Панков, Рудольф Николаевич
Поделись знанием:
– Блюда надо сюда, в ковры, – сказала она.
– Да еще и ковры то дай бог на три ящика разложить, – сказал буфетчик.
– Да постой, пожалуйста. – И Наташа быстро, ловко начала разбирать. – Это не надо, – говорила она про киевские тарелки, – это да, это в ковры, – говорила она про саксонские блюда.
– Да оставь, Наташа; ну полно, мы уложим, – с упреком говорила Соня.
– Эх, барышня! – говорил дворецкий. Но Наташа не сдалась, выкинула все вещи и быстро начала опять укладывать, решая, что плохие домашние ковры и лишнюю посуду не надо совсем брать. Когда всё было вынуто, начали опять укладывать. И действительно, выкинув почти все дешевое, то, что не стоило брать с собой, все ценное уложили в два ящика. Не закрывалась только крышка коверного ящика. Можно было вынуть немного вещей, но Наташа хотела настоять на своем. Она укладывала, перекладывала, нажимала, заставляла буфетчика и Петю, которого она увлекла за собой в дело укладыванья, нажимать крышку и сама делала отчаянные усилия.
– Да полно, Наташа, – говорила ей Соня. – Я вижу, ты права, да вынь один верхний.
– Не хочу, – кричала Наташа, одной рукой придерживая распустившиеся волосы по потному лицу, другой надавливая ковры. – Да жми же, Петька, жми! Васильич, нажимай! – кричала она. Ковры нажались, и крышка закрылась. Наташа, хлопая в ладоши, завизжала от радости, и слезы брызнули у ней из глаз. Но это продолжалось секунду. Тотчас же она принялась за другое дело, и уже ей вполне верили, и граф не сердился, когда ему говорили, что Наталья Ильинишна отменила его приказанье, и дворовые приходили к Наташе спрашивать: увязывать или нет подводу и довольно ли она наложена? Дело спорилось благодаря распоряжениям Наташи: оставлялись ненужные вещи и укладывались самым тесным образом самые дорогие.
Но как ни хлопотали все люди, к поздней ночи еще не все могло быть уложено. Графиня заснула, и граф, отложив отъезд до утра, пошел спать.
Соня, Наташа спали, не раздеваясь, в диванной. В эту ночь еще нового раненого провозили через Поварскую, и Мавра Кузминишна, стоявшая у ворот, заворотила его к Ростовым. Раненый этот, по соображениям Мавры Кузминишны, был очень значительный человек. Его везли в коляске, совершенно закрытой фартуком и с спущенным верхом. На козлах вместе с извозчиком сидел старик, почтенный камердинер. Сзади в повозке ехали доктор и два солдата.
– Пожалуйте к нам, пожалуйте. Господа уезжают, весь дом пустой, – сказала старушка, обращаясь к старому слуге.
– Да что, – отвечал камердинер, вздыхая, – и довезти не чаем! У нас и свой дом в Москве, да далеко, да и не живет никто.
– К нам милости просим, у наших господ всего много, пожалуйте, – говорила Мавра Кузминишна. – А что, очень нездоровы? – прибавила она.
Камердинер махнул рукой.
– Не чаем довезти! У доктора спросить надо. – И камердинер сошел с козел и подошел к повозке.
– Хорошо, – сказал доктор.
Камердинер подошел опять к коляске, заглянул в нее, покачал головой, велел кучеру заворачивать на двор и остановился подле Мавры Кузминишны.
– Господи Иисусе Христе! – проговорила она.
Мавра Кузминишна предлагала внести раненого в дом.
– Господа ничего не скажут… – говорила она. Но надо было избежать подъема на лестницу, и потому раненого внесли во флигель и положили в бывшей комнате m me Schoss. Раненый этот был князь Андрей Болконский.
Наступил последний день Москвы. Была ясная веселая осенняя погода. Было воскресенье. Как и в обыкновенные воскресенья, благовестили к обедне во всех церквах. Никто, казалось, еще не мог понять того, что ожидает Москву.
Только два указателя состояния общества выражали то положение, в котором была Москва: чернь, то есть сословие бедных людей, и цены на предметы. Фабричные, дворовые и мужики огромной толпой, в которую замешались чиновники, семинаристы, дворяне, в этот день рано утром вышли на Три Горы. Постояв там и не дождавшись Растопчина и убедившись в том, что Москва будет сдана, эта толпа рассыпалась по Москве, по питейным домам и трактирам. Цены в этот день тоже указывали на положение дел. Цены на оружие, на золото, на телеги и лошадей всё шли возвышаясь, а цены на бумажки и на городские вещи всё шли уменьшаясь, так что в середине дня были случаи, что дорогие товары, как сукна, извозчики вывозили исполу, а за мужицкую лошадь платили пятьсот рублей; мебель же, зеркала, бронзы отдавали даром.
В степенном и старом доме Ростовых распадение прежних условий жизни выразилось очень слабо. В отношении людей было только то, что в ночь пропало три человека из огромной дворни; но ничего не было украдено; и в отношении цен вещей оказалось то, что тридцать подвод, пришедшие из деревень, были огромное богатство, которому многие завидовали и за которые Ростовым предлагали огромные деньги. Мало того, что за эти подводы предлагали огромные деньги, с вечера и рано утром 1 го сентября на двор к Ростовым приходили посланные денщики и слуги от раненых офицеров и притаскивались сами раненые, помещенные у Ростовых и в соседних домах, и умоляли людей Ростовых похлопотать о том, чтоб им дали подводы для выезда из Москвы. Дворецкий, к которому обращались с такими просьбами, хотя и жалел раненых, решительно отказывал, говоря, что он даже и не посмеет доложить о том графу. Как ни жалки были остающиеся раненые, было очевидно, что, отдай одну подводу, не было причины не отдать другую, все – отдать и свои экипажи. Тридцать подвод не могли спасти всех раненых, а в общем бедствии нельзя было не думать о себе и своей семье. Так думал дворецкий за своего барина.
Проснувшись утром 1 го числа, граф Илья Андреич потихоньку вышел из спальни, чтобы не разбудить к утру только заснувшую графиню, и в своем лиловом шелковом халате вышел на крыльцо. Подводы, увязанные, стояли на дворе. У крыльца стояли экипажи. Дворецкий стоял у подъезда, разговаривая с стариком денщиком и молодым, бледным офицером с подвязанной рукой. Дворецкий, увидав графа, сделал офицеру и денщику значительный и строгий знак, чтобы они удалились.
– Ну, что, все готово, Васильич? – сказал граф, потирая свою лысину и добродушно глядя на офицера и денщика и кивая им головой. (Граф любил новые лица.)
– Хоть сейчас запрягать, ваше сиятельство.
– Ну и славно, вот графиня проснется, и с богом! Вы что, господа? – обратился он к офицеру. – У меня в доме? – Офицер придвинулся ближе. Бледное лицо его вспыхнуло вдруг яркой краской.
– Граф, сделайте одолжение, позвольте мне… ради бога… где нибудь приютиться на ваших подводах. Здесь у меня ничего с собой нет… Мне на возу… все равно… – Еще не успел договорить офицер, как денщик с той же просьбой для своего господина обратился к графу.
– А! да, да, да, – поспешно заговорил граф. – Я очень, очень рад. Васильич, ты распорядись, ну там очистить одну или две телеги, ну там… что же… что нужно… – какими то неопределенными выражениями, что то приказывая, сказал граф. Но в то же мгновение горячее выражение благодарности офицера уже закрепило то, что он приказывал. Граф оглянулся вокруг себя: на дворе, в воротах, в окне флигеля виднелись раненые и денщики. Все они смотрели на графа и подвигались к крыльцу.
– Пожалуйте, ваше сиятельство, в галерею: там как прикажете насчет картин? – сказал дворецкий. И граф вместе с ним вошел в дом, повторяя свое приказание о том, чтобы не отказывать раненым, которые просятся ехать.
– Ну, что же, можно сложить что нибудь, – прибавил он тихим, таинственным голосом, как будто боясь, чтобы кто нибудь его не услышал.
В девять часов проснулась графиня, и Матрена Тимофеевна, бывшая ее горничная, исполнявшая в отношении графини должность шефа жандармов, пришла доложить своей бывшей барышне, что Марья Карловна очень обижены и что барышниным летним платьям нельзя остаться здесь. На расспросы графини, почему m me Schoss обижена, открылось, что ее сундук сняли с подводы и все подводы развязывают – добро снимают и набирают с собой раненых, которых граф, по своей простоте, приказал забирать с собой. Графиня велела попросить к себе мужа.
– Что это, мой друг, я слышу, вещи опять снимают?
– Знаешь, ma chere, я вот что хотел тебе сказать… ma chere графинюшка… ко мне приходил офицер, просят, чтобы дать несколько подвод под раненых. Ведь это все дело наживное; а каково им оставаться, подумай!.. Право, у нас на дворе, сами мы их зазвали, офицеры тут есть. Знаешь, думаю, право, ma chere, вот, ma chere… пускай их свезут… куда же торопиться?.. – Граф робко сказал это, как он всегда говорил, когда дело шло о деньгах. Графиня же привыкла уж к этому тону, всегда предшествовавшему делу, разорявшему детей, как какая нибудь постройка галереи, оранжереи, устройство домашнего театра или музыки, – и привыкла, и долгом считала всегда противоборствовать тому, что выражалось этим робким тоном.
Она приняла свой покорно плачевный вид и сказала мужу:
– Послушай, граф, ты довел до того, что за дом ничего не дают, а теперь и все наше – детское состояние погубить хочешь. Ведь ты сам говоришь, что в доме на сто тысяч добра. Я, мой друг, не согласна и не согласна. Воля твоя! На раненых есть правительство. Они знают. Посмотри: вон напротив, у Лопухиных, еще третьего дня все дочиста вывезли. Вот как люди делают. Одни мы дураки. Пожалей хоть не меня, так детей.
Граф замахал руками и, ничего не сказав, вышел из комнаты.
– Папа! об чем вы это? – сказала ему Наташа, вслед за ним вошедшая в комнату матери.
– Ни о чем! Тебе что за дело! – сердито проговорил граф.
– Нет, я слышала, – сказала Наташа. – Отчего ж маменька не хочет?
– Тебе что за дело? – крикнул граф. Наташа отошла к окну и задумалась.
– Папенька, Берг к нам приехал, – сказала она, глядя в окно.
Берг, зять Ростовых, был уже полковник с Владимиром и Анной на шее и занимал все то же покойное и приятное место помощника начальника штаба, помощника первого отделения начальника штаба второго корпуса.
Он 1 сентября приехал из армии в Москву.
Ему в Москве нечего было делать; но он заметил, что все из армии просились в Москву и что то там делали. Он счел тоже нужным отпроситься для домашних и семейных дел.
Берг, в своих аккуратных дрожечках на паре сытых саврасеньких, точно таких, какие были у одного князя, подъехал к дому своего тестя. Он внимательно посмотрел во двор на подводы и, входя на крыльцо, вынул чистый носовой платок и завязал узел.
Из передней Берг плывущим, нетерпеливым шагом вбежал в гостиную и обнял графа, поцеловал ручки у Наташи и Сони и поспешно спросил о здоровье мамаши.
– Какое теперь здоровье? Ну, рассказывай же, – сказал граф, – что войска? Отступают или будет еще сраженье?
– Один предвечный бог, папаша, – сказал Берг, – может решить судьбы отечества. Армия горит духом геройства, и теперь вожди, так сказать, собрались на совещание. Что будет, неизвестно. Но я вам скажу вообще, папаша, такого геройского духа, истинно древнего мужества российских войск, которое они – оно, – поправился он, – показали или выказали в этой битве 26 числа, нет никаких слов достойных, чтоб их описать… Я вам скажу, папаша (он ударил себя в грудь так же, как ударял себя один рассказывавший при нем генерал, хотя несколько поздно, потому что ударить себя в грудь надо было при слове «российское войско»), – я вам скажу откровенно, что мы, начальники, не только не должны были подгонять солдат или что нибудь такое, но мы насилу могли удерживать эти, эти… да, мужественные и древние подвиги, – сказал он скороговоркой. – Генерал Барклай до Толли жертвовал жизнью своей везде впереди войска, я вам скажу. Наш же корпус был поставлен на скате горы. Можете себе представить! – И тут Берг рассказал все, что он запомнил, из разных слышанных за это время рассказов. Наташа, не спуская взгляда, который смущал Берга, как будто отыскивая на его лице решения какого то вопроса, смотрела на него.
– Такое геройство вообще, каковое выказали российские воины, нельзя представить и достойно восхвалить! – сказал Берг, оглядываясь на Наташу и как бы желая ее задобрить, улыбаясь ей в ответ на ее упорный взгляд… – «Россия не в Москве, она в сердцах се сынов!» Так, папаша? – сказал Берг.
В это время из диванной, с усталым и недовольным видом, вышла графиня. Берг поспешно вскочил, поцеловал ручку графини, осведомился о ее здоровье и, выражая свое сочувствие покачиваньем головы, остановился подле нее.
– Да, мамаша, я вам истинно скажу, тяжелые и грустные времена для всякого русского. Но зачем же так беспокоиться? Вы еще успеете уехать…
– Я не понимаю, что делают люди, – сказала графиня, обращаясь к мужу, – мне сейчас сказали, что еще ничего не готово. Ведь надо же кому нибудь распорядиться. Вот и пожалеешь о Митеньке. Это конца не будет?
Граф хотел что то сказать, но, видимо, воздержался. Он встал с своего стула и пошел к двери.
Берг в это время, как бы для того, чтобы высморкаться, достал платок и, глядя на узелок, задумался, грустно и значительно покачивая головой.
– А у меня к вам, папаша, большая просьба, – сказал он.
– Гм?.. – сказал граф, останавливаясь.
– Еду я сейчас мимо Юсупова дома, – смеясь, сказал Берг. – Управляющий мне знакомый, выбежал и просит, не купите ли что нибудь. Я зашел, знаете, из любопытства, и там одна шифоньерочка и туалет. Вы знаете, как Верушка этого желала и как мы спорили об этом. (Берг невольно перешел в тон радости о своей благоустроенности, когда он начал говорить про шифоньерку и туалет.) И такая прелесть! выдвигается и с аглицким секретом, знаете? А Верочке давно хотелось. Так мне хочется ей сюрприз сделать. Я видел у вас так много этих мужиков на дворе. Дайте мне одного, пожалуйста, я ему хорошенько заплачу и…
Граф сморщился и заперхал.
– У графини просите, а я не распоряжаюсь.
– Ежели затруднительно, пожалуйста, не надо, – сказал Берг. – Мне для Верушки только очень бы хотелось.
– Ах, убирайтесь вы все к черту, к черту, к черту и к черту!.. – закричал старый граф. – Голова кругом идет. – И он вышел из комнаты.
Графиня заплакала.
– Да, да, маменька, очень тяжелые времена! – сказал Берг.
Наташа вышла вместе с отцом и, как будто с трудом соображая что то, сначала пошла за ним, а потом побежала вниз.
На крыльце стоял Петя, занимавшийся вооружением людей, которые ехали из Москвы. На дворе все так же стояли заложенные подводы. Две из них были развязаны, и на одну из них влезал офицер, поддерживаемый денщиком.
– Ты знаешь за что? – спросил Петя Наташу (Наташа поняла, что Петя разумел: за что поссорились отец с матерью). Она не отвечала.
– За то, что папенька хотел отдать все подводы под ранепых, – сказал Петя. – Мне Васильич сказал. По моему…
– По моему, – вдруг закричала почти Наташа, обращая свое озлобленное лицо к Пете, – по моему, это такая гадость, такая мерзость, такая… я не знаю! Разве мы немцы какие нибудь?.. – Горло ее задрожало от судорожных рыданий, и она, боясь ослабеть и выпустить даром заряд своей злобы, повернулась и стремительно бросилась по лестнице. Берг сидел подле графини и родственно почтительно утешал ее. Граф с трубкой в руках ходил по комнате, когда Наташа, с изуродованным злобой лицом, как буря ворвалась в комнату и быстрыми шагами подошла к матери.
– Это гадость! Это мерзость! – закричала она. – Это не может быть, чтобы вы приказали.
Берг и графиня недоумевающе и испуганно смотрели на нее. Граф остановился у окна, прислушиваясь.
– Маменька, это нельзя; посмотрите, что на дворе! – закричала она. – Они остаются!..
– Что с тобой? Кто они? Что тебе надо?
– Раненые, вот кто! Это нельзя, маменька; это ни на что не похоже… Нет, маменька, голубушка, это не то, простите, пожалуйста, голубушка… Маменька, ну что нам то, что мы увезем, вы посмотрите только, что на дворе… Маменька!.. Это не может быть!..
Граф стоял у окна и, не поворачивая лица, слушал слова Наташи. Вдруг он засопел носом и приблизил свое лицо к окну.
Графиня взглянула на дочь, увидала ее пристыженное за мать лицо, увидала ее волнение, поняла, отчего муж теперь не оглядывался на нее, и с растерянным видом оглянулась вокруг себя.
– Ах, да делайте, как хотите! Разве я мешаю кому нибудь! – сказала она, еще не вдруг сдаваясь.
– Маменька, голубушка, простите меня!
Но графиня оттолкнула дочь и подошла к графу.
– Mon cher, ты распорядись, как надо… Я ведь не знаю этого, – сказала она, виновато опуская глаза.
– Яйца… яйца курицу учат… – сквозь счастливые слезы проговорил граф и обнял жену, которая рада была скрыть на его груди свое пристыженное лицо.
– Папенька, маменька! Можно распорядиться? Можно?.. – спрашивала Наташа. – Мы все таки возьмем все самое нужное… – говорила Наташа.
Граф утвердительно кивнул ей головой, и Наташа тем быстрым бегом, которым она бегивала в горелки, побежала по зале в переднюю и по лестнице на двор.
Люди собрались около Наташи и до тех пор не могли поверить тому странному приказанию, которое она передавала, пока сам граф именем своей жены не подтвердил приказания о том, чтобы отдавать все подводы под раненых, а сундуки сносить в кладовые. Поняв приказание, люди с радостью и хлопотливостью принялись за новое дело. Прислуге теперь это не только не казалось странным, но, напротив, казалось, что это не могло быть иначе, точно так же, как за четверть часа перед этим никому не только не казалось странным, что оставляют раненых, а берут вещи, но казалось, что не могло быть иначе.
Все домашние, как бы выплачивая за то, что они раньше не взялись за это, принялись с хлопотливостью за новое дело размещения раненых. Раненые повыползли из своих комнат и с радостными бледными лицами окружили подводы. В соседних домах тоже разнесся слух, что есть подводы, и на двор к Ростовым стали приходить раненые из других домов. Многие из раненых просили не снимать вещей и только посадить их сверху. Но раз начавшееся дело свалки вещей уже не могло остановиться. Было все равно, оставлять все или половину. На дворе лежали неубранные сундуки с посудой, с бронзой, с картинами, зеркалами, которые так старательно укладывали в прошлую ночь, и всё искали и находили возможность сложить то и то и отдать еще и еще подводы.
– Четверых еще можно взять, – говорил управляющий, – я свою повозку отдаю, а то куда же их?
– Да отдайте мою гардеробную, – говорила графиня. – Дуняша со мной сядет в карету.
Отдали еще и гардеробную повозку и отправили ее за ранеными через два дома. Все домашние и прислуга были весело оживлены. Наташа находилась в восторженно счастливом оживлении, которого она давно не испытывала.
– Куда же его привязать? – говорили люди, прилаживая сундук к узкой запятке кареты, – надо хоть одну подводу оставить.
– Да с чем он? – спрашивала Наташа.
– С книгами графскими.
– Оставьте. Васильич уберет. Это не нужно.
В бричке все было полно людей; сомневались о том, куда сядет Петр Ильич.
– Он на козлы. Ведь ты на козлы, Петя? – кричала Наташа.
Соня не переставая хлопотала тоже; но цель хлопот ее была противоположна цели Наташи. Она убирала те вещи, которые должны были остаться; записывала их, по желанию графини, и старалась захватить с собой как можно больше.
Во втором часу заложенные и уложенные четыре экипажа Ростовых стояли у подъезда. Подводы с ранеными одна за другой съезжали со двора.
Коляска, в которой везли князя Андрея, проезжая мимо крыльца, обратила на себя внимание Сони, устраивавшей вместе с девушкой сиденья для графини в ее огромной высокой карете, стоявшей у подъезда.
– Это чья же коляска? – спросила Соня, высунувшись в окно кареты.
– А вы разве не знали, барышня? – отвечала горничная. – Князь раненый: он у нас ночевал и тоже с нами едут.
– Да кто это? Как фамилия?
– Самый наш жених бывший, князь Болконский! – вздыхая, отвечала горничная. – Говорят, при смерти.
Соня выскочила из кареты и побежала к графине. Графиня, уже одетая по дорожному, в шали и шляпе, усталая, ходила по гостиной, ожидая домашних, с тем чтобы посидеть с закрытыми дверями и помолиться перед отъездом. Наташи не было в комнате.
– Maman, – сказала Соня, – князь Андрей здесь, раненый, при смерти. Он едет с нами.
Графиня испуганно открыла глаза и, схватив за руку Соню, оглянулась.
– Наташа? – проговорила она.
И для Сони и для графини известие это имело в первую минуту только одно значение. Они знали свою Наташу, и ужас о том, что будет с нею при этом известии, заглушал для них всякое сочувствие к человеку, которого они обе любили.
– Наташа не знает еще; но он едет с нами, – сказала Соня.
– Ты говоришь, при смерти?
Соня кивнула головой.
Графиня обняла Соню и заплакала.
«Пути господни неисповедимы!» – думала она, чувствуя, что во всем, что делалось теперь, начинала выступать скрывавшаяся прежде от взгляда людей всемогущая рука.
Рудольф Панков | |
Имя при рождении: |
Рудольф Николаевич Панков |
---|---|
Место рождения: |
Москва |
Гражданство: | |
Профессия: | |
Карьера: |
1960 год — настоящее время |
Рудо́льф Никола́евич Панко́в (род. 17 сентября 1937) — советский и российский актёр. Мастер дубляжа и закадрового озвучания.
Содержание
Биография
В 1961 году окончил ВГИК (мастерская заслуженного деятеля искусств РСФСР Ольги Пыжовой).
Мастер дубляжа и закадрового озвучивания. В частности, голосом Панкова говорят Адриано Челентано, Дэвид Суше (Эркюль Пуаро из английского телесериала), Томми Ли Джонс, Энтони Хопкинс и многие другие. (На данный момент по данным кинопоиск.ру имеет 700 ролей озвучания).
Фильмография
- 1960 — Мичман Панин — юнга Обысов
- 1962 — Половодье — Семён, колхозник, абитуриент сельхозтехникума
- 1963 — Им покоряется небо — лётчик
- 1964 — Белые горы — русский
- 1964 — Живёт такой парень — парень на танцах в сельском клубе (нет в титрах)
- 1964 — Товарищ Арсений — рабочий
- 1965 — Ваш сын и брат — сосед Максима по комнате в общежитии (нет в титрах)
- 1965 — Пробуждение (в новелле «Лёлька»)
- 1967 — Взорванный ад — Сергей Радеев
- 1967 — Сергей Лазо
- 1967 — Спасите утопающего — сосед, участник хора
- 1968 — Шаги на земле — Валентин Коржов, учитель музыки в станичной школе
- 1970 — Тайна железной двери — учитель (нет в титрах)
- 1970 — Украденный поезд — командир экипажа
- 1970 — Четверо в вагоне
- 1973 — Семнадцать мгновений весны — «Одноглазый»
- 1973 — Таланты и поклонники — Вася
- 1977 — Красный чернозём — Поливанов
- 1985 — Корабль пришельцев — полковник
- 1989 — Коррупция — эксперт-криминалист Лёша
- 1994 — Будулай, которого не ждут — капитан милиции
Озвучивание
Кино
- 1969 — Серафино
- 1970 — Тайна фермы Мессе
- 1976 — Блеф — Феликс
- 1979 — Задача с тремя неизвестными — майор Андрей Дмитриевич Дорохов
- 1980 — Укрощение строптивого — Элия Кодонио
- 1981 — Профессионал — майор Жосслен Бомон (дубляж Мосфильма, 1990 г.)
- 1983 — Папаши — Поль (дубляж Мосфильма, 1985 г.)
- 1984 — Охотники за привидениями
- 1985 — Вид на убийство
- 1985 — Деревенька моя центральная
- 1986 — Горец
- 1986 — Колдовская любовь
- 1986 — Неуязвимый[en]
- 1986 — Акт возмездия
- 1986 — Крокодил-Данди — Гас
- 1987 — Двойной обмен (дубляж телеканала РТР, 1995 г.)
- 1987 — Смертельное оружие — Майкл Хансейкер (дубляж Мост-Видео)
- 1987 — Ералаш № 64. Улика (озвучил Г. Мартынюка)
- 1988 — Полицейская академия 5: Место назначения — Майами-Бич
- 1989 — Бэтмен — Альфред Пенниуорт , Карл Гриссом
- 1989 — Полицейская академия 6: Город в осаде
- 1989 — Смертельное оружие 2 — капитан Эд Мерфи (Дубляж Мост и Варус-Видео)
- 1989 — Лучшие из лучших
- 1989 — Ванильно-клубничное мороженое[fr]
- 1989 — Рождённый четвёртого июля
- 1989 — Откройте, полиция! 2
- 1989 — Вход в лабиринт — Парацельс
- 1989 — Если наступит завтра (1989) (канал «НТВ», закадровый перевод) — половина мужских ролей
- 1989 — Шакалы
- 1990 — Смерти вопреки
- 1990 — Джо против вулкана
- 1990 — Последний из лучших
- 1990 — Робот-полицейский 2
- 1990 — Быстрые перемены
- 1990 — Презумпция невиновности
- 1990 — Время слуг
- 1990 — Мемфисская красотка
- 1990 — Новичок
- 1990 — Молчание ягнят — лейтенант Бойл, адвокат Ланг, директор ФБР
- 1990 — Зверобой — Терновый Шип
- 1991 — Терминатор 2: Судный день — Т-800, доктор Зильберман[it], половина мужских ролей (закадр. перевод канала «ОРТ»); все мужские роли (закадр. перевод канала «ТВ-6»)
- 1991 — Мальчишки — половина мужских ролей (закадр. перевод для канала «СТС»)
- 1991 — Робин Гуд: Принц воров
- 1991 — Семь дней после убийства (озвучивал Д. Баниониса)
- 1991 — Мыс страха
- 1991 — По закону джунглей
- 1992 — Окончательный анализ
- 1992 — Смертельное оружие 3 — Роджер Мерто (Дубляж Мост Видео)
- 1992 — Бэтмен возвращается — Альфред Пенниуорт
- 1992 — Один дома 2: Потерянный в Нью-Йорке — мистер Дункан
- 1992 — Дуплет
- 1992 — Кодекс молчания 2: След чёрной рыбы
- 1992 — След чёрной рыбы — Тура Саматов
- 1993 — Месть пророка
- 1993 — Пришельцы — Жакуй Пройдоха / Жак-Анри Жакар (дубляж киностудии им. Горького, 1993 г.)
- 1993 — Вавилон 5: Сбор
- 1993 — Убийца
- 1993 — Дейв — Боб Александер
- 1993 — Беглец — Ричард Кимбл
- 1993 — М. Баттерфляй
- 1993 — На расстоянии удара — лейтенант Винс Харди
- 1993 — Разрушитель
- 1993 — Список Шиндлера — Рольф Чурда
- 1993 — Дело о пеликанах
- 1993 — Беглец — Ричард Кимбл
- 1994 — Я люблю неприятности
- 1994 — Уайатт Эрп
- 1994 — Любовный роман
- 1994 — Безмолвная схватка
- 1994 — Фатерлянд (ТВ)
- 1994 — Разоблачение — Боб Гэрвин
- 1994 — Богатенький Ричи — Герберт Артур Кэдбери
- 1994 — Маска — половина мужских ролей (закадр. перевод канала «НТВ»)
- 1994 — Скорость
- 1994 — Побег из Шоушенка — половина мужских ролей (закадр. перевод канала «СТС»); треть мужских ролей (закадр. перевод канала «ОРТ»)
- 1994 — Криминальное чтиво — треть мужских ролей (закадр. перевод канала «НТВ»)
- 1995 — Эпидемия
- 1995 — Храброе сердце — Эдуард l Длинногий
- 1995 — Аполлон-13
- 1995 — Тема для разговора
- 1995 — Золотой глаз
- 1996 — Приказано уничтожить — Наджи Хасан (в главной роли Дэвид Суше)
- 1996 — Беглецы
- 1996 — Майкл Коллинз
- 1996 — Прожить жизнь с Пикассо
- 1996 — Максимальный риск
- 1996 — Мерцающий
- 1996 — Джерри Магуайер
- 1996 — Дневной свет — Роджер Триллинг
- 1997 — Святой
- 1997 — Люди в чёрном — Агент Кей (дубляж 1997 года); Агент Зед, Джибс, треть мужских персонажей (закадр. перевод «Видеосервис»)
- 1997 — Контакт
- 1997 — Смертельная битва 2: Истребление — лорд Шиннок
- 1997 — Крик 2
- 1998 — Час пик — Томас Гриффин
- 1998 — Столкновение с бездной — Таннер
- 1998 — Дорожная полиция `99
- 1998 — Вам письмо
- 1998 — Взрыв из прошлого
- 1999 — С первого взгляда
- 1999 — Коррупционер
- 1999 — Беовульф
- 1999 — Остин Пауэрс: Шпион, который меня соблазнил
- 1999 — Американский пирог
- 1999 — Крик 3
- 1999 — Догма — Метатрон
- 2000 — Гладиатор — сенатор Гракх
- 2000 — Приключения Рокки и Буллвинкля
- 2000 — Космические ковбои
- 2000 — Наблюдатель
- 2000 — Гринч - похититель Рождества — рассказчик
- 2000 — Случайный шпион
- 2001 — Энигма
- 2001 — Ганнибал — Барни
- 2001 — Ямакаси: Свобода в движении
- 2001 — Крокодил Данди в Лос-Анджелесе
- 2001 — Пароль «Рыба-меч» — сенатор Джеймс Рейсман (Дубляж МОСФИЛЬМ-мастер)
- 2001 — Убойный футбол
- 2001 — Мушкетёр
- 2001 — Скрытая угроза
- 2001 — Васаби
- 2001 — Шпионские игры
- 2001 — Игры разума — Доктор Роузен
- 2002 — Идентификация Борна
- 2002 — Проклятый путь
- 2002 — Остин Пауэрс: Голдмембер
- 2002 — Красный дракон — д-р Ганнибал Лектер
- 2002 — Гарри Поттер и тайная комната — Артур Уизли (в главной роли Марк Уильямс)
- 2003 — Люди Икс 2 — Эрик Леншерр / Магнето (в главной роли Иэн Маккелен)
- 2003 — Ограбление по-итальянски — часть мужских ролей (закадровый перевод)
- 2003 — Матрица: Перезагрузка — Архитектор
- 2003 — Затойчи — хозяин винной лавки
- 2003 — Вердикт за деньги — Херман Граймс
- 2003 — Лохматый спецназ
- 2003 — Матрица: Революция — Архитектор
- 2004 — Ямакаси 2: Дети ветра
- 2004 — Гарри Поттер и узник Азкабана — Артур Уизли (в главной роли Марк Уильямс)
- 2004 — Папарацци — Детектив Бартон
- 2004 — Небесный Капитан и мир будущего
- 2004 — Долгая помолвка
- 2004 — 13-й район — комиссар
- 2004 — Новая Франция
- 2004 — Московская жара — дедушка Влада
- 2005 — Электра
- 2005 — Оливер Твист — мистер Браунлоу
- 2005 — Doom — доктор Джон Кармак
- 2005 — Гарри Поттер и Кубок огня — Артур Уизли (в главной роли Марк Уильямс)
- 2005 — Счастливое число Слевина — Рот
- 2006 — Бандитки
- 2006 — Бесстрашный
- 2006 — Эскадрилья «Лафайет»
- 2006 — Люди Икс: Последняя битва — Эрик Леншерр / Магнето (в главной роли Иэн Маккелен)
- 2006 — Гарфилд 2 — голос Уинстона
- 2006 — Дом у озера — Саймон Вайлер
- 2006 — Парфюмер: История одного убийцы — рассказчик
- 2006 — Престиж
- 2006 — Братство камня
- 2006 — Призраки Гойи
- 2006 — Отпуск по обмену
- 2006 — Ложное искушение
- 2006 — Пила 3 (2006) — судья Халден
- 2007 — Стрелок — полковник Айзек Джонсон
- 2007 — Гарри Поттер и Орден Феникса — Артур Уизли (в главной роли Марк Уильямс)
- 2007 — Звёздная пыль — король
- 2007 — Королевство
- 2008 — Супергеройское кино
- 2008 — Отпетые мошенники
- 2008 — Невероятный Халк — Стэнли (в главной роли Пол Соулз)
- 2008 — Хеллбой 2: Золотая армия — Профессор Брум
- 2008 — Секретные материалы: Хочу верить
- 2009 — Гарри Поттер и Принц-полукровка — Артур Уизли (в главной роли Марк Уильямс)
- 2010 — День Святого Валентина — Эдгар
- 2010 — Гарри Поттер и Дары Смерти: часть 1 — Артур Уизли (в главной роли Марк Уильямс)
- 2011 — Гарри Поттер и Дары Смерти: часть 2 — Артур Уизли (в главной роли Марк Уильямс)
- 2011 — Конан-варвар — Фассир
- 2011 — Тор — Один (в главной роли сэр Энтони Хопкинс)
- 2012 — Голодные игры — президент Кориолан Сноу (в главной роли Дональд Сазерленд)
- 2012 — Тёмный рыцарь: Возрождение легенды — отец Рейли (в главной роли Крис Эллис)
- 2013 — Человек из стали — Лор-Эм
- 2013 — Росомаха: Бессмертный — Эрик Леншерр / Магнето (в главной роли Иэн Маккелен)
- 2013 — Джобс: Империя соблазна — член правления
- 2013 — Тор 2: Царство тьмы — Один (в главной роли сэр Энтони Хопкинс)
- 2013 — Одноклассники 2 — доктор Ларри
- 2013 — Голодные игры: И вспыхнет пламя — президент Кориолан Сноу (в главной роли Дональд Сазерленд)
- 2014 — Ной — дед Ноя Мафусаил
- 2014 — Первый мститель: Другая война — член Совета безопасности Рокуэлл (в главной роли Алан Дэйл)
- 2014 — Люди Икс: Дни минувшего будущего — Эрик Леншерр / Магнето (из будущего)
- 2014 — Голодные игры: Сойка-пересмешница. Часть 1 — президент Кориолан Сноу (в главной роли Дональд Сазерленд)
- 2014 — История дельфина 2 — Рид Хаскет
- 2014 — Тупой и ещё тупее 2 — Герри Денн
- 2014 — Исход: Цари и боги — Нун (в главной роли Бен Кингсли)
- 2015 — Антураж — Уоррен Баффетт
- 2015 — Голодные игры: Сойка-пересмешница. Часть 2 — президент Кориолан Сноу (в главной роли Дональд Сазерленд)
- 2015 — Экстрасенсы — Джон Клэнси (в главной роли сэр Энтони Хопкинс)
- 2016 — Да здравствует Цезарь! — Робби
- 2016 — Несносные леди — Эрл
- 2016 — Джейсон Борн — директор ЦРУ Роберт Дьюи (в главной роли Томми Ли Джонс)
- 2016 — Бриджит Джонс 3 — мистер Джонс (в главной роли Джим Бродбент)
Сериалы
- Пётр Великий (телесериал) (англ. Peter the Great) (1986) — Петр I зрелом возрасте, Федор Ромадановский, Патрик Гордон
- Остаться в живых (2004) — Джон Локк (4,5,6 сезоны), Том Френдли
- Проклятые короли (2005) — Филипп IV Красивый, Бувилль, Спинелло Толомеи, епископ Мариньи, Гоше де Шатийон, Эврар, Жоффруа де Шарнэ, Берсюме, папа римский Иоанн XXII (закадровый перевод)
- Тюдоры (2007-2010) — герцог Норфолк, Стивен Гардинер
- На краю Вселенной (1999—2003) — часть мужских ролей (закадр.)
- Притворщик (1996—2000) — половина мужских ролей (ТВ3, закадр.)
- Пуаро Агаты Кристи (1989—2013) — Эркюль Пуаро (закадровый перевод)
- Мисс Марпл (1984—1992) — Мистер Рейфил, все мужские роли в сериях Отель «Бертрам», Немезида, Карибская тайна (закадровый перевод)
- Виктория и Альберт (2001) — Вильгельм IV, барон Кристиан Фридрих фон Штокмар (закадровый перевод)
- Комиссар Рекс (1994; 2008)
- Команда «А» (закадр. перевод канала «СТС») — все мужские роли
- Шерлок
- Великолепный век (2013—2015) — великий визирь Пири-паша, папа римский Климент VII
- Война и мир (2016) — граф Илья Ростов[1]
- Подводная одиссея команды Кусто (1966—1976) — Жак-Ив Кусто (закадровый перевод)
- Дом 7, подъезд 4 (радиосериал)
- Королева Юга
- Королева и кардинал — Мазарини
- Чисто английские убийства
- Гордость и предубеждение (1995)
Мультфильмы
- 1981 — 1982 — Сезам!
- 1981 — 1982 — Блэкстар
- 1981 — 1982 — Вокруг света с Вилли Фогом — Ригодон, Салливан (дубляж телеканала Культура
- 1983 — 1985 — Хи-Мен и властители Вселенной
- 1983 — Приключения Шерлока Холмса: Долина страха
- 1983 — Приключения Шерлока Холмса: Этюд в багровых тонах
- 1983 — Приключения Шерлока Холмса: Знак четырех
- 1985 — 1992 — Еноты — Шеффер, мистер Нокс
- 1990 — Звёздная болезнь Дональда Дака
- 1991 — 1993 — Мистер Богус
- 1992 — Приключения Ти-Рекс (дубляж телеканала ТВ-6)
- 1993 — 1996 — Мыши-рокеры с Марса — Чумазоид (дубляж телеканала ТВ-6)
- 1993 — 1993 — Вилли Фог 2 — Ригодон, Салливан, капитан Немо, профессор Отто Лиденброк
- 1995 — 1996 — Дракон-полицейский
- 1995 — 1997 — Маска — мэр Тилтон
- 1997 — 1998 — Незнайка на Луне — Жулио, торговец оружием и владелец магазина разнокалиберных товаров (6-9 серии)
- 1998 — Муравей Антц — полковник Караед (озвучивание Кристофер Уокен)
- 2003 — Бионикл: Маска света
- 2004 — 2005 — Дэйв-варвар — Освидж
- 2004 — Бионикл 2: Легенда Метру Нуи
- 2006 — Артур и минипуты
- 2007 — Симпсоны в кино — Мистер Бернс (озвучивание)
- 2007 — Ролли и Эльф: Невероятные приключения
- 2009 — Бесподобный мистер Фокс
- 2009 — Первый отряд
- 2009 — Приключения Ролли 3D
Компьютерные игры
- 2004 — The Lord of the Rings: The Battle for Middle-earth — рассказчик кампании зла
- 2005 — F.E.A.R. — Нортон Мэйпс
- 2006 — The Elder Scrolls IV: Oblivion — все эльфийские расы (Мужчины)
- 2006 — Gothic 3 — Робар
- 2006 — F.E.A.R. Extraction Point — Нортон Мэйпс
- 2007 — F.E.A.R. Perseus Mandate — лидер Ночных
- 2008 — Call of Duty: World at War — Чернов
- 2008 — Crysis Warhead — Псих
- 2008 — Devil May Cry 4 — Санктус
- 2008 — Fallout 3 — Старейшина Оуэн Лайонс
- 2009 — The Lord of the Rings: Conquest — Теоден
- 2010 — Heavy Rain — Манфред
- 2011 — Ведьмак 2 — Шилярд Фиц-Эстерлен
Напишите отзыв о статье "Панков, Рудольф Николаевич"
Примечания
- ↑ [ru.hellomagazine.com/kino-i-televidenie/serialy/15070-voyna-i-mir-chto-nam-izvestno-o-novom-seriale-toma-kharpera.html "Война и мир": что нам известно о новом сериале Тома Харпера]. Hello! Russia (4 мая 2016).
Ссылки
- [www.youtube.com/watch?v=McPOfXebxcc Стихотворение «Роль Дублировал»], посвящённое Рудольфу Панкову. Читает Рудольф Панков на встрече с Российским Обществом Вудхауза.
- Светлана Перцова, Дмитрий Толкачёв. [web.archive.org/web/20071225142422/www.rhr.ru/index/find/prof/9728,0.html?prn=1 С чужого голоса] (рус.). Карьера (2 ноября 2005). — интервью с актёрами озвучания, в т.ч. с Рудольфом Панковым.
- [www.filmpro.ru/materials/20201 «Индустрия кино»: актёры дубляжа]
- [www.kp.ru/daily/26407.3/3281427/ Рудольф ПАНКОВ: Челентано прост, как деревенский парень]
- [www.youtube.com/watch?v=3ujg0EGKRP0 Интервью проекту «Легенды дубляжа»]
Отрывок, характеризующий Панков, Рудольф Николаевич
– Нет, постой, пожалуйста. – И Наташа начала доставать из ящика завернутые в бумаги блюда и тарелки.– Блюда надо сюда, в ковры, – сказала она.
– Да еще и ковры то дай бог на три ящика разложить, – сказал буфетчик.
– Да постой, пожалуйста. – И Наташа быстро, ловко начала разбирать. – Это не надо, – говорила она про киевские тарелки, – это да, это в ковры, – говорила она про саксонские блюда.
– Да оставь, Наташа; ну полно, мы уложим, – с упреком говорила Соня.
– Эх, барышня! – говорил дворецкий. Но Наташа не сдалась, выкинула все вещи и быстро начала опять укладывать, решая, что плохие домашние ковры и лишнюю посуду не надо совсем брать. Когда всё было вынуто, начали опять укладывать. И действительно, выкинув почти все дешевое, то, что не стоило брать с собой, все ценное уложили в два ящика. Не закрывалась только крышка коверного ящика. Можно было вынуть немного вещей, но Наташа хотела настоять на своем. Она укладывала, перекладывала, нажимала, заставляла буфетчика и Петю, которого она увлекла за собой в дело укладыванья, нажимать крышку и сама делала отчаянные усилия.
– Да полно, Наташа, – говорила ей Соня. – Я вижу, ты права, да вынь один верхний.
– Не хочу, – кричала Наташа, одной рукой придерживая распустившиеся волосы по потному лицу, другой надавливая ковры. – Да жми же, Петька, жми! Васильич, нажимай! – кричала она. Ковры нажались, и крышка закрылась. Наташа, хлопая в ладоши, завизжала от радости, и слезы брызнули у ней из глаз. Но это продолжалось секунду. Тотчас же она принялась за другое дело, и уже ей вполне верили, и граф не сердился, когда ему говорили, что Наталья Ильинишна отменила его приказанье, и дворовые приходили к Наташе спрашивать: увязывать или нет подводу и довольно ли она наложена? Дело спорилось благодаря распоряжениям Наташи: оставлялись ненужные вещи и укладывались самым тесным образом самые дорогие.
Но как ни хлопотали все люди, к поздней ночи еще не все могло быть уложено. Графиня заснула, и граф, отложив отъезд до утра, пошел спать.
Соня, Наташа спали, не раздеваясь, в диванной. В эту ночь еще нового раненого провозили через Поварскую, и Мавра Кузминишна, стоявшая у ворот, заворотила его к Ростовым. Раненый этот, по соображениям Мавры Кузминишны, был очень значительный человек. Его везли в коляске, совершенно закрытой фартуком и с спущенным верхом. На козлах вместе с извозчиком сидел старик, почтенный камердинер. Сзади в повозке ехали доктор и два солдата.
– Пожалуйте к нам, пожалуйте. Господа уезжают, весь дом пустой, – сказала старушка, обращаясь к старому слуге.
– Да что, – отвечал камердинер, вздыхая, – и довезти не чаем! У нас и свой дом в Москве, да далеко, да и не живет никто.
– К нам милости просим, у наших господ всего много, пожалуйте, – говорила Мавра Кузминишна. – А что, очень нездоровы? – прибавила она.
Камердинер махнул рукой.
– Не чаем довезти! У доктора спросить надо. – И камердинер сошел с козел и подошел к повозке.
– Хорошо, – сказал доктор.
Камердинер подошел опять к коляске, заглянул в нее, покачал головой, велел кучеру заворачивать на двор и остановился подле Мавры Кузминишны.
– Господи Иисусе Христе! – проговорила она.
Мавра Кузминишна предлагала внести раненого в дом.
– Господа ничего не скажут… – говорила она. Но надо было избежать подъема на лестницу, и потому раненого внесли во флигель и положили в бывшей комнате m me Schoss. Раненый этот был князь Андрей Болконский.
Наступил последний день Москвы. Была ясная веселая осенняя погода. Было воскресенье. Как и в обыкновенные воскресенья, благовестили к обедне во всех церквах. Никто, казалось, еще не мог понять того, что ожидает Москву.
Только два указателя состояния общества выражали то положение, в котором была Москва: чернь, то есть сословие бедных людей, и цены на предметы. Фабричные, дворовые и мужики огромной толпой, в которую замешались чиновники, семинаристы, дворяне, в этот день рано утром вышли на Три Горы. Постояв там и не дождавшись Растопчина и убедившись в том, что Москва будет сдана, эта толпа рассыпалась по Москве, по питейным домам и трактирам. Цены в этот день тоже указывали на положение дел. Цены на оружие, на золото, на телеги и лошадей всё шли возвышаясь, а цены на бумажки и на городские вещи всё шли уменьшаясь, так что в середине дня были случаи, что дорогие товары, как сукна, извозчики вывозили исполу, а за мужицкую лошадь платили пятьсот рублей; мебель же, зеркала, бронзы отдавали даром.
В степенном и старом доме Ростовых распадение прежних условий жизни выразилось очень слабо. В отношении людей было только то, что в ночь пропало три человека из огромной дворни; но ничего не было украдено; и в отношении цен вещей оказалось то, что тридцать подвод, пришедшие из деревень, были огромное богатство, которому многие завидовали и за которые Ростовым предлагали огромные деньги. Мало того, что за эти подводы предлагали огромные деньги, с вечера и рано утром 1 го сентября на двор к Ростовым приходили посланные денщики и слуги от раненых офицеров и притаскивались сами раненые, помещенные у Ростовых и в соседних домах, и умоляли людей Ростовых похлопотать о том, чтоб им дали подводы для выезда из Москвы. Дворецкий, к которому обращались с такими просьбами, хотя и жалел раненых, решительно отказывал, говоря, что он даже и не посмеет доложить о том графу. Как ни жалки были остающиеся раненые, было очевидно, что, отдай одну подводу, не было причины не отдать другую, все – отдать и свои экипажи. Тридцать подвод не могли спасти всех раненых, а в общем бедствии нельзя было не думать о себе и своей семье. Так думал дворецкий за своего барина.
Проснувшись утром 1 го числа, граф Илья Андреич потихоньку вышел из спальни, чтобы не разбудить к утру только заснувшую графиню, и в своем лиловом шелковом халате вышел на крыльцо. Подводы, увязанные, стояли на дворе. У крыльца стояли экипажи. Дворецкий стоял у подъезда, разговаривая с стариком денщиком и молодым, бледным офицером с подвязанной рукой. Дворецкий, увидав графа, сделал офицеру и денщику значительный и строгий знак, чтобы они удалились.
– Ну, что, все готово, Васильич? – сказал граф, потирая свою лысину и добродушно глядя на офицера и денщика и кивая им головой. (Граф любил новые лица.)
– Хоть сейчас запрягать, ваше сиятельство.
– Ну и славно, вот графиня проснется, и с богом! Вы что, господа? – обратился он к офицеру. – У меня в доме? – Офицер придвинулся ближе. Бледное лицо его вспыхнуло вдруг яркой краской.
– Граф, сделайте одолжение, позвольте мне… ради бога… где нибудь приютиться на ваших подводах. Здесь у меня ничего с собой нет… Мне на возу… все равно… – Еще не успел договорить офицер, как денщик с той же просьбой для своего господина обратился к графу.
– А! да, да, да, – поспешно заговорил граф. – Я очень, очень рад. Васильич, ты распорядись, ну там очистить одну или две телеги, ну там… что же… что нужно… – какими то неопределенными выражениями, что то приказывая, сказал граф. Но в то же мгновение горячее выражение благодарности офицера уже закрепило то, что он приказывал. Граф оглянулся вокруг себя: на дворе, в воротах, в окне флигеля виднелись раненые и денщики. Все они смотрели на графа и подвигались к крыльцу.
– Пожалуйте, ваше сиятельство, в галерею: там как прикажете насчет картин? – сказал дворецкий. И граф вместе с ним вошел в дом, повторяя свое приказание о том, чтобы не отказывать раненым, которые просятся ехать.
– Ну, что же, можно сложить что нибудь, – прибавил он тихим, таинственным голосом, как будто боясь, чтобы кто нибудь его не услышал.
В девять часов проснулась графиня, и Матрена Тимофеевна, бывшая ее горничная, исполнявшая в отношении графини должность шефа жандармов, пришла доложить своей бывшей барышне, что Марья Карловна очень обижены и что барышниным летним платьям нельзя остаться здесь. На расспросы графини, почему m me Schoss обижена, открылось, что ее сундук сняли с подводы и все подводы развязывают – добро снимают и набирают с собой раненых, которых граф, по своей простоте, приказал забирать с собой. Графиня велела попросить к себе мужа.
– Что это, мой друг, я слышу, вещи опять снимают?
– Знаешь, ma chere, я вот что хотел тебе сказать… ma chere графинюшка… ко мне приходил офицер, просят, чтобы дать несколько подвод под раненых. Ведь это все дело наживное; а каково им оставаться, подумай!.. Право, у нас на дворе, сами мы их зазвали, офицеры тут есть. Знаешь, думаю, право, ma chere, вот, ma chere… пускай их свезут… куда же торопиться?.. – Граф робко сказал это, как он всегда говорил, когда дело шло о деньгах. Графиня же привыкла уж к этому тону, всегда предшествовавшему делу, разорявшему детей, как какая нибудь постройка галереи, оранжереи, устройство домашнего театра или музыки, – и привыкла, и долгом считала всегда противоборствовать тому, что выражалось этим робким тоном.
Она приняла свой покорно плачевный вид и сказала мужу:
– Послушай, граф, ты довел до того, что за дом ничего не дают, а теперь и все наше – детское состояние погубить хочешь. Ведь ты сам говоришь, что в доме на сто тысяч добра. Я, мой друг, не согласна и не согласна. Воля твоя! На раненых есть правительство. Они знают. Посмотри: вон напротив, у Лопухиных, еще третьего дня все дочиста вывезли. Вот как люди делают. Одни мы дураки. Пожалей хоть не меня, так детей.
Граф замахал руками и, ничего не сказав, вышел из комнаты.
– Папа! об чем вы это? – сказала ему Наташа, вслед за ним вошедшая в комнату матери.
– Ни о чем! Тебе что за дело! – сердито проговорил граф.
– Нет, я слышала, – сказала Наташа. – Отчего ж маменька не хочет?
– Тебе что за дело? – крикнул граф. Наташа отошла к окну и задумалась.
– Папенька, Берг к нам приехал, – сказала она, глядя в окно.
Берг, зять Ростовых, был уже полковник с Владимиром и Анной на шее и занимал все то же покойное и приятное место помощника начальника штаба, помощника первого отделения начальника штаба второго корпуса.
Он 1 сентября приехал из армии в Москву.
Ему в Москве нечего было делать; но он заметил, что все из армии просились в Москву и что то там делали. Он счел тоже нужным отпроситься для домашних и семейных дел.
Берг, в своих аккуратных дрожечках на паре сытых саврасеньких, точно таких, какие были у одного князя, подъехал к дому своего тестя. Он внимательно посмотрел во двор на подводы и, входя на крыльцо, вынул чистый носовой платок и завязал узел.
Из передней Берг плывущим, нетерпеливым шагом вбежал в гостиную и обнял графа, поцеловал ручки у Наташи и Сони и поспешно спросил о здоровье мамаши.
– Какое теперь здоровье? Ну, рассказывай же, – сказал граф, – что войска? Отступают или будет еще сраженье?
– Один предвечный бог, папаша, – сказал Берг, – может решить судьбы отечества. Армия горит духом геройства, и теперь вожди, так сказать, собрались на совещание. Что будет, неизвестно. Но я вам скажу вообще, папаша, такого геройского духа, истинно древнего мужества российских войск, которое они – оно, – поправился он, – показали или выказали в этой битве 26 числа, нет никаких слов достойных, чтоб их описать… Я вам скажу, папаша (он ударил себя в грудь так же, как ударял себя один рассказывавший при нем генерал, хотя несколько поздно, потому что ударить себя в грудь надо было при слове «российское войско»), – я вам скажу откровенно, что мы, начальники, не только не должны были подгонять солдат или что нибудь такое, но мы насилу могли удерживать эти, эти… да, мужественные и древние подвиги, – сказал он скороговоркой. – Генерал Барклай до Толли жертвовал жизнью своей везде впереди войска, я вам скажу. Наш же корпус был поставлен на скате горы. Можете себе представить! – И тут Берг рассказал все, что он запомнил, из разных слышанных за это время рассказов. Наташа, не спуская взгляда, который смущал Берга, как будто отыскивая на его лице решения какого то вопроса, смотрела на него.
– Такое геройство вообще, каковое выказали российские воины, нельзя представить и достойно восхвалить! – сказал Берг, оглядываясь на Наташу и как бы желая ее задобрить, улыбаясь ей в ответ на ее упорный взгляд… – «Россия не в Москве, она в сердцах се сынов!» Так, папаша? – сказал Берг.
В это время из диванной, с усталым и недовольным видом, вышла графиня. Берг поспешно вскочил, поцеловал ручку графини, осведомился о ее здоровье и, выражая свое сочувствие покачиваньем головы, остановился подле нее.
– Да, мамаша, я вам истинно скажу, тяжелые и грустные времена для всякого русского. Но зачем же так беспокоиться? Вы еще успеете уехать…
– Я не понимаю, что делают люди, – сказала графиня, обращаясь к мужу, – мне сейчас сказали, что еще ничего не готово. Ведь надо же кому нибудь распорядиться. Вот и пожалеешь о Митеньке. Это конца не будет?
Граф хотел что то сказать, но, видимо, воздержался. Он встал с своего стула и пошел к двери.
Берг в это время, как бы для того, чтобы высморкаться, достал платок и, глядя на узелок, задумался, грустно и значительно покачивая головой.
– А у меня к вам, папаша, большая просьба, – сказал он.
– Гм?.. – сказал граф, останавливаясь.
– Еду я сейчас мимо Юсупова дома, – смеясь, сказал Берг. – Управляющий мне знакомый, выбежал и просит, не купите ли что нибудь. Я зашел, знаете, из любопытства, и там одна шифоньерочка и туалет. Вы знаете, как Верушка этого желала и как мы спорили об этом. (Берг невольно перешел в тон радости о своей благоустроенности, когда он начал говорить про шифоньерку и туалет.) И такая прелесть! выдвигается и с аглицким секретом, знаете? А Верочке давно хотелось. Так мне хочется ей сюрприз сделать. Я видел у вас так много этих мужиков на дворе. Дайте мне одного, пожалуйста, я ему хорошенько заплачу и…
Граф сморщился и заперхал.
– У графини просите, а я не распоряжаюсь.
– Ежели затруднительно, пожалуйста, не надо, – сказал Берг. – Мне для Верушки только очень бы хотелось.
– Ах, убирайтесь вы все к черту, к черту, к черту и к черту!.. – закричал старый граф. – Голова кругом идет. – И он вышел из комнаты.
Графиня заплакала.
– Да, да, маменька, очень тяжелые времена! – сказал Берг.
Наташа вышла вместе с отцом и, как будто с трудом соображая что то, сначала пошла за ним, а потом побежала вниз.
На крыльце стоял Петя, занимавшийся вооружением людей, которые ехали из Москвы. На дворе все так же стояли заложенные подводы. Две из них были развязаны, и на одну из них влезал офицер, поддерживаемый денщиком.
– Ты знаешь за что? – спросил Петя Наташу (Наташа поняла, что Петя разумел: за что поссорились отец с матерью). Она не отвечала.
– За то, что папенька хотел отдать все подводы под ранепых, – сказал Петя. – Мне Васильич сказал. По моему…
– По моему, – вдруг закричала почти Наташа, обращая свое озлобленное лицо к Пете, – по моему, это такая гадость, такая мерзость, такая… я не знаю! Разве мы немцы какие нибудь?.. – Горло ее задрожало от судорожных рыданий, и она, боясь ослабеть и выпустить даром заряд своей злобы, повернулась и стремительно бросилась по лестнице. Берг сидел подле графини и родственно почтительно утешал ее. Граф с трубкой в руках ходил по комнате, когда Наташа, с изуродованным злобой лицом, как буря ворвалась в комнату и быстрыми шагами подошла к матери.
– Это гадость! Это мерзость! – закричала она. – Это не может быть, чтобы вы приказали.
Берг и графиня недоумевающе и испуганно смотрели на нее. Граф остановился у окна, прислушиваясь.
– Маменька, это нельзя; посмотрите, что на дворе! – закричала она. – Они остаются!..
– Что с тобой? Кто они? Что тебе надо?
– Раненые, вот кто! Это нельзя, маменька; это ни на что не похоже… Нет, маменька, голубушка, это не то, простите, пожалуйста, голубушка… Маменька, ну что нам то, что мы увезем, вы посмотрите только, что на дворе… Маменька!.. Это не может быть!..
Граф стоял у окна и, не поворачивая лица, слушал слова Наташи. Вдруг он засопел носом и приблизил свое лицо к окну.
Графиня взглянула на дочь, увидала ее пристыженное за мать лицо, увидала ее волнение, поняла, отчего муж теперь не оглядывался на нее, и с растерянным видом оглянулась вокруг себя.
– Ах, да делайте, как хотите! Разве я мешаю кому нибудь! – сказала она, еще не вдруг сдаваясь.
– Маменька, голубушка, простите меня!
Но графиня оттолкнула дочь и подошла к графу.
– Mon cher, ты распорядись, как надо… Я ведь не знаю этого, – сказала она, виновато опуская глаза.
– Яйца… яйца курицу учат… – сквозь счастливые слезы проговорил граф и обнял жену, которая рада была скрыть на его груди свое пристыженное лицо.
– Папенька, маменька! Можно распорядиться? Можно?.. – спрашивала Наташа. – Мы все таки возьмем все самое нужное… – говорила Наташа.
Граф утвердительно кивнул ей головой, и Наташа тем быстрым бегом, которым она бегивала в горелки, побежала по зале в переднюю и по лестнице на двор.
Люди собрались около Наташи и до тех пор не могли поверить тому странному приказанию, которое она передавала, пока сам граф именем своей жены не подтвердил приказания о том, чтобы отдавать все подводы под раненых, а сундуки сносить в кладовые. Поняв приказание, люди с радостью и хлопотливостью принялись за новое дело. Прислуге теперь это не только не казалось странным, но, напротив, казалось, что это не могло быть иначе, точно так же, как за четверть часа перед этим никому не только не казалось странным, что оставляют раненых, а берут вещи, но казалось, что не могло быть иначе.
Все домашние, как бы выплачивая за то, что они раньше не взялись за это, принялись с хлопотливостью за новое дело размещения раненых. Раненые повыползли из своих комнат и с радостными бледными лицами окружили подводы. В соседних домах тоже разнесся слух, что есть подводы, и на двор к Ростовым стали приходить раненые из других домов. Многие из раненых просили не снимать вещей и только посадить их сверху. Но раз начавшееся дело свалки вещей уже не могло остановиться. Было все равно, оставлять все или половину. На дворе лежали неубранные сундуки с посудой, с бронзой, с картинами, зеркалами, которые так старательно укладывали в прошлую ночь, и всё искали и находили возможность сложить то и то и отдать еще и еще подводы.
– Четверых еще можно взять, – говорил управляющий, – я свою повозку отдаю, а то куда же их?
– Да отдайте мою гардеробную, – говорила графиня. – Дуняша со мной сядет в карету.
Отдали еще и гардеробную повозку и отправили ее за ранеными через два дома. Все домашние и прислуга были весело оживлены. Наташа находилась в восторженно счастливом оживлении, которого она давно не испытывала.
– Куда же его привязать? – говорили люди, прилаживая сундук к узкой запятке кареты, – надо хоть одну подводу оставить.
– Да с чем он? – спрашивала Наташа.
– С книгами графскими.
– Оставьте. Васильич уберет. Это не нужно.
В бричке все было полно людей; сомневались о том, куда сядет Петр Ильич.
– Он на козлы. Ведь ты на козлы, Петя? – кричала Наташа.
Соня не переставая хлопотала тоже; но цель хлопот ее была противоположна цели Наташи. Она убирала те вещи, которые должны были остаться; записывала их, по желанию графини, и старалась захватить с собой как можно больше.
Во втором часу заложенные и уложенные четыре экипажа Ростовых стояли у подъезда. Подводы с ранеными одна за другой съезжали со двора.
Коляска, в которой везли князя Андрея, проезжая мимо крыльца, обратила на себя внимание Сони, устраивавшей вместе с девушкой сиденья для графини в ее огромной высокой карете, стоявшей у подъезда.
– Это чья же коляска? – спросила Соня, высунувшись в окно кареты.
– А вы разве не знали, барышня? – отвечала горничная. – Князь раненый: он у нас ночевал и тоже с нами едут.
– Да кто это? Как фамилия?
– Самый наш жених бывший, князь Болконский! – вздыхая, отвечала горничная. – Говорят, при смерти.
Соня выскочила из кареты и побежала к графине. Графиня, уже одетая по дорожному, в шали и шляпе, усталая, ходила по гостиной, ожидая домашних, с тем чтобы посидеть с закрытыми дверями и помолиться перед отъездом. Наташи не было в комнате.
– Maman, – сказала Соня, – князь Андрей здесь, раненый, при смерти. Он едет с нами.
Графиня испуганно открыла глаза и, схватив за руку Соню, оглянулась.
– Наташа? – проговорила она.
И для Сони и для графини известие это имело в первую минуту только одно значение. Они знали свою Наташу, и ужас о том, что будет с нею при этом известии, заглушал для них всякое сочувствие к человеку, которого они обе любили.
– Наташа не знает еще; но он едет с нами, – сказала Соня.
– Ты говоришь, при смерти?
Соня кивнула головой.
Графиня обняла Соню и заплакала.
«Пути господни неисповедимы!» – думала она, чувствуя, что во всем, что делалось теперь, начинала выступать скрывавшаяся прежде от взгляда людей всемогущая рука.