Колонии Курляндии

См. также: Колонизация Америки

Колонии герцогства Курляндского — совокупность нескольких попыток колонизации им заморских земель в XVII веке. Тогда были основаны колонии в Западной Африке (у реки Гамбии) и на острове Тобаго в Карибском бассейне у берегов Южной Америки.

История

Предпосылки

Курляндия стала герцогством в 1561 году как вассал Великого княжества Литовского (с 1569 года — Речи Посполитой) на территории современной Латвии. Её население составляло около 200 000 человек. Правящий класс, а также купечество состояло в основном из балтийских немцев, составлявших образованное меньшинство населения, тогда как большинство населения герцогства составляли латышские крестьяне.

При герцоге Якобе Кеттлере государство достигло вершины процветания. Во время своих путешествий по Западной Европе Якоб стал энергичным и последовательным сторонником меркантилистских идей. Благодаря усилиям герцога получили значительное развитие металлообработка и кораблестроение. Торговые отношения были установлены не только с ближайшими странами, такими как Речь Посполитая, Русское царство, Пруссия, но и с Англией, Францией, Нидерландами, Португалией и др. Герцог Якоб пытался начать торговлю даже с Персией через Русь. За границу герцогство вывозило инструменты, мушкеты, порох, пушки, пеньку, зерно, уголь, дёготь, и даже вино, которое, хоть и в малом количестве, производилось в городке Сабиле. Продажа этих товаров приносило герцогу Якобу огромные доходы, он стал богаче всех немецких герцогов Европы того времени. Ввозило герцогство в основном только соль, железо, золото и пряности.

Кеттлер создал довольно крупный торговый флот в Европе, с главными портами в Виндаве (сегодня Вентспилс) и Либаве (ныне Лиепая). Торговый флот Курляндии сначала, по заключенному в Амстердаме консулом герцога договору, находился под защитой Голландского флота, но позже, когда голландцы увидели рост курляндского влияния, отказались защищать его, как флот конкурирующего с Нидерландами государства. Король Дании Фредерик III, в качестве компенсации за принесенный в Копенгагене ущерб курляндским кораблям и товару, находившимся на них, дал герцогу Якобу привилегию на торговлю солью в Дании и Норвегии. Тогда же Якоб арендовал у датского короля железные рудники в Норвегии.

Начало колонизации

Корабли герцогства предпринимали торговые путешествия в Вест-Индию, приблизительно, с 1637 года, когда курляндский корабль предпринял попытку основать колонию на Тобаго с 212 поселенцами. Прежнее европейское поселение, голландская колония, основанная в 1628 году, была уничтожена испанцами пятью месяцами ранее.

Первая курляндская попытка оказалась неудачной, как и вторая, предпринятая в 1639 году.

В 1642 году два корабля с 300 поселенцами попытались основать поселение на северном берегу около Курляндского залива, но были остановлены карибами.

Эти неудачи заставили герцогство перенести свои усилия в другую часть света, и в 1651 году была, наконец, создана первая успешная колония, но теперь уже в Африке, на острове Джеймс (названном ими островом Святого Андрея), где был основан форт Якоб. Курляндцы зашли на 30-пушечном корабле «Кит» в устье реки Гамбия и купили у местного правителя по имени Кумбо остров Св. Андрея, а у вождей Барра и Косана — земли по берегам реки. Помимо форта, курляндцы построили склады, бараки для негров-рабов, тюрьму, лютеранскую церковь, жилые дома и 13 факторий по голландскому образцу, в которых велся обмен с местными племенами — курляндцы обменивали ткани, бусы, бренди и изделия из металла на золото, слоновую кость, перец, рабов, воск, кожи зверей и пальмовое масло. Через несколько месяцев после основания колонии, пришел ещё один курляндский корабль — 24-пушечный «Крокодил» с 60-70 солдатами. К 1655 году население курляндской колонии составляло 150—200 военных, которые служили для защиты фортов, и несколько десятков купцов, которые вели торговлю с местными племенами и управляли факториями.

Вскоре после этого, в ноябре 1653 года из Виндавы на Тобаго отплыл 45-пушечный корабль «Das Wappen der Herzogin von Kurland», а прибыл туда 20 мая 1654 года. На борту корабля прибыли 25 офицеров, 124 солдата и 80 семей колонистов (в частности латышских крестьян и ремесленников, которым герцог Якоб обещал дать вольную) для заселения Тобаго. Капитан Виллем Молленс объявил остров «Новой Курляндией». Форт, воздвигнутый на юго-западе острова, получил название Форт-Якоб, а окружающий его город был назван Якобштадт (Город Якоба). Окружающая местность получила курляндские названия: Большой курляндский залив, Залив Якоба, Новая Митава, Залив Либау, Малый Курляндский залив. В первый же год существования колонии поселенцами была построена лютеранская церковь. Чтобы колония развивалась, герцог Якоб приказал создать на Тобаго плантации сахарного тростника, табака и кофейные плантации.

Пятью месяцами позже на острове была основана вторая голландская колония, вскоре значительно превзошедшая курляндскую по численности населения. Курляндских колонистов, после присоединения 120 новых, в 1657 году было 600 человек, а голландская колония в следующем году, после присоединения 500 французских поселенцев, достигла населения в 1200 человек. Экспорт в Европу включал сахар, табак, кофе, хлопок, имбирь, индиго, ром, какао, черепашьи панцири, тропических птиц и др.

Упадок

Герцогство Курляндское находилось в сфере интересов Швеции и Польши. В 1655 году шведская армия вступила на территорию герцогства и началась Северная война 1655—1660. В 1658—1660 годах герцог Якоб находился в шведском плену. На протяжении этого периода колония с торговыми кораблями и факториями была захвачена более многочисленными голландскими колонистами. Голландские поселенцы окружили Форт Якоб и вынудили Хуберта де Беверин, курляндского губернатора, сдаться.

Курляндия официально уступила Новую Курляндию 11 декабря 1659 года. То же самое произошло и с курляндской колонией в Гвинее, голландский флот со второй попытки, после длительной осады, овладел Фортом-Якобом и взял в плен губернатора Отто фон Штиля. Война закончилась Оливским соглашением (подписанным около Гданьска) в 1660 году, на основании которого Тобаго был возвращён Курляндии.

Поселенцы оставили Тобаго в 1666 году, возможно, после пиратской атаки, которая произошла в этом году. В 1668 году курляндский корабль попытался вновь занять Форт Якоб, но был остановлен голландцами. Тобаго был восстановлен снова только на короткий период в конце правления Якоба с попыткой в 1680 году снова основать колонию. Он начал восстанавливать флот и фактории, но герцогство никогда больше не достигло прежнего процветания. Остров был покинут с марта 1683 по июнь 1686 года, и, в мае 1690 года, вскоре после того как остров был продан, курляндцы окончательно покинули Тобаго, хотя губернаторы продолжали назначаться до 1795 года. Монумент около Курляндского залива отмечает место поселения.

С 1654 года также велись переговоры с папой Иннокентием Х по вопросу о приобретении Курляндией колоний в Тихом океане, но они ни к чему не привели, так как папа потребовал, чтобы в этих колониях допускались только католические миссионеры. Последней попыткой Курляндского герцогства создать колонию была постройка поселения рядом с современной Токо на Тринидаде в Карибском бассейне.

Список

• Остров святого Андрея (ныне часть Гамбии) — с 1651 по 1661
• Новая Курляндия (Тобаго; ныне часть Тринидада и Тобаго) — с 1654 по 1659; с 1660 по 1689

Губернаторы Новой Курляндии

1642—1643	Edward Marshall
1643—1650	Cornelius Caroon
1654—165?	Adrien Lampsius
1656—1659	Hubert de Beveren
1660—1689	Karl de Napp

Ссылки

• Ramerini, Marco [www.colonialvoyage.com/eng/america/tobago/dutch.html Dutch and courlanders in Tobago, a history of the first settlements, 1628-1677] (англ.). Проверено 9 августа 2011. [www.webcitation.org/64qyE7QTG Архивировано из первоисточника 21 января 2012].
• [kurlandia.ru/yakov-gertsog-kurlyandii Яков Кетлер Герцог Курляндии (1642—1681)]
• [since.my1.ru/news/karibov_chast_iii_ostrov_tobago_kurljandkaja_kolonija_v_novom_mire/2010-02-10-17 Остров Тобаго — Курляндкая колония в Новом мире]

Отрывок, характеризующий Колонии Курляндии

– Глянь ко, как пошло. О господи! аж галки видно. Господи, помилуй нас грешных!
– Потушат небось.
– Кому тушить то? – послышался голос Данилы Терентьича, молчавшего до сих пор. Голос его был спокоен и медлителен. – Москва и есть, братцы, – сказал он, – она матушка белока… – Голос его оборвался, и он вдруг старчески всхлипнул. И как будто только этого ждали все, чтобы понять то значение, которое имело для них это видневшееся зарево. Послышались вздохи, слова молитвы и всхлипывание старого графского камердинера.


Камердинер, вернувшись, доложил графу, что горит Москва. Граф надел халат и вышел посмотреть. С ним вместе вышла и не раздевавшаяся еще Соня, и madame Schoss. Наташа и графиня одни оставались в комнате. (Пети не было больше с семейством; он пошел вперед с своим полком, шедшим к Троице.)
Графиня заплакала, услыхавши весть о пожаре Москвы. Наташа, бледная, с остановившимися глазами, сидевшая под образами на лавке (на том самом месте, на которое она села приехавши), не обратила никакого внимания на слова отца. Она прислушивалась к неумолкаемому стону адъютанта, слышному через три дома.
– Ах, какой ужас! – сказала, со двора возвративись, иззябшая и испуганная Соня. – Я думаю, вся Москва сгорит, ужасное зарево! Наташа, посмотри теперь, отсюда из окошка видно, – сказала она сестре, видимо, желая чем нибудь развлечь ее. Но Наташа посмотрела на нее, как бы не понимая того, что у ней спрашивали, и опять уставилась глазами в угол печи. Наташа находилась в этом состоянии столбняка с нынешнего утра, с того самого времени, как Соня, к удивлению и досаде графини, непонятно для чего, нашла нужным объявить Наташе о ране князя Андрея и о его присутствии с ними в поезде. Графиня рассердилась на Соню, как она редко сердилась. Соня плакала и просила прощенья и теперь, как бы стараясь загладить свою вину, не переставая ухаживала за сестрой.
– Посмотри, Наташа, как ужасно горит, – сказала Соня.
– Что горит? – спросила Наташа. – Ах, да, Москва.
И как бы для того, чтобы не обидеть Сони отказом и отделаться от нее, она подвинула голову к окну, поглядела так, что, очевидно, не могла ничего видеть, и опять села в свое прежнее положение.
– Да ты не видела?
– Нет, право, я видела, – умоляющим о спокойствии голосом сказала она.
И графине и Соне понятно было, что Москва, пожар Москвы, что бы то ни было, конечно, не могло иметь значения для Наташи.
Граф опять пошел за перегородку и лег. Графиня подошла к Наташе, дотронулась перевернутой рукой до ее головы, как это она делала, когда дочь ее бывала больна, потом дотронулась до ее лба губами, как бы для того, чтобы узнать, есть ли жар, и поцеловала ее.
– Ты озябла. Ты вся дрожишь. Ты бы ложилась, – сказала она.
– Ложиться? Да, хорошо, я лягу. Я сейчас лягу, – сказала Наташа.
С тех пор как Наташе в нынешнее утро сказали о том, что князь Андрей тяжело ранен и едет с ними, она только в первую минуту много спрашивала о том, куда? как? опасно ли он ранен? и можно ли ей видеть его? Но после того как ей сказали, что видеть его ей нельзя, что он ранен тяжело, но что жизнь его не в опасности, она, очевидно, не поверив тому, что ей говорили, но убедившись, что сколько бы она ни говорила, ей будут отвечать одно и то же, перестала спрашивать и говорить. Всю дорогу с большими глазами, которые так знала и которых выражения так боялась графиня, Наташа сидела неподвижно в углу кареты и так же сидела теперь на лавке, на которую села. Что то она задумывала, что то она решала или уже решила в своем уме теперь, – это знала графиня, но что это такое было, она не знала, и это то страшило и мучило ее.
– Наташа, разденься, голубушка, ложись на мою постель. (Только графине одной была постелена постель на кровати; m me Schoss и обе барышни должны были спать на полу на сене.)
– Нет, мама, я лягу тут, на полу, – сердито сказала Наташа, подошла к окну и отворила его. Стон адъютанта из открытого окна послышался явственнее. Она высунула голову в сырой воздух ночи, и графиня видела, как тонкие плечи ее тряслись от рыданий и бились о раму. Наташа знала, что стонал не князь Андрей. Она знала, что князь Андрей лежал в той же связи, где они были, в другой избе через сени; но этот страшный неумолкавший стон заставил зарыдать ее. Графиня переглянулась с Соней.
– Ложись, голубушка, ложись, мой дружок, – сказала графиня, слегка дотрогиваясь рукой до плеча Наташи. – Ну, ложись же.
– Ах, да… Я сейчас, сейчас лягу, – сказала Наташа, поспешно раздеваясь и обрывая завязки юбок. Скинув платье и надев кофту, она, подвернув ноги, села на приготовленную на полу постель и, перекинув через плечо наперед свою недлинную тонкую косу, стала переплетать ее. Тонкие длинные привычные пальцы быстро, ловко разбирали, плели, завязывали косу. Голова Наташи привычным жестом поворачивалась то в одну, то в другую сторону, но глаза, лихорадочно открытые, неподвижно смотрели прямо. Когда ночной костюм был окончен, Наташа тихо опустилась на простыню, постланную на сено с края от двери.
– Наташа, ты в середину ляг, – сказала Соня.
– Нет, я тут, – проговорила Наташа. – Да ложитесь же, – прибавила она с досадой. И она зарылась лицом в подушку.
Графиня, m me Schoss и Соня поспешно разделись и легли. Одна лампадка осталась в комнате. Но на дворе светлело от пожара Малых Мытищ за две версты, и гудели пьяные крики народа в кабаке, который разбили мамоновские казаки, на перекоске, на улице, и все слышался неумолкаемый стон адъютанта.
Долго прислушивалась Наташа к внутренним и внешним звукам, доносившимся до нее, и не шевелилась. Она слышала сначала молитву и вздохи матери, трещание под ней ее кровати, знакомый с свистом храп m me Schoss, тихое дыханье Сони. Потом графиня окликнула Наташу. Наташа не отвечала ей.
– Кажется, спит, мама, – тихо отвечала Соня. Графиня, помолчав немного, окликнула еще раз, но уже никто ей не откликнулся.
Скоро после этого Наташа услышала ровное дыхание матери. Наташа не шевелилась, несмотря на то, что ее маленькая босая нога, выбившись из под одеяла, зябла на голом полу.
Как бы празднуя победу над всеми, в щели закричал сверчок. Пропел петух далеко, откликнулись близкие. В кабаке затихли крики, только слышался тот же стой адъютанта. Наташа приподнялась.
– Соня? ты спишь? Мама? – прошептала она. Никто не ответил. Наташа медленно и осторожно встала, перекрестилась и ступила осторожно узкой и гибкой босой ступней на грязный холодный пол. Скрипнула половица. Она, быстро перебирая ногами, пробежала, как котенок, несколько шагов и взялась за холодную скобку двери.
Ей казалось, что то тяжелое, равномерно ударяя, стучит во все стены избы: это билось ее замиравшее от страха, от ужаса и любви разрывающееся сердце.
Она отворила дверь, перешагнула порог и ступила на сырую, холодную землю сеней. Обхвативший холод освежил ее. Она ощупала босой ногой спящего человека, перешагнула через него и отворила дверь в избу, где лежал князь Андрей. В избе этой было темно. В заднем углу у кровати, на которой лежало что то, на лавке стояла нагоревшая большим грибом сальная свечка.
Наташа с утра еще, когда ей сказали про рану и присутствие князя Андрея, решила, что она должна видеть его. Она не знала, для чего это должно было, но она знала, что свидание будет мучительно, и тем более она была убеждена, что оно было необходимо.
Весь день она жила только надеждой того, что ночью она уввдит его. Но теперь, когда наступила эта минута, на нее нашел ужас того, что она увидит. Как он был изуродован? Что оставалось от него? Такой ли он был, какой был этот неумолкавший стон адъютанта? Да, он был такой. Он был в ее воображении олицетворение этого ужасного стона. Когда она увидала неясную массу в углу и приняла его поднятые под одеялом колени за его плечи, она представила себе какое то ужасное тело и в ужасе остановилась. Но непреодолимая сила влекла ее вперед. Она осторожно ступила один шаг, другой и очутилась на середине небольшой загроможденной избы. В избе под образами лежал на лавках другой человек (это был Тимохин), и на полу лежали еще два какие то человека (это были доктор и камердинер).
Камердинер приподнялся и прошептал что то. Тимохин, страдая от боли в раненой ноге, не спал и во все глаза смотрел на странное явление девушки в бедой рубашке, кофте и вечном чепчике. Сонные и испуганные слова камердинера; «Чего вам, зачем?» – только заставили скорее Наташу подойти и тому, что лежало в углу. Как ни страшно, ни непохоже на человеческое было это тело, она должна была его видеть. Она миновала камердинера: нагоревший гриб свечки свалился, и она ясно увидала лежащего с выпростанными руками на одеяле князя Андрея, такого, каким она его всегда видела.