рукой на вопросы, с которыми обратились к нему, и прошел через залу.
Дожидаясь в приемной, Пьер усталыми глазами оглядывал различных, старых и молодых, военных и статских, важных и неважных чиновников, бывших в комнате. Все казались недовольными и беспокойными. Пьер подошел к одной группе чиновников, в которой один был его знакомый. Поздоровавшись с Пьером, они продолжали свой разговор.
– Как выслать да опять вернуть, беды не будет; а в таком положении ни за что нельзя отвечать.
– Да ведь вот, он пишет, – говорил другой, указывая на печатную бумагу, которую он держал в руке.
– Это другое дело. Для народа это нужно, – сказал первый.
– Что это? – спросил Пьер.
– А вот новая афиша.
Пьер взял ее в руки и стал читать:
«Светлейший князь, чтобы скорей соединиться с войсками, которые идут к нему, перешел Можайск и стал на крепком месте, где неприятель не вдруг на него пойдет. К нему отправлено отсюда сорок восемь пушек с снарядами, и светлейший говорит, что Москву до последней капли крови защищать будет и готов хоть в улицах драться. Вы, братцы, не смотрите на то, что присутственные места закрыли: дела прибрать надобно, а мы своим судом с злодеем разберемся! Когда до чего дойдет, мне надобно молодцов и городских и деревенских. Я клич кликну дня за два, а теперь не надо, я и молчу. Хорошо с топором, недурно с рогатиной, а всего лучше вилы тройчатки: француз не тяжеле снопа ржаного. Завтра, после обеда, я поднимаю Иверскую в Екатерининскую гошпиталь, к раненым. Там воду освятим: они скорее выздоровеют; и я теперь здоров: у меня болел глаз, а теперь смотрю в оба».
– А мне говорили военные люди, – сказал Пьер, – что в городе никак нельзя сражаться и что позиция…
– Ну да, про то то мы и говорим, – сказал первый чиновник.
– А что это значит: у меня болел глаз, а теперь смотрю в оба? – сказал Пьер.
– У графа был ячмень, – сказал адъютант, улыбаясь, – и он очень беспокоился, когда я ему сказал, что приходил народ спрашивать, что с ним. А что, граф, – сказал вдруг адъютант, с улыбкой обращаясь к Пьеру, – мы слышали, что у вас семейные тревоги? Что будто графиня, ваша супруга…
– Я ничего не слыхал, – равнодушно сказал Пьер. – А что вы слышали?
– Нет, знаете, ведь часто выдумывают. Я говорю, что слышал.
– Что же вы слышали?
– Да говорят, – опять с той же улыбкой сказал адъютант, – что графиня, ваша жена, собирается за границу. Вероятно, вздор…
– Может быть, – сказал Пьер, рассеянно оглядываясь вокруг себя. – А это кто? – спросил он, указывая на невысокого старого человека в чистой синей чуйке, с белою как снег большою бородой, такими же бровями и румяным лицом.
– Это? Это купец один, то есть он трактирщик, Верещагин. Вы слышали, может быть, эту историю о прокламации?
– Ах, так это Верещагин! – сказал Пьер, вглядываясь в твердое и спокойное лицо старого купца и отыскивая в нем выражение изменничества.
– Это не он самый. Это отец того, который написал прокламацию, – сказал адъютант. – Тот молодой, сидит в яме, и ему, кажется, плохо будет.
Один старичок, в звезде, и другой – чиновник немец, с крестом на шее, подошли к разговаривающим.
– Видите ли, – рассказывал адъютант, – это запутанная история. Явилась тогда, месяца два тому назад, эта прокламация. Графу донесли. Он приказал расследовать. Вот Гаврило Иваныч разыскивал, прокламация эта побывала ровно в шестидесяти трех руках. Приедет к одному: вы от кого имеете? – От того то. Он едет к тому: вы от кого? и т. д. добрались до Верещагина… недоученный купчик, знаете, купчик голубчик, – улыбаясь, сказал адъютант. – Спрашивают у него: ты от кого имеешь? И главное, что мы знаем, от кого он имеет. Ему больше не от кого иметь, как от почт директора. Но уж, видно, там между ними стачка была. Говорит: ни от кого, я сам сочинил. И грозили и просили, стал на том: сам сочинил. Так и доложили графу. Граф велел призвать его. «От кого у тебя прокламация?» – «Сам сочинил». Ну, вы знаете графа! – с гордой и веселой улыбкой сказал адъютант. – Он ужасно вспылил, да и подумайте: этакая наглость, ложь и упорство!..