Верблюжья почта

Верблю́жья по́чта — один из способов почтовой связи, при котором доставка почтовых отправлений производится с помощью верблюдов через пустынные районы Северной Африки и Азии. Известны исторические примеры использования верблюжьей почты в некоторых других регионах мира.

История

Древний мир

В трудах Диодора сообщается, что гонцов — всадников на верблюдах держал во времена Александра Македонского один из военачальников при своём штабе.

Страны Востока

В XIX веке на Востоке и в некоторых африканских странах всевозможные почтовые отправления перевозились на верблюдах, благодаря выносливости и неприхотливости этих «кораблей пустыни», способных сутками обходиться без пищи и воды и преодолевать большие расстояния с тяжёлым грузом на своих горбах. Верблюжья почта получила значительное распространение в Марокко, областях Сахары между Нигером и Красным морем, в арабских странах Азии и в Индии.

Вот как описана верблюжья почта в стародавней Ливии в одной из книг по истории почты:

«Представим себе ливийскую пустыню на севере Африки. На сотни километров во все стороны раскинулись песчаные просторы, безводные, с чахлой растительностью. Лишь кое-где встречаются селения, оазисы с несколькими пальмами. Солнце нещадно палит бесплодную равнину, по которой движется караван верблюдов. Товары, грузы, в том числе и письма, доставляются здесь на верблюдах. Животные, вытянув шею, медленно идут вперёд, оставляя следы в сыпучих барханах. Караван остановился в небольшом городке Мурзуке.

Начальник каравана подзывает к себе молодого туарега, восседающего на верблюде. Африканец одет в белое легкое одеяние, на голове — белая повязка.

— Повезешь письма в Триполи, — говорит он курьеру. — Надо скорей вручить их жителям города. Почта сегодня большая.

— Слушаюсь, господин, — наклонив голову, отвечает курьер. — Будет доставлено быстро.

Два тюка с письмами и посылками он перекидывает через спину верблюда, покрывает их попоной и сам садится сверху. Животное пускается в путь, раскачивается его горб, мотается из стороны в сторону седок. Но это его не смущает. Люди из племени туарегов с малых лет на верблюде, привыкли к кочевой жизни. В течение дня они могут свободно проехать от 80 до 90 вёрст.

На ночь курьер останавливается где-нибудь в населённом пункте. С восходом солнца — снова в путь.

Через несколько дней курьер на верблюде — в Триполи».

— Соркин Е. Б. Почта спешит к людям

СССР

Вьючная почта с применением верблюдов была также распространена в пустынях Средней Азии, где этих животных нередко запрягали в почтовые повозки. Вот что об этом писал журнал «Жизнь и техника связи» в № 2 за 1926 год:

«С 20 января 1926 года установлена еженедельная регулярная отправка почт на верблюдах из г. Казалинска, Сыр-Дарьинской обл. до Чимбая и обратно. Путь от Казалинска до Чимбая — 420 км — пролегает по безводной степи. Местами — сыпучий песок. Сопровождающие почту, кроме продуктов, берут запас воды на весь путь. Дорога совершенно безлюдна. Кругом на сотни вёрст — степь и степь, и только на четвёртый день пути почтальоны видят Аральское море с голыми берегами. Всё расстояние от Казалинска до Чимбая верблюды проходят почти без корма и воды в 10 суток, с грузом 10—12 пудов».

— Соркин Е. Б. Почта спешит к людям

Вьючная почта на верблюдах существовала в 1920-е годы в Таджикистане, от станции Гусар до Душанбе. В пути встречались трудные участки — горы, крутые спуски, бурные реки. Иногда на почтовые караваны делали налёты шайки басмачей и почтальоны с верблюдами бесследно исчезали. Впоследствии здесь пролегла шоссейная дорога для гужевого транспорта с почтой и для автомобилей.

Южная Африка

Известны попытки внедрить верблюжью почту в Южной Африке. Так, в 1904 году была организована доставка писем и посылок на верблюдах в Капской колонии, между Цварт-Моддером и Видфонтейном. Верблюдов закупили в Египте, однако они вскоре погибли из-за резкой перемены температуры в Южной Африке. Тем не менее почтовая администрация решилась на повторную закупку партии верблюдов.

Австралия

В Австралии верблюды регулярно использовались для перевозки почты и грузов из Однадатты (Южная Австралия) в Алис-Спрингс (Северная территория) до 1872 года, когда через австралийский континент была проложена телеграфная линия. Окончательно надобность в верблюжьей почте отпала в 1929 году, когда на смену верблюдам пришла железная дорога, построенная до Алис-Спрингса. На то, чтобы преодолеть почти 520 километров, у «афганцев» — погонщиков верблюдов уходило около четырёх недель. Их потомки в 2002 году провели в честь верблюжьей почты памятное мероприятие.

Современность

Ныне верблюжью почту практически повсеместно вытеснили автомобильный транспорт и авиация, однако верблюды при необходимости ещё могут применяться в некоторых местах.

Филателистические аспекты

Коллекционирование

К филателистическим материалам верблюжьей почты можно отнести те или иные отметки на почтовой корреспонденции, а также почтовые марки на эту тему. Например, в некоторых случаях на пересылаемой верблюдами почте делались соответствующие штемпельные пометки, которые представляют интерес для коллекционирования.

Верблюжья почта представлена на почтовых марках Судана, выпускавшихся в 1898—1954 годах, а также на знаках почтовой оплаты Индии в 1937 и 1954 годах.

Изображение верблюда в пустыне и пальмы присутствует на штампе местной почты, работавшей в 1898 году в Чагае в Британской Индии (ныне территория Пакистана). Штамп ставился на письма, пересылавшиеся по маршруту Нушки — Чагай — Персия в специальных конвертах с буквами «O. H. M. S.», и имел указание стоимости (4 анны) и надпись по-английски «Почта Чагай», что приравнивало его к знаку почтовой оплаты.

Основанная в Лондоне Группа изучения Судана (Sudan Study Group) издаёт филателистический журнал «Верблюжья почта» (англ. «The Camel Post»).

Фантастические и фальшивые марки

См. также: Марки виртуальных государств#Малакота и История почты и почтовых марок Бахрейна#Непочтовые и фальшивые марки

Популярность суданской марочной серии о почтальонах пустыни в немалой степени способствовала тому, что в разное время всплывали спекулятивно-фантастические марки, имитировавшие этот сюжет. Так, в конце XIX века марки с подобным рисунком выходили от имени несуществовавшего государства Малакота (Malakote) в Эфиопии. В 1986—1990 годах появилась серия фальшивых марок «верблюжьей почты Бахрейна» (Bahrain Camel Post), продававшаяся в помощь некоему дому детей-инвалидов.

См. также

• Верблюдоводство
• История почты и почтовых марок Ливии
• История почты и почтовых марок Судана

Ссылки

• Berry R. [www.camelphotos.com/camel_stamps.html Camel Post Stamps of The World] (англ.). Camelphotos.com; Roger Berry. — Почтовые марки мира о верблюжьей почте. Проверено 25 марта 2011. [www.webcitation.org/67d1e9CpN Архивировано из первоисточника 13 мая 2012].

Отрывок, характеризующий Верблюжья почта

– Вот как все мужчины эгоисты; все, все эгоисты! Сам из за своих прихотей, Бог знает зачем, бросает меня, запирает в деревню одну.
– С отцом и сестрой, не забудь, – тихо сказал князь Андрей.
– Всё равно одна, без моих друзей… И хочет, чтобы я не боялась.
Тон ее уже был ворчливый, губка поднялась, придавая лицу не радостное, а зверское, беличье выраженье. Она замолчала, как будто находя неприличным говорить при Пьере про свою беременность, тогда как в этом и состояла сущность дела.
– Всё таки я не понял, de quoi vous avez peur, [Чего ты боишься,] – медлительно проговорил князь Андрей, не спуская глаз с жены.
Княгиня покраснела и отчаянно взмахнула руками.
– Non, Andre, je dis que vous avez tellement, tellement change… [Нет, Андрей, я говорю: ты так, так переменился…]
– Твой доктор велит тебе раньше ложиться, – сказал князь Андрей. – Ты бы шла спать.
Княгиня ничего не сказала, и вдруг короткая с усиками губка задрожала; князь Андрей, встав и пожав плечами, прошел по комнате.
Пьер удивленно и наивно смотрел через очки то на него, то на княгиню и зашевелился, как будто он тоже хотел встать, но опять раздумывал.
– Что мне за дело, что тут мсье Пьер, – вдруг сказала маленькая княгиня, и хорошенькое лицо ее вдруг распустилось в слезливую гримасу. – Я тебе давно хотела сказать, Andre: за что ты ко мне так переменился? Что я тебе сделала? Ты едешь в армию, ты меня не жалеешь. За что?
– Lise! – только сказал князь Андрей; но в этом слове были и просьба, и угроза, и, главное, уверение в том, что она сама раскается в своих словах; но она торопливо продолжала:
– Ты обращаешься со мной, как с больною или с ребенком. Я всё вижу. Разве ты такой был полгода назад?
– Lise, я прошу вас перестать, – сказал князь Андрей еще выразительнее.
Пьер, всё более и более приходивший в волнение во время этого разговора, встал и подошел к княгине. Он, казалось, не мог переносить вида слез и сам готов был заплакать.
– Успокойтесь, княгиня. Вам это так кажется, потому что я вас уверяю, я сам испытал… отчего… потому что… Нет, извините, чужой тут лишний… Нет, успокойтесь… Прощайте…
Князь Андрей остановил его за руку.
– Нет, постой, Пьер. Княгиня так добра, что не захочет лишить меня удовольствия провести с тобою вечер.
– Нет, он только о себе думает, – проговорила княгиня, не удерживая сердитых слез.
– Lise, – сказал сухо князь Андрей, поднимая тон на ту степень, которая показывает, что терпение истощено.
Вдруг сердитое беличье выражение красивого личика княгини заменилось привлекательным и возбуждающим сострадание выражением страха; она исподлобья взглянула своими прекрасными глазками на мужа, и на лице ее показалось то робкое и признающееся выражение, какое бывает у собаки, быстро, но слабо помахивающей опущенным хвостом.
– Mon Dieu, mon Dieu! [Боже мой, Боже мой!] – проговорила княгиня и, подобрав одною рукой складку платья, подошла к мужу и поцеловала его в лоб.
– Bonsoir, Lise, [Доброй ночи, Лиза,] – сказал князь Андрей, вставая и учтиво, как у посторонней, целуя руку.


Друзья молчали. Ни тот, ни другой не начинал говорить. Пьер поглядывал на князя Андрея, князь Андрей потирал себе лоб своею маленькою рукой.
– Пойдем ужинать, – сказал он со вздохом, вставая и направляясь к двери.
Они вошли в изящно, заново, богато отделанную столовую. Всё, от салфеток до серебра, фаянса и хрусталя, носило на себе тот особенный отпечаток новизны, который бывает в хозяйстве молодых супругов. В середине ужина князь Андрей облокотился и, как человек, давно имеющий что нибудь на сердце и вдруг решающийся высказаться, с выражением нервного раздражения, в каком Пьер никогда еще не видал своего приятеля, начал говорить:
– Никогда, никогда не женись, мой друг; вот тебе мой совет: не женись до тех пор, пока ты не скажешь себе, что ты сделал всё, что мог, и до тех пор, пока ты не перестанешь любить ту женщину, какую ты выбрал, пока ты не увидишь ее ясно; а то ты ошибешься жестоко и непоправимо. Женись стариком, никуда негодным… А то пропадет всё, что в тебе есть хорошего и высокого. Всё истратится по мелочам. Да, да, да! Не смотри на меня с таким удивлением. Ежели ты ждешь от себя чего нибудь впереди, то на каждом шагу ты будешь чувствовать, что для тебя всё кончено, всё закрыто, кроме гостиной, где ты будешь стоять на одной доске с придворным лакеем и идиотом… Да что!…
Он энергически махнул рукой.
Пьер снял очки, отчего лицо его изменилось, еще более выказывая доброту, и удивленно глядел на друга.
– Моя жена, – продолжал князь Андрей, – прекрасная женщина. Это одна из тех редких женщин, с которою можно быть покойным за свою честь; но, Боже мой, чего бы я не дал теперь, чтобы не быть женатым! Это я тебе одному и первому говорю, потому что я люблю тебя.
Князь Андрей, говоря это, был еще менее похож, чем прежде, на того Болконского, который развалившись сидел в креслах Анны Павловны и сквозь зубы, щурясь, говорил французские фразы. Его сухое лицо всё дрожало нервическим оживлением каждого мускула; глаза, в которых прежде казался потушенным огонь жизни, теперь блестели лучистым, ярким блеском. Видно было, что чем безжизненнее казался он в обыкновенное время, тем энергичнее был он в эти минуты почти болезненного раздражения.
– Ты не понимаешь, отчего я это говорю, – продолжал он. – Ведь это целая история жизни. Ты говоришь, Бонапарте и его карьера, – сказал он, хотя Пьер и не говорил про Бонапарте. – Ты говоришь Бонапарте; но Бонапарте, когда он работал, шаг за шагом шел к цели, он был свободен, у него ничего не было, кроме его цели, – и он достиг ее. Но свяжи себя с женщиной – и как скованный колодник, теряешь всякую свободу. И всё, что есть в тебе надежд и сил, всё только тяготит и раскаянием мучает тебя. Гостиные, сплетни, балы, тщеславие, ничтожество – вот заколдованный круг, из которого я не могу выйти. Я теперь отправляюсь на войну, на величайшую войну, какая только бывала, а я ничего не знаю и никуда не гожусь. Je suis tres aimable et tres caustique, [Я очень мил и очень едок,] – продолжал князь Андрей, – и у Анны Павловны меня слушают. И это глупое общество, без которого не может жить моя жена, и эти женщины… Ежели бы ты только мог знать, что это такое toutes les femmes distinguees [все эти женщины хорошего общества] и вообще женщины! Отец мой прав. Эгоизм, тщеславие, тупоумие, ничтожество во всем – вот женщины, когда показываются все так, как они есть. Посмотришь на них в свете, кажется, что что то есть, а ничего, ничего, ничего! Да, не женись, душа моя, не женись, – кончил князь Андрей.
– Мне смешно, – сказал Пьер, – что вы себя, вы себя считаете неспособным, свою жизнь – испорченною жизнью. У вас всё, всё впереди. И вы…
Он не сказал, что вы , но уже тон его показывал, как высоко ценит он друга и как много ждет от него в будущем.
«Как он может это говорить!» думал Пьер. Пьер считал князя Андрея образцом всех совершенств именно оттого, что князь Андрей в высшей степени соединял все те качества, которых не было у Пьера и которые ближе всего можно выразить понятием – силы воли. Пьер всегда удивлялся способности князя Андрея спокойного обращения со всякого рода людьми, его необыкновенной памяти, начитанности (он всё читал, всё знал, обо всем имел понятие) и больше всего его способности работать и учиться. Ежели часто Пьера поражало в Андрее отсутствие способности мечтательного философствования (к чему особенно был склонен Пьер), то и в этом он видел не недостаток, а силу.
В самых лучших, дружеских и простых отношениях лесть или похвала необходимы, как подмазка необходима для колес, чтоб они ехали.
– Je suis un homme fini, [Я человек конченный,] – сказал князь Андрей. – Что обо мне говорить? Давай говорить о тебе, – сказал он, помолчав и улыбнувшись своим утешительным мыслям.
Улыбка эта в то же мгновение отразилась на лице Пьера.
– А обо мне что говорить? – сказал Пьер, распуская свой рот в беззаботную, веселую улыбку. – Что я такое? Je suis un batard [Я незаконный сын!] – И он вдруг багрово покраснел. Видно было, что он сделал большое усилие, чтобы сказать это. – Sans nom, sans fortune… [Без имени, без состояния…] И что ж, право… – Но он не сказал, что право . – Я cвободен пока, и мне хорошо. Я только никак не знаю, что мне начать. Я хотел серьезно посоветоваться с вами.
Князь Андрей добрыми глазами смотрел на него. Но во взгляде его, дружеском, ласковом, всё таки выражалось сознание своего превосходства.
– Ты мне дорог, особенно потому, что ты один живой человек среди всего нашего света. Тебе хорошо. Выбери, что хочешь; это всё равно. Ты везде будешь хорош, но одно: перестань ты ездить к этим Курагиным, вести эту жизнь. Так это не идет тебе: все эти кутежи, и гусарство, и всё…
– Que voulez vous, mon cher, – сказал Пьер, пожимая плечами, – les femmes, mon cher, les femmes! [Что вы хотите, дорогой мой, женщины, дорогой мой, женщины!]
– Не понимаю, – отвечал Андрей. – Les femmes comme il faut, [Порядочные женщины,] это другое дело; но les femmes Курагина, les femmes et le vin, [женщины Курагина, женщины и вино,] не понимаю!
Пьер жил y князя Василия Курагина и участвовал в разгульной жизни его сына Анатоля, того самого, которого для исправления собирались женить на сестре князя Андрея.
– Знаете что, – сказал Пьер, как будто ему пришла неожиданно счастливая мысль, – серьезно, я давно это думал. С этою жизнью я ничего не могу ни решить, ни обдумать. Голова болит, денег нет. Нынче он меня звал, я не поеду.
– Дай мне честное слово, что ты не будешь ездить?
– Честное слово!


Уже был второй час ночи, когда Пьер вышел oт своего друга. Ночь была июньская, петербургская, бессумрачная ночь. Пьер сел в извозчичью коляску с намерением ехать домой. Но чем ближе он подъезжал, тем более он чувствовал невозможность заснуть в эту ночь, походившую более на вечер или на утро. Далеко было видно по пустым улицам. Дорогой Пьер вспомнил, что у Анатоля Курагина нынче вечером должно было собраться обычное игорное общество, после которого обыкновенно шла попойка, кончавшаяся одним из любимых увеселений Пьера.
«Хорошо бы было поехать к Курагину», подумал он.
Но тотчас же он вспомнил данное князю Андрею честное слово не бывать у Курагина. Но тотчас же, как это бывает с людьми, называемыми бесхарактерными, ему так страстно захотелось еще раз испытать эту столь знакомую ему беспутную жизнь, что он решился ехать. И тотчас же ему пришла в голову мысль, что данное слово ничего не значит, потому что еще прежде, чем князю Андрею, он дал также князю Анатолю слово быть у него; наконец, он подумал, что все эти честные слова – такие условные вещи, не имеющие никакого определенного смысла, особенно ежели сообразить, что, может быть, завтра же или он умрет или случится с ним что нибудь такое необыкновенное, что не будет уже ни честного, ни бесчестного. Такого рода рассуждения, уничтожая все его решения и предположения, часто приходили к Пьеру. Он поехал к Курагину.