Изделие 64992

Изделие 64992
Классификация	Ракетный танк
Боевая масса, т	15
Компоновочная схема	классическая
Экипаж, чел.	3
История
Разработчик	ВНИИ-100
Производитель
Годы разработки	1964
Размеры
Длина корпуса, мм	5350
Ширина корпуса, мм	2780
Высота, мм	1760
База, мм	3400
Колея, мм	2400
Клиренс, мм	360
Бронирование
Тип брони	комбинированная стальная противоснарядная
Лоб корпуса (верх), мм/град.	70+100+12/68°
Лоб корпуса (низ), мм/град.	40/55°
Борт корпуса, мм/град.	40/0°
Днище, мм	6..16
Крыша корпуса, мм	16
Лоб башни, мм/град.	155/30°
Борт башни, мм/град.	40
Корма рубки, мм/град.	40..50
Крыша башни, мм	12..26
Вооружение
Калибр и марка пушки	100-мм Т-100
Тип пушки	пусковая установка
Боекомплект пушки	40
Углы ВН, град.	-5..+15
Углы ГН, град.	360
Дальность стрельбы, км	до 7,2
Пулемёты	1 х 7,62-мм Е-2Т
Другое вооружение	4..6 х 9М14 «Малютка»
Подвижность
Скорость по шоссе, км/ч	65
Запас хода по шоссе, км	600
Удельная мощность, л. с./т	20
Удельное давление на грунт, кг/см²	0,6

Лёгкий танк с комплексом Т-100 (внутреннее обозначение — 64992) — советский эскизный проект ракетного танка. Разработан во ВНИИ-100.

История создания

В середине 1960-х годов с СССР были развёрнуты работы по созданию нового лёгкого авиадесантного танка, максимально унифицированного с лёгкими машинами. Наиболее подходящей базой для танка оказалась опытная боевая машина пехоты «Объект 765». Работы были поручены ВНИИ-100. Комплексом вооружения занималось ГСКБ-47. Компоновкой и установкой в качестве основного вооружения комплекса Т-100 руководил Л.С. Троянов.

Описание конструкции

По проекту, лёгкий ракетный танк должен был иметь классическую компоновочную схему с задним расположением моторно-трансмиссионного отсека, механик водитель должен был размещаться в передней части машины у левого борта. Танк мог десантироваться парашютным способом.

Броневой корпус и башня

Корпус планировалось изготовлять из стальных катанных броневых листов. Лобовая часть — комбинированная с наружным 70-мм стальным листом и внутренним 12-мм стальным листом, между которым помещалось 100 мм стеклопластика. Применение такой схемы обеспечивало эквивалент 430..450-мм толщине гомогенной броневой стали. Благодаря углу наклона лобовой детали, обеспечивалась защита бронебойных снарядов танков AMX-13, «Центурион», M48, M41 на всех дистанциях. Также была обеспечена защита от 105-мм пушек танков M60 и «Леопард» на дистанциях 300 метров, а также от 120-мм пушек танков «Чифтен» на дистанциях 1000 м. Толщина броневых листов бортов и кормы защищала экипаж от поражения 20-мм автоматических пушек, которые состояли на вооружении стран НАТО и устанавливались на бронетранспортёрах. Крыша мотрно-трансмиссонного отсека состояла из алюминиевого броневого сплава толщиной 20 мм. Днище корпуса в передней части — 16 мм, в задней — от 6 до 8 мм.

Башня — литая. В переднем секторе ±30° толщина брони должна была составлять 155 мм под наклоном 30°, что соответствовало эквивалентной толщине 180 мм по нормали. Толщина кормы башни — 40..50 мм, а крыши — 12..26 мм.

Вооружение

В качестве основного вооружения предполагалось использовать 100-мм ракетный комплекс Т-100. Комплекс позволял вести огонь 100-мм активно-реактивными кумулятивными снарядами. Дальность прямого выстрела должна была составлять от 1200 до 1360 метров, при бронепробиваемости 350—400 мм. Дульная скорость таких снарядов составляла 790 м/с, а максимальная — 1200 м/с. Кроме того, имелась возможность ведения стрельбы осколочно-фугасными снарядами общей массой 12 кг и массой взрывчатого вещества — 2 кг. Дульная скорость таких снарядов должна была составлять 460 м/с, а дальность — до 7200 метров. Небольшие габариты комплекса позволили применить барабанную шести-зарядную револьверную схему заряжания. Барабан должен был прокручиваться через две ячейки, что обеспечивало возможность наличия двух типов боеприпасов в барабане. Переключение на другой тип боеприпасов должно было осуществляться переводчиком, который смещал цикл на одну ячейку. Общий возимый боекомплект — 40 выстрелов. Дополнительно предполагалось устанавливать от 4 до 6 пусковых установок с ПТУР 9М14 «Малютка».

Двигатель и трансмиссия

В связи с уменьшением высоты корпуса машины, значительным изменениям подверглась и силовая установка.

Ходовая часть

Ходовая часть машины была максимально унифицирована с БМП-1 и имела по семь опорных катков с каждого борта, однако из-за более мощного бронирования была утрачена возможность преодоления водных преград вплавь.

Оценка проекта

Конструкция всего комплекса вооружения отличалась простотой и малыми габаритами. Бронепробиваемость и дальность прямого выстрела превосходили все отечественные и зарубежные аналоги того времени. Кроме того, комплекс мог устанавливаться не только на лёгкий танк, но и на схожие по своим габаритно-массовым характеристикам машины типа БМП-1. Механизм заряжания позволял приводить орудие в боевую готовность значительно быстрее классических артиллерийских систем, и обеспечивал практически мгновенную боевую готовность к следующему выстрелу. Отсутствие требований постановки орудия на гидростопор во время заряжания позволяло использовать более дешёвые стабилизаторы вооружения и обеспечить несбиваемость наводки. При сравнении с уже стоявшими на вооружении лёгкими танками ПТ-76Б, новый танк имел более высокие боевые возможности при сохранении основных показателей надёжности, стоимости и технологичности. Несмотря на высокий уровень расчётов и проработок эскизного проекта, тема 64992 не получила развития из-за низкой унификации с базовой машиной, а также невозможностью самостоятельно преодолевать водные препятствия вплавь. В дальнейшем к теме создания лёгкого танка вернулись уже в 1970-е при создании новых танков «Объект 934» и «Объект 685» с классическим пушечным вооружением.

Литература

• М. В. Павлов, И. В. Павлов. Отечественные бронированные машины 1945—1965 гг. // Техника и вооружение: вчера, сегодня, завтра. — Москва: Техинформ, 2010. — № 6. — С. 46—47.

Отрывок, характеризующий Изделие 64992

– Имею удовольствие говорить с графом Безухим, ежели я не ошибаюсь, – сказал проезжающий неторопливо и громко. Пьер молча, вопросительно смотрел через очки на своего собеседника.
– Я слышал про вас, – продолжал проезжающий, – и про постигшее вас, государь мой, несчастье. – Он как бы подчеркнул последнее слово, как будто он сказал: «да, несчастье, как вы ни называйте, я знаю, что то, что случилось с вами в Москве, было несчастье». – Весьма сожалею о том, государь мой.
Пьер покраснел и, поспешно спустив ноги с постели, нагнулся к старику, неестественно и робко улыбаясь.
– Я не из любопытства упомянул вам об этом, государь мой, но по более важным причинам. – Он помолчал, не выпуская Пьера из своего взгляда, и подвинулся на диване, приглашая этим жестом Пьера сесть подле себя. Пьеру неприятно было вступать в разговор с этим стариком, но он, невольно покоряясь ему, подошел и сел подле него.
– Вы несчастливы, государь мой, – продолжал он. – Вы молоды, я стар. Я бы желал по мере моих сил помочь вам.
– Ах, да, – с неестественной улыбкой сказал Пьер. – Очень вам благодарен… Вы откуда изволите проезжать? – Лицо проезжающего было не ласково, даже холодно и строго, но несмотря на то, и речь и лицо нового знакомца неотразимо привлекательно действовали на Пьера.
– Но если по каким либо причинам вам неприятен разговор со мною, – сказал старик, – то вы так и скажите, государь мой. – И он вдруг улыбнулся неожиданно, отечески нежной улыбкой.
– Ах нет, совсем нет, напротив, я очень рад познакомиться с вами, – сказал Пьер, и, взглянув еще раз на руки нового знакомца, ближе рассмотрел перстень. Он увидал на нем Адамову голову, знак масонства.
– Позвольте мне спросить, – сказал он. – Вы масон?
– Да, я принадлежу к братству свободных каменьщиков, сказал проезжий, все глубже и глубже вглядываясь в глаза Пьеру. – И от себя и от их имени протягиваю вам братскую руку.
– Я боюсь, – сказал Пьер, улыбаясь и колеблясь между доверием, внушаемым ему личностью масона, и привычкой насмешки над верованиями масонов, – я боюсь, что я очень далек от пониманья, как это сказать, я боюсь, что мой образ мыслей насчет всего мироздания так противоположен вашему, что мы не поймем друг друга.
– Мне известен ваш образ мыслей, – сказал масон, – и тот ваш образ мыслей, о котором вы говорите, и который вам кажется произведением вашего мысленного труда, есть образ мыслей большинства людей, есть однообразный плод гордости, лени и невежества. Извините меня, государь мой, ежели бы я не знал его, я бы не заговорил с вами. Ваш образ мыслей есть печальное заблуждение.
– Точно так же, как я могу предполагать, что и вы находитесь в заблуждении, – сказал Пьер, слабо улыбаясь.
– Я никогда не посмею сказать, что я знаю истину, – сказал масон, всё более и более поражая Пьера своею определенностью и твердостью речи. – Никто один не может достигнуть до истины; только камень за камнем, с участием всех, миллионами поколений, от праотца Адама и до нашего времени, воздвигается тот храм, который должен быть достойным жилищем Великого Бога, – сказал масон и закрыл глаза.
– Я должен вам сказать, я не верю, не… верю в Бога, – с сожалением и усилием сказал Пьер, чувствуя необходимость высказать всю правду.
Масон внимательно посмотрел на Пьера и улыбнулся, как улыбнулся бы богач, державший в руках миллионы, бедняку, который бы сказал ему, что нет у него, у бедняка, пяти рублей, могущих сделать его счастие.
– Да, вы не знаете Его, государь мой, – сказал масон. – Вы не можете знать Его. Вы не знаете Его, оттого вы и несчастны.
– Да, да, я несчастен, подтвердил Пьер; – но что ж мне делать?
– Вы не знаете Его, государь мой, и оттого вы очень несчастны. Вы не знаете Его, а Он здесь, Он во мне. Он в моих словах, Он в тебе, и даже в тех кощунствующих речах, которые ты произнес сейчас! – строгим дрожащим голосом сказал масон.
Он помолчал и вздохнул, видимо стараясь успокоиться.
– Ежели бы Его не было, – сказал он тихо, – мы бы с вами не говорили о Нем, государь мой. О чем, о ком мы говорили? Кого ты отрицал? – вдруг сказал он с восторженной строгостью и властью в голосе. – Кто Его выдумал, ежели Его нет? Почему явилось в тебе предположение, что есть такое непонятное существо? Почему ты и весь мир предположили существование такого непостижимого существа, существа всемогущего, вечного и бесконечного во всех своих свойствах?… – Он остановился и долго молчал.
Пьер не мог и не хотел прерывать этого молчания.
– Он есть, но понять Его трудно, – заговорил опять масон, глядя не на лицо Пьера, а перед собою, своими старческими руками, которые от внутреннего волнения не могли оставаться спокойными, перебирая листы книги. – Ежели бы это был человек, в существовании которого ты бы сомневался, я бы привел к тебе этого человека, взял бы его за руку и показал тебе. Но как я, ничтожный смертный, покажу всё всемогущество, всю вечность, всю благость Его тому, кто слеп, или тому, кто закрывает глаза, чтобы не видать, не понимать Его, и не увидать, и не понять всю свою мерзость и порочность? – Он помолчал. – Кто ты? Что ты? Ты мечтаешь о себе, что ты мудрец, потому что ты мог произнести эти кощунственные слова, – сказал он с мрачной и презрительной усмешкой, – а ты глупее и безумнее малого ребенка, который бы, играя частями искусно сделанных часов, осмелился бы говорить, что, потому что он не понимает назначения этих часов, он и не верит в мастера, который их сделал. Познать Его трудно… Мы веками, от праотца Адама и до наших дней, работаем для этого познания и на бесконечность далеки от достижения нашей цели; но в непонимании Его мы видим только нашу слабость и Его величие… – Пьер, с замиранием сердца, блестящими глазами глядя в лицо масона, слушал его, не перебивал, не спрашивал его, а всей душой верил тому, что говорил ему этот чужой человек. Верил ли он тем разумным доводам, которые были в речи масона, или верил, как верят дети интонациям, убежденности и сердечности, которые были в речи масона, дрожанию голоса, которое иногда почти прерывало масона, или этим блестящим, старческим глазам, состарившимся на том же убеждении, или тому спокойствию, твердости и знанию своего назначения, которые светились из всего существа масона, и которые особенно сильно поражали его в сравнении с своей опущенностью и безнадежностью; – но он всей душой желал верить, и верил, и испытывал радостное чувство успокоения, обновления и возвращения к жизни.
– Он не постигается умом, а постигается жизнью, – сказал масон.
– Я не понимаю, – сказал Пьер, со страхом чувствуя поднимающееся в себе сомнение. Он боялся неясности и слабости доводов своего собеседника, он боялся не верить ему. – Я не понимаю, – сказал он, – каким образом ум человеческий не может постигнуть того знания, о котором вы говорите.
Масон улыбнулся своей кроткой, отеческой улыбкой.
– Высшая мудрость и истина есть как бы чистейшая влага, которую мы хотим воспринять в себя, – сказал он. – Могу ли я в нечистый сосуд воспринять эту чистую влагу и судить о чистоте ее? Только внутренним очищением самого себя я могу до известной чистоты довести воспринимаемую влагу.