Лауреаты Сталинской премии в области литературы и искусства (1947)
Поделись знанием:
– Vous ne me prenez pas en расплох, vous savez, – сказал он. – Comme veritable ami j'ai pense et repense a votre affaire. Voyez vous. Si vous epousez le prince (это был молодой человек), – он загнул палец, – vous perdez pour toujours la chance d'epouser l'autre, et puis vous mecontentez la Cour. (Comme vous savez, il y a une espece de parente.) Mais si vous epousez le vieux comte, vous faites le bonheur de ses derniers jours, et puis comme veuve du grand… le prince ne fait plus de mesalliance en vous epousant, [Вы меня не захватите врасплох, вы знаете. Как истинный друг, я долго обдумывал ваше дело. Вот видите: если выйти за принца, то вы навсегда лишаетесь возможности быть женою другого, и вдобавок двор будет недоволен. (Вы знаете, ведь тут замешано родство.) А если выйти за старого графа, то вы составите счастие последних дней его, и потом… принцу уже не будет унизительно жениться на вдове вельможи.] – и Билибин распустил кожу.
– Voila un veritable ami! – сказала просиявшая Элен, еще раз дотрогиваясь рукой до рукава Билибипа. – Mais c'est que j'aime l'un et l'autre, je ne voudrais pas leur faire de chagrin. Je donnerais ma vie pour leur bonheur a tous deux, [Вот истинный друг! Но ведь я люблю того и другого и не хотела бы огорчать никого. Для счастия обоих я готова бы пожертвовать жизнию.] – сказала она.
Билибин пожал плечами, выражая, что такому горю даже и он пособить уже не может.
«Une maitresse femme! Voila ce qui s'appelle poser carrement la question. Elle voudrait epouser tous les trois a la fois», [«Молодец женщина! Вот что называется твердо поставить вопрос. Она хотела бы быть женою всех троих в одно и то же время».] – подумал Билибин.
– Но скажите, как муж ваш посмотрит на это дело? – сказал он, вследствие твердости своей репутации не боясь уронить себя таким наивным вопросом. – Согласится ли он?
– Ah! Il m'aime tant! – сказала Элен, которой почему то казалось, что Пьер тоже ее любил. – Il fera tout pour moi. [Ах! он меня так любит! Он на все для меня готов.]
Билибин подобрал кожу, чтобы обозначить готовящийся mot.
– Meme le divorce, [Даже и на развод.] – сказал он.
Элен засмеялась.
В числе людей, которые позволяли себе сомневаться в законности предпринимаемого брака, была мать Элен, княгиня Курагина. Она постоянно мучилась завистью к своей дочери, и теперь, когда предмет зависти был самый близкий сердцу княгини, она не могла примириться с этой мыслью. Она советовалась с русским священником о том, в какой мере возможен развод и вступление в брак при живом муже, и священник сказал ей, что это невозможно, и, к радости ее, указал ей на евангельский текст, в котором (священнику казалось) прямо отвергается возможность вступления в брак от живого мужа.
Вооруженная этими аргументами, казавшимися ей неопровержимыми, княгиня рано утром, чтобы застать ее одну, поехала к своей дочери.
Выслушав возражения своей матери, Элен кротко и насмешливо улыбнулась.
– Да ведь прямо сказано: кто женится на разводной жене… – сказала старая княгиня.
– Ah, maman, ne dites pas de betises. Vous ne comprenez rien. Dans ma position j'ai des devoirs, [Ах, маменька, не говорите глупостей. Вы ничего не понимаете. В моем положении есть обязанности.] – заговорилa Элен, переводя разговор на французский с русского языка, на котором ей всегда казалась какая то неясность в ее деле.
– Но, мой друг…
– Ah, maman, comment est ce que vous ne comprenez pas que le Saint Pere, qui a le droit de donner des dispenses… [Ах, маменька, как вы не понимаете, что святой отец, имеющий власть отпущений…]
В это время дама компаньонка, жившая у Элен, вошла к ней доложить, что его высочество в зале и желает ее видеть.
– Non, dites lui que je ne veux pas le voir, que je suis furieuse contre lui, parce qu'il m'a manque parole. [Нет, скажите ему, что я не хочу его видеть, что я взбешена против него, потому что он мне не сдержал слова.]
– Comtesse a tout peche misericorde, [Графиня, милосердие всякому греху.] – сказал, входя, молодой белокурый человек с длинным лицом и носом.
Старая княгиня почтительно встала и присела. Вошедший молодой человек не обратил на нее внимания. Княгиня кивнула головой дочери и поплыла к двери.
«Нет, она права, – думала старая княгиня, все убеждения которой разрушились пред появлением его высочества. – Она права; но как это мы в нашу невозвратную молодость не знали этого? А это так было просто», – думала, садясь в карету, старая княгиня.
В начале августа дело Элен совершенно определилось, и она написала своему мужу (который ее очень любил, как она думала) письмо, в котором извещала его о своем намерении выйти замуж за NN и о том, что она вступила в единую истинную религию и что она просит его исполнить все те необходимые для развода формальности, о которых передаст ему податель сего письма.
«Sur ce je prie Dieu, mon ami, de vous avoir sous sa sainte et puissante garde. Votre amie Helene».
[«Затем молю бога, да будете вы, мой друг, под святым сильным его покровом. Друг ваш Елена»]
Это письмо было привезено в дом Пьера в то время, как он находился на Бородинском поле.
Во второй раз, уже в конце Бородинского сражения, сбежав с батареи Раевского, Пьер с толпами солдат направился по оврагу к Князькову, дошел до перевязочного пункта и, увидав кровь и услыхав крики и стоны, поспешно пошел дальше, замешавшись в толпы солдат.
Одно, чего желал теперь Пьер всеми силами своей души, было то, чтобы выйти поскорее из тех страшных впечатлений, в которых он жил этот день, вернуться к обычным условиям жизни и заснуть спокойно в комнате на своей постели. Только в обычных условиях жизни он чувствовал, что будет в состоянии понять самого себя и все то, что он видел и испытал. Но этих обычных условий жизни нигде не было.
Хотя ядра и пули не свистали здесь по дороге, по которой он шел, но со всех сторон было то же, что было там, на поле сражения. Те же были страдающие, измученные и иногда странно равнодушные лица, та же кровь, те же солдатские шинели, те же звуки стрельбы, хотя и отдаленной, но все еще наводящей ужас; кроме того, была духота и пыль.
Пройдя версты три по большой Можайской дороге, Пьер сел на краю ее.
Сумерки спустились на землю, и гул орудий затих. Пьер, облокотившись на руку, лег и лежал так долго, глядя на продвигавшиеся мимо него в темноте тени. Беспрестанно ему казалось, что с страшным свистом налетало на него ядро; он вздрагивал и приподнимался. Он не помнил, сколько времени он пробыл тут. В середине ночи трое солдат, притащив сучьев, поместились подле него и стали разводить огонь.
Солдаты, покосившись на Пьера, развели огонь, поставили на него котелок, накрошили в него сухарей и положили сала. Приятный запах съестного и жирного яства слился с запахом дыма. Пьер приподнялся и вздохнул. Солдаты (их было трое) ели, не обращая внимания на Пьера, и разговаривали между собой.
– Да ты из каких будешь? – вдруг обратился к Пьеру один из солдат, очевидно, под этим вопросом подразумевая то, что и думал Пьер, именно: ежели ты есть хочешь, мы дадим, только скажи, честный ли ты человек?
– Я? я?.. – сказал Пьер, чувствуя необходимость умалить как возможно свое общественное положение, чтобы быть ближе и понятнее для солдат. – Я по настоящему ополченный офицер, только моей дружины тут нет; я приезжал на сраженье и потерял своих.
– Вишь ты! – сказал один из солдат.
Другой солдат покачал головой.
– Что ж, поешь, коли хочешь, кавардачку! – сказал первый и подал Пьеру, облизав ее, деревянную ложку.
Пьер подсел к огню и стал есть кавардачок, то кушанье, которое было в котелке и которое ему казалось самым вкусным из всех кушаний, которые он когда либо ел. В то время как он жадно, нагнувшись над котелком, забирая большие ложки, пережевывал одну за другой и лицо его было видно в свете огня, солдаты молча смотрели на него.
– Тебе куды надо то? Ты скажи! – спросил опять один из них.
– Мне в Можайск.
– Ты, стало, барин?
– Да.
– А как звать?
– Петр Кириллович.
– Ну, Петр Кириллович, пойдем, мы тебя отведем. В совершенной темноте солдаты вместе с Пьером пошли к Можайску.
Уже петухи пели, когда они дошли до Можайска и стали подниматься на крутую городскую гору. Пьер шел вместе с солдатами, совершенно забыв, что его постоялый двор был внизу под горою и что он уже прошел его. Он бы не вспомнил этого (в таком он находился состоянии потерянности), ежели бы с ним не столкнулся на половине горы его берейтор, ходивший его отыскивать по городу и возвращавшийся назад к своему постоялому двору. Берейтор узнал Пьера по его шляпе, белевшей в темноте.
– Ваше сиятельство, – проговорил он, – а уж мы отчаялись. Что ж вы пешком? Куда же вы, пожалуйте!
– Ах да, – сказал Пьер.
Солдаты приостановились.
– Ну что, нашел своих? – сказал один из них.
– Ну, прощавай! Петр Кириллович, кажись? Прощавай, Петр Кириллович! – сказали другие голоса.
– Прощайте, – сказал Пьер и направился с своим берейтором к постоялому двору.
«Надо дать им!» – подумал Пьер, взявшись за карман. – «Нет, не надо», – сказал ему какой то голос.
В горницах постоялого двора не было места: все были заняты. Пьер прошел на двор и, укрывшись с головой, лег в свою коляску.
Едва Пьер прилег головой на подушку, как он почувствовал, что засыпает; но вдруг с ясностью почти действительности послышались бум, бум, бум выстрелов, послышались стоны, крики, шлепанье снарядов, запахло кровью и порохом, и чувство ужаса, страха смерти охватило его. Он испуганно открыл глаза и поднял голову из под шинели. Все было тихо на дворе. Только в воротах, разговаривая с дворником и шлепая по грязи, шел какой то денщик. Над головой Пьера, под темной изнанкой тесового навеса, встрепенулись голубки от движения, которое он сделал, приподнимаясь. По всему двору был разлит мирный, радостный для Пьера в эту минуту, крепкий запах постоялого двора, запах сена, навоза и дегтя. Между двумя черными навесами виднелось чистое звездное небо.
«Слава богу, что этого нет больше, – подумал Пьер, опять закрываясь с головой. – О, как ужасен страх и как позорно я отдался ему! А они… они все время, до конца были тверды, спокойны… – подумал он. Они в понятии Пьера были солдаты – те, которые были на батарее, и те, которые кормили его, и те, которые молились на икону. Они – эти странные, неведомые ему доселе они, ясно и резко отделялись в его мысли от всех других людей.
«Солдатом быть, просто солдатом! – думал Пьер, засыпая. – Войти в эту общую жизнь всем существом, проникнуться тем, что делает их такими. Но как скинуть с себя все это лишнее, дьявольское, все бремя этого внешнего человека? Одно время я мог быть этим. Я мог бежать от отца, как я хотел. Я мог еще после дуэли с Долоховым быть послан солдатом». И в воображении Пьера мелькнул обед в клубе, на котором он вызвал Долохова, и благодетель в Торжке. И вот Пьеру представляется торжественная столовая ложа. Ложа эта происходит в Английском клубе. И кто то знакомый, близкий, дорогой, сидит в конце стола. Да это он! Это благодетель. «Да ведь он умер? – подумал Пьер. – Да, умер; но я не знал, что он жив. И как мне жаль, что он умер, и как я рад, что он жив опять!» С одной стороны стола сидели Анатоль, Долохов, Несвицкий, Денисов и другие такие же (категория этих людей так же ясно была во сне определена в душе Пьера, как и категория тех людей, которых он называл они), и эти люди, Анатоль, Долохов громко кричали, пели; но из за их крика слышен был голос благодетеля, неумолкаемо говоривший, и звук его слов был так же значителен и непрерывен, как гул поля сраженья, но он был приятен и утешителен. Пьер не понимал того, что говорил благодетель, но он знал (категория мыслей так же ясна была во сне), что благодетель говорил о добре, о возможности быть тем, чем были они. И они со всех сторон, с своими простыми, добрыми, твердыми лицами, окружали благодетеля. Но они хотя и были добры, они не смотрели на Пьера, не знали его. Пьер захотел обратить на себя их внимание и сказать. Он привстал, но в то же мгновенье ноги его похолодели и обнажились.
Ему стало стыдно, и он рукой закрыл свои ноги, с которых действительно свалилась шинель. На мгновение Пьер, поправляя шинель, открыл глаза и увидал те же навесы, столбы, двор, но все это было теперь синевато, светло и подернуто блестками росы или мороза.
«Рассветает, – подумал Пьер. – Но это не то. Мне надо дослушать и понять слова благодетеля». Он опять укрылся шинелью, но ни столовой ложи, ни благодетеля уже не было. Были только мысли, ясно выражаемые словами, мысли, которые кто то говорил или сам передумывал Пьер.
Пьер, вспоминая потом эти мысли, несмотря на то, что они были вызваны впечатлениями этого дня, был убежден, что кто то вне его говорил их ему. Никогда, как ему казалось, он наяву не был в состоянии так думать и выражать свои мысли.
«Война есть наитруднейшее подчинение свободы человека законам бога, – говорил голос. – Простота есть покорность богу; от него не уйдешь. И они просты. Они, не говорят, но делают. Сказанное слово серебряное, а несказанное – золотое. Ничем не может владеть человек, пока он боится смерти. А кто не боится ее, тому принадлежит все. Ежели бы не было страдания, человек не знал бы границ себе, не знал бы себя самого. Самое трудное (продолжал во сне думать или слышать Пьер) состоит в том, чтобы уметь соединять в душе своей значение всего. Все соединить? – сказал себе Пьер. – Нет, не соединить. Нельзя соединять мысли, а сопрягать все эти мысли – вот что нужно! Да, сопрягать надо, сопрягать надо! – с внутренним восторгом повторил себе Пьер, чувствуя, что этими именно, и только этими словами выражается то, что он хочет выразить, и разрешается весь мучащий его вопрос.
– Да, сопрягать надо, пора сопрягать.
– Запрягать надо, пора запрягать, ваше сиятельство! Ваше сиятельство, – повторил какой то голос, – запрягать надо, пора запрягать…
Это был голос берейтора, будившего Пьера. Солнце било прямо в лицо Пьера. Он взглянул на грязный постоялый двор, в середине которого у колодца солдаты поили худых лошадей, из которого в ворота выезжали подводы. Пьер с отвращением отвернулся и, закрыв глаза, поспешно повалился опять на сиденье коляски. «Нет, я не хочу этого, не хочу этого видеть и понимать, я хочу понять то, что открывалось мне во время сна. Еще одна секунда, и я все понял бы. Да что же мне делать? Сопрягать, но как сопрягать всё?» И Пьер с ужасом почувствовал, что все значение того, что он видел и думал во сне, было разрушено.
Берейтор, кучер и дворник рассказывали Пьеру, что приезжал офицер с известием, что французы подвинулись под Можайск и что наши уходят.
Пьер встал и, велев закладывать и догонять себя, пошел пешком через город.
Войска выходили и оставляли около десяти тысяч раненых. Раненые эти виднелись в дворах и в окнах домов и толпились на улицах. На улицах около телег, которые должны были увозить раненых, слышны были крики, ругательства и удары. Пьер отдал догнавшую его коляску знакомому раненому генералу и с ним вместе поехал до Москвы. Доро гой Пьер узнал про смерть своего шурина и про смерть князя Андрея.
В 1947 году были названы лауреаты премии за 1946 год в Постановлении Совета Министров СССР «O присуждении Сталинских премий за выдающиеся работы в области искусства и литературы за 1946 год» (опубликовано в газете «Известия» 7 июня 1947 года).
Содержание
а. Музыка
I. Крупные музыкально-сценические и вокальные произведения (опера, балет, оратория, кантата)
- Первая степень — 100 000 рублей
- Шебалин, Виссарион Яковлевич, профессор МГК имени П. И. Чайковского, — за кантату «Москва»
- Вторая степень — 50 000 рублей
- Мшвелидзе, Шалва Михайлович, профессор ТбГК, — за оперу «Сказание о Тариэле» (1946)
II. Крупные инструментальные произведения
- Первая степень — 100 000 рублей
- Прокофьев, Сергей Сергеевич — за сонату для скрипки и фортепиано
- Баланчивадзе, Андрей Мелитонович, профессор ТбГК, — за концерт для фортепиано с оркестром
- Вторая степень — 50 000 рублей
- Пейко, Николай Иванович — за 1-ю симфонию
- Чулаки, Михаил Иванович, профессор ЛГК имени Н. А. Римского-Корсакова, — за 2-ю симфонию
III. Произведения малых форм
- Первая степень — 100 000 рублей
- Василенко, Сергей Никифорович, профессор МГК имени П. И. Чайковского, — за балетную сюиту
- Вторая степень — 50 000 рублей
- Будашкин, Николай Павлович — за произведения для оркестра народных инструментов «Русская рапсодия», «Фантазия на тему русской народной песни», музыкальная картинка «На ярмарке»
- Соловьёв-Седой (Соловьёв) Василий Павлович — за песни «Пора в путь-дорогу…», «Давно мы дома не были…», «Едет парень на телеге…», «Стали ночи светлыми…»
IV. Концертно-исполнительская деятельность
- Первая степень — 100 000 рублей
- Гольденвейзер, Александр Борисович, профессор МГК имени П. И. Чайковского, пианист
- Вторая степень — 50 000 рублей
- Эрнесакс Густав Густавович, руководитель и дирижёр хора Таллинской филармонии
- Орлов, Дмитрий Николаевич, чтец
б. Живопись
- Первая степень — 100 000 рублей
- Кукрыниксы — за иллюстрации к произведениям А. П. Чехова
- Васильев, Пётр Васильевич — за произведения графики, посвящённые жизни и деятельности В. И. Ленина
- Вторая степень — 50 000 рублей
- Дехтерёв, Борис Александрович — за иллюстрации к повести М. Горького «Детство»
- Гапоненко, Тарас Гурьевич — за картину «После ухода немцев» («После изгнания фашистских оккупантов») (1943—1946)
в. Скульптура
- Первая степень — 100 000 рублей
- Вучетич, Евгений Викторович — за памятник генерал-лейтенанту М. Г. Ефремову в Вязьме (1946)
- Вторая степень — 50 000 рублей
- Абдурахманов, Фуад Гасан оглы — за памятник Низами Гянджеви в Кировабаде (1946)
- Микенас, Юозас Йокубович — за скульптурную группу «Победа» в Калининграде (1946)
г. Театрально-драматическое искусство
- Первая степень — 100 000 рублей
- Охлопков, Николай Павлович, режиссёр, Самойлов, Евгений Валерианович, исполнитель роли Олега Кошевого, Карпова, Татьяна Михайловна, исполнительница роли Любови Шевцовой, Толмазов, Борис Никитич, исполнитель роли Сергея Тюленина, Свердлин, Лев Наумович, исполнитель роли А. А. Валько, Ханов, Александр Александрович, исполнитель роли Матвея Константиновича Шульги, — за спектакль «Молодая гвардия» А. А. Фадеева, поставленный на сцене МТД
- Станицын (Гёзе) Виктор Яковлевич, режиссёр, Боголюбов, Николай Иванович, исполнитель роли генерал-полковника Кирилла Степановича Муравьёва, Чебан (Чебанов) Александр Иванович, исполнитель роли Владимира Викентьевича Виноградова, Тарасова, Алла Константиновна, исполнительница роли Лизы Mуравьёвой, Прудкин, Марк Исаакович, исполнитель роли генерал-лейтенанта Петра Михайловича Кривенко, Готовцев, Владимир Васильевич, исполнитель роли генерал-лейтенаната Ивана Анисимовича Пантелеева, Дорохин, Николай Иванович, исполнитель роли шофёра Минутки, Кудрявцев, Иван Михайлович, исполнитель роли лейтенанта Фёдорова, — за спектакль «Победители» Б. Ф. Чирскова, поставленный на сцене МХАТ имени М. Горького
- Крушельницкий, Марьян Михайлович, режиссёр; Марьяненко, Иван Александрович, исполнитель главной роли, Сердюк, Александр Иванович, исполнитель роли Никиты, Бондаренко, Евгений Васильевич, исполнитель роли Свичкогаса; Косарев, Борис Васильевич, художник, — за спектакль «Ярослав Мудрый» И. А. Кочерги, поставленный на сцене ХГАУДТ имени Т. Г. Шевченко
- Вторая степень — 50 000 рублей
- Зубов, Константин Александрович, Цыганков, Вениамин Иванович, режиссёры; Пименов (Георгий) Юрий Иванович, художник; Анненков, Николай Александрович, исполнитель роли капитан-лейтенанта Бориса Ивановича Максимова, Гоголева, Елена Николаевна, исполнительница роли Елены Васильевны Гореловой, Царёв, Михаил Иванович, исполнитель роли капитан-лейтенанта Александра Ильича Боровского, Жаров, Михаил Иванович, исполнитель роли капитана 2 ранга Михаила Михайловича Харитонова, — за спектакль «За тех, кто в море!» Б. А. Лавренёва, поставленный на сцене ГАМТ
- Кожич, Владимир Платонович, режиссёр; Симонов, Николай Константинович, исполнитель роли генерал-полковника Кирилла Степановича Муравьёва, Борисов, Александр Фёдорович, исполнитель роли старшины Степана, Толубеев, Юрий Владимирович, исполнитель роли генерал-лейтенанта Ивана Анисимовича Пантелеева, Жуковский, Борис Елисеевич, исполнитель роли генерал-лейтенанта Петра Михайловича Кривенко, Калинис, Константин Станиславович, исполнитель роли шофёра Минутки, — за спектакль «Победители» Б. Ф. Чирскова, поставленный на сцене ЛАТД имени А. С. Пушкина
- Морщихин, Сергей Александрович, Микеладзе, Нина Михайловна, режиссёры; Родионова, Нина Алексеевна, исполнительница роли Зои Космодемьянской, — за спектакль «Сказка о правде» М. И. Алигер, поставленный на сцене ЛДТ имени Ленинского комсомола
- Смильгис, Эдуард Янович, режиссёр, Скульме Отто Янович, художник, Приеде-Берзинь Лилия Давидовна, исполнительница роли Спидолы, Филипсон, Артур Юрьевич, исполнитель роли Лачпелиса, — за спектакль «Огонь и ночь» Я. Райниса, поставленный на сцене ЛХАДТ имени Я. Райниса
- Даугуветис, Борис Францевич, постановщик; Рудзинскас Юозас Пранасович, исполнитель роли, Яцкевичуте, Галина Пранасовна, исполнительница роли Татьяны Бардиной, Радзявичюс, Альфонс Андреевич, исполнитель роли Николая Васильевича Скроботова, — за спектакль «Враги» М. Горького (1946), поставленный на сцене ЛитГАТД
д. Оперное искусство
- Первая степень — 100 000 рублей
- Самосуд, Самуил Абрамович, дирижёр, Покровский, Борис Александрович, режиссёр, Лаврова, Татьяна Николаевна, исполнительница партии Наташи Ростовой, — за оперный спектакль «Война и мир» С. С. Прокофьева, поставленный на сцене ЛМАТОБ
- Азмайпарашвили, Шалва Ильич, дирижёр, Цуцунава, Александр Ражденович, режиссёр, Андгуладзе, Давид Ясонович, исполнитель заглавной партии, Амиранашвили, Пётр Варламович, исполнитель партии Автандила, Сохадзе, Екатерина Тарасовна, исполнительница партии Нестан—Дареджан, Кобуладзе, Сергей Соломонович, художник, — за оперный спектакль «Сказание о Тариэле» М. Ш. Мшвелидзе, поставленный на сцене ГрАТОБ имени З. П. Палиашвили
- Вторая степень — 50 000 рублей
- Людмилин, Анатолий Алексеевич, дирижёр, Соковнин, Евгений Николаевич, режиссёр, Измайлова (Виссонова) Наталия Терентьевна, исполнительница партии Женщины-матери, Сильвестрова, Надежда Николаевна, исполнительница партии Натальи, — за оперный спектакль «Севастопольцы» М. В. Коваля, поставленный на сцене Молотовского АТОБ имени П. И. Чайковского
- Калинина, Ольга Павловна, исполнительница партии Шемаханской царицы, Серебровский, Глеб Владимирович, исполнитель партии царя Дадона, Парилов, Николай Михайлович, художник, — за оперный спектакль «Золотой петушок» Н. А. Римского-Корсакова, поставленный на сцене САТОБ имени Н. Г. Чернышевского
е. Балетное искусство
- Первая степень — 100 000 рублей
- Лавровский (Иванов) Леонид Михайлович, режиссёр, Уланова, Галина Сергеевна, исполнительница заглавной партии, Файер, Юрий Фёдорович, дирижёр, Вильямс, Пётр Владимирович, художник, — за балетный спектакль «Ромео и Джульетта» С. С. Прокофьева, поставленный на сцене ГАБТ
- Вайнонен, Василий Иванович, балетмейстер; Лепешинская, Ольга Васильевна, Тихомирнова, Ирина Викторовна, Мессерер, Суламифь Михайловна, исполнительницы партии Жанны, Ермолаев, Алексей Николаевич, Мессерер, Асаф Михайлович, исполнители партии Филиппа, Головкина, Софья Николаевна, исполнительница партии Мирейль де Пуатье, — за балетный спектакль «Пламя Парижа» Б. В. Асафьева, поставленный на сцене ГАБТ
- Вторая степень — 50 000 рублей
- Сергеев, Константин Михайлович, режиссёр; Балабина, Фея Ивановна, балетмейстер; Дудинская, Наталия Михайловна, исполнительница заглавной партии, Вечеслова, Татьяна Михайловна, исполнительница партии Кривляки, Шелест, Алла Яковлевна, исполнительница партии Злюки, — за балетный спектакль «Золушка» С. С. Прокофьева, поставленный на сцене ЛАТОБ имени С. М. Кирова
- Моисеев, Игорь Александрович — за постановку программы «Танцы славянских народов» в ГААНТ СССР
ж. Художественная кинематография
- Первая степень — 100 000 рублей
- Чиаурели, Михаил Эдишерович, режиссёр; Павленко, Пётр Андреевич, сценарист; Косматов, Леонид Васильевич, оператор; Геловани, Михаил Георгиевич, исполнитель роли И. В. Сталина, Гиацинтова, Софья Владимировна, исполнительница роли Варвары Михайловны Петровой, Плотников, Николай Сергеевич, исполнитель роли дяди Ивана Михайловича Ермилова, Макарова, Тамара Фёдоровна, исполнительница роли Ксении, Набатов (Туровский) Илья Семёнович, исполнитель роли министра Ж. Бонне, — за кинокартину «Клятва» (1946), снятую на Тбилисской киностудии
- Пудовкин, Всеволод Илларионович, режиссёр, Васильев, Дмитрий Иванович, сорежиссёр; Луковский, Игорь Владимирович, сценарист; Головня, Анатолий Дмитриевич, оператор; Крюков Николай Николаевич, композитор; Дикий, Алексей Денисович, исполнитель заглавной роли, Князев, Леонид Сергеевич, исполнитель роли матроса Кошки, Симонов, Рубен Николаевич, исполнитель роли Осман-паши, — за кинокартину «Адмирал Нахимов» (1946), снятую на киностудии «Мосфильм»
- Птушко, Александр Лукич, режиссёр, Проворов, Фёдор Фёдорович, оператор, — за цветную кинокартину «Каменный цветок» (1946), снятую на киностудии «Мосфильм»
- Вторая степень — 50 000 рублей
- Арнштам, Лео Оскарович, режиссёр и сценарист; Шеленков, Александр Владимирович, оператор; Каплуновский, Владимир Павлович, художник; Чирков, Борис Петрович, исполнитель заглавной роли, Меркурьев, Василий Васильевич, исполнитель роли Ульяныча, Головко (Иванова) Кира Николаевна, исполнительница роли А. П. Керн, Серова, Валентина Васильевна, исполнительница роли Марии Петровны Глинки, — за кинокартину «Глинка» (1946), снятую на киностудии «Мосфильм»
- Эйсымонт, Виктор Владиславович, режиссёр, Гребнер, Георгий Эдуардович, сценарист; Монастырский Бенцион (Борис) Савельевич, оператор; Ливанов, Борис Николаевич, исполнитель роли капитана 1 ранга В. Ф. Руднева, Зражевский, Александр Иванович, исполнитель роли командира канонерской лодки «Кореец» Г. П. Беляева, — за кинокартину «Крейсер „Варяг“» (1946), снятую на киностудии «Союздетфильм»
з. Хроникально-документальная кинематография
- Первая степень — 100 000 рублей
- Юткевич, Сергей Иосифович, режиссёр; Доброницкий, Виктор Васильевич, Трояновский, Марк Антонович, Семёнов, Сергей Андреевич, операторы, — за цветную кинокартину «Молодость нашей страны» (1946)
- Степанова, Лидия Ильинична, режиссёр; Школьников, Семён Семёнович, Томберг, Владимир Эрнестович, операторы, — за кинокартину «Советская Эстония» (1946)
- Вторая степень — 50 000 рублей
- Варламов, Леонид Васильевич, режиссёр; Муромцев, Виктор Николаевич (посмертно), Сологубов, Андрей Иванович, Ешурин, Владимир Семёнович, операторы, — за кинокартину «Югославия» (1946)
- Кармен (Корнман) Роман Лазаревич, режиссёр, Штатланд, Виктор Александрович, Макасеев, Борис Константинович, операторы, — за кинокартину «Суд народов» (1946)
и. Художественная проза
- Первая степень — 100 000 рублей
- Грин, Эльмар (Якимов Александр Васильевич) — за повесть «Ветер с юга» (1946)
- Панова, Вера Фёдоровна — за повесть «Спутники» (1946)
- Вторая степень — 50 000 рублей
- Вершигора, Пётр Петрович — за книгу «Люди с чистой совестью» (1946)
- Некрасов, Виктор Платонович — за повесть «В окопах Сталинграда» (1946)
- Полевой (Кампов) Борис Николаевич — за «Повесть о настоящем человеке» (1946)
к. Поэзия
- Первая степень — 100 000 рублей
- Нерис, Саломея (Бачинскайте-Бучене) (посмертно) — за сборник стихов «Мой край»
- Чиковани, Симон Иванович — за поэму «Песнь о Давиде Гурамишвили» (1942—1946) и стихотворения «Гори», «Кто сказал», «Картлийские вечера», «Праздник победы»
- Вторая степень — 50 000 рублей
- Бровка Петрусь (Пётр Устинович) — за поэмы «Хлеб» (1946) и «Думы про Москву», стихотворения «Брат и сестра», «Встреча», «Если бы мне быть…», «Народное спасибо»
- Малышко, Андрей Самойлович — за стихотворный сборник «Лирика» (1946) и поэму «Прометей» (1946)
- Твардовский, Александр Трифонович — за поэму «Дом у дороги» (1946)
л. Драматургия
- Первая степень — 100 000 рублей
- Симонов Константин (Кирилл) Михайлович — за пьесу «Русский вопрос» (1946)
- Вторая степень — 50 000 рублей
- Якобсон, Аугуст Михкелевич — за пьесу «Жизнь в цитадели» (1946)
| ||||||
Напишите отзыв о статье "Лауреаты Сталинской премии в области литературы и искусства (1947)"
Отрывок, характеризующий Лауреаты Сталинской премии в области литературы и искусства (1947)
Билибин собрал кожу над бровями и с улыбкой на губах задумался.– Vous ne me prenez pas en расплох, vous savez, – сказал он. – Comme veritable ami j'ai pense et repense a votre affaire. Voyez vous. Si vous epousez le prince (это был молодой человек), – он загнул палец, – vous perdez pour toujours la chance d'epouser l'autre, et puis vous mecontentez la Cour. (Comme vous savez, il y a une espece de parente.) Mais si vous epousez le vieux comte, vous faites le bonheur de ses derniers jours, et puis comme veuve du grand… le prince ne fait plus de mesalliance en vous epousant, [Вы меня не захватите врасплох, вы знаете. Как истинный друг, я долго обдумывал ваше дело. Вот видите: если выйти за принца, то вы навсегда лишаетесь возможности быть женою другого, и вдобавок двор будет недоволен. (Вы знаете, ведь тут замешано родство.) А если выйти за старого графа, то вы составите счастие последних дней его, и потом… принцу уже не будет унизительно жениться на вдове вельможи.] – и Билибин распустил кожу.
– Voila un veritable ami! – сказала просиявшая Элен, еще раз дотрогиваясь рукой до рукава Билибипа. – Mais c'est que j'aime l'un et l'autre, je ne voudrais pas leur faire de chagrin. Je donnerais ma vie pour leur bonheur a tous deux, [Вот истинный друг! Но ведь я люблю того и другого и не хотела бы огорчать никого. Для счастия обоих я готова бы пожертвовать жизнию.] – сказала она.
Билибин пожал плечами, выражая, что такому горю даже и он пособить уже не может.
«Une maitresse femme! Voila ce qui s'appelle poser carrement la question. Elle voudrait epouser tous les trois a la fois», [«Молодец женщина! Вот что называется твердо поставить вопрос. Она хотела бы быть женою всех троих в одно и то же время».] – подумал Билибин.
– Но скажите, как муж ваш посмотрит на это дело? – сказал он, вследствие твердости своей репутации не боясь уронить себя таким наивным вопросом. – Согласится ли он?
– Ah! Il m'aime tant! – сказала Элен, которой почему то казалось, что Пьер тоже ее любил. – Il fera tout pour moi. [Ах! он меня так любит! Он на все для меня готов.]
Билибин подобрал кожу, чтобы обозначить готовящийся mot.
– Meme le divorce, [Даже и на развод.] – сказал он.
Элен засмеялась.
В числе людей, которые позволяли себе сомневаться в законности предпринимаемого брака, была мать Элен, княгиня Курагина. Она постоянно мучилась завистью к своей дочери, и теперь, когда предмет зависти был самый близкий сердцу княгини, она не могла примириться с этой мыслью. Она советовалась с русским священником о том, в какой мере возможен развод и вступление в брак при живом муже, и священник сказал ей, что это невозможно, и, к радости ее, указал ей на евангельский текст, в котором (священнику казалось) прямо отвергается возможность вступления в брак от живого мужа.
Вооруженная этими аргументами, казавшимися ей неопровержимыми, княгиня рано утром, чтобы застать ее одну, поехала к своей дочери.
Выслушав возражения своей матери, Элен кротко и насмешливо улыбнулась.
– Да ведь прямо сказано: кто женится на разводной жене… – сказала старая княгиня.
– Ah, maman, ne dites pas de betises. Vous ne comprenez rien. Dans ma position j'ai des devoirs, [Ах, маменька, не говорите глупостей. Вы ничего не понимаете. В моем положении есть обязанности.] – заговорилa Элен, переводя разговор на французский с русского языка, на котором ей всегда казалась какая то неясность в ее деле.
– Но, мой друг…
– Ah, maman, comment est ce que vous ne comprenez pas que le Saint Pere, qui a le droit de donner des dispenses… [Ах, маменька, как вы не понимаете, что святой отец, имеющий власть отпущений…]
В это время дама компаньонка, жившая у Элен, вошла к ней доложить, что его высочество в зале и желает ее видеть.
– Non, dites lui que je ne veux pas le voir, que je suis furieuse contre lui, parce qu'il m'a manque parole. [Нет, скажите ему, что я не хочу его видеть, что я взбешена против него, потому что он мне не сдержал слова.]
– Comtesse a tout peche misericorde, [Графиня, милосердие всякому греху.] – сказал, входя, молодой белокурый человек с длинным лицом и носом.
Старая княгиня почтительно встала и присела. Вошедший молодой человек не обратил на нее внимания. Княгиня кивнула головой дочери и поплыла к двери.
«Нет, она права, – думала старая княгиня, все убеждения которой разрушились пред появлением его высочества. – Она права; но как это мы в нашу невозвратную молодость не знали этого? А это так было просто», – думала, садясь в карету, старая княгиня.
В начале августа дело Элен совершенно определилось, и она написала своему мужу (который ее очень любил, как она думала) письмо, в котором извещала его о своем намерении выйти замуж за NN и о том, что она вступила в единую истинную религию и что она просит его исполнить все те необходимые для развода формальности, о которых передаст ему податель сего письма.
«Sur ce je prie Dieu, mon ami, de vous avoir sous sa sainte et puissante garde. Votre amie Helene».
[«Затем молю бога, да будете вы, мой друг, под святым сильным его покровом. Друг ваш Елена»]
Это письмо было привезено в дом Пьера в то время, как он находился на Бородинском поле.
Во второй раз, уже в конце Бородинского сражения, сбежав с батареи Раевского, Пьер с толпами солдат направился по оврагу к Князькову, дошел до перевязочного пункта и, увидав кровь и услыхав крики и стоны, поспешно пошел дальше, замешавшись в толпы солдат.
Одно, чего желал теперь Пьер всеми силами своей души, было то, чтобы выйти поскорее из тех страшных впечатлений, в которых он жил этот день, вернуться к обычным условиям жизни и заснуть спокойно в комнате на своей постели. Только в обычных условиях жизни он чувствовал, что будет в состоянии понять самого себя и все то, что он видел и испытал. Но этих обычных условий жизни нигде не было.
Хотя ядра и пули не свистали здесь по дороге, по которой он шел, но со всех сторон было то же, что было там, на поле сражения. Те же были страдающие, измученные и иногда странно равнодушные лица, та же кровь, те же солдатские шинели, те же звуки стрельбы, хотя и отдаленной, но все еще наводящей ужас; кроме того, была духота и пыль.
Пройдя версты три по большой Можайской дороге, Пьер сел на краю ее.
Сумерки спустились на землю, и гул орудий затих. Пьер, облокотившись на руку, лег и лежал так долго, глядя на продвигавшиеся мимо него в темноте тени. Беспрестанно ему казалось, что с страшным свистом налетало на него ядро; он вздрагивал и приподнимался. Он не помнил, сколько времени он пробыл тут. В середине ночи трое солдат, притащив сучьев, поместились подле него и стали разводить огонь.
Солдаты, покосившись на Пьера, развели огонь, поставили на него котелок, накрошили в него сухарей и положили сала. Приятный запах съестного и жирного яства слился с запахом дыма. Пьер приподнялся и вздохнул. Солдаты (их было трое) ели, не обращая внимания на Пьера, и разговаривали между собой.
– Да ты из каких будешь? – вдруг обратился к Пьеру один из солдат, очевидно, под этим вопросом подразумевая то, что и думал Пьер, именно: ежели ты есть хочешь, мы дадим, только скажи, честный ли ты человек?
– Я? я?.. – сказал Пьер, чувствуя необходимость умалить как возможно свое общественное положение, чтобы быть ближе и понятнее для солдат. – Я по настоящему ополченный офицер, только моей дружины тут нет; я приезжал на сраженье и потерял своих.
– Вишь ты! – сказал один из солдат.
Другой солдат покачал головой.
– Что ж, поешь, коли хочешь, кавардачку! – сказал первый и подал Пьеру, облизав ее, деревянную ложку.
Пьер подсел к огню и стал есть кавардачок, то кушанье, которое было в котелке и которое ему казалось самым вкусным из всех кушаний, которые он когда либо ел. В то время как он жадно, нагнувшись над котелком, забирая большие ложки, пережевывал одну за другой и лицо его было видно в свете огня, солдаты молча смотрели на него.
– Тебе куды надо то? Ты скажи! – спросил опять один из них.
– Мне в Можайск.
– Ты, стало, барин?
– Да.
– А как звать?
– Петр Кириллович.
– Ну, Петр Кириллович, пойдем, мы тебя отведем. В совершенной темноте солдаты вместе с Пьером пошли к Можайску.
Уже петухи пели, когда они дошли до Можайска и стали подниматься на крутую городскую гору. Пьер шел вместе с солдатами, совершенно забыв, что его постоялый двор был внизу под горою и что он уже прошел его. Он бы не вспомнил этого (в таком он находился состоянии потерянности), ежели бы с ним не столкнулся на половине горы его берейтор, ходивший его отыскивать по городу и возвращавшийся назад к своему постоялому двору. Берейтор узнал Пьера по его шляпе, белевшей в темноте.
– Ваше сиятельство, – проговорил он, – а уж мы отчаялись. Что ж вы пешком? Куда же вы, пожалуйте!
– Ах да, – сказал Пьер.
Солдаты приостановились.
– Ну что, нашел своих? – сказал один из них.
– Ну, прощавай! Петр Кириллович, кажись? Прощавай, Петр Кириллович! – сказали другие голоса.
– Прощайте, – сказал Пьер и направился с своим берейтором к постоялому двору.
«Надо дать им!» – подумал Пьер, взявшись за карман. – «Нет, не надо», – сказал ему какой то голос.
В горницах постоялого двора не было места: все были заняты. Пьер прошел на двор и, укрывшись с головой, лег в свою коляску.
Едва Пьер прилег головой на подушку, как он почувствовал, что засыпает; но вдруг с ясностью почти действительности послышались бум, бум, бум выстрелов, послышались стоны, крики, шлепанье снарядов, запахло кровью и порохом, и чувство ужаса, страха смерти охватило его. Он испуганно открыл глаза и поднял голову из под шинели. Все было тихо на дворе. Только в воротах, разговаривая с дворником и шлепая по грязи, шел какой то денщик. Над головой Пьера, под темной изнанкой тесового навеса, встрепенулись голубки от движения, которое он сделал, приподнимаясь. По всему двору был разлит мирный, радостный для Пьера в эту минуту, крепкий запах постоялого двора, запах сена, навоза и дегтя. Между двумя черными навесами виднелось чистое звездное небо.
«Слава богу, что этого нет больше, – подумал Пьер, опять закрываясь с головой. – О, как ужасен страх и как позорно я отдался ему! А они… они все время, до конца были тверды, спокойны… – подумал он. Они в понятии Пьера были солдаты – те, которые были на батарее, и те, которые кормили его, и те, которые молились на икону. Они – эти странные, неведомые ему доселе они, ясно и резко отделялись в его мысли от всех других людей.
«Солдатом быть, просто солдатом! – думал Пьер, засыпая. – Войти в эту общую жизнь всем существом, проникнуться тем, что делает их такими. Но как скинуть с себя все это лишнее, дьявольское, все бремя этого внешнего человека? Одно время я мог быть этим. Я мог бежать от отца, как я хотел. Я мог еще после дуэли с Долоховым быть послан солдатом». И в воображении Пьера мелькнул обед в клубе, на котором он вызвал Долохова, и благодетель в Торжке. И вот Пьеру представляется торжественная столовая ложа. Ложа эта происходит в Английском клубе. И кто то знакомый, близкий, дорогой, сидит в конце стола. Да это он! Это благодетель. «Да ведь он умер? – подумал Пьер. – Да, умер; но я не знал, что он жив. И как мне жаль, что он умер, и как я рад, что он жив опять!» С одной стороны стола сидели Анатоль, Долохов, Несвицкий, Денисов и другие такие же (категория этих людей так же ясно была во сне определена в душе Пьера, как и категория тех людей, которых он называл они), и эти люди, Анатоль, Долохов громко кричали, пели; но из за их крика слышен был голос благодетеля, неумолкаемо говоривший, и звук его слов был так же значителен и непрерывен, как гул поля сраженья, но он был приятен и утешителен. Пьер не понимал того, что говорил благодетель, но он знал (категория мыслей так же ясна была во сне), что благодетель говорил о добре, о возможности быть тем, чем были они. И они со всех сторон, с своими простыми, добрыми, твердыми лицами, окружали благодетеля. Но они хотя и были добры, они не смотрели на Пьера, не знали его. Пьер захотел обратить на себя их внимание и сказать. Он привстал, но в то же мгновенье ноги его похолодели и обнажились.
Ему стало стыдно, и он рукой закрыл свои ноги, с которых действительно свалилась шинель. На мгновение Пьер, поправляя шинель, открыл глаза и увидал те же навесы, столбы, двор, но все это было теперь синевато, светло и подернуто блестками росы или мороза.
«Рассветает, – подумал Пьер. – Но это не то. Мне надо дослушать и понять слова благодетеля». Он опять укрылся шинелью, но ни столовой ложи, ни благодетеля уже не было. Были только мысли, ясно выражаемые словами, мысли, которые кто то говорил или сам передумывал Пьер.
Пьер, вспоминая потом эти мысли, несмотря на то, что они были вызваны впечатлениями этого дня, был убежден, что кто то вне его говорил их ему. Никогда, как ему казалось, он наяву не был в состоянии так думать и выражать свои мысли.
«Война есть наитруднейшее подчинение свободы человека законам бога, – говорил голос. – Простота есть покорность богу; от него не уйдешь. И они просты. Они, не говорят, но делают. Сказанное слово серебряное, а несказанное – золотое. Ничем не может владеть человек, пока он боится смерти. А кто не боится ее, тому принадлежит все. Ежели бы не было страдания, человек не знал бы границ себе, не знал бы себя самого. Самое трудное (продолжал во сне думать или слышать Пьер) состоит в том, чтобы уметь соединять в душе своей значение всего. Все соединить? – сказал себе Пьер. – Нет, не соединить. Нельзя соединять мысли, а сопрягать все эти мысли – вот что нужно! Да, сопрягать надо, сопрягать надо! – с внутренним восторгом повторил себе Пьер, чувствуя, что этими именно, и только этими словами выражается то, что он хочет выразить, и разрешается весь мучащий его вопрос.
– Да, сопрягать надо, пора сопрягать.
– Запрягать надо, пора запрягать, ваше сиятельство! Ваше сиятельство, – повторил какой то голос, – запрягать надо, пора запрягать…
Это был голос берейтора, будившего Пьера. Солнце било прямо в лицо Пьера. Он взглянул на грязный постоялый двор, в середине которого у колодца солдаты поили худых лошадей, из которого в ворота выезжали подводы. Пьер с отвращением отвернулся и, закрыв глаза, поспешно повалился опять на сиденье коляски. «Нет, я не хочу этого, не хочу этого видеть и понимать, я хочу понять то, что открывалось мне во время сна. Еще одна секунда, и я все понял бы. Да что же мне делать? Сопрягать, но как сопрягать всё?» И Пьер с ужасом почувствовал, что все значение того, что он видел и думал во сне, было разрушено.
Берейтор, кучер и дворник рассказывали Пьеру, что приезжал офицер с известием, что французы подвинулись под Можайск и что наши уходят.
Пьер встал и, велев закладывать и догонять себя, пошел пешком через город.
Войска выходили и оставляли около десяти тысяч раненых. Раненые эти виднелись в дворах и в окнах домов и толпились на улицах. На улицах около телег, которые должны были увозить раненых, слышны были крики, ругательства и удары. Пьер отдал догнавшую его коляску знакомому раненому генералу и с ним вместе поехал до Москвы. Доро гой Пьер узнал про смерть своего шурина и про смерть князя Андрея.
