Западноевропейский театр военных действий Второй мировой войны

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Вторая мировая война

Американские солдаты высаживаются в Нормандии.
6 июня 1944 года
Дата

1 сентября 19398 мая 1945

Место

Западная Германия, Франция, Бельгия, Нидерланды, Люксембург, Великобритания, Норвегия, Дания, Атлантический океан.

Итог

Победа Антигитлеровской коалиции

Противники
Великобритания

Франция (до 1940)
Сражающаяся Франция 1940)
США 1942)
Канада 1942)
Дания 1940)
Норвегия 1940)
Нидерланды 1940)
Бельгия 1940)
Люксембург 1940)
Польша

Третий рейх Третий рейх

Италия (до 1943)

Командующие
1939–41

Морис Гамелен
Максим Вейган
Лорд Горт
Леопольд III
Генри Винкельман
Хокон VII


1942–45

Дуайт Эйзенхауэр
Бернард Монтгомери
Омар Брэдли
Джордж Паттон
Джейкоб Диверс
Шарль де Голль

1939–40

Вальтер фон Браухич
Герман Геринг
Герд фон Рунштедт
Фёдор фон Бок
Вильгельм фон Лееб
Умберто II


1941–45

Адольф Гитлер
Герд фон Рунштедт
Гюнтер фон Клюге
Эрвин Роммель
Вальтер Модель
Герман Геринг
Альберт Кессельринг
Субхас Чандра Бос

Силы сторон
неизвестно неизвестно
Потери
неизвестно неизвестно
 
Вторая мировая война
Атлантика Западная Европа Восточная Европа Средиземноморье Африка Юго-Восточная Азия Тихий океан

Западноевропейский театр военных действий Второй мировой войны (19391945) — боевые действия, проходившие во время Второй мировой войны в Западной Европе и Атлантике.





Странная война. Первый этап битвы за Атлантику (сентябрь 1939 — апрель 1940)

3 сентября 1939 года Великобритания и Франция объявили войну Германии. Эта была ответная мера на немецкое вторжение в Польшу[1]. С сентября 1939 и до весны 1940 года в Западной Европе велась так называемая «Странная война». Французская армия и высадившийся во Франции английский экспедиционный корпус, с одной стороны и немецкая армия — с другой, вяло обстреливали друг друга, не предпринимая активных действий. Затишье было ложным, так как немцы просто опасались ведения войны на «два фронта».

В начале войны Великобритания и Франция имели подавляющее превосходство над Германией как на суше, так и на море. Понимая экономическую зависимость Великобритании от её огромных владений в разных концах света, немецкое командование отрядило против британского грузового и торгового флота значительные силы. С первых дней войны немецкие корабли вышли «на охоту» за британскими судами в открытый океан и даже к берегам Латинской Америки и Африки. Первое крупное морское сражение произошло 13 декабря 1939 года в заливе Ла-Плата возле берегов Аргентины, где немцы потеряли крейсер «Адмирал граф Шпее», который до этого уничтожил 9 британских судов. Сражение известно как Битва у Ла-Платы.

Вторжение в Данию и Норвегию (апрель — июнь 1940)

Утром 9 апреля 1940 года немецкие войска вторглись в нейтральные Данию и Норвегию с целью усиления германских позиций в Атлантике и Северной Европе, в качестве превентивной меры для недопущения аналогичных действий со стороны Великобритании и Франции и для захвата железорудных месторождений. «Странная война» кончилась, и союзники начали переходить к активным действиям. Немецкие силы высадили десант в гавань Копенгагена, король Кристиан X и датское правительство под угрозой бомбардировки были принуждены к капитуляции. Дания была объявлена протекторатом Германии. В Норвегии немцы выбросили десанты и захватили крупнейшие города: Осло, Тронхейм, Нарвик. Однако норвежское правительство отказалось капитулировать и призвало народ бороться с врагом. На помощь немногочисленной норвежской армии прибыли британские войска. Им удалось закрепиться на севере и вести отчаянную борьбу против превосходящей в количестве армии Германии. Попытки англо-норвежских войск выбить немцев из занятых ими пунктов привели к ряду боёв в районах Нарвика, Намсуса, Молле (Мольде) и др. Британские войска отбили у немцев Нарвик. Но вырвать стратегическую инициативу им не удалось. В начале июня они эвакуировались из Нарвика (См. Битва при Нарвике).

Вторжение во Францию (май — июнь 1940)

10 мая 1940 года немецкие войска начали наступление на Францию, Бельгию, Нидерланды и Люксембург. За короткое время им удалось сломить сопротивление бельгийской армии. Силы союзников выдвинулись им на помощь в Бельгию. Тем временем вторая группировка немецких войск, которая изначально двигалась медленно, дав крупным англо-французским силам пройти в Бельгию, вторглась в Нидерланды и к 14 мая вынудила капитулировать голландскую армию. Крупные англо-франко-бельгийские силы оказались в окружении возле города Дюнкерк. Однако немцы не приняли быстрых действий для уничтожения этой группировки и союзникам удалось эвакуировать свои войска на Британские острова (см. Дюнкеркская операция). 26 мая Бельгия капитулировала. Французская армия, расположенная на линии Мажино, не ожидала наступления немцев в обход укреплений Линии Мажино через Арденны и оказалась не готова к обороне. Немцам удалось за короткое время разгромить две самые сильные французские армии, находившееся на этой линии и развернуть наступление в центр Франции. Спешно брошенные французским командованием плохо оснащённые войска не смогли сдержать наступления немецкой армии. 10 июня Италия объявила войну Франции и Великобритании, и это привело к открытию нового театра военных действий — Средиземноморского. Несмотря на численное превосходство, итальянские войска не смогли прорвать оборону французов на юге. 14 июня немецкие войска заняли Париж. 21 июня Франция подписала капитуляцию. 3/5 территории Франции отошли под контроль Германии. На оставшейся территории было создано марионеточное правительство генерала Петена.

Битва за Британию (июль 1940 — май 1941)

Разгромив Францию, немцы пытались вынудить Великобританию к капитуляции и для этого начали массовые бомбёжки Британских островов. С июля 1940 года по май 1941 года продолжалось крупнейшее в истории авиационное сражение в небе над Британией. Немцам так и не удалось достигнуть поставленных целей, завоевать господство в воздухе и уничтожить британские ВВС. Далее воздушные бои между союзниками и люфтваффе проходили в небе над Западной Европой и западной частью Германии (в основном Рурский промышленный район), особенно стратегические бомбардировки. В это же время англичане потопили вышедший в Атлантику крупнейший немецкий линейный корабль «Бисмарк», после чего германское командование было вынуждено отказаться от дальнейших крейсерских действий с участием крупных боевых кораблей.

Затишье на фронте (май 1941 — июль 1943)

После мая 1941 года на западном фронте наступило относительное затишье, боевые действия были перенесены в Северную Африку, а с лета 1943 года-в Италию. Немцы перебросили значительную часть своих войск на восток и напали на СССР. Лишь авиация изредка бомбила Британские острова. В то же время наращивались масштабы подводной войны. Число немецких подводных лодок, действующих в Атлантике к середине 1941 года достигло 170 единиц, а к концу года — 280. Из них в каждый момент примерно 40 % находились на базах для ремонта и обслуживания, 30 % — на пути на боевое дежурство или возвращались на базы, и только 30 % непосредственно участвовали в боевых действиях.

Одновременно изменилась тактика их действий. Вместо одиночных атак стала практиковаться тактика групповых атак («волчья стая»), при которой подводная лодка, обнаружившая караван судов противника, вызывала в район обнаружения до 10-20 подводных лодок для совместной атаки каравана с разных направлений. Эта тактика, дополненная действиями немецкой авиации привела к тяжёлым потерям английского торгового флота.

19 августа 1942 года британские и канадские войска неожиданно атаковали французский город Дьеп. Немцы отбили эту атаку, нанеся союзникам тяжёлые потери, однако те извлекли опыт проведения десантной операции, который помог им в дальнейшем в открытии второго фронта.

В марте 1943 года подводные лодки достигли особенно значимых успехов. Успешная атака объединённых конвоев SC-122 и HX-229, в которой было потоплено 21 судно (141 000 брт) заставило британское руководство сомневаться в надёжности конвойной системы, однако уже в мае был достигнут перелом в битве за Атлантику в пользу союзников, связанный с усилением ВМС США и Великобритании в Центральной Атлантике (общая группировка их флотов достигла 3000 кораблей и 2700 самолётов), появлением большого количества эскортных авианосцев с самолётами, несущими радары нового типа. Состав немецких подводных лодок в этом районе снизился до 100—150 единиц. К тому же основные усилия немецкого флота были перенесены в Северную Атлантику для борьбы с морскими перевозками Союзников в СССР, а потери их подводных лодок резко возросли (только весной 1943 года было потоплено 67 немецких подводных лодок).

Операции в Западной Европе (1943—1945), «Второй фронт»

Итальянская кампания, июль 1943

10 июля 1943 года союзники высадились на Сицилии, а 3 сентября в Италии. Сицилийская операция или Операция «Хаски» — одна из стратегических военных операций Второй мировой войны, во время которой войска союзников разгромили войска стран Оси (Италии и Германии) на Сицилии и захватили остров. Высадка явилась широкомасштабной военно-десантной операцией, за которой последовали шесть недель сражений на суше. Считается началом Итальянской кампании союзников.

Операция «Хаски» началась ночью 9 июля и окончилась 17 августа 1943 года; на момент проведения это была крупнейшая морская десантная операция. Командование союзников в будущем использовало опыт высадки на Сицилии для осуществления последующей ещё более грандиозной десантной операции — высадки в Нормандии, которая до сих пор остаётся крупнейшей десантной операцией в истории.

Стратегическая операция достигла поставленных союзниками целей: сухопутные, военно-воздушные и военно-морские войска стран Оси были выбиты с острова, средиземноморские морские пути были открыты, итальянский диктатор Бенито Муссолини был отстранён от власти, началась высадка в Италии.

«Второй фронт»: Франция, июнь 1944

6 июня 1944 американские, британские и канадские войска под командованием генерала Эйзенхауэра начали высадку в Нормандии (Северная Франция). Обычно это называют "открытием второго фронта в Европе". К концу июля союзники заняли плацдарм шириной около 100 км и до 50 км в глубину. 25 июля союзники перешли в наступление, нанося главный удар из района Сен-Ло. 7 августа немцы попытались нанести контрудар с целью отрезать от баз снабжения прорвавшиеся в Бретань американские части, однако он не имел успеха. Американо-канадские войска нанесли поражение главным силам нормандской группировки немцев под Фалезом, разгромив здесь 6 дивизий. 15 августа американо-французские войска высадились на побережье Южной Франции. Немецкие войска оказали слабое сопротивление и, так как общая обстановка на Западном фронте складывалась для них неудачно, 19 августа начали отходить с территории Южной Франции. На оккупированных территориях активизировались действия французских партизан. 25 августа союзники при поддержке партизан освободили Париж.

28 сентября немцы начали отходить с территории Северной Франции на укреплённую линию Зигфрида. Не сумев с ходу прорвать её, союзники попытались прорвать её обходом с севера через Нидерланды. 17 сентября в ходе Голландской операции (1944) года в Нидерландах были выброшены воздушные десанты. Однако наступление союзников продвигалось недостаточно быстро и лишь к 10 ноября войска 21-й группы армий очистили устье реки Шельды и вышли к Маасу от Граве до устья.

Операция в Арденнах (декабрь 1944 — январь 1945)

В декабре немецкое командование предприняло попытку провести контрнаступление в Арденнах. Оно намеревалось ударом на Антверпен рассечь англо-американские войска и разгромить их. 16 декабря началось немецкое наступление, которое закончилось провалом к 25 декабря — немцы смогли продвинуться на 90 км, но не достигли переправ через реку Маас. К этому моменту погода, до этого препятствующая действиям авиации союзников, улучшилась, и они немедленно этим воспользовались. Американская авиация начала бомбардировки позиций немецких войск и их линий снабжения. Союзниками в Арденны были переброшены подкрепления, 22 декабря 3-я американская армия генерала Паттона начала контрнаступление во фланг немецкой группировке, и к 24 декабря 1944 немцев удалось остановить. К 27 декабря часть немецких войск попала в окружение, остальные начали отступать, а союзники начали контрнаступление. Стратегическая инициатива безвозвратно перешла к союзникам. 1 января 1945 немецко-фашистские войска предприняли локальные контратаки в районе Страсбурга с целью отвлечения сил союзников. Но это не только не помогло исправить положения, но даже ухудшило положение немецких войск. В результате Эльзасско-Лотарингской операции в окружение попала 19-я немецкая армия — Кольмарский «котёл». Союзники к концу января ликвидировали арденнский «выступ» и начали вторжение на территорию Германии. 9 февраля американские и французские войска ликвидировали эту окружённую группировку и заняли весь западный берег Рейна в Эльзасе (Кольмарская операция).

Завершение войны, разгром Германии (январь — май 1945)

В первой половине марта 1945 германские войска были вынуждены отойти за Рейн. Преследуя их, американские, английские и французские войска вышли к Рейну и создали плацдармы под Ремагеном и южнее Майнца. Командование союзников решило нанести два удара в общем направлении на Кобленц, чтобы окружить немецко-фашистскую группу армий «Б» в Руре. В ночь на 24 марта союзники форсировали на широком фронте Рейн, обошли с юго-востока Рур и в начале апреля окружили 29 немецких дивизий и одну бригаду. Германский Западный фронт перестал существовать, а вермахт потерял важнейший военно-промышленный район Германии — Рур.

12 апреля американцы вышли к Дессау, где располагались два последних пороховых завода, которые пришлось взорвать. Теперь немецкие солдаты могли рассчитывать только на старые запасы боеприпасов.

Англо-американские войска продолжали быстрое наступление на всех направлениях. Во второй половине апреля — начале мая союзники достигли Эльбы, заняли Эрфурт, Нюрнберг, вступили в Чехословакию и в западную Австрию. 25 апреля американские части встретились с советскими войсками у Торгау. В начале мая английские войска достигли Шверина, Любека и Гамбурга. Союзники захватили весь юг Германии и западную часть Австрии.

4 мая 1945 года 7-я американская армия перешла через Альпы и встретилась на Бреннерском перевале в Италии с войсками союзников 5-й американской армии из 15-й группы армий, наступавших из Северной Италии.

8 мая немецкий генерал Альфред Йодль подписал «Предварительный протокол о капитуляции Германии». Война в Европе закончилась.

В культуре

кинематограф

Интересные факты

  • В 1942 году Сталин пригласил посла США Гарримана и прибывшего в СССР помощника президента Гарри Гопкинса посмотреть вместе с ним фильм «Волга-Волга». Гостям фильм понравился, и Сталин, якобы в знак особого расположения, подарил через Гопкинса президенту Рузвельту копию фильма. Рузвельт посмотрел фильм и не понял, почему Сталин прислал именно его. Тогда он попросил перевести слова песен. Когда прозвучала песня, посвящённая пароходу «Севрюга»: «Америка России подарила пароход: / С носа пар, колёса сзади, / И ужасно, и ужасно, / И ужасно тихий ход», он воскликнул: «Вот теперь понятно! Сталин упрекает нас за тихий ход, за то, что мы до сих пор не открыли второй фронт»»[2].

См. также

Напишите отзыв о статье "Западноевропейский театр военных действий Второй мировой войны"

Ссылки

Примечания

  1. Ни французы, ни англичане никогда бы не сделали Польшу причиной войны, если бы не постоянное подстрекательство из Вашингтона. Летом 1939 г. президент непрерывно предлагал мне подложить горячих углей под зад Чемберлену.

    — Американский посол в Англии в 1938—39 гг. Джозеф Кеннеди (The Forrestal Diaries, New York, 1951, p 121—122; «История Второй мировой войны» в 12 томах, т. 2, с. 345)

  2. «Люба-любушка, красавица народная». Газета «Время» №159 (16107), 4.09.2008, стр. 4


 
Западноевропейский театр военных действий Второй мировой войны
Саар «Странная война» Дания-Норвегия Франция Британия Сен-Назер Дьепп Нормандия Южная Франция Линия Зигфрида Арденны Эльзас-Лотарингия Колмар Маас-Рейн Центральная Европа

Отрывок, характеризующий Западноевропейский театр военных действий Второй мировой войны

– А Николаша где? Над Лядовским верхом что ль? – всё шопотом спрашивал граф.
– Так точно с. Уж они знают, где стать. Так тонко езду знают, что мы с Данилой другой раз диву даемся, – говорил Семен, зная, чем угодить барину.
– Хорошо ездит, а? А на коне то каков, а?
– Картину писать! Как намеднись из Заварзинских бурьянов помкнули лису. Они перескакивать стали, от уймища, страсть – лошадь тысяча рублей, а седоку цены нет. Да уж такого молодца поискать!
– Поискать… – повторил граф, видимо сожалея, что кончилась так скоро речь Семена. – Поискать? – сказал он, отворачивая полы шубки и доставая табакерку.
– Намедни как от обедни во всей регалии вышли, так Михаил то Сидорыч… – Семен не договорил, услыхав ясно раздававшийся в тихом воздухе гон с подвыванием не более двух или трех гончих. Он, наклонив голову, прислушался и молча погрозился барину. – На выводок натекли… – прошептал он, прямо на Лядовской повели.
Граф, забыв стереть улыбку с лица, смотрел перед собой вдаль по перемычке и, не нюхая, держал в руке табакерку. Вслед за лаем собак послышался голос по волку, поданный в басистый рог Данилы; стая присоединилась к первым трем собакам и слышно было, как заревели с заливом голоса гончих, с тем особенным подвыванием, которое служило признаком гона по волку. Доезжачие уже не порскали, а улюлюкали, и из за всех голосов выступал голос Данилы, то басистый, то пронзительно тонкий. Голос Данилы, казалось, наполнял весь лес, выходил из за леса и звучал далеко в поле.
Прислушавшись несколько секунд молча, граф и его стремянной убедились, что гончие разбились на две стаи: одна большая, ревевшая особенно горячо, стала удаляться, другая часть стаи понеслась вдоль по лесу мимо графа, и при этой стае было слышно улюлюканье Данилы. Оба эти гона сливались, переливались, но оба удалялись. Семен вздохнул и нагнулся, чтоб оправить сворку, в которой запутался молодой кобель; граф тоже вздохнул и, заметив в своей руке табакерку, открыл ее и достал щепоть. «Назад!» крикнул Семен на кобеля, который выступил за опушку. Граф вздрогнул и уронил табакерку. Настасья Ивановна слез и стал поднимать ее.
Граф и Семен смотрели на него. Вдруг, как это часто бывает, звук гона мгновенно приблизился, как будто вот, вот перед ними самими были лающие рты собак и улюлюканье Данилы.
Граф оглянулся и направо увидал Митьку, который выкатывавшимися глазами смотрел на графа и, подняв шапку, указывал ему вперед, на другую сторону.
– Береги! – закричал он таким голосом, что видно было, что это слово давно уже мучительно просилось у него наружу. И поскакал, выпустив собак, по направлению к графу.
Граф и Семен выскакали из опушки и налево от себя увидали волка, который, мягко переваливаясь, тихим скоком подскакивал левее их к той самой опушке, у которой они стояли. Злобные собаки визгнули и, сорвавшись со свор, понеслись к волку мимо ног лошадей.
Волк приостановил бег, неловко, как больной жабой, повернул свою лобастую голову к собакам, и также мягко переваливаясь прыгнул раз, другой и, мотнув поленом (хвостом), скрылся в опушку. В ту же минуту из противоположной опушки с ревом, похожим на плач, растерянно выскочила одна, другая, третья гончая, и вся стая понеслась по полю, по тому самому месту, где пролез (пробежал) волк. Вслед за гончими расступились кусты орешника и показалась бурая, почерневшая от поту лошадь Данилы. На длинной спине ее комочком, валясь вперед, сидел Данила без шапки с седыми, встрепанными волосами над красным, потным лицом.
– Улюлюлю, улюлю!… – кричал он. Когда он увидал графа, в глазах его сверкнула молния.
– Ж… – крикнул он, грозясь поднятым арапником на графа.
– Про…ли волка то!… охотники! – И как бы не удостоивая сконфуженного, испуганного графа дальнейшим разговором, он со всей злобой, приготовленной на графа, ударил по ввалившимся мокрым бокам бурого мерина и понесся за гончими. Граф, как наказанный, стоял оглядываясь и стараясь улыбкой вызвать в Семене сожаление к своему положению. Но Семена уже не было: он, в объезд по кустам, заскакивал волка от засеки. С двух сторон также перескакивали зверя борзятники. Но волк пошел кустами и ни один охотник не перехватил его.


Николай Ростов между тем стоял на своем месте, ожидая зверя. По приближению и отдалению гона, по звукам голосов известных ему собак, по приближению, отдалению и возвышению голосов доезжачих, он чувствовал то, что совершалось в острове. Он знал, что в острове были прибылые (молодые) и матерые (старые) волки; он знал, что гончие разбились на две стаи, что где нибудь травили, и что что нибудь случилось неблагополучное. Он всякую секунду на свою сторону ждал зверя. Он делал тысячи различных предположений о том, как и с какой стороны побежит зверь и как он будет травить его. Надежда сменялась отчаянием. Несколько раз он обращался к Богу с мольбою о том, чтобы волк вышел на него; он молился с тем страстным и совестливым чувством, с которым молятся люди в минуты сильного волнения, зависящего от ничтожной причины. «Ну, что Тебе стоит, говорил он Богу, – сделать это для меня! Знаю, что Ты велик, и что грех Тебя просить об этом; но ради Бога сделай, чтобы на меня вылез матерый, и чтобы Карай, на глазах „дядюшки“, который вон оттуда смотрит, влепился ему мертвой хваткой в горло». Тысячу раз в эти полчаса упорным, напряженным и беспокойным взглядом окидывал Ростов опушку лесов с двумя редкими дубами над осиновым подседом, и овраг с измытым краем, и шапку дядюшки, чуть видневшегося из за куста направо.
«Нет, не будет этого счастья, думал Ростов, а что бы стоило! Не будет! Мне всегда, и в картах, и на войне, во всем несчастье». Аустерлиц и Долохов ярко, но быстро сменяясь, мелькали в его воображении. «Только один раз бы в жизни затравить матерого волка, больше я не желаю!» думал он, напрягая слух и зрение, оглядываясь налево и опять направо и прислушиваясь к малейшим оттенкам звуков гона. Он взглянул опять направо и увидал, что по пустынному полю навстречу к нему бежало что то. «Нет, это не может быть!» подумал Ростов, тяжело вздыхая, как вздыхает человек при совершении того, что было долго ожидаемо им. Совершилось величайшее счастье – и так просто, без шума, без блеска, без ознаменования. Ростов не верил своим глазам и сомнение это продолжалось более секунды. Волк бежал вперед и перепрыгнул тяжело рытвину, которая была на его дороге. Это был старый зверь, с седою спиной и с наеденным красноватым брюхом. Он бежал не торопливо, очевидно убежденный, что никто не видит его. Ростов не дыша оглянулся на собак. Они лежали, стояли, не видя волка и ничего не понимая. Старый Карай, завернув голову и оскалив желтые зубы, сердито отыскивая блоху, щелкал ими на задних ляжках.
– Улюлюлю! – шопотом, оттопыривая губы, проговорил Ростов. Собаки, дрогнув железками, вскочили, насторожив уши. Карай почесал свою ляжку и встал, насторожив уши и слегка мотнул хвостом, на котором висели войлоки шерсти.
– Пускать – не пускать? – говорил сам себе Николай в то время как волк подвигался к нему, отделяясь от леса. Вдруг вся физиономия волка изменилась; он вздрогнул, увидав еще вероятно никогда не виданные им человеческие глаза, устремленные на него, и слегка поворотив к охотнику голову, остановился – назад или вперед? Э! всё равно, вперед!… видно, – как будто сказал он сам себе, и пустился вперед, уже не оглядываясь, мягким, редким, вольным, но решительным скоком.
– Улюлю!… – не своим голосом закричал Николай, и сама собою стремглав понеслась его добрая лошадь под гору, перескакивая через водомоины в поперечь волку; и еще быстрее, обогнав ее, понеслись собаки. Николай не слыхал своего крика, не чувствовал того, что он скачет, не видал ни собак, ни места, по которому он скачет; он видел только волка, который, усилив свой бег, скакал, не переменяя направления, по лощине. Первая показалась вблизи зверя чернопегая, широкозадая Милка и стала приближаться к зверю. Ближе, ближе… вот она приспела к нему. Но волк чуть покосился на нее, и вместо того, чтобы наддать, как она это всегда делала, Милка вдруг, подняв хвост, стала упираться на передние ноги.
– Улюлюлюлю! – кричал Николай.
Красный Любим выскочил из за Милки, стремительно бросился на волка и схватил его за гачи (ляжки задних ног), но в ту ж секунду испуганно перескочил на другую сторону. Волк присел, щелкнул зубами и опять поднялся и поскакал вперед, провожаемый на аршин расстояния всеми собаками, не приближавшимися к нему.
– Уйдет! Нет, это невозможно! – думал Николай, продолжая кричать охрипнувшим голосом.
– Карай! Улюлю!… – кричал он, отыскивая глазами старого кобеля, единственную свою надежду. Карай из всех своих старых сил, вытянувшись сколько мог, глядя на волка, тяжело скакал в сторону от зверя, наперерез ему. Но по быстроте скока волка и медленности скока собаки было видно, что расчет Карая был ошибочен. Николай уже не далеко впереди себя видел тот лес, до которого добежав, волк уйдет наверное. Впереди показались собаки и охотник, скакавший почти на встречу. Еще была надежда. Незнакомый Николаю, муругий молодой, длинный кобель чужой своры стремительно подлетел спереди к волку и почти опрокинул его. Волк быстро, как нельзя было ожидать от него, приподнялся и бросился к муругому кобелю, щелкнул зубами – и окровавленный, с распоротым боком кобель, пронзительно завизжав, ткнулся головой в землю.
– Караюшка! Отец!.. – плакал Николай…
Старый кобель, с своими мотавшимися на ляжках клоками, благодаря происшедшей остановке, перерезывая дорогу волку, был уже в пяти шагах от него. Как будто почувствовав опасность, волк покосился на Карая, еще дальше спрятав полено (хвост) между ног и наддал скоку. Но тут – Николай видел только, что что то сделалось с Караем – он мгновенно очутился на волке и с ним вместе повалился кубарем в водомоину, которая была перед ними.
Та минута, когда Николай увидал в водомоине копошащихся с волком собак, из под которых виднелась седая шерсть волка, его вытянувшаяся задняя нога, и с прижатыми ушами испуганная и задыхающаяся голова (Карай держал его за горло), минута, когда увидал это Николай, была счастливейшею минутою его жизни. Он взялся уже за луку седла, чтобы слезть и колоть волка, как вдруг из этой массы собак высунулась вверх голова зверя, потом передние ноги стали на край водомоины. Волк ляскнул зубами (Карай уже не держал его за горло), выпрыгнул задними ногами из водомоины и, поджав хвост, опять отделившись от собак, двинулся вперед. Карай с ощетинившейся шерстью, вероятно ушибленный или раненый, с трудом вылезал из водомоины.
– Боже мой! За что?… – с отчаянием закричал Николай.
Охотник дядюшки с другой стороны скакал на перерез волку, и собаки его опять остановили зверя. Опять его окружили.
Николай, его стремянной, дядюшка и его охотник вертелись над зверем, улюлюкая, крича, всякую минуту собираясь слезть, когда волк садился на зад и всякий раз пускаясь вперед, когда волк встряхивался и подвигался к засеке, которая должна была спасти его. Еще в начале этой травли, Данила, услыхав улюлюканье, выскочил на опушку леса. Он видел, как Карай взял волка и остановил лошадь, полагая, что дело было кончено. Но когда охотники не слезли, волк встряхнулся и опять пошел на утек. Данила выпустил своего бурого не к волку, а прямой линией к засеке так же, как Карай, – на перерез зверю. Благодаря этому направлению, он подскакивал к волку в то время, как во второй раз его остановили дядюшкины собаки.
Данила скакал молча, держа вынутый кинжал в левой руке и как цепом молоча своим арапником по подтянутым бокам бурого.
Николай не видал и не слыхал Данилы до тех пор, пока мимо самого его не пропыхтел тяжело дыша бурый, и он услыхал звук паденья тела и увидал, что Данила уже лежит в середине собак на заду волка, стараясь поймать его за уши. Очевидно было и для собак, и для охотников, и для волка, что теперь всё кончено. Зверь, испуганно прижав уши, старался подняться, но собаки облепили его. Данила, привстав, сделал падающий шаг и всей тяжестью, как будто ложась отдыхать, повалился на волка, хватая его за уши. Николай хотел колоть, но Данила прошептал: «Не надо, соструним», – и переменив положение, наступил ногою на шею волку. В пасть волку заложили палку, завязали, как бы взнуздав его сворой, связали ноги, и Данила раза два с одного бока на другой перевалил волка.
С счастливыми, измученными лицами, живого, матерого волка взвалили на шарахающую и фыркающую лошадь и, сопутствуемые визжавшими на него собаками, повезли к тому месту, где должны были все собраться. Молодых двух взяли гончие и трех борзые. Охотники съезжались с своими добычами и рассказами, и все подходили смотреть матёрого волка, который свесив свою лобастую голову с закушенною палкой во рту, большими, стеклянными глазами смотрел на всю эту толпу собак и людей, окружавших его. Когда его трогали, он, вздрагивая завязанными ногами, дико и вместе с тем просто смотрел на всех. Граф Илья Андреич тоже подъехал и потрогал волка.
– О, материщий какой, – сказал он. – Матёрый, а? – спросил он у Данилы, стоявшего подле него.
– Матёрый, ваше сиятельство, – отвечал Данила, поспешно снимая шапку.
Граф вспомнил своего прозеванного волка и свое столкновение с Данилой.
– Однако, брат, ты сердит, – сказал граф. – Данила ничего не сказал и только застенчиво улыбнулся детски кроткой и приятной улыбкой.


Старый граф поехал домой; Наташа с Петей обещались сейчас же приехать. Охота пошла дальше, так как было еще рано. В середине дня гончих пустили в поросший молодым частым лесом овраг. Николай, стоя на жнивье, видел всех своих охотников.
Насупротив от Николая были зеленя и там стоял его охотник, один в яме за выдавшимся кустом орешника. Только что завели гончих, Николай услыхал редкий гон известной ему собаки – Волторна; другие собаки присоединились к нему, то замолкая, то опять принимаясь гнать. Через минуту подали из острова голос по лисе, и вся стая, свалившись, погнала по отвершку, по направлению к зеленям, прочь от Николая.
Он видел скачущих выжлятников в красных шапках по краям поросшего оврага, видел даже собак, и всякую секунду ждал того, что на той стороне, на зеленях, покажется лисица.
Охотник, стоявший в яме, тронулся и выпустил собак, и Николай увидал красную, низкую, странную лисицу, которая, распушив трубу, торопливо неслась по зеленям. Собаки стали спеть к ней. Вот приблизились, вот кругами стала вилять лисица между ними, всё чаще и чаще делая эти круги и обводя вокруг себя пушистой трубой (хвостом); и вот налетела чья то белая собака, и вслед за ней черная, и всё смешалось, и звездой, врозь расставив зады, чуть колеблясь, стали собаки. К собакам подскакали два охотника: один в красной шапке, другой, чужой, в зеленом кафтане.
«Что это такое? подумал Николай. Откуда взялся этот охотник? Это не дядюшкин».
Охотники отбили лисицу и долго, не тороча, стояли пешие. Около них на чумбурах стояли лошади с своими выступами седел и лежали собаки. Охотники махали руками и что то делали с лисицей. Оттуда же раздался звук рога – условленный сигнал драки.
– Это Илагинский охотник что то с нашим Иваном бунтует, – сказал стремянный Николая.
Николай послал стремяного подозвать к себе сестру и Петю и шагом поехал к тому месту, где доезжачие собирали гончих. Несколько охотников поскакало к месту драки.
Николай слез с лошади, остановился подле гончих с подъехавшими Наташей и Петей, ожидая сведений о том, чем кончится дело. Из за опушки выехал дравшийся охотник с лисицей в тороках и подъехал к молодому барину. Он издалека снял шапку и старался говорить почтительно; но он был бледен, задыхался, и лицо его было злобно. Один глаз был у него подбит, но он вероятно и не знал этого.
– Что у вас там было? – спросил Николай.
– Как же, из под наших гончих он травить будет! Да и сука то моя мышастая поймала. Поди, судись! За лисицу хватает! Я его лисицей ну катать. Вот она, в тороках. А этого хочешь?… – говорил охотник, указывая на кинжал и вероятно воображая, что он всё еще говорит с своим врагом.
Николай, не разговаривая с охотником, попросил сестру и Петю подождать его и поехал на то место, где была эта враждебная, Илагинская охота.
Охотник победитель въехал в толпу охотников и там, окруженный сочувствующими любопытными, рассказывал свой подвиг.
Дело было в том, что Илагин, с которым Ростовы были в ссоре и процессе, охотился в местах, по обычаю принадлежавших Ростовым, и теперь как будто нарочно велел подъехать к острову, где охотились Ростовы, и позволил травить своему охотнику из под чужих гончих.
Николай никогда не видал Илагина, но как и всегда в своих суждениях и чувствах не зная середины, по слухам о буйстве и своевольстве этого помещика, всей душой ненавидел его и считал своим злейшим врагом. Он озлобленно взволнованный ехал теперь к нему, крепко сжимая арапник в руке, в полной готовности на самые решительные и опасные действия против своего врага.
Едва он выехал за уступ леса, как он увидал подвигающегося ему навстречу толстого барина в бобровом картузе на прекрасной вороной лошади, сопутствуемого двумя стремянными.
Вместо врага Николай нашел в Илагине представительного, учтивого барина, особенно желавшего познакомиться с молодым графом. Подъехав к Ростову, Илагин приподнял бобровый картуз и сказал, что очень жалеет о том, что случилось; что велит наказать охотника, позволившего себе травить из под чужих собак, просит графа быть знакомым и предлагает ему свои места для охоты.
Наташа, боявшаяся, что брат ее наделает что нибудь ужасное, в волнении ехала недалеко за ним. Увидав, что враги дружелюбно раскланиваются, она подъехала к ним. Илагин еще выше приподнял свой бобровый картуз перед Наташей и приятно улыбнувшись, сказал, что графиня представляет Диану и по страсти к охоте и по красоте своей, про которую он много слышал.
Илагин, чтобы загладить вину своего охотника, настоятельно просил Ростова пройти в его угорь, который был в версте, который он берег для себя и в котором было, по его словам, насыпано зайцев. Николай согласился, и охота, еще вдвое увеличившаяся, тронулась дальше.
Итти до Илагинского угоря надо было полями. Охотники разровнялись. Господа ехали вместе. Дядюшка, Ростов, Илагин поглядывали тайком на чужих собак, стараясь, чтобы другие этого не замечали, и с беспокойством отыскивали между этими собаками соперниц своим собакам.
Ростова особенно поразила своей красотой небольшая чистопсовая, узенькая, но с стальными мышцами, тоненьким щипцом (мордой) и на выкате черными глазами, краснопегая сучка в своре Илагина. Он слыхал про резвость Илагинских собак, и в этой красавице сучке видел соперницу своей Милке.
В середине степенного разговора об урожае нынешнего года, который завел Илагин, Николай указал ему на его краснопегую суку.
– Хороша у вас эта сучка! – сказал он небрежным тоном. – Резва?
– Эта? Да, эта – добрая собака, ловит, – равнодушным голосом сказал Илагин про свою краснопегую Ерзу, за которую он год тому назад отдал соседу три семьи дворовых. – Так и у вас, граф, умолотом не хвалятся? – продолжал он начатый разговор. И считая учтивым отплатить молодому графу тем же, Илагин осмотрел его собак и выбрал Милку, бросившуюся ему в глаза своей шириной.
– Хороша у вас эта чернопегая – ладна! – сказал он.
– Да, ничего, скачет, – отвечал Николай. «Вот только бы побежал в поле матёрый русак, я бы тебе показал, какая эта собака!» подумал он, и обернувшись к стремянному сказал, что он дает рубль тому, кто подозрит, т. е. найдет лежачего зайца.
– Я не понимаю, – продолжал Илагин, – как другие охотники завистливы на зверя и на собак. Я вам скажу про себя, граф. Меня веселит, знаете, проехаться; вот съедешься с такой компанией… уже чего же лучше (он снял опять свой бобровый картуз перед Наташей); а это, чтобы шкуры считать, сколько привез – мне всё равно!
– Ну да.
– Или чтоб мне обидно было, что чужая собака поймает, а не моя – мне только бы полюбоваться на травлю, не так ли, граф? Потом я сужу…