Брайт, Герман

Герман Брайт
Дата рождения	7 мая 1892(1892-05-07)
Место рождения	Пирмазенс, Германская империя
Дата смерти	3 сентября 1964(1964-09-03) (72 года)
Место смерти	Вахтберг, ФРГ
Принадлежность	Германская империя Веймарская республика Третий рейх
Годы службы	1910—1945
Звание	генерал танковых войск
Командовал	3-й танковый корпус
Сражения/войны	Первая мировая война Вторая мировая война Польская кампания Французская кампания Курская битва Корсунь-Шевченковская операция
Награды и премии
В отставке	военнопленный, пенсионер

Ге́рман Брайт (нем. Hermann Breith; 7 мая 1892, Пирмазенс, Германия — 3 сентября 1964, Вахтберг, Германия) — немецкий генерал танковых войск. Кавалер Рыцарского креста с Мечами и Дубовыми Листьями.

Начало карьеры и Первая мировая война

Поступил на военную службу в апреле 1910 года фанен-юнкером (кандидат в офицеры) в 60-й пехотный полк. В сентябре 1911 года произведён в лейтенанты.

В начале Первой мировой войны командовал пулемётной ротой. В сентябре 1914 года награждён Железным крестом 2-й степени. В 1915—1917 — полковой адъютант 60-го пехотного полка. В июле 1916 года награждён Железным крестом 1-й степени. С ноября 1916 года — обер-лейтенант. В конце войны — адъютант 241-й пехотной бригады. В октябре 1918 года награждён Рыцарским крестом ордена Дома Гогенцоллернов.

Между мировыми войнами

Продолжил службу в рейхсвере. С марта 1924 года — капитан, с октября 1925 года служил в автотранспортных частях. В 1931—1934 годах — в военном министерстве, в инспекции транспортных войск. С декабря 1933 года — майор. В 1935—1938 года — командир батальона 5-го танкового полка, с апреля 1936 года — подполковник.

С ноября 1938 года — командир 36-го танкового полка. Награждён медалью за оккупацию Судетской области и Чехии-Моравии. С января 1939 года — полковник.

Вторая мировая война

Участвовал в Польской кампании, командуя 36-м танковым полком. Награждён планками к Железным крестам обеих степеней (повторное награждение).

С 15 февраля 1940 года — командир 5-й танковой бригады. За участие во Французской кампании награждён Рыцарским крестом (№ 66).

С ноября 1940 по октябрь 1941 года — в штабе верховного командования сухопутных сил. С августа 1941 года — генерал-майор.

С октября 1941 по октябрь 1942 года — командир 3-й танковой дивизии (в составе группы армий «Юг», бои в районе Харькова, затем на Кавказе). В январе 1942 года награждён Дубовыми Листьями (№ 69) к Рыцарскому кресту. С ноября 1942 года — генерал-лейтенант.

С 3 января 1943 года — командующий 3-м танковым корпусом. С марта 1943 года — в звании генерал танковых войск. В феврале 1944 года награждён Мечами (№ 48) к Рыцарскому кресту с Дубовыми Листьями. Корпус воевал на Кавказе, на Курской дуге, на Днепре, на Западной Украине, в Венгрии. В апреле 1945 года отступил в Австрию.

Генерал Брайт был взят в плен американцами в Альпах 8 мая 1945 года, отпущен в мае 1947 года.

Награды

• Железный крест 2-го класса (10 сентября 1914)
• Железный крест 1-го класса (30 июля 1916)
• Гамбургский Ганзейский крест (16 апреля 1917)
• Орден Дома Гогенцоллернов с мечами (28 октября 1918)
• Почётный крест ветерана войны
• Медаль «В память 1 октября 1938 года»
• Пряжка к Железному кресту 2-го класса (23 сентября 1939)
• Пряжка к Железному кресту 1-го класса (2 октября 1939)
• Нагрудный знак «За танковую атаку» (20 мая 1940)
• Нагрудный знак «За ранение» чёрный (1 июня 1940)
• Рыцарский крест железного креста с Дубовыми листьями и Мечами
  • Рыцарский крест (№ 66) (3 июня 1940)
  • Дубовые листья (№ 69) (31 января 1942)
  • Мечи (№ 48) (21 февраля 1944)
• Медаль «За зимнюю кампанию на Востоке 1941/42» (1 июля 1942)
• Упоминался в «Вермахтберихт» (31 января 1942, 20 февраля 1944, 9 сентября 1944, 30 октября 1944)

Литература

• Florian Berger. Mit Eichenlaub und Schwertern. Die höchstdekorierten Soldaten des Zweiten Weltkrieges. — 2. — Wien: Selbstverlag Florian Berger, 2000. — 415 p. — ISBN 3-9501307-0-5.
• Walther-Peer Fellgiebel. Die Träger des Ritterkreuzes des Eisernen Kreuzes 1939—1945. — Friedburg: Podzun-Pallas, 1986. — 472 p. — ISBN 3-790-90284-5.

Ссылки

• [www.lexikon-der-wehrmacht.de/Personenregister/B/BreithH.htm Биография Германа Брайта на сайте lexikon-der-wehrmacht.de]  (нем.)
• [www.geocities.com/~orion47/WEHRMACHT/HEER/General/BREITH_HERMANN.html Досье на сайте «Axis Biographical Research»]  (англ.)
• [www.ritterkreuztraeger-1939-45.de/Infanterie/B/Br/Breith-Hermann.htm Биография Германа Брайта на сайте ritterkreuztraeger-1939-45.de]  (нем.)
• [www.panzer-archiv.de/content/personen.php?id=7 Герман Брайт на сайте panzer-archiv.de]  (нем.)

Отрывок, характеризующий Брайт, Герман

Войска отступали от Вильны по разным сложным государственным, политическим и тактическим причинам. Каждый шаг отступления сопровождался сложной игрой интересов, умозаключений и страстей в главном штабе. Для гусар же Павлоградского полка весь этот отступательный поход, в лучшую пору лета, с достаточным продовольствием, был самым простым и веселым делом. Унывать, беспокоиться и интриговать могли в главной квартире, а в глубокой армии и не спрашивали себя, куда, зачем идут. Если жалели, что отступают, то только потому, что надо было выходить из обжитой квартиры, от хорошенькой панны. Ежели и приходило кому нибудь в голову, что дела плохи, то, как следует хорошему военному человеку, тот, кому это приходило в голову, старался быть весел и не думать об общем ходе дел, а думать о своем ближайшем деле. Сначала весело стояли подле Вильны, заводя знакомства с польскими помещиками и ожидая и отбывая смотры государя и других высших командиров. Потом пришел приказ отступить к Свенцянам и истреблять провиант, который нельзя было увезти. Свенцяны памятны были гусарам только потому, что это был пьяный лагерь, как прозвала вся армия стоянку у Свенцян, и потому, что в Свенцянах много было жалоб на войска за то, что они, воспользовавшись приказанием отбирать провиант, в числе провианта забирали и лошадей, и экипажи, и ковры у польских панов. Ростов помнил Свенцяны потому, что он в первый день вступления в это местечко сменил вахмистра и не мог справиться с перепившимися всеми людьми эскадрона, которые без его ведома увезли пять бочек старого пива. От Свенцян отступали дальше и дальше до Дриссы, и опять отступили от Дриссы, уже приближаясь к русским границам.
13 го июля павлоградцам в первый раз пришлось быть в серьезном деле.
12 го июля в ночь, накануне дела, была сильная буря с дождем и грозой. Лето 1812 года вообще было замечательно бурями.
Павлоградские два эскадрона стояли биваками, среди выбитого дотла скотом и лошадьми, уже выколосившегося ржаного поля. Дождь лил ливмя, и Ростов с покровительствуемым им молодым офицером Ильиным сидел под огороженным на скорую руку шалашиком. Офицер их полка, с длинными усами, продолжавшимися от щек, ездивший в штаб и застигнутый дождем, зашел к Ростову.
– Я, граф, из штаба. Слышали подвиг Раевского? – И офицер рассказал подробности Салтановского сражения, слышанные им в штабе.
Ростов, пожимаясь шеей, за которую затекала вода, курил трубку и слушал невнимательно, изредка поглядывая на молодого офицера Ильина, который жался около него. Офицер этот, шестнадцатилетний мальчик, недавно поступивший в полк, был теперь в отношении к Николаю тем, чем был Николай в отношении к Денисову семь лет тому назад. Ильин старался во всем подражать Ростову и, как женщина, был влюблен в него.
Офицер с двойными усами, Здржинский, рассказывал напыщенно о том, как Салтановская плотина была Фермопилами русских, как на этой плотине был совершен генералом Раевским поступок, достойный древности. Здржинский рассказывал поступок Раевского, который вывел на плотину своих двух сыновей под страшный огонь и с ними рядом пошел в атаку. Ростов слушал рассказ и не только ничего не говорил в подтверждение восторга Здржинского, но, напротив, имел вид человека, который стыдился того, что ему рассказывают, хотя и не намерен возражать. Ростов после Аустерлицкой и 1807 года кампаний знал по своему собственному опыту, что, рассказывая военные происшествия, всегда врут, как и сам он врал, рассказывая; во вторых, он имел настолько опытности, что знал, как все происходит на войне совсем не так, как мы можем воображать и рассказывать. И потому ему не нравился рассказ Здржинского, не нравился и сам Здржинский, который, с своими усами от щек, по своей привычке низко нагибался над лицом того, кому он рассказывал, и теснил его в тесном шалаше. Ростов молча смотрел на него. «Во первых, на плотине, которую атаковали, должна была быть, верно, такая путаница и теснота, что ежели Раевский и вывел своих сыновей, то это ни на кого не могло подействовать, кроме как человек на десять, которые были около самого его, – думал Ростов, – остальные и не могли видеть, как и с кем шел Раевский по плотине. Но и те, которые видели это, не могли очень воодушевиться, потому что что им было за дело до нежных родительских чувств Раевского, когда тут дело шло о собственной шкуре? Потом оттого, что возьмут или не возьмут Салтановскую плотину, не зависела судьба отечества, как нам описывают это про Фермопилы. И стало быть, зачем же было приносить такую жертву? И потом, зачем тут, на войне, мешать своих детей? Я бы не только Петю брата не повел бы, даже и Ильина, даже этого чужого мне, но доброго мальчика, постарался бы поставить куда нибудь под защиту», – продолжал думать Ростов, слушая Здржинского. Но он не сказал своих мыслей: он и на это уже имел опыт. Он знал, что этот рассказ содействовал к прославлению нашего оружия, и потому надо было делать вид, что не сомневаешься в нем. Так он и делал.
– Однако мочи нет, – сказал Ильин, замечавший, что Ростову не нравится разговор Здржинского. – И чулки, и рубашка, и под меня подтекло. Пойду искать приюта. Кажется, дождик полегче. – Ильин вышел, и Здржинский уехал.
Через пять минут Ильин, шлепая по грязи, прибежал к шалашу.
– Ура! Ростов, идем скорее. Нашел! Вот тут шагов двести корчма, уж туда забрались наши. Хоть посушимся, и Марья Генриховна там.
Марья Генриховна была жена полкового доктора, молодая, хорошенькая немка, на которой доктор женился в Польше. Доктор, или оттого, что не имел средств, или оттого, что не хотел первое время женитьбы разлучаться с молодой женой, возил ее везде за собой при гусарском полку, и ревность доктора сделалась обычным предметом шуток между гусарскими офицерами.