Ветры в древнегреческой мифологии
Поделись знанием:
Николай молчал. Ему приятно было слышать эти выводы.
– Все таки, ma tante, этого не может быть, – со вздохом сказал он, помолчав немного. – Да пойдет ли еще за меня княжна? и опять, она теперь в трауре. Разве можно об этом думать?
– Да разве ты думаешь, что я тебя сейчас и женю. Il y a maniere et maniere, [На все есть манера.] – сказала губернаторша.
– Какая вы сваха, ma tante… – сказал Nicolas, целуя ее пухлую ручку.
Приехав в Москву после своей встречи с Ростовым, княжна Марья нашла там своего племянника с гувернером и письмо от князя Андрея, который предписывал им их маршрут в Воронеж, к тетушке Мальвинцевой. Заботы о переезде, беспокойство о брате, устройство жизни в новом доме, новые лица, воспитание племянника – все это заглушило в душе княжны Марьи то чувство как будто искушения, которое мучило ее во время болезни и после кончины ее отца и в особенности после встречи с Ростовым. Она была печальна. Впечатление потери отца, соединявшееся в ее душе с погибелью России, теперь, после месяца, прошедшего с тех пор в условиях покойной жизни, все сильнее и сильнее чувствовалось ей. Она была тревожна: мысль об опасностях, которым подвергался ее брат – единственный близкий человек, оставшийся у нее, мучила ее беспрестанно. Она была озабочена воспитанием племянника, для которого она чувствовала себя постоянно неспособной; но в глубине души ее было согласие с самой собою, вытекавшее из сознания того, что она задавила в себе поднявшиеся было, связанные с появлением Ростова, личные мечтания и надежды.
Когда на другой день после своего вечера губернаторша приехала к Мальвинцевой и, переговорив с теткой о своих планах (сделав оговорку о том, что, хотя при теперешних обстоятельствах нельзя и думать о формальном сватовстве, все таки можно свести молодых людей, дать им узнать друг друга), и когда, получив одобрение тетки, губернаторша при княжне Марье заговорила о Ростове, хваля его и рассказывая, как он покраснел при упоминании о княжне, – княжна Марья испытала не радостное, но болезненное чувство: внутреннее согласие ее не существовало более, и опять поднялись желания, сомнения, упреки и надежды.
В те два дня, которые прошли со времени этого известия и до посещения Ростова, княжна Марья не переставая думала о том, как ей должно держать себя в отношении Ростова. То она решала, что она не выйдет в гостиную, когда он приедет к тетке, что ей, в ее глубоком трауре, неприлично принимать гостей; то она думала, что это будет грубо после того, что он сделал для нее; то ей приходило в голову, что ее тетка и губернаторша имеют какие то виды на нее и Ростова (их взгляды и слова иногда, казалось, подтверждали это предположение); то она говорила себе, что только она с своей порочностью могла думать это про них: не могли они не помнить, что в ее положении, когда еще она не сняла плерезы, такое сватовство было бы оскорбительно и ей, и памяти ее отца. Предполагая, что она выйдет к нему, княжна Марья придумывала те слова, которые он скажет ей и которые она скажет ему; и то слова эти казались ей незаслуженно холодными, то имеющими слишком большое значение. Больше же всего она при свидании с ним боялась за смущение, которое, она чувствовала, должно было овладеть ею и выдать ее, как скоро она его увидит.
Ве́тры или Ветра́ (др.-греч. Ἄνεμοι) — в древнегреческой мифологии персонификации ветров; дети Астрея и Эос[1]: Борей, Нот и Зефир[2]. У Гесиода упомянуто три ветра, у Гомера к ним добавлен Евр.
В микенских текстах упоминается a-ne-mo-i-je-re-ja «жрица ветров» (богиня?)[3].
Содержание
Перечень ветров
Основные ветры
- Борей — северный.
- Нот[4] — южный. Гесиод называет его «ужасным»[5]. Упомянут в «Илиаде» (II 145) и в «Одиссее» (III 296; XII 325). Ему посвящён LXXXII орфический гимн.
- Зефир — западный.
- Евр (Эвр)[6] — восточный[7]. В «Илиаде» упомянут один раз.
Другие ветры
Другие ветры у греков и римлян, как правило, не персонифицируются:
- Авра («Ветерок»). В переводе «Струйка»[8] (см. Прокрида).
- Ауры. Персонификации легких ветров. Их изображения в искусстве[9].
- Апарктиас. Один из ветров[10].
- Апелиот. Ветер, дующий с юго-востока (со стороны зимнего восхода солнца)[11].
- Аргест. Ветер, дующий с юго-запада (со стороны зимнего захода солнца)[12].
- Африк (лат.). Ветер[13]. Соответствует Евру[14].
- Иапиг. Название северо-западного ветра[15].
- Кекий. Ветер, дующий с северо-востока (стороны летнего восхода солнца)[16].
- Киркий. Название северо-западного ветра[17].
- Либ (Лив). Ветер, дующий с юго-запада (стороны зимнего захода солнца)[18].
- Липс. Один из ветров[10].
- Скирон. Афинское название северо-восточного ветра Аргеста[19].
Упоминания в русской литературе
Николай Карамзин в своих «Письмах русского путешественника» (1791—1792) описывает посещение Гринвичского госпиталя, инвалидного дома для бывших моряков:
Все внутренние украшения дома имеют отношение к мореплаванию: у дверей глобусы, в куполе залы компас; здесь Эвр летит с востока и гонит с неба звезду утреннюю; тут Австер, окруженный тучами и молниями, льет воду; Зефир бросает цветы на землю; Борей, размахивая драконовыми крыльями, сыплет снег и град.
Напишите отзыв о статье "Ветры в древнегреческой мифологии"
Примечания
- ↑ Псевдо-Аполлодор. Мифологическая библиотека I 2, 4
- ↑ Гесиод. Теогония 380
- ↑ Предметно-понятийный словарь греческого языка. Микенский период. Л., 1986. С.140
- ↑ Мифы народов мира. М., 1991-92. В 2 т. Т.2. С.226-227
- ↑ Гесиод. Труды и дни 675
- ↑ Мифы народов мира. М., 1991-92. В 2 т. Т.2. С.656
- ↑ Гомер. Илиада II 145; Гомер. Одиссея V 295; XII 326; XIX 206
- ↑ Овидий. Метаморфозы VII 813
- ↑ Плиний Старший. Естественная история XXXVI 29
- ↑ 1 2 См. Псевдо-Гиппократ. О седмицах 3.
- ↑ Страбон. География I 2, 21 (стр.29); См. Псевдо-Гиппократ. О седмицах 3.
- ↑ Страбон. География I 2, 21 (стр.29), со ссылкой на Гомер. Илиада XI 306; Аполлоний Родосский. Аргонавтика II 954
- ↑ Вергилий. Энеида I 86
- ↑ Первый Ватиканский мифограф II 81, 4
- ↑ Гораций. Оды I 3, 4; III 27, 19; Лукан. Фарсалия VI 339
- ↑ Страбон. География I 2, 21 (стр.29)
- ↑ Лукан. Фарсалия I 407
- ↑ Страбон. География I 2, 21 (стр.29); Нонн. Деяния Диониса I 228.
- ↑ Страбон. География IX 1, 4 (стр.391)
|
Это заготовка статьи по мифологии. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
|
||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Ветры в древнегреческой мифологии
– Mon cher, mon cher, как же ты судишь? Да ведь у Софи ничего нет, а ты сам говорил, что дела твоего папа очень плохи. А твоя maman? Это убьет ее, раз. Потом Софи, ежели она девушка с сердцем, какая жизнь для нее будет? Мать в отчаянии, дела расстроены… Нет, mon cher, ты и Софи должны понять это.Николай молчал. Ему приятно было слышать эти выводы.
– Все таки, ma tante, этого не может быть, – со вздохом сказал он, помолчав немного. – Да пойдет ли еще за меня княжна? и опять, она теперь в трауре. Разве можно об этом думать?
– Да разве ты думаешь, что я тебя сейчас и женю. Il y a maniere et maniere, [На все есть манера.] – сказала губернаторша.
– Какая вы сваха, ma tante… – сказал Nicolas, целуя ее пухлую ручку.
Приехав в Москву после своей встречи с Ростовым, княжна Марья нашла там своего племянника с гувернером и письмо от князя Андрея, который предписывал им их маршрут в Воронеж, к тетушке Мальвинцевой. Заботы о переезде, беспокойство о брате, устройство жизни в новом доме, новые лица, воспитание племянника – все это заглушило в душе княжны Марьи то чувство как будто искушения, которое мучило ее во время болезни и после кончины ее отца и в особенности после встречи с Ростовым. Она была печальна. Впечатление потери отца, соединявшееся в ее душе с погибелью России, теперь, после месяца, прошедшего с тех пор в условиях покойной жизни, все сильнее и сильнее чувствовалось ей. Она была тревожна: мысль об опасностях, которым подвергался ее брат – единственный близкий человек, оставшийся у нее, мучила ее беспрестанно. Она была озабочена воспитанием племянника, для которого она чувствовала себя постоянно неспособной; но в глубине души ее было согласие с самой собою, вытекавшее из сознания того, что она задавила в себе поднявшиеся было, связанные с появлением Ростова, личные мечтания и надежды.
Когда на другой день после своего вечера губернаторша приехала к Мальвинцевой и, переговорив с теткой о своих планах (сделав оговорку о том, что, хотя при теперешних обстоятельствах нельзя и думать о формальном сватовстве, все таки можно свести молодых людей, дать им узнать друг друга), и когда, получив одобрение тетки, губернаторша при княжне Марье заговорила о Ростове, хваля его и рассказывая, как он покраснел при упоминании о княжне, – княжна Марья испытала не радостное, но болезненное чувство: внутреннее согласие ее не существовало более, и опять поднялись желания, сомнения, упреки и надежды.
В те два дня, которые прошли со времени этого известия и до посещения Ростова, княжна Марья не переставая думала о том, как ей должно держать себя в отношении Ростова. То она решала, что она не выйдет в гостиную, когда он приедет к тетке, что ей, в ее глубоком трауре, неприлично принимать гостей; то она думала, что это будет грубо после того, что он сделал для нее; то ей приходило в голову, что ее тетка и губернаторша имеют какие то виды на нее и Ростова (их взгляды и слова иногда, казалось, подтверждали это предположение); то она говорила себе, что только она с своей порочностью могла думать это про них: не могли они не помнить, что в ее положении, когда еще она не сняла плерезы, такое сватовство было бы оскорбительно и ей, и памяти ее отца. Предполагая, что она выйдет к нему, княжна Марья придумывала те слова, которые он скажет ей и которые она скажет ему; и то слова эти казались ей незаслуженно холодными, то имеющими слишком большое значение. Больше же всего она при свидании с ним боялась за смущение, которое, она чувствовала, должно было овладеть ею и выдать ее, как скоро она его увидит.
