17-я танковая дивизия (Третий рейх)
Поделись знанием:
– Еще как! – сказал он. – У меня бывало, что всё хорошо, все веселы, а мне придет в голову, что всё это уж надоело и что умирать всем надо. Я раз в полку не пошел на гулянье, а там играла музыка… и так мне вдруг скучно стало…
– Ах, я это знаю. Знаю, знаю, – подхватила Наташа. – Я еще маленькая была, так со мной это бывало. Помнишь, раз меня за сливы наказали и вы все танцовали, а я сидела в классной и рыдала, никогда не забуду: мне и грустно было и жалко было всех, и себя, и всех всех жалко. И, главное, я не виновата была, – сказала Наташа, – ты помнишь?
– Помню, – сказал Николай. – Я помню, что я к тебе пришел потом и мне хотелось тебя утешить и, знаешь, совестно было. Ужасно мы смешные были. У меня тогда была игрушка болванчик и я его тебе отдать хотел. Ты помнишь?
– А помнишь ты, – сказала Наташа с задумчивой улыбкой, как давно, давно, мы еще совсем маленькие были, дяденька нас позвал в кабинет, еще в старом доме, а темно было – мы это пришли и вдруг там стоит…
– Арап, – докончил Николай с радостной улыбкой, – как же не помнить? Я и теперь не знаю, что это был арап, или мы во сне видели, или нам рассказывали.
– Он серый был, помнишь, и белые зубы – стоит и смотрит на нас…
– Вы помните, Соня? – спросил Николай…
– Да, да я тоже помню что то, – робко отвечала Соня…
– Я ведь спрашивала про этого арапа у папа и у мама, – сказала Наташа. – Они говорят, что никакого арапа не было. А ведь вот ты помнишь!
– Как же, как теперь помню его зубы.
– Как это странно, точно во сне было. Я это люблю.
– А помнишь, как мы катали яйца в зале и вдруг две старухи, и стали по ковру вертеться. Это было, или нет? Помнишь, как хорошо было?
– Да. А помнишь, как папенька в синей шубе на крыльце выстрелил из ружья. – Они перебирали улыбаясь с наслаждением воспоминания, не грустного старческого, а поэтического юношеского воспоминания, те впечатления из самого дальнего прошедшего, где сновидение сливается с действительностью, и тихо смеялись, радуясь чему то.
Соня, как и всегда, отстала от них, хотя воспоминания их были общие.
Соня не помнила многого из того, что они вспоминали, а и то, что она помнила, не возбуждало в ней того поэтического чувства, которое они испытывали. Она только наслаждалась их радостью, стараясь подделаться под нее.
Она приняла участие только в том, когда они вспоминали первый приезд Сони. Соня рассказала, как она боялась Николая, потому что у него на курточке были снурки, и ей няня сказала, что и ее в снурки зашьют.
– А я помню: мне сказали, что ты под капустою родилась, – сказала Наташа, – и помню, что я тогда не смела не поверить, но знала, что это не правда, и так мне неловко было.
Во время этого разговора из задней двери диванной высунулась голова горничной. – Барышня, петуха принесли, – шопотом сказала девушка.
– Не надо, Поля, вели отнести, – сказала Наташа.
В середине разговоров, шедших в диванной, Диммлер вошел в комнату и подошел к арфе, стоявшей в углу. Он снял сукно, и арфа издала фальшивый звук.
– Эдуард Карлыч, сыграйте пожалуста мой любимый Nocturiene мосье Фильда, – сказал голос старой графини из гостиной.
Диммлер взял аккорд и, обратясь к Наташе, Николаю и Соне, сказал: – Молодежь, как смирно сидит!
– Да мы философствуем, – сказала Наташа, на минуту оглянувшись, и продолжала разговор. Разговор шел теперь о сновидениях.
Диммлер начал играть. Наташа неслышно, на цыпочках, подошла к столу, взяла свечу, вынесла ее и, вернувшись, тихо села на свое место. В комнате, особенно на диване, на котором они сидели, было темно, но в большие окна падал на пол серебряный свет полного месяца.
– Знаешь, я думаю, – сказала Наташа шопотом, придвигаясь к Николаю и Соне, когда уже Диммлер кончил и всё сидел, слабо перебирая струны, видимо в нерешительности оставить, или начать что нибудь новое, – что когда так вспоминаешь, вспоминаешь, всё вспоминаешь, до того довоспоминаешься, что помнишь то, что было еще прежде, чем я была на свете…
– Это метампсикова, – сказала Соня, которая всегда хорошо училась и все помнила. – Египтяне верили, что наши души были в животных и опять пойдут в животных.
– Нет, знаешь, я не верю этому, чтобы мы были в животных, – сказала Наташа тем же шопотом, хотя музыка и кончилась, – а я знаю наверное, что мы были ангелами там где то и здесь были, и от этого всё помним…
– Можно мне присоединиться к вам? – сказал тихо подошедший Диммлер и подсел к ним.
– Ежели бы мы были ангелами, так за что же мы попали ниже? – сказал Николай. – Нет, это не может быть!
– Не ниже, кто тебе сказал, что ниже?… Почему я знаю, чем я была прежде, – с убеждением возразила Наташа. – Ведь душа бессмертна… стало быть, ежели я буду жить всегда, так я и прежде жила, целую вечность жила.
– Да, но трудно нам представить вечность, – сказал Диммлер, который подошел к молодым людям с кроткой презрительной улыбкой, но теперь говорил так же тихо и серьезно, как и они.
– Отчего же трудно представить вечность? – сказала Наташа. – Нынче будет, завтра будет, всегда будет и вчера было и третьего дня было…
– Наташа! теперь твой черед. Спой мне что нибудь, – послышался голос графини. – Что вы уселись, точно заговорщики.
– Мама! мне так не хочется, – сказала Наташа, но вместе с тем встала.
Всем им, даже и немолодому Диммлеру, не хотелось прерывать разговор и уходить из уголка диванного, но Наташа встала, и Николай сел за клавикорды. Как всегда, став на средину залы и выбрав выгоднейшее место для резонанса, Наташа начала петь любимую пьесу своей матери.
Она сказала, что ей не хотелось петь, но она давно прежде, и долго после не пела так, как она пела в этот вечер. Граф Илья Андреич из кабинета, где он беседовал с Митинькой, слышал ее пенье, и как ученик, торопящийся итти играть, доканчивая урок, путался в словах, отдавая приказания управляющему и наконец замолчал, и Митинька, тоже слушая, молча с улыбкой, стоял перед графом. Николай не спускал глаз с сестры, и вместе с нею переводил дыхание. Соня, слушая, думала о том, какая громадная разница была между ей и ее другом и как невозможно было ей хоть на сколько нибудь быть столь обворожительной, как ее кузина. Старая графиня сидела с счастливо грустной улыбкой и слезами на глазах, изредка покачивая головой. Она думала и о Наташе, и о своей молодости, и о том, как что то неестественное и страшное есть в этом предстоящем браке Наташи с князем Андреем.
Диммлер, подсев к графине и закрыв глаза, слушал.
– Нет, графиня, – сказал он наконец, – это талант европейский, ей учиться нечего, этой мягкости, нежности, силы…
– Ах! как я боюсь за нее, как я боюсь, – сказала графиня, не помня, с кем она говорит. Ее материнское чутье говорило ей, что чего то слишком много в Наташе, и что от этого она не будет счастлива. Наташа не кончила еще петь, как в комнату вбежал восторженный четырнадцатилетний Петя с известием, что пришли ряженые.
Наташа вдруг остановилась.
– Дурак! – закричала она на брата, подбежала к стулу, упала на него и зарыдала так, что долго потом не могла остановиться.
– Ничего, маменька, право ничего, так: Петя испугал меня, – говорила она, стараясь улыбаться, но слезы всё текли и всхлипывания сдавливали горло.
Наряженные дворовые, медведи, турки, трактирщики, барыни, страшные и смешные, принеся с собою холод и веселье, сначала робко жались в передней; потом, прячась один за другого, вытеснялись в залу; и сначала застенчиво, а потом всё веселее и дружнее начались песни, пляски, хоровые и святочные игры. Графиня, узнав лица и посмеявшись на наряженных, ушла в гостиную. Граф Илья Андреич с сияющей улыбкой сидел в зале, одобряя играющих. Молодежь исчезла куда то.
| 17-я танковая дивизия 17. Panzerdivision | |
| Годы существования | |
|---|---|
| Страна | |
| Подчинение | |
| Тип | |
| Функция | |
| Дислокация | |
| Войны | |
| Участие в |
Восточный фронт |
| Знаки отличия |
|
| Командиры | |
| Известные командиры | |
17-я танковая дивизия (17. Panzer-Division) — танковая дивизия вермахта, сформированная в ноябре 1940 года, на основе 27-й пехотной дивизии.
Содержание
Боевой путь дивизии
С 22 июня 1941 года дивизия (в составе 47-го моторизованного корпуса 2-й танковой группы (командующий группы Гейнц Гудериан), группа армий «Центр») наступала через Белоруссию, затем Смоленск, в направлении на Москву. Участвовала в одном из крупнейших танковых сражений в районе Сенно, где и отличилась, захватив город и уничтожив за 1 день, 9 июля 1941 года около 100 советских танков.
Из воспоминаний Г. Гудериана, командира 2-й танковой группы
Между тем выяснилось, что 17-я танковая дивизия южнее Орши натолкнулась на столь сильного противника, что оказалось нецелесообразным продолжать наступление дальше на восточном берегу с небольшого, только что захваченного предмостного укрепления.
Непосредственно перед фронтом предстоящего наступления 3-й танковой армии протяженностью в 23 км оборонялись части 11-й немецкой танковой дивизии, 26-й и 56-й пехотных дивизий при поддержке 62-го истребительно-противотанкового дивизиона САУ; кроме того, в полосе наступления армии отмечалось появление частей 17-й и 20-й танковых дивизий, не имевших собственных полос обороны.— Шеин Д. В.: Танки ведёт Рыбалко. Боевой путь 3-й Гвардейской танковой армии[1]
В 1942 году — бои в районе Орла. В конце 1942 года — на Сталинградском направлении.
В 1943 году — в составе группы армий «Юг», бои на реке Миус. Осенью 1943 года дивизия отступила на Украину.
В 1944 году — бои на западной Украине, с осени 1944 — бои в южной Польше.
В 1945 году — дивизия отступила в Силезию, затем в Чехию. 10 мая 1945 года остатки дивизии взяты в советский плен.
Состав дивизии
В 1941 году:
- 39-й танковый полк
- 17-я стрелковая бригада
- 40-й стрелковый полк
- 63-й стрелковый полк
- 17-й мотоциклетный батальон
- 27-й разведывательный батальон
- 27-й артиллерийский полк
- 27-й противотанковый батальон
- 27-й танковый сапёрный батальон
В 1943 году:
- 39-й танковый полк
- 40-й панцергренадерский полк
- 63-й панцергренадерский полк
- 27-й танковый артиллерийский полк
- 17-й танковый разведывательный батальон
- 27-й противотанковый батальон
- 297 зенитно-артиллерийский дивизион
- 27-й танковый сапёрный батальон
- 27-й батальон связи
- 17-й полевой запасной батальон
Вооружение
На 22 июня 1941 года в штате числилось 202 танка (основу тогдашнего танкового парка вермахта составлял вооружённый 37-мм пушкой средний Pz.III), в начале июля в боях на Оршанском направлении действовало около 180 машин. Летом 1942 года пополнилась 50 Pz.III и его более мощным собратом Pz.IV. В октябре 1942-го в строю осталось всего 30 танков, а после окончания боев под Сталинградом, в феврале 1943-го только 6 (!). В июле 1943 года, во время боев под Курском (непосредственно в этом сражении дивизия не участвовала, находясь в резерве 24-го танкового корпуса) насчитывалось 4 Pz.II, 29 Pz.III, 32 Pz.IV и 2 трофейных советских Т-34. В ноябре 1944 года была пополнена 80 Pz.IV и Pz.V ("Пантера").
Командиры дивизии
- С 1 ноября 1940 — генерал-лейтенант Ханс-Юрген фон Арним (тяжело ранен 27 июня 1941)
- С 28 июня 1941 — генерал-майор Карл риттер фон Вебер (тяжело ранен 17 июля и умер 20 июля 1941)
- С 17 июля 1941 — генерал-майор Вильгельм риттер фон Тома
- С 15 сентября 1941 — генерал-лейтенант Ханс-Юрген фон Арним
- С 11 ноября 1941 — генерал-майор Рудольф-Эдуард Лихт
- С 10 октября 1942 — генерал-майор (с мая 1943 — генерал-лейтенант) Фридолин фон Зенгер унд Эттерлин
- С 16 июня 1943 — генерал-лейтенант Вальтер Шиллинг (убит 20 июля 1943)
- С 21 июля 1943 — генерал-майор Карл-Фридрих фон дер Меден
- С 20 сентября 1944 — полковник Рудольф Демме
- С 2 декабря 1944 — полковник Альберт Брукс (17 января 1945 — ранен и взят в советский плен)
- С 30 января 1945 — генерал-майор Теодор Кречмер
Награждённые Рыцарским крестом Железного креста
Рыцарский Крест Железного креста (25)
- Йозеф Гречманн, 11.08.1941 – обер-фельдфебель, командир взвода 6-й роты 40-го стрелкового полка
- Ханс-Юрген фон Арним, 04.09.1941 – генерал-лейтенант, командир 17-й танковой дивизии
- Курт Бёттхер, 04.09.1941 – майор, командир 1-го дивизиона 27-го артиллерийского полка
- Ганс Градль, 15.11.1941 – майор, командир 1-го батальона 39-го танкового полка
- Курт Куно, 18.01.1942 – полковник, командир 39-го танкового полка
- Эрих Кайзер, 26.02.1942 – обер-лейтенант, командир 6-й роты 39-го танкового полка
- Конрад Рехнитц, 12.08.1942 – лейтенант резерва, командир 2-й роты 27-го противотанкового батальона
- Отто Бюзинг, 21.11.1942 – оберстлейтенант, командир 39-го танкового полка
- Фридрих Линденберг, 30.01.1943 – обер-лейтенант, командир 5-й роты 63-го панцергренадерского полка
- Карл Прёлль, 30.01.1943 – капитан, командир 2-го батальона 63-го панцергренадерского полка
- Вальтер Генрих, 08.02.1943 – оберстлейтенант, командир 40-го панцергренадерского полка
- Фридолин фон Зенгер унд Эттерлин, 08.02.1943 – генерал-майор, командир 17-й танковой дивизии
- Гюнтер Корссен, 08.02.1943 – капитан, командир батальона 39-го танкового полка
- Хельмут Фоке, 26.03.1943 – капитан, командир 2-го батальона 40-го панцергренадерского полка
- Вильгельм Лехнер, 15.06.1943 – фельдфебель, командир взвода 5-й роты 40-го панцергренадерского полка
- Вальтер Шиллинг, 28.07.1943 – генерал-лейтенант, командир 17-й танковой дивизии
- Иоганн Гёттлер, 01.09.1943 – обер-фельдфебель, командир взвода 6-й роты 63-го панцергренадерского полка
- Франц фон Менц, 22.09.1943 – майор, командир 40-го панцергренадерского полка
- Макс Клювер, 12.10.1943 – капитан резерва, командир 1-го батальона 40-го панцергренадерского полка
- Людвиг Бекманн, 26.10.1943 – обер-вахмистр, передовой наблюдатель 2-й батареи 27-го танкового артиллерийского полка
- Вернер Пич, 16.11.1943 – капитан резерва, командир 6-й роты 39-го танкового полка
- Йозеф Рюгер, 07.03.1944 – капитан резерва, командир 2-го батальона 63-го панцергренадерского полка
- Ганс Трёгер, 04.05.1944 – генерал-майор, командир 17-й танковой дивизии
- Фридрих-Фердинанд принц цу Шлезвиг-Гольштейн-Зондербург-Глюксбург, 22.02.1945 – майор Генерального штаба, командир 40-го панцергренадерского полка
- Теодор Кречмер, 08.03.1945 – полковник, командир 17-й танковой дивизии
Рыцарский Крест Железного креста с Дубовыми листьями (2)
- Герман Зайтц (№ 140), 31.10.1942 – оберстлейтенант, командир 63-го панцергренадерского полка
- Альберт Брукс (№ 504), 24.06.1944 – полковник, командир 40-го панцергренадерского полка
Напишите отзыв о статье "17-я танковая дивизия (Третий рейх)"
Примечания
- ↑ Шеин Д.В. Танки ведет Рыбалко. Боевой путь 3-й Гвардейской танковой армии. — Москва: Яуза, Эксмо, 2007. — 320 с. — ISBN 978-5-699-20010-8.
Литература
- Stoves, Rolf. Die gepanzerten und motorisierten deutschen Großverbände 1935—1945: Divisionen und selbstständige Brigaden. — Dörfler, 2003. — ISBN 978-3-89555-102-4.
| ||||||||||||||||||||||||
| ||||||||||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий 17-я танковая дивизия (Третий рейх)
– Бывает с тобой, – сказала Наташа брату, когда они уселись в диванной, – бывает с тобой, что тебе кажется, что ничего не будет – ничего; что всё, что хорошее, то было? И не то что скучно, а грустно?– Еще как! – сказал он. – У меня бывало, что всё хорошо, все веселы, а мне придет в голову, что всё это уж надоело и что умирать всем надо. Я раз в полку не пошел на гулянье, а там играла музыка… и так мне вдруг скучно стало…
– Ах, я это знаю. Знаю, знаю, – подхватила Наташа. – Я еще маленькая была, так со мной это бывало. Помнишь, раз меня за сливы наказали и вы все танцовали, а я сидела в классной и рыдала, никогда не забуду: мне и грустно было и жалко было всех, и себя, и всех всех жалко. И, главное, я не виновата была, – сказала Наташа, – ты помнишь?
– Помню, – сказал Николай. – Я помню, что я к тебе пришел потом и мне хотелось тебя утешить и, знаешь, совестно было. Ужасно мы смешные были. У меня тогда была игрушка болванчик и я его тебе отдать хотел. Ты помнишь?
– А помнишь ты, – сказала Наташа с задумчивой улыбкой, как давно, давно, мы еще совсем маленькие были, дяденька нас позвал в кабинет, еще в старом доме, а темно было – мы это пришли и вдруг там стоит…
– Арап, – докончил Николай с радостной улыбкой, – как же не помнить? Я и теперь не знаю, что это был арап, или мы во сне видели, или нам рассказывали.
– Он серый был, помнишь, и белые зубы – стоит и смотрит на нас…
– Вы помните, Соня? – спросил Николай…
– Да, да я тоже помню что то, – робко отвечала Соня…
– Я ведь спрашивала про этого арапа у папа и у мама, – сказала Наташа. – Они говорят, что никакого арапа не было. А ведь вот ты помнишь!
– Как же, как теперь помню его зубы.
– Как это странно, точно во сне было. Я это люблю.
– А помнишь, как мы катали яйца в зале и вдруг две старухи, и стали по ковру вертеться. Это было, или нет? Помнишь, как хорошо было?
– Да. А помнишь, как папенька в синей шубе на крыльце выстрелил из ружья. – Они перебирали улыбаясь с наслаждением воспоминания, не грустного старческого, а поэтического юношеского воспоминания, те впечатления из самого дальнего прошедшего, где сновидение сливается с действительностью, и тихо смеялись, радуясь чему то.
Соня, как и всегда, отстала от них, хотя воспоминания их были общие.
Соня не помнила многого из того, что они вспоминали, а и то, что она помнила, не возбуждало в ней того поэтического чувства, которое они испытывали. Она только наслаждалась их радостью, стараясь подделаться под нее.
Она приняла участие только в том, когда они вспоминали первый приезд Сони. Соня рассказала, как она боялась Николая, потому что у него на курточке были снурки, и ей няня сказала, что и ее в снурки зашьют.
– А я помню: мне сказали, что ты под капустою родилась, – сказала Наташа, – и помню, что я тогда не смела не поверить, но знала, что это не правда, и так мне неловко было.
Во время этого разговора из задней двери диванной высунулась голова горничной. – Барышня, петуха принесли, – шопотом сказала девушка.
– Не надо, Поля, вели отнести, – сказала Наташа.
В середине разговоров, шедших в диванной, Диммлер вошел в комнату и подошел к арфе, стоявшей в углу. Он снял сукно, и арфа издала фальшивый звук.
– Эдуард Карлыч, сыграйте пожалуста мой любимый Nocturiene мосье Фильда, – сказал голос старой графини из гостиной.
Диммлер взял аккорд и, обратясь к Наташе, Николаю и Соне, сказал: – Молодежь, как смирно сидит!
– Да мы философствуем, – сказала Наташа, на минуту оглянувшись, и продолжала разговор. Разговор шел теперь о сновидениях.
Диммлер начал играть. Наташа неслышно, на цыпочках, подошла к столу, взяла свечу, вынесла ее и, вернувшись, тихо села на свое место. В комнате, особенно на диване, на котором они сидели, было темно, но в большие окна падал на пол серебряный свет полного месяца.
– Знаешь, я думаю, – сказала Наташа шопотом, придвигаясь к Николаю и Соне, когда уже Диммлер кончил и всё сидел, слабо перебирая струны, видимо в нерешительности оставить, или начать что нибудь новое, – что когда так вспоминаешь, вспоминаешь, всё вспоминаешь, до того довоспоминаешься, что помнишь то, что было еще прежде, чем я была на свете…
– Это метампсикова, – сказала Соня, которая всегда хорошо училась и все помнила. – Египтяне верили, что наши души были в животных и опять пойдут в животных.
– Нет, знаешь, я не верю этому, чтобы мы были в животных, – сказала Наташа тем же шопотом, хотя музыка и кончилась, – а я знаю наверное, что мы были ангелами там где то и здесь были, и от этого всё помним…
– Можно мне присоединиться к вам? – сказал тихо подошедший Диммлер и подсел к ним.
– Ежели бы мы были ангелами, так за что же мы попали ниже? – сказал Николай. – Нет, это не может быть!
– Не ниже, кто тебе сказал, что ниже?… Почему я знаю, чем я была прежде, – с убеждением возразила Наташа. – Ведь душа бессмертна… стало быть, ежели я буду жить всегда, так я и прежде жила, целую вечность жила.
– Да, но трудно нам представить вечность, – сказал Диммлер, который подошел к молодым людям с кроткой презрительной улыбкой, но теперь говорил так же тихо и серьезно, как и они.
– Отчего же трудно представить вечность? – сказала Наташа. – Нынче будет, завтра будет, всегда будет и вчера было и третьего дня было…
– Наташа! теперь твой черед. Спой мне что нибудь, – послышался голос графини. – Что вы уселись, точно заговорщики.
– Мама! мне так не хочется, – сказала Наташа, но вместе с тем встала.
Всем им, даже и немолодому Диммлеру, не хотелось прерывать разговор и уходить из уголка диванного, но Наташа встала, и Николай сел за клавикорды. Как всегда, став на средину залы и выбрав выгоднейшее место для резонанса, Наташа начала петь любимую пьесу своей матери.
Она сказала, что ей не хотелось петь, но она давно прежде, и долго после не пела так, как она пела в этот вечер. Граф Илья Андреич из кабинета, где он беседовал с Митинькой, слышал ее пенье, и как ученик, торопящийся итти играть, доканчивая урок, путался в словах, отдавая приказания управляющему и наконец замолчал, и Митинька, тоже слушая, молча с улыбкой, стоял перед графом. Николай не спускал глаз с сестры, и вместе с нею переводил дыхание. Соня, слушая, думала о том, какая громадная разница была между ей и ее другом и как невозможно было ей хоть на сколько нибудь быть столь обворожительной, как ее кузина. Старая графиня сидела с счастливо грустной улыбкой и слезами на глазах, изредка покачивая головой. Она думала и о Наташе, и о своей молодости, и о том, как что то неестественное и страшное есть в этом предстоящем браке Наташи с князем Андреем.
Диммлер, подсев к графине и закрыв глаза, слушал.
– Нет, графиня, – сказал он наконец, – это талант европейский, ей учиться нечего, этой мягкости, нежности, силы…
– Ах! как я боюсь за нее, как я боюсь, – сказала графиня, не помня, с кем она говорит. Ее материнское чутье говорило ей, что чего то слишком много в Наташе, и что от этого она не будет счастлива. Наташа не кончила еще петь, как в комнату вбежал восторженный четырнадцатилетний Петя с известием, что пришли ряженые.
Наташа вдруг остановилась.
– Дурак! – закричала она на брата, подбежала к стулу, упала на него и зарыдала так, что долго потом не могла остановиться.
– Ничего, маменька, право ничего, так: Петя испугал меня, – говорила она, стараясь улыбаться, но слезы всё текли и всхлипывания сдавливали горло.
Наряженные дворовые, медведи, турки, трактирщики, барыни, страшные и смешные, принеся с собою холод и веселье, сначала робко жались в передней; потом, прячась один за другого, вытеснялись в залу; и сначала застенчиво, а потом всё веселее и дружнее начались песни, пляски, хоровые и святочные игры. Графиня, узнав лица и посмеявшись на наряженных, ушла в гостиную. Граф Илья Андреич с сияющей улыбкой сидел в зале, одобряя играющих. Молодежь исчезла куда то.
