История почты и почтовых марок Сербии

Республика Сербия
серб. Репу̀блика Ср̀бија
Одна из первых почтовых марок Сербии, 1866 (Михель #1)
История почты
Почта существует	с 25 мая (7 июня) 1840
Член ВПС	с 1 июля 1875, повторно с 18 июня 2001
Почтовые администрации
Королевство (Княжество) Сербия (1866—1918)	1 турецкий пиастр = 40 пара (до 1880), 1 сербский динар = 100 пара
Сербия (немецкая военная администрация, 1941—1944)	1 сербский динар = 100 пара
Сербия Сербия (с 2006)	1 сербский динар = 100 пара
Pošta Srbije
Сайт почты	[www.posta.rs/ www.posta.rs]
Первые почтовые марки
Стандартная	1 июля 1866
Коммеморативная	8 сентября 1904
Полупочтовая	22 сентября 1941 (немецкая оккупация)
Доплатная	1 апреля 1895
Служебная	1 января 1943 (немецкая оккупация)
Газетная	1 мая 1866
Авиапочтовая	10 июля 1941 (немецкая оккупация)
Другие	почтово-налоговая марка: 14 сентября 2006
Почтовый блок	22 сентября 1941 (немецкая оккупация), 11 июня 2007
Филателия
Количество марок в год	в среднем 45 (с 2006)
Участник WNS	с 2006
Член ФИП от страны	Союз филателистов Сербии (англ. Union of Philatelists of Serbia)
Офис общества	Савез филателиста Србиjе, Сремска бр. 6, Београд, 11000, Србија
Карта Сербии

История почты и почтовых марок Сербии подразделяется на периоды, соответствующие почтовым системам государств, в составе которых находилась территория Сербии (Османская империя, Югославия), автономной и независимой Сербии (1815—1918), австро-венгерской (1916—1918) и немецкой (1941—1944) администрациям и наконец современной Сербии (с 2006).

Выпуски почтовых марок

Ранний период

Монархическая Сербия

Государственная почтовая служба Княжества Сербия начала действовать 25 мая (7 июня) 1840 года. Почтовые отделения были открыты в Белграде и Крагуеваце. 15 октября 1843 года было выпущено «Устројеније поштанског заведенија» — первое правовое положение, регулировавшее деятельность почтовой связи.

Первые почтовые марки Сербии были выпущены 1 июля (13 июля) 1866 года. Это были три миниатюры с портретом князя Михаила III и надписью серб. «К. Сербска пошта». Марки печатались в Вене. В 1866—1868 годах эту серию печатали марки в Белграде с клише, переданных из Вены. Марки отличаются от венских зубцовкой (9½ вместо 12) и бумагой.

С 1869 по 1880 год выпускались марки с портретом князя Милана IV Обреновича. На марках этих выпусков не указано название государства.

В ноябре 1880 года, после провозглашения Королевства Сербии, в обращение поступили новые марки с портретом Милана IV в генеральской форме, надписью «Србиjа» и стоимостью в новой валюте. Эти марки были изъяты из обращения в марте 1890 года.

В 1900 году почтовую и телеграфную службы перевели в ведение Министерства строительства Сербии.

В 1902 году король Александр Обренович заказал в Париже серию марок со своим портретом. Их рисунок многократно переделывался, поэтому заказ был выполнен только в 1903 году. Однако в том же году произошёл дворцовый переворот, в результате которого Александр Обренович был убит. Отпечатанные марки с портретом убитого короля были выпущены в обращение в июне 1903 года, однако портрет был закрыт надпечаткой — сербским гербом.

В сентябре 1904 года были выпущены первые коммеморативные марки Сербии, посвященные 100-летию восстания против турецкого ига. Сюжетами серии из восьми миниатюр стали портреты основателя династии Карагеоргиевичей Георгия Карагеоргия и короля Петра I Карагеоргиевича и изображение сербских повстанцев в Орашаце. Марки изготовил французский гравёр Луи-Эжен Мушон. В декабре того же года их пришлось изъять, так как на миниатюрах с портретами обнаружился третий портрет: если смотреть на рисунок в перевёрнутом виде, можно увидеть между портретами Карагеоргия и Петра I Карагеоргиевича третье лицо, отдалённо напоминающее посмертную маску убитого короля Александра.

В 1906 году было основано Почтово-телеграфное объединение Королевства Сербия.

К 1912 году в Сербии насчитывалось 128 государственных отделений почт, телеграфов и телефонов.

Последняя серия этого периода, состоявшая из 13 марок с портретами короля Петра I Карагеоргиевича и кронпринца Александра, была выпущена в 1918 году, после освобождения Сербии от австро-венгерской оккупации. Миниатюры были подготовлены во Франции. Эта серия переиздавалась до 1920 года, марки печатались уже в Белграде.

Австро-венгерская оккупация

В период австро-венгерской оккупации во время Первой мировой войны, на территории Сербии использовались марки австро-венгерской полевой почты и специальные выпуски для Сербии — марки Боснии и Герцеговины 1912—1914 годов с надпечаткой нем. «Serbien». Первая серия из 21 марки с горизонтальной надпечаткой была подготовлена ещё в 1914 году. Однако они не были выпущены в обращение, поскольку австрийская армия отступила. Марки поступили в продажу в 1916 году, одновременно со вторым выпуском с диагональной надпечаткой.

Болгарская оккупация Южной Сербии

В 1915 году, во время Первой мировой войны, Болгарией были оккупированы южная часть Сербии (ныне большую её часть занимает Республика Македония) и территория на восток от реки Моравы. Осенью того же года на занятой территории болгарскими властями были организованы почтовые конторы для общего пользования. Первые болгарские почтовые конторы начали функционировать 1 ноября 1915 года, например, в Бела-Паланке. До конца 1916 года их было учреждено 88 (включая конторы на территории нынешней Македонии): в Бабушнице, Брза-Паланке, Власотинце, Вране, Деспотоваце, Долни-Милановаце, Нише и др. За некоторым исключением болгарские почтовые конторы открывались в тех же местностях, где до оккупации существовали сербские почтовые конторы. Для почтовых нужд употреблялись болгарские знаки почтовой оплаты, которые в 1918 году вновь заменили сербскими. Осенью 1918 года болгарские почтовые конторы были закрыты.

Сербская почта на Керкире

В 1915 году после оккупации Сербии австро-венгерскими войсками сербская армия и правительство были эвакуированы на греческий остров Керкира (Корфу). Здесь для оплаты правительственной корреспонденции с 1916 года использовались марки Франции. После сдачи почтового отправления в почтовое отделение на марках или рядом с ними делалась надпечатка фр. «Postes Serbes» («Сербская почта»). Марки были изъяты в 1918 году по требованию Франции. В конце Первой мировой войны было изготовлено небольшое число негашеных экземпляров для коллекционеров.

Между двумя мировыми войнами

См. также: История почты и почтовых марок Югославии#После Первой мировой войны

1 декабря 1918 года было создано Королевство сербов, хорватов и словенцев (с 1929 года Королевство Югославия), в состав которого вошла Сербия. Марки Сербии изъяли из обращения 15 апреля 1921 года.

1 сентября 1919 года было принято постановление о создании почтово-телеграфной школы в Сербии.

Немецкая оккупация

Оккупационные почтовые марки

Во время Второй мировой войны с 1941 по 1944 год Сербия находилась под немецкой военной администрацией. Первые марки оккупированной Сербии поступили в обращение в июне 1941 года. Они представляли собой горизонтальную надпечатку чёрной краской текста «Serbien» на марках Югославии 1939 года с портретом короля Петра II Карагеоргиевича.

Первые две марки оригинальных рисунков вышли в сентябре 1941 года. Это были так же и первые почтово-благотворительные марки, дополнительный сбор от которых шёл на помощь пострадавшего от катастрофы населения города Смедерево (5 июня 1941 года, в результате взрыва немецкого арсенала боеприпасов в крепости, погибло более двух тысяч человек). На миниатюрах были изображены бастионы крепости Смедерево и беженцы.

Этому же событию был посвящён первый почтовый блок оккупированной Сербии, вышедший в сентябре 1941 года.

Последняя серия из девяти марок вышла в оккупированной Сербии в декабре 1943 года. На стандартных марках Сербии 1942—1943 годов была сделана надпечатка текста чёрной краской в четыре строки: «За пострадале / од англо-америчког / терор. бомбардовања / Ниша — 23-X-1943» («Пострадавшим от англо-американской террористической бомбардировки в Нише») и нового номинала.

На территории оккупированных Венгрией Баната и Бачки использовались венгерские марки.

Другие оккупационные марки

В июле 1941 года вышли первые авиапочтовые марки оккупационного режима. Они представляли собой надпечатку чёрной и карминовой краской текста «Serbien» на авиапочтовых марках Югославии 1937—1940 годов. Всего было выпущено три серии авиапочтовых марок. Последняя вышла в июле 1942 года.

Особые марки Сербии под немецкой военной администрацией
1941: авиапочтовая марка  (Михель #17)	1943: доплатная марка  (Михель #16)	1943: служебная марка  (Михель #1)

В июне 1941 года вышли первые доплатные марки оккупированной Сербии — надпечатка текста «Serbien» на доплатных марках Югославии. В январе 1942 года вышли марки оригинальных рисунков. Последние доплатные марки были выпущены в обращение в июле 1943 года.

В январе 1943 года была выпущена служебная марка с изображением герба Сербии под немецкой военной администрацией.

В составе Югославии

С декабря 1944 года на территории Сербии в обращение находились почтовые марки Югославии. С апреля 2003 года — марки Государственного Союза Сербии и Черногории.

1 января 1990 года была образована государственная компания ПТТ «Сербия». 29 мая 1997 года ПТТ «Сербия» была преобразована в холдинг. Также была создана телекоммуникационная компания «Телеком Сербия».

Современная Сербия

5 июня 2006 года прекратил существование Государственный Союз Сербии и Черногории. 30 июня 2006 года вышли первые стандартные марки современной Сербии. Это были две миниатюры с изображением государственного флага и герба Сербии. В этот же день была выпущена коммеморативная марка, посвящённая 200-летию Битвы при Мишаре 1806 года во время Первого сербского восстания.

В июне 2007 года вышел первый почтовый блок, посвящённый филателистической выставке «Srbijafila XIV», проходившей в Белграде. Блок состоял из двух миниатюр, на первой был изображён Стефан Лазаревич, на второй — замок.

Косово

С 1990-х годов большая часть территории Автономного Края Косово и Метохия фактически контролируется частично признанной Республикой Косово, осуществляющей с 2000 года собственную эмиссионную политику. Почтовую деятельность на территории сербских анклавов края осуществляет государственное предприятие «Приштина», подразделение ПТТ «Сербия». С 2005 года на большей части территории Косово почтовые услуги оказывает корпорация Почта и телекоммуникации Косова.

Другие виды почтовых марок

Газетные марки

1 мая 1866 года были выпущены первые газетные марки Сербии номиналом в 1 и 2 пара с изображением государственного герба и надписью серб. «К. Сербска пошта». Газетные марки были первыми марками Сербии, они вышли на два месяца раньше почтовых. Миниатюры печатались в Вене в листах по 12 штук.

Второй выпуск газетных марок состоялся в марте 1867 года. На миниатюрах был помещён портрет князя Михаила III Обреновича.

Газетные марки Сербии
1866: марка первого выпуска — первая марка Сербии  (Михель #7)	1867: марка второго выпуска  (Михель #9B)	1911: марка последнего выпуска  (Михель #114)

Согласно закону о почтовых марках для писем и газет от января 1866 года газетные марки служили для уплаты почтового сбора с иностранных газет; сербские газеты почтовым сбором не облагались. Марки клеили на газеты и не гасили. Известны гашёные газетные марки, которые вопреки инструкциям использовали для пересылки писем.

В декабре 1911 года на частных благотворительных марках Сербского союза прессы была сделана надпечатка герба Сербии. Эти марки использовались в качестве государственных газетных марок. Были изъяты из обращения в ноябре 1912 года.

Доплатные марки

В апреле 1895 года вышли первые доплатные марки Сербии. На них был изображён двуглавый орёл с цифрой номинала на щитке. Марки переиздавались в 1898—1909 годах и в 1914 году. В 1918 году вышли доплатные марки с новым рисунком — гербом королевства и надписью «Портомарка». Они печатались в Париже. В 1919 году три марки из этой серии переиздали в Белграде. Доплатные марки были изъяты из обращения в сентябре 1928 года.

Почтово-налоговые марки

В Сербии сохраняется существовавшая в Югославии традиция организации различных «недель» (солидарности, Красного Креста и проч.), во время которых вся корреспонденция дополнительно оплачивается почтово-налоговыми марками. Первая такая марка вышла в сентябре 2006 года и посвящалась Красному Кресту Сербии.

См. также

• История почты и почтовых марок Венгрии
• История почты и почтовых марок Косова
• История почты и почтовых марок Югославии
• История Сербии
• Почта Сербии

Литература

• Иванов И. Македония // Филателия. — 1995. — № 11. — С. 55.
• Сербия // [dic.academic.ru/dic.nsf/dic_philately/2417/ Большой филателистический словарь] / Н. И. Владинец, Л. И. Ильичёв, И. Я. Левитас, П. Ф. Мазур, И. Н. Меркулов, И. А. Моросанов, Ю. К. Мякота, С. А. Панасян, Ю. М. Рудников, М. Б. Слуцкий, В. А. Якобс; под общ. ред. Н. И. Владинца и В. А. Якобса. — М.: Радио и связь, 1988. — 320 с. — 40 000 экз. — ISBN 5-256-00175-2.

• Югославия. Пояснение к схеме. 1. Сербия // [www.colonies.ru/books/geografia/ugoslavia.html Филателистическая география (зарубежные страны): Справочник] / Л. Л. Лепешинский. — М.: Связь, 1967. — С. 102—103. — 480 с.

Ссылки

• Rossiter, Stuart; Fowler, John & Wellsted, Raife. [www.sandafayre.com/atlas/serbia.htm Serbia] (англ.). Stamp Atlas. Sandafayre Stamp Auctions. Проверено 17 июня 2010. [www.webcitation.org/67BYpRAmE Архивировано из первоисточника 25 апреля 2012].
• [www.allworldstamps.com/country_list.asp?context=on&cid=198&x=51&y=9 Serbia] (англ.). Country List. All World Stamps Catalogue sponsored by Stanley Gibbons. — Марки Сербии в онлайн-каталоге «Стэнли Гиббонс». Проверено 17 июня 2010. [www.webcitation.org/66EfFiuT0 Архивировано из первоисточника 17 марта 2012].
• [www.allworldstamps.com/country_list.asp?context=on&cid=198&x=51&y=9 Serbian Occupation of Hungary] (англ.). Country List. All World Stamps Catalogue sponsored by Stanley Gibbons. — Марки сербской оккупации Венгрии в онлайн-каталоге «Стэнли Гиббонс». Проверено 17 июня 2010. [www.webcitation.org/66EfFiuT0 Архивировано из первоисточника 17 марта 2012].
• [www.jl.sl.btinternet.co.uk/stampsite/alpha/s/scsl.html#s061 Serbia] (англ.). A—Z of postal authorities. Encyclopaedia of Postal History. Stampsite: The Encyclopaedia of Postal Authorities; BlackJack. — Информация о марках Сербии в базе данных «Энциклопедия истории почты. Энциклопедия почтовых ведомств». Проверено 17 июня 2010. [web.archive.org/web/20070814061819/www.jl.sl.btinternet.co.uk/stampsite/alpha/s/scsl.html#s061 Архивировано из первоисточника 14 августа 2007].

Портал «Филателия»   Портал «Сербия»   Портал «История Балкан»

Отрывок, характеризующий История почты и почтовых марок Сербии

Наташа побежала в дом и на цыпочках вошла в полуотворенную дверь диванной, из которой пахло уксусом и гофманскими каплями.
– Вы спите, мама?
– Ах, какой сон! – сказала, пробуждаясь, только что задремавшая графиня.
– Мама, голубчик, – сказала Наташа, становясь на колени перед матерью и близко приставляя свое лицо к ее лицу. – Виновата, простите, никогда не буду, я вас разбудила. Меня Мавра Кузминишна послала, тут раненых привезли, офицеров, позволите? А им некуда деваться; я знаю, что вы позволите… – говорила она быстро, не переводя духа.
– Какие офицеры? Кого привезли? Ничего не понимаю, – сказала графиня.
Наташа засмеялась, графиня тоже слабо улыбалась.
– Я знала, что вы позволите… так я так и скажу. – И Наташа, поцеловав мать, встала и пошла к двери.
В зале она встретила отца, с дурными известиями возвратившегося домой.
– Досиделись мы! – с невольной досадой сказал граф. – И клуб закрыт, и полиция выходит.
– Папа, ничего, что я раненых пригласила в дом? – сказала ему Наташа.
– Разумеется, ничего, – рассеянно сказал граф. – Не в том дело, а теперь прошу, чтобы пустяками не заниматься, а помогать укладывать и ехать, ехать, ехать завтра… – И граф передал дворецкому и людям то же приказание. За обедом вернувшийся Петя рассказывал свои новости.
Он говорил, что нынче народ разбирал оружие в Кремле, что в афише Растопчина хотя и сказано, что он клич кликнет дня за два, но что уж сделано распоряжение наверное о том, чтобы завтра весь народ шел на Три Горы с оружием, и что там будет большое сражение.
Графиня с робким ужасом посматривала на веселое, разгоряченное лицо своего сына в то время, как он говорил это. Она знала, что ежели она скажет слово о том, что она просит Петю не ходить на это сражение (она знала, что он радуется этому предстоящему сражению), то он скажет что нибудь о мужчинах, о чести, об отечестве, – что нибудь такое бессмысленное, мужское, упрямое, против чего нельзя возражать, и дело будет испорчено, и поэтому, надеясь устроить так, чтобы уехать до этого и взять с собой Петю, как защитника и покровителя, она ничего не сказала Пете, а после обеда призвала графа и со слезами умоляла его увезти ее скорее, в эту же ночь, если возможно. С женской, невольной хитростью любви, она, до сих пор выказывавшая совершенное бесстрашие, говорила, что она умрет от страха, ежели не уедут нынче ночью. Она, не притворяясь, боялась теперь всего.


M me Schoss, ходившая к своей дочери, еще болоо увеличила страх графини рассказами о том, что она видела на Мясницкой улице в питейной конторе. Возвращаясь по улице, она не могла пройти домой от пьяной толпы народа, бушевавшей у конторы. Она взяла извозчика и объехала переулком домой; и извозчик рассказывал ей, что народ разбивал бочки в питейной конторе, что так велено.
После обеда все домашние Ростовых с восторженной поспешностью принялись за дело укладки вещей и приготовлений к отъезду. Старый граф, вдруг принявшись за дело, всё после обеда не переставая ходил со двора в дом и обратно, бестолково крича на торопящихся людей и еще более торопя их. Петя распоряжался на дворе. Соня не знала, что делать под влиянием противоречивых приказаний графа, и совсем терялась. Люди, крича, споря и шумя, бегали по комнатам и двору. Наташа, с свойственной ей во всем страстностью, вдруг тоже принялась за дело. Сначала вмешательство ее в дело укладывания было встречено с недоверием. От нее всё ждали шутки и не хотели слушаться ее; но она с упорством и страстностью требовала себе покорности, сердилась, чуть не плакала, что ее не слушают, и, наконец, добилась того, что в нее поверили. Первый подвиг ее, стоивший ей огромных усилий и давший ей власть, была укладка ковров. У графа в доме были дорогие gobelins и персидские ковры. Когда Наташа взялась за дело, в зале стояли два ящика открытые: один почти доверху уложенный фарфором, другой с коврами. Фарфора было еще много наставлено на столах и еще всё несли из кладовой. Надо было начинать новый, третий ящик, и за ним пошли люди.
– Соня, постой, да мы всё так уложим, – сказала Наташа.
– Нельзя, барышня, уж пробовали, – сказал буфетчнк.
– Нет, постой, пожалуйста. – И Наташа начала доставать из ящика завернутые в бумаги блюда и тарелки.
– Блюда надо сюда, в ковры, – сказала она.
– Да еще и ковры то дай бог на три ящика разложить, – сказал буфетчик.
– Да постой, пожалуйста. – И Наташа быстро, ловко начала разбирать. – Это не надо, – говорила она про киевские тарелки, – это да, это в ковры, – говорила она про саксонские блюда.
– Да оставь, Наташа; ну полно, мы уложим, – с упреком говорила Соня.
– Эх, барышня! – говорил дворецкий. Но Наташа не сдалась, выкинула все вещи и быстро начала опять укладывать, решая, что плохие домашние ковры и лишнюю посуду не надо совсем брать. Когда всё было вынуто, начали опять укладывать. И действительно, выкинув почти все дешевое, то, что не стоило брать с собой, все ценное уложили в два ящика. Не закрывалась только крышка коверного ящика. Можно было вынуть немного вещей, но Наташа хотела настоять на своем. Она укладывала, перекладывала, нажимала, заставляла буфетчика и Петю, которого она увлекла за собой в дело укладыванья, нажимать крышку и сама делала отчаянные усилия.
– Да полно, Наташа, – говорила ей Соня. – Я вижу, ты права, да вынь один верхний.
– Не хочу, – кричала Наташа, одной рукой придерживая распустившиеся волосы по потному лицу, другой надавливая ковры. – Да жми же, Петька, жми! Васильич, нажимай! – кричала она. Ковры нажались, и крышка закрылась. Наташа, хлопая в ладоши, завизжала от радости, и слезы брызнули у ней из глаз. Но это продолжалось секунду. Тотчас же она принялась за другое дело, и уже ей вполне верили, и граф не сердился, когда ему говорили, что Наталья Ильинишна отменила его приказанье, и дворовые приходили к Наташе спрашивать: увязывать или нет подводу и довольно ли она наложена? Дело спорилось благодаря распоряжениям Наташи: оставлялись ненужные вещи и укладывались самым тесным образом самые дорогие.
Но как ни хлопотали все люди, к поздней ночи еще не все могло быть уложено. Графиня заснула, и граф, отложив отъезд до утра, пошел спать.
Соня, Наташа спали, не раздеваясь, в диванной. В эту ночь еще нового раненого провозили через Поварскую, и Мавра Кузминишна, стоявшая у ворот, заворотила его к Ростовым. Раненый этот, по соображениям Мавры Кузминишны, был очень значительный человек. Его везли в коляске, совершенно закрытой фартуком и с спущенным верхом. На козлах вместе с извозчиком сидел старик, почтенный камердинер. Сзади в повозке ехали доктор и два солдата.
– Пожалуйте к нам, пожалуйте. Господа уезжают, весь дом пустой, – сказала старушка, обращаясь к старому слуге.
– Да что, – отвечал камердинер, вздыхая, – и довезти не чаем! У нас и свой дом в Москве, да далеко, да и не живет никто.
– К нам милости просим, у наших господ всего много, пожалуйте, – говорила Мавра Кузминишна. – А что, очень нездоровы? – прибавила она.
Камердинер махнул рукой.
– Не чаем довезти! У доктора спросить надо. – И камердинер сошел с козел и подошел к повозке.
– Хорошо, – сказал доктор.
Камердинер подошел опять к коляске, заглянул в нее, покачал головой, велел кучеру заворачивать на двор и остановился подле Мавры Кузминишны.
– Господи Иисусе Христе! – проговорила она.
Мавра Кузминишна предлагала внести раненого в дом.
– Господа ничего не скажут… – говорила она. Но надо было избежать подъема на лестницу, и потому раненого внесли во флигель и положили в бывшей комнате m me Schoss. Раненый этот был князь Андрей Болконский.


Наступил последний день Москвы. Была ясная веселая осенняя погода. Было воскресенье. Как и в обыкновенные воскресенья, благовестили к обедне во всех церквах. Никто, казалось, еще не мог понять того, что ожидает Москву.
Только два указателя состояния общества выражали то положение, в котором была Москва: чернь, то есть сословие бедных людей, и цены на предметы. Фабричные, дворовые и мужики огромной толпой, в которую замешались чиновники, семинаристы, дворяне, в этот день рано утром вышли на Три Горы. Постояв там и не дождавшись Растопчина и убедившись в том, что Москва будет сдана, эта толпа рассыпалась по Москве, по питейным домам и трактирам. Цены в этот день тоже указывали на положение дел. Цены на оружие, на золото, на телеги и лошадей всё шли возвышаясь, а цены на бумажки и на городские вещи всё шли уменьшаясь, так что в середине дня были случаи, что дорогие товары, как сукна, извозчики вывозили исполу, а за мужицкую лошадь платили пятьсот рублей; мебель же, зеркала, бронзы отдавали даром.
В степенном и старом доме Ростовых распадение прежних условий жизни выразилось очень слабо. В отношении людей было только то, что в ночь пропало три человека из огромной дворни; но ничего не было украдено; и в отношении цен вещей оказалось то, что тридцать подвод, пришедшие из деревень, были огромное богатство, которому многие завидовали и за которые Ростовым предлагали огромные деньги. Мало того, что за эти подводы предлагали огромные деньги, с вечера и рано утром 1 го сентября на двор к Ростовым приходили посланные денщики и слуги от раненых офицеров и притаскивались сами раненые, помещенные у Ростовых и в соседних домах, и умоляли людей Ростовых похлопотать о том, чтоб им дали подводы для выезда из Москвы. Дворецкий, к которому обращались с такими просьбами, хотя и жалел раненых, решительно отказывал, говоря, что он даже и не посмеет доложить о том графу. Как ни жалки были остающиеся раненые, было очевидно, что, отдай одну подводу, не было причины не отдать другую, все – отдать и свои экипажи. Тридцать подвод не могли спасти всех раненых, а в общем бедствии нельзя было не думать о себе и своей семье. Так думал дворецкий за своего барина.
Проснувшись утром 1 го числа, граф Илья Андреич потихоньку вышел из спальни, чтобы не разбудить к утру только заснувшую графиню, и в своем лиловом шелковом халате вышел на крыльцо. Подводы, увязанные, стояли на дворе. У крыльца стояли экипажи. Дворецкий стоял у подъезда, разговаривая с стариком денщиком и молодым, бледным офицером с подвязанной рукой. Дворецкий, увидав графа, сделал офицеру и денщику значительный и строгий знак, чтобы они удалились.
– Ну, что, все готово, Васильич? – сказал граф, потирая свою лысину и добродушно глядя на офицера и денщика и кивая им головой. (Граф любил новые лица.)
– Хоть сейчас запрягать, ваше сиятельство.
– Ну и славно, вот графиня проснется, и с богом! Вы что, господа? – обратился он к офицеру. – У меня в доме? – Офицер придвинулся ближе. Бледное лицо его вспыхнуло вдруг яркой краской.
– Граф, сделайте одолжение, позвольте мне… ради бога… где нибудь приютиться на ваших подводах. Здесь у меня ничего с собой нет… Мне на возу… все равно… – Еще не успел договорить офицер, как денщик с той же просьбой для своего господина обратился к графу.
– А! да, да, да, – поспешно заговорил граф. – Я очень, очень рад. Васильич, ты распорядись, ну там очистить одну или две телеги, ну там… что же… что нужно… – какими то неопределенными выражениями, что то приказывая, сказал граф. Но в то же мгновение горячее выражение благодарности офицера уже закрепило то, что он приказывал. Граф оглянулся вокруг себя: на дворе, в воротах, в окне флигеля виднелись раненые и денщики. Все они смотрели на графа и подвигались к крыльцу.
– Пожалуйте, ваше сиятельство, в галерею: там как прикажете насчет картин? – сказал дворецкий. И граф вместе с ним вошел в дом, повторяя свое приказание о том, чтобы не отказывать раненым, которые просятся ехать.
– Ну, что же, можно сложить что нибудь, – прибавил он тихим, таинственным голосом, как будто боясь, чтобы кто нибудь его не услышал.
В девять часов проснулась графиня, и Матрена Тимофеевна, бывшая ее горничная, исполнявшая в отношении графини должность шефа жандармов, пришла доложить своей бывшей барышне, что Марья Карловна очень обижены и что барышниным летним платьям нельзя остаться здесь. На расспросы графини, почему m me Schoss обижена, открылось, что ее сундук сняли с подводы и все подводы развязывают – добро снимают и набирают с собой раненых, которых граф, по своей простоте, приказал забирать с собой. Графиня велела попросить к себе мужа.
– Что это, мой друг, я слышу, вещи опять снимают?
– Знаешь, ma chere, я вот что хотел тебе сказать… ma chere графинюшка… ко мне приходил офицер, просят, чтобы дать несколько подвод под раненых. Ведь это все дело наживное; а каково им оставаться, подумай!.. Право, у нас на дворе, сами мы их зазвали, офицеры тут есть. Знаешь, думаю, право, ma chere, вот, ma chere… пускай их свезут… куда же торопиться?.. – Граф робко сказал это, как он всегда говорил, когда дело шло о деньгах. Графиня же привыкла уж к этому тону, всегда предшествовавшему делу, разорявшему детей, как какая нибудь постройка галереи, оранжереи, устройство домашнего театра или музыки, – и привыкла, и долгом считала всегда противоборствовать тому, что выражалось этим робким тоном.
Она приняла свой покорно плачевный вид и сказала мужу:
– Послушай, граф, ты довел до того, что за дом ничего не дают, а теперь и все наше – детское состояние погубить хочешь. Ведь ты сам говоришь, что в доме на сто тысяч добра. Я, мой друг, не согласна и не согласна. Воля твоя! На раненых есть правительство. Они знают. Посмотри: вон напротив, у Лопухиных, еще третьего дня все дочиста вывезли. Вот как люди делают. Одни мы дураки. Пожалей хоть не меня, так детей.
Граф замахал руками и, ничего не сказав, вышел из комнаты.
– Папа! об чем вы это? – сказала ему Наташа, вслед за ним вошедшая в комнату матери.
– Ни о чем! Тебе что за дело! – сердито проговорил граф.
– Нет, я слышала, – сказала Наташа. – Отчего ж маменька не хочет?
– Тебе что за дело? – крикнул граф. Наташа отошла к окну и задумалась.
– Папенька, Берг к нам приехал, – сказала она, глядя в окно.


Берг, зять Ростовых, был уже полковник с Владимиром и Анной на шее и занимал все то же покойное и приятное место помощника начальника штаба, помощника первого отделения начальника штаба второго корпуса.
Он 1 сентября приехал из армии в Москву.
Ему в Москве нечего было делать; но он заметил, что все из армии просились в Москву и что то там делали. Он счел тоже нужным отпроситься для домашних и семейных дел.
Берг, в своих аккуратных дрожечках на паре сытых саврасеньких, точно таких, какие были у одного князя, подъехал к дому своего тестя. Он внимательно посмотрел во двор на подводы и, входя на крыльцо, вынул чистый носовой платок и завязал узел.
Из передней Берг плывущим, нетерпеливым шагом вбежал в гостиную и обнял графа, поцеловал ручки у Наташи и Сони и поспешно спросил о здоровье мамаши.
– Какое теперь здоровье? Ну, рассказывай же, – сказал граф, – что войска? Отступают или будет еще сраженье?
– Один предвечный бог, папаша, – сказал Берг, – может решить судьбы отечества. Армия горит духом геройства, и теперь вожди, так сказать, собрались на совещание. Что будет, неизвестно. Но я вам скажу вообще, папаша, такого геройского духа, истинно древнего мужества российских войск, которое они – оно, – поправился он, – показали или выказали в этой битве 26 числа, нет никаких слов достойных, чтоб их описать… Я вам скажу, папаша (он ударил себя в грудь так же, как ударял себя один рассказывавший при нем генерал, хотя несколько поздно, потому что ударить себя в грудь надо было при слове «российское войско»), – я вам скажу откровенно, что мы, начальники, не только не должны были подгонять солдат или что нибудь такое, но мы насилу могли удерживать эти, эти… да, мужественные и древние подвиги, – сказал он скороговоркой. – Генерал Барклай до Толли жертвовал жизнью своей везде впереди войска, я вам скажу. Наш же корпус был поставлен на скате горы. Можете себе представить! – И тут Берг рассказал все, что он запомнил, из разных слышанных за это время рассказов. Наташа, не спуская взгляда, который смущал Берга, как будто отыскивая на его лице решения какого то вопроса, смотрела на него.
– Такое геройство вообще, каковое выказали российские воины, нельзя представить и достойно восхвалить! – сказал Берг, оглядываясь на Наташу и как бы желая ее задобрить, улыбаясь ей в ответ на ее упорный взгляд… – «Россия не в Москве, она в сердцах се сынов!» Так, папаша? – сказал Берг.
В это время из диванной, с усталым и недовольным видом, вышла графиня. Берг поспешно вскочил, поцеловал ручку графини, осведомился о ее здоровье и, выражая свое сочувствие покачиваньем головы, остановился подле нее.
– Да, мамаша, я вам истинно скажу, тяжелые и грустные времена для всякого русского. Но зачем же так беспокоиться? Вы еще успеете уехать…
– Я не понимаю, что делают люди, – сказала графиня, обращаясь к мужу, – мне сейчас сказали, что еще ничего не готово. Ведь надо же кому нибудь распорядиться. Вот и пожалеешь о Митеньке. Это конца не будет?
Граф хотел что то сказать, но, видимо, воздержался. Он встал с своего стула и пошел к двери.
Берг в это время, как бы для того, чтобы высморкаться, достал платок и, глядя на узелок, задумался, грустно и значительно покачивая головой.
– А у меня к вам, папаша, большая просьба, – сказал он.
– Гм?.. – сказал граф, останавливаясь.
– Еду я сейчас мимо Юсупова дома, – смеясь, сказал Берг. – Управляющий мне знакомый, выбежал и просит, не купите ли что нибудь. Я зашел, знаете, из любопытства, и там одна шифоньерочка и туалет. Вы знаете, как Верушка этого желала и как мы спорили об этом. (Берг невольно перешел в тон радости о своей благоустроенности, когда он начал говорить про шифоньерку и туалет.) И такая прелесть! выдвигается и с аглицким секретом, знаете? А Верочке давно хотелось. Так мне хочется ей сюрприз сделать. Я видел у вас так много этих мужиков на дворе. Дайте мне одного, пожалуйста, я ему хорошенько заплачу и…
Граф сморщился и заперхал.
– У графини просите, а я не распоряжаюсь.
– Ежели затруднительно, пожалуйста, не надо, – сказал Берг. – Мне для Верушки только очень бы хотелось.
– Ах, убирайтесь вы все к черту, к черту, к черту и к черту!.. – закричал старый граф. – Голова кругом идет. – И он вышел из комнаты.
Графиня заплакала.
– Да, да, маменька, очень тяжелые времена! – сказал Берг.
Наташа вышла вместе с отцом и, как будто с трудом соображая что то, сначала пошла за ним, а потом побежала вниз.
На крыльце стоял Петя, занимавшийся вооружением людей, которые ехали из Москвы. На дворе все так же стояли заложенные подводы. Две из них были развязаны, и на одну из них влезал офицер, поддерживаемый денщиком.
– Ты знаешь за что? – спросил Петя Наташу (Наташа поняла, что Петя разумел: за что поссорились отец с матерью). Она не отвечала.
– За то, что папенька хотел отдать все подводы под ранепых, – сказал Петя. – Мне Васильич сказал. По моему…
– По моему, – вдруг закричала почти Наташа, обращая свое озлобленное лицо к Пете, – по моему, это такая гадость, такая мерзость, такая… я не знаю! Разве мы немцы какие нибудь?.. – Горло ее задрожало от судорожных рыданий, и она, боясь ослабеть и выпустить даром заряд своей злобы, повернулась и стремительно бросилась по лестнице. Берг сидел подле графини и родственно почтительно утешал ее. Граф с трубкой в руках ходил по комнате, когда Наташа, с изуродованным злобой лицом, как буря ворвалась в комнату и быстрыми шагами подошла к матери.
– Это гадость! Это мерзость! – закричала она. – Это не может быть, чтобы вы приказали.
Берг и графиня недоумевающе и испуганно смотрели на нее. Граф остановился у окна, прислушиваясь.