Аппиева дорога

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

А́ппиева дорога (лат. Via Appia) — самая значимая из античных общественных дорог Рима. Дорога, проложенная в 312 году до н. э. при цензоре Аппии Клавдии Цеке, проходила из Рима в Капую, позднее была проведена до Брундизия. Через неё было налажено сообщение Рима с Грецией, Египтом и Малой Азией.

Вдоль Аппиевой дороги расположено множество памятников: гробницы и виллы республиканского и имперского периода, христианские и иудейские катакомбы, средневековые башни и укрепления, зачастую построенные на руинах римских памятников, ренессансные и барочные постройки.





История

Аппиева дорога была построена по приказу цензора Аппия Цека в 312 году до н. э. в дополнение к построенной в 334 году до н. э. Латинской дороге, соединявшей Рим с колонией Кальви (лат. Calvi) близ Капуи. Римский историк Тит Ливий в IX книге из «Истории от основания города» (лат. «Ab urbe condita») так пишет об этом событии:

На этот год приходится и знаменитое цензорство Аппия Клавдия и Гая Плавтия, но Аппиеву имени в памяти потомков досталась более счастливая судьба, потому что он проложил дорогу и провел в город воду; совершил он все это один, так как товарищ его, устыдясь беззастенчивой недобросовестности, с какой были составлены сенаторские списки, сложил с себя должность[1][2].

Диодор Сицилийский пишет, что Аппий вымостил массивными камнями большую часть (более 1000 стадиев, то есть более половины общей протяженности дороги) названной его именем дороги от Рима до Капуи, расстояние между которыми составляет более 1600 стадиев, при этом растратив на строительство почти всю государственную казну[3]. Диодор указывает на то, что возвышенные места были срыты, овраги и впадины уравнены насыпями[4].

Аппиева дорога была построена в три основные фазы:

  • IV век до н. э.: Первый участок дороги в 195 км был построен из Рима до Капуи для военных целей, в помощь римлянам против самнитов. В «De aquaeductibus urbis Romae» («Об акведуках города Рима») римский государственный деятель Секст Юлий Фронтин писал, что после 30 лет войны с самнитами цензор Аппий Клавдий Красс, получивший позднее прозвище Цек (лат. Caecus, «Слепой»), поручил построить дорогу от Капенских ворот до города Капуи[5]. Однако, возможно, дорога существовала и ранее, до Аппия Цека, а заслуга цензора состояла в том, что он дал ей нужное направление и вымостил её[4][6].
  • III век до н. э.: Второй небольшой участок был проложен от Капуи до Беневента (лат. Beneventum). Параллельно до Беневента шла Латинская дорога, которая, возможно, была построена ещё до Аппиевой[5]. Рим, таким образом, укрепил свои позиции в Кампании.
  • Вторая половина II века до н. э.: До 122 года до н. э.[5] дорога из Беневента была продолжена через Венузию и Тарент до Брундизия. Тем самым, Аппиева дорога соединила Рим с Эгнатиевой дорогой на Балканском полуострове и стала важнейшей дорогой для торговли товарами и рабами с Востока.

В 71 году до н. э., вдоль Аппиевой дороги от Капуи до Рима, после подавления восстания Спартака, были распяты более 6 тысяч пленных рабов.

Значение дороги

Аппиева дорога имела важное военное, культурное и торговое значение. Теодор Моммзен отмечал её значение в качестве военной магистрали[4]. Так, первый участок дороги был спланирован и построен в 312 году до н. э., то есть во время второй самнитской войны 326 по 304 годов до н. э. В войне против Пирра и во время Македонских войн (206—168 до н. э.) Аппиева дорога также служила для поддержки римлян[7]. Особенно важным было то, что в ходе строительства дороги Аппий провёл канал через Понтинские болота, который осушил землю и упростил отправление кораблей из Лация в Таррацину. С античности дорога имела важнейшее значение, связывая Рим с такими богатыми регионами, как Кампания, Апулия и позднее для развития торговли с Востоком.

Уже в древности Аппиева дорога называлась — «царица дорог» (лат. regina viarum): об этом пишет, например, римский поэт Публий Папиний Стаций (лат. Publius Papinius Statius) в произведении «SILVAE» («Леса»), книга II: «Appia longarum teritur regina viarum»[8].

Вскоре римляне стали строить вдоль дороги монументальные гробницы и великолепные памятники, убранство которых стало делом престижа. Так, уже через 20 лет после открытия движения по Аппиевой дороге представители римского рода Сципионов построили склепы для захоронения членов семьи[9].

Роль дороги сохранялась также в византийский период, как сообщение Рима с Новым Римом, Константинополем. При императорах Диоклетиане, Максенции, Константине, Валентиниане некоторые участки Аппиевой дороги были восстановлены и обновлены[3].

Они так плотно были прилажены друг к другу и как бы слиты, что для смотрящих на них казались не приложенными друг к другу, но сросшимися между собою. И несмотря на то, что в течение столь долгого времени по ней ежедневно проезжало много телег и проходило всякого рода животных, их порядок и согласованность не были нарушены, ни один из камней не был попорчен и не стал меньше, тем более не потерял ничего из своего блеска[10].

Прокопий Кесарийский. «Война с готами»

Ещё в 536 году византийский историограф Прокопий, восхищённый её структурой и древним возрастом, с восторгом описывал дорогу[3][11]. Король остготов Теодорих Великий приказал в начале VI века провести ремонтные работы на дороге[3] и затем использовал её для наступления войск на Рим в 536 году.

В Средневековье значение дороги в качестве торгового и транспортного маршрута начало убывать, она использовалась паломниками, путешествующими до катакомб, базилики святого Себастьяна, путешествуя далее до порта Брундизий, чтобы затем отправиться к Святой земле. В катакомбах на Аппиевой дороге были захоронены многие христианские святые и мученики, например, святой Себастьян, папа римский Каллист. Сохранились путеводители (лат. Epitome de locis sanctorum, 638—642 года) для паломников, в которых указан путь к святыням на Аппиевой дороге[12].

В IX—X веках Ватикану принадлежали крупные земельные угодья вдоль дороги, однако, памятники постепенно приходили в упадок под воздействием погодных условий и рук человека: на дороге происходил сбор строительного материала — каменных блоков, прежде всего травертина — для строительства новых зданий. В XI веке церковь начала передавать владения в руки семей римских баронов и графов[13]. Так, графы Тускуланские превратили гробницу Цецилии Метеллы в часть крепости. В 1300 году Бонифаций VIII Каэтани отдал эту крепость своей семье, представители которой ввели высокие дорожные налоги на товары и путешественников, так что стал использоваться другой маршрут в Рим: через Новую Аппиеву дорогу (итал. Appia Nuova) и ворота Сан-Джованни[14].

В конце XVI века Григорий XIII приказал положить покрытие на Appia Nuova, тем самым вытеснив старую Аппиеву дорогу, которая стала обычной пригородной дорогой. В конце XVII века Иннокентий XII построил дорогу, соединившую две Аппиевы дороги: Appia Pignatelli. Остальные памятники продолжали подвергаться дальнейшему демонтажу. До конца XVIII века Аппиева дорога оставалась недоступной для проезда. Интерес к раскопкам на дороге пришёл с «модой» охотиться за останками святых и мучеников и поставлять артефакты в музеи и коллекции по всей Европе. На части Аппиевой дороги в XIX веке, когда её расчищали по приказанию папы Пия VI, археологами проводились раскопки.

Маршрут дороги

Рим

Ариция

Таррацина (88 км)

Фунди

Формия (142 км)

Минтурна

Синуэсса

Капуя (195 км)

Беневент

Венузия

Тарент

Урия

Брундизий (540 км)

Via Appia начиналась у Капенских ворот (лат. Porta Capena) Сервиевой стены, именно с этого места начинался отсчёт мильных камней. После строительства Аврелиановой стены часть Аппиевой дороги оказалась в черте города. Далее дорога проходила до римских ворот Святого Себастьяна (лат. Porta San Sebastiano, ранее Porta Appia) Аврелиановой стены, 90 км прямой дороги до Таррацины, огибая с юга гору Альбано, пересекала Понтинские болота. Последние 28 километров шли параллельно дренажным каналам, что позволяло продолжать альтернативный маршрут на лодке, повозке или на лошади[5].

Маршрут дороги проходил через следующие города: Ариция (лат. Aricia), Аппиев форум (лат. Forum Appii), Таррацина (лат. Tarracina), затем через Фунди (лат. Fundi), Формия (лат. Formiae), Минтурна (лат. Minturnae), Синуэсса (лат. Sinuessa), Казилин (лат. Casilinum, (современная Капуя), (древняя) Капуя (лат. Capua, сегодня Санта-Мария-Капуа-Ветере, итал. Santa Maria Capua Vetere). Второй участок, проложенный позднее, шёл от Капуи через Беневент (лат. Beneventum), Венузию (лат. Venusia), которая стала римской колонией, с окончательным поражением Тарента (лат. Tarentum), и Тарент, с поражением мессапов, Урия (лат. Uria) и до Брундизия (лат. Brundisium) в Аппулии.

Император Траян приказал проложить более короткую дорогу (Траянова дорога, Via Traiana) от Беневента до Брундизия через Бариум, которая сократила время в пути до 13-14 дней (путешествие по Аппиевой дороге длилось до 15 дней)[15]. Аппиева дорога имела ответвления, соединявшие её с другими большими дорогами, такими, как via Domitiana (пересекались у города Синуэсса, далее шла на юг к Неаполю), via Setina, соединявшая Аппиеву дорогу и город Сетия (лат. Setia); Кампанская дорога из Капуи в Кума (лат. Cumae); via Aquillia, начинавшаяся в Капуе в Салерне (лат. Salernum); via Minucia объединяла Валериеву дорогу и via Aquillia и пересекала Аппиеву дорогу и Латинскую дорогу.

В черте города Рима дорога сегодня называется Старой Аппиевой дорогой (итал. Via Appia Antica), для отличия от Новой Аппиевой дороги (итал. Via Appia Nuova), построенной в 1780-х годах между Римом и озером Альбано, и Виа Аппия Пиньятелли лат. Via Appia Pignatelli, построенной около 1700 года при папе Иннокентии XII для соединения старой и новой Аппиевых дорог.

Устройство дороги

Затраты на строительство и содержание дорог составляли огромные суммы. Так, надпись на табличке, обнаруженной на Аппиевой дороге, свидетельствует о проведении работ при императоре Адриане: часть затрат оплатил император, другую часть — жители прилегающих селений. По подсчётам учёных, расходы на милю составили в среднем около 109 тысяч сестерциев[5] (для сравнения: хлеб в 75 году до н. э. стоил от двух до трёх сестерциев, а в I веке н. э. 600 сестерциев за рабыню считались дешёвой платой)[16].

Основание дороги было вымощено тёсаными камнями (из серого вулканического базальта — итал. selce, лат. silex), которые укладывали на слой гальки и цемента (см. основную статью Римские дороги). Ширина (до 4 метров) позволяла разъехаться двум конным экипажам, по бокам дороги шли похожие на тротуар возвышения и глубокие канавы для стока дождевой воды. Однако, в одном из писем брату Цицерон сообщает о том, что во время наводнений дорогу вблизи храма Марса заливало водой, а в другом предупреждает об опасности замёрзнуть «в низинах Аппиевой дороги»[4].

На определённом расстоянии друг от друга находились дорожные станции, служившие местом отдыха для путников. Одну из них — «Три харчевни» (лат. Tres Tabernae), расположенную в 45 километрах от Рима, неоднократно упоминает Цицерон в письмах и в других своих произведениях[4]. Эта же станция, названная в синодальном переводе «Три гостиницы», упоминается в Деяниях святых апостолов (Деян. 28:15).

Через каждую римскую милю (1478 метров) стоял мильный столб (лат. colonna miliaria), обозначавший расстояние и с указанием имени правившего на тот момент императора. Столб первой мили Аппиевой дороги сейчас заменён на копию, остальные столбы не сохранились. Каждые 10 миль были оборудованы местами для отдыха. Две мраморные колонны в Брундизии, возведённые во II веке, обозначали окончание дороги. Сейчас в порту города находится лишь одна из них (19 метров в высоту), украшенная изображениями Юпитера, Нептуна, Марса и восьми тритонов, вторая была перенесена в 1666 году в город Лечче и использовалась как чумной столб.

Памятники вдоль дороги

Общая характеристика

Законы Двенадцати таблиц[17]

«Hominem mortuum in urbe ne sepelito neve urito» — «Пусть мертвеца не хоронят и не сжигают в городе».

Таблица X, 450 год до н. э.

Римский закон запрещал захоронения в черте города, поэтому для погребений римляне использовали крупные дороги, ведущие из Рима. Большинство памятников на Аппиевой дороге было возведено во II веке после того, как вместо римской традиции сжигания тел умерших (прежде на Аппиевой дороге появлялись колумбарии с урнами), зажиточные граждане начали хоронить тела в земле[14]. Так, несколько километров Аппиевой дороги использовались для постройки гробниц и памятников (особенно на отрезке Рим — Беневент), что давало возможность жителям Рима показать своё богатство и положение в обществе. Цена на участки земли в начале общественных дорог (лат. viae publicae), соединявших между собой наиболее крупные города, была высока, некоторые вообще не предназначались для продажи, поэтому чем ближе захоронение находилось к городским воротам, тем более уважаем был хозяин участка[18]. Сенат пытался прекратить излишнее украшение захоронений, однако закон не смог противостоять традициям римлян[18]. К обстановке гробниц относились ниши для урн с прахом (со II века чаще саркофаги[18]), каменные скамьи и кресла, стены были оштукатурены и расписаны.

Среди видов захоронений, встречающихся на Аппиевой дороге, выделяются следующие:

  • Колумбарии: на Аппиевой дороге были выстроены колумбарии римских семейств Волузиев, Цецилиев, Карвилиев, Юниев Силанов; снаружи, над главным входом помещалась мраморная доска с именем того, кому принадлежал колумбарий[16];
  • Подземные сооружения — гипогеи и катакомбы, подземные захоронения с нишами для погребения. Первые гробницы на Аппиевой дороге представляли собой подземные камеры, вырубленные в туфе, например, гробница Сципионов. Позднее появились обширные подземные погребения, такие как катакомбы св. Себастьяна и катакомбы св. Каллиста;
  • Небольшие и среднего размера гробницы, иногда напоминающие по форме дом или храм;
  • Монументальные гробницы — мавзолеи, построенные по принципу этрусских тумулусов: наиболее известна гробница Цецилии Метеллы.

На Аппиевой дороге также возводились загородные виллы римской аристократии, например, вилла Квинтилиев, вилла императора Максенция, философа Сенеки, противника Цицерона Клодия Пульхра и других знатных жителей.

Постройки I—VI мили

Участок дороги, расположенный за Сервиевой стеной, начинался у Капенских ворот и до строительства Аврелиановой стены в III веке находился за чертой города.[14]

  • Капенские ворота (лат. Porta Capena) — некогда городские ворота Рима, входившие в Сервиеву стену. От этих ворот начиналась Аппиева дорога и Латинская дорога. До наших дней не сохранились.
  • Гробница Сципионов (лат. Scipioni) — небольшие катакомбы знатной семьи Сципионов, датируемые II веком до н. э.; в главном помещении гробницы располагались каменные саркофаги членов семьи, в более скромном зале с нишами для погребальных урн — прислуги и вольноотпущенников;
  • Колумбарий Помпония Хила (лат. Pomponius Hylas) — хорошо сохранившаяся камера-гробница I века н. э., найденная в 1831 году. Помпоний и его жена Помпония Виталина, судя по богатому убранству гробницы, были разбогатевшими императорскими вольноотпущениками. Позднее гробница была расширена нишами для урн потомков и родственников четы;
  • Порта Аппия (позднее «Ворота святого Себастьяна») — являются частью стены Аврелиана, от них начиналась Аппиева дорога.

I миля

Порта Аппия Реконструированный мильный столб, обозначавший первую милю от Капенских ворот Гробница Присциллы Церковь Домине-Кво-Вадис
  • Первая мильная колонна (итал. Prima colonna miliaria) — фрагмент колонны в городской стене в ста метрах от Порта Аппия. Колонна обозначала первую милю от Капенских ворот (1478 метров). Оригинальная колонна, найденная в 1584 году, является сейчас частью балюстрады на лестнице Капитолийского холма.
  • Гробница Геты (лат. Geta) — гробница, первоначально украшенная мрамором. На данный момент нет доказательств, что здесь находилось захоронение Геты, сына императора Септимия Севера;
  • Гробница Присциллы (лат. Priscilla) — гробницу построил для своей жены Присциллы Тит Флавий Абаскант, вольноотпущенник времени императора Домициана. Основание гробницы четырёхугольное, прежде было покрыто травертином. В ней же находилось помещение в форме греческого креста, в котором находились саркофаги и 13 ниш. Вход в гробницу находился в противоположной стороне и был с XII века до последнего времени закрыт фермерским домом. В Средние века над гробницей была надстроена смотровая башня из использованного кирпича и мраморных фрагментов;
  • Церковь Домине-Кво-Вадис (лат. Domine quo vadis?, Санта-Мария-ин-Пальмис) — небольшая церковь на дороге. О побеге апостола Петра из Мамертинской тюрьмы напоминают два места на Аппиевой дороге: Пётр повязал раны повязкой, но потерял её на дороге, на этом месте была построена капелла Ad Fascoliam, которую позднее перестроили в церковь Святых Нерея и Ахилея (итал. Santi Nereo et Achileo). За воротами святого Себастьяна апостол пришёл к тому месту, где от Аппиевой дороги ответвляется Via Ardeatina: он мог отправиться в порт Остия и затем отплыть в Галлию или идти дальше по Аппиевой дороге до Бриндизи и затем отправиться на Восток. Однако в этот момент ему явился Христос, к которому Пётр обратился вопросом: «Камо грядеши, Господи» (лат. Domine quo vadis?), на что получил ответ: «Иду туда, где меня вновь распнут» (лат. Eo Romam iterum crucifigi). Пётр вернулся в Рим и принял мученическую смерть[19].
  • Колумбарии вольноотпущенников Ливии — один из самых больших римских колумбариев, в котором могло поместиться около 3000 урн. Колумбарий был обнаружен в 1726 году в практически разрушенном состоянии, однако сохранились зарисовки и план сооружения, выполненный Пиранези. Здание представляло собой прямоугольник, в котором имелись четыре полукруглых углубления и четыре квадратных[16].

II миля

Колонна Пия IX Гробница Ромула и Цирк Макценция Гробница Цецилии Метеллы и крепость Каэтани Сант-Никола-а-Капо-ди-Бове
  • На территории виллы Казали (итал. Villa Casali) XVII века расположено подземное языческое захоронение гипогей Вибии, включающее в себя 8 отдельных гипогеев на нескольких уровнях. Катакомбы с великолепными росписями датируются III и началом V века. Самый известный гипогей, давший имя катакомбам, принадлежит Викентию (лат. Vicentius), священнику культа фракийского бога Сабатия, и его жене Вибии (лат. Vibia). Гипогей украшен росписями из IV века, изображающими кражу Прозерпины Плутоном, Юпитера Сабатия, Гермеса Психопомпа (Сопроводителя душ);
  • Гробница вольноотпущенников рода Волусия (лат. Volusia);
  • Катакомбы святого Каллиста — одни из крупнейших христианских катакомб Рима, использовавшиеся для захоронений в течение II—IV веков;
  • Катакомбы Винья Ранданини (итал. Vigna Randanini) — иудейские катакомбы, захоронения жителей иудейской общины Рима, живших прежде всего в районе Трастевере и у Капенских ворот[14];
  • Гробница Волумния (лат. Volumnius);
  • Колонна Пия IX, посвящена папе, поручившему проведение реставрационных работ на Аппиевой дороге в 1852 году. Работами руководил архитектор Луиджи Канина (итал. Luigi Canina), который рассматривал дорогу и прилегающие территории как своего рода археологический парк[13];
  • Катакомбы святого Себастьяна — этот участок дороги из-за углубления на дороге назывался ad catacumbas, что позднее дало название всем подземным захоронениям. С XI века катакомбы стали называться именем святого Себастьяна, так как расположены под базиликой Св. Себастьяна (в честь раннехристианского мученика святого Себастьяна; первоначально — базилика Апостолов — Memoria Apostolorum). Базилика приобрела современный вид после реставрационных работ, проведённых при кардинале Шипионе Боргезе в начале XVII века;
  • Гробница Ромула (лат. Romulus), сына императора Максенция, являвшаяся частью монументального комплекса императорского дворца и цирка[13]. Император построил гробницу для себя и своей семьи в начале IV века, однако в ней был захоронен, возможно, только его сын Валерий Ромул, умерший в 309 году в возрасте пятнадцати-шестнадцати лет;
  • За гробницей Ромула на Виа Аппия Пиньятелли находится цирк Максенция, построенный в 309 году;
  • Гробница Цецилии Метеллы (лат. Caecilia Metella) — монументальный мавзолей Цецилии Метеллы, дочери консула Квинта Целия Метеллы Кретика, около 50 года до н. э. Гробница в XI веке использовалась в оборонительных целях графами Тускулумскими и в 1299 году римским дворянским семейством Каэтани превращено в башню крепости;
  • Небольшая готическая церковь Сант-Никола-а-Капо-ди-Бове (итал. Sant Nicola a Capo di Bove).

III миля

  • Развалины некогда крепости семьи Каэтани (лат. castrum Caetani);
  • Башня Капо ди Бове (итал. Torre Capo di Bove) — руины бетонной гробницы, по форме напоминающей башню. Мраморная доска укреплённая на монументе, напоминает о тригонометрических измерениях астронома отца Анджело Секки (итал. Angelo Secchi) в 1855 году, которые в 1871 году послужили для проверки геодезической сети в Италии;
  • Героический рельеф — погребальная стела с мраморным рельефом, оригинал которого хранится в Национальном римском музее, являлась частью несохранившегося монумента республиканского периода. На рельефе изображён обнажённый молодой человек в героической позе в накидке на плечах и оружием эпохи эллинизма у ног;
  • Гробница Марка Сервилия (лат. Marcus Servilius) с рельефными фрагментами в стене. Монумент стал первым памятником на Аппиевой дороге, восстановленным в 1808 году[13], при этом Антонио Канова пытался «законсервировать» рельефы на месте их находки, а не переносить из гробницы в музеи.

IV миля

Гробница сыновей Секста Помпея Гробница Илария Фуска Гробница Рабириев
  • «Гробница Сенеки» в виде столба простой кирпичной кладки, полностью лишённого декоративных фрагментов. Монумент, известный как гробница Сенеки, в память о философе и воспитателе Нерона, владельце виллы на IV миле Аппиевой дороги[14];
  • Четырёхугольное основание круглого мавзолея времён ранней республики с фрагментами фриза в стене; в погребальной камере находятся два саркофага;
  • Гробница сыновей Секста Помпея (лат. Sextus Pompeus Iustus), украшенная стихами — кирпичное строение с треугольным тимпаном, построенным Антонио Кановой. Тимпан украшен стихом, написанным гекзаметром, в котором Секст Помпей вспоминает о преждевременной смерти своих детей. В стены гробницы были инкрустированы многочисленные декоративные фрагменты. Сохранился лишь один фрагмент саркофага, изображающий супружескую пару;
  • Гробница святого Урбана, епископа Рима, преемника святого Каллиста. Монумент, построенный из кирпича на высоком постаменте, датируется IV веком. В Средневековье над основанием гробницы располагалась башня Борджиани. В конце XIX века рядом с гробницей были найдены руины виллы Мармении (лат. villa Marmenia) — римской знатной женщины, принявшей христианство. Фрагменты виллы датируются республиканским периодом, частично IV—V веками[18];
  • Гробница «с дорическим фризом» из туфа в виде алтаря, украшенная фризом с изображениями шлема, ваз и розеток. Гробница, датируемая республиканским периодом, была перестроена Каниной и недавно был восстановлена управлением по археологии Рима;
  • Гробница Илария Фуска (лат. Hilarius Fuscus) — треугольный фронтон, построенный Каниной, — оттиск погребальной стелы, которая хранится в Национальном римском музее. На фронтоне изображены пять портретов: в центральной нише — изображения супружеской пары, возможно, с их дочерью; две мужские фигуры представлены в двух боковых нишах. По изображению украшений для волос удалось установить дату постройки гробницы — около 30 года до н. э.[13];
  • Кирпичный колумбарий прямоугольной формы датируется серединой II века, ниши для урн расположены на различных уровнях;
  • Кирпичный колумбарий — ещё один колумбарий прямоугольной формы;
  • Гробница вольноотпущенников Клавдия — захоронение семьи освобождённых при императоре Клавдии: главы семьи Клавдия Секундина (лат. Claudius Secundinus), переписчика, гонца, и его жены Флавии Ирины (лат. Flavia Irene) и их двух детей;
  • Гробница, напоминающая по форме храм, выполнена из кирпича и богато украшена рельефными фризами;
  • Гробница Рабириев (лат. Rabirii) — гробница напоминающая по форме алтарь, перестроена Каниной, который собрал мраморные фрагменты, найденные вблизи захоронения. На рельефе изображены Гай Рабирий Гермодор (лат. C. Rabirius Hermodorus), его жена Rabiria Demaris, возможно, вольноотпущенные Рабирия Постума (лат. C. Rabirius Postumus), торговца и банкира.

V миля

Гробница в виде пирамиды Гробница Куриациев Вилла Квинтилиев Casal Rotondo
  • Вилла Квинтилиев (лат. Villa Quintilii) — руины, в народе называемые «Старый Рим» (итал. Roma vecchia)[14]. Братья Максим и Кондин (лат. Maximus, Condinus) Квинтилии подверглись гонениям при императоре Коммоде и были убиты. Их вилла была конфискована и до IV века постоянно расширялась и перестраивалась. К Аппиевой дороге выходят нимфеум виллы (нимфеум — храм, в форме грота с фонтаном, посвященный нимфам), ипподром и резервуар для воды. Нимфеум в V веке был перестроен в крепостное сооружение. Статуи с виллы Квинтилиев хранятся в музеях Ватикана;
  • Развалины гробницы Супсифаниев (итал. Supsifanii). Надписи свидетельствуют о том, что гробница была построена за 27 тысяч сестерциев;
  • Гробница Септимии Галлы (лат. Septimia Galla);
  • Камень Публия Сергия Деметрия (лат. Publius Sergius Demtrius)— винодела из Велабро;
  • Casal Rotondo — гробница цилиндрической формы времён Республики. Позднее была расширена и отреставрирована. Сейчас на её фундаменте расположен крестьянский дом с садом и оливковыми деревьями.

VI миля

На этом отрезке дороги множество отдельных фрагментов лежат в траве.

  • Базальтовая башня (итал. Torre Selce) — захоронение в виде пирамиды, построенное в XII веке из базальтовых обломков;
  • Красная башня (итал. Torra Rossa) из красноватого туфа;
  • Надгробие Марка Помпея (лат. Marcus Pompeius);
  • Дорические колонны, колонны Геркулеса — возможно, руины храма Геркулеса императора Домициана;
  • Гробница Квинта Кассия (лат. Quintus Cassius), торговца мрамором;
  • Кирпичная гробница Квинта Веранния (лат. Quintus Verannius), легата Нерона в Британии;
  • Torraccio di Palombaro — похожее на башню строение с четырьмя апсидами, которое в X веке было перестроено в церковь Санта-Мария-Мадре-ди-Дио и поэтому хорошо сохранилось.

От VI мили до Бриндизи

Приблизительно в 16,5 км от Капенских ворот, в конце девятой мили, располагалась первая почтовая станция, на которой меняли лошадей лат. Mutatio ad nonum. В 300 метрах от этого места заканчивается территория города Рима. За железнодорожным переездом Рим-Террачина старая Аппиева дорога соединяется с новой у местечка Фраттоккье (итал. Frattocchie). В современной Террачине находятся руины храма Юпитера Анксура (лат. Jupiter Anxur, Anxur — так называли вольски это поселение), датируемый I веком до н. э. Здесь же император Траян приказал снести часть скалы, чтобы сократить время в пути. В Формии расположена гробница Цицерона.

Современное состояние

Археологический парк

Идея крупного археологического парка в районе между колонной Траяна и Castelli Romani возникла во время Наполеоновских войн. Восстановительные работы на дороге начал папа Пий VII в конце XVIII века, а завершил папа Пий IX в 1852 году, в них принимали участие ведущие археологи, учёные, инженеры, художники. Например, захоронения на IV миле были перестроены Антонио Кановой, а от IV мили до местечка Фраттоккье — Луиджи Каниной (лат. Luigi Canina). В 1931 году via Appia Antica была включена в городской план как «крупный парк».

После Второй мировой войны возникают планы по застройке дороги жилыми домами, а также проект роскошного жилого района на месте виллы Квинтилиев[13].

Римская кольцевая автодорога (итал. Grande Raccordo Anulare) пересекла старую Аппиеву дорогу на седьмой миле, нанесённый при этом ущерб был ликвидирован лишь недавно.

В 1955 году папа Пий XII освятил первый камень Олимпийского стадиона, который должен был быть построен над катакомбами Св. Каллиста, но проект был остановлен благодаря общественному резонансу. Наряду с крупными проектами на дороге постоянно шла реализация частных несанкционированных проектов, строились дома, происходил захват земли и зданий для создания неконтролируемой промышленной деятельности. Небольшая группа архитекторов, градостроителей и журналистов выступила против деятельности властей по застройке Аппиевой дороги. В конце 1960 года государство ограничило парковую зону на несколько метров в каждую сторону от дороги. В 1979 году мэр Арган рассмотрел предложение создать обширный археологический парк в центре Рима, и лишь в 1988 году было одобрено учреждение регионального парка via Appia Antica.

Музеи вдоль дороги

Движение по Аппиевой дороге

Вся территория регионального парка Аппиева дорога закрыта для движения по выходным дням и праздникам с марта 1997 года[13]. Сегодня Аппиева дорога — это государственная дорога — итал. Strada Statale 7 Via Appia, частично асфальтирована, однако сохранились крупные участки дороги с античным покрытием, местами с глубокими колеями, выбитыми колесами повозок и колесниц.

Спортивное значение

В XX и XXI веках Аппиева дорога стала популярным местом проведения различных спортивных состязаний. Во время Олимпийских игр 1960 года в Риме здесь проходили соревнования легкоатлетов-марафонцев[20][21].

В культуре

В живописи
В литературе
  • Гораций в «Сатирах» описывает своё путешествие из Рима в Брундизий по Аппиевой дороге.
  • Байрон «Чайльд-Гарольд», стих IV посвящён Риму и его достопримечательностям, например, герой Байрона размышляет у мавзолея Цецилии Метеллы, кем могла быть эта римлянка.
  • В «Путешествии в Италию» (нем. Italienische Reise) Гёте описывает посещение разрушенных гробниц Аппиевой дороги, в том числе мавзолея Цецилии Метеллы. Писатель отметил, что «при виде её только и начинаешь понимать, что значит прочная каменная кладка. Эти люди работали для вечности, всё было ими учтено, кроме безрассудного, дикого варварства, от которого нет спасения»[25].
  • Чарльз Диккенс в «Картинах Италии» (англ. Pictures from Italy) описал путешествие по Аппиевой дороге.
Гораций, «Сатиры», I, 5

            После того, как оставил я стены великого Рима,
            С ритором Гелиодором, ученейшим мужем из греков,
            В бедной гостинице вскоре Ариция нас приютила;
            Дальше был - Аппиев форум, весь корабельщиков полный
            И плутов корчмарей. - Мы свой переезд разделили
            На два; но кто не ленив и спешит, те и в день проезжают.
            Мы не спешили; дорогой же Аппия ехать покойней.

Мы выбрались на Аппиеву дорогу и долго ехали мимо обрушившихся гробниц и развалившихся стен, лишь кое-где встречая заброшенный, необитаемый дом; мимо цирка Ромула, где отлично сохранилось ристалище для колесниц, места судей, соревнующихся и зрителей; мимо гробницы Цецилии Метеллы; мимо ограждений всякого рода, стен и столбов, заборов и плетней, пока не выехали на открытую равнину Кампаньи, где по эту сторону Рима нет ничего, кроме развалин. Не считал далеких Апеннин, встающих на горизонте слева, все обширное пространство пред вами — сплошные развалины. Разрушенные акведуки, от которых остались лишь живописнейшие ряды арок; разрушенные храмы; разрушенные гробницы. Целая пустыня развалин, невыразимо унылая и мрачная, где каждый камень хранит следы истории[27]. Чарльз Диккенс. «Картины Италии»

См. также

Напишите отзыв о статье "Аппиева дорога"

Примечания

  1. Titus Livius. [la.wikisource.org/wiki/Ab_Urbe_Condita/liber_IX Ab Urbe Condita, Liber IX] (лат.). Проверено 19 января 2000. [www.webcitation.org/61C3hn9ST Архивировано из первоисточника 25 августа 2011]. (лат.)
  2. Тит Ливий. [ancientrome.ru/antlitr/livi/kn09-f.htm История Рима от основания города (книга IX)] (рус.). Проверено 19 января 2000. [www.webcitation.org/61C3iPK83 Архивировано из первоисточника 25 августа 2011].
  3. 1 2 3 4 Potter, Thimoty W. Das römische Italien. — Stuttgart: Reclam, 1992. — ISBN 3-15-010375-4.
  4. 1 2 3 4 5 Л.П.Кучеренко. [www.centant.pu.ru/centrum/publik/kafsbor/mnemon/2004/kuch.htm VIA ET AQUA APPIA (к оценке строительной деятельности Аппия Клавдия Цека)]. Проверено 23 декабря 2008. [www.webcitation.org/61C3jAGh6 Архивировано из первоисточника 25 августа 2011].
  5. 1 2 3 4 5 Heinz, Werner der Antike. Unterwegs im Römischen Reich. — Stuttgart: Theiss, 2003. — ISBN 3-8062-1670-3
  6. В. Зиберт в книге «Über Appius Claudius Caecus, mit besonderer Berücksichtigung seiner Censur und der des Fabius und Decius»
  7. Heinrich Speich. [www.cosmopolis.ch/geschichte/100/via_appia_d0100.htm Via Appia Regina Viarum. Die Via Appia als Königin der Strassen.] (нем.). Проверено 20 декабря 2008. [www.webcitation.org/61C3jkvlh Архивировано из первоисточника 25 августа 2011].
  8. PVBLIVS PAPINIVS STATIVS. [www.thelatinlibrary.com/statius/silvae2.shtml SILVAE II] (лат.). Проверено 19 января 2000. [www.webcitation.org/61C3kSrOv Архивировано из первоисточника 25 августа 2011].
  9. [www.romacivica.net/tarcaf/appia.htm Municipio Roma IX, Caffarella, Appia Antica e Tangenziale Est] (итал.). Достопримечательности Аппиевой дороги(недоступная ссылка — история). Проверено 18 января 2009. [web.archive.org/20080511153906/www.romacivica.net/tarcaf/appia.htm Архивировано из первоисточника 11 мая 2008].
  10. Прокопий Кесарийский. [www.vostlit.info/Texts/rus/Prokop/framegot11.htm Война с готами 5, 14]. Проверено 21 января 2000. [www.webcitation.org/61C3kv0xi Архивировано из первоисточника 25 августа 2011].
  11. Прокопий Кесарийский. Война с готами 5, 14.
  12. Matilda Webb. [books.google.com/books?id=ESRnSBbNRGAC&pg=RA1-PA296&dq=via+Appia&hl=ru#PRA1-PA226,M1 The Churches and Catacombs of Early Christian Rome] (англ.). Проверено 22 января 2009.
  13. 1 2 3 4 5 6 7 [www.parcoappiaantica.it Сайт парка «Аппиева дорога»] (итал.). Проверено 13 января 2009. [www.webcitation.org/61C3leFi7 Архивировано из первоисточника 25 августа 2011].
  14. 1 2 3 4 5 6 Henze, Anton Kunstführer Rom. — Stuttgart: Reclam, 1994. — ISBN 3-15-010402-5
  15. [whc.unesco.org/en/tentativelists/349/ Via Appia "Regina Viarum"]. Проверено 19 января 2009. [www.webcitation.org/61C3m5w9z Архивировано из первоисточника 25 августа 2011].
  16. 1 2 3 Сергеенко, М. Е. [www.fidel-kastro.ru/history/antica/sergeenko_jizn_drevnego_rima.html#TOC_id2692912 Жизнь Древнего Рима]. Проверено 20 декабря 2008. [www.webcitation.org/61C3n8kmf Архивировано из первоисточника 25 августа 2011].
  17. под ред. проф. С.Л. Утченко. [ancientrome.ru/gosudar/12.html ЗАКОНЫ XII ТАБЛИЦ]. "Хрестоматии по истории древнего Рима". Проверено 23 декабря 2008. [www.webcitation.org/614hiRael Архивировано из первоисточника 20 августа 2011].
  18. 1 2 3 4 Poeschel, Sabine Rom. Kunst und Geschichte von der Antike bis zur Gegenwart. — München: Artemis, 1990. — ISBN 3-7608-0789-5
  19. Pleticha, Heinrich. Wanderer, kommst du nach Rom. — Freiburg: Herder, 1986. — ISBN 3-451-20615-3.
  20. [www.olympic.ru/ru/bulletinOCR.asp?dat=20.11.2008&nomer=20%20/617/ «Все дороги ведут в Рим» olympic.ru] ссылка проверена 25 января 2009
  21. [www.britannica.com/EBchecked/topic/428005/Olympic-Games/59615/Rome-Italy-1960 Enciclopaedia Britannica. 1960 Summer Olympic Games] ссылка проверена 25 января 2009
  22. [www.goethezeitportal.de/index.php?id=434 Goethe in Campagna] (нем.). Проверено 20 декабря 2008. [www.webcitation.org/61C3oq1WL Архивировано из первоисточника 25 августа 2011].
  23. [www.art-catalog.ru/picture.php?id_picture=8069 Просмотр картины Иванова]. Проверено 20 декабря 2008.
  24. John Linton Chapman. [www.brooklynmuseum.org/opencollection/objects/1604 The Brooklyn Museum, Collections: American Art]. The Appian Way. Проверено 20 декабря 2008. [www.webcitation.org/61C3rL6uh Архивировано из первоисточника 25 августа 2011].
  25. Гёте, И.В. [www.geopoesia.ru/ru/travelogs/italy/goethe/travel1/page19.html «Путешествие в Италию»]. Проверено 20 декабря 2008. [www.webcitation.org/61C3sAIaP Архивировано из первоисточника 25 августа 2011].
  26. Гораций. [lib.ru/POEEAST/GORACIJ/hor1_4.txt «Сатиры», I, 5]. Проверено 20 декабря 2008. [www.webcitation.org/61C3suGJV Архивировано из первоисточника 25 августа 2011].
  27. Чарльз Диккенс. [lib.ru/INPROZ/DIKKENS/italia.txt «Картины Италии»]. Проверено 20 декабря 2008. [www.webcitation.org/61C3tWxDw Архивировано из первоисточника 25 августа 2011].

Ссылки

  • На Викискладе есть медиафайлы по теме Аппиева дорога
  • Аппиева дорога // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
  • [www.parcoappiaantica.it Сайт парка «Аппиева дорога»] (итал.). Проверено 13 января 2009. [www.webcitation.org/61C3leFi7 Архивировано из первоисточника 25 августа 2011].
  • [www.romacivica.net/tarcaf/appia.htm Municipio Roma IX, Caffarella, Appia Antica e Tangenziale Est] (итал.). Достопримечательности Аппиевой дороги(недоступная ссылка — история). Проверено 18 января 2009. [web.archive.org/20010417201104/www.romacivica.net/tarcaf/appia.htm Архивировано из первоисточника 17 апреля 2001].
  • Heinrich Speich. [www.cosmopolis.ch/geschichte/100/via_appia_d0100.htm Via Appia Regina Viarum. Die Via Appia als Königin der Strassen.] (нем.). Проверено 20 декабря 2008. [www.webcitation.org/61C3jkvlh Архивировано из первоисточника 25 августа 2011].
  • Л.П.Кучеренко. [www.centant.pu.ru/centrum/publik/kafsbor/mnemon/2004/kuch.htm VIA ET AQUA APPIA (к оценке строительной деятельности Аппия Клавдия Цека)]. Проверено 23 декабря 2008. [www.webcitation.org/61C3jAGh6 Архивировано из первоисточника 25 августа 2011].
  • [www.muhranoff.ru/129/ Аппиева дорога, описание с фотографиями.]

Литература

  • Heinz, Werner. Reisewege der Antike. Unterwegs im Römischen Reich. — Stuttgart: Theiss, 2003. — ISBN 3-8062-1670-3.
  • Henze, Anton. Kunstführer Rom. — Stuttgart: Reclam, 1994. — ISBN 3-15-010402-5.
  • Poeschel, Sabine. Rom. Kunst und Geschichte von der Antike bis zur Gegenwart. — München: Artemis, 1990. — 274-284 с. — ISBN 3-7608-0789-5.


Отрывок, характеризующий Аппиева дорога

– Вы ранены? – спросил он, едва удерживая дрожание нижней челюсти.
– Раны не здесь, а вот где! – сказал Кутузов, прижимая платок к раненой щеке и указывая на бегущих. – Остановите их! – крикнул он и в то же время, вероятно убедясь, что невозможно было их остановить, ударил лошадь и поехал вправо.
Вновь нахлынувшая толпа бегущих захватила его с собой и повлекла назад.
Войска бежали такой густой толпой, что, раз попавши в середину толпы, трудно было из нее выбраться. Кто кричал: «Пошел! что замешкался?» Кто тут же, оборачиваясь, стрелял в воздух; кто бил лошадь, на которой ехал сам Кутузов. С величайшим усилием выбравшись из потока толпы влево, Кутузов со свитой, уменьшенной более чем вдвое, поехал на звуки близких орудийных выстрелов. Выбравшись из толпы бегущих, князь Андрей, стараясь не отставать от Кутузова, увидал на спуске горы, в дыму, еще стрелявшую русскую батарею и подбегающих к ней французов. Повыше стояла русская пехота, не двигаясь ни вперед на помощь батарее, ни назад по одному направлению с бегущими. Генерал верхом отделился от этой пехоты и подъехал к Кутузову. Из свиты Кутузова осталось только четыре человека. Все были бледны и молча переглядывались.
– Остановите этих мерзавцев! – задыхаясь, проговорил Кутузов полковому командиру, указывая на бегущих; но в то же мгновение, как будто в наказание за эти слова, как рой птичек, со свистом пролетели пули по полку и свите Кутузова.
Французы атаковали батарею и, увидав Кутузова, выстрелили по нем. С этим залпом полковой командир схватился за ногу; упало несколько солдат, и подпрапорщик, стоявший с знаменем, выпустил его из рук; знамя зашаталось и упало, задержавшись на ружьях соседних солдат.
Солдаты без команды стали стрелять.
– Ооох! – с выражением отчаяния промычал Кутузов и оглянулся. – Болконский, – прошептал он дрожащим от сознания своего старческого бессилия голосом. – Болконский, – прошептал он, указывая на расстроенный батальон и на неприятеля, – что ж это?
Но прежде чем он договорил эти слова, князь Андрей, чувствуя слезы стыда и злобы, подступавшие ему к горлу, уже соскакивал с лошади и бежал к знамени.
– Ребята, вперед! – крикнул он детски пронзительно.
«Вот оно!» думал князь Андрей, схватив древко знамени и с наслаждением слыша свист пуль, очевидно, направленных именно против него. Несколько солдат упало.
– Ура! – закричал князь Андрей, едва удерживая в руках тяжелое знамя, и побежал вперед с несомненной уверенностью, что весь батальон побежит за ним.
Действительно, он пробежал один только несколько шагов. Тронулся один, другой солдат, и весь батальон с криком «ура!» побежал вперед и обогнал его. Унтер офицер батальона, подбежав, взял колебавшееся от тяжести в руках князя Андрея знамя, но тотчас же был убит. Князь Андрей опять схватил знамя и, волоча его за древко, бежал с батальоном. Впереди себя он видел наших артиллеристов, из которых одни дрались, другие бросали пушки и бежали к нему навстречу; он видел и французских пехотных солдат, которые хватали артиллерийских лошадей и поворачивали пушки. Князь Андрей с батальоном уже был в 20 ти шагах от орудий. Он слышал над собою неперестававший свист пуль, и беспрестанно справа и слева от него охали и падали солдаты. Но он не смотрел на них; он вглядывался только в то, что происходило впереди его – на батарее. Он ясно видел уже одну фигуру рыжего артиллериста с сбитым на бок кивером, тянущего с одной стороны банник, тогда как французский солдат тянул банник к себе за другую сторону. Князь Андрей видел уже ясно растерянное и вместе озлобленное выражение лиц этих двух людей, видимо, не понимавших того, что они делали.
«Что они делают? – думал князь Андрей, глядя на них: – зачем не бежит рыжий артиллерист, когда у него нет оружия? Зачем не колет его француз? Не успеет добежать, как француз вспомнит о ружье и заколет его».
Действительно, другой француз, с ружьем на перевес подбежал к борющимся, и участь рыжего артиллериста, всё еще не понимавшего того, что ожидает его, и с торжеством выдернувшего банник, должна была решиться. Но князь Андрей не видал, чем это кончилось. Как бы со всего размаха крепкой палкой кто то из ближайших солдат, как ему показалось, ударил его в голову. Немного это больно было, а главное, неприятно, потому что боль эта развлекала его и мешала ему видеть то, на что он смотрел.
«Что это? я падаю? у меня ноги подкашиваются», подумал он и упал на спину. Он раскрыл глаза, надеясь увидать, чем кончилась борьба французов с артиллеристами, и желая знать, убит или нет рыжий артиллерист, взяты или спасены пушки. Но он ничего не видал. Над ним не было ничего уже, кроме неба – высокого неба, не ясного, но всё таки неизмеримо высокого, с тихо ползущими по нем серыми облаками. «Как тихо, спокойно и торжественно, совсем не так, как я бежал, – подумал князь Андрей, – не так, как мы бежали, кричали и дрались; совсем не так, как с озлобленными и испуганными лицами тащили друг у друга банник француз и артиллерист, – совсем не так ползут облака по этому высокому бесконечному небу. Как же я не видал прежде этого высокого неба? И как я счастлив, я, что узнал его наконец. Да! всё пустое, всё обман, кроме этого бесконечного неба. Ничего, ничего нет, кроме его. Но и того даже нет, ничего нет, кроме тишины, успокоения. И слава Богу!…»


На правом фланге у Багратиона в 9 ть часов дело еще не начиналось. Не желая согласиться на требование Долгорукова начинать дело и желая отклонить от себя ответственность, князь Багратион предложил Долгорукову послать спросить о том главнокомандующего. Багратион знал, что, по расстоянию почти 10 ти верст, отделявшему один фланг от другого, ежели не убьют того, кого пошлют (что было очень вероятно), и ежели он даже и найдет главнокомандующего, что было весьма трудно, посланный не успеет вернуться раньше вечера.
Багратион оглянул свою свиту своими большими, ничего невыражающими, невыспавшимися глазами, и невольно замиравшее от волнения и надежды детское лицо Ростова первое бросилось ему в глаза. Он послал его.
– А ежели я встречу его величество прежде, чем главнокомандующего, ваше сиятельство? – сказал Ростов, держа руку у козырька.
– Можете передать его величеству, – поспешно перебивая Багратиона, сказал Долгоруков.
Сменившись из цепи, Ростов успел соснуть несколько часов перед утром и чувствовал себя веселым, смелым, решительным, с тою упругостью движений, уверенностью в свое счастие и в том расположении духа, в котором всё кажется легко, весело и возможно.
Все желания его исполнялись в это утро; давалось генеральное сражение, он участвовал в нем; мало того, он был ординарцем при храбрейшем генерале; мало того, он ехал с поручением к Кутузову, а может быть, и к самому государю. Утро было ясное, лошадь под ним была добрая. На душе его было радостно и счастливо. Получив приказание, он пустил лошадь и поскакал вдоль по линии. Сначала он ехал по линии Багратионовых войск, еще не вступавших в дело и стоявших неподвижно; потом он въехал в пространство, занимаемое кавалерией Уварова и здесь заметил уже передвижения и признаки приготовлений к делу; проехав кавалерию Уварова, он уже ясно услыхал звуки пушечной и орудийной стрельбы впереди себя. Стрельба всё усиливалась.
В свежем, утреннем воздухе раздавались уже, не как прежде в неравные промежутки, по два, по три выстрела и потом один или два орудийных выстрела, а по скатам гор, впереди Працена, слышались перекаты ружейной пальбы, перебиваемой такими частыми выстрелами из орудий, что иногда несколько пушечных выстрелов уже не отделялись друг от друга, а сливались в один общий гул.
Видно было, как по скатам дымки ружей как будто бегали, догоняя друг друга, и как дымы орудий клубились, расплывались и сливались одни с другими. Видны были, по блеску штыков между дымом, двигавшиеся массы пехоты и узкие полосы артиллерии с зелеными ящиками.
Ростов на пригорке остановил на минуту лошадь, чтобы рассмотреть то, что делалось; но как он ни напрягал внимание, он ничего не мог ни понять, ни разобрать из того, что делалось: двигались там в дыму какие то люди, двигались и спереди и сзади какие то холсты войск; но зачем? кто? куда? нельзя было понять. Вид этот и звуки эти не только не возбуждали в нем какого нибудь унылого или робкого чувства, но, напротив, придавали ему энергии и решительности.
«Ну, еще, еще наддай!» – обращался он мысленно к этим звукам и опять пускался скакать по линии, всё дальше и дальше проникая в область войск, уже вступивших в дело.
«Уж как это там будет, не знаю, а всё будет хорошо!» думал Ростов.
Проехав какие то австрийские войска, Ростов заметил, что следующая за тем часть линии (это была гвардия) уже вступила в дело.
«Тем лучше! посмотрю вблизи», подумал он.
Он поехал почти по передней линии. Несколько всадников скакали по направлению к нему. Это были наши лейб уланы, которые расстроенными рядами возвращались из атаки. Ростов миновал их, заметил невольно одного из них в крови и поскакал дальше.
«Мне до этого дела нет!» подумал он. Не успел он проехать нескольких сот шагов после этого, как влево от него, наперерез ему, показалась на всем протяжении поля огромная масса кавалеристов на вороных лошадях, в белых блестящих мундирах, которые рысью шли прямо на него. Ростов пустил лошадь во весь скок, для того чтоб уехать с дороги от этих кавалеристов, и он бы уехал от них, ежели бы они шли всё тем же аллюром, но они всё прибавляли хода, так что некоторые лошади уже скакали. Ростову всё слышнее и слышнее становился их топот и бряцание их оружия и виднее становились их лошади, фигуры и даже лица. Это были наши кавалергарды, шедшие в атаку на французскую кавалерию, подвигавшуюся им навстречу.
Кавалергарды скакали, но еще удерживая лошадей. Ростов уже видел их лица и услышал команду: «марш, марш!» произнесенную офицером, выпустившим во весь мах свою кровную лошадь. Ростов, опасаясь быть раздавленным или завлеченным в атаку на французов, скакал вдоль фронта, что было мочи у его лошади, и всё таки не успел миновать их.
Крайний кавалергард, огромный ростом рябой мужчина, злобно нахмурился, увидав перед собой Ростова, с которым он неминуемо должен был столкнуться. Этот кавалергард непременно сбил бы с ног Ростова с его Бедуином (Ростов сам себе казался таким маленьким и слабеньким в сравнении с этими громадными людьми и лошадьми), ежели бы он не догадался взмахнуть нагайкой в глаза кавалергардовой лошади. Вороная, тяжелая, пятивершковая лошадь шарахнулась, приложив уши; но рябой кавалергард всадил ей с размаху в бока огромные шпоры, и лошадь, взмахнув хвостом и вытянув шею, понеслась еще быстрее. Едва кавалергарды миновали Ростова, как он услыхал их крик: «Ура!» и оглянувшись увидал, что передние ряды их смешивались с чужими, вероятно французскими, кавалеристами в красных эполетах. Дальше нельзя было ничего видеть, потому что тотчас же после этого откуда то стали стрелять пушки, и всё застлалось дымом.
В ту минуту как кавалергарды, миновав его, скрылись в дыму, Ростов колебался, скакать ли ему за ними или ехать туда, куда ему нужно было. Это была та блестящая атака кавалергардов, которой удивлялись сами французы. Ростову страшно было слышать потом, что из всей этой массы огромных красавцев людей, из всех этих блестящих, на тысячных лошадях, богачей юношей, офицеров и юнкеров, проскакавших мимо его, после атаки осталось только осьмнадцать человек.
«Что мне завидовать, мое не уйдет, и я сейчас, может быть, увижу государя!» подумал Ростов и поскакал дальше.
Поровнявшись с гвардейской пехотой, он заметил, что чрез нее и около нее летали ядры, не столько потому, что он слышал звук ядер, сколько потому, что на лицах солдат он увидал беспокойство и на лицах офицеров – неестественную, воинственную торжественность.
Проезжая позади одной из линий пехотных гвардейских полков, он услыхал голос, назвавший его по имени.
– Ростов!
– Что? – откликнулся он, не узнавая Бориса.
– Каково? в первую линию попали! Наш полк в атаку ходил! – сказал Борис, улыбаясь той счастливой улыбкой, которая бывает у молодых людей, в первый раз побывавших в огне.
Ростов остановился.
– Вот как! – сказал он. – Ну что?
– Отбили! – оживленно сказал Борис, сделавшийся болтливым. – Ты можешь себе представить?
И Борис стал рассказывать, каким образом гвардия, ставши на место и увидав перед собой войска, приняла их за австрийцев и вдруг по ядрам, пущенным из этих войск, узнала, что она в первой линии, и неожиданно должна была вступить в дело. Ростов, не дослушав Бориса, тронул свою лошадь.
– Ты куда? – спросил Борис.
– К его величеству с поручением.
– Вот он! – сказал Борис, которому послышалось, что Ростову нужно было его высочество, вместо его величества.
И он указал ему на великого князя, который в ста шагах от них, в каске и в кавалергардском колете, с своими поднятыми плечами и нахмуренными бровями, что то кричал австрийскому белому и бледному офицеру.
– Да ведь это великий князь, а мне к главнокомандующему или к государю, – сказал Ростов и тронул было лошадь.
– Граф, граф! – кричал Берг, такой же оживленный, как и Борис, подбегая с другой стороны, – граф, я в правую руку ранен (говорил он, показывая кисть руки, окровавленную, обвязанную носовым платком) и остался во фронте. Граф, держу шпагу в левой руке: в нашей породе фон Бергов, граф, все были рыцари.
Берг еще что то говорил, но Ростов, не дослушав его, уже поехал дальше.
Проехав гвардию и пустой промежуток, Ростов, для того чтобы не попасть опять в первую линию, как он попал под атаку кавалергардов, поехал по линии резервов, далеко объезжая то место, где слышалась самая жаркая стрельба и канонада. Вдруг впереди себя и позади наших войск, в таком месте, где он никак не мог предполагать неприятеля, он услыхал близкую ружейную стрельбу.
«Что это может быть? – подумал Ростов. – Неприятель в тылу наших войск? Не может быть, – подумал Ростов, и ужас страха за себя и за исход всего сражения вдруг нашел на него. – Что бы это ни было, однако, – подумал он, – теперь уже нечего объезжать. Я должен искать главнокомандующего здесь, и ежели всё погибло, то и мое дело погибнуть со всеми вместе».
Дурное предчувствие, нашедшее вдруг на Ростова, подтверждалось всё более и более, чем дальше он въезжал в занятое толпами разнородных войск пространство, находящееся за деревнею Працом.
– Что такое? Что такое? По ком стреляют? Кто стреляет? – спрашивал Ростов, ровняясь с русскими и австрийскими солдатами, бежавшими перемешанными толпами наперерез его дороги.
– А чорт их знает? Всех побил! Пропадай всё! – отвечали ему по русски, по немецки и по чешски толпы бегущих и непонимавших точно так же, как и он, того, что тут делалось.
– Бей немцев! – кричал один.
– А чорт их дери, – изменников.
– Zum Henker diese Ruesen… [К чорту этих русских…] – что то ворчал немец.
Несколько раненых шли по дороге. Ругательства, крики, стоны сливались в один общий гул. Стрельба затихла и, как потом узнал Ростов, стреляли друг в друга русские и австрийские солдаты.
«Боже мой! что ж это такое? – думал Ростов. – И здесь, где всякую минуту государь может увидать их… Но нет, это, верно, только несколько мерзавцев. Это пройдет, это не то, это не может быть, – думал он. – Только поскорее, поскорее проехать их!»
Мысль о поражении и бегстве не могла притти в голову Ростову. Хотя он и видел французские орудия и войска именно на Праценской горе, на той самой, где ему велено было отыскивать главнокомандующего, он не мог и не хотел верить этому.


Около деревни Праца Ростову велено было искать Кутузова и государя. Но здесь не только не было их, но не было ни одного начальника, а были разнородные толпы расстроенных войск.
Он погонял уставшую уже лошадь, чтобы скорее проехать эти толпы, но чем дальше он подвигался, тем толпы становились расстроеннее. По большой дороге, на которую он выехал, толпились коляски, экипажи всех сортов, русские и австрийские солдаты, всех родов войск, раненые и нераненые. Всё это гудело и смешанно копошилось под мрачный звук летавших ядер с французских батарей, поставленных на Праценских высотах.
– Где государь? где Кутузов? – спрашивал Ростов у всех, кого мог остановить, и ни от кого не мог получить ответа.
Наконец, ухватив за воротник солдата, он заставил его ответить себе.
– Э! брат! Уж давно все там, вперед удрали! – сказал Ростову солдат, смеясь чему то и вырываясь.
Оставив этого солдата, который, очевидно, был пьян, Ростов остановил лошадь денщика или берейтора важного лица и стал расспрашивать его. Денщик объявил Ростову, что государя с час тому назад провезли во весь дух в карете по этой самой дороге, и что государь опасно ранен.
– Не может быть, – сказал Ростов, – верно, другой кто.
– Сам я видел, – сказал денщик с самоуверенной усмешкой. – Уж мне то пора знать государя: кажется, сколько раз в Петербурге вот так то видал. Бледный, пребледный в карете сидит. Четверню вороных как припустит, батюшки мои, мимо нас прогремел: пора, кажется, и царских лошадей и Илью Иваныча знать; кажется, с другим как с царем Илья кучер не ездит.
Ростов пустил его лошадь и хотел ехать дальше. Шедший мимо раненый офицер обратился к нему.
– Да вам кого нужно? – спросил офицер. – Главнокомандующего? Так убит ядром, в грудь убит при нашем полку.
– Не убит, ранен, – поправил другой офицер.
– Да кто? Кутузов? – спросил Ростов.
– Не Кутузов, а как бишь его, – ну, да всё одно, живых не много осталось. Вон туда ступайте, вон к той деревне, там всё начальство собралось, – сказал этот офицер, указывая на деревню Гостиерадек, и прошел мимо.
Ростов ехал шагом, не зная, зачем и к кому он теперь поедет. Государь ранен, сражение проиграно. Нельзя было не верить этому теперь. Ростов ехал по тому направлению, которое ему указали и по которому виднелись вдалеке башня и церковь. Куда ему было торопиться? Что ему было теперь говорить государю или Кутузову, ежели бы даже они и были живы и не ранены?
– Этой дорогой, ваше благородие, поезжайте, а тут прямо убьют, – закричал ему солдат. – Тут убьют!
– О! что говоришь! сказал другой. – Куда он поедет? Тут ближе.
Ростов задумался и поехал именно по тому направлению, где ему говорили, что убьют.
«Теперь всё равно: уж ежели государь ранен, неужели мне беречь себя?» думал он. Он въехал в то пространство, на котором более всего погибло людей, бегущих с Працена. Французы еще не занимали этого места, а русские, те, которые были живы или ранены, давно оставили его. На поле, как копны на хорошей пашне, лежало человек десять, пятнадцать убитых, раненых на каждой десятине места. Раненые сползались по два, по три вместе, и слышались неприятные, иногда притворные, как казалось Ростову, их крики и стоны. Ростов пустил лошадь рысью, чтобы не видать всех этих страдающих людей, и ему стало страшно. Он боялся не за свою жизнь, а за то мужество, которое ему нужно было и которое, он знал, не выдержит вида этих несчастных.
Французы, переставшие стрелять по этому, усеянному мертвыми и ранеными, полю, потому что уже никого на нем живого не было, увидав едущего по нем адъютанта, навели на него орудие и бросили несколько ядер. Чувство этих свистящих, страшных звуков и окружающие мертвецы слились для Ростова в одно впечатление ужаса и сожаления к себе. Ему вспомнилось последнее письмо матери. «Что бы она почувствовала, – подумал он, – коль бы она видела меня теперь здесь, на этом поле и с направленными на меня орудиями».
В деревне Гостиерадеке были хотя и спутанные, но в большем порядке русские войска, шедшие прочь с поля сражения. Сюда уже не доставали французские ядра, и звуки стрельбы казались далекими. Здесь все уже ясно видели и говорили, что сражение проиграно. К кому ни обращался Ростов, никто не мог сказать ему, ни где был государь, ни где был Кутузов. Одни говорили, что слух о ране государя справедлив, другие говорили, что нет, и объясняли этот ложный распространившийся слух тем, что, действительно, в карете государя проскакал назад с поля сражения бледный и испуганный обер гофмаршал граф Толстой, выехавший с другими в свите императора на поле сражения. Один офицер сказал Ростову, что за деревней, налево, он видел кого то из высшего начальства, и Ростов поехал туда, уже не надеясь найти кого нибудь, но для того только, чтобы перед самим собою очистить свою совесть. Проехав версты три и миновав последние русские войска, около огорода, окопанного канавой, Ростов увидал двух стоявших против канавы всадников. Один, с белым султаном на шляпе, показался почему то знакомым Ростову; другой, незнакомый всадник, на прекрасной рыжей лошади (лошадь эта показалась знакомою Ростову) подъехал к канаве, толкнул лошадь шпорами и, выпустив поводья, легко перепрыгнул через канаву огорода. Только земля осыпалась с насыпи от задних копыт лошади. Круто повернув лошадь, он опять назад перепрыгнул канаву и почтительно обратился к всаднику с белым султаном, очевидно, предлагая ему сделать то же. Всадник, которого фигура показалась знакома Ростову и почему то невольно приковала к себе его внимание, сделал отрицательный жест головой и рукой, и по этому жесту Ростов мгновенно узнал своего оплакиваемого, обожаемого государя.
«Но это не мог быть он, один посреди этого пустого поля», подумал Ростов. В это время Александр повернул голову, и Ростов увидал так живо врезавшиеся в его памяти любимые черты. Государь был бледен, щеки его впали и глаза ввалились; но тем больше прелести, кротости было в его чертах. Ростов был счастлив, убедившись в том, что слух о ране государя был несправедлив. Он был счастлив, что видел его. Он знал, что мог, даже должен был прямо обратиться к нему и передать то, что приказано было ему передать от Долгорукова.
Но как влюбленный юноша дрожит и млеет, не смея сказать того, о чем он мечтает ночи, и испуганно оглядывается, ища помощи или возможности отсрочки и бегства, когда наступила желанная минута, и он стоит наедине с ней, так и Ростов теперь, достигнув того, чего он желал больше всего на свете, не знал, как подступить к государю, и ему представлялись тысячи соображений, почему это было неудобно, неприлично и невозможно.
«Как! Я как будто рад случаю воспользоваться тем, что он один и в унынии. Ему неприятно и тяжело может показаться неизвестное лицо в эту минуту печали; потом, что я могу сказать ему теперь, когда при одном взгляде на него у меня замирает сердце и пересыхает во рту?» Ни одна из тех бесчисленных речей, которые он, обращая к государю, слагал в своем воображении, не приходила ему теперь в голову. Те речи большею частию держались совсем при других условиях, те говорились большею частию в минуту побед и торжеств и преимущественно на смертном одре от полученных ран, в то время как государь благодарил его за геройские поступки, и он, умирая, высказывал ему подтвержденную на деле любовь свою.
«Потом, что же я буду спрашивать государя об его приказаниях на правый фланг, когда уже теперь 4 й час вечера, и сражение проиграно? Нет, решительно я не должен подъезжать к нему. Не должен нарушать его задумчивость. Лучше умереть тысячу раз, чем получить от него дурной взгляд, дурное мнение», решил Ростов и с грустью и с отчаянием в сердце поехал прочь, беспрестанно оглядываясь на всё еще стоявшего в том же положении нерешительности государя.
В то время как Ростов делал эти соображения и печально отъезжал от государя, капитан фон Толь случайно наехал на то же место и, увидав государя, прямо подъехал к нему, предложил ему свои услуги и помог перейти пешком через канаву. Государь, желая отдохнуть и чувствуя себя нездоровым, сел под яблочное дерево, и Толь остановился подле него. Ростов издалека с завистью и раскаянием видел, как фон Толь что то долго и с жаром говорил государю, как государь, видимо, заплакав, закрыл глаза рукой и пожал руку Толю.
«И это я мог бы быть на его месте?» подумал про себя Ростов и, едва удерживая слезы сожаления об участи государя, в совершенном отчаянии поехал дальше, не зная, куда и зачем он теперь едет.
Его отчаяние было тем сильнее, что он чувствовал, что его собственная слабость была причиной его горя.
Он мог бы… не только мог бы, но он должен был подъехать к государю. И это был единственный случай показать государю свою преданность. И он не воспользовался им… «Что я наделал?» подумал он. И он повернул лошадь и поскакал назад к тому месту, где видел императора; но никого уже не было за канавой. Только ехали повозки и экипажи. От одного фурмана Ростов узнал, что Кутузовский штаб находится неподалеку в деревне, куда шли обозы. Ростов поехал за ними.
Впереди его шел берейтор Кутузова, ведя лошадей в попонах. За берейтором ехала повозка, и за повозкой шел старик дворовый, в картузе, полушубке и с кривыми ногами.
– Тит, а Тит! – сказал берейтор.
– Чего? – рассеянно отвечал старик.
– Тит! Ступай молотить.
– Э, дурак, тьфу! – сердито плюнув, сказал старик. Прошло несколько времени молчаливого движения, и повторилась опять та же шутка.
В пятом часу вечера сражение было проиграно на всех пунктах. Более ста орудий находилось уже во власти французов.
Пржебышевский с своим корпусом положил оружие. Другие колонны, растеряв около половины людей, отступали расстроенными, перемешанными толпами.
Остатки войск Ланжерона и Дохтурова, смешавшись, теснились около прудов на плотинах и берегах у деревни Аугеста.
В 6 м часу только у плотины Аугеста еще слышалась жаркая канонада одних французов, выстроивших многочисленные батареи на спуске Праценских высот и бивших по нашим отступающим войскам.
В арьергарде Дохтуров и другие, собирая батальоны, отстреливались от французской кавалерии, преследовавшей наших. Начинало смеркаться. На узкой плотине Аугеста, на которой столько лет мирно сиживал в колпаке старичок мельник с удочками, в то время как внук его, засучив рукава рубашки, перебирал в лейке серебряную трепещущую рыбу; на этой плотине, по которой столько лет мирно проезжали на своих парных возах, нагруженных пшеницей, в мохнатых шапках и синих куртках моравы и, запыленные мукой, с белыми возами уезжали по той же плотине, – на этой узкой плотине теперь между фурами и пушками, под лошадьми и между колес толпились обезображенные страхом смерти люди, давя друг друга, умирая, шагая через умирающих и убивая друг друга для того только, чтобы, пройдя несколько шагов, быть точно. так же убитыми.
Каждые десять секунд, нагнетая воздух, шлепало ядро или разрывалась граната в средине этой густой толпы, убивая и обрызгивая кровью тех, которые стояли близко. Долохов, раненый в руку, пешком с десятком солдат своей роты (он был уже офицер) и его полковой командир, верхом, представляли из себя остатки всего полка. Влекомые толпой, они втеснились во вход к плотине и, сжатые со всех сторон, остановились, потому что впереди упала лошадь под пушкой, и толпа вытаскивала ее. Одно ядро убило кого то сзади их, другое ударилось впереди и забрызгало кровью Долохова. Толпа отчаянно надвинулась, сжалась, тронулась несколько шагов и опять остановилась.
Пройти эти сто шагов, и, наверное, спасен; простоять еще две минуты, и погиб, наверное, думал каждый. Долохов, стоявший в середине толпы, рванулся к краю плотины, сбив с ног двух солдат, и сбежал на скользкий лед, покрывший пруд.
– Сворачивай, – закричал он, подпрыгивая по льду, который трещал под ним, – сворачивай! – кричал он на орудие. – Держит!…
Лед держал его, но гнулся и трещал, и очевидно было, что не только под орудием или толпой народа, но под ним одним он сейчас рухнется. На него смотрели и жались к берегу, не решаясь еще ступить на лед. Командир полка, стоявший верхом у въезда, поднял руку и раскрыл рот, обращаясь к Долохову. Вдруг одно из ядер так низко засвистело над толпой, что все нагнулись. Что то шлепнулось в мокрое, и генерал упал с лошадью в лужу крови. Никто не взглянул на генерала, не подумал поднять его.
– Пошел на лед! пошел по льду! Пошел! вороти! аль не слышишь! Пошел! – вдруг после ядра, попавшего в генерала, послышались бесчисленные голоса, сами не зная, что и зачем кричавшие.
Одно из задних орудий, вступавшее на плотину, своротило на лед. Толпы солдат с плотины стали сбегать на замерзший пруд. Под одним из передних солдат треснул лед, и одна нога ушла в воду; он хотел оправиться и провалился по пояс.
Ближайшие солдаты замялись, орудийный ездовой остановил свою лошадь, но сзади всё еще слышались крики: «Пошел на лед, что стал, пошел! пошел!» И крики ужаса послышались в толпе. Солдаты, окружавшие орудие, махали на лошадей и били их, чтобы они сворачивали и подвигались. Лошади тронулись с берега. Лед, державший пеших, рухнулся огромным куском, и человек сорок, бывших на льду, бросились кто вперед, кто назад, потопляя один другого.
Ядра всё так же равномерно свистели и шлепались на лед, в воду и чаще всего в толпу, покрывавшую плотину, пруды и берег.


На Праценской горе, на том самом месте, где он упал с древком знамени в руках, лежал князь Андрей Болконский, истекая кровью, и, сам не зная того, стонал тихим, жалостным и детским стоном.
К вечеру он перестал стонать и совершенно затих. Он не знал, как долго продолжалось его забытье. Вдруг он опять чувствовал себя живым и страдающим от жгучей и разрывающей что то боли в голове.
«Где оно, это высокое небо, которое я не знал до сих пор и увидал нынче?» было первою его мыслью. «И страдания этого я не знал также, – подумал он. – Да, я ничего, ничего не знал до сих пор. Но где я?»
Он стал прислушиваться и услыхал звуки приближающегося топота лошадей и звуки голосов, говоривших по французски. Он раскрыл глаза. Над ним было опять всё то же высокое небо с еще выше поднявшимися плывущими облаками, сквозь которые виднелась синеющая бесконечность. Он не поворачивал головы и не видал тех, которые, судя по звуку копыт и голосов, подъехали к нему и остановились.
Подъехавшие верховые были Наполеон, сопутствуемый двумя адъютантами. Бонапарте, объезжая поле сражения, отдавал последние приказания об усилении батарей стреляющих по плотине Аугеста и рассматривал убитых и раненых, оставшихся на поле сражения.
– De beaux hommes! [Красавцы!] – сказал Наполеон, глядя на убитого русского гренадера, который с уткнутым в землю лицом и почернелым затылком лежал на животе, откинув далеко одну уже закоченевшую руку.
– Les munitions des pieces de position sont epuisees, sire! [Батарейных зарядов больше нет, ваше величество!] – сказал в это время адъютант, приехавший с батарей, стрелявших по Аугесту.
– Faites avancer celles de la reserve, [Велите привезти из резервов,] – сказал Наполеон, и, отъехав несколько шагов, он остановился над князем Андреем, лежавшим навзничь с брошенным подле него древком знамени (знамя уже, как трофей, было взято французами).
– Voila une belle mort, [Вот прекрасная смерть,] – сказал Наполеон, глядя на Болконского.
Князь Андрей понял, что это было сказано о нем, и что говорит это Наполеон. Он слышал, как называли sire того, кто сказал эти слова. Но он слышал эти слова, как бы он слышал жужжание мухи. Он не только не интересовался ими, но он и не заметил, а тотчас же забыл их. Ему жгло голову; он чувствовал, что он исходит кровью, и он видел над собою далекое, высокое и вечное небо. Он знал, что это был Наполеон – его герой, но в эту минуту Наполеон казался ему столь маленьким, ничтожным человеком в сравнении с тем, что происходило теперь между его душой и этим высоким, бесконечным небом с бегущими по нем облаками. Ему было совершенно всё равно в эту минуту, кто бы ни стоял над ним, что бы ни говорил об нем; он рад был только тому, что остановились над ним люди, и желал только, чтоб эти люди помогли ему и возвратили бы его к жизни, которая казалась ему столь прекрасною, потому что он так иначе понимал ее теперь. Он собрал все свои силы, чтобы пошевелиться и произвести какой нибудь звук. Он слабо пошевелил ногою и произвел самого его разжалобивший, слабый, болезненный стон.
– А! он жив, – сказал Наполеон. – Поднять этого молодого человека, ce jeune homme, и свезти на перевязочный пункт!
Сказав это, Наполеон поехал дальше навстречу к маршалу Лану, который, сняв шляпу, улыбаясь и поздравляя с победой, подъезжал к императору.
Князь Андрей не помнил ничего дальше: он потерял сознание от страшной боли, которую причинили ему укладывание на носилки, толчки во время движения и сондирование раны на перевязочном пункте. Он очнулся уже только в конце дня, когда его, соединив с другими русскими ранеными и пленными офицерами, понесли в госпиталь. На этом передвижении он чувствовал себя несколько свежее и мог оглядываться и даже говорить.
Первые слова, которые он услыхал, когда очнулся, – были слова французского конвойного офицера, который поспешно говорил:
– Надо здесь остановиться: император сейчас проедет; ему доставит удовольствие видеть этих пленных господ.
– Нынче так много пленных, чуть не вся русская армия, что ему, вероятно, это наскучило, – сказал другой офицер.
– Ну, однако! Этот, говорят, командир всей гвардии императора Александра, – сказал первый, указывая на раненого русского офицера в белом кавалергардском мундире.
Болконский узнал князя Репнина, которого он встречал в петербургском свете. Рядом с ним стоял другой, 19 летний мальчик, тоже раненый кавалергардский офицер.
Бонапарте, подъехав галопом, остановил лошадь.
– Кто старший? – сказал он, увидав пленных.
Назвали полковника, князя Репнина.
– Вы командир кавалергардского полка императора Александра? – спросил Наполеон.
– Я командовал эскадроном, – отвечал Репнин.
– Ваш полк честно исполнил долг свой, – сказал Наполеон.
– Похвала великого полководца есть лучшая награда cолдату, – сказал Репнин.
– С удовольствием отдаю ее вам, – сказал Наполеон. – Кто этот молодой человек подле вас?
Князь Репнин назвал поручика Сухтелена.
Посмотрев на него, Наполеон сказал, улыбаясь:
– II est venu bien jeune se frotter a nous. [Молод же явился он состязаться с нами.]
– Молодость не мешает быть храбрым, – проговорил обрывающимся голосом Сухтелен.
– Прекрасный ответ, – сказал Наполеон. – Молодой человек, вы далеко пойдете!
Князь Андрей, для полноты трофея пленников выставленный также вперед, на глаза императору, не мог не привлечь его внимания. Наполеон, видимо, вспомнил, что он видел его на поле и, обращаясь к нему, употребил то самое наименование молодого человека – jeune homme, под которым Болконский в первый раз отразился в его памяти.
– Et vous, jeune homme? Ну, а вы, молодой человек? – обратился он к нему, – как вы себя чувствуете, mon brave?
Несмотря на то, что за пять минут перед этим князь Андрей мог сказать несколько слов солдатам, переносившим его, он теперь, прямо устремив свои глаза на Наполеона, молчал… Ему так ничтожны казались в эту минуту все интересы, занимавшие Наполеона, так мелочен казался ему сам герой его, с этим мелким тщеславием и радостью победы, в сравнении с тем высоким, справедливым и добрым небом, которое он видел и понял, – что он не мог отвечать ему.
Да и всё казалось так бесполезно и ничтожно в сравнении с тем строгим и величественным строем мысли, который вызывали в нем ослабление сил от истекшей крови, страдание и близкое ожидание смерти. Глядя в глаза Наполеону, князь Андрей думал о ничтожности величия, о ничтожности жизни, которой никто не мог понять значения, и о еще большем ничтожестве смерти, смысл которой никто не мог понять и объяснить из живущих.
Император, не дождавшись ответа, отвернулся и, отъезжая, обратился к одному из начальников:
– Пусть позаботятся об этих господах и свезут их в мой бивуак; пускай мой доктор Ларрей осмотрит их раны. До свидания, князь Репнин, – и он, тронув лошадь, галопом поехал дальше.
На лице его было сиянье самодовольства и счастия.
Солдаты, принесшие князя Андрея и снявшие с него попавшийся им золотой образок, навешенный на брата княжною Марьею, увидав ласковость, с которою обращался император с пленными, поспешили возвратить образок.
Князь Андрей не видал, кто и как надел его опять, но на груди его сверх мундира вдруг очутился образок на мелкой золотой цепочке.
«Хорошо бы это было, – подумал князь Андрей, взглянув на этот образок, который с таким чувством и благоговением навесила на него сестра, – хорошо бы это было, ежели бы всё было так ясно и просто, как оно кажется княжне Марье. Как хорошо бы было знать, где искать помощи в этой жизни и чего ждать после нее, там, за гробом! Как бы счастлив и спокоен я был, ежели бы мог сказать теперь: Господи, помилуй меня!… Но кому я скажу это! Или сила – неопределенная, непостижимая, к которой я не только не могу обращаться, но которой не могу выразить словами, – великое всё или ничего, – говорил он сам себе, – или это тот Бог, который вот здесь зашит, в этой ладонке, княжной Марьей? Ничего, ничего нет верного, кроме ничтожества всего того, что мне понятно, и величия чего то непонятного, но важнейшего!»
Носилки тронулись. При каждом толчке он опять чувствовал невыносимую боль; лихорадочное состояние усилилось, и он начинал бредить. Те мечтания об отце, жене, сестре и будущем сыне и нежность, которую он испытывал в ночь накануне сражения, фигура маленького, ничтожного Наполеона и над всем этим высокое небо, составляли главное основание его горячечных представлений.
Тихая жизнь и спокойное семейное счастие в Лысых Горах представлялись ему. Он уже наслаждался этим счастием, когда вдруг являлся маленький Напoлеон с своим безучастным, ограниченным и счастливым от несчастия других взглядом, и начинались сомнения, муки, и только небо обещало успокоение. К утру все мечтания смешались и слились в хаос и мрак беспамятства и забвения, которые гораздо вероятнее, по мнению самого Ларрея, доктора Наполеона, должны были разрешиться смертью, чем выздоровлением.
– C'est un sujet nerveux et bilieux, – сказал Ларрей, – il n'en rechappera pas. [Это человек нервный и желчный, он не выздоровеет.]
Князь Андрей, в числе других безнадежных раненых, был сдан на попечение жителей.


В начале 1806 года Николай Ростов вернулся в отпуск. Денисов ехал тоже домой в Воронеж, и Ростов уговорил его ехать с собой до Москвы и остановиться у них в доме. На предпоследней станции, встретив товарища, Денисов выпил с ним три бутылки вина и подъезжая к Москве, несмотря на ухабы дороги, не просыпался, лежа на дне перекладных саней, подле Ростова, который, по мере приближения к Москве, приходил все более и более в нетерпение.
«Скоро ли? Скоро ли? О, эти несносные улицы, лавки, калачи, фонари, извозчики!» думал Ростов, когда уже они записали свои отпуски на заставе и въехали в Москву.
– Денисов, приехали! Спит! – говорил он, всем телом подаваясь вперед, как будто он этим положением надеялся ускорить движение саней. Денисов не откликался.
– Вот он угол перекресток, где Захар извозчик стоит; вот он и Захар, и всё та же лошадь. Вот и лавочка, где пряники покупали. Скоро ли? Ну!
– К какому дому то? – спросил ямщик.
– Да вон на конце, к большому, как ты не видишь! Это наш дом, – говорил Ростов, – ведь это наш дом! Денисов! Денисов! Сейчас приедем.
Денисов поднял голову, откашлялся и ничего не ответил.
– Дмитрий, – обратился Ростов к лакею на облучке. – Ведь это у нас огонь?
– Так точно с и у папеньки в кабинете светится.
– Еще не ложились? А? как ты думаешь? Смотри же не забудь, тотчас достань мне новую венгерку, – прибавил Ростов, ощупывая новые усы. – Ну же пошел, – кричал он ямщику. – Да проснись же, Вася, – обращался он к Денисову, который опять опустил голову. – Да ну же, пошел, три целковых на водку, пошел! – закричал Ростов, когда уже сани были за три дома от подъезда. Ему казалось, что лошади не двигаются. Наконец сани взяли вправо к подъезду; над головой своей Ростов увидал знакомый карниз с отбитой штукатуркой, крыльцо, тротуарный столб. Он на ходу выскочил из саней и побежал в сени. Дом также стоял неподвижно, нерадушно, как будто ему дела не было до того, кто приехал в него. В сенях никого не было. «Боже мой! все ли благополучно?» подумал Ростов, с замиранием сердца останавливаясь на минуту и тотчас пускаясь бежать дальше по сеням и знакомым, покривившимся ступеням. Всё та же дверная ручка замка, за нечистоту которой сердилась графиня, также слабо отворялась. В передней горела одна сальная свеча.