Осада Бреслау

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Осада крепости Бреслау
нем. Schlacht um Breslau
Основной конфликт: Вторая мировая война
Нижне-Силезская наступательная операция

Немецкие парламентёры идут на переговоры о сдаче города. 6 мая 1945
Дата

13 февраля6 мая 1945

Место

Бреслау, Германия

Итог

Капитуляция немецкого гарнизона в городе

Противники
Третий рейх СССР
Командующие
Га́нс фон А́льфен
Херман Нихоф
В.А. Глуздовский
П.С. Рыбалко
Силы сторон
80 тысяч гарнизона города из них не менее 30.000 Фольксштурмистов 87.400
Потери
6 тыс. убитых
23 тыс. раненых
45 тыс. пленных
170 тыс. убитых гражданских лиц
13 тыс. безвозвратных,

47 тыс. санитарных потерь

Осада Бреслау (13 февраля — 6 мая 1945 года) — осада и штурм Красной Армией немецкой крепости Бреслау (русское название — Бреславль, ныне Вроцлав, Польша) в годы Второй мировой войны в рамках Нижнесилезской наступательной операции.





Коменданты крепости Бреслау

Противники

Бои за Бреслау велись между войсками немецкой группы армий «Центр» под командованием Фердинанда Шёрнерa и частями 1-го Украинского фронта под командованием маршала Конева. При этом по обе стороны фронта противостояли 17-я немецкая армия (под командованием Фридриха Шульца, а позднее Вильгельма Хазе) и советские 3-я гвардейская танковая(под командованием Павла Рыбалко) и 6-я армии(под командованием генерала В.Глуздовского). Город Бреслау обороняли лишь остатки 269-й пехотной дивизии, которая давно уже не была полнокровной дивизией, а состояла лишь из боевых групп.

Крепость Бреслау имела боеспособный резерв как минимум в 45 000 человек, состоявших из гораздо менее боеспособных солдат фольксштурма, специалистов военных заводов и предприятий, а также годных к воинской службе членов национал-социалистических структур и организаций. К более боеспособным подразделениям относились части вермахтa (в основном отпускники с фронта и солдаты запасных рот) и войск СС.

Комендантами гарнизона крепости Бреслау были генерал-майор Ганс фон Альфен (с 3 ноября 1944 по 7 марта 1945 года) и генерал пехоты Герман Нихоф (вплоть до капитуляции 6 мая). Политическую власть в крепости осуществлял гауляйтер Карл Ханке, наделённый высокими должностными полномочиями и являвшийся командиром дислоцированных в Бреслау частей фольксштурма.

Город-крепость

Национал-социалистическое руководство

По распоряжению имперского комиссара обороны и министра пропаганды Йозефа Геббельса гауляйтер Карл Ханке во всех частях вермахта вводит отделения национал-социалистического руководства в качестве политического органа. Для командования крепости офицером национал-социалистического руководства (НСФО, Nationalsozialistischer Führungsoffizier) с соответствующими особыми полномочиями был назначен фон Бюрк. Основной задачей этого отделения был прежде всего контроль службы информации вермахта, подъём боевого духа путём пропагандистской агитации, а также проверка политического мировоззрения солдат.

Эвакуация

20 января 1945 года гауляйтер Карл Ханке обязал всё не годное к военной службе население немедленно покинуть объявленный на осадном положении город. Это было холодной, суровой зимой, и в Бреслау было полно людей, многие из которых пришли сюда с колоннами беженцев в течение последней недели из городов и деревень справа от верхнего течения Одера. Многие из жителей этой западной области рейха жили здесь в последние годы войны и были до сих пор избавлены от бомбардировки вражеской авиации. Все они должны были в как можно более короткий срок покинуть город-крепость. Тем не менее эвакуация города вообще не была подготовлена. Уже в первый день на вокзалах царила паника. Поезда не могли вместить огромные массы народа. Поэтому гауляйтер Ханке отдал распоряжение о пешем переходе женщин и детей в сторону расположенных к юго-западу от городских окраин селений Костенблют (Kostomłoty) и Кант. Во время панического бегства на морозе и снегу дети и старики гибли тысячами. После этих событий теперь уже многие жители Бреслау отказывались покинуть город. В городе оставались примерно 200 000 негодных к службе мужчин, а также женщины, девушки и члены гитлерюгенда.

Северные и восточные пригороды Бреслау эвакуировались в принудительном порядке, так как здесь ожидался первый натиск советских войск. В покинутых домах почти сразу же размещались вермахт и фольксштурм. Политическая власть была сосредоточена в руках партийных органов во главе с гауляйтером. В соответствии с приказом об эвакуации гражданского населения гауляйтер обязал эвакуировать все органы власти и учреждения, участие которых в обороне крепости не требовалось, в другие области рейха. Город оставили также многие учащиеся и преподаватели учебных заведений: университета, университетских клиник, техникума, ботанического института, эвакуировались и музейные учреждения. Даже духовенству было предложено покинуть город.

Подготовка

25 июля 1944 года, Адольф Гитлер объявил город Бреслау крепостью (Festung), которая должна быть защищена со всех направлений. Гитлер назначает гауляйтером города и комендантом района обороны (Kampfkommandant) Карла Ханке.

19 января 1945 года Ханке приказывает гражданскому населению города эвакуироваться по направлению Дрездена. Солдаты вермахта, опираясь на Фольксштурм и немногочисленную силу оставшихся мужчин, начинают преобразование города в военную крепость для длительной обороны против советского нападения. При этом большая часть площади в центре города была разрушена и превращена в аэродром. Также в конце января полк гитлерюгенда был направлен для оказания помощи в защите Бреслау.

2 февраля генерал-майор Ганс фон Альфен становится командиром гарнизона крепости Бреслау. Он был лично отобран на эту должность командующим группы армии Центр Фердинандом Шёрнером.

Краткая хроника осады Бреслау

Январь 1945

12 января 1945. Первый Украинский фронт маршала Конева с целью захвата Силезии предпринимает наступление с плацдарма в Баранове. Немецкий оборонительный рубеж моментально прорван. С этого момента в Бреслау насчитывается с учетом беженцев около 1 миллиона жителей.

16 января. Передовые танковые части Красной Армии достигают границ Силезии и приближаются к Верхнесилезскому промышленному району.

18 января. В срочном порядке эвакуируется население Кройцбурга, Розенберга и прочих городов Верхней Силезии.

19 января. Гауляйтер Ханке отдает приказ об эвакуации населения округов, расположенных к востоку от Одера.

20 января Распоряжение аппарата гауляйтера, чтобы женщины с детьми в срочном порядке покинули Бреслау.

20 — 22 января Колонны беженцев тянутся из Бреслау по направлению к Силезским горам.

21 января — «Чёрное воскресенье». Опасаясь прорыва в город передовых советских танковых частей, в спешном порядке минируются и готовятся к уничтожению все мосты через Одер. Днём распоряжение аппарата гауляйтера о том, что женщины с детьми должны покинуть город и направиться в Опперау или в направлении Канта транслируется через громкоговорители. Во время бегства на запад и юго-запад в стужу умирает множество маленьких детей (массовые захоронения в Южном парке и близ Нового рынка).

22 января. Власти провинции прекращают свою деятельность и покидают город. Кафедры и преподавательский состав Технического университета Бреслау переводятся в Дрезден. Евангелическая консистория переносит своё местонахождение в Гёрлиц. В городе остается приблизительно 250 тысяч жителей. Прибывают беженцы из сельских районов.

23 января. Подразделения Вермахта располагаются на постой в здании материнского дома «Бетанин». Руководство учреждения отдаёт распоряжение, чтобы весь медицинский персонал был приведен в повышенную готовность. «На территории к востоку от Оппельна, а также между Намслау и Ёльсом большевики предприняли мощные контратаки, поддержанные танками».

24 января. «Напротив Одера, между Козелем и Бригом, усилился натиск противника. На этом участке фронта идут ожесточенные бои, в особенности близ Гляйвица и Оппельна. В районе боевых действий к востоку от Бреслау решительные контратаки, предпринятые нашими силами, смогли выбить большевиков из некоторых районов».

25 января. Аппарат гауляйтера отдает приказ о том, что город должны покинуть все женщины, а также мужчины младше 16 и старше 60 лет. Переговоры католических и евангелических священнослужителей с комендантом крепости генерал-майором Краузе. Комендант высказывает просьбу, чтобы служители культа оказывали помощь гражданскому населению и ухаживали за ранеными в военных госпиталях.

«К Бреслау с юго-востока приближаются передовые части противника. К востоку от города все атаки врага закончились неудачей».

26 января. Части Красной Армии обходят с флангов Бриг, после чего начинают создавать плацдарм в Штайнау.

«Между Козелем и Бреслау наши силы смогли предотвратить многочисленные попытки Советов форсировать Одер. К востоку и северо-востоку от Бреслау противник создает оборонительный рубеж».

27 января «Вчера противник предпринял безуспешные попытки прорвать линию обороны Бреслау. К северо-западу от Бреслау идут ожесточенные бои. На некоторых участках фронта враг предпринимает контратаки».

28 января. В 6 часов утра по приказу гауляйтера Ханке близ кольца Бреслау расстрелян второй бургомистр д-р Шпильхатен. Население испугано афишами, в которых сообщается о казни.

«Наши силы обороны по Одеру, в которой принимают участие несколько подразделений Фольксштурма, предотвратили дальнейшее формирование вражеского плацдарма между Козелем и Глогау. С переменным успехом идут кровопролитные бои. Отбито несколько атак большевиков. Вражеское наступление на „северном“ фронте казалось безуспешным, оно не смогло прорвать нашу линию обороны в Бреслау».

29 января. «По Одеру между Козелем и Бреслау продолжаются многочисленные большевистские атаки. Ликвидированы или существенно уменьшены несколько вражеских плацдармов. Несмотря на мужественное сопротивление в Штайнау враг смог закрепиться на западном берегу Одера»

30 января. Команда из состава военного училища в ходе боев на востоке города несет большие потери. Офицер СС передает евангелическому священнику Эрнсту Хорнигу приказ рейхсфюрера СС Генриха Гиммлера о том, что все священнослужители должны покинуть город в 24 часа. Хорниг заявляет о невозможности выполнения данного приказа.

«С территории плацдарма в Олау неприятель пытается продвинуться дальше на запад. В районе Штайнау наши части разбили более многочисленные силы противника и восстановили связь с упорно защищающимися в данном месте солдатами».

31 января. Католические священники встречаются с гауляйтером Ханке, который заявляет, что ему ничего не известно о приказе Гиммлера, и рекомендует обратиться за разъяснениями в гестапо.

«При Олау и по обе стороны Штайнау в ходе нашей контратаки были перехвачены большевики, пытавшиеся наступать со своего плацдарма близ Одера».

Февраль 1945

1 февраля. Гестапо Бреслау разрешает, чтобы в городе осталось 10 евангелических и 35 католических священников.

3 февраля. Генерал Кох-Эпах приглашает полковника фон Альфена занять место тяжело заболевшего генерал-майора Краузе в качестве коменданта крепости. Фон Альфен произведен в генерал-майоры. Для обороны города собрано около 35 тысяч служащих вермахта и 10 тысяч фольксштурмистов. Одна из рот Фольксштурма располагается в «Бетанине».

5 февраля. «Противник с территории своего плацдарма на берегах Одера крупными силами предпринял наступление по обе стороны от Брига. Здесь идут ожесточенные бои. В остальном положение на Одерском фронте существенно не изменилось».

7 февраля. Бреслау посещает государственный секретарь Науман, один из ведущих сотрудников Имперского министерства пропаганды. Он произносит перед офицерами и местными партийными функционерами речь «Бреслау надо удерживать любой ценой».

9 февраля. Новый комендант крепости отдает по частям длинный приказ «Ты должен верить в будущее Германии».

«Большевики предприняли мощное наступление из района Штайнау».

10 февраля. Советские войска с плацдарма в Штайнау достигают Нового рынка и через Любен устремляются к Лигницу.

«В районе боевых действий Бреслау — Лигниц — Глогау Советы бросили в бой крупные силы. Несмотря на ожесточенное сопротивление наших частей, они смогли продвинуться на запад».

11 — 13 февраля. Советские танковые части наносят удар по обе стороны от шоссе в направлении Канта. Начинается окружение Бреслау с запада. Прервано железнодорожное сообщение с Бреслау по ветке, ведущей в Хиршберг.

12 февраля. «Усиливается битва за Нижнюю Силезию. К западу от Бреслау наши силы, предпринявшие контратаку, смогли отбросить обратно на юг в район Канта — Костенбюлта от неприятеля, чем предотвратили его объединение с силами неприятеля, которые располагаются к северо-западу от Бреслау на плацдарме в Бриге».

13 февраля. «В Нижней Силезии наши части предприняли контратаку, чем сорвали попытку Советов отрезать крепость Бреслау от основных немецких сил. На небольшом участке фронта к юго-западу от города противник потерял в бою около 60 танков».

12 — 14 февраля. Ожидающий своего отбытия на Фрайбургском вокзале санитарный поезд не может покинуть город, чтобы направиться в Хиршберг.

14 февраля. Верховное командование вермахта сообщает о замыкании кольца окружения советских войск вокруг Бреслау. С южного направления в город ещё удается доставлять боеприпасы и вывозить раненых.

14 — 16 февраля. Беженцы из окрестных деревень ищут укрытия в Бреслау.

15 февраля. Генерал-майор фон Альфен объявляет о блокировании Бреслау. Призыв к гражданскому населению: «Нельзя терять твердости духа!»

«В Нижней Силезии заново возведены оборонительные рубежи. Близ Бреслау и Глогау наши части в кровопролитной борьбе смогли отбить все нападения большевиков».

16 — 17 февраля. На город сброшены первые советские пропагандистские листовки, которые адресованы как солдатам, так и гражданскому населению.

16 февраля. «Мощные вражеские атаки к юго-западу от Бреслау и к западу от Бунцау, а также по обе стороны от Загона потерпели полную неудачу».

17 февраля. Новая попытка советских войск взять город с южного направления. Военный госпиталь, расположенный в Южном парке, в срочном порядке эвакуируется. Во время эвакуации гибнет главный врач Губрих.

18 февраля. «Идут ожесточенные бои на южном и юго-западном фронте Бреслау. Противник несет большие потери».

19 февраля. «Хорошо закрепившийся на юге и западе гарнизон Бреслау успешно обороняется от утомленного боями противника».

20 февраля. «Защитники Бреслау смогли отбить вражеские атаки на юго-западном и восточном фронтах».

21 февраля. Самое крупное лечебное заведение Бреслау — госпиталь во имя Всех Святых оказывается в зоне обстрела, но продолжает свою работу.

24 — 25 февраля.

Советские войска достигают здания кирасирских казарм.

25-я годовщина принятия партийной программы НСДАП. Гитлер и гауляйтер Ханке обмениваются поздравительными радиограммами.

Начинается снабжение Бреслау по воздуху силами 18 самолетов.

23 февраля. «Противник смог на незначительную глубину проникнуть с юга в отдельные кварталы Бреслау».

26 февраля. Части Красной Армии занимают газовый завод Дюрргой. Прекращаются ожесточенные уличные бои в южных кварталах города.

26 февраля. «Гарнизоны Бреслау и Глогау ведут ожесточенные уличные бои. Врагу не удалось добиться каких-либо значимых успехов».

Поток беженцев из южных районов города в северные кварталы или районы, граничащие с Одером

Март 1945

2 марта. Передача на волне Немецкого радио ложного сообщения «Час вашего освобождения пробил!». Попытка дезинформировать немецких солдат и гражданское население. Генерал Нихоф назначен в качестве преемника генерал-майора фон Альфена в качестве коменданта крепости. Фон Альфен готовится передать дела.

3 марта. Радиообращение гауляйтера Ханке. Введение в силу приказа о противодействии распространению «вражеских слухов».

5 марта. Генерал Нихоф прилетает на самолете в горящий Бреслау.

6 марта. Уничтожение кварталов близ Кайзеровского моста, чтобы в будущем возвести «внутренний аэродром».

7 марта. Распоряжение коменданта крепости генерала Нихофа и гауляйтера Ханке: «Трудовая повинность для каждого». Смертные казни за несоблюдение данного приказа.

8 марта. Части вермахта при помощи городского советника по вопросам строительства Курта Либиха предпринимают меры в отношении городской канализации.

Генерал Нихоф передает по частям сообщение генерал-полковника Шёрнера, что тот во что бы то ни стало деблокирует Бреслау.

10 марта. Наступление весенней оттепели. Необходимость прокладки телефонных линий.

11 марта. Усиление бомбардировок и артиллерийского обстрела Бреслау.

12 марта. «Защитники крепости Бреслау в ожесточенных уличных боях удерживают свои позиции. В длящихся неделями боях противник безуспешно пытается пробиться в южную часть города. В период с 10 по 28 февраля в этих боях уничтожено 41 вражеский танк и 239 орудий противника. Неприятель несет огромные потери, которые составляют около 6700 человек убитыми».

15 марта. Из 55 самолетов с боеприпасами только половине удаётся приземлиться на аэродроме в Гандау. Снабжение города по «воздушному мосту» становится затруднительным из-за эффективных мер советской зенитной артиллерии. Захоронения погибших производятся исключительно в братских могилах.

«Крепость Бреслау успешно защищается. Гарнизон отражает атаки, предпринимаемые наступающим противником с севера и юга».

16 марта. Мощный воздушный налет на Николаевский пригород. Целью являются предприятия «ФАМО». Во время бомбежки разрушен храм во имя Св. Николая.

19 марта. «Бреслау и Глогау являют собой образец для подражания в деле сотрудничества сражающихся частей вермахта, Фольксштурма и гражданских структур, что позволяет успешно отражать натиск противника».

22 марта. Три крупные группы жителей эвакуируются с востока на север, в район Эльбинга.

23 марта. Гитлер отдает приказ направить восемь грузовых планеров с тяжелыми пехотными орудиями. Возражения генерала Нихофа не принимаются в расчет. Семь из планеров не достигают цели назначения.

24 марта. Пожары на Офенер и Пальмштрассе.

25 марта «Защитники крепостей Бреслау и Глогау отбили все предпринятые неприятелем атаки»

27 марта. На Бреслау сбрасываются советские пропагандистские листовки, в которых изобличаются террористические методы правления гауляйтера Ханке. У немецких частей ощущается нехватка боеприпасов и оружия.

«Вчера вражеское наступление было сорвано ожесточенным сопротивлением смелых защитников Бреслау, которые начиная с 12 февраля ведут бои исключительно в неблагоприятных условиях. Советы несут огромные потери. Кроме упоминавшихся ранее подбито еще 64 вражеских танка.»

30 марта. По образцу покушения на Гитлера неизвестные взрывают партийные помещения.

«В сводке вермахта сообщается: в крепости Бреслау 1-я рота полка СС, которой командует унтер-штурмфюрер СС Будка, явила чудеса героизма. Обороняясь в подвале горящего дома, где температура достигала от 50° до 60°, благодаря несгибаемой воле солдат она сорвала планы противника по прорыву нашей обороны. Сам неприятель несет огромные потери»

31 марта. По городу ходят слухи о предстоящем мощном наступлении советских войск. Поздно вечером начинается мощный обстрел и бомбардировка города.

Апрель 1945

1 апреля. Начало «пасхального сражения».

Массированный налёт советской авиации на Бреслау. Постоянные бомбардировки центра города. Повсеместные пожары. Части Красной Армии берут аэродром Гандау.

«После многочасовой артиллерийской подготовки враг крупными силами атаковал крепость Бреслау с западного направления. Стойкость защитников позволила отразить наступление. Отбито несколько атак».

2 апреля. Продолжение советского наступления. В западном парке части Красной Армии захватывают здание интерната для слепых. Центр города объят пожарами. Обер-бургомистр Ляйхтенштерн завален обломками ратуши. Военные госпитали переполнены, в некоторых — более тысячи раненых. Бреслау окутан клубами дыма, пыли и гари.

3 апреля. «С западного направления большевики продолжают наступать, используя крупные соединения танков и авиации. Смелые защитники удерживают свои позиции.»

4 апреля. «Противник продолжает атаковать Бреслау крупными силами. После тяжелых боёв удалось отбросить прорвавшихся вперед русских»

6 апреля. «Противник продолжает штурмовать Бреслау только с западного направления. Смелые защитники отражают все атаки. В ожесточенных оборонительных боях отличился крепостной полк под командованием майора Мора, который не только стойко обороняется, но и предпринимает решительные контратаки».

9 — 11 апреля. Новые массированные налеты советской авиации с юга и запада. Усиление артиллерийского огня.

10 апреля. «На южном и юго-западном фронтах Бреслау большевики после мощнейшей артиллерийской подготовки вновь предприняли попытку штурма, которая была отражена гарнизоном после потери незначительных городских территорий».

11 апреля. «Защитники Бреслау продолжают отражать мощные атаки, предпринимаемые с южного и западного направлений. Они сумели ликвидировать прорыв вражеских сил на территорию кладбища Св. Бернхардина, расположенного к западу от площади Манфреда фон Рихтхофена».

12 апреля. «Советы продолжают пытаться прорвать оборону с южного и западного направлений при помощи массированных бомбардировок. Локальные прорывы позиций ликвидируются в ожесточенных боях».

13 апреля. В Бреслау распространяются слухи о смерти президента Рузвельта.

14 апреля. Появление новых слухов о возможном деблокировании города. Сотни женщин возводят взлетно-посадочную полосу.

15 апреля. «Смелые защитники Бреслау отразили все атаки, предпринятые на крепость с западного направления».

16 апреля. Все девушки и женщины в возрасте от 16 до 35 лет должны стать «помощницами вермахта».

18 апреля. Бомбардировки и обстрелы различных районов города. Бои за кварталы Одертора. Советские войска пытаются пробиться с запада на север.

18 — 19 апреля. Немцы ведут оборонительные бои в западных районах города. Советские войска получают под свой контроль железнодорожную дамбу близ вокзала Пёпельвиц. В ходе наступления потеряно 25 советских танков. Немцы несут большие потери.

«Смелые защитники Бреслау отразили на южном и западном фронтах вновь начавшиеся атаки русских».

20 апреля. Гауляйтер зачитывает по радио поздравление в адрес Адольфа Гитлера.

20-22 апреля. Бои за бункер на Штригауэрплац. Из бункера в последний момент вывозится военный госпиталь.

25 апреля. Эвакуация жителей со Штригауэрплац в другие районы города. Явная нехватка жилья.

29 апреля. Сообщения о том, что Геринг по состоянию здоровья отстранён от командования силами люфтваффе.

Слухи о смерти Гитлера, единовластном правлении Гиммлера и возможных пререговорах с западными державами.

Май 1945

1 мая. Сообщение о смерти Гитлера, который якобы пал «смертью храбрых в борьбе против большевизма». Приказ коменданта крепости генерала Нихофа по частям «Я остаюсь во главе вас».

2 мая. Новая волна слухов о предстоящем деблокировании Бреслау.

2 — 5 мая. Воздушные налеты на Бреслау.

З мая. Мощный артиллерийский обстрел центра города. Совещание католических и евангелических священнослужителей.

4 мая. Встреча священнослужителей с генералом Нихофом. Попытка немцев послать парламентеров к советским позициям.

5 мая. Возобновление бомбардировок и артиллерийского обстрела Бреслау.

Распространение слухов, что генерал Нихоф отказался принять условия капитуляции, предъявленные советской стороной.

6 мая. Рано утром бегство гауляйтера Ханке. Встреча генерала Нихофа с генералом Глуздовским.

Капитуляция Бреслау.

Поздно вечером в город входят советские войска.

7 мая. Разоружение частей вермахта. Большая часть немецких военнопленных направляется в лагерь в Хундсфельде.

9 мая. Сообщение Верховного командования вермахта о падении Бреслау. Начало грабежей и эксцессов в городе.

«Защитники Бреслау, которые более двух месяцев отражали атаки Советов, в последний момент уступили превосходящим силам противника».

10 мая. В Силезию начинают активно переселяться поляки, которые устанавливают собственные органы власти. Польская милиция устраивает террор в отношении немецкого мирного населения.

Историческая оценка боёв

О «чуде Бреслау» стали говорить в Германии ещё в 1945 году. После войны об этом очень много писалось в германской историографии. Но данному сюжету почти ни слова не было посвящено в советской историографии. При этом в Германии под «чудом Бреслау» многие исследователи подразумевали нечто своё. Но почти все исследователи опирались на несколько простых фактов:

  1. Во-первых, на протяжении трёх месяцев плохо вооруженным немецким войскам удавалось противостоять как минимум втрое превосходящим силам Красной Армии.
  2. Во-вторых, капитуляция города, которая состоялась 6 мая 1945 года, не была результатом захвата Бреслау.
  3. В-третьих, к моменту капитуляции немецкие войска продолжали контролировать большую часть города. В руках Красной Армии находилось лишь несколько районов на юге и на западе Бреслау. В то же самое время части вермахта продолжали удерживать кварталы от Вайды до устья Одера, а на востоке до самого моста Гюнтера.

Истоки «чуда Бреслау»

Сами генералы Альфен и Нихоф называли три причины:

  1. Во время обороны города было налажено очень тесное сотрудничество между частями вермахта и гражданским населением. Несмотря на произвол партийных органов, многие из мирных жителей считали попадание в русский плен катастрофой и крушением всех надежд.
  2. При обороне города, в которой принимали участие в основном уроженцы тамошних краев, сказывалось хорошее знание местности, чем не могли похвастаться красноармейцы.
  3. Третья причина кроется в том, что, понеся большие потери, советское командование отказалось от идеи штурма города одновременно с нескольких сторон, что давало тактическое преимущество немцам.

В итоге даже мощное наступление частей Красной Армии во время «пасхального сражения» не принесло ожидаемого перелома в боях за Бреслау.

После публикации отрывков воспоминаний генерала Нихофа в немецком обществе разгорелась дискуссия. Поводом для неё стало открытое письмо профессора Иоахима Конрада, который был жителем Бреслау. В 1956 году это письмо было переделано в статью «Конец Бреслау». И. Конрад отмечал, что «чудо Бреслау» было на самом деле трагедией. Не обошлось и без критики в адрес самого генерала Нихофа.

«После прочтения сообщений генерала Нихофа может возникнуть впечатление, что оборона Бреслау была образцовой стратегической операцией, когда для защиты городе от русских было достигнуто полное единение армейских подразделений и гражданского населения. Возможно, события, происходившие в крепости, из штаба выглядели именно подобным образам. Но эта точка зрения не соответствует действительности. Генерал Нихоф подчеркивает, что позволял гауляйтеру Ханке не оказывать ни малейшего влияния на ход военных операций. Но у гражданского населения сложилась иная точка зрения».

Итоги осады Бреслау

В книге Гюнтера Грундмана, посвящённой истории Силезии, говорилось:

«Капитуляция обескровленной и почти полностью уничтоженной крепости в воскресенье, 6 мая, принесла оставшимся в живых 100 тысячам в городе мирных жителей не ожидаемый мир и спокойствие, а грабежи, насилие и новые пожары, в которых сгорел уцелевший в боях городской замок Фридриха Великого».

Может, в этих словах и была доля правды, но численность уцелевшего во время осады гражданского населения была много большей. Хорниг в своих мемуарах упоминает как минимум 200 тысячах жителей.

Потери

Если говорить о гарнизоне крепости, который на протяжении трёх месяцев удерживал Бреслау, то он составлял 35 000 служащих вермахта и 10 тысяч призванных в Фольксштурм. До конца марта из города по «воздушному мосту» было вывезено около 6 тысяч раненых. В самом же Бреслау осталось около 5 тысяч раненых (по состоянию на начало мая 1945 года). То есть гарнизон во время боев потерял ранеными около 11-12 000 человек.

Если говорить о числе погибших солдат, то немецкие источники называют цифру в 6 тысяч человек. При этом гражданское население во время боев потеряло около 10 000 человек убитыми и столько же ранеными.

При подсчете советских сил, штурмовавших Бреслау, получается, что кольцо окружения, которое неизменно сужалось, составляло около 150 тысяч красноармейцев. Из советских же источников следует, что потери Красной Армии за время осады составили 5 000 офицеров и 60 000 солдат. По крайней мере, на военном кладбище на юге Вроцлава было захоронено 5 тысяч советских солдат.

Сам комендант крепости генерал Нихоф приводил в своих воспоминаниях несколько иные цифры. По его мнению, в обороне Бреслау принимало участие около 50 тысяч солдат вермахта и фольксштурмистов, из которых 6 тысяч было убито, а ещё 29 тысяч ранено. То есть общие потери немецкого гарнизона составили 29 тысяч человек, что оставляет около 58 % от общей численности немецкой группировки. Если эта цифра верна, то это очень большая доля военных потерь в живой силе. Потери среди гражданского населения он оценивал в 80 тысяч человек. Когда Нихоф говорит о советских потерях, то он исходит из цифры в 30—40 тысяч убитых, ссылаясь на советские источники, которые он не называет.

В любом случае Бреслау удалось сковать действия около 12 советских дивизий, семь из которых находились на передовой, а ещё 5 использовались в качестве оперативного резерва.

Вопрос о необходимости боёв

В исторической литературе вполне правомерно задаётся вопрос: была ли необходима оборона Бреслау и имело ли смысл немецким частям удерживать город на столь длительный срок?

Вполне логичной кажется отсылка к выводам историка Второй мировой войны генерала Курта фон Типпельскирха. Он в своей «Истории Второй мировой войны» высказал мысль, что для Германии война была окончательно проиграна, когда под натиском превосходящих сил Красной Армии рухнул немецкий фронт, проходивший по Висле. После этого советские войска смогли начать проникновение на территорию противника по всей ширине фронта от Польши вплоть до Одера. Советское наступление в Силезии на самом деле служило всего лишь фланговым прикрытием для осуществления главной цели советского командования — взятия Берлина. Протектораты Богемия и Моравия, Словакия и Венгрия рано или поздно пали, если бы советские войска взяли Берлин и Вену.

С этой точки зрения оборона Бреслау имела стратегический смысл только на первой фазе зимнего наступления Красной Армии 1945 года, то есть в январе и феврале. В этот момент бои за Бреслау могли сковать наступавшие советские дивизии, что, в свою очередь, могло позволить немецкому командованию создать новую линию фронта, которая бы тянулась от Нижней Силезии до Судетских предгорий.

Кроме того, оборона крепости была оправдана с той точки зрения, что она позволяла обеспечить отход колон беженцев к Силезским горам или в западном направлении, в Саксонию и Тюрингию. Но собственно этими тактическими задачами необходимость обороны Бреслау у Типпельскирха исчерпывается.

Красная Армия к началу апреля смогла добиться выполнения всех поставленных перед ней задач, несмотря на то что Бреслау продолжал сковывать действия нескольких советских дивизий. После февраля 1945 года оборона Бреслау не имела никакого стратегического смысла.

Наиболее логичной датой капитуляции Бреслау должно было стать время относительной стабилизации Судетского фронта. То есть город без какого-либо ущерба для вермахта можно было бы сдать советским войскам во второй половине февраля, на крайний случай, в начале марта. Но это время было ознаменовано лишь одним изменением: на посту коменданта крепости генерала Альфена сменил генерал Нихоф. И именно с этого периода оборона Бреслау вступает в новую фазу, связанную с громадными потерями в живой силе. По большому счету, после указанной даты бои за Бреслау теряли всякий смысл. Можно предположить, что даже в самом Верховном командовании вермахта не ожидали, что город сможет столь долго противостоять советскому натиску. Но тем не менее, несмотря на все высказанные соображения, Типпельскирх провозглашал оборону Бреслау «одной из самых славных страниц в истории немецкого народа». Это обстоятельство уже после войны позволило Эрнсту Хорнигу говорить о «смысле и бессмысленности обороны города».

Воинские захоронения

Воинские захоронения — солдат и офицеров Красной Армии, погибших при штурме Бреслау (Вроцлав, Польша):

Напишите отзыв о статье "Осада Бреслау"

Литература

Ссылки

  • [pobeda.krskstate.ru/doroga/part4_5 Фестунг Бреслау]
  • [www.otvoyna.ru/breslay.htm Оборона Бреслау]

Отрывок, характеризующий Осада Бреслау

– Когда вы едете? – спросил он.
– Ah! ne me parlez pas de ce depart, ne m'en parlez pas. Je ne veux pas en entendre parler, [Ах, не говорите мне про этот отъезд! Я не хочу про него слышать,] – заговорила княгиня таким капризно игривым тоном, каким она говорила с Ипполитом в гостиной, и который так, очевидно, не шел к семейному кружку, где Пьер был как бы членом. – Сегодня, когда я подумала, что надо прервать все эти дорогие отношения… И потом, ты знаешь, Andre? – Она значительно мигнула мужу. – J'ai peur, j'ai peur! [Мне страшно, мне страшно!] – прошептала она, содрогаясь спиною.
Муж посмотрел на нее с таким видом, как будто он был удивлен, заметив, что кто то еще, кроме его и Пьера, находился в комнате; и он с холодною учтивостью вопросительно обратился к жене:
– Чего ты боишься, Лиза? Я не могу понять, – сказал он.
– Вот как все мужчины эгоисты; все, все эгоисты! Сам из за своих прихотей, Бог знает зачем, бросает меня, запирает в деревню одну.
– С отцом и сестрой, не забудь, – тихо сказал князь Андрей.
– Всё равно одна, без моих друзей… И хочет, чтобы я не боялась.
Тон ее уже был ворчливый, губка поднялась, придавая лицу не радостное, а зверское, беличье выраженье. Она замолчала, как будто находя неприличным говорить при Пьере про свою беременность, тогда как в этом и состояла сущность дела.
– Всё таки я не понял, de quoi vous avez peur, [Чего ты боишься,] – медлительно проговорил князь Андрей, не спуская глаз с жены.
Княгиня покраснела и отчаянно взмахнула руками.
– Non, Andre, je dis que vous avez tellement, tellement change… [Нет, Андрей, я говорю: ты так, так переменился…]
– Твой доктор велит тебе раньше ложиться, – сказал князь Андрей. – Ты бы шла спать.
Княгиня ничего не сказала, и вдруг короткая с усиками губка задрожала; князь Андрей, встав и пожав плечами, прошел по комнате.
Пьер удивленно и наивно смотрел через очки то на него, то на княгиню и зашевелился, как будто он тоже хотел встать, но опять раздумывал.
– Что мне за дело, что тут мсье Пьер, – вдруг сказала маленькая княгиня, и хорошенькое лицо ее вдруг распустилось в слезливую гримасу. – Я тебе давно хотела сказать, Andre: за что ты ко мне так переменился? Что я тебе сделала? Ты едешь в армию, ты меня не жалеешь. За что?
– Lise! – только сказал князь Андрей; но в этом слове были и просьба, и угроза, и, главное, уверение в том, что она сама раскается в своих словах; но она торопливо продолжала:
– Ты обращаешься со мной, как с больною или с ребенком. Я всё вижу. Разве ты такой был полгода назад?
– Lise, я прошу вас перестать, – сказал князь Андрей еще выразительнее.
Пьер, всё более и более приходивший в волнение во время этого разговора, встал и подошел к княгине. Он, казалось, не мог переносить вида слез и сам готов был заплакать.
– Успокойтесь, княгиня. Вам это так кажется, потому что я вас уверяю, я сам испытал… отчего… потому что… Нет, извините, чужой тут лишний… Нет, успокойтесь… Прощайте…
Князь Андрей остановил его за руку.
– Нет, постой, Пьер. Княгиня так добра, что не захочет лишить меня удовольствия провести с тобою вечер.
– Нет, он только о себе думает, – проговорила княгиня, не удерживая сердитых слез.
– Lise, – сказал сухо князь Андрей, поднимая тон на ту степень, которая показывает, что терпение истощено.
Вдруг сердитое беличье выражение красивого личика княгини заменилось привлекательным и возбуждающим сострадание выражением страха; она исподлобья взглянула своими прекрасными глазками на мужа, и на лице ее показалось то робкое и признающееся выражение, какое бывает у собаки, быстро, но слабо помахивающей опущенным хвостом.
– Mon Dieu, mon Dieu! [Боже мой, Боже мой!] – проговорила княгиня и, подобрав одною рукой складку платья, подошла к мужу и поцеловала его в лоб.
– Bonsoir, Lise, [Доброй ночи, Лиза,] – сказал князь Андрей, вставая и учтиво, как у посторонней, целуя руку.


Друзья молчали. Ни тот, ни другой не начинал говорить. Пьер поглядывал на князя Андрея, князь Андрей потирал себе лоб своею маленькою рукой.
– Пойдем ужинать, – сказал он со вздохом, вставая и направляясь к двери.
Они вошли в изящно, заново, богато отделанную столовую. Всё, от салфеток до серебра, фаянса и хрусталя, носило на себе тот особенный отпечаток новизны, который бывает в хозяйстве молодых супругов. В середине ужина князь Андрей облокотился и, как человек, давно имеющий что нибудь на сердце и вдруг решающийся высказаться, с выражением нервного раздражения, в каком Пьер никогда еще не видал своего приятеля, начал говорить:
– Никогда, никогда не женись, мой друг; вот тебе мой совет: не женись до тех пор, пока ты не скажешь себе, что ты сделал всё, что мог, и до тех пор, пока ты не перестанешь любить ту женщину, какую ты выбрал, пока ты не увидишь ее ясно; а то ты ошибешься жестоко и непоправимо. Женись стариком, никуда негодным… А то пропадет всё, что в тебе есть хорошего и высокого. Всё истратится по мелочам. Да, да, да! Не смотри на меня с таким удивлением. Ежели ты ждешь от себя чего нибудь впереди, то на каждом шагу ты будешь чувствовать, что для тебя всё кончено, всё закрыто, кроме гостиной, где ты будешь стоять на одной доске с придворным лакеем и идиотом… Да что!…
Он энергически махнул рукой.
Пьер снял очки, отчего лицо его изменилось, еще более выказывая доброту, и удивленно глядел на друга.
– Моя жена, – продолжал князь Андрей, – прекрасная женщина. Это одна из тех редких женщин, с которою можно быть покойным за свою честь; но, Боже мой, чего бы я не дал теперь, чтобы не быть женатым! Это я тебе одному и первому говорю, потому что я люблю тебя.
Князь Андрей, говоря это, был еще менее похож, чем прежде, на того Болконского, который развалившись сидел в креслах Анны Павловны и сквозь зубы, щурясь, говорил французские фразы. Его сухое лицо всё дрожало нервическим оживлением каждого мускула; глаза, в которых прежде казался потушенным огонь жизни, теперь блестели лучистым, ярким блеском. Видно было, что чем безжизненнее казался он в обыкновенное время, тем энергичнее был он в эти минуты почти болезненного раздражения.
– Ты не понимаешь, отчего я это говорю, – продолжал он. – Ведь это целая история жизни. Ты говоришь, Бонапарте и его карьера, – сказал он, хотя Пьер и не говорил про Бонапарте. – Ты говоришь Бонапарте; но Бонапарте, когда он работал, шаг за шагом шел к цели, он был свободен, у него ничего не было, кроме его цели, – и он достиг ее. Но свяжи себя с женщиной – и как скованный колодник, теряешь всякую свободу. И всё, что есть в тебе надежд и сил, всё только тяготит и раскаянием мучает тебя. Гостиные, сплетни, балы, тщеславие, ничтожество – вот заколдованный круг, из которого я не могу выйти. Я теперь отправляюсь на войну, на величайшую войну, какая только бывала, а я ничего не знаю и никуда не гожусь. Je suis tres aimable et tres caustique, [Я очень мил и очень едок,] – продолжал князь Андрей, – и у Анны Павловны меня слушают. И это глупое общество, без которого не может жить моя жена, и эти женщины… Ежели бы ты только мог знать, что это такое toutes les femmes distinguees [все эти женщины хорошего общества] и вообще женщины! Отец мой прав. Эгоизм, тщеславие, тупоумие, ничтожество во всем – вот женщины, когда показываются все так, как они есть. Посмотришь на них в свете, кажется, что что то есть, а ничего, ничего, ничего! Да, не женись, душа моя, не женись, – кончил князь Андрей.
– Мне смешно, – сказал Пьер, – что вы себя, вы себя считаете неспособным, свою жизнь – испорченною жизнью. У вас всё, всё впереди. И вы…
Он не сказал, что вы , но уже тон его показывал, как высоко ценит он друга и как много ждет от него в будущем.
«Как он может это говорить!» думал Пьер. Пьер считал князя Андрея образцом всех совершенств именно оттого, что князь Андрей в высшей степени соединял все те качества, которых не было у Пьера и которые ближе всего можно выразить понятием – силы воли. Пьер всегда удивлялся способности князя Андрея спокойного обращения со всякого рода людьми, его необыкновенной памяти, начитанности (он всё читал, всё знал, обо всем имел понятие) и больше всего его способности работать и учиться. Ежели часто Пьера поражало в Андрее отсутствие способности мечтательного философствования (к чему особенно был склонен Пьер), то и в этом он видел не недостаток, а силу.
В самых лучших, дружеских и простых отношениях лесть или похвала необходимы, как подмазка необходима для колес, чтоб они ехали.
– Je suis un homme fini, [Я человек конченный,] – сказал князь Андрей. – Что обо мне говорить? Давай говорить о тебе, – сказал он, помолчав и улыбнувшись своим утешительным мыслям.
Улыбка эта в то же мгновение отразилась на лице Пьера.
– А обо мне что говорить? – сказал Пьер, распуская свой рот в беззаботную, веселую улыбку. – Что я такое? Je suis un batard [Я незаконный сын!] – И он вдруг багрово покраснел. Видно было, что он сделал большое усилие, чтобы сказать это. – Sans nom, sans fortune… [Без имени, без состояния…] И что ж, право… – Но он не сказал, что право . – Я cвободен пока, и мне хорошо. Я только никак не знаю, что мне начать. Я хотел серьезно посоветоваться с вами.
Князь Андрей добрыми глазами смотрел на него. Но во взгляде его, дружеском, ласковом, всё таки выражалось сознание своего превосходства.
– Ты мне дорог, особенно потому, что ты один живой человек среди всего нашего света. Тебе хорошо. Выбери, что хочешь; это всё равно. Ты везде будешь хорош, но одно: перестань ты ездить к этим Курагиным, вести эту жизнь. Так это не идет тебе: все эти кутежи, и гусарство, и всё…
– Que voulez vous, mon cher, – сказал Пьер, пожимая плечами, – les femmes, mon cher, les femmes! [Что вы хотите, дорогой мой, женщины, дорогой мой, женщины!]
– Не понимаю, – отвечал Андрей. – Les femmes comme il faut, [Порядочные женщины,] это другое дело; но les femmes Курагина, les femmes et le vin, [женщины Курагина, женщины и вино,] не понимаю!
Пьер жил y князя Василия Курагина и участвовал в разгульной жизни его сына Анатоля, того самого, которого для исправления собирались женить на сестре князя Андрея.
– Знаете что, – сказал Пьер, как будто ему пришла неожиданно счастливая мысль, – серьезно, я давно это думал. С этою жизнью я ничего не могу ни решить, ни обдумать. Голова болит, денег нет. Нынче он меня звал, я не поеду.
– Дай мне честное слово, что ты не будешь ездить?
– Честное слово!


Уже был второй час ночи, когда Пьер вышел oт своего друга. Ночь была июньская, петербургская, бессумрачная ночь. Пьер сел в извозчичью коляску с намерением ехать домой. Но чем ближе он подъезжал, тем более он чувствовал невозможность заснуть в эту ночь, походившую более на вечер или на утро. Далеко было видно по пустым улицам. Дорогой Пьер вспомнил, что у Анатоля Курагина нынче вечером должно было собраться обычное игорное общество, после которого обыкновенно шла попойка, кончавшаяся одним из любимых увеселений Пьера.
«Хорошо бы было поехать к Курагину», подумал он.
Но тотчас же он вспомнил данное князю Андрею честное слово не бывать у Курагина. Но тотчас же, как это бывает с людьми, называемыми бесхарактерными, ему так страстно захотелось еще раз испытать эту столь знакомую ему беспутную жизнь, что он решился ехать. И тотчас же ему пришла в голову мысль, что данное слово ничего не значит, потому что еще прежде, чем князю Андрею, он дал также князю Анатолю слово быть у него; наконец, он подумал, что все эти честные слова – такие условные вещи, не имеющие никакого определенного смысла, особенно ежели сообразить, что, может быть, завтра же или он умрет или случится с ним что нибудь такое необыкновенное, что не будет уже ни честного, ни бесчестного. Такого рода рассуждения, уничтожая все его решения и предположения, часто приходили к Пьеру. Он поехал к Курагину.
Подъехав к крыльцу большого дома у конно гвардейских казарм, в которых жил Анатоль, он поднялся на освещенное крыльцо, на лестницу, и вошел в отворенную дверь. В передней никого не было; валялись пустые бутылки, плащи, калоши; пахло вином, слышался дальний говор и крик.
Игра и ужин уже кончились, но гости еще не разъезжались. Пьер скинул плащ и вошел в первую комнату, где стояли остатки ужина и один лакей, думая, что его никто не видит, допивал тайком недопитые стаканы. Из третьей комнаты слышались возня, хохот, крики знакомых голосов и рев медведя.
Человек восемь молодых людей толпились озабоченно около открытого окна. Трое возились с молодым медведем, которого один таскал на цепи, пугая им другого.
– Держу за Стивенса сто! – кричал один.
– Смотри не поддерживать! – кричал другой.
– Я за Долохова! – кричал третий. – Разними, Курагин.
– Ну, бросьте Мишку, тут пари.
– Одним духом, иначе проиграно, – кричал четвертый.
– Яков, давай бутылку, Яков! – кричал сам хозяин, высокий красавец, стоявший посреди толпы в одной тонкой рубашке, раскрытой на средине груди. – Стойте, господа. Вот он Петруша, милый друг, – обратился он к Пьеру.
Другой голос невысокого человека, с ясными голубыми глазами, особенно поражавший среди этих всех пьяных голосов своим трезвым выражением, закричал от окна: «Иди сюда – разойми пари!» Это был Долохов, семеновский офицер, известный игрок и бретёр, живший вместе с Анатолем. Пьер улыбался, весело глядя вокруг себя.
– Ничего не понимаю. В чем дело?
– Стойте, он не пьян. Дай бутылку, – сказал Анатоль и, взяв со стола стакан, подошел к Пьеру.
– Прежде всего пей.
Пьер стал пить стакан за стаканом, исподлобья оглядывая пьяных гостей, которые опять столпились у окна, и прислушиваясь к их говору. Анатоль наливал ему вино и рассказывал, что Долохов держит пари с англичанином Стивенсом, моряком, бывшим тут, в том, что он, Долохов, выпьет бутылку рому, сидя на окне третьего этажа с опущенными наружу ногами.
– Ну, пей же всю! – сказал Анатоль, подавая последний стакан Пьеру, – а то не пущу!
– Нет, не хочу, – сказал Пьер, отталкивая Анатоля, и подошел к окну.
Долохов держал за руку англичанина и ясно, отчетливо выговаривал условия пари, обращаясь преимущественно к Анатолю и Пьеру.
Долохов был человек среднего роста, курчавый и с светлыми, голубыми глазами. Ему было лет двадцать пять. Он не носил усов, как и все пехотные офицеры, и рот его, самая поразительная черта его лица, был весь виден. Линии этого рта были замечательно тонко изогнуты. В средине верхняя губа энергически опускалась на крепкую нижнюю острым клином, и в углах образовывалось постоянно что то вроде двух улыбок, по одной с каждой стороны; и всё вместе, а особенно в соединении с твердым, наглым, умным взглядом, составляло впечатление такое, что нельзя было не заметить этого лица. Долохов был небогатый человек, без всяких связей. И несмотря на то, что Анатоль проживал десятки тысяч, Долохов жил с ним и успел себя поставить так, что Анатоль и все знавшие их уважали Долохова больше, чем Анатоля. Долохов играл во все игры и почти всегда выигрывал. Сколько бы он ни пил, он никогда не терял ясности головы. И Курагин, и Долохов в то время были знаменитостями в мире повес и кутил Петербурга.
Бутылка рому была принесена; раму, не пускавшую сесть на наружный откос окна, выламывали два лакея, видимо торопившиеся и робевшие от советов и криков окружавших господ.
Анатоль с своим победительным видом подошел к окну. Ему хотелось сломать что нибудь. Он оттолкнул лакеев и потянул раму, но рама не сдавалась. Он разбил стекло.
– Ну ка ты, силач, – обратился он к Пьеру.
Пьер взялся за перекладины, потянул и с треском выворотип дубовую раму.
– Всю вон, а то подумают, что я держусь, – сказал Долохов.
– Англичанин хвастает… а?… хорошо?… – говорил Анатоль.
– Хорошо, – сказал Пьер, глядя на Долохова, который, взяв в руки бутылку рома, подходил к окну, из которого виднелся свет неба и сливавшихся на нем утренней и вечерней зари.
Долохов с бутылкой рома в руке вскочил на окно. «Слушать!»
крикнул он, стоя на подоконнике и обращаясь в комнату. Все замолчали.
– Я держу пари (он говорил по французски, чтоб его понял англичанин, и говорил не слишком хорошо на этом языке). Держу пари на пятьдесят империалов, хотите на сто? – прибавил он, обращаясь к англичанину.
– Нет, пятьдесят, – сказал англичанин.
– Хорошо, на пятьдесят империалов, – что я выпью бутылку рома всю, не отнимая ото рта, выпью, сидя за окном, вот на этом месте (он нагнулся и показал покатый выступ стены за окном) и не держась ни за что… Так?…
– Очень хорошо, – сказал англичанин.
Анатоль повернулся к англичанину и, взяв его за пуговицу фрака и сверху глядя на него (англичанин был мал ростом), начал по английски повторять ему условия пари.
– Постой! – закричал Долохов, стуча бутылкой по окну, чтоб обратить на себя внимание. – Постой, Курагин; слушайте. Если кто сделает то же, то я плачу сто империалов. Понимаете?
Англичанин кивнул головой, не давая никак разуметь, намерен ли он или нет принять это новое пари. Анатоль не отпускал англичанина и, несмотря на то что тот, кивая, давал знать что он всё понял, Анатоль переводил ему слова Долохова по английски. Молодой худощавый мальчик, лейб гусар, проигравшийся в этот вечер, взлез на окно, высунулся и посмотрел вниз.
– У!… у!… у!… – проговорил он, глядя за окно на камень тротуара.
– Смирно! – закричал Долохов и сдернул с окна офицера, который, запутавшись шпорами, неловко спрыгнул в комнату.
Поставив бутылку на подоконник, чтобы было удобно достать ее, Долохов осторожно и тихо полез в окно. Спустив ноги и расперевшись обеими руками в края окна, он примерился, уселся, опустил руки, подвинулся направо, налево и достал бутылку. Анатоль принес две свечки и поставил их на подоконник, хотя было уже совсем светло. Спина Долохова в белой рубашке и курчавая голова его были освещены с обеих сторон. Все столпились у окна. Англичанин стоял впереди. Пьер улыбался и ничего не говорил. Один из присутствующих, постарше других, с испуганным и сердитым лицом, вдруг продвинулся вперед и хотел схватить Долохова за рубашку.
– Господа, это глупости; он убьется до смерти, – сказал этот более благоразумный человек.
Анатоль остановил его:
– Не трогай, ты его испугаешь, он убьется. А?… Что тогда?… А?…
Долохов обернулся, поправляясь и опять расперевшись руками.
– Ежели кто ко мне еще будет соваться, – сказал он, редко пропуская слова сквозь стиснутые и тонкие губы, – я того сейчас спущу вот сюда. Ну!…
Сказав «ну»!, он повернулся опять, отпустил руки, взял бутылку и поднес ко рту, закинул назад голову и вскинул кверху свободную руку для перевеса. Один из лакеев, начавший подбирать стекла, остановился в согнутом положении, не спуская глаз с окна и спины Долохова. Анатоль стоял прямо, разинув глаза. Англичанин, выпятив вперед губы, смотрел сбоку. Тот, который останавливал, убежал в угол комнаты и лег на диван лицом к стене. Пьер закрыл лицо, и слабая улыбка, забывшись, осталась на его лице, хоть оно теперь выражало ужас и страх. Все молчали. Пьер отнял от глаз руки: Долохов сидел всё в том же положении, только голова загнулась назад, так что курчавые волосы затылка прикасались к воротнику рубахи, и рука с бутылкой поднималась всё выше и выше, содрогаясь и делая усилие. Бутылка видимо опорожнялась и с тем вместе поднималась, загибая голову. «Что же это так долго?» подумал Пьер. Ему казалось, что прошло больше получаса. Вдруг Долохов сделал движение назад спиной, и рука его нервически задрожала; этого содрогания было достаточно, чтобы сдвинуть всё тело, сидевшее на покатом откосе. Он сдвинулся весь, и еще сильнее задрожали, делая усилие, рука и голова его. Одна рука поднялась, чтобы схватиться за подоконник, но опять опустилась. Пьер опять закрыл глаза и сказал себе, что никогда уж не откроет их. Вдруг он почувствовал, что всё вокруг зашевелилось. Он взглянул: Долохов стоял на подоконнике, лицо его было бледно и весело.
– Пуста!
Он кинул бутылку англичанину, который ловко поймал ее. Долохов спрыгнул с окна. От него сильно пахло ромом.
– Отлично! Молодцом! Вот так пари! Чорт вас возьми совсем! – кричали с разных сторон.
Англичанин, достав кошелек, отсчитывал деньги. Долохов хмурился и молчал. Пьер вскочил на окно.
Господа! Кто хочет со мною пари? Я то же сделаю, – вдруг крикнул он. – И пари не нужно, вот что. Вели дать бутылку. Я сделаю… вели дать.
– Пускай, пускай! – сказал Долохов, улыбаясь.
– Что ты? с ума сошел? Кто тебя пустит? У тебя и на лестнице голова кружится, – заговорили с разных сторон.
– Я выпью, давай бутылку рому! – закричал Пьер, решительным и пьяным жестом ударяя по столу, и полез в окно.
Его схватили за руки; но он был так силен, что далеко оттолкнул того, кто приблизился к нему.
– Нет, его так не уломаешь ни за что, – говорил Анатоль, – постойте, я его обману. Послушай, я с тобой держу пари, но завтра, а теперь мы все едем к***.
– Едем, – закричал Пьер, – едем!… И Мишку с собой берем…
И он ухватил медведя, и, обняв и подняв его, стал кружиться с ним по комнате.


Князь Василий исполнил обещание, данное на вечере у Анны Павловны княгине Друбецкой, просившей его о своем единственном сыне Борисе. О нем было доложено государю, и, не в пример другим, он был переведен в гвардию Семеновского полка прапорщиком. Но адъютантом или состоящим при Кутузове Борис так и не был назначен, несмотря на все хлопоты и происки Анны Михайловны. Вскоре после вечера Анны Павловны Анна Михайловна вернулась в Москву, прямо к своим богатым родственникам Ростовым, у которых она стояла в Москве и у которых с детства воспитывался и годами живал ее обожаемый Боренька, только что произведенный в армейские и тотчас же переведенный в гвардейские прапорщики. Гвардия уже вышла из Петербурга 10 го августа, и сын, оставшийся для обмундирования в Москве, должен был догнать ее по дороге в Радзивилов.
У Ростовых были именинницы Натальи, мать и меньшая дочь. С утра, не переставая, подъезжали и отъезжали цуги, подвозившие поздравителей к большому, всей Москве известному дому графини Ростовой на Поварской. Графиня с красивой старшею дочерью и гостями, не перестававшими сменять один другого, сидели в гостиной.
Графиня была женщина с восточным типом худого лица, лет сорока пяти, видимо изнуренная детьми, которых у ней было двенадцать человек. Медлительность ее движений и говора, происходившая от слабости сил, придавала ей значительный вид, внушавший уважение. Княгиня Анна Михайловна Друбецкая, как домашний человек, сидела тут же, помогая в деле принимания и занимания разговором гостей. Молодежь была в задних комнатах, не находя нужным участвовать в приеме визитов. Граф встречал и провожал гостей, приглашая всех к обеду.
«Очень, очень вам благодарен, ma chere или mon cher [моя дорогая или мой дорогой] (ma сherе или mon cher он говорил всем без исключения, без малейших оттенков как выше, так и ниже его стоявшим людям) за себя и за дорогих именинниц. Смотрите же, приезжайте обедать. Вы меня обидите, mon cher. Душевно прошу вас от всего семейства, ma chere». Эти слова с одинаковым выражением на полном веселом и чисто выбритом лице и с одинаково крепким пожатием руки и повторяемыми короткими поклонами говорил он всем без исключения и изменения. Проводив одного гостя, граф возвращался к тому или той, которые еще были в гостиной; придвинув кресла и с видом человека, любящего и умеющего пожить, молодецки расставив ноги и положив на колена руки, он значительно покачивался, предлагал догадки о погоде, советовался о здоровье, иногда на русском, иногда на очень дурном, но самоуверенном французском языке, и снова с видом усталого, но твердого в исполнении обязанности человека шел провожать, оправляя редкие седые волосы на лысине, и опять звал обедать. Иногда, возвращаясь из передней, он заходил через цветочную и официантскую в большую мраморную залу, где накрывали стол на восемьдесят кувертов, и, глядя на официантов, носивших серебро и фарфор, расставлявших столы и развертывавших камчатные скатерти, подзывал к себе Дмитрия Васильевича, дворянина, занимавшегося всеми его делами, и говорил: «Ну, ну, Митенька, смотри, чтоб всё было хорошо. Так, так, – говорил он, с удовольствием оглядывая огромный раздвинутый стол. – Главное – сервировка. То то…» И он уходил, самодовольно вздыхая, опять в гостиную.
– Марья Львовна Карагина с дочерью! – басом доложил огромный графинин выездной лакей, входя в двери гостиной.
Графиня подумала и понюхала из золотой табакерки с портретом мужа.
– Замучили меня эти визиты, – сказала она. – Ну, уж ее последнюю приму. Чопорна очень. Проси, – сказала она лакею грустным голосом, как будто говорила: «ну, уж добивайте!»
Высокая, полная, с гордым видом дама с круглолицей улыбающейся дочкой, шумя платьями, вошли в гостиную.
«Chere comtesse, il y a si longtemps… elle a ete alitee la pauvre enfant… au bal des Razoumowsky… et la comtesse Apraksine… j'ai ete si heureuse…» [Дорогая графиня, как давно… она должна была пролежать в постеле, бедное дитя… на балу у Разумовских… и графиня Апраксина… была так счастлива…] послышались оживленные женские голоса, перебивая один другой и сливаясь с шумом платьев и передвиганием стульев. Начался тот разговор, который затевают ровно настолько, чтобы при первой паузе встать, зашуметь платьями, проговорить: «Je suis bien charmee; la sante de maman… et la comtesse Apraksine» [Я в восхищении; здоровье мамы… и графиня Апраксина] и, опять зашумев платьями, пройти в переднюю, надеть шубу или плащ и уехать. Разговор зашел о главной городской новости того времени – о болезни известного богача и красавца Екатерининского времени старого графа Безухого и о его незаконном сыне Пьере, который так неприлично вел себя на вечере у Анны Павловны Шерер.
– Я очень жалею бедного графа, – проговорила гостья, – здоровье его и так плохо, а теперь это огорченье от сына, это его убьет!
– Что такое? – спросила графиня, как будто не зная, о чем говорит гостья, хотя она раз пятнадцать уже слышала причину огорчения графа Безухого.
– Вот нынешнее воспитание! Еще за границей, – проговорила гостья, – этот молодой человек предоставлен был самому себе, и теперь в Петербурге, говорят, он такие ужасы наделал, что его с полицией выслали оттуда.
– Скажите! – сказала графиня.
– Он дурно выбирал свои знакомства, – вмешалась княгиня Анна Михайловна. – Сын князя Василия, он и один Долохов, они, говорят, Бог знает что делали. И оба пострадали. Долохов разжалован в солдаты, а сын Безухого выслан в Москву. Анатоля Курагина – того отец как то замял. Но выслали таки из Петербурга.
– Да что, бишь, они сделали? – спросила графиня.
– Это совершенные разбойники, особенно Долохов, – говорила гостья. – Он сын Марьи Ивановны Долоховой, такой почтенной дамы, и что же? Можете себе представить: они втроем достали где то медведя, посадили с собой в карету и повезли к актрисам. Прибежала полиция их унимать. Они поймали квартального и привязали его спина со спиной к медведю и пустили медведя в Мойку; медведь плавает, а квартальный на нем.
– Хороша, ma chere, фигура квартального, – закричал граф, помирая со смеху.
– Ах, ужас какой! Чему тут смеяться, граф?
Но дамы невольно смеялись и сами.
– Насилу спасли этого несчастного, – продолжала гостья. – И это сын графа Кирилла Владимировича Безухова так умно забавляется! – прибавила она. – А говорили, что так хорошо воспитан и умен. Вот всё воспитание заграничное куда довело. Надеюсь, что здесь его никто не примет, несмотря на его богатство. Мне хотели его представить. Я решительно отказалась: у меня дочери.
– Отчего вы говорите, что этот молодой человек так богат? – спросила графиня, нагибаясь от девиц, которые тотчас же сделали вид, что не слушают. – Ведь у него только незаконные дети. Кажется… и Пьер незаконный.
Гостья махнула рукой.
– У него их двадцать незаконных, я думаю.
Княгиня Анна Михайловна вмешалась в разговор, видимо, желая выказать свои связи и свое знание всех светских обстоятельств.
– Вот в чем дело, – сказала она значительно и тоже полушопотом. – Репутация графа Кирилла Владимировича известна… Детям своим он и счет потерял, но этот Пьер любимый был.
– Как старик был хорош, – сказала графиня, – еще прошлого года! Красивее мужчины я не видывала.
– Теперь очень переменился, – сказала Анна Михайловна. – Так я хотела сказать, – продолжала она, – по жене прямой наследник всего именья князь Василий, но Пьера отец очень любил, занимался его воспитанием и писал государю… так что никто не знает, ежели он умрет (он так плох, что этого ждут каждую минуту, и Lorrain приехал из Петербурга), кому достанется это огромное состояние, Пьеру или князю Василию. Сорок тысяч душ и миллионы. Я это очень хорошо знаю, потому что мне сам князь Василий это говорил. Да и Кирилл Владимирович мне приходится троюродным дядей по матери. Он и крестил Борю, – прибавила она, как будто не приписывая этому обстоятельству никакого значения.
– Князь Василий приехал в Москву вчера. Он едет на ревизию, мне говорили, – сказала гостья.
– Да, но, entre nous, [между нами,] – сказала княгиня, – это предлог, он приехал собственно к графу Кирилле Владимировичу, узнав, что он так плох.
– Однако, ma chere, это славная штука, – сказал граф и, заметив, что старшая гостья его не слушала, обратился уже к барышням. – Хороша фигура была у квартального, я воображаю.
И он, представив, как махал руками квартальный, опять захохотал звучным и басистым смехом, колебавшим всё его полное тело, как смеются люди, всегда хорошо евшие и особенно пившие. – Так, пожалуйста же, обедать к нам, – сказал он.


Наступило молчание. Графиня глядела на гостью, приятно улыбаясь, впрочем, не скрывая того, что не огорчится теперь нисколько, если гостья поднимется и уедет. Дочь гостьи уже оправляла платье, вопросительно глядя на мать, как вдруг из соседней комнаты послышался бег к двери нескольких мужских и женских ног, грохот зацепленного и поваленного стула, и в комнату вбежала тринадцатилетняя девочка, запахнув что то короткою кисейною юбкою, и остановилась по средине комнаты. Очевидно было, она нечаянно, с нерассчитанного бега, заскочила так далеко. В дверях в ту же минуту показались студент с малиновым воротником, гвардейский офицер, пятнадцатилетняя девочка и толстый румяный мальчик в детской курточке.
Граф вскочил и, раскачиваясь, широко расставил руки вокруг бежавшей девочки.
– А, вот она! – смеясь закричал он. – Именинница! Ma chere, именинница!
– Ma chere, il y a un temps pour tout, [Милая, на все есть время,] – сказала графиня, притворяясь строгою. – Ты ее все балуешь, Elie, – прибавила она мужу.
– Bonjour, ma chere, je vous felicite, [Здравствуйте, моя милая, поздравляю вас,] – сказала гостья. – Quelle delicuse enfant! [Какое прелестное дитя!] – прибавила она, обращаясь к матери.
Черноглазая, с большим ртом, некрасивая, но живая девочка, с своими детскими открытыми плечиками, которые, сжимаясь, двигались в своем корсаже от быстрого бега, с своими сбившимися назад черными кудрями, тоненькими оголенными руками и маленькими ножками в кружевных панталончиках и открытых башмачках, была в том милом возрасте, когда девочка уже не ребенок, а ребенок еще не девушка. Вывернувшись от отца, она подбежала к матери и, не обращая никакого внимания на ее строгое замечание, спрятала свое раскрасневшееся лицо в кружевах материной мантильи и засмеялась. Она смеялась чему то, толкуя отрывисто про куклу, которую вынула из под юбочки.
– Видите?… Кукла… Мими… Видите.
И Наташа не могла больше говорить (ей всё смешно казалось). Она упала на мать и расхохоталась так громко и звонко, что все, даже чопорная гостья, против воли засмеялись.
– Ну, поди, поди с своим уродом! – сказала мать, притворно сердито отталкивая дочь. – Это моя меньшая, – обратилась она к гостье.
Наташа, оторвав на минуту лицо от кружевной косынки матери, взглянула на нее снизу сквозь слезы смеха и опять спрятала лицо.
Гостья, принужденная любоваться семейною сценой, сочла нужным принять в ней какое нибудь участие.
– Скажите, моя милая, – сказала она, обращаясь к Наташе, – как же вам приходится эта Мими? Дочь, верно?
Наташе не понравился тон снисхождения до детского разговора, с которым гостья обратилась к ней. Она ничего не ответила и серьезно посмотрела на гостью.
Между тем всё это молодое поколение: Борис – офицер, сын княгини Анны Михайловны, Николай – студент, старший сын графа, Соня – пятнадцатилетняя племянница графа, и маленький Петруша – меньшой сын, все разместились в гостиной и, видимо, старались удержать в границах приличия оживление и веселость, которыми еще дышала каждая их черта. Видно было, что там, в задних комнатах, откуда они все так стремительно прибежали, у них были разговоры веселее, чем здесь о городских сплетнях, погоде и comtesse Apraksine. [о графине Апраксиной.] Изредка они взглядывали друг на друга и едва удерживались от смеха.
Два молодые человека, студент и офицер, друзья с детства, были одних лет и оба красивы, но не похожи друг на друга. Борис был высокий белокурый юноша с правильными тонкими чертами спокойного и красивого лица; Николай был невысокий курчавый молодой человек с открытым выражением лица. На верхней губе его уже показывались черные волосики, и во всем лице выражались стремительность и восторженность.