USS Bainbridge (CGN-25)
«Бейнбридж» (англ. CGN-25 Bainbridge) — корабль ВМС США, первый в мире атомный фрегат, единственный корабль своего типа. Являлся атомным аналогом ракетных крейсеров типа «Леги». В 1975 году реклассифицирован в атомный ракетный крейсер. Основная задача корабля состояла в обеспечении ПВО и ПЛО авианосных соединений. Построен специально для взаимодействия с первым в мире атомным авианосцем «Энтерпрайз» и первым в мире атомным ракетным крейсером «Лонг Бич».
Содержание
Предыстория
В годы Второй мировой войны, когда морские сражения происходили на огромных пространствах Тихого и Атлантического океанов, одной из самых острых проблем эсминцев была их малая автономность. Для больших кораблей (авианосцев, линкоров и крейсеров) эта проблема не была такой насущной, так как, имея в несколько раз большее водоизмещение, они могли взять на борт достаточный запас топлива. Именно поэтому, когда в послевоенные годы встал вопрос о внедрении атомных силовых установок на надводных кораблях, первыми были рассмотрены проекты атомных эсминцев[2].
Целью кораблестроителей было увеличение дальности плавания эсминца сверх 4500 миль при 20 узлах, характерных для кораблей типа «Форрест Шерман». Расчёты показывали, что применение комбинированной котлотурбинной и газотурбинной установки (COSAG) позволяло получить дальность 6000 миль. Недостатком этого варианта была сложность двигательной установки и необходимость применения двух видов топлива, так как газовая турбина не могла работать на обычной бункерной нефти.
Бюро кораблестроения начало изучение вопроса об атомном эсминце (DDN) в начале августа 1953 года. Предполагалось, что эсминец будет соответствовать по тактико-техническим характеристикам (за исключением типа силовой установки) находившимся в строю эсминцам типа «Форрест Шерман». В это время в стадии предварительного проекта находилась подводная лодка «Тритон» с реактором SAR (Submarine Advanced Reactor — усовершенствованный реактор для подводных лодок), который был рассмотрен в качестве первоначального варианта силовой установки для DDN. Этот реактор обеспечивал на валу 17 000 л.с., тогда как эсминцы Второй мировой войны требовали 60 000 л.с. Таким образом, для получения необходимой мощности требовалось 4 реактора SAR, которые вместе весили около 3000 т, что превышало стандартное водоизмещение эсминца типа «Форрест Шерман». В сентябре 1953 года проект был закрыт, однако начальник штаба ВМФ адмирал Роберт Карни попросил Бюро кораблестроения сделать оценку характеристик атомного эсминца.
В январе 1955 года бюро кораблестроения предоставило комиссии во главе с адмиралом Леггеттом (Wilson D. Leggett) серию эскизов, включая эскизы атомного эсминца. Корабль с вооружением, соответствующим эсминцу типа «Форрест Шерман», имел полное водоизмещение 5200 т и стоил 50 млн. $ (по сравнению с 4000 т и 30 млн. $ для обычного эсминца). Атомный фрегат с вооружением, соответствующим фрегатам типа «Фаррагат» и «Кунц», имел полное водоизмещение 8000 т и стоил 76,5/80 млн. $ в артиллерийском/ракетном вариантах (по сравнению с 5200 т и 42,8/46,5 млн. $ для «Фаррагата» и «Кунца»).
17 августа 1954 года начальником штаба ВМФ стал адмирал Арли Бёрк, имевший большой опыт командования эсминцами во Второй мировой войне, а в послевоенные годы служивший начальником Бюро боеприпасов и командующим миноносными силами Атлантического флота. На следующий день после вступления в должность он послал в Бюро кораблестроения запрос о возможности установки ядерного реактора на эсминце, крейсере и авианосце. Ответ по эсминцу был отрицательным. Минимальное полное водоизмещение корабля с атомной силовой установкой было оценено в 8500 т.
Активным сторонником атомных эсминцев был контр-адмирал Джон Дэниэл (John C. Daniel), сменивший Арли Бёрка на посту командующего атлантическими миноносными силами. Он посылал Бёрку еженедельные доклады, склоняя его на свою сторону. Его поддерживал адмирал Риковер, начавший разработку лёгкого реактора, известного как D1G. И хотя создать реактор для 4000-тонного эсминца не удалось, результатом этих разработок стал реактор D2G, установленный на всех последующих американских атомных фрегатах.
В январе 1957 года началось параллельное предварительное проектирование двух атомных кораблей: эсминца DDN (в корпусе и с вооружением эсминца «Форрест Шерман») и фрегата DLGN (в корпусе и с вооружением фрегата типа «Леги» при водоизмещении 6000 т и скорости 30 узлов).
Для DDN было предложено два основных варианта:
- водоизмещение 4200 т (полное 4700 т), два реактора SAR, максимальная скорость 27 узлов.
- водоизмещение 3500 т (полное 4200 т), один реактор SAR для экономического хода 22 узла, 6 газовых турбин мощностью 7000 л.с. каждая для полного хода в 30 узлов при дальности плавания 1000 миль.
В дальнейшем проект DDN был прекращён как неосуществимый, а проект DLGN породил атомный фрегат (затем — крейсер) «Бейнбридж».
История создания
Оперативно-тактическим заданием на проектирование фрегата DLGN предусматривалось вооружение, соответствующее фрегатам типа «Леги», полное водоизмещение 6000 т и максимальная скорость 30 узлов. Однако уже на стадии предэскизного проектирования стало ясно, что при полном водоизмещении 6000 т (5400 т лёгкое) не удаётся установить более двух реакторов SAR, тогда как необходимая мощность соответствовала трём-четырём реакторам этого типа. Минимально достижимое значение для полного водоизмещения составляло 6900 т (6300 т лёгкое), а при наиболее вероятной массе реактора полное водоизмещение увеличивалось до 7600 т (7000 т лёгкое). Стоимость постройки головного корабля оценивалась в 108 млн. $ по сравнению с 59 млн. $ для головного и 49 млн. $ для последующих кораблей типа «Леги». Реальная же стоимость головного корабля достигла 163.6 млн $[2].
Конструкция
Тактико-технические характеристики
По данным на 1987 год[3].
- Водоизмещение
- стандартное — 7700 т
- полное — 8580 т
- Размерения — 172,3 × 17,7 × 8,8 м
- Двигательная установка
- 2 реактора General Electric D2G с водяным охлаждением
- 2 паровые турбины (60 000 л.с.)
- 2 вала
- Скорость — 30+ уз.
- Экипаж — 32 офицеров + 509 матросов и старшин
- Флагманские апартаменты — 6 офицеров + 18 матросов и старшин
Вооружение
По данным на 1987 год[3].
- 2 × 20-мм Mk 15 Phalanx — зенитные артиллерийские установки;
- 1 × Mk 67 (2 × 20-мм АУ) — спаренная зенитная артиллерийская установка;
- 2 × ПУ Mk 141 (8 × RGM-84A Harpoon) — противокорабельные ракеты;
- 2 × ПУ Mk 10 (80 × RIM-67B Standard SM-2 ER) — зенитные ракеты;
- 1 × ПУ Mk 16 (8 × RUR-5A ASROC) — противолодочные ракеты;
- 2 × ТА Mk 32 (6 × 324-мм Mk 46) — противолодочные торпеды;
Электронное оборудование
По данным на 1987 год[3].
- 1 × AN/SPS-39 — трёхкоординатный радар воздушного обзора;
- 1 × AN/SPS-37 — двухкоординатный радар воздушного обзора;
- 1 × AN/SPS-10F — двухкоординатный радар обзора поверхности;
- 4 × Mk 76 + 4 × AN/SPG-55B — системы наведения ракет с радарами подсветки цели;
- 1 × Mk 14 — система управления артиллерийским огнём;
- 1 × Mk 111 + 1 × AN/SQQ-23A — система управления противолодочным оружием с внутрикорпусным сонаром;
- 1 × NTDS (БИУС) — боевая информационно-управляющая система
- 1 × OE-82 — система спутниковой связи;
- 1 × AN/SRR-1 — приёмник спутниковой связи;
- 1 × AN/WSC-1 — трансивер спутниковой связи;
- 1 × AN/URN-20 TACAN — тактическая аэронавигационная система;
- 4 × Mk 36 SRBOC — пусковые установки постановщика помех;
- 1 × AN/SLQ-32(V)3 — система РЭБ.
Модернизации
Служба
Оценка проекта
Состав серии
| Номер | Название | Верфь | Заложен | Спущен | В строю | Списан |
|---|---|---|---|---|---|---|
| CGN-25 | Bainbridge | Bethlehem Steel | 05.05.1959 | 15.04.1961 | 06.10.1962 | 13.09.1996 |
Напишите отзыв о статье "USS Bainbridge (CGN-25)"
Примечания
- ↑ Все данные на момент вступления в строй, приводятся по справочнику Conway.
- ↑ 1 2 Все материалы данного раздела, кроме абзацев, где источник указан особо, взяты из книги Norman Friedman. [books.google.ru/books?id=Tzp58htKLkEC U.S. destroyers: an illustrated design history]. — Naval Institute Press, 2004. — 552 p. — (Illustrated Design Histories Series). — ISBN 1557504423, 9781557504425..
- ↑ 1 2 3 Christopher Chant. [books.google.ru/books?id=k9cNAAAAQAAJ A compendium of armaments and military hardware]. — Routledge, 1987. — 568 p. — ISBN 0710207204, 9780710207203..
Литература
- Ненахов Ю. Ю. Энциклопедия крейсеров 1910—2005. — Минск, Харвест, 2007.
- Conway all the world’s fighting ship. 1946—1995. — Annapolis, Maryland, 1996.
- [www.history.navy.mil/danfs/b1/bainbridge-iv.htm Bainbridge]. Dictionary of American Naval Fighting Ships.
- [www.history.navy.mil/photos/sh-usn/usnsh-b/dlgn25.htm USS Bainbridge (DLGN-25, later CGN-25), 1962—1997].
- [www.history.navy.mil/photos/sh-usn/usnsh-b/dlgn25-k.htm USS Bainbridge (DLGN-25, later CGN-25), 1962—1997 — Activities, and Construction].
Отрывок, характеризующий USS Bainbridge (CGN-25)
– Ты что нибудь не то говоришь. Да я никогда не приказывала уезжать… – сказала княжна Марья. – Позови Дронушку.Пришедший Дрон подтвердил слова Дуняши: мужики пришли по приказанию княжны.
– Да я никогда не звала их, – сказала княжна. – Ты, верно, не так передал им. Я только сказала, чтобы ты им отдал хлеб.
Дрон, не отвечая, вздохнул.
– Если прикажете, они уйдут, – сказал он.
– Нет, нет, я пойду к ним, – сказала княжна Марья
Несмотря на отговариванье Дуняши и няни, княжна Марья вышла на крыльцо. Дрон, Дуняша, няня и Михаил Иваныч шли за нею. «Они, вероятно, думают, что я предлагаю им хлеб с тем, чтобы они остались на своих местах, и сама уеду, бросив их на произвол французов, – думала княжна Марья. – Я им буду обещать месячину в подмосковной, квартиры; я уверена, что Andre еще больше бы сделав на моем месте», – думала она, подходя в сумерках к толпе, стоявшей на выгоне у амбара.
Толпа, скучиваясь, зашевелилась, и быстро снялись шляпы. Княжна Марья, опустив глаза и путаясь ногами в платье, близко подошла к ним. Столько разнообразных старых и молодых глаз было устремлено на нее и столько было разных лиц, что княжна Марья не видала ни одного лица и, чувствуя необходимость говорить вдруг со всеми, не знала, как быть. Но опять сознание того, что она – представительница отца и брата, придало ей силы, и она смело начала свою речь.
– Я очень рада, что вы пришли, – начала княжна Марья, не поднимая глаз и чувствуя, как быстро и сильно билось ее сердце. – Мне Дронушка сказал, что вас разорила война. Это наше общее горе, и я ничего не пожалею, чтобы помочь вам. Я сама еду, потому что уже опасно здесь и неприятель близко… потому что… Я вам отдаю все, мои друзья, и прошу вас взять все, весь хлеб наш, чтобы у вас не было нужды. А ежели вам сказали, что я отдаю вам хлеб с тем, чтобы вы остались здесь, то это неправда. Я, напротив, прошу вас уезжать со всем вашим имуществом в нашу подмосковную, и там я беру на себя и обещаю вам, что вы не будете нуждаться. Вам дадут и домы и хлеба. – Княжна остановилась. В толпе только слышались вздохи.
– Я не от себя делаю это, – продолжала княжна, – я это делаю именем покойного отца, который был вам хорошим барином, и за брата, и его сына.
Она опять остановилась. Никто не прерывал ее молчания.
– Горе наше общее, и будем делить всё пополам. Все, что мое, то ваше, – сказала она, оглядывая лица, стоявшие перед нею.
Все глаза смотрели на нее с одинаковым выражением, значения которого она не могла понять. Было ли это любопытство, преданность, благодарность, или испуг и недоверие, но выражение на всех лицах было одинаковое.
– Много довольны вашей милостью, только нам брать господский хлеб не приходится, – сказал голос сзади.
– Да отчего же? – сказала княжна.
Никто не ответил, и княжна Марья, оглядываясь по толпе, замечала, что теперь все глаза, с которыми она встречалась, тотчас же опускались.
– Отчего же вы не хотите? – спросила она опять.
Никто не отвечал.
Княжне Марье становилось тяжело от этого молчанья; она старалась уловить чей нибудь взгляд.
– Отчего вы не говорите? – обратилась княжна к старому старику, который, облокотившись на палку, стоял перед ней. – Скажи, ежели ты думаешь, что еще что нибудь нужно. Я все сделаю, – сказала она, уловив его взгляд. Но он, как бы рассердившись за это, опустил совсем голову и проговорил:
– Чего соглашаться то, не нужно нам хлеба.
– Что ж, нам все бросить то? Не согласны. Не согласны… Нет нашего согласия. Мы тебя жалеем, а нашего согласия нет. Поезжай сама, одна… – раздалось в толпе с разных сторон. И опять на всех лицах этой толпы показалось одно и то же выражение, и теперь это было уже наверное не выражение любопытства и благодарности, а выражение озлобленной решительности.
– Да вы не поняли, верно, – с грустной улыбкой сказала княжна Марья. – Отчего вы не хотите ехать? Я обещаю поселить вас, кормить. А здесь неприятель разорит вас…
Но голос ее заглушали голоса толпы.
– Нет нашего согласия, пускай разоряет! Не берем твоего хлеба, нет согласия нашего!
Княжна Марья старалась уловить опять чей нибудь взгляд из толпы, но ни один взгляд не был устремлен на нее; глаза, очевидно, избегали ее. Ей стало странно и неловко.
– Вишь, научила ловко, за ней в крепость иди! Дома разори да в кабалу и ступай. Как же! Я хлеб, мол, отдам! – слышались голоса в толпе.
Княжна Марья, опустив голову, вышла из круга и пошла в дом. Повторив Дрону приказание о том, чтобы завтра были лошади для отъезда, она ушла в свою комнату и осталась одна с своими мыслями.
Долго эту ночь княжна Марья сидела у открытого окна в своей комнате, прислушиваясь к звукам говора мужиков, доносившегося с деревни, но она не думала о них. Она чувствовала, что, сколько бы она ни думала о них, она не могла бы понять их. Она думала все об одном – о своем горе, которое теперь, после перерыва, произведенного заботами о настоящем, уже сделалось для нее прошедшим. Она теперь уже могла вспоминать, могла плакать и могла молиться. С заходом солнца ветер затих. Ночь была тихая и свежая. В двенадцатом часу голоса стали затихать, пропел петух, из за лип стала выходить полная луна, поднялся свежий, белый туман роса, и над деревней и над домом воцарилась тишина.
Одна за другой представлялись ей картины близкого прошедшего – болезни и последних минут отца. И с грустной радостью она теперь останавливалась на этих образах, отгоняя от себя с ужасом только одно последнее представление его смерти, которое – она чувствовала – она была не в силах созерцать даже в своем воображении в этот тихий и таинственный час ночи. И картины эти представлялись ей с такой ясностью и с такими подробностями, что они казались ей то действительностью, то прошедшим, то будущим.
То ей живо представлялась та минута, когда с ним сделался удар и его из сада в Лысых Горах волокли под руки и он бормотал что то бессильным языком, дергал седыми бровями и беспокойно и робко смотрел на нее.
«Он и тогда хотел сказать мне то, что он сказал мне в день своей смерти, – думала она. – Он всегда думал то, что он сказал мне». И вот ей со всеми подробностями вспомнилась та ночь в Лысых Горах накануне сделавшегося с ним удара, когда княжна Марья, предчувствуя беду, против его воли осталась с ним. Она не спала и ночью на цыпочках сошла вниз и, подойдя к двери в цветочную, в которой в эту ночь ночевал ее отец, прислушалась к его голосу. Он измученным, усталым голосом говорил что то с Тихоном. Ему, видно, хотелось поговорить. «И отчего он не позвал меня? Отчего он не позволил быть мне тут на месте Тихона? – думала тогда и теперь княжна Марья. – Уж он не выскажет никогда никому теперь всего того, что было в его душе. Уж никогда не вернется для него и для меня эта минута, когда бы он говорил все, что ему хотелось высказать, а я, а не Тихон, слушала бы и понимала его. Отчего я не вошла тогда в комнату? – думала она. – Может быть, он тогда же бы сказал мне то, что он сказал в день смерти. Он и тогда в разговоре с Тихоном два раза спросил про меня. Ему хотелось меня видеть, а я стояла тут, за дверью. Ему было грустно, тяжело говорить с Тихоном, который не понимал его. Помню, как он заговорил с ним про Лизу, как живую, – он забыл, что она умерла, и Тихон напомнил ему, что ее уже нет, и он закричал: „Дурак“. Ему тяжело было. Я слышала из за двери, как он, кряхтя, лег на кровать и громко прокричал: „Бог мой!Отчего я не взошла тогда? Что ж бы он сделал мне? Что бы я потеряла? А может быть, тогда же он утешился бы, он сказал бы мне это слово“. И княжна Марья вслух произнесла то ласковое слово, которое он сказал ей в день смерти. «Ду ше нь ка! – повторила княжна Марья это слово и зарыдала облегчающими душу слезами. Она видела теперь перед собою его лицо. И не то лицо, которое она знала с тех пор, как себя помнила, и которое она всегда видела издалека; а то лицо – робкое и слабое, которое она в последний день, пригибаясь к его рту, чтобы слышать то, что он говорил, в первый раз рассмотрела вблизи со всеми его морщинами и подробностями.
«Душенька», – повторила она.
«Что он думал, когда сказал это слово? Что он думает теперь? – вдруг пришел ей вопрос, и в ответ на это она увидала его перед собой с тем выражением лица, которое у него было в гробу на обвязанном белым платком лице. И тот ужас, который охватил ее тогда, когда она прикоснулась к нему и убедилась, что это не только не был он, но что то таинственное и отталкивающее, охватил ее и теперь. Она хотела думать о другом, хотела молиться и ничего не могла сделать. Она большими открытыми глазами смотрела на лунный свет и тени, всякую секунду ждала увидеть его мертвое лицо и чувствовала, что тишина, стоявшая над домом и в доме, заковывала ее.
– Дуняша! – прошептала она. – Дуняша! – вскрикнула она диким голосом и, вырвавшись из тишины, побежала к девичьей, навстречу бегущим к ней няне и девушкам.
17 го августа Ростов и Ильин, сопутствуемые только что вернувшимся из плена Лаврушкой и вестовым гусаром, из своей стоянки Янково, в пятнадцати верстах от Богучарова, поехали кататься верхами – попробовать новую, купленную Ильиным лошадь и разузнать, нет ли в деревнях сена.
Богучарово находилось последние три дня между двумя неприятельскими армиями, так что так же легко мог зайти туда русский арьергард, как и французский авангард, и потому Ростов, как заботливый эскадронный командир, желал прежде французов воспользоваться тем провиантом, который оставался в Богучарове.
Ростов и Ильин были в самом веселом расположении духа. Дорогой в Богучарово, в княжеское именье с усадьбой, где они надеялись найти большую дворню и хорошеньких девушек, они то расспрашивали Лаврушку о Наполеоне и смеялись его рассказам, то перегонялись, пробуя лошадь Ильина.
Ростов и не знал и не думал, что эта деревня, в которую он ехал, была именье того самого Болконского, который был женихом его сестры.
Ростов с Ильиным в последний раз выпустили на перегонку лошадей в изволок перед Богучаровым, и Ростов, перегнавший Ильина, первый вскакал в улицу деревни Богучарова.
– Ты вперед взял, – говорил раскрасневшийся Ильин.
– Да, всё вперед, и на лугу вперед, и тут, – отвечал Ростов, поглаживая рукой своего взмылившегося донца.
– А я на французской, ваше сиятельство, – сзади говорил Лаврушка, называя французской свою упряжную клячу, – перегнал бы, да только срамить не хотел.
