Список халифов
Поделись знанием:
– Только ради бога, княжна матушка, прикажите их прогнать и не ходите к ним. Все обман один, – говорила Дуняша, – а Яков Алпатыч приедут, и поедем… и вы не извольте…
– Какой же обман? – удивленно спросила княжна
– Да уж я знаю, только послушайте меня, ради бога. Вот и няню хоть спросите. Говорят, не согласны уезжать по вашему приказанию.
– Ты что нибудь не то говоришь. Да я никогда не приказывала уезжать… – сказала княжна Марья. – Позови Дронушку.
Пришедший Дрон подтвердил слова Дуняши: мужики пришли по приказанию княжны.
– Да я никогда не звала их, – сказала княжна. – Ты, верно, не так передал им. Я только сказала, чтобы ты им отдал хлеб.
Дрон, не отвечая, вздохнул.
– Если прикажете, они уйдут, – сказал он.
– Нет, нет, я пойду к ним, – сказала княжна Марья
Несмотря на отговариванье Дуняши и няни, княжна Марья вышла на крыльцо. Дрон, Дуняша, няня и Михаил Иваныч шли за нею. «Они, вероятно, думают, что я предлагаю им хлеб с тем, чтобы они остались на своих местах, и сама уеду, бросив их на произвол французов, – думала княжна Марья. – Я им буду обещать месячину в подмосковной, квартиры; я уверена, что Andre еще больше бы сделав на моем месте», – думала она, подходя в сумерках к толпе, стоявшей на выгоне у амбара.
Толпа, скучиваясь, зашевелилась, и быстро снялись шляпы. Княжна Марья, опустив глаза и путаясь ногами в платье, близко подошла к ним. Столько разнообразных старых и молодых глаз было устремлено на нее и столько было разных лиц, что княжна Марья не видала ни одного лица и, чувствуя необходимость говорить вдруг со всеми, не знала, как быть. Но опять сознание того, что она – представительница отца и брата, придало ей силы, и она смело начала свою речь.
– Я очень рада, что вы пришли, – начала княжна Марья, не поднимая глаз и чувствуя, как быстро и сильно билось ее сердце. – Мне Дронушка сказал, что вас разорила война. Это наше общее горе, и я ничего не пожалею, чтобы помочь вам. Я сама еду, потому что уже опасно здесь и неприятель близко… потому что… Я вам отдаю все, мои друзья, и прошу вас взять все, весь хлеб наш, чтобы у вас не было нужды. А ежели вам сказали, что я отдаю вам хлеб с тем, чтобы вы остались здесь, то это неправда. Я, напротив, прошу вас уезжать со всем вашим имуществом в нашу подмосковную, и там я беру на себя и обещаю вам, что вы не будете нуждаться. Вам дадут и домы и хлеба. – Княжна остановилась. В толпе только слышались вздохи.
– Я не от себя делаю это, – продолжала княжна, – я это делаю именем покойного отца, который был вам хорошим барином, и за брата, и его сына.
Она опять остановилась. Никто не прерывал ее молчания.
– Горе наше общее, и будем делить всё пополам. Все, что мое, то ваше, – сказала она, оглядывая лица, стоявшие перед нею.
Все глаза смотрели на нее с одинаковым выражением, значения которого она не могла понять. Было ли это любопытство, преданность, благодарность, или испуг и недоверие, но выражение на всех лицах было одинаковое.
– Много довольны вашей милостью, только нам брать господский хлеб не приходится, – сказал голос сзади.
– Да отчего же? – сказала княжна.
Никто не ответил, и княжна Марья, оглядываясь по толпе, замечала, что теперь все глаза, с которыми она встречалась, тотчас же опускались.
– Отчего же вы не хотите? – спросила она опять.
Никто не отвечал.
Княжне Марье становилось тяжело от этого молчанья; она старалась уловить чей нибудь взгляд.
– Отчего вы не говорите? – обратилась княжна к старому старику, который, облокотившись на палку, стоял перед ней. – Скажи, ежели ты думаешь, что еще что нибудь нужно. Я все сделаю, – сказала она, уловив его взгляд. Но он, как бы рассердившись за это, опустил совсем голову и проговорил:
– Чего соглашаться то, не нужно нам хлеба.
– Что ж, нам все бросить то? Не согласны. Не согласны… Нет нашего согласия. Мы тебя жалеем, а нашего согласия нет. Поезжай сама, одна… – раздалось в толпе с разных сторон. И опять на всех лицах этой толпы показалось одно и то же выражение, и теперь это было уже наверное не выражение любопытства и благодарности, а выражение озлобленной решительности.
– Да вы не поняли, верно, – с грустной улыбкой сказала княжна Марья. – Отчего вы не хотите ехать? Я обещаю поселить вас, кормить. А здесь неприятель разорит вас…
Но голос ее заглушали голоса толпы.
– Нет нашего согласия, пускай разоряет! Не берем твоего хлеба, нет согласия нашего!
Княжна Марья старалась уловить опять чей нибудь взгляд из толпы, но ни один взгляд не был устремлен на нее; глаза, очевидно, избегали ее. Ей стало странно и неловко.
– Вишь, научила ловко, за ней в крепость иди! Дома разори да в кабалу и ступай. Как же! Я хлеб, мол, отдам! – слышались голоса в толпе.
Княжна Марья, опустив голову, вышла из круга и пошла в дом. Повторив Дрону приказание о том, чтобы завтра были лошади для отъезда, она ушла в свою комнату и осталась одна с своими мыслями.
Долго эту ночь княжна Марья сидела у открытого окна в своей комнате, прислушиваясь к звукам говора мужиков, доносившегося с деревни, но она не думала о них. Она чувствовала, что, сколько бы она ни думала о них, она не могла бы понять их. Она думала все об одном – о своем горе, которое теперь, после перерыва, произведенного заботами о настоящем, уже сделалось для нее прошедшим. Она теперь уже могла вспоминать, могла плакать и могла молиться. С заходом солнца ветер затих. Ночь была тихая и свежая. В двенадцатом часу голоса стали затихать, пропел петух, из за лип стала выходить полная луна, поднялся свежий, белый туман роса, и над деревней и над домом воцарилась тишина.
Одна за другой представлялись ей картины близкого прошедшего – болезни и последних минут отца. И с грустной радостью она теперь останавливалась на этих образах, отгоняя от себя с ужасом только одно последнее представление его смерти, которое – она чувствовала – она была не в силах созерцать даже в своем воображении в этот тихий и таинственный час ночи. И картины эти представлялись ей с такой ясностью и с такими подробностями, что они казались ей то действительностью, то прошедшим, то будущим.
То ей живо представлялась та минута, когда с ним сделался удар и его из сада в Лысых Горах волокли под руки и он бормотал что то бессильным языком, дергал седыми бровями и беспокойно и робко смотрел на нее.
«Он и тогда хотел сказать мне то, что он сказал мне в день своей смерти, – думала она. – Он всегда думал то, что он сказал мне». И вот ей со всеми подробностями вспомнилась та ночь в Лысых Горах накануне сделавшегося с ним удара, когда княжна Марья, предчувствуя беду, против его воли осталась с ним. Она не спала и ночью на цыпочках сошла вниз и, подойдя к двери в цветочную, в которой в эту ночь ночевал ее отец, прислушалась к его голосу. Он измученным, усталым голосом говорил что то с Тихоном. Ему, видно, хотелось поговорить. «И отчего он не позвал меня? Отчего он не позволил быть мне тут на месте Тихона? – думала тогда и теперь княжна Марья. – Уж он не выскажет никогда никому теперь всего того, что было в его душе. Уж никогда не вернется для него и для меня эта минута, когда бы он говорил все, что ему хотелось высказать, а я, а не Тихон, слушала бы и понимала его. Отчего я не вошла тогда в комнату? – думала она. – Может быть, он тогда же бы сказал мне то, что он сказал в день смерти. Он и тогда в разговоре с Тихоном два раза спросил про меня. Ему хотелось меня видеть, а я стояла тут, за дверью. Ему было грустно, тяжело говорить с Тихоном, который не понимал его. Помню, как он заговорил с ним про Лизу, как живую, – он забыл, что она умерла, и Тихон напомнил ему, что ее уже нет, и он закричал: „Дурак“. Ему тяжело было. Я слышала из за двери, как он, кряхтя, лег на кровать и громко прокричал: „Бог мой!Отчего я не взошла тогда? Что ж бы он сделал мне? Что бы я потеряла? А может быть, тогда же он утешился бы, он сказал бы мне это слово“. И княжна Марья вслух произнесла то ласковое слово, которое он сказал ей в день смерти. «Ду ше нь ка! – повторила княжна Марья это слово и зарыдала облегчающими душу слезами. Она видела теперь перед собою его лицо. И не то лицо, которое она знала с тех пор, как себя помнила, и которое она всегда видела издалека; а то лицо – робкое и слабое, которое она в последний день, пригибаясь к его рту, чтобы слышать то, что он говорил, в первый раз рассмотрела вблизи со всеми его морщинами и подробностями.
«Душенька», – повторила она.
«Что он думал, когда сказал это слово? Что он думает теперь? – вдруг пришел ей вопрос, и в ответ на это она увидала его перед собой с тем выражением лица, которое у него было в гробу на обвязанном белым платком лице. И тот ужас, который охватил ее тогда, когда она прикоснулась к нему и убедилась, что это не только не был он, но что то таинственное и отталкивающее, охватил ее и теперь. Она хотела думать о другом, хотела молиться и ничего не могла сделать. Она большими открытыми глазами смотрела на лунный свет и тени, всякую секунду ждала увидеть его мертвое лицо и чувствовала, что тишина, стоявшая над домом и в доме, заковывала ее.
– Дуняша! – прошептала она. – Дуняша! – вскрикнула она диким голосом и, вырвавшись из тишины, побежала к девичьей, навстречу бегущим к ней няне и девушкам.
17 го августа Ростов и Ильин, сопутствуемые только что вернувшимся из плена Лаврушкой и вестовым гусаром, из своей стоянки Янково, в пятнадцати верстах от Богучарова, поехали кататься верхами – попробовать новую, купленную Ильиным лошадь и разузнать, нет ли в деревнях сена.
Богучарово находилось последние три дня между двумя неприятельскими армиями, так что так же легко мог зайти туда русский арьергард, как и французский авангард, и потому Ростов, как заботливый эскадронный командир, желал прежде французов воспользоваться тем провиантом, который оставался в Богучарове.
Ростов и Ильин были в самом веселом расположении духа. Дорогой в Богучарово, в княжеское именье с усадьбой, где они надеялись найти большую дворню и хорошеньких девушек, они то расспрашивали Лаврушку о Наполеоне и смеялись его рассказам, то перегонялись, пробуя лошадь Ильина.
Ростов и не знал и не думал, что эта деревня, в которую он ехал, была именье того самого Болконского, который был женихом его сестры.
Ростов с Ильиным в последний раз выпустили на перегонку лошадей в изволок перед Богучаровым, и Ростов, перегнавший Ильина, первый вскакал в улицу деревни Богучарова.
– Ты вперед взял, – говорил раскрасневшийся Ильин.
– Да, всё вперед, и на лугу вперед, и тут, – отвечал Ростов, поглаживая рукой своего взмылившегося донца.
– А я на французской, ваше сиятельство, – сзади говорил Лаврушка, называя французской свою упряжную клячу, – перегнал бы, да только срамить не хотел.
Они шагом подъехали к амбару, у которого стояла большая толпа мужиков.
Некоторые мужики сняли шапки, некоторые, не снимая шапок, смотрели на подъехавших. Два старые длинные мужика, с сморщенными лицами и редкими бородами, вышли из кабака и с улыбками, качаясь и распевая какую то нескладную песню, подошли к офицерам.
– Молодцы! – сказал, смеясь, Ростов. – Что, сено есть?
– И одинакие какие… – сказал Ильин.
– Развесе…oo…ооо…лая бесе… бесе… – распевали мужики с счастливыми улыбками.
Один мужик вышел из толпы и подошел к Ростову.
– Вы из каких будете? – спросил он.
– Французы, – отвечал, смеючись, Ильин. – Вот и Наполеон сам, – сказал он, указывая на Лаврушку.
– Стало быть, русские будете? – переспросил мужик.
– А много вашей силы тут? – спросил другой небольшой мужик, подходя к ним.
– Много, много, – отвечал Ростов. – Да вы что ж собрались тут? – прибавил он. – Праздник, что ль?
– Старички собрались, по мирскому делу, – отвечал мужик, отходя от него.
В это время по дороге от барского дома показались две женщины и человек в белой шляпе, шедшие к офицерам.
– В розовом моя, чур не отбивать! – сказал Ильин, заметив решительно подвигавшуюся к нему Дуняшу.
– Наша будет! – подмигнув, сказал Ильину Лаврушка.
– Что, моя красавица, нужно? – сказал Ильин, улыбаясь.
– Княжна приказали узнать, какого вы полка и ваши фамилии?
– Это граф Ростов, эскадронный командир, а я ваш покорный слуга.
– Бе…се…е…ду…шка! – распевал пьяный мужик, счастливо улыбаясь и глядя на Ильина, разговаривающего с девушкой. Вслед за Дуняшей подошел к Ростову Алпатыч, еще издали сняв свою шляпу.
– Осмелюсь обеспокоить, ваше благородие, – сказал он с почтительностью, но с относительным пренебрежением к юности этого офицера и заложив руку за пазуху. – Моя госпожа, дочь скончавшегося сего пятнадцатого числа генерал аншефа князя Николая Андреевича Болконского, находясь в затруднении по случаю невежества этих лиц, – он указал на мужиков, – просит вас пожаловать… не угодно ли будет, – с грустной улыбкой сказал Алпатыч, – отъехать несколько, а то не так удобно при… – Алпатыч указал на двух мужиков, которые сзади так и носились около него, как слепни около лошади.
– А!.. Алпатыч… А? Яков Алпатыч!.. Важно! прости ради Христа. Важно! А?.. – говорили мужики, радостно улыбаясь ему. Ростов посмотрел на пьяных стариков и улыбнулся.
– Или, может, это утешает ваше сиятельство? – сказал Яков Алпатыч с степенным видом, не заложенной за пазуху рукой указывая на стариков.
– Нет, тут утешенья мало, – сказал Ростов и отъехал. – В чем дело? – спросил он.
– Осмелюсь доложить вашему сиятельству, что грубый народ здешний не желает выпустить госпожу из имения и угрожает отпречь лошадей, так что с утра все уложено и ее сиятельство не могут выехать.
– Не может быть! – вскрикнул Ростов.
– Имею честь докладывать вам сущую правду, – повторил Алпатыч.
Ростов слез с лошади и, передав ее вестовому, пошел с Алпатычем к дому, расспрашивая его о подробностях дела. Действительно, вчерашнее предложение княжны мужикам хлеба, ее объяснение с Дроном и с сходкою так испортили дело, что Дрон окончательно сдал ключи, присоединился к мужикам и не являлся по требованию Алпатыча и что поутру, когда княжна велела закладывать, чтобы ехать, мужики вышли большой толпой к амбару и выслали сказать, что они не выпустят княжны из деревни, что есть приказ, чтобы не вывозиться, и они выпрягут лошадей. Алпатыч выходил к ним, усовещивая их, но ему отвечали (больше всех говорил Карп; Дрон не показывался из толпы), что княжну нельзя выпустить, что на то приказ есть; а что пускай княжна остается, и они по старому будут служить ей и во всем повиноваться.
|
|
Халиф — официальный титул руководителя Халифата. Халиф являлся представителем пророка Мухаммада, духовным лидером всех мусульман, хранителем и исполнителем Божественных законов на земле. В обязанности халифа входило поддержание законности в стране, обеспечение функционирования всех государственных органов в соответствии с законами шариата, охрана государственных границ, создание условий для нормальной жизнедеятельности граждан. Халифом может быть только мужчина-мусульманин, обладающий знаниями религии и справедливого[1].
Первыми халифами после пророка Мухаммада были Праведные халифы Абу Бакр ас-Сиддик, Умар ибн аль-Хаттаб, Усман ибн Аффан и Али ибн Абу Талиб. После них в Халифате правили династии Омейядов и Аббасидов[1]. После падения Багдадского халифата формальный сюзеренитет Аббасидов был признан мамлюками Египта. После завоевания Египта Османской империей халифами стали султаны из династии Османов[2]. В 1924 году Халифат прекратил своё существование, а вместе с ним завершилась преемственность халифов.
Исламский халифат
| Имя | Страна | Династия | Годы правления |
Примечания |
|---|---|---|---|---|
| Абу Бакр ас-Сиддик | Праведный халифат | — | 632—634 | первый халиф, тесть пророка Мухаммада |
| Умар ибн аль-Хаттаб | Праведный халифат | — | 634—644 | второй Праведный халиф |
| Усман ибн Аффан | Праведный халифат | — | 644—656 | третий Праведный халиф |
| Али ибн Абу Талиб | Праведный халифат | — | 656—661 | четвёртый Праведный халиф, зять пророка Мухаммада |
| Муавия I ибн Абу Суфьян | Омейядский халифат | Омейяды, Суфьяниды | 661—680 | основатель династии Омейядов |
| Язид I ибн Муавия | Омейядский халифат | Омейяды, Суфьяниды | 680—683 | сын Муавии I |
| Муавия II ибн Язид | Омейядский халифат | Омейяды, Суфьяниды | 683—684 | |
| Марван I ибн аль-Хакам | Омейядский халифат | Омейяды, Марваниды | 684—685 | |
| Абдул-Малик ибн Мерван | Омейядский халифат | Омейяды, Марваниды | 685—705 | |
| Аль-Валид I ибн Абдул-Малик | Омейядский халифат | Омейяды, Марваниды | 705—715 | |
| Сулейман ибн Абдул-Малик | Омейядский халифат | Омейяды, Марваниды | 715—717 | брат Валида I |
| Умар ибн Абдул-Азиз | Омейядский халифат | Омейяды, Марваниды | 717—720 | двоюродный брат Сулеймана |
| Язид II ибн Абдул-Малик | Омейядский халифат | Омейяды, Марваниды | 720—724 | |
| Хишам ибн Абдул-Малик | Омейядский халифат | Омейяды, Марваниды | 724—743 | |
| Язид III ибн аль-Валид | Омейядский халифат | Омейяды, Марваниды | 743—744 | |
| Аль-Валид II ибн Язид | Омейядский халифат | Омейяды, Марваниды | 744 | |
| Марван II ибн Мухаммад | Омейядский халифат | Омейяды, Марваниды | 744—750 | |
| Абуль-Аббас ас-Саффах | Аббасидский халифат | Аббасиды | 750—754 | |
| Абу Джафар аль-Мансур | Аббасидский халифат | Аббасиды | 754—775 | |
| Мухаммад аль-Махди | Аббасидский халифат | Аббасиды | 775—785 | |
| Муса аль-Хади | Аббасидский халифат | Аббасиды | 785—786 | |
| Харун ар-Рашид | Аббасидский халифат | Аббасиды | 786—809 | |
| Мухаммад аль-Амин | Аббасидский халифат | Аббасиды | 809—813 | |
| Абдуллах аль-Мамун | Аббасидский халифат | Аббасиды | 813—833 | |
| Ибрахим ибн аль-Махди | Аббасидский халифат | Аббасиды | 817—819 | |
| Мухаммад аль-Мутасим | Аббасидский халифат | Аббасиды | 833—842 | |
| Харун аль-Васик | Аббасидский халифат | Аббасиды | 842—847 | |
| Джафар аль-Мутаваккиль | Аббасидский халифат | Аббасиды | 847—861 | |
| Мухаммад аль-Мунтасир | Аббасидский халифат | Аббасиды | 861—862 | |
| Ахмад аль-Мустаин | Аббасидский халифат | Аббасиды | 862—866 | |
| Зубайр аль-Мутазз | Аббасидский халифат | Аббасиды | 866—869 | |
| Мухаммад аль-Мухтади | Аббасидский халифат | Аббасиды | 869—870 | |
| Ахмад аль-Мутамид | Аббасидский халифат | Аббасиды | 870—892 | |
| Абдуллах аль-Мутадид | Аббасидский халифат | Аббасиды | 892—902 | |
| Али аль-Муктафи | Аббасидский халифат | Аббасиды | 902—908 | |
| Абдуллах ибн аль-Мутазз | Аббасидский халифат | Аббасиды | 908 | |
| Джафар аль-Муктадир | Аббасидский халифат | Аббасиды | 908—929, 929—932 | |
| Мухаммад аль-Кахир | Аббасидский халифат | Аббасиды | 929, 932—934 | |
| Ахмад ар-Ради Биллах | Аббасидский халифат | Аббасиды | 934—940 | |
| Ибрахим аль-Муттаки | Аббасидский халифат | Аббасиды | 940—944 | |
| Абдуллах аль-Мустакфи | Аббасидский халифат | Аббасиды | 944—946 | |
| Абуль-Касим аль-Мути | Аббасидский халифат | Аббасиды | 946—974 | |
| Абу Бакр ат-Таи | Аббасидский халифат | Аббасиды | 974—991 | |
| Ахмад аль-Кадир | Аббасидский халифат | Аббасиды | 991—1031 | |
| Абдуллах аль-Каим | Аббасидский халифат | Аббасиды | 1031—1075 | |
| Абдуллах аль-Муктади | Аббасидский халифат | Аббасиды | 1075—1094 | |
| Ахмад аль-Мустазхир | Аббасидский халифат | Аббасиды | 1094—1118 | |
| Абу Мансур аль-Мустаршид | Аббасидский халифат | Аббасиды | 1118—1135 | |
| Абу Джафар ар-Рашид | Аббасидский халифат | Аббасиды | 1135—1136 | |
| Мухаммад аль-Муктафи | Аббасидский халифат | Аббасиды | 1136—1160 | |
| Юсуф аль-Мустанджид | Аббасидский халифат | Аббасиды | 1160—1170 | |
| Хасан аль-Мустади | Аббасидский халифат | Аббасиды | 1170—1180 | |
| Ахмад ан-Насир | Аббасидский халифат | Аббасиды | 1180—1225 | |
| Абдул-Азиз аз-Захир | Аббасидский халифат | Аббасиды | 1225—1226 | |
| Абу Джафар аль-Мустансир | Аббасидский халифат | Аббасиды | 1226—1242 | |
| Абдуллах аль-Мустасим | Аббасидский халифат | Аббасиды | 1242—1258 | |
| аль-Мустансир II | Мамлюкский султанат | Аббасиды | 1261—1262 | |
| аль-Хаким I | Мамлюкский султанат | Аббасиды | 1262—1302 | |
| аль-Мустакфи I | Мамлюкский султанат | Аббасиды | 1302—1340 | |
| аль-Васик I | Мамлюкский султанат | Аббасиды | 1340—1341 | |
| аль-Хаким II | Мамлюкский султанат | Аббасиды | 1341—1352 | |
| аль-Мутадид I | Мамлюкский султанат | Аббасиды | 1352—1362 | |
| аль-Мутаваккиль I | Мамлюкский султанат | Аббасиды | 1362—1377, 1377—1383, 1389—1406 | |
| аль-Мутасим | Мамлюкский султанат | Аббасиды | 1377—1389 | |
| аль-Васик II | Мамлюкский султанат | Аббасиды | 1386—1387 | |
| аль-Мустаин | Мамлюкский султанат | Аббасиды | 1406—1414 | |
| аль-Мутадид II | Мамлюкский султанат | Аббасиды | 1414—1441 | |
| аль-Мустакфи II | Мамлюкский султанат | Аббасиды | 1441—1451 | |
| аль-Каим | Мамлюкский султанат | Аббасиды | 1451—1455 | |
| аль-Мустанджид | Мамлюкский султанат | Аббасиды | 1455—1479 | |
| аль-Мутаваккиль II | Мамлюкский султанат | Аббасиды | 1479—1497 | |
| аль-Мустамсик | Мамлюкский султанат | Аббасиды | 1497—1508, 1516—1517 | |
| аль-Мутаваккиль III | Мамлюкский султанат | Аббасиды | 1508—1516, 1517—1543 | |
| Селим I | Османская империя | Османы | 1517—1520 | |
| Сулейман I | Османская империя | Османы | 1520—1566 | |
| Селим II | Османская империя | Османы | 1566—1574 | |
| Мурад III | Османская империя | Османы | 1574—1595 | |
| Мехмед III | Османская империя | Османы | 1595—1603 | |
| Ахмед I | Османская империя | Османы | 1603—1617 | |
| Мустафа I | Османская империя | Османы | 1617—1618, 1622—1623 | |
| Осман II | Османская империя | Османы | 1618—1622 | |
| Мурад IV | Османская империя | Османы | 1623—1640 | |
| Ибрагим I | Османская империя | Османы | 1640—1648 | |
| Мехмед IV | Османская империя | Османы | 1648—1687 | |
| Сулейман II | Османская империя | Османы | 1687—1691 | |
| Ахмед II | Османская империя | Османы | 1691—1695 | |
| Мустафа II | Османская империя | Османы | 1695—1703 | |
| Ахмед III | Османская империя | Османы | 1703—1730 | |
| Махмуд I | Османская империя | Османы | 1730—1754 | |
| Осман III | Османская империя | Османы | 1754—1757 | |
| Мустафа III | Османская империя | Османы | 1757—1774 | |
| Абдул-Хамид I | Османская империя | Османы | 1774—1789 | |
| Селим III | Османская империя | Османы | 1789—1807 | |
| Мустафа IV | Османская империя | Османы | 1807—1808 | |
| Махмуд II | Османская империя | Османы | 1808—1839 | |
| Абдул-Меджид I | Османская империя | Османы | 1839—1861 | |
| Абдул-Азиз | Османская империя | Османы | 1861—1876 | |
| Мурад V | Османская империя | Османы | 1876 | |
| Абдул-Хамид II | Османская империя | Османы | 1876—1909 | |
| Мехмед V | Османская империя | Османы | 1909—1918 | |
| Мехмед VI | Османская империя | Османы | 1918—1922 | |
| Абдул-Меджид II | Османская империя | Османы | 1922—1924 |
Кордовский халифат
Кордовский халифат существовал на Пиренейском полуострове. Столицей халифата был г. Кордова. Он возник из Кордовского эмирата, основанного в 756 Омейядом Абдуррахманом I. В начале X века Абдуррахман III восстановил политическое единство эмирата, который к тому времени фактически распался на отдельные феодальные владения. В 929 Абдуррахман III провозгласил себя халифом. Халифв вели почти непрерывные войны с христианскими государствами на севере Пиренейского полуострова: Астурийским и Наваррским. Главой всего государственного аппарата и первым лицом после халифа был хаджиб (камергер). В период наибольшего расцвета (X в.) халифат был одним из самых передовых в экономическом отношении государств в Европе. В начале XI века в халифате наступил период феодальных смут. С 1009 по 1031 сменилось 6 халифов. В 1031 последний халиф Хишам III был свергнут и изгнан из Кордовы, а халифат распался на множество мелких эмиратов[3].
| Имя | Годы правления |
Примечания |
|---|---|---|
| Абд ар-Рахман III | 929—961 | Восстановил полураспавшийся при его предшественниках Кордовский эмират. В 931 году взял Сеуту, в 932 году — Толедо. С 955 года заставил королей Леона и Наварры платить ему дань. Отвоевал у Фатимидов часть Магриба. |
| аль-Хакам II | 961—976 | При нём халифату пришлось дважды отражать нападение викингов: в 966 и 971 годах. Кроме того приходилось также вести борьбу с династиями Зиридов и Фатимидов в Северном Марокко. |
| Хишам II | 976—1009, 1010—1013 | Стал халифом в возрасте 10 лет. Вскоре верховной властью в государстве завладел хаджиб аль-Мансур (Победитель), который изолировал молодого халифа во дворце и стал полновластно распоряжаться всеми делами от его имени. |
| Мухаммад II | 1009 и 1010 | Почти сразу после вступления его на престол началась вражда между ним, сакалиба и берберскими подразделениями гвардии. Уже через несколько месяцев после переворота берберы восстали и сначала провозгласили халифом Хишама, а когда он был убит, передали престол его племяннику Сулейману. |
| Сулейман | 1009—1010 и 1013—1016 | В первый раз раз гвардия провозгласила Сулеймана халифом в 1009 году. В следующем году гвардейцы совместно с каталонцами взяли Кордову и вернули престол Мухаммаду. В 1013 году, после того, как берберы взяли и разграбили Кордову, халифом вновь был провозглашён Сулейман. В 1016 году Али ибн Хаммуд ан-Насир при поддержке сакалиба захватил Кордову и был провозглашён новым халифом. |
| Али ан-Насир | 1016—1018 | В 1016 году взял Кордову, заключил халифа Сулеймана в тюрьму, а затем обезглавил. Став новым халифом Али ан-Насир вначале пользовался поддержкой населения, но затем его популярность резко упала и 22 марта 1018 года он был убит сторонниками Абд ар-Рахмана IV, захватившими Кордову. |
| Абд ар-Рахман IV | 1018 | Стал халифом в 1018 году, когда войска его сторонников, среди которых были правитель Альмерии Хайран и эмир Сарагосы Мунзир I аль-Мансур, взяли Кордову и убили Али ан-Насира. |
| Касим аль-Мамун | 1018—1021 и 1022—1023 | В 1018 году со своей армией занял Кордову, не встретив никакого сопротивления, и был провозглашён новым халифом. Правил более двух лет, но затем был изгнан своим собственным племянником Яхъёй аль-Мутали. В 1022 году на некоторое время вернул себе власть, но в следующем году он был окончательно изгнан из Кордовы, вместе с поддерживавшими его берберами. |
| Яхъя аль-Мутали | 1021—1022 и 1025—1027 | Был халифом около года, пока аль-Касим не вернул себе престол назад. В ноябре 1025 года прибыл в Кордову и пробыл там несколько дней, затем удалился в безопасную, хорошо укреплённую Малагу, оставив в Кордове своего визиря Абу Джафара Ахмада ибн Мусу. Вскоре в городе начались мятежи и в июне 1026 года визирь был изгнан из Кордовы. |
| Абд ар-Рахман V | 1023—1024 | Не обладал реальной властью и не контролировал ситуацию в государстве. При его правлении Аббадиды в Севилье отделились от Кордовы. Через семь недель правления он был свергнут и убит толпой, направляемой одним из его соперников. |
| Мухаммад III | 1024—1025 | Был провозглашён халифом в 1024 году, после убийства Абд ар-Рахмана V. В 1025 году он был также свергнут и убит. |
| Хишам III | 1027—1031 | Был выбран халифом Кордовы в 1027 году, после затяжных переговоров между Кордовской столичной аристократией и эмирами провинций халифата. В 1031 году солдаты во главе с одним из Омейядов, Омайей, убили Хакама и вынудили Хишама III отречься от власти. |
Фатимидский халифат
Государство Альмохадов
| Имя | Годы правления |
Примечания |
|---|---|---|
| Мухаммад ибн Тумарт | 1121-1130 | |
| Абд аль-Мумин | 1130—1163 | |
| Абу Якуб Юсуф | 1163—1184 | |
| Якуб аль-Мансур | 1184—1199 | |
| Мухаммад ан-Насир | 1199—1213 | |
| Юсуф аль-Мустансир | 1213—1224 | |
| Абдул-Вахид I | 1224 | |
| Абдуллах аль-Адиль | 1224—1227 | |
| Абу Закария аль-Мутасим | 1227—1235 | |
| Абу Ала аль-Мамун | 1227—1232 | |
| Абд аль-Вахид ар-Рашид | 1232—1242 | |
| Али Абуль-Хасан ас-Саид | 1242—1248 | |
| Умар аль-Мустафик | 1248—1266 | |
| Абу Дабус | 1266—1269 |
Непризнанные и самопровозглашённые халифаты
| Имя | Страна | Династия | Годы правления |
Примечания |
|---|---|---|---|---|
| Абу Бакр аль-Багдади | Исламское государство | - | 2014 — настоящее время | Не признан как халиф ни одним государством и большинством исламских религиозных деятелей и организаций |
Напишите отзыв о статье "Список халифов"
Примечания
- ↑ 1 2 Али-заде, А. А. Халиф : [[web.archive.org/web/20111001002836/slovar-islam.ru/books/h.html арх.] 1 октября 2011] // Исламский энциклопедический словарь. — М. : Ансар, 2007.</span>
- ↑ Али-заде, А. А. Халифат : [[web.archive.org/web/20111001002836/slovar-islam.ru/books/h.html арх.] 1 октября 2011] // Исламский энциклопедический словарь. — М. : Ансар, 2007.</span>
- ↑ [dic.academic.ru/dic.nsf/bse/98466/ Кордовский Халифат] — статья из Большой советской энциклопедии
</ol>
|
|
Это служебный список статей, созданный для координации работ по развитию темы. Его необходимо преобразовать в информационный список или глоссарий, в противном случае перенести в один из проектов. Данное предупреждение не устанавливается на информационные списки и глоссарии. |
Отрывок, характеризующий Список халифов
– Да я никогда не звала их, – сказала княжна Марья, – я только сказала Дронушке, чтобы раздать им хлеба.– Только ради бога, княжна матушка, прикажите их прогнать и не ходите к ним. Все обман один, – говорила Дуняша, – а Яков Алпатыч приедут, и поедем… и вы не извольте…
– Какой же обман? – удивленно спросила княжна
– Да уж я знаю, только послушайте меня, ради бога. Вот и няню хоть спросите. Говорят, не согласны уезжать по вашему приказанию.
– Ты что нибудь не то говоришь. Да я никогда не приказывала уезжать… – сказала княжна Марья. – Позови Дронушку.
Пришедший Дрон подтвердил слова Дуняши: мужики пришли по приказанию княжны.
– Да я никогда не звала их, – сказала княжна. – Ты, верно, не так передал им. Я только сказала, чтобы ты им отдал хлеб.
Дрон, не отвечая, вздохнул.
– Если прикажете, они уйдут, – сказал он.
– Нет, нет, я пойду к ним, – сказала княжна Марья
Несмотря на отговариванье Дуняши и няни, княжна Марья вышла на крыльцо. Дрон, Дуняша, няня и Михаил Иваныч шли за нею. «Они, вероятно, думают, что я предлагаю им хлеб с тем, чтобы они остались на своих местах, и сама уеду, бросив их на произвол французов, – думала княжна Марья. – Я им буду обещать месячину в подмосковной, квартиры; я уверена, что Andre еще больше бы сделав на моем месте», – думала она, подходя в сумерках к толпе, стоявшей на выгоне у амбара.
Толпа, скучиваясь, зашевелилась, и быстро снялись шляпы. Княжна Марья, опустив глаза и путаясь ногами в платье, близко подошла к ним. Столько разнообразных старых и молодых глаз было устремлено на нее и столько было разных лиц, что княжна Марья не видала ни одного лица и, чувствуя необходимость говорить вдруг со всеми, не знала, как быть. Но опять сознание того, что она – представительница отца и брата, придало ей силы, и она смело начала свою речь.
– Я очень рада, что вы пришли, – начала княжна Марья, не поднимая глаз и чувствуя, как быстро и сильно билось ее сердце. – Мне Дронушка сказал, что вас разорила война. Это наше общее горе, и я ничего не пожалею, чтобы помочь вам. Я сама еду, потому что уже опасно здесь и неприятель близко… потому что… Я вам отдаю все, мои друзья, и прошу вас взять все, весь хлеб наш, чтобы у вас не было нужды. А ежели вам сказали, что я отдаю вам хлеб с тем, чтобы вы остались здесь, то это неправда. Я, напротив, прошу вас уезжать со всем вашим имуществом в нашу подмосковную, и там я беру на себя и обещаю вам, что вы не будете нуждаться. Вам дадут и домы и хлеба. – Княжна остановилась. В толпе только слышались вздохи.
– Я не от себя делаю это, – продолжала княжна, – я это делаю именем покойного отца, который был вам хорошим барином, и за брата, и его сына.
Она опять остановилась. Никто не прерывал ее молчания.
– Горе наше общее, и будем делить всё пополам. Все, что мое, то ваше, – сказала она, оглядывая лица, стоявшие перед нею.
Все глаза смотрели на нее с одинаковым выражением, значения которого она не могла понять. Было ли это любопытство, преданность, благодарность, или испуг и недоверие, но выражение на всех лицах было одинаковое.
– Много довольны вашей милостью, только нам брать господский хлеб не приходится, – сказал голос сзади.
– Да отчего же? – сказала княжна.
Никто не ответил, и княжна Марья, оглядываясь по толпе, замечала, что теперь все глаза, с которыми она встречалась, тотчас же опускались.
– Отчего же вы не хотите? – спросила она опять.
Никто не отвечал.
Княжне Марье становилось тяжело от этого молчанья; она старалась уловить чей нибудь взгляд.
– Отчего вы не говорите? – обратилась княжна к старому старику, который, облокотившись на палку, стоял перед ней. – Скажи, ежели ты думаешь, что еще что нибудь нужно. Я все сделаю, – сказала она, уловив его взгляд. Но он, как бы рассердившись за это, опустил совсем голову и проговорил:
– Чего соглашаться то, не нужно нам хлеба.
– Что ж, нам все бросить то? Не согласны. Не согласны… Нет нашего согласия. Мы тебя жалеем, а нашего согласия нет. Поезжай сама, одна… – раздалось в толпе с разных сторон. И опять на всех лицах этой толпы показалось одно и то же выражение, и теперь это было уже наверное не выражение любопытства и благодарности, а выражение озлобленной решительности.
– Да вы не поняли, верно, – с грустной улыбкой сказала княжна Марья. – Отчего вы не хотите ехать? Я обещаю поселить вас, кормить. А здесь неприятель разорит вас…
Но голос ее заглушали голоса толпы.
– Нет нашего согласия, пускай разоряет! Не берем твоего хлеба, нет согласия нашего!
Княжна Марья старалась уловить опять чей нибудь взгляд из толпы, но ни один взгляд не был устремлен на нее; глаза, очевидно, избегали ее. Ей стало странно и неловко.
– Вишь, научила ловко, за ней в крепость иди! Дома разори да в кабалу и ступай. Как же! Я хлеб, мол, отдам! – слышались голоса в толпе.
Княжна Марья, опустив голову, вышла из круга и пошла в дом. Повторив Дрону приказание о том, чтобы завтра были лошади для отъезда, она ушла в свою комнату и осталась одна с своими мыслями.
Долго эту ночь княжна Марья сидела у открытого окна в своей комнате, прислушиваясь к звукам говора мужиков, доносившегося с деревни, но она не думала о них. Она чувствовала, что, сколько бы она ни думала о них, она не могла бы понять их. Она думала все об одном – о своем горе, которое теперь, после перерыва, произведенного заботами о настоящем, уже сделалось для нее прошедшим. Она теперь уже могла вспоминать, могла плакать и могла молиться. С заходом солнца ветер затих. Ночь была тихая и свежая. В двенадцатом часу голоса стали затихать, пропел петух, из за лип стала выходить полная луна, поднялся свежий, белый туман роса, и над деревней и над домом воцарилась тишина.
Одна за другой представлялись ей картины близкого прошедшего – болезни и последних минут отца. И с грустной радостью она теперь останавливалась на этих образах, отгоняя от себя с ужасом только одно последнее представление его смерти, которое – она чувствовала – она была не в силах созерцать даже в своем воображении в этот тихий и таинственный час ночи. И картины эти представлялись ей с такой ясностью и с такими подробностями, что они казались ей то действительностью, то прошедшим, то будущим.
То ей живо представлялась та минута, когда с ним сделался удар и его из сада в Лысых Горах волокли под руки и он бормотал что то бессильным языком, дергал седыми бровями и беспокойно и робко смотрел на нее.
«Он и тогда хотел сказать мне то, что он сказал мне в день своей смерти, – думала она. – Он всегда думал то, что он сказал мне». И вот ей со всеми подробностями вспомнилась та ночь в Лысых Горах накануне сделавшегося с ним удара, когда княжна Марья, предчувствуя беду, против его воли осталась с ним. Она не спала и ночью на цыпочках сошла вниз и, подойдя к двери в цветочную, в которой в эту ночь ночевал ее отец, прислушалась к его голосу. Он измученным, усталым голосом говорил что то с Тихоном. Ему, видно, хотелось поговорить. «И отчего он не позвал меня? Отчего он не позволил быть мне тут на месте Тихона? – думала тогда и теперь княжна Марья. – Уж он не выскажет никогда никому теперь всего того, что было в его душе. Уж никогда не вернется для него и для меня эта минута, когда бы он говорил все, что ему хотелось высказать, а я, а не Тихон, слушала бы и понимала его. Отчего я не вошла тогда в комнату? – думала она. – Может быть, он тогда же бы сказал мне то, что он сказал в день смерти. Он и тогда в разговоре с Тихоном два раза спросил про меня. Ему хотелось меня видеть, а я стояла тут, за дверью. Ему было грустно, тяжело говорить с Тихоном, который не понимал его. Помню, как он заговорил с ним про Лизу, как живую, – он забыл, что она умерла, и Тихон напомнил ему, что ее уже нет, и он закричал: „Дурак“. Ему тяжело было. Я слышала из за двери, как он, кряхтя, лег на кровать и громко прокричал: „Бог мой!Отчего я не взошла тогда? Что ж бы он сделал мне? Что бы я потеряла? А может быть, тогда же он утешился бы, он сказал бы мне это слово“. И княжна Марья вслух произнесла то ласковое слово, которое он сказал ей в день смерти. «Ду ше нь ка! – повторила княжна Марья это слово и зарыдала облегчающими душу слезами. Она видела теперь перед собою его лицо. И не то лицо, которое она знала с тех пор, как себя помнила, и которое она всегда видела издалека; а то лицо – робкое и слабое, которое она в последний день, пригибаясь к его рту, чтобы слышать то, что он говорил, в первый раз рассмотрела вблизи со всеми его морщинами и подробностями.
«Душенька», – повторила она.
«Что он думал, когда сказал это слово? Что он думает теперь? – вдруг пришел ей вопрос, и в ответ на это она увидала его перед собой с тем выражением лица, которое у него было в гробу на обвязанном белым платком лице. И тот ужас, который охватил ее тогда, когда она прикоснулась к нему и убедилась, что это не только не был он, но что то таинственное и отталкивающее, охватил ее и теперь. Она хотела думать о другом, хотела молиться и ничего не могла сделать. Она большими открытыми глазами смотрела на лунный свет и тени, всякую секунду ждала увидеть его мертвое лицо и чувствовала, что тишина, стоявшая над домом и в доме, заковывала ее.
– Дуняша! – прошептала она. – Дуняша! – вскрикнула она диким голосом и, вырвавшись из тишины, побежала к девичьей, навстречу бегущим к ней няне и девушкам.
17 го августа Ростов и Ильин, сопутствуемые только что вернувшимся из плена Лаврушкой и вестовым гусаром, из своей стоянки Янково, в пятнадцати верстах от Богучарова, поехали кататься верхами – попробовать новую, купленную Ильиным лошадь и разузнать, нет ли в деревнях сена.
Богучарово находилось последние три дня между двумя неприятельскими армиями, так что так же легко мог зайти туда русский арьергард, как и французский авангард, и потому Ростов, как заботливый эскадронный командир, желал прежде французов воспользоваться тем провиантом, который оставался в Богучарове.
Ростов и Ильин были в самом веселом расположении духа. Дорогой в Богучарово, в княжеское именье с усадьбой, где они надеялись найти большую дворню и хорошеньких девушек, они то расспрашивали Лаврушку о Наполеоне и смеялись его рассказам, то перегонялись, пробуя лошадь Ильина.
Ростов и не знал и не думал, что эта деревня, в которую он ехал, была именье того самого Болконского, который был женихом его сестры.
Ростов с Ильиным в последний раз выпустили на перегонку лошадей в изволок перед Богучаровым, и Ростов, перегнавший Ильина, первый вскакал в улицу деревни Богучарова.
– Ты вперед взял, – говорил раскрасневшийся Ильин.
– Да, всё вперед, и на лугу вперед, и тут, – отвечал Ростов, поглаживая рукой своего взмылившегося донца.
– А я на французской, ваше сиятельство, – сзади говорил Лаврушка, называя французской свою упряжную клячу, – перегнал бы, да только срамить не хотел.
Они шагом подъехали к амбару, у которого стояла большая толпа мужиков.
Некоторые мужики сняли шапки, некоторые, не снимая шапок, смотрели на подъехавших. Два старые длинные мужика, с сморщенными лицами и редкими бородами, вышли из кабака и с улыбками, качаясь и распевая какую то нескладную песню, подошли к офицерам.
– Молодцы! – сказал, смеясь, Ростов. – Что, сено есть?
– И одинакие какие… – сказал Ильин.
– Развесе…oo…ооо…лая бесе… бесе… – распевали мужики с счастливыми улыбками.
Один мужик вышел из толпы и подошел к Ростову.
– Вы из каких будете? – спросил он.
– Французы, – отвечал, смеючись, Ильин. – Вот и Наполеон сам, – сказал он, указывая на Лаврушку.
– Стало быть, русские будете? – переспросил мужик.
– А много вашей силы тут? – спросил другой небольшой мужик, подходя к ним.
– Много, много, – отвечал Ростов. – Да вы что ж собрались тут? – прибавил он. – Праздник, что ль?
– Старички собрались, по мирскому делу, – отвечал мужик, отходя от него.
В это время по дороге от барского дома показались две женщины и человек в белой шляпе, шедшие к офицерам.
– В розовом моя, чур не отбивать! – сказал Ильин, заметив решительно подвигавшуюся к нему Дуняшу.
– Наша будет! – подмигнув, сказал Ильину Лаврушка.
– Что, моя красавица, нужно? – сказал Ильин, улыбаясь.
– Княжна приказали узнать, какого вы полка и ваши фамилии?
– Это граф Ростов, эскадронный командир, а я ваш покорный слуга.
– Бе…се…е…ду…шка! – распевал пьяный мужик, счастливо улыбаясь и глядя на Ильина, разговаривающего с девушкой. Вслед за Дуняшей подошел к Ростову Алпатыч, еще издали сняв свою шляпу.
– Осмелюсь обеспокоить, ваше благородие, – сказал он с почтительностью, но с относительным пренебрежением к юности этого офицера и заложив руку за пазуху. – Моя госпожа, дочь скончавшегося сего пятнадцатого числа генерал аншефа князя Николая Андреевича Болконского, находясь в затруднении по случаю невежества этих лиц, – он указал на мужиков, – просит вас пожаловать… не угодно ли будет, – с грустной улыбкой сказал Алпатыч, – отъехать несколько, а то не так удобно при… – Алпатыч указал на двух мужиков, которые сзади так и носились около него, как слепни около лошади.
– А!.. Алпатыч… А? Яков Алпатыч!.. Важно! прости ради Христа. Важно! А?.. – говорили мужики, радостно улыбаясь ему. Ростов посмотрел на пьяных стариков и улыбнулся.
– Или, может, это утешает ваше сиятельство? – сказал Яков Алпатыч с степенным видом, не заложенной за пазуху рукой указывая на стариков.
– Нет, тут утешенья мало, – сказал Ростов и отъехал. – В чем дело? – спросил он.
– Осмелюсь доложить вашему сиятельству, что грубый народ здешний не желает выпустить госпожу из имения и угрожает отпречь лошадей, так что с утра все уложено и ее сиятельство не могут выехать.
– Не может быть! – вскрикнул Ростов.
– Имею честь докладывать вам сущую правду, – повторил Алпатыч.
Ростов слез с лошади и, передав ее вестовому, пошел с Алпатычем к дому, расспрашивая его о подробностях дела. Действительно, вчерашнее предложение княжны мужикам хлеба, ее объяснение с Дроном и с сходкою так испортили дело, что Дрон окончательно сдал ключи, присоединился к мужикам и не являлся по требованию Алпатыча и что поутру, когда княжна велела закладывать, чтобы ехать, мужики вышли большой толпой к амбару и выслали сказать, что они не выпустят княжны из деревни, что есть приказ, чтобы не вывозиться, и они выпрягут лошадей. Алпатыч выходил к ним, усовещивая их, но ему отвечали (больше всех говорил Карп; Дрон не показывался из толпы), что княжну нельзя выпустить, что на то приказ есть; а что пускай княжна остается, и они по старому будут служить ей и во всем повиноваться.
