Today, Tomorrow & Forever
Поделись знанием:
К:Альбомы 2002 года
Первое время своего пребыванья в Петербурге, князь Андрей почувствовал весь свой склад мыслей, выработавшийся в его уединенной жизни, совершенно затемненным теми мелкими заботами, которые охватили его в Петербурге.
С вечера, возвращаясь домой, он в памятной книжке записывал 4 или 5 необходимых визитов или rendez vous [свиданий] в назначенные часы. Механизм жизни, распоряжение дня такое, чтобы везде поспеть во время, отнимали большую долю самой энергии жизни. Он ничего не делал, ни о чем даже не думал и не успевал думать, а только говорил и с успехом говорил то, что он успел прежде обдумать в деревне.
Он иногда замечал с неудовольствием, что ему случалось в один и тот же день, в разных обществах, повторять одно и то же. Но он был так занят целые дни, что не успевал подумать о том, что он ничего не думал.
Сперанский, как в первое свидание с ним у Кочубея, так и потом в середу дома, где Сперанский с глазу на глаз, приняв Болконского, долго и доверчиво говорил с ним, сделал сильное впечатление на князя Андрея.
Князь Андрей такое огромное количество людей считал презренными и ничтожными существами, так ему хотелось найти в другом живой идеал того совершенства, к которому он стремился, что он легко поверил, что в Сперанском он нашел этот идеал вполне разумного и добродетельного человека. Ежели бы Сперанский был из того же общества, из которого был князь Андрей, того же воспитания и нравственных привычек, то Болконский скоро бы нашел его слабые, человеческие, не геройские стороны, но теперь этот странный для него логический склад ума тем более внушал ему уважения, что он не вполне понимал его. Кроме того, Сперанский, потому ли что он оценил способности князя Андрея, или потому что нашел нужным приобресть его себе, Сперанский кокетничал перед князем Андреем своим беспристрастным, спокойным разумом и льстил князю Андрею той тонкой лестью, соединенной с самонадеянностью, которая состоит в молчаливом признавании своего собеседника с собою вместе единственным человеком, способным понимать всю глупость всех остальных, и разумность и глубину своих мыслей.
Во время длинного их разговора в середу вечером, Сперанский не раз говорил: «У нас смотрят на всё, что выходит из общего уровня закоренелой привычки…» или с улыбкой: «Но мы хотим, чтоб и волки были сыты и овцы целы…» или: «Они этого не могут понять…» и всё с таким выраженьем, которое говорило: «Мы: вы да я, мы понимаем, что они и кто мы ».
Этот первый, длинный разговор с Сперанским только усилил в князе Андрее то чувство, с которым он в первый раз увидал Сперанского. Он видел в нем разумного, строго мыслящего, огромного ума человека, энергией и упорством достигшего власти и употребляющего ее только для блага России. Сперанский в глазах князя Андрея был именно тот человек, разумно объясняющий все явления жизни, признающий действительным только то, что разумно, и ко всему умеющий прилагать мерило разумности, которым он сам так хотел быть. Всё представлялось так просто, ясно в изложении Сперанского, что князь Андрей невольно соглашался с ним во всем. Ежели он возражал и спорил, то только потому, что хотел нарочно быть самостоятельным и не совсем подчиняться мнениям Сперанского. Всё было так, всё было хорошо, но одно смущало князя Андрея: это был холодный, зеркальный, не пропускающий к себе в душу взгляд Сперанского, и его белая, нежная рука, на которую невольно смотрел князь Андрей, как смотрят обыкновенно на руки людей, имеющих власть. Зеркальный взгляд и нежная рука эта почему то раздражали князя Андрея. Неприятно поражало князя Андрея еще слишком большое презрение к людям, которое он замечал в Сперанском, и разнообразность приемов в доказательствах, которые он приводил в подтверждение своих мнений. Он употреблял все возможные орудия мысли, исключая сравнения, и слишком смело, как казалось князю Андрею, переходил от одного к другому. То он становился на почву практического деятеля и осуждал мечтателей, то на почву сатирика и иронически подсмеивался над противниками, то становился строго логичным, то вдруг поднимался в область метафизики. (Это последнее орудие доказательств он особенно часто употреблял.) Он переносил вопрос на метафизические высоты, переходил в определения пространства, времени, мысли и, вынося оттуда опровержения, опять спускался на почву спора.
Вообще главная черта ума Сперанского, поразившая князя Андрея, была несомненная, непоколебимая вера в силу и законность ума. Видно было, что никогда Сперанскому не могла притти в голову та обыкновенная для князя Андрея мысль, что нельзя всё таки выразить всего того, что думаешь, и никогда не приходило сомнение в том, что не вздор ли всё то, что я думаю и всё то, во что я верю? И этот то особенный склад ума Сперанского более всего привлекал к себе князя Андрея.
Первое время своего знакомства с Сперанским князь Андрей питал к нему страстное чувство восхищения, похожее на то, которое он когда то испытывал к Бонапарте. То обстоятельство, что Сперанский был сын священника, которого можно было глупым людям, как это и делали многие, пошло презирать в качестве кутейника и поповича, заставляло князя Андрея особенно бережно обходиться с своим чувством к Сперанскому, и бессознательно усиливать его в самом себе.
В тот первый вечер, который Болконский провел у него, разговорившись о комиссии составления законов, Сперанский с иронией рассказывал князю Андрею о том, что комиссия законов существует 150 лет, стоит миллионы и ничего не сделала, что Розенкампф наклеил ярлычки на все статьи сравнительного законодательства. – И вот и всё, за что государство заплатило миллионы! – сказал он.
– Мы хотим дать новую судебную власть Сенату, а у нас нет законов. Поэтому то таким людям, как вы, князь, грех не служить теперь.
Князь Андрей сказал, что для этого нужно юридическое образование, которого он не имеет.
– Да его никто не имеет, так что же вы хотите? Это circulus viciosus, [заколдованный круг,] из которого надо выйти усилием.
Через неделю князь Андрей был членом комиссии составления воинского устава, и, чего он никак не ожидал, начальником отделения комиссии составления вагонов. По просьбе Сперанского он взял первую часть составляемого гражданского уложения и, с помощью Code Napoleon и Justiniani, [Кодекса Наполеона и Юстиниана,] работал над составлением отдела: Права лиц.
Года два тому назад, в 1808 году, вернувшись в Петербург из своей поездки по имениям, Пьер невольно стал во главе петербургского масонства. Он устроивал столовые и надгробные ложи, вербовал новых членов, заботился о соединении различных лож и о приобретении подлинных актов. Он давал свои деньги на устройство храмин и пополнял, на сколько мог, сборы милостыни, на которые большинство членов были скупы и неаккуратны. Он почти один на свои средства поддерживал дом бедных, устроенный орденом в Петербурге. Жизнь его между тем шла по прежнему, с теми же увлечениями и распущенностью. Он любил хорошо пообедать и выпить, и, хотя и считал это безнравственным и унизительным, не мог воздержаться от увеселений холостых обществ, в которых он участвовал.
В чаду своих занятий и увлечений Пьер однако, по прошествии года, начал чувствовать, как та почва масонства, на которой он стоял, тем более уходила из под его ног, чем тверже он старался стать на ней. Вместе с тем он чувствовал, что чем глубже уходила под его ногами почва, на которой он стоял, тем невольнее он был связан с ней. Когда он приступил к масонству, он испытывал чувство человека, доверчиво становящего ногу на ровную поверхность болота. Поставив ногу, он провалился. Чтобы вполне увериться в твердости почвы, на которой он стоял, он поставил другую ногу и провалился еще больше, завяз и уже невольно ходил по колено в болоте.
Иосифа Алексеевича не было в Петербурге. (Он в последнее время отстранился от дел петербургских лож и безвыездно жил в Москве.) Все братья, члены лож, были Пьеру знакомые в жизни люди и ему трудно было видеть в них только братьев по каменьщичеству, а не князя Б., не Ивана Васильевича Д., которых он знал в жизни большею частию как слабых и ничтожных людей. Из под масонских фартуков и знаков он видел на них мундиры и кресты, которых они добивались в жизни. Часто, собирая милостыню и сочтя 20–30 рублей, записанных на приход, и большею частию в долг с десяти членов, из которых половина были так же богаты, как и он, Пьер вспоминал масонскую клятву о том, что каждый брат обещает отдать всё свое имущество для ближнего; и в душе его поднимались сомнения, на которых он старался не останавливаться.
Всех братьев, которых он знал, он подразделял на четыре разряда. К первому разряду он причислял братьев, не принимающих деятельного участия ни в делах лож, ни в делах человеческих, но занятых исключительно таинствами науки ордена, занятых вопросами о тройственном наименовании Бога, или о трех началах вещей, сере, меркурии и соли, или о значении квадрата и всех фигур храма Соломонова. Пьер уважал этот разряд братьев масонов, к которому принадлежали преимущественно старые братья, и сам Иосиф Алексеевич, по мнению Пьера, но не разделял их интересов. Сердце его не лежало к мистической стороне масонства.
Ко второму разряду Пьер причислял себя и себе подобных братьев, ищущих, колеблющихся, не нашедших еще в масонстве прямого и понятного пути, но надеющихся найти его.
К третьему разряду он причислял братьев (их было самое большое число), не видящих в масонстве ничего, кроме внешней формы и обрядности и дорожащих строгим исполнением этой внешней формы, не заботясь о ее содержании и значении. Таковы были Виларский и даже великий мастер главной ложи.
К четвертому разряду, наконец, причислялось тоже большое количество братьев, в особенности в последнее время вступивших в братство. Это были люди, по наблюдениям Пьера, ни во что не верующие, ничего не желающие, и поступавшие в масонство только для сближения с молодыми богатыми и сильными по связям и знатности братьями, которых весьма много было в ложе.
Пьер начинал чувствовать себя неудовлетворенным своей деятельностью. Масонство, по крайней мере то масонство, которое он знал здесь, казалось ему иногда, основано было на одной внешности. Он и не думал сомневаться в самом масонстве, но подозревал, что русское масонство пошло по ложному пути и отклонилось от своего источника. И потому в конце года Пьер поехал за границу для посвящения себя в высшие тайны ордена.
Летом еще в 1809 году, Пьер вернулся в Петербург. По переписке наших масонов с заграничными было известно, что Безухий успел за границей получить доверие многих высокопоставленных лиц, проник многие тайны, был возведен в высшую степень и везет с собою многое для общего блага каменьщического дела в России. Петербургские масоны все приехали к нему, заискивая в нем, и всем показалось, что он что то скрывает и готовит.
Назначено было торжественное заседание ложи 2 го градуса, в которой Пьер обещал сообщить то, что он имеет передать петербургским братьям от высших руководителей ордена. Заседание было полно. После обыкновенных обрядов Пьер встал и начал свою речь.
– Любезные братья, – начал он, краснея и запинаясь и держа в руке написанную речь. – Недостаточно блюсти в тиши ложи наши таинства – нужно действовать… действовать. Мы находимся в усыплении, а нам нужно действовать. – Пьер взял свою тетрадь и начал читать.
«Для распространения чистой истины и доставления торжества добродетели, читал он, должны мы очистить людей от предрассудков, распространить правила, сообразные с духом времени, принять на себя воспитание юношества, соединиться неразрывными узами с умнейшими людьми, смело и вместе благоразумно преодолевать суеверие, неверие и глупость, образовать из преданных нам людей, связанных между собою единством цели и имеющих власть и силу.
«Для достижения сей цели должно доставить добродетели перевес над пороком, должно стараться, чтобы честный человек обретал еще в сем мире вечную награду за свои добродетели. Но в сих великих намерениях препятствуют нам весьма много – нынешние политические учреждения. Что же делать при таковом положении вещей? Благоприятствовать ли революциям, всё ниспровергнуть, изгнать силу силой?… Нет, мы весьма далеки от того. Всякая насильственная реформа достойна порицания, потому что ни мало не исправит зла, пока люди остаются таковы, каковы они есть, и потому что мудрость не имеет нужды в насилии.
«Весь план ордена должен быть основан на том, чтоб образовать людей твердых, добродетельных и связанных единством убеждения, убеждения, состоящего в том, чтобы везде и всеми силами преследовать порок и глупость и покровительствовать таланты и добродетель: извлекать из праха людей достойных, присоединяя их к нашему братству. Тогда только орден наш будет иметь власть – нечувствительно вязать руки покровителям беспорядка и управлять ими так, чтоб они того не примечали. Одним словом, надобно учредить всеобщий владычествующий образ правления, который распространялся бы над целым светом, не разрушая гражданских уз, и при коем все прочие правления могли бы продолжаться обыкновенным своим порядком и делать всё, кроме того только, что препятствует великой цели нашего ордена, то есть доставлению добродетели торжества над пороком. Сию цель предполагало само христианство. Оно учило людей быть мудрыми и добрыми, и для собственной своей выгоды следовать примеру и наставлениям лучших и мудрейших человеков.
| Today, Tomorrow And Forever | ||||
 | ||||
| Бокс-сет Элвиса Пресли | ||||
|---|---|---|---|---|
| Дата выпуска | ||||
| Записан | ||||
| Жанры | ||||
| Длительность |
254:47 | |||
| Продюсеры | ||||
| Лейбл | ||||
| Профессиональные рецензии | ||||
| ||||
| Хронология Элвиса Пресли | ||||
| ||||
Фотография коллекционного издания «Today, Tomorrow And Forever»: буклет о жизни и музыке, 4 CD-диска |
||||
Today, Tomorrow And Forever (в переводе с англ. — «Сегодня, завтра и навеки») — бокс-сет американского музыканта Элвиса Пресли, выпущенный в преддверии годовщины «BMG» в июне 2002 года под лейблом «RCA Records».[1] Бокс-сет включает 4 CD-диска, на которых собраны 100 редких, ранее не выпущенных записей музыканта, а также альтернативных версий песен, сделанных в период с 1954 по 1976 год.
Среди основных записей: семь песен от зажигательного выступления в городе Литл-Рок, штат Арканзас 16 мая 1956 года[2], версию песни «The Fool» 1959 года (сольное выступление музыканта на фортепиано), записанная во время военной службы певца в Германии, а также несколько ранее невыпущенных песен «живых» выступлений музыканта с его первых двух концертов в отеле «Интернациональ», в Лас-Вегасе (1969 и 1970).
13 июля 2002 года альбом занял 180 позицию в музыкальном хит-параде «The Billboard 200».
Содержание
Список композиций
Диск 1
| № | Название | Композитор(ы) | Длительность |
|---|---|---|---|
| 1. | «Harbor Lights» (Alternate Take 3) | Gordon Kennedy/Hugh Williams | 2:29 |
| 2. | «I Got a Woman» (Alternate Take) | Ray Charles/Renald Richard | 1:31 |
| 3. | «Shake, Rattle and Roll» (Alternate Take 2) | Charles E. Calhoun | 3:09 |
| 4. | «I Want You, I Need You, I Love You» (Alternate Take 13) | Lou Kosloff/George Mysels | 2:43 |
| 5. | «Heartbreak Hotel» | Elvis Presley/Mae Boren Axton/Tommy Durden | 2:33 |
| 6. | «Long Tall Sally» | Little Richard/Robert Blackwell/ Enotris Johnson | 2:09 |
| 7. | «I Was the One» | Hal Blair/Aaron Schroeder/Claude Demetrius/Bill Peppers | 3:13 |
| 8. | «Money Honey» | Jesse Stone | 2:20 |
| 9. | «I Got a Woman» | Ray Charles/Renald Richard | 3:28 |
| 10. | «Blue Suede Shoes» | Carl Perkins | 4:00 |
| 11. | «Hound Dog» | Jerry Leiber/ Mike Stoller | 2:45 |
| 12. | «Rip It Up» (Alternate Take 14) | Robert «Bumps» Blackwell/John Marascalco | 2:01 |
| 13. | «Don't Forbid Me/You Belong to My Heart» (дуэт с Карлом Перкинсом и Джерри Ли Льюисом) | Agustin Lara/Ray Gilbert/Charlie Sax Singleton | 1:52 |
| 14. | «I Beg of You» (Alternate Take 5) | Rose Marie McCoy/Cliff Owens | 1:54 |
| 15. | «Peace in the Valley» | Thomas A. Dorsey | 3:23 |
| 16. | «Is It So Strange» (Alternate Take 10) | Faron Young | 2:32 |
| 17. | «Got a Lot O' Livin' to Do» (Movie Master Take 17) | Aaron Schroeder/Benjamin Weisman | 1:55 |
| 18. | «Loving You» (Alternate Take 6) | Jerry Leiber/Mike Stoller | 1:47 |
| 19. | «Treat Me Nice» (Alternate Take 6) | Jerry Leiber/Mike Stoller | 2:06 |
| 20. | «Young and Beautiful» (Alternate Take 4 & 5) | Aaron Schroeder/Abne Silver | 2:52 |
| 21. | «I Want to Be Free» (Alternate Take 3 & 4) | Jerry Leiber/Mike Stoller | 2:01 |
| 22. | «Steadfast, Loyal and True» (Undubbed Master) | Jerry Leiber/Mike Stoller | 1:15 |
| 23. | «Doncha' Think It's Time» (Alternate Take 4) | Clyde Otis/Luther Dixon | 1:57 |
| 24. | «I Need Your Love Tonight» | Sid Wayne/Bix Reichner | 2:00 |
| 25. | «I Got Stung» (Alternate Take 16) | Aaron Schroeder/David Hill | 1:48 |
| 26. | «The Fool» (Alternate Take 1) | Naomi Ford, Lee Hazlewood | 1:54 |
Диск 2
| № | Название | Композитор(ы) | Длительность |
|---|---|---|---|
| 1. | «Make Me Know It» (Alternate Take 17 & 18) | Otis Blackwell | 2:42 |
| 2. | «Are You Lonesome Tonight?» (Alternate Take 1 & 2) | Roy Turk/Lou Handman | 3:39 |
| 3. | «G.I. Blues» (Alternate Take 5) | Roy Bennett/Sid Tepper | 2:49 |
| 4. | «Pocketful of Rainbows» (Alternate Take 3) | Benjamin Weisman/Fred Wise | 2:59 |
| 5. | «Flaming Star» (Alternate Take 4 & 1) | Sherman Edwards/Sid Wayne | 3:27 |
| 6. | «Swing Down Sweet Chariot» (Alternate Take 2 & 3) | Traditional | 3:15 |
| 7. | «Lonely Man» (Alternate Take 1) | Bennie Benjamin/Sol Marcus | 2:04 |
| 8. | «There's Always Me» (Alternate Take 2) | Don Robertson | 2:34 |
| 9. | «Can’t Help Falling in Love» (Alternate Take 26) | Luigi Creatore/Hugo Peretti/George David Weiss | 1:51 |
| 10. | «I'm Yours» (Alternate Take 5) | Don Robertson/Hal Blair | 2:16 |
| 11. | «Follow That Dream» | Don Robertson/Fred Wise | 1:41 |
| 12. | «Anything That's Part of You» (Alternate Take 08) | Don Robertson | 2:09 |
| 13. | «King of the Whole Wide World» (Alternate Take 3) | Don Robertson/Ruth Batchelor | 3:42 |
| 14. | «Gonna Get Back Home Somehow» (Alternate Take 2) | Mort Shuman/Doc Pomus | 2:43 |
| 15. | «A Boy Like Me, A Girl Like You» (Alternate Take 4) | Roy Bennett/Sid Tepper | 2:27 |
| 16. | «They Remind Me Too Much of You» (Alternate Take 4, дуэт с группой «The Mello Men») | Leith Stevens/Don Robertson | 2:31 |
| 17. | «Mexico» (Alternate Take 2) | Roy Bennett/Sid Tepper/Joseph Lilley | 2:00 |
| 18. | «Witchcraft» (Alternate Take 2) | Dave Bartholomew/Pearl King | 2:23 |
| 19. | «Today, Tomorrow & Forever» (дуэт с Энн-Маргрет Take 2) | Buddy Kaye/Bernie Baum | 4:11 |
| 20. | «Ask Me» (Alternate Take 2) | Domenico Modugno, Bernie Baum, Bill Giant, Florence Kaye | 2:15 |
| 21. | «Roustabout» (Alternate Take 8, дуэт с группой «The Mello Men») | Bernie Baum/Bill Giant/Florence Kaye | 2:04 |
| 22. | «Puppet on a String» (Alternate Take 10) | Roy Bennett/Sid Tepper | 2:40 |
| 23. | «My Desert Serenade» (Alternate Take 10) | Stanley Jay Gelber | 2:08 |
| 24. | «Please Don't Stop Loving Me» | Joy Byers | 2:06 |
| 25. | «This Is My Heaven» | Buddy Kaye/Bernie Baum/Bill Giant | 2:40 |
| 26. | «Never Say Yes» (Alternate Take 1 & 2) | Mort Shuman/Doc Pomus | 2:37 |
| 27. | «Hide Thou Me» (домашняя запись) | Fanny Crosby/Lowry/Lou Baxter | 5:01 |
Диск 3
| № | Название | Композитор(ы) | Длительность |
|---|---|---|---|
| 1. | «Love Letters» (Alternate Take 2) | Edward Heyman/Victor Young | 2:51 |
| 2. | «If the Lord Wasn't Walking by My Side» (Alternate Take 4) | Henry Slaughter | 1:52 |
| 3. | «Come What May» (Alternate Take 3 & 4]) | Franklin Tableporter | 2:20 |
| 4. | «Indescribably Blue» (Alternate Take 1) | Darrell Glenn | 2:47 |
| 5. | «Long Legged Girl» (Alternate Master) | Winfield Scott/J. Leslie McFarland | 1:38 |
| 6. | «The Love Machine» (Alternate Take 3) | Fred Burch/Chuck Taylor/Gerald Nelson | 2:42 |
| 7. | «You Don't Know Me» (Movie Version Take 3) | Eddy Arnold/Cindy Walker | 2:14 |
| 8. | «Big Boss Man» (Alternate Take 9) | Al Smith/Luther Dixon | 2:53 |
| 9. | «We Call on Him» (Alternate Take 8) | Benjamin Weisman/Fred Karger/Sid Wayne | 2:33 |
| 10. | «Stay Away» (Alternate Take 14) | Roy Bennett/Sid Tepper | 2:26 |
| 11. | «U.S. Male» | Jerry Reed | 2:58 |
| 12. | «Wonderful World» (Alternate Take 15) | D. Fletcher/Doug Flett | 2:26 |
| 13. | «Guitar Man» (Alternate Take 1) | Jerry Reed | 3:43 |
| 14. | «Where Could I Go But to the Lord?» (Alternate Take 4, дуэт с группой «The Blossoms») | James B. Coats | 1:58 |
| 15. | «Memories» (Stereo Masters) | Mac Davis/Billy Strange | 3:23 |
| 16. | «Almost» (Alternate Take 6) | Buddy Kaye/Benjamin Weisman | 1:52 |
| 17. | «In the Ghetto» (Alternate Take 20) | Mac Davis | 3:07 |
| 18. | «True Love Travels on a Gravel Road» (Alternate Take 2) | Dallas Frazier/A.L. Owens | 2:27 |
| 19. | «Let Us Pray» (Alternate Maste) | Buddy Kaye/Benjamin Weisman | 3:08 |
| 20. | «Baby, What You Want Me to Do» (запись «живого» концерта «Midnight Show») | Jimmy Reed | 2:27 |
| 21. | «Funny How Time Slips Away» (запись «живого» концерта «Midnight Show») | Willie Nelson | 2:41 |
| 22. | «Runaway» (запись «живого» концерта «Midnight Show») | Del Shannon/Max Crook | 2:07 |
| 23. | «My Babe» (запись «живого» концерта «Midnight Show») | Willie Dixon | 2:00 |
| 24. | «What’d I Say» (запись «живого» концерта «Midnight Show») | Ray Charles | 3:17 |
Диск 4
| № | Название | Композитор(ы) | Длительность |
|---|---|---|---|
| 1. | «See See Rider» (запись «живого» концерта «Dinner Show») | Traditional | 2:38 |
| 2. | «Polk Salad Annie» (запись «живого» концерта «Midnight Show») | Tony Joe White | 4:30 |
| 3. | «Walk a Mile in My Shoes» (запись «живого» концерта «Midnight Show») | Joe South | 2:49 |
| 4. | «The Next Step Is Love» (Alternate Take 6) | Paul Evans/Paul Parnes | 3:39 |
| 5. | «Life» (Alternate Take 2) | Shirl Milete | 3:15 |
| 6. | «Snowbird» (Alternate Take 2) | Gene MacLellan | 2:08 |
| 7. | «(That's What You Get) For Lovin' Me» (Alternate Take 9 & 10) | Gordon Lightfoot | 2:52 |
| 8. | «Until It's Time for You to Go» (Alternate Take 5) | Buffy Sainte-Marie | 4:21 |
| 9. | «Fools Rush In» | Rube Bloom/Johnny Mercer | 2:42 |
| 10. | «A Thing Called Love» (репетиция) | Jerry Reed | 2:56 |
| 11. | «I'll Be Home on Christmas Day» (Alternate Take 9) | Michael Jarrett | 4:21 |
| 12. | «Where Do I Go From Here?» (Alternate Take 5) | Paul Williams | 1:55 |
| 13. | «No More» (Alternate Take 1) | Don Robertson/Hal Blair | 2:32 |
| 14. | «Take Good Care of Her» (Alternate Take 3) | Arthur Kent/Edward C. Warren | 3:33 |
| 15. | «I Miss You» (Alternate Take 1) | Donnie Sumner | 2:14 |
| 16. | «I Got a Feeling in My Body» (Alternate Take 4) | Dennis Linde | 3:34 |
| 17. | «If You Talk in Your Sleep» (Alternate Take 5) | Johnny Christopher/Red West | 2:26 |
| 18. | «Promised Land» (Alternate Take 2) | Chuck Berry | 2:33 |
| 19. | «Your Love's Been a Long Time Coming» (Alternate Take 10) | Carmol Taylor/Rory Michael Bourke/Norris Taylor | 3:52 |
| 20. | «Pieces of My Life» (Alternate Take 1) | Troy Seals | 3:44 |
| 21. | «For the Heart» (Alternate Take 4) | Dennis Linde | 4:02 |
| 22. | «She Thinks I Still Care» (Alternate Take 10) | Dickey Lee | 4:17 |
| 23. | «Hurt» (Alternate Take 5) | Jimmie Crane, Al Jacobs | 2:07 |
Участники записи
- Элвис Пресли — вокал, гитара, фортепиано
- The Jordanaires — бэк-вокал
- Скотти Мур — гитара
- Билл Блэк — гитара
- Доминик Фонтана — барабаны
- The Sweet Inspirations — бэк-вокал
- The Imperials — бэк-вокал
- The Blossoms — бэк-вокал
- The Mello Men — бэк-вокал
- Кэти Вестморленд — бэк-вокал
- Шерилл Ниильсон — бэк-вокал
- Мирна Смит — бэк-вокал
- J.D. Sumner & The Stamps — бэк-вокал
- а также
- Энн-Маргрет — вокал (в песне «Today, Tomorrow And Forever», саундтрек к фильму «Да здравствует Лас-Вегас»)
Напишите отзыв о статье "Today, Tomorrow & Forever"
Примечания
- ↑ [www.allmusic.com/cg/amg.dll?p=amg&sql=10:3jfyxql0ldte «Today, Tomorrow And Forever»] Рецензия на альбом на сайте AllMusic (англ.)
- ↑ [www.amazon.com/Today-Tomorrow-Forever-Elvis-Presley/dp/B000066CDF/ref=sr_1_3?ie=UTF8&s=music&qid=1239827988&sr=8-3 «Today, Tomorrow And Forever»] Информация об альбоме на сайте Amazon.com (англ.)
Ссылки
- [www.rcarecords.com/ Официальный сайт «RCA Records»] (англ.)
- [www.elvis.com/ Официальный сайт Элвиса Пресли] (англ.)
- [www.elvisthemusic.com/ Веб-сайт о музыке Элвиса Пресли] (англ.)
Отрывок, характеризующий Today, Tomorrow & Forever
Первое время своего пребыванья в Петербурге, князь Андрей почувствовал весь свой склад мыслей, выработавшийся в его уединенной жизни, совершенно затемненным теми мелкими заботами, которые охватили его в Петербурге.
С вечера, возвращаясь домой, он в памятной книжке записывал 4 или 5 необходимых визитов или rendez vous [свиданий] в назначенные часы. Механизм жизни, распоряжение дня такое, чтобы везде поспеть во время, отнимали большую долю самой энергии жизни. Он ничего не делал, ни о чем даже не думал и не успевал думать, а только говорил и с успехом говорил то, что он успел прежде обдумать в деревне.
Он иногда замечал с неудовольствием, что ему случалось в один и тот же день, в разных обществах, повторять одно и то же. Но он был так занят целые дни, что не успевал подумать о том, что он ничего не думал.
Сперанский, как в первое свидание с ним у Кочубея, так и потом в середу дома, где Сперанский с глазу на глаз, приняв Болконского, долго и доверчиво говорил с ним, сделал сильное впечатление на князя Андрея.
Князь Андрей такое огромное количество людей считал презренными и ничтожными существами, так ему хотелось найти в другом живой идеал того совершенства, к которому он стремился, что он легко поверил, что в Сперанском он нашел этот идеал вполне разумного и добродетельного человека. Ежели бы Сперанский был из того же общества, из которого был князь Андрей, того же воспитания и нравственных привычек, то Болконский скоро бы нашел его слабые, человеческие, не геройские стороны, но теперь этот странный для него логический склад ума тем более внушал ему уважения, что он не вполне понимал его. Кроме того, Сперанский, потому ли что он оценил способности князя Андрея, или потому что нашел нужным приобресть его себе, Сперанский кокетничал перед князем Андреем своим беспристрастным, спокойным разумом и льстил князю Андрею той тонкой лестью, соединенной с самонадеянностью, которая состоит в молчаливом признавании своего собеседника с собою вместе единственным человеком, способным понимать всю глупость всех остальных, и разумность и глубину своих мыслей.
Во время длинного их разговора в середу вечером, Сперанский не раз говорил: «У нас смотрят на всё, что выходит из общего уровня закоренелой привычки…» или с улыбкой: «Но мы хотим, чтоб и волки были сыты и овцы целы…» или: «Они этого не могут понять…» и всё с таким выраженьем, которое говорило: «Мы: вы да я, мы понимаем, что они и кто мы ».
Этот первый, длинный разговор с Сперанским только усилил в князе Андрее то чувство, с которым он в первый раз увидал Сперанского. Он видел в нем разумного, строго мыслящего, огромного ума человека, энергией и упорством достигшего власти и употребляющего ее только для блага России. Сперанский в глазах князя Андрея был именно тот человек, разумно объясняющий все явления жизни, признающий действительным только то, что разумно, и ко всему умеющий прилагать мерило разумности, которым он сам так хотел быть. Всё представлялось так просто, ясно в изложении Сперанского, что князь Андрей невольно соглашался с ним во всем. Ежели он возражал и спорил, то только потому, что хотел нарочно быть самостоятельным и не совсем подчиняться мнениям Сперанского. Всё было так, всё было хорошо, но одно смущало князя Андрея: это был холодный, зеркальный, не пропускающий к себе в душу взгляд Сперанского, и его белая, нежная рука, на которую невольно смотрел князь Андрей, как смотрят обыкновенно на руки людей, имеющих власть. Зеркальный взгляд и нежная рука эта почему то раздражали князя Андрея. Неприятно поражало князя Андрея еще слишком большое презрение к людям, которое он замечал в Сперанском, и разнообразность приемов в доказательствах, которые он приводил в подтверждение своих мнений. Он употреблял все возможные орудия мысли, исключая сравнения, и слишком смело, как казалось князю Андрею, переходил от одного к другому. То он становился на почву практического деятеля и осуждал мечтателей, то на почву сатирика и иронически подсмеивался над противниками, то становился строго логичным, то вдруг поднимался в область метафизики. (Это последнее орудие доказательств он особенно часто употреблял.) Он переносил вопрос на метафизические высоты, переходил в определения пространства, времени, мысли и, вынося оттуда опровержения, опять спускался на почву спора.
Вообще главная черта ума Сперанского, поразившая князя Андрея, была несомненная, непоколебимая вера в силу и законность ума. Видно было, что никогда Сперанскому не могла притти в голову та обыкновенная для князя Андрея мысль, что нельзя всё таки выразить всего того, что думаешь, и никогда не приходило сомнение в том, что не вздор ли всё то, что я думаю и всё то, во что я верю? И этот то особенный склад ума Сперанского более всего привлекал к себе князя Андрея.
Первое время своего знакомства с Сперанским князь Андрей питал к нему страстное чувство восхищения, похожее на то, которое он когда то испытывал к Бонапарте. То обстоятельство, что Сперанский был сын священника, которого можно было глупым людям, как это и делали многие, пошло презирать в качестве кутейника и поповича, заставляло князя Андрея особенно бережно обходиться с своим чувством к Сперанскому, и бессознательно усиливать его в самом себе.
В тот первый вечер, который Болконский провел у него, разговорившись о комиссии составления законов, Сперанский с иронией рассказывал князю Андрею о том, что комиссия законов существует 150 лет, стоит миллионы и ничего не сделала, что Розенкампф наклеил ярлычки на все статьи сравнительного законодательства. – И вот и всё, за что государство заплатило миллионы! – сказал он.
– Мы хотим дать новую судебную власть Сенату, а у нас нет законов. Поэтому то таким людям, как вы, князь, грех не служить теперь.
Князь Андрей сказал, что для этого нужно юридическое образование, которого он не имеет.
– Да его никто не имеет, так что же вы хотите? Это circulus viciosus, [заколдованный круг,] из которого надо выйти усилием.
Через неделю князь Андрей был членом комиссии составления воинского устава, и, чего он никак не ожидал, начальником отделения комиссии составления вагонов. По просьбе Сперанского он взял первую часть составляемого гражданского уложения и, с помощью Code Napoleon и Justiniani, [Кодекса Наполеона и Юстиниана,] работал над составлением отдела: Права лиц.
Года два тому назад, в 1808 году, вернувшись в Петербург из своей поездки по имениям, Пьер невольно стал во главе петербургского масонства. Он устроивал столовые и надгробные ложи, вербовал новых членов, заботился о соединении различных лож и о приобретении подлинных актов. Он давал свои деньги на устройство храмин и пополнял, на сколько мог, сборы милостыни, на которые большинство членов были скупы и неаккуратны. Он почти один на свои средства поддерживал дом бедных, устроенный орденом в Петербурге. Жизнь его между тем шла по прежнему, с теми же увлечениями и распущенностью. Он любил хорошо пообедать и выпить, и, хотя и считал это безнравственным и унизительным, не мог воздержаться от увеселений холостых обществ, в которых он участвовал.
В чаду своих занятий и увлечений Пьер однако, по прошествии года, начал чувствовать, как та почва масонства, на которой он стоял, тем более уходила из под его ног, чем тверже он старался стать на ней. Вместе с тем он чувствовал, что чем глубже уходила под его ногами почва, на которой он стоял, тем невольнее он был связан с ней. Когда он приступил к масонству, он испытывал чувство человека, доверчиво становящего ногу на ровную поверхность болота. Поставив ногу, он провалился. Чтобы вполне увериться в твердости почвы, на которой он стоял, он поставил другую ногу и провалился еще больше, завяз и уже невольно ходил по колено в болоте.
Иосифа Алексеевича не было в Петербурге. (Он в последнее время отстранился от дел петербургских лож и безвыездно жил в Москве.) Все братья, члены лож, были Пьеру знакомые в жизни люди и ему трудно было видеть в них только братьев по каменьщичеству, а не князя Б., не Ивана Васильевича Д., которых он знал в жизни большею частию как слабых и ничтожных людей. Из под масонских фартуков и знаков он видел на них мундиры и кресты, которых они добивались в жизни. Часто, собирая милостыню и сочтя 20–30 рублей, записанных на приход, и большею частию в долг с десяти членов, из которых половина были так же богаты, как и он, Пьер вспоминал масонскую клятву о том, что каждый брат обещает отдать всё свое имущество для ближнего; и в душе его поднимались сомнения, на которых он старался не останавливаться.
Всех братьев, которых он знал, он подразделял на четыре разряда. К первому разряду он причислял братьев, не принимающих деятельного участия ни в делах лож, ни в делах человеческих, но занятых исключительно таинствами науки ордена, занятых вопросами о тройственном наименовании Бога, или о трех началах вещей, сере, меркурии и соли, или о значении квадрата и всех фигур храма Соломонова. Пьер уважал этот разряд братьев масонов, к которому принадлежали преимущественно старые братья, и сам Иосиф Алексеевич, по мнению Пьера, но не разделял их интересов. Сердце его не лежало к мистической стороне масонства.
Ко второму разряду Пьер причислял себя и себе подобных братьев, ищущих, колеблющихся, не нашедших еще в масонстве прямого и понятного пути, но надеющихся найти его.
К третьему разряду он причислял братьев (их было самое большое число), не видящих в масонстве ничего, кроме внешней формы и обрядности и дорожащих строгим исполнением этой внешней формы, не заботясь о ее содержании и значении. Таковы были Виларский и даже великий мастер главной ложи.
К четвертому разряду, наконец, причислялось тоже большое количество братьев, в особенности в последнее время вступивших в братство. Это были люди, по наблюдениям Пьера, ни во что не верующие, ничего не желающие, и поступавшие в масонство только для сближения с молодыми богатыми и сильными по связям и знатности братьями, которых весьма много было в ложе.
Пьер начинал чувствовать себя неудовлетворенным своей деятельностью. Масонство, по крайней мере то масонство, которое он знал здесь, казалось ему иногда, основано было на одной внешности. Он и не думал сомневаться в самом масонстве, но подозревал, что русское масонство пошло по ложному пути и отклонилось от своего источника. И потому в конце года Пьер поехал за границу для посвящения себя в высшие тайны ордена.
Летом еще в 1809 году, Пьер вернулся в Петербург. По переписке наших масонов с заграничными было известно, что Безухий успел за границей получить доверие многих высокопоставленных лиц, проник многие тайны, был возведен в высшую степень и везет с собою многое для общего блага каменьщического дела в России. Петербургские масоны все приехали к нему, заискивая в нем, и всем показалось, что он что то скрывает и готовит.
Назначено было торжественное заседание ложи 2 го градуса, в которой Пьер обещал сообщить то, что он имеет передать петербургским братьям от высших руководителей ордена. Заседание было полно. После обыкновенных обрядов Пьер встал и начал свою речь.
– Любезные братья, – начал он, краснея и запинаясь и держа в руке написанную речь. – Недостаточно блюсти в тиши ложи наши таинства – нужно действовать… действовать. Мы находимся в усыплении, а нам нужно действовать. – Пьер взял свою тетрадь и начал читать.
«Для распространения чистой истины и доставления торжества добродетели, читал он, должны мы очистить людей от предрассудков, распространить правила, сообразные с духом времени, принять на себя воспитание юношества, соединиться неразрывными узами с умнейшими людьми, смело и вместе благоразумно преодолевать суеверие, неверие и глупость, образовать из преданных нам людей, связанных между собою единством цели и имеющих власть и силу.
«Для достижения сей цели должно доставить добродетели перевес над пороком, должно стараться, чтобы честный человек обретал еще в сем мире вечную награду за свои добродетели. Но в сих великих намерениях препятствуют нам весьма много – нынешние политические учреждения. Что же делать при таковом положении вещей? Благоприятствовать ли революциям, всё ниспровергнуть, изгнать силу силой?… Нет, мы весьма далеки от того. Всякая насильственная реформа достойна порицания, потому что ни мало не исправит зла, пока люди остаются таковы, каковы они есть, и потому что мудрость не имеет нужды в насилии.
«Весь план ордена должен быть основан на том, чтоб образовать людей твердых, добродетельных и связанных единством убеждения, убеждения, состоящего в том, чтобы везде и всеми силами преследовать порок и глупость и покровительствовать таланты и добродетель: извлекать из праха людей достойных, присоединяя их к нашему братству. Тогда только орден наш будет иметь власть – нечувствительно вязать руки покровителям беспорядка и управлять ими так, чтоб они того не примечали. Одним словом, надобно учредить всеобщий владычествующий образ правления, который распространялся бы над целым светом, не разрушая гражданских уз, и при коем все прочие правления могли бы продолжаться обыкновенным своим порядком и делать всё, кроме того только, что препятствует великой цели нашего ордена, то есть доставлению добродетели торжества над пороком. Сию цель предполагало само христианство. Оно учило людей быть мудрыми и добрыми, и для собственной своей выгоды следовать примеру и наставлениям лучших и мудрейших человеков.
