5c Rayed Star

Лучистая звезда, 5 сантимов
англ. 5с Rayed Star
(Михель #без номера; Скотт #без номера)
Тип марки (марок)	доплатная
Страна выпуска	Швейцария Швейцария
Место выпуска	Берн
Издатель	Stämpfli & Cie.
Гравёр	Jean Durussel
Способ печати	типографская печать
Дата выпуска	22 июня 1878
Номинал	5 сантимов
Зубцовка	11½ (Скотт и Ивер) 11¾ (Михель)
Причина редкости	ошибка печати
Тираж (экз.)	возможно, 100
Сохранилось (экз.)	1
Из них гашёных	1
Оценка	$300 000 (1993)

«Лучи́стая звезда́, 5 санти́мов» (англ. 5с Rayed Star) — филателистическое название редчайшей разновидности доплатной марки из первого общефедерального выпуска Швейцарии 1878 года.

Описание и статус

Раритет был создан и отпечатан в рамках серии из девяти марок бледно-синего цвета номиналами в 1, 2, 3, 5, 10, 20, 50, 100 и 500 сантимов.

Их рисунок однотипен. В центре марки расположена круглая звезда-розетка с 80 двойными лучами и нанесённая поверх неё цифра номинала. Композиция заключена в синий круг с 22 белыми пятиконечными звёздочками (по числу кантонов страны).

По углам марки, в качестве символа быстроты доставки почты, четыре железнодорожных колеса с крыльями, заключённые в геометрическую рамку, — мотив, заимствованный у почтовой марки Норвегии «Почтовый рожок». Названия страны и каких-либо надписей кроме цифры номинала нет.

Художник и гравёр серии — Jean Durussel из Берна. Бумага обычная, водяной знак — «крест в овале». Типография — Stämpfli & Cie, Берн.

На всех марках серии, кроме односантимовой, отсутствует центральный элемент, лучистая звезда, а номиналы располагаются просто в круге на белом фоне. Однако на единственной обнаруженной марке в 5 сантимов номинал, как и на односантимовых марках, отпечатан на фоне лучистой звезды.

Уникальный пятисантимовик имеет гашение — оттиск почтового штемпеля деревни Биссег (нем. Bissegg). На момент выхода марки её население составляло около 200 человек. Ныне Биссег слита с несколькими соседними деревушками в коммуну Амликон-Биссег кантона Тургау, что на крайнем северо-востоке страны.

В настоящее время известен всего один подобный экземпляр, что ставит его в ряд с двумя другими марками-уникумами — шведским «Жёлтым трёхскиллинговиком» и «Британской Гвианой». Но, в отличие от них, этот экземпляр был случайно обнаружен спустя 101 год со времени выхода марки в свет. Столь большая временна́я разница не имеет прецедентов в мировой филателии.

Обнаружение

Однажды в конце 1979 года исполнительный директор лондонской филателистической компании The Amateur Collector Ltd. Хайнц Кетчер (англ. Heinz L. Katcher) сортировал филателистическую смесь первых марок Швейцарии. Неожиданно он обнаружил доплатный пятисантимовик с лучистой звездой, чего, согласно каталогам почтовых марок того времени, быть физически не могло. В своей статье в The Swiss Philatelist Хайнц рассказывает:

Уверен, что в этот момент я выглядел как идиот, выигравший приз! Позвольте, я опишу, как всё произошло. В течение многих месяцев (и этот не был исключением) в моих сейфах скапливался несортированный материал, который не был необходим ни немедленно, ни даже про запас. Одна подобная партия швейцарских доплатных марок оказалась нетронутой со смерти два года назад моего дорогого друга Фрэда Хилларда (Fred Hilliard), и я решил привести её в порядок. Сперва я рассортировал марки (по годам выпуска) на «синие», «сине-зелёные» и «другие зелёные». Следующим шагом — на «синие» на обычной и на гранитной бумаге. И третий шаг — на типы I и II. В ходе сортировки я несколько раз перекладывал марки из кучки в кучку, пока, наконец, не заметил краем глаза, что кучку односантимовых синих марок с лучистыми звёздами венчает марка в пять сантимов! Прошло, наверное, секунд 15, прежде чем я после этого пошевелился и стал её рассматривать ближе. Затем я обратился к Фрэнку (Frank Bulstrode): «Посмотри, что сотворил какой-то шутник: он стёр единицу и подрисовал пятёрку сверху. Кем бы он ни был, он сделал свою работу фантастически: нет никаких следов фальшивки». Фрэнк посмотрел и сказал, что такого не может быть, это явно шутка.

Экспертиза

Хайнц и Фрэнк немедленно поместили марку под ультрафиолетовую лампу, полагая, что обман тут же вскроется. Однако ни это, ни помещение марки в воду и бензин, ни сравнение зубцовки и структуры бумаги под сильным увеличением не придало ясности: следов подделки не было. Штемпель, первоначально идентифицированный как BISSONE, позже оказался BISSEGG, причём попутно выяснилось, что подобный оттиск существовал до этого момента всего в одном сохранившемся в частных руках экземпляре.

Кетчер провёл из Лондона несколько предварительных телефонных консультаций с экспертами по первым маркам Швейцарии в континентальной Европе, и поначалу они выразили явное недоверие: в истории мировой филателии ещё не было случая, чтобы раритет столь высокого уровня обнаруживался спустя такой большой промежуток времени; считалось, что все возможные редкости давно обнаружены и новым появиться попросту неоткуда.

Пришлось транспортировать марку через Ла-Манш и организовывать спецпоказ. Когда марка была предъявлена специалистам в офисах Цумштейна, их недоверие, как пишет журнал Tell, орган Американского общества швейцарской филателии (American Helvetia Philatelic Society), сменилось глубоким удивлением. Марка и штемпель, которым она была погашена, прошли самую строгую экспертизу, включая ряд тестов химикалиями, исследования в архивах Почты, телефона и телеграфа Швейцарии (фр. Postes, téléphones, télégraphes) и консультаций с типографиями этой страны. Всё оказалось подлинным — и марка, и гашение.

История

Выпуски доплатных марок

Федеральное почтовое ведомство Швейцарии приступило к выпуску доплатных марок в 1878 году. Именно в первой серии таких марок и был выявлен пятисантимовый уникум. Выпуски доплатных марок в этой стране продолжались вплоть до 1938 года. Последние из них были изъяты из почтового обращения 31 декабря 1956 года, и начиная с 1957 года доплата корреспонденции стала оформляться обычными почтовыми марками. Всего было выпущено 74 доплатных марки.

Организация печати

С тех пор, как мир узнал о существовании швейцарского раритета, профильная филателистическая пресса, в частности, упомянутый Tell и Berner Briefmarken Zeitung, периодически публикует всё новые и новые идеи и трактовки по поводу того, как уникальная марка могла увидеть свет, а также каким образом за сто лет её никто не обнаружил. В настоящее время среди экспертов на этот счёт имеется следующий консенсус.

Изначально «лучистые звёзды» должны были присутствовать на марках всех номиналов. Марки печатались с помощью двух отдельных процессов, следовавших сразу же друг за другом: сперва рисунок, затем цифра номинала. Были изготовлены и доставлены в типографию 250 соответствующих клише, что позволяло печатать за раз два марочных листа по 100 штук в каждом и иметь в резерве ещё 50. Печатных форм как таковых не было: 100 клише собирались по одному в железный поддон. Найдены два таких поддона — для клише рисунка марок и клише цифры их номинала. После каждого печатного прогона конструкцию приходилось демонтировать, чтобы освободить элементы от остатков залипшей краски с помощью нагрева, после чего ждать, пока клише остынут, и пересобирать их в поддоны заново.

Печатники имели строгую инструкцию почтового департамента о необходимости возврата всех листов бумаги, которые будут испорчены в ходе процесса. Кроме того, их попросили сперва напечатать наиболее ходовые номиналы — 1, 5, 10 и 50 сантимов. Согласно документации, к 17 июня 1878 года было напечатано 1 362 675 экземпляров-односантимовиков, а затем процесс был остановлен. Пауза продлилась до 22 июня, после чего типография принялась печатать пятисантимовые марки (их выпустили тиражом 724 725 штук).

Пятидневный перерыв был вызван тем, что рисунок «лучистой звезды» оказался слишком «тонким» в середине, что было не по силам выбранному способу печати: тонкие линии в оттисках слипались, образуя некрасивую кляксу, зрительно мешавшую нормально воспринимать печатавшуюся позже цифру номинала. Печатники, недовольные результатом, уведомили об этом заказчика. В итоге с разрешения почты клише были переделаны, центральная часть из них была попросту убрана.

Версии появления

Благодаря чему именно появился пятисантимовый уникум, спустя более чем сто лет сказать сложно. Основными версиями являются следующие:

• при очередной пересборке клише в поддоне было случайно использовано 1—2 старых, со звездой;
• в качестве аргумента для почтового департамента было напечатано 1—2 звёздных листа с тем номиналом, который уже стоял во втором поддоне;
• одно—два новых, беззвёздных клише было испорчено в ходе печати и за отсутствием резервных было временно заменено старыми;
• и так далее.

Через восемь лет после обнаружения раритета, когда стало вполне ясно, что предпринятые поиски новых экземпляров марки по всему миру оказались безрезультатны и налицо лишь единственный её экземпляр, один из экспертов, Макс Херч (нем. Max Hertsch), выдвинул дополнительную гипотезу.

По-видимому, марка всё же была напечатана в количестве не менее ста штук — то есть существовал и остался незамеченным как минимум один «неправильный» лист. При распределении всего тиража по стране он, однако, угодил в маленькое почтовое отделение в деревушке Биссег, обслуживавшее всего двести жителей. Неудивительно, что на конвертах разошлись лишь единичные экземпляры доплатной марки, а сам лист, откуда они отрывались, пролежал на почте практически неиспользованным все те годы, пока данному выпуску не пришёл на смену «зелёный».

Когда же эмиссия выводилась из обращения, начальник отделения Готлиб Хаберлин (Gottlieb Haberlin) сдал под расписку всё неиспользованные остатки для списания и ликвидации центральной почтой. Разумеется, г-н Хаберлин не знал, что пятисантимовые марки должны выглядеть по-другому, без звезды в центре: у него-то в распоряжении был лишь один «неправильный» лист, так что ему не с чем было их сравнивать.

Признание

На сегодняшний день придуманное Кетчером название марки «Лучистая звезда, 5 сантимов» существует пока только по-английски — 5с Rayed Star. Каталог «Скотт» констатирует в виде примечания, что имеется один пятисантимовик в дизайне 1с, но номера этому уникуму (по состоянию на 2008 год) пока не присвоил. «Михель» в своём томе «Центральная Европа» (2006) указывает, что весь выпуск печатался с 1 июля 1878 года по 1880 год, и не знает «Пятисантимовой лучистой звезды» вообще. Нет упоминания о пятисантимовой «звезде» и в каталоге «Ивер» (2005).

Однако марка уже экспонируется на филателистических выставках — в частности, на выставке WIPA в Вене в 1981 году ей был отведён отдельный стенд и приставлена усиленная охрана. Впрочем, The Swiss Philatelist отмечает:

К сожалению, марку нельзя показывать так широко, как хотелось бы. Лишь очень немногие организаторы выставок, даже международного уровня, способны обеспечить большие страховые взносы, требуемые для показа редкости.

По-видимому, и консерватизм мировых каталогов почтовых марок играет в этом свою роль: марку-уникум до сих пор невозможно оценить объективно. Что же касается остальных марок серии, первый выпуск доплатных марок Швейцарии целиком, со всеми разновидностями, кроме описанной, в апреле 2009 года оценивался в £200.

См. также

• Базельская голубка (почтовая марка)
• Двойная Женева
• Доплатная марка
• Пропавшая дева (почтовая марка)
• Проект:Филателия и почта/Списки/Список почтовых марок

Литература

• Швейцария // [dic.academic.ru/dic.nsf/dic_philately/2839/ Большой филателистический словарь] / Н. И. Владинец, Л. И. Ильичёв, И. Я. Левитас, П. Ф. Мазур, И. Н. Меркулов, И. А. Моросанов, Ю. К. Мякота, С. А. Панасян, Ю. М. Рудников, М. Б. Слуцкий, В. А. Якобс; под общ. ред. Н. И. Владинца и В. А. Якобса. — М.: Радио и связь, 1988. — 320 с. — 40 000 экз. — ISBN 5-256-00175-2.

• Швейцария (Швейцарская Конфедерация) // [www.colonies.ru/books/geografia/sveitsaria.html Филателистическая география (зарубежные страны): Справочник] / Л. Л. Лепешинский. — М.: Связь, 1967. — С. 97—99. — 480 с.
• [www.swiss-stamps.us/Tell/T065.pdf A philatelic gem] // Tell. — 1980. — Vol. 6. — No. 5 (60). — P. 101. (англ.)  (Проверено 2 февраля 2009)
• Gleichenhaus R. D. [www.swiss-stamps.us/Tell/T192.pdf A profile of a swiss stamp dealer] // Tell. — 1993. — Vol. 19. — No. 2. — P. 45—48. (англ.)  (Проверено 2 февраля 2009)

Отрывок, характеризующий 5c Rayed Star

– Помни, что для тебя от этого зависит всё.
В это время в девичьей не только был известен приезд министра с сыном, но внешний вид их обоих был уже подробно описан. Княжна Марья сидела одна в своей комнате и тщетно пыталась преодолеть свое внутреннее волнение.
«Зачем они писали, зачем Лиза говорила мне про это? Ведь этого не может быть! – говорила она себе, взглядывая в зеркало. – Как я выйду в гостиную? Ежели бы он даже мне понравился, я бы не могла быть теперь с ним сама собою». Одна мысль о взгляде ее отца приводила ее в ужас.
Маленькая княгиня и m lle Bourienne получили уже все нужные сведения от горничной Маши о том, какой румяный, чернобровый красавец был министерский сын, и о том, как папенька их насилу ноги проволок на лестницу, а он, как орел, шагая по три ступеньки, пробежал зa ним. Получив эти сведения, маленькая княгиня с m lle Bourienne,еще из коридора слышные своими оживленно переговаривавшими голосами, вошли в комнату княжны.
– Ils sont arrives, Marieie, [Они приехали, Мари,] вы знаете? – сказала маленькая княгиня, переваливаясь своим животом и тяжело опускаясь на кресло.
Она уже не была в той блузе, в которой сидела поутру, а на ней было одно из лучших ее платьев; голова ее была тщательно убрана, и на лице ее было оживление, не скрывавшее, однако, опустившихся и помертвевших очертаний лица. В том наряде, в котором она бывала обыкновенно в обществах в Петербурге, еще заметнее было, как много она подурнела. На m lle Bourienne тоже появилось уже незаметно какое то усовершенствование наряда, которое придавало ее хорошенькому, свеженькому лицу еще более привлекательности.
– Eh bien, et vous restez comme vous etes, chere princesse? – заговорила она. – On va venir annoncer, que ces messieurs sont au salon; il faudra descendre, et vous ne faites pas un petit brin de toilette! [Ну, а вы остаетесь, в чем были, княжна? Сейчас придут сказать, что они вышли. Надо будет итти вниз, а вы хоть бы чуть чуть принарядились!]
Маленькая княгиня поднялась с кресла, позвонила горничную и поспешно и весело принялась придумывать наряд для княжны Марьи и приводить его в исполнение. Княжна Марья чувствовала себя оскорбленной в чувстве собственного достоинства тем, что приезд обещанного ей жениха волновал ее, и еще более она была оскорблена тем, что обе ее подруги и не предполагали, чтобы это могло быть иначе. Сказать им, как ей совестно было за себя и за них, это значило выдать свое волнение; кроме того отказаться от наряжения, которое предлагали ей, повело бы к продолжительным шуткам и настаиваниям. Она вспыхнула, прекрасные глаза ее потухли, лицо ее покрылось пятнами и с тем некрасивым выражением жертвы, чаще всего останавливающемся на ее лице, она отдалась во власть m lle Bourienne и Лизы. Обе женщины заботились совершенно искренно о том, чтобы сделать ее красивой. Она была так дурна, что ни одной из них не могла притти мысль о соперничестве с нею; поэтому они совершенно искренно, с тем наивным и твердым убеждением женщин, что наряд может сделать лицо красивым, принялись за ее одеванье.
– Нет, право, ma bonne amie, [мой добрый друг,] это платье нехорошо, – говорила Лиза, издалека боком взглядывая на княжну. – Вели подать, у тебя там есть масака. Право! Что ж, ведь это, может быть, судьба жизни решается. А это слишком светло, нехорошо, нет, нехорошо!
Нехорошо было не платье, но лицо и вся фигура княжны, но этого не чувствовали m lle Bourienne и маленькая княгиня; им все казалось, что ежели приложить голубую ленту к волосам, зачесанным кверху, и спустить голубой шарф с коричневого платья и т. п., то всё будет хорошо. Они забывали, что испуганное лицо и фигуру нельзя было изменить, и потому, как они ни видоизменяли раму и украшение этого лица, само лицо оставалось жалко и некрасиво. После двух или трех перемен, которым покорно подчинялась княжна Марья, в ту минуту, как она была зачесана кверху (прическа, совершенно изменявшая и портившая ее лицо), в голубом шарфе и масака нарядном платье, маленькая княгиня раза два обошла кругом нее, маленькой ручкой оправила тут складку платья, там подернула шарф и посмотрела, склонив голову, то с той, то с другой стороны.
– Нет, это нельзя, – сказала она решительно, всплеснув руками. – Non, Marie, decidement ca ne vous va pas. Je vous aime mieux dans votre petite robe grise de tous les jours. Non, de grace, faites cela pour moi. [Нет, Мари, решительно это не идет к вам. Я вас лучше люблю в вашем сереньком ежедневном платьице: пожалуйста, сделайте это для меня.] Катя, – сказала она горничной, – принеси княжне серенькое платье, и посмотрите, m lle Bourienne, как я это устрою, – сказала она с улыбкой предвкушения артистической радости.
Но когда Катя принесла требуемое платье, княжна Марья неподвижно всё сидела перед зеркалом, глядя на свое лицо, и в зеркале увидала, что в глазах ее стоят слезы, и что рот ее дрожит, приготовляясь к рыданиям.
– Voyons, chere princesse, – сказала m lle Bourienne, – encore un petit effort. [Ну, княжна, еще маленькое усилие.]
Маленькая княгиня, взяв платье из рук горничной, подходила к княжне Марье.
– Нет, теперь мы это сделаем просто, мило, – говорила она.
Голоса ее, m lle Bourienne и Кати, которая о чем то засмеялась, сливались в веселое лепетанье, похожее на пение птиц.
– Non, laissez moi, [Нет, оставьте меня,] – сказала княжна.
И голос ее звучал такой серьезностью и страданием, что лепетанье птиц тотчас же замолкло. Они посмотрели на большие, прекрасные глаза, полные слез и мысли, ясно и умоляюще смотревшие на них, и поняли, что настаивать бесполезно и даже жестоко.
– Au moins changez de coiffure, – сказала маленькая княгиня. – Je vous disais, – с упреком сказала она, обращаясь к m lle Bourienne, – Marieie a une de ces figures, auxquelles ce genre de coiffure ne va pas du tout. Mais du tout, du tout. Changez de grace. [По крайней мере, перемените прическу. У Мари одно из тех лиц, которым этот род прически совсем нейдет. Перемените, пожалуйста.]
– Laissez moi, laissez moi, tout ca m'est parfaitement egal, [Оставьте меня, мне всё равно,] – отвечал голос, едва удерживающий слезы.
M lle Bourienne и маленькая княгиня должны были признаться самим себе, что княжна. Марья в этом виде была очень дурна, хуже, чем всегда; но было уже поздно. Она смотрела на них с тем выражением, которое они знали, выражением мысли и грусти. Выражение это не внушало им страха к княжне Марье. (Этого чувства она никому не внушала.) Но они знали, что когда на ее лице появлялось это выражение, она была молчалива и непоколебима в своих решениях.
– Vous changerez, n'est ce pas? [Вы перемените, не правда ли?] – сказала Лиза, и когда княжна Марья ничего не ответила, Лиза вышла из комнаты.
Княжна Марья осталась одна. Она не исполнила желания Лизы и не только не переменила прически, но и не взглянула на себя в зеркало. Она, бессильно опустив глаза и руки, молча сидела и думала. Ей представлялся муж, мужчина, сильное, преобладающее и непонятно привлекательное существо, переносящее ее вдруг в свой, совершенно другой, счастливый мир. Ребенок свой, такой, какого она видела вчера у дочери кормилицы, – представлялся ей у своей собственной груди. Муж стоит и нежно смотрит на нее и ребенка. «Но нет, это невозможно: я слишком дурна», думала она.
– Пожалуйте к чаю. Князь сейчас выйдут, – сказал из за двери голос горничной.
Она очнулась и ужаснулась тому, о чем она думала. И прежде чем итти вниз, она встала, вошла в образную и, устремив на освещенный лампадой черный лик большого образа Спасителя, простояла перед ним с сложенными несколько минут руками. В душе княжны Марьи было мучительное сомненье. Возможна ли для нее радость любви, земной любви к мужчине? В помышлениях о браке княжне Марье мечталось и семейное счастие, и дети, но главною, сильнейшею и затаенною ее мечтою была любовь земная. Чувство было тем сильнее, чем более она старалась скрывать его от других и даже от самой себя. Боже мой, – говорила она, – как мне подавить в сердце своем эти мысли дьявола? Как мне отказаться так, навсегда от злых помыслов, чтобы спокойно исполнять Твою волю? И едва она сделала этот вопрос, как Бог уже отвечал ей в ее собственном сердце: «Не желай ничего для себя; не ищи, не волнуйся, не завидуй. Будущее людей и твоя судьба должна быть неизвестна тебе; но живи так, чтобы быть готовой ко всему. Если Богу угодно будет испытать тебя в обязанностях брака, будь готова исполнить Его волю». С этой успокоительной мыслью (но всё таки с надеждой на исполнение своей запрещенной, земной мечты) княжна Марья, вздохнув, перекрестилась и сошла вниз, не думая ни о своем платье, ни о прическе, ни о том, как она войдет и что скажет. Что могло всё это значить в сравнении с предопределением Бога, без воли Которого не падет ни один волос с головы человеческой.


Когда княжна Марья взошла в комнату, князь Василий с сыном уже были в гостиной, разговаривая с маленькой княгиней и m lle Bourienne. Когда она вошла своей тяжелой походкой, ступая на пятки, мужчины и m lle Bourienne приподнялись, и маленькая княгиня, указывая на нее мужчинам, сказала: Voila Marie! [Вот Мари!] Княжна Марья видела всех и подробно видела. Она видела лицо князя Василья, на мгновенье серьезно остановившееся при виде княжны и тотчас же улыбнувшееся, и лицо маленькой княгини, читавшей с любопытством на лицах гостей впечатление, которое произведет на них Marie. Она видела и m lle Bourienne с ее лентой и красивым лицом и оживленным, как никогда, взглядом, устремленным на него; но она не могла видеть его, она видела только что то большое, яркое и прекрасное, подвинувшееся к ней, когда она вошла в комнату. Сначала к ней подошел князь Василий, и она поцеловала плешивую голову, наклонившуюся над ее рукою, и отвечала на его слова, что она, напротив, очень хорошо помнит его. Потом к ней подошел Анатоль. Она всё еще не видала его. Она только почувствовала нежную руку, твердо взявшую ее, и чуть дотронулась до белого лба, над которым были припомажены прекрасные русые волосы. Когда она взглянула на него, красота его поразила ее. Анатопь, заложив большой палец правой руки за застегнутую пуговицу мундира, с выгнутой вперед грудью, а назад – спиною, покачивая одной отставленной ногой и слегка склонив голову, молча, весело глядел на княжну, видимо совершенно о ней не думая. Анатоль был не находчив, не быстр и не красноречив в разговорах, но у него зато была драгоценная для света способность спокойствия и ничем не изменяемая уверенность. Замолчи при первом знакомстве несамоуверенный человек и выкажи сознание неприличности этого молчания и желание найти что нибудь, и будет нехорошо; но Анатоль молчал, покачивал ногой, весело наблюдая прическу княжны. Видно было, что он так спокойно мог молчать очень долго. «Ежели кому неловко это молчание, так разговаривайте, а мне не хочется», как будто говорил его вид. Кроме того в обращении с женщинами у Анатоля была та манера, которая более всего внушает в женщинах любопытство, страх и даже любовь, – манера презрительного сознания своего превосходства. Как будто он говорил им своим видом: «Знаю вас, знаю, да что с вами возиться? А уж вы бы рады!» Может быть, что он этого не думал, встречаясь с женщинами (и даже вероятно, что нет, потому что он вообще мало думал), но такой у него был вид и такая манера. Княжна почувствовала это и, как будто желая ему показать, что она и не смеет думать об том, чтобы занять его, обратилась к старому князю. Разговор шел общий и оживленный, благодаря голоску и губке с усиками, поднимавшейся над белыми зубами маленькой княгини. Она встретила князя Василья с тем приемом шуточки, который часто употребляется болтливо веселыми людьми и который состоит в том, что между человеком, с которым так обращаются, и собой предполагают какие то давно установившиеся шуточки и веселые, отчасти не всем известные, забавные воспоминания, тогда как никаких таких воспоминаний нет, как их и не было между маленькой княгиней и князем Васильем. Князь Василий охотно поддался этому тону; маленькая княгиня вовлекла в это воспоминание никогда не бывших смешных происшествий и Анатоля, которого она почти не знала. M lle Bourienne тоже разделяла эти общие воспоминания, и даже княжна Марья с удовольствием почувствовала и себя втянутою в это веселое воспоминание.
– Вот, по крайней мере, мы вами теперь вполне воспользуемся, милый князь, – говорила маленькая княгиня, разумеется по французски, князю Василью, – это не так, как на наших вечерах у Annette, где вы всегда убежите; помните cette chere Annette? [милую Аннет?]
– А, да вы мне не подите говорить про политику, как Annette!
– А наш чайный столик?
– О, да!
– Отчего вы никогда не бывали у Annette? – спросила маленькая княгиня у Анатоля. – А я знаю, знаю, – сказала она, подмигнув, – ваш брат Ипполит мне рассказывал про ваши дела. – О! – Она погрозила ему пальчиком. – Еще в Париже ваши проказы знаю!
– А он, Ипполит, тебе не говорил? – сказал князь Василий (обращаясь к сыну и схватив за руку княгиню, как будто она хотела убежать, а он едва успел удержать ее), – а он тебе не говорил, как он сам, Ипполит, иссыхал по милой княгине и как она le mettait a la porte? [выгнала его из дома?]
– Oh! C'est la perle des femmes, princesse! [Ах! это перл женщин, княжна!] – обратился он к княжне.
С своей стороны m lle Bourienne не упустила случая при слове Париж вступить тоже в общий разговор воспоминаний. Она позволила себе спросить, давно ли Анатоль оставил Париж, и как понравился ему этот город. Анатоль весьма охотно отвечал француженке и, улыбаясь, глядя на нее, разговаривал с нею про ее отечество. Увидав хорошенькую Bourienne, Анатоль решил, что и здесь, в Лысых Горах, будет нескучно. «Очень недурна! – думал он, оглядывая ее, – очень недурна эта demoiselle de compagn. [компаньонка.] Надеюсь, что она возьмет ее с собой, когда выйдет за меня, – подумал он, – la petite est gentille». [малютка – мила.]
Старый князь неторопливо одевался в кабинете, хмурясь и обдумывая то, что ему делать. Приезд этих гостей сердил его. «Что мне князь Василий и его сынок? Князь Василий хвастунишка, пустой, ну и сын хорош должен быть», ворчал он про себя. Его сердило то, что приезд этих гостей поднимал в его душе нерешенный, постоянно заглушаемый вопрос, – вопрос, насчет которого старый князь всегда сам себя обманывал. Вопрос состоял в том, решится ли он когда либо расстаться с княжной Марьей и отдать ее мужу. Князь никогда прямо не решался задавать себе этот вопрос, зная вперед, что он ответил бы по справедливости, а справедливость противоречила больше чем чувству, а всей возможности его жизни. Жизнь без княжны Марьи князю Николаю Андреевичу, несмотря на то, что он, казалось, мало дорожил ею, была немыслима. «И к чему ей выходить замуж? – думал он, – наверно, быть несчастной. Вон Лиза за Андреем (лучше мужа теперь, кажется, трудно найти), а разве она довольна своей судьбой? И кто ее возьмет из любви? Дурна, неловка. Возьмут за связи, за богатство. И разве не живут в девках? Еще счастливее!» Так думал, одеваясь, князь Николай Андреевич, а вместе с тем всё откладываемый вопрос требовал немедленного решения. Князь Василий привез своего сына, очевидно, с намерением сделать предложение и, вероятно, нынче или завтра потребует прямого ответа. Имя, положение в свете приличное. «Что ж, я не прочь, – говорил сам себе князь, – но пусть он будет стоить ее. Вот это то мы и посмотрим».