The King of Rock ’n’ Roll
Поделись знанием:
К:Альбомы 1992 года
– Ведь сказал, что не отдам, – отвечал Денисов.
– Вы будете отвечать, ротмистр, это буйство, – у своих транспорты отбивать! Наши два дня не ели.
– А мои две недели не ели, – отвечал Денисов.
– Это разбой, ответите, милостивый государь! – возвышая голос, повторил пехотный офицер.
– Да вы что ко мне пристали? А? – крикнул Денисов, вдруг разгорячась, – отвечать буду я, а не вы, а вы тут не жужжите, пока целы. Марш! – крикнул он на офицеров.
– Хорошо же! – не робея и не отъезжая, кричал маленький офицер, – разбойничать, так я вам…
– К чог'ту марш скорым шагом, пока цел. – И Денисов повернул лошадь к офицеру.
– Хорошо, хорошо, – проговорил офицер с угрозой, и, повернув лошадь, поехал прочь рысью, трясясь на седле.
– Собака на забог'е, живая собака на забог'е, – сказал Денисов ему вслед – высшую насмешку кавалериста над верховым пехотным, и, подъехав к Ростову, расхохотался.
– Отбил у пехоты, отбил силой транспорт! – сказал он. – Что ж, не с голоду же издыхать людям?
Повозки, которые подъехали к гусарам были назначены в пехотный полк, но, известившись через Лаврушку, что этот транспорт идет один, Денисов с гусарами силой отбил его. Солдатам раздали сухарей в волю, поделились даже с другими эскадронами.
На другой день, полковой командир позвал к себе Денисова и сказал ему, закрыв раскрытыми пальцами глаза: «Я на это смотрю вот так, я ничего не знаю и дела не начну; но советую съездить в штаб и там, в провиантском ведомстве уладить это дело, и, если возможно, расписаться, что получили столько то провианту; в противном случае, требованье записано на пехотный полк: дело поднимется и может кончиться дурно».
Денисов прямо от полкового командира поехал в штаб, с искренним желанием исполнить его совет. Вечером он возвратился в свою землянку в таком положении, в котором Ростов еще никогда не видал своего друга. Денисов не мог говорить и задыхался. Когда Ростов спрашивал его, что с ним, он только хриплым и слабым голосом произносил непонятные ругательства и угрозы…
Испуганный положением Денисова, Ростов предлагал ему раздеться, выпить воды и послал за лекарем.
– Меня за г'азбой судить – ох! Дай еще воды – пускай судят, а буду, всегда буду подлецов бить, и госудаг'ю скажу. Льду дайте, – приговаривал он.
Пришедший полковой лекарь сказал, что необходимо пустить кровь. Глубокая тарелка черной крови вышла из мохнатой руки Денисова, и тогда только он был в состоянии рассказать все, что с ним было.
– Приезжаю, – рассказывал Денисов. – «Ну, где у вас тут начальник?» Показали. Подождать не угодно ли. «У меня служба, я зa 30 верст приехал, мне ждать некогда, доложи». Хорошо, выходит этот обер вор: тоже вздумал учить меня: Это разбой! – «Разбой, говорю, не тот делает, кто берет провиант, чтоб кормить своих солдат, а тот кто берет его, чтоб класть в карман!» Так не угодно ли молчать. «Хорошо». Распишитесь, говорит, у комиссионера, а дело ваше передастся по команде. Прихожу к комиссионеру. Вхожу – за столом… Кто же?! Нет, ты подумай!…Кто же нас голодом морит, – закричал Денисов, ударяя кулаком больной руки по столу, так крепко, что стол чуть не упал и стаканы поскакали на нем, – Телянин!! «Как, ты нас с голоду моришь?!» Раз, раз по морде, ловко так пришлось… «А… распротакой сякой и… начал катать. Зато натешился, могу сказать, – кричал Денисов, радостно и злобно из под черных усов оскаливая свои белые зубы. – Я бы убил его, кабы не отняли.
– Да что ж ты кричишь, успокойся, – говорил Ростов: – вот опять кровь пошла. Постой же, перебинтовать надо. Денисова перебинтовали и уложили спать. На другой день он проснулся веселый и спокойный. Но в полдень адъютант полка с серьезным и печальным лицом пришел в общую землянку Денисова и Ростова и с прискорбием показал форменную бумагу к майору Денисову от полкового командира, в которой делались запросы о вчерашнем происшествии. Адъютант сообщил, что дело должно принять весьма дурной оборот, что назначена военно судная комиссия и что при настоящей строгости касательно мародерства и своевольства войск, в счастливом случае, дело может кончиться разжалованьем.
Дело представлялось со стороны обиженных в таком виде, что, после отбития транспорта, майор Денисов, без всякого вызова, в пьяном виде явился к обер провиантмейстеру, назвал его вором, угрожал побоями и когда был выведен вон, то бросился в канцелярию, избил двух чиновников и одному вывихнул руку.
Денисов, на новые вопросы Ростова, смеясь сказал, что, кажется, тут точно другой какой то подвернулся, но что всё это вздор, пустяки, что он и не думает бояться никаких судов, и что ежели эти подлецы осмелятся задрать его, он им ответит так, что они будут помнить.
Денисов говорил пренебрежительно о всем этом деле; но Ростов знал его слишком хорошо, чтобы не заметить, что он в душе (скрывая это от других) боялся суда и мучился этим делом, которое, очевидно, должно было иметь дурные последствия. Каждый день стали приходить бумаги запросы, требования к суду, и первого мая предписано было Денисову сдать старшему по себе эскадрон и явиться в штаб девизии для объяснений по делу о буйстве в провиантской комиссии. Накануне этого дня Платов делал рекогносцировку неприятеля с двумя казачьими полками и двумя эскадронами гусар. Денисов, как всегда, выехал вперед цепи, щеголяя своей храбростью. Одна из пуль, пущенных французскими стрелками, попала ему в мякоть верхней части ноги. Может быть, в другое время Денисов с такой легкой раной не уехал бы от полка, но теперь он воспользовался этим случаем, отказался от явки в дивизию и уехал в госпиталь.
В июне месяце произошло Фридландское сражение, в котором не участвовали павлоградцы, и вслед за ним объявлено было перемирие. Ростов, тяжело чувствовавший отсутствие своего друга, не имея со времени его отъезда никаких известий о нем и беспокоясь о ходе его дела и раны, воспользовался перемирием и отпросился в госпиталь проведать Денисова.
Госпиталь находился в маленьком прусском местечке, два раза разоренном русскими и французскими войсками. Именно потому, что это было летом, когда в поле было так хорошо, местечко это с своими разломанными крышами и заборами и своими загаженными улицами, оборванными жителями и пьяными и больными солдатами, бродившими по нем, представляло особенно мрачное зрелище.
В каменном доме, на дворе с остатками разобранного забора, выбитыми частью рамами и стеклами, помещался госпиталь. Несколько перевязанных, бледных и опухших солдат ходили и сидели на дворе на солнушке.
Как только Ростов вошел в двери дома, его обхватил запах гниющего тела и больницы. На лестнице он встретил военного русского доктора с сигарою во рту. За доктором шел русский фельдшер.
– Не могу же я разорваться, – говорил доктор; – приходи вечерком к Макару Алексеевичу, я там буду. – Фельдшер что то еще спросил у него.
– Э! делай как знаешь! Разве не всё равно? – Доктор увидал подымающегося на лестницу Ростова.
– Вы зачем, ваше благородие? – сказал доктор. – Вы зачем? Или пуля вас не брала, так вы тифу набраться хотите? Тут, батюшка, дом прокаженных.
– Отчего? – спросил Ростов.
– Тиф, батюшка. Кто ни взойдет – смерть. Только мы двое с Макеевым (он указал на фельдшера) тут трепемся. Тут уж нашего брата докторов человек пять перемерло. Как поступит новенький, через недельку готов, – с видимым удовольствием сказал доктор. – Прусских докторов вызывали, так не любят союзники то наши.
Ростов объяснил ему, что он желал видеть здесь лежащего гусарского майора Денисова.
– Не знаю, не ведаю, батюшка. Ведь вы подумайте, у меня на одного три госпиталя, 400 больных слишком! Еще хорошо, прусские дамы благодетельницы нам кофе и корпию присылают по два фунта в месяц, а то бы пропали. – Он засмеялся. – 400, батюшка; а мне всё новеньких присылают. Ведь 400 есть? А? – обратился он к фельдшеру.
Фельдшер имел измученный вид. Он, видимо, с досадой дожидался, скоро ли уйдет заболтавшийся доктор.
– Майор Денисов, – повторил Ростов; – он под Молитеном ранен был.
– Кажется, умер. А, Макеев? – равнодушно спросил доктор у фельдшера.
Фельдшер однако не подтвердил слов доктора.
– Что он такой длинный, рыжеватый? – спросил доктор.
Ростов описал наружность Денисова.
– Был, был такой, – как бы радостно проговорил доктор, – этот должно быть умер, а впрочем я справлюсь, у меня списки были. Есть у тебя, Макеев?
– Списки у Макара Алексеича, – сказал фельдшер. – А пожалуйте в офицерские палаты, там сами увидите, – прибавил он, обращаясь к Ростову.
– Эх, лучше не ходить, батюшка, – сказал доктор: – а то как бы сами тут не остались. – Но Ростов откланялся доктору и попросил фельдшера проводить его.
– Не пенять же чур на меня, – прокричал доктор из под лестницы.
Ростов с фельдшером вошли в коридор. Больничный запах был так силен в этом темном коридоре, что Ростов схватился зa нос и должен был остановиться, чтобы собраться с силами и итти дальше. Направо отворилась дверь, и оттуда высунулся на костылях худой, желтый человек, босой и в одном белье.
Он, опершись о притолку, блестящими, завистливыми глазами поглядел на проходящих. Заглянув в дверь, Ростов увидал, что больные и раненые лежали там на полу, на соломе и шинелях.
– А можно войти посмотреть? – спросил Ростов.
– Что же смотреть? – сказал фельдшер. Но именно потому что фельдшер очевидно не желал впустить туда, Ростов вошел в солдатские палаты. Запах, к которому он уже успел придышаться в коридоре, здесь был еще сильнее. Запах этот здесь несколько изменился; он был резче, и чувствительно было, что отсюда то именно он и происходил.
В длинной комнате, ярко освещенной солнцем в большие окна, в два ряда, головами к стенам и оставляя проход по середине, лежали больные и раненые. Большая часть из них были в забытьи и не обратили вниманья на вошедших. Те, которые были в памяти, все приподнялись или подняли свои худые, желтые лица, и все с одним и тем же выражением надежды на помощь, упрека и зависти к чужому здоровью, не спуская глаз, смотрели на Ростова. Ростов вышел на середину комнаты, заглянул в соседние двери комнат с растворенными дверями, и с обеих сторон увидал то же самое. Он остановился, молча оглядываясь вокруг себя. Он никак не ожидал видеть это. Перед самым им лежал почти поперек середняго прохода, на голом полу, больной, вероятно казак, потому что волосы его были обстрижены в скобку. Казак этот лежал навзничь, раскинув огромные руки и ноги. Лицо его было багрово красно, глаза совершенно закачены, так что видны были одни белки, и на босых ногах его и на руках, еще красных, жилы напружились как веревки. Он стукнулся затылком о пол и что то хрипло проговорил и стал повторять это слово. Ростов прислушался к тому, что он говорил, и разобрал повторяемое им слово. Слово это было: испить – пить – испить! Ростов оглянулся, отыскивая того, кто бы мог уложить на место этого больного и дать ему воды.
– Кто тут ходит за больными? – спросил он фельдшера. В это время из соседней комнаты вышел фурштадский солдат, больничный служитель, и отбивая шаг вытянулся перед Ростовым.
– Здравия желаю, ваше высокоблагородие! – прокричал этот солдат, выкатывая глаза на Ростова и, очевидно, принимая его за больничное начальство.
– Убери же его, дай ему воды, – сказал Ростов, указывая на казака.
– Слушаю, ваше высокоблагородие, – с удовольствием проговорил солдат, еще старательнее выкатывая глаза и вытягиваясь, но не трогаясь с места.
– Нет, тут ничего не сделаешь, – подумал Ростов, опустив глаза, и хотел уже выходить, но с правой стороны он чувствовал устремленный на себя значительный взгляд и оглянулся на него. Почти в самом углу на шинели сидел с желтым, как скелет, худым, строгим лицом и небритой седой бородой, старый солдат и упорно смотрел на Ростова. С одной стороны, сосед старого солдата что то шептал ему, указывая на Ростова. Ростов понял, что старик намерен о чем то просить его. Он подошел ближе и увидал, что у старика была согнута только одна нога, а другой совсем не было выше колена. Другой сосед старика, неподвижно лежавший с закинутой головой, довольно далеко от него, был молодой солдат с восковой бледностью на курносом, покрытом еще веснушками, лице и с закаченными под веки глазами. Ростов поглядел на курносого солдата, и мороз пробежал по его спине.
– Да ведь этот, кажется… – обратился он к фельдшеру.
– Уж как просили, ваше благородие, – сказал старый солдат с дрожанием нижней челюсти. – Еще утром кончился. Ведь тоже люди, а не собаки…
– Сейчас пришлю, уберут, уберут, – поспешно сказал фельдшер. – Пожалуйте, ваше благородие.
– Пойдем, пойдем, – поспешно сказал Ростов, и опустив глаза, и сжавшись, стараясь пройти незамеченным сквозь строй этих укоризненных и завистливых глаз, устремленных на него, он вышел из комнаты.
Пройдя коридор, фельдшер ввел Ростова в офицерские палаты, состоявшие из трех, с растворенными дверями, комнат. В комнатах этих были кровати; раненые и больные офицеры лежали и сидели на них. Некоторые в больничных халатах ходили по комнатам. Первое лицо, встретившееся Ростову в офицерских палатах, был маленький, худой человечек без руки, в колпаке и больничном халате с закушенной трубочкой, ходивший в первой комнате. Ростов, вглядываясь в него, старался вспомнить, где он его видел.
– Вот где Бог привел свидеться, – сказал маленький человек. – Тушин, Тушин, помните довез вас под Шенграбеном? А мне кусочек отрезали, вот… – сказал он, улыбаясь, показывая на пустой рукав халата. – Василья Дмитриевича Денисова ищете? – сожитель! – сказал он, узнав, кого нужно было Ростову. – Здесь, здесь и Тушин повел его в другую комнату, из которой слышался хохот нескольких голосов.
«И как они могут не только хохотать, но жить тут»? думал Ростов, всё слыша еще этот запах мертвого тела, которого он набрался еще в солдатском госпитале, и всё еще видя вокруг себя эти завистливые взгляды, провожавшие его с обеих сторон, и лицо этого молодого солдата с закаченными глазами.
Денисов, закрывшись с головой одеялом, спал не постели, несмотря на то, что был 12 й час дня.
– А, Г'остов? 3до'ово, здо'ово, – закричал он всё тем же голосом, как бывало и в полку; но Ростов с грустью заметил, как за этой привычной развязностью и оживленностью какое то новое дурное, затаенное чувство проглядывало в выражении лица, в интонациях и словах Денисова.
Рана его, несмотря на свою ничтожность, все еще не заживала, хотя уже прошло шесть недель, как он был ранен. В лице его была та же бледная опухлость, которая была на всех гошпитальных лицах. Но не это поразило Ростова; его поразило то, что Денисов как будто не рад был ему и неестественно ему улыбался. Денисов не расспрашивал ни про полк, ни про общий ход дела. Когда Ростов говорил про это, Денисов не слушал.
Ростов заметил даже, что Денисову неприятно было, когда ему напоминали о полке и вообще о той, другой, вольной жизни, которая шла вне госпиталя. Он, казалось, старался забыть ту прежнюю жизнь и интересовался только своим делом с провиантскими чиновниками. На вопрос Ростова, в каком положении было дело, он тотчас достал из под подушки бумагу, полученную из комиссии, и свой черновой ответ на нее. Он оживился, начав читать свою бумагу и особенно давал заметить Ростову колкости, которые он в этой бумаге говорил своим врагам. Госпитальные товарищи Денисова, окружившие было Ростова – вновь прибывшее из вольного света лицо, – стали понемногу расходиться, как только Денисов стал читать свою бумагу. По их лицам Ростов понял, что все эти господа уже не раз слышали всю эту успевшую им надоесть историю. Только сосед на кровати, толстый улан, сидел на своей койке, мрачно нахмурившись и куря трубку, и маленький Тушин без руки продолжал слушать, неодобрительно покачивая головой. В середине чтения улан перебил Денисова.
– А по мне, – сказал он, обращаясь к Ростову, – надо просто просить государя о помиловании. Теперь, говорят, награды будут большие, и верно простят…
– Мне просить государя! – сказал Денисов голосом, которому он хотел придать прежнюю энергию и горячность, но который звучал бесполезной раздражительностью. – О чем? Ежели бы я был разбойник, я бы просил милости, а то я сужусь за то, что вывожу на чистую воду разбойников. Пускай судят, я никого не боюсь: я честно служил царю, отечеству и не крал! И меня разжаловать, и… Слушай, я так прямо и пишу им, вот я пишу: «ежели бы я был казнокрад…
– Ловко написано, что и говорить, – сказал Тушин. Да не в том дело, Василий Дмитрич, – он тоже обратился к Ростову, – покориться надо, а вот Василий Дмитрич не хочет. Ведь аудитор говорил вам, что дело ваше плохо.
– Ну пускай будет плохо, – сказал Денисов. – Вам написал аудитор просьбу, – продолжал Тушин, – и надо подписать, да вот с ними и отправить. У них верно (он указал на Ростова) и рука в штабе есть. Уже лучше случая не найдете.
– Да ведь я сказал, что подличать не стану, – перебил Денисов и опять продолжал чтение своей бумаги.
| King Of Rock 'n' Roll: The Complete 50's Masters | ||||
 | ||||
| Бокс-сет Элвиса Пресли | ||||
|---|---|---|---|---|
| Дата выпуска | ||||
| Записан | ||||
| Жанр | ||||
| Длительность |
5:39:26 | |||
| Продюсеры |
Э. М. Джордженсен | |||
| Лейбл | ||||
| Профессиональные рецензии | ||||
| ||||
| Хронология Элвиса Пресли | ||||
| ||||
The King Of Roc’n’Roll (с англ. Король рок-н-ролла) — бокс-сет американского музыканта Элвиса Пресли, вышедший в 1992 году, в нём собраны композиции, созданные музыкантом в 1950-е годы.
Содержание
О бокс-сете
Издание включает в себя студийные записи, альтернативные треки и записи живых концертов. На альбоме представлено 140 треков, 15 из которых ранее не выпускались на компакт-дисках (в основном это треки, содержащиеся на диске V — «Rare And Rockin»).[1] Бокс-сет оформлен рисунками и содержит 92-страничный цветной буклет с редкими фотографиями из архива Грейсленда, дискографию музыканта '50s и список музыкальных сессий, а также страницу цветных почтовых марок с изображением обложек музыкальных альбомов Пресли в 1950-е годы.
Все хиты, «Б»-стороны, альбомные записи, рождественские песни, госпел-композиции и кино-версии песен представлены вместе с диском, содержащим ранее невыпускаемые альтернативные треки и редкие записи «живых» концертов.[1] Информативный и красочно оформленный 92-страничный буклет с фотографиями является интересным дополнением к богато оформленному бокс-сету.
Записи сделаны на студиях: «Sun Records», Мемфис, Теннесси; студии «RCA Records», Нашвилл, Теннесси; студии «RCA Records», Нью-Йорк; студия «20th Century Fox» и «Radio Recorders», Голливуд, Калифорния между 1953 и 1958.[1]
Список композиций
Диск 1
На диске собраны композиции сессий на студии «Sun Records».
| № | Название | Композитор(ы) | Длительность |
|---|---|---|---|
| 1. | «My Happiness» | Betty Peterson; Borney Bergant | 2:33 |
| 2. | «That's All Right» | Arthur «Big Boy» Crudup | 1:56 |
| 3. | «I Love You Because» (из альбома Elvis Presley) | Leon Payne | 2:44 |
| 4. | «Harbor Lights» | Gordon Kennedy; Hank Williams | 2:36 |
| 5. | «Blue Moon of Kentucky» | Bill Monroe | 2:04 |
| 6. | «Blue Moon» (из альбома Elvis Presley) | Lorenz Hart; Richard Rodgers | 2:40 |
| 7. | «Tomorrow Night» (из альбома Elvis For Everyone!) | Sam Coslow; Will Grosz | 3:00 |
| 8. | «I'll Never Let You Go (Little Darlin')» (из альбома Elvis Presley) | Jimmy Wakely | 2:25 |
| 9. | «I Don't Care If The Sun Don't Shine» | Mack David | 2:28 |
| 10. | «Just Because» (из альбома Elvis Presley) | Bob Shelton; Robin | 2:35 |
| 11. | «Good Rockin' Tonight» | Roy Brown | 2:13 |
| 12. | «Milk Cow Blues Boogie» | Kokomo Arnold | 2:39 |
| 13. | «You're a Heartbreaker» | Jack Sallee | 2:12 |
| 14. | «Baby, Let's Play House» | Arthur Gunter | 2:16 |
| 15. | «I'm Left, You're Right, She's Gone» | Bill Taylor; Stan Kesler | 2:37 |
| 16. | «Mystery Train» | Junior Parker; Samuel Phillips | 2:26 |
| 17. | «I Forgot to Remember to Forget» | Charlie Feathers; Stanley A. K | 2:29 |
| 18. | «Trying to Get to You» (из альбома Elvis Presley) | Charlie Singleton; John McCoy | 2:33 |
| 19. | «When It Rains, It Really Pours» | W.R. Emerson | 2:02 |
| 20. | «I Got a Woman» (из альбома Elvis Presley) | Ray Charles | 2:25 |
| 21. | «Heartbreak Hotel» | Axton; Durden; Elvis Presley | 2:09 |
| 22. | «Money Honey» (из альбома Elvis Presley) | Jesse Stone | 2:36 |
| 23. | «I'm Counting on You» (из альбома Elvis Presley) | Don Robertson | 2:25 |
| 24. | «I Was the One» | Aaron Schroeder; Bill Peppers | 2:34 |
| 25. | «Blue Suede Shoes» (из альбома Elvis Presley) | Carl Perkins | 2:00 |
| 26. | «My Baby Left Me» | Arthur «Big Boy» Crudup | 2:12 |
| 27. | «One-Sided Love Affair» (из альбома Elvis Presley) | Bill Campbell | 2:11 |
| 28. | «So Glad You're Mine» (из альбома Elvis) | Arthur «Big Boy» Crudup | 2:22 |
| 29. | «I'm Gonna Sit Right Down And Cry (Over You)» (из альбома Elvis Presley) | Howard Biggs; Joe Thomas | 2:02 |
| 30. | «Tutti Frutti» (из альбома Elvis Presley) | Dorothy LaBostrie; Richard Penniman | 2:01 |
Диск 2
| № | Название | Композитор(ы) | Длительность |
|---|---|---|---|
| 1. | «Lawdy, Miss Clawdy» | Lloyd Price | 2:09 |
| 2. | «Shake, Rattle and Roll» | Charles E. Calhoun | 2:29 |
| 3. | «I Want You, I Need You, I Love You» | George Mysels; Lou Kosloff | 2:40 |
| 4. | «Hound Dog» | Jerry Leiber; Mike Stoller | 2:16 |
| 5. | «Don't Be Cruel» | Blackwell; Elvis Presley | 2:02 |
| 6. | «Any Way You Want Me (That's How I Will Be)» | Aaron Schroeder; Cliff Owens | 2:15 |
| 7. | «We're Gonna Move» (саундтрек к фильму «Люби меня нежно») | Elvis Presley; Vera Matson | 2:21 |
| 8. | «Love Me Tender» (главный саундтрек к фильму «Люби меня нежно») | Elvis Presley; Vera Matson | 2:42 |
| 9. | «Poor Boy» (саундтрек к фильму «Люби меня нежно») | Elvis Presley; Vera Matson | 2:15 |
| 10. | «Let Me» (саундтрек к фильму «Люби меня нежно») | Stan Kesler | 2:10 |
| 11. | «Playing For Keeps» | Jerry Leiber; Mike Stoller | 2:51 |
| 12. | «Love Me» (из альбома Elvis) | Blackwell; Elvis Presley | 2:44 |
| 13. | «Paralyzed» (из альбома Elvis) | Walker; Webb Pierce | 2:25 |
| 14. | «How Do You Think I Feel» (из альбома Elvis) | Boudleaux Bryant; Chet Atkins | 2:11 |
| 15. | «How's The World Treating You» (из альбома Elvis) | Gene Sullivan; Walker | 2:25 |
| 16. | «When My Blue Moon Turns To Gold Again» (из альбома Elvis) | Blackwell; Johnson; Richard Wa | 2:22 |
| 17. | «Long Tall Sally» (из альбома Elvis) | Red Foley | 1:52 |
| 18. | «Old Shep» (из альбома Elvis) | Bernard Weinman; Lee Rosenberg | 4:11 |
| 19. | «Too Much» | Blackwell; Marascalco | 2:32 |
| 20. | «Anyplace Is Paradise» | Aaron Schroeder; Benjamin Weis | 2:26 |
| 21. | «Ready Teddy» | Aaron Schroeder; Benjamin Weis | 1:57 |
| 22. | «First in Line» | Blackwell; Marascalco | 3:23 |
| 23. | «Rip It Up» | Al Stillman; Ervin Drake; Irvi | 1:54 |
| 24. | «I Believe» (из альбома Peace in the Valley) | Titus Turner | 2:05 |
| 25. | «Tell Me Why» | Aaron Schroeder; Benjamin Weis | 2:07 |
| 26. | «Got A Lot o' Livin' to Do!» | Elvis Presley; Otis Blackwell | 2:32 |
| 27. | «All Shook Up» | Claude de Metruis | 1:58 |
| 28. | «Mean Woman Blues» | Joe Thomas | 2:17 |
| 29. | «(There'll Be) Peace In The Valley (For Me)» | Rev. Thomas A. Dorsey | 3:22 |
Диск 3
На диске собраны композиции-саундтреки к фильмам «Любить тебя» и «Тюремный рок» (1957 год) с участием Пресли в главной роли,
а также госпел-композиции, вошедшие в рождественский альбом 1957 года — «Elvis' Christmas Album».
| № | Название | Композитор(ы) | Длительность |
|---|---|---|---|
| 1. | «That's When Your Heartaches Begin» | Fred Fisher; Roy Brown; Willia | 3:23 |
| 2. | «Take My Hand, Precious Lord» (из альбома Peace in the Valley) | Rev. Thomas A. Dorsey | 3:18 |
| 3. | «It Is No Secret (What God Can Do)» (из альбома Peace in the Valley) | Stuart Hamblen | 3:55 |
| 4. | «Blueberry Hill» | Lewis; Rose; Stock | 2:40 |
| 5. | «Have I Told You Lately That I Love You» | Scotty Wiseman | 2:32 |
| 6. | «Is It So Strange» | Faron Young | 2:30 |
| 7. | «(Let’s Have a) Party» (саундтрек к фильму Любить тебя) | Jessie Mae Robinson | 1:27 |
| 8. | «Lonesome Cowboy» (саундтрек к фильму Любить тебя) | Bennett; Tepper | 2:28 |
| 9. | «Hot Dog» (саундтрек к фильму Любить тебя) | Jerry Leiber; Mike Stoller | 1:13 |
| 10. | «One Night of Sin» | Anita Steiman; Dave Bartholome | 2:36 |
| 11. | «(Let Me Be Your) Teddy Bear» | Bernie Lowe; Kal Mann | 1:47 |
| 12. | «Don't Leave Me Now» (саундтрек к фильму Любить тебя) | Aaron Schroeder; Benjamin Weis | 1:59 |
| 13. | «I Beg of You» | John McCoy; Owens | 1:52 |
| 14. | «One Night» | Anita Steiman; Dave Bartholome | 2:30 |
| 15. | «True Love» (саундтрек к фильму Любить тебя) | Cole Porter | 2:06 |
| 16. | «I Need You So» | Ivory Joe Hunter | 2:38 |
| 17. | «Loving You» | Jerry Leiber; Mike Stoller | 2:13 |
| 18. | «When It Rains, It Really Pours» (из альбома Elvis For Everyone!) | W.R. Emerson | 1:49 |
| 19. | «Jailhouse Rock» (главный саундтрек к фильму «Тюремный рок») | Jerry Leiber; Mike Stoller | 2:28 |
| 20. | «Young and Beautiful» (саундтрек к фильму «Тюремный рок») | Aaron Schroeder; Abner Silver | 2:03 |
| 21. | «I Want to Be Free» (саундтрек к фильму «Тюремный рок») | Jerry Leiber; Mike Stoller | 2:14 |
| 22. | «(You're So Square) Baby I Don't Care» (саундтрек к фильму «Тюремный рок») | Jerry Leiber; Mike Stoller | 1:52 |
| 23. | «Don't Leave Me Now» (саундтрек к фильму «Тюремный рок») | Aaron Schroeder; Benjamin Weis | 2:06 |
| 24. | «Blue Christmas» (из альбома Elvis' Christmas Album) | Bill Hayes; Enotris Johnson | 2:08 |
| 25. | «White Christmas» (из альбома Elvis' Christmas Album) | Irving Berlin | 2:24 |
| 26. | «Here Comes Santa Claus (Right Down Santa Claus Lane)» (из альбома Elvis' Christmas Album) | Gene Autry; Haldeman | 1:55 |
| 27. | «Christmas Message From Elvis/Silent Night» | Franz Xaver Gruber; Joseph Moh | 2:24 |
| 28. | «O Little Town of Bethlehem» (из альбома Elvis' Christmas Album) | Brooks; L.H. Redner | 2:36 |
| 29. | «Santa Bring My Baby Back (to Me)» (из альбома Elvis' Christmas Album) | Aaron Schroeder; Claude de Met | 1:53 |
| 30. | «I'll Be Home for Christmas» (из альбома Elvis' Christmas Album) | Buck Ram; Kim Gannon; Walter K | 1:54 |
Диск 4
Диск включает в себя песни из кинофильма «King Creole», а также записей сессии 1958 года, сделанные в период,
когда музыкант находился в армейском отпуске. Диск также содержит 13-минутную запись интервью музыканта 22 сентября 1958 года.
| № | Название | Композитор(ы) | Длительность |
|---|---|---|---|
| 1. | «Treat Me Nice» | Jerry Leiber; Mike Stoller | 2:12 |
| 2. | «My Wish Came True» | Ivory Joe Hunter | 2:35 |
| 3. | «Don’t» | Jerry Leiber; Mike Stoller | 2:50 |
| 4. | «Danny» | Benjamin Weisman; Wise | 1:52 |
| 5. | «Hard Headed Woman» | Claude de Metruis | 1:53 |
| 6. | «Trouble» (саундтрек к фильму «Король Креола») | Jerry Leiber; Mike Stoller | 2:19 |
| 7. | «New Orleans» (саундтрек к фильму «Король Креола») | Bennett; Bennett Tepper | 2:00 |
| 8. | «Crawfish» (дуэт с Китти Уайт) | Benjamin Weisman; Fred Wise | 1:50 |
| 9. | «Dixieland Rock» (саундтрек к фильму «Король Креола») | Aaron Schroeder; Rachel Frank | 1:48 |
| 10. | «Lover Doll» (саундтрек к фильму «Король Креола») | Abner Silver; Sid Wayne | 2:10 |
| 11. | «Don't Ask Me Why» (саундтрек к фильму «Король Креола») | Benjamin Weisman; Wise | 2:06 |
| 12. | «As Long As I Have You» (саундтрек к фильму «Король Креола») | Benjamin Weisman; Fred Wise | 1:51 |
| 13. | «King Creole» (главный саундтрек к фильму «Король Креола») | Jerry Leiber; Mike Stoller | 2:09 |
| 14. | «Young Dreams» (саундтрек к фильму «Король Креола») | Aaron Schroeder; Martin Kalman | 2:24 |
| 15. | «Steadfast, Loyal And True» (саундтрек к фильму «Король Креола») | Jerry Leiber; Mike Stoller | 1:16 |
| 16. | «Doncha' Think It's Time» | Dixon; Otis | 1:58 |
| 17. | «Your Cheatin' Heart» (из альбома Elvis For Everyone!) | Hank Williams | 2:24 |
| 18. | «Wear My Ring Around Your Neck» | Bert Carroll; Moody | 2:15 |
| 19. | «I Need Your Love Tonight» | B. Reichner; Sid Wayne | 2:05 |
| 20. | «A Big Hunk o’ Love» | Aaron Schroeder; Wyche | 2:13 |
| 21. | «Ain't That Loving You Baby» | Clyde Otis; Ivory Joe Hunter | 2:24 |
| 22. | «(Now and Then There’s) A Fool Such as I» | Bill Trader | 2:37 |
| 23. | «I Got Stung» | Aaron Schroeder; David Hill | 1:52 |
| 24. | «Interview With Elvis» | 13:39 |
Диск 5. «Rare And Rockin»
Диск содержит редкие записи «живых» концертов музыканта.
| № | Название | Композитор(ы) | Длительность |
|---|---|---|---|
| 1. | «That's When Your Heartaches Begin» (ранее невыпущенный) | Fred Fisher; Roy Brown; Willia | 2:48 |
| 2. | «Fool, Fool, Fool» (ранее невыпущенный) | A. Nugetre | 1:54 |
| 3. | «Tweedle Dee» | Winfield Scott | 2:08 |
| 4. | «Maybellene» | Chuck Berry | 1:58 |
| 5. | «Shake, Rattle and Roll» (ранее невыпущенный) | Charles Calhoun | 2:18 |
| 6. | «Blue Moon of Kentucky» | Bill Monroe | 1:05 |
| 7. | «Blue Moon» (ранее невыпущенный) | Lorenz Hart; Richard Rodgers | 2:56 |
| 8. | «I'm Left, You're Right, She's Gone» | Bill Taylor; Stan Kesler | 2:42 |
| 9. | «Reconsider Baby» (ранее невыпущенный) | Lowell Fulsom | 2:54 |
| 10. | «Lawdy, Miss Clawdy» (ранее невыпущенный) | Lloyd Price | 2:08 |
| 11. | «Shake, Rattle and Roll» (ранее невыпущенный) | Charles Calhoun | 2:27 |
| 12. | «I Want You, I Need You, I Love You» (ранее невыпущенный) | George Mysels; Lou Kosloff | 2:41 |
| 13. | «Introduction and Heartbreak Hotel» | Axton; Durden; Elvis Presley | 2:55 |
| 14. | «Talking and Long Tall Sally» | Blackwell; Johnson; Richard Wa | 2:15 |
| 15. | «Talking and Blue Suede Shoes» | Carl Perkins | 4:59 |
| 16. | «Talking and Money Honey» | Jesse Stone | 3:16 |
| 17. | «We're Gonna Move» (ранее невыпущенный) | Elvis Presley; Vera Matson | 2:32 |
| 18. | «Old Shep» (ранее невыпущенный) | Red Foley | 3:54 |
| 19. | «I Beg of You» (ранее невыпущенный) | Jerry Leiber; Mike Stoller | 1:53 |
| 20. | «Loving You [Slow Version]» (ранее невыпущенный) | Jerry Leiber; Mike Stoller | 1:49 |
| 21. | «Loving You [Uptempo Version]» (ранее невыпущенный) | Jerry Leiber; Mike Stoller | 1:27 |
| 22. | «Young and Beautiful» (ранее невыпущенный) | Aaron Schroeder; Abner Silver | 1:10 |
| 23. | «I Want To Be Free» (ранее невыпущенный) | Jerry Leiber; Mike Stoller | 2:07 |
| 24. | «King Creole» | Jerry Leiber; Mike Stoller | 2:06 |
| 25. | «As Long As I Have You (Кино-версия - Take 8)» | Benjamin Weisman; Fred Wise | 1:26 |
| 26. | «Ain't That Loving You Baby» | Clyde Otis; Ivory Joe Hunter | 1:49 |
Участники записи
- Элвис Пресли — вокал, гитара, фортепиано, бас-гитара
- Гордон Стокер — вокал, фортепиано
- The Jordanaires, Бен Шпеер, Брок Шпеер — вокалы
- Скотти Мур, Чет Аткинс, Ханк Гарланд, Карл Перкинс — гитара
- Карл Перкинс — гитара
- Малон Кларк — кларнет
- Джастин Гордон — саксофон
- Джон Эд Бакнер — труба
- Элмер Шнейдер — тромбон
- Рэй Сигл — туба, акустическая бас-гитара
- Флойд Крамер, Шорти Лонг, Дадли Брукс, Майк Столлер, Джерри Ли Льюис — фортепиано
- Хойт Хокинс — фортепиано, орган, тарелки
- Гордон Стокер — фортепиано, бэк-вокал
- Клейтон Перкинс — акустическая бас-гитара
- Нил Мэттьюс — электрическая бас-гитара
- Доминик Фонтана, Берни Мэтисон — барабаны
- Фредди Мартин & Его Оркестр
Напишите отзыв о статье "The King of Rock ’n’ Roll"
Примечания
Ссылки
- [www.rcarecords.com/ Официальный сайт «RCA Records»] (англ.)
<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение |
Для улучшения этой статьи желательно?:
|
Отрывок, характеризующий The King of Rock ’n’ Roll
– Я вас предупреждаю, ротмистр, – говорил один из офицеров, худой, маленький ростом и видимо озлобленный.– Ведь сказал, что не отдам, – отвечал Денисов.
– Вы будете отвечать, ротмистр, это буйство, – у своих транспорты отбивать! Наши два дня не ели.
– А мои две недели не ели, – отвечал Денисов.
– Это разбой, ответите, милостивый государь! – возвышая голос, повторил пехотный офицер.
– Да вы что ко мне пристали? А? – крикнул Денисов, вдруг разгорячась, – отвечать буду я, а не вы, а вы тут не жужжите, пока целы. Марш! – крикнул он на офицеров.
– Хорошо же! – не робея и не отъезжая, кричал маленький офицер, – разбойничать, так я вам…
– К чог'ту марш скорым шагом, пока цел. – И Денисов повернул лошадь к офицеру.
– Хорошо, хорошо, – проговорил офицер с угрозой, и, повернув лошадь, поехал прочь рысью, трясясь на седле.
– Собака на забог'е, живая собака на забог'е, – сказал Денисов ему вслед – высшую насмешку кавалериста над верховым пехотным, и, подъехав к Ростову, расхохотался.
– Отбил у пехоты, отбил силой транспорт! – сказал он. – Что ж, не с голоду же издыхать людям?
Повозки, которые подъехали к гусарам были назначены в пехотный полк, но, известившись через Лаврушку, что этот транспорт идет один, Денисов с гусарами силой отбил его. Солдатам раздали сухарей в волю, поделились даже с другими эскадронами.
На другой день, полковой командир позвал к себе Денисова и сказал ему, закрыв раскрытыми пальцами глаза: «Я на это смотрю вот так, я ничего не знаю и дела не начну; но советую съездить в штаб и там, в провиантском ведомстве уладить это дело, и, если возможно, расписаться, что получили столько то провианту; в противном случае, требованье записано на пехотный полк: дело поднимется и может кончиться дурно».
Денисов прямо от полкового командира поехал в штаб, с искренним желанием исполнить его совет. Вечером он возвратился в свою землянку в таком положении, в котором Ростов еще никогда не видал своего друга. Денисов не мог говорить и задыхался. Когда Ростов спрашивал его, что с ним, он только хриплым и слабым голосом произносил непонятные ругательства и угрозы…
Испуганный положением Денисова, Ростов предлагал ему раздеться, выпить воды и послал за лекарем.
– Меня за г'азбой судить – ох! Дай еще воды – пускай судят, а буду, всегда буду подлецов бить, и госудаг'ю скажу. Льду дайте, – приговаривал он.
Пришедший полковой лекарь сказал, что необходимо пустить кровь. Глубокая тарелка черной крови вышла из мохнатой руки Денисова, и тогда только он был в состоянии рассказать все, что с ним было.
– Приезжаю, – рассказывал Денисов. – «Ну, где у вас тут начальник?» Показали. Подождать не угодно ли. «У меня служба, я зa 30 верст приехал, мне ждать некогда, доложи». Хорошо, выходит этот обер вор: тоже вздумал учить меня: Это разбой! – «Разбой, говорю, не тот делает, кто берет провиант, чтоб кормить своих солдат, а тот кто берет его, чтоб класть в карман!» Так не угодно ли молчать. «Хорошо». Распишитесь, говорит, у комиссионера, а дело ваше передастся по команде. Прихожу к комиссионеру. Вхожу – за столом… Кто же?! Нет, ты подумай!…Кто же нас голодом морит, – закричал Денисов, ударяя кулаком больной руки по столу, так крепко, что стол чуть не упал и стаканы поскакали на нем, – Телянин!! «Как, ты нас с голоду моришь?!» Раз, раз по морде, ловко так пришлось… «А… распротакой сякой и… начал катать. Зато натешился, могу сказать, – кричал Денисов, радостно и злобно из под черных усов оскаливая свои белые зубы. – Я бы убил его, кабы не отняли.
– Да что ж ты кричишь, успокойся, – говорил Ростов: – вот опять кровь пошла. Постой же, перебинтовать надо. Денисова перебинтовали и уложили спать. На другой день он проснулся веселый и спокойный. Но в полдень адъютант полка с серьезным и печальным лицом пришел в общую землянку Денисова и Ростова и с прискорбием показал форменную бумагу к майору Денисову от полкового командира, в которой делались запросы о вчерашнем происшествии. Адъютант сообщил, что дело должно принять весьма дурной оборот, что назначена военно судная комиссия и что при настоящей строгости касательно мародерства и своевольства войск, в счастливом случае, дело может кончиться разжалованьем.
Дело представлялось со стороны обиженных в таком виде, что, после отбития транспорта, майор Денисов, без всякого вызова, в пьяном виде явился к обер провиантмейстеру, назвал его вором, угрожал побоями и когда был выведен вон, то бросился в канцелярию, избил двух чиновников и одному вывихнул руку.
Денисов, на новые вопросы Ростова, смеясь сказал, что, кажется, тут точно другой какой то подвернулся, но что всё это вздор, пустяки, что он и не думает бояться никаких судов, и что ежели эти подлецы осмелятся задрать его, он им ответит так, что они будут помнить.
Денисов говорил пренебрежительно о всем этом деле; но Ростов знал его слишком хорошо, чтобы не заметить, что он в душе (скрывая это от других) боялся суда и мучился этим делом, которое, очевидно, должно было иметь дурные последствия. Каждый день стали приходить бумаги запросы, требования к суду, и первого мая предписано было Денисову сдать старшему по себе эскадрон и явиться в штаб девизии для объяснений по делу о буйстве в провиантской комиссии. Накануне этого дня Платов делал рекогносцировку неприятеля с двумя казачьими полками и двумя эскадронами гусар. Денисов, как всегда, выехал вперед цепи, щеголяя своей храбростью. Одна из пуль, пущенных французскими стрелками, попала ему в мякоть верхней части ноги. Может быть, в другое время Денисов с такой легкой раной не уехал бы от полка, но теперь он воспользовался этим случаем, отказался от явки в дивизию и уехал в госпиталь.
В июне месяце произошло Фридландское сражение, в котором не участвовали павлоградцы, и вслед за ним объявлено было перемирие. Ростов, тяжело чувствовавший отсутствие своего друга, не имея со времени его отъезда никаких известий о нем и беспокоясь о ходе его дела и раны, воспользовался перемирием и отпросился в госпиталь проведать Денисова.
Госпиталь находился в маленьком прусском местечке, два раза разоренном русскими и французскими войсками. Именно потому, что это было летом, когда в поле было так хорошо, местечко это с своими разломанными крышами и заборами и своими загаженными улицами, оборванными жителями и пьяными и больными солдатами, бродившими по нем, представляло особенно мрачное зрелище.
В каменном доме, на дворе с остатками разобранного забора, выбитыми частью рамами и стеклами, помещался госпиталь. Несколько перевязанных, бледных и опухших солдат ходили и сидели на дворе на солнушке.
Как только Ростов вошел в двери дома, его обхватил запах гниющего тела и больницы. На лестнице он встретил военного русского доктора с сигарою во рту. За доктором шел русский фельдшер.
– Не могу же я разорваться, – говорил доктор; – приходи вечерком к Макару Алексеевичу, я там буду. – Фельдшер что то еще спросил у него.
– Э! делай как знаешь! Разве не всё равно? – Доктор увидал подымающегося на лестницу Ростова.
– Вы зачем, ваше благородие? – сказал доктор. – Вы зачем? Или пуля вас не брала, так вы тифу набраться хотите? Тут, батюшка, дом прокаженных.
– Отчего? – спросил Ростов.
– Тиф, батюшка. Кто ни взойдет – смерть. Только мы двое с Макеевым (он указал на фельдшера) тут трепемся. Тут уж нашего брата докторов человек пять перемерло. Как поступит новенький, через недельку готов, – с видимым удовольствием сказал доктор. – Прусских докторов вызывали, так не любят союзники то наши.
Ростов объяснил ему, что он желал видеть здесь лежащего гусарского майора Денисова.
– Не знаю, не ведаю, батюшка. Ведь вы подумайте, у меня на одного три госпиталя, 400 больных слишком! Еще хорошо, прусские дамы благодетельницы нам кофе и корпию присылают по два фунта в месяц, а то бы пропали. – Он засмеялся. – 400, батюшка; а мне всё новеньких присылают. Ведь 400 есть? А? – обратился он к фельдшеру.
Фельдшер имел измученный вид. Он, видимо, с досадой дожидался, скоро ли уйдет заболтавшийся доктор.
– Майор Денисов, – повторил Ростов; – он под Молитеном ранен был.
– Кажется, умер. А, Макеев? – равнодушно спросил доктор у фельдшера.
Фельдшер однако не подтвердил слов доктора.
– Что он такой длинный, рыжеватый? – спросил доктор.
Ростов описал наружность Денисова.
– Был, был такой, – как бы радостно проговорил доктор, – этот должно быть умер, а впрочем я справлюсь, у меня списки были. Есть у тебя, Макеев?
– Списки у Макара Алексеича, – сказал фельдшер. – А пожалуйте в офицерские палаты, там сами увидите, – прибавил он, обращаясь к Ростову.
– Эх, лучше не ходить, батюшка, – сказал доктор: – а то как бы сами тут не остались. – Но Ростов откланялся доктору и попросил фельдшера проводить его.
– Не пенять же чур на меня, – прокричал доктор из под лестницы.
Ростов с фельдшером вошли в коридор. Больничный запах был так силен в этом темном коридоре, что Ростов схватился зa нос и должен был остановиться, чтобы собраться с силами и итти дальше. Направо отворилась дверь, и оттуда высунулся на костылях худой, желтый человек, босой и в одном белье.
Он, опершись о притолку, блестящими, завистливыми глазами поглядел на проходящих. Заглянув в дверь, Ростов увидал, что больные и раненые лежали там на полу, на соломе и шинелях.
– А можно войти посмотреть? – спросил Ростов.
– Что же смотреть? – сказал фельдшер. Но именно потому что фельдшер очевидно не желал впустить туда, Ростов вошел в солдатские палаты. Запах, к которому он уже успел придышаться в коридоре, здесь был еще сильнее. Запах этот здесь несколько изменился; он был резче, и чувствительно было, что отсюда то именно он и происходил.
В длинной комнате, ярко освещенной солнцем в большие окна, в два ряда, головами к стенам и оставляя проход по середине, лежали больные и раненые. Большая часть из них были в забытьи и не обратили вниманья на вошедших. Те, которые были в памяти, все приподнялись или подняли свои худые, желтые лица, и все с одним и тем же выражением надежды на помощь, упрека и зависти к чужому здоровью, не спуская глаз, смотрели на Ростова. Ростов вышел на середину комнаты, заглянул в соседние двери комнат с растворенными дверями, и с обеих сторон увидал то же самое. Он остановился, молча оглядываясь вокруг себя. Он никак не ожидал видеть это. Перед самым им лежал почти поперек середняго прохода, на голом полу, больной, вероятно казак, потому что волосы его были обстрижены в скобку. Казак этот лежал навзничь, раскинув огромные руки и ноги. Лицо его было багрово красно, глаза совершенно закачены, так что видны были одни белки, и на босых ногах его и на руках, еще красных, жилы напружились как веревки. Он стукнулся затылком о пол и что то хрипло проговорил и стал повторять это слово. Ростов прислушался к тому, что он говорил, и разобрал повторяемое им слово. Слово это было: испить – пить – испить! Ростов оглянулся, отыскивая того, кто бы мог уложить на место этого больного и дать ему воды.
– Кто тут ходит за больными? – спросил он фельдшера. В это время из соседней комнаты вышел фурштадский солдат, больничный служитель, и отбивая шаг вытянулся перед Ростовым.
– Здравия желаю, ваше высокоблагородие! – прокричал этот солдат, выкатывая глаза на Ростова и, очевидно, принимая его за больничное начальство.
– Убери же его, дай ему воды, – сказал Ростов, указывая на казака.
– Слушаю, ваше высокоблагородие, – с удовольствием проговорил солдат, еще старательнее выкатывая глаза и вытягиваясь, но не трогаясь с места.
– Нет, тут ничего не сделаешь, – подумал Ростов, опустив глаза, и хотел уже выходить, но с правой стороны он чувствовал устремленный на себя значительный взгляд и оглянулся на него. Почти в самом углу на шинели сидел с желтым, как скелет, худым, строгим лицом и небритой седой бородой, старый солдат и упорно смотрел на Ростова. С одной стороны, сосед старого солдата что то шептал ему, указывая на Ростова. Ростов понял, что старик намерен о чем то просить его. Он подошел ближе и увидал, что у старика была согнута только одна нога, а другой совсем не было выше колена. Другой сосед старика, неподвижно лежавший с закинутой головой, довольно далеко от него, был молодой солдат с восковой бледностью на курносом, покрытом еще веснушками, лице и с закаченными под веки глазами. Ростов поглядел на курносого солдата, и мороз пробежал по его спине.
– Да ведь этот, кажется… – обратился он к фельдшеру.
– Уж как просили, ваше благородие, – сказал старый солдат с дрожанием нижней челюсти. – Еще утром кончился. Ведь тоже люди, а не собаки…
– Сейчас пришлю, уберут, уберут, – поспешно сказал фельдшер. – Пожалуйте, ваше благородие.
– Пойдем, пойдем, – поспешно сказал Ростов, и опустив глаза, и сжавшись, стараясь пройти незамеченным сквозь строй этих укоризненных и завистливых глаз, устремленных на него, он вышел из комнаты.
Пройдя коридор, фельдшер ввел Ростова в офицерские палаты, состоявшие из трех, с растворенными дверями, комнат. В комнатах этих были кровати; раненые и больные офицеры лежали и сидели на них. Некоторые в больничных халатах ходили по комнатам. Первое лицо, встретившееся Ростову в офицерских палатах, был маленький, худой человечек без руки, в колпаке и больничном халате с закушенной трубочкой, ходивший в первой комнате. Ростов, вглядываясь в него, старался вспомнить, где он его видел.
– Вот где Бог привел свидеться, – сказал маленький человек. – Тушин, Тушин, помните довез вас под Шенграбеном? А мне кусочек отрезали, вот… – сказал он, улыбаясь, показывая на пустой рукав халата. – Василья Дмитриевича Денисова ищете? – сожитель! – сказал он, узнав, кого нужно было Ростову. – Здесь, здесь и Тушин повел его в другую комнату, из которой слышался хохот нескольких голосов.
«И как они могут не только хохотать, но жить тут»? думал Ростов, всё слыша еще этот запах мертвого тела, которого он набрался еще в солдатском госпитале, и всё еще видя вокруг себя эти завистливые взгляды, провожавшие его с обеих сторон, и лицо этого молодого солдата с закаченными глазами.
Денисов, закрывшись с головой одеялом, спал не постели, несмотря на то, что был 12 й час дня.
– А, Г'остов? 3до'ово, здо'ово, – закричал он всё тем же голосом, как бывало и в полку; но Ростов с грустью заметил, как за этой привычной развязностью и оживленностью какое то новое дурное, затаенное чувство проглядывало в выражении лица, в интонациях и словах Денисова.
Рана его, несмотря на свою ничтожность, все еще не заживала, хотя уже прошло шесть недель, как он был ранен. В лице его была та же бледная опухлость, которая была на всех гошпитальных лицах. Но не это поразило Ростова; его поразило то, что Денисов как будто не рад был ему и неестественно ему улыбался. Денисов не расспрашивал ни про полк, ни про общий ход дела. Когда Ростов говорил про это, Денисов не слушал.
Ростов заметил даже, что Денисову неприятно было, когда ему напоминали о полке и вообще о той, другой, вольной жизни, которая шла вне госпиталя. Он, казалось, старался забыть ту прежнюю жизнь и интересовался только своим делом с провиантскими чиновниками. На вопрос Ростова, в каком положении было дело, он тотчас достал из под подушки бумагу, полученную из комиссии, и свой черновой ответ на нее. Он оживился, начав читать свою бумагу и особенно давал заметить Ростову колкости, которые он в этой бумаге говорил своим врагам. Госпитальные товарищи Денисова, окружившие было Ростова – вновь прибывшее из вольного света лицо, – стали понемногу расходиться, как только Денисов стал читать свою бумагу. По их лицам Ростов понял, что все эти господа уже не раз слышали всю эту успевшую им надоесть историю. Только сосед на кровати, толстый улан, сидел на своей койке, мрачно нахмурившись и куря трубку, и маленький Тушин без руки продолжал слушать, неодобрительно покачивая головой. В середине чтения улан перебил Денисова.
– А по мне, – сказал он, обращаясь к Ростову, – надо просто просить государя о помиловании. Теперь, говорят, награды будут большие, и верно простят…
– Мне просить государя! – сказал Денисов голосом, которому он хотел придать прежнюю энергию и горячность, но который звучал бесполезной раздражительностью. – О чем? Ежели бы я был разбойник, я бы просил милости, а то я сужусь за то, что вывожу на чистую воду разбойников. Пускай судят, я никого не боюсь: я честно служил царю, отечеству и не крал! И меня разжаловать, и… Слушай, я так прямо и пишу им, вот я пишу: «ежели бы я был казнокрад…
– Ловко написано, что и говорить, – сказал Тушин. Да не в том дело, Василий Дмитрич, – он тоже обратился к Ростову, – покориться надо, а вот Василий Дмитрич не хочет. Ведь аудитор говорил вам, что дело ваше плохо.
– Ну пускай будет плохо, – сказал Денисов. – Вам написал аудитор просьбу, – продолжал Тушин, – и надо подписать, да вот с ними и отправить. У них верно (он указал на Ростова) и рука в штабе есть. Уже лучше случая не найдете.
– Да ведь я сказал, что подличать не стану, – перебил Денисов и опять продолжал чтение своей бумаги.
