Марк Геганий Мацерин (консул)

Марк Геганий Мацерин

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Марк Геганий Мацерин (лат.  Marcus Geganius Macerinus; V век до н. э.) — древнеримский политический деятель, консул 447, 443 и 437 гг. до н. э.

Происхождение

Мацерин принадлежал к патрицианскому роду Геганиев.

Биография

Во время первого консульства коллегой Марка Гегания был Гай Юлий Юл; совместно консулы старались сохранять мир между плебеями и патрициями, не становясь на чью-либо сторону.

В 443 году до н. э. коллегой Марка Гегания стал Тит Квинкций Капитолин Барбат. По инициативе этих консулов была учреждена должность цензора. На этот раз Геганию пришлось воевать с вольсками: он окружил их армию, осаждавшую Ардею, и заставил её капитулировать, после чего вернулся в Рим с триумфом.

Во время третьего консульства Гегания (437 год до н. э.) армия его коллеги Луция Сергия Фидената понесла большие потери в войне с Вейями, из-за чего был назначен диктатор.

В 435 году до н. э. Марк Геганий стал цензором совместно с Гаем Фурием Пакулом Фузом. В этом году было построено общественное здание на Марсовом поле (Villa publica), в котором цензоры впервые провели перепись населения.

В 431 году Марк Геганий воевал с эквами и вольсками под началом диктатора Авла Постумия Туберта. В сражении он во главе отборных частей захватил лагерь противника.

Отрывок, характеризующий Марк Геганий Мацерин (консул)

– Ах, проклятые! – проговорил следовавший за ним офицер, зажимая нос и пробегая мимо работающих.
– Вон они!.. Несут, идут… Вон они… сейчас войдут… – послышались вдруг голоса, и офицеры, солдаты и ополченцы побежали вперед по дороге.
Из под горы от Бородина поднималось церковное шествие. Впереди всех по пыльной дороге стройно шла пехота с снятыми киверами и ружьями, опущенными книзу. Позади пехоты слышалось церковное пение.
Обгоняя Пьера, без шапок бежали навстречу идущим солдаты и ополченцы.
– Матушку несут! Заступницу!.. Иверскую!..
– Смоленскую матушку, – поправил другой.
Ополченцы – и те, которые были в деревне, и те, которые работали на батарее, – побросав лопаты, побежали навстречу церковному шествию. За батальоном, шедшим по пыльной дороге, шли в ризах священники, один старичок в клобуке с причтом и певчпми. За ними солдаты и офицеры несли большую, с черным ликом в окладе, икону. Это была икона, вывезенная из Смоленска и с того времени возимая за армией. За иконой, кругом ее, впереди ее, со всех сторон шли, бежали и кланялись в землю с обнаженными головами толпы военных.
Взойдя на гору, икона остановилась; державшие на полотенцах икону люди переменились, дьячки зажгли вновь кадила, и начался молебен. Жаркие лучи солнца били отвесно сверху; слабый, свежий ветерок играл волосами открытых голов и лентами, которыми была убрана икона; пение негромко раздавалось под открытым небом. Огромная толпа с открытыми головами офицеров, солдат, ополченцев окружала икону. Позади священника и дьячка, на очищенном месте, стояли чиновные люди. Один плешивый генерал с Георгием на шее стоял прямо за спиной священника и, не крестясь (очевидно, пемец), терпеливо дожидался конца молебна, который он считал нужным выслушать, вероятно, для возбуждения патриотизма русского народа. Другой генерал стоял в воинственной позе и потряхивал рукой перед грудью, оглядываясь вокруг себя. Между этим чиновным кружком Пьер, стоявший в толпе мужиков, узнал некоторых знакомых; но он не смотрел на них: все внимание его было поглощено серьезным выражением лиц в этой толпе солдат и оиолченцев, однообразно жадно смотревших на икону. Как только уставшие дьячки (певшие двадцатый молебен) начинали лениво и привычно петь: «Спаси от бед рабы твоя, богородице», и священник и дьякон подхватывали: «Яко вси по бозе к тебе прибегаем, яко нерушимой стене и предстательству», – на всех лицах вспыхивало опять то же выражение сознания торжественности наступающей минуты, которое он видел под горой в Можайске и урывками на многих и многих лицах, встреченных им в это утро; и чаще опускались головы, встряхивались волоса и слышались вздохи и удары крестов по грудям.