Источник вечного наслаждения (книга)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Источник вечного наслаждения
Др. названия:
Кришна, Верховная Личность Бога
Kṛṣṇa, the Supreme Personality of Godhead


Обложка русского делюкс-издания 2008 года

Автор:

А. Ч. Бхактиведанта Свами Прабхупада

Язык оригинала:

английский

Оригинал издан:

1970

Издатель:

ISKCON Press[1]
Bhaktivedanta Book Trust

[books.google.com/books?id=zy4-AAAAIAAJ&printsec=frontcover Электронная версия]

«Источник вечного наслаждения», с 2008 года издаётся на русском языке под названием «Кри́шна, Верховная Личность Бога» (англ. Kṛṣṇa, the Supreme Personality of Godhead) — книга основателя Международного общества сознания Кришны (ИСККОН) Бхактиведанты Свами Прабхупады.[2][3] Публикуется издательством «Бхактиведанта Бук Траст» и представляет собой краткое изложение десятой песни «Бхагавата-пураны», в которой описывается жизнь и деяния Кришны. Книга повествует о причинах и обстоятельствах воплощения Кришны на Земле, описывает детство Кришны во Врадже, рассказывает о различных приключениях Кришны, сражениях с демонами, любовных играх с девушками-пасту́шками гопи и об основании Кришной города Даварки.[4]

Впервые книга была опубликована в 1970 году издательством ISKCON Press[1] на деньги (19 000 долларов США, что в современных долларах составляет более 100 000), пожертвованные Джорджем Харрисоном.[5][2] Харрисон также написал к книге предисловие,[6][3] из-за чего она пользовалась большой популярностью среди молодёжи.[7]

Книга переведена и опубликована на 20 языках суммарным тиражом более 5 млн экземпляров.[8] На русском языке книга впервые вышла в 1986 году под названием «Источник вечного наслаждения». В 2003 году на английском и в 2008 году на русском (под новым названием «Кришна, Верховная Личность Бога») вышло специальное издание, включившее в себя семьдесят семь новых иллюстраций, выполненных литовской художницей Деваки Даси.





Сюжет

«Источник вечного наслаждения» представляет собой краткое литературное изложение десятой песни «Бхагавата-пураны».[4] Как говорится в самой «Бхагавата-пуране», этот санскритский текст был записан мудрецом Вьясой в начале 3 тысячелетия до н. э. Бхактиведанта Свами Прабхупада описывает рождение и жизнь Кришны как реальные исторические события, произошедшие более 5000 лет назад в Северной Индии. Кришна описывается как «Верховная Личность Бога», как верховный Бог, изначальный источник всех аватар Вишну, воплотившийся на Земле с целью явить свои духовные игры и восстановить принципы дхармы.

Книга начинается с описания астрологических знаков, предвещающих рождение Кришны и указывающих на его божественное происхождение. Затем следует описание детства Кришны в пастушеской деревне Вриндаване, расположенной на берегу реки Ямуны. С первых месяцев своего пребывания на Земле, Кришна подвергается атакам со стороны различных демонических тварей, посылаемых царём Матхуры Камсой. Кришна, однако, демонстрируя свою божественную силу, одного за другим убивает всех посылаемых Камсой асуров. Необыкновенная красота Кришны пробуждает к нему любовь в сердцах юных пастушек гопи. В полнолунные ночи, Кришна играет на флейте в лесу на берегу Ямуны. Заслышав сладкие и манящие звуки флейты Кришны, гопи, теряя рассудок от любви, прибегают на встречу с прекрасным пастушком и танцуют с ним всю ночь напролёт (раса-лила).

Затем в книге рассказывается о том, как Кришна уходит из Вриндавана, убивает Камсу, основывает город Двараку и женится на 16 108 царевнах.[4]

История создания

Бхактиведанта Свами Прабхупада начал перевод с санскрита и комментирование «Бхагавата-пураны» в 1959 году во Вриндаване.[9][10] Это был самый амбициозный литературный проект Прабхупады.[9] По его замыслу, готовый перевод с комментариями должен был быть опубликован в 60 томах.[9] Прабхупада писал по следующей схеме: сначала давал латинскую транслитерацию санскритского текста с деванагари, затем пословный перевод на английский, затем литературный перевод на английский, и, наконец, свой комментарий к стиху.[10] В 1965 году, опубликовав первую из двенадцати песней «Бхагавата-пурнаны», Прабхупада отправился в США, где годом позднее основал Международное общество сознания Кришны (ИСККОН).

В Америке Прабхупада продолжил работу по переводу «Бхагавата-пураны» и в конце 1968 года уже заканчивал перевод третьей песни.[10] На завершение этой работы могло уйти много лет и Прабхупада боялся умереть, так и не закончив свой монументальный труд.[10] Приоритетным Прабхупада считал перевод десятой песни, в которой содержится жизнеописание Кришны и которая считается кульминацией всего произведения.[10] Прабхупада считал десятую песнь ключевым текстом для понимания Бога как личности.[11] Он решил отойти от своей традиционной схемы перевода и создать литературное переложение десятой песни, изложив её содержание в форме «трансцендентальных историй» из жизни Кришны.[10]

В декабре 1968 года в Лос-Анджелесе Прабхупада приступил к параллельному написанию двух новых книг: литературных переложений десятой песни «Бхагавата-пураны» и средневекового кришнаитского богословского трактата «Бхакти-расамрита-синдху».[9] Первая из этих книг впоследствии была издана под названием «Кришна — Верховная Личность Бога» (в русском издании — «Источник вечного наслаждения»), а вторая получила название «Нектар преданности».[9] Первый месяц Прабхупада работал над книгами в коттедже в Беверли-Хиллз, арендованном для него кришнаитами специально для этой цели.[9] Будучи глубоко погружённым в работу, Прабхупада появлялся в лос-анджелесском храме только по воскресеньям.[9] Сатсварупа Даса Госвами описывает в «Шрила Прабхупада-лиламрите», что в период работы над книгой Прабхупада ежедневно просыпался около часа ночи и до самого утра начитывал[12] книгу на диктофон.[10]

Весной и летом 1969 года Прабхупада путешествовал и проповедовал по США и Канаде,[13] а в августе того же года впервые посетил Европу. В Гамбурге он инициировал первых немецких учеников, а в Лондоне остановился на семь недель в поместье Джона Леннона Титтенхёрст, где продолжил работу над «Источником вечного наслаждения».[14]

Ко времени прибытия в Англию Прабхупада уже подготовил достаточно материала для издания первого тома (первое издание «Источника вечного наслаждения» вышло в двух томах).[10] Готовы также были иллюстрации, созданные кришнаитами специально для этой книги.[10] Однако, денег на публикацию дорогого, богато иллюстрированного издания пока не было.[10]

Работу над вторым, последним томом, Прабхупада завершил в Лос-Анджелесе в феврале 1970 года.[15] Закончив последнюю главу «Источника вечного наслаждения», Прабхупада начал диктовать литературное переложение следующей, одиннадцатой песни «Бхагавата-пураны».[16] Однако, проблемы в лос-анджелесском храме отвлекли его и работу над одиннадцатой песнью он прекратил.[17]

История публикации

Предыстория

В августе 1968 года три семейные пары американских учеников Бхактиведанты Свами Прабхупады (Мукунда и Джанаки, Шьямасундара и Малати, Гурудаса и Ямуна) прибыли в Лондон с целью открыть там кришнаитский храм.[18] Поставив перед собой цель войти в контакт с The Beatles и заинтересовать участников легендарной группы «сознанием Кришны», кришнаиты несколько раз приходили в штаб-квартиру Apple Corps в центре Лондона.[18] Они оставляли для битлов различные подарки: торты и яблочные пироги с надписью «Харе Кришна», кассеты с записью мантры «Харе Кришна» и т. п.[18] Однако, долгое время все попытки привлечь внимание «ливерпульской четвёрки» оканчивались неудачей.[18]

Прорыв произошёл в канун Рождества 1968 года, когда Йоко Оно обратила внимание на бритоголового и одетого в кришнаитские одежды Шьямасундару, ожидавшего у входа в здание Apple Corps возможности поговорить с одним из битлов.[19] Йоко пригласила Шьямасундару в фойе, где его заметил Джордж Харрисон.[20] Харрисон встретил Шьямасундару как старого друга. Как оказалось, Харрисон узнал о кришнаитах ещё в декабре 1966 года, купив в Америке записанный Прабхупадой альбом Krishna Consciousness («Сознание Кришны»), на котором кришнаитский гуру спел мантру «Харе Кришна» и объяснил её значение. С тех пор, Харрисон часто пел мантру,[21] иногда вместе с Джоном Ленноном.

Харрисон начал регулярно общаться с кришнаитами и в сентябре 1969 года впервые встретился с прибывшим в Англию Прабхупадой.[7] Летом 1969 года Харрисон вместе с кришнаитами лондонского храма сформировал ансамбль Radha Krishna Temple и выпустили на лейбле Apple Records сингл «Hare Krishna Mantra»,[22][23] представлявший собой мантру «Харе Кришна», записанную в виде поп-песни.[22] Сингл поднялся до 12-го места в UK Singles Chart,[21] и оказался в десятке лучших в чартах большинства стран Европы и в Японии.[23] В результате коммерческого успеха сингла, кришнаиты четыре раза исполнили песню в популярной музыкальной телепередаче Top of the Pops. Осенью 1969 года Харрисон также оказал ИСККОН финансовую помощь в открытии лондонского храма Радхи-Кришны.[21]

Пожертвование Джорджа Харрисона на издание книги

К концу 1969 года первый из двух томов «Источника вечного наслаждения» был готов к публикации.[24] Прабхупада хотел издать книгу тиражом в 5000 экземпляров с 54 цветными иллюстрациями,[11] что, по оценке типографии, должно было обойтись в 19 000 долларов США.[25] Прабхупада предложил Шьямасундаре попросить эту сумму у Джорджа Харрисона.[11] Шьямасундара высказал свои сомнения в целесообразности этого шага, ведь кришнаиты никогда до того ничего не просили у музыканта, только принимая ту помощь, которую он предлагал сам.[11] Прабхупада, однако, хотел дать возможность Харрисону принять участие в издании этого важного кришнаитского текста, способного помочь людям понять Бога как личность.[11] Прабхупада заметил, что благодаря Харрисону, имя Кришны уже получило на Западе широкую известность, но практически никто из западных людей не знал о жизни и деяниях Кришны, о том, как он выглядел.[26] Убедив Шьямасундару в необходимости этого шага, Прабхупада благословил своего ученика, сказав, что Кришна поможет ему найти нужные слова.[11]

На следующий вечер, Шьямасундара и Харрисон отправились ужинать домой к британскому скульптору Дэвиду Уинну.[11] После вегетарианского ужина, началась гроза, за окном раздавались раскаты грома.[26] Когда Харрисон и Шьямасундара собрались было уходить, Шьямасундара набрался мужества и передал Харрисону просьбу Прабхупады.[26] В тот момент, когда Харрисон должен был дать свой ответ, в крышу ударила молния и в доме погас свет.[26] Когда освещение вернулось, Харрисон откинулся в своём кресле, широко улыбнулся и сказал: «Да, с этим не поспоришь, не так ли?»[27]

Харрисон согласился оплатить издание книги, но вскоре пожалел об этом.[25] Шьямасундара так же чувствовал себя неловко.[25] В конце концов, он не хотел просить у Харрисона деньги, также как и Харрисон не хотел, чтобы у него их просили.[25] Узнав об этом, Прабхупада встретился с Харрисоном, который не применул посетовать на то, что каждый день кто-то просил у него что-то.[25] Прабхупада рассказал Харрисону о значимости публикации «Источника вечного наслаждения» и объяснил, что пожертвовав деньги на издание этой книги, тот сделал важное служение для Кришны.[25] Аргументы Прабхупады показались Харрисону убедительными и вскоре он забыл о своих сожалениях.[25]

Предисловие Джорджа Харрисона

В знак благодарности за щедрое пожертвование Харрисона, Прабхупада предложил ему написать к книге предисловие.[28] После некоторых колебаний, Харрисон согласился.[25] Спустя десять лет он вспоминал:

Я вовсе не думал, что был достоин написать предисловие к книге Прабхупады. С одной стороны, то, что я знаменит, должно было помочь. Но с другой стороны, это могло оказаться серьёзной помехой, ведь не все хотят слушать меня или верить в то, что я говорю. Многих людей попросту оттолкнул бы тот факт, что эти вещи говорю именно я. Если бы мне в руки попала книга о Кришне с предисловием, написанным Фрэнком Заппой или кем-то в этом роде, я бы подумал: «Боже мой! Я, наверное, ничего не хочу знать об этом». Мне также казалось, что несмотря на то, что Прабхупада попросил меня об этом, может на самом деле он и не хотел, чтобы я писал это предисловие. Но это был один из тех случаев, когда я не мог отмазаться. Все уже решили: «Ты пишешь предисловие и всё тут». Ну я и написал.[25]

В предисловии, Харрисон постарался не высказывать узкоконфессиональные взгляды.[28] Биограф Харрисона Джошуа Грин пишет, что основная трудность в написании предисловия заключалась для Харрисона в том, что он должен был выразить свою веру, которая всё ещё находилась в стадии формирования.[28] Харрисон ещё не «акклиматизировался к этой древней вселенной фантастических тварей и божественных существ».[28] В это время Харрисон также переживал тяжёлый период в своей профессиональной карьере.[29] Разногласия по финансовым и правовым вопросам сильно разделили участников The Beatles.[29] Харрисон и Старр оказались в оппозиции Леннону и Маккартни в творческих, коммерческих и личных вопросах.[29] Из-за возникших разногласий, Леннон даже отказался принять участие в записи новой песни Харрисона «I Me Mine».[29] Грин пришет в своей биографии Харрисона «Здесь восходит солнце»:

Что мог Джордж написать в такое время? Какими словами мог он прередать свои чувства верующего? Как он мог выразить появившуюся в нём любовь к другим битлам, к друзьям-кришнаитам и ко всему живому как к вечным и божественным живым существам, неотъемлемым частичкам единого вселенского Духа?[29]

Первое издание

Первое издание «Источника вечного наслаждения» было выпущено кришнаитским издательством ISKCON Press в двух томах общим объёмом в 800 страниц, с 70 цветными иллюстрациями. Весь тираж был отпечатан в японской типографии Dai Nippon в Токио.[27] Первый том был опубликован в июне 1970 года.[27] Его объём составлял почти 400 страниц, а вес — почти 1 кг.[27] На обложке красовалась люминесцентная картина маслом с изображением Радхи и Кришны в любовных объятиях.[27] На следующую страницу после титульного листа был помещён логотип Apple Corps, за которым следовало написанное Харрисоном предисловие.[28]

Пилотные экземпляры первого тома были представлены Прабхупаде 5 июля 1970 года во время фестиваля Ратха-ятры в Сан-Франциско, на празднование которого собралось около 10 000 человек.[30] Сатсварупа Даса Госвами описывает это событие следующим образом:

Окружённый преданными [кришнаитами] и любопытствующими гостями фестиваля, Шрила Прабхупада держал в руках одну из книг, рассматривая её обложку с цветным изображением Радхи-Кришны. Книга была большой: семь с половиной на десять с половиной дюймов. На сверкающей суперобложке большими яркими красными буквами было написано «Кришна». В своих руках Прабхупада благоговейно держал трансцендентное чудо. Присутствовавшие с трудом сдерживались от того, чтобы протолкнуться вперёд к Прабхупаде и заглянуть ему через плечо. Когда Прабхупада улыбнулся и открыл книгу, они не смогли сдержать своих возгласов. Осмотрев иллюстрации, качество печати, бумаги и переплёта, он сказал: «Очень красиво». Сфокусировав своё внимание на одной из страниц, он начал читать. Затем он поднял голову и сказал, что это была очень ценная книга «Кришна», которую только что привезли и которую все должны прочитать. Держа одну из книг в руке, с другими экземплярами выложенными в стопку, он пригласил всех желающих подходить и покупать книги. Люди начали шуметь, протягивать вперёд руки с десятидолларовыми купюрами и кричать, прося продать им экземпляр книги. Прабхупада распродал всё в мгновение ока, даже не оставив ни одной для себя.[30]

Переговоры с типографией Dai Nippon

В августе 1970 года Прабхупада в сопровождении Тамалы Кришны, Киртананады и других учеников отправился в Японию, намереваясь заключить там договор с типографией Dai Nippon на издание второго тома «Источника вечного наслаждения» и другой кришнаитской литературы. Считая Прабхупаду важным религиозным писателем и уважаемым монахом, Dai Nippon предоставило ему квартиру в Токио (располагавшуюся в 45 минутах езды от токийского храма ИСККОН) и лимузин для передвижения по городу.[31][32] Переговоры с представителями Dai Nippon продолжались в течение двух дней.[33] В результате была достигнута договорённость на издание второго тома «Источника вечного наслаждения», повторное издание первого тома, а также на публикацию «Шри Ишопанишад» и журнала Back to Godhead на английском и хинди.[34]

Прабхупада смог договориться о выгодной для себя цене и условиях оплаты.[34] Вначале он предложил 1,35 долларов США за каждый экземпляр «Источника вечного наслаждения».[35] Представители типографии заявили, что такая цена была для них совершенно неприемлемой и что согласившись на неё, они потерпели бы убытки.[35] Тогда Прабхупада рассказал о миссии ИСККОН по распространению духовной литературы, назвав её «благотворительной работой на благо всего человечества».[36] Прабхупада также объяснил, что ИСККОН распространял эти книги в обмен на добровольные пожертвования людей, и сам он не получал за это никаких авторских гонораров.[34]

После этого Прабхупада поручил продолжить переговоры своему ученику Тамале Кришне, который внезапно заявил, что предложенная Прабхупадой цена была ИСККОН не по карману и что они готовы были заплатить за каждый экземпляр книги всего лишь 95 центов.[34] Представители типографии начали просить Тамалу Кришну пересмотреть своё решение.[34] В этот момент в разговор вмешался Прабхупада.[34] Выступив в роли нейтрального обозревателя, он сказал: «Я послушал обе стороны и мне кажется, что цена должна быть 1,25 долларов за каждый экземпляр книги. На этом и закончим».[34] Представители Dai Nippon согласились с предложенной Прабхупадой ценой.[34]

После окончания переговоров, представители Dai Nippon подарили Прабхупаде ручные часы, а тот угостил их вегетарианским обедом.[34] Японцам особенно пришлись по вкусу такие блюда индийской кухни, как самоса и пакора.[34]

Последующие издания

После первого издания 1970 года, «Источник вечного наслаждения» многократно переиздавался.[4] В 1971 году вышло в свет второе издание книги, на этот раз в трёх томах и в мягкой обложке.[37] После основания в 1972 году «Бхактиведанта Бук Траст» (ББТ), книгу продолжило публиковать это издательство. В 1986 году вышло первое издание в однотомном формате, для которого ББТ слегка исправило и отредактировало текст.[4] В том же году индийский филиал ББТ опубликовал первое издание «Источника вечного наслаждения» на русском языке. В 1990 году книга была переиздана на русском языке российским филиалом ББТ тиражом в 100 000 экземпляров.

В 2003 году вышло новое, полностью переработанное делюкс-издание, ставшее плодом трудоёмкой работы художников и редакторов ББТ.[4] Редакторы слово в слово сравнили оригинальные аудиозаписи, сделанные Прабхупадой, с текстом книги, и исправили ошибки, допущенные предыдущими редакторами.[4] В основном по причине того, что Прабхупада говорил на английском с сильным акцентом, в тексте было найдено довольно много ошибок.[4] Таким образом, это делюкс-издание является наиболее приближенным к изначальной версии, надиктованной Прабхупадой на плёнку в 1968—1970 годы.[4]

Специально для делюкс-издания 2003 года ББТ заказало литовской художнице Деваки Даси написать 77 новых иллюстраций, на создание которых у неё ушло несколько лет.[4] Для создания иллюстраций Деваки использовала акварель в сочетании с индийскими чернилами.[4] Согласно журналу Ashé, каждая из иллюстраций художницы «производит впечатление священного гобелена, который запроста мог бы украшать стены одного из храмов».[4]

В делюкс-издании к книге прилагается карта Древней Индии, на которой можно найти места, в которых происходят описываемые в книге события, и мультимедийный компакт-диск.[4] На диске содержится тест на знание книги, мультимедийный рассказ истории о сокровище Сьямантака, мантра «Харе Кришна» в исполнении Прабхупады и итальянского исполнителя Кришнапремы, а также книга в формате PDF.[4]

В 2008 году российское отделение ББТ опубликовало делюкс-издание книги на русском языке. На этот раз книга вышла под новым названием «Кришна, Верховная Личность Бога», что является буквальным переводом её изначального английского названия.

По данным на начало 2000-х годов, книга «Источник вечного наслаждения» была переведена и опубликована на 20 языках суммарным тиражом более 5 млн экземпляров.[8]

История продаж

Прабхупада хотел, чтобы его ученики активно распространяли духовную литературу.[38] Однако, поначалу никто из них не знал, как это делать.[38] Продавать «Источник вечного наслаждения» и другие большие книги казалось гораздо сложнее, чем распространять журналы Back to Godhead в обмен на небольшие денежные пожертвования.[38] Кришнаиты помещали рекламу в газеты и журналы, оставляли книги в книжных магазинах, но ничего не работало — книги не продавались.[38] Прорыв на этом фронте произошёл в начале 1971 года благодаря двум монахам из сан-франциского храма ИСККОН, которые по пути назад в храм после санкиртаны остановились на заправочной станции.[38] Когда пришло время заплатить за бензин, кришнаиты показали работнику автозаправки «Источник вечного наслаждения» и рассказали ему о Кришне.[38] Работника тема заинтересовала и кришнаиты предложили ему книгу вместо платы за бензин, на что тот охотно согласился.[38]

Вдохновившись, на следующий день эти два монаха вышли распространять «Источник вечного наслаждения» у входа в один из супермаркетов Сан-Франциско, где им удалось продать за несколько часов две книги.[39] Когда президент сан-франциского храма Кешава сообщил об этом тогдашнему руководителю ИСККОН в Калифорнии Карандхаре, Карандхара посоветовал кришнаитам продолжать экспериментировать в этом направлении.[39] Более десятка кришнаитских монахов из сан-францисского храма начали ежедневно обходить дома и предлагать людям купить «Источник вечного наслаждения».[39] Вскоре самый успешный из них, Буддхиманта, начал продавать в среднем по пять книг в день.[39] Следуя примеру своих собратьев из Сан-Франциско, монахи из храмов ИСККОН в Лос-Анджелесе, Сан-Диего и Денвере также начали заниматься продажей «Источника вечного наслаждения».[39] Сатсварупа Даса Госвами пишет в своей биографической книге о Прабхупаде, что кришнаиты, занимавшиеся распространением духовной литературы, испытывали особое духовное блаженство от этой деятельности.[39]

К середине 1971 года кришнаитские храмы в Америке продавали сотни экземпляров «Источника вечного наслаждения» в неделю.[39] Карандхара начал поощрять соревнование между храмами и ежемесячно отсылать результаты санкиртаны во все храмы ИСККОН в Северной Америке и лично Прабхупаде.[40] Больше всего книг продавали кришнаиты из храма в Сан-Франциско — в среднем по двадцать в день.[41] В лучшие дни количество проданных книг доходило до семидесяти.[41] Когда новости об этом дошли до Прабхупады, тот в письме поздравил сан-францисских кришнаитов, сказав, что все они «миллионы раз получат благословения Кришны» за свою работу.[41] Копии этого письма были разосланы Карандхарой во все храмы ИСККОН.[41]

Второй прорыв на фронте распространения кришнаитской литературы произошёл в декабре 1972 года, когда было положено начало традиции проведения «рождественского марафона» по распространению книг.[42] Были установлены новые рекорды по продаже кришнаитской литературы.[43] Так, за три дня с 22 по 24 декабря 1972 года кришнаиты лос-анджелесского храма продали 17 000 экземпляров книг и журналов.[43]

Летом 1973 года кришнаиты обнаружили, что на рок-концертах можно было продать по нескольку сотен экземпляров «Источника вечного наслаждения» всего за несколько часов.[37] Предисловие Джорджа Харрисона делало книгу особенно привлекательной для молодых людей.[37] В июле Рамешвара сообщил в письме Прабхупаде, что храм в Лос-Анджелесе продавал в среднем по две тысячи «Источников вечного наслаждения» в неделю и что во время одного из рок-концертов, кришнаиты смогли продать 600 экземпляров книги всего за два часа.[37] Добившиеся таких выдающихся успехов лос-анджелесские кришнаиты решили поделиться своим опытом со своими собратьями, послав с этой целью в другие храмы Трипурари и ряд других успешных распространителей литературы.[37]

В массовой культуре

В 1997 году видоизменённая иллюстрация к «Источнику вечного наслаждения» с изображением Кришны, танцующего на головах демонического змея Калии, появилась на обложке альбома американской рок-группы Aerosmith Nine Lives. Кришна был изображён с кошачьей головой, что вызвало протесты кришнаитов и других индуистов, посчитавших это оскорблением своей религии. Кришнаитское издательство «Бхактиведанта Бук Траст», которому принадлежат авторские права, подало в суд. В результате лейбл Columbia Records был вынужден принести извинения и заменить обложку альбома на другую.

Книгу «Источник вечного наслаждения» можно увидеть в документальном фильме Мартина Скорсезе «Джордж Харрисон: жизнь в материальном мире» (2011). Режиссёр крупным планом показал написанное Джорджем Харрисоном предисловие.

Напишите отзыв о статье "Источник вечного наслаждения (книга)"

Примечания

  1. ↑ 1 2 Daner 1976, С. 57
  2. ↑ 1 2 Cole 2007, С. 31
  3. ↑ 1 2 Schweig 2004, С. 27
  4. ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 Ashé 2003
  5. ↑ Michaels 1977, С. 47
  6. ↑ Michaels 1977, С. 72
  7. ↑ 1 2 Chryssides 1999, С. 173
  8. ↑ 1 2 Greene 2006, С. 199
  9. ↑ 1 2 3 4 5 6 7 Satsvarūpa Dāsa Gosvāmī 1982, С. 8
  10. ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 Satsvarūpa Dāsa Gosvāmī 1982, С. 43
  11. ↑ 1 2 3 4 5 6 7 Greene 2006, С. 193
  12. ↑ Прабхупада не писал свои книги и комментарии, а начитывал их на диктофон.
  13. ↑ Satsvarūpa Dāsa Gosvāmī 1982, С. 10
  14. ↑ Knott 1986, pp. 36-37
  15. ↑ Satsvarūpa Dāsa Gosvāmī 1982, С. 95
  16. ↑ Satsvarūpa Dāsa Gosvāmī 1982, pp. 95-96
  17. ↑ Satsvarūpa Dāsa Gosvāmī 1982, С. 96
  18. ↑ 1 2 3 4 Knott 1986, С. 34
  19. ↑ Greene 2006, pp. 144-145
  20. ↑ Greene 2006, С. 145
  21. ↑ 1 2 3 Lavezzoli 2007, С. 195
  22. ↑ 1 2 Leng 2006, С. 37
  23. ↑ 1 2 Kent 2001, С. 21
  24. ↑ Satsvarūpa Dāsa Gosvāmī 1982, С. 68
  25. ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8 9 Satsvarūpa Dāsa Gosvāmī 1982, С. 69
  26. ↑ 1 2 3 4 Greene 2006, С. 194
  27. ↑ 1 2 3 4 5 Greene 2006, С. 195
  28. ↑ 1 2 3 4 5 Greene 2006, С. 196
  29. ↑ 1 2 3 4 5 Greene 2006, С. 197
  30. ↑ 1 2 Satsvarūpa Dāsa Gosvāmī 1983b, С. 261
  31. ↑ Satsvarūpa Dāsa Gosvāmī 1982, С. 107
  32. ↑ Satsvarūpa Dāsa Gosvāmī 1982, С. 114
  33. ↑ Satsvarūpa Dāsa Gosvāmī 1982, pp. 114-116
  34. ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 Satsvarūpa Dāsa Gosvāmī 1982, С. 116
  35. ↑ 1 2 Satsvarūpa Dāsa Gosvāmī 1982, С. 115
  36. ↑ Satsvarūpa Dāsa Gosvāmī 1982, pp. 115-116
  37. ↑ 1 2 3 4 5 Satsvarūpa Dāsa Gosvāmī 1983b, С. 270
  38. ↑ 1 2 3 4 5 6 7 Satsvarūpa Dāsa Gosvāmī 1983b, С. 262
  39. ↑ 1 2 3 4 5 6 7 Satsvarūpa Dāsa Gosvāmī 1983b, С. 263
  40. ↑ Satsvarūpa Dāsa Gosvāmī 1983b, pp. 263-264
  41. ↑ 1 2 3 4 Satsvarūpa Dāsa Gosvāmī 1983b, С. 264
  42. ↑ Satsvarūpa Dāsa Gosvāmī 1983b, С. 266
  43. ↑ 1 2 Satsvarūpa Dāsa Gosvāmī 1983b, С. 268

Литература

Ссылки

  • [www.krsnabook.com/ Сайт книги на английском языке] (англ.)

Отрывок, характеризующий Источник вечного наслаждения (книга)

Игнат, поправляя поясок, перестав улыбаться и покорно опустив глаза, пошел вон из комнаты.
– Тетенька, я полегоньку, – сказал мальчик.
– Я те дам полегоньку. Постреленок! – крикнула Мавра Кузминишна, замахиваясь на него рукой. – Иди деду самовар ставь.
Мавра Кузминишна, смахнув пыль, закрыла клавикорды и, тяжело вздохнув, вышла из гостиной и заперла входную дверь.
Выйдя на двор, Мавра Кузминишна задумалась о том, куда ей идти теперь: пить ли чай к Васильичу во флигель или в кладовую прибрать то, что еще не было прибрано?
В тихой улице послышались быстрые шаги. Шаги остановились у калитки; щеколда стала стучать под рукой, старавшейся отпереть ее.
Мавра Кузминишна подошла к калитке.
– Кого надо?
– Графа, графа Илью Андреича Ростова.
– Да вы кто?
– Я офицер. Мне бы видеть нужно, – сказал русский приятный и барский голос.
Мавра Кузминишна отперла калитку. И на двор вошел лет восемнадцати круглолицый офицер, типом лица похожий на Ростовых.
– Уехали, батюшка. Вчерашнего числа в вечерни изволили уехать, – ласково сказала Мавра Кузмипишна.
Молодой офицер, стоя в калитке, как бы в нерешительности войти или не войти ему, пощелкал языком.
– Ах, какая досада!.. – проговорил он. – Мне бы вчера… Ах, как жалко!..
Мавра Кузминишна между тем внимательно и сочувственно разглядывала знакомые ей черты ростовской породы в лице молодого человека, и изорванную шинель, и стоптанные сапоги, которые были на нем.
– Вам зачем же графа надо было? – спросила она.
– Да уж… что делать! – с досадой проговорил офицер и взялся за калитку, как бы намереваясь уйти. Он опять остановился в нерешительности.
– Видите ли? – вдруг сказал он. – Я родственник графу, и он всегда очень добр был ко мне. Так вот, видите ли (он с доброй и веселой улыбкой посмотрел на свой плащ и сапоги), и обносился, и денег ничего нет; так я хотел попросить графа…
Мавра Кузминишна не дала договорить ему.
– Вы минуточку бы повременили, батюшка. Одною минуточку, – сказала она. И как только офицер отпустил руку от калитки, Мавра Кузминишна повернулась и быстрым старушечьим шагом пошла на задний двор к своему флигелю.
В то время как Мавра Кузминишна бегала к себе, офицер, опустив голову и глядя на свои прорванные сапоги, слегка улыбаясь, прохаживался по двору. «Как жалко, что я не застал дядюшку. А славная старушка! Куда она побежала? И как бы мне узнать, какими улицами мне ближе догнать полк, который теперь должен подходить к Рогожской?» – думал в это время молодой офицер. Мавра Кузминишна с испуганным и вместе решительным лицом, неся в руках свернутый клетчатый платочек, вышла из за угла. Не доходя несколько шагов, она, развернув платок, вынула из него белую двадцатипятирублевую ассигнацию и поспешно отдала ее офицеру.
– Были бы их сиятельства дома, известно бы, они бы, точно, по родственному, а вот может… теперича… – Мавра Кузминишна заробела и смешалась. Но офицер, не отказываясь и не торопясь, взял бумажку и поблагодарил Мавру Кузминишну. – Как бы граф дома были, – извиняясь, все говорила Мавра Кузминишна. – Христос с вами, батюшка! Спаси вас бог, – говорила Мавра Кузминишна, кланяясь и провожая его. Офицер, как бы смеясь над собою, улыбаясь и покачивая головой, почти рысью побежал по пустым улицам догонять свой полк к Яузскому мосту.
А Мавра Кузминишна еще долго с мокрыми глазами стояла перед затворенной калиткой, задумчиво покачивая головой и чувствуя неожиданный прилив материнской нежности и жалости к неизвестному ей офицерику.


В недостроенном доме на Варварке, внизу которого был питейный дом, слышались пьяные крики и песни. На лавках у столов в небольшой грязной комнате сидело человек десять фабричных. Все они, пьяные, потные, с мутными глазами, напруживаясь и широко разевая рты, пели какую то песню. Они пели врозь, с трудом, с усилием, очевидно, не для того, что им хотелось петь, но для того только, чтобы доказать, что они пьяны и гуляют. Один из них, высокий белокурый малый в чистой синей чуйке, стоял над ними. Лицо его с тонким прямым носом было бы красиво, ежели бы не тонкие, поджатые, беспрестанно двигающиеся губы и мутные и нахмуренные, неподвижные глаза. Он стоял над теми, которые пели, и, видимо воображая себе что то, торжественно и угловато размахивал над их головами засученной по локоть белой рукой, грязные пальцы которой он неестественно старался растопыривать. Рукав его чуйки беспрестанно спускался, и малый старательно левой рукой опять засучивал его, как будто что то было особенно важное в том, чтобы эта белая жилистая махавшая рука была непременно голая. В середине песни в сенях и на крыльце послышались крики драки и удары. Высокий малый махнул рукой.
– Шабаш! – крикнул он повелительно. – Драка, ребята! – И он, не переставая засучивать рукав, вышел на крыльцо.
Фабричные пошли за ним. Фабричные, пившие в кабаке в это утро под предводительством высокого малого, принесли целовальнику кожи с фабрики, и за это им было дано вино. Кузнецы из соседних кузень, услыхав гульбу в кабаке и полагая, что кабак разбит, силой хотели ворваться в него. На крыльце завязалась драка.
Целовальник в дверях дрался с кузнецом, и в то время как выходили фабричные, кузнец оторвался от целовальника и упал лицом на мостовую.
Другой кузнец рвался в дверь, грудью наваливаясь на целовальника.
Малый с засученным рукавом на ходу еще ударил в лицо рвавшегося в дверь кузнеца и дико закричал:
– Ребята! наших бьют!
В это время первый кузнец поднялся с земли и, расцарапывая кровь на разбитом лице, закричал плачущим голосом:
– Караул! Убили!.. Человека убили! Братцы!..
– Ой, батюшки, убили до смерти, убили человека! – завизжала баба, вышедшая из соседних ворот. Толпа народа собралась около окровавленного кузнеца.
– Мало ты народ то грабил, рубахи снимал, – сказал чей то голос, обращаясь к целовальнику, – что ж ты человека убил? Разбойник!
Высокий малый, стоя на крыльце, мутными глазами водил то на целовальника, то на кузнецов, как бы соображая, с кем теперь следует драться.
– Душегуб! – вдруг крикнул он на целовальника. – Вяжи его, ребята!
– Как же, связал одного такого то! – крикнул целовальник, отмахнувшись от набросившихся на него людей, и, сорвав с себя шапку, он бросил ее на землю. Как будто действие это имело какое то таинственно угрожающее значение, фабричные, обступившие целовальника, остановились в нерешительности.
– Порядок то я, брат, знаю очень прекрасно. Я до частного дойду. Ты думаешь, не дойду? Разбойничать то нонче никому не велят! – прокричал целовальник, поднимая шапку.
– И пойдем, ишь ты! И пойдем… ишь ты! – повторяли друг за другом целовальник и высокий малый, и оба вместе двинулись вперед по улице. Окровавленный кузнец шел рядом с ними. Фабричные и посторонний народ с говором и криком шли за ними.
У угла Маросейки, против большого с запертыми ставнями дома, на котором была вывеска сапожного мастера, стояли с унылыми лицами человек двадцать сапожников, худых, истомленных людей в халатах и оборванных чуйках.
– Он народ разочти как следует! – говорил худой мастеровой с жидкой бородйой и нахмуренными бровями. – А что ж, он нашу кровь сосал – да и квит. Он нас водил, водил – всю неделю. А теперь довел до последнего конца, а сам уехал.
Увидав народ и окровавленного человека, говоривший мастеровой замолчал, и все сапожники с поспешным любопытством присоединились к двигавшейся толпе.
– Куда идет народ то?
– Известно куда, к начальству идет.
– Что ж, али взаправду наша не взяла сила?
– А ты думал как! Гляди ко, что народ говорит.
Слышались вопросы и ответы. Целовальник, воспользовавшись увеличением толпы, отстал от народа и вернулся к своему кабаку.
Высокий малый, не замечая исчезновения своего врага целовальника, размахивая оголенной рукой, не переставал говорить, обращая тем на себя общее внимание. На него то преимущественно жался народ, предполагая от него получить разрешение занимавших всех вопросов.
– Он покажи порядок, закон покажи, на то начальство поставлено! Так ли я говорю, православные? – говорил высокий малый, чуть заметно улыбаясь.
– Он думает, и начальства нет? Разве без начальства можно? А то грабить то мало ли их.
– Что пустое говорить! – отзывалось в толпе. – Как же, так и бросят Москву то! Тебе на смех сказали, а ты и поверил. Мало ли войсков наших идет. Так его и пустили! На то начальство. Вон послушай, что народ то бает, – говорили, указывая на высокого малого.
У стены Китай города другая небольшая кучка людей окружала человека в фризовой шинели, держащего в руках бумагу.
– Указ, указ читают! Указ читают! – послышалось в толпе, и народ хлынул к чтецу.
Человек в фризовой шинели читал афишку от 31 го августа. Когда толпа окружила его, он как бы смутился, но на требование высокого малого, протеснившегося до него, он с легким дрожанием в голосе начал читать афишку сначала.
«Я завтра рано еду к светлейшему князю, – читал он (светлеющему! – торжественно, улыбаясь ртом и хмуря брови, повторил высокий малый), – чтобы с ним переговорить, действовать и помогать войскам истреблять злодеев; станем и мы из них дух… – продолжал чтец и остановился („Видал?“ – победоносно прокричал малый. – Он тебе всю дистанцию развяжет…»)… – искоренять и этих гостей к черту отправлять; я приеду назад к обеду, и примемся за дело, сделаем, доделаем и злодеев отделаем».
Последние слова были прочтены чтецом в совершенном молчании. Высокий малый грустно опустил голову. Очевидно было, что никто не понял этих последних слов. В особенности слова: «я приеду завтра к обеду», видимо, даже огорчили и чтеца и слушателей. Понимание народа было настроено на высокий лад, а это было слишком просто и ненужно понятно; это было то самое, что каждый из них мог бы сказать и что поэтому не мог говорить указ, исходящий от высшей власти.
Все стояли в унылом молчании. Высокий малый водил губами и пошатывался.
– У него спросить бы!.. Это сам и есть?.. Как же, успросил!.. А то что ж… Он укажет… – вдруг послышалось в задних рядах толпы, и общее внимание обратилось на выезжавшие на площадь дрожки полицеймейстера, сопутствуемого двумя конными драгунами.
Полицеймейстер, ездивший в это утро по приказанию графа сжигать барки и, по случаю этого поручения, выручивший большую сумму денег, находившуюся у него в эту минуту в кармане, увидав двинувшуюся к нему толпу людей, приказал кучеру остановиться.
– Что за народ? – крикнул он на людей, разрозненно и робко приближавшихся к дрожкам. – Что за народ? Я вас спрашиваю? – повторил полицеймейстер, не получавший ответа.
– Они, ваше благородие, – сказал приказный во фризовой шинели, – они, ваше высокородие, по объявлению сиятельнейшего графа, не щадя живота, желали послужить, а не то чтобы бунт какой, как сказано от сиятельнейшего графа…
– Граф не уехал, он здесь, и об вас распоряжение будет, – сказал полицеймейстер. – Пошел! – сказал он кучеру. Толпа остановилась, скучиваясь около тех, которые слышали то, что сказало начальство, и глядя на отъезжающие дрожки.
Полицеймейстер в это время испуганно оглянулся, что то сказал кучеру, и лошади его поехали быстрее.
– Обман, ребята! Веди к самому! – крикнул голос высокого малого. – Не пущай, ребята! Пущай отчет подаст! Держи! – закричали голоса, и народ бегом бросился за дрожками.
Толпа за полицеймейстером с шумным говором направилась на Лубянку.
– Что ж, господа да купцы повыехали, а мы за то и пропадаем? Что ж, мы собаки, что ль! – слышалось чаще в толпе.


Вечером 1 го сентября, после своего свидания с Кутузовым, граф Растопчин, огорченный и оскорбленный тем, что его не пригласили на военный совет, что Кутузов не обращал никакого внимания на его предложение принять участие в защите столицы, и удивленный новым открывшимся ему в лагере взглядом, при котором вопрос о спокойствии столицы и о патриотическом ее настроении оказывался не только второстепенным, но совершенно ненужным и ничтожным, – огорченный, оскорбленный и удивленный всем этим, граф Растопчин вернулся в Москву. Поужинав, граф, не раздеваясь, прилег на канапе и в первом часу был разбужен курьером, который привез ему письмо от Кутузова. В письме говорилось, что так как войска отступают на Рязанскую дорогу за Москву, то не угодно ли графу выслать полицейских чиновников, для проведения войск через город. Известие это не было новостью для Растопчина. Не только со вчерашнего свиданья с Кутузовым на Поклонной горе, но и с самого Бородинского сражения, когда все приезжавшие в Москву генералы в один голос говорили, что нельзя дать еще сражения, и когда с разрешения графа каждую ночь уже вывозили казенное имущество и жители до половины повыехали, – граф Растопчин знал, что Москва будет оставлена; но тем не менее известие это, сообщенное в форме простой записки с приказанием от Кутузова и полученное ночью, во время первого сна, удивило и раздражило графа.
Впоследствии, объясняя свою деятельность за это время, граф Растопчин в своих записках несколько раз писал, что у него тогда было две важные цели: De maintenir la tranquillite a Moscou et d'en faire partir les habitants. [Сохранить спокойствие в Москве и выпроводить из нее жителей.] Если допустить эту двоякую цель, всякое действие Растопчина оказывается безукоризненным. Для чего не вывезена московская святыня, оружие, патроны, порох, запасы хлеба, для чего тысячи жителей обмануты тем, что Москву не сдадут, и разорены? – Для того, чтобы соблюсти спокойствие в столице, отвечает объяснение графа Растопчина. Для чего вывозились кипы ненужных бумаг из присутственных мест и шар Леппиха и другие предметы? – Для того, чтобы оставить город пустым, отвечает объяснение графа Растопчина. Стоит только допустить, что что нибудь угрожало народному спокойствию, и всякое действие становится оправданным.
Все ужасы террора основывались только на заботе о народном спокойствии.
На чем же основывался страх графа Растопчина о народном спокойствии в Москве в 1812 году? Какая причина была предполагать в городе склонность к возмущению? Жители уезжали, войска, отступая, наполняли Москву. Почему должен был вследствие этого бунтовать народ?
Не только в Москве, но во всей России при вступлении неприятеля не произошло ничего похожего на возмущение. 1 го, 2 го сентября более десяти тысяч людей оставалось в Москве, и, кроме толпы, собравшейся на дворе главнокомандующего и привлеченной им самим, – ничего не было. Очевидно, что еще менее надо было ожидать волнения в народе, ежели бы после Бородинского сражения, когда оставление Москвы стало очевидно, или, по крайней мере, вероятно, – ежели бы тогда вместо того, чтобы волновать народ раздачей оружия и афишами, Растопчин принял меры к вывозу всей святыни, пороху, зарядов и денег и прямо объявил бы народу, что город оставляется.
Растопчин, пылкий, сангвинический человек, всегда вращавшийся в высших кругах администрации, хотя в с патриотическим чувством, не имел ни малейшего понятия о том народе, которым он думал управлять. С самого начала вступления неприятеля в Смоленск Растопчин в воображении своем составил для себя роль руководителя народного чувства – сердца России. Ему не только казалось (как это кажется каждому администратору), что он управлял внешними действиями жителей Москвы, но ему казалось, что он руководил их настроением посредством своих воззваний и афиш, писанных тем ёрническим языком, который в своей среде презирает народ и которого он не понимает, когда слышит его сверху. Красивая роль руководителя народного чувства так понравилась Растопчину, он так сжился с нею, что необходимость выйти из этой роли, необходимость оставления Москвы без всякого героического эффекта застала его врасплох, и он вдруг потерял из под ног почву, на которой стоял, в решительно не знал, что ему делать. Он хотя и знал, но не верил всею душою до последней минуты в оставление Москвы и ничего не делал с этой целью. Жители выезжали против его желания. Ежели вывозили присутственные места, то только по требованию чиновников, с которыми неохотно соглашался граф. Сам же он был занят только тою ролью, которую он для себя сделал. Как это часто бывает с людьми, одаренными пылким воображением, он знал уже давно, что Москву оставят, но знал только по рассуждению, но всей душой не верил в это, не перенесся воображением в это новое положение.
Вся деятельность его, старательная и энергическая (насколько она была полезна и отражалась на народ – это другой вопрос), вся деятельность его была направлена только на то, чтобы возбудить в жителях то чувство, которое он сам испытывал, – патриотическую ненависть к французам и уверенность в себе.
Но когда событие принимало свои настоящие, исторические размеры, когда оказалось недостаточным только словами выражать свою ненависть к французам, когда нельзя было даже сражением выразить эту ненависть, когда уверенность в себе оказалась бесполезною по отношению к одному вопросу Москвы, когда все население, как один человек, бросая свои имущества, потекло вон из Москвы, показывая этим отрицательным действием всю силу своего народного чувства, – тогда роль, выбранная Растопчиным, оказалась вдруг бессмысленной. Он почувствовал себя вдруг одиноким, слабым и смешным, без почвы под ногами.
Получив, пробужденный от сна, холодную и повелительную записку от Кутузова, Растопчин почувствовал себя тем более раздраженным, чем более он чувствовал себя виновным. В Москве оставалось все то, что именно было поручено ему, все то казенное, что ему должно было вывезти. Вывезти все не было возможности.
«Кто же виноват в этом, кто допустил до этого? – думал он. – Разумеется, не я. У меня все было готово, я держал Москву вот как! И вот до чего они довели дело! Мерзавцы, изменники!» – думал он, не определяя хорошенько того, кто были эти мерзавцы и изменники, но чувствуя необходимость ненавидеть этих кого то изменников, которые были виноваты в том фальшивом и смешном положении, в котором он находился.
Всю эту ночь граф Растопчин отдавал приказания, за которыми со всех сторон Москвы приезжали к нему. Приближенные никогда не видали графа столь мрачным и раздраженным.
«Ваше сиятельство, из вотчинного департамента пришли, от директора за приказаниями… Из консистории, из сената, из университета, из воспитательного дома, викарный прислал… спрашивает… О пожарной команде как прикажете? Из острога смотритель… из желтого дома смотритель…» – всю ночь, не переставая, докладывали графу.
На все эта вопросы граф давал короткие и сердитые ответы, показывавшие, что приказания его теперь не нужны, что все старательно подготовленное им дело теперь испорчено кем то и что этот кто то будет нести всю ответственность за все то, что произойдет теперь.
– Ну, скажи ты этому болвану, – отвечал он на запрос от вотчинного департамента, – чтоб он оставался караулить свои бумаги. Ну что ты спрашиваешь вздор о пожарной команде? Есть лошади – пускай едут во Владимир. Не французам оставлять.
– Ваше сиятельство, приехал надзиратель из сумасшедшего дома, как прикажете?
– Как прикажу? Пускай едут все, вот и всё… А сумасшедших выпустить в городе. Когда у нас сумасшедшие армиями командуют, так этим и бог велел.
На вопрос о колодниках, которые сидели в яме, граф сердито крикнул на смотрителя:
– Что ж, тебе два батальона конвоя дать, которого нет? Пустить их, и всё!
– Ваше сиятельство, есть политические: Мешков, Верещагин.
– Верещагин! Он еще не повешен? – крикнул Растопчин. – Привести его ко мне.


К девяти часам утра, когда войска уже двинулись через Москву, никто больше не приходил спрашивать распоряжений графа. Все, кто мог ехать, ехали сами собой; те, кто оставались, решали сами с собой, что им надо было делать.
Граф велел подавать лошадей, чтобы ехать в Сокольники, и, нахмуренный, желтый и молчаливый, сложив руки, сидел в своем кабинете.
Каждому администратору в спокойное, не бурное время кажется, что только его усилиями движется всо ему подведомственное народонаселение, и в этом сознании своей необходимости каждый администратор чувствует главную награду за свои труды и усилия. Понятно, что до тех пор, пока историческое море спокойно, правителю администратору, с своей утлой лодочкой упирающемуся шестом в корабль народа и самому двигающемуся, должно казаться, что его усилиями двигается корабль, в который он упирается. Но стоит подняться буре, взволноваться морю и двинуться самому кораблю, и тогда уж заблуждение невозможно. Корабль идет своим громадным, независимым ходом, шест не достает до двинувшегося корабля, и правитель вдруг из положения властителя, источника силы, переходит в ничтожного, бесполезного и слабого человека.
Растопчин чувствовал это, и это то раздражало его. Полицеймейстер, которого остановила толпа, вместе с адъютантом, который пришел доложить, что лошади готовы, вошли к графу. Оба были бледны, и полицеймейстер, передав об исполнении своего поручения, сообщил, что на дворе графа стояла огромная толпа народа, желавшая его видеть.
Растопчин, ни слова не отвечая, встал и быстрыми шагами направился в свою роскошную светлую гостиную, подошел к двери балкона, взялся за ручку, оставил ее и перешел к окну, из которого виднее была вся толпа. Высокий малый стоял в передних рядах и с строгим лицом, размахивая рукой, говорил что то. Окровавленный кузнец с мрачным видом стоял подле него. Сквозь закрытые окна слышен был гул голосов.
– Готов экипаж? – сказал Растопчин, отходя от окна.
– Готов, ваше сиятельство, – сказал адъютант.
Растопчин опять подошел к двери балкона.
– Да чего они хотят? – спросил он у полицеймейстера.
– Ваше сиятельство, они говорят, что собрались идти на французов по вашему приказанью, про измену что то кричали. Но буйная толпа, ваше сиятельство. Я насилу уехал. Ваше сиятельство, осмелюсь предложить…
– Извольте идти, я без вас знаю, что делать, – сердито крикнул Растопчин. Он стоял у двери балкона, глядя на толпу. «Вот что они сделали с Россией! Вот что они сделали со мной!» – думал Растопчин, чувствуя поднимающийся в своей душе неудержимый гнев против кого то того, кому можно было приписать причину всего случившегося. Как это часто бывает с горячими людьми, гнев уже владел им, но он искал еще для него предмета. «La voila la populace, la lie du peuple, – думал он, глядя на толпу, – la plebe qu'ils ont soulevee par leur sottise. Il leur faut une victime, [„Вот он, народец, эти подонки народонаселения, плебеи, которых они подняли своею глупостью! Им нужна жертва“.] – пришло ему в голову, глядя на размахивающего рукой высокого малого. И по тому самому это пришло ему в голову, что ему самому нужна была эта жертва, этот предмет для своего гнева.
– Готов экипаж? – в другой раз спросил он.
– Готов, ваше сиятельство. Что прикажете насчет Верещагина? Он ждет у крыльца, – отвечал адъютант.
– А! – вскрикнул Растопчин, как пораженный каким то неожиданным воспоминанием.
И, быстро отворив дверь, он вышел решительными шагами на балкон. Говор вдруг умолк, шапки и картузы снялись, и все глаза поднялись к вышедшему графу.
– Здравствуйте, ребята! – сказал граф быстро и громко. – Спасибо, что пришли. Я сейчас выйду к вам, но прежде всего нам надо управиться с злодеем. Нам надо наказать злодея, от которого погибла Москва. Подождите меня! – И граф так же быстро вернулся в покои, крепко хлопнув дверью.
По толпе пробежал одобрительный ропот удовольствия. «Он, значит, злодеев управит усех! А ты говоришь француз… он тебе всю дистанцию развяжет!» – говорили люди, как будто упрекая друг друга в своем маловерии.
Через несколько минут из парадных дверей поспешно вышел офицер, приказал что то, и драгуны вытянулись. Толпа от балкона жадно подвинулась к крыльцу. Выйдя гневно быстрыми шагами на крыльцо, Растопчин поспешно оглянулся вокруг себя, как бы отыскивая кого то.
– Где он? – сказал граф, и в ту же минуту, как он сказал это, он увидал из за угла дома выходившего между, двух драгун молодого человека с длинной тонкой шеей, с до половины выбритой и заросшей головой. Молодой человек этот был одет в когда то щегольской, крытый синим сукном, потертый лисий тулупчик и в грязные посконные арестантские шаровары, засунутые в нечищеные, стоптанные тонкие сапоги. На тонких, слабых ногах тяжело висели кандалы, затруднявшие нерешительную походку молодого человека.
– А ! – сказал Растопчин, поспешно отворачивая свой взгляд от молодого человека в лисьем тулупчике и указывая на нижнюю ступеньку крыльца. – Поставьте его сюда! – Молодой человек, брянча кандалами, тяжело переступил на указываемую ступеньку, придержав пальцем нажимавший воротник тулупчика, повернул два раза длинной шеей и, вздохнув, покорным жестом сложил перед животом тонкие, нерабочие руки.
Несколько секунд, пока молодой человек устанавливался на ступеньке, продолжалось молчание. Только в задних рядах сдавливающихся к одному месту людей слышались кряхтенье, стоны, толчки и топот переставляемых ног.
Растопчин, ожидая того, чтобы он остановился на указанном месте, хмурясь потирал рукою лицо.
– Ребята! – сказал Растопчин металлически звонким голосом, – этот человек, Верещагин – тот самый мерзавец, от которого погибла Москва.
Молодой человек в лисьем тулупчике стоял в покорной позе, сложив кисти рук вместе перед животом и немного согнувшись. Исхудалое, с безнадежным выражением, изуродованное бритою головой молодое лицо его было опущено вниз. При первых словах графа он медленно поднял голову и поглядел снизу на графа, как бы желая что то сказать ему или хоть встретить его взгляд. Но Растопчин не смотрел на него. На длинной тонкой шее молодого человека, как веревка, напружилась и посинела жила за ухом, и вдруг покраснело лицо.
Все глаза были устремлены на него. Он посмотрел на толпу, и, как бы обнадеженный тем выражением, которое он прочел на лицах людей, он печально и робко улыбнулся и, опять опустив голову, поправился ногами на ступеньке.
– Он изменил своему царю и отечеству, он передался Бонапарту, он один из всех русских осрамил имя русского, и от него погибает Москва, – говорил Растопчин ровным, резким голосом; но вдруг быстро взглянул вниз на Верещагина, продолжавшего стоять в той же покорной позе. Как будто взгляд этот взорвал его, он, подняв руку, закричал почти, обращаясь к народу: – Своим судом расправляйтесь с ним! отдаю его вам!
Народ молчал и только все теснее и теснее нажимал друг на друга. Держать друг друга, дышать в этой зараженной духоте, не иметь силы пошевелиться и ждать чего то неизвестного, непонятного и страшного становилось невыносимо. Люди, стоявшие в передних рядах, видевшие и слышавшие все то, что происходило перед ними, все с испуганно широко раскрытыми глазами и разинутыми ртами, напрягая все свои силы, удерживали на своих спинах напор задних.
– Бей его!.. Пускай погибнет изменник и не срамит имя русского! – закричал Растопчин. – Руби! Я приказываю! – Услыхав не слова, но гневные звуки голоса Растопчина, толпа застонала и надвинулась, но опять остановилась.
– Граф!.. – проговорил среди опять наступившей минутной тишины робкий и вместе театральный голос Верещагина. – Граф, один бог над нами… – сказал Верещагин, подняв голову, и опять налилась кровью толстая жила на его тонкой шее, и краска быстро выступила и сбежала с его лица. Он не договорил того, что хотел сказать.
– Руби его! Я приказываю!.. – прокричал Растопчин, вдруг побледнев так же, как Верещагин.
– Сабли вон! – крикнул офицер драгунам, сам вынимая саблю.
Другая еще сильнейшая волна взмыла по народу, и, добежав до передних рядов, волна эта сдвинула переднии, шатая, поднесла к самым ступеням крыльца. Высокий малый, с окаменелым выражением лица и с остановившейся поднятой рукой, стоял рядом с Верещагиным.
– Руби! – прошептал почти офицер драгунам, и один из солдат вдруг с исказившимся злобой лицом ударил Верещагина тупым палашом по голове.
«А!» – коротко и удивленно вскрикнул Верещагин, испуганно оглядываясь и как будто не понимая, зачем это было с ним сделано. Такой же стон удивления и ужаса пробежал по толпе.
«О господи!» – послышалось чье то печальное восклицание.
Но вслед за восклицанием удивления, вырвавшимся У Верещагина, он жалобно вскрикнул от боли, и этот крик погубил его. Та натянутая до высшей степени преграда человеческого чувства, которая держала еще толпу, прорвалось мгновенно. Преступление было начато, необходимо было довершить его. Жалобный стон упрека был заглушен грозным и гневным ревом толпы. Как последний седьмой вал, разбивающий корабли, взмыла из задних рядов эта последняя неудержимая волна, донеслась до передних, сбила их и поглотила все. Ударивший драгун хотел повторить свой удар. Верещагин с криком ужаса, заслонясь руками, бросился к народу. Высокий малый, на которого он наткнулся, вцепился руками в тонкую шею Верещагина и с диким криком, с ним вместе, упал под ноги навалившегося ревущего народа.
Одни били и рвали Верещагина, другие высокого малого. И крики задавленных людей и тех, которые старались спасти высокого малого, только возбуждали ярость толпы. Долго драгуны не могли освободить окровавленного, до полусмерти избитого фабричного. И долго, несмотря на всю горячечную поспешность, с которою толпа старалась довершить раз начатое дело, те люди, которые били, душили и рвали Верещагина, не могли убить его; но толпа давила их со всех сторон, с ними в середине, как одна масса, колыхалась из стороны в сторону и не давала им возможности ни добить, ни бросить его.


Источник — «http://wiki-org.ru/wiki/index.php?title=Источник_вечного_наслаждения_(книга)&oldid=80453811»