Вокруг света за 80 сокровищами
Поделись знанием:
После похорон отца княжна Марья заперлась в своей комнате и никого не впускала к себе. К двери подошла девушка сказать, что Алпатыч пришел спросить приказания об отъезде. (Это было еще до разговора Алпатыча с Дроном.) Княжна Марья приподнялась с дивана, на котором она лежала, и сквозь затворенную дверь проговорила, что она никуда и никогда не поедет и просит, чтобы ее оставили в покое.
Окна комнаты, в которой лежала княжна Марья, были на запад. Она лежала на диване лицом к стене и, перебирая пальцами пуговицы на кожаной подушке, видела только эту подушку, и неясные мысли ее были сосредоточены на одном: она думала о невозвратимости смерти и о той своей душевной мерзости, которой она не знала до сих пор и которая выказалась во время болезни ее отца. Она хотела, но не смела молиться, не смела в том душевном состоянии, в котором она находилась, обращаться к богу. Она долго лежала в этом положении.
Солнце зашло на другую сторону дома и косыми вечерними лучами в открытые окна осветило комнату и часть сафьянной подушки, на которую смотрела княжна Марья. Ход мыслей ее вдруг приостановился. Она бессознательно приподнялась, оправила волоса, встала и подошла к окну, невольно вдыхая в себя прохладу ясного, но ветреного вечера.
«Да, теперь тебе удобно любоваться вечером! Его уж нет, и никто тебе не помешает», – сказала она себе, и, опустившись на стул, она упала головой на подоконник.
Кто то нежным и тихим голосом назвал ее со стороны сада и поцеловал в голову. Она оглянулась. Это была m lle Bourienne, в черном платье и плерезах. Она тихо подошла к княжне Марье, со вздохом поцеловала ее и тотчас же заплакала. Княжна Марья оглянулась на нее. Все прежние столкновения с нею, ревность к ней, вспомнились княжне Марье; вспомнилось и то, как он последнее время изменился к m lle Bourienne, не мог ее видеть, и, стало быть, как несправедливы были те упреки, которые княжна Марья в душе своей делала ей. «Да и мне ли, мне ли, желавшей его смерти, осуждать кого нибудь! – подумала она.
Княжне Марье живо представилось положение m lle Bourienne, в последнее время отдаленной от ее общества, но вместе с тем зависящей от нее и живущей в чужом доме. И ей стало жалко ее. Она кротко вопросительно посмотрела на нее и протянула ей руку. M lle Bourienne тотчас заплакала, стала целовать ее руку и говорить о горе, постигшем княжну, делая себя участницей этого горя. Она говорила о том, что единственное утешение в ее горе есть то, что княжна позволила ей разделить его с нею. Она говорила, что все бывшие недоразумения должны уничтожиться перед великим горем, что она чувствует себя чистой перед всеми и что он оттуда видит ее любовь и благодарность. Княжна слушала ее, не понимая ее слов, но изредка взглядывая на нее и вслушиваясь в звуки ее голоса.
– Ваше положение вдвойне ужасно, милая княжна, – помолчав немного, сказала m lle Bourienne. – Я понимаю, что вы не могли и не можете думать о себе; но я моей любовью к вам обязана это сделать… Алпатыч был у вас? Говорил он с вами об отъезде? – спросила она.
Княжна Марья не отвечала. Она не понимала, куда и кто должен был ехать. «Разве можно было что нибудь предпринимать теперь, думать о чем нибудь? Разве не все равно? Она не отвечала.
– Вы знаете ли, chere Marie, – сказала m lle Bourienne, – знаете ли, что мы в опасности, что мы окружены французами; ехать теперь опасно. Ежели мы поедем, мы почти наверное попадем в плен, и бог знает…
Княжна Марья смотрела на свою подругу, не понимая того, что она говорила.
– Ах, ежели бы кто нибудь знал, как мне все все равно теперь, – сказала она. – Разумеется, я ни за что не желала бы уехать от него… Алпатыч мне говорил что то об отъезде… Поговорите с ним, я ничего, ничего не могу и не хочу…
– Я говорила с ним. Он надеется, что мы успеем уехать завтра; но я думаю, что теперь лучше бы было остаться здесь, – сказала m lle Bourienne. – Потому что, согласитесь, chere Marie, попасть в руки солдат или бунтующих мужиков на дороге – было бы ужасно. – M lle Bourienne достала из ридикюля объявление на нерусской необыкновенной бумаге французского генерала Рамо о том, чтобы жители не покидали своих домов, что им оказано будет должное покровительство французскими властями, и подала ее княжне.
– Я думаю, что лучше обратиться к этому генералу, – сказала m lle Bourienne, – и я уверена, что вам будет оказано должное уважение.
Княжна Марья читала бумагу, и сухие рыдания задергали ее лицо.
– Через кого вы получили это? – сказала она.
– Вероятно, узнали, что я француженка по имени, – краснея, сказала m lle Bourienne.
Княжна Марья с бумагой в руке встала от окна и с бледным лицом вышла из комнаты и пошла в бывший кабинет князя Андрея.
– Дуняша, позовите ко мне Алпатыча, Дронушку, кого нибудь, – сказала княжна Марья, – и скажите Амалье Карловне, чтобы она не входила ко мне, – прибавила она, услыхав голос m lle Bourienne. – Поскорее ехать! Ехать скорее! – говорила княжна Марья, ужасаясь мысли о том, что она могла остаться во власти французов.
«Чтобы князь Андрей знал, что она во власти французов! Чтоб она, дочь князя Николая Андреича Болконского, просила господина генерала Рамо оказать ей покровительство и пользовалась его благодеяниями! – Эта мысль приводила ее в ужас, заставляла ее содрогаться, краснеть и чувствовать еще не испытанные ею припадки злобы и гордости. Все, что только было тяжелого и, главное, оскорбительного в ее положении, живо представлялось ей. «Они, французы, поселятся в этом доме; господин генерал Рамо займет кабинет князя Андрея; будет для забавы перебирать и читать его письма и бумаги. M lle Bourienne lui fera les honneurs de Богучарово. [Мадемуазель Бурьен будет принимать его с почестями в Богучарове.] Мне дадут комнатку из милости; солдаты разорят свежую могилу отца, чтобы снять с него кресты и звезды; они мне будут рассказывать о победах над русскими, будут притворно выражать сочувствие моему горю… – думала княжна Марья не своими мыслями, но чувствуя себя обязанной думать за себя мыслями своего отца и брата. Для нее лично было все равно, где бы ни оставаться и что бы с ней ни было; но она чувствовала себя вместе с тем представительницей своего покойного отца и князя Андрея. Она невольно думала их мыслями и чувствовала их чувствами. Что бы они сказали, что бы они сделали теперь, то самое она чувствовала необходимым сделать. Она пошла в кабинет князя Андрея и, стараясь проникнуться его мыслями, обдумывала свое положение.
Требования жизни, которые она считала уничтоженными со смертью отца, вдруг с новой, еще неизвестной силой возникли перед княжной Марьей и охватили ее. Взволнованная, красная, она ходила по комнате, требуя к себе то Алпатыча, то Михаила Ивановича, то Тихона, то Дрона. Дуняша, няня и все девушки ничего не могли сказать о том, в какой мере справедливо было то, что объявила m lle Bourienne. Алпатыча не было дома: он уехал к начальству. Призванный Михаил Иваныч, архитектор, явившийся к княжне Марье с заспанными глазами, ничего не мог сказать ей. Он точно с той же улыбкой согласия, с которой он привык в продолжение пятнадцати лет отвечать, не выражая своего мнения, на обращения старого князя, отвечал на вопросы княжны Марьи, так что ничего определенного нельзя было вывести из его ответов. Призванный старый камердинер Тихон, с опавшим и осунувшимся лицом, носившим на себе отпечаток неизлечимого горя, отвечал «слушаю с» на все вопросы княжны Марьи и едва удерживался от рыданий, глядя на нее.
Наконец вошел в комнату староста Дрон и, низко поклонившись княжне, остановился у притолоки.
Княжна Марья прошлась по комнате и остановилась против него.
– Дронушка, – сказала княжна Марья, видевшая в нем несомненного друга, того самого Дронушку, который из своей ежегодной поездки на ярмарку в Вязьму привозил ей всякий раз и с улыбкой подавал свой особенный пряник. – Дронушка, теперь, после нашего несчастия, – начала она и замолчала, не в силах говорить дальше.
– Все под богом ходим, – со вздохом сказал он. Они помолчали.
– Дронушка, Алпатыч куда то уехал, мне не к кому обратиться. Правду ли мне говорят, что мне и уехать нельзя?
– Отчего же тебе не ехать, ваше сиятельство, ехать можно, – сказал Дрон.
– Мне сказали, что опасно от неприятеля. Голубчик, я ничего не могу, ничего не понимаю, со мной никого нет. Я непременно хочу ехать ночью или завтра рано утром. – Дрон молчал. Он исподлобья взглянул на княжну Марью.
– Лошадей нет, – сказал он, – я и Яков Алпатычу говорил.
– Отчего же нет? – сказала княжна.
– Все от божьего наказания, – сказал Дрон. – Какие лошади были, под войска разобрали, а какие подохли, нынче год какой. Не то лошадей кормить, а как бы самим с голоду не помереть! И так по три дня не емши сидят. Нет ничего, разорили вконец.
Княжна Марья внимательно слушала то, что он говорил ей.
– Мужики разорены? У них хлеба нет? – спросила она.
– Голодной смертью помирают, – сказал Дрон, – не то что подводы…
– Да отчего же ты не сказал, Дронушка? Разве нельзя помочь? Я все сделаю, что могу… – Княжне Марье странно было думать, что теперь, в такую минуту, когда такое горе наполняло ее душу, могли быть люди богатые и бедные и что могли богатые не помочь бедным. Она смутно знала и слышала, что бывает господский хлеб и что его дают мужикам. Она знала тоже, что ни брат, ни отец ее не отказали бы в нужде мужикам; она только боялась ошибиться как нибудь в словах насчет этой раздачи мужикам хлеба, которым она хотела распорядиться. Она была рада тому, что ей представился предлог заботы, такой, для которой ей не совестно забыть свое горе. Она стала расспрашивать Дронушку подробности о нуждах мужиков и о том, что есть господского в Богучарове.
– Ведь у нас есть хлеб господский, братнин? – спросила она.
– Господский хлеб весь цел, – с гордостью сказал Дрон, – наш князь не приказывал продавать.
– Выдай его мужикам, выдай все, что им нужно: я тебе именем брата разрешаю, – сказала княжна Марья.
Дрон ничего не ответил и глубоко вздохнул.
– Ты раздай им этот хлеб, ежели его довольно будет для них. Все раздай. Я тебе приказываю именем брата, и скажи им: что, что наше, то и ихнее. Мы ничего не пожалеем для них. Так ты скажи.
Дрон пристально смотрел на княжну, в то время как она говорила.
– Уволь ты меня, матушка, ради бога, вели от меня ключи принять, – сказал он. – Служил двадцать три года, худого не делал; уволь, ради бога.
Княжна Марья не понимала, чего он хотел от нее и от чего он просил уволить себя. Она отвечала ему, что она никогда не сомневалась в его преданности и что она все готова сделать для него и для мужиков.
Через час после этого Дуняша пришла к княжне с известием, что пришел Дрон и все мужики, по приказанию княжны, собрались у амбара, желая переговорить с госпожою.
– Да я никогда не звала их, – сказала княжна Марья, – я только сказала Дронушке, чтобы раздать им хлеба.
– Только ради бога, княжна матушка, прикажите их прогнать и не ходите к ним. Все обман один, – говорила Дуняша, – а Яков Алпатыч приедут, и поедем… и вы не извольте…
– Какой же обман? – удивленно спросила княжна
– Да уж я знаю, только послушайте меня, ради бога. Вот и няню хоть спросите. Говорят, не согласны уезжать по вашему приказанию.
– Ты что нибудь не то говоришь. Да я никогда не приказывала уезжать… – сказала княжна Марья. – Позови Дронушку.
Пришедший Дрон подтвердил слова Дуняши: мужики пришли по приказанию княжны.
– Да я никогда не звала их, – сказала княжна. – Ты, верно, не так передал им. Я только сказала, чтобы ты им отдал хлеб.
Дрон, не отвечая, вздохнул.
– Если прикажете, они уйдут, – сказал он.
– Нет, нет, я пойду к ним, – сказала княжна Марья
Несмотря на отговариванье Дуняши и няни, княжна Марья вышла на крыльцо. Дрон, Дуняша, няня и Михаил Иваныч шли за нею. «Они, вероятно, думают, что я предлагаю им хлеб с тем, чтобы они остались на своих местах, и сама уеду, бросив их на произвол французов, – думала княжна Марья. – Я им буду обещать месячину в подмосковной, квартиры; я уверена, что Andre еще больше бы сделав на моем месте», – думала она, подходя в сумерках к толпе, стоявшей на выгоне у амбара.
Толпа, скучиваясь, зашевелилась, и быстро снялись шляпы. Княжна Марья, опустив глаза и путаясь ногами в платье, близко подошла к ним. Столько разнообразных старых и молодых глаз было устремлено на нее и столько было разных лиц, что княжна Марья не видала ни одного лица и, чувствуя необходимость говорить вдруг со всеми, не знала, как быть. Но опять сознание того, что она – представительница отца и брата, придало ей силы, и она смело начала свою речь.
– Я очень рада, что вы пришли, – начала княжна Марья, не поднимая глаз и чувствуя, как быстро и сильно билось ее сердце. – Мне Дронушка сказал, что вас разорила война. Это наше общее горе, и я ничего не пожалею, чтобы помочь вам. Я сама еду, потому что уже опасно здесь и неприятель близко… потому что… Я вам отдаю все, мои друзья, и прошу вас взять все, весь хлеб наш, чтобы у вас не было нужды. А ежели вам сказали, что я отдаю вам хлеб с тем, чтобы вы остались здесь, то это неправда. Я, напротив, прошу вас уезжать со всем вашим имуществом в нашу подмосковную, и там я беру на себя и обещаю вам, что вы не будете нуждаться. Вам дадут и домы и хлеба. – Княжна остановилась. В толпе только слышались вздохи.
– Я не от себя делаю это, – продолжала княжна, – я это делаю именем покойного отца, который был вам хорошим барином, и за брата, и его сына.
Она опять остановилась. Никто не прерывал ее молчания.
– Горе наше общее, и будем делить всё пополам. Все, что мое, то ваше, – сказала она, оглядывая лица, стоявшие перед нею.
Все глаза смотрели на нее с одинаковым выражением, значения которого она не могла понять. Было ли это любопытство, преданность, благодарность, или испуг и недоверие, но выражение на всех лицах было одинаковое.
– Много довольны вашей милостью, только нам брать господский хлеб не приходится, – сказал голос сзади.
– Да отчего же? – сказала княжна.
Никто не ответил, и княжна Марья, оглядываясь по толпе, замечала, что теперь все глаза, с которыми она встречалась, тотчас же опускались.
– Отчего же вы не хотите? – спросила она опять.
Никто не отвечал.
Княжне Марье становилось тяжело от этого молчанья; она старалась уловить чей нибудь взгляд.
– Отчего вы не говорите? – обратилась княжна к старому старику, который, облокотившись на палку, стоял перед ней. – Скажи, ежели ты думаешь, что еще что нибудь нужно. Я все сделаю, – сказала она, уловив его взгляд. Но он, как бы рассердившись за это, опустил совсем голову и проговорил:
– Чего соглашаться то, не нужно нам хлеба.
– Что ж, нам все бросить то? Не согласны. Не согласны… Нет нашего согласия. Мы тебя жалеем, а нашего согласия нет. Поезжай сама, одна… – раздалось в толпе с разных сторон. И опять на всех лицах этой толпы показалось одно и то же выражение, и теперь это было уже наверное не выражение любопытства и благодарности, а выражение озлобленной решительности.
– Да вы не поняли, верно, – с грустной улыбкой сказала княжна Марья. – Отчего вы не хотите ехать? Я обещаю поселить вас, кормить. А здесь неприятель разорит вас…
Но голос ее заглушали голоса толпы.
– Нет нашего согласия, пускай разоряет! Не берем твоего хлеба, нет согласия нашего!
Княжна Марья старалась уловить опять чей нибудь взгляд из толпы, но ни один взгляд не был устремлен на нее; глаза, очевидно, избегали ее. Ей стало странно и неловко.
– Вишь, научила ловко, за ней в крепость иди! Дома разори да в кабалу и ступай. Как же! Я хлеб, мол, отдам! – слышались голоса в толпе.
Княжна Марья, опустив голову, вышла из круга и пошла в дом. Повторив Дрону приказание о том, чтобы завтра были лошади для отъезда, она ушла в свою комнату и осталась одна с своими мыслями.
Долго эту ночь княжна Марья сидела у открытого окна в своей комнате, прислушиваясь к звукам говора мужиков, доносившегося с деревни, но она не думала о них. Она чувствовала, что, сколько бы она ни думала о них, она не могла бы понять их. Она думала все об одном – о своем горе, которое теперь, после перерыва, произведенного заботами о настоящем, уже сделалось для нее прошедшим. Она теперь уже могла вспоминать, могла плакать и могла молиться. С заходом солнца ветер затих. Ночь была тихая и свежая. В двенадцатом часу голоса стали затихать, пропел петух, из за лип стала выходить полная луна, поднялся свежий, белый туман роса, и над деревней и над домом воцарилась тишина.
Одна за другой представлялись ей картины близкого прошедшего – болезни и последних минут отца. И с грустной радостью она теперь останавливалась на этих образах, отгоняя от себя с ужасом только одно последнее представление его смерти, которое – она чувствовала – она была не в силах созерцать даже в своем воображении в этот тихий и таинственный час ночи. И картины эти представлялись ей с такой ясностью и с такими подробностями, что они казались ей то действительностью, то прошедшим, то будущим.
То ей живо представлялась та минута, когда с ним сделался удар и его из сада в Лысых Горах волокли под руки и он бормотал что то бессильным языком, дергал седыми бровями и беспокойно и робко смотрел на нее.
«Он и тогда хотел сказать мне то, что он сказал мне в день своей смерти, – думала она. – Он всегда думал то, что он сказал мне». И вот ей со всеми подробностями вспомнилась та ночь в Лысых Горах накануне сделавшегося с ним удара, когда княжна Марья, предчувствуя беду, против его воли осталась с ним. Она не спала и ночью на цыпочках сошла вниз и, подойдя к двери в цветочную, в которой в эту ночь ночевал ее отец, прислушалась к его голосу. Он измученным, усталым голосом говорил что то с Тихоном. Ему, видно, хотелось поговорить. «И отчего он не позвал меня? Отчего он не позволил быть мне тут на месте Тихона? – думала тогда и теперь княжна Марья. – Уж он не выскажет никогда никому теперь всего того, что было в его душе. Уж никогда не вернется для него и для меня эта минута, когда бы он говорил все, что ему хотелось высказать, а я, а не Тихон, слушала бы и понимала его. Отчего я не вошла тогда в комнату? – думала она. – Может быть, он тогда же бы сказал мне то, что он сказал в день смерти. Он и тогда в разговоре с Тихоном два раза спросил про меня. Ему хотелось меня видеть, а я стояла тут, за дверью. Ему было грустно, тяжело говорить с Тихоном, который не понимал его. Помню, как он заговорил с ним про Лизу, как живую, – он забыл, что она умерла, и Тихон напомнил ему, что ее уже нет, и он закричал: „Дурак“. Ему тяжело было. Я слышала из за двери, как он, кряхтя, лег на кровать и громко прокричал: „Бог мой!Отчего я не взошла тогда? Что ж бы он сделал мне? Что бы я потеряла? А может быть, тогда же он утешился бы, он сказал бы мне это слово“. И княжна Марья вслух произнесла то ласковое слово, которое он сказал ей в день смерти. «Ду ше нь ка! – повторила княжна Марья это слово и зарыдала облегчающими душу слезами. Она видела теперь перед собою его лицо. И не то лицо, которое она знала с тех пор, как себя помнила, и которое она всегда видела издалека; а то лицо – робкое и слабое, которое она в последний день, пригибаясь к его рту, чтобы слышать то, что он говорил, в первый раз рассмотрела вблизи со всеми его морщинами и подробностями.
«Душенька», – повторила она.
«Что он думал, когда сказал это слово? Что он думает теперь? – вдруг пришел ей вопрос, и в ответ на это она увидала его перед собой с тем выражением лица, которое у него было в гробу на обвязанном белым платком лице. И тот ужас, который охватил ее тогда, когда она прикоснулась к нему и убедилась, что это не только не был он, но что то таинственное и отталкивающее, охватил ее и теперь. Она хотела думать о другом, хотела молиться и ничего не могла сделать. Она большими открытыми глазами смотрела на лунный свет и тени, всякую секунду ждала увидеть его мертвое лицо и чувствовала, что тишина, стоявшая над домом и в доме, заковывала ее.
– Дуняша! – прошептала она. – Дуняша! – вскрикнула она диким голосом и, вырвавшись из тишины, побежала к девичьей, навстречу бегущим к ней няне и девушкам.
| 80 Чудес света | |
| Around the World in 80 Treasures | |
 Обложка русскоязычного изданий | |
| Жанр | |
|---|---|
| В ролях | |
| Страна | |
| Количество серий |
10 |
| Трансляция | |
| На экранах |
с февраля 2005 |
| Ссылки | |
| IMDb | |
«Вокруг света за 80 сокровищами» (англ. Around the World in 80 Treasures) — документальный телесериал BBC. Историк Дэн Крикшэнк, путешествуя по миру, пытается разгадать тайну произведений искусства и архитектуры — от наскальных рисунков до статуи Свободы.
Содержание
- 1 Серия 1: От Перу до Бразилии
- 2 Серия 2: От Мексики до Америки
- 3 Серия 3: От Австралии до Камбоджи
- 4 Серия 4: От Японии до Китая
- 5 Серия 5: От Индии до Шри-Ланки
- 6 Серия 6: От Узбекистана до Сирии
- 7 Серия 7: От Иордании до Эфиопии
- 8 Серия 8: От Мали до Египта
- 9 Серия 9: От Турции до Германии
- 10 Серия 10: От Боснии до Франции
- 11 Примечания
- 12 Ссылки
Серия 1: От Перу до Бразилии
| № | Область | Сокровище | Краткое описание | Изображение | Координаты |
|---|---|---|---|---|---|
| 1 | Анды, Перу | Мачу-Пикчу | Всемирно известный город Империи инков, обнаруженный в 1911 году. | 
|
13°09′47″ ю. ш. 72°32′45″ з. д. / 13.1633000° ю. ш. 72.5460500° з. д. (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=-13.1633000&mlon=-72.5460500&zoom=17 (O)] (Я) |
| 2 | Анды, Перу | Соляные копи инков | Солеварни, сделанные инками в XV веке на стенах горного ущелья. В результате выпаривания на солнце на стенах многочисленных водоемов откладывается соль. | N/A | 13°18′01″ ю. ш. 72°09′18″ з. д. / 13.3003444° ю. ш. 72.1550139° з. д. (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=-13.3003444&mlon=-72.1550139&zoom=17 (O)] (Я) |
| 3 | Наска, Перу | Линии Наска | Более 300 геометрических рисунков и изображений животных, видимых только с высоты. Датируются III—VI вв н. э., до наших дней сохранились благодаря засушливому климату. | 
|
14°43′20″ ю. ш. 75°09′34″ з. д. / 14.7222639° ю. ш. 75.1595000° з. д. (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=-14.7222639&mlon=-75.1595000&zoom=17 (O)] (Я) |
| 4 | Ламбайеке, Перу | Паучьи сети Сипана | Ожерелья цивилизации моче с изображениями бога-паука, найденные в захоронении владыки Сипана и датирующиеся I—II вв н. э. | N/A | |
| 5 | Трухильо, Перу | Чан-Чан | Крупнейший из сохранившихся городов, построенных из необожженной глины; основан в XIV в н. э. цивилизацией чиму. | 
|
8°06′38″ ю. ш. 79°04′29″ з. д. / 8.1107583° ю. ш. 79.0747833° з. д. (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=-8.1107583&mlon=-79.0747833&zoom=17 (O)] (Я) |
| 6 | Остров Пасхи | Моаи | Огромные каменные статуи (некоторые из них монолитные) в виде человеческой головы, предположительно изготовленные полинезийцами более 1000 лет назад. | 
|
|
| 7 | Куйаба, Бразилия | Головные уборы Умахара | Яркие головные уборы, сделанные из человеческих волос и разноцветных перьев, символ Амазонии. | N/A | |
| 8 | Рио-де-Жанейро, Бразилия | Статуя Христа Спасителя | 38-метровая статуя Иисуса Христа, самая высокая в мире статуя в стиле Art Deco. | 
|
22°57′05″ ю. ш. 43°12′38″ з. д. / 22.9515250° ю. ш. 43.2106500° з. д. (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=-22.9515250&mlon=-43.2106500&zoom=17 (O)] (Я) |
Серия 2: От Мексики до Америки
| # | Область | Сокровище | Краткое описание | Изображение | Координаты |
|---|---|---|---|---|---|
| 9 | Южная Мексика | Паленке | Крупнейший город майя, построен в 7 в до н. э., демонстрирующий архитектуру племени, его умения в области скульптуры и лепных рельефов. | 
|
17°28′59″ с. ш. 92°02′58″ з. д. / 17.4832889° с. ш. 92.0495917° з. д. (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=17.4832889&mlon=-92.0495917&zoom=14 (O)] (Я) |
| 10 | Толлан Тула, Мексика | Титаны Тула | Каменные колонны, изготовленные в X в н. э. племенем тольтеков. Выполнены в виде скульптур воинов, охраняющих скульптуру бога тольтеков. Воины одеты в головные уборы из перьев и вооружены копьями и луками со стрелами. | 
|
|
| 11 | Мехико, Мексика | Человек, центр мироздания | Картина, написанная Диего Риверой по заказу Нельсона Рокфеллера и олицетворяющая борьбу между капитализмом и коммунизмом. | N/A | |
| 12 | Кортез, штат Колорадо, США | Револьвер «кольт» 1851 года | Шестизарядный револьвер массового производства, использовавшийся в гражданской войне в США и впоследствии при покорении Дикого Запада под лозунгом «Manifest Destiny». | N/A | |
| 13 | Каньоны Скалистых гор, штат Колорадо, США | Меса-Верде | Небольшой скальный город, построенный неким загадочным народом в XI в н. э. | 
|
|
| 14 | Шарлоттсвилл, штат Виргиния, США | Монтичелло | Усадьба, построенная в конце XVIII в Томасом Джефферсоном, символ американской независимости. | 
|
38°00′32″ с. ш. 78°27′11″ з. д. / 38.00889° с. ш. 78.45306° з. д. (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=38.00889&mlon=-78.45306&zoom=15 (O)] (Я) |
| 15 | Нью-Йорк, штат Нью-Йорк, США | Статуя Свободы | 46-метровая статуя, подаренная Францией Соединенным Штатам Америки в честь столетнего юбилея Декларации Независимости. | 
|
40°41′21″ с. ш. 74°02′40″ з. д. / 40.6893083° с. ш. 74.0445444° з. д. (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=40.6893083&mlon=-74.0445444&zoom=18 (O)] (Я) |
| 16 | Манхэттен, штат Нью-Йорк, США | Небоскреб Сигрем-билдинг | Первый в мире офисный небоскреб, построенный в середине 50-х годов XX в, эталон простоты и функциональности. | 
|
Серия 3: От Австралии до Камбоджи
| # | Область | Сокровище | Краткое описание | Изображение | Координаты |
|---|---|---|---|---|---|
| 17 | Сидней, Австралия | Церковь Святого Джеймса | Церковь в позднем классическом стиле; построена в 1819 г. английским заключенным Френсисом Гринуэем. Её появление ознаменовало превращение Сиднея из города преступников в столицу. | 
| |
| 18 | Национальный парк Какаду, на севере Австралии | Наскальная живопись | Несколько сотен картин, многие из которых наслаиваются друг на друга. Большая часть сделана около 20-30 тысяч лет назад. | 
| |
| 19 | Тораджаланд, Индонезия | Дома духов | Необычные дома на сваях с крышами в виде лодки, символизирующие жизнь человека в загробном мире. Украшены изображениями петухов и рогами буйволов, приносимых в жертву во время похорон. Место, через которое должен пройти каждый умирающий член племени. | 
| |
| 20 | Тораджаланд, Индонезия | Город мертвых Тау Тау | Деревянные фигуры, изображающие покойных членов племени; устанавливаются рядом с захоронением, на поверхности скалы. Через них живые общаются с душами усопших. | 
| |
| 21 | Ява, Индонезия | Боробудур | Самый большой из древних памятников южного полушария, крупнейший буддийский храмовый комплекс в мире. Воплощает путь буддиста к достижению нирваны. | 
| |
| 22 | Аютия, Таиланд | Золотой слон | Изящная золотая статуэтка в виде слона, украшенная драгоценными камнями. Изготовлена в 1420 г. в память о двух братьях, сыновьях могущественного царя, чье соперничество в борьбе за власть закончилось дуэлью на слонах, в результате которой оба брата погибли. | N/A | |
| 23 | Сием-Рип, Камбоджа | Ангкор-Ват | Храмовый комплекс, посвященный главному богу индуизма, Вишну. Построен в середине XII в., во времена короля империи кхмеров Сурьявармана II, решившего воспроизвести в камне картины небесной жизни. | 
| |
| 24 | Ангкор, Камбоджа | Ангкор Тхом, каменные лица Байона | Город Ангкхор Тхом — памятник военному триумфу его основателя Джайявармана VII. В центральной части города расположен буддийский храм Байон, все стены и колонны которого сложены из плит, представляющих собой человеческие лица. | 
|
Серия 4: От Японии до Китая
| # | Область | Сокровище | Краткое описание | Изображение | Координаты |
|---|---|---|---|---|---|
| 25 | Токио, Япония | Катана/Самурайский меч | N/A | 
| |
| 26 | Химэдзи, Япония | Замок Химэдзи | Возведение замка у подножия горы Химэ началось в середине XIV века (период Муромати). «Название он получил за особую отточенность форм и элегантность, напоминающую прекрасную белоснежную птицу» Один из древнейших сохранившихся замков Японии. В замковый комплекс входит 83 здания, практически все они построены из дерева. | 
| |
| 27 | Киото, Япония | Сад Рёан-дзи в стиле Дзен | Рёан-дзи был построен Хосокавой Кацумото в 1450 году. Покровителями храма были Тоётоми Хидэёси и Токугава Иэясу. Название храма означает «храм покоящегося дракона». | 
| |
| 28 | Пекин, Китай | Запретный город | Запретный город является самым большим дворцом в мире. Общая площадь — 720 тыс. кв. м; дворцовый комплекс насчитывает 8707 комнат (по легенде — 9999). | 
| |
| 29 | Пекин, Китай | Летний парковый дворец | Летняя резиденция императоров Цинской династии на окраине Пекина. Парк с более чем 3000 строений занесен ЮНЕСКО в список всемирного наследия человечества. | 
| |
| 30 | Китай | Великая китайская стена | Крепостная стена в Северном Китае, грандиозный памятник зодчества Древнего Китая. Первые участки воздвигнуты в 4—3 вв. до н. э. После объединения Китая (221 до н. э.) император Цинь Ши-хуанди приказал воздвигнуть сплошную стену, чтобы прикрыть северо-западные границы империи от нападений кочевых народов. | 
| |
| 31 | Сиань, Китай | Терракотовая армия | Это захоронение по крайней мере 8099 полноразмерных терракотовых статуй китайских воинов и их лошадей, обнаруженное в 1974 году рядом с гробницей китайского императора Цинь Шихуанди | 
| |
| 32 | Шанхай, Китай | Фарфор династии Мин | Династия Мин (1368—1644 гг. н. э.) | 
|
Серия 5: От Индии до Шри-Ланки
| # | Область | Сокровище | Краткое описание | Изображение | Координаты |
|---|---|---|---|---|---|
| 33 | Колката, Индия | Богиня Дурга | Богиня-воительница, сражающаяся с демонами, защитница богов и мирового порядка. | 
| |
| 34 | Шри-Ланка | Сигирия | Сигирия (что значит «львиная скала») — скальное плато, возвышающееся на 370 метров над уровнем моря и около 170 метров над окружающей равниной в самом центре острова Шри-Ланка. С 1982 г. Сигирия состоит под охраной ЮНЕСКО как памятник Всемирного наследия. | 
| |
| 35 | Полоннарува, Шри-Ланка | Гигантское изваяние Будды в Полоннарува | N/A | 
| |
| 36 | Канди, Шри-Ланка | Зуб Будды | Этому зубу издавна приписывалась волшебная сила: владеющий им, обладал и всей полнотой власти. Поэтому зуб Будды стал владением королевской династии. Примерно в 540 году до новой эры умершего Будду кремировали и из костра достали четыре зуба, которые развезли по всему миру. | 
| |
| 37 | Кочин, Индия | Специи Кочина | N/A | 
| |
| 38 | Мадурай, Индия | Храм Минакши | Индуистский храм в городе Мадурай на территории индийского штата Тамилнад. Назван в честь трёхгрудой богини Минакши, одной из супруг бога Шивы. Храм Минакши находится в самом центре города, и здесь проходят многочисленные праздники и ритуалы для жителей города. Храм имеет 258 метров в ширину и 223 метра в длину. Высота — 51,9 метров. | 
| |
| 39 | Джайпур, Индия | Джантар-Мантар | Обсерватория, построенная в 1727—1734 гг. раджпутским махараджей Савай Джай Сингхом в основанном им незадолго до этого городе Джайпуре. Это самая большая и сохранная из пяти обсерваторий, построенных им в Индии. Инструменты для измерений отличались колоссальными габаритами. Так, солнечные часы Джантар-Мантара считаются самыми большими в мире (27 метров в поперечнике). | 
| |
| 40 | Агра, Индия | Тадж-Махал | Мавзолей-мечеть, находящийся в Агре, Индия, на берегу реки Джамна (архитекторы, вероятно, Устад-Иса и др.). Построен по приказу потомка Тамерлана — императора Великих Моголов Шах-Джахана в память о жене Мумтаз-Махал, умершей при родах (позже здесь был похоронен и сам Шах-Джахан). | 
|
Серия 6: От Узбекистана до Сирии
| # | Область | Сокровище | Краткое описание | Изображение | Координаты |
|---|---|---|---|---|---|
| 41 | Самарканд, Узбекистан | Мавзолей Гур Эмир | Здесь лежит один из самых знаменитых завоевателей нашего мира — Тамерлан. И его внук — один из самых известных покровителей науки — Улугбек. | 
| |
| 42 | Бухара, Узбекистан | Торговые ряды Бухары | Построены эти купола — обширные замкнутые торговые пассажи — были, в основном, в XVI веке. | 
| |
| 43 | Баку, Азербайджан | Храм Огня в Баку | «Атешгях» означает «Дом огня», «Место огня». Территория храма известна таким уникальным природным феноменом, как горящие выходы естественного газа (газ, вырываясь наружу, соприкасается с кислородом и загорается). | 
| |
| 44 | Исфахан, Иран | Мечеть Имама на площади Имама | Мечеть Шаха — крупнейшая мечеть Исфахана, расположенная с южной стороны Площади Имама. | 
| |
| 45 | Шираз, Иран | Персидский ковёр | N/A | ||
| 46 | Керманшах (остан), Иран | Бехистунская надпись | Трехъязычный (древнеперсидский, эламский и вавилонский) клинописный текст на скале Бехистун (Бисутун), юго-западнее Экбатан между Керманшахом и Хамаданом в Иране, высеченный по приказу царя Дария I о событиях 523—521 гг. до н. э. | 
| |
| 47 | Иран | Персеполь | Руины древней столицы Персии | 
| |
| 48 | Дамаск, Сирия | Рыночные улицы Эль-Хомиди | Рынок в древнем квартале города Дамаска. | 
|
Серия 7: От Иордании до Эфиопии
| # | Область | Сокровище | Краткое описание | Изображение | Координаты |
|---|---|---|---|---|---|
| 49 | Иордания | Петра | Город, затерянный в скалах | 
| |
| 50 | Мадаба, Иордания | Мозаичное панно Святой Земли | Мозаичная карта-панно на полу православной Георгиевской церкви в городе Мадаба | 
| |
| 51 | Иерусалим, Израиль | Храмовая гора | Гора в юго-восточной части Старого города Иерусалима, священное место для иудаизма и ислама. В настоящее время представляет собой обнесённую высокими стенами прямоугольную площадь, возвышающуюся над остальными частями Старого города, на которой расположены мусульманские святыни — Аль-Акса (дальняя мечеть) и Куббат ас-Сахра (известная также как Купол Скалы, или «Купол над Скалой»), построенные Абд аль-Маликом в 691 году. | 
| |
| 52 | Аксум, Эфиопия | Стеллы Аксума | Сохранилось более 200 грандиозных базальтовых стел (созданы не позднее IV в. н. э.), высота самого большого — 33 метра. Это высота 14-ти этажного дома, хотя в настоящее время он повален на землю, а вот высота самого большого стоящего обелиска составляет 21 метр. | 
| |
| 53 | Дебре Дамо, Эфиопия | Чудо Марии | N/A | 
| |
| 54 | Лалибела, Эфиопия | Скальные церкви Лалибелы | N/A | 
| |
| 55 | Лалибела, Эфиопия | Крест Лалибелы | N/A | 
|
Серия 8: От Мали до Египта
| # | Область | Сокровище | Краткое описание | Изображение | Координаты |
|---|---|---|---|---|---|
| 56 | Джэне, Мали | Мечеть Джэне | Джэне — глиняный город. | 
| |
| 57 | Санга, Мали | Наскальная живопись Догонов | N/A | 
| |
| 58 | Санга, Мали | Маски Догонов | N/A | 
| |
| 59 | Триполи, Ливия | Лептис Магна | Древний город в области Сиртика (позже называлась область Триполитания) на территории современной Ливии. Достиг расцвета во времена Римской империи. Его руины находятся на побережье Средиземного моря в 130 км к востоку от Триполи в месте Аль-Хумс. Благодаря своей планировке город получил название «Рим в Африке». Предположительно город был основан около 1100 года до н. э.[1] | 
| |
| 60 | Каср аль-Хадж, Ливия | Хранилище Берберов | Зернохранилище построено из подручных материалов — камней, гипса и глины. Крепость возвели для хранения самых ценных сокровищ жителей. Здесь находилось не только зерно, но и оливки, вино и фиги.
Каждое из этих своеобразных окон — индивидуальное хранилище продуктов для каждой семьи. Такие сейфы тщательно охраняли. Стены этого хранилища невероятно толстые. Именно для этого делали специальные вентиляционные отверстия. |
| |
| 61 | Египет | Египетские пирамиды | Величайшие архитектурные памятники Древнего Египта, среди которых одно из «семи чудес света» — пирамида Хеопса и почётный кандидат «новых семи чудес света» — Пирамиды Гизы. | 
| |
| 62 | Каир, Египет | Маска Тутанхамона | Одним из самых выдающихся памятников египетского искусства XVIII династии по праву можно считать золотую массивную маску мумии Тутанхамона. Она изображает молодого царя в полосатом головном уборе, увенчанном изображением головы коршуна и змеи. На грудь спускается богатое ожерелье с головами соколов на плечах. Углубления, выполненные в золоте при создании маски, заполнены цветной смальтой — темно-синей, бирюзовой и красной, под яшму. Особенно выразительны глаза с чёрным зрачком, обведенные темно-синим контуром. У головы правого сокола, венчающего ожерелье, помещена надпись, в вертикальных строках, содержащая текст 151-й главы «Книги мертвых», переходящая на спину маски. | 
| |
| 63 | Луксор, Египет | Могила царицы Нофретари | Нефертари Мери-эн-мут (Нефертари означает 'Прекрасная спутница' и Мэритенмут — 'Возлюбленная [богини] Мут') — первая супруга Рамсеса II, считавшаяся главной царицей уже на первом году самостоятельного правления фараона. | 
| |
| 64 | Эдфу, Египет | Храм в Эдфу | Храм Гора в Эдфу (также известный как Храм Эдфу) считают наиболее сохранившимся культовым храмом в Египте. Частично потому, что он был построен позже всех храмов: в эпоху Птолемеев с 237 по 57 гг. до н. э. | 
|
Серия 9: От Турции до Германии
| # | Область | Сокровище | Краткое описание | Изображение | Координаты |
|---|---|---|---|---|---|
| 65 | Каппадокия, Турция | Подземный город Деринкую | Предположительно, он был построен в VI-Х веках. Подземный город расположен на восьми уровнях и занимает площадь 1500 м² и глубиной до 85 метров.
Изначально, город использовался в качестве убежища местным населением, которое весьма часто страдало от вторжений иноземцев. Город был открыт в 1963 году в Каппадокия (Турция), лишь частично исследован и был открыт для доступа туристов в 1965 году. |
| |
| 66 | Стамбул, Турция | Софийский собор | В 532 году император Юстиниан I повелел построить самый большой храм в мире, позже превращенный в мечеть, а с 1934 года по распоряжению Ататюрка — в музей. | 
| |
| 67 | Москва, Россия | Московское метро | N/A | 
| |
| 68 | Соловецкие острова, Россия | Соловецкий монастырь | N/A | 
| |
| 69 | Санкт-Петербург, Россия | Летний дворец Петра I | N/A | 
| |
| 70 | Величка, Польша | Соляные копи Величка | N/A | 
| |
| 71 | Берлин, Германия | Фольксваген Жук | первый народный немецкий автомобиль, созданный по личному распоряжению Гитлера | 
| |
| 72 | Дессау, Германия | Стул Брно в Баухаузе | N/A | 
|
Серия 10: От Боснии до Франции
| # | Область | Сокровище | Краткое описание | Изображение | Координаты |
|---|---|---|---|---|---|
| 73 | Мостар, Босния и Герцеговина | Старый мост | N/A | 
| |
| 74 | Афины, Греция | Парфенон | N/A | 
| |
| 75 | Рим, Италия | Пантеон | N/A | 
| |
| 76 | Флоренция, Италия | Часовня Медичи | N/A | ||
| 77 | Венеция, Италия | Гранд-канал | N/A | 
| |
| 78 | Мадрид, Испания | Герника | Картина Пабло Пикассо | ||
| 79 | Гранада, Испания | Альгамбра | N/A | 
| |
| 80 | Шартр, Франция | Шартрский собор | N/A | 
|
Напишите отзыв о статье "Вокруг света за 80 сокровищами"
Примечания
- ↑ В большинстве современных источников, в том числе [whc.unesco.org/archive/advisory_body_evaluation/183.pdf ЮНЕСКО] в качестве даты основания города приводится ок. 1100 года до н. э., в БСЭ, однако, приводится иная дата — VII век до н. э.: Лептис-Магна — статья из Большой советской энциклопедии.
Ссылки
- Around the World in 80 Treasures (англ.) на сайте Internet Movie Database
- [www.radiotimes.com/content/features/treasures/ Список серий] на Radio Times
<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение |
Для улучшения этой статьи желательно?:
|
Отрывок, характеризующий Вокруг света за 80 сокровищами
ХПосле похорон отца княжна Марья заперлась в своей комнате и никого не впускала к себе. К двери подошла девушка сказать, что Алпатыч пришел спросить приказания об отъезде. (Это было еще до разговора Алпатыча с Дроном.) Княжна Марья приподнялась с дивана, на котором она лежала, и сквозь затворенную дверь проговорила, что она никуда и никогда не поедет и просит, чтобы ее оставили в покое.
Окна комнаты, в которой лежала княжна Марья, были на запад. Она лежала на диване лицом к стене и, перебирая пальцами пуговицы на кожаной подушке, видела только эту подушку, и неясные мысли ее были сосредоточены на одном: она думала о невозвратимости смерти и о той своей душевной мерзости, которой она не знала до сих пор и которая выказалась во время болезни ее отца. Она хотела, но не смела молиться, не смела в том душевном состоянии, в котором она находилась, обращаться к богу. Она долго лежала в этом положении.
Солнце зашло на другую сторону дома и косыми вечерними лучами в открытые окна осветило комнату и часть сафьянной подушки, на которую смотрела княжна Марья. Ход мыслей ее вдруг приостановился. Она бессознательно приподнялась, оправила волоса, встала и подошла к окну, невольно вдыхая в себя прохладу ясного, но ветреного вечера.
«Да, теперь тебе удобно любоваться вечером! Его уж нет, и никто тебе не помешает», – сказала она себе, и, опустившись на стул, она упала головой на подоконник.
Кто то нежным и тихим голосом назвал ее со стороны сада и поцеловал в голову. Она оглянулась. Это была m lle Bourienne, в черном платье и плерезах. Она тихо подошла к княжне Марье, со вздохом поцеловала ее и тотчас же заплакала. Княжна Марья оглянулась на нее. Все прежние столкновения с нею, ревность к ней, вспомнились княжне Марье; вспомнилось и то, как он последнее время изменился к m lle Bourienne, не мог ее видеть, и, стало быть, как несправедливы были те упреки, которые княжна Марья в душе своей делала ей. «Да и мне ли, мне ли, желавшей его смерти, осуждать кого нибудь! – подумала она.
Княжне Марье живо представилось положение m lle Bourienne, в последнее время отдаленной от ее общества, но вместе с тем зависящей от нее и живущей в чужом доме. И ей стало жалко ее. Она кротко вопросительно посмотрела на нее и протянула ей руку. M lle Bourienne тотчас заплакала, стала целовать ее руку и говорить о горе, постигшем княжну, делая себя участницей этого горя. Она говорила о том, что единственное утешение в ее горе есть то, что княжна позволила ей разделить его с нею. Она говорила, что все бывшие недоразумения должны уничтожиться перед великим горем, что она чувствует себя чистой перед всеми и что он оттуда видит ее любовь и благодарность. Княжна слушала ее, не понимая ее слов, но изредка взглядывая на нее и вслушиваясь в звуки ее голоса.
– Ваше положение вдвойне ужасно, милая княжна, – помолчав немного, сказала m lle Bourienne. – Я понимаю, что вы не могли и не можете думать о себе; но я моей любовью к вам обязана это сделать… Алпатыч был у вас? Говорил он с вами об отъезде? – спросила она.
Княжна Марья не отвечала. Она не понимала, куда и кто должен был ехать. «Разве можно было что нибудь предпринимать теперь, думать о чем нибудь? Разве не все равно? Она не отвечала.
– Вы знаете ли, chere Marie, – сказала m lle Bourienne, – знаете ли, что мы в опасности, что мы окружены французами; ехать теперь опасно. Ежели мы поедем, мы почти наверное попадем в плен, и бог знает…
Княжна Марья смотрела на свою подругу, не понимая того, что она говорила.
– Ах, ежели бы кто нибудь знал, как мне все все равно теперь, – сказала она. – Разумеется, я ни за что не желала бы уехать от него… Алпатыч мне говорил что то об отъезде… Поговорите с ним, я ничего, ничего не могу и не хочу…
– Я говорила с ним. Он надеется, что мы успеем уехать завтра; но я думаю, что теперь лучше бы было остаться здесь, – сказала m lle Bourienne. – Потому что, согласитесь, chere Marie, попасть в руки солдат или бунтующих мужиков на дороге – было бы ужасно. – M lle Bourienne достала из ридикюля объявление на нерусской необыкновенной бумаге французского генерала Рамо о том, чтобы жители не покидали своих домов, что им оказано будет должное покровительство французскими властями, и подала ее княжне.
– Я думаю, что лучше обратиться к этому генералу, – сказала m lle Bourienne, – и я уверена, что вам будет оказано должное уважение.
Княжна Марья читала бумагу, и сухие рыдания задергали ее лицо.
– Через кого вы получили это? – сказала она.
– Вероятно, узнали, что я француженка по имени, – краснея, сказала m lle Bourienne.
Княжна Марья с бумагой в руке встала от окна и с бледным лицом вышла из комнаты и пошла в бывший кабинет князя Андрея.
– Дуняша, позовите ко мне Алпатыча, Дронушку, кого нибудь, – сказала княжна Марья, – и скажите Амалье Карловне, чтобы она не входила ко мне, – прибавила она, услыхав голос m lle Bourienne. – Поскорее ехать! Ехать скорее! – говорила княжна Марья, ужасаясь мысли о том, что она могла остаться во власти французов.
«Чтобы князь Андрей знал, что она во власти французов! Чтоб она, дочь князя Николая Андреича Болконского, просила господина генерала Рамо оказать ей покровительство и пользовалась его благодеяниями! – Эта мысль приводила ее в ужас, заставляла ее содрогаться, краснеть и чувствовать еще не испытанные ею припадки злобы и гордости. Все, что только было тяжелого и, главное, оскорбительного в ее положении, живо представлялось ей. «Они, французы, поселятся в этом доме; господин генерал Рамо займет кабинет князя Андрея; будет для забавы перебирать и читать его письма и бумаги. M lle Bourienne lui fera les honneurs de Богучарово. [Мадемуазель Бурьен будет принимать его с почестями в Богучарове.] Мне дадут комнатку из милости; солдаты разорят свежую могилу отца, чтобы снять с него кресты и звезды; они мне будут рассказывать о победах над русскими, будут притворно выражать сочувствие моему горю… – думала княжна Марья не своими мыслями, но чувствуя себя обязанной думать за себя мыслями своего отца и брата. Для нее лично было все равно, где бы ни оставаться и что бы с ней ни было; но она чувствовала себя вместе с тем представительницей своего покойного отца и князя Андрея. Она невольно думала их мыслями и чувствовала их чувствами. Что бы они сказали, что бы они сделали теперь, то самое она чувствовала необходимым сделать. Она пошла в кабинет князя Андрея и, стараясь проникнуться его мыслями, обдумывала свое положение.
Требования жизни, которые она считала уничтоженными со смертью отца, вдруг с новой, еще неизвестной силой возникли перед княжной Марьей и охватили ее. Взволнованная, красная, она ходила по комнате, требуя к себе то Алпатыча, то Михаила Ивановича, то Тихона, то Дрона. Дуняша, няня и все девушки ничего не могли сказать о том, в какой мере справедливо было то, что объявила m lle Bourienne. Алпатыча не было дома: он уехал к начальству. Призванный Михаил Иваныч, архитектор, явившийся к княжне Марье с заспанными глазами, ничего не мог сказать ей. Он точно с той же улыбкой согласия, с которой он привык в продолжение пятнадцати лет отвечать, не выражая своего мнения, на обращения старого князя, отвечал на вопросы княжны Марьи, так что ничего определенного нельзя было вывести из его ответов. Призванный старый камердинер Тихон, с опавшим и осунувшимся лицом, носившим на себе отпечаток неизлечимого горя, отвечал «слушаю с» на все вопросы княжны Марьи и едва удерживался от рыданий, глядя на нее.
Наконец вошел в комнату староста Дрон и, низко поклонившись княжне, остановился у притолоки.
Княжна Марья прошлась по комнате и остановилась против него.
– Дронушка, – сказала княжна Марья, видевшая в нем несомненного друга, того самого Дронушку, который из своей ежегодной поездки на ярмарку в Вязьму привозил ей всякий раз и с улыбкой подавал свой особенный пряник. – Дронушка, теперь, после нашего несчастия, – начала она и замолчала, не в силах говорить дальше.
– Все под богом ходим, – со вздохом сказал он. Они помолчали.
– Дронушка, Алпатыч куда то уехал, мне не к кому обратиться. Правду ли мне говорят, что мне и уехать нельзя?
– Отчего же тебе не ехать, ваше сиятельство, ехать можно, – сказал Дрон.
– Мне сказали, что опасно от неприятеля. Голубчик, я ничего не могу, ничего не понимаю, со мной никого нет. Я непременно хочу ехать ночью или завтра рано утром. – Дрон молчал. Он исподлобья взглянул на княжну Марью.
– Лошадей нет, – сказал он, – я и Яков Алпатычу говорил.
– Отчего же нет? – сказала княжна.
– Все от божьего наказания, – сказал Дрон. – Какие лошади были, под войска разобрали, а какие подохли, нынче год какой. Не то лошадей кормить, а как бы самим с голоду не помереть! И так по три дня не емши сидят. Нет ничего, разорили вконец.
Княжна Марья внимательно слушала то, что он говорил ей.
– Мужики разорены? У них хлеба нет? – спросила она.
– Голодной смертью помирают, – сказал Дрон, – не то что подводы…
– Да отчего же ты не сказал, Дронушка? Разве нельзя помочь? Я все сделаю, что могу… – Княжне Марье странно было думать, что теперь, в такую минуту, когда такое горе наполняло ее душу, могли быть люди богатые и бедные и что могли богатые не помочь бедным. Она смутно знала и слышала, что бывает господский хлеб и что его дают мужикам. Она знала тоже, что ни брат, ни отец ее не отказали бы в нужде мужикам; она только боялась ошибиться как нибудь в словах насчет этой раздачи мужикам хлеба, которым она хотела распорядиться. Она была рада тому, что ей представился предлог заботы, такой, для которой ей не совестно забыть свое горе. Она стала расспрашивать Дронушку подробности о нуждах мужиков и о том, что есть господского в Богучарове.
– Ведь у нас есть хлеб господский, братнин? – спросила она.
– Господский хлеб весь цел, – с гордостью сказал Дрон, – наш князь не приказывал продавать.
– Выдай его мужикам, выдай все, что им нужно: я тебе именем брата разрешаю, – сказала княжна Марья.
Дрон ничего не ответил и глубоко вздохнул.
– Ты раздай им этот хлеб, ежели его довольно будет для них. Все раздай. Я тебе приказываю именем брата, и скажи им: что, что наше, то и ихнее. Мы ничего не пожалеем для них. Так ты скажи.
Дрон пристально смотрел на княжну, в то время как она говорила.
– Уволь ты меня, матушка, ради бога, вели от меня ключи принять, – сказал он. – Служил двадцать три года, худого не делал; уволь, ради бога.
Княжна Марья не понимала, чего он хотел от нее и от чего он просил уволить себя. Она отвечала ему, что она никогда не сомневалась в его преданности и что она все готова сделать для него и для мужиков.
Через час после этого Дуняша пришла к княжне с известием, что пришел Дрон и все мужики, по приказанию княжны, собрались у амбара, желая переговорить с госпожою.
– Да я никогда не звала их, – сказала княжна Марья, – я только сказала Дронушке, чтобы раздать им хлеба.
– Только ради бога, княжна матушка, прикажите их прогнать и не ходите к ним. Все обман один, – говорила Дуняша, – а Яков Алпатыч приедут, и поедем… и вы не извольте…
– Какой же обман? – удивленно спросила княжна
– Да уж я знаю, только послушайте меня, ради бога. Вот и няню хоть спросите. Говорят, не согласны уезжать по вашему приказанию.
– Ты что нибудь не то говоришь. Да я никогда не приказывала уезжать… – сказала княжна Марья. – Позови Дронушку.
Пришедший Дрон подтвердил слова Дуняши: мужики пришли по приказанию княжны.
– Да я никогда не звала их, – сказала княжна. – Ты, верно, не так передал им. Я только сказала, чтобы ты им отдал хлеб.
Дрон, не отвечая, вздохнул.
– Если прикажете, они уйдут, – сказал он.
– Нет, нет, я пойду к ним, – сказала княжна Марья
Несмотря на отговариванье Дуняши и няни, княжна Марья вышла на крыльцо. Дрон, Дуняша, няня и Михаил Иваныч шли за нею. «Они, вероятно, думают, что я предлагаю им хлеб с тем, чтобы они остались на своих местах, и сама уеду, бросив их на произвол французов, – думала княжна Марья. – Я им буду обещать месячину в подмосковной, квартиры; я уверена, что Andre еще больше бы сделав на моем месте», – думала она, подходя в сумерках к толпе, стоявшей на выгоне у амбара.
Толпа, скучиваясь, зашевелилась, и быстро снялись шляпы. Княжна Марья, опустив глаза и путаясь ногами в платье, близко подошла к ним. Столько разнообразных старых и молодых глаз было устремлено на нее и столько было разных лиц, что княжна Марья не видала ни одного лица и, чувствуя необходимость говорить вдруг со всеми, не знала, как быть. Но опять сознание того, что она – представительница отца и брата, придало ей силы, и она смело начала свою речь.
– Я очень рада, что вы пришли, – начала княжна Марья, не поднимая глаз и чувствуя, как быстро и сильно билось ее сердце. – Мне Дронушка сказал, что вас разорила война. Это наше общее горе, и я ничего не пожалею, чтобы помочь вам. Я сама еду, потому что уже опасно здесь и неприятель близко… потому что… Я вам отдаю все, мои друзья, и прошу вас взять все, весь хлеб наш, чтобы у вас не было нужды. А ежели вам сказали, что я отдаю вам хлеб с тем, чтобы вы остались здесь, то это неправда. Я, напротив, прошу вас уезжать со всем вашим имуществом в нашу подмосковную, и там я беру на себя и обещаю вам, что вы не будете нуждаться. Вам дадут и домы и хлеба. – Княжна остановилась. В толпе только слышались вздохи.
– Я не от себя делаю это, – продолжала княжна, – я это делаю именем покойного отца, который был вам хорошим барином, и за брата, и его сына.
Она опять остановилась. Никто не прерывал ее молчания.
– Горе наше общее, и будем делить всё пополам. Все, что мое, то ваше, – сказала она, оглядывая лица, стоявшие перед нею.
Все глаза смотрели на нее с одинаковым выражением, значения которого она не могла понять. Было ли это любопытство, преданность, благодарность, или испуг и недоверие, но выражение на всех лицах было одинаковое.
– Много довольны вашей милостью, только нам брать господский хлеб не приходится, – сказал голос сзади.
– Да отчего же? – сказала княжна.
Никто не ответил, и княжна Марья, оглядываясь по толпе, замечала, что теперь все глаза, с которыми она встречалась, тотчас же опускались.
– Отчего же вы не хотите? – спросила она опять.
Никто не отвечал.
Княжне Марье становилось тяжело от этого молчанья; она старалась уловить чей нибудь взгляд.
– Отчего вы не говорите? – обратилась княжна к старому старику, который, облокотившись на палку, стоял перед ней. – Скажи, ежели ты думаешь, что еще что нибудь нужно. Я все сделаю, – сказала она, уловив его взгляд. Но он, как бы рассердившись за это, опустил совсем голову и проговорил:
– Чего соглашаться то, не нужно нам хлеба.
– Что ж, нам все бросить то? Не согласны. Не согласны… Нет нашего согласия. Мы тебя жалеем, а нашего согласия нет. Поезжай сама, одна… – раздалось в толпе с разных сторон. И опять на всех лицах этой толпы показалось одно и то же выражение, и теперь это было уже наверное не выражение любопытства и благодарности, а выражение озлобленной решительности.
– Да вы не поняли, верно, – с грустной улыбкой сказала княжна Марья. – Отчего вы не хотите ехать? Я обещаю поселить вас, кормить. А здесь неприятель разорит вас…
Но голос ее заглушали голоса толпы.
– Нет нашего согласия, пускай разоряет! Не берем твоего хлеба, нет согласия нашего!
Княжна Марья старалась уловить опять чей нибудь взгляд из толпы, но ни один взгляд не был устремлен на нее; глаза, очевидно, избегали ее. Ей стало странно и неловко.
– Вишь, научила ловко, за ней в крепость иди! Дома разори да в кабалу и ступай. Как же! Я хлеб, мол, отдам! – слышались голоса в толпе.
Княжна Марья, опустив голову, вышла из круга и пошла в дом. Повторив Дрону приказание о том, чтобы завтра были лошади для отъезда, она ушла в свою комнату и осталась одна с своими мыслями.
Долго эту ночь княжна Марья сидела у открытого окна в своей комнате, прислушиваясь к звукам говора мужиков, доносившегося с деревни, но она не думала о них. Она чувствовала, что, сколько бы она ни думала о них, она не могла бы понять их. Она думала все об одном – о своем горе, которое теперь, после перерыва, произведенного заботами о настоящем, уже сделалось для нее прошедшим. Она теперь уже могла вспоминать, могла плакать и могла молиться. С заходом солнца ветер затих. Ночь была тихая и свежая. В двенадцатом часу голоса стали затихать, пропел петух, из за лип стала выходить полная луна, поднялся свежий, белый туман роса, и над деревней и над домом воцарилась тишина.
Одна за другой представлялись ей картины близкого прошедшего – болезни и последних минут отца. И с грустной радостью она теперь останавливалась на этих образах, отгоняя от себя с ужасом только одно последнее представление его смерти, которое – она чувствовала – она была не в силах созерцать даже в своем воображении в этот тихий и таинственный час ночи. И картины эти представлялись ей с такой ясностью и с такими подробностями, что они казались ей то действительностью, то прошедшим, то будущим.
То ей живо представлялась та минута, когда с ним сделался удар и его из сада в Лысых Горах волокли под руки и он бормотал что то бессильным языком, дергал седыми бровями и беспокойно и робко смотрел на нее.
«Он и тогда хотел сказать мне то, что он сказал мне в день своей смерти, – думала она. – Он всегда думал то, что он сказал мне». И вот ей со всеми подробностями вспомнилась та ночь в Лысых Горах накануне сделавшегося с ним удара, когда княжна Марья, предчувствуя беду, против его воли осталась с ним. Она не спала и ночью на цыпочках сошла вниз и, подойдя к двери в цветочную, в которой в эту ночь ночевал ее отец, прислушалась к его голосу. Он измученным, усталым голосом говорил что то с Тихоном. Ему, видно, хотелось поговорить. «И отчего он не позвал меня? Отчего он не позволил быть мне тут на месте Тихона? – думала тогда и теперь княжна Марья. – Уж он не выскажет никогда никому теперь всего того, что было в его душе. Уж никогда не вернется для него и для меня эта минута, когда бы он говорил все, что ему хотелось высказать, а я, а не Тихон, слушала бы и понимала его. Отчего я не вошла тогда в комнату? – думала она. – Может быть, он тогда же бы сказал мне то, что он сказал в день смерти. Он и тогда в разговоре с Тихоном два раза спросил про меня. Ему хотелось меня видеть, а я стояла тут, за дверью. Ему было грустно, тяжело говорить с Тихоном, который не понимал его. Помню, как он заговорил с ним про Лизу, как живую, – он забыл, что она умерла, и Тихон напомнил ему, что ее уже нет, и он закричал: „Дурак“. Ему тяжело было. Я слышала из за двери, как он, кряхтя, лег на кровать и громко прокричал: „Бог мой!Отчего я не взошла тогда? Что ж бы он сделал мне? Что бы я потеряла? А может быть, тогда же он утешился бы, он сказал бы мне это слово“. И княжна Марья вслух произнесла то ласковое слово, которое он сказал ей в день смерти. «Ду ше нь ка! – повторила княжна Марья это слово и зарыдала облегчающими душу слезами. Она видела теперь перед собою его лицо. И не то лицо, которое она знала с тех пор, как себя помнила, и которое она всегда видела издалека; а то лицо – робкое и слабое, которое она в последний день, пригибаясь к его рту, чтобы слышать то, что он говорил, в первый раз рассмотрела вблизи со всеми его морщинами и подробностями.
«Душенька», – повторила она.
«Что он думал, когда сказал это слово? Что он думает теперь? – вдруг пришел ей вопрос, и в ответ на это она увидала его перед собой с тем выражением лица, которое у него было в гробу на обвязанном белым платком лице. И тот ужас, который охватил ее тогда, когда она прикоснулась к нему и убедилась, что это не только не был он, но что то таинственное и отталкивающее, охватил ее и теперь. Она хотела думать о другом, хотела молиться и ничего не могла сделать. Она большими открытыми глазами смотрела на лунный свет и тени, всякую секунду ждала увидеть его мертвое лицо и чувствовала, что тишина, стоявшая над домом и в доме, заковывала ее.
– Дуняша! – прошептала она. – Дуняша! – вскрикнула она диким голосом и, вырвавшись из тишины, побежала к девичьей, навстречу бегущим к ней няне и девушкам.
