Грейг, Алексей Самуилович

Алексе́й Самуи́лович Грейг
Дата рождения	17 (6) сентября 1775(1775-09-06)
Место рождения	Кронштадт, Российская империя
Дата смерти	18 (30) января 1845(1845-01-30) (69 лет)
Место смерти	Санкт-Петербург, Российская империя
Принадлежность	Российская империя Российская империя
Род войск	Российский императорский флот Королевский военно-морской флот Великобритании
Годы службы	1788—1789, 1791—1792, 1796—1833 1789—1791, 1792—1796
Звание	Адмирал
Командовал	Черноморским флотом
Сражения/войны	Русско-шведская война (1788—1790): Гогландское сражение Война первой коалиции Война второй коалиции: Голландская экспедиция Война четвёртой коалиции: Адриатическая экспедиция Русско-турецкая война (1806—1812): Захват острова Тенедос Дарданелльское сражение Афонское сражение Война шестой коалиции: Осада Данцига Русско-турецкая война (1828—1829) Осада Варны
Награды и премии
Связи	отец Самуил Карлович Грейг, сын Самуил Алексеевич Грейг

Алексе́й Самуи́лович Грейг (6 сентября 1775, Кронштадт — 18 января 1845, Петербург) — российский адмирал (1828), в 1816—1833 гг. командующий Черноморским флотом, в 1840—1845 гг. президент Вольного экономического общества. Стоял у истоков Пулковской обсерватории.

Биография

Родился в семье шотландского морского офицера Сэмюэля Грейга, перешедшего на российскую службу из английского флота в чине капитана 1 ранга. В год рождения сына (1775) его отец был командующим Кронштадтским портом.

При крещении Алексея императрица и граф Алексей Орлов-Чесменский были его крестными родителями. В уважение заслуг отца и с верой, что сын продолжит его дело, Екатерина II пожаловала младенца чином мичмана.

В 1785 году Грейг был отправлен в Англию изучать морское дело. В декабре того же года произведён в лейтенанты. В 1788 году вернулся на родину, и 19 мая был назначен на линейный корабль «Мстислав». 6 июля участвовал в Гогландском сражении, в котором русским флотом командовал его отец.

Императрица, продолжая покровительствовать над детьми Грейга, произвела юношу в капитан-лейтенанты. По завещанию умершего Грейга-старшего, осенью 1789 года Алексей, вместе с младшим братом Карлом, для дальнейшего прохождения морской практики вновь отправился в Англию. В период с 1789 по 1791 годы братья совершили ряд плаваний в Индию и Китай на судах Ост-Индской компании. В 1791 году Алексей вернулся в Россию, однако спустя год вновь был отправлен в Англию. В ходе третьей заграничной поездки он служил волонтёром на британских военных кораблях, плавающих в Средиземном море. Участвовал в сражениях с французскими и испанскими судами.

В апреле 1796 года вернулся в Россию. Имея отличные рекомендации командиров Британского флота, 17 декабря был произведён императором Павлом I в капитаны 2-го ранга и назначен командиром фрегата «Архангел Михаил».

В 1798—1800 годах участвовал в войне России против Франции. Грейг командовал 64-пушечным линейным кораблём «Ретвизан» и крейсировал с союзной эскадрой в Северном море у острова Тексель. 1 января 1799 года был произведён в капитаны 1-го ранга. Участвовал в высадке десанта в Голландии, во взятии крепости Гельдерн и захвате голландских кораблей. Награждён орденом Св. Анны 2-й степени.

26 ноября 1802 года Грейг, за проведение 18 полугодовых морских кампаний был награждён орденом св. Георгия 4-й степени (№ 1406 по кавалерскому списку Григоровича — Степанова), а 9 января 1803 года произведён в чин капитан-командора.

В 1802 году Грейг был привлечен к работе «Комитета по исправлению флота» — созданного по инициативе Александра I, который считал морские дела для России второстепенными, 27-летний Алексей Самуилович являлся единственным капитаном 1-го ранга среди шести адмиралов, составлявших комитет. Не соглашаясь с выводами комитета, он отказался подписываться под разработанными предложениями. В 1804 году Грейг добился назначения на действующий военный флот и возглавил переход четырёх кораблей из Кронштадта в Средиземноморье, к военно-морской базе на острове Корфу, завоёванной Ушаковым в 1799 году.

Вскоре став младшим флагманом у Д. Н. Сенявина и получив 27 декабря 1805 года чин контр-адмирала, Грейг участвовал практически во всех боевых действиях русского флота в период Адриатической экспедиции 1805—1807 годов и Второй Архипелагской экспедиции 1807 года. Вначале он успешно защитил Республику Семи Островов на Ионических острововах от французов, а с началом русско-турецкой войны 1806—1812 годов перешёл с Сенявиным в Эгейское море для блокады Дарданелл. 10 марта 1807 года Грейг руководил десантом при захвате острова Тенедос вблизи Дарданелл. Затем участвовал в сражении в самом проливе, завершившемся успехом русского флота. 19 июня в Афонском сражении Сенявин поручил Грейгу, державшему флаг на «Ретвизане», возглавить группу кораблей, атаковавших авангард турецкого флота (другой такой группой командовал сам флагман). После жаркого боя и отступления турок Грейг с кораблями «Ретвизан», «Сильный», «Уриил» и «Св. Елена» был послан преследовать противника и вынудил экипажи трех отставших турецких кораблей выброситься на мель и сжечь свои суда. 18 сентября Грейг был награждён орденом Св. Анны 1-й степени.

После заключения с Наполеоном Тильзитского мира было заключено перемирие и с Турцией. 19 сентября 1807 года, после передачи Ионических островов Франции и возвращения Тенедоса Турции, Сенявин повёл свою эскадру обратно в Россию. 30 октября эскадра Сенявина была блокирована в Лиссабоне английской эскадрой. 23 августа 1808 года Сенявин и английский адмирал Коттон подписали конвенцию, по условиям которой русская эскадра должна была отправиться в Англию и находиться там до заключения мира между Англией и Россией, после чего возвратиться в Россию. 31 августа эскадра Сенявина под русским флагом вышла из Лиссабона и 27 сентября прибыла на портсмутский рейд. 5 августа 1809 года русские команды вышли из Портсмута и 9 сентября прибыли в Ригу.

В связи с обострением англо-русских отношений, Грейг, вернувшись в Россию, был удалён от активной военно-морской деятельности. Жил в Москве.

С началом Отечественной войны 1812 года был направлен в ставку главнокомандующего Черноморским флотом и Молдавской армией адмирала Чичагова, по приказу которого отправился дипломатическими поручениями в Стамбул, на Мальту и Сицилию для привлечения к России союзников в войне с Наполеоном.

В 1813 году, с началом Заграничного похода русской армии, опытный моряк был назначен командиром флотилии судов, осуществлявших морскую блокаду Данцига. За свои успешные действия удостоен 4 сентября того же года чина вице-адмирала и награждён орденом Св. Владимира 2-й степени.

В марте 1816 года Грейг получил назначение на должность главнокомандующего Черноморского флота, одновременно — военного губернатора Севастополя и Николаева. Находясь в этой должности до 1833 года, многое сделал для восстановления пришедшего в упадок флота. Заботился об увеличении числа кораблей и усовершенствовании их конструкции, участвовал в создании первых паровых судов, организовал постройку большого числа малых судов для практического обучения морских экипажей, ежегодно выходил в плавания с эскадрой. Построил в Николаеве морскую астрономическую обсерваторию и морскую библиотеку, за что в 1822 году был избран почётным членом Петербургской академии наук. Участвовал в работе «Комитета образования флота». Возглавлял Николаевский ссудный банк.

Командующий Черноморским флотом многое сделал для обустройства Николаева. В городе были воздвигнуты портовые сооружения, создано кредитное общество, активизировалась морская торговля. При Грейге в Николаеве появился Морской бульвар, начались работы по освещению города, прокладке тротуаров, открыты мужские и женские училища, построен приют. Город украсился новыми зданиями, активно озеленялся.

В 1826 году Грейг впервые в истории русского флота создал в Николаеве штаб, в задачу которого входила организация боевой подготовки флота в мирное время и разработка планов операций во время войны.

В 1827 году по его распоряжению были проведены первые раскопки Херсонеса, при которых было открыто три храма.

В русско-турецкой войне 1828—1829 годов флот под командованием Грейга успешно действовал на коммуникациях противника. Его черноморская эскадра поддерживала действия русских сухопутных армий на Балканах и Кавказе. В июне 1828 года эскадра под руководством Грейга и начальника Морского штаба А.С. Меншикова двинулась к Анапе и вскоре овладела ею. Затем были победы под Варной, Месемврией, Ахиолло, Инадой, Мидией, Сан-Стефано, Бургасом, Сизополем, крейсерство у Босфора, анатолийских и абхазских берегов. За умелые действия в войне флотоводец был произведён в адмиралы.

В 1833 году Грейг руководил подготовкой черноморской эскадры для Босфорской экспедиции, но командование ею было поручено уже начальнику его штаба контр-адмиралу Михаилу Лазареву. Здоровье главного командира Черноморского флота было ослаблено многолетней неутомимой деятельностью, и по возвращении Лазарева в Севастополь Грейг передал ему свой пост. Существует мнение, что Грейг саботировал распоряжения Николая I о подготовке эскадры к Босфорской экспедиции, в связи с чем последовало назначение Лазарева на должность начальника штаба Черноморского флота и поручение ему руководства Босфорской экспедицией.

Незадолго до отставки Грейг руководил расследованием внезапной смерти прибывшего в Николаев героя последней русско-турецкой войны капитан 1-го ранга Казарского, который был направлен для проведения ревизии тыловых контор и складов в черноморских портах.

Назначенный Николаем I членом Государственного совета, Грейг не оставался без дел: он стал основателем Пулковской обсерватории под Петербургом, с 1840 года возглавлял Вольное экономическое общество и Комиссию по вопросам кораблестроения. Как член Государственного Совета, адмирал Грейг выступал оппонентом министра финансов Е.Ф.Канкрина, предложив свой собственный проект реформы денежной системы России.

Умер на 70 году жизни. Похоронен на Смоленском лютеранском кладбище в Петербурге.

Награды

• Орден Святой Анны 2 ст. (1799)
• Орден Святого Георгия 4 ст. "За личную храбрость, проявленную при взятие в плен у Гельдерской крепости голландского корабля «Вашингтон»" (26.11.1802)
• Орден Святой Анны 1 ст. (18.09.1807)
• Орден Святого Владимира 2 ст. (04.09.1813)
• Орден Святого Александра Невского (18.05.1818)
• Алмазные знаки к Ордену Святого Александра Невского (13.09.1821)
• Орден Святого Владимира 1 ст. (06.12.1827)
• Орден Святого Георгия 2 ст. "За осаду и покорение Варны" (29.09.1828)
• Вензель Николая I на погоны (22.09.1829)
• Орден Святого апостола Андрея Первозванного (06.12.1843)

Семья

Жена — Юлия Михайловна Сталинская (27.01.1800 — 28.09.1881), дочь могилевского трактирщика, при рождении еврейка Лия Мойшевна Рафалович-Сталинская. В молодости служила в трактире отца. Вышла замуж за польского офицера капитана Кульчинского, однако вскоре развелась. В 1820 году прибыла с поставками корабельного леса в Николаев, добилась аудиенции у командующего Черноморским флотом и портами адмирала А. С. Грейга и вскоре стала его гражданской женой. Они тайно обвенчались в 1827 году. Согласно свидетельству Вигеля,

В её наружности не было ничего еврейского. Кокетством и смелостью манер она скорее походила на мелкопоместных польских панянок: так же, как они, не знала иностранных языков, а с польским выговором хорошо и умело выражалась по-русски.

Их дети: Алексей (род. ок. 1825—20.03.1876), Самуил, Юлия (05.09.1829 — 11.03.1865), Иван (06.03.1831 — 15.09.1893), Василий (10.03.1832 — 1902), Сарра (1833 — 1834), Евгения (Дженни, 15.02.1835 — 16.02.1870).

Память

В 1883 в Николаеве был поставлен памятник, выполненный по проекту М. О. Микешина известным скульптором А. М. Опекушиным. Скульптура была повернута в сторону р. Ингул, потому что в то время там находился главный въезд в город. В 1922 году большевисткая власть демонтировала памятник, оставив при этом постамент, на который позже установили скульптуру В. И. Ленина (открытый 27 октября 1957 года), который 22 февраля 2014 был разрушен. Сам же памятник Грейга поставили во дворе костёла, а после войны переплавили.

В честь Грейга названы:

• мыс в Бристольском заливе Берингова моря;
• остров в Тихом океане, в архипелаге Россиян.
• Грейгово (укр. Грейгове) — посёлок в Витовском районе Николаевской области, Украина.

Литература

• Судейкин В. Грейг, адмиралы и государственные деятели // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• [www.museum.ru/museum/1812/Persons/slovar/sl_g35.html Словарь русских генералов, участников боевых действий против армии Наполеона Бонапарта в 1812—1815 гг.] // Российский архив : Сб. — М., студия «ТРИТЭ» Н. Михалкова, 1996. — Т. VII. — С. 368-369.
• Шилов Д. Н., Кузьмин Ю. А. Члены Государственного Совета Российской империи: 1801—1906: Биобиблиографический справочник. — СПб., 2007.
• Скрицкий Н. В. [militera.lib.ru/bio/skritsky_nv/08.html Георгиевские кавалеры под Андреевским флагом]. — М.: Центрполиграф, 2002.
• Закревский Н. Воспоминания об адмирале А. С. Грейге. // Морской сборник. — 1864, № 2. — С. 189—203 (неофиц).
• Адмирал Алексей Самуилович Грейг: Биографический очерк / Сост. Аврамий Асланбегов. — СПб., 1873.
• Крючков Ю. С. Алексей Самуилович Грейг. — М.: Наука, 1984.
• Гурьев А. [coindepo.ru/spravochniki/9/46/19334/ Денежное обращение в России в XIX столетии]. — СПб., 1903.

Отрывок, характеризующий Грейг, Алексей Самуилович

Представим себе двух людей, вышедших на поединок с шпагами по всем правилам фехтовального искусства: фехтование продолжалось довольно долгое время; вдруг один из противников, почувствовав себя раненым – поняв, что дело это не шутка, а касается его жизни, бросил свою шпагу и, взяв первую попавшуюся дубину, начал ворочать ею. Но представим себе, что противник, так разумно употребивший лучшее и простейшее средство для достижения цели, вместе с тем воодушевленный преданиями рыцарства, захотел бы скрыть сущность дела и настаивал бы на том, что он по всем правилам искусства победил на шпагах. Можно себе представить, какая путаница и неясность произошла бы от такого описания происшедшего поединка.
Фехтовальщик, требовавший борьбы по правилам искусства, были французы; его противник, бросивший шпагу и поднявший дубину, были русские; люди, старающиеся объяснить все по правилам фехтования, – историки, которые писали об этом событии.
Со времени пожара Смоленска началась война, не подходящая ни под какие прежние предания войн. Сожжение городов и деревень, отступление после сражений, удар Бородина и опять отступление, оставление и пожар Москвы, ловля мародеров, переимка транспортов, партизанская война – все это были отступления от правил.
Наполеон чувствовал это, и с самого того времени, когда он в правильной позе фехтовальщика остановился в Москве и вместо шпаги противника увидал поднятую над собой дубину, он не переставал жаловаться Кутузову и императору Александру на то, что война велась противно всем правилам (как будто существовали какие то правила для того, чтобы убивать людей). Несмотря на жалобы французов о неисполнении правил, несмотря на то, что русским, высшим по положению людям казалось почему то стыдным драться дубиной, а хотелось по всем правилам стать в позицию en quarte или en tierce [четвертую, третью], сделать искусное выпадение в prime [первую] и т. д., – дубина народной войны поднялась со всей своей грозной и величественной силой и, не спрашивая ничьих вкусов и правил, с глупой простотой, но с целесообразностью, не разбирая ничего, поднималась, опускалась и гвоздила французов до тех пор, пока не погибло все нашествие.
И благо тому народу, который не как французы в 1813 году, отсалютовав по всем правилам искусства и перевернув шпагу эфесом, грациозно и учтиво передает ее великодушному победителю, а благо тому народу, который в минуту испытания, не спрашивая о том, как по правилам поступали другие в подобных случаях, с простотою и легкостью поднимает первую попавшуюся дубину и гвоздит ею до тех пор, пока в душе его чувство оскорбления и мести не заменяется презрением и жалостью.


Одним из самых осязательных и выгодных отступлений от так называемых правил войны есть действие разрозненных людей против людей, жмущихся в кучу. Такого рода действия всегда проявляются в войне, принимающей народный характер. Действия эти состоят в том, что, вместо того чтобы становиться толпой против толпы, люди расходятся врозь, нападают поодиночке и тотчас же бегут, когда на них нападают большими силами, а потом опять нападают, когда представляется случай. Это делали гверильясы в Испании; это делали горцы на Кавказе; это делали русские в 1812 м году.
Войну такого рода назвали партизанскою и полагали, что, назвав ее так, объяснили ее значение. Между тем такого рода война не только не подходит ни под какие правила, но прямо противоположна известному и признанному за непогрешимое тактическому правилу. Правило это говорит, что атакующий должен сосредоточивать свои войска с тем, чтобы в момент боя быть сильнее противника.
Партизанская война (всегда успешная, как показывает история) прямо противуположна этому правилу.
Противоречие это происходит оттого, что военная наука принимает силу войск тождественною с их числительностию. Военная наука говорит, что чем больше войска, тем больше силы. Les gros bataillons ont toujours raison. [Право всегда на стороне больших армий.]
Говоря это, военная наука подобна той механике, которая, основываясь на рассмотрении сил только по отношению к их массам, сказала бы, что силы равны или не равны между собою, потому что равны или не равны их массы.
Сила (количество движения) есть произведение из массы на скорость.
В военном деле сила войска есть также произведение из массы на что то такое, на какое то неизвестное х.
Военная наука, видя в истории бесчисленное количество примеров того, что масса войск не совпадает с силой, что малые отряды побеждают большие, смутно признает существование этого неизвестного множителя и старается отыскать его то в геометрическом построении, то в вооружении, то – самое обыкновенное – в гениальности полководцев. Но подстановление всех этих значений множителя не доставляет результатов, согласных с историческими фактами.
А между тем стоит только отрешиться от установившегося, в угоду героям, ложного взгляда на действительность распоряжений высших властей во время войны для того, чтобы отыскать этот неизвестный х.
Х этот есть дух войска, то есть большее или меньшее желание драться и подвергать себя опасностям всех людей, составляющих войско, совершенно независимо от того, дерутся ли люди под командой гениев или не гениев, в трех или двух линиях, дубинами или ружьями, стреляющими тридцать раз в минуту. Люди, имеющие наибольшее желание драться, всегда поставят себя и в наивыгоднейшие условия для драки.
Дух войска – есть множитель на массу, дающий произведение силы. Определить и выразить значение духа войска, этого неизвестного множителя, есть задача науки.
Задача эта возможна только тогда, когда мы перестанем произвольно подставлять вместо значения всего неизвестного Х те условия, при которых проявляется сила, как то: распоряжения полководца, вооружение и т. д., принимая их за значение множителя, а признаем это неизвестное во всей его цельности, то есть как большее или меньшее желание драться и подвергать себя опасности. Тогда только, выражая уравнениями известные исторические факты, из сравнения относительного значения этого неизвестного можно надеяться на определение самого неизвестного.
Десять человек, батальонов или дивизий, сражаясь с пятнадцатью человеками, батальонами или дивизиями, победили пятнадцать, то есть убили и забрали в плен всех без остатка и сами потеряли четыре; стало быть, уничтожились с одной стороны четыре, с другой стороны пятнадцать. Следовательно, четыре были равны пятнадцати, и, следовательно, 4а:=15у. Следовательно, ж: г/==15:4. Уравнение это не дает значения неизвестного, но оно дает отношение между двумя неизвестными. И из подведения под таковые уравнения исторических различно взятых единиц (сражений, кампаний, периодов войн) получатся ряды чисел, в которых должны существовать и могут быть открыты законы.
Тактическое правило о том, что надо действовать массами при наступлении и разрозненно при отступлении, бессознательно подтверждает только ту истину, что сила войска зависит от его духа. Для того чтобы вести людей под ядра, нужно больше дисциплины, достигаемой только движением в массах, чем для того, чтобы отбиваться от нападающих. Но правило это, при котором упускается из вида дух войска, беспрестанно оказывается неверным и в особенности поразительно противоречит действительности там, где является сильный подъем или упадок духа войска, – во всех народных войнах.
Французы, отступая в 1812 м году, хотя и должны бы защищаться отдельно, по тактике, жмутся в кучу, потому что дух войска упал так, что только масса сдерживает войско вместе. Русские, напротив, по тактике должны бы были нападать массой, на деле же раздробляются, потому что дух поднят так, что отдельные лица бьют без приказания французов и не нуждаются в принуждении для того, чтобы подвергать себя трудам и опасностям.


Так называемая партизанская война началась со вступления неприятеля в Смоленск.
Прежде чем партизанская война была официально принята нашим правительством, уже тысячи людей неприятельской армии – отсталые мародеры, фуражиры – были истреблены казаками и мужиками, побивавшими этих людей так же бессознательно, как бессознательно собаки загрызают забеглую бешеную собаку. Денис Давыдов своим русским чутьем первый понял значение той страшной дубины, которая, не спрашивая правил военного искусства, уничтожала французов, и ему принадлежит слава первого шага для узаконения этого приема войны.
24 го августа был учрежден первый партизанский отряд Давыдова, и вслед за его отрядом стали учреждаться другие. Чем дальше подвигалась кампания, тем более увеличивалось число этих отрядов.
Партизаны уничтожали Великую армию по частям. Они подбирали те отпадавшие листья, которые сами собою сыпались с иссохшего дерева – французского войска, и иногда трясли это дерево. В октябре, в то время как французы бежали к Смоленску, этих партий различных величин и характеров были сотни. Были партии, перенимавшие все приемы армии, с пехотой, артиллерией, штабами, с удобствами жизни; были одни казачьи, кавалерийские; были мелкие, сборные, пешие и конные, были мужицкие и помещичьи, никому не известные. Был дьячок начальником партии, взявший в месяц несколько сот пленных. Была старостиха Василиса, побившая сотни французов.
Последние числа октября было время самого разгара партизанской войны. Тот первый период этой войны, во время которого партизаны, сами удивляясь своей дерзости, боялись всякую минуту быть пойманными и окруженными французами и, не расседлывая и почти не слезая с лошадей, прятались по лесам, ожидая всякую минуту погони, – уже прошел. Теперь уже война эта определилась, всем стало ясно, что можно было предпринять с французами и чего нельзя было предпринимать. Теперь уже только те начальники отрядов, которые с штабами, по правилам ходили вдали от французов, считали еще многое невозможным. Мелкие же партизаны, давно уже начавшие свое дело и близко высматривавшие французов, считали возможным то, о чем не смели и думать начальники больших отрядов. Казаки же и мужики, лазившие между французами, считали, что теперь уже все было возможно.
22 го октября Денисов, бывший одним из партизанов, находился с своей партией в самом разгаре партизанской страсти. С утра он с своей партией был на ходу. Он целый день по лесам, примыкавшим к большой дороге, следил за большим французским транспортом кавалерийских вещей и русских пленных, отделившимся от других войск и под сильным прикрытием, как это было известно от лазутчиков и пленных, направлявшимся к Смоленску. Про этот транспорт было известно не только Денисову и Долохову (тоже партизану с небольшой партией), ходившему близко от Денисова, но и начальникам больших отрядов с штабами: все знали про этот транспорт и, как говорил Денисов, точили на него зубы. Двое из этих больших отрядных начальников – один поляк, другой немец – почти в одно и то же время прислали Денисову приглашение присоединиться каждый к своему отряду, с тем чтобы напасть на транспорт.
– Нет, бг'ат, я сам с усам, – сказал Денисов, прочтя эти бумаги, и написал немцу, что, несмотря на душевное желание, которое он имел служить под начальством столь доблестного и знаменитого генерала, он должен лишить себя этого счастья, потому что уже поступил под начальство генерала поляка. Генералу же поляку он написал то же самое, уведомляя его, что он уже поступил под начальство немца.
Распорядившись таким образом, Денисов намеревался, без донесения о том высшим начальникам, вместе с Долоховым атаковать и взять этот транспорт своими небольшими силами. Транспорт шел 22 октября от деревни Микулиной к деревне Шамшевой. С левой стороны дороги от Микулина к Шамшеву шли большие леса, местами подходившие к самой дороге, местами отдалявшиеся от дороги на версту и больше. По этим то лесам целый день, то углубляясь в середину их, то выезжая на опушку, ехал с партией Денисов, не выпуская из виду двигавшихся французов. С утра, недалеко от Микулина, там, где лес близко подходил к дороге, казаки из партии Денисова захватили две ставшие в грязи французские фуры с кавалерийскими седлами и увезли их в лес. С тех пор и до самого вечера партия, не нападая, следила за движением французов. Надо было, не испугав их, дать спокойно дойти до Шамшева и тогда, соединившись с Долоховым, который должен был к вечеру приехать на совещание к караулке в лесу (в версте от Шамшева), на рассвете пасть с двух сторон как снег на голову и побить и забрать всех разом.
Позади, в двух верстах от Микулина, там, где лес подходил к самой дороге, было оставлено шесть казаков, которые должны были донести сейчас же, как только покажутся новые колонны французов.
Впереди Шамшева точно так же Долохов должен был исследовать дорогу, чтобы знать, на каком расстоянии есть еще другие французские войска. При транспорте предполагалось тысяча пятьсот человек. У Денисова было двести человек, у Долохова могло быть столько же. Но превосходство числа не останавливало Денисова. Одно только, что еще нужно было знать ему, это то, какие именно были эти войска; и для этой цели Денисову нужно было взять языка (то есть человека из неприятельской колонны). В утреннее нападение на фуры дело сделалось с такою поспешностью, что бывших при фурах французов всех перебили и захватили живым только мальчишку барабанщика, который был отсталый и ничего не мог сказать положительно о том, какие были войска в колонне.
Нападать другой раз Денисов считал опасным, чтобы не встревожить всю колонну, и потому он послал вперед в Шамшево бывшего при его партии мужика Тихона Щербатого – захватить, ежели можно, хоть одного из бывших там французских передовых квартиргеров.


Был осенний, теплый, дождливый день. Небо и горизонт были одного и того же цвета мутной воды. То падал как будто туман, то вдруг припускал косой, крупный дождь.
На породистой, худой, с подтянутыми боками лошади, в бурке и папахе, с которых струилась вода, ехал Денисов. Он, так же как и его лошадь, косившая голову и поджимавшая уши, морщился от косого дождя и озабоченно присматривался вперед. Исхудавшее и обросшее густой, короткой, черной бородой лицо его казалось сердито.
Рядом с Денисовым, также в бурке и папахе, на сытом, крупном донце ехал казачий эсаул – сотрудник Денисова.
Эсаул Ловайский – третий, также в бурке и папахе, был длинный, плоский, как доска, белолицый, белокурый человек, с узкими светлыми глазками и спокойно самодовольным выражением и в лице и в посадке. Хотя и нельзя было сказать, в чем состояла особенность лошади и седока, но при первом взгляде на эсаула и Денисова видно было, что Денисову и мокро и неловко, – что Денисов человек, который сел на лошадь; тогда как, глядя на эсаула, видно было, что ему так же удобно и покойно, как и всегда, и что он не человек, который сел на лошадь, а человек вместе с лошадью одно, увеличенное двойною силою, существо.
Немного впереди их шел насквозь промокший мужичок проводник, в сером кафтане и белом колпаке.
Немного сзади, на худой, тонкой киргизской лошаденке с огромным хвостом и гривой и с продранными в кровь губами, ехал молодой офицер в синей французской шинели.
Рядом с ним ехал гусар, везя за собой на крупе лошади мальчика в французском оборванном мундире и синем колпаке. Мальчик держался красными от холода руками за гусара, пошевеливал, стараясь согреть их, свои босые ноги, и, подняв брови, удивленно оглядывался вокруг себя. Это был взятый утром французский барабанщик.
Сзади, по три, по четыре, по узкой, раскиснувшей и изъезженной лесной дороге, тянулись гусары, потом казаки, кто в бурке, кто во французской шинели, кто в попоне, накинутой на голову. Лошади, и рыжие и гнедые, все казались вороными от струившегося с них дождя. Шеи лошадей казались странно тонкими от смокшихся грив. От лошадей поднимался пар. И одежды, и седла, и поводья – все было мокро, склизко и раскисло, так же как и земля, и опавшие листья, которыми была уложена дорога. Люди сидели нахохлившись, стараясь не шевелиться, чтобы отогревать ту воду, которая пролилась до тела, и не пропускать новую холодную, подтекавшую под сиденья, колени и за шеи. В середине вытянувшихся казаков две фуры на французских и подпряженных в седлах казачьих лошадях громыхали по пням и сучьям и бурчали по наполненным водою колеям дороги.
Лошадь Денисова, обходя лужу, которая была на дороге, потянулась в сторону и толканула его коленкой о дерево.
– Э, чег'т! – злобно вскрикнул Денисов и, оскаливая зубы, плетью раза три ударил лошадь, забрызгав себя и товарищей грязью. Денисов был не в духе: и от дождя и от голода (с утра никто ничего не ел), и главное оттого, что от Долохова до сих пор не было известий и посланный взять языка не возвращался.
«Едва ли выйдет другой такой случай, как нынче, напасть на транспорт. Одному нападать слишком рискованно, а отложить до другого дня – из под носа захватит добычу кто нибудь из больших партизанов», – думал Денисов, беспрестанно взглядывая вперед, думая увидать ожидаемого посланного от Долохова.
Выехав на просеку, по которой видно было далеко направо, Денисов остановился.