18-я армия (Третий рейх)

Поделись знанием:
(перенаправлено с «18-я армия (Германия)»)
Перейти к: навигация, поиск

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

18-я армия
нем. 18. Armee
Годы существования

4 ноября 1939 - 5 мая 1945

Страна

Германия

Подчинение

Группа армий «Север»,
Группа армий «Курляндия»

Войны

Вторая мировая война

18-я армия (нем. 18. Armee) — оперативное объединение в вооружённых силах Германии во время Второй мировой войны. Создана в ноябре 1939 .





Вторжение в Нидерланды, Бельгию, Францию

Осенью 1940 года 18-я армия участвовала в наступлении на Нидерланды и Бельгию, а затем была переброшена во Францию .

Вторжение в СССР

В 1941 году с началом Операции Барбаросса 18-й армия были переброшена на Восточный фронт. Армия входила в состав Группы армий «Север» вплоть до начала 1945 года, когда она была передана группе армий «Курляндия». В октябре 1944 года 18-я армия была окружена наступавшими частями Красной армии и блокирована в Курляндском котле, где и прекратила сопротивление 9 мая 1945 года, после капитуляции Германии.

Боевые действия

1 июля 1941 года в ходе наступления 18-я армия заняла Ригу и захватила здесь переправы через Западную Двину. Отступающая 8-я армия Северо-Западного фронта РККА на подручных средствах переправлялась на восточный берег между Ригой и Крустпилсом (см. карту — [hamster02.narod.ru/p0011.jpg Боевые действия на северо-западном, западном и юго-западном направлениях. 22 июня — 9 июля 1941 г.]).

К январю 1944 г. южнее Ленинграда на рубеже Керново, Петродворец, Стрельна, Пушкин, Отрадное, Новгород, озеро Нещедро оборонялись 18-я и 16-я немецко-фашистские армии. С севера Ленинграду продолжали угрожать оперативные группы немецко-финских войск «Олонец» и «Карельский перешеек».

Стремясь любой ценой стабилизировать фронт и не допустить выхода советских войск в Прибалтику, фашистское командование в течение двух лет создало на подступах к Ленинграду мощную оборону, состоявшую из трех-четырех полос и нескольких промежуточных позиций, эшелонированных в глубину до 200 км. Оборонительные полосы состояли из узлов сопротивления, прикрытых естественными и искусственными препятствиями. Такая оборона в сочетании с трудными условиями местности должна была, по замыслу фашистского командования, ослабить ударные группировки советских войск и заставить их отказаться от наступления.

Замысел советского командования по разгрому главных сил 18-й и 16-й немецко-фашистских армий состоял в том, чтобы одновременными ударами войск Ленинградского фронта юго-западнее Ленинграда и Волховского фронта в районе Новгорода уничтожить фланговые группировки 18-й немецкой армии, а затем, разгромив главные силы 18-й армии в районе Гатчина, Кингисепп, Луга, выйти на рубеж реки Луга. 2-й Прибалтийский фронт активными действиями в районах Невеля и Идрицы сковывал главные силы 16-й немецкой армии.

Уничтожение противника юго-западнее Ленинграда осуществлялось войсками 2-й ударной и 42-й армий, которые наступали по сходящимся направлениям на Ропшу, первая с плацдарма в районе Ораниенбаума, а вторая из района Пулково. 67-я армия активными действиями на мгинском направлении сковывала резервы противника. Балтийский флот обеспечивал перевозки и поддерживал наступающие войска огнём. Новгородская группировка противника уничтожалась охватывающими ударами войск 59-й армии Волховского фронта севернее и южнее города. 8-я и 54-я армии этого фронта активными действиями на любанском и чудовском направлениях не допускали переброски вражеских резервов в район Новгорода. [238]

Таким образом, решающим условием успешного развития операции под Ленинградом являлся быстрый разгром фланговых группировок 18-й армии противника силами 2-й ударной,42-й и 59-й армий. На обеспечение их действий и были направлены основные усилия инженерных войск Ленинградского и Волховского фронтов.[1]

Командующие армией

Начальники штаба армии

Подчинение армии

Состав армии

На 10 мая 1940

Прямое управление штаба армии

  • СС «Verfügungstruppe» Отдел
  • 9-я танковая дивизия
  • 208-я пехотная дивизия
  • 225-я пехотная дивизия

На 1 июля 1941

На Сентябрь 1941

  • L армейский корпус
  • LIV армейского корпуса
  • XXVI армейский корпус
  • XXVIII армейский корпус
  • Я армейский корпус

На 15 июля 1944

Прямое управление штаба армии

  • Штаб-квартира И. С. корпуса
  • 207 подразделения безопасности
  • 300 Отдела железобетонных изделий (эстонские подразделения охраны границ)

На 12 апреля 1945

  • I армейский корпус
    • 225-я пехотная дивизия
    • 132-я пехотная дивизия
  • II армейский корпус
    • 563 Volksgrenadier отдел
    • 126-я пехотная дивизия
    • 263-я пехотная дивизия
    • 87-я пехотная дивизия
  • X армейского корпуса
    • 30-я пехотная дивизия
    • 121-я пехотная дивизия
    • Kampfgruppe Gise
  • L армейский корпус
    • 11-я пехотная дивизия
    • 290-я пехотная дивизия

Прямое управление штаба армии

  • 52-м отдел безопасности
  • 14-я танковая дивизия

Напишите отзыв о статье "18-я армия (Третий рейх)"

Примечания

  1. [archive.is/20120721005317/victory.mil.ru/lib/books/h/engineers/11.html Цирлин А. Д., Бирюков П. И., Истомин В. П., Федосеев Е. Н. Инженерные войска в боях за Советскую Родину. — М.: Воениздат, 1970.]

Литература

  • Куровский, Франц (2000). «Todeskessel Курляндия», Podzun-Pallas *Verlag, Вельферсхайм-Berstadt. ISBN 3-7909-0716-2.
  • Тессин, Георг (1976). «Verbände Und Truppen der Deutschen Wehrmacht Und Waffen-SS im Zweiten Weltkrieg 1939—1945» (том IV), Biblio Verlag, Osnabrücke. ISBN 3-7648-1083-1.
  • [archive.is/20120721005317/victory.mil.ru/lib/books/h/engineers/11.html Цирлин А. Д., Бирюков П. И., Истомин В. П., Федосеев Е. Н. Инженерные войска в боях за Советскую Родину. — М.: Воениздат, 1970.]

Отрывок, характеризующий 18-я армия (Третий рейх)

– Поверите ли, граф, я ничего не испугался, потому что я знал, что я прав. Я, знаете, граф, не хвалясь, могу сказать, что я приказы по полку наизусть знаю и устав тоже знаю, как Отче наш на небесех . Поэтому, граф, у меня по роте упущений не бывает. Вот моя совесть и спокойна. Я явился. (Берг привстал и представил в лицах, как он с рукой к козырьку явился. Действительно, трудно было изобразить в лице более почтительности и самодовольства.) Уж он меня пушил, как это говорится, пушил, пушил; пушил не на живот, а на смерть, как говорится; и «Арнауты», и черти, и в Сибирь, – говорил Берг, проницательно улыбаясь. – Я знаю, что я прав, и потому молчу: не так ли, граф? «Что, ты немой, что ли?» он закричал. Я всё молчу. Что ж вы думаете, граф? На другой день и в приказе не было: вот что значит не потеряться. Так то, граф, – говорил Берг, закуривая трубку и пуская колечки.
– Да, это славно, – улыбаясь, сказал Ростов.
Но Борис, заметив, что Ростов сбирался посмеяться над Бергом, искусно отклонил разговор. Он попросил Ростова рассказать о том, как и где он получил рану. Ростову это было приятно, и он начал рассказывать, во время рассказа всё более и более одушевляясь. Он рассказал им свое Шенграбенское дело совершенно так, как обыкновенно рассказывают про сражения участвовавшие в них, то есть так, как им хотелось бы, чтобы оно было, так, как они слыхали от других рассказчиков, так, как красивее было рассказывать, но совершенно не так, как оно было. Ростов был правдивый молодой человек, он ни за что умышленно не сказал бы неправды. Он начал рассказывать с намерением рассказать всё, как оно точно было, но незаметно, невольно и неизбежно для себя перешел в неправду. Ежели бы он рассказал правду этим слушателям, которые, как и он сам, слышали уже множество раз рассказы об атаках и составили себе определенное понятие о том, что такое была атака, и ожидали точно такого же рассказа, – или бы они не поверили ему, или, что еще хуже, подумали бы, что Ростов был сам виноват в том, что с ним не случилось того, что случается обыкновенно с рассказчиками кавалерийских атак. Не мог он им рассказать так просто, что поехали все рысью, он упал с лошади, свихнул руку и изо всех сил побежал в лес от француза. Кроме того, для того чтобы рассказать всё, как было, надо было сделать усилие над собой, чтобы рассказать только то, что было. Рассказать правду очень трудно; и молодые люди редко на это способны. Они ждали рассказа о том, как горел он весь в огне, сам себя не помня, как буря, налетал на каре; как врубался в него, рубил направо и налево; как сабля отведала мяса, и как он падал в изнеможении, и тому подобное. И он рассказал им всё это.
В середине его рассказа, в то время как он говорил: «ты не можешь представить, какое странное чувство бешенства испытываешь во время атаки», в комнату вошел князь Андрей Болконский, которого ждал Борис. Князь Андрей, любивший покровительственные отношения к молодым людям, польщенный тем, что к нему обращались за протекцией, и хорошо расположенный к Борису, который умел ему понравиться накануне, желал исполнить желание молодого человека. Присланный с бумагами от Кутузова к цесаревичу, он зашел к молодому человеку, надеясь застать его одного. Войдя в комнату и увидав рассказывающего военные похождения армейского гусара (сорт людей, которых терпеть не мог князь Андрей), он ласково улыбнулся Борису, поморщился, прищурился на Ростова и, слегка поклонившись, устало и лениво сел на диван. Ему неприятно было, что он попал в дурное общество. Ростов вспыхнул, поняв это. Но это было ему всё равно: это был чужой человек. Но, взглянув на Бориса, он увидал, что и ему как будто стыдно за армейского гусара. Несмотря на неприятный насмешливый тон князя Андрея, несмотря на общее презрение, которое с своей армейской боевой точки зрения имел Ростов ко всем этим штабным адъютантикам, к которым, очевидно, причислялся и вошедший, Ростов почувствовал себя сконфуженным, покраснел и замолчал. Борис спросил, какие новости в штабе, и что, без нескромности, слышно о наших предположениях?
– Вероятно, пойдут вперед, – видимо, не желая при посторонних говорить более, отвечал Болконский.
Берг воспользовался случаем спросить с особенною учтивостию, будут ли выдавать теперь, как слышно было, удвоенное фуражное армейским ротным командирам? На это князь Андрей с улыбкой отвечал, что он не может судить о столь важных государственных распоряжениях, и Берг радостно рассмеялся.
– Об вашем деле, – обратился князь Андрей опять к Борису, – мы поговорим после, и он оглянулся на Ростова. – Вы приходите ко мне после смотра, мы всё сделаем, что можно будет.
И, оглянув комнату, он обратился к Ростову, которого положение детского непреодолимого конфуза, переходящего в озлобление, он и не удостоивал заметить, и сказал:
– Вы, кажется, про Шенграбенское дело рассказывали? Вы были там?
– Я был там, – с озлоблением сказал Ростов, как будто бы этим желая оскорбить адъютанта.
Болконский заметил состояние гусара, и оно ему показалось забавно. Он слегка презрительно улыбнулся.
– Да! много теперь рассказов про это дело!
– Да, рассказов, – громко заговорил Ростов, вдруг сделавшимися бешеными глазами глядя то на Бориса, то на Болконского, – да, рассказов много, но наши рассказы – рассказы тех, которые были в самом огне неприятеля, наши рассказы имеют вес, а не рассказы тех штабных молодчиков, которые получают награды, ничего не делая.
– К которым, вы предполагаете, что я принадлежу? – спокойно и особенно приятно улыбаясь, проговорил князь Андрей.
Странное чувство озлобления и вместе с тем уважения к спокойствию этой фигуры соединялось в это время в душе Ростова.
– Я говорю не про вас, – сказал он, – я вас не знаю и, признаюсь, не желаю знать. Я говорю вообще про штабных.
– А я вам вот что скажу, – с спокойною властию в голосе перебил его князь Андрей. – Вы хотите оскорбить меня, и я готов согласиться с вами, что это очень легко сделать, ежели вы не будете иметь достаточного уважения к самому себе; но согласитесь, что и время и место весьма дурно для этого выбраны. На днях всем нам придется быть на большой, более серьезной дуэли, а кроме того, Друбецкой, который говорит, что он ваш старый приятель, нисколько не виноват в том, что моя физиономия имела несчастие вам не понравиться. Впрочем, – сказал он, вставая, – вы знаете мою фамилию и знаете, где найти меня; но не забудьте, – прибавил он, – что я не считаю нисколько ни себя, ни вас оскорбленным, и мой совет, как человека старше вас, оставить это дело без последствий. Так в пятницу, после смотра, я жду вас, Друбецкой; до свидания, – заключил князь Андрей и вышел, поклонившись обоим.
Ростов вспомнил то, что ему надо было ответить, только тогда, когда он уже вышел. И еще более был он сердит за то, что забыл сказать это. Ростов сейчас же велел подать свою лошадь и, сухо простившись с Борисом, поехал к себе. Ехать ли ему завтра в главную квартиру и вызвать этого ломающегося адъютанта или, в самом деле, оставить это дело так? был вопрос, который мучил его всю дорогу. То он с злобой думал о том, с каким бы удовольствием он увидал испуг этого маленького, слабого и гордого человечка под его пистолетом, то он с удивлением чувствовал, что из всех людей, которых он знал, никого бы он столько не желал иметь своим другом, как этого ненавидимого им адъютантика.


На другой день свидания Бориса с Ростовым был смотр австрийских и русских войск, как свежих, пришедших из России, так и тех, которые вернулись из похода с Кутузовым. Оба императора, русский с наследником цесаревичем и австрийский с эрцгерцогом, делали этот смотр союзной 80 титысячной армии.
С раннего утра начали двигаться щегольски вычищенные и убранные войска, выстраиваясь на поле перед крепостью. То двигались тысячи ног и штыков с развевавшимися знаменами и по команде офицеров останавливались, заворачивались и строились в интервалах, обходя другие такие же массы пехоты в других мундирах; то мерным топотом и бряцанием звучала нарядная кавалерия в синих, красных, зеленых шитых мундирах с расшитыми музыкантами впереди, на вороных, рыжих, серых лошадях; то, растягиваясь с своим медным звуком подрагивающих на лафетах, вычищенных, блестящих пушек и с своим запахом пальников, ползла между пехотой и кавалерией артиллерия и расставлялась на назначенных местах. Не только генералы в полной парадной форме, с перетянутыми донельзя толстыми и тонкими талиями и красневшими, подпертыми воротниками, шеями, в шарфах и всех орденах; не только припомаженные, расфранченные офицеры, но каждый солдат, – с свежим, вымытым и выбритым лицом и до последней возможности блеска вычищенной аммуницией, каждая лошадь, выхоленная так, что, как атлас, светилась на ней шерсть и волосок к волоску лежала примоченная гривка, – все чувствовали, что совершается что то нешуточное, значительное и торжественное. Каждый генерал и солдат чувствовали свое ничтожество, сознавая себя песчинкой в этом море людей, и вместе чувствовали свое могущество, сознавая себя частью этого огромного целого.