Александра Датская

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Александра Датская
англ. Alexandra of Denmark
дат. Alexandra af Danmark
<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>

<tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Александра Датская, 1902 год</td></tr><tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr><tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Герб Александры Датской как королевы</td></tr>

Королева-консорт Великобритании и Ирландии
22 января 1901 года — 6 мая 1910 года
(под именем Александры Датской)
Коронация: 9 августа 1902 года
Предшественник: Альберт Саксен-Кобург-Готский
(как принц-консорт)
Преемник: Мария Текская
Императрица-консорт Индии
22 января 1901 года — 6 мая 1910 года
Предшественник: титул учреждён
Преемник: Мария Текская
 
Вероисповедание: лютеранствоангликанство
Рождение: 1 декабря 1844(1844-12-01)
Жёлтый дворец, Копенгаген, Королевство Дания
Смерть: 20 ноября 1925(1925-11-20) (80 лет)
Сандрингемский дворец, Норфолк, Великобритания
Место погребения: 28 ноября 1925
Часовня Святого Георга[en], Виндзорский замок, Виндзор, Великобритания
Род: ГлюксбургиСаксен-Кобург-Готская династияВиндзорская династия
Отец: Кристиан IX
Мать: Луиза Гессен-Кассельская
Супруг: Эдуард VII
Дети: Альберт Виктор, Георг V, Луиза, Виктория, Мод, Александр Джон
 
Монограмма:
 
Награды:

Алекса́ндра Кароли́на Мари́я Шарло́тта Луи́за Юлия Да́тская[1][2] (англ. Alexandra Caroline Marie Charlotte Louise Julia of Denmark; 1 декабря 1844, Жёлтый дворец, Копенгаген, Королевство Дания — 20 ноября 1925, Сандрингемский дворец, Норфолк, Великобритания) — датская принцесса, супруга Эдуарда VII, королева Великобритании и Ирландии, императрица Индии.

Происходила из немецкой династии Глюксбургов и была дочерью принца Кристиана и Луизы Гессен-Кассельской. Её отец по воле великих держав стал наследником бездетного датского короля Фредерика VII. В возрасте шестнадцати лет Александра была выбрана королевой Викторией в качестве супруги её старшего сына и наследника Альберта Эдуарда, принца Уэльского. Их свадьба состоялась в 1863 году и в этом же году её отец унаследовал датский престол. В браке Александра родила шесть детей, среди которых будущий король Георг V и королева Норвегии Мод.

Александра была популярна на своей новой родине за активную благотворительную и общественную деятельность, считалась законодательницей моды в стране. В политике она пыталась склонить мужа и правительство действовать в интересах Дании и Греции, однако эти попытки не были успешными; всю жизнь не испытывала симпатий к Германии и императору Вильгельму II, особенно во время Первой мировой войны. В 1901 году, после смерти королевы Виктории, супруги взошли на престол и правили до смерти Эдуарда VII в 1910 году.

Братьями Александры были датский король Фредерик VIII и греческий Георг I, а сестрой — российская императрица Мария Фёдоровна, мать Николая II, с которой английская королева поддерживала близкие отношения на протяжении всей жизни. Александра умерла после инфаркта в 1925 году и захоронена в Виндзорском замке рядом с супругом.





Ранние годы

Александра родилась 1 декабря 1844 года в Жёлтом дворце Копенгагена, рядом с королевским дворцовым комплексом Амалиенборг. Её родителями были немецкий принц Кристиан Шлезвиг-Гольштейн-Зондербург-Глюксбургский (1818—1906) и Луиза, принцесса Гессен-Кассельская (1817—1898)[2][3]. В семье уже был старший ребёнок принц Фредерик, позже появились младшие дети — Георг, Дагмар, Тира и Вальдемар. Несмотря на своё королевское происхождение семья Александры жила достаточно скромно. Оба родителя принцессы были правнуками датского короля Фредерика V и праправнуками британского короля Георга II. Среди близких родственников и друзей принцесса была известна под уменьшительным именем Аликс. Принц Кристиан получал около 800 фунтов стерлингов в год благодаря службе в датской армии. Семья проживала в Жёлтом дворце, который был отдан в пользование королём Кристианом VIII[4]. Когда Александра была маленькой девочкой, их дом часто посещал датский сказочник Ханс Кристиан Андрсен, рассказывавший детям свои истории[5][6].

В 1848 году король Кристиан VIII скончался. На престол вступил его единственный сын Фредерик VII. Новый король был женат дважды, но потомков не имел. В стране возник кризис преемственности престола. Фредерик был королём Дании и герцогом Шлезвиг-Гольштейна. В последнем действовал Салический закон, не дающий женщинам права вступать на престол. В Дании такого закона не было. В 1852 году великими державами была созвана конференция в Лондоне, где главной темой был датский вопрос. На конференции было принято решение, что принц Кристиан Шлезвиг-Гольштейн-Зондербург-Глюксбургский станет новым королём Дании и всех прочих владений короля Фредерика после смерти последнего. Кристиан, таким образом, обошёл других претендентов на престол, включая свою тёщу и родного брата жены[7].

Кристиану был пожалован титул принца Датского и вся семья переехала во дворец Бернсторф. Семья продолжала жить скромно и не принимала участия в придворной жизни. Кристиан и Луиза имели прохладные отношения с королём из-за неодобрения его третьего морганатического брака с актрисой Луизой Расмуссен[da][8].

Александра делила свою комнату с младшей сестрой Дагмар; дети сами шили одежду, заправляли постели и вместе садились за стол[9]. Александра и Дагмар вдвоём посещали занятия по плаванию, которыми руководила известная шведская пловчиха Нэнси Эдберг[sv][10]. Во дворце Бернсторфф прошли юные годы Александры; там её обучали английскому, французскому и немецкому языкам, основам религии. С раннего детства Александра была склонна к музыке, которой её обучала мать; рисовала и училась петь под руководством гувернанток. Будущая королева хорошо играла на пианино, позже освоила мандолину[11]. В сопровождении отца Александра часто совершала прогулки верхом на лошадях[12][6]. Во дворце Кристиансборг принцесса прошла обряд конфирмации[13]. Всю жизнь она была набожным человеком, а после переезда в Великобританию стала последователем Высокой церкви[14]. Впервые Александра приехала в Лондон в детстве вместе с матерью по приглашению герцогини Кембриджской[15].

Брак

С конца 1859 года, когда старшему сыну королевы Виктории и её супруга принца Альберта, принцу Уэльскому Альберту Эдуарду минуло 18 лет, родители стали искать ему подходящую супругу[1]. Британская королева попросила свою дочь, кронпринцессу Прусскую Викторию, подобрать подходящих немецких принцесс. Всего было выбрано несколько кандидаток, которые, по сообщению лондонских газет, «соответствовали положению, являлись протестантками и были моложе принца Уэльского»: Мария Нидерландская, Елизавета Видская, Анна Гессен-Дармштадтская, Александрина Прусская, Мария Гаспарина Саксен-Альтенбургская и принцесса Александра[16]. Королева и её сын встретились со всеми предполагаемыми невестами, но ни одна, кроме Александры, им не понравилась. Поначалу датскую принцессу королева Виктория даже не рассматривала из-за Шлезвиг-Гольштейнского вопроса, где большинство членов британской королевской семьи были на стороне Пруссии[17]. В итоге, доверившись хорошим рекомендациям своей дочери, британская королева и её супруг сделали выбор в пользу дочери принца Кристиана, назвав кандидатуру принцессы «единственной, которую мы выберем»[18]. Кроме британского королевского дома принцессу Александру рассматривали в качестве желанной супруги престолонаследника королева Нидерландов София Вюртембергская и российский император Александр II[19].

24 сентября 1861 года Виктория Прусская представила своего брата датской принцессе в немецком городе Шпайер. Берти, как называли его в семейном кругу, нашёл 16-летнюю принцессу «милой» и сказал, что перед тем, как он сделает окончательный выбор, она должна посетить Англию. Почти через год, в сентябре 1862 года, королева Виктория лично встретилась с принцессой в Королевском дворце Лакен, доме дяди Виктории короля бельгийского Леопольда I и была приятно удивлена её красотой и безупречной манерой поведения. 9 сентября (после романа Берти с ирландской актрисой Нелли Клифден[en] и смерти отца) он сделал предложение Александре[19][20][21][22]. В ноябре она приехала в Лондон, где королева смогла поближе познакомиться с ней. Виктории Александра понравилась и она сообщала дочери в Пруссию: «Как бы любил её драгоценный Альберт. Она такая хорошая, такая скромная, естественная»[23]. Спустя несколько месяцев Александра снова выехала в Великобританию на борту королевской яхты HMY Victoria and Albert II[en]. 15 января 1863 года в Копенгагене был подписан брачный договор[24]. 7 марта 1863 года она прибыла в прибрежный город Грейвзенд в графстве Кент[25][26].

10 марта 1863 года под руководством архиепископа Кентерберийского Чарльза Томаса Лонгли прошла свадебная церемония в часовне Святого Георга[en] Виндзорского замка. Выбор места проведения церемонии широко критиковался в обществе. Свадьба проходила в пригороде Лондона, куда большинство простых зрителей не смогли попасть. Многие приглашённые гости жаловались на слишком долгую дорогу. Со стороны невесты были приглашены лишь наиболее близкие родственники. Королевской двор тогда ещё находился в трауре по недавно скончавшемуся принцу Альберту. Все женщины на свадьбе были в серых, сиреневых или лиловых платьях[4], а сама королева наблюдала за церемонией венчания из эркера Екатерины Арагонской, расположенного над алтарём и не принимала участия в свадебном обеде[27]. Александра была одета в белое атласное платье и пышные юбки, которые поддерживал кринолин. Шлейф был сделан из серебряного муара. Платье было покрыто кружевом в четыре яруса, из которого также была сделана и фата[28]. К алтарю её вёл отец и герцог Кембриджский[29][30].

О своём браке Александра писала кронпринцессе Прусской: «Ты, наверное, думаешь, что я хочу стать женой твоего брата только из-за положения, но, даже если бы он был ковбоем, я бы полюбила его так же и не променяла ни на кого другого»[31][32]. Свой медовый месяц супруги провели в Осборн-хаусе на острове Уайт, где получили поздравления от студентов Итонского колледжа, включая Рэндольфа Черчилля[33]. Свадебным подарком королевы стал Сандрингемский дворец[34]. Альберт Эдуард подарил своей жене бриллиантовую тиару; от королевы Виктории она получила ожерелье, состоящее из опалов и бриллиантов; король Дании подарил Александре усыпанный бриллиантами золотой крест, который был копией креста королевы Дагмар Богемской[da], супруги датского монарха Вальдемара II[35].

К концу года отец Александры унаследовал датский престол, брат Георг стал королём Греции, а младшая сестра Дагмар была помолвлена с наследником российского престола, цесаревичем Николаем Александровичем. Король Дании продолжал бороться с Австрией и Пруссией за Шлезвиг-Гольштейн. Немецкие войска вторглись на территорию герцогства и захватили власть, уменьшив тем самым территорию Датского королевства на две пятых. К большому негодованию королевы Виктории и её дочери Виктории Прусской, Александра и Альберт Эдуард оказались на датской стороне. Нелюбовь к немцам, которую испытывали родители Александры и она сама, сохранилась у неё до конца жизни[6]. Несмотря на антинемецкие взгляды, датская принцесса была близкой подругой Виктории Прусской на протяжении почти 40 лет, вплоть до смерти последней в августе 1901 года от рака[36].

В начале 1864 года родился первенец супругов — Альберт Виктор[24]. Он появился на свет на два месяца раньше срока. Всего в браке Александра родила шесть детей. Считается, что все дети четы были рождены раньше срока. Биограф Ричард Хью[en] пишет, что Александра специально вводила в заблуждение свою свекровь о дате рождения ребёнка, чтобы та не смогла присутствовать при родах[37]. Миссис Блэкберн, служившая медсестрой в королевской семье, писала, что «она [Александра] была полна радости, когда дети вбегали в детскую; она надевала фланелевый фартук и сама купала детей, а потом наблюдала за ними, спящими в их маленьких постелях»[38]. Во время вынашивания третьего ребёнка принцесса Уэльская начала страдать от ревматоидных болей, вследствие чего у неё развилась хромота[39][40][31][41].

В обществе супруга наследника вела себя достойно и умела произвести на всех хорошее впечатление; дома была ласковой к родным, обладала чувством юмора[9][42]. Она свободно владела английским языком, но говорила на нём с сильным датским акцентом[31]. Александра любила танцы, катание на коньках и драйвинг[43]. К большому недовольству королевы Виктории она часто ездила на лошадях, что, по мнению королевы, могло препятствовать деторождению[44][45]. У королевы и её невестки периодически возникали ссоры из-за позиции принцессы по отношению к Пруссии. Александра категорически не поддерживала брак принцессы Елены, младшей сестры Берти, и немецкого принца Кристиана Шлезвиг-Гольштейнского, члена Августенбургского дома, претендовавшего на герцогский престол Шлезвиг-Гольштейна[6].

Принцесса Уэльская

Осень 1864 года королевская чета провела с официальным визитом по странам Скандинавского полуострова[46]. Супруги совершили поездку в Ирландию в апреле 1868 года. Александра только окрепла после перенесенных родов и начала снова ходить без помощь костылей, но уже была беременна четвёртым ребёнком[47]. Королевская чета провела шесть месяцев в заграничной поездке по Австрии, Египту, Греции. В Греции нанесли визит брату Александры королю Георгу I; ездили в Крым, где посетили территории, на которых велись боевые действия во время Крымской войны, а также гарем Исмаила-паши. В Турции принцесса Уэльская стала первой женщиной, которой было позволено сидеть рядом с султаном во время ужина[48].

Для Александры и её супруга Сандрингемский дворец был их любимой резиденцией; в Лондоне они проживали в Мальборо-хаусе. Многие биографы сходятся во мнении, что брак датской принцессы и английского престолонаследника был счастливым, подтверждениями чему служат шесть беременностей и интенсивная переписка с супругом на протяжении многих лет[49]. Однако биографы пишут, что Альберт Эдуард не уделял достаточно времени Александре и со временем их отношения стали прохладными. В 1871 году у него появились приступы брюшного тифа (причина смерти принца Альберта) и Александра ухаживала за супругом, что снова их сблизило[50][51]. Принц подвергался критике со стороны общества, не выражая поддержку своей жене во время приступов ревматизма[52]. На протяжении всего их брака у Альберта Эдуарда было множество любовниц, а том числе актрисы Лилли Лэнгрит и Сара Бернар, Дейзи Гренвилл, графиня Уорик[en], Агнесса Кейзер[en]. Связь со светской львицей Алисой Кеппел продолжалась последние 12 лет жизни Эдуарда. Из всех любовниц мужа Александра наиболее благосклонно относилась именно к Алисе[53]. Последней фаворитке, с разрешения Александры, было позволено навестить Эдуарда на смертном одре в 1910 году[54][55]. Сама Александра всю жизнь была верна супругу[56].

Александра страдала от наследственного отосклероза, который с годами сделал её практически глухой. Из-за болезни она всё чаще проводила время в кругу детей, ездила к родственникам в Данию и каталась на лошадях; всю жизнь Александра любила собак[57][58]. С начала 1870-х годов она стала большой любительницей фотографий, получая уроки от известного фотографа Фредерика Ральфа. Некоторые из её работ были представлены на выставке в 1897 году[59]. Последняя беременность принцессы Уэльской в 1871 году закончилась рождением сына Александра Джона, умершего на следующий день. Александра просила королеву скрыть смерть ребёнка от общества, но Виктория настаивала на объявлении официального траура при дворе. В прессе смерть ребёнка была описана как «несчастный выкидыш» и «отвратительный маскарад». Младенца похоронили в церкви Святой Марии Магдалины[en] на территории Сандрингема, в полной секретности, в отличие от его предков, которых хоронили на протяжении веков в Виндзорском замке[60].

В 1873 году принц и принцесса Уэльские принимали у себя в Мальборо-хаусе цесаревича Александра Александровича с супругой Марией Фёдоровной (сестрой Александры, первый жених которой, Николай, умер в 1865 году в Ницце) и старшими детьми[61]. Английские и русские родственники посещали театры, аристократические балы, королевские резиденции и несколько раз были на приёме у королевы Виктории[62]. На следующий год наследная чета отправилась в Санкт-Петербург, где младший брат Берти, Альфред, женился на единственной дочери императора Александра II, великой княжне Марии[63]. На протяжении восьми месяцев в 1875—76 годах принц Уэльский находился в путешествии по Индии; Александра, к её большому разочарованию, осталась дома. Альберт Эдуард, в сопровождении своих друзей-аристократов, проводил много времени, занимаясь охотой, стрельбой и посещая достопримечательности[64]. В том же году Александра стала одной из крёстных родителей своей племянницы Марии Эдинбургской, в будущем королевы Румынии[65]. В течение многих лет каждое лето Александра с мужем и детьми ездила в Данию, где в Фредериксборге собирались королевские родственники датских монархов со всей Европы[66].

Весну 1877 года Александра провела в Греции, куда поехала на лечение и в гости к брату-королю[67]. Во время Русско-турецкой войны принцесса Уэльская поддерживала Россию и выступала за пересмотр границ Османской империи и Греции в пользу последней[68]. Следующие три года её старшие сыновья, Альберт Виктор и Георг, провели в заграничной поездке по всему миру в рамках их службы в военно-морском флоте и общего образования. Прощаясь с сыновьями, Александра непрерывно рыдала и на протяжении всего их путешествия отправляла письма[69]. В 1881 году супруги отправились в Санкт-Петербург, где представляли британский королевский двор на коронации императора Александра III и императрицы Марии Фёдоровны. Находясь в России, Александра проводила всё своё время вместе с сестрой-царицей[70][71].

Как жена английского наследника трона, принцесса Уэльская выполняла множество общественных обязанностей. По словам королевы Виктории: «Александра взяла на себя общественные дела, избавив меня от напряжения и усталости. Она открывала базары, посещала концерты и больницы вместо меня… она никогда не жалуется, наоборот, пытается доказать, что это доставляет ей удовольствие, но для меня есть слишком утомительное занятие»[72]. Публика всегда приветствовала королевскую чету[73]. Однажды, во время визита в Ирландию в городе Корк, пара встретилась с недовольной толпой, состоявшую в большинстве своём из ирландских националистов. Собравшиеся освистали высоких гостей, размахивали палками и чёрными флагами. Александра, как писали британские газеты, несмотря на разъярённую толпу, была приветлива и улыбчива, а собравшихся людей охарактеризовала как «энтузиастов»[74]. В рамках того же ирландского визита Александра получила докторскую степень Тринити-колледжа в Дублине[75]. Особую озабоченность она проявляла в вопросах Королевской больницы[en], которую регулярно посещала. Там будущая королева лично познакомилась с Джозефом Мерриком, известным как «Человек-слон» из-за ужасных деформаций тела[76][77].

Смерть старшего сына в 1892 году стала большим ударом для принцессы Уэльской. Комнаты, где проживал принц, его личные вещи и портреты после смерти владельца, согласно распоряжению матери, остались в нетронутом виде, подобно тому, как было сделано королевой Викторией после смерти принца Альберта в 1861 году[78][79]. По поводу смерти старшего сына Александра сказала: «Я похоронила моего ангела, а вместе с ним и своё счастье»[80]. Сохранившиеся письма между матерью и детьми свидетельствуют о близких отношениях[81]. В 1894 году в Ливадии умер император Александр III. Племянник Александры, Николай Александрович, стал новым царём. Александра отправилась в Россию на два с половиной месяца, где всецело поддерживала родную сестру, тяжело переживавшую смерть супруга[82][83]. Вместе со своим мужем, отцом, братом и другими родственниками посетила похороны императора в Санкт-Петербурге[84]. Март и апрель 1896 года она провела на Лазурном берегу в компании своих дочерей, Виктории и недавно вышедшей замуж Мод, сестры Марии Фёдоровны и племянников, великих князей Георгия и Михаила[85]. В 1898 году умерла датская королева Луиза, мать Александры. 15 октября в присутствии многочисленных родственников она была захоронена в Роскилльском соборе[86].

Титул принцессы Уэльской Александра носила дольше, чем кто-либо до неё и после[87][29].

Королева

Правление

22 января 1901 года королева Виктория умерла. Альберт Эдуард, принявший тронное имя Эдуард VII, и Александра стали британскими монархами. В том же году новая королева стала первой с 1488 года дамой Ордена Подвязки[88][89]. Спустя два месяца принц Георг, герцог Йоркский, и его супруга Виктория Мария отправились в поездку по империи, оставив своих детей на попечении короля и королевы. Александра была крёстной матерью нескольких детей Георга: будущего короля Эдуарда VIII, Георга, герцога Кентского, и принцессы Марии, а также своего правнука — Аластера Коннаутского[65]. Церемонию коронации планировали провести в июне 1902 года после возвращения герцога Йоркского с супругой, однако она была перенесена из-за аппендицита, развившегося у Эдуарда. Королева присутствовала без мужа на военном параде и на королевских скачках в Аскоте[en][90]. Королю была проведена успешная операция под руководством хирурга Фредерика Тивза и после выздоровления Эдуарда супруги были коронованы[en] 9 августа 1902 года в Вестминстерском аббатстве Лондона. Новую корону[en], включавшую в себя знаменитый алмаз Кохинур, возложил на голову Александры архиепископ Йоркский Уильям Маклаган[en][91].

Круг обязанностей Александры после восшествия на престол расширился; она сохранила в должности большинство своих слуг и фрейлин. Многие годы ей служила леди Шарлотта Ноллис[en] в качестве личного секретаря и дамы опочивальни[en]. 10 декабря 1903, когда королева находилась в Сандрингеме, в комнате Шарлотты, которая находилась под личными покоями Александры, загорелась потолочная балка. Леди Ноллис подняла во дворце тревогу и лично вывела Александру в безопасное место, за что позже была награждена золотой медалью[92]. По словам великой герцогини Мекленбург-Стрелицкой: «Мы должны отдать должное старой Шарлотте, ведь именно она спасла королеве жизнь»[93]. 22—24 марта 1905 года королева в сопровождении младших дочерей и зятя, принца Карла Датского (будущего короля Норвегии), совершила официальную поездку в Португалию в ответ на прошлогодний визит португальских монархов в Великобританию. В первый день Александра встретилась с королевой Амелией и вдовствующей королевой Марией Пией. На следующий день в сопровождении принца Карла королева совершила прогулку по центру города без сопровождения охраны[94]. В последний день визита она посетила город Синтру вместе с зятем и обедала в обществе вдовствующей королевы. В тот же день гости отправились домой[95].

Зимой 1905—06 года герцог Йоркский с супругой снова уехали за границу в Британскую Индию, оставив внуков на попечение дедушки и бабушки[96]. Этой же зимой в возрасте 87 лет на руках у своей дочери Марии Фёдоровны умер король Датский Кристиан IX, отец Александры[97]. В 1907 году королева вместе с сестрой купили в Дании небольшую виллу Видёре[en], где проводили вместе много времени как частные лица[98]. В 1908 году королева с супругом и дочерью Викторией посетила с официальным визитом Российскую империю[99]. Весну 1909 года Эдуард VII, Александра и вдовствующая императрица провели в путешествии по Средиземному морю. Они посетили Италию, где совершили официальный визит к королю Виктору Эммануилу III и его супруге Елене[100].

Многие биографы пишут, что Александре умышленно не показывали многие государственные бумаги и ограничивали количество зарубежных визитов, чтобы она не смогла повлиять на политические решения мужа[101]. Королева выступала против любой попытки сближения с Германией, её экспансии и интересов на политической арене Европы. Например, в 1890 году Александра написала открытое послание британским министрам и военнослужащим, в котором призывала отменить обмен британского острова Гельголанд на немецкую колонию Занзибар. Она отметила, что остров имеет стратегическое значение для Великобритании и, в случае войны, он мог бы отразить немецкую агрессию[102]. Несмотря на усилия Александры, 1 июля 1890 года был подписан Занзибарский договор об обмене острова на колонию. Немцы укрепились на Гельголанде, и, по словам писателя Роберта Энсора[en], предсказанных Александрой, остров «стал краеугольным камнем в преступных действиях и обороне Германии на море»[103]. Немецкая газета Frankfurter Zeitung назвала королеву Александру и её сестру-императрицу «Центром международного антигерманского заговора»[104]. Александра всю жизнь не доверяла своему племяннику, германскому императору Вильгельму II, называя его «нашим внутренним врагом»[105].

В 1910 году Александра стала первой супругой британского монарха, которая присутствовала во время дебатов Палаты общин Великобритании. В течение двух часов она сидела в галерее для женщин, в то время, как обсуждался законопроект парламента[en] об отмене права палаты лордов налагать своё вето на законопроекты[106]. В частном порядке Александра высказала своё несогласие с его принятием[107]. Вскоре после этого она уехала на греческий остров Корфу, где навестила брата. Находясь на отдыхе, она получила известие об ухудшении здоровья короля и немедленно выехала в Лондон. Она прибыла за несколько часов до его кончины, которая случилась ночью 6 мая. Королева лично вводила ему кислород из баллона для облегчения дыхания[108]. Александра сообщала придворному Фредерику Понсонби[en]: «Я чувствую себя как камень, не способный дышать, не в силах плакать и понять, что происходит на самом деле»[109]. После его смерти она переехала из Букингемского дворца в Мальборо-хаус, сохранив за собой Сандрингем[110][111].

Вдовство

Будучи вдовой, Александра стала королевой-матерью при новом короле Георге V. С 1910 года и до конца жизни она носила титул Её Величество королева Александра. Первые месяцы после смерти супруга Александра не участвовала в общественной жизни и уединённо жила в Сандрингеме, где её посещали только самые близкие друзья и родственники[112]. На коронации сына в следующем году она не присутствовала. Вдовствующая королева вскоре вернулась к своим обязанностям. Она занималась вопросами образования, здоровья, благотворительности и сестринского дела. С 1912 года ежегодно проводится день Александры Роуз[en] — праздник, приуроченный к 50-летию приезда датской принцессы в Великобританию. В этот день, сделанные людьми с ограниченными возможностями искусственные розы выставлялись на продажу, а вырученные деньги направлялись в помощь женщинам-волонтёрам, работавшим в больницах. Сейчас проведение мероприятия возложено на правнучку королевы, принцессу Александру Кентскую[113]. После смерти мужа королева так охарактеризовала свою публичную жизнь: «Я не сдамся. Я буду идти вперёд. Я буду работать до конца»[114].

Во время Первой мировой войны обычай вывешивания знамён иностранных монархов и принцев, возведённых в рыцарское достоинство Ордена Подвязки в часовне Святого Георга в Виндзорском замке, подвергся жёсткой общественной критике из-за того, что многие из немецких кавалеров ордена воевали против Великобритании. Королева-мать присоединилась к требованию «сорвать эти ужасные немецкие знамёна»[115]. Под общественным нажимом король снял знаки отличия всех немецких кавалеров. Александра, однако, защищала гессенских родственников королевской семьи, которые, по её мнению, были «лишь солдатами или подчиненными, выполнявшие приказы этого жестокого германского императора»[115]. Королева была против увольнения с поста первого морского лорда принца Людвига Баттенбергского ввиду его немецкого происхождения[116]. В военное время она регулярно посещала больницы и госпитали, где общалась с солдатами. 19 января 1915 года, когда королева находилась в Сандрингеме, окрестности дворца подверглись бомбометанию с цеппелина[117]. Летом 1918 года племянник Александры, бывший российский император Николай II, его жена (которая приходилась родной племянницей королю Эдуарду VII), их дети и слуги были расстреляны большевиками в Итапьевском доме Екатеринбурга. Вдовствующая королева просила короля Георга поспособствовать спасению своей сестры, которая тогда вместе с дочерьми и другими Романовыми находилась в Крыму. В марте 1919 года на специально посланном за Марией Фёдоровной линкоре HMS Marlborough находившиеся в Крыму Романовы были вывезены за границу[118]. 8 мая Александра встретилась с сестрой в Лондоне[119][120]. Благодаря усилиям королевы, для её сестры был образован специальный фонд, из которого она получала от английского короля пособие в размере 10 000 фунтов стерлингов в год[121][6]. Особую заботу королева Александра проявляла в отношении её младшего внука принца Джона, страдавшего эпилепсией и живущего уединённо со своей няней. В отличие от родителей, королева часто виделась с внуком в Сандрингеме вплоть до его смерти в 1919 году[120]. Молодой принц был захоронен рядом с умершим в младенчестве сыном Александры в церкви Святой Марии Магдалины[122].

В начале 1920-х годов вдовствующая королева посетила несколько семейных свадеб, в том числе, в сопровождении сестры-императрицы, своего внука Георга, герцога Йоркского и леди Елизаветы Боуз-Лайон, будущих короля и королевы[123]. Многие из приближённых утверждали, что после войны королева-мать сильно состарилась, чего не было заметно в довоенные годы[124]. Она стала надевать тёмные вуали и наносила на лицо толстый слой макияжа; её лицо из-за этого, как писали, казалось «похожим на эмаль»[9]. Александра больше не покидала Британские острова. В 1920 году у неё случился разрыв кровеносного сосуда в глазу, из-за чего на некоторое время ухудшилось зрение[125]. К концу жизни королева страдала амнезией и имела проблемы с речью[126]. На протяжении всего периода вдовства с ней находилась её средняя дочь принцесса Виктория, часто приезжала и сестра, которая после отъезда из Крыма жила в Дании на вилле Видёре[118][127]. Близким другом вдовствующей королевы была греческая королева Ольга, которая тогда жила в Лондоне вместе с дочерью Марией[128]. 15 ноября 1925 года королева в последний раз совершила небольшую поездку по окрестностям Сандрингема. На следующий день был выпущен официальный бюллетень, где сообщалось, что Александра перенесла несколько сердечных приступов. Она умерла 20 ноября 1925 года в Сандрингеме в окружении короля, королевы и их детей[129]. Захоронена рядом с супругом в часовне Святого Георга в Виндзорском замке[2].

Наследие

8 июня 1932 года в день Александры Роуз[en] был открыт Мемориал королевы Александры[en] в Лондоне работы скульптора Альфреда Гилберта[en][130]. Во время открытия памятника была исполнена специально подготовленная для этого случая ода. Музыку на слова поэта Джона Мейсфилда написал известный английский композитор и мастер королевской музыки Эдуард Элгар[131].

После переезда в Великобританию Александра сумела быстро завоевать популярность среди британского народа[9][132][133]. В год бракосочетания с английским престолонаследников в честь новой принцессы Уэльской был назван недавно выстроенный Народный дворец и прилегающий к нему парк. Большой Лондон насчитывает около 67 дорог и улиц, носящих имя британской королевы[134]. На свои собственные сбережения Александра отправила судно, названное в её честь, на помощь раненным во время Восстания махдистов. В 1897 году состоялось празднование бриллиантового юбилея восшествия на престол королевы Виктории. Под руководством Александры был устроен обед для 40 000 жителей Великобритании из бедных семей. Во время Англо-бурской войны она отправила в Африку госпитальное судно, которое носило имя «Принцесса Уэльская»[59]. В память о королеве в лондонской Королевской больнице установлена статуя Александры в полный рост[135].

Обязанность ведения финансов королевской четы, в которых Александра ничего не понимала[136], было возложена на сэра Дитона Пробина[en]. Со слов её внука Эдуарда, герцога Виндзорского: «Щедрость королевы иногда вызывала недоумение её финансовых консультантов. Всякий раз, когда она получала письмо с просьбой помочь материально, королева немедленно высылала деньги, даже не удостоверившись, действительно ли отправитель нуждается в них»[137]. Александра не обращала никакого внимания на протесты со стороны служащих о её расточительности и часто отмахивалась от них или делала вид, что не слышит[138].

Всю жизнь Александра скрывала от общественности небольшой шрам на шее, вероятно, появившейся из-за перенесённой в детстве операции[139]. Она надевала чокер или платья с высокими воротниками, чтобы скрыть недостаток. Благодаря Александре чокер стал популярен в британском обществе и вошёл в моду более, чем на 50 лет[140]. Влияние Александры в моде было настолько велико, что после того, как в 1867 году она перенесла сильный приступ ревматизма и стала хромать[141], этот недуг стали копировать многие женщины, назвав его «Хромота Александры»[31]. Она носила одежду британской модного дома Редферн[en], покупала вещи в Париже у Жака Дусе или дома Фромонт. Александра сама штопала свои чулки, а её старые платья использовались для обшивки мебели[142].

Рождённая в 1926 году правнучка Александры, принцесса Елизавета Александра Мария Йоркская, будущая Елизавета II, получила своё второе имя в честь неё[143].

В культуре

Королева Александра была изображена в нескольких британских сериалах и фильмах: «Эдуард Седьмой[en]» (1975; роль исполнили Дебора Гранд[en] и Хелен Райан[en][144]), «Лилли[en]» (1978; роль исполнила Анна Фирбенк[en][145]), «Человек-слон» (1980; роль исполнила Хелен Райан[en][146]), «Миссис Браун» (1997; роль исполнила Сара Стюарт[en][147]), «Вся королевская рать[en]» (1999; роль исполнила Мэгги Смит[148]), «Страсть[en]» (1999; роль исполнила Джулия Блейк[en][149]), «Потерянный принц» (2003; роль исполнила Биби Андерссон[150]).

Маргарет Локвуд исполнила свою последнюю роль королевы Александры в постановке Ройса Райтона[en] «Мамочка» в 1980 году[151].

Дети

В браке с королём Эдуардом VII Александра родила шесть детей[152][31][153]:

Герб, титулы и генеалогия

Герб

Герб Александры Датской основан на гербе её мужа, объединённом с гербом её отца[157]. Щит увенчан короной святого Эдуарда. Щитодержатели: на зелёной лужайке золотой, вооружённый червленью и коронованный такой же короной леопард [восстающий лев настороже] и бородатый дикарь [лесной человек] с дубиной[158][159].

Щит дамский (ромбический), разделён надвое: справа — английский королевский (начетверо: в 1-й и 4-й частях в червлёном поле три золотых вооружённых лазурью леопарда (идущих льва настороже), один над другим (Англия); во второй части в золотом поле червлёный, вооруженный лазурью лев, окружённый двойной процветшей и противопроцветшей внутренней каймой [Шотландия]; в третьей части в лазоревом поле золотая с серебряными струнами арфа [Ирландия])[160]. Щит окружён лентой ордена Подвязки: в лазоревом поле золотая надпись Honi soit qui mal y pense [«Пусть стыдится подумавший плохо об этом»].

Слева герб Глюксбургов: щит четверочастный, разделён серебряным крестом на червлёном фоне (Даннеброг). В первой части в золотом поле три коронованных лазоревых леопарда [идущих льва настороже], вооружённых червленью и окружённые червлёными сердцами [Дания]. Во второй части в золотом поле два лазоревых леопарда [идущих льва настороже], вооружённых червленью [Шлезвиг]. В третьей части натрое: в первой части в лазоревом поле три золотые короны [Кальмарская уния]; во второй — в червлёном поле серебряный щиток, коронованный золотом; в третьей надвое — вверху в лазоревом поле серебряный баран, вооружённый золотом [Фарерские острова], снизу в лазоревом поле серебряный белый медведь [Гренландия]. В четвёртой части надвое: вверху в золотом поле лазоревый леопард [идущий лев настороже], вооружённых червленью и крадущийся по девяти червлёным сердцам [Царство готов], внизу в червлёном поле золотой коронованный золотом дракон [Царство вандалов]). Щит увенчан щитком (четверочастный щит; в первой части в червлёном поле пересечённый щиток (серебро — вверху, червлень — внизу) в окружении частей листа крапивы [Гольштейн]; во второй части в червлёном поле серебряный лебедь, увенчанный наподобие ошейника золотой короной; в третьей — в червлёном поле серебряный всадник в латах на серебряном же коне с поднятым в правой руке над головой мечом того же металла, в левой руке лазоревый щит с золотым двойным крестом, седло и узда лазоревые, рукоятка меча, стремена, соединения упряжи и другие детали — золотые (Погоня); в четвёртой — в червлёном поле золотая лошадиная голова), поверх которого также располагается щиток (щит рассечён; слева — в золотом поле два червлёных пояса [Ольденбурги], справа — в лазоревом поле золотой крест [Дельменхорста])[158].

Титулы

  • 1 декабря 1844 — 31 июля 1853: Её Высочество принцесса Шлезвиг-Гольштейн-Зонденбург-Глюксбургская[3]
  • 31 июля 1853 — 21 декабря 1858: Её Высочество принцесса Датская[3]
  • 21 декабря 1858 — 10 марта 1863: Её Королевское Высочество принцесса Датская[3]
  • 10 марта 1863 — 22 января 1901: Её Королевское Высочество принцесса Уэльская
  • 22 января 1901 — 6 мая 1910: Её Величество королева Великобритании и Ирландии, императрица Индии[89]
  • 6 мая 1910 — 20 ноября 1925: Её Величество королева Александра

Генеалогия

Предки Александры Датской
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
16. Карл Антон Август Шлезвиг-Гольштейн-Зондербург-Бекский (1727—1759)
 
 
 
 
 
 
 
8. Фридрих Карл Людвиг (1757—1816)
Герцог Шлезвиг-Гольштейн-Зондербург-Бекский
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
17. Фридерика Дона-Шлобиттен (1738—1786)
 
 
 
 
 
 
 
4. Фридрих Вильгельм (1785—1831)
Герцог Шлезвиг-Гольштейн-Зондербург-Глюксбургский
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
18. Карл Леопольд фон Шлибен (1723—1788)
 
 
 
 
 
 
 
9. Фредерика фон Шлибен (1757—1827)
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
19. Мария Элеонора фон Лендорф (1722—1800)
 
 
 
 
 
 
 
2. Кристиан IX (1818—1906)
Король Дании
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
20. Фридрих II (1720—1785)
Ландграф Гессен-Кассельский
 
 
 
 
 
 
 
10. Карл (1744—1836)
Ландграф Гессен-Кассельский
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
21. Мария Великобританская (1723—1772)
 
 
 
 
 
 
 
5. Луиза Каролина Гессен-Кассельская (1789—1867)
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
22. Фредерик V (1723—1766)
Король Дании и Норвегии
 
 
 
 
 
 
 
11. Луиза Датская (1750—1831)
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
23. Луиза Великобританская (1724—1751)
 
 
 
 
 
 
 
1. Александра Датская
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
24. Фридрих II (1720—1785)
Ландграф Гессен-Кассельский
 
 
 
 
 
 
 
12. Фридрих (1747—1837)
Ландграф Гессен-Кассельский
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
25. Мария Великобританская (1723—1772)
 
 
 
 
 
 
 
6. Вильгельм (1787—1867)
Ландграф Гессен-Кассельский
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
26. Карл Вильгельм Нассау-Узингенский[de] (1735—1803)
 
 
 
 
 
 
 
13. Каролина Нассау-Узингенская (1762—1823)
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
27. Каролина Фелицитас Лейнинген-Дагсбурская[en] (1734—1810)
 
 
 
 
 
 
 
3. Луиза Гессен-Кассельская (1817—1898)
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
28. Фредерик V (1723—1766)
Король Дании и Норвегии
 
 
 
 
 
 
 
14. Фредерик (1753—1805)
Наследный принц Датский и Норвежский
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
29. Юлиана Мария Брауншвейг-Вольфенбюттельская (1729—1796)
 
 
 
 
 
 
 
7. Луиза Шарлотта Датская (1789—1864)
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
30. Людвиг Мекленбургский (1725—1776)
Наследный принц Мекленбург-Шверинский
 
 
 
 
 
 
 
15. София Фридерика Мекленбургская (1758—1794)
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
31. Шарлотта София Саксен-Кобург-Заальфельдская (1731—1810)
 
 
 
 
 
 
</center>

Напишите отзыв о статье "Александра Датская"

Примечания

  1. 1 2 Rappaport, 2003, p. 21.
  2. 1 2 3 [thepeerage.com/p10066.htm#i100659 Alexandra Caroline Marie Charlotte Louise Julia zu Schleswig-Holstein-Sonderburg-Glücksburg, Princess of Denmark] (англ.). — Профиль Александры Датской на Thepeerage.com. Проверено 2 июня 2016.
  3. 1 2 3 4 Montgomery-Massingberd, 1977, pp. 69—70.
  4. 1 2 Duff, 1980, pp. 48—50.
  5. Duff, 1980, p. 18.
  6. 1 2 3 4 5 Purdue, A. W. [www.oxforddnb.com/view/article/30375 Alexandra] (англ.). Oxford University Press. — Статья об Александре Датской на Oxford Dictionary of National Biography. Проверено 2 июня 2016.
  7. Battiscombe, 1969, p. 8.
  8. Duff, 1980, pp. 19—20.
  9. 1 2 3 4 Priestley, 1970, p. 17.
  10. [www.ub.gu.se/fasta/laban/erez/kvinnohistoriska/tidskrifter/idun/1890/pdf/1890_15.pdf Nancy Edberg] (швед.) // Idun. — 1890. — 1 april (nr. 15 (121)). — S. 173—174.
  11. Williamson, 2012, p. 178.
  12. Rappaport, 2003, pp. 21—22.
  13. Duff, 1980, p. 21.
  14. Battiscombe, 1969, pp. 125, 176.
  15. Williamson, 2012, p. 21.
  16. Meyrick, 1906, pp. 369—370.
  17. Прокофьева&Скуратовская, 2012, с. 215.
  18. Duff, 1980, p. 31.
  19. 1 2 Rappaport, 2003, p. 22.
  20. Duff, 1980, p. 43.
  21. Battiscombe, 1969, pp. 27—37.
  22. Bentley-Cranch, 1992, p. 44.
  23. Кларк, 2015, с. 80—81.
  24. 1 2 Williamson, 2012, p. 28.
  25. Генри Нельсон О'Нил[en]. [www.npg.org.uk/collections/search/portrait.php?search=ss&sText=Alexandra+of+Denmark&LinkID=mp00072&rNo=0&role=sit# The Landing of HRH The Princess Alexandra at Gravesend, 7th March 1863] (англ.). Королевская коллекция. — Прибытие ЕКВ принцессы Александры Датской в Грейвзенд, 7 марта 1863 года. Проверено 2 июня 2016.
  26. Прокофьева&Скуратовская, 2012, с. 216.
  27. Кларк, 2015, с. 85—86.
  28. Прокофьева&Скуратовская, 2012, с. 217.
  29. 1 2 Прокофьева&Скуратовская, 2012, с. 219.
  30. Williamson, 2012, p. 25.
  31. 1 2 3 4 5 Rappaport, 2003, p. 24.
  32. Кларк, 2015, с. 81.
  33. Duff, 1980, p. 60.
  34. Lehman, 2011, p. 624.
  35. Прокофьева&Скуратовская, 2012, с. 218.
  36. Duff, 1980, p. 277.
  37. Hough, 1992, p. 116.
  38. Duff, 1980, p. 115.
  39. Battiscombe, 1969, pp. 82—86.
  40. Duff, 1980, pp. 73, 81.
  41. Кларк, 2015, с. 94.
  42. Battiscombe, 1969, pp. 127, 222—223.
  43. Duff, 1980, p. 143.
  44. Hough, 1992, p. 143.
  45. Кларк, 2015, с. 88.
  46. Кларк, 2015, с. 97.
  47. Battiscombe, 1969, p. 94.
  48. Duff, 1980, pp. 93—100.
  49. Battiscombe, 1969, p. 110.
  50. Duff, 1980, p. 111.
  51. Battiscombe, 1969, pp. 109—110.
  52. Hough, 1992, pp. 132—134.
  53. Aronson, 1988, p. 195.
  54. Battiscombe, 1969, p. 271.
  55. Priestley, 1970, p. 18, 180.
  56. Battiscombe, 1969, pp. 100—101.
  57. Battiscombe, 1969, p. 88.
  58. Duff, 1980, p. 82.
  59. 1 2 Rappaport, 2003, p. 25.
  60. 1 2 Duff, 1980, p. 85.
  61. Battiscombe, 1969, pp. 127—128.
  62. Боханов, 2013, с. 273—275.
  63. Battiscombe, 1969, p. 128.
  64. Duff, 1980, pp. 132—135.
  65. 1 2 [users.uniserve.com/~canyon/christenings.htm#Christenings Christenings of the Royal Family] (англ.). — Крестины в королевской семье.
  66. Williamson, 2012, pp. 95—96.
  67. Battiscombe, 1969, p. 136.
  68. Battiscombe, 1969, pp. 150—152.
  69. Battiscombe, 1969, pp. 155—156.
  70. Battiscombe, 1969, pp. 157—160.
  71. Duff, 1980, p. 131.
  72. Duff, 1980, p. 146.
  73. Battiscombe, 1969, p. 166.
  74. Battiscombe, 1969, p. 168.
  75. Battiscombe, 1969, p. 167.
  76. Duff, 1980, pp. 148—151.
  77. Battiscombe, 1969, pp. 257—258.
  78. Battiscombe, 1969, pp. 189—193, 197.
  79. Duff, 1980, p. 184.
  80. Duff, 1980, p. 186.
  81. Battiscombe, 1969, pp. 141—142.
  82. Battiscombe, 1969, p. 205.
  83. Duff, 1980, pp. 196—197.
  84. Боханов, 2008, с. 159.
  85. Боханов, 2013, с. 314.
  86. Williamson, 2012, pp. 89—90.
  87. Lehman, 2011, p. 626.
  88. Duff, 1980, pp. 215—216.
  89. 1 2 Weir, 2008, p. 319.
  90. Battiscombe, 1969, pp. 243—244.
  91. Battiscombe, 1969, p. 249.
  92. Obituary: Miss Charlotte Knollys (англ.) // The Times : газета. — 1930. — 2 April. — P. 12.
  93. Battiscombe, 1969, p. 253.
  94. Nobre, 2002, pp. 122—123.
  95. Nobre, 2002, p. 125.
  96. Battiscombe, 1969, p. 258.
  97. Боханов, 2013, с. 325.
  98. Battiscombe, 1969, p. 262.
  99. Боханов, 2008, с. 348.
  100. Боханов, 2008, с. 347.
  101. Duff, 1980, pp. 225—227.
  102. Battiscombe, 1969, pp. 176—179.
  103. Ensor, 1936, p. 194.
  104. Duff, 1980, p. 234.
  105. Duff, 1980, pp. 207, 239.
  106. Battiscombe, 1969, p. 269.
  107. Battiscombe, 1969, p. 278.
  108. Duff, 1980, pp. 249—250.
  109. Duff, 1980, p. 251.
  110. Battiscombe, 1969, p. 274.
  111. Эдуард, герцог Виндзорский, 1951, p. 77.
  112. Duff, 1980, p. 252.
  113. Duff, 1980, pp. 251—257, 260.
  114. Duff, 1980, p. 257.
  115. 1 2 Battiscombe, 1969, p. 285.
  116. Duff, 1980, p. 268.
  117. Duff, 1980, pp. 269.
  118. 1 2 Lehman, 2011, p. 628.
  119. Боханов, 2008, с. 241.
  120. 1 2 Duff, 1980, pp. 285—286.
  121. Боханов, 2013, с. 387.
  122. Duff, 1980, p. 293.
  123. Duff, 1980, pp. 288—289.
  124. Battiscombe, 1969, pp. 206, 216—217, 232, 296.
  125. Battiscombe, 1969, p. 299.
  126. Battiscombe, 1969, pp. 301—302.
  127. Боханов, 2013, с. 385.
  128. Duff, 1980, p. 290.
  129. Duff, 1980, pp. 294—295.
  130. Dorment, Richard [www.burlington.org.uk/archive/back-issues/198001 Alfred Gilbert's Memorial to Queen Alexandra] (англ.) // The Burlington Magazine. — 1980. — January (no. CXXII). — P. 47—54.
  131. Alexandra The Rose Queen (англ.) // The Times. — 1932. — 1 June. — P. 13.
  132. Battiscombe, 1969, pp. 66—68, 85, 120, 215.
  133. Duff, 1980, p. 215.
  134. Weinreb&Hibbert, 2011, p. 16.
  135. Williamson, 2012, p. 187.
  136. Battiscombe, 1969, p. 72.
  137. Эдуард, герцог Виндзорский, 1951, pp. 85—86.
  138. Battiscombe, 1969, p. 293.
  139. Duff, 1980, p. 37.
  140. Battiscombe, 1969, pp. 24—25.
  141. Battiscombe, 1969, p. 92.
  142. Battiscombe, 1969, p. 203.
  143. Brandreth, 2004, p. 103.
  144. «Эдуард Седьмой» (англ.) на сайте Internet Movie Database
  145. «Лилли» (англ.) на сайте Internet Movie Database
  146. «Человек-слон» (англ.) на сайте Internet Movie Database
  147. «Миссис Браун» (англ.) на сайте Internet Movie Database
  148. «Вся королевская рать» (англ.) на сайте Internet Movie Database
  149. «Страсть» (англ.) на сайте Internet Movie Database
  150. «Потерянный принц» (англ.) на сайте Internet Movie Database
  151. [the.hitchcock.zone/wiki/The_Times_(17/Jul/1990)_-_Obituary:_Margaret_Lockwood Obituary: Margaret Lockwood] (англ.). The Times. — Некролог: Маргарет Локвуд. Проверено 11 июня 2016.
  152. Боханов, 2008, с. 378—379.
  153. Lehman, 2011, p. 623.
  154. Weir, 2008, p. 320.
  155. Dimond, Frances. [www.oxforddnb.com/view/article/36655?docPos=6 Профиль Виктории Великобританской на Oxford Dictionary National Biography] (англ.) (2004). Проверено 30 августа 2015.
  156. Zeepvat, Charlotte. [www.oxforddnb.com/view/article/34943/?back=,36655,30375 Профиль Мод Великобританской на Oxford Dictionary National Biography] (англ.) (2004). Проверено 30 августа 2015.
  157. Pinches & Pinches, 1974, p. 260.
  158. 1 2 Георгий Вилинбахов, Михаил Медведев [www.vokrugsveta.ru/vs/article/5620/ Геральдический альбом. Лист 3] (рус.) // Вокруг света : журнал. — 1990. — 1 июня (№ 6 (2597)).
  159. Pinches & Pinches, 1974, p. 174.
  160. Георгий Вилинбахов, Михаил Медведев [www.vokrugsveta.ru/vs/article/2870/ Геральдический альбом. Лист 2] (рус.) // Вокруг света : журнал. — 1990. — 1 апреля (№ 4 (2595)).

Литература

  • Aronson, Theo. [books.google.com/books?id=ZFreNAEACAAJ&dq=isbn:9780719545269&hl=ru&sa=X&ei=8VRrVbm5DYGfsAHCsIHwDg&ved=0CB0Q6AEwAA The King in Love: Edward VII's Mistresses: Lillie Langtry, Daisy Warwick, Alice Keppel] : [англ.]. — London : Harpercollins, 1988. — P. 195. — 301 p. — ISBN 0719545269.</span>
  • Battiscombe, Georgina. Queen Alexandra : [англ.]. — London : Constable, 1969. — ISBN 0-09-456560-0.</span>
  • Bentley-Cranch, Dana. Edward VII: Image of an Era 1841-1910 : [англ.]. — London : Her Majesty's Stationery Office, 1992. — P. 44. — 160 p. — ISBN 0112905080, 9780112905080.</span>
  • Brandreth, Gyles. Philip and Elizabeth: Portrait of a Marriage : [англ.]. — London : Century, 2004. — P. 103. — 448 p. — ISBN 0712661034, 978-0712661034.</span>
  • Боханов, А.Н. Сердечные тайны дома Романовых : [рус.]. — Москва : Вече, 2008. — P. 159, 241, 347—348, 378—379. — 416 p. — ISBN 978-5-9533-2760-2.</span>
  • Боханов, А.Н. Мария Фёдоровна : [рус.]. — Москва : Вече, 2013. — P. 273—275, 314, 325, 385—387. — 448 p. — ISBN 978-5-4444-0138-5.</span>
  • Duff, David. Alexandra: Princess and Queen : [англ.]. — London : Collin, 1980. — 327 p. — ISBN 0002166674, 9780002166676.</span>
  • Ensor, Robert. England 1870–1914 : [англ.]. — London : Clarendon Press, 1936. — P. 194. — 642 p.</span>
  • Hough, Richard. Edward & Alexandra: Their Private And Public Lives : [англ.]. — London : Hodder & Stoddart, 1992. — P. 116, 132—134, 143. — 369 p. — ISBN 0-340-55825-3, 9780340558256.</span>
  • Кларк, Стефан. Самый французский английский король. Жизнь и приключения Эдуарда VII : [рус.]. — Москва : РИПОЛ классик, 2015. — P. 80—81, 85—86, 88, 94, 97. — 352 p. — ISBN 978-5-386-08482-0.</span>
  • Lehman, H. Eugene. [books.google.com/books?id=boaYGR2H394C&pg=PA620&dq=Alexandra+of+Denmark&hl=ru&sa=X&ved=0ahUKEwjWmJGs9Y7NAhWGEiwKHR7oC30Q6AEISTAG#v=onepage&q=Alexandra%20of%20Denmark&f=false Lives of England's Reigning and Consort Queens] : [англ.]. — London : AuthorHouse, 2011. — P. 623—628. — 707 p.</span>
  • Meyrick, Broadley Alexander. The boyhood of a great king, 1841-1858: an account of the early years of the life of His Majesty Edward VII : [англ.]. — London : Harper and Brothers, 1906. — P. 369—370. — 399 p.</span>
  • Montgomery-Massingberd, Hugh. Burke's Royal Families of the World : [англ.]. — London : Burke's peerage, 1977. — P. 69—70. — 594 p. — ISBN 0850110297, 9780850110296.</span>
  • Nobre, Eduardo. Família Real - Álbum de Fotografia : [порт.]. — Lisboa : Quimera, 2002. — P. 248. — 122, 124—125 p. — ISBN 9789725890882.</span>
  • Pinches, John Harvey; Pinches, Rosemary. [books.google.ru/books?id=Io9kQgAACAAJ The Royal Heraldry of England]. — Heraldry Today, 1974. — P. 260. — 334 p. — ISBN 090045525X, 9780900455254.
  • Priestley, J. B. The Edwardians : [англ.]. — London : Heinemann, 1970. — P. 17—18, 170. — 302 p. — ISBN 0-434-60332-5.</span>
  • Прокофьева Е.В., Скуратовская М.В. 100 великих свадеб : [рус.]. — Москва : Вече, 2012. — P. 215—219. — 432 p. — ISBN 978-5-4444-0060-9.</span>
  • Rappaport, Helen. [books.google.com/books?id=NLGhimIiFPoC&pg=PA21&dq=Alexandra+of+Denmark&hl=ru&sa=X&ved=0ahUKEwjWmJGs9Y7NAhWGEiwKHR7oC30Q6AEIQTAF#v=onepage&q=Alexandra%20of%20Denmark&f=false Queen Victoria: A Biographical Companion] : [англ.]. — London : ABC-CLIO, 2003. — P. 21—25. — 465 p. — ISBN 0316630039, 978-1851093557.</span>
  • Эдуард, герцог Виндзорский. A King's Story: The Memoirs of H.R.H. The Duke of Windsor K.G. : [англ.]. — London : Cassell and Co, 1951. — P. 77, 85—86. — 435 p.</span>
  • Weinreb, Ben; Hibbert, Christopher. The London Encyclopaedia : [англ.]. — London : Pan Macmillan, 2011. — P. 16. — 1120 p. — ISBN 0230738788, 9780230738782.</span>
  • Weir, Alison. Britain's Royal Families, The Complete Genealogy : [англ.]. — London : Random House, 2008. — P. 319—320. — 400 p. — ISBN 009953973X, 9780099539735.</span>
  • Williamson, David. Queen Alexandra; a Biography : [англ.]. — London : HardPress Publishing, 2012. — 234 p. — ISBN 1290350280, 978-1290350280.</span>

Ссылки

  • [thepeerage.com/p10066.htm#i100659 Alexandra Caroline Marie Charlotte Louise Julia zu Schleswig-Holstein-Sonderburg-Glücksburg, Princess of Denmark] (англ.). Thepeerage.com. Проверено 12 июня 2016.

Отрывок, характеризующий Александра Датская

– Ma bonne amie, je crains que le fruschtique (comme dit Фока – повар) de ce matin ne m'aie pas fait du mal. [Дружочек, боюсь, чтоб от нынешнего фриштика (как называет его повар Фока) мне не было дурно.]
– А что с тобой, моя душа? Ты бледна. Ах, ты очень бледна, – испуганно сказала княжна Марья, своими тяжелыми, мягкими шагами подбегая к невестке.
– Ваше сиятельство, не послать ли за Марьей Богдановной? – сказала одна из бывших тут горничных. (Марья Богдановна была акушерка из уездного города, жившая в Лысых Горах уже другую неделю.)
– И в самом деле, – подхватила княжна Марья, – может быть, точно. Я пойду. Courage, mon ange! [Не бойся, мой ангел.] Она поцеловала Лизу и хотела выйти из комнаты.
– Ах, нет, нет! – И кроме бледности, на лице маленькой княгини выразился детский страх неотвратимого физического страдания.
– Non, c'est l'estomac… dites que c'est l'estomac, dites, Marie, dites…, [Нет это желудок… скажи, Маша, что это желудок…] – и княгиня заплакала детски страдальчески, капризно и даже несколько притворно, ломая свои маленькие ручки. Княжна выбежала из комнаты за Марьей Богдановной.
– Mon Dieu! Mon Dieu! [Боже мой! Боже мой!] Oh! – слышала она сзади себя.
Потирая полные, небольшие, белые руки, ей навстречу, с значительно спокойным лицом, уже шла акушерка.
– Марья Богдановна! Кажется началось, – сказала княжна Марья, испуганно раскрытыми глазами глядя на бабушку.
– Ну и слава Богу, княжна, – не прибавляя шага, сказала Марья Богдановна. – Вам девицам про это знать не следует.
– Но как же из Москвы доктор еще не приехал? – сказала княжна. (По желанию Лизы и князя Андрея к сроку было послано в Москву за акушером, и его ждали каждую минуту.)
– Ничего, княжна, не беспокойтесь, – сказала Марья Богдановна, – и без доктора всё хорошо будет.
Через пять минут княжна из своей комнаты услыхала, что несут что то тяжелое. Она выглянула – официанты несли для чего то в спальню кожаный диван, стоявший в кабинете князя Андрея. На лицах несших людей было что то торжественное и тихое.
Княжна Марья сидела одна в своей комнате, прислушиваясь к звукам дома, изредка отворяя дверь, когда проходили мимо, и приглядываясь к тому, что происходило в коридоре. Несколько женщин тихими шагами проходили туда и оттуда, оглядывались на княжну и отворачивались от нее. Она не смела спрашивать, затворяла дверь, возвращалась к себе, и то садилась в свое кресло, то бралась за молитвенник, то становилась на колена пред киотом. К несчастию и удивлению своему, она чувствовала, что молитва не утишала ее волнения. Вдруг дверь ее комнаты тихо отворилась и на пороге ее показалась повязанная платком ее старая няня Прасковья Савишна, почти никогда, вследствие запрещения князя,не входившая к ней в комнату.
– С тобой, Машенька, пришла посидеть, – сказала няня, – да вот княжовы свечи венчальные перед угодником зажечь принесла, мой ангел, – сказала она вздохнув.
– Ах как я рада, няня.
– Бог милостив, голубка. – Няня зажгла перед киотом обвитые золотом свечи и с чулком села у двери. Княжна Марья взяла книгу и стала читать. Только когда слышались шаги или голоса, княжна испуганно, вопросительно, а няня успокоительно смотрели друг на друга. Во всех концах дома было разлито и владело всеми то же чувство, которое испытывала княжна Марья, сидя в своей комнате. По поверью, что чем меньше людей знает о страданиях родильницы, тем меньше она страдает, все старались притвориться незнающими; никто не говорил об этом, но во всех людях, кроме обычной степенности и почтительности хороших манер, царствовавших в доме князя, видна была одна какая то общая забота, смягченность сердца и сознание чего то великого, непостижимого, совершающегося в эту минуту.
В большой девичьей не слышно было смеха. В официантской все люди сидели и молчали, на готове чего то. На дворне жгли лучины и свечи и не спали. Старый князь, ступая на пятку, ходил по кабинету и послал Тихона к Марье Богдановне спросить: что? – Только скажи: князь приказал спросить что? и приди скажи, что она скажет.
– Доложи князю, что роды начались, – сказала Марья Богдановна, значительно посмотрев на посланного. Тихон пошел и доложил князю.
– Хорошо, – сказал князь, затворяя за собою дверь, и Тихон не слыхал более ни малейшего звука в кабинете. Немного погодя, Тихон вошел в кабинет, как будто для того, чтобы поправить свечи. Увидав, что князь лежал на диване, Тихон посмотрел на князя, на его расстроенное лицо, покачал головой, молча приблизился к нему и, поцеловав его в плечо, вышел, не поправив свечей и не сказав, зачем он приходил. Таинство торжественнейшее в мире продолжало совершаться. Прошел вечер, наступила ночь. И чувство ожидания и смягчения сердечного перед непостижимым не падало, а возвышалось. Никто не спал.

Была одна из тех мартовских ночей, когда зима как будто хочет взять свое и высыпает с отчаянной злобой свои последние снега и бураны. Навстречу немца доктора из Москвы, которого ждали каждую минуту и за которым была выслана подстава на большую дорогу, к повороту на проселок, были высланы верховые с фонарями, чтобы проводить его по ухабам и зажорам.
Княжна Марья уже давно оставила книгу: она сидела молча, устремив лучистые глаза на сморщенное, до малейших подробностей знакомое, лицо няни: на прядку седых волос, выбившуюся из под платка, на висящий мешочек кожи под подбородком.
Няня Савишна, с чулком в руках, тихим голосом рассказывала, сама не слыша и не понимая своих слов, сотни раз рассказанное о том, как покойница княгиня в Кишиневе рожала княжну Марью, с крестьянской бабой молдаванкой, вместо бабушки.
– Бог помилует, никогда дохтура не нужны, – говорила она. Вдруг порыв ветра налег на одну из выставленных рам комнаты (по воле князя всегда с жаворонками выставлялось по одной раме в каждой комнате) и, отбив плохо задвинутую задвижку, затрепал штофной гардиной, и пахнув холодом, снегом, задул свечу. Княжна Марья вздрогнула; няня, положив чулок, подошла к окну и высунувшись стала ловить откинутую раму. Холодный ветер трепал концами ее платка и седыми, выбившимися прядями волос.
– Княжна, матушка, едут по прешпекту кто то! – сказала она, держа раму и не затворяя ее. – С фонарями, должно, дохтур…
– Ах Боже мой! Слава Богу! – сказала княжна Марья, – надо пойти встретить его: он не знает по русски.
Княжна Марья накинула шаль и побежала навстречу ехавшим. Когда она проходила переднюю, она в окно видела, что какой то экипаж и фонари стояли у подъезда. Она вышла на лестницу. На столбике перил стояла сальная свеча и текла от ветра. Официант Филипп, с испуганным лицом и с другой свечей в руке, стоял ниже, на первой площадке лестницы. Еще пониже, за поворотом, по лестнице, слышны были подвигавшиеся шаги в теплых сапогах. И какой то знакомый, как показалось княжне Марье, голос, говорил что то.
– Слава Богу! – сказал голос. – А батюшка?
– Почивать легли, – отвечал голос дворецкого Демьяна, бывшего уже внизу.
Потом еще что то сказал голос, что то ответил Демьян, и шаги в теплых сапогах стали быстрее приближаться по невидному повороту лестницы. «Это Андрей! – подумала княжна Марья. Нет, это не может быть, это было бы слишком необыкновенно», подумала она, и в ту же минуту, как она думала это, на площадке, на которой стоял официант со свечой, показались лицо и фигура князя Андрея в шубе с воротником, обсыпанным снегом. Да, это был он, но бледный и худой, и с измененным, странно смягченным, но тревожным выражением лица. Он вошел на лестницу и обнял сестру.
– Вы не получили моего письма? – спросил он, и не дожидаясь ответа, которого бы он и не получил, потому что княжна не могла говорить, он вернулся, и с акушером, который вошел вслед за ним (он съехался с ним на последней станции), быстрыми шагами опять вошел на лестницу и опять обнял сестру. – Какая судьба! – проговорил он, – Маша милая – и, скинув шубу и сапоги, пошел на половину княгини.


Маленькая княгиня лежала на подушках, в белом чепчике. (Страдания только что отпустили ее.) Черные волосы прядями вились у ее воспаленных, вспотевших щек; румяный, прелестный ротик с губкой, покрытой черными волосиками, был раскрыт, и она радостно улыбалась. Князь Андрей вошел в комнату и остановился перед ней, у изножья дивана, на котором она лежала. Блестящие глаза, смотревшие детски, испуганно и взволнованно, остановились на нем, не изменяя выражения. «Я вас всех люблю, я никому зла не делала, за что я страдаю? помогите мне», говорило ее выражение. Она видела мужа, но не понимала значения его появления теперь перед нею. Князь Андрей обошел диван и в лоб поцеловал ее.
– Душенька моя, – сказал он: слово, которое никогда не говорил ей. – Бог милостив. – Она вопросительно, детски укоризненно посмотрела на него.
– Я от тебя ждала помощи, и ничего, ничего, и ты тоже! – сказали ее глаза. Она не удивилась, что он приехал; она не поняла того, что он приехал. Его приезд не имел никакого отношения до ее страданий и облегчения их. Муки вновь начались, и Марья Богдановна посоветовала князю Андрею выйти из комнаты.
Акушер вошел в комнату. Князь Андрей вышел и, встретив княжну Марью, опять подошел к ней. Они шопотом заговорили, но всякую минуту разговор замолкал. Они ждали и прислушивались.
– Allez, mon ami, [Иди, мой друг,] – сказала княжна Марья. Князь Андрей опять пошел к жене, и в соседней комнате сел дожидаясь. Какая то женщина вышла из ее комнаты с испуганным лицом и смутилась, увидав князя Андрея. Он закрыл лицо руками и просидел так несколько минут. Жалкие, беспомощно животные стоны слышались из за двери. Князь Андрей встал, подошел к двери и хотел отворить ее. Дверь держал кто то.
– Нельзя, нельзя! – проговорил оттуда испуганный голос. – Он стал ходить по комнате. Крики замолкли, еще прошло несколько секунд. Вдруг страшный крик – не ее крик, она не могла так кричать, – раздался в соседней комнате. Князь Андрей подбежал к двери; крик замолк, послышался крик ребенка.
«Зачем принесли туда ребенка? подумал в первую секунду князь Андрей. Ребенок? Какой?… Зачем там ребенок? Или это родился ребенок?» Когда он вдруг понял всё радостное значение этого крика, слезы задушили его, и он, облокотившись обеими руками на подоконник, всхлипывая, заплакал, как плачут дети. Дверь отворилась. Доктор, с засученными рукавами рубашки, без сюртука, бледный и с трясущейся челюстью, вышел из комнаты. Князь Андрей обратился к нему, но доктор растерянно взглянул на него и, ни слова не сказав, прошел мимо. Женщина выбежала и, увидав князя Андрея, замялась на пороге. Он вошел в комнату жены. Она мертвая лежала в том же положении, в котором он видел ее пять минут тому назад, и то же выражение, несмотря на остановившиеся глаза и на бледность щек, было на этом прелестном, детском личике с губкой, покрытой черными волосиками.
«Я вас всех люблю и никому дурного не делала, и что вы со мной сделали?» говорило ее прелестное, жалкое, мертвое лицо. В углу комнаты хрюкнуло и пискнуло что то маленькое, красное в белых трясущихся руках Марьи Богдановны.

Через два часа после этого князь Андрей тихими шагами вошел в кабинет к отцу. Старик всё уже знал. Он стоял у самой двери, и, как только она отворилась, старик молча старческими, жесткими руками, как тисками, обхватил шею сына и зарыдал как ребенок.

Через три дня отпевали маленькую княгиню, и, прощаясь с нею, князь Андрей взошел на ступени гроба. И в гробу было то же лицо, хотя и с закрытыми глазами. «Ах, что вы со мной сделали?» всё говорило оно, и князь Андрей почувствовал, что в душе его оторвалось что то, что он виноват в вине, которую ему не поправить и не забыть. Он не мог плакать. Старик тоже вошел и поцеловал ее восковую ручку, спокойно и высоко лежащую на другой, и ему ее лицо сказало: «Ах, что и за что вы это со мной сделали?» И старик сердито отвернулся, увидав это лицо.

Еще через пять дней крестили молодого князя Николая Андреича. Мамушка подбородком придерживала пеленки, в то время, как гусиным перышком священник мазал сморщенные красные ладонки и ступеньки мальчика.
Крестный отец дед, боясь уронить, вздрагивая, носил младенца вокруг жестяной помятой купели и передавал его крестной матери, княжне Марье. Князь Андрей, замирая от страха, чтоб не утопили ребенка, сидел в другой комнате, ожидая окончания таинства. Он радостно взглянул на ребенка, когда ему вынесла его нянюшка, и одобрительно кивнул головой, когда нянюшка сообщила ему, что брошенный в купель вощечок с волосками не потонул, а поплыл по купели.


Участие Ростова в дуэли Долохова с Безуховым было замято стараниями старого графа, и Ростов вместо того, чтобы быть разжалованным, как он ожидал, был определен адъютантом к московскому генерал губернатору. Вследствие этого он не мог ехать в деревню со всем семейством, а оставался при своей новой должности всё лето в Москве. Долохов выздоровел, и Ростов особенно сдружился с ним в это время его выздоровления. Долохов больной лежал у матери, страстно и нежно любившей его. Старушка Марья Ивановна, полюбившая Ростова за его дружбу к Феде, часто говорила ему про своего сына.
– Да, граф, он слишком благороден и чист душою, – говаривала она, – для нашего нынешнего, развращенного света. Добродетели никто не любит, она всем глаза колет. Ну скажите, граф, справедливо это, честно это со стороны Безухова? А Федя по своему благородству любил его, и теперь никогда ничего дурного про него не говорит. В Петербурге эти шалости с квартальным там что то шутили, ведь они вместе делали? Что ж, Безухову ничего, а Федя все на своих плечах перенес! Ведь что он перенес! Положим, возвратили, да ведь как же и не возвратить? Я думаю таких, как он, храбрецов и сынов отечества не много там было. Что ж теперь – эта дуэль! Есть ли чувство, честь у этих людей! Зная, что он единственный сын, вызвать на дуэль и стрелять так прямо! Хорошо, что Бог помиловал нас. И за что же? Ну кто же в наше время не имеет интриги? Что ж, коли он так ревнив? Я понимаю, ведь он прежде мог дать почувствовать, а то год ведь продолжалось. И что же, вызвал на дуэль, полагая, что Федя не будет драться, потому что он ему должен. Какая низость! Какая гадость! Я знаю, вы Федю поняли, мой милый граф, оттого то я вас душой люблю, верьте мне. Его редкие понимают. Это такая высокая, небесная душа!
Сам Долохов часто во время своего выздоровления говорил Ростову такие слова, которых никак нельзя было ожидать от него. – Меня считают злым человеком, я знаю, – говаривал он, – и пускай. Я никого знать не хочу кроме тех, кого люблю; но кого я люблю, того люблю так, что жизнь отдам, а остальных передавлю всех, коли станут на дороге. У меня есть обожаемая, неоцененная мать, два три друга, ты в том числе, а на остальных я обращаю внимание только на столько, на сколько они полезны или вредны. И все почти вредны, в особенности женщины. Да, душа моя, – продолжал он, – мужчин я встречал любящих, благородных, возвышенных; но женщин, кроме продажных тварей – графинь или кухарок, всё равно – я не встречал еще. Я не встречал еще той небесной чистоты, преданности, которых я ищу в женщине. Ежели бы я нашел такую женщину, я бы жизнь отдал за нее. А эти!… – Он сделал презрительный жест. – И веришь ли мне, ежели я еще дорожу жизнью, то дорожу только потому, что надеюсь еще встретить такое небесное существо, которое бы возродило, очистило и возвысило меня. Но ты не понимаешь этого.
– Нет, я очень понимаю, – отвечал Ростов, находившийся под влиянием своего нового друга.

Осенью семейство Ростовых вернулось в Москву. В начале зимы вернулся и Денисов и остановился у Ростовых. Это первое время зимы 1806 года, проведенное Николаем Ростовым в Москве, было одно из самых счастливых и веселых для него и для всего его семейства. Николай привлек с собой в дом родителей много молодых людей. Вера была двадцати летняя, красивая девица; Соня шестнадцати летняя девушка во всей прелести только что распустившегося цветка; Наташа полу барышня, полу девочка, то детски смешная, то девически обворожительная.
В доме Ростовых завелась в это время какая то особенная атмосфера любовности, как это бывает в доме, где очень милые и очень молодые девушки. Всякий молодой человек, приезжавший в дом Ростовых, глядя на эти молодые, восприимчивые, чему то (вероятно своему счастию) улыбающиеся, девические лица, на эту оживленную беготню, слушая этот непоследовательный, но ласковый ко всем, на всё готовый, исполненный надежды лепет женской молодежи, слушая эти непоследовательные звуки, то пенья, то музыки, испытывал одно и то же чувство готовности к любви и ожидания счастья, которое испытывала и сама молодежь дома Ростовых.
В числе молодых людей, введенных Ростовым, был одним из первых – Долохов, который понравился всем в доме, исключая Наташи. За Долохова она чуть не поссорилась с братом. Она настаивала на том, что он злой человек, что в дуэли с Безуховым Пьер был прав, а Долохов виноват, что он неприятен и неестествен.
– Нечего мне понимать, – с упорным своевольством кричала Наташа, – он злой и без чувств. Вот ведь я же люблю твоего Денисова, он и кутила, и всё, а я всё таки его люблю, стало быть я понимаю. Не умею, как тебе сказать; у него всё назначено, а я этого не люблю. Денисова…
– Ну Денисов другое дело, – отвечал Николай, давая чувствовать, что в сравнении с Долоховым даже и Денисов был ничто, – надо понимать, какая душа у этого Долохова, надо видеть его с матерью, это такое сердце!
– Уж этого я не знаю, но с ним мне неловко. И ты знаешь ли, что он влюбился в Соню?
– Какие глупости…
– Я уверена, вот увидишь. – Предсказание Наташи сбывалось. Долохов, не любивший дамского общества, стал часто бывать в доме, и вопрос о том, для кого он ездит, скоро (хотя и никто не говорил про это) был решен так, что он ездит для Сони. И Соня, хотя никогда не посмела бы сказать этого, знала это и всякий раз, как кумач, краснела при появлении Долохова.
Долохов часто обедал у Ростовых, никогда не пропускал спектакля, где они были, и бывал на балах adolescentes [подростков] у Иогеля, где всегда бывали Ростовы. Он оказывал преимущественное внимание Соне и смотрел на нее такими глазами, что не только она без краски не могла выдержать этого взгляда, но и старая графиня и Наташа краснели, заметив этот взгляд.
Видно было, что этот сильный, странный мужчина находился под неотразимым влиянием, производимым на него этой черненькой, грациозной, любящей другого девочкой.
Ростов замечал что то новое между Долоховым и Соней; но он не определял себе, какие это были новые отношения. «Они там все влюблены в кого то», думал он про Соню и Наташу. Но ему было не так, как прежде, ловко с Соней и Долоховым, и он реже стал бывать дома.
С осени 1806 года опять всё заговорило о войне с Наполеоном еще с большим жаром, чем в прошлом году. Назначен был не только набор рекрут, но и еще 9 ти ратников с тысячи. Повсюду проклинали анафемой Бонапартия, и в Москве только и толков было, что о предстоящей войне. Для семейства Ростовых весь интерес этих приготовлений к войне заключался только в том, что Николушка ни за что не соглашался оставаться в Москве и выжидал только конца отпуска Денисова с тем, чтобы с ним вместе ехать в полк после праздников. Предстоящий отъезд не только не мешал ему веселиться, но еще поощрял его к этому. Большую часть времени он проводил вне дома, на обедах, вечерах и балах.

ХI
На третий день Рождества, Николай обедал дома, что в последнее время редко случалось с ним. Это был официально прощальный обед, так как он с Денисовым уезжал в полк после Крещенья. Обедало человек двадцать, в том числе Долохов и Денисов.
Никогда в доме Ростовых любовный воздух, атмосфера влюбленности не давали себя чувствовать с такой силой, как в эти дни праздников. «Лови минуты счастия, заставляй себя любить, влюбляйся сам! Только это одно есть настоящее на свете – остальное всё вздор. И этим одним мы здесь только и заняты», – говорила эта атмосфера. Николай, как и всегда, замучив две пары лошадей и то не успев побывать во всех местах, где ему надо было быть и куда его звали, приехал домой перед самым обедом. Как только он вошел, он заметил и почувствовал напряженность любовной атмосферы в доме, но кроме того он заметил странное замешательство, царствующее между некоторыми из членов общества. Особенно взволнованы были Соня, Долохов, старая графиня и немного Наташа. Николай понял, что что то должно было случиться до обеда между Соней и Долоховым и с свойственною ему чуткостью сердца был очень нежен и осторожен, во время обеда, в обращении с ними обоими. В этот же вечер третьего дня праздников должен был быть один из тех балов у Иогеля (танцовального учителя), которые он давал по праздникам для всех своих учеников и учениц.
– Николенька, ты поедешь к Иогелю? Пожалуйста, поезжай, – сказала ему Наташа, – он тебя особенно просил, и Василий Дмитрич (это был Денисов) едет.
– Куда я не поеду по приказанию г'афини! – сказал Денисов, шутливо поставивший себя в доме Ростовых на ногу рыцаря Наташи, – pas de chale [танец с шалью] готов танцовать.
– Коли успею! Я обещал Архаровым, у них вечер, – сказал Николай.
– А ты?… – обратился он к Долохову. И только что спросил это, заметил, что этого не надо было спрашивать.
– Да, может быть… – холодно и сердито отвечал Долохов, взглянув на Соню и, нахмурившись, точно таким взглядом, каким он на клубном обеде смотрел на Пьера, опять взглянул на Николая.
«Что нибудь есть», подумал Николай и еще более утвердился в этом предположении тем, что Долохов тотчас же после обеда уехал. Он вызвал Наташу и спросил, что такое?
– А я тебя искала, – сказала Наташа, выбежав к нему. – Я говорила, ты всё не хотел верить, – торжествующе сказала она, – он сделал предложение Соне.
Как ни мало занимался Николай Соней за это время, но что то как бы оторвалось в нем, когда он услыхал это. Долохов был приличная и в некоторых отношениях блестящая партия для бесприданной сироты Сони. С точки зрения старой графини и света нельзя было отказать ему. И потому первое чувство Николая, когда он услыхал это, было озлобление против Сони. Он приготавливался к тому, чтобы сказать: «И прекрасно, разумеется, надо забыть детские обещания и принять предложение»; но не успел он еще сказать этого…
– Можешь себе представить! она отказала, совсем отказала! – заговорила Наташа. – Она сказала, что любит другого, – прибавила она, помолчав немного.
«Да иначе и не могла поступить моя Соня!» подумал Николай.
– Сколько ее ни просила мама, она отказала, и я знаю, она не переменит, если что сказала…
– А мама просила ее! – с упреком сказал Николай.
– Да, – сказала Наташа. – Знаешь, Николенька, не сердись; но я знаю, что ты на ней не женишься. Я знаю, Бог знает отчего, я знаю верно, ты не женишься.
– Ну, этого ты никак не знаешь, – сказал Николай; – но мне надо поговорить с ней. Что за прелесть, эта Соня! – прибавил он улыбаясь.
– Это такая прелесть! Я тебе пришлю ее. – И Наташа, поцеловав брата, убежала.
Через минуту вошла Соня, испуганная, растерянная и виноватая. Николай подошел к ней и поцеловал ее руку. Это был первый раз, что они в этот приезд говорили с глазу на глаз и о своей любви.
– Sophie, – сказал он сначала робко, и потом всё смелее и смелее, – ежели вы хотите отказаться не только от блестящей, от выгодной партии; но он прекрасный, благородный человек… он мой друг…
Соня перебила его.
– Я уж отказалась, – сказала она поспешно.
– Ежели вы отказываетесь для меня, то я боюсь, что на мне…
Соня опять перебила его. Она умоляющим, испуганным взглядом посмотрела на него.
– Nicolas, не говорите мне этого, – сказала она.
– Нет, я должен. Может быть это suffisance [самонадеянность] с моей стороны, но всё лучше сказать. Ежели вы откажетесь для меня, то я должен вам сказать всю правду. Я вас люблю, я думаю, больше всех…
– Мне и довольно, – вспыхнув, сказала Соня.
– Нет, но я тысячу раз влюблялся и буду влюбляться, хотя такого чувства дружбы, доверия, любви, я ни к кому не имею, как к вам. Потом я молод. Мaman не хочет этого. Ну, просто, я ничего не обещаю. И я прошу вас подумать о предложении Долохова, – сказал он, с трудом выговаривая фамилию своего друга.
– Не говорите мне этого. Я ничего не хочу. Я люблю вас, как брата, и всегда буду любить, и больше мне ничего не надо.
– Вы ангел, я вас не стою, но я только боюсь обмануть вас. – Николай еще раз поцеловал ее руку.


У Иогеля были самые веселые балы в Москве. Это говорили матушки, глядя на своих adolescentes, [девушек,] выделывающих свои только что выученные па; это говорили и сами adolescentes и adolescents, [девушки и юноши,] танцовавшие до упаду; эти взрослые девицы и молодые люди, приезжавшие на эти балы с мыслию снизойти до них и находя в них самое лучшее веселье. В этот же год на этих балах сделалось два брака. Две хорошенькие княжны Горчаковы нашли женихов и вышли замуж, и тем еще более пустили в славу эти балы. Особенного на этих балах было то, что не было хозяина и хозяйки: был, как пух летающий, по правилам искусства расшаркивающийся, добродушный Иогель, который принимал билетики за уроки от всех своих гостей; было то, что на эти балы еще езжали только те, кто хотел танцовать и веселиться, как хотят этого 13 ти и 14 ти летние девочки, в первый раз надевающие длинные платья. Все, за редкими исключениями, были или казались хорошенькими: так восторженно они все улыбались и так разгорались их глазки. Иногда танцовывали даже pas de chale лучшие ученицы, из которых лучшая была Наташа, отличавшаяся своею грациозностью; но на этом, последнем бале танцовали только экосезы, англезы и только что входящую в моду мазурку. Зала была взята Иогелем в дом Безухова, и бал очень удался, как говорили все. Много было хорошеньких девочек, и Ростовы барышни были из лучших. Они обе были особенно счастливы и веселы. В этот вечер Соня, гордая предложением Долохова, своим отказом и объяснением с Николаем, кружилась еще дома, не давая девушке дочесать свои косы, и теперь насквозь светилась порывистой радостью.
Наташа, не менее гордая тем, что она в первый раз была в длинном платье, на настоящем бале, была еще счастливее. Обе были в белых, кисейных платьях с розовыми лентами.
Наташа сделалась влюблена с самой той минуты, как она вошла на бал. Она не была влюблена ни в кого в особенности, но влюблена была во всех. В того, на кого она смотрела в ту минуту, как она смотрела, в того она и была влюблена.
– Ах, как хорошо! – всё говорила она, подбегая к Соне.
Николай с Денисовым ходили по залам, ласково и покровительственно оглядывая танцующих.
– Как она мила, к'асавица будет, – сказал Денисов.
– Кто?
– Г'афиня Наташа, – отвечал Денисов.
– И как она танцует, какая г'ация! – помолчав немного, опять сказал он.
– Да про кого ты говоришь?
– Про сест'у п'о твою, – сердито крикнул Денисов.
Ростов усмехнулся.
– Mon cher comte; vous etes l'un de mes meilleurs ecoliers, il faut que vous dansiez, – сказал маленький Иогель, подходя к Николаю. – Voyez combien de jolies demoiselles. [Любезный граф, вы один из лучших моих учеников. Вам надо танцовать. Посмотрите, сколько хорошеньких девушек!] – Он с тою же просьбой обратился и к Денисову, тоже своему бывшему ученику.
– Non, mon cher, je fe'ai tapisse'ie, [Нет, мой милый, я посижу у стенки,] – сказал Денисов. – Разве вы не помните, как дурно я пользовался вашими уроками?
– О нет! – поспешно утешая его, сказал Иогель. – Вы только невнимательны были, а вы имели способности, да, вы имели способности.
Заиграли вновь вводившуюся мазурку; Николай не мог отказать Иогелю и пригласил Соню. Денисов подсел к старушкам и облокотившись на саблю, притопывая такт, что то весело рассказывал и смешил старых дам, поглядывая на танцующую молодежь. Иогель в первой паре танцовал с Наташей, своей гордостью и лучшей ученицей. Мягко, нежно перебирая своими ножками в башмачках, Иогель первым полетел по зале с робевшей, но старательно выделывающей па Наташей. Денисов не спускал с нее глаз и пристукивал саблей такт, с таким видом, который ясно говорил, что он сам не танцует только от того, что не хочет, а не от того, что не может. В середине фигуры он подозвал к себе проходившего мимо Ростова.
– Это совсем не то, – сказал он. – Разве это польская мазу'ка? А отлично танцует. – Зная, что Денисов и в Польше даже славился своим мастерством плясать польскую мазурку, Николай подбежал к Наташе:
– Поди, выбери Денисова. Вот танцует! Чудо! – сказал он.
Когда пришел опять черед Наташе, она встала и быстро перебирая своими с бантиками башмачками, робея, одна пробежала через залу к углу, где сидел Денисов. Она видела, что все смотрят на нее и ждут. Николай видел, что Денисов и Наташа улыбаясь спорили, и что Денисов отказывался, но радостно улыбался. Он подбежал.
– Пожалуйста, Василий Дмитрич, – говорила Наташа, – пойдемте, пожалуйста.
– Да, что, увольте, г'афиня, – говорил Денисов.
– Ну, полно, Вася, – сказал Николай.
– Точно кота Ваську угова'ивают, – шутя сказал Денисов.
– Целый вечер вам буду петь, – сказала Наташа.
– Волшебница всё со мной сделает! – сказал Денисов и отстегнул саблю. Он вышел из за стульев, крепко взял за руку свою даму, приподнял голову и отставил ногу, ожидая такта. Только на коне и в мазурке не видно было маленького роста Денисова, и он представлялся тем самым молодцом, каким он сам себя чувствовал. Выждав такт, он с боку, победоносно и шутливо, взглянул на свою даму, неожиданно пристукнул одной ногой и, как мячик, упруго отскочил от пола и полетел вдоль по кругу, увлекая за собой свою даму. Он не слышно летел половину залы на одной ноге, и, казалось, не видел стоявших перед ним стульев и прямо несся на них; но вдруг, прищелкнув шпорами и расставив ноги, останавливался на каблуках, стоял так секунду, с грохотом шпор стучал на одном месте ногами, быстро вертелся и, левой ногой подщелкивая правую, опять летел по кругу. Наташа угадывала то, что он намерен был сделать, и, сама не зная как, следила за ним – отдаваясь ему. То он кружил ее, то на правой, то на левой руке, то падая на колена, обводил ее вокруг себя, и опять вскакивал и пускался вперед с такой стремительностью, как будто он намерен был, не переводя духа, перебежать через все комнаты; то вдруг опять останавливался и делал опять новое и неожиданное колено. Когда он, бойко закружив даму перед ее местом, щелкнул шпорой, кланяясь перед ней, Наташа даже не присела ему. Она с недоуменьем уставила на него глаза, улыбаясь, как будто не узнавая его. – Что ж это такое? – проговорила она.
Несмотря на то, что Иогель не признавал эту мазурку настоящей, все были восхищены мастерством Денисова, беспрестанно стали выбирать его, и старики, улыбаясь, стали разговаривать про Польшу и про доброе старое время. Денисов, раскрасневшись от мазурки и отираясь платком, подсел к Наташе и весь бал не отходил от нее.


Два дня после этого, Ростов не видал Долохова у своих и не заставал его дома; на третий день он получил от него записку. «Так как я в доме у вас бывать более не намерен по известным тебе причинам и еду в армию, то нынче вечером я даю моим приятелям прощальную пирушку – приезжай в английскую гостинницу». Ростов в 10 м часу, из театра, где он был вместе с своими и Денисовым, приехал в назначенный день в английскую гостинницу. Его тотчас же провели в лучшее помещение гостинницы, занятое на эту ночь Долоховым. Человек двадцать толпилось около стола, перед которым между двумя свечами сидел Долохов. На столе лежало золото и ассигнации, и Долохов метал банк. После предложения и отказа Сони, Николай еще не видался с ним и испытывал замешательство при мысли о том, как они свидятся.
Светлый холодный взгляд Долохова встретил Ростова еще у двери, как будто он давно ждал его.
– Давно не видались, – сказал он, – спасибо, что приехал. Вот только домечу, и явится Илюшка с хором.
– Я к тебе заезжал, – сказал Ростов, краснея.
Долохов не отвечал ему. – Можешь поставить, – сказал он.
Ростов вспомнил в эту минуту странный разговор, который он имел раз с Долоховым. – «Играть на счастие могут только дураки», сказал тогда Долохов.
– Или ты боишься со мной играть? – сказал теперь Долохов, как будто угадав мысль Ростова, и улыбнулся. Из за улыбки его Ростов увидал в нем то настроение духа, которое было у него во время обеда в клубе и вообще в те времена, когда, как бы соскучившись ежедневной жизнью, Долохов чувствовал необходимость каким нибудь странным, большей частью жестоким, поступком выходить из нее.
Ростову стало неловко; он искал и не находил в уме своем шутки, которая ответила бы на слова Долохова. Но прежде, чем он успел это сделать, Долохов, глядя прямо в лицо Ростову, медленно и с расстановкой, так, что все могли слышать, сказал ему:
– А помнишь, мы говорили с тобой про игру… дурак, кто на счастье хочет играть; играть надо наверное, а я хочу попробовать.
«Попробовать на счастие, или наверное?» подумал Ростов.
– Да и лучше не играй, – прибавил он, и треснув разорванной колодой, прибавил: – Банк, господа!
Придвинув вперед деньги, Долохов приготовился метать. Ростов сел подле него и сначала не играл. Долохов взглядывал на него.
– Что ж не играешь? – сказал Долохов. И странно, Николай почувствовал необходимость взять карту, поставить на нее незначительный куш и начать игру.
– Со мной денег нет, – сказал Ростов.
– Поверю!
Ростов поставил 5 рублей на карту и проиграл, поставил еще и опять проиграл. Долохов убил, т. е. выиграл десять карт сряду у Ростова.
– Господа, – сказал он, прометав несколько времени, – прошу класть деньги на карты, а то я могу спутаться в счетах.
Один из игроков сказал, что, он надеется, ему можно поверить.
– Поверить можно, но боюсь спутаться; прошу класть деньги на карты, – отвечал Долохов. – Ты не стесняйся, мы с тобой сочтемся, – прибавил он Ростову.
Игра продолжалась: лакей, не переставая, разносил шампанское.
Все карты Ростова бились, и на него было написано до 800 т рублей. Он надписал было над одной картой 800 т рублей, но в то время, как ему подавали шампанское, он раздумал и написал опять обыкновенный куш, двадцать рублей.
– Оставь, – сказал Долохов, хотя он, казалось, и не смотрел на Ростова, – скорее отыграешься. Другим даю, а тебе бью. Или ты меня боишься? – повторил он.
Ростов повиновался, оставил написанные 800 и поставил семерку червей с оторванным уголком, которую он поднял с земли. Он хорошо ее после помнил. Он поставил семерку червей, надписав над ней отломанным мелком 800, круглыми, прямыми цифрами; выпил поданный стакан согревшегося шампанского, улыбнулся на слова Долохова, и с замиранием сердца ожидая семерки, стал смотреть на руки Долохова, державшего колоду. Выигрыш или проигрыш этой семерки червей означал многое для Ростова. В Воскресенье на прошлой неделе граф Илья Андреич дал своему сыну 2 000 рублей, и он, никогда не любивший говорить о денежных затруднениях, сказал ему, что деньги эти были последние до мая, и что потому он просил сына быть на этот раз поэкономнее. Николай сказал, что ему и это слишком много, и что он дает честное слово не брать больше денег до весны. Теперь из этих денег оставалось 1 200 рублей. Стало быть, семерка червей означала не только проигрыш 1 600 рублей, но и необходимость изменения данному слову. Он с замиранием сердца смотрел на руки Долохова и думал: «Ну, скорей, дай мне эту карту, и я беру фуражку, уезжаю домой ужинать с Денисовым, Наташей и Соней, и уж верно никогда в руках моих не будет карты». В эту минуту домашняя жизнь его, шуточки с Петей, разговоры с Соней, дуэты с Наташей, пикет с отцом и даже спокойная постель в Поварском доме, с такою силою, ясностью и прелестью представились ему, как будто всё это было давно прошедшее, потерянное и неоцененное счастье. Он не мог допустить, чтобы глупая случайность, заставив семерку лечь прежде на право, чем на лево, могла бы лишить его всего этого вновь понятого, вновь освещенного счастья и повергнуть его в пучину еще неиспытанного и неопределенного несчастия. Это не могло быть, но он всё таки ожидал с замиранием движения рук Долохова. Ширококостые, красноватые руки эти с волосами, видневшимися из под рубашки, положили колоду карт, и взялись за подаваемый стакан и трубку.
– Так ты не боишься со мной играть? – повторил Долохов, и, как будто для того, чтобы рассказать веселую историю, он положил карты, опрокинулся на спинку стула и медлительно с улыбкой стал рассказывать:
– Да, господа, мне говорили, что в Москве распущен слух, будто я шулер, поэтому советую вам быть со мной осторожнее.
– Ну, мечи же! – сказал Ростов.
– Ох, московские тетушки! – сказал Долохов и с улыбкой взялся за карты.
– Ааах! – чуть не крикнул Ростов, поднимая обе руки к волосам. Семерка, которая была нужна ему, уже лежала вверху, первой картой в колоде. Он проиграл больше того, что мог заплатить.
– Однако ты не зарывайся, – сказал Долохов, мельком взглянув на Ростова, и продолжая метать.


Через полтора часа времени большинство игроков уже шутя смотрели на свою собственную игру.
Вся игра сосредоточилась на одном Ростове. Вместо тысячи шестисот рублей за ним была записана длинная колонна цифр, которую он считал до десятой тысячи, но которая теперь, как он смутно предполагал, возвысилась уже до пятнадцати тысяч. В сущности запись уже превышала двадцать тысяч рублей. Долохов уже не слушал и не рассказывал историй; он следил за каждым движением рук Ростова и бегло оглядывал изредка свою запись за ним. Он решил продолжать игру до тех пор, пока запись эта не возрастет до сорока трех тысяч. Число это было им выбрано потому, что сорок три составляло сумму сложенных его годов с годами Сони. Ростов, опершись головою на обе руки, сидел перед исписанным, залитым вином, заваленным картами столом. Одно мучительное впечатление не оставляло его: эти ширококостые, красноватые руки с волосами, видневшимися из под рубашки, эти руки, которые он любил и ненавидел, держали его в своей власти.
«Шестьсот рублей, туз, угол, девятка… отыграться невозможно!… И как бы весело было дома… Валет на пе… это не может быть!… И зачем же он это делает со мной?…» думал и вспоминал Ростов. Иногда он ставил большую карту; но Долохов отказывался бить её, и сам назначал куш. Николай покорялся ему, и то молился Богу, как он молился на поле сражения на Амштетенском мосту; то загадывал, что та карта, которая первая попадется ему в руку из кучи изогнутых карт под столом, та спасет его; то рассчитывал, сколько было шнурков на его куртке и с столькими же очками карту пытался ставить на весь проигрыш, то за помощью оглядывался на других играющих, то вглядывался в холодное теперь лицо Долохова, и старался проникнуть, что в нем делалось.
«Ведь он знает, что значит для меня этот проигрыш. Не может же он желать моей погибели? Ведь он друг был мне. Ведь я его любил… Но и он не виноват; что ж ему делать, когда ему везет счастие? И я не виноват, говорил он сам себе. Я ничего не сделал дурного. Разве я убил кого нибудь, оскорбил, пожелал зла? За что же такое ужасное несчастие? И когда оно началось? Еще так недавно я подходил к этому столу с мыслью выиграть сто рублей, купить мама к именинам эту шкатулку и ехать домой. Я так был счастлив, так свободен, весел! И я не понимал тогда, как я был счастлив! Когда же это кончилось, и когда началось это новое, ужасное состояние? Чем ознаменовалась эта перемена? Я всё так же сидел на этом месте, у этого стола, и так же выбирал и выдвигал карты, и смотрел на эти ширококостые, ловкие руки. Когда же это совершилось, и что такое совершилось? Я здоров, силен и всё тот же, и всё на том же месте. Нет, это не может быть! Верно всё это ничем не кончится».
Он был красен, весь в поту, несмотря на то, что в комнате не было жарко. И лицо его было страшно и жалко, особенно по бессильному желанию казаться спокойным.
Запись дошла до рокового числа сорока трех тысяч. Ростов приготовил карту, которая должна была итти углом от трех тысяч рублей, только что данных ему, когда Долохов, стукнув колодой, отложил ее и, взяв мел, начал быстро своим четким, крепким почерком, ломая мелок, подводить итог записи Ростова.
– Ужинать, ужинать пора! Вот и цыгане! – Действительно с своим цыганским акцентом уж входили с холода и говорили что то какие то черные мужчины и женщины. Николай понимал, что всё было кончено; но он равнодушным голосом сказал:
– Что же, не будешь еще? А у меня славная карточка приготовлена. – Как будто более всего его интересовало веселье самой игры.
«Всё кончено, я пропал! думал он. Теперь пуля в лоб – одно остается», и вместе с тем он сказал веселым голосом:
– Ну, еще одну карточку.
– Хорошо, – отвечал Долохов, окончив итог, – хорошо! 21 рубль идет, – сказал он, указывая на цифру 21, рознившую ровный счет 43 тысяч, и взяв колоду, приготовился метать. Ростов покорно отогнул угол и вместо приготовленных 6.000, старательно написал 21.
– Это мне всё равно, – сказал он, – мне только интересно знать, убьешь ты, или дашь мне эту десятку.
Долохов серьезно стал метать. О, как ненавидел Ростов в эту минуту эти руки, красноватые с короткими пальцами и с волосами, видневшимися из под рубашки, имевшие его в своей власти… Десятка была дана.
– За вами 43 тысячи, граф, – сказал Долохов и потягиваясь встал из за стола. – А устаешь однако так долго сидеть, – сказал он.
– Да, и я тоже устал, – сказал Ростов.
Долохов, как будто напоминая ему, что ему неприлично было шутить, перебил его: Когда прикажете получить деньги, граф?
Ростов вспыхнув, вызвал Долохова в другую комнату.
– Я не могу вдруг заплатить всё, ты возьмешь вексель, – сказал он.
– Послушай, Ростов, – сказал Долохов, ясно улыбаясь и глядя в глаза Николаю, – ты знаешь поговорку: «Счастлив в любви, несчастлив в картах». Кузина твоя влюблена в тебя. Я знаю.
«О! это ужасно чувствовать себя так во власти этого человека», – думал Ростов. Ростов понимал, какой удар он нанесет отцу, матери объявлением этого проигрыша; он понимал, какое бы было счастье избавиться от всего этого, и понимал, что Долохов знает, что может избавить его от этого стыда и горя, и теперь хочет еще играть с ним, как кошка с мышью.
– Твоя кузина… – хотел сказать Долохов; но Николай перебил его.
– Моя кузина тут ни при чем, и о ней говорить нечего! – крикнул он с бешенством.
– Так когда получить? – спросил Долохов.
– Завтра, – сказал Ростов, и вышел из комнаты.


Сказать «завтра» и выдержать тон приличия было не трудно; но приехать одному домой, увидать сестер, брата, мать, отца, признаваться и просить денег, на которые не имеешь права после данного честного слова, было ужасно.
Дома еще не спали. Молодежь дома Ростовых, воротившись из театра, поужинав, сидела у клавикорд. Как только Николай вошел в залу, его охватила та любовная, поэтическая атмосфера, которая царствовала в эту зиму в их доме и которая теперь, после предложения Долохова и бала Иогеля, казалось, еще более сгустилась, как воздух перед грозой, над Соней и Наташей. Соня и Наташа в голубых платьях, в которых они были в театре, хорошенькие и знающие это, счастливые, улыбаясь, стояли у клавикорд. Вера с Шиншиным играла в шахматы в гостиной. Старая графиня, ожидая сына и мужа, раскладывала пасьянс с старушкой дворянкой, жившей у них в доме. Денисов с блестящими глазами и взъерошенными волосами сидел, откинув ножку назад, у клавикорд, и хлопая по ним своими коротенькими пальцами, брал аккорды, и закатывая глаза, своим маленьким, хриплым, но верным голосом, пел сочиненное им стихотворение «Волшебница», к которому он пытался найти музыку.
Волшебница, скажи, какая сила
Влечет меня к покинутым струнам;
Какой огонь ты в сердце заронила,
Какой восторг разлился по перстам!
Пел он страстным голосом, блестя на испуганную и счастливую Наташу своими агатовыми, черными глазами.
– Прекрасно! отлично! – кричала Наташа. – Еще другой куплет, – говорила она, не замечая Николая.
«У них всё то же» – подумал Николай, заглядывая в гостиную, где он увидал Веру и мать с старушкой.
– А! вот и Николенька! – Наташа подбежала к нему.
– Папенька дома? – спросил он.
– Как я рада, что ты приехал! – не отвечая, сказала Наташа, – нам так весело. Василий Дмитрич остался для меня еще день, ты знаешь?
– Нет, еще не приезжал папа, – сказала Соня.
– Коко, ты приехал, поди ко мне, дружок! – сказал голос графини из гостиной. Николай подошел к матери, поцеловал ее руку и, молча подсев к ее столу, стал смотреть на ее руки, раскладывавшие карты. Из залы всё слышались смех и веселые голоса, уговаривавшие Наташу.
– Ну, хорошо, хорошо, – закричал Денисов, – теперь нечего отговариваться, за вами barcarolla, умоляю вас.
Графиня оглянулась на молчаливого сына.
– Что с тобой? – спросила мать у Николая.
– Ах, ничего, – сказал он, как будто ему уже надоел этот всё один и тот же вопрос.
– Папенька скоро приедет?
– Я думаю.
«У них всё то же. Они ничего не знают! Куда мне деваться?», подумал Николай и пошел опять в залу, где стояли клавикорды.
Соня сидела за клавикордами и играла прелюдию той баркароллы, которую особенно любил Денисов. Наташа собиралась петь. Денисов восторженными глазами смотрел на нее.
Николай стал ходить взад и вперед по комнате.
«И вот охота заставлять ее петь? – что она может петь? И ничего тут нет веселого», думал Николай.
Соня взяла первый аккорд прелюдии.
«Боже мой, я погибший, я бесчестный человек. Пулю в лоб, одно, что остается, а не петь, подумал он. Уйти? но куда же? всё равно, пускай поют!»
Николай мрачно, продолжая ходить по комнате, взглядывал на Денисова и девочек, избегая их взглядов.
«Николенька, что с вами?» – спросил взгляд Сони, устремленный на него. Она тотчас увидала, что что нибудь случилось с ним.
Николай отвернулся от нее. Наташа с своею чуткостью тоже мгновенно заметила состояние своего брата. Она заметила его, но ей самой так было весело в ту минуту, так далека она была от горя, грусти, упреков, что она (как это часто бывает с молодыми людьми) нарочно обманула себя. Нет, мне слишком весело теперь, чтобы портить свое веселье сочувствием чужому горю, почувствовала она, и сказала себе:
«Нет, я верно ошибаюсь, он должен быть весел так же, как и я». Ну, Соня, – сказала она и вышла на самую середину залы, где по ее мнению лучше всего был резонанс. Приподняв голову, опустив безжизненно повисшие руки, как это делают танцовщицы, Наташа, энергическим движением переступая с каблучка на цыпочку, прошлась по середине комнаты и остановилась.
«Вот она я!» как будто говорила она, отвечая на восторженный взгляд Денисова, следившего за ней.
«И чему она радуется! – подумал Николай, глядя на сестру. И как ей не скучно и не совестно!» Наташа взяла первую ноту, горло ее расширилось, грудь выпрямилась, глаза приняли серьезное выражение. Она не думала ни о ком, ни о чем в эту минуту, и из в улыбку сложенного рта полились звуки, те звуки, которые может производить в те же промежутки времени и в те же интервалы всякий, но которые тысячу раз оставляют вас холодным, в тысячу первый раз заставляют вас содрогаться и плакать.
Наташа в эту зиму в первый раз начала серьезно петь и в особенности оттого, что Денисов восторгался ее пением. Она пела теперь не по детски, уж не было в ее пеньи этой комической, ребяческой старательности, которая была в ней прежде; но она пела еще не хорошо, как говорили все знатоки судьи, которые ее слушали. «Не обработан, но прекрасный голос, надо обработать», говорили все. Но говорили это обыкновенно уже гораздо после того, как замолкал ее голос. В то же время, когда звучал этот необработанный голос с неправильными придыханиями и с усилиями переходов, даже знатоки судьи ничего не говорили, и только наслаждались этим необработанным голосом и только желали еще раз услыхать его. В голосе ее была та девственная нетронутость, то незнание своих сил и та необработанная еще бархатность, которые так соединялись с недостатками искусства пенья, что, казалось, нельзя было ничего изменить в этом голосе, не испортив его.
«Что ж это такое? – подумал Николай, услыхав ее голос и широко раскрывая глаза. – Что с ней сделалось? Как она поет нынче?» – подумал он. И вдруг весь мир для него сосредоточился в ожидании следующей ноты, следующей фразы, и всё в мире сделалось разделенным на три темпа: «Oh mio crudele affetto… [О моя жестокая любовь…] Раз, два, три… раз, два… три… раз… Oh mio crudele affetto… Раз, два, три… раз. Эх, жизнь наша дурацкая! – думал Николай. Всё это, и несчастье, и деньги, и Долохов, и злоба, и честь – всё это вздор… а вот оно настоящее… Hy, Наташа, ну, голубчик! ну матушка!… как она этот si возьмет? взяла! слава Богу!» – и он, сам не замечая того, что он поет, чтобы усилить этот si, взял втору в терцию высокой ноты. «Боже мой! как хорошо! Неужели это я взял? как счастливо!» подумал он.
О! как задрожала эта терция, и как тронулось что то лучшее, что было в душе Ростова. И это что то было независимо от всего в мире, и выше всего в мире. Какие тут проигрыши, и Долоховы, и честное слово!… Всё вздор! Можно зарезать, украсть и всё таки быть счастливым…


Давно уже Ростов не испытывал такого наслаждения от музыки, как в этот день. Но как только Наташа кончила свою баркароллу, действительность опять вспомнилась ему. Он, ничего не сказав, вышел и пошел вниз в свою комнату. Через четверть часа старый граф, веселый и довольный, приехал из клуба. Николай, услыхав его приезд, пошел к нему.
– Ну что, повеселился? – сказал Илья Андреич, радостно и гордо улыбаясь на своего сына. Николай хотел сказать, что «да», но не мог: он чуть было не зарыдал. Граф раскуривал трубку и не заметил состояния сына.
«Эх, неизбежно!» – подумал Николай в первый и последний раз. И вдруг самым небрежным тоном, таким, что он сам себе гадок казался, как будто он просил экипажа съездить в город, он сказал отцу.
– Папа, а я к вам за делом пришел. Я было и забыл. Мне денег нужно.
– Вот как, – сказал отец, находившийся в особенно веселом духе. – Я тебе говорил, что не достанет. Много ли?
– Очень много, – краснея и с глупой, небрежной улыбкой, которую он долго потом не мог себе простить, сказал Николай. – Я немного проиграл, т. е. много даже, очень много, 43 тысячи.
– Что? Кому?… Шутишь! – крикнул граф, вдруг апоплексически краснея шеей и затылком, как краснеют старые люди.
– Я обещал заплатить завтра, – сказал Николай.
– Ну!… – сказал старый граф, разводя руками и бессильно опустился на диван.
– Что же делать! С кем это не случалось! – сказал сын развязным, смелым тоном, тогда как в душе своей он считал себя негодяем, подлецом, который целой жизнью не мог искупить своего преступления. Ему хотелось бы целовать руки своего отца, на коленях просить его прощения, а он небрежным и даже грубым тоном говорил, что это со всяким случается.
Граф Илья Андреич опустил глаза, услыхав эти слова сына и заторопился, отыскивая что то.
– Да, да, – проговорил он, – трудно, я боюсь, трудно достать…с кем не бывало! да, с кем не бывало… – И граф мельком взглянул в лицо сыну и пошел вон из комнаты… Николай готовился на отпор, но никак не ожидал этого.
– Папенька! па…пенька! – закричал он ему вслед, рыдая; простите меня! – И, схватив руку отца, он прижался к ней губами и заплакал.

В то время, как отец объяснялся с сыном, у матери с дочерью происходило не менее важное объяснение. Наташа взволнованная прибежала к матери.
– Мама!… Мама!… он мне сделал…
– Что сделал?
– Сделал, сделал предложение. Мама! Мама! – кричала она. Графиня не верила своим ушам. Денисов сделал предложение. Кому? Этой крошечной девочке Наташе, которая еще недавно играла в куклы и теперь еще брала уроки.
– Наташа, полно, глупости! – сказала она, еще надеясь, что это была шутка.
– Ну вот, глупости! – Я вам дело говорю, – сердито сказала Наташа. – Я пришла спросить, что делать, а вы мне говорите: «глупости»…
Графиня пожала плечами.
– Ежели правда, что мосьё Денисов сделал тебе предложение, то скажи ему, что он дурак, вот и всё.
– Нет, он не дурак, – обиженно и серьезно сказала Наташа.
– Ну так что ж ты хочешь? Вы нынче ведь все влюблены. Ну, влюблена, так выходи за него замуж! – сердито смеясь, проговорила графиня. – С Богом!
– Нет, мама, я не влюблена в него, должно быть не влюблена в него.
– Ну, так так и скажи ему.
– Мама, вы сердитесь? Вы не сердитесь, голубушка, ну в чем же я виновата?
– Нет, да что же, мой друг? Хочешь, я пойду скажу ему, – сказала графиня, улыбаясь.
– Нет, я сама, только научите. Вам всё легко, – прибавила она, отвечая на ее улыбку. – А коли бы видели вы, как он мне это сказал! Ведь я знаю, что он не хотел этого сказать, да уж нечаянно сказал.
– Ну всё таки надо отказать.
– Нет, не надо. Мне так его жалко! Он такой милый.
– Ну, так прими предложение. И то пора замуж итти, – сердито и насмешливо сказала мать.
– Нет, мама, мне так жалко его. Я не знаю, как я скажу.
– Да тебе и нечего говорить, я сама скажу, – сказала графиня, возмущенная тем, что осмелились смотреть, как на большую, на эту маленькую Наташу.
– Нет, ни за что, я сама, а вы слушайте у двери, – и Наташа побежала через гостиную в залу, где на том же стуле, у клавикорд, закрыв лицо руками, сидел Денисов. Он вскочил на звук ее легких шагов.
– Натали, – сказал он, быстрыми шагами подходя к ней, – решайте мою судьбу. Она в ваших руках!
– Василий Дмитрич, мне вас так жалко!… Нет, но вы такой славный… но не надо… это… а так я вас всегда буду любить.
Денисов нагнулся над ее рукою, и она услыхала странные, непонятные для нее звуки. Она поцеловала его в черную, спутанную, курчавую голову. В это время послышался поспешный шум платья графини. Она подошла к ним.