Минотавр
| Минотавр (Μῑνώταυρος) | |
|---|---|
 Бой Тесея с Минотавром. Иллюстрация из книги 1898 г. Чудовище с телом человека и головой быка | |
| Мифология: | Древнегреческая мифология |
| Толкование имени: | Бык Миноса |
| Отец: | Критский бык |
| Мать: | Пасифая |
Минота́вр (др.-греч. Μῑνώταυρος, бык Миноса) — критское чудовище человек с головой быка, живший в Лабиринте и убитый Тесеем.
Содержание
Миф
По греческому преданию[1], Минотавр — чудовище с телом человека и головой быка[2], происшедшее от неестественной любви Пасифаи, жены царя Миноса, к посланному Посейдоном (в некоторых источниках Зевсом) быку[3]. По преданию, она прельщала быка, ложась в деревянную корову, сделанную для неё Дедалом.
Минос скрывал его в построенном Дедалом Кносском лабиринте на Крите, куда ему бросались на пожирание преступники, а также присылаемые из Афин каждые девять лет[4] 7 девушек и 7 юношей (либо каждый год 7 детей[5]). Тесей был (по Диодору) из второй группы (по Плутарху, из третьей). По некоторым источникам, пленникам выкалывали глаза[6]. По истолкованию, пленники умирали сами, блуждая и не находя выхода[7].
Тесей, явившись на Крит в числе 14 жертв, убил Минотавра ударами кулака[8] и при помощи Ариадны (единоутробной сестры Минотавра — дочери Миноса и Пасифаи), давшей ему клубок ниток, вышел из лабиринта.
На троне в Амиклах Тесей изображен ведущим Минотавра связанным и живым[9].
В своей хронике Евсевий со ссылкой на Филохора излагает другую версию про Минотавра. Минотавр был учителем критского царя Миноса по имени Тавр и жестоким человеком. Минос учредил состязание, предлагая афинских мальчиков в качестве приза. В состязании Тавр побеждал всех соперников, пока не был побежден в борьбе десятым царем Афин Тесеем, на основании чего афинян освободили от уплаты дани мальчиками, как говорили сами жители Кносса. Евсевий отнёс победу Тесея на 1230-е гг. до н. э.
Плутарх в жизнеописании Тесея использует тот же источник, автора III в. до н. э. Филохора:
«Но, по словам Филохора, критяне отвергают это предание и говорят, что Лабиринт был обыкновенной тюрьмой, где заключенным не делали ничего дурного и только караулили их, чтобы они не убежали, и что Минос устраивал гимнические состязания в память об Андрогее, а победителю давал в награду афинских подростков, до поры содержавшихся под стражею в Лабиринте. На первых состязаниях победил военачальник по имени Тавр, пользовавшийся тогда у Миноса величайшим доверием, человек грубого и дикого нрава, обходившийся с подростками высокомерно и жестоко. Аристотель в „Государственном устройстве Боттии“ также совершенно ясно дает понять, что не верит, будто Минос лишал подростков жизни: они, полагает философ, успевали состариться на Крите, неся рабскую службу.»
Согласно историку Демону, полководец Тавр завязал в гавани бой с Тесеем и был убит[10]. Плутарх приводит сведения от разных историков, из которых можно почерпнуть, что у царя Миноса был такой военачальник Тавр, погибший в войне с афинянами, а все остальные подробности, видимо продукт мифотворчества, как считали ученые поздней античности.
По Павсанию, его настоящее имя было Астерий («звёздный») — сын Миноса, побежденный Тесеем[11].
На вазах его тело усеяно звездами либо испещрено глазами, на монете из Кносса изображался в маске быка[12].
В микенских текстах упомянута богиня da-pu2-ri-to-jo po-ti-ni-ja (Laburinthoio Potnia, «владычица Лабиринта»)[13].
Толкования
По одной из гипотез, миф о Минотавре заимствован из Финикии, где Молох изображался также с бычьей головой и требовал человеческих жертв. Убийство Минотавра знаменует уничтожение его культа.
По мнению ряда современных историков[14], история Минотавра является зашифрованным повествованием о столкновении индоевропейских культур с культурами автохтонных «народов моря» (почитавших быка), победителем в котором оказались индоевропейцы.
Проф. В. Г. Борухович отмечает, что его внешний облик «заставляет вспомнить богов Египта, часто изображавшихся в виде людей с головой животного»[15].
Плутарх в жизнеописании Тесея пишет, что образ Минотавра как чудовища списан с начальника стражи царя Миноса Тавра, который участвовал в потешных боях с пленниками в Лабиринте.
В романе Мэри Рено «Тесей» жертвоприношение Минотавру трактовано с сугубо реалистической точки зрения — с ее точки зрения, жертв заставляли участвовать в жертвоприношении — «бычьей пляске» (протокорриде), изображения которой можно увидеть на критских фресках.
См. также
Напишите отзыв о статье "Минотавр"
Примечания
- ↑ Мифы народов мира. М., 1991-92. В 2 т. Т.2. С.153, Любкер Ф. Реальный словарь классических древностей. М., 2001. В 3 т. Т.2. С.399
- ↑ Проперций. Элегии IV 4, 41
- ↑ Гесиод. Перечень женщин, фр.145 М.-У.; Диодор Сицилийский. Историческая библиотека IV 77, 3; Псевдо-Аполлодор. Мифологическая библиотека III 1, 4
- ↑ Диодор Сицилийский. Историческая библиотека IV 61, 3
- ↑ Гигин. Мифы 41
- ↑ Орозий. История против язычников I 13, 2
- ↑ Плутарх. Тесей 16
- ↑ Псевдо-Аполлодор. Мифологическая библиотека Э I 7.9; Диодор Сицилийский. Историческая библиотека IV 61, 4
- ↑ Павсаний. Описание Эллады III 18, 11
- ↑ Плутарх. Тесей 19
- ↑ Павсаний. Описание Эллады II 31, 1
- ↑ Лосев А. Ф. Мифология греков и римлян. М., 1996. С.238
- ↑ Предметно-понятийный словарь греческого языка. Микенский период. Л., 1986. С.141; см. также об этимологии: Немировский А. И. Этруски: От мифа к истории. М., 1982. С.114-115
- ↑ см. Дэвис Норман, История Европы — М., «АСТ», 2007 г.
- ↑ [ancientrome.ru/publik/article.htm?a=1291542587#n022 Борухович В. Г. Зевс Минойский (следы культа верховного критского божества в греческих мифах и религиозных обрядах)]
Ссылки
- [www.theoi.com/Ther/Minotauros.html Подборка текстов о Минотавре] (англ.)
|
||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Минотавр
Наташе было 16 лет, и был 1809 год, тот самый, до которого она четыре года тому назад по пальцам считала с Борисом после того, как она с ним поцеловалась. С тех пор она ни разу не видала Бориса. Перед Соней и с матерью, когда разговор заходил о Борисе, она совершенно свободно говорила, как о деле решенном, что всё, что было прежде, – было ребячество, про которое не стоило и говорить, и которое давно было забыто. Но в самой тайной глубине ее души, вопрос о том, было ли обязательство к Борису шуткой или важным, связывающим обещанием, мучил ее.
С самых тех пор, как Борис в 1805 году из Москвы уехал в армию, он не видался с Ростовыми. Несколько раз он бывал в Москве, проезжал недалеко от Отрадного, но ни разу не был у Ростовых.
Наташе приходило иногда к голову, что он не хотел видеть ее, и эти догадки ее подтверждались тем грустным тоном, которым говаривали о нем старшие:
– В нынешнем веке не помнят старых друзей, – говорила графиня вслед за упоминанием о Борисе.
Анна Михайловна, в последнее время реже бывавшая у Ростовых, тоже держала себя как то особенно достойно, и всякий раз восторженно и благодарно говорила о достоинствах своего сына и о блестящей карьере, на которой он находился. Когда Ростовы приехали в Петербург, Борис приехал к ним с визитом.
Он ехал к ним не без волнения. Воспоминание о Наташе было самым поэтическим воспоминанием Бориса. Но вместе с тем он ехал с твердым намерением ясно дать почувствовать и ей, и родным ее, что детские отношения между ним и Наташей не могут быть обязательством ни для нее, ни для него. У него было блестящее положение в обществе, благодаря интимности с графиней Безуховой, блестящее положение на службе, благодаря покровительству важного лица, доверием которого он вполне пользовался, и у него были зарождающиеся планы женитьбы на одной из самых богатых невест Петербурга, которые очень легко могли осуществиться. Когда Борис вошел в гостиную Ростовых, Наташа была в своей комнате. Узнав о его приезде, она раскрасневшись почти вбежала в гостиную, сияя более чем ласковой улыбкой.
Борис помнил ту Наташу в коротеньком платье, с черными, блестящими из под локон глазами и с отчаянным, детским смехом, которую он знал 4 года тому назад, и потому, когда вошла совсем другая Наташа, он смутился, и лицо его выразило восторженное удивление. Это выражение его лица обрадовало Наташу.
– Что, узнаешь свою маленькую приятельницу шалунью? – сказала графиня. Борис поцеловал руку Наташи и сказал, что он удивлен происшедшей в ней переменой.
– Как вы похорошели!
«Еще бы!», отвечали смеющиеся глаза Наташи.
– А папа постарел? – спросила она. Наташа села и, не вступая в разговор Бориса с графиней, молча рассматривала своего детского жениха до малейших подробностей. Он чувствовал на себе тяжесть этого упорного, ласкового взгляда и изредка взглядывал на нее.
Мундир, шпоры, галстук, прическа Бориса, всё это было самое модное и сomme il faut [вполне порядочно]. Это сейчас заметила Наташа. Он сидел немножко боком на кресле подле графини, поправляя правой рукой чистейшую, облитую перчатку на левой, говорил с особенным, утонченным поджатием губ об увеселениях высшего петербургского света и с кроткой насмешливостью вспоминал о прежних московских временах и московских знакомых. Не нечаянно, как это чувствовала Наташа, он упомянул, называя высшую аристократию, о бале посланника, на котором он был, о приглашениях к NN и к SS.
Наташа сидела всё время молча, исподлобья глядя на него. Взгляд этот всё больше и больше, и беспокоил, и смущал Бориса. Он чаще оглядывался на Наташу и прерывался в рассказах. Он просидел не больше 10 минут и встал, раскланиваясь. Всё те же любопытные, вызывающие и несколько насмешливые глаза смотрели на него. После первого своего посещения, Борис сказал себе, что Наташа для него точно так же привлекательна, как и прежде, но что он не должен отдаваться этому чувству, потому что женитьба на ней – девушке почти без состояния, – была бы гибелью его карьеры, а возобновление прежних отношений без цели женитьбы было бы неблагородным поступком. Борис решил сам с собою избегать встреч с Наташей, нo, несмотря на это решение, приехал через несколько дней и стал ездить часто и целые дни проводить у Ростовых. Ему представлялось, что ему необходимо было объясниться с Наташей, сказать ей, что всё старое должно быть забыто, что, несмотря на всё… она не может быть его женой, что у него нет состояния, и ее никогда не отдадут за него. Но ему всё не удавалось и неловко было приступить к этому объяснению. С каждым днем он более и более запутывался. Наташа, по замечанию матери и Сони, казалась по старому влюбленной в Бориса. Она пела ему его любимые песни, показывала ему свой альбом, заставляла его писать в него, не позволяла поминать ему о старом, давая понимать, как прекрасно было новое; и каждый день он уезжал в тумане, не сказав того, что намерен был сказать, сам не зная, что он делал и для чего он приезжал, и чем это кончится. Борис перестал бывать у Элен, ежедневно получал укоризненные записки от нее и всё таки целые дни проводил у Ростовых.
Однажды вечером, когда старая графиня, вздыхая и крехтя, в ночном чепце и кофточке, без накладных буклей, и с одним бедным пучком волос, выступавшим из под белого, коленкорового чепчика, клала на коврике земные поклоны вечерней молитвы, ее дверь скрипнула, и в туфлях на босу ногу, тоже в кофточке и в папильотках, вбежала Наташа. Графиня оглянулась и нахмурилась. Она дочитывала свою последнюю молитву: «Неужели мне одр сей гроб будет?» Молитвенное настроение ее было уничтожено. Наташа, красная, оживленная, увидав мать на молитве, вдруг остановилась на своем бегу, присела и невольно высунула язык, грозясь самой себе. Заметив, что мать продолжала молитву, она на цыпочках подбежала к кровати, быстро скользнув одной маленькой ножкой о другую, скинула туфли и прыгнула на тот одр, за который графиня боялась, как бы он не был ее гробом. Одр этот был высокий, перинный, с пятью всё уменьшающимися подушками. Наташа вскочила, утонула в перине, перевалилась к стенке и начала возиться под одеялом, укладываясь, подгибая коленки к подбородку, брыкая ногами и чуть слышно смеясь, то закрываясь с головой, то взглядывая на мать. Графиня кончила молитву и с строгим лицом подошла к постели; но, увидав, что Наташа закрыта с головой, улыбнулась своей доброй, слабой улыбкой.
– Ну, ну, ну, – сказала мать.
– Мама, можно поговорить, да? – сказала Hаташa. – Ну, в душку один раз, ну еще, и будет. – И она обхватила шею матери и поцеловала ее под подбородок. В обращении своем с матерью Наташа выказывала внешнюю грубость манеры, но так была чутка и ловка, что как бы она ни обхватила руками мать, она всегда умела это сделать так, чтобы матери не было ни больно, ни неприятно, ни неловко.
