Дикон, Джон

Джон Дикон John Deacon
Полное имя	Джон Ричард Дикон
Место рождения	Одби, Лестершир, Великобритания
Годы активности	1965—1997
Профессии	музыкант композитор изобретатель инженер в области электроники
Инструменты	гитара бас-гитара клавишные
Жанры	Хард-рок, Прогрессивный рок, Фанк-рок
Коллективы	The Opposition, Queen
Сотрудничество	The Immortals
Награды

Джон Ри́чард Ди́кон (англ. John Richard Deacon; 19 августа 1951, Лестер) — британский музыкант, более известный как бас-гитарист группы Queen. Присоединился к группе позже всех и был самым младшим в сравнении с остальными участниками — ему было всего 19 лет. На нескольких альбомах выступал в качестве ритм-гитариста, играл на акустической гитаре и клавишных, во время концертов, а также в клипах, пел бэк-вокальные партии.

Джон Дикон является автором самого коммерчески успешного сингла («Another One Bites the Dust») за всю историю существования группы Queen. Кроме того, Дикон — автор песен: «You're My Best Friend», «Spread Your Wings», «Back Chat», «One Year of Love», «I Want to Break Free» и др.

В программе концерта Queen 1992 года на открытой площадке стадиона Уэмбли (известен как концерт памяти Фредди Меркьюри) было заявлено, что Джон Дикон выступает с группой в последний разК:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан). Тем не менее в 1997 году музыкант принял участие в записи единственной песни группы, написанной без участия Фредди Меркьюри, «No-One But You (Only The Good Die Young)», а также в организованной Элтоном Джоном концертной программе «The Show Must Go On». Именно этот концерт и стал последним рубежом — Дикон сошёл с большой сцены, отказавшись от дальнейшей работы в музыкальной индустрии.

В 2004 году он отказался от совместной работы с Брайаном Мэйем и Роджером Тэйлором в рамках проекта «Queen + Paul Rodgers». Тем не менее, по словам Брайана Мэя, Дикон дал проекту своё «молчаливое согласие».

Дикон не присутствовал на официальной церемонии включения участников группы Queen в Зал славы рок-н-ролла (Кливленд, США).

Ранние годы

Джон Ричард Дикон родился 19 августа 1951 года в городе Лестер, графство Лестершир, Великобритания.

Его отец Артур Генри Дикон имел стабильную работу в страховой компании Norwich Union. В 1960 году семья переехала в общежитие города Одби. Джон последовательно закончил все три уровня образования, традиционные для англичан: младшие (школа Линден в Летчестере), средние (гимназия Гартри в Одби) и старшие (колледж Битчэм с гуманитарным уклоном в Одби) классы.

В возрасте семи лет Джон получил в подарок от родителей свою первую гитару — красную пластмассовую «Tommy Steele». Однако, поначалу мальчик увлекся вовсе не музыкой: он заинтересовался электроникой, читал журналы на эту тему, конструировал различные небольшие устройства. Джон даже модифицировал катушечный магнитофон для записи проигрываемых на радио песен: в основном это были хит-парады Алана Фримана и The Beatles.

Ливерпульская четверка, в итоге, и стала катализатором интереса Джона к музыке. Он решает научится играть на гитаре. По утрам мальчик подрабатывает разносчиком газет и вскоре ему удается скопить достаточно денег, чтобы купить желаемый инструмент и приступить к упражнениям. Еще будучи школьником, в четырнадцать лет (в 1965 году) Джон Дикон сформировал свою первую группу The Opposition (с 1966 года The New Opposition). Поначалу он числился в ней ритм-гитаристом и играл на инструменте, купленном у одного из участников группы.

Бас-гитаристом он стал ввиду сложившихся обстоятельств: предыдущего басиста исключили из-за несоответствия общему музыкальному уровню команды и недостаток бас-гитары нужно было срочно заполнить. Именно тогда он купил свою первую бас-гитару EKO за 22£.

Джон был также и архивистом The Opposition: он собирал вырезки из газет с упоминанием группы, даже если это был просто анонс очередного выступления.

Последний концерт с The Opposition (позже, после ухода Дикона, она будет называться The Art) Джон Дикон отыграл 29 августа 1969 года — это было связано с тем, что Дикона за способности к радиоэлектронике пригласили в Лондон для дальнейшего обучения в техническом колледже Челси (сейчас он является составляющей частью Лондонского Имперского колледжа).

Уезжая в Лондон, Дикон оставляет бас-гитару и усилитель в родном Одби, но уже через полгода он понимает, что внутренняя потребность состоять в какой-нибудь музыкальной группе не поддается контролю. Он просит свою мать, Молли, переслать ему в колледж музыкальное оборудование.

В октябре 1970 года Джон Дикон посетил концерт уже существовавшей на тот момент группы Queen:

Они были одеты все в чёрное, свет был очень тусклым — так что, все, что я мог видеть, были четыре темных силуэта… В то время они не произвели на меня впечатления.

В это же время Дикон пытается создать новый коллектив и отчасти это у него получается — вновь сформированная команда даже дала концерт 21 ноября 1970 года в колледже Челси. Концерт, однако, был единственным.

В составе Queen

Дикон регулярно просматривает газету «Melody Maker» в поисках вакантных мест в музыкальных группах. По одной из легенд, в начале 1971 года Дикон наконец находит такое объявление, которое и приводит его на прослушивание в группу «Queen».

Однако существует и другая легенда — более прозаичная. Согласно ей, в феврале 1971 Дикон посещает дискотеку, где его в качестве бас-гитариста представляют Брайану Мэйю и Роджеру Тэйлору, которые в это время находятся в активном поиске басиста — последнего недостающего звена в их коллективе. Его приглашают на прослушивание, которое состоялось два дня спустя в лекционном зале Лондонского Имперского колледжа науки, медицины и техники. Из этого зала Дикон вышел уже полноценным участником команды. Измученные поиском хорошего басиста, Тэйлор, Мэй и Меркьюри сразу оценили музыкальный талант Дикона, его тихий нрав и навыки в электронике, которые были очевидны при игре на электрической гитаре. Дикон стал седьмым и последним из всех претендентов на место бас-гитариста.

Несмотря на то, что он был на несколько лет моложе остальных, Дикон сразу же вписался в группу.

Брайан Мэй позже вспоминал:

Мы сразу поняли, что он — то, что надо, хоть он и был чересчур тихим. Джон с нами почти не разговаривал! У нас уже было несколько бас-гитаристов, но мы с ними расстались: либо характер, либо музыкальные способности нас не устраивали. Так продолжалось до тех пор, пока мы не нашли Джона через друзей. Поначалу мы звали его Дикон Джон, и именно в таком виде его имя появилось на первом альбоме, но потом он попросил называть его Джоном Диконом, собственно, так, как его зовут. Я даже не знаю, почему мы звали его иначе — так, очередная глупая ошибка.

Через полгода, 2 июля 1971 года, состоялся концерт «Queen» с участием Джона Дикона.

Свой первый значительный «вклад» в общее творческое наследие группы Дикон внес композицией «Misfire», которая появилась на их третьем альбоме «Sheer Heart Attack». Она снискала у публики малую славу, в отличие, например, от второй песни Дикона «You're My Best Friend», которая, без всяких сомнений, стала мировым хитом. Такая же участь была уготована другим песням Дикона — «Spread Your Wings», «Another One Bites the Dust», «I Want to Break Free» и другие.

Самостоятельно Джон Дикон писал меньше остальных, но многие его композиции становились стопроцентными хитами. Об этом также неоднократно говорили его коллеги по группе.

Исполнительское мастерство

Гордон Флетчер, рецензия журнала Rolling Stone:

Достаточно просто сказать, что общий продукт барабанщика Роджера Тэйлора и басиста Джона Дикона представляет собой колоссальной мощности вулкан, извержение которого заставило Землю вздрогнуть!...

Высокий профессионализм и уникальность Дикона как бас-гитариста подчёркивал такой корифей хэви-металл жанра, как басист Iron Maiden — Стив Харрис.

Оборудование и гитары

В качестве квалифицированного инженера в области электроники Джон часто был ответственным за оборудование для своей команды. Использовавшийся Диконом и впоследствии Брайаном Мэйем самодельный усилитель Дикона до сих пор носит персональное имя музыканта и, отчасти, изобретателя — «Deacy Amp».

Основные гитары:

1971—1972 Rickenbacker 4001

1973—1977 Fender Precision Bass Sunburst

1973—1986 Fender Precision Bass Natural Finish

1986—1997 Fender Precision Bass Black Finish

(Во время концерта на одном Fender он играл, а другой был запасным)

Дополнительные гитары:

1977—1979 Fender '51 Precision Bass (использовалась для исполнения некоторых песен и как запасная на концертах)

1977, 1980—1985 Music Man StingRay (в 1977 как запасная на концертах, с 1980 по 1985 использовалась для исполнения Another One Bites the Dust)

1980—1982 Kramer DMZ (запасная на концертах, использовалась в клипе Play The Game)

1981—1985 Fender Special Precision Bass (использовалась для исполнения некоторых песен в студии и Under Pressure на концертах)

1983—1992 Fender Elite Precision Bass (использовалась для исполнения некоторых песен в студии, для исполнения Radio Ga-Ga и как запасная на концертах)

1986—1991 Giffin Natural Wood Finish Bass (использовалась в студии)

1986 Warwick Buzzard (использовалась в клипе Friends Will Be Friends)

Усилители:

1971—1973 Orange AD-200B

1974 — HiWatt

1975—1995 Acoustic 371

Участие в финансовых делах группы

Самый тихий участник группы, Дикон тем не менее был её «экономическими мозгами», вел все её финансовые дела.

Кейт Мур (Keith Moore), бухгалтер Queen:

Джон был и внутренним контролером, и администратором, и бухгалтером... Я очень доволен, что он принял на себя эти роли. Иногда я имел с ним встречи, которые длились по пять часов, и после того, как мы заканчивали обсуждение всех вопросов, он уходил и рассказывал остальным, о чем мы говорили. Затем они принимали совместное решение. Джон возвращался, чтобы сообщить его мне.

Фредди Меркьюри о Джоне:

Джон Дикон внимательно следил за всем делопроизводством. Он знал все, что должно и чего не должно происходить. Если бы Бог покинул нас, остальные члены группы не стали бы делать ничего без одобрения Джона.

Уход из Queen и полемика вокруг группы

В 80-е Джон неоднократно заявлял в своих интервью, что не намерен всю жизнь быть только басистом Queen и хочет участвовать в проектах вне группы. Однако после трагической смерти Фредди Меркьюри Джон Дикон неожиданно заявил о своем уходе из музыкального мираК:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан). Последнее выступление Джона в рамках группы «Queen» состоялось 20 апреля 1992 года на Лондонском благотворительном концерте памяти Фредди Меркьюри (Открытая площадка стадиона Уэмбли).

Затем, в 1997 году, он принял участие в мемориальном концерте, по итогам которого была записана единственная песня группы, написанная без участия Фредди Меркьюри, — «No-One but You (Only the Good Die Young)».

В 2001 году Джон официально и довольно резко высказался по поводу совместной работы Брайана Мэя и Роджера Тэйлора с музыкантом Робби Уильямсом над ремейком к песне We Are The Champions для кассового фильма История рыцаря. В интервью газете The Sun Дикон заявил:

Это одна из величайших песен, когда-либо написанных человечеством, и я думаю, что они погубили её. Не хотелось бы язвить, но давайте просто признаем, что Робби Уильямс — не Фредди Меркьюри. Фредди невозможно заменить, и уж тем более Уильямсом.

В 2004 году он отказался от совместной работы с Брайаном Мэйем и Роджером Тэйлором в рамках проекта «Queen + Paul Rodgers». Тем не менее, по словам Брайана Мэя, Дикон дал проекту своё «молчаливое согласие».

Джон не присутствовал на официальной церемонии включения участников группы Queen в Зал славы рок-н-ролла (Кливленд, США).

Личная жизнь

В настоящее время Джон Дикон живёт в районе Патни на юго-западе Лондона со своей единственной женой Вероникой Тетцлафф.

Они поженились 18 января 1975 года, к тому времени Вероника была беременна их первым ребёнком. У них шестеро детей:

• сын Роберт Дикон (род. 18 июля 1975)
• сын Майкл Дикон (род. 3 февраля 1978)
• дочь Лаура Дикон (род. 25 июня 1979)
• сын Джошуа Дикон (род. 13 декабря 1983)
• сын Люк Дикон (род. 5 декабря 1992)
• сын Кэмерон Дикон (род. 7 ноября 1993)

Согласно информации The Sunday Times Rich List на период 2015 года состояние Дикона оценивалось суммой в 85 миллионов фунтов стерлингов.

Дискография музыканта

Песни Queen, написанные Джоном Диконом и вышедшие отдельными синглами:

• «You’re My Best Friend» из «A Night at the Opera»
• «Spread Your Wings» из «News of the World»
• «Another One Bites the Dust» и «Need Your Loving Tonight» из «The Game»
• «Сool Cat» (в соавторстве с Фредди Меркьюри) из «Hot Space»
• «Back Chat» из «Hot Space»
• «I Want to Break Free» из «The Works»
• «Friends Will Be Friends», «Pain Is So Close to Pleasure» (обе написаны в соавторстве с Фредди Меркьюри) и «One Year of Love» из «A Kind of Magic»

Избранные композиции Queen:

• «Misfire»
• «You're My Best Friend»
• «You And I»
• «Spread Your Wings»
• «Who Needs You»
• «If You Can’t Beat Them»
• «In Only Seven Days»
• «Another One Bites the Dust»
• «Need Your Loving Tonight»
• «Back Chat»
• «Cool Cat» (композитор)
• «I Want to Break Free»
• «One Year of Love»
• «Pain Is So Close to Pleasure» (композитор)
• «Friends Will Be Friends» (композитор)
• «The Miracle» (композитор)
• «My Baby Does Me» (композитор)
• «Don’t Try So Hard» (композитор)
• «My Life Has Been Saved»

Ссылки

• [queen-rock.ru/index/0-52 Фотографии John Deacon]
• [queen-rock.ru/index John Deacon на www.queen-rock.ru]

Отрывок, характеризующий Дикон, Джон

– Наташу, Наташу!.. – кричала графиня. – Неправда, неправда… Он лжет… Наташу! – кричала она, отталкивая от себя окружающих. – Подите прочь все, неправда! Убили!.. ха ха ха ха!.. неправда!
Наташа стала коленом на кресло, нагнулась над матерью, обняла ее, с неожиданной силой подняла, повернула к себе ее лицо и прижалась к ней.
– Маменька!.. голубчик!.. Я тут, друг мой. Маменька, – шептала она ей, не замолкая ни на секунду.
Она не выпускала матери, нежно боролась с ней, требовала подушки, воды, расстегивала и разрывала платье на матери.
– Друг мой, голубушка… маменька, душенька, – не переставая шептала она, целуя ее голову, руки, лицо и чувствуя, как неудержимо, ручьями, щекоча ей нос и щеки, текли ее слезы.
Графиня сжала руку дочери, закрыла глаза и затихла на мгновение. Вдруг она с непривычной быстротой поднялась, бессмысленно оглянулась и, увидав Наташу, стала из всех сил сжимать ее голову. Потом она повернула к себе ее морщившееся от боли лицо и долго вглядывалась в него.
– Наташа, ты меня любишь, – сказала она тихим, доверчивым шепотом. – Наташа, ты не обманешь меня? Ты мне скажешь всю правду?
Наташа смотрела на нее налитыми слезами глазами, и в лице ее была только мольба о прощении и любви.
– Друг мой, маменька, – повторяла она, напрягая все силы своей любви на то, чтобы как нибудь снять с нее на себя излишек давившего ее горя.
И опять в бессильной борьбе с действительностью мать, отказываясь верить в то, что она могла жить, когда был убит цветущий жизнью ее любимый мальчик, спасалась от действительности в мире безумия.
Наташа не помнила, как прошел этот день, ночь, следующий день, следующая ночь. Она не спала и не отходила от матери. Любовь Наташи, упорная, терпеливая, не как объяснение, не как утешение, а как призыв к жизни, всякую секунду как будто со всех сторон обнимала графиню. На третью ночь графиня затихла на несколько минут, и Наташа закрыла глаза, облокотив голову на ручку кресла. Кровать скрипнула. Наташа открыла глаза. Графиня сидела на кровати и тихо говорила.
– Как я рада, что ты приехал. Ты устал, хочешь чаю? – Наташа подошла к ней. – Ты похорошел и возмужал, – продолжала графиня, взяв дочь за руку.
– Маменька, что вы говорите!..
– Наташа, его нет, нет больше! – И, обняв дочь, в первый раз графиня начала плакать.


Княжна Марья отложила свой отъезд. Соня, граф старались заменить Наташу, но не могли. Они видели, что она одна могла удерживать мать от безумного отчаяния. Три недели Наташа безвыходно жила при матери, спала на кресле в ее комнате, поила, кормила ее и не переставая говорила с ней, – говорила, потому что один нежный, ласкающий голос ее успокоивал графиню.
Душевная рана матери не могла залечиться. Смерть Пети оторвала половину ее жизни. Через месяц после известия о смерти Пети, заставшего ее свежей и бодрой пятидесятилетней женщиной, она вышла из своей комнаты полумертвой и не принимающею участия в жизни – старухой. Но та же рана, которая наполовину убила графиню, эта новая рана вызвала Наташу к жизни.
Душевная рана, происходящая от разрыва духовного тела, точно так же, как и рана физическая, как ни странно это кажется, после того как глубокая рана зажила и кажется сошедшейся своими краями, рана душевная, как и физическая, заживает только изнутри выпирающею силой жизни.
Так же зажила рана Наташи. Она думала, что жизнь ее кончена. Но вдруг любовь к матери показала ей, что сущность ее жизни – любовь – еще жива в ней. Проснулась любовь, и проснулась жизнь.
Последние дни князя Андрея связали Наташу с княжной Марьей. Новое несчастье еще более сблизило их. Княжна Марья отложила свой отъезд и последние три недели, как за больным ребенком, ухаживала за Наташей. Последние недели, проведенные Наташей в комнате матери, надорвали ее физические силы.
Однажды княжна Марья, в середине дня, заметив, что Наташа дрожит в лихорадочном ознобе, увела ее к себе и уложила на своей постели. Наташа легла, но когда княжна Марья, опустив сторы, хотела выйти, Наташа подозвала ее к себе.
– Мне не хочется спать. Мари, посиди со мной.
– Ты устала – постарайся заснуть.
– Нет, нет. Зачем ты увела меня? Она спросит.
– Ей гораздо лучше. Она нынче так хорошо говорила, – сказала княжна Марья.
Наташа лежала в постели и в полутьме комнаты рассматривала лицо княжны Марьи.
«Похожа она на него? – думала Наташа. – Да, похожа и не похожа. Но она особенная, чужая, совсем новая, неизвестная. И она любит меня. Что у ней на душе? Все доброе. Но как? Как она думает? Как она на меня смотрит? Да, она прекрасная».
– Маша, – сказала она, робко притянув к себе ее руку. – Маша, ты не думай, что я дурная. Нет? Маша, голубушка. Как я тебя люблю. Будем совсем, совсем друзьями.
И Наташа, обнимая, стала целовать руки и лицо княжны Марьи. Княжна Марья стыдилась и радовалась этому выражению чувств Наташи.
С этого дня между княжной Марьей и Наташей установилась та страстная и нежная дружба, которая бывает только между женщинами. Они беспрестанно целовались, говорили друг другу нежные слова и большую часть времени проводили вместе. Если одна выходила, то другаябыла беспокойна и спешила присоединиться к ней. Они вдвоем чувствовали большее согласие между собой, чем порознь, каждая сама с собою. Между ними установилось чувство сильнейшее, чем дружба: это было исключительное чувство возможности жизни только в присутствии друг друга.
Иногда они молчали целые часы; иногда, уже лежа в постелях, они начинали говорить и говорили до утра. Они говорили большей частию о дальнем прошедшем. Княжна Марья рассказывала про свое детство, про свою мать, про своего отца, про свои мечтания; и Наташа, прежде с спокойным непониманием отворачивавшаяся от этой жизни, преданности, покорности, от поэзии христианского самоотвержения, теперь, чувствуя себя связанной любовью с княжной Марьей, полюбила и прошедшее княжны Марьи и поняла непонятную ей прежде сторону жизни. Она не думала прилагать к своей жизни покорность и самоотвержение, потому что она привыкла искать других радостей, но она поняла и полюбила в другой эту прежде непонятную ей добродетель. Для княжны Марьи, слушавшей рассказы о детстве и первой молодости Наташи, тоже открывалась прежде непонятная сторона жизни, вера в жизнь, в наслаждения жизни.
Они всё точно так же никогда не говорили про него с тем, чтобы не нарушать словами, как им казалось, той высоты чувства, которая была в них, а это умолчание о нем делало то, что понемногу, не веря этому, они забывали его.
Наташа похудела, побледнела и физически так стала слаба, что все постоянно говорили о ее здоровье, и ей это приятно было. Но иногда на нее неожиданно находил не только страх смерти, но страх болезни, слабости, потери красоты, и невольно она иногда внимательно разглядывала свою голую руку, удивляясь на ее худобу, или заглядывалась по утрам в зеркало на свое вытянувшееся, жалкое, как ей казалось, лицо. Ей казалось, что это так должно быть, и вместе с тем становилось страшно и грустно.
Один раз она скоро взошла наверх и тяжело запыхалась. Тотчас же невольно она придумала себе дело внизу и оттуда вбежала опять наверх, пробуя силы и наблюдая за собой.
Другой раз она позвала Дуняшу, и голос ее задребезжал. Она еще раз кликнула ее, несмотря на то, что она слышала ее шаги, – кликнула тем грудным голосом, которым она певала, и прислушалась к нему.
Она не знала этого, не поверила бы, но под казавшимся ей непроницаемым слоем ила, застлавшим ее душу, уже пробивались тонкие, нежные молодые иглы травы, которые должны были укорениться и так застлать своими жизненными побегами задавившее ее горе, что его скоро будет не видно и не заметно. Рана заживала изнутри. В конце января княжна Марья уехала в Москву, и граф настоял на том, чтобы Наташа ехала с нею, с тем чтобы посоветоваться с докторами.


После столкновения при Вязьме, где Кутузов не мог удержать свои войска от желания опрокинуть, отрезать и т. д., дальнейшее движение бежавших французов и за ними бежавших русских, до Красного, происходило без сражений. Бегство было так быстро, что бежавшая за французами русская армия не могла поспевать за ними, что лошади в кавалерии и артиллерии становились и что сведения о движении французов были всегда неверны.
Люди русского войска были так измучены этим непрерывным движением по сорок верст в сутки, что не могли двигаться быстрее.
Чтобы понять степень истощения русской армии, надо только ясно понять значение того факта, что, потеряв ранеными и убитыми во все время движения от Тарутина не более пяти тысяч человек, не потеряв сотни людей пленными, армия русская, вышедшая из Тарутина в числе ста тысяч, пришла к Красному в числе пятидесяти тысяч.
Быстрое движение русских за французами действовало на русскую армию точно так же разрушительно, как и бегство французов. Разница была только в том, что русская армия двигалась произвольно, без угрозы погибели, которая висела над французской армией, и в том, что отсталые больные у французов оставались в руках врага, отсталые русские оставались у себя дома. Главная причина уменьшения армии Наполеона была быстрота движения, и несомненным доказательством тому служит соответственное уменьшение русских войск.
Вся деятельность Кутузова, как это было под Тарутиным и под Вязьмой, была направлена только к тому, чтобы, – насколько то было в его власти, – не останавливать этого гибельного для французов движения (как хотели в Петербурге и в армии русские генералы), а содействовать ему и облегчить движение своих войск.
Но, кроме того, со времени выказавшихся в войсках утомления и огромной убыли, происходивших от быстроты движения, еще другая причина представлялась Кутузову для замедления движения войск и для выжидания. Цель русских войск была – следование за французами. Путь французов был неизвестен, и потому, чем ближе следовали наши войска по пятам французов, тем больше они проходили расстояния. Только следуя в некотором расстоянии, можно было по кратчайшему пути перерезывать зигзаги, которые делали французы. Все искусные маневры, которые предлагали генералы, выражались в передвижениях войск, в увеличении переходов, а единственно разумная цель состояла в том, чтобы уменьшить эти переходы. И к этой цели во всю кампанию, от Москвы до Вильны, была направлена деятельность Кутузова – не случайно, не временно, но так последовательно, что он ни разу не изменил ей.
Кутузов знал не умом или наукой, а всем русским существом своим знал и чувствовал то, что чувствовал каждый русский солдат, что французы побеждены, что враги бегут и надо выпроводить их; но вместе с тем он чувствовал, заодно с солдатами, всю тяжесть этого, неслыханного по быстроте и времени года, похода.
Но генералам, в особенности не русским, желавшим отличиться, удивить кого то, забрать в плен для чего то какого нибудь герцога или короля, – генералам этим казалось теперь, когда всякое сражение было и гадко и бессмысленно, им казалось, что теперь то самое время давать сражения и побеждать кого то. Кутузов только пожимал плечами, когда ему один за другим представляли проекты маневров с теми дурно обутыми, без полушубков, полуголодными солдатами, которые в один месяц, без сражений, растаяли до половины и с которыми, при наилучших условиях продолжающегося бегства, надо было пройти до границы пространство больше того, которое было пройдено.
В особенности это стремление отличиться и маневрировать, опрокидывать и отрезывать проявлялось тогда, когда русские войска наталкивались на войска французов.
Так это случилось под Красным, где думали найти одну из трех колонн французов и наткнулись на самого Наполеона с шестнадцатью тысячами. Несмотря на все средства, употребленные Кутузовым, для того чтобы избавиться от этого пагубного столкновения и чтобы сберечь свои войска, три дня у Красного продолжалось добивание разбитых сборищ французов измученными людьми русской армии.
Толь написал диспозицию: die erste Colonne marschiert [первая колонна направится туда то] и т. д. И, как всегда, сделалось все не по диспозиции. Принц Евгений Виртембергский расстреливал с горы мимо бегущие толпы французов и требовал подкрепления, которое не приходило. Французы, по ночам обегая русских, рассыпались, прятались в леса и пробирались, кто как мог, дальше.
Милорадович, который говорил, что он знать ничего не хочет о хозяйственных делах отряда, которого никогда нельзя было найти, когда его было нужно, «chevalier sans peur et sans reproche» [«рыцарь без страха и упрека»], как он сам называл себя, и охотник до разговоров с французами, посылал парламентеров, требуя сдачи, и терял время и делал не то, что ему приказывали.
– Дарю вам, ребята, эту колонну, – говорил он, подъезжая к войскам и указывая кавалеристам на французов. И кавалеристы на худых, ободранных, еле двигающихся лошадях, подгоняя их шпорами и саблями, рысцой, после сильных напряжений, подъезжали к подаренной колонне, то есть к толпе обмороженных, закоченевших и голодных французов; и подаренная колонна кидала оружие и сдавалась, чего ей уже давно хотелось.
Под Красным взяли двадцать шесть тысяч пленных, сотни пушек, какую то палку, которую называли маршальским жезлом, и спорили о том, кто там отличился, и были этим довольны, но очень сожалели о том, что не взяли Наполеона или хоть какого нибудь героя, маршала, и упрекали в этом друг друга и в особенности Кутузова.