Викториат

Викториат (лат. victoriatus) — серебряная римская монета. Была в ходу во времена Римской республики (около 221—170 г. до н. э.). На аверсе монеты изображён Юпитер. Название монеты происходит от изображения богини Виктории на реверсе.

Монету начали чеканить немного раньше денария. Её стоимость соответствовала ³⁄₄ денария или 7+¹⁄₂ асса. Вес составлял 3,4 грамма, или 3 скрупула. Монета была в обороте чаще всего за пределами Рима. Викториат был очень популярен у торговцев, особенно в Иллирии. Содержание серебра в ней соответствовало половине греческой дидрахмы, которая часто была в обращении на юге Италии и Сицилии.

Предполагают, что её эквивалент должен был соответствовать простой драхме, которой платили наёмным солдатам. Викториат выдавали солдатам командиры на поле битвы, что определенным образом соответствовало изображению на реверсе монеты. Он не имел обычного для римских монет обозначения — X, V или IIS, как денарии, квинарии или сестерции, поэтому допускают его использование только для внешнего назначения.

Ссылки

• [www.moneymuseum.com/moneymuseum/coins/search/coins3.jsp?text=victoriatus Викториат на moneymuseum.com  (нем.)]

Отрывок, характеризующий Викториат

Только два указателя состояния общества выражали то положение, в котором была Москва: чернь, то есть сословие бедных людей, и цены на предметы. Фабричные, дворовые и мужики огромной толпой, в которую замешались чиновники, семинаристы, дворяне, в этот день рано утром вышли на Три Горы. Постояв там и не дождавшись Растопчина и убедившись в том, что Москва будет сдана, эта толпа рассыпалась по Москве, по питейным домам и трактирам. Цены в этот день тоже указывали на положение дел. Цены на оружие, на золото, на телеги и лошадей всё шли возвышаясь, а цены на бумажки и на городские вещи всё шли уменьшаясь, так что в середине дня были случаи, что дорогие товары, как сукна, извозчики вывозили исполу, а за мужицкую лошадь платили пятьсот рублей; мебель же, зеркала, бронзы отдавали даром.
В степенном и старом доме Ростовых распадение прежних условий жизни выразилось очень слабо. В отношении людей было только то, что в ночь пропало три человека из огромной дворни; но ничего не было украдено; и в отношении цен вещей оказалось то, что тридцать подвод, пришедшие из деревень, были огромное богатство, которому многие завидовали и за которые Ростовым предлагали огромные деньги. Мало того, что за эти подводы предлагали огромные деньги, с вечера и рано утром 1 го сентября на двор к Ростовым приходили посланные денщики и слуги от раненых офицеров и притаскивались сами раненые, помещенные у Ростовых и в соседних домах, и умоляли людей Ростовых похлопотать о том, чтоб им дали подводы для выезда из Москвы. Дворецкий, к которому обращались с такими просьбами, хотя и жалел раненых, решительно отказывал, говоря, что он даже и не посмеет доложить о том графу. Как ни жалки были остающиеся раненые, было очевидно, что, отдай одну подводу, не было причины не отдать другую, все – отдать и свои экипажи. Тридцать подвод не могли спасти всех раненых, а в общем бедствии нельзя было не думать о себе и своей семье. Так думал дворецкий за своего барина.