Православие в Чехии

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Православие в Чехии представлено двумя епархиями Православной церкви Чешских земель и Словакии (Пражской и Оломоуцко-Брненской), 88 приходами и несколькими монастырями. Предстоятелем Церкви является архиепископ Пражский Иоаким (Грди).

История христианства на территории Чехии начинается в IX веке, когда здесь были с миссией святые равноапостольные братья Кирилл и Мефодий. Впоследствии эти земли подчинялись Римско-католической церкви, и только в XIX веке начали возникать первые православные приходы (Русской православной церкви). В 1921 году была создана Чешская православная епархия Сербской церкви, которую возглавил епископ Горазд (Павлик) и в которую вошла часть Чехословацкой гуситской церкви. После Второй мировой войны чешские православные вместе с русскими эмигрантами перешли в юрисдикцию Московского патриархата от которого в 1951 году получили автокефалию.





История

Миссия святых Кирилла и Мефодия

Начало христианству на территории Чехии, Моравии и Словакии восходит к первой половине IX века, когда на эти земли пришли проповедники с Греции, Валахии и Германии. Успеху проповеди препятствовало то, что миссионеры действовали разрозненно и совершали богослужение не на славянском языке, а по-гречески и на латыни. К тому же немецкая миссия угрожала независимости Моравского государства[1].

В 862 году святой Ростислав, князь Моравский (846870) после совета со своими вельможами (жупанами) и народом отправил посольство к византийскому императору Михаилу III с просьбой прислать в Моравию такого проповедника, который бы учил народ на родном языке. По совету святителя Патриарха Константинопольского Фотия, для этого дела были избраны учёные братья Константин (Кирилл) и Мефодий. В 863 году святые братья прибыли в Моравию. Их миссионерская деятельность простиралась на территорию современных Чехии и Словакии. Ими была создана азбука — глаголица, переведены на славянский язык Священное Писание, богослужебные и канонические книги Православной Церкви. Всё это способствовало массовому крещению народа. Своих учеников, подготовленных к священнической хиротонии, святые братья планировали отправить на посвящение в Константинополь. Однако политическая нестабильность в Византийской империи не позволила им получить оттуда своевременную поддержку[1].

Активная миссионерская деятельность славянских просветителей вызвала противодействие со стороны немецкого клира, поддерживаемого частью местных феодалов. Святые братья были обвинены в ереси[1].

В 867 году Константин и Мефодий отправились в Рим. Здесь они были торжественно встречены папой Адрианом II (867—872). Братья привезли с собой мощи святого Климента Римского, которые были положены в Риме в храме, построенном в честь этого святителя. 14 февраля 869 года в Риме умер Константин, который был похоронен в базилике святого Климента. Перед смертью он принял монашеский постриг с именем Кирилл[1].

Святой Мефодий и славянские ученики святого Кирилла были рукоположены в священные степени папой Адрианом и отправлены в Паннонию по просьбе местного князя Коцела Блатенского. Вскоре по просьбе того же князя святой Мефодий был поставлен во епископа Паннонского. Паннония была изъята из власти баварских епископов латинского обряда и непосредственно подчинена Риму. Это вызвало недовольство немецкого клира и феодалов, которые, взяв Мефодия под стражу, отправили его в тюрьму в Швабию. Святитель вышел на свободу только через два с половиной года[1].

После этого святой Мефодий вновь был отправлен в Моравию папой Иоанном VIII. Здесь у власти находился князь Святополк, племянник святого Ростислава, который сверг своего дядю с престола. Святой Ростислав был ослеплён и посажен немецкими князьями в тюрьму, где и умер. Однако вскоре Святополк порвал с немцами и стал поддерживать славянское богослужение. При его покровительстве святой Мефодий продолжил миссионерские труды своего брата. Святой много путешествовал по Велокоморавской державе, крестил народ и ставил священников из славян. Так, например, около 874 года им были крещены князь чехов Борживой, его жена Людмила и двое их сыновей. Мефодий провёл в Чехии около года, освятив здесь первые христианские храмы и поставив для чехов несколько священников. 4 апреля 885 года святой Мефодий скончался. Его славянские ученики были изгнаны из Великой Моравии. Святые Климент, Наум и Ангелар пошли на юг к Македонии, Болгарии и Сербии; святой Савва в пределы современного Закарпатья, а святой Горазд на Русь[1].

Славянское богослужение сохранялось в Чехии до начала XII века, а в Восточной Словакии не прерывалось никогда[1].

После изгнания святого Мефодия и его учеников в конце IX века память об их миссии в Чешских землях не была уничтожена. Здесь всегда оставалось стремление к возрождению славянского богослужения[1].

Восточный обряд в Римско-католической церкви

В 1346 году моравский граф, впоследствии чешский король и император Священной Римской империи Карл IV, обратился к римскому папе Клименту IX с просьбой о разрешении осуществлять в разных местах Чешского королевства славянское богослужение. Папа высказался против этой идеи, но, исходя из конкретной ситуации и благодаря личной дружбе с Карлом, дал согласие на открытие в Праге Эмауского монастыря, в который были поселены монахи из Хорватии, подчинявшиеся Римскому престолу и осуществляли богослужение на славянском языке. Монастырь был открыт в 1347 году и получил название «На Слованех». Он играл особую роль в духовной жизни чехов XIVXV веков[1].

Гуситская церковь и православие

Стремление к большей независимости и в частности к возрождению славянского богослужения привело в начале XV века к гуситским войнам. После казни Яна Гуса в Констанце в 1415 году, Чехия вышла из повиновения Римско-католической церкви и стала первой некатолической страной Западной Европы[1].

Известно, что гуситы искали союза с Православной церковью. В 14511453 годах в Константинополе велись переговоры о возможности воссоединения чешских «утраквистов» (или «подобоев», которые ратовали за причащения под обоими видами) с Православной церковью. В 1451 году Константинополь посетил «благочестивый иерей» Константин Ангелика, представивший от имени чехов «Книгу веры». Исповедание гуситов было признано вполне православным и Константинополь обещал прислать в Чехию православное духовенство. Завоевания Константинополя турками в 1453 году прервало начатые переговоры. Гуситы стали после этого развиваться в сторону радикального разрыва с церковной традицией и в XVI веке вошли в союз с немецкими протестантами[1].

Первые православные верующие

Первые православные после раскола с Римской церковью появились в Чехии благодаря сербам, словакам и карпатороссам.

В революционном 1848 году в Праге состоялся Славянский съезд, во время работы которого 4 июня сербский священник Павел Стоматович с диаконом Никанором Гружичем совершил Божественную литургию на церковнославянском языке перед каменной скульптурой святого Вацлава (Вячеслава) в Нове Месте в Праге (территория нынешней Вацлавской площади). Во время этой Литургии возносились молитвы о духовном пробуждении славянских народов[1].

В 1870 году после Первого Ватиканского собора группа чехов из 12 человек обратилась к петербургскому митрополиту Исидору с просьбой воссоединить их с Православной церковью. Чин присоединения был совершён в Александро-Невском соборе Санкт-Петербурга в праздник Покрова Пресвятой Богородицы в 1870 году[1].

Православные храмы Русской православной церкви

В начале 1860-х годов Пражский магистрат предложил передать Русской православной церкви пустой храм святого Микулаша (Николая) на Староместской площади, ранее принадлежавший ордену славянских бенедиктинцев. В 1874 году состоялось освящение этого храма, после чего здесь регулярно совершались православные богослужения, хотя и с некоторыми ограничениями (запрещалось вывешивать на стенах храма объявления о времени богослужения и совершать на площади крестные ходы). Наличие православного храма в центре чешской столицы способствовало знакомству с православием этнических чехов. В конце XIX — начале XX века были также открыты русские храмы в Франтишковых Лазнях, Карловых Варах и Марианских Лазнях[1].

Православные чехи

В 1867 году на Волыни на льготных условиях была основана чешская земледельческая община. К началу XX века сюда переселилось около 30 000 чехов, из них 27 000 приняли православие. Многие из них, вернувшись в Чехию, остались православными[1].

В 1903 году в Праге было создано общество «Православная беседа», включавшее в себя 27 членов. На основе этого неполитического союза планировалось создать в будущем православный приход. Австрийская власть расценивала интерес к православию как политическую неблагонадёжность, которая могла перейти в «панславизм» и «русофильство», и поэтому каждый случай массового перехода в православие расследовала полиция[1].

В 1905 году православие приняло 104 чешских старокатолика, во многом благодаря Русской православной церкви. По переписи 1910 года в Чехии насчитывалось 1063 православных[2].

Преследования во время Первой мировой войны

После начала Первой мировой войны австрийские власти начали преследование православных. Храм святого Микулаша в Праге был отнят у Русской Православной церкви. Российский священник Николай Рыжков, служивший настоятелем храма, в 1917 году был приговорён к смертной казни по обвинению в государственной измене. Этот приговор не был приведён в исполнение только потому, что российское правительство согласилось обменять отца Николая на униатского митрополита Андрея Шептицкого, попавшего в плен после взятия русской армией Львова. Получив свободу, отец Николай Рыжков выехал в Петроград, где и умер в 1920 году[1].

Чешская православная епархия

В 1921 году произошло возрождение Чехословацкой гуситской церкви, которая сначала также желала объединения с Православной церковью. После переговоров с Сербским патриархатом был рукоположён епископ Горазд (Павлик). Впоследствии большая часть гуситской церкви пошли путём самоизоляции и отказа от апостольской преемственности, а епископ Горазд с меньшинством создал Чешский православную епархию в юрисдикции Сербской православной церкви. Во время Второй мировой войны он был убит фашистами, а православные подверглись преследованиям[1].

Юрисдикция Константинопольского патриархата

В 1923 году в Константинополе был рукоположён во епископа Пражского Савватий (Врабец). Его юрисдикция действовала параллельно с юрисдикцией Сербской, а впоследствии Русской церкви. Он умер в 1959 году, после чего эта юрисдикция прекратила существование[1].

Автокефальная церковь

После войны Чешская православная епархия, как и юрисдикция русских эмигрантов, перешли к Московскому патриархату, от которого в 1951 году получила автокефалию. Первым предстоятелем был Елевферий (Воронцов). Однако акт провозглашения автокефалии Чехословацкой церкви не был признан Константинопольским Патриархатом, который продолжал считать её автономной в своём подчинении[1].

После краха коммунистической системы до конца 1992 года стал очевидным скорый распад Чехословацкой федеративной республики на два независимых государства. В связи с этим Поместный собор Чехословацкой православной церкви, проходивший 11-12 декабря в Прешове, высказался за сохранение единой автокефальной Церкви, распространяющей свою юрисдикцию на территорию двух независимых государств. Однако, в соответствии с новой политической ситуацией, было принято решение об изменении официального наименования Церкви. Отныне она стала называться «Православная Церковь в Чешских землях и Словакии». Был принят новый Устав Церкви, по которому единый Митрополичий совет была разделён на два самостоятельных органа — Митрополичий совет Чешских земель в Праге и митрополичий совет Словакии в Прешове. Предстоятелем Церкви отныне мог быть избран как архиепископ Пражский, так и архиепископ Пряшевской. Едиными для всей Церкви остались Священный Синод и Поместный Собор. Пряшевской собор 1992 года принял решение о канонизации моравского князя Ростислава, инициатора Кирилло-Мефодиевской миссии среди славян. Торжества по случаю канонизации проходили 29-30 октября 1994 в Прешове и Брно[1].

1 января 1993 года Чехословацкая Республика разделилась на два государства — Чехию и Словакию, на территорию которых распространяется каноническая власть единой поместной Православной церкви.

27 августа 1998 года Константинопольским патриархом Варфоломеем был издан «Патриарший и Синодальный Томос о даровании автокефалии святой Православной Церкви в Чешских землях и Словакии», который рассматривается Чехословацкой церковью скорее как акт признания Константинополем автокефалии, полученной в 1951 году от Русской православной церкви[1].

Современное состояние

Каноническое православие на территории Чехии представлено двумя епархиями Православной церкви Чешских земель и Словакии: Пражской и Оломоуцко-БрненскойК:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 3680 дней].

Предстоятелем Церкви является архиепископ Пражский Иоаким (Грди). Оломоуцкую епархию возглавляет Симеон (Яковлевич). Митрополит Христофор (Пулец) пребывает на покое.

На территории Чехии действуют 82 прихода, а православных верующих насчитывается 20 533 человека[3]. Кафедральным собором Пражской епархии и основным православным храмом Чехии является Собор святых Кирилла и Мефодия.

Неканонические юрисдикции на территории Чехии практически отсутствуют. Есть сведения лишь об одном приходе и миссии греческой старостильной юрисдикции «Синода противостоящих».

Монастыри

Соборы

См. также

Напишите отзыв о статье "Православие в Чехии"

Примечания

  1. 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 [www.pravoslavie.ru/orthodoxchurches/39544.htm Православная церковь чешских земель и Словакии] (рус.). Православие.ру. Проверено 31 марта 2014.
  2. [www.pravoslavie.ru/cgi-bin/sykon/client/display.pl?sid=689&did=94&do_action=viewdoc В. В. Бурега. Православная Церковь Чешских земель и Словакии: Исторический экскурс]
  3. [www.czso.cz/documents/10180/20551795/17022014.pdf/c533e33c-79c4-4a1b-8494-e45e41c5da18?version=1.0 Náboženská víra obyvatel podle výsledků sčítání lidu — 2011] (чешск.) (PDF). Český statistický úřad (17 февраля 2014). — Религиозные верования населения в соответствии с результатами переписи населения (2011) на сайте Чешского статистического управления. Проверено 25 октября 2015.

Ссылки

  • [www.pravoslavie.ru/cgi-bin/sykon/client/display.pl?sid=689&did=94&do_action=viewdoc В. В. Бурега. Православная Церковь Чешских земель и Словакии: Исторический экскурс].
  • [www.hierarchy.religare.ru/h-geo-czech.html Иерархия церквей: Чехия]

Отрывок, характеризующий Православие в Чехии



На Пьера опять нашла та тоска, которой он так боялся. Он три дня после произнесения своей речи в ложе лежал дома на диване, никого не принимая и никуда не выезжая.
В это время он получил письмо от жены, которая умоляла его о свидании, писала о своей грусти по нем и о желании посвятить ему всю свою жизнь.
В конце письма она извещала его, что на днях приедет в Петербург из за границы.
Вслед за письмом в уединение Пьера ворвался один из менее других уважаемых им братьев масонов и, наведя разговор на супружеские отношения Пьера, в виде братского совета, высказал ему мысль о том, что строгость его к жене несправедлива, и что Пьер отступает от первых правил масона, не прощая кающуюся.
В это же самое время теща его, жена князя Василья, присылала за ним, умоляя его хоть на несколько минут посетить ее для переговоров о весьма важном деле. Пьер видел, что был заговор против него, что его хотели соединить с женою, и это было даже не неприятно ему в том состоянии, в котором он находился. Ему было всё равно: Пьер ничто в жизни не считал делом большой важности, и под влиянием тоски, которая теперь овладела им, он не дорожил ни своею свободою, ни своим упорством в наказании жены.
«Никто не прав, никто не виноват, стало быть и она не виновата», думал он. – Ежели Пьер не изъявил тотчас же согласия на соединение с женою, то только потому, что в состоянии тоски, в котором он находился, он не был в силах ничего предпринять. Ежели бы жена приехала к нему, он бы теперь не прогнал ее. Разве не всё равно было в сравнении с тем, что занимало Пьера, жить или не жить с женою?
Не отвечая ничего ни жене, ни теще, Пьер раз поздним вечером собрался в дорогу и уехал в Москву, чтобы повидаться с Иосифом Алексеевичем. Вот что писал Пьер в дневнике своем.
«Москва, 17 го ноября.
Сейчас только приехал от благодетеля, и спешу записать всё, что я испытал при этом. Иосиф Алексеевич живет бедно и страдает третий год мучительною болезнью пузыря. Никто никогда не слыхал от него стона, или слова ропота. С утра и до поздней ночи, за исключением часов, в которые он кушает самую простую пищу, он работает над наукой. Он принял меня милостиво и посадил на кровати, на которой он лежал; я сделал ему знак рыцарей Востока и Иерусалима, он ответил мне тем же, и с кроткой улыбкой спросил меня о том, что я узнал и приобрел в прусских и шотландских ложах. Я рассказал ему всё, как умел, передав те основания, которые я предлагал в нашей петербургской ложе и сообщил о дурном приеме, сделанном мне, и о разрыве, происшедшем между мною и братьями. Иосиф Алексеевич, изрядно помолчав и подумав, на всё это изложил мне свой взгляд, который мгновенно осветил мне всё прошедшее и весь будущий путь, предлежащий мне. Он удивил меня, спросив о том, помню ли я, в чем состоит троякая цель ордена: 1) в хранении и познании таинства; 2) в очищении и исправлении себя для воспринятия оного и 3) в исправлении рода человеческого чрез стремление к таковому очищению. Какая есть главнейшая и первая цель из этих трех? Конечно собственное исправление и очищение. Только к этой цели мы можем всегда стремиться независимо от всех обстоятельств. Но вместе с тем эта то цель и требует от нас наиболее трудов, и потому, заблуждаясь гордостью, мы, упуская эту цель, беремся либо за таинство, которое недостойны воспринять по нечистоте своей, либо беремся за исправление рода человеческого, когда сами из себя являем пример мерзости и разврата. Иллюминатство не есть чистое учение именно потому, что оно увлеклось общественной деятельностью и преисполнено гордости. На этом основании Иосиф Алексеевич осудил мою речь и всю мою деятельность. Я согласился с ним в глубине души своей. По случаю разговора нашего о моих семейных делах, он сказал мне: – Главная обязанность истинного масона, как я сказал вам, состоит в совершенствовании самого себя. Но часто мы думаем, что, удалив от себя все трудности нашей жизни, мы скорее достигнем этой цели; напротив, государь мой, сказал он мне, только в среде светских волнений можем мы достигнуть трех главных целей: 1) самопознания, ибо человек может познавать себя только через сравнение, 2) совершенствования, только борьбой достигается оно, и 3) достигнуть главной добродетели – любви к смерти. Только превратности жизни могут показать нам тщету ее и могут содействовать – нашей врожденной любви к смерти или возрождению к новой жизни. Слова эти тем более замечательны, что Иосиф Алексеевич, несмотря на свои тяжкие физические страдания, никогда не тяготится жизнию, а любит смерть, к которой он, несмотря на всю чистоту и высоту своего внутреннего человека, не чувствует еще себя достаточно готовым. Потом благодетель объяснил мне вполне значение великого квадрата мироздания и указал на то, что тройственное и седьмое число суть основание всего. Он советовал мне не отстраняться от общения с петербургскими братьями и, занимая в ложе только должности 2 го градуса, стараться, отвлекая братьев от увлечений гордости, обращать их на истинный путь самопознания и совершенствования. Кроме того для себя лично советовал мне первее всего следить за самим собою, и с этою целью дал мне тетрадь, ту самую, в которой я пишу и буду вписывать впредь все свои поступки».
«Петербург, 23 го ноября.
«Я опять живу с женой. Теща моя в слезах приехала ко мне и сказала, что Элен здесь и что она умоляет меня выслушать ее, что она невинна, что она несчастна моим оставлением, и многое другое. Я знал, что ежели я только допущу себя увидать ее, то не в силах буду более отказать ей в ее желании. В сомнении своем я не знал, к чьей помощи и совету прибегнуть. Ежели бы благодетель был здесь, он бы сказал мне. Я удалился к себе, перечел письма Иосифа Алексеевича, вспомнил свои беседы с ним, и из всего вывел то, что я не должен отказывать просящему и должен подать руку помощи всякому, тем более человеку столь связанному со мною, и должен нести крест свой. Но ежели я для добродетели простил ее, то пускай и будет мое соединение с нею иметь одну духовную цель. Так я решил и так написал Иосифу Алексеевичу. Я сказал жене, что прошу ее забыть всё старое, прошу простить мне то, в чем я мог быть виноват перед нею, а что мне прощать ей нечего. Мне радостно было сказать ей это. Пусть она не знает, как тяжело мне было вновь увидать ее. Устроился в большом доме в верхних покоях и испытываю счастливое чувство обновления».


Как и всегда, и тогда высшее общество, соединяясь вместе при дворе и на больших балах, подразделялось на несколько кружков, имеющих каждый свой оттенок. В числе их самый обширный был кружок французский, Наполеоновского союза – графа Румянцева и Caulaincourt'a. В этом кружке одно из самых видных мест заняла Элен, как только она с мужем поселилась в Петербурге. У нее бывали господа французского посольства и большое количество людей, известных своим умом и любезностью, принадлежавших к этому направлению.
Элен была в Эрфурте во время знаменитого свидания императоров, и оттуда привезла эти связи со всеми Наполеоновскими достопримечательностями Европы. В Эрфурте она имела блестящий успех. Сам Наполеон, заметив ее в театре, сказал про нее: «C'est un superbe animal». [Это прекрасное животное.] Успех ее в качестве красивой и элегантной женщины не удивлял Пьера, потому что с годами она сделалась еще красивее, чем прежде. Но удивляло его то, что за эти два года жена его успела приобрести себе репутацию
«d'une femme charmante, aussi spirituelle, que belle». [прелестной женщины, столь же умной, сколько красивой.] Известный рrince de Ligne [князь де Линь] писал ей письма на восьми страницах. Билибин приберегал свои mots [словечки], чтобы в первый раз сказать их при графине Безуховой. Быть принятым в салоне графини Безуховой считалось дипломом ума; молодые люди прочитывали книги перед вечером Элен, чтобы было о чем говорить в ее салоне, и секретари посольства, и даже посланники, поверяли ей дипломатические тайны, так что Элен была сила в некотором роде. Пьер, который знал, что она была очень глупа, с странным чувством недоуменья и страха иногда присутствовал на ее вечерах и обедах, где говорилось о политике, поэзии и философии. На этих вечерах он испытывал чувство подобное тому, которое должен испытывать фокусник, ожидая всякий раз, что вот вот обман его откроется. Но оттого ли, что для ведения такого салона именно нужна была глупость, или потому что сами обманываемые находили удовольствие в этом обмане, обман не открывался, и репутация d'une femme charmante et spirituelle так непоколебимо утвердилась за Еленой Васильевной Безуховой, что она могла говорить самые большие пошлости и глупости, и всё таки все восхищались каждым ее словом и отыскивали в нем глубокий смысл, которого она сама и не подозревала.
Пьер был именно тем самым мужем, который нужен был для этой блестящей, светской женщины. Он был тот рассеянный чудак, муж grand seigneur [большой барин], никому не мешающий и не только не портящий общего впечатления высокого тона гостиной, но, своей противоположностью изяществу и такту жены, служащий выгодным для нее фоном. Пьер, за эти два года, вследствие своего постоянного сосредоточенного занятия невещественными интересами и искреннего презрения ко всему остальному, усвоил себе в неинтересовавшем его обществе жены тот тон равнодушия, небрежности и благосклонности ко всем, который не приобретается искусственно и который потому то и внушает невольное уважение. Он входил в гостиную своей жены как в театр, со всеми был знаком, всем был одинаково рад и ко всем был одинаково равнодушен. Иногда он вступал в разговор, интересовавший его, и тогда, без соображений о том, были ли тут или нет les messieurs de l'ambassade [служащие при посольстве], шамкая говорил свои мнения, которые иногда были совершенно не в тоне настоящей минуты. Но мнение о чудаке муже de la femme la plus distinguee de Petersbourg [самой замечательной женщины в Петербурге] уже так установилось, что никто не принимал au serux [всерьез] его выходок.
В числе многих молодых людей, ежедневно бывавших в доме Элен, Борис Друбецкой, уже весьма успевший в службе, был после возвращения Элен из Эрфурта, самым близким человеком в доме Безуховых. Элен называла его mon page [мой паж] и обращалась с ним как с ребенком. Улыбка ее в отношении его была та же, как и ко всем, но иногда Пьеру неприятно было видеть эту улыбку. Борис обращался с Пьером с особенной, достойной и грустной почтительностию. Этот оттенок почтительности тоже беспокоил Пьера. Пьер так больно страдал три года тому назад от оскорбления, нанесенного ему женой, что теперь он спасал себя от возможности подобного оскорбления во первых тем, что он не был мужем своей жены, во вторых тем, что он не позволял себе подозревать.
– Нет, теперь сделавшись bas bleu [синим чулком], она навсегда отказалась от прежних увлечений, – говорил он сам себе. – Не было примера, чтобы bas bleu имели сердечные увлечения, – повторял он сам себе неизвестно откуда извлеченное правило, которому несомненно верил. Но, странное дело, присутствие Бориса в гостиной жены (а он был почти постоянно), физически действовало на Пьера: оно связывало все его члены, уничтожало бессознательность и свободу его движений.
– Такая странная антипатия, – думал Пьер, – а прежде он мне даже очень нравился.
В глазах света Пьер был большой барин, несколько слепой и смешной муж знаменитой жены, умный чудак, ничего не делающий, но и никому не вредящий, славный и добрый малый. В душе же Пьера происходила за всё это время сложная и трудная работа внутреннего развития, открывшая ему многое и приведшая его ко многим духовным сомнениям и радостям.


Он продолжал свой дневник, и вот что он писал в нем за это время:
«24 ro ноября.
«Встал в восемь часов, читал Св. Писание, потом пошел к должности (Пьер по совету благодетеля поступил на службу в один из комитетов), возвратился к обеду, обедал один (у графини много гостей, мне неприятных), ел и пил умеренно и после обеда списывал пиесы для братьев. Ввечеру сошел к графине и рассказал смешную историю о Б., и только тогда вспомнил, что этого не должно было делать, когда все уже громко смеялись.
«Ложусь спать с счастливым и спокойным духом. Господи Великий, помоги мне ходить по стезям Твоим, 1) побеждать часть гневну – тихостью, медлением, 2) похоть – воздержанием и отвращением, 3) удаляться от суеты, но не отлучать себя от а) государственных дел службы, b) от забот семейных, с) от дружеских сношений и d) экономических занятий».
«27 го ноября.
«Встал поздно и проснувшись долго лежал на постели, предаваясь лени. Боже мой! помоги мне и укрепи меня, дабы я мог ходить по путям Твоим. Читал Св. Писание, но без надлежащего чувства. Пришел брат Урусов, беседовали о суетах мира. Рассказывал о новых предначертаниях государя. Я начал было осуждать, но вспомнил о своих правилах и слова благодетеля нашего о том, что истинный масон должен быть усердным деятелем в государстве, когда требуется его участие, и спокойным созерцателем того, к чему он не призван. Язык мой – враг мой. Посетили меня братья Г. В. и О., была приуготовительная беседа для принятия нового брата. Они возлагают на меня обязанность ритора. Чувствую себя слабым и недостойным. Потом зашла речь об объяснении семи столбов и ступеней храма. 7 наук, 7 добродетелей, 7 пороков, 7 даров Святого Духа. Брат О. был очень красноречив. Вечером совершилось принятие. Новое устройство помещения много содействовало великолепию зрелища. Принят был Борис Друбецкой. Я предлагал его, я и был ритором. Странное чувство волновало меня во всё время моего пребывания с ним в темной храмине. Я застал в себе к нему чувство ненависти, которое я тщетно стремлюсь преодолеть. И потому то я желал бы истинно спасти его от злого и ввести его на путь истины, но дурные мысли о нем не оставляли меня. Мне думалось, что его цель вступления в братство состояла только в желании сблизиться с людьми, быть в фаворе у находящихся в нашей ложе. Кроме тех оснований, что он несколько раз спрашивал, не находится ли в нашей ложе N. и S. (на что я не мог ему отвечать), кроме того, что он по моим наблюдениям не способен чувствовать уважения к нашему святому Ордену и слишком занят и доволен внешним человеком, чтобы желать улучшения духовного, я не имел оснований сомневаться в нем; но он мне казался неискренним, и всё время, когда я стоял с ним с глазу на глаз в темной храмине, мне казалось, что он презрительно улыбается на мои слова, и хотелось действительно уколоть его обнаженную грудь шпагой, которую я держал, приставленною к ней. Я не мог быть красноречив и не мог искренно сообщить своего сомнения братьям и великому мастеру. Великий Архитектон природы, помоги мне находить истинные пути, выводящие из лабиринта лжи».
После этого в дневнике было пропущено три листа, и потом было написано следующее:
«Имел поучительный и длинный разговор наедине с братом В., который советовал мне держаться брата А. Многое, хотя и недостойному, мне было открыто. Адонаи есть имя сотворившего мир. Элоим есть имя правящего всем. Третье имя, имя поизрекаемое, имеющее значение Всего . Беседы с братом В. подкрепляют, освежают и утверждают меня на пути добродетели. При нем нет места сомнению. Мне ясно различие бедного учения наук общественных с нашим святым, всё обнимающим учением. Науки человеческие всё подразделяют – чтобы понять, всё убивают – чтобы рассмотреть. В святой науке Ордена всё едино, всё познается в своей совокупности и жизни. Троица – три начала вещей – сера, меркурий и соль. Сера елейного и огненного свойства; она в соединении с солью, огненностью своей возбуждает в ней алкание, посредством которого притягивает меркурий, схватывает его, удерживает и совокупно производит отдельные тела. Меркурий есть жидкая и летучая духовная сущность – Христос, Дух Святой, Он».
«3 го декабря.
«Проснулся поздно, читал Св. Писание, но был бесчувствен. После вышел и ходил по зале. Хотел размышлять, но вместо того воображение представило одно происшествие, бывшее четыре года тому назад. Господин Долохов, после моей дуэли встретясь со мной в Москве, сказал мне, что он надеется, что я пользуюсь теперь полным душевным спокойствием, несмотря на отсутствие моей супруги. Я тогда ничего не отвечал. Теперь я припомнил все подробности этого свидания и в душе своей говорил ему самые злобные слова и колкие ответы. Опомнился и бросил эту мысль только тогда, когда увидал себя в распалении гнева; но недостаточно раскаялся в этом. После пришел Борис Друбецкой и стал рассказывать разные приключения; я же с самого его прихода сделался недоволен его посещением и сказал ему что то противное. Он возразил. Я вспыхнул и наговорил ему множество неприятного и даже грубого. Он замолчал и я спохватился только тогда, когда было уже поздно. Боже мой, я совсем не умею с ним обходиться. Этому причиной мое самолюбие. Я ставлю себя выше его и потому делаюсь гораздо его хуже, ибо он снисходителен к моим грубостям, а я напротив того питаю к нему презрение. Боже мой, даруй мне в присутствии его видеть больше мою мерзость и поступать так, чтобы и ему это было полезно. После обеда заснул и в то время как засыпал, услыхал явственно голос, сказавший мне в левое ухо: – „Твой день“.