История почты и почтовых марок ЗСФСР

Закавказская Социалистическая Федеративная Советская Республика †
Первая почтовая марка ЗСФСР, 1923  (Михель #2)
История почты
Почта существует	с 1 сентября 1922
Этапы истории	упразднена в 1936, выпуски марок в 1923
Денежная система
1923—1924	1 рубль = 120 копейкам
Первые почтовые марки
Стандартная	15 апреля 1923
Филателия
Последний выпуск	1 декабря 1923
Расположение ЗСФСР на карте СССР

История почты и почтовых марок ЗСФСР охватывает период от создания объединённого почтового ведомства закавказских республик (1922), осуществлявшего собственную эмиссионную политику почтовых марок на территории Закавказской Социалистической Федеративной Советской Республики (ЗСФСР), до введения там общесоюзных знаков почтовой оплаты (1924).

Почтовое управление

История почты ЗСФСР относится к короткому этапу существования на территории Закавказья федеративного государственного образования. До 1 сентября 1922 года в Советских Социалистических Республиках Азербайджан, Армении и Грузии действовали республиканские народные комиссариаты почт и телеграфов. Приказом созданного в августе единого Закнаркомпочтеля (Народного комиссариата почт и телеграфов Закавказской Социалистической Федеративной Советской Республики) с 1 сентября они были упразднены. 30 декабря 1922 года ЗСФСР вошла в состав СССР.

Выпуски почтовых марок

С 5 января 1923 года в ЗСФСР были введены единые таксы на оплату всех видов почтово-телеграфных отправлений. В республиках ЗСФСР в обращение поступили их национальные марки, но с новыми надпечатками, которые соответствовали почтовым тарифам ЗСФСР.

Наравне с переоценёнными национальными марками в закавказских республиках курсировали также марки Российской империи выпуска 1909—1917 годов без надпечаток. Их использовали в тех случаях, когда недоставало знаков почтовой оплаты национальных выпусков. Поскольку подобными марками злоупотребляли, Закнаркомпочтель дал указание изъять их из обращения. Изъятые из обращения марки России были сданы Закнаркомпочтелю в Тбилиси. Среди тех знаков, которые поступили из Армении, случайно оказались марки с надпечаткой дашнакского правительства.

В апреле 1923 года на изъятых марках была сделана ручная надпечатка пятиконечной звезды с аббревиатурой «З. С. Ф. С. Р.» в лучах звезды и точки в её центре. Надпечатка была сделана чёрной краской (на марке в 35 копеек — красной) на восьми марках разного номинала с зубцами и двух марках без зубцов. Она свидетельствовала о переоценке марок. Надпечатки наносились 22 каучуковыми штампами, незначительно отличающимися между собой размерами, положением и конфигурацией букв и диаметром центральной точки. Надпечатка производилась в Тбилиси.

Изъятие марок России из почтового обращения вызвало острый недостаток знаков почтовой оплаты в ряде районов Азербайджана. Поэтому часть тиража с надпечаткой была направлена в эту республику. Марки того времени гасили изношенными почтовыми штемпелями и плохой краской. На большинстве цельных почтовых отправлений трудно прочитать название того пункта, откуда они были посланы. Поэтому невозможно установить, сколько марок с закавказской надпечаткой поступило в другие республики. Часть марок с надпечаткой хранили в Тбилиси на складе Наркомпочтеля в качестве резерва. Большую часть тиража марок с надпечаткой закавказской звезды принял уполномоченный по филателии и бонам по ЗСФСР И. И. Каучишвили. Он их отправил в Москву.

15 сентября 1923 года в почтовое обращение вышли марки с оригинальными рисунками: гора Арарат, нефтяные вышки, увенчанные гербом федерации в лучах пятиконечной звезды. Они были отпечатаны литографским способом на серой бумаге. Номинал марок от 40000 до 500000 рублей. Всего было выпущено восемь миниатюр с зубцами. В октябре на марках этой серии достоинством в 40000 и 75000 рублей были сделаны надпечатки нового номинала — 700 000 рублей.

1 октября 1923 года все марки старого образца (в том числе грузинские, армянские и азербайджанские) были изъяты из обращения. Письма, оплаченные этими марками, считались доплатными.

В декабре 1923 года, в связи с переходом на золотое исчисление, вышла новая серия почтовых марок достоинством от 1 до 18 копеек золотом. Рисунок марок этой серии повторял рисунок предыдущей. Всего было выпущено семь разных номиналов марок, одноцветных, с зубцами.

Все марки ЗСФСР известны без зубцов, однако для почтовых нужд они не применялись. Встречаются беззубцовые марки с фальшивыми гашениями.

С 1 января 1924 года Наркомпочтель СССР ввёл во всех предприятиях связи Закавказья в обращение марки общесоюзного образца в золотой валюте. С 1 февраля 1924 года все местные знаки почтовой оплаты были аннулированы.

См. также

• История почты и почтовых марок Азербайджана
• История почты и почтовых марок Армении
• История почты и почтовых марок Грузии
• Почтовые марки СССР

Литература

• ЗСФСР // [dic.academic.ru/dic.nsf/dic_philately/847/ Большой филателистический словарь] / Н. И. Владинец, Л. И. Ильичёв, И. Я. Левитас, П. Ф. Мазур, И. Н. Меркулов, И. А. Моросанов, Ю. К. Мякота, С. А. Панасян, Ю. М. Рудников, М. Б. Слуцкий, В. А. Якобс; под общ. ред. Н. И. Владинца и В. А. Якобса. — М.: Радио и связь, 1988. — 320 с. — 40 000 экз. — ISBN 5-256-00175-2.

Ссылки

• [www.allworldstamps.com/country_list.asp?context=on&cid=668&x=51&y=10 Transcaucasian Federation] (англ.). Country List. All World Stamps Catalogue sponsored by Stanley Gibbons. — Марки ЗСФСР в онлайн-каталоге «Стэнли Гиббонс». Проверено 23 января 2011. [www.webcitation.org/67aHYMmIp Архивировано из первоисточника 11 мая 2012].
• [www.jl.sl.btinternet.co.uk/stampsite/alpha/p/pmpz.html#p057 Transcaucasian Federation] (англ.). A—Z of postal authorities. Encyclopaedia of Postal History. Stampsite: The Encyclopaedia of Postal Authorities; BlackJack. — Информация о марках ЗСФСР в базе данных «Энциклопедия истории почты. Энциклопедия почтовых ведомств». Проверено 23 января 2011. [web.archive.org/web/20090108191015/www.jl.sl.btinternet.co.uk/stampsite/alpha/p/pmpz.html#p057 Архивировано из первоисточника 8 января 2009].

Отрывок, характеризующий История почты и почтовых марок ЗСФСР

Получив известие о болезни Наташи, графиня, еще не совсем здоровая и слабая, с Петей и со всем домом приехала в Москву, и все семейство Ростовых перебралось от Марьи Дмитриевны в свой дом и совсем поселилось в Москве.
Болезнь Наташи была так серьезна, что, к счастию ее и к счастию родных, мысль о всем том, что было причиной ее болезни, ее поступок и разрыв с женихом перешли на второй план. Она была так больна, что нельзя было думать о том, насколько она была виновата во всем случившемся, тогда как она не ела, не спала, заметно худела, кашляла и была, как давали чувствовать доктора, в опасности. Надо было думать только о том, чтобы помочь ей. Доктора ездили к Наташе и отдельно и консилиумами, говорили много по французски, по немецки и по латыни, осуждали один другого, прописывали самые разнообразные лекарства от всех им известных болезней; но ни одному из них не приходила в голову та простая мысль, что им не может быть известна та болезнь, которой страдала Наташа, как не может быть известна ни одна болезнь, которой одержим живой человек: ибо каждый живой человек имеет свои особенности и всегда имеет особенную и свою новую, сложную, неизвестную медицине болезнь, не болезнь легких, печени, кожи, сердца, нервов и т. д., записанных в медицине, но болезнь, состоящую из одного из бесчисленных соединений в страданиях этих органов. Эта простая мысль не могла приходить докторам (так же, как не может прийти колдуну мысль, что он не может колдовать) потому, что их дело жизни состояло в том, чтобы лечить, потому, что за то они получали деньги, и потому, что на это дело они потратили лучшие годы своей жизни. Но главное – мысль эта не могла прийти докторам потому, что они видели, что они несомненно полезны, и были действительно полезны для всех домашних Ростовых. Они были полезны не потому, что заставляли проглатывать больную большей частью вредные вещества (вред этот был мало чувствителен, потому что вредные вещества давались в малом количестве), но они полезны, необходимы, неизбежны были (причина – почему всегда есть и будут мнимые излечители, ворожеи, гомеопаты и аллопаты) потому, что они удовлетворяли нравственной потребности больной и людей, любящих больную. Они удовлетворяли той вечной человеческой потребности надежды на облегчение, потребности сочувствия и деятельности, которые испытывает человек во время страдания. Они удовлетворяли той вечной, человеческой – заметной в ребенке в самой первобытной форме – потребности потереть то место, которое ушиблено. Ребенок убьется и тотчас же бежит в руки матери, няньки для того, чтобы ему поцеловали и потерли больное место, и ему делается легче, когда больное место потрут или поцелуют. Ребенок не верит, чтобы у сильнейших и мудрейших его не было средств помочь его боли. И надежда на облегчение и выражение сочувствия в то время, как мать трет его шишку, утешают его. Доктора для Наташи были полезны тем, что они целовали и терли бобо, уверяя, что сейчас пройдет, ежели кучер съездит в арбатскую аптеку и возьмет на рубль семь гривен порошков и пилюль в хорошенькой коробочке и ежели порошки эти непременно через два часа, никак не больше и не меньше, будет в отварной воде принимать больная.
Что же бы делали Соня, граф и графиня, как бы они смотрели на слабую, тающую Наташу, ничего не предпринимая, ежели бы не было этих пилюль по часам, питья тепленького, куриной котлетки и всех подробностей жизни, предписанных доктором, соблюдать которые составляло занятие и утешение для окружающих? Чем строже и сложнее были эти правила, тем утешительнее было для окружающих дело. Как бы переносил граф болезнь своей любимой дочери, ежели бы он не знал, что ему стоила тысячи рублей болезнь Наташи и что он не пожалеет еще тысяч, чтобы сделать ей пользу: ежели бы он не знал, что, ежели она не поправится, он не пожалеет еще тысяч и повезет ее за границу и там сделает консилиумы; ежели бы он не имел возможности рассказывать подробности о том, как Метивье и Феллер не поняли, а Фриз понял, и Мудров еще лучше определил болезнь? Что бы делала графиня, ежели бы она не могла иногда ссориться с больной Наташей за то, что она не вполне соблюдает предписаний доктора?
– Эдак никогда не выздоровеешь, – говорила она, за досадой забывая свое горе, – ежели ты не будешь слушаться доктора и не вовремя принимать лекарство! Ведь нельзя шутить этим, когда у тебя может сделаться пневмония, – говорила графиня, и в произношении этого непонятного не для нее одной слова, она уже находила большое утешение. Что бы делала Соня, ежели бы у ней не было радостного сознания того, что она не раздевалась три ночи первое время для того, чтобы быть наготове исполнять в точности все предписания доктора, и что она теперь не спит ночи, для того чтобы не пропустить часы, в которые надо давать маловредные пилюли из золотой коробочки? Даже самой Наташе, которая хотя и говорила, что никакие лекарства не вылечат ее и что все это глупости, – и ей было радостно видеть, что для нее делали так много пожертвований, что ей надо было в известные часы принимать лекарства, и даже ей радостно было то, что она, пренебрегая исполнением предписанного, могла показывать, что она не верит в лечение и не дорожит своей жизнью.
Доктор ездил каждый день, щупал пульс, смотрел язык и, не обращая внимания на ее убитое лицо, шутил с ней. Но зато, когда он выходил в другую комнату, графиня поспешно выходила за ним, и он, принимая серьезный вид и покачивая задумчиво головой, говорил, что, хотя и есть опасность, он надеется на действие этого последнего лекарства, и что надо ждать и посмотреть; что болезнь больше нравственная, но…
Графиня, стараясь скрыть этот поступок от себя и от доктора, всовывала ему в руку золотой и всякий раз с успокоенным сердцем возвращалась к больной.
Признаки болезни Наташи состояли в том, что она мало ела, мало спала, кашляла и никогда не оживлялась. Доктора говорили, что больную нельзя оставлять без медицинской помощи, и поэтому в душном воздухе держали ее в городе. И лето 1812 года Ростовы не уезжали в деревню.
Несмотря на большое количество проглоченных пилюль, капель и порошков из баночек и коробочек, из которых madame Schoss, охотница до этих вещиц, собрала большую коллекцию, несмотря на отсутствие привычной деревенской жизни, молодость брала свое: горе Наташи начало покрываться слоем впечатлений прожитой жизни, оно перестало такой мучительной болью лежать ей на сердце, начинало становиться прошедшим, и Наташа стала физически оправляться.


Наташа была спокойнее, но не веселее. Она не только избегала всех внешних условий радости: балов, катанья, концертов, театра; но она ни разу не смеялась так, чтобы из за смеха ее не слышны были слезы. Она не могла петь. Как только начинала она смеяться или пробовала одна сама с собой петь, слезы душили ее: слезы раскаяния, слезы воспоминаний о том невозвратном, чистом времени; слезы досады, что так, задаром, погубила она свою молодую жизнь, которая могла бы быть так счастлива. Смех и пение особенно казались ей кощунством над ее горем. О кокетстве она и не думала ни раза; ей не приходилось даже воздерживаться. Она говорила и чувствовала, что в это время все мужчины были для нее совершенно то же, что шут Настасья Ивановна. Внутренний страж твердо воспрещал ей всякую радость. Да и не было в ней всех прежних интересов жизни из того девичьего, беззаботного, полного надежд склада жизни. Чаще и болезненнее всего вспоминала она осенние месяцы, охоту, дядюшку и святки, проведенные с Nicolas в Отрадном. Что бы она дала, чтобы возвратить хоть один день из того времени! Но уж это навсегда было кончено. Предчувствие не обманывало ее тогда, что то состояние свободы и открытости для всех радостей никогда уже не возвратится больше. Но жить надо было.