BAFTA (премия, 1966)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

19-я церемония вручения наград премии BAFTA

Лондон, Англия


Лучший фильм:
Моя прекрасная леди
My Fair Lady


Лучший британский фильм:
Досье «Ипкресс»
The Ipcress File


< 18-я Церемонии вручения 20-я >

19-я церемония вручения наград премии BAFTA за заслуги в области кинематографа за 1965 год состоялась в Лондоне в 1966 году.

На звание «Лучший фильм» претендовали две картины из Великобритании («Сноровка», «Холм»), по одной из США («Моя прекрасная леди»), СССР («Гамлет») и совместного греко-американского производства («Грек Зорба»)[1]. В этом году, как и в следующем, не вручалась награда за лучший дизайн костюмов в чёрно-белом фильме.

Ниже приведён полный список победителей и номинантов премии с указанием имён режиссёров, актёров, сценаристов, кинооператоров, художников по костюмам и декораторов, а также оригинальных и русскоязычных названий фильмов. Названия фильмов и имена кинодеятелей, победивших в соответствующей категории, выделены жирным шрифтом и отдельным цветом.

Фильмы
Категория Фильм — русскоязычное название Фильм — оригинальное название Режиссёр
Лучший фильм «Моя прекрасная леди» My Fair Lady Джордж Кьюкор
• «Гамлет» Григорий Козинцев
• «Грек Зорба» Zorba the Greek Михалис Какояннис
• «Сноровка» The Knack …and How to Get It Ричард Лестер
• «Холм» The Hill Сидни Люмет
Лучший британский
фильм
«Досье „Ипкресс“» The Ipcress File Сидни Фьюри
• «Дорогая» Darling Джон Шлезингер
• «Сноровка» The Knack …and How to Get It Ричард Лестер
• «Холм» The Hill Сидни Люмет
Лучший анимационный фильм «Ребята, будьте осторожнее» Do Be Careful Boys Вера Линнкар, Нэнси Ханна, Кит Лернер
• «Выгодная покупка» The Bargain Берил Стивенс
• «Птицы, пчелы и аисты» Birds, Bees and Storks Джон Халас
• «Симфонический оркестр» Hoffnung Symphony Orchestra Гарольд Уитакер
Лучший короткометражный фильм «Движение буровой установки» Rig Move Дон Хиггинс
• «60 велосипедов» 60 Cycles Жан-Клод Лабрек
• «Один из них Бретт» One of them is Brett Роджер Греф
Лучший специализированный фильм «Я делаю — я понимаю» I Do — And I Understand Дерек Уильямс
• «Городская няня, деревенская няня» Town Nurse, Country Nurse Дон Хиггинс
Награда объединённых наций
United Nations Award
«Олимпиада в Токио» Tokyo Olympiad Кон Итикава
• «Грек Зорба» Zorba the Greek Михалис Какояннис
• «Король Крыса» King Rat Брайан Форбс
• «Система безопасности» Fail-Safe Сидни Люмет
Награда имени Роберта Флаэрти за лучший документальный фильм
Robert Flaherty Documentary Award
«Олимпиада в Токио» Tokyo Olympiad Кон Итикава
• «Стравинский» Stravinsky Роман Кройтор, Вольф Кёниг
• — Brute Force and Finesse Макс Морган Уиттс
• — Deckie Learner Майкл Григсби
Актёрские работы
Категория Имя Фильм — русскоязычное название Фильм — оригинальное название
Лучший британский
актёр
Дирк Богард «Дорогая» Darling]
Майкл Кейн «Досье „Ипкресс“» The Ipcress File
Рекс Харрисон «Моя прекрасная леди» My Fair Lady
Гарри Эндрюс «Холм» The Hill
Лучший иностранный
актёр
Ли Марвин «Кэт Баллу» Cat Ballou
«Убийцы» The Killers
Оскар Вернер «Корабль дураков» Ship of Fools
Энтони Куинн «Грек Зорба» Zorba the Greek
Джек Леммон «Как пришить свою жёнушку» How to Murder Your Wife
«Хороший сосед Сэм» Good Neighbor Sam
Иннокентий Смоктуновский «Гамлет»
Лучшая британская
актриса
Джули Кристи «Дорогая» Darling
Мэгги Смит «Юный Кэссиди» Young Cassidy
Рита Ташингем «Сноровка» The Knack …and How to Get It
Джули Эндрюс «Звуки музыки» The Sound of Music
«Американизация Эмили» The Americanization of Emily
Лучшая иностранная
актриса
Патриция Нил «По методу Харма» In Harm’s Way
Лиля Кедрова «Грек Зорба» Zorba the Greek
Симона Синьоре «Корабль дураков» Ship of Fools
Самый многообещающий новичок Джуди Денч «Утром вчетвером» Four in the Morning
Майкл Кроуфорд «Сноровка» The Knack …and How to Get It
Том Нардини «Кэт Баллу» Cat Ballou
Барбара Феррис «Поймайте нас, если сможете» Catch Us If You Can
Другие категории
Категория Имя Фильм — русскоязычное название Фильм — оригинальное название
Лучший сценарий
для британского фильма
Фредерик Рафаэль «Дорогая» Darling
• Рэй Ригби «Холм» The Hill
• Чарльз Вуд «Сноровка» The Knack …and How to Get It
• Билл Кэнэуэй, Джеймс Доран «Досье „Ипкресс“» The Ipcress File
Лучшая работа кинооператора для британского фильма (Чёрно-белый фильм) Освальд Моррис «Холм» The Hill
• Кеннет Хиггинс «Дорогая» Darling
Гилберт Тейлор «Отвращение» Repulsion
Дэвид Уоткин «Сноровка» The Knack …and How to Get It
Лучшая работа кинооператора для британского фильма
(Цветной фильм)
Отто Хеллер «Досье „Ипкресс“» The Irpcress File
Дэвид Уоткин «На помощь!» Help!
Фредди Янг «Лорд Джим» Lord Jim
• Кристофер Чаллис «Воздушные приключения» Those Magnificent Men…
Лучший дизайн костюмов для британского фильма
(Цветной фильм)
Осберт Ланкастер, Дина Грит «Воздушные приключения» Those Magnificent Men…
Джули Харрис «На помощь!» Help!
Маргарет Фёрс «Юный Кэссиди» Young Cassidy
«Выстрел в темноте» A Shot in the Dark
• Элизабет Хаффенден, Джоан Бридж «Любовные приключения Молл Флэндерс» The Amorous Adventures of Moll Flanders
Лучшая работа художника-постановщика для британского фильма
(Чёрно-белый фильм)
Рэй Симм «Дорогая» Darling
• Алекс Ветчински «Сгнивший насквозь» Rotten to the Core
• Артур Лосон «Случай с Бедфордом» The Bedford Incident
• Герберт Смит «Холм» The Hill
Лучшая работа художника-постановщика для британского фильма
(Цветной фильм)
Кен Адам «Досье „Ипкресс“» The Irpcress File
• Томас Моран «Воздушные приключения» Those Magnificent Men…
• Джеффри Дрейк «Лорд Джим» Lord Jim
• Кен Адам «Шаровая молния» Thunderball

Напишите отзыв о статье "BAFTA (премия, 1966)"



Примечания

  1. [www.imdb.com/event/ev0000123/1966 BAFTA Awards 1966] (англ.). IMDb. Проверено 5 августа 2012. [www.webcitation.org/6B4nhv8SV Архивировано из первоисточника 1 октября 2012].

Ссылки

  • [www.bafta.org/awards-database.html?year=1965&category=Film&award=false Список номинантов и победителей 19-й церемонии вручения премии BAFTA] (англ.). [www.webcitation.org/6B4niyAs0 Архивировано из первоисточника 1 октября 2012].


Отрывок, характеризующий BAFTA (премия, 1966)

Шестой роты человек двадцать, шедшие в деревню, присоединились к тащившим; и плетень, саженей в пять длины и в сажень ширины, изогнувшись, надавя и режа плечи пыхтевших солдат, двинулся вперед по улице деревни.
– Иди, что ли… Падай, эка… Чего стал? То то… Веселые, безобразные ругательства не замолкали.
– Вы чего? – вдруг послышался начальственный голос солдата, набежавшего на несущих.
– Господа тут; в избе сам анарал, а вы, черти, дьяволы, матершинники. Я вас! – крикнул фельдфебель и с размаху ударил в спину первого подвернувшегося солдата. – Разве тихо нельзя?
Солдаты замолкли. Солдат, которого ударил фельдфебель, стал, покряхтывая, обтирать лицо, которое он в кровь разодрал, наткнувшись на плетень.
– Вишь, черт, дерется как! Аж всю морду раскровянил, – сказал он робким шепотом, когда отошел фельдфебель.
– Али не любишь? – сказал смеющийся голос; и, умеряя звуки голосов, солдаты пошли дальше. Выбравшись за деревню, они опять заговорили так же громко, пересыпая разговор теми же бесцельными ругательствами.
В избе, мимо которой проходили солдаты, собралось высшее начальство, и за чаем шел оживленный разговор о прошедшем дне и предполагаемых маневрах будущего. Предполагалось сделать фланговый марш влево, отрезать вице короля и захватить его.
Когда солдаты притащили плетень, уже с разных сторон разгорались костры кухонь. Трещали дрова, таял снег, и черные тени солдат туда и сюда сновали по всему занятому, притоптанному в снегу, пространству.
Топоры, тесаки работали со всех сторон. Все делалось без всякого приказания. Тащились дрова про запас ночи, пригораживались шалашики начальству, варились котелки, справлялись ружья и амуниция.
Притащенный плетень осьмою ротой поставлен полукругом со стороны севера, подперт сошками, и перед ним разложен костер. Пробили зарю, сделали расчет, поужинали и разместились на ночь у костров – кто чиня обувь, кто куря трубку, кто, донага раздетый, выпаривая вшей.


Казалось бы, что в тех, почти невообразимо тяжелых условиях существования, в которых находились в то время русские солдаты, – без теплых сапог, без полушубков, без крыши над головой, в снегу при 18° мороза, без полного даже количества провианта, не всегда поспевавшего за армией, – казалось, солдаты должны бы были представлять самое печальное и унылое зрелище.
Напротив, никогда, в самых лучших материальных условиях, войско не представляло более веселого, оживленного зрелища. Это происходило оттого, что каждый день выбрасывалось из войска все то, что начинало унывать или слабеть. Все, что было физически и нравственно слабого, давно уже осталось назади: оставался один цвет войска – по силе духа и тела.
К осьмой роте, пригородившей плетень, собралось больше всего народа. Два фельдфебеля присели к ним, и костер их пылал ярче других. Они требовали за право сиденья под плетнем приношения дров.
– Эй, Макеев, что ж ты …. запропал или тебя волки съели? Неси дров то, – кричал один краснорожий рыжий солдат, щурившийся и мигавший от дыма, но не отодвигавшийся от огня. – Поди хоть ты, ворона, неси дров, – обратился этот солдат к другому. Рыжий был не унтер офицер и не ефрейтор, но был здоровый солдат, и потому повелевал теми, которые были слабее его. Худенький, маленький, с вострым носиком солдат, которого назвали вороной, покорно встал и пошел было исполнять приказание, но в это время в свет костра вступила уже тонкая красивая фигура молодого солдата, несшего беремя дров.
– Давай сюда. Во важно то!
Дрова наломали, надавили, поддули ртами и полами шинелей, и пламя зашипело и затрещало. Солдаты, придвинувшись, закурили трубки. Молодой, красивый солдат, который притащил дрова, подперся руками в бока и стал быстро и ловко топотать озябшими ногами на месте.
– Ах, маменька, холодная роса, да хороша, да в мушкатера… – припевал он, как будто икая на каждом слоге песни.
– Эй, подметки отлетят! – крикнул рыжий, заметив, что у плясуна болталась подметка. – Экой яд плясать!
Плясун остановился, оторвал болтавшуюся кожу и бросил в огонь.
– И то, брат, – сказал он; и, сев, достал из ранца обрывок французского синего сукна и стал обвертывать им ногу. – С пару зашлись, – прибавил он, вытягивая ноги к огню.
– Скоро новые отпустят. Говорят, перебьем до копца, тогда всем по двойному товару.
– А вишь, сукин сын Петров, отстал таки, – сказал фельдфебель.
– Я его давно замечал, – сказал другой.
– Да что, солдатенок…
– А в третьей роте, сказывали, за вчерашний день девять человек недосчитали.
– Да, вот суди, как ноги зазнобишь, куда пойдешь?
– Э, пустое болтать! – сказал фельдфебель.
– Али и тебе хочется того же? – сказал старый солдат, с упреком обращаясь к тому, который сказал, что ноги зазнобил.
– А ты что же думаешь? – вдруг приподнявшись из за костра, пискливым и дрожащим голосом заговорил востроносенький солдат, которого называли ворона. – Кто гладок, так похудает, а худому смерть. Вот хоть бы я. Мочи моей нет, – сказал он вдруг решительно, обращаясь к фельдфебелю, – вели в госпиталь отослать, ломота одолела; а то все одно отстанешь…
– Ну буде, буде, – спокойно сказал фельдфебель. Солдатик замолчал, и разговор продолжался.
– Нынче мало ли французов этих побрали; а сапог, прямо сказать, ни на одном настоящих нет, так, одна названье, – начал один из солдат новый разговор.
– Всё казаки поразули. Чистили для полковника избу, выносили их. Жалости смотреть, ребята, – сказал плясун. – Разворочали их: так живой один, веришь ли, лопочет что то по своему.
– А чистый народ, ребята, – сказал первый. – Белый, вот как береза белый, и бравые есть, скажи, благородные.
– А ты думаешь как? У него от всех званий набраны.
– А ничего не знают по нашему, – с улыбкой недоумения сказал плясун. – Я ему говорю: «Чьей короны?», а он свое лопочет. Чудесный народ!
– Ведь то мудрено, братцы мои, – продолжал тот, который удивлялся их белизне, – сказывали мужики под Можайским, как стали убирать битых, где страженья то была, так ведь что, говорит, почитай месяц лежали мертвые ихние то. Что ж, говорит, лежит, говорит, ихний то, как бумага белый, чистый, ни синь пороха не пахнет.
– Что ж, от холода, что ль? – спросил один.
– Эка ты умный! От холода! Жарко ведь было. Кабы от стужи, так и наши бы тоже не протухли. А то, говорит, подойдешь к нашему, весь, говорит, прогнил в червях. Так, говорит, платками обвяжемся, да, отворотя морду, и тащим; мочи нет. А ихний, говорит, как бумага белый; ни синь пороха не пахнет.
Все помолчали.
– Должно, от пищи, – сказал фельдфебель, – господскую пищу жрали.
Никто не возражал.
– Сказывал мужик то этот, под Можайским, где страженья то была, их с десяти деревень согнали, двадцать дён возили, не свозили всех, мертвых то. Волков этих что, говорит…
– Та страженья была настоящая, – сказал старый солдат. – Только и было чем помянуть; а то всё после того… Так, только народу мученье.
– И то, дядюшка. Позавчера набежали мы, так куда те, до себя не допущают. Живо ружья покидали. На коленки. Пардон – говорит. Так, только пример один. Сказывали, самого Полиона то Платов два раза брал. Слова не знает. Возьмет возьмет: вот на те, в руках прикинется птицей, улетит, да и улетит. И убить тоже нет положенья.
– Эка врать здоров ты, Киселев, посмотрю я на тебя.
– Какое врать, правда истинная.
– А кабы на мой обычай, я бы его, изловимши, да в землю бы закопал. Да осиновым колом. А то что народу загубил.
– Все одно конец сделаем, не будет ходить, – зевая, сказал старый солдат.
Разговор замолк, солдаты стали укладываться.
– Вишь, звезды то, страсть, так и горят! Скажи, бабы холсты разложили, – сказал солдат, любуясь на Млечный Путь.
– Это, ребята, к урожайному году.
– Дровец то еще надо будет.
– Спину погреешь, а брюха замерзла. Вот чуда.
– О, господи!
– Что толкаешься то, – про тебя одного огонь, что ли? Вишь… развалился.
Из за устанавливающегося молчания послышался храп некоторых заснувших; остальные поворачивались и грелись, изредка переговариваясь. От дальнего, шагов за сто, костра послышался дружный, веселый хохот.
– Вишь, грохочат в пятой роте, – сказал один солдат. – И народу что – страсть!
Один солдат поднялся и пошел к пятой роте.
– То то смеху, – сказал он, возвращаясь. – Два хранцуза пристали. Один мерзлый вовсе, а другой такой куражный, бяда! Песни играет.
– О о? пойти посмотреть… – Несколько солдат направились к пятой роте.


Пятая рота стояла подле самого леса. Огромный костер ярко горел посреди снега, освещая отягченные инеем ветви деревьев.
В середине ночи солдаты пятой роты услыхали в лесу шаги по снегу и хряск сучьев.
– Ребята, ведмедь, – сказал один солдат. Все подняли головы, прислушались, и из леса, в яркий свет костра, выступили две, держащиеся друг за друга, человеческие, странно одетые фигуры.
Это были два прятавшиеся в лесу француза. Хрипло говоря что то на непонятном солдатам языке, они подошли к костру. Один был повыше ростом, в офицерской шляпе, и казался совсем ослабевшим. Подойдя к костру, он хотел сесть, но упал на землю. Другой, маленький, коренастый, обвязанный платком по щекам солдат, был сильнее. Он поднял своего товарища и, указывая на свой рот, говорил что то. Солдаты окружили французов, подстелили больному шинель и обоим принесли каши и водки.
Ослабевший французский офицер был Рамбаль; повязанный платком был его денщик Морель.
Когда Морель выпил водки и доел котелок каши, он вдруг болезненно развеселился и начал не переставая говорить что то не понимавшим его солдатам. Рамбаль отказывался от еды и молча лежал на локте у костра, бессмысленными красными глазами глядя на русских солдат. Изредка он издавал протяжный стон и опять замолкал. Морель, показывая на плечи, внушал солдатам, что это был офицер и что его надо отогреть. Офицер русский, подошедший к костру, послал спросить у полковника, не возьмет ли он к себе отогреть французского офицера; и когда вернулись и сказали, что полковник велел привести офицера, Рамбалю передали, чтобы он шел. Он встал и хотел идти, но пошатнулся и упал бы, если бы подле стоящий солдат не поддержал его.
– Что? Не будешь? – насмешливо подмигнув, сказал один солдат, обращаясь к Рамбалю.