Хроника Великой Отечественной войны/Август 1942 года

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск




Содержание

1 августа 1942 года. 406-й день войны

Сталинградский фронт. Командование Сталинградского фронта к 1 августа (суббота) развернуло на южном фасе внешнего оборонительного обвода 57-ю армию и несколько соединений из фронтового резерва. Сталинградскому фронту была передана 51-я армия, которой в это время (до 7 октября) вместо заболевшего командующего армией генерал-майора Н. И. Труфанова командовал его заместитель генерал-майор Т. К. Коломиец. После включения этой армии в состав фронта полоса его обороны достигла ширины 700 километров.

1 августа немецкая 4-я танковая армия под командованием генерала Гота продолжила наступление главными силами вдоль железной дороги Тихорецк — Котельниково, устремляясь к Сталинграду с юга. На пути продвижения немецко-фашистских войск оборонялась 51-я армия, имевшая четыре стрелковые и две кавалерийские дивизии на 200-километровом фронте от Верхне-Курмоярской до района в 45 км юго-западнее Зимовников. Противник прорвал оборону 51-й армии и 1 августа захватил Ремонтную. Разрозненные остатки советских дивизий частью отходили на восток, к Сталинграду, частью — на Элисту.

Гальдер Франц[1]. Сопротивление арьергардов противника южнее Дона несколько усиливается в полосе армии Руоффа, а у Клейста остаётся незначительным. Поэтому последний и продвигается хорошо. Гот (4-я танковая армия) перешёл в группу армий «Б», он движется вперёд, несмотря на сопротивление противника. В ходе сражения западнее Сталинграда существенных изменений не произошло. Контратаки противника слабеют. Собственных наступательных действий нельзя начать из-за нехватки горючего и боеприпасов. У Воронежа и Землянска затишье. Группа армий «Север». Никаких существенных событий…

Совинформбюро[2].

В течение 1 августа наши войска вели ожесточённые бои в районах Клетская, Цимлянская, Кущевская, Сальск.

2 августа 1942 года. 407-й день войны

Сталинградский фронт. 2 августа (воскресенье) германская 14-я танковая дивизия 4-й танковой армии овладела Котельниково. Для борьбы с вражеской группировкой, прорвавшейся в район Котельниковского, была образована отдельная оперативная группа войск, подчинённая генерал-лейтенанту В. И. Чуйкову, заместителю командующего 64-й армией. В состав группы вошли 29, 138-я и 157-й стрелковые дивизии полковников А. И. Колобутина, И. И. Людиикова и Д. С. Куропатенко, 6-я гвардейская танковая бригада, 154-я бригада морской пехоты, два полка гвардейских миномётов, а также вновь прибывшая под Сталинград из Сибири 208-я стрелковая дивизия полковника К. М. Воскобойникова. Четыре эшелона этой дивизии, выгрузившиеся на станции Котельниково, сразу же подверглись удару фашистской авиации и танков.

Северо-Кавказский фронт. С утра 2 августа немцы продолжили наступление на Сальск и к концу дня вышли на рубеж Пролетарская, Сальск, Белая Глина. С этого рубежа 1-я танковая армия стала быстро продвигаться двумя танковыми корпусами: 57-й корпус наносил удар на Кропоткин, а 40-й корпус — на Ворошиловск[неоднозначная ссылка]. Войскам Приморской группы под натиском 17-й армии врага пришлось отойти на рубеж рек Ея и Куго-Ея. К этому времени туда вышли две кубанские дивизии 17-го казачьего кавалерийского корпуса, которые совместно с отошедшими войсками 18-й армии организовали оборону. 2 августа противник перешёл в атаку в районе Шкуринской (20 километров северо-западнее Кущевской) и вклинился в нашу оборону, но контратаками советских войск был выбит с захваченных позиций.

Гальдер Франц. Южнее Дона возрастает сопротивление противника на отдельных участках перед центром нашей группировки и на правом фланге Руоффа. Перед его левым флангом и войсками Клейста противник, не оказывая сопротивления, всё время отходит на юг и юго-восток. Гот добился больших успехов. Его головные части с ходу врезались в боевые порядки только что подведённой с востока русской стрелковой дивизии. Затруднения с горючим в группе армий «А» все ещё продолжаются. На фронте группы армий «Б» 6-я армия перешла из-за недостатка снабжения к обороне.

Группа армий «Центр». Продолжаются атаки против восточного и северного участков фронта 9-й армии. Атаки отбиты.

Совинформбюро.

В течение 2 августа наши войска вели ожесточённые бои в районах Клетская, Цимлянская, Кущевская, Сальск.

3 августа 1942 года. 408-й день войны

Сталинградский фронт. Вечером 3 августа (понедельник) передовые части 4-й немецкой танковой армии вышли к р. Аксай, а затем стали развивать наступление на Абганерово и Плодовитое. Прорыв обороны 51-й армии создал тяжёлую обстановку и для 64-й армии, так как немецкие войска выходили на её левый фланг и коммуникации. Войска 64-й армии занимали оборону на южном фасе внешнего обвода от Дона до Плодовитое. Одновременно спешно организовывалось сопротивление — по р. Аксай из отошедших к ней ослабленных войск 51-й армии и резервных частей 64-й армии в 40 километрах от основного рубежа обороны.

Северо-Кавказский фронт. Чтобы защитить правый фланг Приморской группы и прикрыть Армавир с северо-востока, командующий Северо-Кавказским фронтом 3 августа приказал 1-му отдельному стрелковому корпусу занять оборону в районе севернее Армавира. 37-я армия должна была отойти на рубеж Ворошиловск — Армавир, а затем на реку Малку и организовать там прочную оборону. Войска 12-й и 18-й армий отводились к реке Кубани.

Гальдер Франц. Характерным на сегодня является прорыв 1-й танковой армии к Кубани и через неё севернее Армавира и до Ворошиловска, а также 4-й танковой армии через Котельниково. На остальных участках Восточного фронта отмечены лишь незначительные боевые действия…

Совинформбюро.

В течение 3 августа наши войска вели ожесточённые бои в районах Клетская, Цымлянская, Сальск, Кущевская.

4 августа 1942 года. 409-й день войны

Западный фронт. 4 августа (вторник) в 6.15 , в ходе Ржевско-Сычёвской наступательной операции, при мощной поддержке артиллерии и авиации, спустя 5 дней после Конева, нанёс свой удар Жуков. Огонь всех орудий и миномётов двух армий внезапно обрушился на передний край противника в районе Погорелого Городища. Немцев удалось захватить врасплох. В ходе полуторачасовой обработки переднего края оборона 161-й пехотной и 36-й моторизованной дивизий, по выражению генерала армии Гетмана, была «буквально сметена». Заключительным аккордом прозвучал одновременный залп 18 дивизионов «катюш» — около 3600 реактивных снарядов калибра 132 и 82 мм, выпущенных в течение 10 секунд. После такой огневой подготовки, которая длилась полтора часа, ударные группировки 31-й и 20-й армий без особых трудностей прорвали первую и вторую позиции обороны 161-й пехотной и 36-й моторизованной дивизий на фронте до 15 км. До наступления темноты войска первого эшелона продвинулись на глубину 6-8 км, разбив 161-ю дивизию генерала Рекке. Немцы, бросив тяжёлое вооружение, начали поспешный отход, прикрываясь огнём небольших арьергардных групп, минируя дороги и населённые пункты. Подвижные группы обеих наступающих армий к 16 часам переправились через Держу[неоднозначная ссылка] и, не встречая сопротивления, вошли в прорыв. К исходу дня группа генерала Бычковского главными силами вышла в район Старое[неоднозначная ссылка], Ревякино, а передовыми частями достигла населённого пункта Емельянцево. Группа полковника Армана в это же время подходила к Кондраково, передовые же её части — к Праслово. Наступление продолжалось и ночью.

Немецкая авиация все свои усилия направила на их тылы и фронтовые резервы. Несмотря на советское превосходство в воздухе и большие потери, немецкие самолёты, действуя группами по 10-30 машин, всю вторую половину дня 4 августа наносили бомбовые удары. Особенно от них пострадали переправы через Держу. Все они оказались разрушенными. Меры по их восстановлению не были приняты своевременно. Подвижная группа фронта начала выдвижение из исходных районов в 20 часов 4 августа. Все пути оказались забиты обозами, артиллерией, дороги были в исключительно плохом состоянии. Машины, шедшие ночью с затемнёнными фарами, застревали в грязи. Все это тормозило движение[3].

Гальдер Франц. Группа армий «А». Сопротивление противника перед войсками Руоффа слабеет. Клейст захватил плацдарм на Кубани, но для дальнейшего удара на Майкоп должен занять новые исходные рубежи.

Группа армий «Б». Гот, используя свои успехи, быстро продвигается вперёд, преодолевая сопротивление на отдельных участках. Противник усиливается на участках 8-го и 14-го армейских корпусов. Под Воронежем затишье.

Группа армий «Центр». У армий, действующих на южном крыле, спокойно. Перед фронтом генерал-полковника Шмидта противник, по всей видимости, рассредоточивается. Противнику удалось добиться глубокого прорыва на фронте 9-й армии (кажется, наступают семь дивизий и одна танковая бригада при усиленной поддержке артиллерии) в направлении Зубцова. Против них брошены соединения 39-го корпуса в составе 5, 2, 1-й танковых и 102-й дивизий. На фронте 9-й армии у Ржева отбито несколько крупных атак. На южном участке (9-я армия) оживление.

Группа армий «Север». Наблюдаются местные атаки, но на многих участках фронта оживление. Юго-восточнее Киришей наступление с частичным прорывом обороны. В районе мешка у Погостья снова активизация деятельности. Видимо, подготовка к наступлению в западном направлении. Под Ленинградом местные атаки.

Совинформбюро.

В течение 4 августа наши войска вели ожесточённые бои в районах Клетская, Цимлянская, Белая Глина, Кущевская.

5 августа 1942 года. 410-й день войны

Западный фронт. К утру 5 августа (среда) соединения Западного фронта полностью преодолели главную полосу обороны, расширив прорыв до 16 км и углубившись в расположение немецких войск на 8-10 км. Таким образом, войска 31-й и 20-й армий в основном выполнили задачу прорыва тактической зоны обороны на всю глубину. План операции предусматривал на второй день для 31-й армии овладение городом Зубцов и выход на Вазузу, для 20-й армии — освобождение Карманово[неоднозначная ссылка] и захват передовыми отрядами переправ на Гжати. Этих целей пока не удалось достичь из-за медлительности обеих армейских подвижных групп как при переправе через Держу[неоднозначная ссылка], так и после ввода в прорыв. Они буквально тонули в грязи. 8-й стрелковый корпус через леса пробивался к Карманово, преодолевая ожесточённое сопротивление 36-й мотодивизии. Отряд 8-го танкового корпуса к исходу дня 5 августа смог выйти частью сил лишь в район Покров, Ровное. Передовые подразделения 6-го корпуса, двигавшиеся несколько быстрее, достигли Костино[неоднозначная ссылка], Бровцино на ближних подступах к Вазузе на участке 251-й стрелковой дивизии 20-й армии. Вечером части армейских подвижных групп подошли к тыловому оборонительному рубежу противника на подступах в реке Вазуза, но прорвать его с ходу не смогли.

Впереди находился заранее укреплённый рубеж противника, проходивший здесь и севернее до Зубцова вдоль западного берега реки, а далее тянувшийся на юго-восток от неё к Карманово. Перед этим рубежом уже во второй половине дня 5 августа наступающие войска 31-й и 20-й армий встретили резко возросшее сопротивление противника и были остановлены по всей своей полосе. Попытка частей 251-й стрелковой дивизии полковника Б. Б. Городовикова прорвать вражескую оборону в направлении Буконтово не увенчалась успехом даже с подходом передового отряда 6-го танкового корпуса, состоявшего из 100-й танковой, 6-й мотострелковой бригад и двух батарей противотанковой артиллерии. К 5 августа резервы группы армий «Центр» уже сосредоточились в районе Сычевки, и генерал Модель решил использовать их для нанесения контрудара на Погорелое Городище: от Осуги через Буконтово — силами 5-й танковой и 253-й пехотной дивизий, со стороны Сычевки через Хлепень — 1-й танковой и 6-й пехотной, из района Карманово — 2-й танковой, 36-й моторизованной и 342-й пехотной дивизий. Выдвижение немецких дивизий началось в ночь на 6 августа. ([3] стр. 325)

Сталинградский фронт. 5 августа издана Директива Ставки Верховного Главнокомандования о разделении Сталинградского фронта на Юго-Восточный и Сталинградский фронты. В Сталинградском фронте под командованием генерал-лейтенанта В. Н. Гордова остались 63, 21, 4-я танковая (без танков) и 62-я армии. Для фронта формировалась новая, 16-я воздушная армия, командующим которой был назначен генерал-майор авиации С. И. Руденко. В состав Юго-Восточного фронта под командованием генерал-полковника А. И. Ерёменко вошли 64, 57, 51-я, выдвигавшаяся к Сталинграду 1-я гвардейская и 8-я воздушная армии.

Директива Ставки от 5 августа ставила фронтам самостоятельные задачи. Сталинградскому фронту предстояло разгромить противника, прорвавшего внешний оборонительный обвод в стыке 62-й и 21-й армий, восстановить здесь прежнее положение, а затем надёжно прикрыть город с северо-запада и запада. В дальнейшем войска фронта должны были подготовить контрудар в направлении на Морозовск.

Юго-Восточный фронт должен был приостановить дальнейшее продвижение противника на южном участке внешнего оборонительного обвода, всеми средствами воспрепятствовать противнику в прорыве здесь обороны. В дальнейшем войскам фронта предстояло нанести удар в направлении ст. Жутов, г. Котельниково, с тем чтобы отбросить противника на р. Сал.

Главные силы немецкой 4-й танковой армии, обойдя советскую оперативную группу войск с востока, уже 5 августа вышли в районе Абганерово — Плодовитое к южному фасу внешнего оборонительного обвода. Оперативной группе пришлось отойти на рубеж реки Аксай-Есауловский. С этого дня начались ожесточённые бои на южных подступах к Сталинграду.

Северо-Кавказский фронт. 5 августа генерал Клейст ввёл в разрыв между 12-й и 37-й советскими армиями 13-ю танковую дивизию и дивизию СС «Викинг». 37-я армия, прикрываясь арьергардами, отступала в Юго-Восточном направлении. 5 августа Советские войска оставили город Ворошиловск (Ставрополь). После захвата Ворошиловска танковый корпус фон Швеппенбурга развил активные действия на рубеже Невинномысск — Минеральные Воды — Георгиевск.

12-я армия с боями отходила за реку Кубань в сторону Армавира и к исходу 5 августа переправилась на левый берег. К этому времени армия потеряла связь со штабом Донской группы и распоряжением командующего фронтом была включена в состав Приморской группы войск. На этом закончилась оборонительная операция Донской оперативной группы, от которой остались лишь разрозненные и деморализованные подразделения генерала Козлова.

Гитлеровцам не удалось окружить и уничтожить советские войска между Доном и Кубанью. Обнаружив, что части Северо-Кавказского фронта отходят за реку Кубань, вражеское командование 5 августа повернуло основные силы 1-й танковой армии (две танковые, три моторизованные и одна легкопехотная дивизии) на юго-запад, рассчитывая ударом на АрмавирМайкопТуапсе отрезать советским войскам пути отхода и во взаимодействии с 17-й армией и частью сил 11-й армии уничтожить их в районе НовороссийскКраснодар—Туапсе. Для действий на грозненском направлении противник оставил 52-й армейский и 40-й танковый корпуса.

Гальдер Франц. Общие потери в ходе кампании на Востоке с 22.6. 1941 года по 31.7 1942 года составляют (без больных) 1 428 788 человек.

Группа армий «А». Сопротивление перед фронтом группы Руоффа ослабевает, он продвигается вперёд. Клейст очень быстрыми темпами углубляется на юго-восток. Плацдарм на Кубани.

Группа армий «Б». Войска Гота продвигаются вперёд, несмотря на введённые противником свежие силы. Паулюс докладывает о серьёзных контрударах противника против 14-го армейского корпуса с юга. Ещё более серьёзные атаки противник ведёт против северного участка 14-го и 8-го армейских корпусов. На прочих участках бои местного значения.

Группа армий «Центр». Наступление противника на восточном участке фронта 9-й армии привело к широкому и глубокому прорыву. Принимаются контрмеры. Атаки противника против северного участка фронта 9-й армии в целом отражены.

Совинформбюро.

В течение 5 августа наши войска вели ожесточённые бои в районах Клетская, Котельниково, южнее Белая Глина и южнее Кущевская.

6 августа 1942 года. 411-й день войны

Западный фронт. Директива Жукова предписывала 31-й и 20-й армиям возобновить операцию с утра 6 августа и к исходу 8 августа выйти в своих полосах на железную дорогу Ржев — Вязьма. Фронтовой подвижной группе приказывалось продолжать наступление в направлении Сычевки. 6-й танковый корпус, выдвинувший к тому времени свои главные силы в район Зеновское[4], Засухино, Старое[5][неоднозначная ссылка], должен был, не задерживаясь, выступить на Копылово[неоднозначная ссылка]. Оттуда ему предстояло нанести удар в направлении населённого пункта Малое Кропотово и овладеть районом Кривцово[неоднозначная ссылка], Мостищи[неоднозначная ссылка], Березовка[неоднозначная ссылка], Кузьмино[6][неоднозначная ссылка], расположенным на меридиане Ржева. Корпус генерала Соломатина получил задачу наступать от Каськова[неоднозначная ссылка], Покрова[неоднозначная ссылка], Ровное[неоднозначная ссылка] на Козлово[неоднозначная ссылка], Хлепень и в дальнейшем выйти к Сычевке. Разгромить противника юго-восточнее этого населённого пункта надлежало кавкорпусу генерала Крюкова, который выдвигался левее, из района Праслово[неоднозначная ссылка], Красный Пахарь, Семёновское[неоднозначная ссылка], Кондраково.

Соединения подвижной группы фронта по-прежнему двигались очень медленно. Дождь лил не переставая. Только во второй половине дня 6 августа корпус Гетмана вступил в бой с сильно поредевшими частями 161-й пехотной дивизии, противостоявшей левому флангу 31-й и правому флангу 20-й армий. Одним из первых атаковал противника передовой отряд 200-й танковой бригады. Действуя совместно с пехотой, он после ожесточённого боя ворвался в Буконтово и вышел на восточный берег реки Вазуза. Вслед за тем части 8-го танкового корпуса овладели населённым пунктом Козлово[неоднозначная ссылка]. Ещё южнее главные силы 251-й стрелковой дивизии и танкисты Соломатина очистили Луковники и Карамзино от противника и продолжали наступать в направлении Печоры. Левофланговая 88-я дивизия 31-й армии при поддержке 200-й танковой бригады освободила Кошелево[неоднозначная ссылка].

Оборона противника на этом участке была прорвана на рубеже Кошелево, Карамзино. К 20-часам основные силы фронтовой подвижной группы вышли к Вазузе. В тот же день на западный берег переправились 6-я мотострелковая и 200-я танковая бригады корпуса Гетмана и с ходу повели наступление в направлении Гредякино, Щеколдино, Кортнево. Но едва продвинувшись на 2-3 км, они столкнулись с подошедшими резервами противника. С наступлением темноты бой прекратился, советским частям удалось удержать небольшой плацдарм на западном берегу Вазузы. 31-я танковая бригада 8-го корпуса ночью также прорвалась к реке и захватила переправу в районе Хлепени. ([3] стр. 328)

Юго-Восточный фронт. Главные силы 48-го танкового корпуса 4-й танковой армии Гота 6 августа сосредоточились у р. Аксай и начали атаки левого фланга 64-й армии между Абганерово и Тингута. Враг действовал здесь частями 94-й пехотной, 29-й моторизованной, 14-й и 24-й танковых дивизий при поддержке крупных сил авиации. Осуществив прорыв левого фланга 64-й армии, немцы достигли внешнего оборонительного обвода на участке Абганерово, Плодовитое.

К исходу 6 августа немецкая мотопехота с 70 танками подошла к станции Тингута. Командующий Юго-Восточным фронтом спешно перебросил на это направление свои резервы: танковый корпус, танковую бригаду и стрелковую дивизию. В районе Красноармейск[неоднозначная ссылка]а на Волге была сосредоточена Волжская военная флотилия, которая получила приказ не допустить переправу немецких частей через реку. Первая бригада речных кораблей под командованием контр-адмирала С. М. Воробьева[неоднозначная ссылка] была передана в оперативное подчинение командующего 64-й армией, а вторая бригада — под командованием контр-адмирала Т. А. Новикова[неоднозначная ссылка] — в оперативное подчинение командующего 57-й армией. Принятые командованием Юго-Восточного фронта меры позволили нашим войскам не только остановить дальнейшее продвижение врага, но и перейти к активным действиям[7].(стр. 432)

Северо-Кавказский фронт. Началась Армавиро-Майкопская оборонительная операция войск Северо-Кавказского фронта (12, 18, 56-я армии, 1-й отд. ск, 17-й кк, 5-я ВА), продолжавшаяся до 17 августа. Части 1-й танковой армии Клейста развернули наступление в направлении Майкопа в полосе от Армавира до Кропоткина. Преодолев сопротивление 1-го отдельного стрелкового корпуса, они форсировали Кубань и захватили Армавир. 17-я немецкая армия, наступавшая на краснодарском направлении, в этот день вышла к реке Челбас. Чтобы предотвратить прорыв врага к Туапсе, командующий фронтом организовал оборону майкопско-туапсинского направления силами 12-й и 18-й армий. Кроме того, на это направление отошёл и 17-й казачий кавалерийский корпус. На усиление 18-й армии из состава 47-й армии, оборонявшей Таманский полуостров и Черноморское побережье, была передана 32-я гвардейская стрелковая дивизия. ([4] стр. 459)

Гальдер Франц. Группа армий «А». Противник откатывается в направлении Кавказа перед наступающими войсками Руоффа. Нам достаются многочисленные неразрушенные мосты. В излучине Кубани противник все ещё оказывает сопротивление. Однако Клейст уже наступает на Майкоп, прорвавшись южнее излучины в западном направлении.

Группа армий «Б». Гот ведёт тяжёлые бои, продвигаясь вдоль дороги южнее Сталинграда. У Паулюса на северном участке тяжёлые оборонительные бои. Венгры снова пропускают русских через Дон!

Группа армий «Центр». Противник перед северным флангом 2-й танковой армии, по-видимому, начинает отход. Очень трудное положение у 9-й армии на восточном участке, где противник прорвался почти до Зубцова и лишь с трудом задерживается нашими войсками на подходе к Сычевке. Атаки противника у Ржева снова отбиты. У 9-й армии на западном участке и у Демидова непродолжительные, но кровопролитные бои.

Группа армий «Север». Снова бои местного значения в районе Киришей и под Ленинградом.

Совинформбюро.

В течение 6 августа наши войска вели ожесточённые бои в районах Клетская, Котельниково, южнее Белая Глина и южнее Кущевская.

7 августа 1942 года. 412-й день войны

Западный фронт. 7 августа (пятница) на подступах к Вазузе развернулось встречное сражение между советскими танковыми корпусами и 1-й и 5-й танковыми дивизиями. В результате 2-дневных ожесточённых боёв 6-й танковый корпус и взаимодействовавшие с ним подразделения стрелковых дивизий не только отразили все контратаки врага, но и расширили плацдарм. Противник был выбит из Кортнево, расположенного на берегу Осуги, и из находящихся в междуречье населённых пунктов Васильки, Логово.

7 августа в наступление перешли войска 5-й армии под командованием генерал-лейтенанта И. И. Федюнинского — 3-я гвардейская мотострелковая, 42-я гвардейская стрелковая, 19-я, 28-я стрелковые дивизии, 28, 35 и 49-я стрелковые, 120, 161, 154-я танковые бригады. Задача армии состояла в прорыве обороны противника южнее Карманово и развитии успеха в Северо-Западном направлении — на Сычевку. Однако прорвать оборону 342-й и 35-й немецких пехотных дивизий не удалось ни в этот, ни на следующий день.

Юго-Восточный фронт. С утра 7 августа возобновили наступление войска 6-й немецкой армии под командованием Паулюса, усиленные подошедшими 17-м и 11-м армейскими корпусами. Нанося удары с севера и юга по флангам 62-й армии, оборонявшейся западнее Сталинграда, противник стремился окружить и уничтожить её войска, полностью овладеть правым берегом Дона и затем, форсировав реку, прорваться к городу.

7-8 августа части 48-го танкового корпуса 4-й танковой армии Гота заняли разъезд 74-й км и продвинулись к станции Тингута. Врагу удалось пробить оборону советских войск на одном участке южного сектора внешнего Сталинградского обвода. Немецко-фашистские войска находились всего в 30 км от Сталинграда. Создавалась прямая угроза прорыва к Сталинграду с юго-запада. Командование фронта перебросило сюда все имевшиеся под рукой силы и средства. Двум дивизиям Гейма, оторвавшимся от своей пехоты, противостояли 29, 126, 204, 426, 38-я стрелковые дивизии, 133-я танковая бригада с 43 тяжёлыми КВ. Сюда же прибыло управление 13-го танкового корпуса Танасчишина, принявшее под своё командование 6-ю гвардейскую, 13-ю, 25-ю танковые, 38-ю мотострелковую бригады, в которых насчитывалось 132 танка, в том числе 114 «тридцатьчетверок». ([4] стр. 497)

Войска 64-й армии вели упорные оборонительные бои. Возрастающий натиск врага отражали 126-я и 38-я стрелковые дивизии под командованием полковников В. Е. Сорокина и Г. Б. Сафиулина, 29-я дивизия полковника А. И. Колобутина, а также другие соединения и части. Когда немецкие войска, совершив прорыв встык 126-й и 38-й дивизий, овладели разъездом 74-км между станциями Абганерово и Тингута, советские дивизии загнули свои фланги, но не отступили. С правого фланга армии в район наступления противника спешно перебрасывались 204-я стрелковая дивизия полковника А. В. Скворцова, три курсантских полка (Краснодарский, 1-й и 3-й Орджоникидзевские), 133-я танковая бригада. Армия была усилена 13-м танковым корпусом под командованием полковника Т. И. Танасчишина, артиллерийскими полками, 254-я танковая бригада, находившаяся за 250 км от фронта, также была брошена к месту боёв своим ходом. Для отражения вражеских атак применялось закапывание в землю танков. Быстро перегруппировав свои войска, командование 64-й армии подготовило контрудар по противнику, который наносили 204-я стрелковая дивизия полковника Скворцова, курсантские полки и части 38-й стрелковой дивизии при поддержке танковых бригад[8].

Гальдер Франц. Группа армий «А». Определённые успехи на фронте. На восточном фланге наши войска глубоко проникли на Кавказ.

Группа армий «Б». Тяжёлые бои у Гота. Наступление с целью окружения у Паулюса закончилось успешно во второй половине дня. По данным, предположительно, уничтожено восемь стрелковых дивизий и 10 танковых бригад. На остальных участках незначительная деятельность противника. Под Воронежем спокойно.

Группа армий «Центр». Кризис в связи с прорывом противника на фронте 9-й армии, кажется, прошёл. Атака на участке 342-й дивизии отражен.

Совинформбюро.

В течение 7 августа наши войска вели ожесточённые бои в районах Плетеная, севернее Котельниково, Армавир и южнее Кущевская.

8 августа 1942 года. 413-й день войны

Западный фронт. К исходу 8 августа (суббота) обозначился успех и на участке соседнего 8-го танкового корпуса. Совместно с главными силами 251-й стрелковой дивизии его 93-я танковая и 8-я мотострелковая бригады подошли к восточному берегу Вазузы, прижав противника к реке, а их левофланговые подразделения начали переправляться на западный берег. Ещё левее продвинулись вперёд 31-я и 25-я танковые бригады корпуса Соломатина. Взаимодействуя с частями 331-й стрелковой дивизии полковника П. Д. Берестова, первая из них форсировала Вазузу в районе Хлепени, вторая переправилась через Гжать. В результате советские войска на этом участке достигли рубежа Хлепень, Климово, Попсуева, а несколько южнее продвинулись до Бургово. Преодолел Гжать и 2-й гвардейский кавалерийский корпус, наступавший в полосе 354-й стрелковой дивизии генерал-майора Д. Ф. Алексеева. Продолжая действовать совместно с ней, он в ходе ожесточённых боёв вошёл в населённые пункты Романово, Подъяблонки, Колокольня. При переправе через реку кавалеристы понесли значительные потери, поскольку немецкая авиация непрерывно штурмовала конницу с низких высот. Советской авиации не было видно, хотя только для поддержки 20-й армии выделялось 9 авиадивизий; зенитная артиллерия далеко отстала от передовых частей. Левофланговые соединения 20-й армии, преодолевая упорное сопротивление, продвигались в направлении Карманово. ([3] стр. 332) 40-й танковый корпус фон Швеппенбурга подошёл к северному берегу реки Кума у города Минеральные Воды.

Юго-Восточный фронт. Вечером 8 августа 16-я и 24-я танковые дивизии 6-й немецкой армии под командованием Паулюса, прорвавшиеся с севера и юга, сомкнули «клещи» западнее Калача-на-Дону, окружив 6 дивизий и части усиления 62-й армии. Остатки войска генерала Лопатина откатывались на восток. Их отступление прикрывал 23-й танковый корпус, от которого осталось 20 танков, 30 орудий и миномётов и около 200 стрелков. ([3] стр. 498)

Северо-Кавказский фронт. Оторванность войск, защищавших Грозный и Баку, от штаба фронта, который находился в Тбилиси, вынуждала создать свой штаб руководства. 8 августа по приказу Ставки была создана Северная группа войск Закавказского фронта, командовать которой назначили бериевского выдвиженца генерал-лейтенанта И. И. Масленникова, буквально за две недели до этого оставшегося без армии. В группу вошли 44-я и 9-я армии — всего 9 стрелковых дивизий и 3 гвардейские стрелковые бригады. Резерв командующего группой составляли две стрелковые дивизии, 52-я танковая бригада, 36-й и 42-й дивизионы бронепоездов, гвардейский полк реактивной артиллерии, миномётный полк. Через 3 дня из упразднённой Донской группы в подчинение Масленникова перешла 37-я армия. ([3] стр. 384)

Гальдер Франц. Наступление на юге продолжается вполне удовлетворительными темпами. Большая жара (до 55 °C), очень много пыли. Исключительно высокие темпы марша пехотных соединений. Южнее Воронежа венгры бегут с позиций. В остальном на фронте 2-й армии тихо.

Группа армий «Центр». Трудное положение из-за прорыва русских восточное Зубцова. Обстановка все ухудшается. Скоро будет достигнута критическая точка. Наступление противника на 342-ю дивизию также привело к частичным вклинениям. 36-ю моторизованную дивизию нужно отвести назад.

Совинформбюро.

В течение 8 августа наши войска вели ожесточённые бои в районах Клетская, северо-восточнее Котельниково, а также в районах Армавир и Кропоткин.

9 августа 1942 года. 414-й день войны

Западный фронт. 9 августа (воскресенье) корпус Гетмана, наступая совместно с частями 88-й стрелковой дивизии 31-й армии, с утра нанёс сильный удар по противнику. Сломить его сопротивление удалось лишь левофланговым частям. Развивая успех, корпус с пехотой в течение всего дня медленно продвигался вперёд, главным образом вдоль Вазузы. К исходу дня они вышли на рубеж Кортнево, Логово, [Тростино], Печора, расширив плацдарм на западном берегу реки до 8-9 км по фронту и до 3 км вглубь. Успешно наступал в этот день и 8-й корпус. Танкисты несли большие потери от вражеской авиации. Кавалерийский корпус Крюкова разбил 6-ю пехотную дивизию, но был остановлен в 8 км юго-восточнее Сычёвки частями 1-й танковой дивизии. В районе Карманово 8-й стрелковый корпус генерал-майора Ф. Д. Захарова весь день успешно отбивал атаки 46-го танкового корпуса противника. На исходе 9 августа командование Западного фронта приняло решение усилить войска, наступавших на Кармановском направлении. В частности, на это направление перебрасывался 8-й танковый корпус, передававшийся в подчинение 20-й армии. ([3] стр. 334)

Юго-Восточный фронт. 9 августа Ставка приняла решение, согласно которому Сталинградский фронт подчинялся командующему Юго-Восточного фронта. Генерал Гордов стал заместителем Еременко. Под натиском превосходящих сил часть и соединения 62-й армии начиная с 9 августа с боями отходили на левый берег Дона, чтобы занять там оборону. В это время перед фронтом армии действовали четыре пехотные, четыре моторизованные и одна танковая дивизии противника. 9 августа группа Чуйкова при поддержке приданного ей 13-го танкового корпуса попыталась нанести контрудар во фланг корпусу Гейма, но была отбита двумя румынскими пехотными дивизиями.

Северо-Кавказский фронт. 9 августа советские войска оставили город Краснодар.

Гальдер Франц. На юге заняты Краснодар и Майкоп. Впечатление, что русские войска южнее Дона разбегаются и пытаются сейчас уйти вместе с скопившимися в северо-западной части Кавказа войсками к побережью. Это впечатление всё усиливается. 4-я танковая армия перешла к обороне под сильным нажимом противника. Местами линию фронта пришлось даже оттянуть назад. Войска 6-й армии суживают котёл западнее Калача-на-Дону путём непрекращающихся ударов. На северо-восточном участке незначительные атаки противника. Обстановка у венгров, особенно под Воронежем, все ещё остаётся неясной. На фронте 2-й армии улучшение оборонительной позиции на северной окраине Воронежа.

Группа армий «Центр». Начало операции «Смерч» из-за непогоды отодвинуто на один день. Перед фронтом 3-й танковой армии множатся признаки того, что противник готовит наступление. Сегодня, несмотря на все попытки, противнику не удалось существенно расширить прорыв на фронте 9-й армии. У Ржева ничего особенного.

Группа армий «Север». В районе Киришей продолжаются изнурительные мелкие стычки.

Совинформбюро.

В течение 9 августа наши войска вели ожесточённые бои в районах Клетская, северо-восточнее Котельниково, а также в районах Армавир и Кропоткин.

10 августа 1942 года. 415-й день войны

Западный фронт. 10 августа (понедельник) войска правого крыла Западного фронта по всей полосе наступления подошли к рекам Вазуза и Гжать и освободили южную часть города Зубцова. Однако изменившееся в пользу противника соотношение сил ставило под вопрос успех дальнейшего наступления на Сычевку: в бой были введены практически все наличные войска, подвижные группы потеряли ударную силу, утратил своё действие фактор внезапности. Вместе с тем появление 2-й танковой дивизии немцев в районе Карманово угрожало левому флангу 20-й армии. 8-му танковому корпусу было приказано сосредоточиться 10 августа в районе Подберезки, совместно с частями 8-го гвардейского стрелкового корпуса нанести удар по левому флангу кармановской группировки врага и освободить районный центр Карманово. Таким образом, корпус генерала Соломатина был выведен из состава подвижной группы. В ночь на 10 августа он передал 251-й стрелковой дивизии свой участок боевых действий в районе Игнатово, Голяково и начал выдвигаться на Кармановское направление. Вследствие этого ударная группировка, наступавшая на Сычёвку, была ещё более ослаблена. В её составе остался один танковый корпус, которому по-прежнему ставилась задача: расширить плацдарм, овладев участком Подъяблонки, Чупятино. 331-й и 354-й приказывалось закрепиться на достигнутых рубежах. В течение последующих трёх дней боёв войскам так и не удалось выполнить поставленную задачу — противник перешёл к жесткой обороне на заранее подготовленных рубежах. ([3] стр. 335)

Убедившись в бесперспективности контрудара на Погорелое Городище, Модель приказал войскам 9-й армии с 10 августа перейти к обороне.

Юго-Восточный фронт. Остатки 62-й армии генерала Лопатина в районе Калача-на-Дону откатывались на восток. Их отступление прикрывал 23-й танковый корпус, от которого осталось 20 танков, 30 орудий и миномётов и около 200 стрелков. До 10 августа он в составе сводного отряда удерживал правый берег Дона южнее Калача-на-Дону, обеспечивая переправу остатков разбитой 62-й армии. Мелкими группами и поодиночке пробивались к своим окруженцы. Так, командир 33-й гвардейской стрелковой дивизии полковник А. И. Утвенко вывел из окружения 120 человек. Практически вся артиллерия армии досталась немцам.

К 10 августа советские войска отошли на левый берег Дона и заняли оборону на внешнем обводе Сталинграда. Закончилась недолгая карьера 1-й и 4-й танковой армий и первой тысячи танков фронта. То есть 4-я танковая армия ещё фигурировала некоторое время, но «танкового» в ней ничего не осталось, теперь это было чисто общевойсковое объединение, получившее шуточное прозвище «четырёхтанковая». Управления танковых корпусов были выведены в тыл на переформирование и доукомплектование. ([3] стр. 498)

За время боёв с 5 по 10 августа в районе Абганерово войска противника понесли крупные потери и были отброшены с разъезда 74-й км. К исходу 10 августа войска 64-й армии, оттеснив противника, вновь вышли на внешний оборонительный обвод. Контрудар 64-й армии поддержала почти вся 8-я воздушная армия, которая ежедневно производила 400—600 самолёто-вылетов. В помощь сухопутным войскам была привлечена также 102-я истребительная авиационная дивизия ПВО. Лётчики дивизии наносили сильные удары по войскам и технике противника. 4-я немецкая танковая армия из-за значительных потерь вынуждена была перейти к обороне.

Северо-Кавказский фронт. 10 августа Ставка Верховного Главнокомандования указала маршалу Буденному: «В связи с создавшейся обстановкой самым основным и опасным для Северо-Кавказского фронта и Черноморского побережья в данный момент является направление от Майкопа на Туапсе. Выходом противника в район Туапсе 47-я армия и все войска фронта, находящиеся в районе Краснодара, окажутся отрезанными и попадут в плен… ни в коем случае, под вашу личную ответственность, не пропустить противника к Туапсе».

Для этой цели предполагалось использовать силы 18-й армии и 17-го Кубанского корпуса. Одновременно 12-й армии была поставлена задача обеспечить стык 18-й и 56-й армий. 47-я армия перемещалась в район Новороссийска, оставляя Таманский полуостров морской пехоте. Кораблями Черноморского флота из Закавказья перебрасывались 236-я и 32-я гвардейские дивизии, с задачей занять дорогу от Майкопа на Туапсе. Между тем противник продолжал наступление двумя ударными группами: силами 16-й моторизованной и 101-й легкопехотной дивизий на Апшеронский, Нефтегорск и силами 13-й танковой, 97-й легкопехотной дивизий и дивизии СС «Викинг» на Кабардинскую, Хадыженскую, пытаясь окружить войска 18-й армии. ([3] стр. 380)

Гальдер Франц. На юге, на Кубани, — стабилизация фронта, вызванная необходимостью оттяжки сил к побережью Чёрного моря. Войска Гота временно перешли к обороне. Паулюс сужает свой котел. У венгров ничего не выходит с очисткой западного берега Дона. Они пока прекращают эти попытки и переходят к обороне. На северном участке у Воронежа местные бои. На северном участке фронта 2-й армии в общем спокойно.

Группа армий «Центр». Признаки готовящегося наступления перед фронтом 20-го армейского корпуса. У 9-й армии, несмотря на трудное положение на ряде участков и на очень упорные атаки против участка к северу от Ржева, наблюдается некоторая разрядка обстановки.

Группа армий «Север». Кроме атак в районе Киришей ничего существенного.

Совинформбюро.

В течение 10 августа наши войска вели ожесточённые бои в районах Плетеная, северо-восточнее Котельниково, а также в районах Армавир, Краснодар, Майкоп.

11 августа 1942 года. 416-й день войны

Западный фронт. В середине августа немцы начали наступление из района западнее Болхова на Калугу, пытаясь ослабить удар советских войск в районе Ржева. Замысел операции «Смерч» сводился к глубокому прорыву обороны 16-й и 61-й советских армий и развитию в дальнейшем успеха в направлении на Сухиничи, чтобы выйти затем в район западнее Юхнова и поставить этим под угрозу всё левое крыло Западного фронта. Для проведения этой операции привлекалось 11 дивизий, в том числе 9-я и 11-я танковые и 25-я моторизованная, имевшие до 400 боевых машин. Широко использовалась авиация. 11 августа (вторник) соединения 2-й танковой армии внезапным ударом прорвали оборону на стыке 16-й и 61-й армий и вклинились на узком участке на 35-40 км, выйдя к реке Жиздра на участке Восты, Белокамень. Три стрелковые дивизии генерала Белова оказались отрезанными от основных сил. Одновременно другая группировка немецких войск нанесла удар на участке левофланговой 322-й стрелковой дивизии 16-й армии Баграмяна, оборонявшей рубеж по реке Россета. Немцы стремились выйти к реке Жиздра и сомкнуться со своей основной ударной группировкой, действовавшей против армии Белова. ([3] стр. 344)

Юго-Восточный фронт. Войска 64-й армии к исходу 11 августа снова вышли на внешний оборонительный обвод. Корпус Танасчишина за это время потерял 96 танков, получил 40 машин пополнения и занял оборону в боевых порядках общевойсковых соединений. Танки использовались на переднем крае как неподвижные огневые точки — закопаны в землю по башни и замаскированы. В дальнейшем в связи с ухудшением обстановки в районе Калача-на-Дону 64-я армия вынуждена были отойти за реку Мышкова. ([3] стр. 497)

Северо-Кавказский фронт. 11 августа Ставка советского Верховного Главнокомандования передала войска 37-й армии, отходившие на рубеж реки Малки, в состав Закавказского фронта и расформировала Донскую группу.

Гальдер Франц. Группа армий «А». Сопротивление противника усиливается. Наши войска развёртываются для действий на более широком фронте. Группа армий «Б». Ликвидирован котел в полосе 6-й армии. Сейчас группа армий начинает перегруппировку сил 6-й армии для продолжения наступления. Развёртываются войска Гота. Бои местного значения. На фронте 2-й армии сравнительно спокойно. Только на северном участке — атаки при поддержке многочисленных танков. У венгров, которые уклоняются от любого удара противника, обстановка все более безотрадная.

Группа армий «Центр». Операция «Смерч» начата вполне успешно. Перед южным крылом 3-й танковой армии, кажется, готовится наступление противника. Тяжёлые бои на участке вражеского прорыва у 9-й армии в районе Ржева. Войска испытывают большие трудности. Группа армий «Север». Обычные бои в районе Киришей.

Совинформбюро.

В течение 11 августа наши войска вели ожесточённые бои в районах Клетская, северо-восточнее Котельниково, а также в районах Черкесск, Майкоп и Краснодар.

12 августа 1942 года. 417-й день войны

Западный фронт. Генерал Баграмян ввёл в дело армейские резервы, но всё же противнику удалось выйти к Жиздре на участке Гретня, Восты. 322-я дивизия потерпела значительный урон, но окружения избежала, отступив за реку. Выйдя к Жиздре, немцы на протяжении нескольких дней стремились форсировать её и развить успех в направлении Сухиничей. Ценой больших потерь им удалось крупными силами при поддержке танков форсировать реку в районе населённого пункта Глинная, проникнуть на узком участке в лес, что южнее Алёшинки, и выйти на ближайшие подступы к этому населённому пункту. Но здесь германская мотопехота была остановлена мощным огнём крупнокалиберных орудий армейской артиллерийской бригады, а контратаками 146-й танковой бригады и частей 11-й гвардейской стрелковой дивизии отброшена вглубь леса. При попытке возобновить наступление на Алёшинку танковые дивизии противника потерпели тяжёлое поражение от контрудара вовремя подоспевшего из резерва фронта 9-го танкового корпуса генерал-майора А. В. Куркина. Одновременно другая немецкая группировка стремилась прорваться из района Гретня на северо-запад в общем направлении на Сухиничи, но огнём и контратаками наших войск была отброшена в исходное положение. Это стало кульминационным моментом. Войска 16-й армии выстояли и заставили врага прекратить наступление и перейти к обороне. ([3] стр. 344)

Юго-Восточный фронт (Великая Отечественная война). Советские войска оставили г. Элисту. В Сталинград вторично командирован представитель Ставки ВГК, начальник Генерального штаба генерал А. М. Василевский. Войска 62-й армии продолжали вести бои и на западном берегу реки, где противник встал на пути отхода 33-й гвардейской, 181, 147-й и 229-й стрелковых дивизий.

Противник решил нанести одновременно два удара по сходящимся направлениям — с северо-запада и юго-запада от Сталинграда. Северная группировка (6-я армия) должна была захватить плацдармы в малой излучине Дона и наступать в направлении Сталинграда с северо-запада. Южная группировка (4-я танковая армия) наносила удар из района Плодовитое, Абганерово вдоль железной дороги на север, где на пути противника к Сталинграду оборону держали войска 64-й и 57-й армий. Левый фланг 4-й танковой армии немцев обеспечивался двумя румынскими дивизиями. В состав этой армии 12 августа были переданы 24-я танковая и 297-я пехотная дивизии из 6-й армии. Противник также усилил северную группировку за счёт прибывшей на сталинградское направление 8-й итальянской армии. Последняя выдвинулась к Дону на участок от Павловска до устья р. Хопёр, сменив находившиеся здесь дивизии 29-го армейского корпуса.

Северо-Кавказский фронт. Противник продолжал наступление двумя ударными группами: силами 16-й моторизованной и 101-й легкопехотной дивизий на Апшеронский, Нефтегорск и силами 13-й танковой, 97-й легкопехотной дивизий и дивизии СС «Викинг» на Кабардинскую, Хадыженскую, пытаясь окружить войска 18-й армии. 12 августа немцы захватили Белореченскую. Здесь вела тяжёлые бои 383-я стрелковая дивизия генерала Провалова, справа от неё оборонялись 31-я стрелковая и 9-я дивизия НКВД, слева 17-й кавалерийский корпус — 12,13,15 и 116-я дивизии. Германские части форсировали Лабу восточнее Белореченской на участке кубанцев и прорвались в район Хадыженской.

С 1 по 12 августа Ставка произвела перегруппировку войск Закавказского фронта. Одновременно из резерва Ставки были выделены 2 гвардейских стрелковых корпуса (10-й и 11-й) и в течение августа ещё 11 стрелковых бригад. С советско-турецкой границы и побережья Чёрного моря на рубеж Терек — Урух были переброшены пять стрелковых дивизий, три стрелковые и одна танковая бригада, три артиллерийских полка, бронепоезд и несколько других частей.

От устья Терека до Червлённой оборона поручалась 44-й армии под командованием генерал-майора А. А. Хрящёва (со 2 августа — генерал-майора Петрова). Армия имела в своём составе 6 стрелковых дивизий. От Червлённой до Майского и далее по реку Урух оборона поручалась войскам армейской группы под командованием генерал-лейтенанта В. Н. Курдюмова в составе четырёх стрелковых дивизий и 11-го гвардейского корпуса (вскоре эти войска приняло в своё подчинение управление 9-й армии). Особое внимание обращалось на прикрытие подступов к Грозному, Орджоникидзе, Военно-Грузинской и Военно-Осетинской дорогам.

Оборона Главного Кавказского хребта от Мамисонского перевала до побережья Чёрного моря возлагалась на войска 46-й армии, которой командовал генерал-майор В. Ф. Сергацков. Второй оборонительный рубеж создавался по реке Сулак. Его занимала 116-я стрелковая дивизия. Кроме того, в глубине создавался оборонительный рубеж от Махачкалы до Буйнакска и тыловые рубежи по реке Самур в районе Дербентских ворот. Для обороны крупных административных и промышленных центров формировались оборонительные районы, основу войск в них составляли дивизии НКВД.

45-я армия генерал-лейтенанта Ф. Н. Ремезова и 15-й кавалерийский корпус прикрывали государственную границу с Турцией и коммуникации в Иране. ([3] стр. 380)

Гальдер Франц. Группа армий «А». Все усиливающееся сопротивление противника на северных склонах Кавказа (у Краснодара и в других местах). Группа армий «Б». Перегруппировка для возобновления наступления проходит без существенных помех со стороны противника. Перед фронтом Гота противник усиливается. По данным разведки, следует ожидать, что противник будет стремиться удержать восточную часть Кавказа, Астрахань и Сталинград. В районе Воронежа и на северном участке фронта группы армий отражены усиленные атаки противника.

Группа армий «Центр». Для успеха операции «Смерч» нужно преодолеть первые трудности и расчистить путь для 9-й и 11-й танковых дивизий. Силы противника на этом участке были, по-видимому, такими же, как раньше, просто он находился в стадии перегруппировки. Сведения агентуры говорят о создании в районе Тулы крупной танковой группировки, которая предназначена для действий в районе Мценска и Орла. Перед 20-м армейским корпусом на фронте 3-й танковой армии противник, по-видимому, готов перейти в наступление.

Обстановка на участке большого прорыва по-прежнему напряжённая. Ясно вырисовывается намерение противника сбить обе главные опоры нашего наступления на восток. Весьма отрадно, что противник ослабил своё давление в направлении дороги Ржев — Сычёвка.

Группа армий «Север». Продолжаются атаки против коридора.

Совинформбюро.

В течение 12 августа наши войска вели бои в районах Клетская, северо-восточнее Котельниково, а также в районах Черкесск, Майкоп и Краснодар.

13 августа 1942 года. 418-й день войны

13 августа (четверг), когда стало окончательно ясно, что в 1942 году второго фронта в Европе не будет, Сталин вручил британскому премьеру весьма жесткий меморандум, в котором обвинил правительство Великобритании в том, что оно нанесло «моральный удар всей советской общественности» и разрушило планы советского командования, построенные из расчёта на «создание на Западе серьёзной базы сопротивления немецко-фашистским силам и облегчения таким образом положения советских войск». Далее утверждалось, что именно сейчас сложились наиболее благоприятные условия для высадки союзников на континент, поскольку Красная Армия отвлекла на себя все лучшие силы вермахта. Верховный прямо признал — Советский Союз стоит на грани поражения, что приведёт в первую очередь к ухудшению положения. ([3] стр. 427)

Западный фронт. Перешла в наступление 33-я армия генерал-лейтенанта М. С. Хозина.

13 августа немцы нанесли внезапный удар со стороны Вишняково, Холм по позициям 88-й стрелковой дивизии. В результате её части вынуждены были оставить Сады и Васильки. Дивизия закрепилась на участке восточнее Плющево, Пищалино, Лучково, Логово. При этом 6-му корпусу было приказано принять от неё участок, тянувшийся от последнего населённого пункта на юго-восток к Вазузе, и ударом в Западном направлении вернуть вновь захваченную противником деревню Сады. ([3] стр. 337)

Юго-Восточный фронт. 13 августа Ставка возложила командование Сталинградским и Юго-Восточным фронтами на генерал-полковника А. И. Еременко. Его заместителями были назначены: по Сталинградскому фронту — генерал-лейтенант В. Н. Гордов, по Юго-Восточному фронту — генерал-лейтенант Ф. И. Голиков. 33-я гвардейская, 81, 147-й и 229-й стрелковые дивизий 62-й армии вели бои в окружении, пробиваясь к переправам через Дон.

13 августа две пехотные дивизии 6-й армии (корпус Штрекера) повели наступление на правом фланге 4-й танковой армии Крюченкина, состоявшей теперь из шести стрелковых дивизий (343, 192, 205, 18, 321, 184-й), в направлении на Перекопку. Оборонявшаяся здесь 321-я стрелковая дивизия, не выдержав натиска противника, начала отходить на северо-восток. Для усиления обороны на этом участке генерал Крюченкин в тот же день перебросил с центрального участка армейской полосы истребительную бригаду и противотанковый артполк. Командующий фронтом, в свою очередь, передал в распоряжение командующего 4-й танковой армии 193-ю танковую бригаду, 2 отдельных танковых батальона, 22-ю истребительно-противотанковую артбригаду, 2 артполка и гвардейский миномётный полк. В ходе 2-дневных боёв немцы были остановлены, но в боевые действия в полосе 321-й дивизии втянута немалая часть резервов армии и фронта. ([3] стр. 504)

Гальдер Франц. На юге никаких существенных изменений, лишь местные успехи. Становится очевидным намерение противника удерживать Северный Кавказ и создать для обороны Южного Кавказа группу на Тереке и к югу от него. У Воронежа и северо-западнее жестокие, но успешно ведущиеся бои по отражению атак противника.

Операция «Смерч» медленно развивается, но сопротивление противника ещё не сломлено. Все ещё есть вероятность, что противник нанесёт удар в районе Мценска; такая же возможность есть у него и в районе Юхнова. На фронте 3-й танковой армии, как и ожидалось, сегодня началось вражеское наступление. Достигнуто небольшое вклинение! На участке большого прорыва обстановка несколько разрядилась, но по-прежнему существует опасность повторных острых кризисов. Наши потери, особенно в танках, весьма ощутимы.

Отбиты очередные атаки против коридора на фронте группы армий «Север». Успешно ведутся оборонительные бои в районе Киришей.

Совинформбюро.

В течение 13 августа наши войска вели бои в районах Клетская, северо-восточнее Котельниково, а также в районах Минеральные Воды, Черкесск, Майкоп и Краснодар.

14 августа 1942 года. 419-й день войны

14 августа (пятница) Черчилль ответил на меморандум известной «Памятной запиской», в которой указывал: «…нападение шести или восьми англо-американских дивизий на полуостров Шербур и на острова Канала было бы рискованной и бесплодной операцией. Немцы располагают на Западе достаточным количеством войск… По мнению всех британских военно-морских, военных и воздушных органов, операция могла бы окончиться лишь катастрофой». ([3] стр. 427)

Юго-Восточный фронт. После жестоких боёв, продолжавшихся с 7 по 14 августа, войска 62-й армии отошли на левый берег реки и закрепились на внешнем оборонительном обводе на участке от Вертячего до Ляпичева. В оперативной сводке № 90 штаба 62-й армии к 18 час. 00 мин. 14 августа говорилось: «Новых сведений о положении 33 гв., 181, 147, 229-й сд не поступило. Отдельные мелкие группы переправлялись на восточный берег р. Дон в полосе 131-й и 112-й сд». [5]

Гальдер Франц. Группа армий «А». Неплохие успехи, несмотря на упорное сопротивление вражеских арьергардов.

Группа армий «Б». Подготовка к продолжению наступления. У Воронежа и северо-западнее успешно отражено наступление противника при участии нескольких сот танков.

Группа армий «Центр». Очень напряжённая обстановка. Операция «Смерч» развивается довольно успешно, но войска лишь с трудом преодолевают упорное сопротивление противника и очень труднопроходимую и подготовленную в инженерном отношении местность. На фронте 3-й танковой армии противник добился глубокого и широкого прорыва. В полосе 9-й армии противник переносит основные усилия на участок прорыва и в район Ржева. Здесь отводятся назад 14-я моторизованная и 256-я пехотная дивизии.

Совинформбюро.

В течение 14 августа наши войска вели бои в районах Клетская, северо-восточнее Котельниково, а также в районах Минеральные Воды, Черкесск, Майкоп и Краснодар.

15 августа 1942 года. 420-й день войны

Юго-Восточный фронт. Утром 15 августа (суббота) после двухчасовой артиллерийской и авиационной подготовки Паулюс нанёс одновременно два удара по войскам Крюченкина: главный — на Сироткинскую, вспомогательный — на Трёхостровскую. За первый день немцам удалось продвинуться на 12-20 км. Их танки прорвались к командному пункту 4-й танковой армии; с этого момента штаб Крюченкина уже ничем не управлял. В полном окружении оказались 192, 205 и 184-я стрелковые дивизии. В трёх других осталось по 700—800 бойцов. Разбив советские войска в малой излучине, немцы форсировали Дон и овладели плацдармом на левом берегу в районе Песковатки, Вертячего.

Оценив обстановку, командующий фронтом решил нанести контрудар прибывающей 1-й гвардейской армией, которой командовал генерал Москаленко. Новая армия имела в своём составе 5 гвардейских стрелковых дивизий, которые формировались на основе воздушно-десантных корпусов. Их личный состав подбирался из настоящих бойцов, прошедших хорошую подготовку, поэтому звание «гвардейцев» им было присвоено авансом. Однако бывшие парашютисты в большинстве не имели боевого опыта, а сама армия только-только выгрузилась, сосредоточение не закончила и из-за неэффективной работы тыловых учреждений не могла получить у штаба фронта боеприпасов и прочего снабжения. На подготовку отводилась одна ночь, ибо «суровая, грозная обстановка на подступах к Сталинграду вынуждала командующего фронтом использовать все имеющиеся силы». ([3] стр. 505)

Северо-Кавказский фронт. В первых числах августа немецкий 49-й горнопехотный корпус Конрада из района Невинномысска и Черкесска начал движение к перевалам. В горы шли хорошо обученные, полностью укомплектованные, обеспеченные специальным альпинистским снаряжением соединения. Путь на перевалы от Санчаро до Эльбруса был, по существу, открытым. Разделившись на 4 группы, альпийские стрелки 1-й и 4-й горнопехотных дивизий устремились по долине реки Большая Лаба в направлении перевалов Санчаро и Псеашха, по долинам рек Марух и Большой Зеленчук — к перевалам Наурский и Марух, а по долине реки Теберда — на перевал Ютухорский и Домбай. Ещё одна группа «эдельвейсов», составленная из опытных альпинистов, направлялась по долине реки Кубань к перевалам Нахар, Гондарай, Морды на Главном Кавказском хребте и далее к Хотю-Тау. Этот путь вёл к Эльбрусу и в тыл советских частей, отходивших вверх по Баксанскому ущелью. Перевалы Хотю-Тау, Чипер-Азау в этом горном узле никем не охранялись, на самом Эльбрусе находились лишь четыре сотрудника метеорологической станции. На Белореченском направлении действовали части 97-й легкопехотной дивизии.

По ущельям в сторону хребта отходили разрозненные советские подразделения, отрезанные в предгорьях от основных сил. Эти части оказывали сопротивление на наиболее выгодных для обороны участках наседавшим егерям. Немцы 15-го числа захватили Клухорский перевал, который должен был оборонять один батальон 815-го полка 394-й стрелковой дивизии. Фактически на перевале находилась лишь рота, легко сброшенная «эдельвейсами», две другие роты располагались на южных склонах, а ближайшие подкрепления — в Сухуми, в 110 км от перевала (из них 80 км горными тропами). Штабу 46-й армии генерала Сергацкова об этом стало известно только 17 августа.

Подобная обстановка сложилась и на других направлениях, где немцы либо упредили советские части в занятии перевалов, либо сбили прикрывавшие их мелкие подразделения. На Клухорском и Санчарском направлениях, пользуясь полной внезапностью, они в короткий срок продвинулись на 10-25 км по южным склонам, создав угрозу Сухуми и коммуникациям вдоль Черноморского побережья. ([3] стр. 423)

Гальдер Франц. Войска труппы армий «А» продвигаются вперёд вполне удовлетворительными темпами. В группе армий «Б» войска Паулюса добились больших успехов в наступлении. У Воронежа успешные оборонительные бои.

Группа армий «Центр». Операция «Смерч» развивается медленно и с трудом. Прорыв противника на фронте 3-й танковой армии вынуждает к частичному оттягиванию назад линии фронта. Войска 9-й армии ведут вполне успешно оборонительные бои. Улучшение обстановки благодаря перегруппировке противника. Трудности возникнут, по-видимому, в районе Ржева и к востоку от него.

Группа армий «Север». Противник, по-видимому, продолжает подтягивать силы в направлении Старой Руссы. Успешные оборонительные бои в районе Киришей.

ОКХ принят приказ о создании легиона «Идель-Урал» — подразделения вермахта, состоявшего из представителей поволжских народов СССР.

Совинформбюро.

В течение 15 августа наши войска вели бои в районах юго-восточнее Клетская, северо-восточнее Котельниково, а также в районах Минеральные Воды, Черкесск, Майкоп и Краснодар.

16 августа 1942 года. 421-й день войны

Юго-Восточный фронт. 16 августа (воскресенье) 1-я гвардейская армия вступила в сражение тремя своими дивизиями. На некоторое время фронт здесь был стабилизирован. 4-я танковая армия, получив две свежие гвардейские дивизии, заняла оборону по восточному берегу Дона от Вертячего до устья реки Иловля.

Гальдер Франц. Потери с 22.6.1941 года по 10.8.1942 года на Востоке (не считая больных) 1 472 765 человек.

Обстановка южнее Дона в предгорьях Кавказа медленное, но безостановочное продвижение вперёд при упорном сопротивлении вражеских арьергардов. Противник отходит через отроги Северного Кавказа к Чёрному морю. Следует ожидать сопротивления под Орджоникидзе. Противник подбрасывает свежие силы от Баку на Махачкалу. Под Сталинградом успешно продолжается наступление войск Паулюса. В районе Воронежа и севернее в общем спокойно. Отражаются местные атаки.

Группа армий «Центр». На фронте 2-й танковой армии весьма незначительное продвижение вперёд с большими потерями. 3-я танковая армия в затруднительном положении из-за прорыва противника. Угроза оперативного прорыва незначительна. 9-я армия также в трудном положении (Ржев).

Группа армий «Север». Атаки противника на фронте 16-й армии не ослабевают. У 18-й армии относительно спокойно…

Совинформбюро.

В течение 16 августа наши войска вели бои в районах юго-восточнее Клетская, северо-восточнее Котельниково, а также в районах Минеральные Воды и Краснодар. Наши войска оставили город Майкоп. Оборудование майкопских нефтепромыслов и все наличные запасы нефти своевременно вывезены, а сами нефтепромыслы приведены в полную негодность. Немецкие фашисты, рассчитывавшие со взятием Майкопа поживиться за счёт советской нефти, просчитались: советской нефти они не получили и не получат.

17 августа 1942 года. 422-й день войны

Воронежский фронт. В период с 6 по 17 августа (понедельник) 6-я армия Воронежского фронта провела наступательную операцию против 2-й венгерской армии. Советские войска форсировали Дон южнее Воронежа и захватили плацдармы на его западном берегу севернее Коротояка (20 километров западнее Лиски). Командование группы армий «Б» вынуждено было в связи с этим задержать под Воронежем три пехотные и две танковые дивизии, предназначавшиеся для наступления на Сталинград. ([4] стр. 475)

Юго-Восточный фронт. Ослабленная в предшествующих боях, 4-я танковая армия своим левым флангом 17 августа отошла за Дон, заняв оборону по внешнему обводу от устья р. Иловля до Вертячего, а частью сил (правофланговыми соединениями) — на северо-восток. На рубеже КременскаяСиротинская—устье р. Иловля оборону занимали дивизии 1-й гвардейской армии, прибывшей из резерва. Маршал К. С. Москаленко пишет, что вначале выгрузились 39-я и 40-я гвардейские дивизии под командованием генерал-майоров С. С. Гурьева и А. И. Пастревича. Затем стали прибывать 37-я и 38-я гвардейские стрелковые дивизии. Все они ещё не успели закончить формирование, но должны были сразу же вступить в бои. 41-я гвардейская дивизия была на марше. Командующий фронтом перед 1-й гвардейской армией поставил боевую задачу — удержать плацдарм в малой излучине Дона. На правобережный плацдарм переправилась 38-я гвардейская стрелковая дивизия под командованием полковника А. А. Онуфриева и с ходу включилась в бои. В полосе 1-й гвардейской армии противник не смог форсировать Дон. В итоге напряжённых боёв на дальних подступах к Сталинграду с 17 июля по 17 августа 6-я немецкая армия оттеснила советские войска на левый берег Дона, сначала на участке от Вертячего до Ляпичева, а затем в районе Трёхостровская. [5]

После упорных боёв немецко-фашистские войска форсировали Дон в районе хутора Вертячий и захватили плацдарм на левом берегу Дона западнее Сталинграда. Идут ожесточённые бои на участке Абганерово.

Северо-Кавказский фронт. Завершилась Армавиро-Майкопская операция. Войска Северо-Кавказского фронта остановили наступление 1-й танковой и 17-й полевой немецких армий. Противник продвинулся на 100—120 км. После отхода к предгорьям войска маршала Буденного силами 18, 12 и 56-й армий к 17 августа закрепились на рубеже Хамышки, Самурская, Нефтегорск, Кабардинская, Дубинин, Ставропольская, Азовская. 47-я армия отошла к Новороссийску на рубеж Шапсугская, Крымская, Троицкая, Славянская, Петровская. Между 47-й и соседней с ней 56-й армией к этому времени образовался разрыв от Абинской до Азовской протяжённостью около 40 км, который не был прикрыт войсками.

Стремясь объединить усилия войск и флота для обороны Новороссийска и Таманского полуострова, командующий фронтом 17 августа создал Новороссийский оборонительный район (НОР), в который вошли войска 47-й армии (две стрелковые дивизии и две бригады), 216-й стрелковой дивизии из состава 56-й армии, Азовская военная флотилия, Темрюкская, Керченская, Новороссийская военно-морские базы и сводная авиационная группа. Командование НОР поручалось генерал-майору Г. П. Котову. Его заместителем по морской части был назначен командующий Азовской флотилией контр-адмирал С. Г. Горшков. Им была поставлена задача не допустить прорыва противника к Новороссийску как с суши, так и с моря. Оборону с суши должна была осуществлять 47-я армия совместно с морской пехотой. Защита базы с моря возлагалась на береговую артиллерию, корабли военно-морской базы и авиацию флота. ([3] стр. 395)

Баренцево море. Немецкая подводная лодка U-209 разгромила караван безоружных судов в районе острова Матвеев. Из 328 человек, находившихся на судах уничтоженного каравана, 305 утонули, либо погибли в ходе артиллерийского обстрела. в том числе и 14 членов экипажа буксирного парохода «Комсомолец» и баржи П-4.

Гальдер Франц. Кавказ. Медленное продвижение на западе, выход к горному хребту в центре, стабилизация фронта на востоке. Сталинград. Наступающие войска Гота и Паулюса хорошо продвигаются вперёд. Недавно они усилены хорошими соединениями. Зальмут (командующий 2-й армией). Только атаки местного значения. Предположительно, противник готовится снова перейти в наступление западнее и южнее Воронежа. Шмидт (командующий 2-й танковой армией). Наступление застопорилось, однако оно сковывает значительные и весьма боеспособные силы противника. Рейнгардт (командующий 3-й танковой армией). Главная опасность устранена. Следует ожидать возобновления наступления. Плохая погода! Модель (командующий 9-й армией). Спокойный день. Противник, кажется, устал, наступает на различных участках разрозненно действующими группами. Подтягивает силы, снимая их с участков поблизости.

Совинформбюро.

В течение 17 августа наши войска вели бои в районах юго-восточнее Клетская, северо-восточнее Котельниково, а также в районах Минеральные Воды и Краснодар.

18 августа 1942 года. 423-й день войны

Западный фронт. К исходу 18 августа (вторник) 6-й танковый корпус и части 251-й стрелковой дивизии в районе Ржева потеснили противника на обоих направлениях, форсировали Осугу на ряде участков и вели бои на рубеже Лучково — Сады — Зеваловка — Печора. ([3] стр. 337)

Упорной обороной войск 16-й армии и контрударами 3, 9 и 10-го танковых корпусов и стрелковых соединений наступление противника в ходе операции «Смерч» к 18 августа было остановлено. Немцы потеряли до 10 тыс. человек убитыми и свыше 200 танков и отказались от дальнейших планов наступления. ([3] стр. 346)

Юго-Восточный фронт. Пытаясь расширить плацдарм на левом берегу реки Дон, гитлеровское командование сосредоточило крупные силы в районе Вертячий — Песковатка. Натиск гитлеровских войск, рвущихся к Волге, сдерживали 4-я танковая и 62-я армии.

Северо-Кавказский фронт. Клейст перебросил под Моздок две дивизии 40-го танкового корпуса: из района Армавира 13-ю танковую дивизию генерал-майора Герра, из района Нальчика — 3-ю танковую дивизию генерал-майора Брайта. На Моздокское направление выдвигались также 111-я пехотная дивизия генерал-майора Рюкнагеля и 370-я пехотная дивизия под командованием генерал-майора Клеппа, входившие в состав 52-го армейского корпуса. На Нальчикском направлении оставались 23-я танковая генерала фон Маккаи 2-я румынская горнострелковая дивизии. Итого: немцы собирались завоевать нефтеносные районы Грозного и Баку, имея всего 6 дивизий и 340 танков. 18 августа советские передовые отряды вступили в бой с частями 52-го армейского корпуса. ([3] стр. 385)

18 августа начались бои на перевалах. Соединения 49-го немецкого горнострелкового корпуса, наступавшие из района Черкесска, оттеснили части 3-го стрелкового корпуса 46-й армии, захватили перевалы Клухорский, Санчаро, Марухский и некоторые другие и начали выдвигаться к южным склонам Главного Кавказского хребта. Создалась угроза прорыва врага к Чёрному морю. Противнику удалось захватить перевалы потому, что их оборона была организована неудовлетворительно. Командование и штаб Закавказского фронта считали, что перевалы недоступны для противника, и поэтому не уделили необходимого внимания их укреплению. «Некоторые из нас, — вспоминает бывший командующий Закавказским фронтом И. В. Тюленев, — считали главной задачей войск фронта — оборону Черноморского побережья, где и были развёрнуты основные силы 46-й армии». ([4] стр. 461)

Гальдер Франц. На юге включая Кавказ и Сталинград медленное продвижение вперёд при растущем сопротивлении противника. На Дону и под Воронежем спокойно. Группа армий «Центр». Наступление по плану «Смерч» все ещё не может набрать нужный темп. Очень сильное сопротивление и труднопроходимая местность. Атаки противника на фронте 3-й танковой и 9-й армий временно несколько ослабли.
Группа армий «Север». Принято решение не проводить операцию «Шлингенпфланце» («Вьюн»). На фронте 16-й и 18-й армий по-прежнему атаки местного значения.

Совинформбюро.

ИТОГИ ТРЁХМЕСЯЧНЫХ БОЁВ НА СОВЕТСКО-ГЕРМАНСКОМ ФРОНТЕ (с 15 мая по 15 августа).

Красная Армия вела и ведёт ныне в районе Воронежа, в излучине Дона и на Юге непрерывные кровопролитные бои против наступающих немецко-фашистских войск. Эти бои носят крайне ожесточённый характер… Немецко-фашистские оккупанты захватили в районе Дона и на Кубани большую территорию и важные в промышленном отношении города — Ворошиловград, Новочеркасск, Шахты, Ростов, Армавир, Майкоп. Хотя большая часть населения занятых немцами районов была эвакуирована, хлеб и оборудование заводов вывезены, а частично уничтожены при отходе, Советский Союз понёс за это время значительные материальные потери…

За истекшие месяцы ожесточённых боёв на советско-германском фронте Красная Армия в упорных боях нанесла немецким, итальянским, румынским и венгерским захватническим войскам огромный урон в людях и боевой технике. За три месяца активных боевых действий летом этого года, с 15 мая по 15 августа, немцы потеряли 1 250 000 солдат и офицеров, из них убитыми не менее 480 000. Они потеряли кроме того 3390 танков, до 4000 орудий всех калибров и не менее 4000 самолётов.

Потери советских войск с 15 мая по 16 августа составляют: убитыми, ранеными и пропавшими без вести 606 000 человек, 2240 танков, 3162 орудия всех калибров, 2198 самолётов… Набивши руку на фальшивках, гитлеровцы жонглируют головокружительными лживыми цифрами. Так, 12 августа с. г. немцы опубликовали сообщение об итогах весенне-летних боёв этого года. Гитлеровцы утверждают, что немецкие войска за этот период якобы взяли 1044241 пленного, захватили или уничтожили 10 131 орудие, 6271 танк и 6056 самолётов! Опубликованные Совинформбюро фактические данные о потерях Красной Армии начисто отметают лживые сообщения гитлеровцев…

В течение 18 августа наши войска вели бои с противником в районах юго-восточнее Клетская, северо-восточнее Котельниково, а также в районах Пятигорск и Краснодар.

19 августа 1942 года. 424-й день войны

Ленинградский фронт. Волховский фронт. Началась Синявинская наступательная операция войск Ленинградского (Невская операт. группа, 55-я армия) и Волховского (8-я и 2-я Ударная армии) фронтов при содействии сил Балтийского флота и Ладожской военной флотилии, продолжавшаяся до 10 октября. 55-я армия перешла в наступление на Тосно (см. Усть-Тосненская операция и Усть-Тосненский десант). Невская оперативная группа перешла в наступление на Синявино 3 сентября, Волховский фронт — 27 августа.

Западный фронт. Командование Западного фронта подготовило наступательную операцию с целью разгрома группировки противника, прорвавшейся в глубину советской обороны в ходе операции «Смерч». Решающая роль в операции отводилась 3-й танковой армии под командованием генерал-лейтенанта П. Л. Романенко, которая получила приказ нанести удар из района южнее Козельска в направлении Вейно, Старица. Наступление намечалось на 19 августа (среда). Но к этому времени из-за обильных дождей и неорганизованной работы железной дороги войска Романенко не успели сосредоточиться в указанном районе, поэтому начало наступления откладывалось несколько раз.

Медлительность перегруппировки соединений и частей использовал противник. Его авиация стала наносить массированные удары по выдвигавшимся эшелонам армии и районам её сосредоточения. Получив данные о сосредоточении 3-й танковой армии в районе Козельска, наступавшие на этом направлении немецкие войска в ночь на 19 августа на рубеже Кричина, Кумово, Сметские Выселки, Озерна, Леоново перешли к позиционной обороне. Непосредственно в полосе наступления танковой армии оборонялись части 26-й и 56-й пехотных дивизий, усиленные танковыми подразделениями 11-й танковой дивизии, главные силы которой находились в резерве. Используя выгодные условия местности — лесные массивы, перелески, высоты, овраги и заболоченные участки, германская пехота создала сильную оборону, прикрыв её минными полями, а местами и проволочными заграждениями. ([3] стр. 347)

Юго-Восточный фронт. 19 августа 1942 г. Паулюс подписал приказ «О наступлении на Сталинград». Ударные группировки 6-й и 4-й танковой гитлеровских армий при участии 8-й итальянской армии одновременно начали наступление на Сталинград с севера и юга. Противник добился незначительных успехов, его продвижение было остановлено на рубеже совхоза имени Юркина севернее Абганерово.

Северо-Кавказский фронт. 19 августа началась Новороссийская оборонительная операция. Сосредоточив на новороссийском направлении против 47-й армии и частей морской пехоты ударную группировку в составе двух немецких пехотных и трёх румынских кавалерийских дивизий, войска 17-й немецкой армии перешли в наступление, нанося удар из района Абинской (15 километров юго-восточнее Крымской) на Крымскую. 9-я и 73-я немецкие пехотные дивизии начали наступление на Северскую и Абинскую. К концу дня им удалось захватить станицы Северская, Ильская, Холмская, Ахтырская и завязать бои за Абинскую. Попытки с ходу овладеть последней были отбиты частями 103-й стрелковой бригады.

В тот же день против стрелковой роты 103-й бригады и подразделений 144-го батальона морской пехоты, оборонявшихся в районе Троицкой и Анастасиевской, начал атаки румынский кавалерийский корпус — 5, 6 и 9-я дивизии. Румынская конница захватила эти две станицы, но была остановлена у крупной железнодорожной станции Крымская. После этого основные силы кавкорпуса — две дивизии — развернули наступление на Темрюк. Поддержанные артиллерией и авиацией, румыны прорвали фронт под Темрюком и двинулись на станицу Курчанская. Для усиления подразделений, защищавших Темрюк, штаб Азовской флотилии сформировал из личного состава сторожевых кораблей и катеров батальон морской пехоты в 500 человек под командованием майора Ц. Кунникова. Этот батальон был немедленно выдвинут к станице Курчанская. Получив небольшое подкрепление, морская пехота при огневой поддержке орудий 40-го артдивизиона, канонерских лодок «Буг», «Дон», «Днестр», № 4, монитора «Железняков» и двух речных канлодок до вечера следующего дня удерживала эту фланговую позицию передового рубежа, а затем под прикрытием огня корабельной артиллерии совершила перегруппировку на второй рубеж обороны. ([3] стр. 398)

Гальдер Франц На Кавказе продвижение только на отдельных участках. У Сталинграда войска Гота успешно начали наступление. Паулюс все ещё перегруппировывается и расширяет плацдарм. Напряжённое положение на левом фланге. На остальных участках фронта по Дону спокойно.

Группа армий «Центр». Никаких существенных успехов у 2-й танковой армии. Обстановка на фронте 3-й танковой армии несколько разрядилась. Противник в полосе 9-й армии, по-видимому, сильно устал.

Группа армий «Север». Местные атаки как обычно, но на этот раз и на невском участке фронта, где противник прибегает к помощи малых быстроходных катеров…

Совинформбюро.

В течение 19 августа наши войска вели бои в районах юго-восточнее Клетская, северо-восточнее Котельниково, а также в районе Пятигорск. После упорных боёв, в ходе которых противнику нанесены большие потери в людях и технике, наши войска оставили г. Краснодар.

20 августа 1942 года. 425-й день войны

Сталинградский фронт. Командование войсками Сталинградского фронта приказывает нанести контрудары по флангам рвущейся к Сталинграду 6-й немецкой армии. 20 августа (четверг) войска 63-й и 21-й армий частью сил перешли в наступление. Форсировав Дон, они вступили в ожесточённую борьбу за расширение плацдарма.

Юго-Восточный фронт. Началось наступление 4-й танковой армии на южный участок обороны Сталинградского укреплённого района, 14-я танковая дивизия, не добившись успеха при наступлении вдоль железной дороги на Тингуту, теперь была передвинута далее на восток, чтобы совместно с 24-й танковой дивизией, действовавшей в районе оз. Цаца, нанести удар на север. После артиллерийской подготовки дивизия 20 августа устремилась в наступление через совхоз «Приволжский». В итоге двухдневных боёв удалось овладеть ударом с востока станцией Тингута. Там вновь завязались тяжёлые танковые бои. Глубокие балки сильно ограничивали возможность манёвра для танков. Наступление опять приостановилось. Попытка пробить брешь в районе Морозовск на север также не удалась.

Гальдер Франц. На всех участках фронта в общем никаких перемен. Доклад группы армий «Центр» о том, что наступление 2-й танковой армии без усиления её 2-3 пехотными дивизиями невозможно.

Совинформбюро.

В течение 20 августа наши войска вели бои в районах юго-восточнее Клетская, северо-восточнее Котельниково, а также юго-восточнее Пятигорска и южнее Краснодара.

21 августа 1942 года. 426-й день войны

Калининский фронт. Активизировали действия 30-я и 29-я армии Калининского фронта. 21 августа (пятница), после 8 дней штурма, было взято село Полунино. На рассвете 21 августа часть сил 16-й гвардейской стрелковая дивизии при поддержке 35-й танковой бригады как обычно завязала бой на северной окраине села, а 2 стрелковых полка быстро и скрытно вышли к южной окраине Полунино через пересохшее болото. Крупный опорный пункт пал в течение трёх часов. ([3] стр. 338)

Юго-Восточный фронт. Враг перенёс направление главного удара восточнее, пытаясь достигнуть Сталинграда через Красноармейск, вдоль Волги. К исходу 21 августа враг прорвал оборону на правом фланге 57-й армии, на участках 15-й гвардейской и 422-й стрелковых дивизий. Здесь противник вклинился в расположение советских войск на 10—12 км и вынудил правофланговые части 15-й гвардейской стрелковой дивизии отойти от совхоза «Приволжский». Командующий армией генерал Ф. И. Толбухин немедленно бросил к участку прорыва подкрепления. Тогда гитлеровский генерал Гот нанёс удар сильной группировкой (24-я и 14-я танковые дивизии) по левому флангу 64-й армии. Разведка сразу же обнаружила этот манёвр, и навстречу немецким танкам были выдвинуты 20-я истребительная противотанковая артиллерийская бригада, 186-й и 665-й истребительные противотанковые артиллерийские полки, 133-я тяжёлая танковая бригада.

При поддержке крупных сил авиации войска 6-й армии Паулюса форсировали Дон в районе Песковатки и по обе стороны Вертячего. Захватив плацдарм силами 14-го танкового корпуса, за которым следовали пехотные дивизии, противник развивал успех. Внешний обвод обороны города был прорван.

Северо-Кавказский фронт. На Новороссийском направлении 21 августа немцы продолжали наступать на Крымскую силами 5-го армейского корпуса из района Абинской и частью сил румынского кавкорпуса из Троицкой. В этот же день командующий 47-й армией перебросил в район Крымской 83-ю морскую стрелковую бригаду, до этого охранявшую побережье. Тем не менее к концу дня советские войска оставили Абинскую и Крымскую.

Создалась угроза прорыва противника через перевалы. В связи с этим по решению адмирала Горшкова из личного состава тыловых частей, экипажа, плавсредств флотилии и Новороссийской ВМБ были сформированы отряды морской пехоты общей численностью около одной тысячи человек и направлены на перевалы Бабича, Кабардинский, Волчьи Ворота и на дорогу Абрау-Дюрсо, где в этот период не было частей 47-й армии. Частям НОР удалось приостановить дальнейшее продвижение противника. ([3] стр. 400)

21 августа отряд альпинистов капитана Грота поднялся на Эльбрус и установил на вершине флаги с эмблемами 1-й и 4-й горнопехотных дивизий.

Совинформбюро.

В течение 21 августа наши войска вели бои с противником в районах юго-восточнее Клетская, северо-восточнее Котельниково, юго-восточнее Пятигорска и южнее Краснодара.

22 августа 1942 года. 427-й день войны

Западный фронт. В районе Сычёвки противник продолжал усиливать сопротивление. В период с 19 по 22 августа (суббота) он вновь предпринял контратаки крупными силами. В полосах 331-й и 354-й стрелковых дивизий действовала немецкая 1-я танковая дивизия, которой удалось потеснить советские части. Отбросить 6-й танковый корпус и 251-ю стрелковую дивизию в эти же дни пыталась 5-я танковая дивизия. Но успеха не имела. Напротив, нашим удалось продвинуться вперёд и расширить плацдарм к западу от Осуги до рубежа Сады, Пальцево, Киселево. На левом фланге войска 20-й армии с трёх направлений наступали на райцентр Карманово. Против трёх немецких дивизий — 2-й танковой, 36-й моторизованной и 342-й пехотной, объединённых штабом 46-го танкового корпуса, генерал Рейтер бросил 8-й танковый и 8-й стрелковый корпуса, 415, 312, 82-ю стрелковые дивизии и 40-ю стрелковую, а также три отдельные танковые бригады. С юга, форсировав Яузу, в этот район продвигались две дивизии армии Федюнинского. Темп прогрызания многоярусной немецкой обороны составлял 1-2 км в сутки, операция заняла почти две недели. ([3] стр. 337)

В районе Козельска в полосе 3-й танковой армии против двух немецких пехотных дивизий было сосредоточено 60 852 человека, 512 танков и 168 бронемашин, 861 орудие и миномёт, 72 установки РС. Утром 22 августа после артиллерийской и авиационной подготовки 16-я, 61-я общевойсковые и 3-я танковая армии перешли в наступление. Стрелковые дивизии, наступавшие в первом эшелоне, сравнительно легко овладели первой позицией, но на второй линии встретили упорное сопротивление, и темп продвижения резко замедлился. Для наращивания их удара по приказу Жукова в сражение были брошены танковые корпуса. Соединения 12-го танкового корпуса обогнали боевые порядки 264-й стрелковой дивизии полковника Н. М. Маковчука и атакой с ходу овладели Госьковой — крупным узлом сопротивления противника. Здесь корпус вынужден был остановиться, чтобы отразить контратаки противника, поддержанные активными действиями авиации. Бои на этом направлении приняли затяжной характер. В 12 часов поступило донесение о том, что 3-й танковый корпус овладел Сметскими Выселками и успешно продвигается на запад. Учитывая, что продвижение на главном направлении приостановилось, командующий фронтом приказал перебросить сюда 15-й танковый корпус, а также ввести в бой 1-ю гвардейскую мотострелковую дивизию и развить успех. 15-му танковому корпусу было приказано наступать на Слободку, Белый Верх, а мотострелковой дивизии — на Сметскую, Жуково. Перегруппировавшись, корпус Копцова повел наступление на запад, но был сразу же остановлен противником. Танкисты ввязались в затяжные бои, медленно преодолевая лесные завалы и минные поля. 154-я и 264-я стрелковые дивизии и 12-й танковый корпус, овладев Озеренским, Озерной и Госьковой, вели упорные бои южнее этих населённых пунктов. Южная группа 61-й армии успеха не имела. ([3] стр. 349)

Сталинградский фронт. К исходу 22 августа 197-я, 14-я гвардейская стрелковые дивизии 63-й армии и 304-я стрелковая дивизия 21-й армии прорвали оборонительную полосу врага на правом берегу Дона и заставили гитлеровцев отойти на рубеж РыбныйВерхне-КривскийЯгодныйДевяткинУсть-Хопёрский.

В центре Сталинградского фронта 22 августа перешла в наступление 1-я гвардейская армия. Противник силами 11-го немецкого армейского корпуса, 22-й танковой дивизии и другими частями оказывал упорное сопротивление, наносил контрудары. Гвардейцы расширили плацдарм в малой излучине Дона. 11-й немецкий армейский корпус перешёл к обороне. Линия фронта на участке 1-й гвардейской армии так и не менялась вплоть до перехода советских войск в контрнаступление в ноябре 1942 г.

Юго-Восточный фронт. 22 августа советские войска вели упорные сдерживающие бои с противником, пытавшимся расширить захваченный плацдарм в районе Вертячего. На захваченном им плацдарме на левом берегу Дона в районе Песковатки и Вертячего ему противостояли части 98-й стрелковой дивизии полковника И. Ф. Баринова, один полк 87-й стрелковой дивизии, курсанты Орджоникидзевского училища, артиллерийская группа генерал-майора Н. М. Пожарского. Они вели упорные бои, но не в состоянии были ликвидировать плацдарм, захваченный 14-м танковым корпусом фон Виттерсгейма. К исходу 22 августа он был расширен до 45 км по фронту. Командующий фронтом разрешил ввести в бои на внешнем обводе основные силы 87-й дивизии, чтобы уничтожить захватившего плацдарм противника, а участок, ранее занимавшийся частями Казарцева на среднем обводе, приказал занять 35-й гвардейской дивизии.

С юга 64-я армия сдерживает продвижение противника к Сталинграду между железной дорогой и цепью озёр Сарма, Цаца.

Северо-Кавказский фронт. Германское командование, сменив 5-ю румынскую кавалерийскую дивизию, понёсшую большие потери, свежей 9-й кавдивизией, с рассветом 22 августа возобновило наступление на Темрюк. Вечером следующих суток по приказу командования защитники Темрюкской ВМБ оставили город и отошли на Таманский полуостров.

Создан Туапсинский оборонительный район (расформирован 26 января 1943) из частей Черноморской группы войск Закавказского фронта и Туапсинской военно-морской базы. Командующий — контр-адмирал Г. В. Жуков.

Гальдер Франц. По группам армий: у группы армий «А» лишь небольшие местные успехи, на Эльбрусе поднят наш флаг, в то же время Клейст, чьи войска действуют на обширных пространствах, лишь с трудом продвигается вперёд; у Гота отрадные тактические успехи, но в войсках признаки усталости; у Паулюса войска ударного крыла хорошо подготовились для танкового удара (наводка мостов и т. п.), несмотря на упорные контратаки противника. На северном крыле усиленные атаки противника. На фронте у итальянцев остановлен прорыв противника на правом крыле; в остальном здесь, как и у венгров, — никаких значительных боевых действий. То же и во 2-й армии.

На фронте 2-й танковой армии сильные контратаки противника на правом фланге с участием очень большого количества танков. Глубокие вклинения! В 3-й танковой армии пока спокойно, однако следует ожидать крупных атак при усиленной поддержке всеми средствами. На фронте 9-й армии у Зубцова и Ржева противник захватил значительную территорию в результате наступления крупными силами против наших ослабленных здесь позиций.

Совинформбюро.

В течение 22 августа наши войска вели бои в районах юго-восточнее Клетская, северо-восточнее Котельниково, юго-восточнее Пятигорска и южнее Краснодара.

23 августа 1942 года. 428-й день войны

Калининский фронт. Армии Калининского фронта вышли на подступы к Ржеву и левый берег Волги. Однако к 23 августа (воскресенье) наступательные возможности советских войск были исчерпаны и они перешли к обороне. Ржев остался за немцами. Советские войска в ходе операции продвинулись на запад ещё на 40-45 км, освободили 3 районных центра, но поставленных решительных целей не достигли.

Западный фронт. 23 августа 31-я армия освободила Зубцов, а 20-я армия во взаимодействии с частью сил 5-й армии — районный центр Карманово. Завершилась Ржевско-Сычевская операция: советские войска продвинулись на 30—45 км, ликвидировали плацдарм противника на левом берегу Волги в районе Ржева, сковали крупные силы группы армий «Центр» и вынудили противника перебросить в район операции 12 дивизий с других участков советско-германского фронта. Советские войска в ходе операции официально потеряли 193 683 человека убитыми и ранеными, то есть 52 % от всех сил, брошенных в бой. Эта цифра не берет в расчёт 5-ю и 33-ю армии. Среднесуточные потери составили около 8000 человек. Жуковские операции против ржевско-вяземского выступа являются самыми кровопролитными сражениями 1942 года, превосходящими по этому «показателю» даже Сталинград. 23 августа. Командование фронта временно решило приостановить наступление на Сычевском направлении и сосредоточить усилия для удара по немецкой группировке в районе Гжати, западнее Карманово. ([3] стр. 337)

Юго-Восточный фронт. Сосредоточившийся на плацдарме левого берега Дона немецкий 14-й танковый корпус 23 августа перешёл в наступление. Свой главный удар враг наносил встык 4-й танковой и 62-й армий, развивая наступление в общем направлении на Рыно́к. Сломив сопротивление 98-й дивизии И. Ф. Баринова и других войск, готовившихся нанести контрудар по плацдарму, противник устремился от Дона к Волге. На пути его танков оказались двигавшиеся на марше полки 87-й дивизии полковника А. И. Казарцева. На них уже совершили массированный налёт вражеские бомбардировщики, а теперь обрушилось до сотни танков. Бой завязался вне какого-либо оборонительного рубежа, на открытой местности. Противник рассек дивизию Казарцева надвое. Тяжёлые потери понесли стрелковые полки и приданный курсантский. Войска ударной группировки 6-й немецкой армии пересекли всё междуречье и к 16 часам 23 августа вырвались к Волге близ северной окраины Сталинграда, в районе посёлков Рыно́к, Латошинка, Акатовка. Вслед за 16-й танковой дивизией корпуса фон Виттерсгейма к Волге вышли и моторизованные войска врага. Десятки немецких танков 14-го танкового корпуса появились в районе Тракторного завода, в 1—1,5 км от заводских цехов. Вслед за танками в образовавшийся 8-километровый коридор противник бросил две моторизованные и несколько пехотных дивизий. Военная обстановка ещё более осложнялась тем, что соединения и части 62-й армии, прикрывавшие северные окраины Сталинграда, продолжали в нескольких десятках километров от города вести бои на левом берегу Дона. Они должны были в трудных боевых условиях перегруппироваться и занять новые оборонительные рубежи.23 августа, командующий фронтом создал в районе Самофаловки (22 км восточнее Вертячего) ударную группу, в которую вошли 35-я, 27-я гвардейские и 298-я стрелковые дивизии, 28-й танковый корпус и 169-я танковая бригада. Эти войска во главе с заместителем командующего Сталинградским фронтом генерал-майором К. А. Коваленко получили задачу нанести контрудар в юго-западном направлении и во взаимодействии с войсками 62-й армии разгромить соединения 14-го танкового корпуса противника, прорвавшегося к Волге. При нанесении контрудара войска должны были закрыть прорыв на участке ст. Котлубань, Бол. Россошка и восстановить положение на правом фланге 62-й армии путём выхода на рубеж р. Дона. В то же время командующему 62-й армией ставилась задача нанести удар из района Мал. Россошки на север частями 87-й стрелковой дивизии и во взаимодействии с группой генерал-майора Коваленко уничтожить прорвавшуюся группировку врага. [4]

Таким образом, бросив в бой 650 танков советское командование решило восстановить фронт по левому берегу Дона. Группа генерала Коваленко, не дожидаясь подхода танковых корпусов, перешла в наступление в 18 часов 23 августа, через 5 часов после получения приказа. Две её дивизии, встретив упорное огневое противодействие, продвинуться не смогли. Третья дивизия совместно с 169-й танковой бригадой, которой командовал полковник А. П. Коденец, разгромила противостоящего им противника. ([3] стр. 520)

23 августа по городу Сталинград был нанесен массированный бомбовый удар. Вражеские бомбардировщики совершили более 2 000 вылетов превратив город в руины.

Северо-Кавказский фронт. 23 августа немцы силами 3-й и 13-й танковых и 111-й пехотной дивизий перешли в наступление непосредственно на Моздок. Здесь их встретил отряд майора Корнеева и курсанты Ростовского артиллерийского училища совместно с частями 26-й запасной стрелковой бригады. Три дня они вели ожесточённые бои, но под давлением превосходящих сил противника вынуждены были оставить Моздок. После захвата Моздока немцы пытались в первую очередь овладеть переправами через Терек и обеспечить себе исходный плацдарм для дальнейшего наступления в направлении Орджоникидзе. ([3] стр. 386)

Под Новороссийском 22 и 23 августа 103-я стрелковая бригада вела оборонительные бои на рубеже Неберджаевская, Нижне-Баканский, Горно-Веселый. Немцам удалось захватить Неберджаевскую, а затем и Нижне-Баканский. Однако попытки развить наступление вдоль шоссе Верхне-Баканский — Новороссийск были отбиты.

Гальдер Франц. На Кавказе незначительные изменения. Под Сталинградом Паулюс внезапно прорвался через Дон силами 14-го танкового корпуса и вышел к Волге севернее города. Войска левого фланга армии ведут напряжённые бои. На Донском фронте вплоть до района Воронежа относительное затишье. Противник предпринимает серьёзные атаки против восточного крыла 2-й танковой армии, которые частично приводят к местным вклинениям. У Рейнгардта (3-я танковая армия) авиация существенно разрушила исходные позиции. Под Ржевом в результате усиленных атак противника снова возникла напряжённая обстановка.

Совинформбюро. В течение 23 августа наши войска вели бои в районах юго-восточнее Клетская, северо-восточнее Котельниково, юго-восточнее Пятигорска и южнее Краснодара.

24 августа 1942 года. 429-й день войны

Сталинградский фронт. Второй эшелон 63-й армии — 203-я стрелковая дивизия переправилась через реку к исходу 24 августа (понедельник). Наступавшие дивизии, встретив упорное противодействие, не имели сил для развития успеха. К тому же не хватало боеприпасов, доставлявшихся через Дон. На правый берег переправился 3-й гвардейский кавалерийский корпус, но это не изменило обстановки.

Юго-Восточный фронт. 35-я гвардейская стрелковая дивизия под командованием генерал-майора В. А. Глазкова, поддержанная 169-й танковой бригадой, разгромила противостоящие части противника и к 2 часам ночи 24 августа прорвалась в район Бол. Россошки, где в жестоких боях держала оборону 87-я стрелковая дивизия (СССР) 62-й армии. Немецкие части, прорвавшиеся к Волге, оказались отрезанными от своих войск. Немцам пришлось снабжать их с помощью самолётов и колонн грузовиков, охраняемых танками. Нагруженные ранеными машины под прикрытием танков прорвались через боевые порядки русских в направлении Дона. На плацдарме раненых сдавали и там же получали продовольствие. Конвоируемые танками машины возвращались в корпус. Много дней, изолированный от основных сил 6-й армии, он вёл тяжёлые оборонительные бои, заняв круговую оборону. Только через неделю после переброски на плацдарм новых пехотных дивизий удалось в упорных кровопролитных боях сломить сопротивление противника и восстановить связь с танковым корпусом, 8-й армейский корпус прикрыл северный фланг в районе между Волгой н Доном. В приказе по армии этот участок был назван «сухопутным мостом».

Наблюдая за ходом борьбы в районе Сталинграда, Верховный Главнокомандующий И. В. Сталин рано утром (в 4 часа 50 мин.) 24 августа в директиве указал: «Первое — Обязательно и прочно закрыть нашими войсками дыру, через которую прорвался противник к Сталинграду, окружить прорвавшегося противника и истребить его. У вас есть силы для этого, вы это можете и должны сделать. Второе — На фронте западнее и южнее Сталинграда безусловно удерживать свои позиции, частей с фронта не снимать для ликвидации прорвавшегося противника и безусловно продолжать контратаки и наступление наших войск с целью отбросить противника за пределы внешнего Сталинградского обвода».

Гальдер Франц. У 17-й армии небольшие изменения; местные успехи под Новороссийском. У 1-й танковой армии несущественные изменения. 4-я танковая армия разгромила стоящего перед ней врага и теперь перегруппировывается для наступления на север. Затруднения с горючим. Прорвавшийся к Волге 14-й армейский корпус 6-й армии серьёзно потеснён противником в результате контрудара. После подтягивания свежих сил обстановку удалось разрядить. Левое крыло подвергается сильным атакам противника.

Группа армий «Центр». Серьёзные удары по позициям 2-й танковой (восточный фланг), 3-й танковой (прорывы) и 9-й армий, где на нескольких участках снова отмечен незначительный отход наших войск. Несмотря на прибытие 72-й дивизии, обстановка остаётся напряжённой. На западном участке отражено наступление в районе Белого.

Совинформбюро. В течение 24 августа наши войска вели бои с противником в районах юго-восточнее Клетская, северо-восточнее Котельниково, а также в районе Прохладный и южнее Краснодара.

25 августа 1942 года. 430-й день войны

Западный фронт. В районе Козельска в течение 23-25 августа советские войска медленно продвигались, преодолевая упорное сопротивление противника. К исходу 25 августа (вторник) 15-й танковый корпус, 1-я мотострелковая и один полк 154-й стрелковой дивизии очистили от врага леса восточнее Вытебети и вышли к реке. Однако форсировать её не удалось. 12-й танковый корпус, 154-я и 264-я стрелковые дивизии, наступавшие на левом фланге, существенного успеха в эти дни не имели. Лишь на отдельных направлениях им удалось продвинуться на глубину до 1-1,5 км. Южная группа войск 61-й армии, как и в первый день наступления, успеха также не имела. Главной причиной медленного наступления советских войск и в эти дни было господство вражеской авиации. ([3] стр. 350)

Сталинградский фронт. 4-я танковая армия на правом фланге удерживала занимаемые позиции; на её левом фланге 27-я гвардейская и 298-я стрелковые дивизии наступали на Вертячий, по успеха не добились, 62-я армия вела ожесточённые оборонительные бои, продолжая удерживать на левом фланге рубеж по левому берегу Дона. 35-я гвардейская стрелковая дивизия со 169-й танковой бригадой после прорыва в район Бол. Россошка во взаимодействии с 87-й стрелковой дивизией овладела Мал. Россошкой. В ночь на 25 августа подразделения 101-го стрелкового полка внезапной и стремительной атакой выбили врага из д. Власовка, а затем заняли рубеж на высоте 137,2.

Юго-Восточный фронт. Вслед за 14-м танковым корпусом на левый берег Дона переправились 8-й и 51-й армейские корпуса. 25 августа 24-й немецкий танковый корпус форсировал Дон в районе Калача-на-Дону и стал продвигаться на Сталинград.

Приказом Военного совета фронта в 24 часа 00 мин. 25 августа в Сталинграде было введено осадное положение. Принимались суровые меры к сохранению в городе строжайшего порядка и дисциплины. В постановлении Городского комитета обороны, принятом в ночь с 24 на 25 августа, предлагалось «лиц, занимающихся мародерством и грабежами, расстреливать на место преступления без суда и следствия», а всех других злостных нарушителей общественного порядка и безопасности в городе немедленно предавать суду военного трибунала.

Северо-Кавказский фронт. Захватив Моздок, немцы 25 августа начали наступление из этого района на юг — вдоль железной дороги Прохладный — Орджоникидзе. Однако все попытки прорвать оборону на этом участке успеха не имели. К исходу августа немцы, захватив Моздок и Прохладный, вышли к левому берегу рек Терек и Баксан и приступили к подготовке удара из Моздока на Малгобек.

В районе Махачкалы была сформирована 58-я армия под командованием генерал-майора В. А. Хомченко, составившая второй эшелон Северной группы войск. В эту армию вошли 317, 328, 337-я стрелковые дивизии, 3?я стрелковая бригада и Махачкалинская стрелковая дивизия НКВД, 136-й артиллерийский и 1147-й гаубичный артполки.

Войска 47-й армии и части морской пехоты приостановили наступление противника на Новороссийск и Анапу.

Гальдер Франц. Потери с 22.6.1941 года по 20.8.1942 года составили 1 527 990 человек, из них 45 019 офицеров. Обстановка на фронте. На Кавказе без перемен. Под Сталинградом войска Гота натолкнулись на мощную оборонительную позицию противника. На крайнем восточном фланге у него неспокойно. Паулюс медленно продвигается, используя успехи, достигнутые предшествующим наступлением. Атаки против его западного крыла отражены. На фронте у итальянцев противник добился глубокого вклинения. На остальных участках фронта группы армии «Б» в общем спокойно.

Группа армий «Центр». На фронте 2-й, 3-й танковых и 9-й армий противник продолжал усиленные атаки без существенного успеха.

Группа армий «Север». Обстановка прежняя. Интенсивные железнодорожные перевозки противника в направлении фронта. На Волхове противник переносит вперёд свои командные пункты…

Совинформбюро. Лжецы из бандитского дома Гитлера и К°. Германское радио передало заявление «авторитетных военных кругов Берлина», что советская авиация с 15 по 25 августа за время налётов на Кёнигсберг, Данциг и другие города Восточной Пруссии якобы потеряла 136 самолётов. На самом деле за всё время налётов на военные объекты городов Восточной Пруссии советская авиация не потеряла ни одного самолёта. Был случай, когда одни самолёт вовремя не вернулся на базу, считался потерянным, но и этот самолёт позже нашёлся. Жульническое сообщение лжецов из бандитского дома Гитлер и К° является, во-первых, самым убедительным свидетельством эффективности налётов советской авиации на военные объекты немецких городов и, во-вторых, проявлением бессилия немецкой противовоздушной обороны помешать этим налётам…

В течение 25 августа наши войска вели бои с противником в районах Клетская, северо-западнее Сталинграда, северо-восточнее Котельниково, а также в районах Прохладный и южнее Краснодара.

26 августа 1942 года. 431-й день войны

26 августа (вторник) состоялось решение ГКО о назначении генерала Г. К. Жукова заместителем Верховного Главнокомандующего с освобождением от должности командующего войсками Западного фронта.

Западный фронт. Район Козельска. Чтобы сломить сопротивление 26-й пехотной дивизии, генерал Романенко в ночь на 26 августа приказал вывести из боя и перегруппировать 15-й танковый корпус из района Жуково в леса 3 км западнее Мызина, а затем совместно со 154-й стрелковой дивизией нанести удар на Сорокино и во взаимодействии с 12-м танковым корпусом овладеть этим населённым пунктом. Совершив 15-километровый марш, корпус Копцова на рассвете 26 августа перешёл в наступление. Но и здесь успеха не добился, так как на его пути находился лесной массив, не позволивший развернуться в боевой порядок и маневрировать на поле боя. Успеха не имели также 12-й танковый корпус и 264-я стрелковая дивизия, так как против них германское командование бросило главные силы 11-й танковой дивизии, а также подошедшую из глубины 20-ю танковую дивизию, которые стремились овладеть Госьковой. Для отражения удара была введена в бой 179-я танковая бригада комбрига С. Я. Денисова. ([3] стр. 350)

Юго-Восточный фронт. 26 августа из района Самофаловки Коваленко ввёл в сражение 4-й и 16-й танковые корпуса, свежие 24, 84, 315-ю стрелковые дивизии, однако их наступление велось на широком фронте, без ярко выраженного направления главного удара и оказалось безуспешным. В последующие дни 2, 4, 16, 23 и 28-й танковые корпуса совместно со стрелковыми дивизиями почти непрерывно штурмовали вражеские позиции, но полностью изолировать и разгромить прорвавшуюся группировку не смогли, хотя ширина коридора в районе Котлубань сократилась до 4 км. Немцы, заняв круговую оборону, стояли насмерть, организовав эффективную систему огня и на полную мощь задействовав свою авиацию. Немецкие самолёты методически бомбили и обстреливали советские войска ещё на марше, не давая возможности в течение светлого времени организованно подготовиться и вступить в бой. ([3] стр. 521)

Гальдер Франц. На Кавказе — без изменений. У Сталинграда — весьма напряжённое положение из-за атак превосходящих сил противника. Наши дивизии уже не так сильны. Командование слишком нервничает. Виттерсгейм (14-й танковый корпус) хотел убрать назад свой вытянутый к Волге палец. Паулюс помешал этому. У итальянцев на правом фланге большая неприятность (вклинение противника). Принимаются контрмеры.

Группа армий «Центр». Всех поразило утреннее донесение об оттягивании назад линии фронта у Шмидта [операция «Смерч»]. Я очень зол на то, что опять предстоит добровольно отдать местность противнику и что никто об этом не доложил своевременно… У Рейнгардта благодаря успешному контрудару положение улучшилось. У Моделя сегодня более спокойный день, только к вечеру снова крупная атака южнее Зубцова. Группа армий «Север». Множатся признаки близкого наступления русских южнее Ладожского озера.

Совинформбюро. Дней 15 тому назад войска Западного и Калининского фронтов на Ржевском и Гжатско-Вяземском направлениях частью сил перешли в наступление. Ударом наших войск в первые же дни наступления оборона противника была прорвана на фронте протяжением 115 километров. Развивая наступление и нанося противнику непрерывные удары, наши войска разбили 161, 342, 292, 129, 6, 256 германские пехотные дивизии, 14 и 36 мотодивизии и 2-ю танковую дивизию, нанесли значительное поражение 1 и 5 танковым дивизиям, 328, 183 и 78 пехотным дивизиям. Фронт немецких войск на указанных направлениях отброшен на 40-50 километров.

По 20 августа нашими войсками освобождено 610 населённых пунктов, в их числе города Зубцов, Карманово, Погорелое-Городище. В указанных операциях, по неполным данным, нашими войсками захвачены следующие трофеи: танков — 250, орудий — 757, миномётов — 567, пулемётов — 1615, противотанковых ружей и автоматов — 929, винтовок — 11 100, мин — 17 090, ружейных патронов — 2 311 750, снарядов — 32 473, раций — 65, автомашин — 2 020, мотоциклов — 952, велосипедов — 1 969, тракторов — 52, кухонь — 37, повозок — 340, складов с боеприпасами, вещевым и другим имуществом — 75. Кроме того, уничтожено наземными войсками и авиацией: танков — 324, орудий — 343, миномётов — 140, пулемётов — 348, автомашин — 2.040, повозок — 690.

В воздушных боях и зенитной артиллерией сбито 252 самолёта, уничтожено и повреждено на аэродромах 290 самолётов. Количество убитых немецких солдат и офицеров достигает 45.000 человек. Перемалывая живую силу фашистско-немецких дивизий, уничтожая и захватывая значительную часть их боевой техники, наши войска продолжают вести ожесточённые бои. Бои идут на окраинах города РЖЕВ. В боях отличились войска генералов ЛЕЛЮШЕНКО, ФЕДЮНИНСКОГО, ХОЗИНА, ПОЛЕНОВА, РЕЙТЕРА, ШВЕЦОВА. Прорыв немецкого фронта был организован генералом армии ЖУКОВЫМ и генерал-полковником КОНЕВЫМ.

В течение 26 августа наши войска вели бои с противником в районах юго-восточнее Клетская, северо-западнее Сталинграда, северо-восточнее Котельниково, а также в районах Прохладный, Моздок и южнее Краснодара.

27 августа 1942 года. 432-й день войны

Волховский фронт. 27 августа (четверг), в ходе Синявинской операции, начали наступление войска ударной группировки (8-я и 2-я Ударная армии) Волховского фронта и войска Невской оперативной группы Ленинградского фронта.

Мерецков Кирилл Афанасьевич: « 27 августа 1942 года после двухчасовой артиллерийской подготовки, завершившейся мощным 10-минутным налётом реактивных снарядов, весь правый фланг и центр 8-й армии от мыса Бугровского на Ладожском озере до опорного пункта Вороново пришёл в движение. Наступление началось и в течение двух дней развивалось успешно. На направлении главного удара была пересечена Чёрная речка и оборона врага прорвана. К исходу второго дня наши части подошли к Синявину.»[9] (стр. 308)

Западный фронт. В течение последней недели августа в районе Сычевки войска 20-й армии частными боями улучшали начертание исходного рубежа для развёртывания операции в Южном направлении. Группа генерала Тюрина готовилась к выполнению задачи по наступлению на Гжатск. 6-й танковый корпус 27 августа передал свой участок на плацдарме за рекой Вазуза 251-й стрелковой дивизии и расположился рядом со 2-м гвардейским кавкорпусом в районе Подсосонье, Коротово, Васютники. 8-й гвардейский стрелковый корпус сосредоточивался в армейский резерв в леса севернее Карманово. Войска подвижной группы пополнялись людьми и материальной частью.

Сталинградский фронт. В то время как 62-я и 4-я танковая армии сдерживали натиск противника на стыке Сталинградского и Юго-восточного фронтов, войска 63-й и 21-й армий стремились развить наступление. Наступающие войска несколько продвинулись вперёд, по решительного успеха не достигли. К 27 августа немецко-фашистское командование ввело в бой части 22-й немецкой танковой дивизии, которые до этого действовали в полосе 1-й гвардейской армии. Советские соединения отражали многочисленные контратаки трёх вражеских дивизий. К исходу 27 августа все контратаки противника с юга были отражены 12-м танковым корпусом, 264-й стрелковой дивизией, 179-й танковой бригадой и южной группой 61-й армии.

Юго-Восточный фронт. В итоге упорных семидневных боёв с 21 по 27 августа войска 4-й танковой армии Гота ценой значительных потерь овладели ст. Абганерово, Тингута, разъездом 55-й км и оттеснили левый фланг 64-й армии на рубеж высоты 174,0, Зеты, Кашары (15 км северо-западнее ст. Абганорово). Противнику удалось также занять с. Тундутово, юго-восточнее ст. Абганерово. Однако прорвать фронт войск 64-й и 57-й армий противнику не удалось.

Северо-Кавказский фронт. 27 августа немцы были остановлены под Клухором и на Марухском перевале. Дальнейшие боевые действия свелись к выдавливанию их с южных склонов обратно. Ожесточённые бои развернулись от Приэльбрусья до самой дороги на Туапсе. Советским частям, без боя отдавшим северные склоны хребта, теперь приходилось наступать снизу вверх. «Мы часто наступали в лоб, — пишет Тюленев, — а не в обход, что особенно пагубно в горной войне. Допускалась беспечность при расположении войск в обороне. Все это приводило к печальным последствиям. Кроме того, первое время наши войска занимали лощины или перевалы и оставляли без прикрытия соседние высоты. Это давало возможность противнику без боя занимать их, а затем фланкирующим огнём выбивать наши части с выгодных позиций… Боевые действия в горах многому нас научили, обогатили наш фронтовой опыт».([3] стр. 432)

Гальдер Франц. Обстановка на фронте: На юге — без существенных изменений. Положение у Сталинграда улучшилось. Вклинение на фронте у итальянцев оказалось не столь уж опасным. Тем не менее туда повернута 298-я дивизия и направлен ускоренным порядком альпийский (итальянский) корпус. Под Воронежем, по всей видимости, затишье. Части, которые вели там атаки, появились под Сталинградом.

Группа армий «Центр». Атаки на фронте 2-й танковой армии уже не такие мощные, как вчера. У 3-й танковой армии спокойно, у 9-й — перегруппировка в районе южнее Ржева, где ожидаются новые удары.

Группа армий «Север». Ожидавшееся наступление южнее Ладоги началось. Пока только местные вклинения. В основном удары отражены. На остальных участках фронта группы армий картина почти без изменений…

Совинформбюро. В течение 27 августа наши войска вели бои на окраинах города Ржева, юго-восточнее Клетская, северо-западнее Сталинграда, северо-восточное Котельниково, а также в районах Прохладный, Моздок и южнее Краснодара.

28 августа 1942 года. 433-й день войны

Западный фронт. Район Козельска. В ночь на 28 августа (пятница) 15-й танковый корпус из района Мызина был перегруппирован в район Пакома с задачей совместно с 12-й гвардейской стрелковой дивизией сломить сопротивление врага в районе Леоново, а затем развить успех в направлении населённого пункта Уколицы и выйти в тыл группировке противника, оказавшей сопротивление 154-й и 264-й стрелковым дивизиям и 12-му танковому корпусу в районе Богдановка и Госькова. Корпусу Богданова было приказано наступать на Богдановку, Сорокино, а 264-й стрелковой дивизии на Марковку, Сорокино. Во второй половине дня 28 августа 15-й танковый корпус, имея в первом эшелоне все бригады, после 30-минутной артподготовки и ударов штурмовой авиации без разведки местности и противника перешёл в наступление. Но сразу же наткнулся на сплошной противотанковый ров, прикрытый минными полями и огнём артиллерии, и вынужден был остановиться. В ночь на 29 августа саперы и мотострелки в противотанковом рве проделали проходы, и на рассвете наступление корпуса возобновилось. Но через 200—300 м бойцы наткнулись на второй такой же противотанковый ров. В течение дня танкисты вели огневой бой с противником, но преодолеть ров не смогли. ([3] стр. 351)

Сталинградский фронт. Наступление 63-й и 21-й армий с утра 28 августа, по приказу командующего фронтом, было приостановлено, и они перешли к обороне. Захваченный ими на правом берегу Дона (юго-западнее Серафимовичей) плацдарм имел по фронту до 50 км и в глубину до 25 км. Войска 1-й гвардейской армии к этому времени расширили плацдарм и вышли на рубеж М. Ярки—Осинки—Ближняя Перекопка—Хохлачев— Сиротинская. Здесь дивизии армии также перешли к обороне.

Юго-Восточный фронт. В ночь с 27 на 28 августа 124-я отдельная стрелковая бригада стала переправляться на правый берег Волги и сосредоточивалась на южной окраине Сталинграда. Командир бригады полковник С. Ф. Ророхов получил приказ ускорить переправу бригады и перебросить её на север города, в район Тракторного завода, где она поступала в распоряжение генерал-майора Н. В. Фекленко. В связи с подходом регулярных частей 28 августа вооружённые отряды рабочих были выведены из боя. 6-я германская армия 28 августа была остановлена на северо-западных подступах к городу.

Северо-Кавказский фронт. Немцы перебросили с туапсинского направления к Новороссийску дополнительные силы и 28 августа возобновили наступление.

Гальдер Франц. Группа армий «А». Местные успехи на Северном Кавказе. Группа армий «Б». Разрядка обстановки у 6-й армии, перегруппировка у 4-й танковой армии. На левом фланге 6-й армии что-то начинается. На остальных участках фронта группы армий «Б» спокойно. С фронта 2-й армии все больше и больше соединений отводится назад в резерв.

Группа армий «Центр». Отражены мощные удары противника на фронте 2-й танковой армии и на северном фланге участка прорыва у 9-й армии.

Группа армий «Север». Весьма неприятный прорыв противника южнее Ладожского озера. Кроме того, отмечается подготовка к наступлению на Волховском фронте…

Совинформбюро. В течение 28 августа наши войска вели бои на окраинах города Ржева, юго-восточнее Клетская, северо-западнее Сталинграда, северо-восточнее Котельниково, а также в районах Прохладный, Моздок и южнее Краснодара.

29 августа 1942 года. 434-й день войны

Волховский фронт. Мерецков Кирилл Афанасьевич: « Чтобы приостановить наступление, фашисты стали спешно стягивать к месту прорыва отдельные части и подразделения с других участков фронта, резко увеличивая плотность огня. Они бросили в бой всё, что было под рукой, подтянули артиллерию и перенацелили почти всю авиацию, базировавшуюся под Ленинградом. Сопротивление вражеских войск с каждым днём возрастало. 29 августа на поле боя появилась 180-я пехотная дивизия немцев, только что прибывшая из Крыма. Усиленная танками 12-й танковой дивизии, снятой с невского участка Ленинградского фронта, она с ходу атаковала наши части. Завязались тяжёлые встречные бои. Требовались колоссальные усилия для преодоления каждого метра заминированной территории. Авиация противника непрерывно висела над нашими боевыми порядками. Фашисты засыпали наступающие части снарядами и минами. Начиная с третьего дня операции наступление сильно замедлилось. Первый эшелон прорвал вражескую оборону на фронте в пять километров и углубился в её боевые порядки на расстояние до семи километров. На этом дело застопорилось.» ([6] стр. 310)

Юго-Восточный фронт. 29 августа (суббота) в 10 часов утра войска «Северной группы полковника Ророхова», созданной 28 августа, пошли в наступление. К вечеру они выбили гитлеровцев из Спартановки и Рынка, до высот Латошанки, и отогнали от Мокрой Мечетки за птицеферму. В общем, противника отбросили на 8 километров. Противник подтянул резервы, и группе пришлось остановиться. Наши войска закрепились на новом рубеже и от Латошанки и Мокрой Мечетки не отошли до последнего дня сражения.

29 августа 4-я немецкая танковая армия Гота нанесла удар из района северо-западнее Абганерово в районе Капкинский, Тебектенерово. Она взломала оборону 64-й армии и к исходу дня вышла к Гавриловке. 62-я и 64-я армии оказались глубоко охвачены противником с севера и с юга. Командармы Лопатин и Шумилов просили командование фронта отвести войска из оперативного мешка на заранее подготовленный рубеж обороны, но Еременко разрешения на это не дал

«С рассветом 29-го,— вспоминает Маршал Советского Союза А. И. Еременко,— большие группы пикирующих бомбардировщиков начали бомбежку нашего переднего края в этом районе. В 6.30 утра танки и мотопехота атаковали позиции 64-й армии на участке 126-й дивизии, однако в результате двухчасового ожесточённого боя, в ходе которого оборонявшиеся неоднократно переходили в контратаки, противник был отброшен. После этого бомбардировщики вновь „пробомбили“ нашу оборону, а вслед за тем опять началась танковая атака, но и она была отбита. И только при третьем ударе, в 14.30 дня, до 100 вражеских танков прорвались через наш передний край. Однако мотопехота противника, следовавшая за танками, была отсечена воинами 126-й дивизии, оставшимися на своих позициях». [5]

В район Сталинграда прибыл представитель Ставки ВГК генерал армии Г. К. Жуков.

Северо-Кавказский фронт. Перебросив с Туапсинского направления в район Крымской 125-ю пехотную дивизию 57-го танкового корпуса, немецкие войска 29 августа вновь перешли в наступление. На этот раз, отказавшись от лобовых атак, они прорывались к Новороссийску в обход с северо-запада через Натухаевскую силами 125-й пехотной дивизии генерала Фрибе и через Верхне-Баканский, где действовала 73-я пехотная дивизия. Второй удар 9-я дивизия генерала Шлейница наносила с севера — из Неберджаевской на Мефодиевский.

Гальдер Франц. На Кавказе — частичное улучшение позиций, особенно к северу от Новороссийска. Войска 4-й танковой армии вполне успешно начали наступление. 6-я армия ударом восстановила связь с 14-м армейским корпусом. Положение на её левом фланге начинает становиться напряжённым. У итальянцев пока ещё нет никакого кризиса, но и уничтожить вклинившегося противника они тоже не сумели. На фронте у венгров и у 2-й армии спокойно.

Группа армий «Центр». Войска 2-й танковой армии вновь успешно отразили атаки противника. Русские понесли большие потери в танках. На фронте 3-й танковой армии никаких существенных вражеских атак. Сегодня и у 9-й армии был более лёгкий день. По-видимому, противник перегруппировывается для наступления в западном направлении. Вражеская авиация ослабила интенсивность своих действий.

Группа армий «Север». Контрудар по вклинившемуся противнику начался вполне успешно. Результатов пока ещё нет. «Тигры» ещё не приняли участия в боях, так как застряли перед мостами с малой грузоподъёмностью.

Совинформбюро. В течение ночи на 29 августа наши войска вели бои с противником на окраинах города Ржева, юго-восточнее Клетская, северо-западнее Сталинграда, северо-восточнее Котельниково, а также к районах Прохладный, Моздок и южнее Краснодара.

30 августа 1942 года. 435-й день войны

Западный фронт. Район Козельска. В ночь на 30 августа (воскресенье) 15-й танковый корпус был выведен из боя и к утру сосредоточился в лесу 1 км южнее Мешалкино в готовности совместно с 12-м танковым корпусом и 264-й стрелковой дивизией утром 30 августа нанести удар в Юго-Западном направлении и овладеть населённым пунктом Сорокино. Однако к этому времени 12-й танковый корпус понёс большие потери в личном составе и танках и практически потерял боеспособность. 3-й и 10-й танковые корпуса находились ещё в худшем состоянии. Существенные потери понесла и 264-я стрелковая дивизия. Требовалось время для приведения в порядок 15-го танкового корпуса. По этим причинам наступление 30 августа не состоялось. К этому времени советские войска потеряли 34,5 тыс. убитыми и ранеными, а также около 500 танков. 30 августа наступала только 195-я танковая бригада полковника С. В. Леки из корпуса Копцова. Ей была поставлена задача нанести удар в Юго-Западном направлении и помочь вырваться из окружения двум батальонам 156-й стрелковой дивизии 61-й армии. К исходу дня бригада успешно выполнила поставленную задачу.

В то время как главные силы 3-й танковой армии пытались прорваться к деревне Сорокино, группа войск генерала Мостовенко форсировала реку Вытебеть и завязала бои за Волосово. В связи с неудачным наступлением танковой армии на главном направлении и наметившимся успехом на правом фланге, в конце дня 30 августа командующий фронтом приказал на левом фланге перейти к обороне, основные силы Романенко перегруппировать на правый фланг, форсировать Вытебеть, овладеть рубежом Волосово, Перестряж, Белый Верх и во взаимодействии с ударной группировкой 16-й армии, наступающей с севера, уничтожить противника в районе Колосово, Глинная, Белый Верх. На основе этого приказа командующий танковой армией решил перегруппировать к Кумово 15-й танковый корпус и 264-ю стрелковую дивизию, а 12-й танковый корпус, понёсший большие потери, вывести в резерв. ([3] стр. 352)

Юго-Восточный фронт. С выходом 30 августа войск 4-й танковой армии (48-го танкового корпуса) в район Гавриловки возникла угроза разгрома 62-й армии, оборонявшейся на внешнем обводе по р. Дону в районе Калача-на-Дону и 64-й армии, оборонявшейся юго-западнее Сталинграда. 30 августа командование Юго-Восточного фронта отвело обе армии на средний оборонительный обвод. Они своевременно вышли из-под удара врага, но организовать оборону на новом рубеже не успели.

Гальдер Франц. Войска северного крыла группы армий «А» успешно продвигаются на Новороссийск. В группе армий «Б» хорошие успехи у 4-й танковой армии; для 6-й армии день прошёл спокойно, но противник, кажется, готовит мощное наступление против её северного крыла. На остальных участках фронта группы армий «Б» относительно спокойно.

Группа армий «Центр». Отражено наступление на фронте 2-й и 3-й танковой армий. У 9-й армии новое обострение обстановки в районе Зубцова и севернее Ржева. Разрешено использовать дивизию «Великая Германия».

Группа армий «Север». Противник продолжает атаки южнее Ладожского озера, но без существенного успеха. Однако и наши контратаки не обеспечили продвижения вперёд. Силы, подготовленные для штурма Ленинграда, все больше и больше используются для сдерживания этого наступления.

Совинформбюро. В течение 30 августа на фронтах существенных изменений не произошло.

31 августа 1942 года. 436-й день войны

Волховский фронт. Мерецков Кирилл Афанасьевич: « Атаки 8-й армии день ото дня становились слабее. На пятые сутки удары первого эшелона уже не приносили желаемых результатов. Этот момент командование фронтом сочло подходящим для ввода в сражение второго эшелона… Развёртывание 4-го гвардейского стрелкового корпуса проходило в трудных условиях. Бойцы преодолевали обширные Синявинские болота, в ходе боя прокладывали дороги и одновременно отражали атаки противника. Ввод корпуса в сражение не был должным образом обеспечен артиллерийским огнём и авиацией… Между родами войск не было организовано тесного взаимодействия.» ([6] стр. 310)

Юго-Восточный фронт. Дальнейшее ухудшение обстановки заставило командование Юго-восточного фронта принять решение отвести 62-ю и 64-ю армии на средний Сталинградский обвод. Войска должны были в ночь на 31 августа (понедельник) совершить 40-километровый переход и к утру занять оборону на среднем обводе, 62-я армия отходила на участок Западновка, Новый Рогачик, а 64-я армия — по р. Червленой на участок Новый Рогачик, Ивановка. Некоторое опоздание с отводом войск на средний обвод создало дополнительные трудности, так как левофланговые соединения 62-й армии сразу же оказались в оперативно невыгодном положении. Противник, обладая большей подвижностью, а главное, господством в воздухе, упредил отходившие войска и 31 августа с ходу преодолел средний обвод севернее Гавриловки.

Северо-Кавказский фронт. Части 5-й и 9-й кавалерийских дивизий румынского корпуса двумя полками мотопехоты и одним кавполком 31 августа вышли к побережью Чёрного моря, захватили Анапу и изолировали от основных сил 47-й армии части морской пехоты, оборонявшие Таманский полуостров. Морякам пришлось выделить часть сил для прикрытия Восточного направления, ослабив оборону побережья Керченского пролива. Изоляция советских частей на Таманском полуострове вынудила приступить к выводу кораблей Азовской флотилии в Чёрное море. Прорыв судов через Керченский пролив протекал в очень тяжёлых условиях. Пролив был сильно минирован, простреливался немецкой артиллерией и подвергался воздействию авиации. С 3 по 29 августа из 217 судов, направленных в Чёрное море, при прорыве через пролив погибли 107 катеров и вооружённых сейнеров. Кроме того, 14 кораблей были взорваны в азовских базах из-за невозможности вывести их в море. ([3] стр. 401)

Гальдер Франц. В группе армий «А» успешное продвижение войск под Анапой и Новороссийском. На остальных участках фронта (в горах) без изменений. На фронте 1-й танковой армии сильные бои за переправы через Терек. Группа армий «Б». Весьма отрадные успехи у 4-й танковой армии. У 6-й армии, несмотря на местные контратаки противника, сравнительно спокойный день. На прочих участках фронта по Дону никаких существенных событий.

Группа армий «Центр». Только на фронте 9-й армии продолжаются упорные атаки противника западнее Зубцова и в районе Ржева.

Группа армий «Север». Вклинение противника на участке «бутылочного горла», кажется, удалось остановить. Подготавливается контрудар.

Совинформбюро. В течение 31 августа на фронтах существенных изменений не произошло.

Список литературы

  1. [1] [militera.lib.ru/db/halder/index.html Гальдер Ф. Военный дневник. Ежедневные записи начальника Генерального штаба Сухопутных войск 1939—1942 гг.— М.: Воениздат, 1968—1971]
  2. [2] [roman.lebedev.com/sov_inform_buro__vov/ Сводки, сообщения Совинформбюро и Приказы Верховного Главнокомандующего Вооружёнными Силами СССР. 1941—1945 гг.]
  3. [3] [www.fictionbook.ru/author/beshanov_vladimir/god_1942_uchebniyyi/beshanov_god_1942_uchebniyyi.rtf.zip Бешанов В. В. Год 1942 — «учебный» — Мн.: Харвест, 2002. — 624 с.]
  4. деревня Зеновское, Зубцовский район, Тверская область, Россия. Координаты: Широта: 56°10′24.18″N (56.173382) Долгота: 34°46′37.22″E (34.777005)
  5. деревня Старое, Зубцовский район, Тверская область, Россия. Координаты: Широта: 56°8′44.75″N (56.145763) Долгота: 34°47′16″E (34.787777)
  6. деревня Кузьминово, Зубцовский район, Тверская область, Россия. Координаты: Широта: 56°7′42.27″N (56.128408) Долгота: 34°42′34.13″E (34.709481)
  7. [4] [www.soldat.ru/files/4/6/17/ История Великой Отечественной войны Советского Союза 1941—1945. Том второй. Воениздат. МО СССР М. −1961]
  8. [5] [www.militera.lib.ru/h/samsonov1/index.html Самсонов А. М. Сталинградская битва, 4-е изд., испр. и доп.— М.: Наука, 1989.]
  9. [6] [militera.lib.ru/memo/russian/meretskov/index.html Мерецков К. А. На службе народу. — М.: Политиздат, 1968.]

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Напишите отзыв о статье "Хроника Великой Отечественной войны/Август 1942 года"

Отрывок, характеризующий Хроника Великой Отечественной войны/Август 1942 года

– В семь часов, кажется.
– В 7 часов. Очень печально! Очень печально!
Император сказал, что он благодарит, и поклонился. Князь Андрей вышел и тотчас же со всех сторон был окружен придворными. Со всех сторон глядели на него ласковые глаза и слышались ласковые слова. Вчерашний флигель адъютант делал ему упреки, зачем он не остановился во дворце, и предлагал ему свой дом. Военный министр подошел, поздравляя его с орденом Марии Терезии З й степени, которым жаловал его император. Камергер императрицы приглашал его к ее величеству. Эрцгерцогиня тоже желала его видеть. Он не знал, кому отвечать, и несколько секунд собирался с мыслями. Русский посланник взял его за плечо, отвел к окну и стал говорить с ним.
Вопреки словам Билибина, известие, привезенное им, было принято радостно. Назначено было благодарственное молебствие. Кутузов был награжден Марией Терезией большого креста, и вся армия получила награды. Болконский получал приглашения со всех сторон и всё утро должен был делать визиты главным сановникам Австрии. Окончив свои визиты в пятом часу вечера, мысленно сочиняя письмо отцу о сражении и о своей поездке в Брюнн, князь Андрей возвращался домой к Билибину. У крыльца дома, занимаемого Билибиным, стояла до половины уложенная вещами бричка, и Франц, слуга Билибина, с трудом таща чемодан, вышел из двери.
Прежде чем ехать к Билибину, князь Андрей поехал в книжную лавку запастись на поход книгами и засиделся в лавке.
– Что такое? – спросил Болконский.
– Ach, Erlaucht? – сказал Франц, с трудом взваливая чемодан в бричку. – Wir ziehen noch weiter. Der Bosewicht ist schon wieder hinter uns her! [Ах, ваше сиятельство! Мы отправляемся еще далее. Злодей уж опять за нами по пятам.]
– Что такое? Что? – спрашивал князь Андрей.
Билибин вышел навстречу Болконскому. На всегда спокойном лице Билибина было волнение.
– Non, non, avouez que c'est charmant, – говорил он, – cette histoire du pont de Thabor (мост в Вене). Ils l'ont passe sans coup ferir. [Нет, нет, признайтесь, что это прелесть, эта история с Таборским мостом. Они перешли его без сопротивления.]
Князь Андрей ничего не понимал.
– Да откуда же вы, что вы не знаете того, что уже знают все кучера в городе?
– Я от эрцгерцогини. Там я ничего не слыхал.
– И не видали, что везде укладываются?
– Не видал… Да в чем дело? – нетерпеливо спросил князь Андрей.
– В чем дело? Дело в том, что французы перешли мост, который защищает Ауэсперг, и мост не взорвали, так что Мюрат бежит теперь по дороге к Брюнну, и нынче завтра они будут здесь.
– Как здесь? Да как же не взорвали мост, когда он минирован?
– А это я у вас спрашиваю. Этого никто, и сам Бонапарте, не знает.
Болконский пожал плечами.
– Но ежели мост перейден, значит, и армия погибла: она будет отрезана, – сказал он.
– В этом то и штука, – отвечал Билибин. – Слушайте. Вступают французы в Вену, как я вам говорил. Всё очень хорошо. На другой день, то есть вчера, господа маршалы: Мюрат Ланн и Бельяр, садятся верхом и отправляются на мост. (Заметьте, все трое гасконцы.) Господа, – говорит один, – вы знаете, что Таборский мост минирован и контраминирован, и что перед ним грозный tete de pont и пятнадцать тысяч войска, которому велено взорвать мост и нас не пускать. Но нашему государю императору Наполеону будет приятно, ежели мы возьмем этот мост. Проедемте втроем и возьмем этот мост. – Поедемте, говорят другие; и они отправляются и берут мост, переходят его и теперь со всею армией по сю сторону Дуная направляются на нас, на вас и на ваши сообщения.
– Полноте шутить, – грустно и серьезно сказал князь Андрей.
Известие это было горестно и вместе с тем приятно князю Андрею.
Как только он узнал, что русская армия находится в таком безнадежном положении, ему пришло в голову, что ему то именно предназначено вывести русскую армию из этого положения, что вот он, тот Тулон, который выведет его из рядов неизвестных офицеров и откроет ему первый путь к славе! Слушая Билибина, он соображал уже, как, приехав к армии, он на военном совете подаст мнение, которое одно спасет армию, и как ему одному будет поручено исполнение этого плана.
– Полноте шутить, – сказал он.
– Не шучу, – продолжал Билибин, – ничего нет справедливее и печальнее. Господа эти приезжают на мост одни и поднимают белые платки; уверяют, что перемирие, и что они, маршалы, едут для переговоров с князем Ауэрспергом. Дежурный офицер пускает их в tete de pont. [мостовое укрепление.] Они рассказывают ему тысячу гасконских глупостей: говорят, что война кончена, что император Франц назначил свидание Бонапарту, что они желают видеть князя Ауэрсперга, и тысячу гасконад и проч. Офицер посылает за Ауэрспергом; господа эти обнимают офицеров, шутят, садятся на пушки, а между тем французский баталион незамеченный входит на мост, сбрасывает мешки с горючими веществами в воду и подходит к tete de pont. Наконец, является сам генерал лейтенант, наш милый князь Ауэрсперг фон Маутерн. «Милый неприятель! Цвет австрийского воинства, герой турецких войн! Вражда кончена, мы можем подать друг другу руку… император Наполеон сгорает желанием узнать князя Ауэрсперга». Одним словом, эти господа, не даром гасконцы, так забрасывают Ауэрсперга прекрасными словами, он так прельщен своею столь быстро установившеюся интимностью с французскими маршалами, так ослеплен видом мантии и страусовых перьев Мюрата, qu'il n'y voit que du feu, et oubl celui qu'il devait faire faire sur l'ennemi. [Что он видит только их огонь и забывает о своем, о том, который он обязан был открыть против неприятеля.] (Несмотря на живость своей речи, Билибин не забыл приостановиться после этого mot, чтобы дать время оценить его.) Французский баталион вбегает в tete de pont, заколачивают пушки, и мост взят. Нет, но что лучше всего, – продолжал он, успокоиваясь в своем волнении прелестью собственного рассказа, – это то, что сержант, приставленный к той пушке, по сигналу которой должно было зажигать мины и взрывать мост, сержант этот, увидав, что французские войска бегут на мост, хотел уже стрелять, но Ланн отвел его руку. Сержант, который, видно, был умнее своего генерала, подходит к Ауэрспергу и говорит: «Князь, вас обманывают, вот французы!» Мюрат видит, что дело проиграно, ежели дать говорить сержанту. Он с удивлением (настоящий гасконец) обращается к Ауэрспергу: «Я не узнаю столь хваленую в мире австрийскую дисциплину, – говорит он, – и вы позволяете так говорить с вами низшему чину!» C'est genial. Le prince d'Auersperg se pique d'honneur et fait mettre le sergent aux arrets. Non, mais avouez que c'est charmant toute cette histoire du pont de Thabor. Ce n'est ni betise, ni lachete… [Это гениально. Князь Ауэрсперг оскорбляется и приказывает арестовать сержанта. Нет, признайтесь, что это прелесть, вся эта история с мостом. Это не то что глупость, не то что подлость…]
– С'est trahison peut etre, [Быть может, измена,] – сказал князь Андрей, живо воображая себе серые шинели, раны, пороховой дым, звуки пальбы и славу, которая ожидает его.
– Non plus. Cela met la cour dans de trop mauvais draps, – продолжал Билибин. – Ce n'est ni trahison, ni lachete, ni betise; c'est comme a Ulm… – Он как будто задумался, отыскивая выражение: – c'est… c'est du Mack. Nous sommes mackes , [Также нет. Это ставит двор в самое нелепое положение; это ни измена, ни подлость, ни глупость; это как при Ульме, это… это Маковщина . Мы обмаковались. ] – заключил он, чувствуя, что он сказал un mot, и свежее mot, такое mot, которое будет повторяться.
Собранные до тех пор складки на лбу быстро распустились в знак удовольствия, и он, слегка улыбаясь, стал рассматривать свои ногти.
– Куда вы? – сказал он вдруг, обращаясь к князю Андрею, который встал и направился в свою комнату.
– Я еду.
– Куда?
– В армию.
– Да вы хотели остаться еще два дня?
– А теперь я еду сейчас.
И князь Андрей, сделав распоряжение об отъезде, ушел в свою комнату.
– Знаете что, мой милый, – сказал Билибин, входя к нему в комнату. – Я подумал об вас. Зачем вы поедете?
И в доказательство неопровержимости этого довода складки все сбежали с лица.
Князь Андрей вопросительно посмотрел на своего собеседника и ничего не ответил.
– Зачем вы поедете? Я знаю, вы думаете, что ваш долг – скакать в армию теперь, когда армия в опасности. Я это понимаю, mon cher, c'est de l'heroisme. [мой дорогой, это героизм.]
– Нисколько, – сказал князь Андрей.
– Но вы un philoSophiee, [философ,] будьте же им вполне, посмотрите на вещи с другой стороны, и вы увидите, что ваш долг, напротив, беречь себя. Предоставьте это другим, которые ни на что более не годны… Вам не велено приезжать назад, и отсюда вас не отпустили; стало быть, вы можете остаться и ехать с нами, куда нас повлечет наша несчастная судьба. Говорят, едут в Ольмюц. А Ольмюц очень милый город. И мы с вами вместе спокойно поедем в моей коляске.
– Перестаньте шутить, Билибин, – сказал Болконский.
– Я говорю вам искренно и дружески. Рассудите. Куда и для чего вы поедете теперь, когда вы можете оставаться здесь? Вас ожидает одно из двух (он собрал кожу над левым виском): или не доедете до армии и мир будет заключен, или поражение и срам со всею кутузовскою армией.
И Билибин распустил кожу, чувствуя, что дилемма его неопровержима.
– Этого я не могу рассудить, – холодно сказал князь Андрей, а подумал: «еду для того, чтобы спасти армию».
– Mon cher, vous etes un heros, [Мой дорогой, вы – герой,] – сказал Билибин.


В ту же ночь, откланявшись военному министру, Болконский ехал в армию, сам не зная, где он найдет ее, и опасаясь по дороге к Кремсу быть перехваченным французами.
В Брюнне всё придворное население укладывалось, и уже отправлялись тяжести в Ольмюц. Около Эцельсдорфа князь Андрей выехал на дорогу, по которой с величайшею поспешностью и в величайшем беспорядке двигалась русская армия. Дорога была так запружена повозками, что невозможно было ехать в экипаже. Взяв у казачьего начальника лошадь и казака, князь Андрей, голодный и усталый, обгоняя обозы, ехал отыскивать главнокомандующего и свою повозку. Самые зловещие слухи о положении армии доходили до него дорогой, и вид беспорядочно бегущей армии подтверждал эти слухи.
«Cette armee russe que l'or de l'Angleterre a transportee, des extremites de l'univers, nous allons lui faire eprouver le meme sort (le sort de l'armee d'Ulm)», [«Эта русская армия, которую английское золото перенесло сюда с конца света, испытает ту же участь (участь ульмской армии)».] вспоминал он слова приказа Бонапарта своей армии перед началом кампании, и слова эти одинаково возбуждали в нем удивление к гениальному герою, чувство оскорбленной гордости и надежду славы. «А ежели ничего не остается, кроме как умереть? думал он. Что же, коли нужно! Я сделаю это не хуже других».
Князь Андрей с презрением смотрел на эти бесконечные, мешавшиеся команды, повозки, парки, артиллерию и опять повозки, повозки и повозки всех возможных видов, обгонявшие одна другую и в три, в четыре ряда запружавшие грязную дорогу. Со всех сторон, назади и впереди, покуда хватал слух, слышались звуки колес, громыхание кузовов, телег и лафетов, лошадиный топот, удары кнутом, крики понуканий, ругательства солдат, денщиков и офицеров. По краям дороги видны были беспрестанно то павшие ободранные и неободранные лошади, то сломанные повозки, у которых, дожидаясь чего то, сидели одинокие солдаты, то отделившиеся от команд солдаты, которые толпами направлялись в соседние деревни или тащили из деревень кур, баранов, сено или мешки, чем то наполненные.
На спусках и подъемах толпы делались гуще, и стоял непрерывный стон криков. Солдаты, утопая по колена в грязи, на руках подхватывали орудия и фуры; бились кнуты, скользили копыта, лопались постромки и надрывались криками груди. Офицеры, заведывавшие движением, то вперед, то назад проезжали между обозами. Голоса их были слабо слышны посреди общего гула, и по лицам их видно было, что они отчаивались в возможности остановить этот беспорядок. «Voila le cher [„Вот дорогое] православное воинство“, подумал Болконский, вспоминая слова Билибина.
Желая спросить у кого нибудь из этих людей, где главнокомандующий, он подъехал к обозу. Прямо против него ехал странный, в одну лошадь, экипаж, видимо, устроенный домашними солдатскими средствами, представлявший середину между телегой, кабриолетом и коляской. В экипаже правил солдат и сидела под кожаным верхом за фартуком женщина, вся обвязанная платками. Князь Андрей подъехал и уже обратился с вопросом к солдату, когда его внимание обратили отчаянные крики женщины, сидевшей в кибиточке. Офицер, заведывавший обозом, бил солдата, сидевшего кучером в этой колясочке, за то, что он хотел объехать других, и плеть попадала по фартуку экипажа. Женщина пронзительно кричала. Увидав князя Андрея, она высунулась из под фартука и, махая худыми руками, выскочившими из под коврового платка, кричала:
– Адъютант! Господин адъютант!… Ради Бога… защитите… Что ж это будет?… Я лекарская жена 7 го егерского… не пускают; мы отстали, своих потеряли…
– В лепешку расшибу, заворачивай! – кричал озлобленный офицер на солдата, – заворачивай назад со шлюхой своею.
– Господин адъютант, защитите. Что ж это? – кричала лекарша.
– Извольте пропустить эту повозку. Разве вы не видите, что это женщина? – сказал князь Андрей, подъезжая к офицеру.
Офицер взглянул на него и, не отвечая, поворотился опять к солдату: – Я те объеду… Назад!…
– Пропустите, я вам говорю, – опять повторил, поджимая губы, князь Андрей.
– А ты кто такой? – вдруг с пьяным бешенством обратился к нему офицер. – Ты кто такой? Ты (он особенно упирал на ты ) начальник, что ль? Здесь я начальник, а не ты. Ты, назад, – повторил он, – в лепешку расшибу.
Это выражение, видимо, понравилось офицеру.
– Важно отбрил адъютантика, – послышался голос сзади.
Князь Андрей видел, что офицер находился в том пьяном припадке беспричинного бешенства, в котором люди не помнят, что говорят. Он видел, что его заступничество за лекарскую жену в кибиточке исполнено того, чего он боялся больше всего в мире, того, что называется ridicule [смешное], но инстинкт его говорил другое. Не успел офицер договорить последних слов, как князь Андрей с изуродованным от бешенства лицом подъехал к нему и поднял нагайку:
– Из воль те про пус тить!
Офицер махнул рукой и торопливо отъехал прочь.
– Всё от этих, от штабных, беспорядок весь, – проворчал он. – Делайте ж, как знаете.
Князь Андрей торопливо, не поднимая глаз, отъехал от лекарской жены, называвшей его спасителем, и, с отвращением вспоминая мельчайшие подробности этой унизи тельной сцены, поскакал дальше к той деревне, где, как ему сказали, находился главнокомандующий.
Въехав в деревню, он слез с лошади и пошел к первому дому с намерением отдохнуть хоть на минуту, съесть что нибудь и привесть в ясность все эти оскорбительные, мучившие его мысли. «Это толпа мерзавцев, а не войско», думал он, подходя к окну первого дома, когда знакомый ему голос назвал его по имени.
Он оглянулся. Из маленького окна высовывалось красивое лицо Несвицкого. Несвицкий, пережевывая что то сочным ртом и махая руками, звал его к себе.
– Болконский, Болконский! Не слышишь, что ли? Иди скорее, – кричал он.
Войдя в дом, князь Андрей увидал Несвицкого и еще другого адъютанта, закусывавших что то. Они поспешно обратились к Болконскому с вопросом, не знает ли он чего нового. На их столь знакомых ему лицах князь Андрей прочел выражение тревоги и беспокойства. Выражение это особенно заметно было на всегда смеющемся лице Несвицкого.
– Где главнокомандующий? – спросил Болконский.
– Здесь, в том доме, – отвечал адъютант.
– Ну, что ж, правда, что мир и капитуляция? – спрашивал Несвицкий.
– Я у вас спрашиваю. Я ничего не знаю, кроме того, что я насилу добрался до вас.
– А у нас, брат, что! Ужас! Винюсь, брат, над Маком смеялись, а самим еще хуже приходится, – сказал Несвицкий. – Да садись же, поешь чего нибудь.
– Теперь, князь, ни повозок, ничего не найдете, и ваш Петр Бог его знает где, – сказал другой адъютант.
– Где ж главная квартира?
– В Цнайме ночуем.
– А я так перевьючил себе всё, что мне нужно, на двух лошадей, – сказал Несвицкий, – и вьюки отличные мне сделали. Хоть через Богемские горы удирать. Плохо, брат. Да что ты, верно нездоров, что так вздрагиваешь? – спросил Несвицкий, заметив, как князя Андрея дернуло, будто от прикосновения к лейденской банке.
– Ничего, – отвечал князь Андрей.
Он вспомнил в эту минуту о недавнем столкновении с лекарскою женой и фурштатским офицером.
– Что главнокомандующий здесь делает? – спросил он.
– Ничего не понимаю, – сказал Несвицкий.
– Я одно понимаю, что всё мерзко, мерзко и мерзко, – сказал князь Андрей и пошел в дом, где стоял главнокомандующий.
Пройдя мимо экипажа Кутузова, верховых замученных лошадей свиты и казаков, громко говоривших между собою, князь Андрей вошел в сени. Сам Кутузов, как сказали князю Андрею, находился в избе с князем Багратионом и Вейротером. Вейротер был австрийский генерал, заменивший убитого Шмита. В сенях маленький Козловский сидел на корточках перед писарем. Писарь на перевернутой кадушке, заворотив обшлага мундира, поспешно писал. Лицо Козловского было измученное – он, видно, тоже не спал ночь. Он взглянул на князя Андрея и даже не кивнул ему головой.
– Вторая линия… Написал? – продолжал он, диктуя писарю, – Киевский гренадерский, Подольский…
– Не поспеешь, ваше высокоблагородие, – отвечал писарь непочтительно и сердито, оглядываясь на Козловского.
Из за двери слышен был в это время оживленно недовольный голос Кутузова, перебиваемый другим, незнакомым голосом. По звуку этих голосов, по невниманию, с которым взглянул на него Козловский, по непочтительности измученного писаря, по тому, что писарь и Козловский сидели так близко от главнокомандующего на полу около кадушки,и по тому, что казаки, державшие лошадей, смеялись громко под окном дома, – по всему этому князь Андрей чувствовал, что должно было случиться что нибудь важное и несчастливое.
Князь Андрей настоятельно обратился к Козловскому с вопросами.
– Сейчас, князь, – сказал Козловский. – Диспозиция Багратиону.
– А капитуляция?
– Никакой нет; сделаны распоряжения к сражению.
Князь Андрей направился к двери, из за которой слышны были голоса. Но в то время, как он хотел отворить дверь, голоса в комнате замолкли, дверь сама отворилась, и Кутузов, с своим орлиным носом на пухлом лице, показался на пороге.
Князь Андрей стоял прямо против Кутузова; но по выражению единственного зрячего глаза главнокомандующего видно было, что мысль и забота так сильно занимали его, что как будто застилали ему зрение. Он прямо смотрел на лицо своего адъютанта и не узнавал его.
– Ну, что, кончил? – обратился он к Козловскому.
– Сию секунду, ваше высокопревосходительство.
Багратион, невысокий, с восточным типом твердого и неподвижного лица, сухой, еще не старый человек, вышел за главнокомандующим.
– Честь имею явиться, – повторил довольно громко князь Андрей, подавая конверт.
– А, из Вены? Хорошо. После, после!
Кутузов вышел с Багратионом на крыльцо.
– Ну, князь, прощай, – сказал он Багратиону. – Христос с тобой. Благословляю тебя на великий подвиг.
Лицо Кутузова неожиданно смягчилось, и слезы показались в его глазах. Он притянул к себе левою рукой Багратиона, а правой, на которой было кольцо, видимо привычным жестом перекрестил его и подставил ему пухлую щеку, вместо которой Багратион поцеловал его в шею.
– Христос с тобой! – повторил Кутузов и подошел к коляске. – Садись со мной, – сказал он Болконскому.
– Ваше высокопревосходительство, я желал бы быть полезен здесь. Позвольте мне остаться в отряде князя Багратиона.
– Садись, – сказал Кутузов и, заметив, что Болконский медлит, – мне хорошие офицеры самому нужны, самому нужны.
Они сели в коляску и молча проехали несколько минут.
– Еще впереди много, много всего будет, – сказал он со старческим выражением проницательности, как будто поняв всё, что делалось в душе Болконского. – Ежели из отряда его придет завтра одна десятая часть, я буду Бога благодарить, – прибавил Кутузов, как бы говоря сам с собой.
Князь Андрей взглянул на Кутузова, и ему невольно бросились в глаза, в полуаршине от него, чисто промытые сборки шрама на виске Кутузова, где измаильская пуля пронизала ему голову, и его вытекший глаз. «Да, он имеет право так спокойно говорить о погибели этих людей!» подумал Болконский.
– От этого я и прошу отправить меня в этот отряд, – сказал он.
Кутузов не ответил. Он, казалось, уж забыл о том, что было сказано им, и сидел задумавшись. Через пять минут, плавно раскачиваясь на мягких рессорах коляски, Кутузов обратился к князю Андрею. На лице его не было и следа волнения. Он с тонкою насмешливостью расспрашивал князя Андрея о подробностях его свидания с императором, об отзывах, слышанных при дворе о кремском деле, и о некоторых общих знакомых женщинах.


Кутузов чрез своего лазутчика получил 1 го ноября известие, ставившее командуемую им армию почти в безвыходное положение. Лазутчик доносил, что французы в огромных силах, перейдя венский мост, направились на путь сообщения Кутузова с войсками, шедшими из России. Ежели бы Кутузов решился оставаться в Кремсе, то полуторастатысячная армия Наполеона отрезала бы его от всех сообщений, окружила бы его сорокатысячную изнуренную армию, и он находился бы в положении Мака под Ульмом. Ежели бы Кутузов решился оставить дорогу, ведшую на сообщения с войсками из России, то он должен был вступить без дороги в неизвестные края Богемских
гор, защищаясь от превосходного силами неприятеля, и оставить всякую надежду на сообщение с Буксгевденом. Ежели бы Кутузов решился отступать по дороге из Кремса в Ольмюц на соединение с войсками из России, то он рисковал быть предупрежденным на этой дороге французами, перешедшими мост в Вене, и таким образом быть принужденным принять сражение на походе, со всеми тяжестями и обозами, и имея дело с неприятелем, втрое превосходившим его и окружавшим его с двух сторон.
Кутузов избрал этот последний выход.
Французы, как доносил лазутчик, перейдя мост в Вене, усиленным маршем шли на Цнайм, лежавший на пути отступления Кутузова, впереди его более чем на сто верст. Достигнуть Цнайма прежде французов – значило получить большую надежду на спасение армии; дать французам предупредить себя в Цнайме – значило наверное подвергнуть всю армию позору, подобному ульмскому, или общей гибели. Но предупредить французов со всею армией было невозможно. Дорога французов от Вены до Цнайма была короче и лучше, чем дорога русских от Кремса до Цнайма.
В ночь получения известия Кутузов послал четырехтысячный авангард Багратиона направо горами с кремско цнаймской дороги на венско цнаймскую. Багратион должен был пройти без отдыха этот переход, остановиться лицом к Вене и задом к Цнайму, и ежели бы ему удалось предупредить французов, то он должен был задерживать их, сколько мог. Сам же Кутузов со всеми тяжестями тронулся к Цнайму.
Пройдя с голодными, разутыми солдатами, без дороги, по горам, в бурную ночь сорок пять верст, растеряв третью часть отсталыми, Багратион вышел в Голлабрун на венско цнаймскую дорогу несколькими часами прежде французов, подходивших к Голлабруну из Вены. Кутузову надо было итти еще целые сутки с своими обозами, чтобы достигнуть Цнайма, и потому, чтобы спасти армию, Багратион должен был с четырьмя тысячами голодных, измученных солдат удерживать в продолжение суток всю неприятельскую армию, встретившуюся с ним в Голлабруне, что было, очевидно, невозможно. Но странная судьба сделала невозможное возможным. Успех того обмана, который без боя отдал венский мост в руки французов, побудил Мюрата пытаться обмануть так же и Кутузова. Мюрат, встретив слабый отряд Багратиона на цнаймской дороге, подумал, что это была вся армия Кутузова. Чтобы несомненно раздавить эту армию, он поджидал отставшие по дороге из Вены войска и с этою целью предложил перемирие на три дня, с условием, чтобы те и другие войска не изменяли своих положений и не трогались с места. Мюрат уверял, что уже идут переговоры о мире и что потому, избегая бесполезного пролития крови, он предлагает перемирие. Австрийский генерал граф Ностиц, стоявший на аванпостах, поверил словам парламентера Мюрата и отступил, открыв отряд Багратиона. Другой парламентер поехал в русскую цепь объявить то же известие о мирных переговорах и предложить перемирие русским войскам на три дня. Багратион отвечал, что он не может принимать или не принимать перемирия, и с донесением о сделанном ему предложении послал к Кутузову своего адъютанта.
Перемирие для Кутузова было единственным средством выиграть время, дать отдохнуть измученному отряду Багратиона и пропустить обозы и тяжести (движение которых было скрыто от французов), хотя один лишний переход до Цнайма. Предложение перемирия давало единственную и неожиданную возможность спасти армию. Получив это известие, Кутузов немедленно послал состоявшего при нем генерал адъютанта Винценгероде в неприятельский лагерь. Винценгероде должен был не только принять перемирие, но и предложить условия капитуляции, а между тем Кутузов послал своих адъютантов назад торопить сколь возможно движение обозов всей армии по кремско цнаймской дороге. Измученный, голодный отряд Багратиона один должен был, прикрывая собой это движение обозов и всей армии, неподвижно оставаться перед неприятелем в восемь раз сильнейшим.
Ожидания Кутузова сбылись как относительно того, что предложения капитуляции, ни к чему не обязывающие, могли дать время пройти некоторой части обозов, так и относительно того, что ошибка Мюрата должна была открыться очень скоро. Как только Бонапарте, находившийся в Шенбрунне, в 25 верстах от Голлабруна, получил донесение Мюрата и проект перемирия и капитуляции, он увидел обман и написал следующее письмо к Мюрату:
Au prince Murat. Schoenbrunn, 25 brumaire en 1805 a huit heures du matin.
«II m'est impossible de trouver des termes pour vous exprimer mon mecontentement. Vous ne commandez que mon avant garde et vous n'avez pas le droit de faire d'armistice sans mon ordre. Vous me faites perdre le fruit d'une campagne. Rompez l'armistice sur le champ et Mariechez a l'ennemi. Vous lui ferez declarer,que le general qui a signe cette capitulation, n'avait pas le droit de le faire, qu'il n'y a que l'Empereur de Russie qui ait ce droit.
«Toutes les fois cependant que l'Empereur de Russie ratifierait la dite convention, je la ratifierai; mais ce n'est qu'une ruse.Mariechez, detruisez l'armee russe… vous etes en position de prendre son bagage et son artiller.
«L'aide de camp de l'Empereur de Russie est un… Les officiers ne sont rien quand ils n'ont pas de pouvoirs: celui ci n'en avait point… Les Autrichiens se sont laisse jouer pour le passage du pont de Vienne, vous vous laissez jouer par un aide de camp de l'Empereur. Napoleon».
[Принцу Мюрату. Шенбрюнн, 25 брюмера 1805 г. 8 часов утра.
Я не могу найти слов чтоб выразить вам мое неудовольствие. Вы командуете только моим авангардом и не имеете права делать перемирие без моего приказания. Вы заставляете меня потерять плоды целой кампании. Немедленно разорвите перемирие и идите против неприятеля. Вы объявите ему, что генерал, подписавший эту капитуляцию, не имел на это права, и никто не имеет, исключая лишь российского императора.
Впрочем, если российский император согласится на упомянутое условие, я тоже соглашусь; но это не что иное, как хитрость. Идите, уничтожьте русскую армию… Вы можете взять ее обозы и ее артиллерию.
Генерал адъютант российского императора обманщик… Офицеры ничего не значат, когда не имеют власти полномочия; он также не имеет его… Австрийцы дали себя обмануть при переходе венского моста, а вы даете себя обмануть адъютантам императора.
Наполеон.]
Адъютант Бонапарте во всю прыть лошади скакал с этим грозным письмом к Мюрату. Сам Бонапарте, не доверяя своим генералам, со всею гвардией двигался к полю сражения, боясь упустить готовую жертву, а 4.000 ный отряд Багратиона, весело раскладывая костры, сушился, обогревался, варил в первый раз после трех дней кашу, и никто из людей отряда не знал и не думал о том, что предстояло ему.


В четвертом часу вечера князь Андрей, настояв на своей просьбе у Кутузова, приехал в Грунт и явился к Багратиону.
Адъютант Бонапарте еще не приехал в отряд Мюрата, и сражение еще не начиналось. В отряде Багратиона ничего не знали об общем ходе дел, говорили о мире, но не верили в его возможность. Говорили о сражении и тоже не верили и в близость сражения. Багратион, зная Болконского за любимого и доверенного адъютанта, принял его с особенным начальническим отличием и снисхождением, объяснил ему, что, вероятно, нынче или завтра будет сражение, и предоставил ему полную свободу находиться при нем во время сражения или в ариергарде наблюдать за порядком отступления, «что тоже было очень важно».
– Впрочем, нынче, вероятно, дела не будет, – сказал Багратион, как бы успокоивая князя Андрея.
«Ежели это один из обыкновенных штабных франтиков, посылаемых для получения крестика, то он и в ариергарде получит награду, а ежели хочет со мной быть, пускай… пригодится, коли храбрый офицер», подумал Багратион. Князь Андрей ничего не ответив, попросил позволения князя объехать позицию и узнать расположение войск с тем, чтобы в случае поручения знать, куда ехать. Дежурный офицер отряда, мужчина красивый, щеголевато одетый и с алмазным перстнем на указательном пальце, дурно, но охотно говоривший по французски, вызвался проводить князя Андрея.
Со всех сторон виднелись мокрые, с грустными лицами офицеры, чего то как будто искавшие, и солдаты, тащившие из деревни двери, лавки и заборы.
– Вот не можем, князь, избавиться от этого народа, – сказал штаб офицер, указывая на этих людей. – Распускают командиры. А вот здесь, – он указал на раскинутую палатку маркитанта, – собьются и сидят. Нынче утром всех выгнал: посмотрите, опять полна. Надо подъехать, князь, пугнуть их. Одна минута.
– Заедемте, и я возьму у него сыру и булку, – сказал князь Андрей, который не успел еще поесть.
– Что ж вы не сказали, князь? Я бы предложил своего хлеба соли.
Они сошли с лошадей и вошли под палатку маркитанта. Несколько человек офицеров с раскрасневшимися и истомленными лицами сидели за столами, пили и ели.
– Ну, что ж это, господа, – сказал штаб офицер тоном упрека, как человек, уже несколько раз повторявший одно и то же. – Ведь нельзя же отлучаться так. Князь приказал, чтобы никого не было. Ну, вот вы, г. штабс капитан, – обратился он к маленькому, грязному, худому артиллерийскому офицеру, который без сапог (он отдал их сушить маркитанту), в одних чулках, встал перед вошедшими, улыбаясь не совсем естественно.
– Ну, как вам, капитан Тушин, не стыдно? – продолжал штаб офицер, – вам бы, кажется, как артиллеристу надо пример показывать, а вы без сапог. Забьют тревогу, а вы без сапог очень хороши будете. (Штаб офицер улыбнулся.) Извольте отправляться к своим местам, господа, все, все, – прибавил он начальнически.
Князь Андрей невольно улыбнулся, взглянув на штабс капитана Тушина. Молча и улыбаясь, Тушин, переступая с босой ноги на ногу, вопросительно глядел большими, умными и добрыми глазами то на князя Андрея, то на штаб офицера.
– Солдаты говорят: разумшись ловчее, – сказал капитан Тушин, улыбаясь и робея, видимо, желая из своего неловкого положения перейти в шутливый тон.
Но еще он не договорил, как почувствовал, что шутка его не принята и не вышла. Он смутился.
– Извольте отправляться, – сказал штаб офицер, стараясь удержать серьезность.
Князь Андрей еще раз взглянул на фигурку артиллериста. В ней было что то особенное, совершенно не военное, несколько комическое, но чрезвычайно привлекательное.
Штаб офицер и князь Андрей сели на лошадей и поехали дальше.
Выехав за деревню, беспрестанно обгоняя и встречая идущих солдат, офицеров разных команд, они увидали налево краснеющие свежею, вновь вскопанною глиною строящиеся укрепления. Несколько баталионов солдат в одних рубахах, несмотря на холодный ветер, как белые муравьи, копошились на этих укреплениях; из за вала невидимо кем беспрестанно выкидывались лопаты красной глины. Они подъехали к укреплению, осмотрели его и поехали дальше. За самым укреплением наткнулись они на несколько десятков солдат, беспрестанно переменяющихся, сбегающих с укрепления. Они должны были зажать нос и тронуть лошадей рысью, чтобы выехать из этой отравленной атмосферы.
– Voila l'agrement des camps, monsieur le prince, [Вот удовольствие лагеря, князь,] – сказал дежурный штаб офицер.
Они выехали на противоположную гору. С этой горы уже видны были французы. Князь Андрей остановился и начал рассматривать.
– Вот тут наша батарея стоит, – сказал штаб офицер, указывая на самый высокий пункт, – того самого чудака, что без сапог сидел; оттуда всё видно: поедемте, князь.
– Покорно благодарю, я теперь один проеду, – сказал князь Андрей, желая избавиться от штаб офицера, – не беспокойтесь, пожалуйста.
Штаб офицер отстал, и князь Андрей поехал один.
Чем далее подвигался он вперед, ближе к неприятелю, тем порядочнее и веселее становился вид войск. Самый сильный беспорядок и уныние были в том обозе перед Цнаймом, который объезжал утром князь Андрей и который был в десяти верстах от французов. В Грунте тоже чувствовалась некоторая тревога и страх чего то. Но чем ближе подъезжал князь Андрей к цепи французов, тем самоувереннее становился вид наших войск. Выстроенные в ряд, стояли в шинелях солдаты, и фельдфебель и ротный рассчитывали людей, тыкая пальцем в грудь крайнему по отделению солдату и приказывая ему поднимать руку; рассыпанные по всему пространству, солдаты тащили дрова и хворост и строили балаганчики, весело смеясь и переговариваясь; у костров сидели одетые и голые, суша рубахи, подвертки или починивая сапоги и шинели, толпились около котлов и кашеваров. В одной роте обед был готов, и солдаты с жадными лицами смотрели на дымившиеся котлы и ждали пробы, которую в деревянной чашке подносил каптенармус офицеру, сидевшему на бревне против своего балагана. В другой, более счастливой роте, так как не у всех была водка, солдаты, толпясь, стояли около рябого широкоплечего фельдфебеля, который, нагибая бочонок, лил в подставляемые поочередно крышки манерок. Солдаты с набожными лицами подносили ко рту манерки, опрокидывали их и, полоща рот и утираясь рукавами шинелей, с повеселевшими лицами отходили от фельдфебеля. Все лица были такие спокойные, как будто всё происходило не в виду неприятеля, перед делом, где должна была остаться на месте, по крайней мере, половина отряда, а как будто где нибудь на родине в ожидании спокойной стоянки. Проехав егерский полк, в рядах киевских гренадеров, молодцоватых людей, занятых теми же мирными делами, князь Андрей недалеко от высокого, отличавшегося от других балагана полкового командира, наехал на фронт взвода гренадер, перед которыми лежал обнаженный человек. Двое солдат держали его, а двое взмахивали гибкие прутья и мерно ударяли по обнаженной спине. Наказываемый неестественно кричал. Толстый майор ходил перед фронтом и, не переставая и не обращая внимания на крик, говорил:
– Солдату позорно красть, солдат должен быть честен, благороден и храбр; а коли у своего брата украл, так в нем чести нет; это мерзавец. Еще, еще!
И всё слышались гибкие удары и отчаянный, но притворный крик.
– Еще, еще, – приговаривал майор.
Молодой офицер, с выражением недоумения и страдания в лице, отошел от наказываемого, оглядываясь вопросительно на проезжавшего адъютанта.
Князь Андрей, выехав в переднюю линию, поехал по фронту. Цепь наша и неприятельская стояли на левом и на правом фланге далеко друг от друга, но в средине, в том месте, где утром проезжали парламентеры, цепи сошлись так близко, что могли видеть лица друг друга и переговариваться между собой. Кроме солдат, занимавших цепь в этом месте, с той и с другой стороны стояло много любопытных, которые, посмеиваясь, разглядывали странных и чуждых для них неприятелей.
С раннего утра, несмотря на запрещение подходить к цепи, начальники не могли отбиться от любопытных. Солдаты, стоявшие в цепи, как люди, показывающие что нибудь редкое, уж не смотрели на французов, а делали свои наблюдения над приходящими и, скучая, дожидались смены. Князь Андрей остановился рассматривать французов.
– Глянь ка, глянь, – говорил один солдат товарищу, указывая на русского мушкатера солдата, который с офицером подошел к цепи и что то часто и горячо говорил с французским гренадером. – Вишь, лопочет как ловко! Аж хранцуз то за ним не поспевает. Ну ка ты, Сидоров!
– Погоди, послушай. Ишь, ловко! – отвечал Сидоров, считавшийся мастером говорить по французски.
Солдат, на которого указывали смеявшиеся, был Долохов. Князь Андрей узнал его и прислушался к его разговору. Долохов, вместе с своим ротным, пришел в цепь с левого фланга, на котором стоял их полк.
– Ну, еще, еще! – подстрекал ротный командир, нагибаясь вперед и стараясь не проронить ни одного непонятного для него слова. – Пожалуйста, почаще. Что он?
Долохов не отвечал ротному; он был вовлечен в горячий спор с французским гренадером. Они говорили, как и должно было быть, о кампании. Француз доказывал, смешивая австрийцев с русскими, что русские сдались и бежали от самого Ульма; Долохов доказывал, что русские не сдавались, а били французов.
– Здесь велят прогнать вас и прогоним, – говорил Долохов.
– Только старайтесь, чтобы вас не забрали со всеми вашими казаками, – сказал гренадер француз.
Зрители и слушатели французы засмеялись.
– Вас заставят плясать, как при Суворове вы плясали (on vous fera danser [вас заставят плясать]), – сказал Долохов.
– Qu'est ce qu'il chante? [Что он там поет?] – сказал один француз.
– De l'histoire ancienne, [Древняя история,] – сказал другой, догадавшись, что дело шло о прежних войнах. – L'Empereur va lui faire voir a votre Souvara, comme aux autres… [Император покажет вашему Сувара, как и другим…]
– Бонапарте… – начал было Долохов, но француз перебил его.
– Нет Бонапарте. Есть император! Sacre nom… [Чорт возьми…] – сердито крикнул он.
– Чорт его дери вашего императора!
И Долохов по русски, грубо, по солдатски обругался и, вскинув ружье, отошел прочь.
– Пойдемте, Иван Лукич, – сказал он ротному.
– Вот так по хранцузски, – заговорили солдаты в цепи. – Ну ка ты, Сидоров!
Сидоров подмигнул и, обращаясь к французам, начал часто, часто лепетать непонятные слова:
– Кари, мала, тафа, сафи, мутер, каска, – лопотал он, стараясь придавать выразительные интонации своему голосу.
– Го, го, го! ха ха, ха, ха! Ух! Ух! – раздался между солдатами грохот такого здорового и веселого хохота, невольно через цепь сообщившегося и французам, что после этого нужно было, казалось, разрядить ружья, взорвать заряды и разойтись поскорее всем по домам.
Но ружья остались заряжены, бойницы в домах и укреплениях так же грозно смотрели вперед и так же, как прежде, остались друг против друга обращенные, снятые с передков пушки.


Объехав всю линию войск от правого до левого фланга, князь Андрей поднялся на ту батарею, с которой, по словам штаб офицера, всё поле было видно. Здесь он слез с лошади и остановился у крайнего из четырех снятых с передков орудий. Впереди орудий ходил часовой артиллерист, вытянувшийся было перед офицером, но по сделанному ему знаку возобновивший свое равномерное, скучливое хождение. Сзади орудий стояли передки, еще сзади коновязь и костры артиллеристов. Налево, недалеко от крайнего орудия, был новый плетеный шалашик, из которого слышались оживленные офицерские голоса.
Действительно, с батареи открывался вид почти всего расположения русских войск и большей части неприятеля. Прямо против батареи, на горизонте противоположного бугра, виднелась деревня Шенграбен; левее и правее можно было различить в трех местах, среди дыма их костров, массы французских войск, которых, очевидно, большая часть находилась в самой деревне и за горою. Левее деревни, в дыму, казалось что то похожее на батарею, но простым глазом нельзя было рассмотреть хорошенько. Правый фланг наш располагался на довольно крутом возвышении, которое господствовало над позицией французов. По нем расположена была наша пехота, и на самом краю видны были драгуны. В центре, где и находилась та батарея Тушина, с которой рассматривал позицию князь Андрей, был самый отлогий и прямой спуск и подъем к ручью, отделявшему нас от Шенграбена. Налево войска наши примыкали к лесу, где дымились костры нашей, рубившей дрова, пехоты. Линия французов была шире нашей, и ясно было, что французы легко могли обойти нас с обеих сторон. Сзади нашей позиции был крутой и глубокий овраг, по которому трудно было отступать артиллерии и коннице. Князь Андрей, облокотясь на пушку и достав бумажник, начертил для себя план расположения войск. В двух местах он карандашом поставил заметки, намереваясь сообщить их Багратиону. Он предполагал, во первых, сосредоточить всю артиллерию в центре и, во вторых, кавалерию перевести назад, на ту сторону оврага. Князь Андрей, постоянно находясь при главнокомандующем, следя за движениями масс и общими распоряжениями и постоянно занимаясь историческими описаниями сражений, и в этом предстоящем деле невольно соображал будущий ход военных действий только в общих чертах. Ему представлялись лишь следующего рода крупные случайности: «Ежели неприятель поведет атаку на правый фланг, – говорил он сам себе, – Киевский гренадерский и Подольский егерский должны будут удерживать свою позицию до тех пор, пока резервы центра не подойдут к ним. В этом случае драгуны могут ударить во фланг и опрокинуть их. В случае же атаки на центр, мы выставляем на этом возвышении центральную батарею и под ее прикрытием стягиваем левый фланг и отступаем до оврага эшелонами», рассуждал он сам с собою…
Всё время, что он был на батарее у орудия, он, как это часто бывает, не переставая, слышал звуки голосов офицеров, говоривших в балагане, но не понимал ни одного слова из того, что они говорили. Вдруг звук голосов из балагана поразил его таким задушевным тоном, что он невольно стал прислушиваться.
– Нет, голубчик, – говорил приятный и как будто знакомый князю Андрею голос, – я говорю, что коли бы возможно было знать, что будет после смерти, тогда бы и смерти из нас никто не боялся. Так то, голубчик.
Другой, более молодой голос перебил его:
– Да бойся, не бойся, всё равно, – не минуешь.
– А всё боишься! Эх вы, ученые люди, – сказал третий мужественный голос, перебивая обоих. – То то вы, артиллеристы, и учены очень оттого, что всё с собой свезти можно, и водочки и закусочки.
И владелец мужественного голоса, видимо, пехотный офицер, засмеялся.
– А всё боишься, – продолжал первый знакомый голос. – Боишься неизвестности, вот чего. Как там ни говори, что душа на небо пойдет… ведь это мы знаем, что неба нет, a сфера одна.
Опять мужественный голос перебил артиллериста.
– Ну, угостите же травником то вашим, Тушин, – сказал он.
«А, это тот самый капитан, который без сапог стоял у маркитанта», подумал князь Андрей, с удовольствием признавая приятный философствовавший голос.
– Травничку можно, – сказал Тушин, – а всё таки будущую жизнь постигнуть…
Он не договорил. В это время в воздухе послышался свист; ближе, ближе, быстрее и слышнее, слышнее и быстрее, и ядро, как будто не договорив всего, что нужно было, с нечеловеческою силой взрывая брызги, шлепнулось в землю недалеко от балагана. Земля как будто ахнула от страшного удара.
В то же мгновение из балагана выскочил прежде всех маленький Тушин с закушенною на бок трубочкой; доброе, умное лицо его было несколько бледно. За ним вышел владетель мужественного голоса, молодцоватый пехотный офицер, и побежал к своей роте, на бегу застегиваясь.


Князь Андрей верхом остановился на батарее, глядя на дым орудия, из которого вылетело ядро. Глаза его разбегались по обширному пространству. Он видел только, что прежде неподвижные массы французов заколыхались, и что налево действительно была батарея. На ней еще не разошелся дымок. Французские два конные, вероятно, адъютанта, проскакали по горе. Под гору, вероятно, для усиления цепи, двигалась явственно видневшаяся небольшая колонна неприятеля. Еще дым первого выстрела не рассеялся, как показался другой дымок и выстрел. Сраженье началось. Князь Андрей повернул лошадь и поскакал назад в Грунт отыскивать князя Багратиона. Сзади себя он слышал, как канонада становилась чаще и громче. Видно, наши начинали отвечать. Внизу, в том месте, где проезжали парламентеры, послышались ружейные выстрелы.
Лемарруа (Le Marierois) с грозным письмом Бонапарта только что прискакал к Мюрату, и пристыженный Мюрат, желая загладить свою ошибку, тотчас же двинул свои войска на центр и в обход обоих флангов, надеясь еще до вечера и до прибытия императора раздавить ничтожный, стоявший перед ним, отряд.
«Началось! Вот оно!» думал князь Андрей, чувствуя, как кровь чаще начинала приливать к его сердцу. «Но где же? Как же выразится мой Тулон?» думал он.
Проезжая между тех же рот, которые ели кашу и пили водку четверть часа тому назад, он везде видел одни и те же быстрые движения строившихся и разбиравших ружья солдат, и на всех лицах узнавал он то чувство оживления, которое было в его сердце. «Началось! Вот оно! Страшно и весело!» говорило лицо каждого солдата и офицера.
Не доехав еще до строившегося укрепления, он увидел в вечернем свете пасмурного осеннего дня подвигавшихся ему навстречу верховых. Передовой, в бурке и картузе со смушками, ехал на белой лошади. Это был князь Багратион. Князь Андрей остановился, ожидая его. Князь Багратион приостановил свою лошадь и, узнав князя Андрея, кивнул ему головой. Он продолжал смотреть вперед в то время, как князь Андрей говорил ему то, что он видел.
Выражение: «началось! вот оно!» было даже и на крепком карем лице князя Багратиона с полузакрытыми, мутными, как будто невыспавшимися глазами. Князь Андрей с беспокойным любопытством вглядывался в это неподвижное лицо, и ему хотелось знать, думает ли и чувствует, и что думает, что чувствует этот человек в эту минуту? «Есть ли вообще что нибудь там, за этим неподвижным лицом?» спрашивал себя князь Андрей, глядя на него. Князь Багратион наклонил голову, в знак согласия на слова князя Андрея, и сказал: «Хорошо», с таким выражением, как будто всё то, что происходило и что ему сообщали, было именно то, что он уже предвидел. Князь Андрей, запихавшись от быстроты езды, говорил быстро. Князь Багратион произносил слова с своим восточным акцентом особенно медленно, как бы внушая, что торопиться некуда. Он тронул, однако, рысью свою лошадь по направлению к батарее Тушина. Князь Андрей вместе с свитой поехал за ним. За князем Багратионом ехали: свитский офицер, личный адъютант князя, Жерков, ординарец, дежурный штаб офицер на энглизированной красивой лошади и статский чиновник, аудитор, который из любопытства попросился ехать в сражение. Аудитор, полный мужчина с полным лицом, с наивною улыбкой радости оглядывался вокруг, трясясь на своей лошади, представляя странный вид в своей камлотовой шинели на фурштатском седле среди гусар, казаков и адъютантов.
– Вот хочет сраженье посмотреть, – сказал Жерков Болконскому, указывая на аудитора, – да под ложечкой уж заболело.
– Ну, полно вам, – проговорил аудитор с сияющею, наивною и вместе хитрою улыбкой, как будто ему лестно было, что он составлял предмет шуток Жеркова, и как будто он нарочно старался казаться глупее, чем он был в самом деле.
– Tres drole, mon monsieur prince, [Очень забавно, мой господин князь,] – сказал дежурный штаб офицер. (Он помнил, что по французски как то особенно говорится титул князь, и никак не мог наладить.)
В это время они все уже подъезжали к батарее Тушина, и впереди их ударилось ядро.
– Что ж это упало? – наивно улыбаясь, спросил аудитор.
– Лепешки французские, – сказал Жерков.
– Этим то бьют, значит? – спросил аудитор. – Страсть то какая!
И он, казалось, распускался весь от удовольствия. Едва он договорил, как опять раздался неожиданно страшный свист, вдруг прекратившийся ударом во что то жидкое, и ш ш ш шлеп – казак, ехавший несколько правее и сзади аудитора, с лошадью рухнулся на землю. Жерков и дежурный штаб офицер пригнулись к седлам и прочь поворотили лошадей. Аудитор остановился против казака, со внимательным любопытством рассматривая его. Казак был мертв, лошадь еще билась.
Князь Багратион, прищурившись, оглянулся и, увидав причину происшедшего замешательства, равнодушно отвернулся, как будто говоря: стоит ли глупостями заниматься! Он остановил лошадь, с приемом хорошего ездока, несколько перегнулся и выправил зацепившуюся за бурку шпагу. Шпага была старинная, не такая, какие носились теперь. Князь Андрей вспомнил рассказ о том, как Суворов в Италии подарил свою шпагу Багратиону, и ему в эту минуту особенно приятно было это воспоминание. Они подъехали к той самой батарее, у которой стоял Болконский, когда рассматривал поле сражения.
– Чья рота? – спросил князь Багратион у фейерверкера, стоявшего у ящиков.
Он спрашивал: чья рота? а в сущности он спрашивал: уж не робеете ли вы тут? И фейерверкер понял это.
– Капитана Тушина, ваше превосходительство, – вытягиваясь, закричал веселым голосом рыжий, с покрытым веснушками лицом, фейерверкер.
– Так, так, – проговорил Багратион, что то соображая, и мимо передков проехал к крайнему орудию.
В то время как он подъезжал, из орудия этого, оглушая его и свиту, зазвенел выстрел, и в дыму, вдруг окружившем орудие, видны были артиллеристы, подхватившие пушку и, торопливо напрягаясь, накатывавшие ее на прежнее место. Широкоплечий, огромный солдат 1 й с банником, широко расставив ноги, отскочил к колесу. 2 й трясущейся рукой клал заряд в дуло. Небольшой сутуловатый человек, офицер Тушин, спотыкнувшись на хобот, выбежал вперед, не замечая генерала и выглядывая из под маленькой ручки.
– Еще две линии прибавь, как раз так будет, – закричал он тоненьким голоском, которому он старался придать молодцоватость, не шедшую к его фигуре. – Второе! – пропищал он. – Круши, Медведев!
Багратион окликнул офицера, и Тушин, робким и неловким движением, совсем не так, как салютуют военные, а так, как благословляют священники, приложив три пальца к козырьку, подошел к генералу. Хотя орудия Тушина были назначены для того, чтоб обстреливать лощину, он стрелял брандскугелями по видневшейся впереди деревне Шенграбен, перед которой выдвигались большие массы французов.
Никто не приказывал Тушину, куда и чем стрелять, и он, посоветовавшись с своим фельдфебелем Захарченком, к которому имел большое уважение, решил, что хорошо было бы зажечь деревню. «Хорошо!» сказал Багратион на доклад офицера и стал оглядывать всё открывавшееся перед ним поле сражения, как бы что то соображая. С правой стороны ближе всего подошли французы. Пониже высоты, на которой стоял Киевский полк, в лощине речки слышалась хватающая за душу перекатная трескотня ружей, и гораздо правее, за драгунами, свитский офицер указывал князю на обходившую наш фланг колонну французов. Налево горизонт ограничивался близким лесом. Князь Багратион приказал двум баталионам из центра итти на подкрепление направо. Свитский офицер осмелился заметить князю, что по уходе этих баталионов орудия останутся без прикрытия. Князь Багратион обернулся к свитскому офицеру и тусклыми глазами посмотрел на него молча. Князю Андрею казалось, что замечание свитского офицера было справедливо и что действительно сказать было нечего. Но в это время прискакал адъютант от полкового командира, бывшего в лощине, с известием, что огромные массы французов шли низом, что полк расстроен и отступает к киевским гренадерам. Князь Багратион наклонил голову в знак согласия и одобрения. Шагом поехал он направо и послал адъютанта к драгунам с приказанием атаковать французов. Но посланный туда адъютант приехал через полчаса с известием, что драгунский полковой командир уже отступил за овраг, ибо против него был направлен сильный огонь, и он понапрасну терял людей и потому спешил стрелков в лес.
– Хорошо! – сказал Багратион.
В то время как он отъезжал от батареи, налево тоже послышались выстрелы в лесу, и так как было слишком далеко до левого фланга, чтобы успеть самому приехать во время, князь Багратион послал туда Жеркова сказать старшему генералу, тому самому, который представлял полк Кутузову в Браунау, чтобы он отступил сколь можно поспешнее за овраг, потому что правый фланг, вероятно, не в силах будет долго удерживать неприятеля. Про Тушина же и баталион, прикрывавший его, было забыто. Князь Андрей тщательно прислушивался к разговорам князя Багратиона с начальниками и к отдаваемым им приказаниям и к удивлению замечал, что приказаний никаких отдаваемо не было, а что князь Багратион только старался делать вид, что всё, что делалось по необходимости, случайности и воле частных начальников, что всё это делалось хоть не по его приказанию, но согласно с его намерениями. Благодаря такту, который выказывал князь Багратион, князь Андрей замечал, что, несмотря на эту случайность событий и независимость их от воли начальника, присутствие его сделало чрезвычайно много. Начальники, с расстроенными лицами подъезжавшие к князю Багратиону, становились спокойны, солдаты и офицеры весело приветствовали его и становились оживленнее в его присутствии и, видимо, щеголяли перед ним своею храбростию.


Князь Багратион, выехав на самый высокий пункт нашего правого фланга, стал спускаться книзу, где слышалась перекатная стрельба и ничего не видно было от порохового дыма. Чем ближе они спускались к лощине, тем менее им становилось видно, но тем чувствительнее становилась близость самого настоящего поля сражения. Им стали встречаться раненые. Одного с окровавленной головой, без шапки, тащили двое солдат под руки. Он хрипел и плевал. Пуля попала, видно, в рот или в горло. Другой, встретившийся им, бодро шел один, без ружья, громко охая и махая от свежей боли рукою, из которой кровь лилась, как из стклянки, на его шинель. Лицо его казалось больше испуганным, чем страдающим. Он минуту тому назад был ранен. Переехав дорогу, они стали круто спускаться и на спуске увидали несколько человек, которые лежали; им встретилась толпа солдат, в числе которых были и не раненые. Солдаты шли в гору, тяжело дыша, и, несмотря на вид генерала, громко разговаривали и махали руками. Впереди, в дыму, уже были видны ряды серых шинелей, и офицер, увидав Багратиона, с криком побежал за солдатами, шедшими толпой, требуя, чтоб они воротились. Багратион подъехал к рядам, по которым то там, то здесь быстро щелкали выстрелы, заглушая говор и командные крики. Весь воздух пропитан был пороховым дымом. Лица солдат все были закопчены порохом и оживлены. Иные забивали шомполами, другие посыпали на полки, доставали заряды из сумок, третьи стреляли. Но в кого они стреляли, этого не было видно от порохового дыма, не уносимого ветром. Довольно часто слышались приятные звуки жужжанья и свистения. «Что это такое? – думал князь Андрей, подъезжая к этой толпе солдат. – Это не может быть атака, потому что они не двигаются; не может быть карре: они не так стоят».
Худощавый, слабый на вид старичок, полковой командир, с приятною улыбкой, с веками, которые больше чем наполовину закрывали его старческие глаза, придавая ему кроткий вид, подъехал к князю Багратиону и принял его, как хозяин дорогого гостя. Он доложил князю Багратиону, что против его полка была конная атака французов, но что, хотя атака эта отбита, полк потерял больше половины людей. Полковой командир сказал, что атака была отбита, придумав это военное название тому, что происходило в его полку; но он действительно сам не знал, что происходило в эти полчаса во вверенных ему войсках, и не мог с достоверностью сказать, была ли отбита атака или полк его был разбит атакой. В начале действий он знал только то, что по всему его полку стали летать ядра и гранаты и бить людей, что потом кто то закричал: «конница», и наши стали стрелять. И стреляли до сих пор уже не в конницу, которая скрылась, а в пеших французов, которые показались в лощине и стреляли по нашим. Князь Багратион наклонил голову в знак того, что всё это было совершенно так, как он желал и предполагал. Обратившись к адъютанту, он приказал ему привести с горы два баталиона 6 го егерского, мимо которых они сейчас проехали. Князя Андрея поразила в эту минуту перемена, происшедшая в лице князя Багратиона. Лицо его выражало ту сосредоточенную и счастливую решимость, которая бывает у человека, готового в жаркий день броситься в воду и берущего последний разбег. Не было ни невыспавшихся тусклых глаз, ни притворно глубокомысленного вида: круглые, твердые, ястребиные глаза восторженно и несколько презрительно смотрели вперед, очевидно, ни на чем не останавливаясь, хотя в его движениях оставалась прежняя медленность и размеренность.
Полковой командир обратился к князю Багратиону, упрашивая его отъехать назад, так как здесь было слишком опасно. «Помилуйте, ваше сиятельство, ради Бога!» говорил он, за подтверждением взглядывая на свитского офицера, который отвертывался от него. «Вот, изволите видеть!» Он давал заметить пули, которые беспрестанно визжали, пели и свистали около них. Он говорил таким тоном просьбы и упрека, с каким плотник говорит взявшемуся за топор барину: «наше дело привычное, а вы ручки намозолите». Он говорил так, как будто его самого не могли убить эти пули, и его полузакрытые глаза придавали его словам еще более убедительное выражение. Штаб офицер присоединился к увещаниям полкового командира; но князь Багратион не отвечал им и только приказал перестать стрелять и построиться так, чтобы дать место подходившим двум баталионам. В то время как он говорил, будто невидимою рукой потянулся справа налево, от поднявшегося ветра, полог дыма, скрывавший лощину, и противоположная гора с двигающимися по ней французами открылась перед ними. Все глаза были невольно устремлены на эту французскую колонну, подвигавшуюся к нам и извивавшуюся по уступам местности. Уже видны были мохнатые шапки солдат; уже можно было отличить офицеров от рядовых; видно было, как трепалось о древко их знамя.
– Славно идут, – сказал кто то в свите Багратиона.
Голова колонны спустилась уже в лощину. Столкновение должно было произойти на этой стороне спуска…
Остатки нашего полка, бывшего в деле, поспешно строясь, отходили вправо; из за них, разгоняя отставших, подходили стройно два баталиона 6 го егерского. Они еще не поровнялись с Багратионом, а уже слышен был тяжелый, грузный шаг, отбиваемый в ногу всею массой людей. С левого фланга шел ближе всех к Багратиону ротный командир, круглолицый, статный мужчина с глупым, счастливым выражением лица, тот самый, который выбежал из балагана. Он, видимо, ни о чем не думал в эту минуту, кроме того, что он молодцом пройдет мимо начальства.
С фрунтовым самодовольством он шел легко на мускулистых ногах, точно он плыл, без малейшего усилия вытягиваясь и отличаясь этою легкостью от тяжелого шага солдат, шедших по его шагу. Он нес у ноги вынутую тоненькую, узенькую шпагу (гнутую шпажку, не похожую на оружие) и, оглядываясь то на начальство, то назад, не теряя шагу, гибко поворачивался всем своим сильным станом. Казалось, все силы души его были направлены на то,чтобы наилучшим образом пройти мимо начальства, и, чувствуя, что он исполняет это дело хорошо, он был счастлив. «Левой… левой… левой…», казалось, внутренно приговаривал он через каждый шаг, и по этому такту с разно образно строгими лицами двигалась стена солдатских фигур, отягченных ранцами и ружьями, как будто каждый из этих сотен солдат мысленно через шаг приговаривал: «левой… левой… левой…». Толстый майор, пыхтя и разрознивая шаг, обходил куст по дороге; отставший солдат, запыхавшись, с испуганным лицом за свою неисправность, рысью догонял роту; ядро, нажимая воздух, пролетело над головой князя Багратиона и свиты и в такт: «левой – левой!» ударилось в колонну. «Сомкнись!» послышался щеголяющий голос ротного командира. Солдаты дугой обходили что то в том месте, куда упало ядро; старый кавалер, фланговый унтер офицер, отстав около убитых, догнал свой ряд, подпрыгнув, переменил ногу, попал в шаг и сердито оглянулся. «Левой… левой… левой…», казалось, слышалось из за угрожающего молчания и однообразного звука единовременно ударяющих о землю ног.
– Молодцами, ребята! – сказал князь Багратион.
«Ради… ого го го го го!…» раздалось по рядам. Угрюмый солдат, шедший слева, крича, оглянулся глазами на Багратиона с таким выражением, как будто говорил: «сами знаем»; другой, не оглядываясь и как будто боясь развлечься, разинув рот, кричал и проходил.
Велено было остановиться и снять ранцы.
Багратион объехал прошедшие мимо его ряды и слез с лошади. Он отдал казаку поводья, снял и отдал бурку, расправил ноги и поправил на голове картуз. Голова французской колонны, с офицерами впереди, показалась из под горы.
«С Богом!» проговорил Багратион твердым, слышным голосом, на мгновение обернулся к фронту и, слегка размахивая руками, неловким шагом кавалериста, как бы трудясь, пошел вперед по неровному полю. Князь Андрей чувствовал, что какая то непреодолимая сила влечет его вперед, и испытывал большое счастие. [Тут произошла та атака, про которую Тьер говорит: «Les russes se conduisirent vaillamment, et chose rare a la guerre, on vit deux masses d'infanterie Mariecher resolument l'une contre l'autre sans qu'aucune des deux ceda avant d'etre abordee»; а Наполеон на острове Св. Елены сказал: «Quelques bataillons russes montrerent de l'intrepidite„. [Русские вели себя доблестно, и вещь – редкая на войне, две массы пехоты шли решительно одна против другой, и ни одна из двух не уступила до самого столкновения“. Слова Наполеона: [Несколько русских батальонов проявили бесстрашие.]
Уже близко становились французы; уже князь Андрей, шедший рядом с Багратионом, ясно различал перевязи, красные эполеты, даже лица французов. (Он ясно видел одного старого французского офицера, который вывернутыми ногами в штиблетах с трудом шел в гору.) Князь Багратион не давал нового приказания и всё так же молча шел перед рядами. Вдруг между французами треснул один выстрел, другой, третий… и по всем расстроившимся неприятельским рядам разнесся дым и затрещала пальба. Несколько человек наших упало, в том числе и круглолицый офицер, шедший так весело и старательно. Но в то же мгновение как раздался первый выстрел, Багратион оглянулся и закричал: «Ура!»
«Ура а а а!» протяжным криком разнеслось по нашей линии и, обгоняя князя Багратиона и друг друга, нестройною, но веселою и оживленною толпой побежали наши под гору за расстроенными французами.


Атака 6 го егерского обеспечила отступление правого фланга. В центре действие забытой батареи Тушина, успевшего зажечь Шенграбен, останавливало движение французов. Французы тушили пожар, разносимый ветром, и давали время отступать. Отступление центра через овраг совершалось поспешно и шумно; однако войска, отступая, не путались командами. Но левый фланг, который единовременно был атакован и обходим превосходными силами французов под начальством Ланна и который состоял из Азовского и Подольского пехотных и Павлоградского гусарского полков, был расстроен. Багратион послал Жеркова к генералу левого фланга с приказанием немедленно отступать.
Жерков бойко, не отнимая руки от фуражки, тронул лошадь и поскакал. Но едва только он отъехал от Багратиона, как силы изменили ему. На него нашел непреодолимый страх, и он не мог ехать туда, где было опасно.
Подъехав к войскам левого фланга, он поехал не вперед, где была стрельба, а стал отыскивать генерала и начальников там, где их не могло быть, и потому не передал приказания.
Командование левым флангом принадлежало по старшинству полковому командиру того самого полка, который представлялся под Браунау Кутузову и в котором служил солдатом Долохов. Командование же крайнего левого фланга было предназначено командиру Павлоградского полка, где служил Ростов, вследствие чего произошло недоразумение. Оба начальника были сильно раздражены друг против друга, и в то самое время как на правом фланге давно уже шло дело и французы уже начали наступление, оба начальника были заняты переговорами, которые имели целью оскорбить друг друга. Полки же, как кавалерийский, так и пехотный, были весьма мало приготовлены к предстоящему делу. Люди полков, от солдата до генерала, не ждали сражения и спокойно занимались мирными делами: кормлением лошадей в коннице, собиранием дров – в пехоте.
– Есть он, однако, старше моего в чином, – говорил немец, гусарский полковник, краснея и обращаясь к подъехавшему адъютанту, – то оставляяй его делать, как он хочет. Я своих гусар не могу жертвовать. Трубач! Играй отступление!
Но дело становилось к спеху. Канонада и стрельба, сливаясь, гремели справа и в центре, и французские капоты стрелков Ланна проходили уже плотину мельницы и выстраивались на этой стороне в двух ружейных выстрелах. Пехотный полковник вздрагивающею походкой подошел к лошади и, взлезши на нее и сделавшись очень прямым и высоким, поехал к павлоградскому командиру. Полковые командиры съехались с учтивыми поклонами и со скрываемою злобой в сердце.
– Опять таки, полковник, – говорил генерал, – не могу я, однако, оставить половину людей в лесу. Я вас прошу , я вас прошу , – повторил он, – занять позицию и приготовиться к атаке.
– А вас прошу не мешивайтся не свое дело, – отвечал, горячась, полковник. – Коли бы вы был кавалерист…
– Я не кавалерист, полковник, но я русский генерал, и ежели вам это неизвестно…
– Очень известно, ваше превосходительство, – вдруг вскрикнул, трогая лошадь, полковник, и делаясь красно багровым. – Не угодно ли пожаловать в цепи, и вы будете посмотрейть, что этот позиция никуда негодный. Я не хочу истребить своя полка для ваше удовольствие.
– Вы забываетесь, полковник. Я не удовольствие свое соблюдаю и говорить этого не позволю.
Генерал, принимая приглашение полковника на турнир храбрости, выпрямив грудь и нахмурившись, поехал с ним вместе по направлению к цепи, как будто всё их разногласие должно было решиться там, в цепи, под пулями. Они приехали в цепь, несколько пуль пролетело над ними, и они молча остановились. Смотреть в цепи нечего было, так как и с того места, на котором они прежде стояли, ясно было, что по кустам и оврагам кавалерии действовать невозможно, и что французы обходят левое крыло. Генерал и полковник строго и значительно смотрели, как два петуха, готовящиеся к бою, друг на друга, напрасно выжидая признаков трусости. Оба выдержали экзамен. Так как говорить было нечего, и ни тому, ни другому не хотелось подать повод другому сказать, что он первый выехал из под пуль, они долго простояли бы там, взаимно испытывая храбрость, ежели бы в это время в лесу, почти сзади их, не послышались трескотня ружей и глухой сливающийся крик. Французы напали на солдат, находившихся в лесу с дровами. Гусарам уже нельзя было отступать вместе с пехотой. Они были отрезаны от пути отступления налево французскою цепью. Теперь, как ни неудобна была местность, необходимо было атаковать, чтобы проложить себе дорогу.
Эскадрон, где служил Ростов, только что успевший сесть на лошадей, был остановлен лицом к неприятелю. Опять, как и на Энском мосту, между эскадроном и неприятелем никого не было, и между ними, разделяя их, лежала та же страшная черта неизвестности и страха, как бы черта, отделяющая живых от мертвых. Все люди чувствовали эту черту, и вопрос о том, перейдут ли или нет и как перейдут они черту, волновал их.
Ко фронту подъехал полковник, сердито ответил что то на вопросы офицеров и, как человек, отчаянно настаивающий на своем, отдал какое то приказание. Никто ничего определенного не говорил, но по эскадрону пронеслась молва об атаке. Раздалась команда построения, потом визгнули сабли, вынутые из ножен. Но всё еще никто не двигался. Войска левого фланга, и пехота и гусары, чувствовали, что начальство само не знает, что делать, и нерешимость начальников сообщалась войскам.
«Поскорее, поскорее бы», думал Ростов, чувствуя, что наконец то наступило время изведать наслаждение атаки, про которое он так много слышал от товарищей гусаров.
– С Богом, г'ебята, – прозвучал голос Денисова, – г'ысыо, маг'ш!
В переднем ряду заколыхались крупы лошадей. Грачик потянул поводья и сам тронулся.
Справа Ростов видел первые ряды своих гусар, а еще дальше впереди виднелась ему темная полоса, которую он не мог рассмотреть, но считал неприятелем. Выстрелы были слышны, но в отдалении.
– Прибавь рыси! – послышалась команда, и Ростов чувствовал, как поддает задом, перебивая в галоп, его Грачик.
Он вперед угадывал его движения, и ему становилось все веселее и веселее. Он заметил одинокое дерево впереди. Это дерево сначала было впереди, на середине той черты, которая казалась столь страшною. А вот и перешли эту черту, и не только ничего страшного не было, но всё веселее и оживленнее становилось. «Ох, как я рубану его», думал Ростов, сжимая в руке ефес сабли.
– О о о а а а!! – загудели голоса. «Ну, попадись теперь кто бы ни был», думал Ростов, вдавливая шпоры Грачику, и, перегоняя других, выпустил его во весь карьер. Впереди уже виден был неприятель. Вдруг, как широким веником, стегнуло что то по эскадрону. Ростов поднял саблю, готовясь рубить, но в это время впереди скакавший солдат Никитенко отделился от него, и Ростов почувствовал, как во сне, что продолжает нестись с неестественною быстротой вперед и вместе с тем остается на месте. Сзади знакомый гусар Бандарчук наскакал на него и сердито посмотрел. Лошадь Бандарчука шарахнулась, и он обскакал мимо.
«Что же это? я не подвигаюсь? – Я упал, я убит…» в одно мгновение спросил и ответил Ростов. Он был уже один посреди поля. Вместо двигавшихся лошадей и гусарских спин он видел вокруг себя неподвижную землю и жнивье. Теплая кровь была под ним. «Нет, я ранен, и лошадь убита». Грачик поднялся было на передние ноги, но упал, придавив седоку ногу. Из головы лошади текла кровь. Лошадь билась и не могла встать. Ростов хотел подняться и упал тоже: ташка зацепилась за седло. Где были наши, где были французы – он не знал. Никого не было кругом.
Высвободив ногу, он поднялся. «Где, с какой стороны была теперь та черта, которая так резко отделяла два войска?» – он спрашивал себя и не мог ответить. «Уже не дурное ли что нибудь случилось со мной? Бывают ли такие случаи, и что надо делать в таких случаях?» – спросил он сам себя вставая; и в это время почувствовал, что что то лишнее висит на его левой онемевшей руке. Кисть ее была, как чужая. Он оглядывал руку, тщетно отыскивая на ней кровь. «Ну, вот и люди, – подумал он радостно, увидав несколько человек, бежавших к нему. – Они мне помогут!» Впереди этих людей бежал один в странном кивере и в синей шинели, черный, загорелый, с горбатым носом. Еще два и еще много бежало сзади. Один из них проговорил что то странное, нерусское. Между задними такими же людьми, в таких же киверах, стоял один русский гусар. Его держали за руки; позади его держали его лошадь.
«Верно, наш пленный… Да. Неужели и меня возьмут? Что это за люди?» всё думал Ростов, не веря своим глазам. «Неужели французы?» Он смотрел на приближавшихся французов, и, несмотря на то, что за секунду скакал только затем, чтобы настигнуть этих французов и изрубить их, близость их казалась ему теперь так ужасна, что он не верил своим глазам. «Кто они? Зачем они бегут? Неужели ко мне? Неужели ко мне они бегут? И зачем? Убить меня? Меня, кого так любят все?» – Ему вспомнилась любовь к нему его матери, семьи, друзей, и намерение неприятелей убить его показалось невозможно. «А может, – и убить!» Он более десяти секунд стоял, не двигаясь с места и не понимая своего положения. Передний француз с горбатым носом подбежал так близко, что уже видно было выражение его лица. И разгоряченная чуждая физиономия этого человека, который со штыком на перевес, сдерживая дыханье, легко подбегал к нему, испугала Ростова. Он схватил пистолет и, вместо того чтобы стрелять из него, бросил им в француза и побежал к кустам что было силы. Не с тем чувством сомнения и борьбы, с каким он ходил на Энский мост, бежал он, а с чувством зайца, убегающего от собак. Одно нераздельное чувство страха за свою молодую, счастливую жизнь владело всем его существом. Быстро перепрыгивая через межи, с тою стремительностью, с которою он бегал, играя в горелки, он летел по полю, изредка оборачивая свое бледное, доброе, молодое лицо, и холод ужаса пробегал по его спине. «Нет, лучше не смотреть», подумал он, но, подбежав к кустам, оглянулся еще раз. Французы отстали, и даже в ту минуту как он оглянулся, передний только что переменил рысь на шаг и, обернувшись, что то сильно кричал заднему товарищу. Ростов остановился. «Что нибудь не так, – подумал он, – не может быть, чтоб они хотели убить меня». А между тем левая рука его была так тяжела, как будто двухпудовая гиря была привешана к ней. Он не мог бежать дальше. Француз остановился тоже и прицелился. Ростов зажмурился и нагнулся. Одна, другая пуля пролетела, жужжа, мимо него. Он собрал последние силы, взял левую руку в правую и побежал до кустов. В кустах были русские стрелки.


Пехотные полки, застигнутые врасплох в лесу, выбегали из леса, и роты, смешиваясь с другими ротами, уходили беспорядочными толпами. Один солдат в испуге проговорил страшное на войне и бессмысленное слово: «отрезали!», и слово вместе с чувством страха сообщилось всей массе.
– Обошли! Отрезали! Пропали! – кричали голоса бегущих.
Полковой командир, в ту самую минуту как он услыхал стрельбу и крик сзади, понял, что случилось что нибудь ужасное с его полком, и мысль, что он, примерный, много лет служивший, ни в чем не виноватый офицер, мог быть виновен перед начальством в оплошности или нераспорядительности, так поразила его, что в ту же минуту, забыв и непокорного кавалериста полковника и свою генеральскую важность, а главное – совершенно забыв про опасность и чувство самосохранения, он, ухватившись за луку седла и шпоря лошадь, поскакал к полку под градом обсыпавших, но счастливо миновавших его пуль. Он желал одного: узнать, в чем дело, и помочь и исправить во что бы то ни стало ошибку, ежели она была с его стороны, и не быть виновным ему, двадцать два года служившему, ни в чем не замеченному, примерному офицеру.
Счастливо проскакав между французами, он подскакал к полю за лесом, через который бежали наши и, не слушаясь команды, спускались под гору. Наступила та минута нравственного колебания, которая решает участь сражений: послушают эти расстроенные толпы солдат голоса своего командира или, оглянувшись на него, побегут дальше. Несмотря на отчаянный крик прежде столь грозного для солдата голоса полкового командира, несмотря на разъяренное, багровое, на себя не похожее лицо полкового командира и маханье шпагой, солдаты всё бежали, разговаривали, стреляли в воздух и не слушали команды. Нравственное колебание, решающее участь сражений, очевидно, разрешалось в пользу страха.
Генерал закашлялся от крика и порохового дыма и остановился в отчаянии. Всё казалось потеряно, но в эту минуту французы, наступавшие на наших, вдруг, без видимой причины, побежали назад, скрылись из опушки леса, и в лесу показались русские стрелки. Это была рота Тимохина, которая одна в лесу удержалась в порядке и, засев в канаву у леса, неожиданно атаковала французов. Тимохин с таким отчаянным криком бросился на французов и с такою безумною и пьяною решительностью, с одною шпажкой, набежал на неприятеля, что французы, не успев опомниться, побросали оружие и побежали. Долохов, бежавший рядом с Тимохиным, в упор убил одного француза и первый взял за воротник сдавшегося офицера. Бегущие возвратились, баталионы собрались, и французы, разделившие было на две части войска левого фланга, на мгновение были оттеснены. Резервные части успели соединиться, и беглецы остановились. Полковой командир стоял с майором Экономовым у моста, пропуская мимо себя отступающие роты, когда к нему подошел солдат, взял его за стремя и почти прислонился к нему. На солдате была синеватая, фабричного сукна шинель, ранца и кивера не было, голова была повязана, и через плечо была надета французская зарядная сумка. Он в руках держал офицерскую шпагу. Солдат был бледен, голубые глаза его нагло смотрели в лицо полковому командиру, а рот улыбался.Несмотря на то,что полковой командир был занят отданием приказания майору Экономову, он не мог не обратить внимания на этого солдата.
– Ваше превосходительство, вот два трофея, – сказал Долохов, указывая на французскую шпагу и сумку. – Мною взят в плен офицер. Я остановил роту. – Долохов тяжело дышал от усталости; он говорил с остановками. – Вся рота может свидетельствовать. Прошу запомнить, ваше превосходительство!
– Хорошо, хорошо, – сказал полковой командир и обратился к майору Экономову.
Но Долохов не отошел; он развязал платок, дернул его и показал запекшуюся в волосах кровь.
– Рана штыком, я остался во фронте. Попомните, ваше превосходительство.

Про батарею Тушина было забыто, и только в самом конце дела, продолжая слышать канонаду в центре, князь Багратион послал туда дежурного штаб офицера и потом князя Андрея, чтобы велеть батарее отступать как можно скорее. Прикрытие, стоявшее подле пушек Тушина, ушло, по чьему то приказанию, в середине дела; но батарея продолжала стрелять и не была взята французами только потому, что неприятель не мог предполагать дерзости стрельбы четырех никем не защищенных пушек. Напротив, по энергичному действию этой батареи он предполагал, что здесь, в центре, сосредоточены главные силы русских, и два раза пытался атаковать этот пункт и оба раза был прогоняем картечными выстрелами одиноко стоявших на этом возвышении четырех пушек.
Скоро после отъезда князя Багратиона Тушину удалось зажечь Шенграбен.
– Вишь, засумятились! Горит! Вишь, дым то! Ловко! Важно! Дым то, дым то! – заговорила прислуга, оживляясь.
Все орудия без приказания били в направлении пожара. Как будто подгоняя, подкрикивали солдаты к каждому выстрелу: «Ловко! Вот так так! Ишь, ты… Важно!» Пожар, разносимый ветром, быстро распространялся. Французские колонны, выступившие за деревню, ушли назад, но, как бы в наказание за эту неудачу, неприятель выставил правее деревни десять орудий и стал бить из них по Тушину.
Из за детской радости, возбужденной пожаром, и азарта удачной стрельбы по французам, наши артиллеристы заметили эту батарею только тогда, когда два ядра и вслед за ними еще четыре ударили между орудиями и одно повалило двух лошадей, а другое оторвало ногу ящичному вожатому. Оживление, раз установившееся, однако, не ослабело, а только переменило настроение. Лошади были заменены другими из запасного лафета, раненые убраны, и четыре орудия повернуты против десятипушечной батареи. Офицер, товарищ Тушина, был убит в начале дела, и в продолжение часа из сорока человек прислуги выбыли семнадцать, но артиллеристы всё так же были веселы и оживлены. Два раза они замечали, что внизу, близко от них, показывались французы, и тогда они били по них картечью.
Маленький человек, с слабыми, неловкими движениями, требовал себе беспрестанно у денщика еще трубочку за это , как он говорил, и, рассыпая из нее огонь, выбегал вперед и из под маленькой ручки смотрел на французов.
– Круши, ребята! – приговаривал он и сам подхватывал орудия за колеса и вывинчивал винты.
В дыму, оглушаемый беспрерывными выстрелами, заставлявшими его каждый раз вздрагивать, Тушин, не выпуская своей носогрелки, бегал от одного орудия к другому, то прицеливаясь, то считая заряды, то распоряжаясь переменой и перепряжкой убитых и раненых лошадей, и покрикивал своим слабым тоненьким, нерешительным голоском. Лицо его всё более и более оживлялось. Только когда убивали или ранили людей, он морщился и, отворачиваясь от убитого, сердито кричал на людей, как всегда, мешкавших поднять раненого или тело. Солдаты, большею частью красивые молодцы (как и всегда в батарейной роте, на две головы выше своего офицера и вдвое шире его), все, как дети в затруднительном положении, смотрели на своего командира, и то выражение, которое было на его лице, неизменно отражалось на их лицах.
Вследствие этого страшного гула, шума, потребности внимания и деятельности Тушин не испытывал ни малейшего неприятного чувства страха, и мысль, что его могут убить или больно ранить, не приходила ему в голову. Напротив, ему становилось всё веселее и веселее. Ему казалось, что уже очень давно, едва ли не вчера, была та минута, когда он увидел неприятеля и сделал первый выстрел, и что клочок поля, на котором он стоял, был ему давно знакомым, родственным местом. Несмотря на то, что он всё помнил, всё соображал, всё делал, что мог делать самый лучший офицер в его положении, он находился в состоянии, похожем на лихорадочный бред или на состояние пьяного человека.
Из за оглушающих со всех сторон звуков своих орудий, из за свиста и ударов снарядов неприятелей, из за вида вспотевшей, раскрасневшейся, торопящейся около орудий прислуги, из за вида крови людей и лошадей, из за вида дымков неприятеля на той стороне (после которых всякий раз прилетало ядро и било в землю, в человека, в орудие или в лошадь), из за вида этих предметов у него в голове установился свой фантастический мир, который составлял его наслаждение в эту минуту. Неприятельские пушки в его воображении были не пушки, а трубки, из которых редкими клубами выпускал дым невидимый курильщик.
– Вишь, пыхнул опять, – проговорил Тушин шопотом про себя, в то время как с горы выскакивал клуб дыма и влево полосой относился ветром, – теперь мячик жди – отсылать назад.
– Что прикажете, ваше благородие? – спросил фейерверкер, близко стоявший около него и слышавший, что он бормотал что то.
– Ничего, гранату… – отвечал он.
«Ну ка, наша Матвевна», говорил он про себя. Матвевной представлялась в его воображении большая крайняя, старинного литья пушка. Муравьями представлялись ему французы около своих орудий. Красавец и пьяница первый номер второго орудия в его мире был дядя ; Тушин чаще других смотрел на него и радовался на каждое его движение. Звук то замиравшей, то опять усиливавшейся ружейной перестрелки под горою представлялся ему чьим то дыханием. Он прислушивался к затиханью и разгоранью этих звуков.
– Ишь, задышала опять, задышала, – говорил он про себя.
Сам он представлялся себе огромного роста, мощным мужчиной, который обеими руками швыряет французам ядра.
– Ну, Матвевна, матушка, не выдавай! – говорил он, отходя от орудия, как над его головой раздался чуждый, незнакомый голос:
– Капитан Тушин! Капитан!
Тушин испуганно оглянулся. Это был тот штаб офицер, который выгнал его из Грунта. Он запыхавшимся голосом кричал ему:
– Что вы, с ума сошли. Вам два раза приказано отступать, а вы…
«Ну, за что они меня?…» думал про себя Тушин, со страхом глядя на начальника.
– Я… ничего… – проговорил он, приставляя два пальца к козырьку. – Я…
Но полковник не договорил всего, что хотел. Близко пролетевшее ядро заставило его, нырнув, согнуться на лошади. Он замолк и только что хотел сказать еще что то, как еще ядро остановило его. Он поворотил лошадь и поскакал прочь.
– Отступать! Все отступать! – прокричал он издалека. Солдаты засмеялись. Через минуту приехал адъютант с тем же приказанием.
Это был князь Андрей. Первое, что он увидел, выезжая на то пространство, которое занимали пушки Тушина, была отпряженная лошадь с перебитою ногой, которая ржала около запряженных лошадей. Из ноги ее, как из ключа, лилась кровь. Между передками лежало несколько убитых. Одно ядро за другим пролетало над ним, в то время как он подъезжал, и он почувствовал, как нервическая дрожь пробежала по его спине. Но одна мысль о том, что он боится, снова подняла его. «Я не могу бояться», подумал он и медленно слез с лошади между орудиями. Он передал приказание и не уехал с батареи. Он решил, что при себе снимет орудия с позиции и отведет их. Вместе с Тушиным, шагая через тела и под страшным огнем французов, он занялся уборкой орудий.
– А то приезжало сейчас начальство, так скорее драло, – сказал фейерверкер князю Андрею, – не так, как ваше благородие.
Князь Андрей ничего не говорил с Тушиным. Они оба были и так заняты, что, казалось, и не видали друг друга. Когда, надев уцелевшие из четырех два орудия на передки, они двинулись под гору (одна разбитая пушка и единорог были оставлены), князь Андрей подъехал к Тушину.
– Ну, до свидания, – сказал князь Андрей, протягивая руку Тушину.
– До свидания, голубчик, – сказал Тушин, – милая душа! прощайте, голубчик, – сказал Тушин со слезами, которые неизвестно почему вдруг выступили ему на глаза.


Ветер стих, черные тучи низко нависли над местом сражения, сливаясь на горизонте с пороховым дымом. Становилось темно, и тем яснее обозначалось в двух местах зарево пожаров. Канонада стала слабее, но трескотня ружей сзади и справа слышалась еще чаще и ближе. Как только Тушин с своими орудиями, объезжая и наезжая на раненых, вышел из под огня и спустился в овраг, его встретило начальство и адъютанты, в числе которых были и штаб офицер и Жерков, два раза посланный и ни разу не доехавший до батареи Тушина. Все они, перебивая один другого, отдавали и передавали приказания, как и куда итти, и делали ему упреки и замечания. Тушин ничем не распоряжался и молча, боясь говорить, потому что при каждом слове он готов был, сам не зная отчего, заплакать, ехал сзади на своей артиллерийской кляче. Хотя раненых велено было бросать, много из них тащилось за войсками и просилось на орудия. Тот самый молодцоватый пехотный офицер, который перед сражением выскочил из шалаша Тушина, был, с пулей в животе, положен на лафет Матвевны. Под горой бледный гусарский юнкер, одною рукой поддерживая другую, подошел к Тушину и попросился сесть.
– Капитан, ради Бога, я контужен в руку, – сказал он робко. – Ради Бога, я не могу итти. Ради Бога!
Видно было, что юнкер этот уже не раз просился где нибудь сесть и везде получал отказы. Он просил нерешительным и жалким голосом.
– Прикажите посадить, ради Бога.
– Посадите, посадите, – сказал Тушин. – Подложи шинель, ты, дядя, – обратился он к своему любимому солдату. – А где офицер раненый?
– Сложили, кончился, – ответил кто то.
– Посадите. Садитесь, милый, садитесь. Подстели шинель, Антонов.
Юнкер был Ростов. Он держал одною рукой другую, был бледен, и нижняя челюсть тряслась от лихорадочной дрожи. Его посадили на Матвевну, на то самое орудие, с которого сложили мертвого офицера. На подложенной шинели была кровь, в которой запачкались рейтузы и руки Ростова.
– Что, вы ранены, голубчик? – сказал Тушин, подходя к орудию, на котором сидел Ростов.
– Нет, контужен.
– Отчего же кровь то на станине? – спросил Тушин.
– Это офицер, ваше благородие, окровянил, – отвечал солдат артиллерист, обтирая кровь рукавом шинели и как будто извиняясь за нечистоту, в которой находилось орудие.
Насилу, с помощью пехоты, вывезли орудия в гору, и достигши деревни Гунтерсдорф, остановились. Стало уже так темно, что в десяти шагах нельзя было различить мундиров солдат, и перестрелка стала стихать. Вдруг близко с правой стороны послышались опять крики и пальба. От выстрелов уже блестело в темноте. Это была последняя атака французов, на которую отвечали солдаты, засевшие в дома деревни. Опять всё бросилось из деревни, но орудия Тушина не могли двинуться, и артиллеристы, Тушин и юнкер, молча переглядывались, ожидая своей участи. Перестрелка стала стихать, и из боковой улицы высыпали оживленные говором солдаты.
– Цел, Петров? – спрашивал один.
– Задали, брат, жару. Теперь не сунутся, – говорил другой.
– Ничего не видать. Как они в своих то зажарили! Не видать; темь, братцы. Нет ли напиться?
Французы последний раз были отбиты. И опять, в совершенном мраке, орудия Тушина, как рамой окруженные гудевшею пехотой, двинулись куда то вперед.
В темноте как будто текла невидимая, мрачная река, всё в одном направлении, гудя шопотом, говором и звуками копыт и колес. В общем гуле из за всех других звуков яснее всех были стоны и голоса раненых во мраке ночи. Их стоны, казалось, наполняли собой весь этот мрак, окружавший войска. Их стоны и мрак этой ночи – это было одно и то же. Через несколько времени в движущейся толпе произошло волнение. Кто то проехал со свитой на белой лошади и что то сказал, проезжая. Что сказал? Куда теперь? Стоять, что ль? Благодарил, что ли? – послышались жадные расспросы со всех сторон, и вся движущаяся масса стала напирать сама на себя (видно, передние остановились), и пронесся слух, что велено остановиться. Все остановились, как шли, на середине грязной дороги.
Засветились огни, и слышнее стал говор. Капитан Тушин, распорядившись по роте, послал одного из солдат отыскивать перевязочный пункт или лекаря для юнкера и сел у огня, разложенного на дороге солдатами. Ростов перетащился тоже к огню. Лихорадочная дрожь от боли, холода и сырости трясла всё его тело. Сон непреодолимо клонил его, но он не мог заснуть от мучительной боли в нывшей и не находившей положения руке. Он то закрывал глаза, то взглядывал на огонь, казавшийся ему горячо красным, то на сутуловатую слабую фигуру Тушина, по турецки сидевшего подле него. Большие добрые и умные глаза Тушина с сочувствием и состраданием устремлялись на него. Он видел, что Тушин всею душой хотел и ничем не мог помочь ему.
Со всех сторон слышны были шаги и говор проходивших, проезжавших и кругом размещавшейся пехоты. Звуки голосов, шагов и переставляемых в грязи лошадиных копыт, ближний и дальний треск дров сливались в один колеблющийся гул.
Теперь уже не текла, как прежде, во мраке невидимая река, а будто после бури укладывалось и трепетало мрачное море. Ростов бессмысленно смотрел и слушал, что происходило перед ним и вокруг него. Пехотный солдат подошел к костру, присел на корточки, всунул руки в огонь и отвернул лицо.
– Ничего, ваше благородие? – сказал он, вопросительно обращаясь к Тушину. – Вот отбился от роты, ваше благородие; сам не знаю, где. Беда!
Вместе с солдатом подошел к костру пехотный офицер с подвязанной щекой и, обращаясь к Тушину, просил приказать подвинуть крошечку орудия, чтобы провезти повозку. За ротным командиром набежали на костер два солдата. Они отчаянно ругались и дрались, выдергивая друг у друга какой то сапог.
– Как же, ты поднял! Ишь, ловок, – кричал один хриплым голосом.
Потом подошел худой, бледный солдат с шеей, обвязанной окровавленною подверткой, и сердитым голосом требовал воды у артиллеристов.
– Что ж, умирать, что ли, как собаке? – говорил он.
Тушин велел дать ему воды. Потом подбежал веселый солдат, прося огоньку в пехоту.
– Огоньку горяченького в пехоту! Счастливо оставаться, землячки, благодарим за огонек, мы назад с процентой отдадим, – говорил он, унося куда то в темноту краснеющуюся головешку.
За этим солдатом четыре солдата, неся что то тяжелое на шинели, прошли мимо костра. Один из них споткнулся.
– Ишь, черти, на дороге дрова положили, – проворчал он.
– Кончился, что ж его носить? – сказал один из них.
– Ну, вас!
И они скрылись во мраке с своею ношей.
– Что? болит? – спросил Тушин шопотом у Ростова.
– Болит.
– Ваше благородие, к генералу. Здесь в избе стоят, – сказал фейерверкер, подходя к Тушину.
– Сейчас, голубчик.
Тушин встал и, застегивая шинель и оправляясь, отошел от костра…
Недалеко от костра артиллеристов, в приготовленной для него избе, сидел князь Багратион за обедом, разговаривая с некоторыми начальниками частей, собравшимися у него. Тут был старичок с полузакрытыми глазами, жадно обгладывавший баранью кость, и двадцатидвухлетний безупречный генерал, раскрасневшийся от рюмки водки и обеда, и штаб офицер с именным перстнем, и Жерков, беспокойно оглядывавший всех, и князь Андрей, бледный, с поджатыми губами и лихорадочно блестящими глазами.
В избе стояло прислоненное в углу взятое французское знамя, и аудитор с наивным лицом щупал ткань знамени и, недоумевая, покачивал головой, может быть оттого, что его и в самом деле интересовал вид знамени, а может быть, и оттого, что ему тяжело было голодному смотреть на обед, за которым ему не достало прибора. В соседней избе находился взятый в плен драгунами французский полковник. Около него толпились, рассматривая его, наши офицеры. Князь Багратион благодарил отдельных начальников и расспрашивал о подробностях дела и о потерях. Полковой командир, представлявшийся под Браунау, докладывал князю, что, как только началось дело, он отступил из леса, собрал дроворубов и, пропустив их мимо себя, с двумя баталионами ударил в штыки и опрокинул французов.
– Как я увидал, ваше сиятельство, что первый батальон расстроен, я стал на дороге и думаю: «пропущу этих и встречу батальным огнем»; так и сделал.
Полковому командиру так хотелось сделать это, так он жалел, что не успел этого сделать, что ему казалось, что всё это точно было. Даже, может быть, и в самом деле было? Разве можно было разобрать в этой путанице, что было и чего не было?
– Причем должен заметить, ваше сиятельство, – продолжал он, вспоминая о разговоре Долохова с Кутузовым и о последнем свидании своем с разжалованным, – что рядовой, разжалованный Долохов, на моих глазах взял в плен французского офицера и особенно отличился.
– Здесь то я видел, ваше сиятельство, атаку павлоградцев, – беспокойно оглядываясь, вмешался Жерков, который вовсе не видал в этот день гусар, а только слышал о них от пехотного офицера. – Смяли два каре, ваше сиятельство.
На слова Жеркова некоторые улыбнулись, как и всегда ожидая от него шутки; но, заметив, что то, что он говорил, клонилось тоже к славе нашего оружия и нынешнего дня, приняли серьезное выражение, хотя многие очень хорошо знали, что то, что говорил Жерков, была ложь, ни на чем не основанная. Князь Багратион обратился к старичку полковнику.
– Благодарю всех, господа, все части действовали геройски: пехота, кавалерия и артиллерия. Каким образом в центре оставлены два орудия? – спросил он, ища кого то глазами. (Князь Багратион не спрашивал про орудия левого фланга; он знал уже, что там в самом начале дела были брошены все пушки.) – Я вас, кажется, просил, – обратился он к дежурному штаб офицеру.
– Одно было подбито, – отвечал дежурный штаб офицер, – а другое, я не могу понять; я сам там всё время был и распоряжался и только что отъехал… Жарко было, правда, – прибавил он скромно.
Кто то сказал, что капитан Тушин стоит здесь у самой деревни, и что за ним уже послано.
– Да вот вы были, – сказал князь Багратион, обращаясь к князю Андрею.
– Как же, мы вместе немного не съехались, – сказал дежурный штаб офицер, приятно улыбаясь Болконскому.
– Я не имел удовольствия вас видеть, – холодно и отрывисто сказал князь Андрей.
Все молчали. На пороге показался Тушин, робко пробиравшийся из за спин генералов. Обходя генералов в тесной избе, сконфуженный, как и всегда, при виде начальства, Тушин не рассмотрел древка знамени и спотыкнулся на него. Несколько голосов засмеялось.
– Каким образом орудие оставлено? – спросил Багратион, нахмурившись не столько на капитана, сколько на смеявшихся, в числе которых громче всех слышался голос Жеркова.
Тушину теперь только, при виде грозного начальства, во всем ужасе представилась его вина и позор в том, что он, оставшись жив, потерял два орудия. Он так был взволнован, что до сей минуты не успел подумать об этом. Смех офицеров еще больше сбил его с толку. Он стоял перед Багратионом с дрожащею нижнею челюстью и едва проговорил:
– Не знаю… ваше сиятельство… людей не было, ваше сиятельство.
– Вы бы могли из прикрытия взять!
Что прикрытия не было, этого не сказал Тушин, хотя это была сущая правда. Он боялся подвести этим другого начальника и молча, остановившимися глазами, смотрел прямо в лицо Багратиону, как смотрит сбившийся ученик в глаза экзаменатору.
Молчание было довольно продолжительно. Князь Багратион, видимо, не желая быть строгим, не находился, что сказать; остальные не смели вмешаться в разговор. Князь Андрей исподлобья смотрел на Тушина, и пальцы его рук нервически двигались.
– Ваше сиятельство, – прервал князь Андрей молчание своим резким голосом, – вы меня изволили послать к батарее капитана Тушина. Я был там и нашел две трети людей и лошадей перебитыми, два орудия исковерканными, и прикрытия никакого.
Князь Багратион и Тушин одинаково упорно смотрели теперь на сдержанно и взволнованно говорившего Болконского.
– И ежели, ваше сиятельство, позволите мне высказать свое мнение, – продолжал он, – то успехом дня мы обязаны более всего действию этой батареи и геройской стойкости капитана Тушина с его ротой, – сказал князь Андрей и, не ожидая ответа, тотчас же встал и отошел от стола.
Князь Багратион посмотрел на Тушина и, видимо не желая выказать недоверия к резкому суждению Болконского и, вместе с тем, чувствуя себя не в состоянии вполне верить ему, наклонил голову и сказал Тушину, что он может итти. Князь Андрей вышел за ним.
– Вот спасибо: выручил, голубчик, – сказал ему Тушин.
Князь Андрей оглянул Тушина и, ничего не сказав, отошел от него. Князю Андрею было грустно и тяжело. Всё это было так странно, так непохоже на то, чего он надеялся.

«Кто они? Зачем они? Что им нужно? И когда всё это кончится?» думал Ростов, глядя на переменявшиеся перед ним тени. Боль в руке становилась всё мучительнее. Сон клонил непреодолимо, в глазах прыгали красные круги, и впечатление этих голосов и этих лиц и чувство одиночества сливались с чувством боли. Это они, эти солдаты, раненые и нераненые, – это они то и давили, и тяготили, и выворачивали жилы, и жгли мясо в его разломанной руке и плече. Чтобы избавиться от них, он закрыл глаза.
Он забылся на одну минуту, но в этот короткий промежуток забвения он видел во сне бесчисленное количество предметов: он видел свою мать и ее большую белую руку, видел худенькие плечи Сони, глаза и смех Наташи, и Денисова с его голосом и усами, и Телянина, и всю свою историю с Теляниным и Богданычем. Вся эта история была одно и то же, что этот солдат с резким голосом, и эта то вся история и этот то солдат так мучительно, неотступно держали, давили и все в одну сторону тянули его руку. Он пытался устраняться от них, но они не отпускали ни на волос, ни на секунду его плечо. Оно бы не болело, оно было бы здорово, ежели б они не тянули его; но нельзя было избавиться от них.
Он открыл глаза и поглядел вверх. Черный полог ночи на аршин висел над светом углей. В этом свете летали порошинки падавшего снега. Тушин не возвращался, лекарь не приходил. Он был один, только какой то солдатик сидел теперь голый по другую сторону огня и грел свое худое желтое тело.
«Никому не нужен я! – думал Ростов. – Некому ни помочь, ни пожалеть. А был же и я когда то дома, сильный, веселый, любимый». – Он вздохнул и со вздохом невольно застонал.
– Ай болит что? – спросил солдатик, встряхивая свою рубаху над огнем, и, не дожидаясь ответа, крякнув, прибавил: – Мало ли за день народу попортили – страсть!
Ростов не слушал солдата. Он смотрел на порхавшие над огнем снежинки и вспоминал русскую зиму с теплым, светлым домом, пушистою шубой, быстрыми санями, здоровым телом и со всею любовью и заботою семьи. «И зачем я пошел сюда!» думал он.
На другой день французы не возобновляли нападения, и остаток Багратионова отряда присоединился к армии Кутузова.



Князь Василий не обдумывал своих планов. Он еще менее думал сделать людям зло для того, чтобы приобрести выгоду. Он был только светский человек, успевший в свете и сделавший привычку из этого успеха. У него постоянно, смотря по обстоятельствам, по сближениям с людьми, составлялись различные планы и соображения, в которых он сам не отдавал себе хорошенько отчета, но которые составляли весь интерес его жизни. Не один и не два таких плана и соображения бывало у него в ходу, а десятки, из которых одни только начинали представляться ему, другие достигались, третьи уничтожались. Он не говорил себе, например: «Этот человек теперь в силе, я должен приобрести его доверие и дружбу и через него устроить себе выдачу единовременного пособия», или он не говорил себе: «Вот Пьер богат, я должен заманить его жениться на дочери и занять нужные мне 40 тысяч»; но человек в силе встречался ему, и в ту же минуту инстинкт подсказывал ему, что этот человек может быть полезен, и князь Василий сближался с ним и при первой возможности, без приготовления, по инстинкту, льстил, делался фамильярен, говорил о том, о чем нужно было.
Пьер был у него под рукою в Москве, и князь Василий устроил для него назначение в камер юнкеры, что тогда равнялось чину статского советника, и настоял на том, чтобы молодой человек с ним вместе ехал в Петербург и остановился в его доме. Как будто рассеянно и вместе с тем с несомненной уверенностью, что так должно быть, князь Василий делал всё, что было нужно для того, чтобы женить Пьера на своей дочери. Ежели бы князь Василий обдумывал вперед свои планы, он не мог бы иметь такой естественности в обращении и такой простоты и фамильярности в сношении со всеми людьми, выше и ниже себя поставленными. Что то влекло его постоянно к людям сильнее или богаче его, и он одарен был редким искусством ловить именно ту минуту, когда надо и можно было пользоваться людьми.
Пьер, сделавшись неожиданно богачом и графом Безухим, после недавнего одиночества и беззаботности, почувствовал себя до такой степени окруженным, занятым, что ему только в постели удавалось остаться одному с самим собою. Ему нужно было подписывать бумаги, ведаться с присутственными местами, о значении которых он не имел ясного понятия, спрашивать о чем то главного управляющего, ехать в подмосковное имение и принимать множество лиц, которые прежде не хотели и знать о его существовании, а теперь были бы обижены и огорчены, ежели бы он не захотел их видеть. Все эти разнообразные лица – деловые, родственники, знакомые – все были одинаково хорошо, ласково расположены к молодому наследнику; все они, очевидно и несомненно, были убеждены в высоких достоинствах Пьера. Беспрестанно он слышал слова: «С вашей необыкновенной добротой» или «при вашем прекрасном сердце», или «вы сами так чисты, граф…» или «ежели бы он был так умен, как вы» и т. п., так что он искренно начинал верить своей необыкновенной доброте и своему необыкновенному уму, тем более, что и всегда, в глубине души, ему казалось, что он действительно очень добр и очень умен. Даже люди, прежде бывшие злыми и очевидно враждебными, делались с ним нежными и любящими. Столь сердитая старшая из княжен, с длинной талией, с приглаженными, как у куклы, волосами, после похорон пришла в комнату Пьера. Опуская глаза и беспрестанно вспыхивая, она сказала ему, что очень жалеет о бывших между ними недоразумениях и что теперь не чувствует себя вправе ничего просить, разве только позволения, после постигшего ее удара, остаться на несколько недель в доме, который она так любила и где столько принесла жертв. Она не могла удержаться и заплакала при этих словах. Растроганный тем, что эта статуеобразная княжна могла так измениться, Пьер взял ее за руку и просил извинения, сам не зная, за что. С этого дня княжна начала вязать полосатый шарф для Пьера и совершенно изменилась к нему.
– Сделай это для нее, mon cher; всё таки она много пострадала от покойника, – сказал ему князь Василий, давая подписать какую то бумагу в пользу княжны.
Князь Василий решил, что эту кость, вексель в 30 т., надо было всё таки бросить бедной княжне с тем, чтобы ей не могло притти в голову толковать об участии князя Василия в деле мозаикового портфеля. Пьер подписал вексель, и с тех пор княжна стала еще добрее. Младшие сестры стали также ласковы к нему, в особенности самая младшая, хорошенькая, с родинкой, часто смущала Пьера своими улыбками и смущением при виде его.
Пьеру так естественно казалось, что все его любят, так казалось бы неестественно, ежели бы кто нибудь не полюбил его, что он не мог не верить в искренность людей, окружавших его. Притом ему не было времени спрашивать себя об искренности или неискренности этих людей. Ему постоянно было некогда, он постоянно чувствовал себя в состоянии кроткого и веселого опьянения. Он чувствовал себя центром какого то важного общего движения; чувствовал, что от него что то постоянно ожидается; что, не сделай он того, он огорчит многих и лишит их ожидаемого, а сделай то то и то то, всё будет хорошо, – и он делал то, что требовали от него, но это что то хорошее всё оставалось впереди.
Более всех других в это первое время как делами Пьера, так и им самим овладел князь Василий. Со смерти графа Безухого он не выпускал из рук Пьера. Князь Василий имел вид человека, отягченного делами, усталого, измученного, но из сострадания не могущего, наконец, бросить на произвол судьбы и плутов этого беспомощного юношу, сына его друга, apres tout, [в конце концов,] и с таким огромным состоянием. В те несколько дней, которые он пробыл в Москве после смерти графа Безухого, он призывал к себе Пьера или сам приходил к нему и предписывал ему то, что нужно было делать, таким тоном усталости и уверенности, как будто он всякий раз приговаривал:
«Vous savez, que je suis accable d'affaires et que ce n'est que par pure charite, que je m'occupe de vous, et puis vous savez bien, que ce que je vous propose est la seule chose faisable». [Ты знаешь, я завален делами; но было бы безжалостно покинуть тебя так; разумеется, что я тебе говорю, есть единственно возможное.]
– Ну, мой друг, завтра мы едем, наконец, – сказал он ему однажды, закрывая глаза, перебирая пальцами его локоть и таким тоном, как будто то, что он говорил, было давным давно решено между ними и не могло быть решено иначе.
– Завтра мы едем, я тебе даю место в своей коляске. Я очень рад. Здесь у нас всё важное покончено. А мне уж давно бы надо. Вот я получил от канцлера. Я его просил о тебе, и ты зачислен в дипломатический корпус и сделан камер юнкером. Теперь дипломатическая дорога тебе открыта.
Несмотря на всю силу тона усталости и уверенности, с которой произнесены были эти слова, Пьер, так долго думавший о своей карьере, хотел было возражать. Но князь Василий перебил его тем воркующим, басистым тоном, который исключал возможность перебить его речь и который употреблялся им в случае необходимости крайнего убеждения.
– Mais, mon cher, [Но, мой милый,] я это сделал для себя, для своей совести, и меня благодарить нечего. Никогда никто не жаловался, что его слишком любили; а потом, ты свободен, хоть завтра брось. Вот ты всё сам в Петербурге увидишь. И тебе давно пора удалиться от этих ужасных воспоминаний. – Князь Василий вздохнул. – Так так, моя душа. А мой камердинер пускай в твоей коляске едет. Ах да, я было и забыл, – прибавил еще князь Василий, – ты знаешь, mon cher, что у нас были счеты с покойным, так с рязанского я получил и оставлю: тебе не нужно. Мы с тобою сочтемся.
То, что князь Василий называл с «рязанского», было несколько тысяч оброка, которые князь Василий оставил у себя.
В Петербурге, так же как и в Москве, атмосфера нежных, любящих людей окружила Пьера. Он не мог отказаться от места или, скорее, звания (потому что он ничего не делал), которое доставил ему князь Василий, а знакомств, зовов и общественных занятий было столько, что Пьер еще больше, чем в Москве, испытывал чувство отуманенности, торопливости и всё наступающего, но не совершающегося какого то блага.
Из прежнего его холостого общества многих не было в Петербурге. Гвардия ушла в поход. Долохов был разжалован, Анатоль находился в армии, в провинции, князь Андрей был за границей, и потому Пьеру не удавалось ни проводить ночей, как он прежде любил проводить их, ни отводить изредка душу в дружеской беседе с старшим уважаемым другом. Всё время его проходило на обедах, балах и преимущественно у князя Василия – в обществе толстой княгини, его жены, и красавицы Элен.
Анна Павловна Шерер, так же как и другие, выказала Пьеру перемену, происшедшую в общественном взгляде на него.
Прежде Пьер в присутствии Анны Павловны постоянно чувствовал, что то, что он говорит, неприлично, бестактно, не то, что нужно; что речи его, кажущиеся ему умными, пока он готовит их в своем воображении, делаются глупыми, как скоро он громко выговорит, и что, напротив, самые тупые речи Ипполита выходят умными и милыми. Теперь всё, что ни говорил он, всё выходило charmant [очаровательно]. Ежели даже Анна Павловна не говорила этого, то он видел, что ей хотелось это сказать, и она только, в уважение его скромности, воздерживалась от этого.
В начале зимы с 1805 на 1806 год Пьер получил от Анны Павловны обычную розовую записку с приглашением, в котором было прибавлено: «Vous trouverez chez moi la belle Helene, qu'on ne se lasse jamais de voir». [у меня будет прекрасная Элен, на которую никогда не устанешь любоваться.]
Читая это место, Пьер в первый раз почувствовал, что между ним и Элен образовалась какая то связь, признаваемая другими людьми, и эта мысль в одно и то же время и испугала его, как будто на него накладывалось обязательство, которое он не мог сдержать, и вместе понравилась ему, как забавное предположение.
Вечер Анны Павловны был такой же, как и первый, только новинкой, которою угощала Анна Павловна своих гостей, был теперь не Мортемар, а дипломат, приехавший из Берлина и привезший самые свежие подробности о пребывании государя Александра в Потсдаме и о том, как два высочайшие друга поклялись там в неразрывном союзе отстаивать правое дело против врага человеческого рода. Пьер был принят Анной Павловной с оттенком грусти, относившейся, очевидно, к свежей потере, постигшей молодого человека, к смерти графа Безухого (все постоянно считали долгом уверять Пьера, что он очень огорчен кончиною отца, которого он почти не знал), – и грусти точно такой же, как и та высочайшая грусть, которая выражалась при упоминаниях об августейшей императрице Марии Феодоровне. Пьер почувствовал себя польщенным этим. Анна Павловна с своим обычным искусством устроила кружки своей гостиной. Большой кружок, где были князь Василий и генералы, пользовался дипломатом. Другой кружок был у чайного столика. Пьер хотел присоединиться к первому, но Анна Павловна, находившаяся в раздраженном состоянии полководца на поле битвы, когда приходят тысячи новых блестящих мыслей, которые едва успеваешь приводить в исполнение, Анна Павловна, увидев Пьера, тронула его пальцем за рукав.
– Attendez, j'ai des vues sur vous pour ce soir. [У меня есть на вас виды в этот вечер.] Она взглянула на Элен и улыбнулась ей. – Ma bonne Helene, il faut, que vous soyez charitable pour ma рauvre tante, qui a une adoration pour vous. Allez lui tenir compagnie pour 10 minutes. [Моя милая Элен, надо, чтобы вы были сострадательны к моей бедной тетке, которая питает к вам обожание. Побудьте с ней минут 10.] А чтоб вам не очень скучно было, вот вам милый граф, который не откажется за вами следовать.
Красавица направилась к тетушке, но Пьера Анна Павловна еще удержала подле себя, показывая вид, как будто ей надо сделать еще последнее необходимое распоряжение.
– Не правда ли, она восхитительна? – сказала она Пьеру, указывая на отплывающую величавую красавицу. – Et quelle tenue! [И как держит себя!] Для такой молодой девушки и такой такт, такое мастерское уменье держать себя! Это происходит от сердца! Счастлив будет тот, чьей она будет! С нею самый несветский муж будет невольно занимать самое блестящее место в свете. Не правда ли? Я только хотела знать ваше мнение, – и Анна Павловна отпустила Пьера.
Пьер с искренностью отвечал Анне Павловне утвердительно на вопрос ее об искусстве Элен держать себя. Ежели он когда нибудь думал об Элен, то думал именно о ее красоте и о том не обыкновенном ее спокойном уменьи быть молчаливо достойною в свете.
Тетушка приняла в свой уголок двух молодых людей, но, казалось, желала скрыть свое обожание к Элен и желала более выразить страх перед Анной Павловной. Она взглядывала на племянницу, как бы спрашивая, что ей делать с этими людьми. Отходя от них, Анна Павловна опять тронула пальчиком рукав Пьера и проговорила:
– J'espere, que vous ne direz plus qu'on s'ennuie chez moi, [Надеюсь, вы не скажете другой раз, что у меня скучают,] – и взглянула на Элен.
Элен улыбнулась с таким видом, который говорил, что она не допускала возможности, чтобы кто либо мог видеть ее и не быть восхищенным. Тетушка прокашлялась, проглотила слюни и по французски сказала, что она очень рада видеть Элен; потом обратилась к Пьеру с тем же приветствием и с той же миной. В середине скучливого и спотыкающегося разговора Элен оглянулась на Пьера и улыбнулась ему той улыбкой, ясной, красивой, которой она улыбалась всем. Пьер так привык к этой улыбке, так мало она выражала для него, что он не обратил на нее никакого внимания. Тетушка говорила в это время о коллекции табакерок, которая была у покойного отца Пьера, графа Безухого, и показала свою табакерку. Княжна Элен попросила посмотреть портрет мужа тетушки, который был сделан на этой табакерке.
– Это, верно, делано Винесом, – сказал Пьер, называя известного миниатюриста, нагибаясь к столу, чтоб взять в руки табакерку, и прислушиваясь к разговору за другим столом.
Он привстал, желая обойти, но тетушка подала табакерку прямо через Элен, позади ее. Элен нагнулась вперед, чтобы дать место, и, улыбаясь, оглянулась. Она была, как и всегда на вечерах, в весьма открытом по тогдашней моде спереди и сзади платье. Ее бюст, казавшийся всегда мраморным Пьеру, находился в таком близком расстоянии от его глаз, что он своими близорукими глазами невольно различал живую прелесть ее плеч и шеи, и так близко от его губ, что ему стоило немного нагнуться, чтобы прикоснуться до нее. Он слышал тепло ее тела, запах духов и скрып ее корсета при движении. Он видел не ее мраморную красоту, составлявшую одно целое с ее платьем, он видел и чувствовал всю прелесть ее тела, которое было закрыто только одеждой. И, раз увидав это, он не мог видеть иначе, как мы не можем возвратиться к раз объясненному обману.
«Так вы до сих пор не замечали, как я прекрасна? – как будто сказала Элен. – Вы не замечали, что я женщина? Да, я женщина, которая может принадлежать всякому и вам тоже», сказал ее взгляд. И в ту же минуту Пьер почувствовал, что Элен не только могла, но должна была быть его женою, что это не может быть иначе.
Он знал это в эту минуту так же верно, как бы он знал это, стоя под венцом с нею. Как это будет? и когда? он не знал; не знал даже, хорошо ли это будет (ему даже чувствовалось, что это нехорошо почему то), но он знал, что это будет.
Пьер опустил глаза, опять поднял их и снова хотел увидеть ее такою дальнею, чужою для себя красавицею, какою он видал ее каждый день прежде; но он не мог уже этого сделать. Не мог, как не может человек, прежде смотревший в тумане на былинку бурьяна и видевший в ней дерево, увидав былинку, снова увидеть в ней дерево. Она была страшно близка ему. Она имела уже власть над ним. И между ним и ею не было уже никаких преград, кроме преград его собственной воли.
– Bon, je vous laisse dans votre petit coin. Je vois, que vous y etes tres bien, [Хорошо, я вас оставлю в вашем уголке. Я вижу, вам там хорошо,] – сказал голос Анны Павловны.
И Пьер, со страхом вспоминая, не сделал ли он чего нибудь предосудительного, краснея, оглянулся вокруг себя. Ему казалось, что все знают, так же как и он, про то, что с ним случилось.
Через несколько времени, когда он подошел к большому кружку, Анна Павловна сказала ему:
– On dit que vous embellissez votre maison de Petersbourg. [Говорят, вы отделываете свой петербургский дом.]
(Это была правда: архитектор сказал, что это нужно ему, и Пьер, сам не зная, зачем, отделывал свой огромный дом в Петербурге.)
– C'est bien, mais ne demenagez pas de chez le prince Ваsile. Il est bon d'avoir un ami comme le prince, – сказала она, улыбаясь князю Василию. – J'en sais quelque chose. N'est ce pas? [Это хорошо, но не переезжайте от князя Василия. Хорошо иметь такого друга. Я кое что об этом знаю. Не правда ли?] А вы еще так молоды. Вам нужны советы. Вы не сердитесь на меня, что я пользуюсь правами старух. – Она замолчала, как молчат всегда женщины, чего то ожидая после того, как скажут про свои года. – Если вы женитесь, то другое дело. – И она соединила их в один взгляд. Пьер не смотрел на Элен, и она на него. Но она была всё так же страшно близка ему. Он промычал что то и покраснел.
Вернувшись домой, Пьер долго не мог заснуть, думая о том, что с ним случилось. Что же случилось с ним? Ничего. Он только понял, что женщина, которую он знал ребенком, про которую он рассеянно говорил: «да, хороша», когда ему говорили, что Элен красавица, он понял, что эта женщина может принадлежать ему.
«Но она глупа, я сам говорил, что она глупа, – думал он. – Что то гадкое есть в том чувстве, которое она возбудила во мне, что то запрещенное. Мне говорили, что ее брат Анатоль был влюблен в нее, и она влюблена в него, что была целая история, и что от этого услали Анатоля. Брат ее – Ипполит… Отец ее – князь Василий… Это нехорошо», думал он; и в то же время как он рассуждал так (еще рассуждения эти оставались неоконченными), он заставал себя улыбающимся и сознавал, что другой ряд рассуждений всплывал из за первых, что он в одно и то же время думал о ее ничтожестве и мечтал о том, как она будет его женой, как она может полюбить его, как она может быть совсем другою, и как всё то, что он об ней думал и слышал, может быть неправдою. И он опять видел ее не какою то дочерью князя Василья, а видел всё ее тело, только прикрытое серым платьем. «Но нет, отчего же прежде не приходила мне в голову эта мысль?» И опять он говорил себе, что это невозможно; что что то гадкое, противоестественное, как ему казалось, нечестное было бы в этом браке. Он вспоминал ее прежние слова, взгляды, и слова и взгляды тех, кто их видал вместе. Он вспомнил слова и взгляды Анны Павловны, когда она говорила ему о доме, вспомнил тысячи таких намеков со стороны князя Василья и других, и на него нашел ужас, не связал ли он уж себя чем нибудь в исполнении такого дела, которое, очевидно, нехорошо и которое он не должен делать. Но в то же время, как он сам себе выражал это решение, с другой стороны души всплывал ее образ со всею своею женственной красотою.


В ноябре месяце 1805 года князь Василий должен был ехать на ревизию в четыре губернии. Он устроил для себя это назначение с тем, чтобы побывать заодно в своих расстроенных имениях, и захватив с собой (в месте расположения его полка) сына Анатоля, с ним вместе заехать к князю Николаю Андреевичу Болконскому с тем, чтоб женить сына на дочери этого богатого старика. Но прежде отъезда и этих новых дел, князю Василью нужно было решить дела с Пьером, который, правда, последнее время проводил целые дни дома, т. е. у князя Василья, у которого он жил, был смешон, взволнован и глуп (как должен быть влюбленный) в присутствии Элен, но всё еще не делал предложения.
«Tout ca est bel et bon, mais il faut que ca finisse», [Всё это хорошо, но надо это кончить,] – сказал себе раз утром князь Василий со вздохом грусти, сознавая, что Пьер, стольким обязанный ему (ну, да Христос с ним!), не совсем хорошо поступает в этом деле. «Молодость… легкомыслие… ну, да Бог с ним, – подумал князь Василий, с удовольствием чувствуя свою доброту: – mais il faut, que ca finisse. После завтра Лёлины именины, я позову кое кого, и ежели он не поймет, что он должен сделать, то уже это будет мое дело. Да, мое дело. Я – отец!»
Пьер полтора месяца после вечера Анны Павловны и последовавшей за ним бессонной, взволнованной ночи, в которую он решил, что женитьба на Элен была бы несчастие, и что ему нужно избегать ее и уехать, Пьер после этого решения не переезжал от князя Василья и с ужасом чувствовал, что каждый день он больше и больше в глазах людей связывается с нею, что он не может никак возвратиться к своему прежнему взгляду на нее, что он не может и оторваться от нее, что это будет ужасно, но что он должен будет связать с нею свою судьбу. Может быть, он и мог бы воздержаться, но не проходило дня, чтобы у князя Василья (у которого редко бывал прием) не было бы вечера, на котором должен был быть Пьер, ежели он не хотел расстроить общее удовольствие и обмануть ожидания всех. Князь Василий в те редкие минуты, когда бывал дома, проходя мимо Пьера, дергал его за руку вниз, рассеянно подставлял ему для поцелуя выбритую, морщинистую щеку и говорил или «до завтра», или «к обеду, а то я тебя не увижу», или «я для тебя остаюсь» и т. п. Но несмотря на то, что, когда князь Василий оставался для Пьера (как он это говорил), он не говорил с ним двух слов, Пьер не чувствовал себя в силах обмануть его ожидания. Он каждый день говорил себе всё одно и одно: «Надо же, наконец, понять ее и дать себе отчет: кто она? Ошибался ли я прежде или теперь ошибаюсь? Нет, она не глупа; нет, она прекрасная девушка! – говорил он сам себе иногда. – Никогда ни в чем она не ошибается, никогда она ничего не сказала глупого. Она мало говорит, но то, что она скажет, всегда просто и ясно. Так она не глупа. Никогда она не смущалась и не смущается. Так она не дурная женщина!» Часто ему случалось с нею начинать рассуждать, думать вслух, и всякий раз она отвечала ему на это либо коротким, но кстати сказанным замечанием, показывавшим, что ее это не интересует, либо молчаливой улыбкой и взглядом, которые ощутительнее всего показывали Пьеру ее превосходство. Она была права, признавая все рассуждения вздором в сравнении с этой улыбкой.
Она обращалась к нему всегда с радостной, доверчивой, к нему одному относившейся улыбкой, в которой было что то значительней того, что было в общей улыбке, украшавшей всегда ее лицо. Пьер знал, что все ждут только того, чтобы он, наконец, сказал одно слово, переступил через известную черту, и он знал, что он рано или поздно переступит через нее; но какой то непонятный ужас охватывал его при одной мысли об этом страшном шаге. Тысячу раз в продолжение этого полутора месяца, во время которого он чувствовал себя всё дальше и дальше втягиваемым в ту страшившую его пропасть, Пьер говорил себе: «Да что ж это? Нужна решимость! Разве нет у меня ее?»
Он хотел решиться, но с ужасом чувствовал, что не было у него в этом случае той решимости, которую он знал в себе и которая действительно была в нем. Пьер принадлежал к числу тех людей, которые сильны только тогда, когда они чувствуют себя вполне чистыми. А с того дня, как им владело то чувство желания, которое он испытал над табакеркой у Анны Павловны, несознанное чувство виноватости этого стремления парализировало его решимость.
В день именин Элен у князя Василья ужинало маленькое общество людей самых близких, как говорила княгиня, родные и друзья. Всем этим родным и друзьям дано было чувствовать, что в этот день должна решиться участь именинницы.
Гости сидели за ужином. Княгиня Курагина, массивная, когда то красивая, представительная женщина сидела на хозяйском месте. По обеим сторонам ее сидели почетнейшие гости – старый генерал, его жена, Анна Павловна Шерер; в конце стола сидели менее пожилые и почетные гости, и там же сидели домашние, Пьер и Элен, – рядом. Князь Василий не ужинал: он похаживал вокруг стола, в веселом расположении духа, подсаживаясь то к тому, то к другому из гостей. Каждому он говорил небрежное и приятное слово, исключая Пьера и Элен, которых присутствия он не замечал, казалось. Князь Василий оживлял всех. Ярко горели восковые свечи, блестели серебро и хрусталь посуды, наряды дам и золото и серебро эполет; вокруг стола сновали слуги в красных кафтанах; слышались звуки ножей, стаканов, тарелок и звуки оживленного говора нескольких разговоров вокруг этого стола. Слышно было, как старый камергер в одном конце уверял старушку баронессу в своей пламенной любви к ней и ее смех; с другой – рассказ о неуспехе какой то Марьи Викторовны. У середины стола князь Василий сосредоточил вокруг себя слушателей. Он рассказывал дамам, с шутливой улыбкой на губах, последнее – в среду – заседание государственного совета, на котором был получен и читался Сергеем Кузьмичем Вязмитиновым, новым петербургским военным генерал губернатором, знаменитый тогда рескрипт государя Александра Павловича из армии, в котором государь, обращаясь к Сергею Кузьмичу, говорил, что со всех сторон получает он заявления о преданности народа, и что заявление Петербурга особенно приятно ему, что он гордится честью быть главою такой нации и постарается быть ее достойным. Рескрипт этот начинался словами: Сергей Кузьмич! Со всех сторон доходят до меня слухи и т. д.
– Так таки и не пошло дальше, чем «Сергей Кузьмич»? – спрашивала одна дама.
– Да, да, ни на волос, – отвечал смеясь князь Василий. – Сергей Кузьмич… со всех сторон. Со всех сторон, Сергей Кузьмич… Бедный Вязмитинов никак не мог пойти далее. Несколько раз он принимался снова за письмо, но только что скажет Сергей … всхлипывания… Ку…зьми…ч – слезы… и со всех сторон заглушаются рыданиями, и дальше он не мог. И опять платок, и опять «Сергей Кузьмич, со всех сторон», и слезы… так что уже попросили прочесть другого.
– Кузьмич… со всех сторон… и слезы… – повторил кто то смеясь.
– Не будьте злы, – погрозив пальцем, с другого конца стола, проговорила Анна Павловна, – c'est un si brave et excellent homme notre bon Viasmitinoff… [Это такой прекрасный человек, наш добрый Вязмитинов…]
Все очень смеялись. На верхнем почетном конце стола все были, казалось, веселы и под влиянием самых различных оживленных настроений; только Пьер и Элен молча сидели рядом почти на нижнем конце стола; на лицах обоих сдерживалась сияющая улыбка, не зависящая от Сергея Кузьмича, – улыбка стыдливости перед своими чувствами. Что бы ни говорили и как бы ни смеялись и шутили другие, как бы аппетитно ни кушали и рейнвейн, и соте, и мороженое, как бы ни избегали взглядом эту чету, как бы ни казались равнодушны, невнимательны к ней, чувствовалось почему то, по изредка бросаемым на них взглядам, что и анекдот о Сергее Кузьмиче, и смех, и кушанье – всё было притворно, а все силы внимания всего этого общества были обращены только на эту пару – Пьера и Элен. Князь Василий представлял всхлипыванья Сергея Кузьмича и в это время обегал взглядом дочь; и в то время как он смеялся, выражение его лица говорило: «Так, так, всё хорошо идет; нынче всё решится». Анна Павловна грозила ему за notre bon Viasmitinoff, а в глазах ее, которые мельком блеснули в этот момент на Пьера, князь Василий читал поздравление с будущим зятем и счастием дочери. Старая княгиня, предлагая с грустным вздохом вина своей соседке и сердито взглянув на дочь, этим вздохом как будто говорила: «да, теперь нам с вами ничего больше не осталось, как пить сладкое вино, моя милая; теперь время этой молодежи быть так дерзко вызывающе счастливой». «И что за глупость всё то, что я рассказываю, как будто это меня интересует, – думал дипломат, взглядывая на счастливые лица любовников – вот это счастие!»
Среди тех ничтожно мелких, искусственных интересов, которые связывали это общество, попало простое чувство стремления красивых и здоровых молодых мужчины и женщины друг к другу. И это человеческое чувство подавило всё и парило над всем их искусственным лепетом. Шутки были невеселы, новости неинтересны, оживление – очевидно поддельно. Не только они, но лакеи, служившие за столом, казалось, чувствовали то же и забывали порядки службы, заглядываясь на красавицу Элен с ее сияющим лицом и на красное, толстое, счастливое и беспокойное лицо Пьера. Казалось, и огни свечей сосредоточены были только на этих двух счастливых лицах.
Пьер чувствовал, что он был центром всего, и это положение и радовало и стесняло его. Он находился в состоянии человека, углубленного в какое нибудь занятие. Он ничего ясно не видел, не понимал и не слыхал. Только изредка, неожиданно, мелькали в его душе отрывочные мысли и впечатления из действительности.
«Так уж всё кончено! – думал он. – И как это всё сделалось? Так быстро! Теперь я знаю, что не для нее одной, не для себя одного, но и для всех это должно неизбежно свершиться. Они все так ждут этого , так уверены, что это будет, что я не могу, не могу обмануть их. Но как это будет? Не знаю; а будет, непременно будет!» думал Пьер, взглядывая на эти плечи, блестевшие подле самых глаз его.
То вдруг ему становилось стыдно чего то. Ему неловко было, что он один занимает внимание всех, что он счастливец в глазах других, что он с своим некрасивым лицом какой то Парис, обладающий Еленой. «Но, верно, это всегда так бывает и так надо, – утешал он себя. – И, впрочем, что же я сделал для этого? Когда это началось? Из Москвы я поехал вместе с князем Васильем. Тут еще ничего не было. Потом, отчего же мне было у него не остановиться? Потом я играл с ней в карты и поднял ее ридикюль, ездил с ней кататься. Когда же это началось, когда это всё сделалось? И вот он сидит подле нее женихом; слышит, видит, чувствует ее близость, ее дыхание, ее движения, ее красоту. То вдруг ему кажется, что это не она, а он сам так необыкновенно красив, что оттого то и смотрят так на него, и он, счастливый общим удивлением, выпрямляет грудь, поднимает голову и радуется своему счастью. Вдруг какой то голос, чей то знакомый голос, слышится и говорит ему что то другой раз. Но Пьер так занят, что не понимает того, что говорят ему. – Я спрашиваю у тебя, когда ты получил письмо от Болконского, – повторяет третий раз князь Василий. – Как ты рассеян, мой милый.
Князь Василий улыбается, и Пьер видит, что все, все улыбаются на него и на Элен. «Ну, что ж, коли вы все знаете», говорил сам себе Пьер. «Ну, что ж? это правда», и он сам улыбался своей кроткой, детской улыбкой, и Элен улыбается.
– Когда же ты получил? Из Ольмюца? – повторяет князь Василий, которому будто нужно это знать для решения спора.
«И можно ли говорить и думать о таких пустяках?» думает Пьер.
– Да, из Ольмюца, – отвечает он со вздохом.
От ужина Пьер повел свою даму за другими в гостиную. Гости стали разъезжаться и некоторые уезжали, не простившись с Элен. Как будто не желая отрывать ее от ее серьезного занятия, некоторые подходили на минуту и скорее отходили, запрещая ей провожать себя. Дипломат грустно молчал, выходя из гостиной. Ему представлялась вся тщета его дипломатической карьеры в сравнении с счастьем Пьера. Старый генерал сердито проворчал на свою жену, когда она спросила его о состоянии его ноги. «Эка, старая дура, – подумал он. – Вот Елена Васильевна так та и в 50 лет красавица будет».
– Кажется, что я могу вас поздравить, – прошептала Анна Павловна княгине и крепко поцеловала ее. – Ежели бы не мигрень, я бы осталась.
Княгиня ничего не отвечала; ее мучила зависть к счастью своей дочери.
Пьер во время проводов гостей долго оставался один с Элен в маленькой гостиной, где они сели. Он часто и прежде, в последние полтора месяца, оставался один с Элен, но никогда не говорил ей о любви. Теперь он чувствовал, что это было необходимо, но он никак не мог решиться на этот последний шаг. Ему было стыдно; ему казалось, что тут, подле Элен, он занимает чье то чужое место. Не для тебя это счастье, – говорил ему какой то внутренний голос. – Это счастье для тех, у кого нет того, что есть у тебя. Но надо было сказать что нибудь, и он заговорил. Он спросил у нее, довольна ли она нынешним вечером? Она, как и всегда, с простотой своей отвечала, что нынешние именины были для нее одними из самых приятных.
Кое кто из ближайших родных еще оставались. Они сидели в большой гостиной. Князь Василий ленивыми шагами подошел к Пьеру. Пьер встал и сказал, что уже поздно. Князь Василий строго вопросительно посмотрел на него, как будто то, что он сказал, было так странно, что нельзя было и расслышать. Но вслед за тем выражение строгости изменилось, и князь Василий дернул Пьера вниз за руку, посадил его и ласково улыбнулся.
– Ну, что, Леля? – обратился он тотчас же к дочери с тем небрежным тоном привычной нежности, который усвоивается родителями, с детства ласкающими своих детей, но который князем Василием был только угадан посредством подражания другим родителям.
И он опять обратился к Пьеру.
– Сергей Кузьмич, со всех сторон , – проговорил он, расстегивая верхнюю пуговицу жилета.
Пьер улыбнулся, но по его улыбке видно было, что он понимал, что не анекдот Сергея Кузьмича интересовал в это время князя Василия; и князь Василий понял, что Пьер понимал это. Князь Василий вдруг пробурлил что то и вышел. Пьеру показалось, что даже князь Василий был смущен. Вид смущенья этого старого светского человека тронул Пьера; он оглянулся на Элен – и она, казалось, была смущена и взглядом говорила: «что ж, вы сами виноваты».
«Надо неизбежно перешагнуть, но не могу, я не могу», думал Пьер, и заговорил опять о постороннем, о Сергее Кузьмиче, спрашивая, в чем состоял этот анекдот, так как он его не расслышал. Элен с улыбкой отвечала, что она тоже не знает.
Когда князь Василий вошел в гостиную, княгиня тихо говорила с пожилой дамой о Пьере.
– Конечно, c'est un parti tres brillant, mais le bonheur, ma chere… – Les Marieiages se font dans les cieux, [Конечно, это очень блестящая партия, но счастье, моя милая… – Браки совершаются на небесах,] – отвечала пожилая дама.
Князь Василий, как бы не слушая дам, прошел в дальний угол и сел на диван. Он закрыл глаза и как будто дремал. Голова его было упала, и он очнулся.
– Aline, – сказал он жене, – allez voir ce qu'ils font. [Алина, посмотри, что они делают.]
Княгиня подошла к двери, прошлась мимо нее с значительным, равнодушным видом и заглянула в гостиную. Пьер и Элен так же сидели и разговаривали.
– Всё то же, – отвечала она мужу.
Князь Василий нахмурился, сморщил рот на сторону, щеки его запрыгали с свойственным ему неприятным, грубым выражением; он, встряхнувшись, встал, закинул назад голову и решительными шагами, мимо дам, прошел в маленькую гостиную. Он скорыми шагами, радостно подошел к Пьеру. Лицо князя было так необыкновенно торжественно, что Пьер испуганно встал, увидав его.
– Слава Богу! – сказал он. – Жена мне всё сказала! – Он обнял одной рукой Пьера, другой – дочь. – Друг мой Леля! Я очень, очень рад. – Голос его задрожал. – Я любил твоего отца… и она будет тебе хорошая жена… Бог да благословит вас!…
Он обнял дочь, потом опять Пьера и поцеловал его дурно пахучим ртом. Слезы, действительно, омочили его щеки.
– Княгиня, иди же сюда, – прокричал он.
Княгиня вышла и заплакала тоже. Пожилая дама тоже утиралась платком. Пьера целовали, и он несколько раз целовал руку прекрасной Элен. Через несколько времени их опять оставили одних.
«Всё это так должно было быть и не могло быть иначе, – думал Пьер, – поэтому нечего спрашивать, хорошо ли это или дурно? Хорошо, потому что определенно, и нет прежнего мучительного сомнения». Пьер молча держал руку своей невесты и смотрел на ее поднимающуюся и опускающуюся прекрасную грудь.
– Элен! – сказал он вслух и остановился.
«Что то такое особенное говорят в этих случаях», думал он, но никак не мог вспомнить, что такое именно говорят в этих случаях. Он взглянул в ее лицо. Она придвинулась к нему ближе. Лицо ее зарумянилось.
– Ах, снимите эти… как эти… – она указывала на очки.
Пьер снял очки, и глаза его сверх той общей странности глаз людей, снявших очки, глаза его смотрели испуганно вопросительно. Он хотел нагнуться над ее рукой и поцеловать ее; но она быстрым и грубым движеньем головы пeрехватила его губы и свела их с своими. Лицо ее поразило Пьера своим изменившимся, неприятно растерянным выражением.
«Теперь уж поздно, всё кончено; да и я люблю ее», подумал Пьер.
– Je vous aime! [Я вас люблю!] – сказал он, вспомнив то, что нужно было говорить в этих случаях; но слова эти прозвучали так бедно, что ему стало стыдно за себя.
Через полтора месяца он был обвенчан и поселился, как говорили, счастливым обладателем красавицы жены и миллионов, в большом петербургском заново отделанном доме графов Безухих.


Старый князь Николай Андреич Болконский в декабре 1805 года получил письмо от князя Василия, извещавшего его о своем приезде вместе с сыном. («Я еду на ревизию, и, разумеется, мне 100 верст не крюк, чтобы посетить вас, многоуважаемый благодетель, – писал он, – и Анатоль мой провожает меня и едет в армию; и я надеюсь, что вы позволите ему лично выразить вам то глубокое уважение, которое он, подражая отцу, питает к вам».)
– Вот Мари и вывозить не нужно: женихи сами к нам едут, – неосторожно сказала маленькая княгиня, услыхав про это.
Князь Николай Андреич поморщился и ничего не сказал.
Через две недели после получения письма, вечером, приехали вперед люди князя Василья, а на другой день приехал и он сам с сыном.
Старик Болконский всегда был невысокого мнения о характере князя Василья, и тем более в последнее время, когда князь Василий в новые царствования при Павле и Александре далеко пошел в чинах и почестях. Теперь же, по намекам письма и маленькой княгини, он понял, в чем дело, и невысокое мнение о князе Василье перешло в душе князя Николая Андреича в чувство недоброжелательного презрения. Он постоянно фыркал, говоря про него. В тот день, как приехать князю Василью, князь Николай Андреич был особенно недоволен и не в духе. Оттого ли он был не в духе, что приезжал князь Василий, или оттого он был особенно недоволен приездом князя Василья, что был не в духе; но он был не в духе, и Тихон еще утром отсоветывал архитектору входить с докладом к князю.