Ричард III (фильм, 1995)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
У этого термина существуют и другие значения, см. Ричард III (значения).
Ричард III
Richard III
Жанр

драма

Режиссёр

Ричард Лонкрейн

Продюсер

Стивен Бейли
Лиза Катцелас Паре

Автор
сценария

Иэн Маккеллен
Ричард Лонкрейн

В главных
ролях

Иэн Маккеллен
Аннетт Бенинг
Джим Бродбент
Адриан Данбар
Роберт Дауни-мл.
Кристин Скотт Томас
Мэгги Смит

Оператор

Питер Бизиу

Композитор

Тревор Джонс

Кинокомпания

United Artists

Длительность

104 мин.

Бюджет

6 млн. £

Сборы

2,684,904 $ (в США)[1]

Страна

Великобритания Великобритания

Язык

английский

Год

1995

IMDb

ID 0114279

К:Фильмы 1995 года

«Ричард III» (англ. Richard III) — британская киноэкранизация одноимённой пьесы Уильяма Шекспира, осуществлённая в 1995 году Ричардом Лонкрейном по сценарию Иэна Маккеллена, который исполнил заглавную роль.

Сценарий Маккеллена и Лонкрейна основан на театральной постановке режиссёра Ричарда Айра 1990 года. Действие шекспировской пьесы перенесено из последней четверти XV века в 1930-е годы — период кризиса британской монархии и распространения идей британского фашизма. Военный аристократ Ричард, добывший в бою победу для своего старшего брата Эдуарда, в мирное время превращается в безжалостного тирана. Устранив законных наследников короны и вождей придворной оппозиции, Ричард становится королём Англии и устанавливает в стране тоталитарную личную диктатуру. Сторонники один за другим покидают Ричарда, и в финале фильма он гибнет в сражении с мятежником Генри Ричмондом.

«Ричард III» — первая крупная работа Иэна Маккеллена в кинематографе. Фильм, тщательно воспроизводящий обстановку 1930-х годов, снят в стилистике современной британской ностальгической кинодрамы[en], а его сюжетное построение точно следует канону американского гангстерского фильма. Фильм, не имевший коммерческого успеха, был в целом положительно оценён кинокритиками и был удостоен «Серебряного медведя» за режиссуру и премий BAFTA за работу художника-постановщика и дизайн костюмов.





Сюжет

Настоящий Ричард, герцог Глостерский, был коронован в 1483 году в возрасте 31 года — и только в этом мы можем быть уверены. Правда о его личности и о том, как он пришёл к власти, остаётся загадкой по сей день. — Иен Маккеллен

Кто есть кто: действующие лица и исполнители

порядок перечисления, титулы, должности, нумерация сцен приводятся по сценарию Иэна МакКеллена

Пролог: Битва при Тьюксбери

1930-е годы. В Англии идёт гражданская война между семействами Ланкастеров и Йорков. Передовой отряд Йорков внезапно нападает на штаб Ланкастеров, развёрнутый в викторианском поместье близ Тьюксбери. Танк Йорков пробивает стену комнаты, в которой ужинает принц Уэльский, штурмовики убивают штабных офицеров. Худой, хромой, сгорбленный человек в полевой форме и противогазе расстреливает принца из маузера, затем проходит в комнату короля Генриха и убивает его единственным выстрелом в голову[прим. 2]. Убийца снимает противогаз: это Ричард, герцог Глостерский[3].

Путь к власти

Долгая гражданская война завершена. «Бал победителей» во дворце пришедшего к власти Эдуарда IV начинается с ареста его брата Кларенса. Ричард произносит монолог («Здесь нынче солнце Йорка злую зиму в ликующее лето превратило…»[прим. 3]), и собравшиеся не замечают исчезновения Кларенса. Обратившись к зрителю, Ричард поясняет, что арест брата устроил именно он. После бала Ричард направляется в морг при госпитале, где вдова принца Уэльского леди Анна оплакивает убитого мужа[4]. Ричард искусно соблазняет ненавидевшую его женщину («Поторопись: я заколол Эдва́рда, но твой небесный лик меня принудил…»), и вскоре леди Анна становится его женой («Она — моя! Но не нужна надолго»).

Ричард открыто обвиняет в несчастье Кларенса королеву Елизавету и её брата Риверса, а сам тайно перехватывает королевский приказ об освобождении Кларенса и посылает к нему убийцу — Джеймса Тиррелла. На следующий день Ричард нарочито небрежно упоминает о смерти Кларенса в присутствии больного короля Эдуарда. Потрясённый случившимся Эдуард умирает, корона Англии переходит к двенадцатилетнему Эдуарду V, а Ричард, заручившись поддержкой алчного вельможи Бакингема, становится лордом-протектором.

Диктатура

Ричард рвётся к абсолютной власти — для этого ему надо устранить Эдуарда V. Премьер-министр Гастингс, попытавшийся встать на пути Ричарда, погибает на виселице, граф Риверс заколот Тирреллом в гостиничном номере. Убедившись, что Лондон воспринял новости спокойно, Бакингем и Кэтсби организуют «законное» низложение Эдуарда V. Обеспокоенные лондонцы во главе с лордом-мэром[прим. 4] приходят к Ричарду за разъяснениями, Бакингем и Ричард разыгрывают фарс с «призванием» Ричарда к власти («На просьбы не склоняйтесь: точно дева, твердите „нет“, а всё же принимайте…»). После недолгих «уговоров» Ричард соглашается принять корону («Я не из камня…»). Чернорубашечники с красными знамёнами уже ждут своего вождя на Арене. Бакингем с трибуны провозглашает Ричарда королём, толпа скандирует: «Ри-чард! Ри-чард!»[прим. 5]. Под трибунами Арены лорд Стэнли и Архиепископ[прим. 6] уговаривают Генри Ричмонда бежать из страны, чтобы возглавить мятеж против тирана.

Тиррелл убивает в Тауэре сыновей Эдуарда IV, но дни Ричарда сочтены: бывшие сторонники один за другим покидают его. Архиепископ, комендант Тауэра Брекенбери[прим. 7] и потерявший доверие короля Бакингем бегут в лагерь Ричмонда. Герцогиня Йоркская, прокляв сына, улетает во Францию. Леди Анна умирает — то ли от передозировки наркотиков, то ли от рук Тиррелла или Кэтсби. Морской десант Генри Ричмонда высаживается в устье Темзы[5].

Финал: Битва при Босворте

Танки Ричмонда продвигаются к Лондону, авиация лорда Стэнли перешла на сторону мятежников. Накануне решающего сражения сражением Архиепископ венчает Ричмонда и принцессу Елизавету, а Ричард тайно казнит попавшего в плен Бакингема. Для Ричарда эта ночь становится непрерывным кошмаром, для Ричмонда — ночью любви. Наутро мятежники наносят авиаудар по лагерю Ричарда у стен электростанции Баттерси[6][7]. Король теряет управление боем, его войско в панике бежит, и лишь до конца верные Рэтклифф и Тиррелл пытаются увезти Ричарда от опасности. После ранения Рэтклифа, сидевшего за рулём джипа, Ричард восклицает: «Коня! коня! венец мой за коня!». Тиррелл призывает короля: «Спасайтесь, государь! Коня достану!», но в ответ взбешённый Ричард расстреливает Тиррелла: «Спасаться?! Раб!».

Ричмонд преследует Ричарда по галереям полуразрушенного, горящего здания. На крыше ему удаётся загнать Ричарда в тупик. Прежде, чем Ричмонд успевает выстрелить, Ричард делает шаг в бездну и падает вниз, в разлитую на земле горящую нефть, при этом широко улыбается и машет рукой в камеру. Ричмонд также улыбается в камеру: что ждёт Англию при новом режиме[8][9]?

Предыстория: постановка 1990 года

В августе 1989 года Маккеллен сыграл Яго в «Отелло», поставленном режиссёром Тревором Нанном на сценической площадке The Other Place в Стратфорде[10][прим. 8]. После роли Яго актёр занялся работой над образом Ричарда в постановке Ричарда Айра. Спектакль повторял идею маккелленовского моноспектакля 1980 года Acting Shakespeare[en]: Ричард шекспировских «Генриха VI» и «Ричарда III» — архетип тоталитарного вождя XX века[11]. Айр перенёс действие «Ричарда III» в Англию 1930-х годов — во времена, когда английская аристократия заигрывала с идеями тоталитаризма, а отрёкшийся от престола король Эдуард VIII открыто поддерживал Гитлера, — чтобы переосмыслить реальные исторические явления: британский фашизм, кризис британской монархии 1930-х годы и возрождение национализма в 1970-е[12][13].

Осовременивание классических пьес всегда несёт с собой риск того, что созданный режиссёром «новый мир» вступит в конфликт с самой пьесой и завоюет внимание зрителя, оттеснив авторский текст на обочину[14]. Постановка Айра избежала этой участи благодаря игре Маккеллена. Маккеллен не только играл Ричарда — военного аристократа, выпускника Сэндхёрста, совершенного солдата, для которого долгожданный мир — нетерпимая праздность[14]. Маккеллен сам создавал на сцене «новый мир» тоталитарной Англии, не позволяя ему поглотить шекспировский текст[14]. Маккеллен никогда не поддавался соблазну сыграть Ричарда шутом — его Ричард страшен, но благороден во всех обстоятельствах[14]. Ричард Лоренса Оливье — хищная птица, Ричард Энтони Шера — паук в банке, Ричард Маккеллена — свернувшаяся в кольцо, всегда готовая к броску кобра[14].

Премьера состоялась 25 июня 1990 года на сцене Литтлтонского зала Королевского национального театра[en] в Лондоне и сразу привлекла внимание публики и критиков, оценивших смелость трактовки и пьесы в целом, а также образа Ричарда[12]. За два года жизни спектакля труппа дважды гастролировала по городам Великобритании, и трижды — за пределами страны[15]. Во время гастролей 1992 года Маккеллен составил первый набросок сценария будущего фильма. В октябре 1992 года, когда труппа играла в Калифорнии, Маккеллен показал законченный сценарий Айру[2]. Режиссёр раскритиковал чрезмерное увлечение Маккеллена «телефонами, автомобилями и оружием» и отказался от работы над фильмом. Размах маккелленовского сценария, по мнению Айра, мог быть реализован только в «большом кино» с большим бюджетом, а руководство таким кинопроектом потребовало бы от Айра надолго забросить театр[2]. Сам же Маккеллен понимал собственную неготовность возглавить проект, да и не стремился к этому[16].

Создание фильма

Сценарий

К работе над сценарием подключилась продюсер Эллен Литтл из First Look Studios[en], а подготовку к съёмкам взяли на себя продюсеры Стивен Бейли и Лиза Кацелас Паре́[17]. Продюсеры сумели найти финансирование в сумме около 6 миллионов фунтов (8,5 миллионов долларов США[18]). Маккеллен шутил, что бюджет мог бы быть намного большим, если бы главную роль играл не он, а «Кен или Мел, а ещё лучше Арни или Слай»[19]). Основным же соавтором сценария стал режиссёр Ричард Лонкрейн — человек со стороны, не связанный многовековыми традициями шекспировского театра[20]. Лонкрейн поставил свой первый полнометражный фильм, глэм-роковый мюзикл Slade In Flame[en], в 1975 году, но затем снимал преимущественно сериалы и рекламу[21].

Маккеллен взял за основу текст Шекспира, максимально приближенный к современному языку: aрхаичные местоимения (thou и т. п.) везде заменены современными (you, см. ты и вы). Это сделало текст более понятным для неподготовленной аудитории, но стёрло нюансы шекспировского языка[22]. Затем, шаг за шагом, он сокращал объём шекспировского текста, удаляя третьестепенных персонажей и шлифуя оставленные сцены[2]. За первым сценарием последовал второй (январь 1993), третий (январь 1994) варианты — всё ещё включавшие персонаж королевы Маргариты[2]. Только после этого Маккеллен, как многие театральные режиссёры до него, исключил Маргариту из сценария[2], и вложил проклятья Маргариты в уста герцогини Йоркской[23] и королевы Елизаветы[24].

Маккеллен, как и Лоренс Оливье, включил в сценарий монолог Ричарда из третьей части «Генриха VI» («Что ж, я могу с улыбкой убивать, кричать: „Я рад!“ — когда на сердце скорбь …»[прим. 9]). Добавился и новый, отсутствующий в пьесе персонаж — принцесса Елизавета, молчаливо появляющаяся в кадре почти на всём протяжении фильма, которая произносит единственную фразу («Как спали вы, милорд?»[прим. 10])[25]. Кэтсби, Тиррелл и Рэтклифф Маккеллена также немногословны, но их образы в фильме запоминаются зрителем, чего не скажешь об этих персонажах в большинстве театральных постановок[25]. Тиррелл превратился из эпизодического персонажа в главного подручного, «машину смерти»[26] Ричарда. Шекспировский Тиррелл лишь организует убийство принцев в Тауэре, маккелленовский Тиррелл, протестант из Северной Ирландии, лично убивает принцев, Кларенса, Риверса, Гастингса и Бакингема[27]. Уже к середине фильма одно присутствие Тиррелла в кадре становится пугающим[28]. Именно Тиррелл (а не шекспировский Кэтсби) сопровождает Ричарда до самого конца и сам становится последней жертвой короля[27].

Маккеллен намеренно придал персонажам из дома Йорков отрицательные черты, лишив их трагического героизма шекспировских прототипов. Его Риверс — праздный плейбой, Кларенс — суетливый фотограф-любитель, король Эдуард — одряхлевший бабник, королева Елизавета — американка-парвеню, списанная с реальной Уоллис Симпсон[29]. По мнению Кэрол Раттер[прим. 11], нарочито мужественный внешний облик дворцов Йорков в фильме скрывает женоподобных, слабовольных персонажей[30]. Череда титулованных посредственностей — фон, над которым должен возвышаться идеальный воин Ричард. Ему противостоят профессиональные бойцы на службе у Тюдоров — морской офицер Генри Ричмонд и командующий ВВС лорд Стэнли[6], а также их союзница королева Елизавета[31]. По мнению Лоэлина, именно Лонкрейн настоял на развитии образа Елизаветы — режиссёру был нужен центр притяжения зрительских симпатий, антипод Ричарда, действующий на всём протяжении фильма[31]. Молодой Ричмонд, появляющийся лишь в последней трети фильма, таким центром быть не мог[31].

Образ Ричарда

Маккеллен вспоминал, что при создании театрального и кинематографического образа Ричарда он сосредоточился на теме сексуальности Ричарда и стремился поразить зрителя вспышками неистового, местами непристойного, юмора[11]. По мнению Джонатана Доллимора[en], эта трактовка образа отражает не только личные пристрастия актёра, но и заложенные самим Шекспиром смыслы[11]. Сухорукий, хромой, сгорбленный Ричард — несчастен с раннего детства[11]. Он не способен продолжить род Йорков, и это делает его изгоем при дворе[11]. Мать, герцогиня Йоркская, никогда не любила младшего сына — неслучайно именно ей Маккеллен поручил произнести проклятья, которые в пьесе произносит королева Маргарита[11].

Лонкрейн и Маккеллен намеренно снизили степень физической неполноценности Ричарда: в исполнении Маккеллена он не инвалид, и тем более не урод[32]. Ричард Маккеллена не горбат, как Ричард Лоренса Оливье, но сгорблен[32]. Ричард хромает, но в сцене, следующей за соблазнением леди Анны, хромота не мешает ему пританцовывать[32]. Его искалеченная левая рука не более страшна, чем шрам Тони Монтаны в «Лице со шрамом»[32]: Ричард всегда, даже в бою, прячет кисть левой руки в кармане брюк. Зритель видит её только в сцене обвинения Гастингса. Немощь левой руки — не только дань тексту Шекспира, но и средство демонстрации того, как мастерски Маккеллен владеет «здоровой» правой рукой[32]. В большинстве бытовых сцен Ричард-Маккеллен прекрасно обходится одной правой рукой, но необходимость снять с пальца правой руки кольцо ставит его в тупик. Снять кольцо Ричард может только зубами (на илл. слева). В театральной постановке в сцене соблазнения леди Анны Маккеллен раздевался по пояс, не используя левую руку[33]. В фильме эта сцена отсутствует: авторы посчитали, что буквальное, а не условно-театральное воспроизведение атмосферы морга требует большей сдержанности в игре[33].

Тонкие усики Ричарда — цитата образов героев-любовников 1930-х годов в исполнении Кларка Гейбла и Дугласа Фэрбэнкса[33]. Ричард много курит. По мнению кинокритика Роджера Эберта, Маккеллен сделал сигареты источником разрушительной энергии Ричарда: сознание Ричарда как будто сосредотачивается на кончике зажжённой сигареты[34].

Маккеллен до самой премьеры полагал, что аудитория будет сочувствовать Ричарду и сопереживать его личной трагедии: «Он обаятелен. Он, без сомнения, привлекателен — неслучайно ему удаётся так быстро соблазнить леди Анну … я надеюсь, что после просмотра фильма зрители запомнят то, как сильно они желали победы Ричарда»[35]. Маккеллен, по мнению Барбары Фридман, не понимал, что между зрителем и актёром кинематографа находится влиятельный, неподвластный актёру посредник — камера, направляемая режиссёром[36]. Его неоднократно спрашивали — что делает шекспировского «Ричарда III» кинематографичным, но в 1995 году он не смог удовлетворительно ответить на этот вопрос. Фридман полагает, что Маккеллен был неспособен даже увидеть будущие сцены глазами кинематографиста[36].

Стилистика и символы

Визуальные образы Англии и англичан в «Ричарде III» жёстко следуют заложенной в фильме трактовке событий. Ланкастеры — олицетворение уходящей старой Англии, режим Эдуарда IV — «золотые двадцатые», временная передышка перед приходом диктатуры, Ричард III — тоталитарный военный диктатор, а его победитель Генри Ричмонд — наследник английских традиций. Изменение политического режима сопровождается изменениями в костюмах и в архитектуре, в среде обитания вождей и их семей.

Ланкастеры носят традиционную британскую военную форму. Убитый Ричардом Эдуард, принц Уэльский — собирательный образ молодых аристократов, воспитанных в Итоне и погибших на Сомме[13]. Ричард III на «балу победителей» одет в серо-зелёный мундир германского образца, а в сцене соблазнения леди Анны носит форму, похожую на британскую. Усики и причёска Ричарда напоминают о Гитлере, но его форма, манеры и акцент выдают профессионального военного из высшего круга английской аристократии[37]. В сцене прибытия Эдуарда V на вокзал присутствуют и британские (Тиррелл), и немецкие (охрана на перроне) типы мундиров. Однако уже в сцене ареста Гастингса Тиррелл и гвардейцы Ричарда одеты в чёрные «эсэсовские» униформы. После низложения Эдуарда V в чёрное переодевается и Ричард, и все его сторонники, а женщины надевают траур. В петлицах короля Ричарда — дубовые листья и три «кубика» оберстгруппенфюрера СС. Лишь лорд Стэнли в течение всего фильма носит форму Королевских ВВС[38][39]. Мятежные войска его племянника[прим. 1] Генри Ричмонда вновь надевают британские полевые формы и береты. Непосредственно перед финальной битвой и во время неё Ричард и его гвардейцы носят камуфляжную форму войск СС.

В архитектуре режиму Ланкастеров соответствует строгая викторианская готика, Эдуарду IV — разнообразный историзм викторианской эпохи. Стиль Ричарда — ар-деко 1930-х годов, родственное нацистской архитектуре Альберта Шпеера («квази-фашистская архитектура Лондона»[40]), и созвучный ей брутализм промышленной архитектуры середины XX века. Сцена провозглашения Ричарда королём буквально воспроизводит образы нюрнбергских сборищ из «Триумфа воли» Лени Рифеншталь[40]. Маккеллен планировал снимать в фильме хорошо знакомые современному зрителю здания — символы английской государственности, но Лонкрейн отказался от этой идеи в пользу зданий менее известных, но более уместных в контексте фильма. Резиденцией премьер-министра Гастингса вместо дома на Даунинг-стрит, 10 стал лондонский Сайон-хаус[41], «Тауэром» — электростанция Бэнксайд[прим. 13], а коронация Ричарда происходит не в Вестминстере, а в церкви Иоанна Крестителя в западном Лондоне[42].

Сценарий Маккеллена и Лонкрейна содержит массу указаний на предметы материальной культуры 1930-х годов. Ричард носит часы «Ролекс», курит довоенные сигареты «Абдулла», угощает Тиррелла конфетами «Фортнумс[en]», передвигается по Лондону на «Даймлере» (в фильме — на «Бентли» 1936 года)[43]. Художник по костюмам Шуна Харвуд пошила платья по моде 1936 года, а гардероб Аннетт Бенинг составила из подлинных нарядов 1930-х годов[44]. Именно так могли бы одеваться придворные дамы, если бы Уоллис Симпсон стала королевой Великобритании[45]. Герцогиня Йоркская летает на довоенном биплане de Havilland Dragon Rapide[en], а лорд Стэнли, по мнению Герберта Корсена[прим. 14], — на Douglas A-20 или Martin B-26[46]. В фильме снимались паровозы из собраний Bluebell Railway и локомотивного депо Карнфорт[en] и списанные чешские танки Т-34 и Т-55[47]. В лондонском районе Бермондсли[en] сохранилось свидетельство о съёмках «Ричарда III» — оставленный съёмочной группой танк Т-34-85[en]. Критик Сэмуэл Кроул[прим. 15] шутил, что фильм следовало бы назвать «Самолёты, поезда, пароходы и танки» — в нём появляются почти все типы транспортных средств, известные в 1930-х годах[48].

Цитаты и пародии

По мнению Джеймса Лоэлина, образы «альтернативной» Англии 1930-х годов — лишь первый, внешний, уровень смыслов «Ричарда III»[49]. Он скрывает несколько вложенных уровней — жанровую стилистику, прямые заимствования из других фильмов, и зашифрованные отсылки к шекспировскому тексту. Лоэлин определил жанр фильма как переплетение американского гангстерского фильма («Лицо со шрамом», «Маленький Цезарь», «Враг общества») с современной британской ностальгической кинодрамой[en] («Огненные колесницы», «Комната с видом»), с вкраплением цитат из вестернов (батальные сцены) и слэшеров (убийство Риверса) [31].

Актёры, занятые в фильме, хорошо знакомы британскому зрителю именно по «ностальгическим» фильмам и сериалам[39]. Сцены светской жизни сняты в ностальгической манере, но, по мнению Лоэлина, Лонкрейн не копирует, а пародирует этот жанр[39]. Завтрак трёх королев[прим. 16] на траве, казалось бы, списан с «ностальгических» фильмов, но расстеленный на траве ковёр выдаёт пародию[39]. Выбор безвкусных, по мнению Лоэлина, зданий на роль королевских дворцов также подчёркивает пародийность происходящего на экране[39].

Перенос шекспировских сюжетов в гангстерский мир — достаточно частое явление в мировом кино («Плохие спят спокойно» Куросавы, «Люди, достойные уважения» Уильяма Райли)[50]. Лонкрейн и Маккеллен, избегая гангстерской стилистики, строго воспроизвели классический сюжет гангстерского фильма[51]. Главный антигерой — изгой общества, иногда — душевнобольной («Белая горячка»), иногда — физически искалеченный («Лицо со шрамом»), иногда — отвергнутый собственной матерью[50]. Антигерой сколачивает банду, устраняет соперников, переживает предательство бывших подручных[50]. Он идёт на преступления, чтобы завоевать женщину — но союз с этой женщиной обязательно распадётся[50]. Пока главный антигерой продвигается вверх, зритель сопереживает ему: удачливый антигерой олицетворяет подавленные, низменные, несбыточные желания зрителя[50]. По мере того как антигерой, достигнув «вершины мира»[прим. 17], устремляется к неизбежному концу, зрительские симпатии начинают таять[50]. Антигерой, отвергнутый зрителем, гибнет в полном одиночестве.

Последняя сцена «Ричарда III» в миниатюре повторяет сюжет «взлёта и падения»: Ричард поднимается на крышу разгромленной фабрики, а потом по своей воле падает вниз[52]. По мнению Лоэлина, эта сцена — прямая цитата финала «Белой горячки»[52]. Песня Эла Джолсона «Я на вершине мира», сопровождающая падение Ричарда в ад, — одновременно и отсылка к последней реплике антигероя «Белой горячки»[прим. 17], и к первому в истории музыкальному фильму «Певец джаза»[9]. Критики отмечали сходство заключительной сцены с концовкой ленты Стэнли Кубрика «Доктор Стрейнджлав» [53] и финалом сценария Дерека Джармена к картине «Эдуард II»[54]. Убийство младшего принца и убийство Кларенса повторяют сцены убийства Дездемоны и Родриго в «Отелло» Орсона Уэллса[53]. Вопль спутницы убитого Риверса, переходящий в паровозный гудок — цитата из «39 ступеней» Альфреда Хичкока[55].

Третий уровень цитат в фильме — цитаты Шекспира, зашифрованные в безмолвные визуальные образы. По мнению Сэмуэла Кроула, эти цитаты — лучшее, что есть в фильме, но они столь скоротечны, что заметить их может только искушённый знаток Шекспира[56]. Например, по мнению рецензента The New York Times Стивена Холдена[en] паук, ползущий по лицу мёртвой леди Анны — всего лишь орудие ещё одного убийства[57]. Кроул и французский шекспировед Натали Вьен-Геррен[прим. 18] считают, что этот паук — зашифрованное проклятие, которое у Шекспира произносят королевы Маргарита и Елизавета, а в фильме — только Елизавета: «паук в банке» (англ. bottled spider)[58][59]. Противогаз Ричарда в прологе по мнению шекспироведа Кэрол Раттер[прим. 11] — «анатомически точный» фаллический символ[60]. По мнению Кроула, и противогаз Ричарда, и пушка танка в прологе — аллегории белого кабана (англ. the white boar) — личной эмблемы Ричарда, а собака принца Уэльского — «живая цитата» из монолога Ричарда: «Такой убогий и хромой, что псы, когда пред ними ковыляю, лают»[56].

Подбор актёров

  • Dame Maggie Smith-cropped.jpg

    Мэгги Смит
    Фото 2007 года

  • JimBroadbent07TIFF cropped.jpg

    Джим Бродбент
    Фото 2008 года

  • Annette Bening2.jpg

    Аннетт Бенинг
    Фото 2005 года

  • Robert Downey Jr.jpg

    Роберт Дауни-младший
    Фото 1990 года

  • Dominic West1.jpg

    Доминик Уэст
    Фото 2008 года

Большинство актёров, снявшихся в «Ричарде III», уже играли с Маккелленом на сцене или в кино. Мэгги Смит, сыгравшая в фильме мать Ричарда, была его «крёстной» в реальной жизни — именно она в 1964 году рекомендовала Франко Дзеффирелли нанять Маккеллена на роль Клаудио в «Много шума из ничего»[61]. Джон Вуд (король Эдуард IV) играл с Маккелленом в театре в 1977 году[62], Марко Уильямсон (Эдуард V) играл младшего принца в постановке Ричарда Айра[28].

По сценарию Маккеллена королева Елизавета и её брат граф Риверс — чужаки для семейства Йорков — должны были быть американцами[63]. Инвесторы, финансировавшие съёмки, также требовали найма «кассовых», известных актёров-американцев. Нарушая все установленные традиции, Лонкрейн связался с мужем Аннетт Бенинг Уорреном Битти и передал ему приглашение и сценарий; Беннинг в тот же день прочла сценарий и дала согласие на съёмки[64]. Роль Риверса Маккеллен отдал Роберту Дауни-младшему. Летом 1994 года Маккеллен и Дауни снимались вместе в «Королевской милости», но в 1995 году Маккеллен опасался, что Дауни сочтёт роль Риверса слишком незначительной. Дауни, однако, сразу согласился прилететь на съёмки в Англию[61].

Подбором актёров второго плана занималась помощник режиссёра Айрин Лэмб — именно она пригласила на роль Ричмонда начинающего Доминика Уэста[28]. Роль малолетнего Джорджа Стэнли по сценарию должен был играть ребёнок с синдромом Дауна: последняя жертва[прим. 19] Ричарда III должна была быть беспомощна не только физически, но и умственно. Однако родители детей-инвалидов, с которыми связывались создатели фильма, не дали согласия на съёмки, и роль Джорджа сыграл вполне здоровый «ветеран рекламы» Раен Гилмор[63].

Натурные съёмки

Съёмки фильма начались 27 июня и в целом завершились к концу августа 1995 года — это было, по словам Маккеллена, «самое жаркое лето за двести лет». Проезд кортежа Ричарда по Ламбетскому мосту был снят 8 октября 1995 года[65]. Первый же съёмочный день — массовая сцена в локомотивном депо — стал для Маккеллена шоком[36]. В отличие от своего учителя и предшественника Лоуренса Оливье, Маккеллен в 1995 году практически не имел опыта в кинематографе — ему доводилось играть лишь роли второго плана[36]. Театральный опыт приучил его к тому, что актёр может совершенствовать игру с каждым выходом на сцену — но киносъёмка этого не допускала[36]. Ричард Айр и театральный художник-постановщик Боб Кроули[en] помогли Маккеллену со сценарием, но не могли подготовить его к образу жизни киноактёра[36].

Дворцы Эдуарда IV

Сцены в лондонском и загородном дворцах Эдуарда IV снимались в семи разных местах. Панорамный план лондонского дворца Эдуарда был создан цифровым наложением фотографии гостиницы при вокзале Сент-Панкрас на киносъёмку Темзы у Вестминстерского моста[66]. «Бал победителей» был снят за два рабочих дня в англиканской церкви св. Катберта в Уэмбли, построенной по проекту Хью Ромео Гафа в 1880-е годы. В ранних сценариях Маккеллена эта сцена должна была происходить в готическом интерьере лондонского Гилд-холла[en]. Лонкрейн, напротив, хотел избежать визуально «средневековых» сцен и предложил заменить банкет в Гилд-холле на частный приём на борту яхты. Этот вариант оказался недопустимо дорогим, и в итоге сцену камерного, семейного торжества сняли в церкви. За драпировками стен можно разглядеть статуи святых, а на белых пюпитрах оркестрантов золотом выведены монограммы WS (William Shakespeare — Уильям Шекспир)[67]. Покои Елизаветы и туалет, в котором Ричард произносит монолог («Меня природа лживая согнула и обделила красотой и ростом…»), снимались в готическом Строберри-Хилл-хаус[en] в Туикенеме[68]. Ванную комнату, в которой королева Елизавета купает младшего принца, создатели фильма нашли в здании Ричмонд-феллоушип в Кенсингтоне[69]. Салоном Елизаветы стал цокольный этаж капеллы адвокатской корпорации Линкольнс-Инн в Лондоне[64]. Сцена обеда, на которой происходит перебранка между Ричардом и Елизаветой, и смерть Эдуарда снимались в ночное время в Королевском павильоне в Брайтоне[70]. Терраса приморской резиденции, на которой Эдуард узнаёт о смерти Кларенса — это прогулочная крыша модернистского павильона Делавер[en] в Бексхилле[en]. «Восточные» беседки террасы, имитирующие стиль Королевского павильона — временные постройки Тони Берроу[71].

Дворцы Ричарда III

  • Dragon rapide g-aeml flying arp.jpg

    Самолёт герцогини Йоркской Proteus, бортовой номер G-AEML[прим. 20]

  • The Royal Geographical Society, Kensington.jpg

    Здание Королевского географического общества — резиденция герцога Глостерского

  • Inside Senate House.jpg

    Сенат-хаус[en] — канцелярия лорда-протектора

  • Shell Headquarters 1 db crop.jpg

    Здание Shell-Mex[en] — резиденция короля Ричарда

  • RHS Lawrence Hall 652R.jpg

    Лоренс-холл[en] — «Арена»

Канцелярия Ричарда снималась в вестибюле и зале совещаний Сенат-хауса[en] — ректората Лондонского университета. Беломраморный интерьер в стиле ар-деко впервые появляется в фильме после смерти короля Эдуарда — новый стиль становится символом новой власти[72]. Позади рабочего стола Ричарда висит его парадный ростовой портрет в развевающемся на ветру чёрном плаще. Видны обе руки Ричарда — очевидно, здоровые. В театральной постановке аналогичный портрет изображал Ричарда полностью обнажённым[73]. Часы и балкон, на котором Бакингем спорит с Ричардом, — здание Shell-Mex[en] на Стрэнде, построенное в 1931 году[74].

Сцены, в которых Ричард и Бакингем разыгрывают «призвание на трон», снимались в подземном гараже выставочного центра Эрлс-корт[en] 1936 года постройки[75]. Арена в стиле ар-деко, на которой Ричарда провозглашают королём — построенный в 1920-х годах зал Королевского растениеводческого общества[en] на Грейкоут-стрит[76]. Сцена снималась вечером 31 июля при участии двухсот добровольцев, пришедших в собственных чёрных одеждах и работавших без оплаты. Среди них были сам Маккеллен, его сестра Джин с мужем и Кристин Скотт Томас. Эффект многотысячной толпы был создан при цифровом сведении дублей[76].

Прибытие принца Уэльского снималось на дебаркадере вокзала Сент-Панкрас, а прибытие Риверса и бегство герцогини Йоркской — на аэродроме Шорхэм, старейшем гражданском аэродроме в Англии. Маккеллен вспоминал, что по чистой случайности съёмочный день выдался облачным, что было редкостью в то «славное лето 1995 года». Для усиления тягостной атмосферы сцена с герцогиней была снята в искусственном тумане дымогенераторов на дизельном топливе[77]. Резиденция Ричарда (ещё герцога Глостерского) снималась в здании Королевского географического общества в Кенсингтоне[78].

«Тауэр» и «Босворт»

Сцены лондонского Тауэра снимались в трёх разных местах. Администрация настоящего Тауэра отказала Лонкрейну в разрешении на съёмки, да и сам Лонкрейн предпочитал показать зрителю «не открытку, а „Лубянку“»[79]. «Тауэром» стала построенная в 1947—1963 годах электростанция Бэнксайд[en], а интерьеры тюрьмы снимались в здании администрации графства Лондон[en] на берегу Темзы. В то время здание было выселено и реконструировалось под гостиницу. Прогулочный дворик Тауэра — бетонный остров, окружённый рвом с водой, — это дно неиспользуемого газгольдера. По мнению Маккеллена, это «самое невероятное место» натурных съёмок в фильме (англ. the most astonishing of all our locations). Сумрачная улица близ «Тауэра», где Ричард посылает Тиррелла убить Кларенса — это Чейни-роуд у вокзала Кингс-Кросс[80].

Морг, в котором Ричард соблазняет леди Анну — подвал в здании страховой компании Pearl Assurance. Неоклассицистическое здание, построенное в 1914 году на границе лондонского Сити и Холборна, в 1995 стояло необитаемым — в 2000 году, после реконструкции, в нём открылся пятизвёздочный отель «Ченсери-Корт[en]». В этом же здании снималась сцена убийства Риверса[81]. Конюшня, на которой Ричард встречает Тиррелла (сцены с 30 по 34), и прилегающий к ней плац расположены на территории бывшего Вуличского арсенала[en]. Арсенал был закрыт в 1967 году, в 1995 году здесь хранились книги из фондов Британской библиотеки[82]. «Морской десант» Ричмонда и его встречу со Стэнли и Брэкенбери снимали в приморском заказнике Рай-харбор[en], «битва при Босворте» разворачивается одновременно у стен лондонской электростанции Баттерси, и на путях локомотивного депо Карнфорт[en] в Ланкашире[83]. В сцене свидания Елизаветы и Ричарда на железнодорожных путях снимались около двухсот солдат британской армии[83].

Студийные съёмки

Абсолютное большинство сцен «Ричарда III» снято на натуре: в студии снимались только пролог, казнь Гастингса и сцены в бронепоезде. Для натурных съёмок в карнфортском депо Тони Берроу выстроил бронепоезд на основе довоенных английских и французских вагонов[83], а все сцены внутри бронепоезда, в том числе ночной кошмар Ричарда, снимались на студии Шеппертон[en]. Маккеллен вспоминал, что в безэховом съёмочном павильоне он смог наконец-то отдохнуть от непрерывного шума, сопровождавшего съёмки в Лондоне[84].

«Штаб Ланкастеров» был построен на студии Спитфайр в Миддлсексе из бывших в употреблении декораций. Художник-постановщик «Ричарда III» Тони Берроу создал эти интерьеры в 1980-х годах для съёмок сериала на BBC, а после съёмок вывез их на склад и хранил «на всякий случай». Лонкрейн и Берроу предполагали снимать пролог в реальных интерьерах «дворянских гнёзд», но затем предпочли выстроить декорации на студии. Викторианская готика интерьеров Берроу удачно подчеркнула традиционность, старомодность двора Ланкастеров — на контрасте с модернистским ар-деко штаб-квартиры Ричарда, перекликающимся с нацистской архитектурой Альберта Шпеера. Декорации Берроу были уничтожены при съёмке единственного дубля танкового «прорыва». Эту сцену было нельзя ни отрепетировать, ни повторить, поэтому «прорыв» снимали одновременно четыре камеры[85]. Там же, на студии Спитфайр, была снята сцена повешения Гастингса — с живым дублёром, а не манекеном[86].

Музыкальное сопровождение

Маккеллен вспоминал, что при подборе тем для песен фильма он перечитал все 154 сонета и около сотни песен Шекспира, рассыпанных по его пьесам. Ни одно из этих произведений не подошло, и для первой песни фильма он выбрал «Страстного пастуха» современника Шекспира Кристофера Марло: «Приди, — любимая моя! С тобой вкушу блаженство я …»[87]. Фокстрот композитора Тревора Джонса на стихи Марло исполнила джазовая певица Стейси Кент. Съёмки с её участием продолжались два дня, студийная запись песни была наложена на уже смонтированную сцену «бала победителей»[88].

Вторая песня, «Я на вершине мира[en]», записанная в 1925 году Элом Джолсоном (1886—1950), сопровождает короткую сцену падения Ричарда в пылающий ад в самом конце фильма. Лонкрейн выбрал эту песню единолично, Маккеллен узнал об этом только при просмотре смонтированного фильма. По мнению Маккеллена, решение было удачным и дало финалу новый смысл: на вершине мира оказывается не только Ричард, но и его победитель и преемник Ричмонд[89].

Инструментальная музыка к финальному поединку Ричарда и Ричмонда — переложение «Астурии» Исаака Альбениса[90]. Полный саундтрек фильма, включающий обе песни и 29 инструментальных фрагментов, был выпущен PolyGram 27 февраля 1996 года[91].

Оценка критиков

Рецензии на премьеру

Премьера «Ричарда III» состоялась 29 декабря 1995 года в Нью-Йорке и Лос-Анджелесе. 19 января фильм показали в других городах США[92], 26 апреля 1996 года — в Великобритании[93]. Реакция на премьерный показ была неоднозначной, что свойственно всем экранизациям Шекспира[94]. В одном и том же номере The New York Observer от 8 января 1996 года соседствовали оценки фильма уничижительные (Эндрю Саррис: «смехотворный коллаж из пересаженных органов») и восхищённые (Рекс Рид: «роскошный и гипнотический»)[95]. Теренс Рафферти из The New Yorker назвал фильм «неудавшимся путешествием во времени»[96]. Однако большинство рецензентов, обратив внимания на те или иные недостатки, в целом оценили фильм положительно[94]. По данным Rotten Tomatoes на июль 2012 года, профессиональный рейтинг фильма — 95 % (41 положительная рецензия из 43), зрительский рейтинг — 82 %[97].

Критика объединила профессиональных шекспироведов и знатоков арт-хауса — каждый нашёл в фильме слабое место. Рецензенты обращали внимание на шаблонность режиссёрских решений Лонкрейна. Режиссёр стоял перед дилеммой: ему нужно было и сохранить шекспировский текст, и поддерживать постоянно высокий темп действия. Первое, очевидное, решение — разделение диалога и действия — было известно со времён первых звуковых фильмов[98]. Действие и диалог в «Ричарде III» практически никогда не сосуществуют в одном кадре[98]. Другим, часто критикуемым решением, стало чрезмерное увлечение материальной культурой 1930-х годов, создание «гиперреальности» (у Маккеллена — «возвышенной реальности», англ. heightened reality)[99]. Но, по мнению Барбары Фридман, именно визуальная среда, выстроенная Лонкрейном вокруг Маккеллена-актёра, привлекла к фильму современных аполитичных зрителей Великобритании и США[98]. Для среднего американца «Ричард III» — гимн тайно обожаемой аристократии старой Европы, тогда как образованный англичанин наверняка найдёт различие между «гиперреальностью» фильма и собственным пониманием истории родной страны[99].

Награды и номинации

В 1996 году фильм был выдвинут на премию «Оскар» 1996 года в номинациях за работу художника-постановщика (Тони Берроу) и за дизайн костюмов (Шуна Харвуд)[100] и на премию BAFTA 1997 года в пяти различных номинациях. Фильм получил премии BAFTA за работу художника-постановщика и за дизайн костюмов[101]. Иэн Маккеллен получил премию Европейской киноакадемии за лучшую мужскую роль[101], Ричард Лонкрейн — премию «Серебряный медведь» Берлинского кинофестиваля за режиссуру[102].

Шекспироведческая критика

В октябре 1996 года на экраны вышел авторский фильм Ал Пачино «В поисках Ричарда», в ноябре 1996 года — «Ромео + Джульетта» База Лурмана. За премьерами последовала новая волна критики, сопоставлявшей «В поисках Ричарда» с «Ричардом III» Маккеллена и Лонкрейна, «Ричардом III» Лоренса Оливье и (реже) с «Ромео + Джульетта». Шекспироведы Герберт Корсен[прим. 14], Сэмуэл Кроул[прим. 15] и редактор журнала The Spectator[en] Фрэнк Джонсон[en] дали фильму однозначно отрицательную оценку, шекспировед Джеймс Лоэлин[en] — положительную.

По мнению Корсена, в «Ричарде III», слишком много заимствований — финальная сцена погони на развалинах воспроизводилась в тысячах фильмов[103]. Цитаты из «Крёстного отца» и «Триумфа воли» слишком очевидны[104]. Оригинальные режиссёрские находки, по мнению Корсена, неудачны. Сцена с просмотром кинохроники во дворце Ричарда («фильм в фильме») — лучший, по мнению Корсена, эпизод фильма, — обособлена от основного действия и лишь отчасти реализует заложенный в неё потенциал[105]. Кларенс произносит свой монолог на дне газгольдера под шум проливного дождя — его слова сложно расслышать, и сцена в целом не поражает зрителя ужасом, заложенным в текст Шекспира[103]. Батальные сцены, по мнению Корсена, не вызывают доверия. Как могло случиться, что никто из часовых у штаба Ланкастеров не предупредил короля о приближении нападающих? Возможно ли, чтобы командующий ВВС пошёл в атаку на «Босворт» с единственным самолётом, возможно ли, чтобы единственный самолёт смог настолько навредить обороняющимся[106]?

Худший, по мнению Корсена, порок «Ричарда III» в том, что это — не постановка Шекспира, а фильм о 1930-х годах[105]. В «Ромео + Джульетта» созданная режиссёром визуальная среда создаёт контекст, в котором происходит шекспировское действие, в «Ричарде III» она его вытеснила. Особенно слабы, по мнению Корсена, сцены кошмарных видений Стэнли и Ричарда — сцены, в которых нет места лонкрейновской версии тридцатых годов[105]. Маккеллен хорош в образе диктатора, но его подход к роли неуместен, например, в сцене соблазнения леди Анны: Маккеллену не хватает того «магнетизма, с которым [шекспировский] Ричард смог завоевать безутешную вдову»[107].

Сэмуэл Кроул высоко оценил театральную постановку Айра и игру Маккеллена в ней. Фильм, по мнению Кроула, намного слабее: «Игра Маккеллена в театре вывела постановку [Айра] на недосягаемый уровень, но она не способна „вытянуть“ фильм. Его Ричард [в кино] не гипнотизирует зрителя и не подавляет его»[108]. Лонкрейн, по мнению Кроула — ремесленник (англ. journeyman director) из мира телевизионной рекламы[21]. Он грамотно снимает и редактирует отснятое, но его фильм — не более чем воспроизведение декораций[21]. «Гиперреальность», выстроенная Лонкрейном, раздражает и отвлекает зрителя, Маккеллен-киноактёр становится её заложником. «Мы лишились возможности увидеть, как великий актёр создаёт образ, утверждая его на фоне политической среды. Вместо этого среда полностью парализует игру»[109].

Маккеллен, по мнению Кроула, виновен не только в неудачном выборе режиссёра, но и в слабости сценария. Пьеса Шекспира была построена на борьбе двух сил: Ричарда и его противников — вначале герцогини Йоркской и Маргариты, затем вооружённых дворян. В сценарии Маккеллена Ричард лишён заложенной Шекспиром энергии, Маргарита отсутствует вовсе, а оставленные Маккелленом женские персонажи (Елизавета и герцогиня Йоркская) действуют не вместе, а поодиночке[16]. Другой критик сценария, Доминик Гой-Бланкет, обратила внимание на лакуны в сценарии, порождающие непонимание зрителя. Имеет ли Ричмонд какие-либо права на трон или он обычный самозванец? Почему королева Елизавета и Риверс так враждебны к Ричарду при жизни короля Эдуарда? Ответы на эти вопросы есть в шекспировском тексте, но не в фильме[110]. Книга Маккеллена, по мнению Гой-Бланкет — «одно длинное примечание, пытающееся оправдать то, что они [Маккеллен и Лонкрейн] сделали с пьесой»[111].

По мнению Кроула, Маккеллен ошибся, не включив в фильм самые сильные фрагменты театральной постановки (сцена с канделябрами, сцена с головой Гастингса, раздевание перед леди Анной), и неоправданно сократил количество монологов Ричарда[112]. Именно монологи, обращённые к зрителю, а также начало «бала победителей» — лучшие, с точки зрения Кроула, эпизоды фильма[113].

Кроул считал, что средства, потраченные на съёмку батальных сцен, следовало бы направить на массовые сцены народной поддержки диктатора Ричарда — ведь все диктаторы XX века опирались на толпу[114]. Критик Фрэнк Джонсон, напротив, считал, что шекспировский «Ричард III» и тоталитаризм, опирающийся на массы — несовместимы[115]. Ричард, герцог Глостерский, пришёл к власти через убийство королей и их наследников. Династическая политика XV века не нуждалась в поддержке толпы, а изобретённый в XX веке тоталитаризм не нуждается в соблюдении династических условностей[прим. 21]. Порочна идея о переносе «Ричарда III» в XX век, порочно и предположение Айра и Маккеллена о возможности прихода к власти британских фашистов. Политический маргинал Освальд Мосли и его сторонники, не выигравшие в 1930-е годы ни одного парламентского мандата, никогда не имели такой поддержки масс, как Муссолини и Гитлер[116]. Энтони Дэвис, разделяя в целом критику Джонсона, обратил внимание на то, что нарастающая милитаризация двора в фильме Маккеллена и Лонкрейна порождает у зрителя ощущение постоянной войны, или как минимум военной угрозы. Это прямо противоречит шекспировскому тексту, в котором практически всё действие, вплоть до высадки Ричмонда, происходит в «мирный и тщедушный век». Ричард на экране не столько создаёт эту милитаризованную среду, сколько сам подчиняется ей[117].

Напишите отзыв о статье "Ричард III (фильм, 1995)"

Комментарии

  1. ↑ 1 2 В действительности, и в пьесе Шекспира лорд Стэнли — приёмный отец, а не дядя Ричмонда. Стэнли женился на леди Маргарет Бофорт в 1472, когда её сыну Генри Ричмонду было уже 15 лет.
  2. ↑ В действительности, Генрих VI умер в заключении в Тауэре. В шекспировском «Ричарде III» появляется лишь тело (действие 1 сцена 2) и призрак (действие 5, сцена 3) убитого Генриха.
  3. ↑ Цитаты из шекспировского «Ричарда III» приводятся в переводе А. Радловой (Шекспир, полное собрание сочинений, М., «Искусство», 1957, т. 1.)
  4. ↑ В 1482—1483 годах должность лорда-мэра Лондона исполнял Эдмунд Шоу[en]. Шоу и его брат Ральф[en] (упоминаемый в пьесе как «доктор Шоу»), согласно источникам тюдоровской эпохи, действительно активно способствовали приходу к власти Ричарда III.
  5. ↑ В опубликованном сценарии — «Аминь! Аминь!» (англ. Amen! Amen!).
  6. ↑ В прижизненных изданиях шекспировской пьесы действуют три или четыре духовных лица. В фильме их замещает единственный персонаж — Архиепископ.
  7. ↑ В действительности Роберт Брекенбери погиб в битве при Босворте, сражаясь на стороне Ричарда III. Генрих VII посмертно лишил наследников Брекенбери его имущества и титулов.
  8. ↑ Стратфордский зал The Other Place представлял собой металлический ангар на сотню зрителей. После постановки «Отелло» он был снесён.
  9. ↑ Акт 3, сцена 2. В переводе Е. Бируковой. Шекспир, полное собрание сочинений, М., «Искусство», 1957, т. 1.
  10. ↑ В переводе А. Радловой. В пьесе Шекспира c этим вопросом к Ричмонду обращаются мятежные лорды.
  11. ↑ 1 2 Кэрол Чиллингтон Раттер (Carol Chillington Rutter) — американский филолог. С 1978 года живёт и преподаёт в Великобритании. Область интересов в литературоведении — образы женщин и детей в пьесах Шекспира.
  12. ↑ Бюлер назвал эту сцену, подробно описанную в сценарии, «чем-то вроде аутофелляции».
  13. ↑ 1 2 С 2000 года в здании бывшей электростанции базируется галерея Тейт Модерн. Стеклянное завершение здания было выстроено после съёмок «Ричарда III».
  14. ↑ 1 2 Герберт Корсен (Herbert R. Coursen, 1932—2011) — в 1950-е и 1960-е годы пилот ВВС США. С конца 1960-х годов — преподаватель английской литературы, автор книг о постановках Шекспира.
  15. ↑ 1 2 Сэмуэл Кроул (Samuel Crowl) — профессор английской литературы Университета Огайо, специалист по Шекспиру и английскому ренессансу. Преподаватель с 1970 года, декан факультета в 1981—1992 годах, почётный внешний консультант Королевского шекспировского общества.
  16. ↑ Герцогини Йоркской, королевы Елизаветы, леди Анны — сцена 73.
  17. ↑ 1 2 Буквальная цитата из финала «Белой горячки»: «Top of the world!».
  18. ↑ Натали Вьен-Геррен (Nathali Vienne-Guerrin) — профессор ранней английской литературы Университета Монпелье (Франция).
  19. ↑ В фильме Ричард приказывает Тирреллу убить Джорджа Стэнли, но в следующий момент авиация лорда Стэнли (отца Джорджа) начинает бомбить лагерь Ричарда. Джордж выбирается из разбомбленного поезда и, вероятно, остаётся в живых.
  20. ↑ В той же раскраске и с теми же обозначениями, что и в фильме.
  21. ↑ Параллели с цезаризмом, известным с античности, цитируемые критики не рассматривали.

Примечания

  1. ↑ [boxofficemojo.com/movies/?id=richardiii.htm Richard III (1995) - Box Office Mojo]
  2. ↑ 1 2 3 4 5 6 McKellen and Loncraine, 1996, Introduction Part 2.
  3. ↑ McKellen and Loncraine, 1996, Scene 1.
  4. ↑ Casey, 2009, p. 31: В пьесе Шекспира встреча Ричарда и Анны происходит у тела короля Генриха (скончавшегося или убитого в Тауэре). Маккеллен и Лонкрейн, как и Лоренс Оливье, заменили Генриха на Эдуарда Вестминстерского, мужа Анны..
  5. ↑ McKellen and Loncraine, 1996, комментарии к сцене 104: «River Thames Marshes. Evening. Near the wide estuary of a great waterway … an armada of amphibious landing craft is reaching shore.».
  6. ↑ 1 2 Rothwell, 2004, p. 222.
  7. ↑ Coursen, 1999, p. 151: Непосредственно в кадре появляется единственный двухмоторный самолёт. В прочтении критика (а в прошлом - военного лётчика) Герберта Корсена, в налёте участвовал единственный человек - лично Стэнли..
  8. ↑ Siemon, 2009, p. 114.
  9. ↑ 1 2 Loehlin, 1997, p. 76.
  10. ↑ McKellen, Ian. [www.mckellen.com/stage/othello/index.htm Othello] (2003). Проверено 15 июля 2012. [www.webcitation.org/6AscTYIzB Архивировано из первоисточника 23 сентября 2012].
  11. ↑ 1 2 3 4 5 6 Buhler, 2002, p. 142.
  12. ↑ 1 2 Crowl, 2003, p. 105.
  13. ↑ 1 2 Loehlin, 1997, p. 69.
  14. ↑ 1 2 3 4 5 Crowl, 2003, p. 106.
  15. ↑ McKellen, Ian. [www.mckellen.com/stage/richard90/index.htm Richard III (1990 World Tour)] (2003). Проверено 15 июля 2012. [www.webcitation.org/6AscU7BIj Архивировано из первоисточника 23 сентября 2012].
  16. ↑ 1 2 Crowl, 2003, p. 110.
  17. ↑ McKellen, Ian. [www.mckellen.com/cinema/richard/notes.htm Richard III. Release notes]. mckellen.com. Проверено 15 июля 2012. [www.webcitation.org/6AscUZFOt Архивировано из первоисточника 23 сентября 2012].
  18. ↑ Rothwell, 2004, p. 219.
  19. ↑ Boose and Burt, 1997, p. 16 цитируют Маккеллена: «Of course, if Ken or Mel or best of all Arnie or Sly were cast as Richard…».
  20. ↑ Loehlin, 1997, p. 67.
  21. ↑ 1 2 3 Crowl, 2003, p. 109.
  22. ↑ Freedman, 2007b, p. 261.
  23. ↑ McKellen and Loncraine, 1996, комментарии к сцене 98.
  24. ↑ Smith, 2008, p. 152: обрывочные проклятья из репертуара Маргариты, произносимые Елизаветой, подчёркивают её американские манеры, неуместные при рафинированном дворе Йорков..
  25. ↑ 1 2 Loehlin, 1997, p. 68.
  26. ↑ Smith, 2008, p. 153: «killing machine».
  27. ↑ 1 2 Smith, 2008, pp. 154,155.
  28. ↑ 1 2 3 McKellen and Loncraine, 1996, комментарии к сцене 62.
  29. ↑ Crowl, 2003, p. 112.
  30. ↑ Rutter, 2007, p. 250.
  31. ↑ 1 2 3 4 Loehlin, 1997, p. 71.
  32. ↑ 1 2 3 4 5 Salamon, 2007, p. 30.
  33. ↑ 1 2 3 Buhler, 2002, p. 143.
  34. ↑ Ebert, R. [www.albany.edu/writers-inst/webpages4/filmnotes/fns04n2.html Richard III (review)] // Chicago Sun-Times. — 1996. — № January 19.
  35. ↑ Freedman, 2007a, p. 62 цитирует интервью Маккеллена: «He’s very engaging. He is undoubtebly an attractive figure and that’s why lady Anne is momentarily seduced by him ... I hope, when the film is over, they will remember how much they wanted Richard to succeed».
  36. ↑ 1 2 3 4 5 6 Freedman, 2007a, p. 63.
  37. ↑ Loehlin, 1997, p. 69: «his uniform and accent identify him as an upper-class British officer like Sir Oswald Mosley».
  38. ↑ McKellen and Loncraine, 1996, комментарии к сцене 104: «LORD STANLEY, in RAF uniform».
  39. ↑ 1 2 3 4 5 Loehlin, 1997, p. 72.
  40. ↑ 1 2 Loehlin, 1997, p. 70.
  41. ↑ McKellen and Loncraine, 1996, комментарии к сцене 65.
  42. ↑ McKellen and Loncraine, 1996, комментарии к сцене 90.
  43. ↑ McKellen and Loncraine, 1996, комментарии к сценам 44, 59, 62 и 91. В реальной жизни антикварный «Бентли» служил свадебной каретой.
  44. ↑ McKellen and Loncraine, 1996, комментарии к сценам 1 и 38.
  45. ↑ Rothwell, 2004.
  46. ↑ Coursen, 1999, pp. 141, 142, 151.
  47. ↑ McKellen and Loncraine, 1996, комментарии к сценам 59, 62.
  48. ↑ Crowl, 2003, pp. 114-115.
  49. ↑ Loehlin, 1997, p. 69: «the film’s primary level of meaning».
  50. ↑ 1 2 3 4 5 6 Loehlin, 1997, p. 73.
  51. ↑ Loehlin, 1997, p. 74.
  52. ↑ 1 2 Loehlin, 1997, p. 75.
  53. ↑ 1 2 Davies, 2005, p. 224.
  54. ↑ Buhler, 2002, p. 146.
  55. ↑ Hattaway, 2005, p. 187.
  56. ↑ 1 2 Crowl, 2003, p. 111.
  57. ↑ Holden, S. [www.nytimes.com/1995/12/29/movies/film-review-an-arch-evil-monarch-updated-to-the-1930-s.html?pagewanted=all&src=pm An Arch-Evil Monarch Updated to the 1930's] // The New York Times. — 1995. — № December 29.: «Lady Anne is dispatched by a poisonous spider»
  58. ↑ Vienne-Guerrin, 2005, p. 248. В русских переводах точный смысл английского bottled spider утрачен: в переводе Михаила Донского «Зачем подкармливаешь паука, в чьей паутине скоро ты увязнешь?», в переводе Анны Радловой: «На паука раздувшегося сахар ты сыплешь, путаясь в его сетях»..
  59. ↑ Crowl, 2003, pp. 111-112.
  60. ↑ Rutter, 2007, p. 250: «a gas mask that bizarrely looks like an anatomical drawing of scrotum and penis».
  61. ↑ 1 2 McKellen and Loncraine, 1996, комментарии к сцене 50.
  62. ↑ McKellen and Loncraine, 1996, комментарии к сцене 27.
  63. ↑ 1 2 McKellen and Loncraine, 1996, комментарии к сцене 60.
  64. ↑ 1 2 McKellen and Loncraine, 1996, комментарии к сцене 28.
  65. ↑ McKellen and Loncraine, 1996, комментарии к сценам 7 и 100.
  66. ↑ McKellen and Loncraine, 1996, комментарии к сцене 10.
  67. ↑ McKellen and Loncraine, 1996, комментарии к сценам 14-16.
  68. ↑ McKellen and Loncraine, 1996, комментарии к сценам 11, 17.
  69. ↑ McKellen and Loncraine, 1996, комментарии к сцене 5.
  70. ↑ McKellen and Loncraine, 1996, комментарии к сценам 39, 41, 48-50.
  71. ↑ McKellen and Loncraine, 1996, комментарии к сцене 47.
  72. ↑ McKellen and Loncraine, 1996, комментарии к сценам 52, 71.
  73. ↑ McKellen and Loncraine, 1996, комментарии к сцене 74.
  74. ↑ McKellen and Loncraine, 1996, комментарии к сцене 92.
  75. ↑ McKellen and Loncraine, 1996, комментарии к сценам 76-78.
  76. ↑ 1 2 McKellen and Loncraine, 1996, комментарии к сцене 87.
  77. ↑ McKellen and Loncraine, 1996, комментарии к сценам 12, 62, 99.
  78. ↑ McKellen and Loncraine, 1996, комментарии к сцене 29.
  79. ↑ McKellen and Loncraine, 1996, комментарии к сцене 35: «RL wanted a Lublianka not a tourist attraction» (орфография оригинала. RL - Ричард Лонкрейн).
  80. ↑ McKellen and Loncraine, 1996, комментарии к сценам 35-38.
  81. ↑ McKellen and Loncraine, 1996, комментарии к сценам 55-56.
  82. ↑ McKellen and Loncraine, 1996, комментарии к сценам 30-34.
  83. ↑ 1 2 3 McKellen and Loncraine, 1996, комментарии к сцене 100.
  84. ↑ McKellen and Loncraine, 1996, комментарии к сцене 101.
  85. ↑ McKellen and Loncraine, 1996, комментарии к сцене 1.
  86. ↑ McKellen and Loncraine, 1996, комментарии к сцене 72.
  87. ↑ В переводе И. Жданова, Марло, К. Сочинения. — М.: Государственное издательство художественной литературы, 1961. В оригинале: «Come live with me and be my Love, And we will all the pleasures prove …»
  88. ↑ McKellen and Loncraine, 1996, комментарии к сцене 16.
  89. ↑ Loehlin, 1997, p. 78 цитирует Маккеллена: «Richmond and Richard simultaneously feel, in the moment their fates collide, that they are sitting on top of the world»..
  90. ↑ Buhler, 2002, p. 144.
  91. ↑ [www.allmusic.com/album/richard-iii-mw0000180444/credits Trevor Jones. Richard III]. allmusic.com. Проверено 15 июля 2012. [www.webcitation.org/6AscV761R Архивировано из первоисточника 23 сентября 2012].
  92. ↑ [www.r3.org/onstage/mckellen/homepage.html Richard III]. R3.org. Проверено 15 июля 2012. [www.webcitation.org/6AscVs8Z9 Архивировано из первоисточника 23 сентября 2012].
  93. ↑ [www.imdb.com/title/tt0114279/releaseinfo Richard III. Release dates]. IMDB. Проверено 15 июля 2012. [www.webcitation.org/6AscWNy8I Архивировано из первоисточника 23 сентября 2012].
  94. ↑ 1 2 Rothwell, 2004, p. 223.
  95. ↑ Rothwell, 204, p. 223 цитирует рецензии, опубликованные в The New York Observer 8 января 1996 года на с. 17: «pathetic pastiche of transpantations» и c. 22: «opulent and hypnotic».
  96. ↑ Rothwell, 204, p. 223 цитирует рецензию, опубликованную в The New Yorker 22 января 1996 года, с. 86: «time-travel experiment gone wrong»..
  97. ↑ [www.rottentomatoes.com/m/1068177-richard_iii/ Richard III (1995)]. Rotten Tomatoes. Проверено 20 июля 2012.
  98. ↑ 1 2 3 Freedman, 2007a, p. 65.
  99. ↑ 1 2 Rothwell, 2004, p. 220.
  100. ↑ [www.oscars.org/awards/academyawards/legacy/ceremony/68th-winners.html The 68th Academy Awards (1996) Nominees and Winners]. Проверено 15 июля 2012. [www.webcitation.org/6AscWv4DN Архивировано из первоисточника 23 сентября 2012].
  101. ↑ 1 2 [www.imdb.com/title/tt0114279/awards Richard III (1995) — Awards]. IMDB. Проверено 15 июля 2012. [www.webcitation.org/6AscXZ9B7 Архивировано из первоисточника 23 сентября 2012].
  102. ↑ [www.berlinale.de/en/archiv/jahresarchive/1996/03_preistr_ger_1996/03_Preistraeger_1996.html Prizes & Honours 1996]. Проверено 15 июля 2012. [www.webcitation.org/6AscY4fFO Архивировано из первоисточника 23 сентября 2012].
  103. ↑ 1 2 Coursen, 1999, p. 143.
  104. ↑ Coursen, 1999, pp. 143, 146.
  105. ↑ 1 2 3 Coursen, 1999, p. 148.
  106. ↑ Coursen, 1999, pp. 142, 146, 151.
  107. ↑ Coursen, 1999, p. 152 цитирует критику Терренса Рафферти и полностью соглашается с ним..
  108. ↑ Crowl, 2003, pp. 108, 109, 117.
  109. ↑ Crowl, 2003, p. 109: "We are deprived of the pleasure of watching a great actor create a character by vitally embodying a political landscape: the landscape in effect paralyzes the character".
  110. ↑ Goy-Blanquet, 2005, p. 196.
  111. ↑ Goy-Blanquet, 2005, p. 196: «one long apologetic footnote for what they have done to the play»..
  112. ↑ Crowl, 2003, pp. 113, 117.
  113. ↑ Crowl, 2003, p. 113.
  114. ↑ Crowl, 2003, pp. 114, 116.
  115. ↑ Davies, 2005, p. 218.
  116. ↑ Davies, 2005, p. 218, анализирует и цитирует статью Джонсона Shakespeare: Our Contemporary, опубликованную 27 апреля 1996 в The Spectator..
  117. ↑ Davies, p. 225.

Источники

  • Boose, L; Burt, R. Totally Clueless? Shakespeare goes Hollywood in the 1990s // [books.google.ru/books?id=g8ELtsx12iYC Shakespeare, the Movie: Popularizing the Plays on Film, Tv, and Video] / Boose, L; Burt, R.. — Routledge, 1997. — Vol. vol.1. — P. 8—23. — 277 p. — (Media and cultural studies). — ISBN 9780415165853.
  • Buhler, S. M. [www.sunypress.edu/p-3456-shakespeare-in-the-cinema.aspx Shakespeare in the Cinema: Ocular Proof]. — SUNY Press, 2002. — 213 p. — (The SUNY Series, Cultural Studies in Cinema/Video). — ISBN 9780791451403.
  • Casey, J. Richard Himself Again: Richard III on Stage and Screen // [www.google.ru/books?id=Z36yCwdHQzoC Shakespeare and the Middle Ages: Essays on the Performance and Adaptation of the Plays With Medieval Sources Or Settings] / Driver, M. (ed.). — McFarland, 2009. — P. 27—48. — 276 p. — ISBN 9780786434053.
  • Coursen, H. R. Filming Richard III: Olivier, Loncraine and Pacino // [books.google.ru/books?id=MF5tf36_CvIC Shakespeare: The Two Traditions]. — Fairleigh Dickinson University Press, 1999. — ISBN 9780838637746.
  • Coursen, H. R. [www.google.ru/books?id=WP3V08VyuQ4C Teaching Shakespeare With Film and Television]. — IAP, 2009. — 212 p. — ISBN 9781593112813.
  • Crowl, S. [books.google.ru/books?id=5WMQtTYaQgwC Shakespeare at the Cineplex: The Kenneth Branagh Era]. — Ohio University Press, 2003. — P. 105—118. — 254 p. — ISBN 9780821414941.
  • Davies, A. Richard III: the films of Olivier and Loncraine/McKellen // [books.google.ru/books?id=o4P5AKSlAogC Shakespeare on Screen] / Hachuel, S., Vienne-Guerrin, N.. — Universite de Rouen, 2005. — P. 209—228. — 334 p. — ISBN 9782877753890.
  • Freedman, B. Critical Junctures in Shakespeare screen history // [www.cambridge.org/gb/knowledge/isbn/item1163329/?site_locale=en_GB The Cambridge Companion to Shakespeare on Film] / Jackson, R.. — Cambridge University Press, 2007a. — P. 59—83. — 349 p. — (Cambridge Companions to Literature). — ISBN 9780521685016.
  • Freedman, P. [books.google.ru/books?id=gteA0WJY4hwC Power and Passion in Shakespeare's Pronouns: Interrogating 'You' and 'Thou']. — Ashgate Publishing, Ltd., 2007b. — P. 261—262. — 280 p. — ISBN 9780754658306.
  • Goy-Blanquet, D. Under evil stars: Richard III reborn // [books.google.ru/books?id=o4P5AKSlAogC Shakespeare on Screen] / Hachuel, S., Vienne-Guerrin, N.. — Universite de Rouen, 2005. — P. 193—208. — 334 p. — ISBN 9782877753890.
  • Hattaway, M. Varieties of Englishness: Richard III on film // [books.google.ru/books?id=o4P5AKSlAogC Shakespeare on Screen] / Hachuel, S., Vienne-Guerrin, N.. — Universite de Rouen, 2005. — P. 179—192. — 334 p. — ISBN 9782877753890.
  • Loehlin, J. Top of the World, Ma: Richard III and cinematic convention // [books.google.ru/books?id=g8ELtsx12iYC Shakespeare, the Movie: Popularizing the Plays on Film, Tv, and Video] / Boose, L; Burt, R.. — Routledge, 1997. — Vol. vol.1. — P. 67—79. — 277 p. — (Media and cultural studies). — ISBN 9780415165853.
  • McKellen, Ian; Loncraine, Robert. [www.mckellen.com/cinema/richard/screenplay/index.htm William Shakespeare's Richard III. A Screenplay Written by Ian McKellen & Richard Loncraine]. Ian McKellen (1996). Проверено 15 июля 2012. [www.webcitation.org/6AscYsNRj Архивировано из первоисточника 23 сентября 2012]..
    • Сценарий с авторскими комментариями Маккеллена издавался как: McKellen, Ian; Loncraine, Robert. Richard III. — Overlook Press, 1996. — 299 p. — ISBN 9780879516857.
  • Ornellas, K. Thou elvish-marked, abortive, rooting hog: Images of the boar in filmed Richard III // [books.google.ru/books?id=o4P5AKSlAogC Shakespeare on Screen] / Hachuel, S., Vienne-Guerrin, N.. — Universite de Rouen, 2005. — P. 139—160. — 334 p. — ISBN 9782877753890.
  • Rothwell, K. S. [books.google.ru/books?id=AC9DO7yanGwC A History of Shakespeare on Screen: A Century Of Film And Television]. — Cambridge University Press, 2004. — P. 219—247. — 380 p. — ISBN 9780521543118.
  • Rutter, C. Looking at Shakespeare's women on film // [www.cambridge.org/gb/knowledge/isbn/item1163329/?site_locale=en_GB The Cambridge Companion to Shakespeare on Film] / Jackson, R.. — Cambridge University Press, 2007a. — P. 245—256. — 349 p. — (Cambridge Companions to Literature). — ISBN 9780521685016.
  • Salamon, L. Screening Evil in History: Rope, Compulsion, Scarface, Richard III // [books.google.ru/books?id=Ck5Nci7dMYwC The Changing Face of Evil in Film and Television] / Norden, M.. — New York: Rodopi, 2007. — P. 17—36. — 244 p. — (At the Interface). — ISBN 9789042023246.
  • Siemon, R. Introduction // [books.google.ru/books?id=qrbuG6r8ZpUC King Richard III: Third Series]. — 3-rd edition. — A&C Black, 2009. — P. 1—125. — 524 p. — (Arden Shakespeare). — ISBN 9781903436899.
  • Smith, Peter J. Contemporary film version of Shakespeare's Histories // [books.google.ru/books?id=HCcpXzXPkEIC A Companion to Shakespeare's Works: The Histories]. — Wiley, 2008. — P. 146—159. — 496 p. — ISBN 9780470997284.
 Статья содержит короткие («гарвардские») ссылки на публикации, не указанные или неправильно описанные в библиографическом разделе.
Список неработающих ссылок: Davies, McKellen and Loncraine, 1996, Rothwell, 2004, Rothwell, 204, Rutter, 2007, Smith, 2008, Vienne-Guerrin, 2005
Пожалуйста, исправьте ссылки согласно инструкции к шаблону {{sfn}} и дополните библиографический раздел корректными описаниями цитируемых публикаций, следуя руководствам ВП:Сноски и ВП:Ссылки на источники.

Отрывок, характеризующий Ричард III (фильм, 1995)

– Вишь черти квартирьеры! Пятая рота, гляди, уже в деревню заворачивает, они кашу сварят, а мы еще до места не дойдем.
– Дай сухарика то, чорт.
– А табаку то вчера дал? То то, брат. Ну, на, Бог с тобой.
– Хоть бы привал сделали, а то еще верст пять пропрем не емши.
– То то любо было, как немцы нам коляски подавали. Едешь, знай: важно!
– А здесь, братец, народ вовсе оголтелый пошел. Там всё как будто поляк был, всё русской короны; а нынче, брат, сплошной немец пошел.
– Песенники вперед! – послышался крик капитана.
И перед роту с разных рядов выбежало человек двадцать. Барабанщик запевало обернулся лицом к песенникам, и, махнув рукой, затянул протяжную солдатскую песню, начинавшуюся: «Не заря ли, солнышко занималося…» и кончавшуюся словами: «То то, братцы, будет слава нам с Каменскиим отцом…» Песня эта была сложена в Турции и пелась теперь в Австрии, только с тем изменением, что на место «Каменскиим отцом» вставляли слова: «Кутузовым отцом».
Оторвав по солдатски эти последние слова и махнув руками, как будто он бросал что то на землю, барабанщик, сухой и красивый солдат лет сорока, строго оглянул солдат песенников и зажмурился. Потом, убедившись, что все глаза устремлены на него, он как будто осторожно приподнял обеими руками какую то невидимую, драгоценную вещь над головой, подержал ее так несколько секунд и вдруг отчаянно бросил ее:
Ах, вы, сени мои, сени!
«Сени новые мои…», подхватили двадцать голосов, и ложечник, несмотря на тяжесть амуниции, резво выскочил вперед и пошел задом перед ротой, пошевеливая плечами и угрожая кому то ложками. Солдаты, в такт песни размахивая руками, шли просторным шагом, невольно попадая в ногу. Сзади роты послышались звуки колес, похрускиванье рессор и топот лошадей.
Кутузов со свитой возвращался в город. Главнокомандующий дал знак, чтобы люди продолжали итти вольно, и на его лице и на всех лицах его свиты выразилось удовольствие при звуках песни, при виде пляшущего солдата и весело и бойко идущих солдат роты. Во втором ряду, с правого фланга, с которого коляска обгоняла роты, невольно бросался в глаза голубоглазый солдат, Долохов, который особенно бойко и грациозно шел в такт песни и глядел на лица проезжающих с таким выражением, как будто он жалел всех, кто не шел в это время с ротой. Гусарский корнет из свиты Кутузова, передразнивавший полкового командира, отстал от коляски и подъехал к Долохову.
Гусарский корнет Жерков одно время в Петербурге принадлежал к тому буйному обществу, которым руководил Долохов. За границей Жерков встретил Долохова солдатом, но не счел нужным узнать его. Теперь, после разговора Кутузова с разжалованным, он с радостью старого друга обратился к нему:
– Друг сердечный, ты как? – сказал он при звуках песни, ровняя шаг своей лошади с шагом роты.
– Я как? – отвечал холодно Долохов, – как видишь.
Бойкая песня придавала особенное значение тону развязной веселости, с которой говорил Жерков, и умышленной холодности ответов Долохова.
– Ну, как ладишь с начальством? – спросил Жерков.
– Ничего, хорошие люди. Ты как в штаб затесался?
– Прикомандирован, дежурю.
Они помолчали.
«Выпускала сокола да из правого рукава», говорила песня, невольно возбуждая бодрое, веселое чувство. Разговор их, вероятно, был бы другой, ежели бы они говорили не при звуках песни.
– Что правда, австрийцев побили? – спросил Долохов.
– А чорт их знает, говорят.
– Я рад, – отвечал Долохов коротко и ясно, как того требовала песня.
– Что ж, приходи к нам когда вечерком, фараон заложишь, – сказал Жерков.
– Или у вас денег много завелось?
– Приходи.
– Нельзя. Зарок дал. Не пью и не играю, пока не произведут.
– Да что ж, до первого дела…
– Там видно будет.
Опять они помолчали.
– Ты заходи, коли что нужно, все в штабе помогут… – сказал Жерков.
Долохов усмехнулся.
– Ты лучше не беспокойся. Мне что нужно, я просить не стану, сам возьму.
– Да что ж, я так…
– Ну, и я так.
– Прощай.
– Будь здоров…
… и высоко, и далеко,
На родиму сторону…
Жерков тронул шпорами лошадь, которая раза три, горячась, перебила ногами, не зная, с какой начать, справилась и поскакала, обгоняя роту и догоняя коляску, тоже в такт песни.


Возвратившись со смотра, Кутузов, сопутствуемый австрийским генералом, прошел в свой кабинет и, кликнув адъютанта, приказал подать себе некоторые бумаги, относившиеся до состояния приходивших войск, и письма, полученные от эрцгерцога Фердинанда, начальствовавшего передовою армией. Князь Андрей Болконский с требуемыми бумагами вошел в кабинет главнокомандующего. Перед разложенным на столе планом сидели Кутузов и австрийский член гофкригсрата.
– А… – сказал Кутузов, оглядываясь на Болконского, как будто этим словом приглашая адъютанта подождать, и продолжал по французски начатый разговор.
– Я только говорю одно, генерал, – говорил Кутузов с приятным изяществом выражений и интонации, заставлявшим вслушиваться в каждое неторопливо сказанное слово. Видно было, что Кутузов и сам с удовольствием слушал себя. – Я только одно говорю, генерал, что ежели бы дело зависело от моего личного желания, то воля его величества императора Франца давно была бы исполнена. Я давно уже присоединился бы к эрцгерцогу. И верьте моей чести, что для меня лично передать высшее начальство армией более меня сведущему и искусному генералу, какими так обильна Австрия, и сложить с себя всю эту тяжкую ответственность для меня лично было бы отрадой. Но обстоятельства бывают сильнее нас, генерал.
И Кутузов улыбнулся с таким выражением, как будто он говорил: «Вы имеете полное право не верить мне, и даже мне совершенно всё равно, верите ли вы мне или нет, но вы не имеете повода сказать мне это. И в этом то всё дело».
Австрийский генерал имел недовольный вид, но не мог не в том же тоне отвечать Кутузову.
– Напротив, – сказал он ворчливым и сердитым тоном, так противоречившим лестному значению произносимых слов, – напротив, участие вашего превосходительства в общем деле высоко ценится его величеством; но мы полагаем, что настоящее замедление лишает славные русские войска и их главнокомандующих тех лавров, которые они привыкли пожинать в битвах, – закончил он видимо приготовленную фразу.
Кутузов поклонился, не изменяя улыбки.
– А я так убежден и, основываясь на последнем письме, которым почтил меня его высочество эрцгерцог Фердинанд, предполагаю, что австрийские войска, под начальством столь искусного помощника, каков генерал Мак, теперь уже одержали решительную победу и не нуждаются более в нашей помощи, – сказал Кутузов.
Генерал нахмурился. Хотя и не было положительных известий о поражении австрийцев, но было слишком много обстоятельств, подтверждавших общие невыгодные слухи; и потому предположение Кутузова о победе австрийцев было весьма похоже на насмешку. Но Кутузов кротко улыбался, всё с тем же выражением, которое говорило, что он имеет право предполагать это. Действительно, последнее письмо, полученное им из армии Мака, извещало его о победе и о самом выгодном стратегическом положении армии.
– Дай ка сюда это письмо, – сказал Кутузов, обращаясь к князю Андрею. – Вот изволите видеть. – И Кутузов, с насмешливою улыбкой на концах губ, прочел по немецки австрийскому генералу следующее место из письма эрцгерцога Фердинанда: «Wir haben vollkommen zusammengehaltene Krafte, nahe an 70 000 Mann, um den Feind, wenn er den Lech passirte, angreifen und schlagen zu konnen. Wir konnen, da wir Meister von Ulm sind, den Vortheil, auch von beiden Uferien der Donau Meister zu bleiben, nicht verlieren; mithin auch jeden Augenblick, wenn der Feind den Lech nicht passirte, die Donau ubersetzen, uns auf seine Communikations Linie werfen, die Donau unterhalb repassiren und dem Feinde, wenn er sich gegen unsere treue Allirte mit ganzer Macht wenden wollte, seine Absicht alabald vereitelien. Wir werden auf solche Weise den Zeitpunkt, wo die Kaiserlich Ruseische Armee ausgerustet sein wird, muthig entgegenharren, und sodann leicht gemeinschaftlich die Moglichkeit finden, dem Feinde das Schicksal zuzubereiten, so er verdient». [Мы имеем вполне сосредоточенные силы, около 70 000 человек, так что мы можем атаковать и разбить неприятеля в случае переправы его через Лех. Так как мы уже владеем Ульмом, то мы можем удерживать за собою выгоду командования обоими берегами Дуная, стало быть, ежеминутно, в случае если неприятель не перейдет через Лех, переправиться через Дунай, броситься на его коммуникационную линию, ниже перейти обратно Дунай и неприятелю, если он вздумает обратить всю свою силу на наших верных союзников, не дать исполнить его намерение. Таким образом мы будем бодро ожидать времени, когда императорская российская армия совсем изготовится, и затем вместе легко найдем возможность уготовить неприятелю участь, коей он заслуживает».]
Кутузов тяжело вздохнул, окончив этот период, и внимательно и ласково посмотрел на члена гофкригсрата.
– Но вы знаете, ваше превосходительство, мудрое правило, предписывающее предполагать худшее, – сказал австрийский генерал, видимо желая покончить с шутками и приступить к делу.
Он невольно оглянулся на адъютанта.
– Извините, генерал, – перебил его Кутузов и тоже поворотился к князю Андрею. – Вот что, мой любезный, возьми ты все донесения от наших лазутчиков у Козловского. Вот два письма от графа Ностица, вот письмо от его высочества эрцгерцога Фердинанда, вот еще, – сказал он, подавая ему несколько бумаг. – И из всего этого чистенько, на французском языке, составь mеmorandum, записочку, для видимости всех тех известий, которые мы о действиях австрийской армии имели. Ну, так то, и представь его превосходительству.
Князь Андрей наклонил голову в знак того, что понял с первых слов не только то, что было сказано, но и то, что желал бы сказать ему Кутузов. Он собрал бумаги, и, отдав общий поклон, тихо шагая по ковру, вышел в приемную.
Несмотря на то, что еще не много времени прошло с тех пор, как князь Андрей оставил Россию, он много изменился за это время. В выражении его лица, в движениях, в походке почти не было заметно прежнего притворства, усталости и лени; он имел вид человека, не имеющего времени думать о впечатлении, какое он производит на других, и занятого делом приятным и интересным. Лицо его выражало больше довольства собой и окружающими; улыбка и взгляд его были веселее и привлекательнее.
Кутузов, которого он догнал еще в Польше, принял его очень ласково, обещал ему не забывать его, отличал от других адъютантов, брал с собою в Вену и давал более серьезные поручения. Из Вены Кутузов писал своему старому товарищу, отцу князя Андрея:
«Ваш сын, – писал он, – надежду подает быть офицером, из ряду выходящим по своим занятиям, твердости и исполнительности. Я считаю себя счастливым, имея под рукой такого подчиненного».
В штабе Кутузова, между товарищами сослуживцами и вообще в армии князь Андрей, так же как и в петербургском обществе, имел две совершенно противоположные репутации.
Одни, меньшая часть, признавали князя Андрея чем то особенным от себя и от всех других людей, ожидали от него больших успехов, слушали его, восхищались им и подражали ему; и с этими людьми князь Андрей был прост и приятен. Другие, большинство, не любили князя Андрея, считали его надутым, холодным и неприятным человеком. Но с этими людьми князь Андрей умел поставить себя так, что его уважали и даже боялись.
Выйдя в приемную из кабинета Кутузова, князь Андрей с бумагами подошел к товарищу,дежурному адъютанту Козловскому, который с книгой сидел у окна.
– Ну, что, князь? – спросил Козловский.
– Приказано составить записку, почему нейдем вперед.
– А почему?
Князь Андрей пожал плечами.
– Нет известия от Мака? – спросил Козловский.
– Нет.
– Ежели бы правда, что он разбит, так пришло бы известие.
– Вероятно, – сказал князь Андрей и направился к выходной двери; но в то же время навстречу ему, хлопнув дверью, быстро вошел в приемную высокий, очевидно приезжий, австрийский генерал в сюртуке, с повязанною черным платком головой и с орденом Марии Терезии на шее. Князь Андрей остановился.
– Генерал аншеф Кутузов? – быстро проговорил приезжий генерал с резким немецким выговором, оглядываясь на обе стороны и без остановки проходя к двери кабинета.
– Генерал аншеф занят, – сказал Козловский, торопливо подходя к неизвестному генералу и загораживая ему дорогу от двери. – Как прикажете доложить?
Неизвестный генерал презрительно оглянулся сверху вниз на невысокого ростом Козловского, как будто удивляясь, что его могут не знать.
– Генерал аншеф занят, – спокойно повторил Козловский.
Лицо генерала нахмурилось, губы его дернулись и задрожали. Он вынул записную книжку, быстро начертил что то карандашом, вырвал листок, отдал, быстрыми шагами подошел к окну, бросил свое тело на стул и оглянул бывших в комнате, как будто спрашивая: зачем они на него смотрят? Потом генерал поднял голову, вытянул шею, как будто намереваясь что то сказать, но тотчас же, как будто небрежно начиная напевать про себя, произвел странный звук, который тотчас же пресекся. Дверь кабинета отворилась, и на пороге ее показался Кутузов. Генерал с повязанною головой, как будто убегая от опасности, нагнувшись, большими, быстрыми шагами худых ног подошел к Кутузову.
– Vous voyez le malheureux Mack, [Вы видите несчастного Мака.] – проговорил он сорвавшимся голосом.
Лицо Кутузова, стоявшего в дверях кабинета, несколько мгновений оставалось совершенно неподвижно. Потом, как волна, пробежала по его лицу морщина, лоб разгладился; он почтительно наклонил голову, закрыл глаза, молча пропустил мимо себя Мака и сам за собой затворил дверь.
Слух, уже распространенный прежде, о разбитии австрийцев и о сдаче всей армии под Ульмом, оказывался справедливым. Через полчаса уже по разным направлениям были разосланы адъютанты с приказаниями, доказывавшими, что скоро и русские войска, до сих пор бывшие в бездействии, должны будут встретиться с неприятелем.
Князь Андрей был один из тех редких офицеров в штабе, который полагал свой главный интерес в общем ходе военного дела. Увидав Мака и услыхав подробности его погибели, он понял, что половина кампании проиграна, понял всю трудность положения русских войск и живо вообразил себе то, что ожидает армию, и ту роль, которую он должен будет играть в ней.
Невольно он испытывал волнующее радостное чувство при мысли о посрамлении самонадеянной Австрии и о том, что через неделю, может быть, придется ему увидеть и принять участие в столкновении русских с французами, впервые после Суворова.
Но он боялся гения Бонапарта, который мог оказаться сильнее всей храбрости русских войск, и вместе с тем не мог допустить позора для своего героя.
Взволнованный и раздраженный этими мыслями, князь Андрей пошел в свою комнату, чтобы написать отцу, которому он писал каждый день. Он сошелся в коридоре с своим сожителем Несвицким и шутником Жерковым; они, как всегда, чему то смеялись.
– Что ты так мрачен? – спросил Несвицкий, заметив бледное с блестящими глазами лицо князя Андрея.
– Веселиться нечему, – отвечал Болконский.
В то время как князь Андрей сошелся с Несвицким и Жерковым, с другой стороны коридора навстречу им шли Штраух, австрийский генерал, состоявший при штабе Кутузова для наблюдения за продовольствием русской армии, и член гофкригсрата, приехавшие накануне. По широкому коридору было достаточно места, чтобы генералы могли свободно разойтись с тремя офицерами; но Жерков, отталкивая рукой Несвицкого, запыхавшимся голосом проговорил:
– Идут!… идут!… посторонитесь, дорогу! пожалуйста дорогу!
Генералы проходили с видом желания избавиться от утруждающих почестей. На лице шутника Жеркова выразилась вдруг глупая улыбка радости, которой он как будто не мог удержать.
– Ваше превосходительство, – сказал он по немецки, выдвигаясь вперед и обращаясь к австрийскому генералу. – Имею честь поздравить.
Он наклонил голову и неловко, как дети, которые учатся танцовать, стал расшаркиваться то одной, то другой ногой.
Генерал, член гофкригсрата, строго оглянулся на него; не заметив серьезность глупой улыбки, не мог отказать в минутном внимании. Он прищурился, показывая, что слушает.
– Имею честь поздравить, генерал Мак приехал,совсем здоров,только немного тут зашибся, – прибавил он,сияя улыбкой и указывая на свою голову.
Генерал нахмурился, отвернулся и пошел дальше.
– Gott, wie naiv! [Боже мой, как он прост!] – сказал он сердито, отойдя несколько шагов.
Несвицкий с хохотом обнял князя Андрея, но Болконский, еще более побледнев, с злобным выражением в лице, оттолкнул его и обратился к Жеркову. То нервное раздражение, в которое его привели вид Мака, известие об его поражении и мысли о том, что ожидает русскую армию, нашло себе исход в озлоблении на неуместную шутку Жеркова.
– Если вы, милостивый государь, – заговорил он пронзительно с легким дрожанием нижней челюсти, – хотите быть шутом , то я вам в этом не могу воспрепятствовать; но объявляю вам, что если вы осмелитесь другой раз скоморошничать в моем присутствии, то я вас научу, как вести себя.
Несвицкий и Жерков так были удивлены этой выходкой, что молча, раскрыв глаза, смотрели на Болконского.
– Что ж, я поздравил только, – сказал Жерков.
– Я не шучу с вами, извольте молчать! – крикнул Болконский и, взяв за руку Несвицкого, пошел прочь от Жеркова, не находившего, что ответить.
– Ну, что ты, братец, – успокоивая сказал Несвицкий.
– Как что? – заговорил князь Андрей, останавливаясь от волнения. – Да ты пойми, что мы, или офицеры, которые служим своему царю и отечеству и радуемся общему успеху и печалимся об общей неудаче, или мы лакеи, которым дела нет до господского дела. Quarante milles hommes massacres et l'ario mee de nos allies detruite, et vous trouvez la le mot pour rire, – сказал он, как будто этою французскою фразой закрепляя свое мнение. – C'est bien pour un garcon de rien, comme cet individu, dont vous avez fait un ami, mais pas pour vous, pas pour vous. [Сорок тысяч человек погибло и союзная нам армия уничтожена, а вы можете при этом шутить. Это простительно ничтожному мальчишке, как вот этот господин, которого вы сделали себе другом, но не вам, не вам.] Мальчишкам только можно так забавляться, – сказал князь Андрей по русски, выговаривая это слово с французским акцентом, заметив, что Жерков мог еще слышать его.
Он подождал, не ответит ли что корнет. Но корнет повернулся и вышел из коридора.


Гусарский Павлоградский полк стоял в двух милях от Браунау. Эскадрон, в котором юнкером служил Николай Ростов, расположен был в немецкой деревне Зальценек. Эскадронному командиру, ротмистру Денисову, известному всей кавалерийской дивизии под именем Васьки Денисова, была отведена лучшая квартира в деревне. Юнкер Ростов с тех самых пор, как он догнал полк в Польше, жил вместе с эскадронным командиром.
11 октября, в тот самый день, когда в главной квартире всё было поднято на ноги известием о поражении Мака, в штабе эскадрона походная жизнь спокойно шла по старому. Денисов, проигравший всю ночь в карты, еще не приходил домой, когда Ростов, рано утром, верхом, вернулся с фуражировки. Ростов в юнкерском мундире подъехал к крыльцу, толконув лошадь, гибким, молодым жестом скинул ногу, постоял на стремени, как будто не желая расстаться с лошадью, наконец, спрыгнул и крикнул вестового.
– А, Бондаренко, друг сердечный, – проговорил он бросившемуся стремглав к его лошади гусару. – Выводи, дружок, – сказал он с тою братскою, веселою нежностию, с которою обращаются со всеми хорошие молодые люди, когда они счастливы.
– Слушаю, ваше сиятельство, – отвечал хохол, встряхивая весело головой.
– Смотри же, выводи хорошенько!
Другой гусар бросился тоже к лошади, но Бондаренко уже перекинул поводья трензеля. Видно было, что юнкер давал хорошо на водку, и что услужить ему было выгодно. Ростов погладил лошадь по шее, потом по крупу и остановился на крыльце.
«Славно! Такая будет лошадь!» сказал он сам себе и, улыбаясь и придерживая саблю, взбежал на крыльцо, погромыхивая шпорами. Хозяин немец, в фуфайке и колпаке, с вилами, которыми он вычищал навоз, выглянул из коровника. Лицо немца вдруг просветлело, как только он увидал Ростова. Он весело улыбнулся и подмигнул: «Schon, gut Morgen! Schon, gut Morgen!» [Прекрасно, доброго утра!] повторял он, видимо, находя удовольствие в приветствии молодого человека.
– Schon fleissig! [Уже за работой!] – сказал Ростов всё с тою же радостною, братскою улыбкой, какая не сходила с его оживленного лица. – Hoch Oestreicher! Hoch Russen! Kaiser Alexander hoch! [Ура Австрийцы! Ура Русские! Император Александр ура!] – обратился он к немцу, повторяя слова, говоренные часто немцем хозяином.
Немец засмеялся, вышел совсем из двери коровника, сдернул
колпак и, взмахнув им над головой, закричал:
– Und die ganze Welt hoch! [И весь свет ура!]
Ростов сам так же, как немец, взмахнул фуражкой над головой и, смеясь, закричал: «Und Vivat die ganze Welt»! Хотя не было никакой причины к особенной радости ни для немца, вычищавшего свой коровник, ни для Ростова, ездившего со взводом за сеном, оба человека эти с счастливым восторгом и братскою любовью посмотрели друг на друга, потрясли головами в знак взаимной любви и улыбаясь разошлись – немец в коровник, а Ростов в избу, которую занимал с Денисовым.
– Что барин? – спросил он у Лаврушки, известного всему полку плута лакея Денисова.
– С вечера не бывали. Верно, проигрались, – отвечал Лаврушка. – Уж я знаю, коли выиграют, рано придут хвастаться, а коли до утра нет, значит, продулись, – сердитые придут. Кофею прикажете?
– Давай, давай.
Через 10 минут Лаврушка принес кофею. Идут! – сказал он, – теперь беда. – Ростов заглянул в окно и увидал возвращающегося домой Денисова. Денисов был маленький человек с красным лицом, блестящими черными глазами, черными взлохмоченными усами и волосами. На нем был расстегнутый ментик, спущенные в складках широкие чикчиры, и на затылке была надета смятая гусарская шапочка. Он мрачно, опустив голову, приближался к крыльцу.
– Лавг'ушка, – закричал он громко и сердито. – Ну, снимай, болван!
– Да я и так снимаю, – отвечал голос Лаврушки.
– А! ты уж встал, – сказал Денисов, входя в комнату.
– Давно, – сказал Ростов, – я уже за сеном сходил и фрейлен Матильда видел.
– Вот как! А я пг'одулся, бг'ат, вчег'а, как сукин сын! – закричал Денисов, не выговаривая р . – Такого несчастия! Такого несчастия! Как ты уехал, так и пошло. Эй, чаю!
Денисов, сморщившись, как бы улыбаясь и выказывая свои короткие крепкие зубы, начал обеими руками с короткими пальцами лохматить, как пес, взбитые черные, густые волосы.
– Чог'т меня дег'нул пойти к этой кг'ысе (прозвище офицера), – растирая себе обеими руками лоб и лицо, говорил он. – Можешь себе пг'едставить, ни одной каг'ты, ни одной, ни одной каг'ты не дал.
Денисов взял подаваемую ему закуренную трубку, сжал в кулак, и, рассыпая огонь, ударил ею по полу, продолжая кричать.
– Семпель даст, паг'оль бьет; семпель даст, паг'оль бьет.
Он рассыпал огонь, разбил трубку и бросил ее. Денисов помолчал и вдруг своими блестящими черными глазами весело взглянул на Ростова.
– Хоть бы женщины были. А то тут, кг'оме как пить, делать нечего. Хоть бы дг'аться ског'ей.
– Эй, кто там? – обратился он к двери, заслышав остановившиеся шаги толстых сапог с бряцанием шпор и почтительное покашливанье.
– Вахмистр! – сказал Лаврушка.
Денисов сморщился еще больше.
– Сквег'но, – проговорил он, бросая кошелек с несколькими золотыми. – Г`остов, сочти, голубчик, сколько там осталось, да сунь кошелек под подушку, – сказал он и вышел к вахмистру.
Ростов взял деньги и, машинально, откладывая и ровняя кучками старые и новые золотые, стал считать их.
– А! Телянин! Здог'ово! Вздули меня вчег'а! – послышался голос Денисова из другой комнаты.
– У кого? У Быкова, у крысы?… Я знал, – сказал другой тоненький голос, и вслед за тем в комнату вошел поручик Телянин, маленький офицер того же эскадрона.
Ростов кинул под подушку кошелек и пожал протянутую ему маленькую влажную руку. Телянин был перед походом за что то переведен из гвардии. Он держал себя очень хорошо в полку; но его не любили, и в особенности Ростов не мог ни преодолеть, ни скрывать своего беспричинного отвращения к этому офицеру.
– Ну, что, молодой кавалерист, как вам мой Грачик служит? – спросил он. (Грачик была верховая лошадь, подъездок, проданная Теляниным Ростову.)
Поручик никогда не смотрел в глаза человеку, с кем говорил; глаза его постоянно перебегали с одного предмета на другой.
– Я видел, вы нынче проехали…
– Да ничего, конь добрый, – отвечал Ростов, несмотря на то, что лошадь эта, купленная им за 700 рублей, не стоила и половины этой цены. – Припадать стала на левую переднюю… – прибавил он. – Треснуло копыто! Это ничего. Я вас научу, покажу, заклепку какую положить.
– Да, покажите пожалуйста, – сказал Ростов.
– Покажу, покажу, это не секрет. А за лошадь благодарить будете.
– Так я велю привести лошадь, – сказал Ростов, желая избавиться от Телянина, и вышел, чтобы велеть привести лошадь.
В сенях Денисов, с трубкой, скорчившись на пороге, сидел перед вахмистром, который что то докладывал. Увидав Ростова, Денисов сморщился и, указывая через плечо большим пальцем в комнату, в которой сидел Телянин, поморщился и с отвращением тряхнулся.
– Ох, не люблю молодца, – сказал он, не стесняясь присутствием вахмистра.
Ростов пожал плечами, как будто говоря: «И я тоже, да что же делать!» и, распорядившись, вернулся к Телянину.
Телянин сидел всё в той же ленивой позе, в которой его оставил Ростов, потирая маленькие белые руки.
«Бывают же такие противные лица», подумал Ростов, входя в комнату.
– Что же, велели привести лошадь? – сказал Телянин, вставая и небрежно оглядываясь.
– Велел.
– Да пойдемте сами. Я ведь зашел только спросить Денисова о вчерашнем приказе. Получили, Денисов?
– Нет еще. А вы куда?
– Вот хочу молодого человека научить, как ковать лошадь, – сказал Телянин.
Они вышли на крыльцо и в конюшню. Поручик показал, как делать заклепку, и ушел к себе.
Когда Ростов вернулся, на столе стояла бутылка с водкой и лежала колбаса. Денисов сидел перед столом и трещал пером по бумаге. Он мрачно посмотрел в лицо Ростову.
– Ей пишу, – сказал он.
Он облокотился на стол с пером в руке, и, очевидно обрадованный случаю быстрее сказать словом всё, что он хотел написать, высказывал свое письмо Ростову.
– Ты видишь ли, дг'уг, – сказал он. – Мы спим, пока не любим. Мы дети пг`axa… а полюбил – и ты Бог, ты чист, как в пег'вый день создания… Это еще кто? Гони его к чог'ту. Некогда! – крикнул он на Лаврушку, который, нисколько не робея, подошел к нему.
– Да кому ж быть? Сами велели. Вахмистр за деньгами пришел.
Денисов сморщился, хотел что то крикнуть и замолчал.
– Сквег'но дело, – проговорил он про себя. – Сколько там денег в кошельке осталось? – спросил он у Ростова.
– Семь новых и три старых.
– Ах,сквег'но! Ну, что стоишь, чучела, пошли вахмистг'а, – крикнул Денисов на Лаврушку.
– Пожалуйста, Денисов, возьми у меня денег, ведь у меня есть, – сказал Ростов краснея.
– Не люблю у своих занимать, не люблю, – проворчал Денисов.
– А ежели ты у меня не возьмешь деньги по товарищески, ты меня обидишь. Право, у меня есть, – повторял Ростов.
– Да нет же.
И Денисов подошел к кровати, чтобы достать из под подушки кошелек.
– Ты куда положил, Ростов?
– Под нижнюю подушку.
– Да нету.
Денисов скинул обе подушки на пол. Кошелька не было.
– Вот чудо то!
– Постой, ты не уронил ли? – сказал Ростов, по одной поднимая подушки и вытрясая их.
Он скинул и отряхнул одеяло. Кошелька не было.
– Уж не забыл ли я? Нет, я еще подумал, что ты точно клад под голову кладешь, – сказал Ростов. – Я тут положил кошелек. Где он? – обратился он к Лаврушке.
– Я не входил. Где положили, там и должен быть.
– Да нет…
– Вы всё так, бросите куда, да и забудете. В карманах то посмотрите.
– Нет, коли бы я не подумал про клад, – сказал Ростов, – а то я помню, что положил.
Лаврушка перерыл всю постель, заглянул под нее, под стол, перерыл всю комнату и остановился посреди комнаты. Денисов молча следил за движениями Лаврушки и, когда Лаврушка удивленно развел руками, говоря, что нигде нет, он оглянулся на Ростова.
– Г'остов, ты не школьнич…
Ростов почувствовал на себе взгляд Денисова, поднял глаза и в то же мгновение опустил их. Вся кровь его, бывшая запертою где то ниже горла, хлынула ему в лицо и глаза. Он не мог перевести дыхание.
– И в комнате то никого не было, окромя поручика да вас самих. Тут где нибудь, – сказал Лаврушка.
– Ну, ты, чог'това кукла, повог`ачивайся, ищи, – вдруг закричал Денисов, побагровев и с угрожающим жестом бросаясь на лакея. – Чтоб был кошелек, а то запог'ю. Всех запог'ю!
Ростов, обходя взглядом Денисова, стал застегивать куртку, подстегнул саблю и надел фуражку.
– Я тебе говог'ю, чтоб был кошелек, – кричал Денисов, тряся за плечи денщика и толкая его об стену.
– Денисов, оставь его; я знаю кто взял, – сказал Ростов, подходя к двери и не поднимая глаз.
Денисов остановился, подумал и, видимо поняв то, на что намекал Ростов, схватил его за руку.
– Вздог'! – закричал он так, что жилы, как веревки, надулись у него на шее и лбу. – Я тебе говог'ю, ты с ума сошел, я этого не позволю. Кошелек здесь; спущу шкуг`у с этого мег`завца, и будет здесь.
– Я знаю, кто взял, – повторил Ростов дрожащим голосом и пошел к двери.
– А я тебе говог'ю, не смей этого делать, – закричал Денисов, бросаясь к юнкеру, чтоб удержать его.
Но Ростов вырвал свою руку и с такою злобой, как будто Денисов был величайший враг его, прямо и твердо устремил на него глаза.
– Ты понимаешь ли, что говоришь? – сказал он дрожащим голосом, – кроме меня никого не было в комнате. Стало быть, ежели не то, так…
Он не мог договорить и выбежал из комнаты.
– Ах, чог'т с тобой и со всеми, – были последние слова, которые слышал Ростов.
Ростов пришел на квартиру Телянина.
– Барина дома нет, в штаб уехали, – сказал ему денщик Телянина. – Или что случилось? – прибавил денщик, удивляясь на расстроенное лицо юнкера.
– Нет, ничего.
– Немного не застали, – сказал денщик.
Штаб находился в трех верстах от Зальценека. Ростов, не заходя домой, взял лошадь и поехал в штаб. В деревне, занимаемой штабом, был трактир, посещаемый офицерами. Ростов приехал в трактир; у крыльца он увидал лошадь Телянина.
Во второй комнате трактира сидел поручик за блюдом сосисок и бутылкою вина.
– А, и вы заехали, юноша, – сказал он, улыбаясь и высоко поднимая брови.
– Да, – сказал Ростов, как будто выговорить это слово стоило большого труда, и сел за соседний стол.
Оба молчали; в комнате сидели два немца и один русский офицер. Все молчали, и слышались звуки ножей о тарелки и чавканье поручика. Когда Телянин кончил завтрак, он вынул из кармана двойной кошелек, изогнутыми кверху маленькими белыми пальцами раздвинул кольца, достал золотой и, приподняв брови, отдал деньги слуге.
– Пожалуйста, поскорее, – сказал он.
Золотой был новый. Ростов встал и подошел к Телянину.
– Позвольте посмотреть мне кошелек, – сказал он тихим, чуть слышным голосом.
С бегающими глазами, но всё поднятыми бровями Телянин подал кошелек.
– Да, хорошенький кошелек… Да… да… – сказал он и вдруг побледнел. – Посмотрите, юноша, – прибавил он.
Ростов взял в руки кошелек и посмотрел и на него, и на деньги, которые были в нем, и на Телянина. Поручик оглядывался кругом, по своей привычке и, казалось, вдруг стал очень весел.
– Коли будем в Вене, всё там оставлю, а теперь и девать некуда в этих дрянных городишках, – сказал он. – Ну, давайте, юноша, я пойду.
Ростов молчал.
– А вы что ж? тоже позавтракать? Порядочно кормят, – продолжал Телянин. – Давайте же.
Он протянул руку и взялся за кошелек. Ростов выпустил его. Телянин взял кошелек и стал опускать его в карман рейтуз, и брови его небрежно поднялись, а рот слегка раскрылся, как будто он говорил: «да, да, кладу в карман свой кошелек, и это очень просто, и никому до этого дела нет».
– Ну, что, юноша? – сказал он, вздохнув и из под приподнятых бровей взглянув в глаза Ростова. Какой то свет глаз с быстротою электрической искры перебежал из глаз Телянина в глаза Ростова и обратно, обратно и обратно, всё в одно мгновение.
– Подите сюда, – проговорил Ростов, хватая Телянина за руку. Он почти притащил его к окну. – Это деньги Денисова, вы их взяли… – прошептал он ему над ухом.
– Что?… Что?… Как вы смеете? Что?… – проговорил Телянин.
Но эти слова звучали жалобным, отчаянным криком и мольбой о прощении. Как только Ростов услыхал этот звук голоса, с души его свалился огромный камень сомнения. Он почувствовал радость и в то же мгновение ему стало жалко несчастного, стоявшего перед ним человека; но надо было до конца довести начатое дело.
– Здесь люди Бог знает что могут подумать, – бормотал Телянин, схватывая фуражку и направляясь в небольшую пустую комнату, – надо объясниться…
– Я это знаю, и я это докажу, – сказал Ростов.
– Я…
Испуганное, бледное лицо Телянина начало дрожать всеми мускулами; глаза всё так же бегали, но где то внизу, не поднимаясь до лица Ростова, и послышались всхлипыванья.
– Граф!… не губите молодого человека… вот эти несчастные деньги, возьмите их… – Он бросил их на стол. – У меня отец старик, мать!…
Ростов взял деньги, избегая взгляда Телянина, и, не говоря ни слова, пошел из комнаты. Но у двери он остановился и вернулся назад. – Боже мой, – сказал он со слезами на глазах, – как вы могли это сделать?
– Граф, – сказал Телянин, приближаясь к юнкеру.
– Не трогайте меня, – проговорил Ростов, отстраняясь. – Ежели вам нужда, возьмите эти деньги. – Он швырнул ему кошелек и выбежал из трактира.


Вечером того же дня на квартире Денисова шел оживленный разговор офицеров эскадрона.
– А я говорю вам, Ростов, что вам надо извиниться перед полковым командиром, – говорил, обращаясь к пунцово красному, взволнованному Ростову, высокий штаб ротмистр, с седеющими волосами, огромными усами и крупными чертами морщинистого лица.
Штаб ротмистр Кирстен был два раза разжалован в солдаты зa дела чести и два раза выслуживался.
– Я никому не позволю себе говорить, что я лгу! – вскрикнул Ростов. – Он сказал мне, что я лгу, а я сказал ему, что он лжет. Так с тем и останется. На дежурство может меня назначать хоть каждый день и под арест сажать, а извиняться меня никто не заставит, потому что ежели он, как полковой командир, считает недостойным себя дать мне удовлетворение, так…
– Да вы постойте, батюшка; вы послушайте меня, – перебил штаб ротмистр своим басистым голосом, спокойно разглаживая свои длинные усы. – Вы при других офицерах говорите полковому командиру, что офицер украл…
– Я не виноват, что разговор зашел при других офицерах. Может быть, не надо было говорить при них, да я не дипломат. Я затем в гусары и пошел, думал, что здесь не нужно тонкостей, а он мне говорит, что я лгу… так пусть даст мне удовлетворение…
– Это всё хорошо, никто не думает, что вы трус, да не в том дело. Спросите у Денисова, похоже это на что нибудь, чтобы юнкер требовал удовлетворения у полкового командира?
Денисов, закусив ус, с мрачным видом слушал разговор, видимо не желая вступаться в него. На вопрос штаб ротмистра он отрицательно покачал головой.
– Вы при офицерах говорите полковому командиру про эту пакость, – продолжал штаб ротмистр. – Богданыч (Богданычем называли полкового командира) вас осадил.
– Не осадил, а сказал, что я неправду говорю.
– Ну да, и вы наговорили ему глупостей, и надо извиниться.
– Ни за что! – крикнул Ростов.
– Не думал я этого от вас, – серьезно и строго сказал штаб ротмистр. – Вы не хотите извиниться, а вы, батюшка, не только перед ним, а перед всем полком, перед всеми нами, вы кругом виноваты. А вот как: кабы вы подумали да посоветовались, как обойтись с этим делом, а то вы прямо, да при офицерах, и бухнули. Что теперь делать полковому командиру? Надо отдать под суд офицера и замарать весь полк? Из за одного негодяя весь полк осрамить? Так, что ли, по вашему? А по нашему, не так. И Богданыч молодец, он вам сказал, что вы неправду говорите. Неприятно, да что делать, батюшка, сами наскочили. А теперь, как дело хотят замять, так вы из за фанаберии какой то не хотите извиниться, а хотите всё рассказать. Вам обидно, что вы подежурите, да что вам извиниться перед старым и честным офицером! Какой бы там ни был Богданыч, а всё честный и храбрый, старый полковник, так вам обидно; а замарать полк вам ничего? – Голос штаб ротмистра начинал дрожать. – Вы, батюшка, в полку без году неделя; нынче здесь, завтра перешли куда в адъютантики; вам наплевать, что говорить будут: «между павлоградскими офицерами воры!» А нам не всё равно. Так, что ли, Денисов? Не всё равно?
Денисов всё молчал и не шевелился, изредка взглядывая своими блестящими, черными глазами на Ростова.
– Вам своя фанаберия дорога, извиниться не хочется, – продолжал штаб ротмистр, – а нам, старикам, как мы выросли, да и умереть, Бог даст, приведется в полку, так нам честь полка дорога, и Богданыч это знает. Ох, как дорога, батюшка! А это нехорошо, нехорошо! Там обижайтесь или нет, а я всегда правду матку скажу. Нехорошо!
И штаб ротмистр встал и отвернулся от Ростова.
– Пг'авда, чог'т возьми! – закричал, вскакивая, Денисов. – Ну, Г'остов! Ну!
Ростов, краснея и бледнея, смотрел то на одного, то на другого офицера.
– Нет, господа, нет… вы не думайте… я очень понимаю, вы напрасно обо мне думаете так… я… для меня… я за честь полка.да что? это на деле я покажу, и для меня честь знамени…ну, всё равно, правда, я виноват!.. – Слезы стояли у него в глазах. – Я виноват, кругом виноват!… Ну, что вам еще?…
– Вот это так, граф, – поворачиваясь, крикнул штаб ротмистр, ударяя его большою рукою по плечу.
– Я тебе говог'ю, – закричал Денисов, – он малый славный.
– Так то лучше, граф, – повторил штаб ротмистр, как будто за его признание начиная величать его титулом. – Подите и извинитесь, ваше сиятельство, да с.
– Господа, всё сделаю, никто от меня слова не услышит, – умоляющим голосом проговорил Ростов, – но извиняться не могу, ей Богу, не могу, как хотите! Как я буду извиняться, точно маленький, прощенья просить?
Денисов засмеялся.
– Вам же хуже. Богданыч злопамятен, поплатитесь за упрямство, – сказал Кирстен.
– Ей Богу, не упрямство! Я не могу вам описать, какое чувство, не могу…
– Ну, ваша воля, – сказал штаб ротмистр. – Что ж, мерзавец то этот куда делся? – спросил он у Денисова.
– Сказался больным, завтг'а велено пг'иказом исключить, – проговорил Денисов.
– Это болезнь, иначе нельзя объяснить, – сказал штаб ротмистр.
– Уж там болезнь не болезнь, а не попадайся он мне на глаза – убью! – кровожадно прокричал Денисов.
В комнату вошел Жерков.
– Ты как? – обратились вдруг офицеры к вошедшему.
– Поход, господа. Мак в плен сдался и с армией, совсем.
– Врешь!
– Сам видел.
– Как? Мака живого видел? с руками, с ногами?
– Поход! Поход! Дать ему бутылку за такую новость. Ты как же сюда попал?
– Опять в полк выслали, за чорта, за Мака. Австрийской генерал пожаловался. Я его поздравил с приездом Мака…Ты что, Ростов, точно из бани?
– Тут, брат, у нас, такая каша второй день.
Вошел полковой адъютант и подтвердил известие, привезенное Жерковым. На завтра велено было выступать.
– Поход, господа!
– Ну, и слава Богу, засиделись.


Кутузов отступил к Вене, уничтожая за собой мосты на реках Инне (в Браунау) и Трауне (в Линце). 23 го октября .русские войска переходили реку Энс. Русские обозы, артиллерия и колонны войск в середине дня тянулись через город Энс, по сю и по ту сторону моста.
День был теплый, осенний и дождливый. Пространная перспектива, раскрывавшаяся с возвышения, где стояли русские батареи, защищавшие мост, то вдруг затягивалась кисейным занавесом косого дождя, то вдруг расширялась, и при свете солнца далеко и ясно становились видны предметы, точно покрытые лаком. Виднелся городок под ногами с своими белыми домами и красными крышами, собором и мостом, по обеим сторонам которого, толпясь, лилися массы русских войск. Виднелись на повороте Дуная суда, и остров, и замок с парком, окруженный водами впадения Энса в Дунай, виднелся левый скалистый и покрытый сосновым лесом берег Дуная с таинственною далью зеленых вершин и голубеющими ущельями. Виднелись башни монастыря, выдававшегося из за соснового, казавшегося нетронутым, дикого леса; далеко впереди на горе, по ту сторону Энса, виднелись разъезды неприятеля.
Между орудиями, на высоте, стояли спереди начальник ариергарда генерал с свитским офицером, рассматривая в трубу местность. Несколько позади сидел на хоботе орудия Несвицкий, посланный от главнокомандующего к ариергарду.
Казак, сопутствовавший Несвицкому, подал сумочку и фляжку, и Несвицкий угощал офицеров пирожками и настоящим доппелькюмелем. Офицеры радостно окружали его, кто на коленах, кто сидя по турецки на мокрой траве.
– Да, не дурак был этот австрийский князь, что тут замок выстроил. Славное место. Что же вы не едите, господа? – говорил Несвицкий.
– Покорно благодарю, князь, – отвечал один из офицеров, с удовольствием разговаривая с таким важным штабным чиновником. – Прекрасное место. Мы мимо самого парка проходили, двух оленей видели, и дом какой чудесный!
– Посмотрите, князь, – сказал другой, которому очень хотелось взять еще пирожок, но совестно было, и который поэтому притворялся, что он оглядывает местность, – посмотрите ка, уж забрались туда наши пехотные. Вон там, на лужку, за деревней, трое тащут что то. .Они проберут этот дворец, – сказал он с видимым одобрением.
– И то, и то, – сказал Несвицкий. – Нет, а чего бы я желал, – прибавил он, прожевывая пирожок в своем красивом влажном рте, – так это вон туда забраться.
Он указывал на монастырь с башнями, видневшийся на горе. Он улыбнулся, глаза его сузились и засветились.
– А ведь хорошо бы, господа!
Офицеры засмеялись.
– Хоть бы попугать этих монашенок. Итальянки, говорят, есть молоденькие. Право, пять лет жизни отдал бы!
– Им ведь и скучно, – смеясь, сказал офицер, который был посмелее.
Между тем свитский офицер, стоявший впереди, указывал что то генералу; генерал смотрел в зрительную трубку.
– Ну, так и есть, так и есть, – сердито сказал генерал, опуская трубку от глаз и пожимая плечами, – так и есть, станут бить по переправе. И что они там мешкают?
На той стороне простым глазом виден был неприятель и его батарея, из которой показался молочно белый дымок. Вслед за дымком раздался дальний выстрел, и видно было, как наши войска заспешили на переправе.
Несвицкий, отдуваясь, поднялся и, улыбаясь, подошел к генералу.
– Не угодно ли закусить вашему превосходительству? – сказал он.
– Нехорошо дело, – сказал генерал, не отвечая ему, – замешкались наши.
– Не съездить ли, ваше превосходительство? – сказал Несвицкий.
– Да, съездите, пожалуйста, – сказал генерал, повторяя то, что уже раз подробно было приказано, – и скажите гусарам, чтобы они последние перешли и зажгли мост, как я приказывал, да чтобы горючие материалы на мосту еще осмотреть.
– Очень хорошо, – отвечал Несвицкий.
Он кликнул казака с лошадью, велел убрать сумочку и фляжку и легко перекинул свое тяжелое тело на седло.
– Право, заеду к монашенкам, – сказал он офицерам, с улыбкою глядевшим на него, и поехал по вьющейся тропинке под гору.
– Нут ка, куда донесет, капитан, хватите ка! – сказал генерал, обращаясь к артиллеристу. – Позабавьтесь от скуки.
– Прислуга к орудиям! – скомандовал офицер.
И через минуту весело выбежали от костров артиллеристы и зарядили.
– Первое! – послышалась команда.
Бойко отскочил 1 й номер. Металлически, оглушая, зазвенело орудие, и через головы всех наших под горой, свистя, пролетела граната и, далеко не долетев до неприятеля, дымком показала место своего падения и лопнула.
Лица солдат и офицеров повеселели при этом звуке; все поднялись и занялись наблюдениями над видными, как на ладони, движениями внизу наших войск и впереди – движениями приближавшегося неприятеля. Солнце в ту же минуту совсем вышло из за туч, и этот красивый звук одинокого выстрела и блеск яркого солнца слились в одно бодрое и веселое впечатление.


Над мостом уже пролетели два неприятельские ядра, и на мосту была давка. В средине моста, слезши с лошади, прижатый своим толстым телом к перилам, стоял князь Несвицкий.
Он, смеючись, оглядывался назад на своего казака, который с двумя лошадьми в поводу стоял несколько шагов позади его.
Только что князь Несвицкий хотел двинуться вперед, как опять солдаты и повозки напирали на него и опять прижимали его к перилам, и ему ничего не оставалось, как улыбаться.
– Экой ты, братец, мой! – говорил казак фурштатскому солдату с повозкой, напиравшему на толпившуюся v самых колес и лошадей пехоту, – экой ты! Нет, чтобы подождать: видишь, генералу проехать.
Но фурштат, не обращая внимания на наименование генерала, кричал на солдат, запружавших ему дорогу: – Эй! землячки! держись влево, постой! – Но землячки, теснясь плечо с плечом, цепляясь штыками и не прерываясь, двигались по мосту одною сплошною массой. Поглядев за перила вниз, князь Несвицкий видел быстрые, шумные, невысокие волны Энса, которые, сливаясь, рябея и загибаясь около свай моста, перегоняли одна другую. Поглядев на мост, он видел столь же однообразные живые волны солдат, кутасы, кивера с чехлами, ранцы, штыки, длинные ружья и из под киверов лица с широкими скулами, ввалившимися щеками и беззаботно усталыми выражениями и движущиеся ноги по натасканной на доски моста липкой грязи. Иногда между однообразными волнами солдат, как взбрызг белой пены в волнах Энса, протискивался между солдатами офицер в плаще, с своею отличною от солдат физиономией; иногда, как щепка, вьющаяся по реке, уносился по мосту волнами пехоты пеший гусар, денщик или житель; иногда, как бревно, плывущее по реке, окруженная со всех сторон, проплывала по мосту ротная или офицерская, наложенная доверху и прикрытая кожами, повозка.
– Вишь, их, как плотину, прорвало, – безнадежно останавливаясь, говорил казак. – Много ль вас еще там?
– Мелион без одного! – подмигивая говорил близко проходивший в прорванной шинели веселый солдат и скрывался; за ним проходил другой, старый солдат.
– Как он (он – неприятель) таперича по мосту примется зажаривать, – говорил мрачно старый солдат, обращаясь к товарищу, – забудешь чесаться.
И солдат проходил. За ним другой солдат ехал на повозке.
– Куда, чорт, подвертки запихал? – говорил денщик, бегом следуя за повозкой и шаря в задке.
И этот проходил с повозкой. За этим шли веселые и, видимо, выпившие солдаты.
– Как он его, милый человек, полыхнет прикладом то в самые зубы… – радостно говорил один солдат в высоко подоткнутой шинели, широко размахивая рукой.
– То то оно, сладкая ветчина то. – отвечал другой с хохотом.
И они прошли, так что Несвицкий не узнал, кого ударили в зубы и к чему относилась ветчина.
– Эк торопятся, что он холодную пустил, так и думаешь, всех перебьют. – говорил унтер офицер сердито и укоризненно.
– Как оно пролетит мимо меня, дяденька, ядро то, – говорил, едва удерживаясь от смеха, с огромным ртом молодой солдат, – я так и обмер. Право, ей Богу, так испужался, беда! – говорил этот солдат, как будто хвастаясь тем, что он испугался. И этот проходил. За ним следовала повозка, непохожая на все проезжавшие до сих пор. Это был немецкий форшпан на паре, нагруженный, казалось, целым домом; за форшпаном, который вез немец, привязана была красивая, пестрая, с огромным вымем, корова. На перинах сидела женщина с грудным ребенком, старуха и молодая, багроворумяная, здоровая девушка немка. Видно, по особому разрешению были пропущены эти выселявшиеся жители. Глаза всех солдат обратились на женщин, и, пока проезжала повозка, двигаясь шаг за шагом, и, все замечания солдат относились только к двум женщинам. На всех лицах была почти одна и та же улыбка непристойных мыслей об этой женщине.
– Ишь, колбаса то, тоже убирается!
– Продай матушку, – ударяя на последнем слоге, говорил другой солдат, обращаясь к немцу, который, опустив глаза, сердито и испуганно шел широким шагом.
– Эк убралась как! То то черти!
– Вот бы тебе к ним стоять, Федотов.
– Видали, брат!
– Куда вы? – спрашивал пехотный офицер, евший яблоко, тоже полуулыбаясь и глядя на красивую девушку.
Немец, закрыв глаза, показывал, что не понимает.
– Хочешь, возьми себе, – говорил офицер, подавая девушке яблоко. Девушка улыбнулась и взяла. Несвицкий, как и все, бывшие на мосту, не спускал глаз с женщин, пока они не проехали. Когда они проехали, опять шли такие же солдаты, с такими же разговорами, и, наконец, все остановились. Как это часто бывает, на выезде моста замялись лошади в ротной повозке, и вся толпа должна была ждать.
– И что становятся? Порядку то нет! – говорили солдаты. – Куда прешь? Чорт! Нет того, чтобы подождать. Хуже того будет, как он мост подожжет. Вишь, и офицера то приперли, – говорили с разных сторон остановившиеся толпы, оглядывая друг друга, и всё жались вперед к выходу.
Оглянувшись под мост на воды Энса, Несвицкий вдруг услышал еще новый для него звук, быстро приближающегося… чего то большого и чего то шлепнувшегося в воду.
– Ишь ты, куда фатает! – строго сказал близко стоявший солдат, оглядываясь на звук.
– Подбадривает, чтобы скорей проходили, – сказал другой неспокойно.
Толпа опять тронулась. Несвицкий понял, что это было ядро.
– Эй, казак, подавай лошадь! – сказал он. – Ну, вы! сторонись! посторонись! дорогу!
Он с большим усилием добрался до лошади. Не переставая кричать, он тронулся вперед. Солдаты пожались, чтобы дать ему дорогу, но снова опять нажали на него так, что отдавили ему ногу, и ближайшие не были виноваты, потому что их давили еще сильнее.
– Несвицкий! Несвицкий! Ты, г'ожа! – послышался в это время сзади хриплый голос.
Несвицкий оглянулся и увидал в пятнадцати шагах отделенного от него живою массой двигающейся пехоты красного, черного, лохматого, в фуражке на затылке и в молодецки накинутом на плече ментике Ваську Денисова.
– Вели ты им, чег'тям, дьяволам, дать дог'огу, – кричал. Денисов, видимо находясь в припадке горячности, блестя и поводя своими черными, как уголь, глазами в воспаленных белках и махая невынутою из ножен саблей, которую он держал такою же красною, как и лицо, голою маленькою рукой.
– Э! Вася! – отвечал радостно Несвицкий. – Да ты что?
– Эскадг'ону пг'ойти нельзя, – кричал Васька Денисов, злобно открывая белые зубы, шпоря своего красивого вороного, кровного Бедуина, который, мигая ушами от штыков, на которые он натыкался, фыркая, брызгая вокруг себя пеной с мундштука, звеня, бил копытами по доскам моста и, казалось, готов был перепрыгнуть через перила моста, ежели бы ему позволил седок. – Что это? как баг'аны! точь в точь баг'аны! Пг'очь… дай дог'огу!… Стой там! ты повозка, чог'т! Саблей изг'ублю! – кричал он, действительно вынимая наголо саблю и начиная махать ею.
Солдаты с испуганными лицами нажались друг на друга, и Денисов присоединился к Несвицкому.
– Что же ты не пьян нынче? – сказал Несвицкий Денисову, когда он подъехал к нему.
– И напиться то вг'емени не дадут! – отвечал Васька Денисов. – Целый день то туда, то сюда таскают полк. Дг'аться – так дг'аться. А то чог'т знает что такое!
– Каким ты щеголем нынче! – оглядывая его новый ментик и вальтрап, сказал Несвицкий.
Денисов улыбнулся, достал из ташки платок, распространявший запах духов, и сунул в нос Несвицкому.
– Нельзя, в дело иду! выбг'ился, зубы вычистил и надушился.
Осанистая фигура Несвицкого, сопровождаемая казаком, и решительность Денисова, махавшего саблей и отчаянно кричавшего, подействовали так, что они протискались на ту сторону моста и остановили пехоту. Несвицкий нашел у выезда полковника, которому ему надо было передать приказание, и, исполнив свое поручение, поехал назад.
Расчистив дорогу, Денисов остановился у входа на мост. Небрежно сдерживая рвавшегося к своим и бившего ногой жеребца, он смотрел на двигавшийся ему навстречу эскадрон.
По доскам моста раздались прозрачные звуки копыт, как будто скакало несколько лошадей, и эскадрон, с офицерами впереди по четыре человека в ряд, растянулся по мосту и стал выходить на ту сторону.
Остановленные пехотные солдаты, толпясь в растоптанной у моста грязи, с тем особенным недоброжелательным чувством отчужденности и насмешки, с каким встречаются обыкновенно различные роды войск, смотрели на чистых, щеголеватых гусар, стройно проходивших мимо их.
– Нарядные ребята! Только бы на Подновинское!
– Что от них проку! Только напоказ и водят! – говорил другой.
– Пехота, не пыли! – шутил гусар, под которым лошадь, заиграв, брызнула грязью в пехотинца.
– Прогонял бы тебя с ранцем перехода два, шнурки то бы повытерлись, – обтирая рукавом грязь с лица, говорил пехотинец; – а то не человек, а птица сидит!
– То то бы тебя, Зикин, на коня посадить, ловок бы ты был, – шутил ефрейтор над худым, скрюченным от тяжести ранца солдатиком.
– Дубинку промеж ног возьми, вот тебе и конь буде, – отозвался гусар.


Остальная пехота поспешно проходила по мосту, спираясь воронкой у входа. Наконец повозки все прошли, давка стала меньше, и последний батальон вступил на мост. Одни гусары эскадрона Денисова оставались по ту сторону моста против неприятеля. Неприятель, вдалеке видный с противоположной горы, снизу, от моста, не был еще виден, так как из лощины, по которой текла река, горизонт оканчивался противоположным возвышением не дальше полуверсты. Впереди была пустыня, по которой кое где шевелились кучки наших разъездных казаков. Вдруг на противоположном возвышении дороги показались войска в синих капотах и артиллерия. Это были французы. Разъезд казаков рысью отошел под гору. Все офицеры и люди эскадрона Денисова, хотя и старались говорить о постороннем и смотреть по сторонам, не переставали думать только о том, что было там, на горе, и беспрестанно всё вглядывались в выходившие на горизонт пятна, которые они признавали за неприятельские войска. Погода после полудня опять прояснилась, солнце ярко спускалось над Дунаем и окружающими его темными горами. Было тихо, и с той горы изредка долетали звуки рожков и криков неприятеля. Между эскадроном и неприятелями уже никого не было, кроме мелких разъездов. Пустое пространство, саженей в триста, отделяло их от него. Неприятель перестал стрелять, и тем яснее чувствовалась та строгая, грозная, неприступная и неуловимая черта, которая разделяет два неприятельские войска.
«Один шаг за эту черту, напоминающую черту, отделяющую живых от мертвых, и – неизвестность страдания и смерть. И что там? кто там? там, за этим полем, и деревом, и крышей, освещенной солнцем? Никто не знает, и хочется знать; и страшно перейти эту черту, и хочется перейти ее; и знаешь, что рано или поздно придется перейти ее и узнать, что там, по той стороне черты, как и неизбежно узнать, что там, по ту сторону смерти. А сам силен, здоров, весел и раздражен и окружен такими здоровыми и раздраженно оживленными людьми». Так ежели и не думает, то чувствует всякий человек, находящийся в виду неприятеля, и чувство это придает особенный блеск и радостную резкость впечатлений всему происходящему в эти минуты.
На бугре у неприятеля показался дымок выстрела, и ядро, свистя, пролетело над головами гусарского эскадрона. Офицеры, стоявшие вместе, разъехались по местам. Гусары старательно стали выравнивать лошадей. В эскадроне всё замолкло. Все поглядывали вперед на неприятеля и на эскадронного командира, ожидая команды. Пролетело другое, третье ядро. Очевидно, что стреляли по гусарам; но ядро, равномерно быстро свистя, пролетало над головами гусар и ударялось где то сзади. Гусары не оглядывались, но при каждом звуке пролетающего ядра, будто по команде, весь эскадрон с своими однообразно разнообразными лицами, сдерживая дыханье, пока летело ядро, приподнимался на стременах и снова опускался. Солдаты, не поворачивая головы, косились друг на друга, с любопытством высматривая впечатление товарища. На каждом лице, от Денисова до горниста, показалась около губ и подбородка одна общая черта борьбы, раздраженности и волнения. Вахмистр хмурился, оглядывая солдат, как будто угрожая наказанием. Юнкер Миронов нагибался при каждом пролете ядра. Ростов, стоя на левом фланге на своем тронутом ногами, но видном Грачике, имел счастливый вид ученика, вызванного перед большою публикой к экзамену, в котором он уверен, что отличится. Он ясно и светло оглядывался на всех, как бы прося обратить внимание на то, как он спокойно стоит под ядрами. Но и в его лице та же черта чего то нового и строгого, против его воли, показывалась около рта.
– Кто там кланяется? Юнкег' Миг'онов! Hexoг'oшo, на меня смотг'ите! – закричал Денисов, которому не стоялось на месте и который вертелся на лошади перед эскадроном.
Курносое и черноволосатое лицо Васьки Денисова и вся его маленькая сбитая фигурка с его жилистою (с короткими пальцами, покрытыми волосами) кистью руки, в которой он держал ефес вынутой наголо сабли, было точно такое же, как и всегда, особенно к вечеру, после выпитых двух бутылок. Он был только более обыкновенного красен и, задрав свою мохнатую голову кверху, как птицы, когда они пьют, безжалостно вдавив своими маленькими ногами шпоры в бока доброго Бедуина, он, будто падая назад, поскакал к другому флангу эскадрона и хриплым голосом закричал, чтоб осмотрели пистолеты. Он подъехал к Кирстену. Штаб ротмистр, на широкой и степенной кобыле, шагом ехал навстречу Денисову. Штаб ротмистр, с своими длинными усами, был серьезен, как и всегда, только глаза его блестели больше обыкновенного.
– Да что? – сказал он Денисову, – не дойдет дело до драки. Вот увидишь, назад уйдем.
– Чог'т их знает, что делают – проворчал Денисов. – А! Г'остов! – крикнул он юнкеру, заметив его веселое лицо. – Ну, дождался.
И он улыбнулся одобрительно, видимо радуясь на юнкера.
Ростов почувствовал себя совершенно счастливым. В это время начальник показался на мосту. Денисов поскакал к нему.
– Ваше пг'евосходительство! позвольте атаковать! я их опг'окину.
– Какие тут атаки, – сказал начальник скучливым голосом, морщась, как от докучливой мухи. – И зачем вы тут стоите? Видите, фланкеры отступают. Ведите назад эскадрон.
Эскадрон перешел мост и вышел из под выстрелов, не потеряв ни одного человека. Вслед за ним перешел и второй эскадрон, бывший в цепи, и последние казаки очистили ту сторону.
Два эскадрона павлоградцев, перейдя мост, один за другим, пошли назад на гору. Полковой командир Карл Богданович Шуберт подъехал к эскадрону Денисова и ехал шагом недалеко от Ростова, не обращая на него никакого внимания, несмотря на то, что после бывшего столкновения за Телянина, они виделись теперь в первый раз. Ростов, чувствуя себя во фронте во власти человека, перед которым он теперь считал себя виноватым, не спускал глаз с атлетической спины, белокурого затылка и красной шеи полкового командира. Ростову то казалось, что Богданыч только притворяется невнимательным, и что вся цель его теперь состоит в том, чтоб испытать храбрость юнкера, и он выпрямлялся и весело оглядывался; то ему казалось, что Богданыч нарочно едет близко, чтобы показать Ростову свою храбрость. То ему думалось, что враг его теперь нарочно пошлет эскадрон в отчаянную атаку, чтобы наказать его, Ростова. То думалось, что после атаки он подойдет к нему и великодушно протянет ему, раненому, руку примирения.
Знакомая павлоградцам, с высокоподнятыми плечами, фигура Жеркова (он недавно выбыл из их полка) подъехала к полковому командиру. Жерков, после своего изгнания из главного штаба, не остался в полку, говоря, что он не дурак во фронте лямку тянуть, когда он при штабе, ничего не делая, получит наград больше, и умел пристроиться ординарцем к князю Багратиону. Он приехал к своему бывшему начальнику с приказанием от начальника ариергарда.
– Полковник, – сказал он с своею мрачною серьезностью, обращаясь ко врагу Ростова и оглядывая товарищей, – велено остановиться, мост зажечь.
– Кто велено? – угрюмо спросил полковник.
– Уж я и не знаю, полковник, кто велено , – серьезно отвечал корнет, – но только мне князь приказал: «Поезжай и скажи полковнику, чтобы гусары вернулись скорей и зажгли бы мост».
Вслед за Жерковым к гусарскому полковнику подъехал свитский офицер с тем же приказанием. Вслед за свитским офицером на казачьей лошади, которая насилу несла его галопом, подъехал толстый Несвицкий.
– Как же, полковник, – кричал он еще на езде, – я вам говорил мост зажечь, а теперь кто то переврал; там все с ума сходят, ничего не разберешь.
Полковник неторопливо остановил полк и обратился к Несвицкому:
– Вы мне говорили про горючие вещества, – сказал он, – а про то, чтобы зажигать, вы мне ничего не говорили.
– Да как же, батюшка, – заговорил, остановившись, Несвицкий, снимая фуражку и расправляя пухлой рукой мокрые от пота волосы, – как же не говорил, что мост зажечь, когда горючие вещества положили?
– Я вам не «батюшка», господин штаб офицер, а вы мне не говорили, чтоб мост зажигайт! Я служба знаю, и мне в привычка приказание строго исполняйт. Вы сказали, мост зажгут, а кто зажгут, я святым духом не могу знайт…
– Ну, вот всегда так, – махнув рукой, сказал Несвицкий. – Ты как здесь? – обратился он к Жеркову.
– Да за тем же. Однако ты отсырел, дай я тебя выжму.
– Вы сказали, господин штаб офицер, – продолжал полковник обиженным тоном…
– Полковник, – перебил свитский офицер, – надо торопиться, а то неприятель пододвинет орудия на картечный выстрел.
Полковник молча посмотрел на свитского офицера, на толстого штаб офицера, на Жеркова и нахмурился.
– Я буду мост зажигайт, – сказал он торжественным тоном, как будто бы выражал этим, что, несмотря на все делаемые ему неприятности, он всё таки сделает то, что должно.
Ударив своими длинными мускулистыми ногами лошадь, как будто она была во всем виновата, полковник выдвинулся вперед к 2 му эскадрону, тому самому, в котором служил Ростов под командою Денисова, скомандовал вернуться назад к мосту.
«Ну, так и есть, – подумал Ростов, – он хочет испытать меня! – Сердце его сжалось, и кровь бросилась к лицу. – Пускай посмотрит, трус ли я» – подумал он.
Опять на всех веселых лицах людей эскадрона появилась та серьезная черта, которая была на них в то время, как они стояли под ядрами. Ростов, не спуская глаз, смотрел на своего врага, полкового командира, желая найти на его лице подтверждение своих догадок; но полковник ни разу не взглянул на Ростова, а смотрел, как всегда во фронте, строго и торжественно. Послышалась команда.
– Живо! Живо! – проговорило около него несколько голосов.
Цепляясь саблями за поводья, гремя шпорами и торопясь, слезали гусары, сами не зная, что они будут делать. Гусары крестились. Ростов уже не смотрел на полкового командира, – ему некогда было. Он боялся, с замиранием сердца боялся, как бы ему не отстать от гусар. Рука его дрожала, когда он передавал лошадь коноводу, и он чувствовал, как со стуком приливает кровь к его сердцу. Денисов, заваливаясь назад и крича что то, проехал мимо него. Ростов ничего не видел, кроме бежавших вокруг него гусар, цеплявшихся шпорами и бренчавших саблями.


Источник — «http://wiki-org.ru/wiki/index.php?title=Ричард_III_(фильм,_1995)&oldid=80910642»